В нём жили голоса. Десятки, сотни голосов. Голоса друзей, знакомых, родственников, звёзд, актёров, голоса из телевизора, голоса из радио, голоса, случайно услышанные на улице, мужские, женские, детские... Казалось, не было такого голоса, который он не мог бы спародировать. На многочисленных днях рожденья, годовщинах свадеб и просто стихийных пьянках, где-то между пятой и шестой он начинал веселиться: громко спорить с самим собой голосами Горбачёва и Жириновского, передразнивать сидящих за столом, разговаривать с кем-нибудь его же голосом и с его же интонациями, петь голосом Мумий Тролля песни Шевчука и наоборот. Дважды за свою жизнь он крепко получал по морде за такие вещи, смеялся, утирал кровь, и продолжал веселиться. Людям вокруг это нравилось, и они смеялись вместе с ним. Его девушка считала, что это дар свыше, что он дан для чего-то, что его надо как-то использовать. Ему не хотелось над этим задумываться. Он просто веселился, используя свой дар как замечательную и любимую игрушку. Он смеялся.
Они шли по заснеженной улице. Была уже почти полночь, и он провожал её домой. Ноги чуть проскальзывали по оледеневшему асфальту, заставляя его периодически произносить псевдоитальянские ругательства голосом Каневского из "Бриллиантовой руки". Она смеялась.
- Что тут смешного, я не понимаю?! - заявил он возмущённым голосом Хью Гранта.
- Эх, Сашка! - улыбнулась она - Какой же ты смешной! Ты, кстати, хоть когда-нибудь бываешь серьёзным?
- Я всегда серьёзен! - сообщил он голосом её отца, человека строгого и педантичного.
- Нет! - она тряхнула коротко стриженными волосами - Действительно серьёзным!
- Насколько серьёзным? - осведомился он голосом Фредди Крюгера.
- Саша! - она уже не шутила - За два месяца, что мы с тобой знакомы, я ни разу не слышала твой голос. Настоящий твой голос.
- Ты действительно хочешь его услышать? - спросил он голосом Микки Рурка. Она молчала, обиженно поджав губы.
- Я люблю тебя! - сказал он своим голосом.
Она вздрогнула, остановилась, и посмотрела на него.
- Я люблю тебя! - повторил он своим, тихим, робким и дрожащим голосом.
Они смотрели друг другу в глаза. Долго. Очень долго.
Долго...
Он проснулся. Было уже светло. Первым делом он позвонил ей.
- Алло, Лена? - весело спросил он голосом известного радиоведущего.
- Сашка, это ты, что ли? - сонно спросила она.
- Прощай! - сказал он голосом Клинта Иствуда.
- Что? Сашка, ты чего? Саша, что случилось?
- Ничего! - ответил он голосом Дункана МакЛауда и положил трубку.
- Ничего. - повторил он голосом Данилы Багрова, проверяя обойму в стареньком "Макарове", доставшемся в наследство от отца.
- Ничего. - пропел он голосом Джона Леннона, выходя из квартиры. В спину кричал телефон.
- Ничего! - хихикнул он голосом Масяни, поднимаясь по лестнице.
- Ничего! - рыкнул он голосом Башлачёва, выбираясь на заснеженную крышу.
Над головой бело-синим бездонным капканом распахнулось небо.
Ничего!!! - заорал он хриплым сорванным голосом Курта Кобейна и нажал на курок.
2. Она
Ты помнишь, как всё случилось. Всё упиралось в одну мысль.
Почему-то так хочется, чтобы он об этом знал. Только вот как объяснить другому человеку то, чего сама не понимаешь? Нет, конечно, он поймёт, ведь он всегда всё понимает как надо, подхватывает идею с полуслова, с одного взгляда.... Но как же сказать? Ты же не знаешь, как это выразить словами. Вот если бы он сам догадался, посмотрел в глаза и почувствовал всё то, что у тебя внутри накопилось...
