Ламакин Сергей Александрович : другие произведения.

Город

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Сергей Ламакин

  

Город

Почти все расстояния, названия,

имена, номера и прочие координаты

СОЗНАТЕЛЬНО ПЕРЕПУТАНЫ!

Пролог

Незнакомый город-морок

Словно чёрный ворон-ворох

Пел о любви

Пил мою кровь

На мотив музыки снов

  
   Звякнув и подскочив, смятая пивная жестянка задребезжала по покрытию дороги. Где-то там, за спиной, на отрезке трассы длиной в десяток-другой километров остались ещё четыре её сестры. Эта была последней.
   Четыре часа дня. Жарко. Пусто. Погано.
   За спиной медленно нарастали гул и шелест. Ни на что особо не надеясь, я повернулся лицом к приближающейся машине и поднял руку с оттопыренным вверх большим пальцем. Естественно, тёмно-красная "Мазда" с гулко бухающей из открытых окон прямой бас-бочкой, пронеслась мимо, даже не сбавив скорость.
   Ну и хрен с тобой, не очень-то нужно! Хотя, вру, конечно, - ехать намного приятней, чем идти... Вот только почему-то каждая вот так гордо пролетевшая мимо тебя машина оставляет ощущение плевка в лицо. Глупо так по-детски обижаться, но такие мы, видимо, из детских ползунков не выросшие.
   Достав из кармана пачку сигарет и произведя беглый осмотр, я понял, что следующую распечатаю только завтра утром, и, с гордостью за себя, экономного, закурил. Курить на свежем воздухе мне почему-то всегда приятней, чем в помещении, пусть даже проветриваемом.
   Настроение приподнялось, очухиваясь после оплеухи, полученной от красной "Мазды": погода хорошая, едой запасся (приготовленные Яриком бутерброды, плюс буханка хлеба и две банки рыбного паштета, плюс борщ в сольном исполнении яриковой мамы, плескающийся в литровой банке), водой тоже (двухлитровая "торпеда" в рюкзаке и средних размеров фляга на поясе), сигарет до самой Одессы хватит, вон она, кстати, уже на горизонте, идти легко, воздух све...
   Стоп!
   Какая, к чёртовой матери, Одесса на горизонте?! Я же только четыре часа, как из Умани вышел! Что за херня? Я эту трассу достаточно хорошо знаю, и помню, что никаких городов здесь до самой Одессы нет, а Одесса далеко не в четырёх часах пути от Умани.
   Ясно одно: это - не Одесса. Но, в таком случае, или я - законченный кретин, страдающий амнезией, или у нас наконец-то научились строить быстро. Очень быстро. Прямо-таки не по дням, а по часам.
   Так, ладно, разберёмся, потопали! Город, так город.
   Сзади опять зашумело. Я развернулся, поднял руку... и понял, что сделал это зря.
   Бело-синий, с мигалками, "жигулёнок" лихо тормознул возле меня. Правая передняя дверца открылась, выплёвывая на свет невысокого смуглого блондина (крашеный он, что ли?) с погонами старшего лейтенанта.
   - Ты шо тут делаешь?!
   Всё ясно: улыбчивый, вежливый и обходительный. Обожаю таких людей!
   - Оглох?! Я спрашиваю, какого хера ты тут делаешь?
   - В Одессу иду.
   - Паспорт?
   Я протянул ему помятую синюю книжечку. Вернув её, чорнобривый интеллигент поинтересовался:
   - А шо, поездов и автобусов не существует?
   - А я пешком люблю ходить.
   - Да? - по выражению карих глаз было понятно, что украинский Гамлет всерьёз мучается дилеммой "бить или не бить?".
   - Андрей, поехали! Время! - окликнули из машины.
   Это был решающий аргумент. Хлопнула дверца, и "жигулёнок" рванул с места в карьер. Вот и всё, до свиданья, Андрюша, ох, запал ты мне, сука, в душу, в мире много разных дорог, может, свидимся, не дай бог!
   Я зашагал дальше.
  

1.

