Ланда Генрих Львович :
другие произведения.
Моя забавная биография
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Ланда Генрих Львович
(
landah@sbcglobal.net
)
Размещен: 22/01/2023, изменен: 22/01/2023. 35k.
Статистика.
Очерк
:
Проза
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
ЗАБАВНАЯ АВТОБИОГРАФИЯ
Я написал сорок научно-технических статей,
техническую книгу и серьёзную книгу о жизни, но все
они никому не интересны. Поэтому я решил написать
другую книгу, состоящую только из забавного.
Посмотрим, что из этого выйдет.
________
Мой дедушка по матери стал парикмахером после
того, как ему из-за слабых лёгких запретили играть на
тромбоне. Он был всесторонне способный, но не
слишком образованный человек. Когда моя мама
просила шестнадцать копеек, чтобы заплатить за
пользование библиотекой, он говорил; "Я же купил тебе
учебники для гимназии - читай учебники".
Младший сын его, мой дядя, был парень
упорный. Когда дедушка его наказывал ремнём и
спрашивал: "Будешь?" - он неизменно отвечал "Буду!",
и с ним ничего нельзя было поделать. Правда, потом он,
потеряв в юном возрасте ногу (наследственное
туберкулёзное заражение), стал врачом, был в Испании в
Интернациональной Бригаде, уходил через Пиренеи во
Францию, строил социализм в Литве в качестве
замминистра, был профессором университета.
4
Ещё один дядя тоже болел туберкулёзом. Ради
него, для свежего сала, в доме начали выращивать
кабанчика. Все шесть детей в нём (кабанчике) души не
чаяли, звали его Пацей (от украинского слова "пацюк").
Когда встал вопрос о практическом использовании Паци,
произошла трагедия - никто не мог прикоснуться ни к
салу, ни к мясу... Пришлось всё продать.
Отец мой жил в Одессе и, будучи мальчиком из
приличной семьи экономиста, служащего городской
управы, прогуливал гимназию, уходя на сутки с
рыбаками на шаландах ловить скумбрию, нырял в порту,
отыскивая на дне монеты, бросаемые для забавы с борта
корабля зарубежными матросами... Не знаю, доучился ли
он до окончания, знаю только, что он ушел в первую
мировую добровольцем, стал георгиевским кавалером,
потом адьютантом у Котовского, красногвардейцем,
участвовал в родном городе в ликвидации банды Мишки
Япончика - и закончил профессией мирного врача
(правда, в этом качестве тоже был на двух войнах).
Будучи маленьким, я был живым худеньким
мальчиком. Сердобольные тётеньки спрашивали:
"Мальчик, тебе что, мама кушать не даёт?" Мой
коронный номер был следующий: на просьбу "Покажи
шкилет!" я втягивал живот до самого позвоночника, и
люди пугались. Проводя лето в престижном (по линии
отцовской работы) санатории, я портил дирекции
отчётность, которая звучала так: за отчётный период все
дети набрали в весе, кроме одного - ребёнка Ланда.
В пору моего раннего детства на улицах были
беспризорные, сидели и грелись у котлов с горячим
асфальтом... Однажды моя нянька очень испугалась,
потеряв меня. Нашла в окружении толпы
беспризорников, смотрящих, как я рисую мелом на
5
асфальте картину-иллюстрацию из сказки об Али-Бабе и
сорока разбойниках. Руководительница из детского
садика сделала родителям замечание - почему читают
ребёнку неподходящие книги, он рассказывает детям о
романе Онегина и Татьяны. Ей, правда, объяснили, что
специально не читают, это я наслушался сам.
Во время войны мы эвакуировались в глухое село
в Оренбургской области. Там я вылепил из красной и
жёлтой глины шахматы и начал учить играть сельских
мальчишек, которые их в глаза не видели. А один
белобрысый мальчик, Николай, я запомнил его навсегда,
заинтересовался и спокойненько начал вскоре
обыгрывать меня.
В послевоенные годы в школе у нас был
математик Андрей Николаевич Фоменко - типичный
старомодный учитель. Раздавая проверенные
контрольные, он обрушился на ученика, написавшего
"еденица" вместо "единица": - Как это возможно?!
Представьте, вы познакомились с девушкой и написали
ей в письме такое - ведь эта "еденица" будет всю жизнь
стоять между вами!!! Он был взъерошенный и весь
красный. Смешной едиалист!..
