Ланиус Андрей Валерьевич : другие произведения.

В тихом омуте...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Печально-поучительная повесть,о примерном семьянине и на что он готов ради разнообразия интимной жизни с своей женой.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
  
   Супруги Завесовы завтракали в своей комнате.
   - И это называется кофе! Просто какая-то бурда! - Тамара отставила чашку так резко,
   что немного жидкости выплеснулось на клеенку. - Вот блин! - в сердцах выбранилась молодая женщина.
   Геннадий отозвался покладисто:
   - Лиманская бы тебя сейчас не одобрила.
   - А я и не нуждаюсь в одобрении каждой шизофренички!
   - Милая, ты просто сердишься, - спокойно заметил он. - Между прочим, тебе это не идет.
   - Очень ценное наблюдение! Нет, милый, я не сержусь! Сердитой ты меня еще не видел... - она порывисто поднялась, ударившись бедром об угол стола, поморщилась от боли, отшвырнула стул: - Бл-лин горелый! Понаставлено кругом, понатыкано, не повернешься! Базар-вокзал, а не дом! Надоело все! У-ух, как надоело! - она прошла к платяному шкафу, на ходу сбрасывая халатик, под которым не было ничего. Выдвинула нижний ящик, склонилась над ним: - Ну, где вы там, мои штопаные-перештопанные колготки, ау?!
   У нее была чуточку приземистая, широковатая в плечах, но приятных пропорций фигура с полновесными округлостями, сухощавыми лодыжками и маленькими ступнями.
   Супруги Завесовы были женаты без малого одиннадцать лет, но до сих пор нагота жены распаляла воображение мужа. Вот и в эту минуту ее случайная поза взволновала его плоть. Но он знал, что затевать сейчас любовную игру было бы непростительной ошибкой. Возможно, есть женщины, чье утреннее раздражение тает от первой же ласки.
   Тамара, увы, не из их числа. Проверено: мины есть, взрываются без предупреждения.
   Вот она уже надела трусики, застегнула бюстгалтер.
   Геннадий вздохнул. Давно ли у них с сексом не было никаких проблем? Только намекни... А нынче он неделями сидит на голодном пайке. То у нее голова болит, то женские праздники, то пятое, то десятое... Но это еще что! Как-то раз ему показалось, что он основательно завел ее, а она в самый горячий момент вдруг заявляет: "Не забыть бы заплатить за квартиру..." Хоть любовницу заводи! Другой на его месте давно завел бы. Он, Геннадий Завесов, - парень видный, девушки на улице засматриваются, да и в своей конторе нашлись бы желающие... Но он не хочет никаких любовниц. Он однолюб по природе. Он любит только Тамару и надеется, что скоро у них всё наладится, всё будет, как было еще недавно. И даже лучше.
   - Наш Нуличкин опять едет в турпоездку, - желчно сообщила Тамара, выходя из-за дверцы шкафа на центр комнаты. Сейчас на ней были светлокоричневые вельветовые брючки и алая кофточка, удачно гармонирующие с ее дымчато-пепельными волосами - пышными, вьющимися от природы. - Уже в седьмой раз. Теперь Италия - Франция. Вот зараза! Ничего ведь из себя мужик не представляет, прямо по фамилии - Нуличкин и есть, а катается как сыр в масле! Удачливое ничтожество! Все куда-то едут, чего-то покупают... А вот мы, с нашими талантами, так, наверное, и состаримся в этой чертовой коммуналке! Сереженьке уже десять, Диме - девять... Не успеем оглянуться, как станем бабкой и дедом. Так ничего и не добившись в жизни, нигде не побывав, ничему не порадовавшись...
   - Томчик, ну не нагнетай, а? - попросил он.- Я же тысячу раз тебе предлагал: давай возьмем тебе путевку в Финляндию и Швецию. Тут же рядом. У нас многие ездили - куча впечатлений!
   - Ага! У нас проблем - выше крыши, а я буду по заграницам разъезжать! Нет, милый! Отдыхается хорошо, когда у тебя тылы обеспечены. А без этого, извини, мало радости...
   - Так-так-так... Ну какие еще проблемы, Томчик?!
   - По-твоему, у нас нет проблем?! И это говоришь ты, мужчина?! Всё! Я побежала! Не провожай меня! Я сама!
   Даже не подставив ему щечку для поцелуя, она вышла, хлопнув дверью.
   Некоторое время он вслушивался, как стучат по лесенке ее каблучки.
   Да, проблема у них есть, думал он, машинально вертя перед собой пустую чашку. Только совсем не та, на которую нажимает Тамара. Их настоящая проблема - постель. Интим. Секс. Траханье до умопомрачения. Вернее, отсутствие такового. Отсутствие регулярности в этом вопросе, скажем для точности так. А ему хочется. Хочется вечером, ночью, утром. Хочется всё время. До минувшего лета и ей тоже хотелось. И вдруг всё как отрезало...
   Он снова вздохнул.
   Нет, не вдруг, конечно. Он всё понимает. Соперник? Ерунда, нет у него никакого соперника. Тут совсем другое.
   Просто с некоторых пор у Тамары появилась навязчивая идея относительно удачи. Дескать, можно быть умным, образованным, порядочным, трудолюбивым, но успеха в жизни так и не добиться, потому что нет удачи. А свою удачу надо еще уметь встретить...
   И вот прошлым летом удача постучалась в их дом. И даже перенесла уже ногу через порог. А затем вдруг передумала, резко развернулась и ушла к кому-то другому. И получается так, будто это именно он, Геннадий, не умел удержать ее у своего крыльца.
   Вот тут-то в Тамаре и взорвалась какая-то мина. Да с таким треском и грохотом, что эхо никак не уляжется до сей поры.
   Но уляжется же оно когда-нибудь. Может, очень скоро. И вообще, не за горами тот день, когда удача снова постучит в их дверь. Уж теперь он ее не упустит. Он сильный мужчина, удержит!
   А пока что надо перетерпеть все эти Тамарины взбрыкивания. И уж точно - не отвечать на них тем же. Не изображать обиженного. Напротив, он должен окружить ее заботой и вниманием. Лаской. И тогда она оттает. Должна оттаять...
  
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  
   Спустя примерно неделю, в такое же сумрачное октябрьское утро, Геннадий лежал на кровати у стены, из-за которой доносились приглушенные звуки - там, в их второй комнате, Тамара собирала детей в школу. Сегодня была ее очередь. Накануне Геннадий вернулся с дежурства, как обычно, поздно, и, по заведенному в семье распорядку, имел нынче право отсыпаться до полудня.
   Но спать он не мог. Вот уже несколько дней ( и ночей тоже! ) Тамара была необычайно ласкова. Неужели началось великое таяние льдов? Как же тут заснуть?!
   Вот тихо отворилась дверь, на цыпочках вошла Тамара, включила ночник.
   - Врубай верхний свет, - подал он голос. - Я все равно не сплю. Проводила пацанов?
   - Ой, слушай, я сейчас так смеялась! Сережа рассказывал, как выиграл пари на школьном дворе. Поспорил с ребятами, что присядет на одной ноге сорок раз. Ну, никто не верит! Шум-гам, тут и старшеклассники заинтересовались. На смех его подняли! А он взял и присел пятьдесят раз подряд! Даже взрослые ребята рты пораскрывали, представляешь?! Он такой сильный, весь в тебя! Я за него спокойна, он сумеет за себя постоять!
   - Да и Димка у нас парень перспективный, - ответил муж. - Спортсмена, правда, из него не получится, ну так что за беда?! Зато он, наверняка, будет классным программистом. А эти ребята всегда в цене.
   - Ой, Димочка такой умничка...Но уж слишком много сидит за компьютером! - она шутливо вздохнула: - Называется, купили детям игрушку! Я думала, им с компьютером будет к урокам готовиться легче, а они просто играют в какие-то виртуальные игры! Серенький, правда, быстро охладел. А Дима только во вкус вошел. Оторваться не может!
   - Ну и пусть играет, - благодушно ответил Гена. - Игра развивает воображение. Я читал где-то.
   - В Пашиной газете?
   - Может, и в Пашиной...
   - Я включу телевизор, ладно? Потихоньку.
   - Да хоть на полную катушку!
   - Ну, как знаешь... - она включила развлекательный канал и, негромко подпевая, закружилась по комнате под мелодию с экрана. - Ладно, нужно принарядиться и скакать на работу! - открыла дверцу шкафа и скрылась за ней, продолжая напевать.
   - Давай так, - предложил он. - Ты смотри телевизор, а я буду смотреть, как ты одеваешься.
   - Ладно, - не стала спорить она. - Почему бы не доставить любимому мужу маленькую радость? - держа белье, она вышла, голая, из-за дверцы и дразнящей походкой подошла вплотную.
   - Ох, Томчик! - выдохнул он. - До чего же я люблю, когда ты такая раскованная...
   - И я люблю, Генчик, когда ты такой ласковый... Извини, если я иногда нервничаю. Капризы бабской психики, ну что тут поделаешь?!
   Он притянул ее к себе.
   Она мягко отстранилась:
   - Ой, Генчик, мне тебя жалко. Я тебя сегодня совсем измучила. Но вечером можно повторить, если хочешь.
   - Да я и сейчас готов, смотри! - он отбросил одеяло.
   - Вот бессовестный! - рассмеялась она, отступая всё же на шаг назад. - Тут ее улыбка погасла, и она произнесла уже другим, совсем не игривым тоном и будто бы делая даже над собой усилие. - Гена, я хочу с тобой поговорить на одну тему. Вернее, предложить тебе одну идею...
   - Ну так давай! Всегда - пожалуйста...
   Пауза.
   - Н-нет... В другой раз!
   - Хозяин барин. Пусть будет в другой раз.
   Снова пауза, но короче.
   - Ладно, скажу сейчас. Только отнесись серьезно... И не считай меня сумасшедшей, ладно?
   - Когда это я считал тебя сумасшедшей? Ты - моя умница-разумница!
   Снова пауза. ( Совсем не в ее характере! )
   - Ну? - не выдержал он, встревожившись вдруг.
   Она остановилась под люстрой. Искусственное освещение подчеркивало выразительность ее зеленоватых глаз, оттененных косметикой, матовую белизну кожи и почти скрадывало некоторую тяжеловатость ее нижней челюсти.
   - Милый, я верю, что у нас всё будет хорошо. Что в наш дом всё же постучится удача...
   - О, господи! Да конечно же! К чему такая запевка?!
   - И у тебя тоже всё будет хорошо. Твоё дело реализуется. Обязательно. А я тебе помогу во всем.
   - Я очень рад, Тамара, что ты это говоришь, но...
   - Но это будет летом, - продолжала она вытягивать некую нить. - А до лета так долго ждать! Сейчас только начало октября. Вся наша тоскливая питерская зима впереди. Да и осень тоже.
   - Что тут поделаешь, милая?! Ты ведь знаешь, что к делу я могу приступить только летом.
   - Знаю, Гена. Поэтому предлагаю одну вещь, которая поможет нам скоротать долгие осенние и зимние вечера.
   - Разве у нас нет занятий для вечеров? - он протянул к ней руку.
   - Есть, конечно. Но этого мало.
   - Ладно, предлагай.
   - Давай поиграем в одну игру. Только не перебивай, выслушай до конца! Это я не сама придумала. Встретила на днях бывшую одноклассницу, ну, Жанну Гунькину, правда, она сейчас снова замужем и уже в третий раз поменяла фамилию, но для меня она всегда останется Гунькиной... Так вот. Зашли в кафешку и немного пошептались по душам. Она, оказывается, врач-психолог, вот и посоветовала. Сейчас такие игры - ролевые - в моде. Особенно, в семьях с большим стажем. А мы всё же женаты больше десяти лет.
   - Значит, игра? И что же это за игра? Если сексуальная, то я обеими руками - за!
   - Гена, ну давай серьезно! Игра должна быть основана на главной семейной проблеме.
   - Ну и какая же у нас главная семейная проблема?
   - Ты и сам прекрасно знаешь, милый: отсутствие удачи! Мы никак не можем вырваться из заколдованного круга именно потому, что нам фатально не везет. Ни в чем! Вспомни прошлое лето!
   - Так-так-так... Дай-ка сообразить... Из заколдованного круга, говоришь? Фатально не везет? Значит, мы будем изображать счастливчиков, которым везет всегда и во всем? Так глубоко влезем в эту шкуру, что нам начнет везти по-настоящему?
   - Нет, Гена, - мягко возразила Тамара. К тому, кто ждёт у моря погоды, удача не приходит. Она ведь дама капризная. Ее нужно ублажить. Завлечь. Каким-нибудь оригинальным сюжетом. Даже невероятным. Чем невероятнее, тем лучше. Вот тогда она, удача, может клюнуть на приманку и пожаловать в гости. Сама.
   - Хм! Звучит неплохо, но что-то я никак не врублюсь...
   - Кроме того, - с таинственным видом продолжала Тамара, - такая игра помогает сбросить негативную энергетику. Тоже ведь нелишнее.
   - Это точно, - кивнул Геннадий. - И всё это можно как-то совместить, да? Завлечь удачу и сбросить негатив?
   - Можно, милый! Проще, чем кажется.
   - Так растолкуй.
   - Ну вот, смотри. Берем конкретную проблему: жильё. У нас - коммуналка, в которой, кроме нас, прописаны еще двое квартиросъемщиков. Лиманская Лидолия Николаевна и Паша Плафонов. Неважно - хорошие они или плохие. Важно то, что мы хотим жить отдельно, без них. Но сами по себе они никуда отсюда не денутся. Расселить их мы тоже не сможем - у нас нет таких денег. Что же нам остается? Что предпринять, чтобы эти люди и исчезли из нашей жизни?
   - Что?
   - А вот что: Пашку убить, а Лиманскую упечь в психушку! - твердо проговорила Тамара.
   Геннадий так и подпрыгнул на кровати:
   - Томка! Ну ты даешь!
   Тамара коротко рассмеялась:
   - Чего перепугался, глупенький? Это только игра. Просто игра. Мы как бы достигаем поставленной цели - хотя бы в виде спектакля. И весьма вероятно, что в качестве зрителя на наш спектакль пожалует госпожа удача. А вдруг мы понравимся ей? Попутно я избавляюсь от негативной энергетики. Ты же знаешь, как меня раздражает Пашка! Видеть не могу этого типа! Ну? Согласись, в этой игре есть острота. Такой перчик.
   Возникла пауза.
   - Между прочим, - нарушил молчание Геннадий, - наши две комнаты хоть завтра можно обменять на двухкомнатную квартиру где-нибудь в Купчино или в Сосновой Поляне. И убивать никого не надо.
   - Ага, у черта на куличках! Нет, милый, я не собираюсь никуда переезжать из нашего района. Здесь я спокойна за детей - школа рядом, не надо пользоваться лифтом - вот нашу Анну Васильевну из отдела маркетинга ограбили в лифте, она уже боится входить в собственный подъезд! А тут - весь транспорт под боком, метро - в пяти минутах, соседи по улице - все знакомые... Нет, меняться мы не будем! И вообще, Геннадий Васильевич, я ведь вам не обмен предложила и уж, конечно, не убийство соседа, а игру!
   - Странная какая-то игра... Это тебе твоя Жанна Гунькина насоветовала?
   - Жанна рассказала мне о ролевых играх в общих чертах, а эту игру я придумала сама - в одну минуту - когда шла через парк. Вот какая у вас кровожадная и коварная жена, Геннадий Васильевич! Не боитесь спать с ней под одним одеялом? - она взяла его ладонь и прижала к курчавой поросли на своем лобке. - Ген-чик! Очнись! Это иг-ра! Игр-р-р-р-ра!!! Для долгих зимних вечеров. А летом ты раскрутишь свой бизнес, еще через пару лет у нас появятся деньги, и мы купим Пашке отдельную квартиру, если он к тому времени не сопьется окончательно. Что скажешь, дорогой муженек?
   - Ч-черт... Как-то не могу врубиться... - его ладонь всё энергичнее оглаживала ее промежность.
   - Фактически игра называется "Убей соседа!", - она наклонилась и потерлась налитой грудью о его щеку. - Так ты согласен поиграть в игру "Убей соседа!"? С острым перчиком? Да или нет?
   Он поймал губами ее коричневый сосок и на какое-то время диалог прекратился.
   Но вот Тамара отпрянула назад и выжидающе замерла.
   - Давай попробуем, - выдохнул он, всё еще взбудораженный ее спонтанной лаской. - Мало ли во что играет сейчас народ! Давай сыграем в твою игру. Тем более, что ее никогда не поздно остановить.
   - Нет! - возразила она. - Играть так играть! По настоящему! Иначе это - простое ребячество. Жанна сказала, что игра должна создавать впечатление реальности. - Она картинно повела плечами. - И вот что еще, Геннадий Васильевич... Ты назвал эту игру моей... Пусть так. Но если ты будешь хорошо играть в МОЮ игру, то я обещаю очень хорошо играть в ТВОЮ любимую игру - ты меня понял, да?:
   - Томчик, тогда я - за! Обеими руками!
   - Значит, играем?
   - Играем!
   Тамара снова приблизилась и порывисто поцеловала его:
   - Спасибо, что согласился! А то я боялась, что ты поднимешь меня на смех! Ну, всё, Генчик, пусти! Мне надо одеваться. А вечером ты получишь всё, что только пожелаешь. И во все другие вечера тоже. И по утрам, если только у тебя останутся силы.
   - Да у меня сил - девать некуда!
   - Ах, ты, мой миленький половой гигант! Я так счастлива, Генчик, что ты рядом! Обещаю, больше ты ни разу не услышишь от меня отказа! Я ведь видела, как ты мучаешься... Ну, всё! Пусти, мой хороший... Мне надо одеваться.
   Она отошла к стулу, на котором была сложена ее одежда.
   - Ладно, с чего же мы начнем? - спросил Геннадий. - Каким способом будем "мочить" Пашку?
   - Если помнишь, в январе он едва сам себя не замочил...
   - Да-а... Нахлебался тогда Пашенька паленой водяры досыта... Точно скопытился бы, не окажись мы рядом.
   Тамара вздохнула, застегивая пояс:
   - Какими же дураками мы были! Всего-то и надо было - ничего не делать. И комната отошла бы нам. А мы откачивали этого алкаша как родного, вытирали за ним блевотину, вызывали "скорую"...
   - Ну, что ты, Томочка! Мы всё сделали правильно. По-соседски. По-людски. Ладно. Значит, будем якобы травить его водкой?
   - Что ты, Гена! Разве можно так подставляться?! Это же сразу вызовет подозрения! Убить надо так, чтобы на нас никто не подумал, особенно его стервозная сестрица и ее муженек в лампасах!
   - Сбить мотоциклом? Столкнуть под поезд метро? Облить бензином и поджечь? - Геннадий явно иронизировал. - Может, у тебя есть подходящая идея? - характерным жестом он пригладил обеими руками свою шевелюру.
   - Может, и есть, - улыбнулась она. - И знаешь, что самое пикантное? Способ этот я вычитала в Пашкиной же газете. Это будет такое элегантное зимнее убийство.
   - Зимнее?
   - Ну да. Нужно же время на подготовку.
   - Поэтому зимнее?
   - Нет, еще и потому что оно возможно только зимой.
   - Хм! Что же это за убийство?!
   - Посмотри сам! - она с таинственным видом достала из своей сумочки сложенную вчетверо бульварную газету небольшого формата: - Читай! Читай вслух! Обведенное оранжевым фломастером!
   Он повертел газету в руках:
   - Точно, Пашкина... " Питерские страшилки и заморочки". Да еще старая! Позапрошлогодняя!
   Тамара пожала плечами:
   - Не суть! Мне понадобилось завернуть туфли, и я взяла в чулане старую газету. Первую попавшуюся. И вдруг на глаза попалась именно эта заметка... Читай!
   Геннадий разгладил страницу ладонью и прочитал:
  
  
   ОСТОРОЖНО, ОТТЕПЕЛЬ!
   Несмотря на капризную погоду, сорокапятилетний мужчина прогуливался беспечно в центральной части города, в двух шагах от Невского проспекта. Внезапно с крыши здания сорвалась гигантская сосулька и упала ему на голову. С диагнозом "черепно-мозговая травма" пострадавшего доставили в Мариинскую больницу, где через несколько часов, не приходя в сознание, несчастный скончался...
  
   - Так-так-так... Дальше пинают жилконтору, дворников, но это уже - мертвому припарки... - он повертел газету в руках и снова повторил, будто это имело решающее значение: - Старая...
   - Сосульки с крыш срываются каждую зиму! - отчеканила Тамара. - Между прочим, позапрошлой зимой огромная сосулька едва не проткнула насквозь нашу Лиманскую.
   - Нашу Лиманскую?!
   - Именно!
   - Впервые слышу!
   - Ты, милый, просто не запоминаешь информацию, которая тебя не интересует. А Лидолия Николаевна, между прочим, неоднократно пересказывала эту историю, притом, в твоем присутствии.
   - Хм! Ладно! - он вернул жене газету. - Видишь ли, Тома, мне не хотелось бы тебя разочаровывать, но это ведь не способ убийства. Это просто несчастный случай. Можно добавить - нелепый. Назови его как хочешь, но организовать убийство падающей сосулькой невозможно. Абсолютно! Если, конечно, подойти к делу по науке. Даже для игры это слабовато. Нет никакого практического смысла.
   - Ах, так! - нежданно развеселилась она. - А ну-ка, одевайся!
   - Что такое?
   - Проводишь меня до остановки. Десять минут у нас еще есть. А по дороге я покажу тебе на конкретном примере, какой тут практический смысл!
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   Вообще-то по улице, на которую выходил дом Завесовых, курсировал рейсовый автобус, но так редко, что его обычно дожидались одни пенсионеры. Зато всего в семи-восьми минутах ходьбы отсюда пролегал шумный проспект, изобилующий всеми видами городского транспорта. Попасть на проспект можно было несколькими путями. Тамара предпочитала ходить через парк, к которому примыкал одним своим углом их тихий квартал. Именно этой, привычной дорогой и повела она сейчас мужа.
   По большому счету, парк - озелененный прямоугольник размером с футбольное поле - более заслуживал именоваться сквером, но окрестные жители подчеркнуто церемониально величали его исключительно парком. По всем направлениям парк пересекала целая сеть дорожек, лишь часть которых была когда-то спланирована озеленителями, остальные же возникли стихийно, соединив по кратчайшим линиям самые бойкие пятачки. Своей "парадной" частью парк выходил на проспект, а его боковыми границами служили совсем коротенькие улочки.
   Настоящих заморозков покуда не было, и вековые деревья не спешили сменить свой все еще изумрудный наряд на более приличествующий началу октября.
   Несмотря на незначительные размеры парка, в нем имелись особенные уголки. Отдельно кучковались пенсионеры, грелись на утреннем солнышке молодые мамаши со своими укутанными чадами, на дальней лужайке выгуливали своих питомцев любители собак, а вокруг колченогой скамейки, втащенной в гущу кустарника, собрались местные бомжи и выпивохи. По двум самым широким и утоптанным дорожкам, ведущим к остановкам транспорта, нескончаемой вереницей тянулся народ. И только сектор, примыкающий к левой боковой границе, производил впечатление некой запущенности.
   Именно сюда и повернула сейчас Тамара.
   Супруги приблизились к металлической, частично демонтированной решетчатой ограде, за которой проходила пустынная сейчас полоска вздыбленного, разбитого асфальта. Не наблюдалось никого поблизости и со стороны парка. Две-три группы кустов сирени, будто нарочно, заслоняли Завесовых от любопытных глаз.
   Практически всю противоположную сторону улочки занимал помпезный шестиэтажный дом старой постройки. Любой старожил мог бы рассказать, что еще каких-то семь-восемь лет назад на первом этаже этого здания располагались весьма популярный гастроном и еще с полдюжины небольших магазинчиков. В ту пору на этой улочке царило оживление с утра до позднего вечера. Но вот оказалось, что старое здание дало опасную усадку. Его срочно вывели в капремонт, а жильцов расселили. Ремонт начали бойко, но работы вскоре прекратились. Объект законсервировали. То есть, обнесли дощатым забором, заколотили окна первого этажа металлическими листами, а на тротуаре вдоль фасада устроили дощатый проход для пешеходов. С навесом и перилами. За последующие годы от прохода остались лишь отдельные фрагменты. Тротуар, понятно, тоже никто не чинил. В еще более ужасающем состоянии пребывала проезжая часть улочки, которую раз в два года раскапывали, чтобы устранить очередную аварию проходящей под ней теплотрассы.
   Вообще-то, по этой улочке до остановки было чуточку ближе, чем через парк. Но уж больно неприглядной она выглядела! Не только Тамара, но и другие соседи предпочитали ходить через парк. А местные автолюбители старались не сворачивать в эту улочку, покрытую колдобинами и рытвинами после серии авральных земляных работ.
   - Именно с этого дома и сорвалась сосулька, чуть не проткнувшая нашу Лидолию Николаевну, - сообщила Тамара.
   - Какие же черти ее сюда занесли? - удивился Гена. - Наши люди по таким трущобам не шастают.
   - Ее занесло сюда чувство гражданской ответственности, - рассмеялась Тамара. - Помнишь, в ту зиму мы целую неделю сидели без отопления? Опять прорвало трубу, и водоканал в очередной раз вскрыл улицу. Естественно, наша старая кляча, как общественница-активистка, отправилась проконтролировать ход ремонта, чтобы при случае дать ценные указания.
   - Да, припоминаю, тогда стояли сильные морозы. Погоди-ка, но как же в мороз могла упасть сосулька?!
   - А вот слушай. Лиманская встала во-он на той точке и уже вступила в перебранку с прорабом, когда раздался свист и в каком-то метре за ее спиной в обледенелый асфальт врезалась огромная сосулька, сорвавшаяся с крыши. Тарараму было!
   - Мне все-таки непонятно, почему в сильный мороз упала сосулька?
   - От вибрации, Геночка...
   - Ах, да! - он хлопнул себя по лбу. - Тогда ведь вдоль всей улицы работал тяжелая техника. Вся округа содрогалась будто при землетрясении. Ясно...
   - А теперь обрати внимание, откуда именно упала сосулька. Видишь, особенность этого дома в том, что балконы есть только на пятом этаже. Каприз архитектора. Но и балконы не все одинаковые. Два из них отличаются от других. Видишь, они похожи на коконы, наполовину выступающие из здания. Такие балконы называются эркерами, или фонарями. Снизу их поддерживают облупившиеся скульптуры. То ли атланты, то ли амурчики, уже не понять. Возле одного вплотную проходит дырявая водосточная труба. Вот в зазорах между трубой и скульптурой и вырастают сосульки. Очень массивные. Каждую зиму. Я и раньше обращала на это внимание. Поскольку хожу там иногда. А после случая с Лиманской многие соседи по улице тоже говорили, что всегда боялись ходить мимо этого дома зимой. Мол, того и гляди, сосулька свалится на голову.
   - Да таких домов в Питере тысячи! - воскликнул Геннадий. - С иных сосульки свешиваются гроздьями. Особенно в центре. Идешь по узкому тротуару и все время задираешь голову, как бы тебе не сварганилось на темечко чего сверху с крыши. А тротуар-то скользкий как каток! Вот и выворачиваешь один глаз наверх, второй - вниз...
   - Погоди, Генчик, не отвлекайся... Вернемся к нашей игре. Итак, нам известно место, где вырастает гигантская сосулька. Нам также известно, что эта сосулька падает не обязательно в оттепель, значит, мы получаем большую свободу маневра. В смысле выбора подходящего момента для финальной акции.
   - Так-так-так... - потер переносицу Геннадий. - Но это ровным счетом ничего не меняет. Ладно - выбрали подходящий момент. А чем сбивать сосульку? Отбойным молотком, что ли? А главное, как угадать, чтобы нужный человек оказался в этот подходящий момент в нужной точке? Вот где собака зарыта!
   Тамара мягко улыбнулась:
   - А ведь это самое простое.
   - Это - самое простое?!
   - Ладно, говори, я послушаю.
   Она снова указала рукой на пятый этаж:
   - Смотри, оба эркера расположены по центру здания. А между ними поместился еще один маленький балкончик, открытый. Они посажены так тесно, что человек, находящийся на балконе, мог бы обменяться рукопожатиями со своими соседями в эркерах. Каприз архитектора.
   - Ну?
   - А теперь представь, что наш объект в какой-то момент оказывается строго под маленьким балкончиком между эркерами. Он что-то собирает с тротуара. Может, даже припал на колени. Вот тебе идеальная мишень. И тут сверху летит, нет, не сосулька, а приготовленная заранее ледяная бомба, еще более массивная, чем сосулька. Удар, и фишка повержена. Игра закончена.
   - Хм! Ледяная бомба... Это уже кое-что. А что он будет собирать с тротуара? И почему?
   - Допустим, апельсины. Или орехи. А почему - это мы еще обговорим.
   - То есть, ты хочешь заранее высыпать на тротуар орехи? И рассчитываешь, что он будет их подбирать? Пашка Плафонов?
   Она шутливо шлепнула мужа по лбу:
   - Ну, Генчик, ну, зачем ты изображаешь из себя такого тугодума?! Ты же не такой! Злишь меня, да? Или еще не проснулся?
   - Том, я действительно не понимаю. Идет человек домой поздним вечером, пьет на ходу свое пиво или чего покрепче, вдруг видит под ногами орехи... И что? Он будет их подбирать? А если он вообще их не заметит? И с чего ты вдруг решила, что он пойдет домой здесь, по этой улочке?! Я, например, знаю точно, что он всегда ходит через парк.
   - Все вывалил в кучу, господин скептик? Или еще оставил вопросы? Ладно, теперь слушай ответы. Он пойдет мимо этого дома, потому что его поведу я.
   - Ты?! - Геннадия даже передернуло.
   - Да, я. А что тебя удивляет? Мы с ним как бы случайно встретимся перед магазином, где он обычно покупает свое вечернее пиво и, как добрые соседи, вместе отправимся домой...
   - Так-так-так...Встретитесь, значит, перед магазином? Томочка, да ведь Пашка возвращается домой около десяти! Ты в это время всегда уже дома. Ваша встреча будет выглядеть очень подозрительно. Не для Пашки, конечно. В свете последующих пересудов.
   - Не проблема. Допустим, с ноября я запишусь в бассейн. Или на лечебную гимнастику. С таким расчетом, чтобы возвращаться домой примерно в одно время с ним.
   Причем, у нас состоится несколько таких якобы случайных встреч. О них будет знать достаточно широкий круг наших знакомых. Эта просто будет очередной. Само собой, начиная, может, уже с сегодняшнего вечера, я нормализую свои отношения с Пашенькой. Снова стану для него любезной и общительной соседкой.
   - Ладно, - сдался Гена.- Это вполне реально. Идем дальше.
   - Итак, мы встретились случайно возле магазина... У меня в руках будет тяжелая сумка и легкий пакет. Паша, как джентльмен, возьмет, конечно, сумку. Пакет останется у меня. И вот мы движемся в сторону дома...
   - Стоп, а если он захочет повести тебя через парк?
   - А я замечу на это, что через парк ходить боюсь. Там, мол, гололед, и я уже трижды падала. Не волнуйся, Генчик, я сама поведу его нужной дорогой. Что же касается тебя...
   - Я, очевидно, в этот момент должен находиться на балконе?
   - В комнате за балконом, - уточнила она. - А на балконе будет лежать уже приготовленная к пуску ледяная бомба. В руке у тебя мобильник, возьмешь на этот вечер у детей. Мой со мной. Когда мы с Пашей свернем с проспекта в улочку, я позвоню тебе. Дескать, милый, я иду, поставь чайник на газ. И не волнуйся, мол, встречать меня не нужно, потому как со мной рядом наш сосед. Для тебя это сигнал к действию.
   Гена поежился:
   - Аж мороз по коже! Но пока все соответствует.
   - Ты легко разглядишь нас из крайнего эркера. На углу горит яркий светильник, и я проведу Пашу как раз под ним. Чтобы ты не перепутал нас с какой-нибудь похожей случайной парочкой, ведь надо предусмотреть и такой вариант. Но вот мы свернули. Идем медленно. До акции остается две-три минуты. Вполне достаточно, чтобы установить бомбу в рабочее положение.
   - Так-так-так...
   - Под первым эркером я споткнусь и уроню пакет. Его содержимое рассыплется. Ну, апельсины или там орехи. Надо посмотреть, что лучше катится. И чтобы это было еще неудобно собирать. Тут надо потренироваться. Чтобы хоть несколько плодов обязательно укатились под балкон.
   - Теперь я понял, - вздохнул Геннадий.
   - Вот и умничка, - поощрительно улыбнулась она. - Итак, я упала . Мои орехи рассыпались. Паша, любезный кавалер, тут же бросается мне на помощь. Я жалуюсь на боль в колене. Он сочувствует. Успокаивает. Но вот я улыбаюсь. Настал черед собирать орехи. Он наклоняется. Дальше рассказывать?
   - Ну ты даешь, подруга! - воскликнул потрясенный Геннадий. - Не ожидал. Ей богу, не ожидал! Тебе бы романы писать!
   - Пашкиного слога у меня нет, милый. А то попробовала бы. Да, и последняя деталь. Осколки ледяной бомбы могут показаться кому-то странными. Поэтому, после того, как все произойдет, я подтолкну самые крупные из них на люк теплотрассы, во-он на тот самый. Они сейчас теплый, а зимой от него столбом валит пар. Ледышка успеет основательно подтаять... И все. Никаких следов. Ну? Что скажешь? - она вопросительно посмотрела на мужа.
   - У меня в голове не укладывается, как ты все это ловко придумала!
   - Мне всего-навсего попалась на глаза старая заметка, а всё остальное приложилось.
   - Тут и конец веревочке! То есть, игре! - резюмировал Геннадий. - Ты все расписала так подробно, что мне совершенно нечего добавить.
   - О чем ты говоришь, Геночка! - всплеснула она руками. - Игра только начинается. Мы всего лишь обрисовали условия и наметили план. Самый общий. А детали? Например, ледяная бомба. Как ее изготовить? Как подвесить? Как освободить в нужный момент? Сколько времени она будет лететь до земли? Я понятия не имею. Это должен придумать и подготовить ты, с твоей светлой головой и золотыми руками. А какова обстановка внутри здания? Может, там все двери намертво заколочены или заварены, и к балкону вообще невозможно подобраться? Тогда и план нуждается в серьезной корректировке.
   - Ты предлагаешь мне забраться внутрь? - изумился он, кивая на расселенный дом.
   - Ну, Генчик... - просяще улыбнулась она. - Ну, не смотри так. Это же просто игра. Ну, ты же дал слово отнестись серьезно!
   - Нет, я просто не думал, что надо что-то делать конкретно, - развел он руками. - Я думал, мы будем сидеть на диване за чашкой кофе и сочинять этот сюжет дальше.
   - Именно так и будет, - кивнула она. - Но чтобы развивать игру, необходимо учитывать реальные подробности. Только и всего.
   Он поднял голову, окинув взглядом закопченный фасад дома, нижний этаж которого был сложен из пиленого камня, а верхние из темнокрасного кирпича, дома, дома, который, несмотря на свою запущенность и широкую трещину, как бы разрубавшую его от крыши до каменной кладки, все еще производил величественно-мрачное впечатление.
   - Да какие проблемы, Томчик?! Вот схожу за картошкой, а после прошвырнусь по этому бомжатнику...
   - Хорошо, что напомнил!- она предостерегающе вскинула указательный пальчик. - Когда пойдешь в свою разведку, осмотрись внимательней, нет ли внутри бомжей. Нам не нужны лишние свидетели... - тут она глянула на часики и вскрикнула: - О, боже, вот что
   значит увлечься! Я же опаздываю... Все, милый! Не провожай меня дальше! - приблизилась вплотную: - Генчик, сделай все, о чем я прошу. А главное - отдохни днем как следует, потому что...- она прижалась к нему и, встав на цыпочки, быстро-быстро пощекотала языком мочку его уха, - потому что вечером я тебе не дам уснуть... долго... Я тебя люблю, мой хороший!
   - Я тебя тоже люблю! - он прижал ее к себе.
   Но вот она высвободилась и быстрым шагом направилась к остановке.
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
   Попрощавшись с женой, Геннадий двинулся в обратный путь. Неспешно. А куда ему торопиться? У него сегодня выходной...
   Почти бессонная ночь, нежданная ( и желанная! ) нежность жены, ошеломительный проект игры "Убей соседа!" - всё это смешалось в голове, возбуждая свежие мысли.
   Он остановился, с нежданным интересом оглядевшись по сторонам.
   А ведь Тамара права. Чего ради отсюда переезжать? Здесь всё своё, родное, знакомее...
   Вот на этом пятачке, уже на выходе из парка, они с Тамарой познакомились одиннадцать лет назад ( около того ). При весьма романтических обстоятельствах.
   Собственно, в тот слякотный мартовский вечер он выслеживал ее. Да-да, выслеживал. Увидел в автробусе хорошенькую девушку и влюбился в нее с первого взгляда. Два-три раза перехватил ее мимолетный - строгий - взгляд и... на него накатила волна непривычной робости. И всё же план действий сложился сам собой. Геннадий решил сойти вместе с девушкой на ее остановке, незаметно, держась на приличном расстоянии, сопроводить ее до дома, а там - там будет видно. Главное, не дать ей исчезнуть в толчее огромного, плохо знакомого ему города.
   Он двинулся за ней через пустынный полутемный парк. Погода стояла скверная, шел дождь пополам со снегом, задувал колючий ветер.
   И вот на этом самом пятачке на Тамару напали трое отморозков. Похоже, наркоманов, которым во что бы то ни стало надо было раздобыть деньжат на косячок. Заприметив одинокую девушку в шубке, с сумочкой в руке и посчитав, очевидно, что верещать она не станет, они вышли из укрытия, окружив ее кольцом.
   Девушка оказалась не робкого десятка - принялась отбиваться, лягаться и кричать. Тут и Геннадий подоспел. А уж бойцовскими качествами бог его не обделил. Схватка была короткой, но яростной. Нападавшие, прихрамывая, позорно бежали с поля боя. Один, правда, успел прихватить с собой ее сумочку. Геннадий догнал похитителя, сумочку отнял, наградил придурка мощным пинком под зад, после чего вернулся к прекрасной незнакомке, протягивая ей трофей. В горячке он даже не заметил, что и ему досталось: губа была разбита, и кровь тоненькой струйкой стекала к подбородку. Мужественному подбородку с ямочкой. Кроме того, был надорван рукав его куртки.
   Тамара вытерла ему кровь своим платочком и тут же пригласила доблестного защитника к себе домой, дабы он мог привести себя в порядок.
   Так, в один вечер, Геннадий познакомился не только с девушкой своей мечты, но и с ее матерью Полиной Викторовной - культурной и образованной моложавой дамой, коренной ленинградкой.
   Узнав о происшествии, Полина Викторовна поначалу переполошилась: никогда, мол, в нашем тихом уголке не бывало ничего подобного! И каким только ветром занесло сюда этих хулиганов?!
   ( А Геннадий был несказанно рад. До чего же вовремя появились эти придурки! )
   За чаем, приглядевшись к защитнику, Полина Викторовна учинила ему форменный допрос: кто таков? Чем занимается? Где живет?
   Геннадий ничего не скрывал: двадцать один год, родом из забайкальской глубинки, вся родня по-прежнему обитает там, а он решил после армии остаться в Питере, пустить здесь корни. Основная профессия - водитель, но знает и столярное дело. Пока работает на стройке, зато сразу дали временную прописку и место в общежитии. Ничего, он сильный - пробьется...
   Похоже, своим зорким женским глазом Полина Викторовна, что дело тут серьезное. Конечно, она желала для своего дочери-студентки другого жениха - более образованного, более перспективного и обеспеченного. Но ей хватило ума понять, что изменить что-либо уже не в ее власти.
   Через какой-то месяц Геннадий перебрался под новую крышу.
   Да, это была коммуналка. Но какая! Закачаешься! И суть не в том, что после многолюдного, шумного общежития, после неуютной комнаты на восемь человек любое отдельное помещение показалось бы ему раем.
   Нет, эта коммуналка действительно была нетипичной. Дворец, а не коммуналка!
   Во-первых, размещалась она не в обшарпанной развалюхе старой постройки и не в блочной многоэтажке, а в аккуратном двухэтажном коттедже, занимая его целиком.
   Коттедж стоял в ряду трех дюжин точно таких же особнячков. Геннадий даже не подозревал, что в северной столице, с ее перенаселенностью, с ее неухоженными проходными дворами и с замусоренными пустырями в спальных районах, есть такие тихие, симпатичные уголки!
   Потрясла его и сама квартира: двухуровневая, с огромной общей гостиной, с витой лесенкой и антресолями. Да еще огороженный участок вокруг дома: хочешь - ставь гараж, Хочешь - копай грядки и выращивай петрушку! Идиллия!
   Уже позднее Геннадий узнал, что этот мини-городок был построен когда-то специально для сотрудников некоего закрытого, весьма престижного НИИ, в котором работала и Полина Викторовна. Строили по самым современным на ту пору меркам - по "формуле будущего": одна комната на каждого члена семьи плюс общая гостиная на семью. Проектировщики исходили из расчета, что средняя семья состоит у нас из четырех человек. То есть, в каждом коттедже имелись четыре жилые комнаты, одна гостиная общего пользования плюс подсобные помещения.
   Но когда дело коснулось распределения, то выяснилось, что большинство потенциальных новоселов - люди малосемейные. Вот и пришлось давать кому комнату, кому две. Зато общая - проходная - гостиная так и осталась общей и даже была обставлена мебелью за счет ведомства.
   Геннадий ничуть не удивился, узнав, что обитатели коттеджей называют этот уголок "нашей деревней". Своего рода сельская идиллия. Со всеми удобствами мегаполиса.
   Когда городок только еще возводили, здесь была городская окраина. Но очень скоро, благодаря прокладке новой линии метро, этот район стал бурно застраиваться и обрел статус престижного.
   Здания современной архитектуры, торговые центры, магазины, рынки, кафе, транспорт, вся полагающаяся инфраструктура... И тихий уголок в сердце этого района - "наша деревня"...
   Если обитаешь в коммуналке, то чрезвычайно важно, кто твои соседи. Бывают опасные соседи, бывают буйные, шумные, сволочные, скандальные, чокнутые...
   Люди, которых Геннадий встретил в этой коммуналке, будто сошли с кадров старых добрых кинолент. Классические ленинградские интеллигенты - вежливые, культурные, обходительные, любезные, необыкновенно терпеливые, толерантные и всепонимающие... Не то что мата - грубого слова от них не услышишь!
   Полина Викторовна и Тамара занимали две комнаты на антресолях. Вторую комнату Полине Викторовне дали за ее ответственную должность ( завлабораторией ) и кандидатское звание. Будь семья побольше, ей могли бы дать и отдельный коттедж. Между прочим, бывалые люди советовали Полине Викторовне заключить с этой целью фиктивный брак. Но та с негодованием отвергла столь недостойное предложение.
   Третью комнату на антресолях занимал старенький изобретатель, о котором говорили, что он - современный Кулибин. Это был в высшей степени деликатный человек, готовый на любые самоограничения ради спокойствия ближнего. Вдобавок, он месяцами пропадал на каких-то испытательных полигонах.
   Наконец, единственную комнату внизу занимала профсоюзная активистка Лиманская-старшая с великовозрастной дочерью Лидолией. Похоже, активистка была всё-таки чуточку уязвлена, что ей дали на двоих только одну комнату, а Полине Викторовне - тоже на двоих - две. Но это недовольство проявлялось лишь в форме намеков, когда иной раз, пыхтя "Беломором", Лиманская-старшая пускалась в туманные рассуждения о принципах социальной справедливости.
   В целом же, коммуналка жила дружно. Вместе справляли праздники, дни рождения, выручали друг друга до получки, взаимно выполняли мелкие поручения - купить хлеб, кефир, ну а если, не дай бог, кто-либо заболевал, то его выхаживали всей коммуналкой.
   О кухонных скандалах здесь понятия не имели, к давлению быта относились с тем же философским спокойствием, что и к давлению атмосферному.
   Геннадий вполне вписался в этот сложившееся сообщество.
   Рядом с ним Тамара оставалась восторженной молодой женщиной, будто стесняющейся твердости своего характера, проявления которого нет-нет да и давали о себе знать. К примеру, она отвадила от дома всех своих институтских подруг, видимо, ревнуя их к Защитнику, который, между прочим, не давал ей ни малейшего повода к тому. Геннадий тоже не стал приглашать в дом своих товарищей по работе - но не из ревности, а опасаясь их грубоватости. Супругам и вдвоем было хорошо.
   Через некоторое время Полина Викторовна перешла на работу в одну весьма солидную фирму со смешанным капиталом. Е. заработки существенно возросли. Когда родились внуки ( Сережа, а через год Дима ), она даже оплачивала няню, чтобы Тамара смогла закончить свою учебу в университете по курсу менеджмента и рекламы.
   А еще через год в канун третьей годовщины их свадьбы Полина Викторовна сказала им следующее:
   - Вот что, дети! Я вижу, семья у вас сложилась. Крепкая семья. Пора бы вам подумать об отдельном жилье. Сегодня я открыла в одном коммерческом банке счет на предъявителя, куда буду ежемесячно перечислять энную сумму. Если всё пойдет хорошо, то лет через семь-восемь вы сможете купить себе трехкомнатную квартиру в приличном районе. Если хотите сократить этот срок, то постарайтесь и сами что-нибудь заработать. А я останусь здесь, с соседями...
   Но всё получилось не так.
   Вскоре в коммунальной квартире начались большие перемены.
   Нежданно для всех умерла Лиманская-старшая, казавшаяся вечной. Простудилась на каком-то предвыборном митинге, затемпературила, слегла, да так уж и не поднялась.
   Еще через год- тоже неожиданно для всех - старичка-изобретателя забрали в Москву на какую-то важную должность. С предоставлением двухкомнатной квартиры. "Кулибин" оказался не таким-то уж одуванчиком. В свою комнату он прописал какого-то дальнего родственника, которого, впрочем, в коммуналке мало кто видел, ибо тот сразу же включился в длинную цепочку обмена-купли-продажи. В результате в комнату "Кулибина" въехал журналист Плафонов.
   Поначалу Геннадий немало встревожился. Журналист - важная птица. А ну, начнет качать права! И ведь не тронь его, мигом найдутся могущественные заступники!
   Но, увидев Плафонова, он сразу же успокоился. Этот человек не был опасен. И никаких особых прав качать не собирался. Да и журналист он был не из первых - работал в бульварной газетке. Желтая пресса, как ее называют.
   Под шумок Геннадий занял тогда площадку на антресолях, на которую уже давно точил зуб. Просто вынес сюда всякие коробки и мешки и загородил ими проход. Плафонов так и не врубился, что антресоли - это места общего пользования. А Лиманская-дочь на второй этаж практически не поднималась.
   Зато через полгода она загремела в психушку.
   И опять, пользуясь случаем, супруги Завесовы расширили свои владения - заняли чулан на первом этаже. Это только название такое - чулан. А фактически - это комната площадью двенадцать квадратов. Хотя и без окон. Геннадий провел сюда свет, навесил вдоль стен длинные полки, а в дверь врезал ригельный замок. Был чулан - стала мастерская. Мало ли что приходится чинить по дому!
   Паша не возникал. Похоже, этот белоручка ни одного гвоздя в жизни сам не забил.
   Лиманская после выписки принялась было ворчать, но Геннадий великодушно пообещал, что если у нее что-нибудь сломается, то он починит без промедления и качественно. Притом, Лиманской и хранить-то в чулане было нечего.
   Чулан, как и антресоли, остался за Завесовыми.
   А еще через год стряслась большая беда.
   Полина Викторовна скоропостижно скончалась в своем рабочем кабинете. Сердечная недостаточность. Позднее до Завесовых дошли слухи, что Полина Викторовна умерла не сразу. Если бы кто-нибудь заглянул в ее кабинет и вызвал скорую, то ее еще можно было спасти. И вот ведь какой парадокс: дверь в ее кабинет практически не закрывалась, сотрудники один за другим тянулись с какими-то вопросами, а в тот день - как отрезало!
   Второй мощный стресс обрушился на супругов через неделю после похорон, когда они узнали, что коммерческий банк, в котором Полина Викторовна хранила не только вклад на будущую квартиру, но и все свои прочие личные сбережения, лопнул самым преступным образом...
   Вот тут-то, кажется, Тамара и перестал стесняться как твердости своего характера, так и остроты своего язычка. Именно в этот период она впервые заговорила об удаче, которая приходит и уходит, независимо от личных качеств ожидающего.
   Праздников совместно более не отмечали, но периодически угощали друг друга выпечкой и вареньем. Именинников поздравляли, за больными ухаживали. Лиманская и Плафонов то и дело пикировались между собой, но как-то тихо, по-домашнему. Пикировались и следом мирились.
   Вот так незаметно - от события к событию - в их "элитной" коммуналке сложилась новая обстановка, контры которой сохранялись и поныне.
   На общей кухне ( да и в общей гостиной ) решающее право голоса принадлежало теперь Тамаре. Плафонов вообще побаивался ее, Лиманская могла пуститься в пустяковый спор, но всё равно всегда выходило так, как наметила Тамара.
   По сути, Завесовы стали здесь неформальными хозяевами.
   А минувшим летом у них появилась реальная надежда сделаться уже юридическими владельцами всей квартиры. Всё шло к тому, но...
   Тамара права: удача подразнила их и отвернулась.
   Ладно, не надо лишний раз бередить рану...
   Всё еще погруженный в воспоминания, Геннадий обвел взглядом "нашу деревню".
   Вот идет вечно озабоченная Эмма - "наш почтальон Печкин", на перекрестке метет тротуар громкоголосая уборщица Шура, рядом подстригает живую изгородь бравый ветеран Иван Кондратьевич, а чуть дальше выходит из калитки почтенный профессор университета...
   Вокруг - только знакомые лица, с любым из соседей по "деревне" можно перекинуться словечком, покалякать на ходу о том о сем, зная, что и ты здесь свой, что если вдруг в твой дом сунется чужак, то это не останется без должной реакции...
   Нет, хорошо и спокойно в "нашей деревне"! Это тебе не район многоэтажек, где даже соседи по подъезду не всегда знают друг друга в лицо, и не "двор чудес", где опустившиеся люди собачатся между собой с утра до ночи...
   Геннадию вдруг припомнилось, что когда он только обосновался здесь, то примерно три четверти всех коттеджей являлись коммуналками. А сейчас коммунальных квартир осталось всего три-четыре. На тридцать шесть коттеджей.
   Люди как-то сумели подсуетиться, расселить соседей... По взаимному согласию - без всяких убийств... А уж став владельцем всего домика, каждый начал обживаться всерьез и надолго. Многие сделали евроремонт, обновили фасад, пристроили большую веранду, поставили удобный гараж, беседки, увитые плющом, разбили под окнами цветники и клумбы, обнесли свои участки плотной живой изгородью, врезав в нее металлические ворота и калитки на кирпичных столбиках... Некоторые устроили даже крытые бассейны...
   И лишь коммунальных коттеджей не коснулись приятные перемены.
   Всего три-четыре домика. В том числе тот, где обитают они, Завесовы. Вот что всё сильнее бесит Тамару! Нет, она вовсе не рвется в ряды первых, но и быть среди последних не желает.
   "Что мы скажем детям, когда они подрастут еще немного? - спрашивала она и раньше. - Что мы - неудачники? Что не можем заработать на достойное жилье?" Ну а минувшее лето...
   Ладно! Вот придет следующее лето, и всё изменится к лучшему. Он раскрутит свой малый бизнес и, глядишь, через пару-тройку лет у них появятся деньги, чтобы отселить сначала Пашку, затем - Лиманскую.
   А пока...
   Что ж, пока поиграем в игру "Убей соседа!"
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ
  