  
   Да, это явно не Одесса. Город Утёсова и Ганькевича встречал меня пригородными сёлами (Фонтанкой, Крыжановкой и прочими) и дебилоидами-новостройками - вставными зубами посёлка Котовского, а здесь были только скрючившиеся от сознания собственной серости ветхие пятиэтажные хрущёвки. И, что самое главное, даже в пригородах Одессы и на посёлке Котовского всё-таки жили люди...
   ... На подходах к городу меня встретил столб с прикрученным к нему белым щитом из жести. На щите красовалась надпись: "Добро пожаловать в...", а на месте названия темнело иссиня-чёрное пятно, похожее на чернильное. Видимо, вместе с названием города исчезло и его население...
   Но шутки шутками, а город действительно был пуст. А скорее - заброшен. Пыльные окна, мусор на тротуарах и проезжей части, нестриженный газон возле одного из домов, а рядом - прислонённый к стене и насквозь проржавевший детский самокат.
   И тишина. Камнем висящая над домами, полная, всеобъемлющая, тотальная тишина.
   По спине пробежал холод. Было что-то неестественное в этом гробовом молчании.
   Гробовом...
   Я попал в точку. Город не дышал ветром, не сморкался щебетом птиц, не кашлял лаем собак, пусть даже бродячих.
   Город был мёртв.
   Всё ещё не веря в это, я осторожно подошёл к одному из домов. Обшарпанные стены, корявая надпись "Ира сука" под одним из окон. Стёкла непрозрачны и матово-серы от пыли. Открыв дверь парадной, я заглянул внутрь. Семь ступенек, четыре двери с номерами "41", "42", "43", "44". И никого.
   Подойдя к обитой дермантином двери с медным номерком "44", я нажал на кнопку дверного звонка. Знакомая многим композиция из двух нот прозвучала раз, другой, третий. Глухо, как в танке. Уже ни на что не надеясь, я толкнул дверь.
   Она не открылась. Она упала, громыхнув и подняв столб пыли. Когда я прочихался, прокашлялся, проморгался и проматерился, я смог увидеть длинный тёмный коридор с четырьмя закрытыми дверьми. Знакомая планировочка: кухня, две комнаты, совмещённый санузел. Интересно, здесь все двери открываются так же, как входная?
   Кухня была маленькая, с холодильником "Днепр-2", столом, газовой плитой, парой-тройкой шкафчиков и раковиной. Всё это (впрочем, как и вся квартира), было покрыто толстым слоем пыли. Поддавшись обывательскому цинизму, я заглянул в холодильник. Пусто. Голо. Не было даже пресловутой повесившейся с голодухи мышки. Видимо, её тоже кто-то съел. С голодухи. Вместе с верёвкой. Они все здесь друг друга посъедали во времена тотального дефицита. Поэтому и город пустой.
   Отвлёкшись от одолженных у Стивена Кинга мыслей, я продолжил осмотр квартиры. Большая комната радовала глаз шифоньером, большой двуспальной кроватью, двумя столами с парой-тройкой стульев и старым телевизором. Пыль подразумевается. Облупленная ванна и серо-белый унитаз, гордо глядящие на меня из санузла, вносили струю оптимизма в это и без того яркое буйство красок.
   Маленькая комната была обставлена просто: небольшой шкаф, диван, стул, письменный стол, да маленькая книжная полка. На столе лежали чернильная ручка и школьная тетрадка.
   Взяв в руки тетрадку, я сдул с неё пыль. На обложке небольшими аккуратными буквами старательно было выведено:
   Тетрадь
   для работ по чистописанию
   ученика 2-Д класса
   средней школы N14
   города
   Бельского Андрея
  
   На месте названия города чернела клякса, возле которой красной пастой был нарисован вопросительный знак. В правом верхнем углу той же красной пастой было написано: "Ведение тетради - 4" и стояла роспись. Несколько страниц в тетрадке были исписаны ровными рядами аккуратных букв, таких же, как на обложке.
   Мне вспомнился щит с радушной надписью у входа в город. По спине опять пробежал холодок. Никогда в жизни я не доверял совпадениям.
   Я посмотрел на стол. На том месте, где лежала тетрадка, остался ровный, чистый, не занятый пылью прямоугольник. А в нём - ещё один, поменьше. Маленькая зелёненькая книжечка. Свидетельство о смерти.
   Открывая его, я уже догадывался, чьё имя в нём прочитаю.
   Бельский Андрей Валентинович. Дата рождения: 4 апреля 1976 года. Дата смерти: 27 сентября 1984 года.
   Всего восемь лет.
   Покрытое пылью чужое горе оставило в душе неприятный осадок. Такое впечатление, будто собрались люди на поминки, а я стою, и в замочную скважину подглядываю.
   Впрочем, кое-что в этой замочной скважине меня интересовало, и я не особенно удивился, увидев на месте названия города жирную кляксу.
   Аккуратно положив свидетельство о смерти и тетрадку на место, я начал осматривать ящики письменного стола, чувствуя себя чем-то средним между домушником и грабителем могил. Ящики были пусты, за исключением последнего, в котором я нашёл маленький резиновый мячик. Диаметром сантиметра два с половиной, он был сделан из прозрачной резины, а внутри застыли в причудливых формах пласты такой же резины, но уже не прозрачной, а разноцветной. Не зная зачем, я сунул мячик в карман.
   А в следующий момент в грудь тараном ударило бешено заколотившееся от испуга сердце. Через минуту, оправившись от испуга, я узнал звук, благодаря которому чуть не заработал инфаркт. Звонил телефон.
  