На скучных уроках меня тихонько просили дать
посмотреть мою черновую тетрадь. Её листали как
иллюстрированный журнал, рассматривая рисунки и
карикатуры, некоторые в виде серий, как теперешние
комиксы...
После школы я поступил в политехнический
институт.
На отчетно-перевыборных собраниях нашего
курса (механический факультет) секретарь
6
комсомольской организации Отто Абель отчитывался
примерно так: "В организации на учёте состоят: русских
- двадцать восемь, украинцев - тридцать два, армян -
один, эстонцев - один, прочих - двести шестьдесят
семь..."
Студент моей группы Мишка Заславский был
постарше нас, в начале войны ему было уже
четырнадцать. При эвакуации он остался без метрики, в
Казахстане ему выписывали новую. Его спросили показахски о национальности, а он решил, что
спрашивают, откуда он, и ответил - из Черкас. Ему
записали: национальность - черкес. Он, дурак, поднял
скандал, но уже было поздно, и он получил приписку:
"Черкес еврейского происхождения".
Милка Тузман тоже была своего рода
достопримечательностью благодаря ширине своей
задней части. Уже после окончания института, когда все
мы разлетелись кто куда, один из нас пришёл в чужую
организацию и из-под чертёжной доски увидел
удивительные формы. Он внутренне воскликнул: "Ну,
такое может быть только у Милки!" Заглянул за доску -
это оказалась она. Вообще она была очень славная,
добрая и свойская.
В институте интереснее всего были
преподаватели.
Академик Белянкин, читавший сопромат, на
экзаменах, раздав билеты и усадив с ними всю группу,
демонстративно отходил к окну и смотрел наружу,
иногда деликатно оглядываясь и взглядом ободряя
лезущих в шпаргалки. Принимал не строго, но видно
было, что он сразу угадывает, кому какая цена.
Академик Свечников принимал экзамены в своём
кабинете по-барски, за стаканом чая в подстаканнике,
7
усадив студета напротив. Лекции читал очень
темпераментно, говорил - извините, я не могу
медленнее, это мой ритм, знаете - как ритм шагов у
человека - и для нагдядности топал на месте, размахивая
рукой. Усердный Мишка Заславский всегда сидел на
первой скамье и всё активно обдумывал. Однажды
Свечников вдруг остановился и громогласно, на всю
аудиторию в двести человек, рявкнул на Мишку: "Что
это вы там говорите?" Мишка с перепугу пискнул: "Это
я...я...так,.. между собой..."
Математик Хоменко всегда приходил
неподготовленный, не помнил, что это за аудитория, и
просил показать конспект - о чём он читал в прошлый
раз. Матеметические примеры придумывал тут же и
потом никак не мог из них выбраться, исписывая всю
огромную доску и оставаясь возле неё даже в перерыв.
Читавший детали машин Сахненко говорил
скрипучим голосом: "Коэффициенты в этих формулах
могут быть примерно от трёх до двадцати, а впрочем -
смотри таблицы..."
Доцент Кореняко не снисходил до того, чтобы
поворачиваться лицом к аудитории, всю лекцию писал
на доске. Если кто-то осмеливался задать вопрос -
бубнил: "Ты пиши, потом понятно будет!" И
действительно - к экзамену его конспект представлял
собой превосходное пособие. Потом он выпустил книгу,
ставшую знаменитой.
Задачи по динамике (раздел теоретической
механики), занимавшие каждая по две-три страницы,
решал один я. По приходе в институт моя тетрадь
немедленно изымалась для переписывания по цепочке, и
первым всегда был Лёнька Ойшпиз. Он тщательно
проверял формулы и цифры и периодически орал: -
Генка, так-перетак твою мать, что у тебя тут написано?!
После него все остальные катали уже не думая.
8
Каждый новый преподаватель, доходя при
перекличке до Лёнькиной фамилии, беспомощно
начинал: "Ой... Ой.... Ой...", пока красный, как рак,
Лёнька не вставал и не помогал ему выбраться.