   Войдя в прихожую, Геннадий закрыл за собой дверь и принялся переобуваться.
   В ближнем углу высилось ажурное полутораметровое сооружение, похожее одновременно на башенку с бойницами и на стилизованную елку.
   Это и было наглядное воплощение его идеи. Будущий источник дохода семьи.
   Башня-вешалка для обуви.
   Пару лет назад он увидел нечто подобное в магазине. Но тот образец был низким, неудобным, изготовленным из дешевой пластмассы и не имевшим товарного вида.
   Однако сама идея Геннадию понравилась. У них вечно обувь валяется под ногами. А если ее убрать в этакую башню... И порядка станет больше, и место освободится...
   Пофантазировав немного, он в течение недели смастерил из легких деревянных планок ( как-никак, закончил училище по специальности "столяр-краснодеревщик" ) собственный образец - компактный, вместительный, эстетически привлекательный. И установил его в прихожей. Для общего пользования. Чтобы Тамаре не наступать всякий раз на ботинки господина Плафонова или прогулочные тапки мадемуазель Лиманской.
   Тамара, увидав башню, всплеснула руками:
   - Генчик, это же гениальная находка! В Питере, с нашими куцыми квадратными метрами, многие купили бы в дом такую удобную вещь! Сколько она может стоить? Давай составим смету!
   Получилось - терпимо.
   Геннадий внес несколько усовершенствований, сделал башню разборной. Смастерил еще несколько штук. Тамара показала у себя на работе - оторвали с руками!
   Вот тогда и родилась идея наладить свой малый бизнес.
   Но не в чулане же выстругивать эти планки! И не кустарным же способом!
   Геннадий начал наводить мосты. Тамара тоже.
   Потенциальных помощников он нашел быстро. Двое трезвых мужиков, у которых руки росли откуда надо, соглашались месяц-другой работать на голом энтузиазме. Деньги на закупку материалов и хотя бы простейшего оборудования были.
   Вопрос уперся в аренду подходящего помещения - с правом производства лакокрасочных работ. Они не думали, что это так дорого.
   Но тут им сказочно повезло.
   Однажды, в конце минувшего апреля, Геннадий встретил на улице Федора Лапина, бывшего сослуживца. Оказалось, тот теперь не последний человек в районной администрации.
   Геннадий в двух словах рассказал приятелю о своих мытарствах.
   "Какие проблемы, старина! - похлопал его по плечу Федор. - Сделаем в лучшем виде! Но - летом. И обойдется это тебе по нулям. Ну, поставишь после раскрутки пару конины..."
   Федор сдержал обещание. Устроил Геннадию уже оборудованный для лакокраски цех. В одном из профтехучилищ района. Летом, когда начались каникулы. Минувшим летом. Поначалу колесо завертелось бойко. Но затем...
   Ладно, чего вспоминать о том, что не сбылось! Федор, конечно, подложил ему свинью. Друг, называется... Ладно!
   Геннадий надел тапочки и прошел в гостиную. Остановился посередине, снова оглядевшись.
   Вся квартира была перед ним как на ладони.
   В гостиной можно было играть если не в футзал, то уж в "парагвай" наверняка. Справа к прихожей примыкал тот самый чуланчик. Слева - туалет и ванная, раздельные, конечно, и тоже нетесные. Причем, перед туалетом имелся небольшой коридорчик, как бы подчеркивающий понятную изоляцию этого деликатного места.
   Обстановка гостиной, отделанной панелями под дуб, с высоченными потолками и умопомрачительной ( дешевое стекло) люстрой, состояла из стола, дивана, двух кресел, телефонной тумбочки и самого аппарата. Всё было общее.
   Сюда же, в гостиную, выходила дверь комнаты, принадлежащей Лиманской. Коленчатый коридор замыкался на кухню, перед которой имелась еще одна подсобка, так называемая бельевая.
   Слева от комнаты Лиманской поднималась винтовая лестница, которая вела на деревянные антресоли с резными перилами, полуовалом нависавшими над гостиной.
   На антресоли выходили двери еще трех комнат.
   Первую по счету, расположенную непосредственно над жилищем Лиманской, занимал Плафонов. Следующую - супруги Завесовы. Их комната находилась над чуланом и прихожей. Наконец, в дальней угловой комнате, тоже завесовской, обосновались их сыновья-школьники, Сережа и Дима. Детская комната располагалась над сантехническим блоком и частью кухни. За детской антресоли заканчивались небольшой площадкой, откуда вниз, на кухню, вела еще одна лестница, узенькая и тесная, с высокими ступеньками, крайне неудобная даже для ловкого человека. Впрочем, этой лесенкой давно уже не пользовались, а площадку за детской глава семейства заполнил старыми вещами, раскладушками, тюками, коробками и прочим скарбом.
   Давно уже не пользовались и "черным" ходом. Маленькая дверца, находящаяся под кухонной лесенкой, была закрыта на мощный запор и кованый крючок, да еще задрапирована ситцевой занавеской, и вообще, про нее, эту дверь, кажется, уже забыли все жильцы.
   Тут Геннадий уловил голоса, доносившиеся с кухни. Сделал пару шагов вперед, к осевой линии кухонного коридора. Теперь голоса слышались отчетливо.
   Ну, да, традиционная утренняя пикировка Лиманской и Плафонова. - Вы меня, конечно, извините, Павел, но я снова буду вас ругать! - тоном строгой моралистки возвестила Лиманская.
   - Вас не привыкать, уважаемая Лидолия Николаевна! - не без язвительности, но вполне благодушно отвечал Плафонов. - Но любопытно было бы узнать, в чем я провинился на сей раз ?
   На голоса накладывалось позвякивание посуды.
   - Вы опять расхаживали по комнате всю ночь! Думаете, приятно, когда у тебя беспрерывно топают над головой?! Я не могла уснуть. Вы меня совершенно не уважаете! - впрочем, голос тоже звучал вполне мирно.
   - Старая песня о главном! - хмыкнул Плафонов. - Вы не должны так говорить! Вы же прекрасно осведомлены, сколько жертв я принес на алтарь этого вашего каприза! Я купил ковролин, я даже перестал надевать тапочки, хожу исключительно в носках! Ну, хотите, буду ходить босиком?!
   - Это не поможет! И это вовсе не каприз! У вас полы скрипят!
   - Что же мне теперь - летать?! Или ходить по потолку? Извините, не обучен!
   - Вообще-то, нормальные люди ночью спят, а не слоняются по комнате.
   - Нормальные, вроде вас, может и спят. А я - ненормальный.
   - Некрасивые намеки себе позволяете, Павел Алексеевич! - уже нервознее заявила та. - Недостойные коренного петербуржца.
   - Вот только давайте без демагогии! - закричал он. - Я - творческая личность! Журналист! Сова по своей природе! Могу работать только по ночам!
   - Вот и работайте. Сидя за столом.
   - А я не могу - сидя за столом! - начал благородно закипать Плафонов. - Я должен двигаться! Чтобы мысль пульсировала!
   - Если не можете не ходить, то почините полы!
   - Да как же я их починю?! Я же не плотник! И даже не этот, как его там, столяр!
   - Ну так наймите мастера!
   - У меня нет времени заниматься бытом! Я творческая личность!
   - А пить у вас время есть?!
   - Питейный ритуал, уважаемая Лидолия Николаевна, это составная, можно сказать, священная часть творческого процесса!
   - А вот я подам в милицию заявление, что вы регулярно нарушаете закон о тишине! Пускай вас для начала оштрафуют! Будете знать! И не воображайте, что ваш приятель капитан Абоймов положит мое заявление под сукно, как в прошлый раз! Я дойду до самого главного милицейского начальника! Минуя вашего Абоймова! Никому не позволено нарушать закон!
   "Капитан Абоймов!" - отметил про себя Геннадий.
   - Уважаемая Лидолия Николаевна! - повысил голос и Плафонов. - Во-первых, официально вам заявляю, что капитан Абоймов мне не кум, не сват и не собутыльник. Это глубоко порядочный, честный, мужественный офицер милиции, гроза бандитов и хулиганов, герой моего лучшего очерка, а еще страстный поклонник высокой поэзии, что само по себе большая редкость в наше торгашеское время. Убедительно прошу не втягивать его в наши коммунальные разборки! Во-вторых, ставлю вас в известность, что на ваше заявление, паче чаяния оно появится, я немедленно подам встречное, и еще неизвестно, кто окажется более уязвим в глазах неподкупной Фемиды!
   - Это любопытно. В чем же вы собираетесь меня обвинить?
   - В свои дежурства вы моете места общего пользования, в частности, туалет, с добавлением хлорки, отлично зная, что у меня аллергия на это вещество. Это уже не шутки! Это умышленное причинение вреда здоровью квартиросъемщика.
   - А блевать мимо унитаза - это шутки, да?!
   - Низкая клевета! Я никогда не блюю! Особенно мимо унитаза!
   - А ваш друг? Ну, плюгавенький? Кандыбин?
   - Побойтесь бога, Лидолия Николаевна! Кандыбин - он же тишайший из тишайших!
   - Тишайший... - Она вдруг взорвалась: - Нет, я не понимаю! Жить в Петербурге, в нашем прекрасном сказочном городе, и убивать время на пьянку! Вот скажите, когда вы в последний раз были в музее, только честно?!
   - Если честно? На прошлой неделе.
   - Быть такого не может! Ну и что же это за музей?
   - А это новый музей. О нем еще не все знают. Музей водки.
   - Вам бы только ерничать!
   Глухое ворчание. Пауза. Затем - размеренная декламация Плафонова:
  
   Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,
   И только круглые глупцы любимцы рока.
   Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда
   Кувшин мутящего наш ум хмельного сока.*
   В другое время Геннадий не стал бы слушать все эти пререкания, известные ему до мелочей. Поднялся бы к себе и завалился бы спать. Но сейчас ему вдруг захотелось новыми глазами взглянуть на соседей, одного из которых надо было "убить", а другую - "упечь в психушку".
   Решительной походкой он прошел на кухню и поздоровался.
   При его появлении спор прекратился, лица озарились улыбками.
   Лиманская, как обычно по утрам, варила себе овсяную кашу с курагой и изюмом. Она
   была в своем восточном халате, обтягивающем ее полные плечи и необъятный бюст. Черные и жесткие, с легкой проседью волосы намотаны на бигуди, в колючих глазках-бусинках - неуступчивая решимость бороться за общественное благо всеми доступными средствами. По виду сроду не догадаешься, что дама состоит на учете в психушке.
   Павел Плафонов - упитанный румяный тридцатидвухлетний близорукий шатен с аккуратной ниточкой черных усиков, гладко выбритым безвольным подбородком и наметившейся лысинкой на мощном затылке - как всегда по утрам жарил магазинные котлеты - до золотисто-коричневой корочки. Судя по всему, он мучился с похмелья.
   - Геночка, может, вы возьмете шефство над этим неумейкой? - взмолилась
   Лиманская. - Ведь в ваших комнатах тоже, наверное, слышен этот ужасный скрип, когда он мечется по комнате, будто слон по посудной лавке?!
   - Нет, мы ничего не слышим, - объяснил Гена уже, наверное, в сотый раз. - Я уже давно усилил звукоизоляцию.
   - Ах, какой вы молодец! И всё-то у вас ладно! Вот Паша - тоже представительный мужчина. Но совсем другого сорта. Он - как сытый кот-лежебока...
   - Это я-то кот?! - возмутился Плафонов. - Да еще сытый?! Ну, спасибочки!
   - Только не обижайтесь, Паша. Я говорю о впечатлении. Да, кот. А вот Гена - викинг, настоящий северный викинг!
   - Полы скрипят... - проворчал Плафонов. - Вот нашли проблему! Хряпнули бы на ночь снотворного и спали бы сном праведника! А хотите, подарю вам затычки для ушей? Беруши!
   - Благодарю покорно! От вас, работника культуры, такой пошлятины я не ожидала! - Лиманская поджала губы.
   А Плафонов уже обращался к Геннадию:
   - Кстати, я там свежие газетки принес. Лежат как обычно в гостиной на столе. Есть и "Звездная пыльца", это специально для вашей Тамары.
   - Спасибо... - отвесив соседям общий поклон, Геннадий снова вышел в гостиную.
   На столе и вправду лежали несколько экземпляров тоненьких, с крикливыми яркими обложками журнальчиков.
   Один из них - "Звездная пыльца" - содержал гороскопы, астрологические прогнозы, всякого рода предсказания, а также инсинуации вокруг феномена человеческой судьбы. Сам Геннадий подобными текстами абсолютно не интересовался. А если и просматривал их по диагонали, то разве лишь для того, чтобы еще раз подивиться людскому легковерию. Не то Тамара. "Звездная пыльца" была единственным из журнальчиков, выпускаемых издательским домом "Балт-магазин", где служил Плафонов, который она читала от корки до корки. Бывало, что и она отпускала шпильки по адресу астрологов и прорицателей, однако Геннадий давно уже приметил, что если гороскоп оказывался благоприятным, то у Тамары улучшалось настроение, если же тот содержал указания на возможные неприятности, то она могла даже изменить принятое ранее
   решение.
   Второй из лежавших на столе журнальчиков назывался "Петербургские страшилки и заморочки". Именно в его редакции и трудился Плафонов. Это был остренький такой винегрет из криминала, мистики, легкой эротики, псевдозагадок истории и природы, всяческих курьезов. Когда-то Геннадий читал его взахлеб, но выяснив у Плафонова, что большинство материалов сочиняется в редакции, интерес утратил. Но журнальчик все- таки перелистывал.
   Вот и сейчас он прихватил его с собой, чтобы полистать пред сном. Глаза уже слипались.
  
  
  
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
   Вечер.
   Геннадий зашел в детскую комнату, чтобы уложить мальчишек спать. Это становилось все более хлопотной проблемой. Младшего, Диму, не оторвать от компьютера, старший упорствует в другом - отрабатывает стойку на руках, резко прогибаясь и ударяя пятками в их общую стену, отчего в серванте звенит посуда, а с потолка сыпется штукатурка.
   - Сережа, мама расстраивается, когда ты делаешь так, - привел решающий аргумент глава семьи.
   - Пап, но я же не могу заниматься вполсилы! - возразил тот, вскидывая дерзкие глаза.
   - Ладно, вход всегда найдется. Давай сообразим, как нам приспособить для этой цели старую подушку...
   Какое-то время они обсуждали эту проблему.
   Сережа собирался взяться за дело прямо сейчас, но отец был непреклонен:
   - Э, нет, тут за пять минут не управиться. Да и без стука не обойтись, а мама уже отдыхает. Как и Лидолия Николаевна. Вы же не хотите оказаться нарушителями закона о тишине? И нечего так улыбаться! Все! По кроватям! Но сначала признавайтесь, кто еще не успел почистить зубы?
   Не отступая от тактики кнута и пряника, он проследил, чтобы дети улеглись, пожелал им спокойной ночи, выключил свет и вернулся в свою комнату.
   Тамара в своем черно-золотистом халатике сидела на диван, массируя полотенцем влажные после душа волосы.
   Наконец-то, можно было расслабиться.
   Он подошел к ней сзади, обнял за плечи, поцеловал в затылок. Правой рукой скользнул ниже.
   Она остановила его ладонь на своей груди, подержала немного, погладила, затем мягко, но решительно отвела в сторону:
   Он: - А кто-то обещал быть ласковой...
   Она: - А кто-то обещал всерьез играть в игру "Убей соседа!"
   - Значит, сначала игра?
   - Конечно! Мы же условились.
   - Ах, да, - вздохнул он. - Ладно... Игра так игра. Как там - "Убей соседа"? Соседа-декламатора?
   - Пусть так. У тебя есть новости? Поднимался в дом?
   - Поднимался, раз обещал...
   - И как там? - кивком она показала ему на диван. Садись, мол, и веди себя как серьезный партнер.
   Он подчинился, устроившись однако так, что колени их соприкасались.
   - Да ничего особенного. Обыкновенная законсервированная стройка. Повсюду битый кирпич, стекло, куски бетона. Сломанная стремянка. Пару дырявых корыт для просеивания песка. Деревяшек почти нет. Особенно на нижних этажах. Наверняка, бомжи спалили.
   - Постой! - она отодвинулась вместе с креслом, и теперь между ними появился зазор. - А как ты попал в дом? Это трудно?
   - Ерунда! - пожал он плечами. - С тылу территория обнесена дырявым забором. К дыркам со всех сторон ведут чуть заметные тропинки. Но во дворе эти тропинки сливаются в одну, уже хорошо натоптанную, которая ведет к центральному окну первого этажа. Это окно, как и другие, тоже забито металлическими листами, но тут лист отогнут,
   Снизу подсыпана куча земли, а на нее уложена сетка от старой кровати. Заходишь по ней внутрь, как по мостику, а с той стороны подставлены пластиковые ящики - лесенка да и только!
   - Значит, дом оккупирован бомжами? - нахмурилась она.
   Он кивнул:
   - Похоже, там постоянно кто-то ошивается. В одной из комнат первого этажа на полу - горки золы, а в углу свалены прелые матрасы. Но это, думаю, летние следы. А вот в подвале...
   - Боже! - побледнела она. - Ты спускался в подвал?! Один?!
   - Ты же сама просила меня осмотреться внимательней, - напомнил он. - Да не пугайся так! Мне не встретилось ни души. Но там, в подвале, - я просто шел по следам - проходит теплая труба. Похоже, какая-то утечка от теплоцентрали. Так вот, возле этой трубы кто-то ночует до сих пор. Те же ящики, матрасы, всякое рванье, а еще грязная посуда, бутылки из-под недавно употребленного портвейна и целая куча шприцов...
   - Так там еще и наркоманы собираются?!
   - Похоже на то.
   - Нет, Геночка, этим ходом больше пользоваться нельзя! Свидетели нам не нужны. Скажи, а как-то иначе попасть внутрь нельзя?
   - Да почему же нельзя?! Если, к примеру, я подгоню свой фургон сбоку, да еще поставлю на крышу ящик, то с него запросто можно дотянуться до коридорного окна второго этажа. Подтянулся на руках, и ты уже там. А дальше все открыто. Дверей внутри нет. Ни одной.
   - А вдруг эти бомжи и наркоманы собираются и на верхних этажах?
   - Ну, что ты! - даже рассмеялся он. - Это же малоподвижная публика1 Да и что им делать наверху? Там холодно, пыльно, неуютно... Притом, похоже, дом они обшарили давно и унесли все, что можно. Нет, дальше теплой трубы они теперь не полезут.
   - Какой ты молодец, милый! - кивнула Тамара. - Но на будущее очень прошу тебя, не рискуй так. Мне совсем не нравится, что ты спускался один в этот ужасный подвал.
   - Эх, напрасно я тебе сказал! - вздохнул он.
   - Милый, - она подалась к нему, и на минуту их колени снова соприкоснулись. - Мы с тобой - две половинки целого и должны все рассказывать друг другу. Притом, что я тебе никогда ничего не запрещала. А беспокойство мое понятное. Я очень дорожу тобой и не хочу, чтобы ты подвергался даже малейшей опасности. Особенно, когда речь идет о таком невинном занятии, как наша игра.
   - Ладно, проехали...
   - А что там на пятом этаже? - спросила она после паузы, снова отстранившись. - Как я поняла, проход к эркерам свободен?
   - Абсолютно! Хоть на велосипеде туда въезжай! Вообще-то, два этих эркера и балкончик между ними находятся в разных комнатах, но внутренние стенки тонкие, из сухой штукатурки, и частично проломлены, так что из эркеров на балкон и обратно можно попасть, не выходя даже в коридор.
   - А ты был в эркерах? Какой из них вид?
   - Весь парк как на ладони. Виден кусок проспекта. И поворот с проспекта в улочку. А из другого эркера видна школа наших пацанов и даже край "нашей деревни". Дом наш, конечно, не увидишь, потому как стена перекрывает обзор. А балкон, между прочим, весь в трещинах, но держится прочно на двух вмурованных рельсах.
   - Ну вот видишь, - удовлетворенно кивнула она. - Теперь мы знаем точно, что развивать игру можно. Следующий шаг - придумать, как изготовить эту самую ледяную бомбу?
   - Да что же тут думать?!
   - Ты уже знаешь?! - радостно изумилась она.
   - Нет ничего проще! На шестом этаже, как раз над эркерами, частично разобран потолок. Крыша тоже вся дырявая. На чердаке валяется несколько толстенных досок, мокрых насквозь. Таких мокрых, что на них даже бомжи не польстились. Такие, во-первых, не утащишь, во-вторых, не разожжешь. А почему они мокрые? - он хитровато сощурился и тут же ответил: - А потому что на них постоянно льется вода. Дожди мочат верхние этажи насквозь, понимаешь?
   - Нет, - призналась она. - Пока не очень.
   - Словом, так. Надо взять несколько полиэтиленовых мешков, вложить их друг в дружку, и, когда польет сильный дождь, наполнить водой в нужном объеме. Завязать покрепче и приткнуть в уголок. Когда же начнутся холода, вода замерзнет, вот тебе и ледяная бомба. Перетащить ее этажом ниже - сущие пустяки. Как и ободрать полиэтилен.
   - Генчик, ты - гений! - она вскочила, подбежала к нему и осыпала поцелуями.
   - Да что тут такого? - пользуясь моментом, он придержал ее за руку и попытался усадить рядом.
   Тамара высвободилась.
   - Нет, милый, ну потерпи немного. На сегодня игру мы еще не закончили, - она вернулась в кресло.
   - Я вот еще что подумал, - сказал он, поощренный ее похвалой и порывистой лаской. - Для верности лучше сделать две ледышки. Одна ведь может просто оглушить его. Типа скользнуть по касательной. Всего лишь сбить с ног. Зато уж второй можно целить точно в лоб. Ну, чтобы исключить случайность.
   - Да! - энергично воскликнула она. - Именно так! Две бомбы! Ах, какой ты у меня умничка! А сколько нужно мешков?
   - Главное, чтобы вода не протекала. Два - уже надежно. Но лучше три.
   - На одну закладку?
   - Конечно.
   - Значит, на две - шесть?
   - Да, шесть мешков.
   - Генчик... Нужно отнести эти шесть мешков туда и спрятать где-нибудь наверху.
   - Зачем?! - изумился он. - Мы же играем просто так.
   - Да, но игра должна быть максимально достоверной. Ты же мне сам рассказывал про военные учения. Там ведь тоже не убивают, но все происходит как бы взаправду, да?
   - Хорошо! - кивнул он. - Я понял. Через неделю мешки будут там.
   - Только не пользуйся тропинкой бомжей.
   - Это само собой.
   - И держись подальше от подвала.
   - Конечно. Но вот что еще... Утром на кухне я случайно услыхал разговор наших соседей. Мелькнула фамилия Абоймова, нашего участкового. Тебе не кажется, что если уж играть всерьез, ну, даже мешки заносить, то уж этого капитана надо обязательно учесть? В том смысле, что вдруг в несчастный случай он не поверит и тут же начнет копать. Ведь у них с Пашкой особые отношения.
   На чистом лбу Тамары у переносицы пролегли вертикальные складки.
   - Гена, я помню про Абоймова. Но дело не только в нем. Нам вообще надо составить список людей, входящих в пашкино окружение. Людей, которым он близок, и которые обязательно начнут строить разные догадки, если с ним что-нибудь случится. Каждого из них мы должны разобрать по косточкам. Но сначала надо собрать воедино информацию на самого Плафонова. И вообще, надо внести в нашу игру определенный порядок, - она вскочила, подбежала к серванту и достала из ящика кипу разноформатной бумаги. Бросила ее на стол: - Вот что, по-моему, необходимо... - отделила от стопки самый большой лист: - сначала нужно вычертить игровое поле, Вот здесь - в центре- нарисуй план расселенного дома. Обозначь все подходы. Эркеры, балкончик... Парк, улочку, краешек "нашей деревни"... А здесь - часть проспекта... Затем, - она разыскала в кипе бумаг лист плотного картона, - надо сделать фишки. Фишки участников игры. Просто вырезать кругляшки или квадратики и подписать их. А главную фишку - Пашу Плафонова - покрасить красным. Затем - информариум. Лучше сделать его в виде карт. Сколько и каких понадобится карт, будет проясняться по ходу игры. Но уже сейчас понятно, что по отдельной карте нужно завести на каждую фишку. - Она скомплектовала одинаковые четвертушки бумаги: - Вот! Записывать будем лаконично, самые выжимки, но не упуская из виду ничего существенного. Вот тогда, увидишь, игра у нас пойдет по-настоящему! А когда игра закончится, мы все бумаги сожжем!
   Геннадий взъерошил обеими руками свою пышную шевелюру:
   - Так-так-так... В принципе, я не против. Давай будем записывать. Это правильно, потому что многое забывается... Но всё же, я думаю, что - пускай игра, - но эти бумаги надо держать подальше от детей. Под замком. Будет не очень здорово, если однажды вся эта детективщина попадет на глаза нашим пацанам, согласна?
   - Вот тут, Генчик, ты прав на все сто!
   Оба тут же начали озираться по сторонам в поисках подходящего тайника.
   - Постой-ка! - Геннадий подскочил к шкафу и выдернул из-под груды коробок, пирамидой высящихся наверху, запыленный "дипломат". Между прочим, подарок Федора на день рождения. Подарок, которым Геннадий ни разу так и не воспользовался. Нет, не из-за обиды. Просто эта вещица при его работе была непрактичной. Геннадий предпочитал свою старую кожаную наплечную сумку. Потертую, зато безразмерную. Ему ведь приходилось носить с собой сменную одежду, обед, инструмент и много чего другого. Но вот и подарочек пригодился.
   Они тут же договорились, что каждый вечер после завершения игры, будут снова ставить запертый "дипломат" под коробки на шкаф. Единственный ключик от "дипломата" Геннадий тут же нанизал на связку своих ключей. Всё, теперь за сохранность информариума можно было не беспокоиться.
   Тут же, не мешкая, он весьма картинно - цветными фломастерами - изобразил игровое поле. Вообще, рука у него была твердой. Всякие эскизы и рисунки с натуры получались неплохо. К примеру, эскиз башни-вешалки он сначала тоже нарисовал.
   Пока он раскрашивал игровое поле, Тамара нарезала из картона фишек, но подписала пока только одну: Плафонов.
   Геннадий решил было, что на сегодня игра закончена и пора получать обещанную награду, но Тамара всё же настояла на том, чтобы заполнить карточку на Плафонова.
   Карточка получилась составной, из трех листочков, исписанных его мелким почерком. Что поделаешь, информации набралось много, а Тамара ведь не хотела упустить ни одной мелочи.
   Вот что содержалось в карточках.
   " ПАША ПЛАФОНОВ И ЕГО ПРИВЫЧКИ"
  