Ведь, казалось бы, всё у вас хорошо, ни размолвки, ни даже мелкой ссоры никогда не было.... И ты в нём души не чаешь, так и летаешь-порхаешь с тех пор, как с ним познакомилась. Подружки твои заметили, как ты изменилась: глаза горят, душа поёт. Только вот тоскливо иногда становится. Очень. Очень. Полушутя пожалуешься на него общим знакомым, а они в ответ одно, как сговорились: "Ну что ты, Сашка хороший!". Конечно, хороший, думаешь, лучше всех. И как-то отпускает, хотя и ненадолго. До первого услышанного от него слова.
Поначалу тебе это нравилось - ведь далеко не каждый так может, это же талант! Божий дар! Столько голосов.... Ты не все их узнаёшь, иногда полдня прокручиваешь какую-нибудь фразу, мучительно вспоминая, чей голос был на этот раз.
Да, ты от него без ума, недавно чуть не призналась в любви.... Ну и что, что первая? Ты уже тогда знала, что в ответ услышишь: "Я тоже тебя люблю!" Вот только кто тебе ответит? Какой-нибудь секс-символ вроде Микки Рурка или Брюса Уиллиса? Александр Абдулов? Илья Лагутенко? В жопу пьяный Джим Моррисон? Или, не дай бог, Горбачев или Ельцин? Что ты тогда сделаешь? Залепишь пощёчину с последующей истерикой? Тихо мирно вскроешь себе вены? Ни один из вариантов особо не прельщал и уж точно не обещал ничего хорошего. Потому и промолчала. Задумалась: как бы объяснить, втолковать, хоть намекнуть, что тебе нужен любимый человек такой, какой ОН ЕСТЬ, а не ходячий телевизор.... А вдруг неправильно поймёт? Он ведь такой ранимый...
Вы шли по улице, и он, как всегда, дурачился на все лады. И тут тебя переклинило: "Бываешь ли ты хоть иногда серьёзным? Ты можешь хоть что-то сказать СВОИМ голосом?"
А он возьми да и скажи тихонько так: "Я люблю тебя". Ты и не сообразила сразу. "Что-что?" - говоришь, а сама думаешь уже, чей же голос. Бац, как обухом по голове: любит... и голос - его! Значит, понял, догадался, милый, любимый.... В голове сумбур, ноги подкашиваются, в горле комок, чувствуешь - сейчас заплачешь от счастья, глаза, наверно, с блюдца величиной стали.... И только издали доносится чей-то дикий смех, правда, знакомый слегка. Твой?
Как попала домой, помнишь смутно, кажется, в голове крутились прочитанные на днях строчки.
На море ночь. Красота. Ни души. Ты смеёшься. Что ж ещё делать тебе в этот миг остаётся? Тот, кто так крепко сжимает в объятьях, в глаза так внимательно смотрит, фразу сказав, замолчал. Ждёт ответа, реакции. Шепот звучит не его и не твой, то в бреду что-то море бормочет небу. Но то крепко спит. А луна с тобой вместе хохочет. Ей лишь понятен твой смех безудержный, безумный: плюнул колодец в тебя. Ненароком. Не целясь. Бездумно. На море ночь. Ни души. Лишь луна. Ты смеёшься. Что ж ещё делать тебе в этот миг остаётся?
Почему вдруг ты их вспомнила? Ведь там был смех от боли, а у тебя - от счастья, пусть и со слезами.
Всю ночь, взбудораженная, провела как в бреду. И лишь под утро заснула, чтобы всего через пару часов проснуться от его звонка. Он произнёс всего лишь пару слов, и вас разъединило. Ты зачем-то набрала его номер, хоть и знала, что трубку он так и не возьмёт - ведь он и раньше будил тебя таким образом, а через несколько минут появлялся у тебя дома. Обрадовавшись, включила центр и побежала умываться: надо окончательно проснуться. Программа “Shuffle all disks” выбрала Моррисона, и на всю квартиру абсолютно не в тему зазвучало: “This is the end...”