Как известно, больные дарили врачам подарки,
некоторым насильно. Наша приятельница получила от
отца коробку конфет, которую ему поднесли, и отнесла
её в качестве подарка на именины. Там коробку открыли
и обнаружили внутри приличную сумму денег. Прямо
как из кинофильма "Гангстеры и филантропы". У меня
оказалось две коробки дорогих папирос, подаренных
отцу. Однажды я принёс одну коробку на последний
экзамен сессии. Она была с энтузиазмом раскурена. На
следующую сессию я принёс вторую коробку. Все
решили, что это традиция, и во время третьей сессии уже
спрашивали, какие папиросы я принесу в этот раз.
Пришлось до конца института для последнего экзамена
каждой сессии покупать коробку самых дорогих
папирос.
После института я короткое время работал в
Харькове, жил в общежитии в комнате ещё с двумя
парнями. Пребывая на курорте, мои мама и папа
прислали мне посылку с мандаринами и виноградом.
Они умудрились положить всё вперемешку, или это
смешалось в дороге - так или иначе мандарины
передавили весь виноград и сами, пропитавшись
забродившим соком, стали к еде непригодны. Мы
выкинули мандарины, а виноград засыпали сахаром и
поставили в кастрюльке на шкаф "на вино". Через
некоторое время по комнате стали летать тучи мошек.
Мы полезли на шкаф и обнаружили, что из-под мошек
кастрюли не видно. Тем не менее мои коллеги, отодвигая
мошек и остатки винограда, бодро выпили всю юшку.
9
Я бывал в Харькове в одной студенческой
компании. Услышав по радио мелодию, одна девица
защебетала: "Ах, что это, такое знакомое!" Парень
сказал: "Танька, что ни заиграют, ты всегда говоришь,
что это знакомое. Создаётся впечатление, что ты не
отличаешь одну мелодию от другой..."
Первой моей работой в Киеве был завод
электроизмерительной аппаратуры. Небольшой завод,
все друг друга знали. Какие только судьбы и характеры
не собрались там в это смутное послевоенное время!
Начальник технического отдела Василий
Никитич Яценко, имевший несчастье оставаться при
немцах и навсегда потерявший доступ к солидной
работе, хотя на немцев он не работал, прикрывшись
перенесенным в детстве полиомиелитом. К нему
приходили консультироваться из Института
Электродинамики Академии Наук. С семьёй в пять
человек он жил на чердаке многоэтажного дома, без
отопления. Но он не роптал, так как с помощью
логарифмической линейки вычислил, что для кубатуры
его жилья при данной общей поверхности тел членов
семьи тепловыделение достаточно для поддержания
приемлемой температуры. Он сидел и разглагольствовал
за своим столом, мешая остальным сотрудникам и ёрзая
ногами по планке стола, которую за годы работы он
протёр почти полностью - мы спорили, когда она
сломается.
Лихой начальник механического цеха
Николайчук, который в соответствующих случаях
говорил: "Пойди к Вайману, он тебе дулю покажет".
Токарь Вайман был крупный мужчина и имел кулаки
размером с детскую голову.
Тихий и эрудированный начальник сборочного
цеха Георгий Клементьевич Гольденберг, который
10
вынашивал идею передвижения по цеху на самокате,
опередив своё время на полвека.
Инженер Вова Резник, раненный на фронте в
челюсть, весело и неразборчиво рассказывал, как он при
защите диплома пугал комиссию, говоря "электрицеский
сцыт"...
Хулиган и уголовник слесарь Димка Мурженко,
стоявший у верстака с напильником и в то же время
читавшй положенную рядом книжку. Он останавливал
проходящую по цеху копировщицу Люсю, мою
будущую жену, и расспрашивал, читала ли она эту
книгу, и понравилось ли. В очереди к овощному киоску
он терпеливо стоял среди женщин и зверски бил по
морде нахалов, лезших без очереди.
Кроткий и услужливый мастер штамповочного
участка Миша Гозман. Он всегда сам таскал и
устанавливал тяжеленные штампы и прессформы. Когда
заселяли заводской дом, Миша со стеснительной
улыбкой говорил: "Люди считают, что у меня очень
хороший вкус. Все приглашают меня посоветовать, как
расставить мебель..." После фронта он не мог позволить
себе продолжать учёбу, нужно было содержать семью.
Зато сын его в университете показывал изумительные
способности в математике.
Технолог Яков Аронович, дремавший за своим
столом и оживлявшийся, когда кто-нибудь начинал чтото искать. Он громко кричал: "Вот!..." - и через
некоторое время радостно добавлял - "...вспыхнуло утро