   Плафонов Павел Алексеевич, 32 года. Видный мужчина. Культурный. Начитанный. Хорошо знает поэзию. Охотно пользуется мужской парфюмерией. При первом впечатлении может показаться богатырем, который так и пышет здоровьем. Но мышцы у него ватные, настоящей силы в них нет.
   По своей натуре - добродушный увалень, всегда готовый к компромиссу, даже в ущерб себе. Большой любитель выпить.
   Журналист типично бульварной газетки "Петербургские страшилки и заморочки". Ее выпускает крупный издательский дом "Балт-магазин". Вкупе с добрым десятком подобных изданий - "Интимная мозаика", "Смех и грех", "Звездная пыльца", "Лабиринты неведомого" и другими. Там же выходит кроссвордная газетка, которую редактирует некий Владимир Кандыбин, лучший друг Плафонова и его многолетний собутыльник. По меньшей мере, один-два раза в месяц они приходят сюда и тихо пьянствуют всю ночь, что все равно заканчивается перепалкой с Лиманской. (О Кандыбине см. отдельную карту. )
   Газета "Петербургские страшилки и заморочки" выходит один раз в неделю - по четвергам. В каждом номере - две-три, а то и четыре статьи самого Плафонова. Некоторые из статей он подписывает своим полным именем, другие - созвучными псевдонимами: Балконов, Флаконов, Муфлонов и т.д.
   Если судить по его статьям, то Плафонов - самый бесстрашный, неутомимый и энергичный питерский журналист. Который всюду успевает, проникает за все закрытые двери, всех знает, все видит и обо всем догадывается заранее. Нередко он намекает даже на свою роль спецагента, суперпрофессионала. Он пишет про наркодельцов, про тайные притоны, про сборища сатанистов, про маньяков и киллеров, про колдунов и прорицателей, про золото партии и янтарную комнату, про конец света и противостояние планет - словом, про все, что касается криминала, мистики и всяких чудес. Но сам он не бывал ни на одном сборище сатанистов и не встречался ни с одним киллером или маньяком. Свои статьи он сочиняет дома. По ночам. Вернее, даже не сочиняет - у него собственный метод. Он приносит с работы пять-шесть московских газеток такого же толка, распечатки из Интернета, достает с полок несколько старых книг подходящего содержания ( у него богатая библиотека, доставшаяся от отца ), раскладывает все это по всей комнате - на столе, на стульях, на диване, на креслах, затем кружится между ними, заглядывая то туда, то сюда - и катает! Сам не раз с гордостью рассказывал на кухне.
   И лишь иногда, крайне редко и неохотно, он пишет статьи о реальных событиях и людях. Как, например, о капитане Абоймове.
   Каждый свежий выпуск своей газеты, а также прочие выпуски издательского дома, он приносит в коммуналку, раздает их нам, соседям, и обязательно показывает, на каких страницах напечатаны его статейки. Эти газеты можно обнаружить в любом уголке дома, мы нередко используем их для хозяйственных нужд. Именно так Тамаре опала на глаза старая газета с заметкой о падении сосульки.
   Служебный график у Плафонова свободный. Обычно он спит до полудня, затем собирается и уходит в редакцию. Исключение - четверг. Впрочем, случается, что и в другие дни он уходит рано. А вот возвращается он обычно в одно то же время - около десяти вечера. Хотя в редакции освобождается гораздо раньше в шесть-семь. Из его рассказов можно понять, что в редакции частенько проходят всякого рода сабантуйчики, в которых он непременно участвует. Или же вдвоем с Кандыбиным они идут в какую-нибудь рюмочную. Но сколько бы Плафонов ни выпил в компании, сойдя на своей остановке, он заходит в магазин и покупает что-нибудь домой в зависимости от состояния финансов и настроения - коньяк, водку, портвейн, пиво или джин-тоник. Причем, пить начинает еще по дороге. Когда идет через парк. Маленькими глоточками, растягивая удовольствие.
   Зарабатывает вроде неплохо. Во всяком случае, смерть от голода его не грозит.
   Но считать деньги не умеет. В первые дни после зарплаты пьет коньяки, жарит свиные отбивные и куриные окорочка, может угостить нас, своих соседей ( в особенности Лиманскую ) шоколадом и пирожными, но по мере того, как истончается кошелек, пропадает и апломб. За неделю до зарплаты начинает питься лапшой "Доширак" и "Геркулесом", но пить все равно не бросает, переходя на самые дешевые крепленые вина ("Агдам", портвейн "Три семерки" и т. д. ). За два-три дня до зарплаты влезает в долги. Раньше его здорово выручал генерал ( у сестрицы не очень-то займешь ), у которого он брал, кажется, без отдачи, но затем эта лафа кончилась. Причем, задолго до ссоры брата с сестрой.
   Паша занимает у нас, у Лиманской. Долги записывает в книжечку. Как-то раз Тамара заглянула - там целая страница, не меньше двадцати фамилий, кому он должен. Но всегда отдает. Но крайней мере, нам, соседям. Понимает, что иначе перестанут давать. Впрочем, так уж повелось, что за несколько дней до зарплаты и мы и Лиманская как бы невзначай подкармливаем его. Он - тоже как бы невзначай - принимает эту заботу.
   Близорук, носит модной формы очки в тонкой металлической оправе.
   Одевается выдерживая определенный стиль. Носит фуражку с козырьком и витым шнуром, часто надевает дымчатые очки, жилет с золотистыми звездочками на синем фоне. Гардероб у него небольшой, но все вещи с изюминкой. Джинсы настоящие, не растянутые в коленях. Есть два модных свитера, есть входной костюм, пиджак в черно-белую косую клетку, галстуки-бабочки - черный и алый.
   Всегда чисто бреется и убирает за собой посуду. До блеска полирует обувь. И в то же время рассеян - может включить воду в ванной и забыть про нее. Или поставить чайник на газ и завалиться спать.
   Хобби - поэзия. Он знает огромное множество стихов как известных, так и забытых поэтов, а также восточную поэзию. Томики стихов занимают у него два больших шкафа! Знает биографии поэтов, поучительные и забавные истории из их жизни. Может наизусть прочитать целую поэму, ни разу не сбившись. А читает он просто здорово! Как настоящий артист! Вот это он умеет. Этого у него не отнять. Его очень любит слушать Лиманская, которая считает склонность к поэзии неотъемлемой частью петербургской культуры.
   Говорят, что поддав, он нередко начинает декламировать стихи где-нибудь в людном месте - в кафе, на улице, а то и в транспорте и почти всегда все вокруг умолкают и слушают только его. Лишь один-единственный раз кто-то грубо потребовал от него заткнуться, но Паша отважно возвысил голос и все вокруг ему зааплодировали! Он с удовольствием много раз пересказывал на кухне эту историю.
   Ах, да, чуть не забыли! У него имеется амулет. Под названием "куриный бог". Это обыкновенный морской камешек, но плоский, как медальон, по размеру с пятирублевую монету. В нем сквозная дырочка, в которую пролезет лишь очень тонкая иголка. Дырочка эта естественного происхождения. За что камешек и получил свое название.
   Этот камень Паша нашел на берегу Черного моря, где-то под Сочи, еще юношей. Он искренне верит в чудодейственную силу своего амулета. ( А теперь к амулету еще добавился ангел-хранитель в лице капитана Абоймова, пылкого поклонника его декламации. Не многовато ли? )
   Убежденный холостяк. Некогда не был женат и не имеет детей. По его заверениям. Нет, не гомик. Иногда приводит женщин ( см. отдельную карту "Женщины Плафонова ).
  
   КАК ПЛАФОНОВ ОКАЗАЛСЯ В НАШЕЙ КОММУНАЛКЕ
  
   У Паши были счастливые детство, юность и молодость - по его признанию. Он вырос в благополучной профессорской семье, Его отец был известным ученым и занимал пятикомнатную квартиру где-то на Кировском проспекте. Отец мечтал, что и сын пойдет по его стопам, но того влекли "свободные профессии". Наконец, не без помощи отца Пашу приняли на журфак. Все будто бы восхищались бойкостью его пера и прочили ему славу лучшего питерского журналиста.
   У Паши имелась старшая сестра Маргарита, Марго. Когда Паша был на пятом курсе, Марго вышла замуж за перспективного таможенного офицера и привела его в отчий дом. Предполагалось, что со временем профессор выхлопочет для молодых отдельную квартиру.
   Но тут профессор возьми и помри. Это событие имело далеко идущие последствия. Возмутителем спокойствия стала вдова - мать Павла и Маргариты. Она была много моложе своего покойного мужа. Он когда-то взял ее нищей студенткой, а после попрекал этим, держа в ежовых рукавицах. У нее и права голоса не было ( по словам Паши ). Все в доме решал отец. А тут вдруг прорезались и голос, и характер. Это была еще молодая, очень красивая женщина, осознавшая вдруг, что еще успеет пожить в свое удовольствие. Тем более, что дети уже встали на крыло.
   Для начала она уговорила детей совершить обмен, чтобы каждый жил своим домом. Те согласились. Паша говорит, что уже тогда мать и сестра заключили за его спиной сепаратное соглашение, с тем, чтобы получить для себя выгоду за его счет. Но это, мол, он понял позднее, когда рассеялся морок, который они напустили на него. Он же им во всем доверял, особенно сестре, которая была самой практичной в семье. Но которая умело выставила на первых ролях мать, женщину, живущую исключительно эмоциями.
   И вот обмен состоялся. Мать и сестра отхватили себе по двухкомнатной квартире, а Паше досталась комната в нашем доме. Вот так он и стал нашим соседом. Мать и сестра поделили также между собой обстановку и, надо полагать, отцовские сбережения. Паше опять достались "объедки" - стол, пара кресел, кое-что из посуды, безделушки... Денег не дали. Так, какую-то мелочь. Сказали, что все ушло на похороны и на памятник. И лишь после того, как он возмутился, ему в качестве отступного отдали значительную часть отцовской библиотеки, включая всю поэтическую коллекцию. Причем, Маргарита сумела повернуть так, будто и сама осталась обделенной. Все, мол, забрала мать. И Паша ей поверил. И верил долгие годы. Притом, что в тот момент он стал сотрудничать с бульварной прессой и начал все чаще заглядывать в стакан, к чему и прежде питал склонность.
   С годами он все более укреплялся во мнении, что его обошли при разделе имущества, может, даже околдовали. И во всем винил только мать. Которая, что называется, пустилась во все тяжкие, заводя романы с любовниками, среди которых были и ровесники ее сына.
   С матерью он практически не общался, разве что звонил ей два-три раза в год. Сама она не приезжала к сыну ни разу.
   Зато сестрица бывала здесь часто, имея, несомненно, сильное влияние на брата. Старшая по возрасту и по опыту, властная натура, она долгое время была для Паши неоспоримым авторитетом.
   Но минувшим летом всё это рухнуло в одночасье.
   Мы расскажем об этом, но не сегодня.
  
   ЖЕНЩИНЫ ПЛАФОНОВА
  
   Вообще, это парадокс: он ведь видный мужчина приятной наружности, общительный,
   остроумный, не лезет за словом в карман, на каждый чих у него в запасе стих ( вот и у нас рифма получилась), сам постоянно на людях, умеет сделать даме комплимент, и вообще, по натуре - кавалер, джентльмен, рыцарь. А вот постоянной подруги у него нет! Нет, и не было все эти годы, что он живет рядом с нами. И, если можно верить его нетрезвым признаниям, не было и раньше.
   Такое убеждение, что он родился на свет убежденным холостяком либо же когда-то в юности ожегся так больно, что это навсегда отвратило его от желания полюбить.
   Будто его страшит даже гипотетическая возможность встретить свою суженую. (Или же он панически боится получить отказ? Стать объектом насмешек? )
   Так или иначе, он общается с дамами, которые явно не претендуют на многое. И которых уже наутро можно выпроводить с легким сердцем, а то и с чувством облегчения.
   Доступность - вот на что он ориентируется. С этой точки зрения понятна его тяга к дамам бальзаковского возраста, явно не избалованным вниманием, которые уж точно не позволят себе никаких сюрпризов, ко всякого рода невзрачным, нескладным особам, а также к дамам легкого поведения, причем самого дешевого пошиба.
   Но вот что характерно: даже с самой потасканной особой он ведет себя как вел бы рыцарь с дамой сердца: целует ручки, читает стихи, обращается на "вы", делает витиеватые комплименты, обязательно дарит цветы - хотя бы один цветочек, в крайнем случае, веточку. Никакой пошлости, ни намека на ругань или грубость! Можно утверждать, что многие из этих "разовых" дам уходят от него утром очарованными ( либо ошарашенными ). Но, скорее, его обхождением, чем сексуальными подвигами. Ибо случалось нам иногда слышать раздосадованные женские крики из-за его двери: "Ну давай! Ну что же ты?! Не можешь?!"
   Так или иначе, но редко какая женщина появлялась в этом доме вторично. А самый продолжительный из его романов продолжался едва ли больше двух недель.
   Впрочем, какие-то женщины, побывавшие здесь хотя бы однажды, иногда звонят ему, порой чуть не год спустя, и он вступает с ними в долгий телефонный разговор из гостиной. Очевидно, абонентки напрашиваются в гости, но Паша всегда находит дипломатичную причину отказать.
   В разное время мы часто слышали его высказывания в том смысле, что он никогда не предавал своей свободы и не предаст ее впредь.
   Что правда, в последний период, особенно после его болезни, Паша начал соглашаться с тем, что у семейной жизни есть свои плюсы. Вот только, добавлял он, очень трудно найти идеальную половинку, ибо искать следует именно свою половинку. Этот тезис он развил однажды на нашем примере. Сказал, что с его точки зрения, Тамара - идеальная женщина, но она создана конкретно для Геннадия Завесова, как и тот для нее, именно поэтому они ( то есть, мы ) так счастливы. Вот если бы он, Павел, нашел свою "Тамару", тогда непременно предложил бы той руку и сердце. Сразу, не мудрствуя лукаво. Да вот беда, где найти ее, свою половинку?! А всякого рода эрзац, даже в блестящей упаковке, его не прельщает.
   Можно предположить, что на формирование его отношения к женщинам огромное влияние оказал пример его матери. Очевидно, он с ранних еще лет понял, что мать не любит отца, может, даже тайно ненавидит его, и это мироощущение получило новый толчок, когда Паша понял, что мать не собирается чтить память об усопшем.
   Маслица в огонь добавила и сестрица ( об этом отдельно ).
   Раньше он приводил партнерш никак не реже одного-двух раз в месяц. Да еще иногда сам не ночевал дома.
   Словом, интимная жизнь у Паши хоть и вяло, но текла.
   А вот с прошлого лета - после разрыва с сестрой - все как отрезало. Если же учесть, что этому предшествовало тяжелое отравление и последующий период реабилитации, то можно утверждать, что у Паши почти год не было контакта с женщинами. Точнее - около 10 месяцев. И не похоже, чтобы он особенно страдал по этому поводу. Может, было что-то в санатории, но мы говорим сейчас только о коммуналке.
   Притом, ему по-прежнему звонят некоторые из его давних "разовых" женщин, и он по-прежнему ведет с ними душевные телефонные разговоры, читает стихи, говорит какие-то любезности, но от встреч отказывается едва ли не со священным ужасом. И нет исключения из этого правила.
   А может, он просто постарел?
   В одной из статеек в его газете рассказывалось, будто есть молодые люди, которые по неведомым причинам мгновенно дряхлеют душой, не меняясь внешне.
   Может, Паша списал это с себя?
  
   - Уф! На сегодня довольно! - выдохнул Геннадий, ставя последнюю точку. - Даже рука затекла.
   - Генчик, я очень сочувствую твоей руке, то давай всё же заполним еще одну карточку, совсем коротенькую.
   - Может, завтра?
   - Дорогой, давай сегодня.
   - А что за тема?
   - "Как мы спасали Пашу Плафонова".
   Он вздохнул:
   -Ладно, но это точно последняя?
   - Да-да, милый, последняя! На сегодня.
  
   "КАК МЫ СПАСАЛИ ПАШУ ПЛАФОНОВА"
  
   Нынешний новый год Паша праздновал широко.
   Пил беспробудно больше двух недель кряду, отмечая новый год, рождество, святки, старый новый год, а также - заранее - новый год по восточному, лунному, марсианскому, венерианскому и прочим календарям. Плюс день печати, который он отметил ударной дозой возлияний. К середине месяца бедняга находился в состоянии, близком к прострации. Но, надо отдать должное, пил он в основном за закрытой дверью и во хмелю не только не буянил, но становился как бы еще импозантнее.
   Как-то среди ночи нас разбудил стук в дверь:
   - Тамарочка! Геннадий! - мы узнали голос Лиманской. Но чтобы она стучала среди ночи - невероятно!
   Геннадий бросился открывать.
   Да, это была Лиманская. С сумасшедшими глазами.
   - Извините великодушно! - запричитала она. - Но я боюсь! У Паши раздаются какие-то страшные стоны... Неужели вы не слышите?
   Нет, до последней минуты мы ничего не слышали. Ведь в свое время, убедившись в скверной звукоизоляции внутренних перегородок, Геннадий выложил изнутри стены двух наших комнат листами фанеры и гипсокартона. Теперь от соседей к нам не долетало ни звука.
   Но сейчас, когда двери на антресоли была открыта, мы убедились в правоте Лиманской.
   Мигом натянув спортивные брюки, Геннадий бросился к комнате соседа. Дверь была заперта изнутри.
   - Паша! Павел! Открой!
   Ответом было нечленораздельное мычание.
   Уже не колеблясь, Гена вышиб замок.
   Паша, на котором были только полосатые трусы с гульфиком, катался по полу, сцепив руки на животе, а вокруг... Словом, зрелище было неэстетичным, как и витающие в комнате ароматы.
   Тамара первой определила, что тут - пищевое отравление и приняла на себя командование операцией по спасению соседа. Лиманской поручила срочно вызвать "скорую", Гене велела перенести соседа в ванную, вставить ему в рот шланг и заставить пить теплую воду, поглядывая однако, чтобы тот не захлебнулся. Сама же, не мешкая, и безо всякой брезгливости принялась готовить клизму.
   К тому моменту, когда приехала "скорая", Пашин желудок основательно промыли. По сути, мы спасли мужика для медицины.
   И вот что интересно: когда Плафонова уже вынесли на носилках из дома, у калитки остановился патрульный милицейский уазик, из которого выпрыгнул капитан Абоймов - слуга закона, обладавший даром появляться в нужный момент в нужном месте. Пашкин ангел-хранитель.
   Резюме: капитан Абоймов знает ( и верит! ), что мы спасли Плафонову жизнь. Знает об этом "скорая" помощь. Знают об этом Лиманская, стервоза Марго, ее муж-лампасник, знает дружбан Кандыбин. Знает об этом вся "наша деревня".
   То есть, произойди с Плафоновым несчастный случай по новой, никому и в голову не придет грешить на нас. По логике вещей. А как в действительности? Вот это и надо просчитать.
   Сюда же: на следующий день после случившегося Гена починил Пашкину дверь - на скорую руку - и поставил из своих запасов старый замок вместо выбитого, механизм которого был испорчен. Гена считал, что после выписки Паша захочет поставить новую дверь и врезать современный замок.
   Но, поправившись, Паша заявил. Что ему некогда заниматься бытом, что и дверь и замок вполне его устраивают ( хотя между косяком и дверью образовался заметный зазор ).
   Кроме того, Паша попросил нас взять на хранение один из ключей от вставленного Геной замка, дабы когда-либо не пришлось выламывать дверь вторично. Ибо нового штурма дверь уж точно не выдержит.
   Довод был резонный, и ключ мы взяли.
   Вот он, висит на гвоздике рядом с вешалкой до сих пор. Честно говоря, мы про него уже забыли. Вспомнили вот только сейчас, когда обсуждали основные положения этой карты.
   Вот еще о чем следует упомянуть.
   В первый же день после выписки Паша покаялся перед нами. Дескать, виноват - отпустил тормоза на новый год! Проклятое слабоволие! Не говоря уже о том, что он пропил всю заначку, предназначенную для покупки дубленки. Вот и в тот, последний, день выпить захотелось до невозможности! Побежал в дежурный магазин. Уже после полуночи. А тут, в парке, подвернулся какой-то тип. Вот, говорит, для себя брал пару пузырей, но один по-братски уступлю. Он, Павел, и раньше покупал с рук. И ничего, проносило. А на этот раз не пронесло. Похоже, в этой бутылке был чистый метиловый спирт. Мерзавцы, из-за копеечной выгоды травят честных любителей крепких напитков!
   Но теперь - всё! Баста! Только сухое вино и пиво! И только по праздникам!
   Честно говоря, мы ему не поверили: сколько уж было подобных клятв!
   Но, похоже, на сей раз человек и вправду решил взяться за ум. Он не только бросил пить и курить, но и сел на диету. Овсянка, кисели, ряженка, овощи, зелень...
   Тамару он боготворил. Читал ей звучные, красивые стихи, осыпал ее изысканными комплиментами, чуть не ежедневно преподносил то букетик, то шоколадку... Он сбросил лишний вес, подтянул животик, стал стройнее... Появился какой-то блеск в глазах...
   А затем...
   - Всё! - выдохнул на этом месте Геннадий. - Опять мы уперлись в прошлое лето! Выходит - нам его никак не обойти. Даже в игре. Но на сегодня у меня уже нет сил!
   - Бедненький... - совсем другим тоном произнесла Тамара. - Нет сил? Ну-ка, проверим... - ее ручка скользнула к его мужскому достоинству.
   - Нет, этих сил у меня еще вдоволь! А у вас такие аппетитные ножки, Тамара Георгиевна! Так бы и проглотил их одну за другой... - он подхватил ее на руки и закружил по комнате.
  
  
   .
  
  
  
  
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
   Прошло еще два дня. У Геннадия снова выдался выходной - после очередного длительного дежурства.
   Только что Тамара ушла на работу, проводив перед этим, как всегда, детей в школу.
   В доме стояла полная тишина. И дело не только в хорошей звукоизляции, в которую он вложил столько сил. Тут как ни старайся все равно какие-то звуки будут доноситься, пускай и приглушенно, особенно, если лежишь в кровати. Просто сейчас в доме не было никакого движения.
   Он повернулся к стене и закрыл глаза. Сознание уплывало. Еще секунда, и он заснул бы.
   Но тут внизу чуть слышно хлопнула дверь. Кто-то осторожно прошел через гостиную и стал подниматься по лестнице. Вот поднялся. Вроде бы замер на антресолях. Плафонов, наверное. Ну и ладно.
   Геннадий попытался было снова погрузиться в дрему, но тут ему показалось, что какое-то движение происходит в детской комнате. Скорее всего, это было акустическим обманом. Гена знал, как легко ошибиться, пытаясь определить источник звука. Особенно, когда лежишь вот так сонный в закрытой комнате. Забивают гвоздь на соседнем крыльце. А все равно кажется, что стучат у тебя за стенкой. Наверное, Паша затеял уборку... Хм! Однако же, странно... Пойти, что ли, посмотреть? Он сел на кровати.
   Вдруг дверь комнаты плавно распахнулась. В образовавшемся проеме стояла... Тамара. Которая по всем прикидкам сейчас должна была подъезжать к метро. Но не это ошеломило Геннадия.
   Тамара была совершенно нагая, лишь волосы перехватывала алая лента, а с мочек ушей свешивались ее золотые сережки.
   - Ты ?! - только и сумел выдохнуть он с таким выражением, словно увидел перед собой восхитительный призрак.
   - Лиманская ушла еще спозаранку, предупредив, что вернется к вечеру, - произнесла Тамара с дразнящей улыбкой. - А Пашка убежал по редакционным делам буквально передо мной. Я уже дошла до парка, затем остановилась и подумала: не использовать ли момент? Ведь тебе приятно, да? Работа подождет. Придумаю что-нибудь. Зато вся квартира в нашем распоряжении. Входную дверь я закрыла на засов. Ты не хочешь немного разнообразить наш секс? - говоря так, она прошла походкой манекенщицы на подиуме к кровати, уперев руки в бока и позволяя ему разглядывать себя в упор.
   Нет, определенно, с ней что-то стряслось!
   Бывало, конечно, что утром ему удавалось разогреть ее так, что она забывала о времени и опаздывала в свое рекламное агентство, благо, там смотрели сквозь пальцы на задержки сотрудников, лишь бы те приносили в клюве договоры. Но НИКОГДА, НИ РАЗУ В ЖИЗНИ она сама, по доброй воле не возвращалась с дороги ради секса. НИКОГДА, НИ РАЗУ В ЖИЗНИ она не входила обнаженной в эту комнату С ТОЙ СТОРОНЫ двери. И НИКОГДА ПРЕЖДЕ она не позволяла себе демонстрировать со столь восхитительным бесстыдством свою наготу ДО НАЧАЛА любовной игры.
   Все это было так ново, отвечая в то ж время его затаенным желаниям, что на какой-то миг он задохнулся от взрыва адреналина в крови.
   - Ну? - улыбнулась она царственной улыбкой. - Может, ты просто спишь и видишь сон?
   - Так-так-так... А вот сейчас проверим! - непослушной рукой он потянулся к ней.
   - Нет! - рассмеялась она. - Не так, - и грациозно поставила свою левую ножку ему на живот поверх одеяла. - Пошевелила пальчиками. - Сказать по честному, я давно уже хочу, чтобы мы занимались любовью там, внизу. Для начала - в гостиной, на столе...
   - Да, конечно же! - он попытался подняться, но она надавила ногой чуть сильнее и, сдернув алую ленту, забросила руки за голову, распушивая свои густые вьющиеся волосы.
   - И еще... Знаешь, милый, я весьма ценю твое умение быть нежным, но иногда мне хочется, чтобы ты побыл немножечко дикарем. Грубым и неутомимым дикарем. И вообще, сегодня я разрешаю тебе все! - она отскочила чуть назад: - если только поймаешь меня! - и, хохоча, как девчонка, кинулась на лестницу.
   Он пружинисто взлетел с ложа и бросился за ней, на ходу стаскивая трусы, чувствуя, что превращается даже не в дикаря, а в зверя, неукротимого, яростного зверя, умеющего однако быть нежным со своей самкой.
   Это ощущение и прежде возникало в нем, но он подавлял его в себе, опасаясь обнаруживать его перед ней, считая, что она осудит его природный порыв, назовет грубым и постыдным. И вот она сама попросила не сдерживаться. Убрать все тормоза.
   Он попытался схватить ее на антресолях, но она увернулась - она была очень ловкой - и помчалась вниз по лестнице, продолжая призывно хохотать. Ее маленькие ступни так и мелькали в воздухе, распаляя желание.
   Привычный, с признаками монотонности, мир семейного интима расширился до бесконечности, открыл горизонты с невиданными красками, звуками и запахами.
   С середины лестницы Геннадий прыгнул вниз и двумя тигриными скачками настигнул свою добычу...
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
   Еще накануне они составили список ближайшего окружения Плафонова и затем, в течение нескольких вечеров, заполняли карточки на этих людей, исходя из принципа: кто может подложить свинью? Сделать непредсказуемый ход? И даже испортить игру?
   Список, который они поместили на отдельной карточке, включал всего пять имен.
   1.Ангел-хранитель капитан Абоймов.
   2. Наша психичка Лиманская.
   3. Загребущая сестрица Марго.
   4. Дальновидный генерал Матюнин.
   5. Темная лошадка Кандыбин-Мандыбин.
   В той же последовательности заполнялись карточки на персонажей.
  
   " КАПИТАН АБОЙМОВ, АНГЕЛ - ХРАНИТЕЛЬ ПЛАФОНОВА"
  
   Капитан Абоймов - наш участковый, но долгое время мы его даже в глаза не видали - просто не было нужды. Но фамилию его знали, в основном, от Лиманской, которая регулярно пугала им Плафонова: вот, дескать, пойду и пожалуюсь, что вы нарушаете закон о тишине! Она и вправду несколько раз ходила к участковому, но по другим поводам - сигнализировала, что в парке собираются бомжи, что подросткам продают в ларьках пиво и всё в таком роде. А Пашу просто пугала, как некоторые мамаши стращают дядей-милиционером своих непослушных чад.
   Наконец, мы увидели Абоймова. По телевизору, в выпуске новостей.
   Оказывается, он совершил геройский поступок.
   Накануне поздним вечером двое отморозков ворвались в пункт охраны общественного порядка. С целью завладения милицейским пистолетом. Там дежурил молодой лейтенант. Они заранее подготовились. Следили несколько недель. Знали, что лейтенант там будет один. А двор - глухой, подворотня, арка, никто не услышит. А у них - заточенная арматура. Ворвались, ошеломили и уже добрались до лейтенантского пистолета. А дальше - как в сериале про ментов. Откуда ни возьмись, возник отважный капитан. Безоружный, между прочим. Скрутил бандитов, вернул табельное оружие, спас честь и жизнь молодого сотрудника. Оказалось, в тот день капитан обще был выходной. Но какая-то тревога внезапно овладела им. Он оделся и поспешил в пункт. И вовремя. Короче, исполнил свой служебный долг.
   После теленовостей почти все городские газеты написали об этом случае.
   Еще через неделю Паша почесал свою репу и тоже отправился к Абоймову за интервью. Благо, тут всего-то пройти через парк. Мы уже отмечали, какими методами Паша создает свои статьи. Гоняться по городу за сенсациями он не охотник. Вот и здесь, нам показалось, он пошел к милиционеру, чтобы козырнуть перед тем своим журналистским удостоверением на тот случай, если Лиманская принесет жалобу. Словом, решил произвести впечатление.
   И произвел! Но не удостоверением, а знанием поэзии. Капитан оказался любителем стихов и был в восторге от Пашиной декламации. Такие вот чудеса!
   С тех пор капитан Абоймов стал изредка похаживать в нашу квартиру. Ну, может, раз в месяц. Лиманская, конечно, неправа, называя из собутыльниками. Если Абоймов приходит в форме, то он вообще ничего не пьет, кроме чая или кофе. Если в штатском - то может выпить бутылку пива или рюмку-другую коньяка, который приносит с собой. Но к Паше он ходит главным образом для того, чтобы послушать его рассказы о поэтах, его декламацию, взять пару книжек стихов и вернуть взятые накануне.
   Абоймов никакой не Шерлок Холмс. Сомневаемся, что он может распутать преступление методом дедукции, особенно хитроумное. Но у него какое-то звериное чутье. Он сам рассказывал о своем методе: главное, мол, оказаться в нужное время в нужном месте. И ему это как-то удается. Случай с налетом на пункт охраны - тому подтверждение. И, кажется, это не единственный случай в практике Абоймова.
   Для Павла он стал своего рода ангелом-хранителем. Причем, это не натяжка.
   Был случай, когда Паша возвращался домой поздно, поддатый, и возле ларька, покупая пиво, поскандалил с каким-то подростком, а у того рядом оказались дружки. Они уже поволокли Пашку за ларек, в темень, но тут, откуда ни возьмись, появился Абоймов - в форме, при всех своих регалиях - и в два счета обратил шпану в бегство!
   Точно так же неожиданно Абоймов появился возле нашего дома в ночь отравления Павла. Об этом мы уже писали.
   Ну, чем не ангел-хранитель?
   Кстати, в период Пашиной болезни Абоймов приходил к нам лично, благодарил за спасение соседа. Наговорил кучу комплиментов. Даже неловко было слушать. Дескать, мы - образцовая семья, опора и надежда общества. Если бы все семьи были такими, как наша, у милиции не было бы хлопот. Заодно попросил по мере возможности повлиять на Павла в том смысле, чтобы он пореже заглядывал в стакан. Мы обещали.
   Внешне Абоймов чем-то похож на Жеглова из известного телефильма: такой же невысокий, коренастый, быстрый, решительный. Только помоложе, посмуглее и с пышными черными усами.
   ВЫВОД: капитан Абоймов, как работник милиции, не будет подозревать нас даже на ноготь. Мы для него навсегда останемся Пашкиными спасителями. А также образцовой семьей, опорой общества. Но, как ангел-хранитель, он может появиться в неподходящем для нас месте в самый опасный момент. Самым загадочным образом. Например, вынырнет на патрульной машине из переулка в ту секунду, когда вниз полетит ледяная бомба. Пожалуй, он еще успеет выскочить и отвести ее в сторону. Или выхватит Пашку из-под падающей глыбы.
   Словом, Абоймов - это фишка, которая может перевернуть с ног на голову, казалось бы, уже сделанную игру. А посему, его лучше заранее удалить с игрового поля. Например, накануне акции устроить ему ложный вызов на другой конец района.
  