2.

  
   Я смотрел на трезвонящий телефон, стоявший на столе в большой комнате. Идиотизм какой-то. Кто сюда может звонить? Или?..
   Я поднял трубку:
   - Да?
   - Алло, Лисинский? - весёлый молодой голос.
   - Нет.
   - Да ладно, хватит дуться!
   - А я не дуюсь.
   - Ага, конечно! Я слышу! - голос иронично хмыкнул, - Ты что, всё ещё на тот прикол с резинкой злишься?
   - Да я вообще не понимаю, о чём вы!
   - Ну да, ты ещё скажи, что я не туда попал! - мой собеседник заржал, видимо, довольный своей шуткой.
   - Кажется, так оно и есть.
   - Так, ясно: мы обиделись! Короче, когда надоест злиться, позвони мне. Всё, пока! - в трубке щёлкнуло, послышались короткие гудки.
   Великолепно! Город-покойник с работающей телефонной связью. Только кого и с кем она связывает? И что ещё, кроме телефона, здесь в рабочем состоянии?
   Проведённая на скорую руку проверка выявила такие вещи: воды не было (ни холодной, ни горячей), зато были газ и свет, но, несмотря на явное наличие электричества (откуда?), телевизор работать не хотел.
   Всю эту ревизию я провёл потому, что стало ясно: в квартире Бельских я останусь на ночь, так как уже стемнело, а идти через этот город ночью почему-то очень не хотелось. Напоследок я решил выяснить: а можно ли отсюда куда-либо дозвониться? Подойдя к телефону, я снял трубку, набрал код Одессы и номер Ленки. Серия долгих гудков. Щелчок.
   - Да? - голос был смутно знакомым. Видимо, это кто-то из наших с Ленкой общих знакомых.
   - Алло, это 86-12-75?
   - Да! - голос прозвучал удивлённо-ошарашенно.
   - Тогда передай Ленке привет!
   Я повесил трубку. Дозвониться можно. Ещё бы письмецо послать. Или открыточку. С видом на этот хренов город.
   Так, ладно, спать!
   ...Я проснулся ночью. Курить хотелось неимоверно. Выпростав из лежащего на кровати спальника руку, я начал нащупывать рюкзак, в котором лежали сигареты. Наглею я, конечно - курить прямо в квартире, пусть даже ночью! Если родители дым унюхают - всё, хана! Батя такую трёпку задаст - месяц во двор не выйду точно!
   Стоп! Какая трёпка?! Какой двор?! Какие, язви его в душу, родители?! Мать, которая в Киеве, или отец, которого я никогда в жизни не видел?!.
   ...Спать!..
   В семь утра встроенный в мои наручные часы будильник противно запищал свою идиотскую мелодию.
   - Ах ты сука электронная! - ласково проворковал я, просыпаясь.
   За окнами уже было светло. Я вылез из спальника, плеснул в лицо водой из фляги, и вспомнил, что не ел аж с выхода из Умани.
   Нет, всё-таки ярикова мама умеет готовить борщ! Оставив пустую банку на столе в качестве памяти о моём пребывании, я свернул спальник, собрал рюкзак, и отчалил из квартиры Бельских, чихнув на прощанье.
   Улица была пуста, тиха, и грязна. Я прикинул направление, и пошёл. Чтобы не заблудиться, я машинально поглядывал на таблички с названиями улиц, и через пять минут понял: все улицы в этом городе носят одно название, а именно: Улица-Имени-Чернильного-Пятна-На-Названии. Повторялась история с названием города, который я к тому времени с удовольствием назвал бы Хрущёвск, ибо никаких других домов, кроме хрущёвок, здесь не было.
   А скоро я увидел первое в этом городе дерево. А точнее - его остов. Голый ствол, выжженный изнутри. Сломанная кость, торчащая в небо немым криком боли. Вот так. Спички детям - что гранату обезьяне.
   Это была широкая длинная улица. Перед каждым домом здесь когда-то росли деревья. Теперь перед каждым домом из земли торчали чёрные изнутри, полые кости. Кто-то выжег все деревья. Все. До одного. Хороший был ребёнок. Тихий, спокойный, послушный...
   Я шёл по проезжей части, между двумя рядами некогда живых обелисков. Подобные дорожки никогда не приводят ни к чему хорошему. Так получилось и на этот раз.
   Широкая улица оканчивалась небольшой круглой площадью. На площади я увидел людей.
   Мёртвых.
   Один из них, наполовину вывалившись, свесился из открытой дверцы бело-синего, с мигалками, "жигулёнка". На обращённой ко мне спине в синевато-серой милицейской куртке чернели четыре рваных дыры. Лица видно не было. Голова и руки касались асфальта, плавая в луже засохшей крови. Рядом валялся АКСУ с порванным ремешком.
   Метрах в пяти от машины лежал второй. С развороченным животом, в такой же луже бурого цвета, сжимая одеревеневшими пальцами пистолет, он лежал на спине, уставившись в небо остекленевшими карими глазами на смуглом лице со светлой шевелюрой. В животе копошились черви.
   Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, а волосы на голове начинают шевелиться. Вот и свиделись...
   Из нагрудного кармана забрызганного кровью андреева кителя торчала тёмно-синяя корочка. Нагнувшись, я аккуратно достал её и раскрыл.
   Удостоверение МВД. Старший лейтенант... Несмотря на солнце, август и отсутствие ветра, мне стало холодно, а в низу живота поселился вакуум. Этого не может быть! Он же... Он... Он умер! Десять! Лет! Назад! И даже если бы нет, ему сейчас было бы 18! Это... Это... В голову лезли банальные "мистика" и "чертовщина". Херня это, не бывает такого! Совпадение! Просто сов-па-де-ни-е!!!
   Громкий визжащий звук заставил меня вздрогнуть. Я поднял голову. Звук повторился, и шёл он с другого конца площади, откуда-то из-за обшарпанных хрущёвок. Вернув на место удостоверение, выписанное на имя Андрея Валентиновича Бельского, я обошёл место побоища, и направился в ту сторону, откуда доносились заинтересовавшие меня звуки.
  