   "ЛИМАНСКАЯ, НАША ТИХАЯ ПСИХИЧКА"
  
   Несмотря на некоторую комичность образа, к Лидолии Николаевне следует отнестись с предельной серьезностью. Помимо наблюдательности, она еще обладает восприятием, сдвинутым по фазе. Именно на может разглядеть то, мимо чего пройдут другие.
   Лиманская - единственная, может, обитательница "нашей деревни", кто критически настроен по отношению к капитану Абоймову.
   Есть тому причина.
   Вообще, жалко ее.
   Судя по фотографиям, она в молодости была миловидной, даже хорошенькой. Прямо отбою не было от кавалеров!
   Но на страже ее нравственности стояла ее матушка - активная общественница и феминистка. Это была кипучая натура, из которой энергия изливалась, как лава из вулкана. Воля дочери была парализована этим горячим напором. Правд, два-три раза Лидолия решалась все же на робкий бунт, но тот подавлялся в зародыше. Мать контролировала каждый ее шаг, считая, что она, любящая родительница, лучше устроит судьбу дочери и та не повторит ее ошибок. Постепенно и сама Лидолия смирилась с этой мыслью.
   Когда же матери не стало, Лидолии Николаевне было уже под сорок пять. Похоже, она сама уже не хотела что-либо менять в устоявшемся образе жизни.
   Через некоторое время после кончины матушки Лидолия Николаевна стала вести странные разговоры и совершать странные поступки.
   Например, будучи всю жизнь некурящей, начала курить "Беломор". Эти папиросы курила ее мать, чадя почти беспрерывно, но запрещая курить дочери. И вот теперь дочь закурила сама. Причем, сообщила соседям, что сделать это велела ей мамочка. Не во сне и не в мыслях, а наяву. Заглянула однажды днем, когда дома никого не было, и они вдвоем обсудили кое-какие вопросы.
   Затем вдруг стала мыть овощи и фрукты мылом. Будто бы мамочка передала ей, что все бактерии гнездятся в кожуре, но боятся мыла.
   И таких мелочей стало проявляться в ее поведении великое множество. Но до поры до времени все это было достаточно безобидно.
   Пока не произошел довольно опасный инцидент.
   Однажды ночью Полина Викторовна ( это было незадолго до ее смерти ) почувствовала сильный запах гари. У нее была бессонница, она вышла на антресоли - просто постоять - и почувствовала этот запах.
   В гостиной лежала полоска света из кухни. Гарью тянуло оттуда. Полина Викторовна прошла вниз.
   У газовой плиты, где были на полную мощность включены все четыре конфорки, стояла в ночной сорочке Лиманская. Сбоку на табуретке лежала стопка бумаг. Лиманская брала их по одной, подносила к огню, а затем, еще горящую, бросала в раковину, уже не следя за той. Некоторые горящие бумажки падали на пол, но она этого не замечала. Весь пол был усеян пеплом и обгоревшими клочками бумаг. Один из этих мини-факелов упал на масляное пятно под раковиной. Линолеум начал тлеть, но Лиманская будто и не чувствовала запаха гари. Она была сосредоточена исключительно на своем занятии.
   Увидев Полину Викторовну, она с загадочным видом сообщила, что мамочка велела ей срочно уничтожить переписку. Полина Викторовна кое-как успокоила ее, увела в комнату ( разумеется, тлеющий линолеум залила перед этим водой ), напоила ее валерьянкой и пустырником. Та вскоре уснула.
   А сама Полина Викторовна так и не прилегла. Когда же стало светать, она отправилась к знакомой медичке, жившей здесь же, в "нашей деревне". Нас, своих детей, а тем более внуков, она не хотела вмешивать в эту историю. Плафонов тоже не мог быть ей помощником.
   В конце концов, Лиманскую определили в диспансер, где она провела два или три месяца. Там ей и поставили диагноз: "шизофрения".
   После выписки ей оформили инвалидность, назначили небольшую пенсию. С работы она ушла, но устроилась уборщицей в нашу школу. Это рядом с домом.
   Потребности ее очень скромные. Но ведет себя как аристократка. Обожает "культурный разговор".
   О явлении мамочки она не говорила уже несколько лет. Возможно, это результат лечения. Однако же, различные чудачества проявляются в ней постоянно.
   Однажды она разглядела в районе рынка канализационный овальный люк. Все люки круглые, а этот был именно овальным, показалось ей крайне подозрительным, особенно в свете борьбы с терроризмом. Мол, овальный люк - это знак для посвященных. Может, у них там тайник и оружие с взрывчаткой? С этим заявлением она пошла к Абоймову. Тот вообще-то отличается милицейской вежливостью, но, вероятно, в тот день слишком переутомился. У них как раз шла какая-то операция "Перехват". Шла уже целый месяц. Короче, он выставил Лиманскую за дверь в довольно резкой форме.
   После этого он стал "невоспитанным чинушей, недостойным звания жителя нашего великого города", " собутыльником нарушителя закона о тишине Плафонова" и даже "оборотнем в погонах". Теперь Лиманская уже стращает Пашу не участковым, а высоким милицейским начальством, к которому она якобы обратится через голову капитана Абоймова.
   Если приноровиться, то влиять на нее можно. Шизик она тихий.
   Дружит со своей ровесницей почтальоншей Эммой, у которой дочка после неудачного замужества совершила попытку суицида и теперь тоже состоит на учете в психоневродиспансере. Втроем они любят посидеть в парке, побродить по городу. Вместе отмечают некоторые праздники, дни рождения.
   ВЫВОД: Нельзя недооценивать эту фишку. Ее лучше держать под жестким контролем.
  
  
   " ЗАГРЕБУЩАЯ СЕСТРИЦА МАРГО"
   ( по мужу - Матюнина )
  
   Внешне брат и сестра как небо и земля. Паша - румяный, полный, флегматичный, безалаберный. Маргарита - высокая, худая, плоская, энергичная, себе на уме.
   Характер у нее тоже другой - жесткий и неуступчивый. Что хорошо видно из того, как нагло она повела себя по отношению к братцу прошлым летом.
   Если верить Паше, у этой женщины в жизни все в полном ажуре. Муж-генерал, грозный на службе для подчиненных, дома ходит перед ней на цыпочках. Сын-школьник будто бы слывет вундеркиндом, знает три языка. У Матюниных - хорошо обставленная трехкомнатная квартира в Озерках возле метро. А теперь еще и двукомнатная на Петроградской стороне. Дача под Зеленогорском, автомобиль, счет в банке - словом, всё, что полагается иметь состоявшимся людям.
   Вместе с тем, Маргарита - патологически жадна: к деньгам, к вещам, к любому имуществу. Паша говорит, что она может запросто подобрать на улице грошовую безделушку, совершенно ей не нужную. Будто бы даже за ней водится такой грешок, как клептомания. Впрочем, из коммуналки после ее визитов ничего не попадало. Возможно, Паша и наговаривает на обидевшую его сестрицу.
   Ведь до прошлого лета он души в ней не чаял, охотно выполнял все ее советы и даже дал ей - как и нам - ключ от своей комнаты. Ключ от входной двери у нее тоже имелся.
   Марго в его устах всегда была умница-разумница, Василиса Премудрая, женщина, умеющая жить, и всё такое прочее... И лишь с июля, когда произошел полный разрыв отношений, она стала чертов в юбке.
   Что правда, никто из нас и прежде не смог бы ее назвать дамой приятной во всех отношениях.
   Есть в ней что-то лошадиное, солдафонское, мужское...
   Надо четко понимать: если с Пашей случится беда, то эта женщина сделает все возможное, чтобы вступить во владение оставшимся после него имуществом. Уж она своего не упустит! Будет биться за его наследство, включая комнату, как львица!
   Работает она в турагентстве на какой-то невнятной должности, но Паша считает, что она владеет контрольным пакетом акций фирмы.
   Эта фишка будет однозначно играть против нас. Будет пытаться завладеть инициативой.
   Если, предположим, Паша сам, по доброй воле, прыгнет с моста в Неву, то Маргарита будет доказывать, что это мы его столкнули, дабы завладеть еще одной комнатой. Она даже не вспомнит про нашу роль спасителей.
   Притом, под рукой у нее - юристы, адвокаты, а главное - муж-генерал, с его обширными связями и возможностями.
   Эта фишка - самая опасная, вывести ее из игры мы не сможем.
   А нейтрализовать? Надо подумать.
   Других родственников, кроме Матюниных, у Плафонова нет. Во всяком случае, в Питере.
   " ДАЛЬНОВИДНЫЙ ГЕНЕРАЛ МАТЮНИН "
  
   В былые времена Матюнин частенько приезжал сюда, в "нашу деревню", - на дни рождения Павла, в дни памяти отца, на старый новый год... Случалось, приглашали и нас.
   Матюнин - очень такой серьезный, весь из себя положительный дядечка, застегнутый на все пуговицы. И всё же чувствовалось, что ему, человеку, находящемуся под двойным прессом, - дисциплины и жены, определенно не хватало в жизни той безалаберности и расхристанности, которые Паша черпал полными ложками. Недаром же Матюнин тайком от жены подкидывал шурину деньжат, хоть и незначительные суммы, зато без отдачи.
   Случалось и прежде, что Павел ссорился с сестрой, и они не общались месяц-другой. Тогда Матюнин принимался хлопотать: звонил Паше, настраивал того на мировую, взывал к великодушию... Вдобавок ко всему, Паша искренне обожал своего племянника Аркашу, любимца отца, что, безусловно, еще больше скрепляло родственные узы.
   И вдруг все как отрезало! Матюнин перестал появляться в "нашей деревне" даже на его дни рождения! Причем это началось задолго до разрыва Паши с сестрой.
   Мы, конечно, удивлялись, но особо не ломали над этим голову - было как-то ни к чему. Павел же, несмотря на свою болтливость, сам ни разу не коснулся этой темы.
   Но вот сейчас, когда подоплека их разрыва понадобилась для нашей игры, мы, как нам кажется, нашли ответ.
   Ответ прост.
   Матюнин ездил к Паше на посиделки до того, как получил генеральское звание.
   А вот став генералом, ездить перестал.
   Очевидно, кто-то посоветовал ему держаться подальше от человека, который своим поведением может его скомпрометировать.
   Ведь Матюнин еще молод. Получив одну генеральскую звезду, он явно мечтает о второй и третьей. Он карьерист по натуре и в этом смысле просчитывает наперед каждую мелочь.
   Он и просчитал, что связь с шурином - выпивохой, краснобаем без царя в голове, сотрудником желтой прессы, вращающемся в кругу таких же неуравновешенных, неприкаянных личностей - может однажды замедлить его восхождение. Не обязательно, но может. И предпочел эту связь оборвать. Резко. Заручившись, надо полагать, одобрением Марго.
   Отсюда противоречивые особенности фишки под названием "Генерал Матюнин".
   С одной стороны, Матюнин, наверняка, располагает связями с высшими милицейскими чинами города. Через них он может потребовать тщательного расследования случившегося. Кроме того, у него, несомненно, имеется собственная служба безопасности. Есть какой-нибудь особо доверенный человечек, способный негласно организовать параллельное независимое расследование.
   То есть, копать будут основательно - в две лопаты. Перероют весь дом. И кто знает, какую зацепку найдут?
   А с другой стороны, он ведь не заинтересован, чтобы его имя трепали в связи с какой-то темной некрасивой историей, чтобы по ходу следствия всплывала вся та грязь, что была в отношениях между сестрой и братом...
   Нет, по доброй воле генерал не станет раздувать пламя.
   Но тут на него может надавить Марго, если она вдруг решит наложить лапу еще и на комнату братца.
   Чья возьмет?
   Карьеризм генерала или жадность Марго?
   Нам кажется, что в этой ситуации генерал всё же не уступит, проявит волю.
   Особенно, если ему "помочь", сделав упреждающий ход. Забросить, например, анонимную информацию, будто у Паши были какие-то интересы, связанные с наркомафией ( он же написал о наркотиках кучу статей, вернее, скомпилировал из других газет, а фамилии наркокурьеров взял из телефонного справочника ). А может, Паша таскал косячки зятю-генералу? Одного такого намека хватит, чтобы вывести генеральскую фишку из игры. И даже его жена-стерва не заставит его поступить иначе.
   Так нам кажется.
  
   " ТЕМНАЯ ЛОШАДКА КАНДЫБИН - МАНДЫБИН"
   Ближайший плафоновский друг Владимир Кандыбин - маленький, тщедушный, кривоногий, с виноватыми глазками, безобиднейший из смертных. Рядом с вальяжным, плотным Плафоновым он смотрится, особенно со спины, еще несформировавшимся подростком, хотя в действительности лет на десять старше приятеля.
   Паша наградил его двумя прозвищами, не сказать, чтобы лестными.
   Тот носит узкие, облегающие джинсы ( в других брюках, точнее, штанах мы его не видели никогда ) при кривых-то, тонких ногах, причем, джинсы эти дешевые, китайские, с огромными пузырями на коленях. Из-за маленького роста предпочитает обувь на высокой платформе, да еще подбивает ее подковками, которые страшно звенят и искрят при ходьбе, словно шпоры. Невольно вспоминаются анекдоты про ковбоев.
   Видимо, поэтому Плафонов зовет его "испуганный ковбой", отталкиваясь, надо полагать, от известного когда-то шлягера "Усталый ковбой".
   "Ну что, душа моя, испуганный ковбой, айда вздрогнем еще по сотке!"
   Другое прозвище от Плафонова: "Кандыбин-Мандыбин".
   "Кандыбин-Мандыбин, не кури в доме, выйди на крыльцо..."
   Если первое прозвище не вызывает особых возражений Кандыбина, то тут реакция другая.
   Бедняга терпит-терпит, затем начинает канючить слезным голосом:
   "Ну я тебя прошу, Пашка, ну не называй ты меня так... Обижусь ведь, вот честное слово, обижусь..."
   " Ну извини, братан! - проникновенно отвечает тот. - Я ведь безо всякой подначки. Мне просто нравится эта рифма: Кандыбин-Мандыбин. Я от нее кайф ловлю, тщусь по-черному... ( Иногда Плафонов любит ввернуть в свою речь жаргонные словечки, хотя в принципе обходится без них. ) Есть в ней, понимаешь, какая-то срытая магия, неподвластная разуму космическая сакральность... Но если ты просишь, то все, все, все..."
   Проходит полчаса, час - и снова:
   "Послушай. Кандыбин-Мандыбин..."
   "Ну ты же обещал, Пашка... Обижаться буду, вот ей богу..."
   "Извини, Вовка, извини... С языка сорвалось, сам не пойму как..."
   И это едва ли не каждый раз.
   Иногда под настроение Пашка рассказывает на кухне всевозможные истории про Кандыбина. Действительно ли эти курьезы имели место или же Паша их досочинил, не беремся судить. Но факт, что они точно укладываются в схему "Испуганный ковбой".
   Кандыбин страшно тушуется перед Лиманской, которая однажды учинила ему публичный разнос, за то, что тот не закрывшись уснул на унитазе, когда она спросонья отправилась в туалет. С тех пор он весь съеживается при одном ее виде.
   У него какие-то проблемы с мочевым пузырем. В туалет бегает каждые полчаса, особенно, когда они с Пашей покупают пиво.
   Несколько лет назад в здании, где находятся редакции, случился пожар. Кандыбин бросился к двери, но в панике стал дергать ее на себя, забыв, что дверь открывается наружу. Пожар был локальный и не имел серьезных последствий - сгорели всевозможные канцелярские дрова, складированные на черной лестнице. Но с тех пор Кандыбин испытывает повышенную нервозность при малейших признаках огня и дыма. Исключая табачный. Ибо сам он дымит как паровоз.
   Подтрунивая над своим приятелем до неприличия, Паша вместе с тем называет его - без тени иронии - гениальным кроссвордистом, одним из лучших в Питере.
   Несмотря на тщедушность, выпить Кандыбин может ведро.
   В системе нашей игры кроссвордист сродни сыщику. Неприметному, незапоминающемуся, не берущемуся в расчет. Но очень глазастому и наблюдательному, а потом опасному втройне.
   Этой фишкой нельзя пренебрегать. Вроде бы, по всем данным, это самая слабая карта, последняя масть, шестерка... Вот только при определенных обстоятельствах она, эта карта, может обернуться козырем, а то и джокером. Это скромная пешка, которая незаметно может поставить подножку ферзю. В любой момент выскочить как чертик из табакерки!
   Вот такой он парень, Кандыбин-Мандыбин, испуганный ковбой!
  
  
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
   Нет, замечательной штукой оказалась эта самая ролевая игра! Молодец, Жанна Гунькина, хорошим психологом оказалась! Неважно, что игра называется не очень благозвучно - "Убей соседа!" Как говорится, хоть горшком назови, только в печку не сажай! Притом, что через каких-нибудь пару-тройку вечеров это название, которое поначалу шокировало Геннадия, уже не воспринималось так одиозно. Условность, чистая условность! В шахматах ведь тоже убивают фигуры. Ну и где де трупы?
   Тамара менялась буквально на глазах.
   Еще недавно она раздражалась по любому поводу и без оного, могла излишне резко ответить мужу, вдруг накричать на детей, затеять из пустяка нервозный шум на кухне, так что Лиманская швыряла всердцах ложку в раковину и обиженно уходила в свою комнату, а Паша просто сбегал из дома и старался вернуться попозже, когда Тамара уже ложилась. Притом, что его, Плафонова, Тамара не замечала в упор, словно изгоя.
   И вот всё нехорошее сгинуло как дурной сон!
   Будто по мановению волшебной палочки, Тамара сделалась приветливой и жизнерадостной. Лиманская снова делилась с ней сокровенными мыслями, прощенный Плафонов взахлеб читал ей возвышенные стихи о женской красоте, на коммунальной кухне воцарились долгожданный мир и полное согласие.
   Но самая замечательная перемена была, конечно, скрыта от посторонних глаз.
   Прежде, даже в лучшие свои времена, супруги Завесовы занимались сексом только за закрытой, точнее, запертой на ключ дверью, стараясь ограничить всякий шум. Даже в самые сокровенные мгновения их не покидало ощущение некой зажатости. Так повелось еще с той поры, когда они любили друг друга на койке, отделенной от комнаты Полины Викторовны тонкой стенкой. Кстати, именно по этой причине, а вовсе не из-за топота Плафонова, Геннадий усилил звукоизоляцию, но привычка сдерживаться уже укоренилась. Все десять лет супружеской жизни это казалось им естественным.
   И вот только сейчас они дали волю своим сексуальным фантазиям. Будто плотину прорвало!
   После того, как они опробовали стол в гостиной, пришел черед общественного дивана, кресел, винтовой лесенки, подоконников, ванной и даже чулана... Причем, похоже, они только входили во вкус. Интересно, что Тамара чаще предлагала что-нибудь новенькое.
   Однажды она попросила Геннадия взять ее, когда она будет разговаривать с подругой по телефону. В другой раз призналась, что давно мечтает о том, чтобы он взял ее сзади, когда она шинкует капусту. Что ж, он исполнил и это ее желание. С той поры в доме всегда лежало наготове два-три крупных кочана, а в семейном меню не переводился гарнир из нашинкованной капусты.
   Затем оба решили попробовать секс на лоне природы. Не откладывая дел в долгий ящик, отправились тем же вечером в парк, отыскали там укромный уголок и восполнили пробел в сексуальном образовании. Позднее освоили служебный фургон, который водил Геннадий. И передние сидения, и задний салон. Причем, Тамара настояла, чтобы фургон он поставил в людном месте - во время акта любви ей хотелось слышать незнакомые голоса.
   Раньше Тамара целый вечер, вплоть до отхода ко сну, ходила дома в халате, под которым носила еще и белье. Теперь она обнажалась при каждом удобном случае. В ее манерах появилась кокетливость, игривость, раскрепощенность... Раньше она нет-нет да и могла себе позволить выглядеть неряшливо, теперь же не жалела времени, чтобы предстать перед своим Геночкой в лучшем виде. Она определенно помолодела. Разгладились легкие складки в уголках губ, кожа стала гладкой, как у девушки.
   Вообще, в их отношения будто ворвался свежий ветер. Они словно заново нашли друг друга на той почве, где залегали нетронутые пласты новых наслаждений. К ним будто заново вернулась пылкая влюбленность, усиленная прежним опытом. Их жизненные ауры, пульсировавшие до этого чуточку вразнобой, внезапно обрели полную и окончательную гармонию, сойдясь во всех возможных точках и линиях.
   И случалось, что когда они шли по улице, им смотрели вслед, как бы стараясь запомнить: вот так и выглядят счастливые люди!
   Если это было следствием игры, - а это, несомненно, так и было, - то да здравствует игра! Хотя бы и под пикантным названием "Убей соседа"!
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
   После того, как были готовы карточки по фишкам участников, они заполнили всё же давно напрашивавшуюся ключевую карточку - "Минувшее лето", без которой, как стало теперь совершенно ясно, было не обойтись.
   Поначалу Геннадий немного волновался: как бы обсуждение этой темы не вызвало взрыва нежелательных эмоций со стороны Тамары. Но всё обошлось, к его удивлению, гладко. Вот что у них получилось.
   "МИНУВШЕЕ ЛЕТО"
  
   Минувшее лето началось для нас в конце апреля.
   Именно в один из последних апрельских дней Геннадий случайно встретил своего бывшего сослуживца Федора Лапина, занимавшего, как выяснилось, ответственный пост в районной администрации. Они разговорились, и Федор пообещал Гене конкретную помощь. Но просил подождать до начала каникул в системе профтехобразования. Он, мол, сведет Гену с директором одного училища, который ему, Федору, кое-чем обязан. За пару месяцев вполне можно раскрутиться, объявил далее Федор. Ухватишь фортуну за жабры - твоя взяла! Тогда подумаем вместе, как тебе плыть дальше. Ну, а на нет и суда нет! Извини, старичок, но в бизнесе, даже малом, свои законы...
   Так удача улыбнулась нам. А удача порой - дама щедрая. Улыбнется раз - жди новых улыбок.
   И точно!
   Где-то в середине мая Плафонов отозвал Тамару в сторонку и, непривычно волнуясь,
   сказал примерно следующее:
   "Томочка, солнышко вы наше! Звездочка ясная! Ласточка, умничка и сударушка! Только благодаря вам я еще обитаю на этой планете, а Плафонов умеет помнить добро! Послушайте меня и не сердитесь! Вам, очевидно, известно, что моя матушка вот уже около года тяжело больна. Недавно врачи предупредили нас с сестрой, что жить ей осталось около трех месяцев и чтобы мы готовились, понимаете?! Они всегда предупреждают близких родственников, чтобы готовились, когда предстоят расходы. Ах, простите, вы ведь тоже потеряли маму, так что вы меня понимаете. Знаете вы и о том, что у меня с моей родной матушкой сложные отношения. Она сильно обидела меня, я ведь не утаивал этого. Но перед лицом вечности все обиды отступают в тень. Я ей прощаю. Это все - вступление. А теперь конкретно о моем предложении. У матушки - приватизированная двухкомнатная квартира на Петроградской стороне, а ближайших родственников только двое - я и Маргарита. Но у Марго с жильем все в порядке, вы же знаете. У нее вообще в жизни все в порядке. За таким-то мужем! Да и сама она ловит мышей, не спит, вроде меня. Так о чем тут вообще говорить? Поэтому квартира на законных основаниях достанется мне. И вот что я надумал. Как только я туда перееду, то эту свою комнату уступлю вам. В принципе, я мог бы ее оставить за собой или продать, там есть всякие юридические лазейки. Но я просто уступлю ее вам без всяких хитростей. За все то хорошее, что вы для меня сделали. Ну, может, попрошу у вас энную сумму на переезд и новоселье. Не больше.
   Признаться, в эту минуту Тамара готова была расцеловать соседа. И поцеловала - три раза.
   А тут еще Лиманская все чаще принялась повторять фразу из набившего оскомину рекламного ролика: "хорошо иметь домик в деревне!". И принимала задумчивый вид. Это явно было неспроста.
   Улучив момент, Тамара разговорила соседку. И та под большим секретом поведала, что врачи посоветовали ее подруге, почтальонше Эмме, увезти больную дочку в деревню. Не на лето, а совсем. Эмма не против. Говорит, что сама устала от города. Но и вдвоем с дочкой ехать страшится. Теперь вот уговаривает ее, Лиманскую.
   Она, Лидолия Николаевна, поначалу и слушать не хотела. Не могла даже представить себе, как это она будет без Питера? Но в последнее время призадумалась. Может, Эмма права? Может, там, среди первозданной природы, на свежем воздухе, она тоже обретет душевное равновесие? Ведь можно прекрасно все устроить. Дом в деревне стоит очень недорого. Они будут выращивать полезные, экологически чистые овощи, заведут курей, дойную козу, будут делать домашний сыр - как в рекламе. А долгими зимними вечерами будут собираться в жарко протопленной горнице за простым крестьянским столом, пить из самовара чай с малиновым вареньем и говорить, говорить, говорить... Трат у них почти не будет. Ну, разве что на папиросы и на кофе. Значит, вырученные за продажу городского жилья деньги можно положить на текущий счет в банк. Если жить экономно, то благодаря процентам счет будет только расти. А если уж станет одолевать ностальгия, то ведь всегда можно быстренько собраться и приехать в Петербург, побродить по знакомым улочкам, постоять у Петропавловки, посидеть в Летнем саду, правда, Томочка? Нет-нет, она ничего еще не решила, но очень может быть, что в конце концов поддастся уговорам Эммы. Во всяком случае, нынешним летом они втроем совершат пробный выезд в деревню - к дальним родственникам Эммы. Та уже списалась с ними,
   зовут. И если все сложится хорошо, то я, Томочка, начну думать о продаже комнаты. Объявление давать не стану. Боюсь связываться с чужими людьми. Ведь обязательно нарвусь на квартирную мафию, уж лучше продам кому-нибудь из знакомых. Пусть будет подешевле, зато надежнее. Вам, например, Томочка. Может, даже в рассрочку, чтобы вам было не так тяжело. Ну, мы с вами договоримся, милая...
   Вот так все и сошлось на одном лете. В течении которого качество нашей жизни должно было скакнуть высоко-высоко...
   И вот наступило оно, долгожданное лето.
   Федор сдержал слово. Директор встретил Гену хорошо. Арендной платы не требовал, даже символической. Мастера-умельцы тоже подтвердили, что первый месяц не будут претендовать на регулярную зарплату. Но расходы все равно предстояли. Немалые, по нашим меркам. Вся домашняя казна пошла в ход.
   В конце июня Лиманская уехала вместе с почтальоншей Эммой и ее чокнутой дочкой в деревню за сто верст от Питера начинать новую счастливую жизнь.
   Не прошло и двух дней после ее отъезда, как скончалась мать Плафонова. Несмотря на старые обиды, Паша расчувствовался, всплакнул и даже - впервые после болезни - попробовал алкоголь. Но в меру.
   Вместе с сестрой они похоронили мать и справили девять дней, после чего Плафонов на месяц уехал в престижный санаторий - путевку ему подарила сестра за счет туристической фирмы.
   Перед отъездом Паша в сотый уже, наверное, раз заверил Тамару, что договор остается в силе. Вот он поправит здоровье, вернется и тут же начнет укладывать вещи.
   Увы!
   Злодейка-судьба, подарив нам, очевидно, ради забавы, надежду, нанесла три коварных удара. Один за одним, без передыху.
   Сначала до срока вернулась Лиманская. С ошарашенными глазами.
   Боже мой, какой ужас эта деревня! Вы даже не представляет! Не хочу и слышать ни о каком домике! И вообще, как это я буду без Питера, без его набережных и каналов?! Нет,
   нет и нет!
   Затем сорвался наш малый бизнес. ( Без комментариев. )
   А назавтра приехал Плафонов. В стельку пьяный! Агрессивно-подавленный, будто по нему проехали катком. Какая она сука, его родная сестрица, без устали выкрикивал он! Вся в покойную матушку! Да он ее знать больше не желает!
   С трудом мы добились от него толку. Оказалось, матушка оставила завещание. В котором почти все отписывалось ей, Маргарите. Ну, это еще понятно. Мать всегда любила Маргариту больше. Но он, Павел, был уверен, что даже при таком раскладе Маргарита проявит добрую волю и уступит квартиру ему. Ведь родная кровь! У нее же есть все! С запасом!
   Но теперь Марго заявляет, что у нее подрос сын, Пашин племянник, и пора думать о его будущем, а Паша вполне способен позаботиться о себе сам. Не маленький. Эгоистка! Ненасытная скупердяйка, которая гребет только под себя!
   Хуже того! Низкая интриганка! Ведь, наверняка, это она оговорила его перед матерью. А ему хитро подсунула эту долбанную путевку в санаторий! Чтобы без помех оформить все бумаги и застолбить очередной участок! Вот только вчера позвонила и, что называется, поставила перед фактом. Обещала отдать кое-что из мебели и посуды. Да плевать он хотел на ее подачки! И судебную тяжбу затевать он тоже не станет, хотя имеет полное право! Пускай подавится, если ей мало! Отныне он не желает ее знать! Отныне у него нет сестры! Он навсегда вычеркивает ее из своего сердца! И из своей памяти!
   Вот так за три дня рухнули все наши надежды...
   Мечты, мечты...
   Какой воздушный замок выдержит три таких мощных удара?
  
  
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
   Наверное, карточке "Минувшее лето" именно такой и надлежало быть - ровной, информативной, подчеркнуто бесстрастной.
   Но Геннадий отлично помнил всё то, что стояло за суховатыми строчками текста.
   Еще бы!
   Впервые за годы совместной жизни он увидел свою жену в состоянии прострации. Впервые она бросила ему в лицо грубые, обидные слова. Впервые он ощутил, что между ними - пускай гипотетически - возможен разрыв.
   Конечно, писать всего этого не нужно. А помнить? Может, и помнить не нужно? Но он помнил. Так ясно, словно это случилось минуту назад.
   Возвращение Лиманской из деревни Тамара восприняла хоть и с досадой, но без истерики. В эту затею им не верилось изначально.
   Другое дело - крах семейного бизнеса.
   Вообще, для Геннадия гром грянул с ясного неба.
   Уверовав в покровительство Федора, он с головой погрузился в заботы начинающего предпринимателя. Сам закупал материалы, привозил их в цех, сам строгал и лакировал, налаживал каналы сбыта, оформлял накладные... Из дому уходил на рассвете, возвращался заполночь. Зато первая партия - двадцать башенок - разошлась в первый же день. Первая маленькая прибыль, чувство уверенности, огромные надежды, о которых он неосторожно поведал директору... Через пару деньков тот заговорил о своей доле. Геннадий сделал вид, что не понял намека. Директор начал давить. Геннадий в резкой форме напомнил ему о данном обещании. После этого всё понеслось по восходящей. В конце концов, Геннадий послал директора куда следовало, а тот привел санитарного инспектора, своего дружка, который опечатал цех да еще пригрозил штрафом.
   Тут уж Геннадий бросился за подмогой к Федору, в полной уверенности, что тот одернет хапугу.
   Федор ответил: старина! Если ты бьешь копытами из-за такой хреновины, значит, тебя занесло не в ту степь. Ну, надавать по башке директору - дело нехитрое. А дальше что? Ты хоть догадываешься, что в случае успеха к тебе пожалуют налоговики, пожарники, всякие инспекторы и надзирающие, а там и господа бандиты тобой заинтересуются. И все будут требовать своей доли. Как ты с ними разберешься? Опять прискачешь сюда? Нет, дружище, чую, что предпринимательской жилки у тебя нет! А коли так, зачем зря мучиться? Закрывай лавочку - вот тебе мой дружеский совет! А сейчас, извини, у меня срочные дела...
   Вот с такой драматической новостью Геннадий и явился домой, рассчитывая на сочувствие жены. Заодно рассказал, что как раз накануне вложил весь свой оборотный капитал в пиломатериалы да еще купил станок-шелкограф...
   Тамара побледнела как смерть.
   "Милый! - заговорила, тяжело роняя слова. - Ну, почему ты такой простодушный?! Если уж занялся бизнесом, надо пускать в ход клыки и когти, они у тебя всё же есть. Зачем ты их прячешь? Надо было сказать Федору - не сегодня, а еще неделю назад, и не то, что ты ему сказал, а совсем другое: дескать, директор назвал тебя жопочником, пидором вонючим, сказал, что он твою маму имел и плевать хотел в твою тарелку! Вот тогда бы твой Федор бросил бы все свои срочные дела и помчался бы в это долбанное училище! Поставил бы этого ублюдка раком и так бы его отодрал, что тот и не заикнулся бы больше о своей доле! И тебя зауважал бы! Вот как ты должен был поступить! А ты пошел клянчить, будто желторотый мальчишка, вот он тебя и отбрил!"
   "Нет, Томчик, извини, я так не могу, это как-то не по-людски..."
   "Господи! Да какая в бизнесе честность?! Оглянись вокруг! - она нахмурилась еще суровее: - Если сам не можешь, почему не сказал мне?! Почему не посоветовался, когда всё это только началось?!"
   "Не хотел создавать тебе проблем..."
   "Ты их сейчас создал, понимаешь, сейчас! - закричала она. - Эту сучью проблему можно было решить играючи, а сейчас из-за твоей деликатности она стала неразрешимой!"
   "Тома, я хотел, как лучше..."
   "Генка! Я всегда восхищалась тем, что ты - мой Защитник! Но для мужчины этого мало, пойми! Мужчина еще должен быть Добытчиком! А ты пустил на ветер все наши сбережения! Мне не денег этих потерянных жалко, пойми! Что - деньги! Ты упустил удачу! Жар-птицу, которая была уже у нас в руках! Надо было просто крепко держать ее! Но ты упустил! И теперь я не удивлюсь, если завтра с нами случится какая-нибудь новая пакость!
   А назавтра явился пьяный Плафонов со своим известием.
   Вот тут-то Тамара сорвалась по-настоящему.
   Она уже успела свыкнуться с мыслью, что комната Плафонова переходит в их владение, и оттого удар оказался особенно сокрушительным.
   И виноват во всем был только муж, который упустил по своей нерасторопности сказочную птицу удачи.
   Нет, это не надо вспоминать. Это была минута помрачения рассудка...
   С того дня Тамара стала спать отдельно. Сумеречное состояние их отношений длилось около месяца.
   К чести Геннадия, он не встал в позу обиженного. Тамара просто устала. Устала от этой вечной суеты. Вот нервы и сдали. Ладно, пусть успокоится.
   А насчет того, что предприниматель из него хреновый - это мы еще поглядим! Геннадий безоговорочно верил в свою пускай маленькую, но выстраданную идею, в башню-вешалку.
   С Федором их пути разошлись, похоже, окончательно. Нет, они не ссорились. Просто Геннадий перестал звонить, напоминать о себе. Федор тоже отмалчивался. Будто так и нужно. Ладно, переживем.
   Оборудование и заготовки он перевез домой, сложив их частично в чулане, частично на антресолях - на площадке за детской комнатой.
   Вскоре Геннадий устроился в фирму "Стеллажи и шкафы-купе от Французова". Как ни странно, но многие клиенты фирмы - владельцы небольших и средних офисов - предпочитали, чтобы сборку и установку заказанного оборудования производили у них после окончания рабочего дня. Так что работать приходилось допоздна, зато через сутки. Платили прилично. А главное - появились деловые контакты. Теперь Геннадий нацелился на поиски компаньона. По принципу: идея наша, денежки - ваши. Вскоре ему удалось заинтересовать своей башней-вешалкой заведующего загородным учебным полигоном. В хозяйстве того на отшибе стоял просторный сарай, к которому были подведены электричество и вода. Вероятность появления санинспектора в таком месте равнялась нулю. Да и заведующий вроде был приличным человеком.
   Однако снова надо было дожидаться лета. Пустяки! Зато теперь он раскрутится наверняка!
   В сентябре они с Тамарой помирились. Он рассказал ей о своих новых планах и пообещал советоваться с ней по всем вопросам, даже незначительным.
   Да, примирение состоялось. Но будто что-то нездоровое вошло в их отношения. Тамара часто жаловалась на головную боль, на усталость, на плохое самочувствие, порой недовольно дергалась, когда он пытался привлечь ее к себе, избегала разговоров о постели... А однажды выдала ему во время любовной сцены: " Не забыть бы заплатить за квартиру..." Иногда ему казалось, что она поступает так в отместку за то, что он упустил их птицу счастья - от этой мысли Тамара, похоже, так и не отказалась.
   Кстати говоря, всю первую половину лета - до катастрофы - коттедж целиком находился в их полном распоряжении. ( Лиманская была в деревне, Паша - в санатории, дети - в летнем лагере. )
   Но вот парадокс: сексом супруги почти не занимались. Геннадий выматывался на работе, пытаясь раскрутить свой малый бизнес, Тамара была поглощена грандиозными планами переустройства их будущей семейной жизни.
   Бывало, что называется, перепихнутся иногда по-быстрому, вот и весь интим.
   Еще недавно Геннадий готов был внутренне смириться с тем, что режим воздержания продлится у них до следующего лета, пока он не поймает, наконец, жар-птицу удачи.
   И вдруг жар-птица спустилась к ним с небес сама. В виду игры "Убей соседа!"
  
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
   Удивительно благожелательная атмосфера сложилась в эти дни в "элитной" коммунальной квартире!
   Между жильцами установилось на редкость трогательное согласие.
   Всякая случайная встреча - в гостиной, на кухне, во дворе - сопровождалась искренними радушными улыбками, любая просьба находила самый горячий отклик, а взаимная предупредительность вошла в привычку.
   "Да, Томочка, нет, Томочка..."
   "Да, Пашенька, нет, Пашенька..."
   "Лидолия Николаевна, всё для вас!"
   Лиманская более не бранила Плафонова за ночные шумы, Тамара не выговаривала ему за плохую уборку мест общего пользования. Сам Плафонов, чуя за собой определенную вину перед соседками, искупал ее стихами, комплиментами, цветами и сладостями.
   Что правда, нечто подобное уже происходило здесь в мае, после того, как Плафонов пообещал Тамаре уступить свою комнату. Тогда тоже ( на целых три недели!) их коммунальное сообщество стало образцом добрососедства.
   Но тогда всё могло объясняться причинами материального характера.
   Сейчас всякая материальная подоплека отсутствовала напрочь.
   Вот бы изумились Лиманская и - особенно! - Плафонов, узнай они, что эти благодатные перемены проистекли из игры под названием "Убей соседа!"
   А ведь по сути так оно и было.
   Вот уже конец октября наступил, а игра не только не прискучила Завесовым, но напротив, увлекала их всё сильнее.
   Играли каждый вечер, уложив детей спать. ( Кроме тех, разумеется, случаев, когда Геннадий возвращался с работы слишком поздно. )
   Было в этом занятии нечто магическое, что-то настолько притягательное, что супруги отдали ему предпочтение, отказавшись от просмотра телесериалов, где персонажи, в сущности, тоже играли в убийство.
   Притом, игра требовала всё большей изобретательности, выдумки, постоянно генерировала всё новые проблемы.
   Карточек уже набралось - целая колода! Вполне пригодная для раскладывания своего рода пасьянса. Среди них были такие: "Заброшенный дом", "Ледяная бомба", "Мобильная связь", "Хлорная война", "Закон о тишине"...
   И все равно оставались белые пятна.
   - До чего же это серьезная вещь - убийство! - не уставал удивляться Геннадий. - Пускай даже по игре! Лучше уж и не браться!
   Приходилось всё время что-то уточнять.
   - Знаешь, милый, - сказала Тамара задумчиво как-то вечером, - а ведь с этими апельсинами или там орехами явно то-то не то...
   - Думаешь, они не докатятся до опасной зоны?
   - Нет, я не о том. Ведь после скажут: Завесова рассыпала свои фрукты, а он, славный парень, бросился их подбирать и только поэтому погиб. Завесова во всем виновата! Нет, Геночка... Нельзя, чтобы на нас падала даже косвенная вина! Тут нужен другой ход. Например, чтобы рядом с ним нашли полбутылки пива.
   - Так-так-так...
   - Ну, слушай! Будто бы дело происходило так... - хитровато улыбаясь, она повела очередной сюжет. - Итак, мы с ним случайно встретились на остановке и пошли домой. Причем, именно он повел меня мимо расселенного дома. Именно он! Я хотела идти через парк, но он сам сказал, что там скользко, и повел меня другой дорогой. В руке у него была открытая бутылка пива. Он шел и на ходу делал по глотку-другому. Я ему сказала: "Паша, ну зачем ты пьешь на морозе? Вот придем домой, Гена угостит тебя соленой рыбкой, тогда сядешь и выпьешь по-человечески..." Но он только отмахнулся. Так мы прошли примерно половину улочки. Вдруг он сказал, что на очки попала пена и ему надо протереть стекла. Отошел к стене, достал платок и минуту-другую протирал им линзы. Наконец, снова надел очки. "Пойдем, Паша, - попросила я, - холодно..." "Сейчас-сейчас" -кивнул он, но остался на месте и снова присосался к бутылке. Вот тут-то все и произошло. Какая-то огромная глыба упала сверху - прямо ему на голову. Паша рухнул как подкошенный. Обезумев от ужаса, я бросилась к нему... выронила пакет... Вот тут-то мои апельсины-орехи и покатились по гололеду, понимаешь, Геночка?
   - Ох, Томка! - только и смог воскликнуть муж. - Как это так у тебя получатся?
   - И все! - блестя глазами, заключила она. - Мы тут вообще ни при чем! Он пострадал исключительно из-за собственной вредной привычки! Послушал бы меня, согласился бы потерпеть до дому, остался бы жив... - Она улыбнулась : - Значит, помимо апельсинов-орехов, в набор должна войти и открытая бутылка пива. Вдруг в этот вечер он не станет пить на улице? Да и насчет апельсинов нужно подумать. По гололеду они могут укатиться слишком далеко. Или не туда. Мне кажется, с грушами выйдет лучше.
   - Надо попробовать.
   - И еще... Пускай накануне финала Паша совершил какой-нибудь некрасивый поступок...
   - Зачем? - удивился Геннадий.
   - А, затем, дурашка, чтобы соседи по "нашей деревне" поменьше жалели его. Пускай лучше говорят: "Это бог наказал его"!
   - Какой же такой некрасивый поступок может совершить Пашка? Разве что набухаться в стельку. Да разве этим кого удивишь?
   - Он посадит в психушку Лиманскую! - отчеканила Тамара. - Собственноручно!
   - Пашка?! Лиманскую?! Нашу Лидолию Николаевну?! В психушку?! - Гена обеими руками взъерошил шевелюру. - Так-так-так... Да он сроду не пойдет на такое!
   - А если напару с Кандыбиным? - улыбнулась Тамара. - С испуганным ковбоем, который страшно боится огня и который каждые полчаса бегает в туалет...
   Тамара принялась излагать мужу свой замысел, который, очевидно, возник у нее не сейчас.
   Вообще, она была сегодня необычно оживлена, и, слушая ее звонкий голосок, видя, как блестят ее глаза, чувствуя ее задор, Геннадий сам зарядился ее настроением. В конце концов, речь ведь шла не о судьбе соседки, а об оригинальном повороте игры. До чего же забавную штуку придумала Тамара! Тут и он экспромтом добавил сюда пару мелочишек.
   Понемногу супруги пришли в некий экстаз и долго хохотали как сумасшедшие. Едва один из них смолкал, как второй, помогая себе жестами, выговаривал сквозь слезы: "Представляешь, Кандыбин, который..." После чего хохот возобновлялся с новой силой.
   Наконец, кое-как успокоились.
   Геннадий заполнил очередную одну карту. Дав ей длинный заголовок: "Как нам упечь в психушку Лидолию Николаевну руками Паши Плафонова".
   - Гладко было на бумаге, - вздохнул он, ставя последнюю точку. - Быть может, талантливый режиссер сумел бы снять по этому сценарию комедию, но я сильно сомневаюсь, что подобное может произойти в реальности.
   - А кто здесь говорит о реальности? Это всего лишь виртуальная игра, к тому же на сегодня ее час истек, - и Тамара развела руки в стороны, приглашая мужа в свои объятья.
  
  
  
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
   Уже с первых чисел ноября полили дожди, а по ночам начались заморозки.
   Как и было предусмотрено игрой, в один из особенно дождливых вечеров Геннадий тайком пробрался на чердак расселенного дома, наполнил водой пластиковые мешки, вложенные друг в дружку, крепко перевязал горловины и оттащил эти заготовки в угол.
   Тамара обычно плохо переносила непогоду поздней осени, но сейчас даже слякоть не могла испортить ее оптимистического настроения.
   Но как-то вечером она вошла в комнату встревоженной.
   - Слушай, Генчик, мы сейчас пошептались с Пашей на кухне...
   - О чем, если не секрет?
   - Да на вечную тему! Я ему: "Жениться вам надо, Паша." Он вздыхает: "Идея, конечно, превосходная, но жениться просто из принципа, лишь с целью иметь дома существо для варки борщей - не для меня. Сначала надо встретить свою половину. Я вам скажу, Тамара, одну вещь: нас творческих натур, судьба почему-то обделяет в этом плане. Может, для того, чтобы мы не отвлекались от своей миссии? Так что вряд ли когда-нибудь мои друзья погуляют на моей свадьбе..." "Вы, Паша, говорите так, словно уже имели печальный опыт..." И тут, мне показалось, он как-то замялся. "Я просто имел возможность учиться на опыте других. Перед моими глазами всегда был пример моей матушки и моей сестрицы." "Но ведь ваша сестра счастлива в браке?" "А ее муж? Впрочем, муж, кажется, тоже счастлив. Но я бы не стал жить с женщиной, которая - пускай из лучших побуждений - пыталась бы повлиять на мои привычки, хотя бы и вредные. Как говаривал автор знаменитой "Гренады" Михаил Светлов, я могу прожить без необходимого, но не могу без лишнего." Представляешь?
   - Ну и что тебя насторожило? - удивился Геннадий. - Обычный Пашкин треп.
   - Что меня насторожило?
   - А вдруг у Пашки все-таки есть внебрачный ребенок?
   - Ну и на здоровье!
   - О чем ты говоришь, Гена! Ведь тогда вся наша игра теряет смысл!
   - Ах, вот ты о чем!
   - О чем же еще?!
   - Нет, Тамара, не думаю... Он никогда даже не намекал на возможное отцовство.
   - А может, у него есть причина скрывать? Мы же с тобой тоже не кричим на каждом перекрестке про нашу игру...Нет, Гена, я хочу быть уверенной на все сто!
   - Что предлагаешь?
   - Надо посмотреть его документы - паспорт, военный билет... Вообще, порыться в его бумагах.
   - Хм! И как же это сделать?
   - В четверг он уходит из дома рано. Лиманской тоже не будет. Ты - выходной, я могу задержаться на часок... Ключ от его комнаты - вот он, на гвоздике. Какие проблемы?
   - Но это уже не игра, Тамара, - покачал головой Геннадий. - Это, между прочим, называется вторжением в чужое жилище.
   - Да? А когда ты выламывал его дверь, это тоже называлось вторжением?
   - Это было форс-мажорное обстоятельство.
   - Сейчас у нас тоже форс-мажорное обстоятельство. Генчик, мы же не будем его грабить! Аккуратно посмотрим бумаги и уйдем. Тебе разве самому не интересно?
   В конце концов Геннадий дал себя уговорить.
   В четверг все и вправду разошлись с утра: соседи - по делам, дети - в школу.
   Тамара все же заняла наблюдательный пост возле входной двери, закрытой, разумеется, на засов: мало ли что, вдруг Плафонов нежданно вернется и начнет вовсю тарабанить?! Геннадий же со всеми предосторожностями проник в соседскую комнату, получив жесткие инструкции ничего там не переставлять и каждые пять минут выходить на антресоли для обмена информацией.
   Открывая дверь, Геннадий сокрушенно покрякивал. Эх, Пашка, Пашка, ну в кого ты такой бесхозяйственный! Тебя ведь предупредили: ремонт двери сделан на скорую руку! Если не хочешь ставить новую, то хотя бы укрепи старую - приладь планки, прикрути их шурупами, зашпаклюй неровности, отполируй шкуркой, покрась... Нет! Палец о палец не ударил! Сойдет, мол, и так. Как была щель сбоку, так и осталась. Некрасиво. Ладно, его проблема...
   Зато в самой комнате было чисто. И даже уютно. На стене - две-три картины маслом неизвестных художников с дарственными надписями ( очевидно, от авторов журнальчика ), три-четыре гравюры в рамках, в основном, с видами Петербурга, на полу - светло-коричневый ковролин. Но главным содержанием интерьера были, конечно, книги. Книги, теснившиеся в четырех книжных шкафах, а также на стеллажах, навесных полках и даже на антикварной этажерке. Внушительные тома с золочеными переплетами, собрания сочинений, старые словари и справочники, аккуратные малоформатные издания - словом, бывшая профессорская библиотека. Паша утверждал, что здесь несколько тысяч книг.
   Из профессорского же наследства - антикварный стол и два кресла. Стол - тонкой работы, с фигурными резными ножками в виде припавших к полу львов, с украшенными резьбой же тумбами и столешницей. Ножки-львы плавно перетекали наверху в некие рельефные узоры, которые попарно сходились в центре под столешницей, образовывая полуоскаленную львиную морду. Четыре ножки-лапы и четыре хищные морды, удерживающие столешницу, создавали впечатление львиной стаи, вышедшей на охоту и усевшейся в каре. А еще тут имелось множество завитушек, шишечек, ящичков и дверок.
   Этот стол и два выполненных в таком же стиле кресла составляли, по заверениям
   Паши, предмет зависти и вожделения его сестрицы. Ну да бог с ними, пускай сами разбираются.
   Паспорт Плафонова Геннадий нашел сразу. Все документы лежали в верхнем ящике стола. "Брачная" страничка была девственно чиста. Записи о семейном положении отсутствовали и в военном билете. Заветных писем не было вообще. Не нашлось ни одной бумажки, ни одной цидулки, свидетельствовавших бы, что Плафонов платит алименты либо имеет на стороне внебрачных детей. Не было бережно хранимых женских фотографий с дарственными надписями. Ничего такого. Подводные рифы отсутствовали напрочь.
   В других ящиках лежали разноцветные папки с подборками статей на всевозможные темы, вырезками пашиных публикаций. А также подшивки бульварных изданий, из которых он осуществлял "творческое заимствование".
   Но одну интересную находку Геннадий все же сделал. В нижнем ящике стола он нашел толстую желтую папку ( тесемки едва сходились ), заполненную листами бумаги, исписанными бегущим почерком Плафонова.
   Гена полистал находку.
   Это была рукопись книги "Петербургские чудеса", работу над которой, судя по датам на полях, Плафонов продолжал уже несколько лет.
   Теперь понятно, что за непрерывный бубнеж доносился порой из Пашкиной комнаты! Плафонов читал Кандыбину вслух свою рукопись! А тот, видимо, делал замечания. Затем они спорили. Вот и вся загадка!
   Выйдя на антресоли, Геннадий сообщил жене о своих находках.
   Подытожил лаконично:
   - Киндер-сюрприза нет!
   Она захотела сама посмотреть.
   На этот раз в комнату вошли вдвоем - сторожить входную дверь уже не имело смысла.
   Тамара внимательно осмотрела все документы и бумаги. И нашла кое-что, ускользнувшее от внимания мужа. На второй страничке рукописи о чудесах размашистым почерком Плафонова было четко выведено: "Тамаре Завесовой, моей спасительнице, посвящается".
   - Вот уж поистине чудеса! - рассмеялась Тамара. - Только из-за этого стоило заглянуть сюда!
   - Козырь в нашу колоду, - согласился Геннадий. - Хотя и небольшой...
   Вечером они заполнили еще одну карту - "Рукопись Плафонова", описав в ней свой визит в его комнату.
  
  
   А Паша в тот же вечер тоже отличился. Впервые за десять месяцев привел женщину - пухленькую, невысокую хохотушку. Она весь вечер бегала за ним, повторяя, как заведенная: "Павел Алексеевич! Павел! Вот дилемма: девочка плачет, а шарик улетел... Вам кого больше жалко, девочку или шарик?"
   Вторично она более не появлялась, хотя, кажется, пыталась достать его по телефону.
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
   Да, киндер-сюрприза не оказалось, но Тамара всё не могла успокоиться. Какая-то тайная тревога грызла ее изнутри.
   Через пару дней, вернувшись с работы, она, сияя, рассказала мужу, что встретила бывшую одноклассницу, нет, не Жанну Гунькину, а Людмилу Каплинскую, так вот, у той есть хороший знакомый - толковый юрист, еврей, как раз спец по жилью, который готовит сейчас документы на выезд то ли в Америку, то ли в Израиль и дорабатывает последние дни. То есть, еще до нового года человек уедет за бугор. Это же идеальный консультант!
   Тамара, воспользовавшись случаем, пожаловалась подруге, что у родственников мужа, то есть Геннадия ( которого та если и видела, то мельком ), возникли юридические сложности с жильем, и подруга обещала строить ей консультацию у того самого юриста, причем бесплатно. Вот уж действительно: если везет, то во всем!
   - А зачем нам консультация? - простодушно поинтересовался Геннадий.
   - Как - зачем?! - всплеснула руками Тамара. - Для игры! Мы же с тобой вывели, что Марго не отступит. То есть, поднимать шум вокруг несчастного случая она, может, и не станет ради карьеры своего супружника, но за освободившуюся комнату ляжет костьми! Откуда мы знаем, может, в законе есть какие-нибудь лазейки, всякие подводные камни и рифы. За которые она зацепиться ноготком, а после залезет и вся с головой?! Нет, Генчик! Тут надо действовать наверняка, и консультация просто необходима! Тем более подворачивается такой шикарный вариант: отъезжающий юрист-еврей! Только нужно подумать, как подать дело...
   Подруга сдержала слово и уже в конце недели устроила встречу, на которую Завесовы явились вдвоем.
   Юрист оказался степенным дядечкой средних лет в очках, с печальными глазами, выражение которых свидетельствовало об умении хранить чужие секреты. Халявных посетителей он принял любезно, как самых желанных клиентов. Звали его Михаил Иосифович.
   Вопросы, в основном, задавала Тамара.
   Вот, мол, у мужа родственники живут в коммуналке. Недавно там умер одинокий сосед. Кроме него в комнате никто не прописан, что следует из справки жилконторы. Но есть отдельно живущий семейный брат, человек, имеющий якобы некие связи наверху, вот он хочет оттяпать эту комнату для племянника. Родственники мужа, люди совершенно безграмотные юридически, уже засомневались. Сначала им все говорили, что комната отойдет им, но вот брат покойного так замутил воду, что теперь они уже и не знают.
   Слушая Тамару, юрист то и дело кивал, будто наизусть знал дальнейшее, затем подытожил:
   - Самая типичная ситуация.
   - Да, но что же им делать?!
   - Ответ зависит от формы собственности. В нашем случае речь идет о комнате в коммунальной квартире, так? - он не уточнял, он просто хотел, чтобы они сами лучше поняли.
   - Именно так, - закивали супруги.
   - Тогда прежде всего необходимо знать, является ли освободившаяся жилплощадь приватизированной.
   Они переглянулись: дьявольщина! Этого они не знали. Вроде бы нет, но мало ли что? Вот он, первый подводный камень.
   - Допустим, является, - предположила худший вариант Тамара.
   - Приватизированная жилплощадь - такая же собственность, как и прочее имущество, - разъяснил юрист. - Тут все уже зависит от воли покойного, выраженного им в завещании. Если завещание наличествует и оформлено в соответствии с законодательством, то, согласно воле покойного, наследником может быть объявлен любой, даже совершено чужой для данной семьи человек.
   -А если завещания нет? - от волнения щеки Тамары покрылись пунцовыми пятнами.
   - В случае отсутствия завещания наследственное право переходит к наследникам умершего в порядке установленных очередей.
   - Каких очередей? -опешил Геннадий.
   - Закон устанавливает так называемые очереди наследников. Всего очередей шесть. Но в подобных делах, как правило, фигурируют наследники первой и второй очередей. К наследникам первой очереди относятся супруги, дети от всех браков, родители. К наследникам второй очереди - братья и сестры умершего. У вашего покойника есть живущие ныне родители, жена или дети, неважно от какого брака?
   - Вроде бы нет, - выдохнула Тамара. - Нет, точно!
   - Надо бы проверить, - мягко посоветовал юрист. - Случается, что наследники второй очереди уже начинают дележ имущества, когда вдруг объявляются его сын или дочь, о которых прежде никто не знал, и тогда все права отходят ему или ей как представителю первой очереди.
   - Уже проверили, - кивнула Тамара.
   - Ну тогда имущество, включая комнату, достанется наследникам второй очереди в равных долях. Если таковым наследником является его единственный брат, значит, все достанется брату.
   - Брату?! - Тамара даже растерлась.
   - При условии отсутствия завещания и при том допущении, что освободившаяся комната была приватизирована покойным, - напомнил юрист.
   Только тут Тамара перевела дух:
   - А если не была приватизирована?
   - Тогда вообще нет никаких оснований для споров, - без запинки констатировал Михаил Иосифович. - Имущество покойного - денежные накопления, обстановка, автомобиль, если таковой имеется, и все прочее - наследуется его братом. Комната же считается освободившейся и возвращается в муниципальный фонд для последующего распределения.
   - Как это - возвращается?! - вскинулась Тамара.
   - О, это всего лишь формальность! - любезно успокоил ее Михаил Иосифович, тут же пояснив: - Да, формально комната возвращается в городское хозяйство для последующего распределения. Но заключить договор социального найма, согласно действующему законодательству, предлагают не очереднику из общей или льготной очереди - видите, и здесь тоже очереди, - а прочим жильцам данной коммуналки, пусть даже они, жильцы, не подавали никаких заявлений на расширение. Предлагают! Причем, если претендентов несколько, то смотрят, у кого меньше метров, но больше детей и так далее. И лишь при том условии, что претендентов из числа жильцов нет, комнату могут предложить очереднику. Но такое случается чрезвычайно редко. На практике же дело обычно обстоит так: освободилась комната, ее сразу же занимает наиболее многочисленная в коммуналке семья. Не обходится и без так называемых самозахватов. Впрочем, это для сведения. В нашем случае спорных моментов нет. На освободившуюся комнату все права имеют ваши родственники.
   - Огромное вам спасибо! До свидания! - Тамара радостно поднялась и двинулась к выходу.
   Геннадий чуть замешкался и выложил на стол конверт, в который заранее вложил триста рублей.
   - Это лишнее, - покачал головой юрист.
   - Ваша консультация очень помогла нам, а всякий полезный труд должен быть оплачен. Всех вам благ! - Геннадий вежливо кивнул собеседнику и поспешил за женой.
   - Погодите... - прозвучало им вслед: - Один чисто практический совет...
   Тамара, уже стоявшая одной ногой в коридоре, замерла и обернулась.
   - Пускай ваши родственники не особенно доверяют справкам из бухгалтерии, - многозначительно произнес Михаил Иосифович.
   - Почему?
   Юрист ответил вопросом на вопрос:
   - Как умер этот сосед? Долго болел или же скоропостижно, в результате несчастного случая?
   Тамара плотно прикрыла дверь, прошла через кабинет и села на прежнее место. Геннадий встал за ее спиной, держась за спинку стула.
   - Это имеет какое-то значение? - спросила Тамара, словно почуяв, что еще не все рифы обозначены.
   - Процессуально нет, но практически... - Михаил Иосифович вздохнул. - Понимаете, если живущий отдельно человек внезапно заболевает, тот его родственники, нет, не всегда, но довольно часто начинают проявлять известного рода активность. Прописывают у него племянника или еще кого-нибудь, ну, чтобы не потерять жилплощадь, вы же понимаете? Иногда это делается даже без ведома больного. Находят всякие пути... В том числе, через жилконтору, через паспортный стол... В итоге прописка появляется буквально в последний день, а то и задним числом. Допустим, ваши родственники уверены, что их сосед был прописан один... - Михаил Иосифович улыбнулся грустной улыбкой. - И вот после его похорон вдруг оказывается, что накануне у него прописался внук или племянник и, следовательно. Комната остается за нежданным хозяином, а вовс не освобождается. - Он проникновенно посмотрел на визитеров, как бы от души сочувствуя их наивности перед лицом суровой реальности. - Я вам скажу больше: даже если человек умирает скоропостижно, то и в этом случае родственники нередко успевают прописать к нему кого-то из своих. Конечно, это уже будет дороже, но, как говорится, овчинка стоит выделки. Особенно, если среди родственников найдется человек с широкими связями. Правда, такой механизм включают, как правило, ради солидной недвижимости. Из-за комнаты в коммуналке - редко. Но все же ваши родственники должны знать, что в этих делах возможны любые сюрпризы. Поэтому предупредите их, чтобы не особенно уповали на справки жилконторы. Истина откроется только спустя какое-то время после похорон. Тот факт, что брат покойного проявляет повышенную активность, лично мне представляется подозрительным. Не исключено, что у него на руках есть какой-то козырь...
   - Что же делать?!
   - Попытайтесь упредить ситуацию. Соберите подписи других соседей и подайте заявления в жилконтору и паспортный стол
   Оказавшись на улице, супруги обменялись мнениями.
   - Толковый дядька, - резюмировал Геннадий.
   - Но когда он сказал, что все достанется брату, у меня поджилки затряслись!
   - Смотри-ка! - воскликнул Геннадий. - Шесть очередей наследников! Никогда бы не подумал!
   - Погоди, Генчик... Давай о главном. А вдруг Пашкина комната приватизирована?
   Геннадий даже рассмеялся:
   - Это при его-то лени?
   - А вдруг она уже была приватизирована, когда он въезжал?
   - Брось, Тамара, мы бы знали... - Он глянул на нее внимательнее: - Дорогая, не слишком ли серьезно ты относишься к нашей игре?
   - Генчик, я тебе сразу сказала, что буду относиться к ней серьезно. И тебя о том же просила.
   - Ладно, - сдался он. - Во-первых, в жилконторе можно взять справки. Там указано, приватизирована ли в квартире какая-либо комната. Во-вторых, можно поговорить с Пашкой. Предложить ему вместе заняться приватизацией. Посмотрим, как он отреагирует, и всё станет ясно.
   Тем же вечером в колоде появилась новая карта - "Юридическое обеспечение".
   Совпало так, что в тот самый момент, когда они разложили на столе свой пасьянс, по одному из телеканалов повторяли сериал "Чисто английское убийство".
   Раззадорившись, Тамара придвинула к себе лист с изображением игрового поля и написала своим размашистым почерком по диагонали - "Чисто питерское убийство". И поставила три восклицательных знака - вот так - !!!
   В сущности, в воздухе повис один-единственный, да и то символический вопрос: о приватизации плафоновской комнаты.
   Парадокс, однако, заключался в том, что никак не удавалось перехватить самого Плафонова. Он сделался буквально неуловимым. Иногда супруги слышали его шаги на лестнице, иной раз он даже говорил из гостиной по телефону, но они-то лежали в этот момент в постели нагие. Не выскакивать же из нее сломя голову?! Притом, и спешка казалась ненужной. Вся зима еще была впереди.
  
  
  
  
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  
   Однажды, войдя в комнату, Тамара увидела, что Гена роется в карманах своей куртки.
   - Что ищешь, милый?
   - Да не могу найти одну накладную... Тебе не попадалась?
   - Нет. Потерял? Ты обычно с ними такой аккуратный.
   - Лежала в бардачке как всегда. Думал, может, машинально переложил в карман? Надо отчитываться за месяц, а накладной нет.
   - Это важно? - нетерпеливо спросила она.
   - Да нет, ерунда... Просто я знаю, что она точно была... Ладно, мир из-за этого не перевернется. Возьму дубликат, - он взглянул на жену и только тут заметил, что она тоже чем-то озабочена.
   Странно! Десять минут назад она вышла из комнаты в приподнятом настроении, напевая, и вот такая перемена. Уж не случилось ли чего с детьми?
   Словно прочитав его мысли, она сообщила:
   - Кажется, у нас проблемы.
   - Что такое?
   - Лидолия Николаевна снова жгла бумаги на кухне и поминала свою мамочку.
   - Вот те раз! - Геннадий развел руками. - Дело пахнет керосином, да?
   - Скорее, пожаром. Или газом. Я особенно за детей волнуюсь. Между прочим, Паша тоже в панике. Беспокоится за свою библиотеку. И, конечно, за свою расчудесную рукопись тоже.
   - Слушай, дело серьезное. Надо пригласить Пашу и обсудить.
   - Какой смысл его приглашать? Едва он поймет, что мы обеспокоены, переложит ответственность на нас, а сам уйдет в сторону.
   - Может, поговорить с Лиманской? Давно уже не слыхали про ее мамочку...
   - Милый, это болезнь. Психическая болезнь. Здесь убеждений и душевных разговоров мало. Ей нужно снова пройти курс лечения. Она ведь квартиру может сжечь. Не из злого умысла, конечно, а из-за своих глюков.
   - Нет, мы этого не допустим. Придется звонить ее врачу. Не хотелось бы, конечно. Но деваться некуда. Безопасность дороже.
   - Да, - кивнула она. - Неприятно, конечно, но другого выхода нет, кажется, нет.
   Возникла долгая пауза.
   - Вообще-то, - как бы в сомнении произнесла Тамара, - есть и другой вариант...
   - Какой же?
   - Предусмотренный нашей игрой! - твердо отчеканила она.
   - "Как нам упечь Лиманскую в психушку руками Плафонова"?
   - Да, Генчик. Почему это должны делать мы? В прошлый раз это сделала моя мамочка. Взяла на себя эту чертову обязанность. Освободила от нее не только нас с тобой, но и Пашеньку. А сейчас его очередь. Он, в конце концов, не мальчик. Пускай тоже несет ответственность за происходящее в квартире!
   - Ну так надо сказать ему. Жестко. Хочешь, я его позову?
   - Нет, погоди.. - она задумалась. - Он не сделает этого по доброй воле. Он же краснобай. Белоручка и сибарит, живущий в виртуальном мире. Любой ответственности боится как огня. Он найдет тысячу отговорок. И ты ничего с ним не сделаешь. Он такой человек. Он снова все переложит на нас.
   - И ты предлагаешь...
   - Сыграть с ним! Пусть он сделает то же само под давлением обстоятельств. Сам!
   - Так-так-так... - Геннадий взъерошил свою шевелюру обеими руками. Но, Тамара, - Это же только игра. Там куча натяжек. Наш сценарий может сразу забуксовать. И мы не добьемся цели.
   - А и не страшно! Не выйдет - позвоним в диспансер сами. Куда деваться?! Но пока все сходится. Лучше не придумаешь. Вот смотри. Послезавтра у Паши зарплата. Значит, они придут вместе с Кандыбиным. Всего два дня нужно подождать. За два дня, думаю, она не сожжет квартиру. Тем более, что мы будем за ней присматривать. Я и детям накажу.
   - А если не получится? А вдруг он придет не с Кандыбиным, а с какой-нибудь вокзальной бабищей?
   - Бабища тоже нас устроит. Хуже, если он придет один, да еще пьяный. Вот тогда, конечно, не получится. Но, знаешь, я думаю, он приведет именно Кандыбина. У меня предчувствие. За два дня мы вполне успеем подготовиться. Если честно, мне не хотелось бы из-за глюков Лиманской отменять нашу игру, - призналась Тамара.
   - Мне тоже.
   - Нам придется ее отменить, если в этом эпизоде мы проиграем, - жестко заключила она. - Ты прав, в нашем сценарии есть, конечно, натяжки. Но если удача будет на нашей стороне, то все пройдет на ура. Но и мы должны постараться и проделать свою часть без ошибок.
   - Ладно, - кивнул он. - Давай попробуем.
  
   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  
   Готовиться так готовиться!
   Сначала требовалось поднапрячь самого Пашу. Сделать ему "дырку" в голове. Дать понять, что они, Завесовы, не будут наезжать на Лиманскую.
   Улучив момент, Тамара отвела его в сторонку и шепнула, что нет никакой причины для беспокойства: если Лиманская и жгла бумаги, то, наверняка, вполне контролировала свои действия. Ее ведь лечили. И вообще, ей, Тамаре, до безумия жалко эту одинокую пенсионерку. Лиманская в большей степени нуждается в заботе и внимании, чем в надзоре "психушных" санитаров.
   Присоединившийся к ним Геннадий солидарно кивнул: тихий шизик, чего ее бояться? Она же не кидается на людей. Жгла бумаги? Эка важность! Курево куда опаснее. Вот мы с тобой, брат Пашка, курим раза в три больше, чем Лиманская. Значит, мы и есть главная опасность для квартиры, ха-ха! Ладно, шучу.
   Плафонов, ожидавший от своих серьезных соседей совсем другой реакции, был немало озадачен. Но одно он усвоил: Завесовы не будут звонить в диспансер, судьба его библиотеки, "творческого" архива и рукописи зависает в воздухе.
   Обработали и Лиманскую, которая снова помирилась с Павлом и даже простила ему визит пухленькой дамочки.
   По ходу одного из кухонных разговоров Тамара ловко перевела беседу на личность Кандыбина.
   - Ох, не говорите мне про этого Кандыбина! - загорячилась Лидолия Николаевна. - Я уверена, что именно он плохо влияет на нашего Пашеньку.
   - Кандыбин?! Да он же такой тихий, застенчивый...
   -Э-э, в тихом омуте... Вот присмотритесь к нему получше ! он же законченный алкоголик! Паша пьет так много только из-за него.
   - Боюсь, вы правы, - вздохнула Тамара. - Но дело тут не только в выпивке... Не хотелось бы сплетничать, но однажды... Только это строго между нами, хорошо, Лидолия Николаевна?
   - Конечно же, Томочка! Уж вы-то меня знаете!
   - Так вот, однажды я поднималась к себе, дверь у Паши была приоткрыта, и я собственными ушами слышала, как этот Кандыбин подбивал Пашу сыграть с вами какую-нибудь злую шутку. Ну, типа купить барабан или что-то в этом роде... Но я боюсь ошибиться...
   - Барабан! - Лиманская едва не задохнулась от благородного гнева. -Очень похоже на этого ковбоя! А вы его защищаете!
   Тамара плавно перевела разговор на другую тему. Призрак злой шутки, якобы лелеемой коварным Кандыбиным, перекочевал в подсознание Лиманской, полностью отделившись от источника информации.
   Следующий ход игроков: в углу их комнаты Гена снял со стены небольшой лист гипсокартона. Как раз под ковриком. Принес с работы большую металлическую воронку для заливки вязких жидкостей - вот и рупор. Вечером супруги испытали свое ноу-хау. Тамара зашла к Плафонову - угостить того только что испеченными блинами, а Геннадий пристроился с рупором у "похудевшего" участка стены. Слышно было почти каждое слово, особенно, если говорили громко.
   Были расставлены и другие вешки.
   Наконец, настал вечер психологического эксперимента.
   Около восьми, накормив детей ужином, супруги уединились в своей комнате.
   - Милая, почему ты нервничаешь? - спросил Геннадий, видя, что она мечется по комнате как тигрица.
   - Я не нервничаю, - ответила Тамара с какой-то лихорадочной веселостью. - Я жду!
   - Кандыбина?
   - Нет, нашу удачу! Она схватила свою сумочку, порылась в ней и показала ему извлеченную оттуда пятисотрублевую купюру: - Видел?!
   - Премию получила?
   - Выиграла! В уличную лотерею.
   - Ты ?! В уличную лотерею?!
   Это было неслыханно. Тамара считала все казино, игорные заведения, тотализаторы, тем более уличные лотереи звеньями одной мошеннической системы и обходила их десятой дорогой.
   - Как же ты решилась? - продолжал изумляться он.
   Она приблизилась с таинственным видом:
   - Открыть тебе один секрет? Я часто загадываю. Вернее, загадывала раньше.
   - По звездам?
   - И по звездам тоже. Но не всегда. Иду, к примеру, по улице и загадаю: если сейчас из-за угла выедет трамвай, то все будет хорошо. Или в автобусе: если именно сейчас достанется счастливый билет - все задуманное свершится! Между прочим, когда ты занялся вешалкой для обуви, то все сошлось! И даже гороскоп был благоприятный! Вот тогда я поняла, что удача с нами.
   Ведь очень важно, Геночка, чтобы удача была на твоей стороне!
   - Да, - вздохнул он, - но удача - дама капризная...
   - А ты сумей ей понравиться! - подбоченясь, отчеканила она. - Будь сильным, уверенным, смелым, дерзким, способным на разумный риск, и уж тогда она точно не пройдет мимо!
   - Я смотрю, милая, ты оседлала любимого конька, - улыбнулся он.
   - Лучше посмотри повнимательней на эту денежку! - она помахала купюрой в воздухе. - Я загадала: повезет нам сегодня или нет? Шла по улице и вдруг решила загадать. А тут как раз уличная лотерея. Ты же знаешь, как я к ним отношусь. И вдруг - безумная мысль: сыграю! Если выиграю, значит, нам повезет абсолютно! И удача будет с нами! И тогда хоть в омут с головой! Купила один билетик. Только один. Открываю: выигрыш 500 рублей! Я даже не удивилась, будто так и должно быть! И поняла: удача с нами! Вот ждала подходящего момента, чтобы сказать об этом тебе. Кстати, и гороскоп тоже совпал! Хотя, как ты знаешь, я не верю в гороскопы. Но все равно интересно!
   - Нет, я, конечно, рад, что ты выиграла. Но...
   - Генка, послушай, это серьезно! - перебила она, все еще находясь во власти какого-то экстаза. - Вдруг в какой-то момент тебе станет жалко Лиманскую, ты скажешь: нехорошо садить ее в психушку. Нехорошо подставлять Пашку... Но ведь ей все равно нужно лечиться, милый! А Пашка, в конце концов, тоже должен нести ответственность за общие проблемы! Просто мы выталкиваем его на передний край, только и всего. Мы заставляем этого барина принять на себя ответственность. В кои-то веки! Это абсолютно правильно!
   - Томчик, тебе на митингах выступать! - съерничал Геннадий. - Дар у тебя. Только меня-то зачем агитировать? Я все понимаю. Я согласен, что Лидолия Николаевна должна лечиться. Это ей на пользу. А способ обращения в психдиспансер - это уже детали.
   - Вот и отлично! - зааплодировала она. - Я очень рада! Но это не агитация. Ты ведь не знал, что удача за нас? Теперь знаешь.
   - Ладно, удача с нами... Это здорово! Теперь поглядим, с кем придет Пашка. Кстати, сколько времени? Пора бы уж ему заявиться.
   - Без пяти девять. А придет он очень скоро. Вдвоем с Кандыбиным.
   - Почему всё-таки ты так уверена?
   - Потому что я так хочу! Иногда, Геночка, не надо объяснять себе - почему это так, а то эдак. Надо просто верить. Что все это именно так, понимаешь? Просто верить!
   Внизу хлопнула входная дверь.
   - Ну?! Что я говорила?! - Тамара подбежала к щелке, которую они оставили в своей двери. Геннадий выключил верхний свет и встал рядом.
   Увы! Плафонов пришел один. Румяный, навеселе. С большим пакетом, в котором помимо острых углов обрисовывались и очертания бутылок. Сверху выглядывала баклажка пива.
   Поднимаясь по лестнице, он напыщенно декламировал:
   Ты пришла в шоколадной шаплетке,
   Подняла золотую вуаль,
   И, смотря на паркетные клетки,
   Положила боа на рояль.**
   Плафонов прошагал совсем рядом от затаившихся супругов, они даже уловили ароматы винных паров. Продолжая декламировать, он отрыл свою комнату и скрылся в ней.
   - Как видишь, он один, - шепотом констатировал Геннадий. - Но всё равно, твоя уверенность произвела впечатление. Что ж! Операция на сегодня отменяется, - его рука уже потянулась к выключателю.
   - Погоди! - остановила его Тамара. - Что-то здесь не так. Это невозможно!
   - Но ты же видишь собственными глазами...
   Снова заскрипела соседская дверь. Плафонов вышел из комнаты, уже без сетки.
   И поплыл я, вдыхая сигару, -
   Ткя седой и качелящий тюль, -
   Погрузиться в твою Ниагару,
   Сенокося твой спелый июль...**
  
   Декламируя, он спустился до середины лестницы и остановившись здесь, прокричал в направлении крыльца:
   - Эй, Кандыбин-Мандыбин! Ты где там потерялся, душа моя?!
   Снизу ответил блеющий голосок:
   - Я на рыльце! Пакет порвался, вся картошка рассыпалась...
   - А я тебе говорил: возьмем готовое картофельное пюре! Чего ради возиться с чисткой?!
   - Э, нет! Мы ее с лучком да на сальце! Да посыплем сверху зеленью и чесночком! Разве можно сравнивать?! Ты не волнуйся, Пашка, я сам почищу...
   - Ладно уж, гурман... Поднимайся!
   Тамара ущипнула мужа за бок: ну! Я же говорила!
   - Ну, Томочка... Это настоящие чудеса!
   Появился Кандыбин. Он нес полиэтиленовый пакет, прижимая его обеими руками к груди. Тонкие кривые ноги в тяжелых башмаках на массивной подошве, узкие, раздутые на коленях джинсы создавали комичный эффект. Бордовый цвет лиц свидетельствовал о том, что приятели уже неплохо приложились.
   На шум из своей комнаты вышла Лиманская. Предостережения Тамары относительно роли Кандыбина определенно запали ей в душу. Голова у страдалицы была перевязана махровым полотенцем. Да и вся она имела вид несчастного человека, у которого впереди тяжелая ночь.
   - Молодые люди! - воскликнула она, сурово насупив брови. - Я, конечно, понимаю, что вы настроены на пирушку, но позволю себе напомнить, что есть закон о тишине, который никто еще не отменял! Взгляните-ка на часы!
   - Лидолия Николаевна! - добродушно ответил Плафонов. - Вы говорите так, как будто я император Нерон, который собрался устроить шумную оргию. Мы с Вовкой - культурные, тихие люди. Вот я сяду сейчас в турецкой позе и не встану до утра. А Вовка вообще легкий как пушинка. Не ходит, а порхает. И вообще, он очень деликатный человек. Скажи сам, Кандыбин-Мандыбин!
   - Я обращаюсь не к вашему другу. А к вам лично! - отрезала Лиманская. Тем не менее, следом посмотрела на Кандыбина, который сжался под ее тяжелым взглядом.
   - Да-да, мы будем тихо, - пролепетал он.
   - Да уж постарайтесь! И еще... Если под видом шутки сегодня появится барабан или что-нибудь в таком роде, то пеняйте на себя! И не думайте, что вы здесь самый ушлый! Я вижу вас насквозь!
   - Меня?! - так и обомлел "испуганный ковбой".
   А Лиманская уже гордо удалилась в свою комнату.
   - Эх, забыли купить для нее шоколадку! - вздохнул Плафонов.
   Друзья двинулись наверх.
   - Но вообще ты с ней сегодня поаккуратнее, - продолжал наставления Плафонов. - У нее нынче - время оборотня. Час совы. Она сейчас пожароопасная. Сегодня от нее чего угодно можно ожидать. Усек, Кандыбин-Мандыбин?
   - А я что? Я ничего... - шмыгнул тот носом. - Но ты меня не зови так больше, ладно, Пашка? Обижаться буду, ей богу...
   - Ну извини, дружище... - Плафонов остановился на антресолях, воздев руку в ораторском жесте:
   Склоняясь к шуту, султан шепнул на ухо:
   "Ты женишься, а ведь невеста - шлюха.
  