3.

  
   Обогнув угол дома, я оказался в маленьком дворике, образованном тремя-четырьмя близко стоявшими хрущёвками. Всё так же голо, сухо и пусто, как везде в этом городе. Но... не совсем. Возле входа в одну из парадных стояли детские качели. Это они, качаясь, издавали услышанный мною душераздирающий скрип. А рядом с качелями стоял тот, кто на них катался. Вернее, та.
   Девочка. Лет шести-семи. Худая, в грязном, белом платьице с зелёными листочками. Светлые волосы заплетены в две косички, перехваченные простыми красными резинками. Руки спрятаны за спиной. Серьёзное смуглое лицо с большими карими глазами. Девочка молчала, глядя мне в глаза.
   - Привет! - я изобразил на лице улыбку - Ты что здесь одна гуляешь? Где твои родители?
   Девочка молчала, всё так же стоя и глядя на меня.
   - Хочешь мячик? - я достал из кармана сувенир, найденный вчера в квартире Бельских, и протянул его кареглазой молчунье.
   Руки девочки выскользнули из-за спины, смыкаясь спереди. В руках она держала что-то большое и тёмное. И это что-то она поднимала, направляя на меня.
   Тело отреагировало быстрее, чем мозг, рванувшись в сторону и вниз. Обрез двустволки рявкнул, выпуская на волю полсотни маленьких злых смертей. В доме напротив зазвенело, разлетаясь, окно.
   - Ты что, охренела?! - заорал я, вскакивая на дрожащие с перепугу ноги.
   Девочка опять прицелилась. Я снова нырнул на землю, пропуская над собой дробь из второго ствола, вскочил и побежал.
   В голове метнулась мысль: "У меня есть время, пока она не перезарядила обрез. А потом...". Только бы успеть. Наверно, это она, сука маленькая, ментов грохнула. Или не она. Боже мой, откуда она здесь?! Откуда у неё обрез?! Почему она стреляет?! Кто она?! Что это за траханный город?!!
   На площади я остановился только на секунду - чтобы выдрать пистолет из окоченевших пальцев дважды покойного Андрея Бельского. Сжав холодную рубчатую рукоять, я понёсся дальше. Перед глазами рябило и мелькало. Обугленный ствол. Парадная. Ступеньки. Дверь. Удар плечом. Коридор. Дверь. Пинок. Комната...
   Я прижался спиной к стене, чувствуя, как бешено колотится сердце, задыхаясь и дрожа. Ну, ладно, стерва маленькая, стрелять, так стрелять! Я взглянул на пистолет. Маленький, аккуратный, воронёный, он почему-то придавал уверенности в себе.
   Я огляделся. Шифоньер, телевизор, пара-тройка стульев, два стола, на одном из них... банка. Банка, оставленная, как память о моём пребывании в квартире Бельских в нескольких кварталах отсюда. Удивляться тому, что я опять был в комнате Бельских, уже не было ни сил, ни желания.
   Услышав шорох, я резко развернулся, наставив пистолет на появившуюся в дверях девочку с обрезом, и начал медленно пятиться к столу.
   - Стой, где стоишь, сука, а то мозги вышибу! - голос у меня срывался на истеричный визг, руки дрожали. Девочка молчала, опустив обрез и пристально на меня глядя.
   - Брось обрез!
   Девочка молчала.
   - Брось обрез, я сказал!
   Смуглое лицо хранило всё то же серьёзное выражение, большие карие глаза смотрели пристально, изучающе.
   - БРОСЬ ОБРЕЗ!!!
   Всё так же не говоря ни слова, девочка взмахнула рукой, и что-то тёмное и круглое взмыло в воздух. Нервы сдали окончательно, и, вскинув пистолет, я выстрелил в падающий на меня прозрачно-разноцветный мячик Андрея Бельского.
   Вспышка...
   Грохот...
   Тьма...
  