   Меж тем тебе я мог бы дать совет,
   Где взять жену, греха на коей нет!"
  
   Шут отвечал: "Безгрешная девица
   И та со мною в шлюху превратится.
  
   Беру я шлюху, может быть, она
   С годами будет верная жена.
  
   Она блудила всласть, и это дело,
   Надеюсь я, уже ей надоело!" ***
  
   - Что ты этим хочешь сказать? - спросил Кандыбин. - На что намекаешь?
   - Это отрывок из "Поэмы о скрытом смысле". Во всем нужно находить скрытый смысл, понял, нет?
   Друзья скрылись в комнате.
   - Где там твой счастливый выигрыш? - Геннадий привлек к себе жену. - Вот уж точно: все идет как по маслу...
  
   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  
   Примерно до часу ночи в квартире не происходило ничего экстраординарного.
   Подвыпившие друзья вели себя чинно-благородно. Немного пошумели на кухне, пока готовили ужин. Кандыбин жарил картошку, а Плафонов - на второй сковородке - окорочка. В гостиную и на антресоли долетали их голоса:
   Кандыбин:
   - Переворачивай!
   Плафонов:
   - Рано!
   Кандыбин:
   - Тогда уменьши газ!
   Плафонов:
   - Ты не понимаешь! Пусть образуется корочка! Чтобы весь сок остался внутри1
   Кандыбин:
   - Канцерогены!
   Плафонов:
   - Зато какой смак! А за-а-а-пах!
   С двумя полными сковородками они поднялись наверх и вдвоем больше уже не выходили. Лишь Кандыбин каждые полчаса бегал в туалет, передвигаясь буквально на цыпочках.
   Лиманская безмолвствовала.
   Завесовы периодически прикладывали рупор к стене. Но улов покуда был скудноват. Говорили о редакционных делах, об общих знакомых, поднимали тосты. Паша пожаловался на Лиманскую. Дескать, та снова начала свои игрища с огнем, как бы не натворила беды. Кандыбин давал какие-то детские советы. Затем в течение часа говорил один Плафонов. Говорил он монотонно и негромко, притом, вероятно, сидел спиной к рупору, так что разобрать удавалось лишь отдельные слова. Очевидно, читал рукопись о петербургских чудесах.
   Впрочем, все это подслушивание играло чисто вспомогательную роль.
   Спектакль начался в четверть второго.
   Пьяненький Кандыбин в очередной раз пугливо спустился в туалет. Щелкнул выключателем, а свет не зажигается. Полчаса назад горел, а сейчас нет. И в закутке перед туалетом темновато. Он все же шагнул вперед и тут же налетел на ведро с водой, невесть как оказавшееся на пути. Разумеется, ведро с грохотом перевернулось, вода окатила Кандыбину низ джинсов.
   Ошарашенный Кандыбин вернулся к лестнице и принялся звать снизу:
   - Паша! Паша! - и так раз двадцать. Все жалостливее.
   Наконец, тот услышал и вышел на площадку:
   - Чего верещишь, бестолковщина?! Я же тебя инструктировал! Сейчас разбудишь ненормальную, она такой тарарам учинит!
   Распахнулась дверь нижней комнаты. В проеме возник силуэт Лиманской. С тем же полотенцем на голове.
   - А ненормальная и так не спит! По вашей милости! Кажется, кто-то обещал вести себя тихо?
   - Извините великодушно Лидолия Николаевна! Это все Кандыбин-Мандыбин! Ну, чего ты там, горе мое?! - свесился через перила Плафонов.
   - Там свет не горит, - чуть не плача, сообщил тот. - И какая-то вода разлилась...
   - Нет, это формальное издевательство! - негодующе воскликнула Лиманская. - Посмотрите на часы!
   - Ч-черт! Ну, ты неловкий! Лидолия Николаевна, у вас нет запасной лампочки?
   - Нету! - та демонстративно захлопнула дверь.
   Плафонов почесал затылок:
   - Погоди, ковбой, сейчас я выкручу из настольной лампы. А ты иди покуда вытри что там разлил.
   - Да как же я вытру в темноте?!
   - Ну, ты, Кандыбин-Мандыбин...
   Наконец, шум улегся.
   Через полчаса Кандыбин снова отправился в туалет.
   Едва приспособился, как лампочка - только что вкрученная - мигнула и погасла.
   Застегнув джинсы, он хотел выйти, да не тут-то было: дверь словно подперли снаружи. Он подергал ее туда-сюда - бесполезно. И вдруг пополз удушливый дым, запахло горелым.
   Бедняга заметался вокруг унитаза и... потерял ориентацию. Теперь он не мог найти дверь. Под судорожно дергающимися пальцами были лишь шершавые стены. А дым уже щипал глаза, воображение рисовало жуткую картину пожара, пожирающего запертого в кирпичном коконе человека.
   - Помогите! - закричал Кандыбин во всю силу своих легких. - Пожар! Горим! Помогите!
   Первой эти вопли услыхала, конечно, Лиманская.
   Она вышла в гостиную и обомлела: перед ее дверью горкой лежали на газете - Пашиной газете! - обглоданные куриные косточки. С таким неуважением к себе в этой квартире она еще не сталкивалась.
   - Да что же это такое?! Да за кого они меня держат?! Мамочка, ты меня слышишь?! Сейчас я им покажу! Сейчас они у меня узнают... - бормоча так и ничего уже не слыша вокруг, она снова скрылась в комнате.
   А Кандыбин все вопил не своим голосом:
   - Пожар! Помогите!!! Спасите!!!
   Секундой позже на антресоли вышел Плафонов.
   - Кандыбин? Это ты там орешь? А я думал, чей-то телевизор. Ну и какого хрена ты там надрываешься?! Всю улицу перебудишь!
   Он спустился вниз, прошел в коридорчик и потянул носом воздух:
   - Фу! Кандыбин, ты курил в туалетной?!
   - Да не курил я, клянусь, Пашка! Пожар! Выручай! Темно! Ничего не вижу! Дверь потерял!
   - Да заткнись ты, наконец! Эта ведьма, кажется, слетела с катушек окончательно! Подперла дверь шваброй! Слушай, тут и вправду какая-то горелая бумага. Погоди, дружище Кандыбин! Сейчас я тебя спасу!
   Тем временем Лиманская вышла из своей комнаты с совком и веником, смела кости в совок, поднялась к комнате Плафонова, свалила кости у порога и гордо удалилась к себе, бормоча:
   - Теперь они будут знать! Я не позволю им втаптывать в грязь своё человеческое достоинство и ущемлять свои права! Ты меня видишь, мамочка!
   Через две-три минуты друзья поднялись наверх. Вернее, Плафонов привел за руку смертельно перепуганного Кандыбина.
   А наверху их ожидал сюрприз и не один.
   - Эй, что это за кости?! - изумился Плафонов. Но буквально следом новое, более жуткое подозрение заставило его броситься в комнату. - Она отравила наш ужин! Плеснула хлорки в пиво! Шизофреничка!
   В этот момент к подножью лестницы снова подошла Лиманская.
   - Не понравилось, да?
   - Я утром позвоню в психушку! - разбушевался Павел. - Вас заберут! Это уже не шутки! Сначала вы едва не устроили пожар, а теперь облили всю квартиру отравой!
   - Сделайте милость! Уж лучше обитать в психушке, чем иметь такого соседа!
   Ответить Плафонов не успел.
   Раздались энергичные звонки с улицы, затем еще более энергичный стук о входную дверь.
   - Откройте! Милиция!
   Открывать пошла Лиманская, она находилась ближе других к выходу.
   Вошел капитан Абоймов, коренастый чернявый живчик с пышными жгучими усами, похожий одновременно и на гусара, и на цыгана.
   - Что за шум, граждане? Соседи жалуются, что из вашего дома раздаются призывы о помощи.
   Плафонов бросился вниз по лестнице:
   - Сан Саныч! Товарищ капитан! Официально заявляю, что моя соседка Лиманская создала в квартире угрозу пожара, пыталась терроризировать моего коллегу по работе, а затем отравить нас обоих хлоркой! О такой мелочи, как вываленные у моей двери бытовые отходы, я уже не говорю! Прошу составить протокол! Вот поднимитесь, поднимитесь сюда!
   И только тут из своей комнаты вышел, позевывая, Геннадий.
   - Что за шум, а драки нет? Между прочим, ночь ведь на дворе! Хм! И милиция здесь?!
   Абоймов поднялся на антресоли, осмотрелся, принюхался:
   - Куриные кости... запах хлорки... в прихожей другой запах - чего-то горелого... - повернулся к Геннадию: - Вы можете сообщить что-либо по существу происходящего? - судя по тону, именно Завесову капитан доверял здесь больше, чем кому-нибудь другому.
   Тот прикрыл зевок ладонью:
   - Да я, собственно, спал, мне рано вставать на работу...
   Абоймов хотел спросить еще что-то, но тут к подножью лестницы, как к жертвенному костру, величественной походкой приблизилась Лиманская. Скрестив на груди руки, она возвестила:
   - Заявляю, что я публично сожгла эти низкопробные образцы бульварной прессы, недостойные культурных традиций нашего великого города! И горжусь этим! Могу также добавить, что моя мамочка целиком одобрила мой поступок!
   - Мамочка, говорите? Хлорка - тоже ваша работа? - капитан двинулся по лестнице вниз.
   - Да хотя бы и моя! - запальчиво воскликнула Лиманская. - Я также требую, чтобы неукоснительно соблюдался закон о тишине! Очень странно, гражданин Абоймов, что вы, как представитель власти, как наш участковый, не на моей стороне, что вы покрываете вульгарных нарушителей закона! Но я понимаю, о-о, я все отлично понимаю, гораздо лучше, чем вы можете это себе представить!
   - Что такого особенного вы понимаете? - насупился Абоймов, остановившись.
   - О-о, эта Пашина оговорка - "Сан Саныч" - она о многом говорит!
   - Да что такое?!
   - Оборотень в погонах! Вот что! - выпалила Лиманская.
   - Кто - оборотень? - опешил бравый служака.
   - Вы! Вы и есть оборотень!
   Тут уж Абоймов, настроенный до этого если и не миролюбиво, то вполне нейтрально, скрипнул зубами:
   - Прошу! Не оскорблять! При исполнении! - на смуглых щеках участкового заиграли желваки.
   - А вы меня не пугайте! Думаете, не помню, как вы замылили мое заявление о люках? Пособник террористов! - Лиманская схватила вдруг со столика вазочку с увядшими цветами и выплеснула содержимое на капитана. - Вот вам!
   - Гражданка Лиманская! Па-прошу! Пройдите в свою комнату! Немедленно! - сняв с кителя стебельки, он еще раз принюхался, окинул острым глазом военных театр действий и негромко бросил: - Похоже, без медосвидетельствования здесь не обойтись. Будем вызывать врача...
   Из глубины темной комнаты вышла заспанная Тамара, кутаясь в наброшенный на плечи халат:
   - Гена, что здесь происходит? Почему у нас милиция? Что случилось?
   - Паша утверждает, что Лидолия Николаевна хотела отравить его и гостя.
   - Наша Лидолия Николаевна?! Быть такого не может!
   - А запах?! - закричал потерявший голову Плафонов. - Нюхайте все! Нюхайте! Не сам же я облил собственную комнату этой чертовой хлоркой!
  
   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  
   Наконец-то, они смогли уединиться.
   Такой лихорадочно-восторженной Геннадий свою жену давно уже не видел.
   - Ой, Генчик, как здорово все получилось!
   И в самом деле, реальность превзошла самые смелые ожидания. Ну кто же мог предположить, что деликатный Кандыбин начнет в панике орать на всю улицу, что на шум приедет вездесущий Абоймов, а главное, что Лиманская сознается в том, чего она не делала, да еще оскорбит капитана и словом, и действием?! Невероятная комбинация, чудное стечение обстоятельств! И нужный результат, получившийся фантастически легко и просто!
   - Это знак, Гена! Знак! - не уставала твердить Тамара. - Я ведь недаром вытащила выигрышный билет! Все идет один к одному, в масть, ты понял?! Уж теперь-то мы добьемся своего! Надо верить, просто надо верить!
   Настроение жены быстро передалось мужу.
   Какое-то время они безудержно хохотали, глядя друг на дружку, возбужденные лишь тем, что сомнительный спектакль прошел с блеском, на ура, что сегодня удача и вправду оказалась на их стороне.
   Впрочем, и свою часть плана они выполнили безупречно. Накануне Геннадий незаметно освободил проход через маленькую лесенку на кухню, проход, которым не пользовались так долго, что уже забыли о его существовании. Плафонову и в голову не могло придти, что это Геннадий, используя рупор и тайный проход, четко "пасет" Кандыбина - выворачивает лампочку в туалете, подставляет ведро с водой, подпирает дверь шваброй, жжет скрученную газету... что это Геннадий, улучив момент , брызгает в его комнате раствором хлорки... ( но на пол, только на пол, не на продукты - это уж фантазии Плафонова! ).
   Да и Лиманская сроду не догадалась бы, что косточки ей подбросил все тот же Геннадий.
   Косточки, между прочим, тоже были приготовлены заранее.
   У них могло не получится. Что-то могло не сыграть. Но получилось. Получилось все! С лихвой! С избытком! И сейчас им было хорошо и весело! И смех звучал такой чистый, такой воздушный! Они победили!
   - Я тебя люблю! - призналась она.
   - Я тебя люблю! - на том же дыхании ответил он и привлек к себе жену: - Сегодня твоя ночь, милая! Игра - просто блеск!
   Она внезапно отстранилась и какое-то время вглядывалась в мужа, словно определяя, до каких пределов можно полагаться на него. Затем произнесла очень будничным тоном:
   - Милый, а ведь мы уже не играем...
   Он вздрогнул и разом оборвал смех:
   - То есть... как ?
   - Не играем, - мягко, но решительно повторила она. - И еще... я должна тебе сказать... - она собралась с духом и призналась: - Мой выигрыш в уличную лотерею... Я ведь загадывала не на Лиманскую. Лиманская - это так, разминка. Проверка на дорогах. Пробный шар.
   - Не на Лиманскую? - он по привычке взъерошил свою шевелюру обеими руками. - А на кого?
   - На Пашу.
   - На Пашку?! - он потер виски: - Постой... - заглянул ей в глаза.
   Какую-то секунду стояла звонкая тишина.
   - Так ты... с самого начала знала, что... не игра? Не было никакой Жанны Гунькиной...Ты все это... заранее... - запинаясь, выдавил он. - Ты... - он не мог договорить. Язык не повиновался.
   Она приблизила к нему свое заострившееся лицо:
   - Нет-нет, и для меня сначала это была игра! Не думай! Только игра! Но когда все начало сходиться... Геночка! Миленький! Послушай меня! Надо ведь что-то делать... Годы проходят - а у нас никаких сдвигов... Во всей "нашей деревне" только мы живем в коммуналке, да еще Эмма... А тут - всё одно к одному! Посмотри, как здорово прошло с Лиманской! И с ним будет так же легко, даже легче, - я чувствую! Надо только решиться! Под лежачий камень вода не течет! Ну, сколько нам ждать?! Чего ждать-то?! Кого?! Деда Мороза?! Святого Валентина?!
   Он по-прежнему выглядел окаменевшим викингом.
   - То есть, ты...
   Она прижалась, потерлась бедром и грудью:
   - Генчик, ты посмотри, что творится вокруг?! Ну, включи телевизор! Каждый день убивают кого-то из известных! И все из-за собственности! А Пашка? Кто он такой?! Человек без семьи, без привязанностей, человек, который живет не здесь, а в каком-то придуманном мире! Может, и нет никакого Пашки?! Может, нам только кажется, что он есть?! Да хотя бы и был! Все равно ведь уснет пьяным на морозе ли отравиться каким-нибудь зельем! Такая уж у него судьба! Ему плохо живется в этом мире, он тоскует, мается... Не случайно же уже заглядывал ТУДА! Мы ему просто поможем!
   - Так-так-так...
   - Милый, ты ведь мужчина! На тебе ответственность за семью, за наших мальчишек! А он даже не почувствует! Один миг - и все!
   - Погоди, погоди, Тамара... - он с силой взъерошил свою шевелюру, даже подергал себя за волосы: - Давай подумаем... Зачем брать грех на душу? Летом я запущу вешалки, через год-другой заработаем, а там отселим Пашку, и Лиманскую. Нормально, к взаимному удовольствию...
   - Генчик, я верю в твою идею! Пойдет твоя вешалка влёт, ты заработаешь на ней... Но ведь не сразу! И разве у нас мало других проблем?! Надо покупать машину, дачу, обстановку, делать ремонт, а там мальчишки подрастут, надо их учить, выводить в люди... Да и мы с тобой хотели ведь попутешествовать... Всё можно успеть, Геночка! Если не растягивать на годы то, что требует какой-то минуты и чуточку риска!
   - Чуточку риска, ты говоришь?
   - Конечно, милый! Самую чуточку! Ведь у нас уже всё подготовлено, всё учтено до мелочей! А главное - удача снова подала нам свой знак! А это - главное! Ты посмотри вокруг! На людей в метро, на улице, у себя на работе... Ведь по многим лицам видно, какие это умные, образованные, трудолюбивые, порядочные люди...А в глазах - тоска! Почему? А потому что нет удачи! И посмотри на тех, кто удачлив! Как у них блестят глаза, сколько уверенности в манерах! Да взять хотя бы нашего Нуличкина... - умоляющее выражение в ее глазах сменилось отблеском грозовой тучи: - Думаешь, мне легко было придти к этому? Думаешь, я не хотела выбросить это из головы? Тысячу раз! Но когда убедилась, что удача с нами, то поняла: надо идти до конца! И вот то еще я хочу тебе сказать: если мы отступим сейчас, когда журавль снова у нас в руках, то другого случая уже не будет! Никогда! Я это чувствую! Что станет тогда с нашей любовью, Генчик?!
   Она умолкла, недвижно глядя на него.
   Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза.
   - Решайся, милый... - прошептала Тамара. - Сейчас самый важный момент... Как ты скажешь, так и будет. Но прошу только об одном: подумай о нас, подумай о наших мальчиках! Сама судьба так распорядилась! Страшно, а отступать еще страшнее! Пашка для нас сегодня, если хочешь знать, - это билет в средний класс! Билет для всей семьи! А раз так, то бог простит, я знаю! И всё у нас пойдет хорошо! А я буду любить тебя так жарко, ты даже не представляешь как! Всю жизнь! Мое сердце не лжет! - она взяла его руку и приложила ладонью к своей груди.
   - Да, - выдохнул он наконец, будто застревая в некоем мороке, - Теперь я и сам вижу, что отступать нельзя. Не надо нам было начинать эту игру. Но теперь мы увязли в ней по уши и должны довести ее до конца.
   - Ах, Генчик, как я рада, что ты не струсил! Все у нас будет хорошо! - она принялась осыпать его поцелуями. - Ты даже не представляешь, как все будет хорошо!
   - Когда? - обреченно спросил он.
   - Спешить не будем, - уже спокойнее ответила она. - Где-то в середине зимы, когда появятся сосульки. Надо еще и еще семь раз отмерить, отрепетировать... А пока... Пока просто сделаем перерыв. Возьмем тайм-аут. Для себя. На недельку. Всю неделю я буду любить тебя. Очень-очень!
   - Только неделю?
   - Неделю и всю оставшуюся жизнь!
  
   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
  
   На второе утро после случившегося Завесовы встретили на улице почтальоншу Эмму - рано увядшую, суровую женщину.
   - Я всегда считала вашего Плафонова приличным молодым человеком, - сказала та, останавливаясь напротив. - А он, подлец, Лидолию в психушку спровадил! Среди ночи милицию вызвал! Буйную нашел, сквалыга! Видать, совсем совесть потерял! Вы бы этого не сделали, я знаю! Ну ничего, Бог его накажет, он все видит...
   Тамара незаметно ущипнула мужа за руку: ну?! Я же тебе говорила!
   И точно, почтальонша слово в слово произнесла то, что и предрекала Тамара накануне акции. Разве это не очередное свидетельство расположения фортуны?!
   Назавтра Тамара навестила больную, передала ей апельсины и йогурт, переговорила с лечащим врачом.
   Пожилой доктор назвал состояние Лиманской параноидальной шизофренией и сообщил, что курс лечения продлится около трех месяцев.
   Сама Лидолия Николаевна была тихая и бледная. Она поблагодарила Тамару за визит, затем призналась, что зла персонально на Плафонова не держит, ей только обидно, что некоторые люди, между прочим, коренные петербуржцы, такие слабовольные - пьянствуют, сквернословят, нарушают закон о тишине, а милиция их же и покрывает, вместо того, чтобы призвать к порядку. Да и милиция тоже хороша! Точнее, отдельные ее представители. Которых самих-то не мешало призвать к порядку! Ну да ничего, все как-нибудь образуется. Зато здесь она немного отдохнет. Соседки по палате - люди хорошие, душевные и, между прочим, вы только не смейтесь, Тамарочка, культурные - достойные представители нашего великого города, чего, к сожалению, нельзя сказать о санитарах. Но вы не беспокойтесь, милая, меня здесь не обижают. А если попробует кто, то я найду на него управу! Пока же я пришла к очень важному для себя выводу: не надо более ужесточать закон о тишине, просто надо добиться неукоснительного соблюдения всех его положений всеми без исключения, вне зависимости от занимаемой должности и социального статуса! Тут ее серые колючие глазки победно сверкнули.
   Следующим шагом Тамара наметила взять в оборот Плафонова. Внушить ему мысль, что он принял единственно правильное, мужественное решение. Втянуть его на этой почве в затяжной конфликт с Эммой. Эмма - распространитель не только почты, но и слухов, своего рода "узун кулак" "нашей деревни". Ее привечают во многих домах. Благодаря ей, неприязнью к Плафонову может воспылать вся улица. Надо лишь вовремя подбрасывать дровишки в этот костерок.
   Но перехватить Плафонова никак не удавалось. Паша опять начал исчезать. В своей манере. То есть, приходил домой заполночь, когда Завесовы уже спали, а в первой половине дня, очевидно, отсыпался после вечерних возлияний.
   Он словно избегал своих соседей. Не иначе, парень комплексует. Стыдится содеянного.
   Ладно! Куда он денется! И всё же Тамара решила перехватить его хотя бы и после полуночи.
   И что же? Будто прочитав ее мысли, Плафонов не пришел ночевать! Последний раз подобное случилось более двух лет назад.
   Был, правда, еще один случай, когда Паша пропал на целую неделю. Оказалось, какой-то состоятельный меценат журнала зафрахтовал теплоход и возил чуть не всю редакцию по маршруту Валаам - Кижи - Петрозаводск. Не только возил, но и поил-кормил! Рассказов было на целый год!
   Может, и сейчас Пашеньке выпала подобная халява?
   Ладно, подождем до понедельника.
   А вообще-то, они ведь условились взять тайм-аут. Почему бы не устроить семейный праздник? С этой игрой, с прекрасной, но все-таки эгоистичной вспышкой любовной страсти они стали меньше внимания уделять детям. Давно уже их никуда не выводили.
   И вот в воскресенье Завесовы всем семейством поехали в центр, сходили в зоопарк, погуляли по Петропавловской крепости, затем обосновались в "Сладкоежке" и закатили настоящий пир, причем Тамара даже не пыталась по своей привычке экономить.
   За столиком супруги то и дело переглядывались: правда, у нас замечательные дети?!
   Сережа, пользуясь моментом, стал выпрашивать боксерскую грушу.
   Геннадий благосклонно кивнул.
   - Эй, а где будем вешать? - запротестовала Тамара.
   - Ну, можно на антресолях, на той площадке, что рядом с нашей комнатой.
   Геннадий потрепал сына по шевелюре:
   - Потерпи немного, парень! Я думаю, вскоре мы можем это устроить.
   Дима стал рассказывать, что на зимних каникулах он будет участвовать в городской математической олимпиаде. Если выиграет, то его могут даже в Америку послать.
   - Зимой? - переспросила Тамара. - Обязательно выиграешь, я знаю!
   - Откуда ты можешь знать, мама?
   - Удача повернулась к нам лицом, сынок, понимаешь? Ко всем нам, - и она заговорщицки подмигнула мужу.
   После "Сладкоежки" погуляли еще, и Тамара - неслыханный случай! - разрешила детям поиграть на игровых автоматах. И что же?! Диме выпало три девятки! Вот было звону монет! Вот было восторгов!
   - Я же говорила! - со счастливым лицом повторяла Тамара.
   Домой вернулись около шести, уставшие, но довольные.
   И уж точно - про Плафонова в эту минуту не думал никто.
   Даже ступив на крыльцо, они еще не догадывались, что их "игра - не игра" подошла к некой точке, за которой события примут непредсказуемый оборот.
  
  
  
  
  
   .
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
  
   А дома их ожидал сюрприз.
   На антресолях - сбоку от лесенки - стоял Плафонов, ничуть не закомплексованный, напротив, румяный и цветущий, и наблюдал, как они заходят в гостиную. Одет он был по праздничному, при галстуке-бабочке (алой), в звездном жилете. Выглядел трезвым. Витиевато, как он умел, приветствовал вошедших, после чего пригласил супругов в гости - на "рюмку чаю". Мол, у него маленькая, но приятная компашка, им понравится.
   Заинтригованные, они обещали зайти, как только уладят домашние дела.
   Через полчаса они входили в комнату Плафонова.
   Гостей было всего двое.
   Один - хорошо им знакомый капитан Абоймов. Нынче он был в цивильном темно-сером костюме и синем свитере с геометрическим узором на груди.
   И гостья - белокурая девушка в простеньком темном платье, симпатичная, даже хорошенькая.
   Супруги так и решили, что это спутница капитан, тем более, что она, сидя между двух мужчин, находилась все же чуть ближе к милиционеру.
   Но вот Павел представил ее:
   - Знакомьтесь! Это Милана! Правда, красивое имя?! И не только имя... - при этом он взял ее руку, поднес к своим губам и принялся благоговейно целовать пальчик за пальчиком.
   Завесовы переглянулись: нет, этот его девушка!
   У Тамары определенно екнуло сердечко, и она перевела встревоженный взгляд на
   нежданную гостью: это еще что за явление такое?! Откуда?!
   Узкие плечи, высокая, лебединой посадки шея, грудь такая маленькая, что холмики лишь чуть-чуть вздымают платье... Сейчас на виду была только верхняя часть фигуры девушки, но ее стройность и изящество не вызывали сомнений. Редкое, несколько вычурное имя удивительно подходило гостье. Черты ее лица были чуточку мелковаты, но правильны и соразмерны. Кожа тонкая, чистая, вот разве что чересчур бледная. Густые - до плеч - ухоженные волосы напоминали цвет сочного лимона. Выразительность небольших серых зрачков подчеркивалась темной радужной обводкой. Красавицей не назовешь, но есть в ней какая-то скрытая изюминка. На вид лет 27-28. Но смущается, как провинциальная школьница. В какую-то секунду сделалась пунцовой. И в то же время очевидно, что публичное проявление нежности со стороны Плафонова ей приятно.
   Поцеловав последним ее мизинец, Павел придвинулся к девушке ближе:
   - А это дорогая, мои соседи Тамарочка и Гена, люди, спасшие мне жизнь, я тебе рассказывал! Прошу любить их и жаловать!
   - Да-да, он мне рассказывал - она поочередно посмотрела на Завесовых с благоговением, словно стараясь запомнить, как именно должны выглядеть благородные, самоотверженные, глубоко порядочные люди.
   - Таких соседей действительно поискать, - веско поддакнул Абоймов, явно укрепляя гостью в ее первом впечатлении. - Паша за ними как за каменной стеной!
   Устроились. Геннадий сел рядом с милиционером, Тамара - напротив Миланы и на расстоянии от Плафонова.
   Стол был сервирован явно на скорую, но щедрую руку. Две бутылки полусладкого "Мерло", маленькая коньяка, сок, минералка, парочка магазинных салатов, ветчина, сыр и красная рыба в нарезке, чипсы, мармелад, фрукты, зелень...
   - Извините, что нет ничего горячего, - виновато улыбнулась Милана. - Я хотела приготовить, но Паша так торопился...
   - В следующий раз приготовишь, - кивнул Плафонов и объяснил: - Миланочка готовит божественно! Эти маленькие пальчики владеют всеми секретами мировой кулинарии, - он сделал движение, вознамерившись завладеть ее ладошкой, но Милана спрятала руки за спину, опять мгновенно покраснев.
   Завесовы недоуменно переглянулись: почти семейная сценка! Паша вовсе не закомплексовал! Он и не думал скрываться от соседей, стыдясь своего поступка! Он проводил время (и ночи тоже?) в свое удовольствие с привлекательной молодой женщиной, равной которой по обаянию у него никогда не было!
   - Ну что же! - изрек между тем Павел, потирая руки. - У всех налито? - он определенно был в своей роли - роли тамады. - Ибо как сказал поэт:
  
   Стоит царства китайского чарка вина,
   Стоит берега райского чарка вина.
   Горек вкус у налитого в чарку рубина -
   Эта горечь всей сладости мира равна.
  
   За сказанное!
   Выпили.
   - А вы, товарищ капитан, значит, и в выходные дни исполняете обязанности участкового? - повернулся к своему соседу по столу Геннадий
   - Вообще-то, участковый есть участковый, - пожал тот плечами. - Как поется: служба дни и ночи. Должность такая. Но сегодня я здесь как гость. Вот Павел пригласил. А раз я в гостях как частное лицо, то и называть меня "товарищ капитан" не обязательно. И даже не желательно.
   - Как же вас называть? Гражданин Абоймов? - Геннадия что-то понесло.
   - Еще лучше! - рассмеялся гость. - Нет, не гражданин Абоймов, и, уж конечно, не Сан Саныч - вот такой фамильярности терпеть не могу! Женщины, если им нравится, могут называть меня Сашей, а вы зовите, пожалуйста, Александром. Коротко и ясно!
   - Можно вопрос, Александр? - все не унимался Геннадий.
   - Смотря какой...
   - Житейский. Я, конечно, с милицией сталкиваюсь редко. Ну, разве что с гаишниками. Но, честно говоря, никогда даже не слыхал про милиционеров, которые любят стихи. И даже не думал, что бывают такие менты, ох, извините, - работники органов!
   - Ну, так вот он я - смотрите! - Абоймов развел в стороны сильные, жилистые руки, демонстративно пропуская шпильку.
   - Может, еще и сочиняете?
   Абоймов рассмеялся:
   - Чего нет, того нет! Таланту бог не дал. А заниматься ремеслом, не имея таланта, это всё равно, что обкрадывать самого себя. Нет, ребята, не сочиняю - и в мыслях такого нет! Но слушать люблю, особенно, если кто читает с душой. А у Павла это замечательно получается! Вот за что люблю человека! Про зодчих он читает - ну, прямо слезы на глаза наворачиваются! "И тогда Государь приказал ослепить этих зодчих..." Паша, как там дальше?
   Плафонов наполнил посуду, прокашлялся, встал и, подняв свою рюмку, с выражением продекламировал:
   - Дмитрий Кедрин. Поэма "Зодчие". Заключительная часть.
   Соколиные очи
   Кололи им шилом железным,
   Дабы белого света
   Увидеть они не могли.
   Их клеймили клеймом,
   Их секли батогами, болезных,
   И кидали их,
   Темных,
   На стылое лоно земли.
  
   И в Обжорном ряду,
   Там, где заваль кабацкая пела,
   Где сивухой разило,
   Где было от пару темно,
   Где кричали дьяки:
   "Государево слово и дело!"
   Мастера Христа ради
   Просили на хлеб и вино.
  
   И стояла их церковь
   Такая,
   Что словно приснилась.
   И звонила она,
   Будто их отпевала навзрыд.
   И запретную песню
   Про страшную царскую милость
   Пели в тайных местах
   По широкой Руси
   Гусляры!
   Голос чтеца звучал всё набатнее, а к финалу он и вовсе вошел в экстаз. Уж на что Геннадий был равнодушен к поэзии, но и он поневоле заслушался. Капитан же внимал стихам с благоговением, будто перенесясь в некие запредельные сферы, где нет ни милиции, ни криминала, ни гражданской общественности. Милана тоже слушала не шелохнувшись, словно завороженная чем-то, что открылось ей, но, может, не в стихах, а в личности чтеца. Одна только Тамара вообще не слушала декламатора. Она бросала на гостью молниеносные взгляды, хмурила брови, кусала губы и думала о чем-то своем.
   Но когда капитан зааплодировал "браво!", то Тамара тоже присоединилась к общим восторгам и захлопала вместе со всеми.
   - Спасибо, спасибо... - какое-то время Плафонов раскланивался как заправский артист. - А вот и тост родился: "Мы за лирику выпьем и за дружбу, кунак!" Это тоже из Кедрина.
   Никто, кроме оратора, не понял, кажется, при чем тут "кунак", но "за лирику" и "за дружбу" выпили все с большой охотой.
   - Ой, а можно я скажу? - подала вдруг голос Милана и сама же смутилась своей храбрости.
   - Сделай милость! - поощрительно воскликнул Плафонов. - Порадуй нас своим серебристым голоском... - он снова наполнил бокалы.
   - Ой, мне половинку! - запротестовала она. - Ага, вот так... - Затем встала и произнесла ( голос и вправду звенел как серебряный колокольчик ): - Я очень рада, что у Паши такие замечательные соседи, как Тамара и Гена. И хочу обязательно предложить тост за них. За прекрасных людей, которым он обязан всем! А еще мне кажется, что ты, Паша, должен обязательно помириться с сестрой, ведь она - родной человек, а родных людей так мало в этом мире, их надо любить, прощать им их слабости и никогда не обижаться на них... И со своей соседкой Лидолией Николаевной тебе тоже надо помириться, Пашенька! Она, конечно, поступила нехорошо, но, как я поняла из твоего рассказа, она просто одинокая больная женщина, которой требуется чуточку внимания... - она говорила все быстрее, будто боясь, что ее прервут или собьют с мысли. Обвела смущенным взглядом гостей, остановив его на Тамаре: - Извините, если я сказала что-нибудь не так. Но я от чистого сердца. Я никого не хотела обидеть... Я просто хочу, чтобы всем всегда было хорошо...
   - Добрый вы человек, Милана, - вздохнул капитан.
   - А разве это плохо?
   - Милана - идеалистка, - объяснил Павел. - Но знаете, если честно, мне это очень нравится. В людях вообще. И в Милане, в частности.
   Завесовы, между тем, уже устали переглядываться. Кем бы ни была эта молодая женщина, но ясно, что с Плафоновым у них сложились самые доверительные отношения. И почти наверняка минувшую ночь он провел у нее. А предстоящую ночь, возможно, она проведет здесь, в ИХ коммуналке.
   - Послушайте, - сказал капитан, обращаясь нежданно к Завесовым. - Коли уж об этом зашла речь, хочу дать вам один практический совет. Лиманская, конечно, никакая не мегера и у вас с ней всегда были нормальные отношения, но она тихая помешанная, и ждать от нее можно чего угодно, а у вас дети. Вот возьмет и спалит ваши хоромы. Не со зла, а по неосторожности. Вы знаете, сколько по городу гибнет народу по причине пожаров, от неосторожного обращения с газовыми плитами и электробытовыми приборами?! Ого! Беда! Почему же вы не принимаете меры?
   - Меры?! - подалась к нему Тамара. - Какие меры?
   - Вы же знаете ее подругу, почтальоншу Эмму?
   - Само собой!
   - Ну вот. У нее дочка тоже с приветом и они тоже собачатся с соседями. Вам нужно переговорить с ними, то есть, с теми соседями, объединиться и на паях купить для этих женщин двухкомнатную квартиру, хотя бы и в пригороде. Это будет недорого. Относительно. И все довольны! Эмма с дочкой и Лиманская будут жить вместе, помогать друг другу и общаться в свое удовольствие. Никто их не будет дергать. Комната Лиманской перейдет вам. Все спокойнее. А после, со временем, и от Паши как-нибудь избавитесь.
   Завесовы в сотый уже раз переглянулись, и Геннадий с преувеличенной бодростью ответил:
   - Отличная идея! - вдруг поперхнулся и закашлялся.
   - У вас, Саша, наверное, большой опыт разрешения коммунальных склок? - спокойно спросила Тамара.
   - Ого! Половина времени на эти разборки как раз и уходит. Кто кому чего не так сказал, кто на кого косо поглядел... Ни дня без жалоб! Я эту чертову коммунальную кухню изнутри изучил! Сам всю жизнь живу в коммуналках! И не в таких, как ваша. Вашу-то и коммуналкой язык не повернется назвать.
   - Вы - в коммуналке?! - удивилась Тамара. - Вы - офицер милиции, капитан? Простите, Александр, а у вас есть семья?
   - Есть! - кивнул тот. - Жена и две дочки. А то, что офицер милиции... Вообще-то в коммуналках у нас половина сотрудников живет. И нам еще завидуют. Те, кто обитает в общежитии и мечтает об отдельной комнате. - Вздохнул: - Ладно, хватит о грустном! Давайте лучше побеседуем о прекрасном. О поэзии. Вот непонятна мне одна вещь... - он повернулся к Плафонову: - Не пойму я, Павел, не могу осмыслить... Вот ты знаешь столько стихов, любишь их, разбираешься в оттенках, богатую библиотеку имеешь, можешь интересно рассказывать про поэтов, про которых многие и не слыхали ничего, читаешь, будто артист-декламатор, объясни же мне, как ты можешь работать в такой паршивой газетенке?! Ведь это же просто бульварщина какая-то ! Ведь когда ты пришел ко мне в первый раз за интервью, я просто не врубился, из какой ты газеты, а если бы знал точно, то выставил бы тебя за порог в ту же секунду!
   - Погоди, Сан Саныч...
   - Я же просил тебя не называть меня так!
   ( Перед Завесовыми на миг в воздухе словно бы материализовался образ Кандыбина-Мандыбина, но тут же исчез. )
   - Извини, Александр Александрович! - Плафонов прижал руку к сердцу. - Сейчас объясню. Пойми простую вещь. Каждому человеку бог дает какой-нибудь талант. Большой или маленький - неважно. Но только один. Вот Геннадия бог наградил золотыми руками, тебя - даром оказываться в нужный момент в нужном месте, а меня - способностью сочинять невероятные истории. Точнее сказать - аранжировать.
   - Тебя бог наградил способностью понимать стихи, - возразил капитан.
   - Нет! - потряс головой Плафонов. - Стихи - это хобби. Увлечение сердца. А мой истинный дар - дар интерпретатора виртуальных историй. Мы живем в городе, который нашпигован мистикой. По-настоящему, этого еще никто не собирал. Все эти легенды, дух которых витает в старинных улочках и переулках, в подворотнях полузаброшенных домов! Вот скажи, Саныч, ты слыхал когда-нибудь историю о грифонах доктора Пеле?
   - Какие это грифоны? - сощурился капитан. - Те, что у Казанского собора, на Банковском мостике?
   - Нет, не те! Вот послушай! На седьмой линии Васильевского острова, напротив рынка, есть старое мрачное здание, в котором когда-то располагалось заведение под названием "Аптека "Доктор Пелле и сыновья".
   - Есть такая! - кивнул капитан. - Там долгое время даже следы от старых букв сохранялись. А сейчас вроде новую вывеску повесили. Но спорить не буду, давно не бывал в тех краях - не мой район.
   - Неважно. Слушай дальше. Этот аптекарь, живший в девятнадцатом веке, увлекался оккультными науками. Некоторым своим особо доверенным клиентам он продавал снадобья, изготовленные по магическим рецептам, что в ту пору строго каралось законом. И вот кто-то из них анонимно донес на него. Ценой невероятных усилий аптекарь отстоял свое честное имя, но жертвой доноса пал один из его сыновей. И тогда доктор решил мстить. Не зная имени конкретного доносчика, он решил мстить всем своим доверенным клиентам в надежде, что кара в конце концов настигнет и виновника... - В голосе рассказчика зазвучали трагические нотки. - И вот с некоторых пор доктор Пеле начал продавать своим особым клиентам плотно закупоренные банки с якобы целебным тибетским воздухом. Но вот какой парадокс: всех, купивших это снадобье, через некоторое время находили мертвыми. Рядом валялись осколки банки. Тела несчастных были покрыты глубокими ранами. Эксперты делали заключение, что несчастные в экстазе, не иначе, как под влиянием психического заболевания, хватали осколки стекла и наносили сами себе глубокие порезы, умирая от потери крови... Выжил лишь один. И он рассказал, - Павел вальяжно откинулся на спинку стула, - рассказал, будто из открытой банки материализовался огромный грифон - крылатый лев, который, оскалив пасть, набросился на него...
   - Ой! Да что же это за страхи такие! - Милана в ужасе закрыла личико ладошками.
   - Это еще не всё, - с таинственным видом продолжал Плафонов. - Есть основания предполагать, что уже в наше время кто-то недобрый разыскал оккультный рецепт доктора Пеле и теперь может вызывать из мрака призраки грифонов. Многие загадочные смерти последних лет только этим и можно объяснить...
   - Ой, Пашенька, ну, скажи скорее, что всё это просто страшная сказка! - взмолилась Милана.
   - Шехерезада! - скептически хмыкнул капитан. - Тысяча и одна ночь! Эх, если бы всякая мистика была прописана в уголовном кодексе, ну до чего же легко работалось бы тогда нам, ментам! Чуть что - списал на мистику! От всех "висляков" избавились бы в момент!
   - Обиделся! - торжествующе воскликнул Плафонов, указывая пальцем на Абоймова. - Наш беспристрастный и неподкупный страж порядка всё-таки обиделся! Вот, погоди! Я, может, скоро книжку издам о новых петербургских тайнах и чудесах!
   - Миланочка, вы не передадите мне зелень? - громко вклинилась в разговор Тамара.
   - Конечно, конечно, возьмите! - тарелочка с нарезанным укропом совершила путешествие через стол и как бы оборвала спор хозяина с гостем, интересующий здесь далеко не всех.
   Притом, что всё внимание переключилось на женщин.
   - Вы, кажется, совсем недавно познакомились? - невинным голоском поинтересовалась Тамара, улыбаясь гостье и продолжая изучать ее.
   - Не знаю даже как сказать... - зарделась та и посмотрела на Плафонова.
   - Сейчас я расскажу вам нашу "лав стори", - живо откликнулся тот. - Вообще, это тема для романа. Но если в общих чертах... Словом, так! После всей этой катавасии с Лиманской у меня кошки на душе скребли. Кое-как досидел в редакции до звонка. Ну а по дороге домой решил заглянуть в кафешку и заглушить печаль-тоску. Взял полтораста бренди. Сижу и пытаюсь осознать, что к чему. Вдруг рядом замирает небесное создание с дымящейся чашкой кофе в руках. "Ой, это, кажется, моё место..." Видимо, девушка ошиблась. Но я, как джентльмен, делаю широкий жест: "Девушка, если я вам не мешаю, то садитесь, вот как раз свободное кресло, если мешаю, то всё равно садитесь - не пройдет и минуты, как я исчезну..." Она молча села. Подула на свой кофе и вдруг расплакалась! Понятно, я с вопросом: "У вас то-то случилось?" Она: "Котеночек пропал. Пушистый такой, серенький... Я вывела его сегодня в первый раз погулять, а он побежал за кусты и пропал. Заблудился, наверное, глупенький... Хорошо, если какая-нибудь бабушка возьмет. А вдруг злые мальчишки?" Что-то было в ней необыкновенно трогательное. Я мигом забыл о собственных глюках и сказал: "Знаете, у нас в Питере любят братьев наших меньших. Будем считать, что ваш котеночек попал в хорошие руки. Давайте вздрогнем за это! Что вам взять?" "Ой, я лучше сама себе возьму. И вам тоже, чего вы хотите. Вы - очень добрый человек..." Так мы и познакомились, - заключил Плафонов. - Я ничего не перепутал, Миланочка?
   - Нет, Павлик, всё так и было...
   - Ну, вот. Начали встречаться. А сегодня Милана согласилась посетить мою скромную обитель. В парке мы встретили Сан Саныча, ой, извини, Александра Александровича, и пригласили его в нашу компанию. Спасибо, что согласился. А тут и вы с Геной подошли...
   - Очень романтическая история, - заметила Тамара. - А котеночек нашелся?
   - Да! - просияла Милана. - Оказывается, его нижняя соседка взяла!
   - Ах, Миланочка! Какая же вы удачливая...
   - Давайте выпьем за удачу! - предложил Геннадий.
   - За удачу! - поддержал капитан.
   К тосту присоединились все.
   Выпили.
   Разговор потек привольно.
   В какой-то момент, когда Плафонов начал тихо переговариваться о чем-то с капитаном, Тамара сделала знак Милане:
   - Пойдемте, милочка, я покажу вам квартиру...
   На самом деле ей не терпелось увидеть Милану в движении. Быть может, она обыкновенная стиральная доска?
   Та кивнула и грациозно поднялась из-за стола, выходя на открытое место.
   Увы, увы... Такого удара Тамара никак не ожидала.
   Грудь у гостьи была, конечно, маленькая, просто два холмика, слегка выступающие под платьем, зато бедра - волнующие, а ноги - просто блеск! Шик, а не ноги! Такими ножками можно было пленить кого угодно, а не только импотента Плафонова. И вообще, скромненькое, простенькое с виду платьице лишь подчеркивало прелесть ее хрупкой и в то же время полной жизненной энергии фигуры.
   Тамара чарующе улыбнулась, но внутри у нее все заныло.
   У двери она резко обернулась.
   Те двое так и продолжали свою тихую беседу, зато ее муженек бесстыже пялился на ножки этой неведомо откуда взявшейся застенчивой красотки.
   Перехватив строгий взгляд жены, Геннадий поспешно отвел глаза...
   После небольшого перерыва застолье продолжилось.
   "Ангел-хранитель" выставил маленькую бутылку коньяка "Дагвино" - пять звездочек, выудив ее, как фокусник, из кармана своего плаща, висевшего на вешалке в углу. Геннадий принес литровый пакет красного кипрского вина - в домашнем баре у супругов всегда хранились запасы спиртного, к которым, бывало, они не прикасались неделями. Но сейчас-то был особый случай.
   Разговор становился все оживленнее, смех звучал звонче.
   Тамара, которая в первом отделении испытывала внутренний дискомфорт ( другим это не бросалось в глаза, но Гена-то чувствовал всей кожей ), теперь совершенно раскрепостилась - называла Милану "милочкой", строила милиционеру глазки, хохотала, просила Плафонова прочитать какие-нибудь редкие, красивые стихи про любовь и, наконец, очень естественно завела с ним разговор тет-а-тет о приватизации.
   В общем гаме Геннадий уловил этот переход и навострил уши. Он был почти уверен, что сейчас Плафонов ответит в своей манере примерно так: мол, у приватизации есть свои плюсы и минусы, надо тысячу раз подумать, и вообще, это дело требует беготни, а он - человек творческий, ну и всё такое прочее.
   Но, к его изумлению, Плафонов отреагировал совершенно иначе. Повернувшись к своей избраннице, он спросил у нее:
   - Миланочка, я все же думаю, что лучше сказать всем сейчас. Тем более, что вокруг только друзья. Одобряешь?
   За столом повисла тишина.
   Милана кивнула:
   - Как хочешь, Пашенька... Решай сам.
   - Хм! У всех налито? - не дожидаясь ответа, Плафонов долил рюмки, затем поднялся и напыщенно произнес: - Дорогие гости! Имею удовольствие объявить вам одну чрезвычайную новость...
   - Ой! - рюмка Тамары выскользнула из ее руки, ударилась о край массивной хрустальной пепельницы и треснула. Напиток растекся по скатерти.
   - На счастье! На счастье! - необыкновенно радуясь, закричал Плафонов и кинулся наводить порядок, орудуя салфетками.
   Милана, покраснев, повторила:
   - На счастье...
   - Ой, я совсем пьяная, извините меня... - смутилась Тамара.
   - Да что вы, Томочка! Это же перст Судьбы! - Плафонов поставил перед ней другую рюмку, наполнил ее до краев и продолжал как ни в чем не бывало:
   - Так вот, дорогие друзья! Мы с Миланочкой имеем удовольствие сообщить вам одну новость. Дело в том, что текущее мероприятие, на котором мы имеем удовольствие - о, черт! Тавтология! Ну да ладно! Это от волнения, а о смыслу верно! - на котором мы имеем удовольствие лицезреть вас, наших гостей, является по сути помолвкой. На новый год мы решили пожениться, вернее, зарегистрировать наш брак. Подадим заявлении, все чин чином, зарегистрируемся, сыграем свадьбу, а затем, я думаю, - он повернулся к Тамаре, - можно будет заняться тягучим процессом приватизации. Придется, конечно, побегать за справками, но я согласен. Ради благополучия семейного очага. Вас устраивает такой ответ?
   Тамара поднялась, держа рюмку перед собой.
   - Пашенька... Миланочка... Как я рада! Как мы с Геной рады! Уж сколько раз я говорила Гене - Гена подтверди! - что Паше давно пора жениться, создать семью, вести здоровый образ жизни... И вот это происходит! Я думаю, мы будем прекрасными соседями, правда, Миланочка?!
   На глаза той навернулись слезы.
   - Вы знаете, я немного беспокоилась за то, как сложатся отношения с соседями. Я ведь очень трудно схожусь с новыми людьми. Но сейчас... Я так счастлива! Вокруг меня такие красивые, добрые, хорошие люди! Вот увидите, как славно мы все заживем! - не сдержав эмоций, она смахнула слезинку, вскочила и, обежав стол, чокнулась с Тамарой.
   Та придержала ее за локоток и поцеловала в щеку.
   Милана, зардевшись, ответила тем же.
   - Вот это я и называю добрососедством! - воскликнул расчувствовавшийся Абоймов. - Эх, если бы все люди вот так же ладили между собой! - Повернулся к Плафонову: - Рад за тебя, дорогой! То есть, рад за вас обоих, но за тебя особенно...
   Все принялись чокаться друг с другом и поздравлять влюбленных.
   Сидели еще какое-то время, и самой веселой и бесшабашной за столом была Тамара. Наконец, Абоймов стал прощаться. Следом поднялись и Завесовы.
   Хозяева ( ну да, теперь именно вот так - хозяева, во множественном числе ) принялись уговаривать их остаться. Паша грозился сбегать в магазин, на что Абоймов, уже надевший свой цивильный плащ, ответил довольно резко, что все хорошо в меру, а они, мол, уже малость перевалили сегодня через экватор.
   После этого увещивания прекратились. Да и чувствовалось по всему, что жениху и невесте хочется остаться вдвоем.
   Абоймов попрощался с каждым за руку и удалился.
   Завесовы прощались дольше. И нежнее. Тамара расцеловала Милану. Взаимная симпатия так и била ключом. Ах, Миланочка... Ах, Томочка... Как я рада! А уж я как рада!
   Тамара улыбалась до той самой секунды, пока дверь в комнату Плафонова не закрылась за ними.
   Но едва это произошло, как улыбчивая маска слетела с ее лица, и Геннадий впервые за последний период увидел свою жену в бешенстве.
   - Да как же это?! Почему?! - яростно шептала она. - Быть такого не может! Не должно!
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  
   Гена бережно взял ее за локотки и ввел в комнату.
   Но уже здесь она дала волю чувствам:
   - Алкаш! Белоручка! Импотент! - в адрес Плафонова посыпалась отборная брань. - Спал-спал и - нате вам! - проснулся! Нашел свою половину! Но почему, почему именно сейчас?!
   - Успокойся, милая, - муж хотел привлечь ее к себе, утешить, но она вырвалась и как дикая кошка забегала по комнате.
   - Свадьба, регистрация... - сжала кулачки. - Господи, будто лавина сорвалась с горы! А у Миланы, этой скромницы, наверняка, есть ребенок, если не два! Они все пропишутся здесь! А это - конец мечте. Ну почему так, почему?! Ведь все складывалось блестяще! Удача сопутствовала нам даже в мелочах, и вдруг такой нелепый поворот! Ну, что ты молчишь, Генка?! Скажи что-нибудь!
   - Что мне сказать, Тамара? - развел он руками. - До нового года осталось круглым счетом полтора месяца. Даже чуть меньше. Между прочим, не исключено, что весь декабрь простоит плюсовая температура.
   Она посмотрела на него с каким-то ужасом, словно пораженная неожиданной мыслью:
   - Гена, а ведь и вся зима может выдаться теплой, как в позапрошлом году, когда Нева не замерзала ни разу. Как же мы об этом не подумали?! - Пауза. Нервная улыбка. - Нет! Я все равно верю в нашу удачу! Значит, будут заморозки и в декабре. Нам просто нужно раньше подготовиться. - Она была как в лихорадке. - Не пойму... Она вроде подает нам знак, но как его истолковать, я не пойму.
   - Кто она, Том?
   - Судьба! Судьба, Геночка! Наша удача, которую мы должны крепко держать!
   - Так может, никакой свадьбы не будет? - предположил Геннадий. - Милана поживет с ним недельку-другую, быстро поймет, что он за птица, и потихонечку исчезнет.
   - Ты сидел за столом, но ничегошеньки не понял! - напустилась на него Тамара. - Такие тихие скромницы очень привязчивы. Особенно к тем, кто им сочувствует. Паша в ее глазах - добрый, отзывчивый! А она для него - прекрасная незнакомка. Та самая, о которой он мечтал много лет - вспомни весь этот его трёп! Романтик хренов... Нет, Геночка, все это очень серьезно! Боюсь, ситуация сама собой не разрулится...
   - В каком-то смысле их история похожа на нашу, - задумчиво проговорил Геннадий. - Мы ведь тоже поженились быстро. Слушай, а как тебе понравился совет Абоймова? Купить квартиру Лиманской, а после ИЗБАВИТЬСЯ от Паши. Я даже вздрогнул, когда он это сказал. Слушай, а может, он какой-нибудь экстрасенс и только прикидывается простачком?
   - Он самый обыкновенный мент! Упертый, но тупой! - решительно отрезала Тамара. - Но пока это нам на руку. Он убедил себя, что мы - спасители Пашки, и с этой мысли его уже не собьешь. Она сидит у него в печенках. А сегодня этой мыслью прониклась и Милана. Так что с этой точки зрения все великолепно! И вообще, все прекрасно, мой дорогой, не считая того, что нам надо спешить. У нас, самое многое, есть две-три недели. Но как же истолковать этот знак?!
   - Давай оставим это на завтра, - предложил Геннадий. - Мы оба выпили, и не сказать, чтобы малость. Мне всегда нравилось, когда ты немножечко пьяненькая... Ну, иди ко мне... - его ладонь легла на ее бедро.
   Но она довольно резко шлепнула его по руке.
   - Ты чего? - удивился он.
   - Кажется, рядом появились ножки покрасивее, а? Думаешь, не видела, как ты пялился на них?! Ты их просто пожирал глазами!
   - Том, ты чокнулась, ей богу! Ревнуешь, что ли? Ты же для меня одна! Но посмотреть-то я могу на других или как?
   - Смотри сколько влезет! Наслаждайся! Ножки у нее и вправду классные! Ну, давай, займемся сейчас любовью, а ты будешь думать о ножках, которые раздвигаются сейчас вот за этой стенкой! Так, что ли?!
   - Нет, ты серьезно?!
   - А ты думал!
   - Глупо. Полный улёт. Что мне, повязку на глаза надеть?
   Пауза.
   Вдруг Тамара принялась горячо целовать мужа:
   - Извини, Геночка! Не сердись. Я все понимаю. Ты - мужчина. Настоящий. Но и ты пойми. Я просто не в настроении. И вовсе не из-за этой стиральной доски. Да-да, я нехорошая, подозрительная, ревнивая... Но я тебя все равно люблю, пускай ты даже смотришь на чьи-то ножки! Дело в другом. Надо придумать новый способ. Пока не придумаем, я просто не смогу заниматься любовью. Извини. А ведь есть, наверное, и другой способ, более простой и надежный. Но какой - я не знаю. Пока не знаю. Мне просто нужно выспаться. И, пожалуй, я приму таблетку. А ты подумай. Подумай, как нам быть. Должен же быть способ!
   - Да-да, успокойся, я понимаю... Принести тебе воды?
   Это был первый случай за время игры, когда они легли отдельно.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
  
   Приняв таблетку, Тамара проспала всю ночь как убитая. Проснулась поздно. Впрочем, понедельник был такой день, когда она могла задержаться дома на час-другой. Спросонья пошарила рукой и лишь затем открыла глаза. Гены рядом не было.
   Сначала она подумала, что он ушел на работу, сегодня его смена. Но тут же вспомнила, что напарник мужа - Вадим попросил его поменяться, значит, Гена должен быть дома. Наверное, проводил детей в школу и сейчас готовит ей завтрак. Тут она вспомнила о вчерашних событиях. Так он же лег на диване! Повернула голову. Но и на диване его не было.
   А может, он обиделся и ушел? Господи! Вот новая напасть! В квартире появилась длинноногая красотка...
   Она села на постели, чувствуя, как постепенно ее охватывает раздражение.
   Но тут открылась дверь и вошел Гена.
   Вид у мужа был вполне домашний. А уж на обиженого он и точно не походил.
   - Доброе утро, дорогая! Как спалось? - он улыбался ей, но приблизиться не решался. По военному отрапортовал: - Половина десятого утра. Завтрак готов. Дети в школе. И вообще, в квартире мы одни.
   - А наш сосед и его стыдливая красотка?
   - Ушли десять минут назад. Паша сказал, что вернутся вечером.
   - Она уже поселилась у него?
   Он сел на кровать, поглаживая ноги жены поверх одеяла.
   - Похоже на то.
   - Погоди, а что у них там было ночью?
   - Не знаю.
   - Разве ты не слушал? - она кивнула на коврик, за которым была снята одна панель.
   - Нет, конечно.
   - Знаешь, а мне приятно, что ты не слушал, - она похлопала по постели рядом с собой: - Придвигайся, если хочешь.
   Приглашение было принято мгновенно.
   - Я смотрю, у вас хорошее настроение, Геннадий Васильевич, - констатировала она.
   - У меня появилась идея. По нашей игре.
   - Да?! - радостно удивилась она.
   - Нам совсем не надо ждать зимы и сосулек. Игру можно закончить хоть завтра.
   - Завтра?!
   - Ну не завтра, поскольку на подготовку все же требуется время. Но окончательный срок зависит не от погоды, а только от нас с тобой.
   Водопад ее волос скользнул по его лицу.
   - Ну, так говори же, я слушаю!
   - Э, нет! - он будто наказывал ее за вчерашнюю истерию. - Иди в ванную, а после сядем за стол, и я тебе все расскажу.
   - Ты уверен, что идея хорошая?
   - Она непогрешимая. И элементарная до одури. Удивительно, что она раньше не приходила никому из нас в голову!
   Тамара еще с минуту пристально смотрела на мужа:
   - Ты точно не запал на ее ножки?
   - Ну, зачем ты, Тамара? Знаешь ведь, что все это глупости.
   - Просто мне вдруг показалось... У нас с тобой столько лет все было хорошо, я никогда не сомневалась в тебе, но... ведь когда-нибудь ты захочешь другую. Просто из любопытства.
   - Может, и захочу. Но не в обозримом будущем. И вообще... Милана славная, но она совсем не в моем вкусе.
   - Правда? - улыбнулась Тамара.
   - Клянусь тебе! И не забывай о своем счастливом выигрыше!
   - А мне показалось, что вчера...
   - Тебе показалось. Никто никогда не встанет между нами.
   - Ох, Генка... Я просто горю от нетерпения! Но пусть будет по твоему, - она отбросила одеяло. - Пусть сегодня будет твой день. Говоришь, мы в квартире одни? Я спускаюсь вниз. Без ничего. А ты можешь через десять минут присоединиться ко мне в ванной. Если хочешь, конечно...
   - Да я за одну эту ночь так соскучился по тебе, будто не виделись три года!
   - Обещаю быть покорной. Все! Я пошла! - она выскользнула у него из-под руки. - А ты на всякий случай закрой входную дверь на засов. Ведь теперь у нас прибавилось народу!
   - Давно закрыл!
   Маленькая трещинка между ними исчезла. Гармония вновь была обретена.
   В ванне, под струями душа, они любили друг друга, не заботясь, что их могут услышать, и ни в чем не сдерживая себя.
   После вечерней размолвки любовная схватка была особенно притягательна, но они еще не насытились и вышли в гостиную все еще полные желания - свежие, счастливые, обнаженные.
   Впереди шествовала Тамара. Поднявшись по лестнице, она остановилась на последней ступеньке.
   - Давай посидим прямо здесь. Рядышком.
   - Как скажешь, моя прелесть! - он постелил на ступеньку полотенце, и они опустились на него.
   - Теперь говори, неутомимый станочник! - она потерлась о него бедром и тут же отстранилась, поняв, что оттягивает рассказ.
   - Слушай, это мистика, но идею снова подсказала Пашкина газета. Ночью мне не спалось, я нашел на тумбочке старый экземпляр, наткнулся на одну заметку и сразу же понял, что надо делать. Погоди-ка... - он сбегал в комнату и вернулся с газетой. - Вот слушай.
   РОКОВЫЕ БУКВЫ
   Во время недавней бури некий лондонец торопился к родному очагу. Но на перекрестке, в двух шагах от дома, ему на голову обрушились первые три буквы с вывески "Мэйсон и сыновья". Череп бедняги был размозжен.
   Самое парадоксальное, что фамилия погибшего столь невероятной и нелепой смертью - МЭЙ.
  