4.

  
   Небо. Ночное небо, усеянное звёздами. В городе такого не бывает. Там из-за света фонарей, фар и окон половины звёзд не видно.
   Дрожь. Зубы стучат от холода. Хочется курить. Хочется закрыть глаза и ничего не знать ни про маленьких девочек с обрезами, ни про маленьких мёртвых мальчиков в милицейской форме, ни про бродячие квартиры, ни про город...
   Город...
   Город.
   Город!
   Путаясь в спальнике, я вскочил на ноги. Вокруг простиралось поросшее редкой травой поле. Метрах в двадцати тянулась трасса. Я взглянул на часы, включив подсветку, - четыре часа ночи, - и полез в рюкзак за сигаретами.
   Если ЭТО был сон - по приходу в Одессу я добровольно сдамся психиатрам.
   Сунув сигарету в зубы, я начал ощупывать себя в поисках зажигалки. В правом кармане джинсов рука нащупала зажигалку, а в левом - что-то твёрдое, круглое и гладкое. Сердце глухо бухнуло.
   Я не стал вынимать его. Вместо этого из бокового кармана рюкзака я достал маленькую плоскую фляжку с 70-градусным самогоном, и в несколько глотков осушил её.
   Пропищал будильник. Я встал, свернул спальник, собрал рюкзак, закинул его на плечи, вышел на трассу, осмотрелся, опознавая местность, развернулся и потопал в сторону Одессы, унося с собой маленький сувенир из города, которого никогда не было.
  
  

Эпилог

Сытых улиц стены бегом

Разминулись с нищим небом

  
   - Славик, ты псих!
   - Я знаю.
   - Я серьёзно!
   - Я тоже.
   - Ты можешь хоть в одном городе остаться чуть дольше, чем неделю?!
   - В Одессе я уже две недели.
   - Скоро "Ганя"!
   - Ну вот, на "Ганю" останусь, а потом...
   - Куда потом?
   - Куда-нибудь...
   - Куда?!
   - Сам пока не знаю!
   - Ну так пока не выяснил - сиди и не рыпайся!
   Я сидел на кухне, пил чай и дымил "Магной". Кухня была Ленкина. Чай и "Магна" - тоже. Сама Ленка находилась в ванной, что, однако, не мешало ей вести бурную дискуссию со мной, любимым, на предмет моей пагубной привычки "шляться по всему Совку, царствие ему небесное!".
   Середина августа. Две недели после того, как... А что "как"? Не расскажешь ведь никому. Сам бы, небось, убедил себя, что приснилось, да только вон он, мячик, на столе лежит, сволочь, с ума сойти спокойно не даёт!..
   - Славик! Заснул, что ли?! Телефон!
   - Ой, извини, задумался! Сейчас сниму!
   Я подошёл к трезвонящему телефону и поднял трубку:
   - Да?
   - Алло, это 86-12-75?
   Мне показалось, что вокруг рухнули стены, во рту стало сухо, а ноги задрожали.
   - Да! - еле выдавил я из себя, уже зная, что мой голос на том конце провода сейчас скажет:
   - Тогда передай Ленке привет!
  

23-27.02.2000

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"