   - Ничего не понимаю, - призналась Тамара. - Какие еще буквы?
   - Дело не в буквах, - он отложил газету. - В принципе. Мы действительно зациклились на этих чертовых сосульках. А ведь куда чаще сверху падают куски лепнины и облицовки. Кстати, по Питеру жертв таких падений в несколько раз больше, чем от сосулек. И тоже все сходит с рук. Притом такая смерть выглядит гораздо естественнее.
   - Слу-ушай, Генчик... Ды ты страте-е-ег... Но ведь там нет никакой лепнины.
   - Я сходил в разведку. Рано, все еще спали. Две балясины балкона висят на одной арматуре. А в каждой - пара пудов бетона. Притом, такой штукой и целиться удобнее. И скользить не будет. Плюс арматура торчит, как острая пика. Надо, конечно, подготовиться заранее. Но особой проблемы нет. Внесем незначительные коррективы, а в целом план остается прежним. Причем дать ему ход можно в любое время. Да хоть на следующей неделе! Все будет гораздо проще.
   - Значит, мне надо срочно записываться в бассейн?
   - Думаю, не надо, - мотнул он головой. - Теперь Павел, наверняка, будет возвращаться домой как все нормальные люди. Нужна неделя, чтобы убедиться в этом. Как у них будет складываться с Миланой? Но как бы там ни было, мы сумеем выбрать подходящий момент.
   Некоторое время она молчала. Затем кивнула:
   - Да, Гена, это судьба! Недаром я вытянула свой счастливый билет! Значит, надо действовать. Надо сделать это быстро. Пока ничего не изменилось. Кстати, мы давно не заглядывали в наш чемоданчик. Будь добр, принеси его...
   - Сейчас...
   Через минуту он вернулся с "дипломатом" и открыл его.
   Некоторое время она перебирала хранящиеся внутри карты.
   - Тебе не кажется, дорогой, что все это пора сжечь?
   - Давай подумаем. Все же здесь большой банк информации. План этажа, цифры, расчеты... Мало ли что вдруг понадобится? И вообще, пока Плафонов жив, это игра и не более того. Мы сожжем игротеку накануне акции.
   - Ладно, будь по-твоему. Но ты носишь единственный ключ с собой, может, это не вполне разумно? Вдруг мне срочно понадобится заглянуть туда?
   - Без проблем. Давай спрячем ключ в такое место, чтобы мы знали только вдвоем. Лишь бы дети не добрались. Вот о чем я волнуюсь.
   - В серванте лежит ниточница с катушками ниток. Уж мальчишки точно туда не полезут. Ключ маленький и свободно войдет в отверстие катушки. В отверстие катушки! Ну? А ты что делаешь? Это вот что такое?
   - Я вдруг вспомнил, что мы не занимались этим на верхней ступеньке. Отчего бы не попробовать?
   - И в самом деле... Как же это мы упустили?! Давай попробуем...
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  
   - Милая, что с тобой происходит в последние дни?
   - Нет, дорогуша, это ты скажи, что с тобой происходит?!
   - Так-так-так...
   - Ты не сводишь глаз с этой пустоголовой куклы! С ее точеных ножек!
   - Ах, вот ты о чем! - он перевел дыхание. - Ну, перестань, Томочка... Мы же договорились!
   - Что я должна престать?! Всякий раз, когда она вертится на кухне или поднимается по лестнице, ты спешишь выйти, думаешь. Я не вижу?!
   - Ну это уже ни в какие ворота! Я выхожу как обычно! Что ж, по-твоему, если я хочу в туалет, то мне надо ждать, пока она закроется в своей комнате? Да ведь она бегает на кухню и обратно по сто раз на дню! Готовит разносолы для своего Пашеньки!
   - Ага, ты заметил! Значит, приглядываешься к ней!
   - Томка, перестань! Красивые ножки у половины питерских женщин, но что-то раньше ты никогда не ревновала. Что это с тобой?!
   - Те ножки где-то там, а эти рядом! Да еще она взяла отпуск! Когда я на работе, а дети в школе, а у тебя отгул, вы же остаетесь вдвоем в квартире! Может, вы уже с ней давно перетрахались! Откуда я знаю! Я ведь вижу, что она ходит без трусиков!
   - Для меня это новость, клянусь!
   - Я вижу, какие взгляды она бросает на тебя! Призывные! Вы трахались, да?! Скажи по-честному!
   - Послушай! Она - скромная, милая, тихая женщина. Она любит Павла! Они готовятся к свадьбе!
   - Как раз такие тихони успевают везде!
   - Хорошо! Если у тебя заскок, возьми больничный. Я буду круглые сутки на твоих глазах.
   - Спасибо! Целыми днями наблюдать за вашими перемигиваниями и чувствовать себя последней дурой!
   - Ладно, подскажи, что мне делать? Я сделаю, как ты захочешь.
   - Давай быстрее заканчивать игру! Я не понимаю, почему ты тянешь?
   - Я не тяну.
   - Нет, тянешь, тянешь! Ты ведь понимаешь, что как только мы сделаем это, ей придется уйти. А тебе не хочется упускать новую любовницу. Интересно ты ей тоже говоришь, что у нее самые аппетитные ножки, да? Что ты хочешь проглотить один за одним ее маленькие пальчики?! И она тоже тает?
   - Томка, остановись! Очень прошу тебя - остановись!
   - У тебя было пять дней. Ты мог все успеть. Но ты тянешь, я же чувствую! И не говори мне, что это моя мнительность!
   Пауза.
   - Ладно, - вздохнул он. - Я действительно тяну.
   - Вот видишь! Ага!
   - Но совсем по другой причине.
   - По какой же?
   - Из-за тебя. Наша акция требует холодной головы. А ты просто с ума сходишь от ревности...
   - Как Лиманская?! Так позвони в психушку, вот вам будет раздолье с Милкой!
   Он сшиб кулаки перед собой:
   - Тома! Вот тебе мое последнее слово... Больше я повторять не буду. Я сейчас скажу, а ты выслушай. И решай, как поступить. Как решишь, так и будет.
   Брови ее изогнулись, дыхание участилось.
   - Ну?!
   - Я мужчина, - веско бросил он. - Мужик.
   - Кобель!
   - Мужик, - повторил он. - А в моем понимании мужик - и ты это знаешь, - упрямо продолжал он, - это не тот, кто бегает за каждой юбкой, а тот, кто держит свое слово. Я и сейчас не могу сказать, что обеими руками за нашу игру. Но так уж вышло, то я дал тебе слово. Значит, буду его держать...
   Черты ее лица прояснились, она слушала, ловя не только каждое слово, но и малейшие оттенки интонации.
   - Сделать это мы должны вдвоем, - говорил Геннадий, - и от каждого из нас требуется ясная голова и полная собранность. Плюс - полное доверие. Как же без него?! Только так мы можем учесть каждую мелочь и не натворить ошибок. Поэтому, милая, если ты тоже настроена твердо, то заканчивай свой базар, выброси из головы эту глупую ревность и возьми себя в руки. Как только ты почувствуешь себя готовой, мы начнем. Но не раньше.
   Она внимала его монологу с бледной улыбкой.
   - А насчет Миланы я скажу тебе так, и тоже в последний раз, больше повторять не буду. Как и оправдываться. Милана - приятная женщина и ножки у нее действительно классные, но она - не моя женщина. Моя женщина - ты, и никто другой мне не нужен. Ты моя единственная и желанная женщина.
   Тамара улыбнулась шире, подошла ближе, забросила руки ему на плечи.
   - Ох, Генка... Ну, почему ты так давно не говорил мне, что я - самая желанная?!
   - Неправда! Только вчера говорил
   - Мало! Надо было сегодня еще сказать. И не один раз. Мне это никогда не надоедает.
   - Извини, исправлюсь. Ты - самая желанная, самая желанная, самая... Ну?! Мир?!
   - Мир... Ты ведь пойми, Генка... Я ведь не за себя только боюсь. Я боюсь остаться с детьми одной. Одна я их не подниму. Ладно, еще Димка... Он домашний, он вытерпит. А Сережа? Кем он вырастет? Уличной шпаной?
   - Перестань! Как тебе такое в голову пришло?! Для меня нет жизни без всех вас! И то, что мы задумали, это все для семьи. Мы должны это сделать. Должны...
   - Когда, Гена? - прошептала она. - Я больше не буду ревновать, клянусь! Скажи только, когда?
   - Давай считать вместе. Сегодня четверг. Пятница - слишком близко, не успеем подготовиться. Выходные отпадают....
   - В понедельник не будем! - решительно вставила она. - Понедельник -день тяжелый...
   - Согласен. Однако, в понедельник у меня дежурство. А это надо делать именно в день моего дежурства. Для алиби. Если понедельник отпадает, значит - среда. В следующее мое дежурство. То есть, впереди у нас почти неделя. Завтра и за выходные надо завершить подготовку, подтянуть все хвосты. В понедельник проведем генеральную репетицию. В вторник обмозгуем все еще раз у себя в комнате. Тем же вечером сожжем игротеку. А в среду, наконец, сделаем это. Помолясь на свою удачу. Единственная проблема - Милана. Вдруг в среду вечером она пойдет встречать его на остановку? Правда, до сих пор она этого не делала, но вдруг? Надо придумать, как ее тормознуть в случае чего. А все остальное складывается идеально, он снова вздохнул.
   - Знаю, почему ты вздыхаешь, - не сдержалась Тамара. - Из-за Миланы, да? Нет-нет, - она закрыла ему рот ладошкой, - я поняла, что ты равнодушен к ней как к женщине. Но как человека ты ее жалеешь, да? Дескать, мы разбиваем ее счастье. Так вот: мы ее спасаем! Потому как через месяц-другой, самое многое через полгода, Паша снова начнет пить. Мы ее избавляем от жизни с пропойцей! Она чуточку погорюет, зато позже найдет свое настоящее счастье. Может быть. Внешние данные у нее для этого есть. И возраст далеко не катастрофический. Этот довод успокаивает твою совесть?
   Он улыбнулся:
   - Ты все умеешь замечательно объяснить. Да, наверное, все обстоит именно так...
   - А как тормознуть ее дома, я придумаю сама, - добавила Тамара.
   - Тогда проблем нет вообще. Значит, в среду?
   - Да.
   - Ну и прекрасно! Слушай, Том, у меня предложение... Накорми сейчас детей ужином, проинструктируй их насчет отхода ко сну. А после давай рванем в какую-нибудь кашефку? Хорошую! С музыкой. На сейчас это необходимо. Закажем что-нибудь вкусненькое, разопьем бутылочку-другую сухого, потанцуем расслабимся... А когда вернемся, я скажу тебе тысячу раз, что ты - моя самая желанная...
   Замурлыкав, она потерлась о его плечо:
   -Когда ты так говоришь, я забываю обо всем на свете... Ты мой ласковый и нежный зверь... Ручной...
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  
   Геннадий подъехал к остановке, как и уславливались, в 19.15. Свернул в темный проезд и заглушил двигатель.
   Тамары не было. Прошло пять минут, семь, на остановке притормозили уже две или три маршрутки, но Тамары среди выходивших не было.
   Геннадий слегка занервничал, но тут увидел, наконец, жену. Она почему-то шла со стороны парка. Видно было, что торопится.
   - Звонил в редакцию? - спросила она, приблизившись.
   - Как договорились, - кивнул он. - С уединенного таксофона. Набрал номер. Милый девичий голосок прощебетал: "Издательский дом такой-то. Вас слушают." Ну, тут я выдвинул челюсть вперед, скосил ее вправо и бандитским голосом прохрипел: "Слушай сюда, телка! Передай вашему Плафонычу, суке, что с него должок. Он знает!" Всё! Коротко и ясно.
   - Она выслушала тебя до конца? Не бросила трубку?
   - Слушала, затаив дыхание. Будем считать, кость генералу мы бросили. Капитана удалим с игрового поля завтра. А ты почему опоздала? И почему идешь со стороны дома?
   - Ой, Гена! Столько новостей!
   - Хороших?
   - Разных, - уклончиво ответила она. - Я потому и припозднилась, что решила перед нашей встречей забежать домой, чтобы узнать, не случилось ли еще чего. Ну, вообщем, так. Слушай. Новость номер один. С утра Пашка уехал в Сестрорецк. Там, в военном санатории, будет какая-то конференция не то магов, не то экстрасенсов, а после намечается банкет.
   - Откуда такие сведения?
   - Своими ушами слышала. Они с Миланой как раз направлялись к выходу через гостиную, а я только вышла на антресоли. И тут - телефонный звонок. Пашка снял трубку - он был как раз рядом. Ах! - огорченно вздохнула она. - Если бы я находилась в комнате, то потихоньку подняла бы свою трубку и узнала бы, кто звонит! Но что делать?! Они ведь оба видели меня. Оставалось только прислушаться.
   - О чем же шел разговор?
   - Паша слушал довольно долго - две или три минуты, стоя ко мне вполоборота. Ой, нет! Сначала он как бы удивился: "Это ты?!" Очень удивился. Это было заметно. Выслушал собеседника. Затем сказал: "Все это, конечно, очень неожиданно, но ладно, в принципе я не против. Но сегодня никак не огу. Прямо сейчас мы едем в Сестрорецк. Вернее, в Разлив, в военный санаторий. На конференцию магов и чародеев и, наверное, останемся там на банкете. У них всегда шикарные банкеты. Позвони мне среди недели. Извини, боюсь опоздать, бегу, меня ждут!" Тем не менее, он слушал ответ абонента еще с минуту. Затем вдруг закричал, да так гневно, что я диву далась: "Кто это тебе сказал, кто?! Квандыбин-Мандыбин?! Так вот: после всего это он просто редиска! Мелкий стукачок! Мне он больше не друг - я об этом ему самому сказал в глаза! Все! Созвонимся на неделе! Физкульт-привет!" - буквально швырнул трубку на рычаги и побежал на крыльцо, где его ждала Милана.
   Гена задумался.
   - Кто же это мог ему звонить?
   - Наверное, по работе, раз это как-то связано с Кандыбиным.
   - Похоже... Ну, то, что он поехал в Сестрорецк, это нормально. Тем более, там банкет. Постой, но он сказал - "мы едем..." То есть, они поехали вдвоем с Миланой?
   - А это новость номер два. Поначалу я тоже подумала, что они поедут вместе. Тем более, что из дому вышли вдвоем. Но вот сейчас забежала домой, Паши еще нет, а Милана, вся расстроенная, печет пироги. Я расспросила ее. Оказалось, что утром они действительно собирались ехать вдвоем. Но по дороге на вокзал планы переменились. Она, как всегда, мнется, но я так поняла, что ей не хотелось присутствовать на людном банкете. Быть среди чужих. И вроде бы она уговорила Пашу, что тот поедет один, возьмет несколько интервью и вернется домой пораньше, а она напечет вкусных пирожков, купит бутылку вина, и они славно посидят. Он согласился. Она проводила его до Финляндского, посадила в электричку, затем прошла о магазинам и вернулась домой.
   - Так чего же она беспокоится?
   - Да ведь Павла нет до сих пор!
   Геннадий машинально глянул на часы:
   - Время-то еще детское.
   - Он обещал вернуться в четыре-пять. Причем, в два часа позвонил Милане и подтвердил, что возьмет еще парочку интервью и побежит на электричку. Правда, добавил что-то лестное относительно готовящегося банкета.
   - Вот и ответ! Не вынесла душа поэта.
   - Я сказала ей тоже самое, - кивнула Тамара. - Милана, между прочим, хоть и не подает виду, но тоже так думает. Переживает, что отпустила его одного. Понадеялась на его слово, дуреха! Казнит себя, что не поехала вместе с ним.
   - Ну, а тогда казнила бы себя за то, что поехала... Она вообще беспокоится на всякий чих. Приедет тепленький, голубчик, куда он денется?! Ладно, это все?
   - Нет, - покачала головой Тамара. - Новость номер три. Сегодня в квартиру приходила Марго.
   - Пашкина сестра?
   - Другой Марго у нас нет.
   - Вот это действительно новость! Подробности известны?
   - Об этом мне рассказал Сережа. У них выпала пустая пара, и он забежал ненадолго домой. Было это примерно в половину одиннадцатого. Милана еще не вернулась, в квартире было пусто. Ну, ты же знаешь наших мальчишек! Сколько раз я им наказывала: остаетесь дома одни - неважно, вдвоем или поодиночке - закрывайтесь в своей комнате на ключ, а если войдет кто чужой, сразу же звоните папе или маме! Но они такие беспечные! Что Сережа, что Дима. Словом, кто-то вошел, Сережа слышал, но не выглянул, думал Милана. Занимался своими делами. В дверь постучали. Он открыл, конечно. У порога стоит госпожа Матюнина. И с места в карьер начинает расспрашивать его про Милану. Что, мол, за тетенька живет у вас по соседству, да какая она из себя и все такое прочее. Слушала, а сама все время кусала свои тонкие губы. Ну, ты же ее знаешь!
   - Хм! Странный визит! Это сколько она не появлялась в нашей квартире?
   - Считай, с прошлого июня. С поминок по матери.
   - Значит, она расспросила Сережу и ушла?
   - Если бы! Но Сережа у нас тоже простачок... - вздохнула Тамара. - Нет, чтобы самому ее расспросить. Закончив разговор, он закрыл дверь комнаты и точка! Но вот свободное время истекло. Он вышел на антресоли, и почти в тот же момент Маргарита вышла из комнаты Павла. И будто подосадовала, что он ее опять увидел. Похоже, она собиралась выскользнуть тихо. Но, поняв, что не вышло, стала расспрашивать его о школе, об учебе, как бы уводя разговор в сторону. Из дома они вышли вместе. Сережа побежал в школу, а она села в свою машину, которая стояла за углом. Но не факт, что она не вернулась.
   - Сколько времени она провела в пашкиной комнате?
   - Судя по рассказу Сережи, минут десять-пятнадцать.
   - Может, она что-то искала?
   - Или что-то взяла. Или сделала что-то такое, что может поссорить Пашу с Миланой. Вот это скорее всего.
   - Я о том же подумала, - кивнула Тамара. - Недаром Марго по нашей игре - дама пик. Она носом чует, когда назревают события. Хотя нам этот ее визит только на руку. Теперь все запутается еще больше, вода станет мутнее. Но уж свою золотую рыбку мы разглядим!
   - Ключ от Пашкиной комнаты надо отдать, - заметил Геннадий. - Сегодня же. Это все новости или есть еще?
   - Пока все.
   - Тогда начнем нашу репетицию, - он бросил на жену удивленный взгляд: - но ты пришла с пустыми руками? А где груши?
   - Ой! Я же оставила их дома!
   - Вот это игроки! - с укором покачал он головой. - Из-за таких мелочей и рушатся великие планы.
   - Ну ладно, Геночка, я просто переволновалась из-за Маргариты. Притом, это же репетиция. Не волнуйся, когда надо будет, я все сделаю правильно. А груши я куплю сейчас в ларьке.
   - Помимо груш ты должна иметь с собой еще открытую бутылку пива, - напомнил он.
   - Я не забыла. Но для репетиции эта бутылка совсем ни к чему.
   - Ладно, - вздохнул он. - Вернемся к нашим баранам. Значит, груши должны покатиться так, чтобы хотя бы две-три штуки остановились в опасной зоне, понимаешь? Это очень важно.
   - Я постараюсь, милый!
   - Дальше. По твоему сигналу я сброшу вниз небольшой камешек. Отметь поточнее место, где он упадет. Груши пока не трогай. Ни одной. Я хочу сам посмотреть, как они легли. Вот, собственно, и все, что пока от тебя требуется. И, конечно, держи дистанцию от случайных прохожих. Ну, давай, дорогая! Возле крайнего ларька никого. Покупай груши и иди. Не торопясь.
   - Встретимся под балкончиком, милый.
   ... На всю репетицию потребовалось совсем немного времени.
   Падать Тамара, конечно, не стала. Просто опустилась на одно колено. Груши легли просто замечательно. А еще заговорщики провели хронометраж. Выяснили - чтобы покинуть здание, Геннадию требуются неполные две минуты.
   - К операции всё готово! - по-военному четко подытожил Геннадий. - Арматуру я кое-где подпилил, бетон кое-где сколол - сейчас балясины висят на честном слове! Нажать чуть сильнее, и они упадут. Подросток, и тот справится. Акцию можно провести хоть сейчас. Ладно, дорогая... Садись в машину, доставлю тебя прямо до крылечка. А после отгоню фургон на базу и минут через полчасика вернусь...
   - Подкинь меня лучше к магазину, Генчик. Куплю на ужин что-нибудь вкусненькое. А груши эти забери с собой, чтобы мне с ними не таскаться. Я тоже вернусь через полчаса.
   - Значит, встретимся у крыльца?
   - Не удивлюсь, ели это произойдет. Мы ведь с некоторых пор - счастливчики! И мне это ужасно нравится!
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
  
   Тамара как в воду глядела: они и точно сошлись у крыльца.
   - Милый, какие тебе еще нужны доказательства?! - рассмеялась она.
   - Да я и не сомневаюсь ни в чем, - он взял у нее пакет с продуктами.
   В гостиной навстречу им из кухни метнулась Милана. Узнав Завесовых, остановилась посередине, скрестив руки на груди и захлопав ресницами. Вид у нее был панический.
   - Ой, а я думала - Паша... - казалось, она вот-вот расплачется. - Ну, где же он?! - вопросительно уставилась на Геннадия.
   - А вот нервничать не надо, - успокаивающе отозвался тот. - Ну, задержался мужик. Может, конференция затянулась. Или дневные электрички отменил. Обычная картина на этой ветке после окончания дачного сезона.
   - Я немного опасаюсь, что он останется на банкете, - призналась она.
   - Тоже ничего страшного. Сколько уже было таких банкетов!
   - Он мог бы позвонить...
   - Ну, знаете, Миланочка, обстоятельства складываются по-разному.
   Она улыбнулась сквозь слезы. И ему, и ей. Вообще, Милана явно не желала замечать откровенного недружелюбия Тамары. Или же надеялась со временем преодолеть его своей приязненностью. Но Геннадий получил полновесный поток ее симпатии.
   - А я ему пирожков напекла. Полотенцем укутала, они еще теплые. Ой, я вас сейчас угощу!
   - Нет-нет! - выступила вперед Тамара. - Вы уже угощали ребят, довольно.
   - И не волнуйтесь вы так, - повторил Геннадий. - Просто позвоните в справочную Финляндского вокзала и уточните, когда приходит очередная электричка из Сестрорецка. Прибавьте сюда минут 40-50, и примерно в это время он появится в гостиной. Вот увидите!
   Ее улыбка чуточку посветлела.
   - Так я и сделаю!
   Супруги поднялись наверх. Вечерние процедуры, ужин, занятия с детьми, телевизор... Милана все-таки принесла им тарелку с целой горкой пирожков. Геннадий попробовал: вкусно! Ай да пирожки! С печенкой и луком. Но хвалить при жене поостерегся. Зато детишки облизывали пальцы и просили маму напечь им таких же. Тамара хмурилась. Она даже не притронулась к угощению.
   После ужина Геннадий потянулся за сигаретами. Пачка оказалась пустой. Вот те раз! И табачные припасы все закончились.
   - Ладно, слетаю в дежурный магазин.
   - Лучше бы бросил курить, - отозвалась Тамара.
   - Оставь мне хотя бы один недостаток...
   Он быстро собрался и ушел.
   Тамара продолжала смотреть любимый "мыльный" сериал. Все домашние знали, что отвлекать ее в эти минуты нельзя.
   Геннадий вернулся через полчаса.
   - Что так долго? - спросила она.
   - Прогулялся малость. Ты же все равно не разрешаешь мне курить в комнате. Да и мысли всякие...
   - О среде?
   - Конечно. Прикидывал, все ли мы учли, не упустили ли чего? Какое-то у меня странное ощущение, что чего-то я забыл...
   - Что именно?
   - Мешки! - он вдруг с силой хлопнул себя по лбу. - Черные мешки с дождевой водой!
   - Да наплевать на мешки!
   - Они с маркировкой нашей фирмы!
   - Почему с маркировкой, Гена?
   - Я ведь приносил их для игры!
   - Еще не поздно забрать. Хотя бы завтра.
   - Так я и сделаю, - он нервно хрустнул пальцами и добавил: - Но ты посмотри, как легко, оказывается, упустить важную мелочь!
   - Успокойся, милый! Всё остальное, надеюсь, в порядке?
   - Да, - вздохнул он. - Не считая того, что Пашка еще не вернулся.
   - Куда он денется?!
   В стороне проспекта послышался вой пожарной сирены: опять где-то что-то горит. Впрочем, иногда по этому поводу Геннадий шутил: пожарные поехали ужинать.
   В половине одиннадцатого чуть не с боем уложили детей спать. Особенно упрямился Дима, прося дать ему посидеть за компьютером еще четверть часа. Но отец был непреклонен.
   Выйдя из детской, он снова увидел Милану, которая металась по гостиной. По ее поведению было ясно, что Павла еще нет. Вступать с ней в разговор он не стал, но войдя к себе, сказал жене:
   - Странно... Пашка еще не вернулся.
   - Загулял парнишка! - коротко бросила она.
   - А по-моему, здесь что-то не так, - засомневался Геннадий. - Если бы загулял...
   И тут раздался длинный звонок с улицы. Затем еще. И еще.
   Гена оставил дверь на антресоли слегка приоткрытой, и звонки доносились четко.
   - Ой, Пашенька! - раздался счастливый возглас Миланы, затем послышался бойкий стук тапочек по ступенькам.
   - Вот и долгожданный Плафонов! Явился не запылился! - съязвила Тамара.
   - Погоди, что-то здесь не так, - возразил Геннадий. - Почему он звонит? Ведь у него есть ключ.
   - Ой, да потерял по пьяни! Сколько он уже их терял! Сколько раз из-за него меняли замки! Или не может попасть в замочную скважину.
   - Тут что-то другое, - Геннадий вышел на антресоли.
   И точно, это был не Плафонов.
   С улицы вошел капитан Абоймов. В форме.
   Милана, открывшая ему, медленно попятилась назад и остановилась, лишь уперевшись в стол.
   Геннадий замер у перил. Тихо подошла Тамара и встала рядом.
   Абоймов оглядел жильцов тяжелым взглядом исподлобья и прокашлялся.
   - Я подумал, что лучше сам к вам зайду... Нет, ну сколько раз я требовал, чтобы это ограждение привели в порядок! И вот результат!
   - Я не понимаю, о чем вы говорите... - прыгающими губами прошептала Милана.
   - Этот дом... Этот чертов заколоченный дом! Похоже, бомжи наверху разожгли костер или что другое там случилось, надо разобраться. Словом, обрушился кусок балкона. А он как раз проходил мимо. Только краешком и задело - чиркнуло по виску, а много ли человеку надо?! Нет, такого и нарочно не придумаешь..
   - Кто - он? - еле выдохнула Милана, прижимая обе ладошки к сердцу.
   Завесовы переглянулись
   - Пашка... Плафонов Павел Алексеевич.
   - Ах! - этот возглас вырвался из двух грудей, но капитан отреагировал только на один из них, подхватив Милану, которая падала. Без видимых усилий он отнес молодую женщину к дивану и уложил на нем.
   Но, наверное, и вскрик Тамары остался в его памяти, ибо следом он глянул наверх:
   - Несите валерьянку!
   - Сейчас, сейчас... - Тамара метнулась в комнату за пузырьком.
   Через полминуты супруги уже были внизу.
   - Такое вот несчастье, - вздохнул Абоймов. - Буквально недавно сидели за одним столом, и вот человека нет. Он "Зодчих" читал... И как читал! "И кидали их, темных, на стылое лоно земли..." И вот он сам лежит на стылом лоне земли... Эх! Вот перед глазами стоит как живой, а его уже нет! Никак не могу осмыслить.
   Тамару колотила дрожь. Она подошла к Милане, провела рукой по ее волосам, словно от былой неприязни не осталось и следа.
   - Милая, потерпи, сейчас я принесу воды и отпою тебя валерьянкой.
   Абоймов строго посмотрел на Геннадия:
   - Рядом с ним нашли недопитую бутылку пива... Похоже, он остановился под балконом, чтобы по своей привычке вмазать глоток, а тот возьми и рухни! Судьба! Что теперь сделаешь?! А к вам огромная просьба... Вы - образцовая семья. Серьезные люди. Успокойте женщину. А утром сообщите родственникам и по месту работы. Мол, нашли его около половины одиннадцатого. Еще теплым. Вызвали "скорую", но... Сейчас он в морге. Пускай звонят по справочной. А мне надо идти. Так я могу на вас рассчитывать? Вы всегда хорошо к нему относились. Он вас ценил.
   - Мы все сделаем, - тихо заверил участкового Геннадий. - Все, что в наших силах.
   - Плохой на этот раз оказался из меня ангел-хранитель! - посетовал Абоймов. - А ведь я там проезжал буквально за десять минут. Ладно! Когда выяснится насчет похорон, звякните мне. Я обязательно буду. Эх, Пашка, Пашка...
   С этими словами слуга закона удалился.
   Тамара сидела на диване рядом с Миланой. Та уже пришла в себя и выпила валерьянки, но сознание ее казалось помрачившимся.
   - Тамара, давай проводим ее в комнату, - предложил Гена.
   Та сжала руку несчастной:
   - Милана, поднимись... Ну чем же теперь поможешь...
   Только сейчас Милана наконец-то обрела голос:
   - Господи, я как чувствовала, что случится что-нибудь плохое... Как чувствовала! Ну зачем я отпустила его одного?! Что же я буду теперь делать одна?!
   - Попробуйте заснуть, милочка. И не убивайтесь вы так. Значит, такая ему выпала судьба...
   - Нет-нет, я не засну, я боюсь оставаться одна там, в его комнате, но и вас не хочу тревожить. Что же мне делать, ума не приложу! Я посижу здесь, в гостиной, ладно? А вы отдыхайте.
   - Если вам, Милана, что понадобится, смело стучите к нам в любое время, без всякого стеснения, - сказал ей напоследок Геннадий.
   Конечно, Милана и сейчас нуждалась в моральной поддержке, однако и супругам надо было позарез немедленно пообщаться накоротке.
   И вот они в своей комнате, за закрытой дверью.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Гена, все еще сбитый с толку.
   Она метнулась к своей сумочке и выхватила оттуда пятисотрублевку:
   - Чего же тут понимать?! Его нет, и руки у нас чисты! Это удача! Удача, которая сама все сделала за нас! - ее глаза лихорадочно блестели. - Отныне так будет всегда! Ах, милый! Это невероятно, но это факт! Вот сейчас мне его жаль, ей богу! Жаль до слез! Давай выпьем по стопке - помянем его душу! - она благоговейно поцеловала купюру, будто икону. - Это действительно счастливый билет! Все в жизни проще, Гена! Надо приходить и брать, никого не спрашивая и не прося ни о чем! И все само приплывет в твои руки! Если только удача с тобой!
   - Но ведь так не бывает, Тома! - продолжал сомневаться он.
   - Ты же видишь, милый, что бывает! Очень даже бывает! Вот оно и случилось. Теперь мы свободны, ты понимаешь, свободны! И богаче на одну комнату! Давай же выпьем! И за нашу удачу тоже! Ну?! Эй, милый! Чего ты такой кислый?! Почему не радуешься?!
   - Мешки... - пробормотал он. - Надо забрать мешки. Если Абоймов начнет сейчас шарить там, он их найдет.
   - Генчик! Опомнись! Кто будет искать какие-то мешки?! При чем здесь вообще мешки?! Его придавило рухнувшим балконом! А мы - мы ничего плохого не делали, забыл?! Пей же, милый! Удача сама просит, чтобы мы подняли за нее тост!
   Он посмотрел на свои руки и удивился:
   - Дрожат...
   Внезапно Тамара отставила свою стопку:
   - Ой! Игротека! Вот и пришла пора ее сжечь! Одевайся, милый! Устроим во дворе праздничный костерок! А уж после отметим это событие. Давай сюда "дипломат".
   Пока он извлекал чемоданчик из-под коробок, она схватила ниточницу, высыпала катушки на стол и разыскала среди них ту, в которую был вложен маленький ключик:
   - Ага, вот он!
   Геннадий поставил "дипломат" рядом.
   - Хорошая была игротека, но она свое дело сделала! - воскликнула Тамара, проворачивая ключик - раз и другой.
   Замки щелкнули.
   - Надеюсь, твоя зажигалка заправлена? - лукаво улыбнулась она и подняла крышку.
   Сначала они не поняли.
   И даже спустя минуту все еще не понимали.
   "Дипломат" был пуст.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
  
   Неяркий свет ночника, тьма и шорохи за окном. Глухие рыдания внизу. Ощущение ирреальности. Игра. Только как будто теперь кто-то играл с ними. Или... один из них с другим?
   Пауза.
   Гена (стараясь быть спокойным):
   - Ты все-таки сожгла эти бумаги. И ничего мне не сказала.
   - Я ни клочка не трогала... - бледная, она уставилась на него. - Я не заглядывала сюда с прошлого четверга, - она роняла слова с трудом, будто ее щеки каменели.
   - Ты их не сжигала... - бестолково констатировал он. - Куда же они подвались?
   - Ты у меня спрашиваешь?
   - Постой, давай спокойно. В последний раз мы их видели в четверг. Когда вернулись из кафе. Я еще вписал новую карточку "Генеральная репетиция". Не надо бы. Но что сделано, то сделано. Затем я все убрал, а ключик вложил в катушку. А ту - в ниточницу. При тебе. Слушай, может, ты чисто механически...
   - Я их не брала! Не брала! Я же еще не чокнулась! Не делай из меня дуру! - костяшки ее пальцев побелели, лоб прорезали вертикальные складки.
   - Успокойся. Понял. Я просто хочу пройти по всем возможным вариантам. Итак, ты не брала. Идем дальше, - он осмотрел замки. - Нет, целые. Чемоданчик импортный, замки - с секретом. Такие проволочкой не откроешь. Да по замкам и видно, что открывали именно ключом... Наши дети? - он говорил сам с собой. - Нет, они не стали бы брать. Притом, тайно. С чего бы это вдруг? Их этот чемоданчик никогда не интересовал. В крайнем случае, спросили бы - папа, мама, что это такое?
   - Какой-нибудь воришка? - он посмотрел на жену.
   Тамара мертвенно молчала.
   - Но ведь ничего не исчезло. Деньги, твои кольца, сережки - все на месте, - продолжал он. - Оп! Кажется, понял!
   Она не отвечала. Сосредоточенно смотрела в угол и массировала виски.
   А он все говорил в пустоту:
   - Его сестра! Маргарита! Зачем она приходила? Может, она вернулась, когда Сережа убежал в школу? Но как она открыла нашу комнату? И откуда могла знать про игротеку? Как думаешь?
   Он снова посмотрел на жену и наткнулся на ее тяжелый, непреклонный взгляд.
   - Том, что с тобой?
   - Ну вот что, милый! - зло отчеканила она. - Хватит держать меня за дуру! Хотя дурой я и была. Ведь хотела же, хотела уничтожить эти бумаги! Ты мне помешал! Нашел отговорку... Теперь я понимаю!
   - Что ты понимаешь, глупенькая?
   - Не такая уж я и глупенькая! И уже все поняла!
   - Что?! Что ты поняла?! - закричал он.
   - А то! - закричала она в ответ. - Ключ от "дипломата" только один! Он был спрятан в катушке! А катушка лежала в ниточнице, среди полусотни других таких же катушек! Если не знать, то сроду не догадаешься! А знали только мы двое! Один из нас и взял игротеку!
   - Кто???
   - Ты!!!
   - Я???
   - Да, ты! Ты взял карточки! Но не сжег, а спрятал!
   - Господи, что за дичь, Тамара?!
   - Не дичь, не дичь! - завизжала она, топая ногами. - Ты положил глаз на Милану, на эту смазливую тихоню с ее длинными ножками! Вы с ней сразу снюхались! И ты решил избавиться одним ударом от обоих - от Пашки и от меня! Ведь это ты убил его, ты!
   - Я?!
   - Да, ты! Вечером ты выходил будто бы за сигаретами. Тебя не было полчаса. А еще раньше ты позвонил в справочную вокзала и вычислил, когда он будет возвращаться! А там, на балконе, подготовил всё заранее, когда я, как дура, катала по асфальту эти груши! Всё сходится, всё!
   - Что сходится?! Что?! Меня видели продавщицы! Соседи! Случайные прохожие! 10 или 15 человек! Я просто ходил и курил, чтобы успокоиться. Потому что замандражировал из-за этих чертовых мешков!
   - Две минуты! - напомнила она. - Ты же сам засекал время! Две минуты, чтобы подняться, две - на спуск и одна минута на убийство! Всего - пять! А еще 25 минут ты ходил и курил, чтобы тебя видели свидетели! А она тебя подстраховывала, разыгрывая убитую горем! Это ты... Ты! Ты предал меня, детей... Ты, самый близкий нам человек... Из-за смазливой дуры! Предал нашу удачу... Она опять улетела от нас! Теперь уже навсегда! И теперь мне будет очень плохо. Но тебе - еще хуже! О, господи! - она закрыла глаза.
   Он опустил голову и некоторое время простоял так. Затем заговорил и голос его звучал удивительно спокойно:
   - Ладно, - проговорил он удивительно спокойным голосом. - Допустим, я такой идиот, что убил его. Но тогда объясни мне, зачем я вместо того, чтобы затаиться и делать вид, что понятия ни о чем не имею, зачем я взял эти чертовы карты? Объясни мне!
   - Чтобы избавиться от меня! - она гордо выпрямилась.
   - Каким образом?
   - Чтобы я переживала, нервничала, слетела с катушек, и ты предложил бы мне полечиться. Сплавил бы меня в психушку! И тогда никто не помешал бы вашей "чистой" любви! Но этого не будет, знай! Я останусь здесь хозяйкой! Я, а не вы!
   Какое-то время он разглядывал ее, будто увидел впервые в жизни. Затем начал медленно отступать, пока не уперся в стену.
   - Вот теперь я понял... Это сделала ты. Ты всё продумала с самого начала. Ты чокнулась на этой идее - заполучить в руки журавля. Сумела втянуть меня... А после засомневалась - во мне... Когда я оговорился сегодня, что бетонные балясины висят на волоске, ты всё и решила. Позвонила в справочную и вычислила, когда он будет возвращаться. И воспользовалась благоприятным моментом. Тут ведь на всё про всё требуются каких-то десять минут. Удача и вправду оказалась на твоей стороне. Ты сделала это, Тома... Но зачем ты спрятала карточки? Почему обвиняешь меня? Я тебя не предавал и не собираюсь этого делать... Почему ты разговариваешь со мной, как с чужим?
   - Ты и есть чужой! - ответила она с каким-то остервенелым наслаждением. - Я устала от твоей лжи! Уйди! Можешь уходить вместе с ней! Но знай: шантажировать меня этими карточками ты не сможешь! Они заполнены твоей рукой. А я про них знать ничего не знаю. И чемоданчик этот твой. И единственный ключ от него ты всегда носил с собой. Вот так-то, милый. Твой хитрый план не удался! А теперь - уходи к ней!
   - Томка, я понимаю, что ты нервничаешь. Я тоже нервничаю. Нам обоим надо успокоиться. Давай оставим серьезный разговор на завтра. Только не наделай глупостей, чтобы после не пришлось жалеть. Давай на этом остановимся. Не буду тебе мешать. Я лягу на диване. А пока выйду на крыльцо покурить. Я должен покурить.
   Он надел куртку, взял сигареты и не оглядываясь вышел из комнаты.
   В гостиной на диване сидела Милана. Будто впавшая в некий ступор. Она подняла на него мокрые глаза. Ставшие огромными, на пол-лица. Только сейчас он понял, что у нее красивые глаза. И вся она очень привлекательная. Переживания подчеркнули ее хрупкую прелесть.
   - Не могу уснуть, - словно бы повинилась она. - Не могу оставаться в той комнате одна...
   - Очень сочувствую вам, - сказал он. - Но сейчас ничем не могу помочь. Тамара тоже вся извелась и легла спать. А я хочу подышать свежим воздухом. И покурить. Вас с собой не приглашаю. По ряду причин. Извините.
   - Я понимаю. Вашей жене не нравится , когда вы заговариваете со мной.
   - Это не совсем так, но... Ладно, давайте не будем сейчас об этом.
   - Да-да, конечно. Если бы я могла... - она взглянула на него и покраснела: - Я, кажется, совершила одну глупость.
   - Ничего страшного... Кто их не совершает!
   - Я позвонила Толику, брату, и рассказала обо всем. Е надо мне было этого делать!
   - Ну почему же? - пожал он плечами. - Излить душу близкому человеку... Это естественно. Ваш брат, кажется, нефтяник? Где-то на Севере?
   - Да, в Уренгое. Но он на днях приехал в отпуск. Все прошлое воскресенье мы провели вместе. У тетушки на даче. Делали шашлыки. Паша стихи читал... Он так понравился брату! Господи, вот же все это было, в воскресенье! Все было так хорошо! Брат сказал, что лично займется организацией нашей свадьбы, просил не волноваться, обещал дать денег на обстановку... И вот сейчас я позвонила Толику, сказала, что Пашенька погиб, несчастный случай... Господи, он просто рассвирепел! Назвал меня наивной дурочкой. Сказал, что таких несчастных случаев не бывает. Ведь Паша - журналист, ему могли отомстить за какую-нибудь острую статью... Обещал приехать прямо сейчас. Говорит, что надо подать заявление в милицию. Господи, зачем?! Ведь милиция уже была там на месте. Александр Александрович, он же любил Пашу! Он же обещал разобраться... Нет, вы не подумайте чего... Толик, он очень хороший, честный, человечный, но у него когда-то хулиганы убили друга, и он с тех пор стал немножечко бешеным. Вот сижу, жду... И зачем только я ему позвонила?!
   - Все правильно, Милана. Вам нужно сейчас, чтобы рядом был близкий человек.
   Она подняла на него глаза:
   - А что, если его и вправду убили какие-то бандиты? Из-за статей про наркотики? Господи, он же просто сочинял их из головы! Ну, за что?!
   - Мне очень жаль, Милана.
   - Мне тоже жаль, Гена. Вы даже представить не можете, как мне жаль, что все обернулось именно так.
   - Ладно, пойду.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
  
   Ранним утром в их дверь постучали.
   Гена встрепенулся, обнаружив, что уснул в кресле одетым.
   Нынешней ночью он пережил еще один шок. Покрутившись вблизи злополучного дома, он набрался-таки храбрости и проник внутрь. Почему-то его беспокоили эти черные мешки. Но мешков на чердаке не оказалось. Они исчезли, как и игротека. Что же происходит?
   Стук повторился.
   Геннадий поднялся с кресла и огляделся.
   Тамара лежала ничком на кровати. Даже ее шлепанцы очутились каким-то образом поверх одеяла. Невозможно было понять, спит ли она.
   Часы показывали четверть восьмого. Ого! Пора собирать детей в школу! Они, наверное, и стучат.
   Но у порога стояла Милана. Лимонные волосы перехвачены на затылке траурной бархатной лентой, глаза тоже траурные. И красивые. А вот черное элегантное платье, скорее, вечернее, чем траурное. А где его взять-то, траурное? Внешность робкой старшеклассницы, оглушенной первым большим горем.
   Она скользнула взглядом по Геннадию, по лежащей Тамаре и, наверное, догадалась о размолвке между супругами. Покраснела, стыдясь невольного вторжения в чужую жизнь.
   - Доброе утро! - тут же смутилась еще больше. - Ой, да что же это я?! Ну, какое оно доброе?! - по привычке билась на скороговорку: - У меня там брат сидит. Анатолий... Да просто Толик! Я вам про него рассказывала. Мы с ним всю ночь проговорили. Мешали вам отдыхать, наверное?
   - Вовсе нет, ни звука не слышали. Да и какой отдых, Милана? - если честно, после неудачной попытки забрать мешки, он забыл и думать о ее брате и вспомнил только сейчас: - Так что же ваш брат?
   - Он хочет посоветоваться с вами. Похороны и все такое прочее. Вы не могли бы зайти? Вдвоем с женой. Ненадолго.
   - А при чем здесь мы, Милана? Надо звонить его родственникам, на работу. Телефоны должны быть в общей записной книжке. Там, на тумбочке.
   - Вот и я ему так сказала, - словно бы пожаловалась она. - Но он хочет сначала поговорить с вами. Посоветоваться. По-соседски.
   - Ладно, мы придем. Но попозже. Надо проводить детей в школу.
   - Конечно, конечно... Мы подождем.
   Закрыв за ранней пташкой дверь, Геннадий прошел к кровати и принялся будить Тамару, гадая, в каком настроении она поднимется. А вдруг весь этот вчерашний бред останется в прошлом? Дай-то бог...
   Тамара выглядела спокойной. Но замкнутой. Нет, она ничего не забыла. И, видимо, осталась при своих убеждениях. Но хорошо и то, что в ней не было вчерашней истеричности, и Гена подумал, что, может, общение с другими людьми - Миланой и ее братом - подействует на нее благотворно и тогда ему будет найти с ней общий язык.
   Он сообщил ей новость:
   - Нас приглашает Милана. Там ее брат приехал, нефтяник. Не знаю, правда, о чем он хочет с нами говорить.
   - Я слышала.
   - Пойдешь?
   - Сначала провожу детей и приведу себя в порядок.
   - Занимайся собой, а детей провожу я. - Снова вздохнул. - Надо им как-то сказать насчет соседа. А вот как - ума не приложу. Ладно, сориентируюсь по обстоятельствам.
   Минут через сорок они вошли, наконец, в комнату, ради обладания которой было потрачено столько нервов и энергии.
   За столом помимо Миланы находился мужчина средних лет в кожаной черной куртке, надетой на тонкий серый свитер. Несмотря на обширную блестящую лысину, он был необыкновенно волосат. Вьющиеся рыжеватые волосы выступали кустиками из ушных раковин, из ноздрей, а густые баки и вовсе напоминали о малярных кистях. Его низко скошенный лоб был покрыт испариной, на резко выступающих скулах играли желваки, тонкие губы нервно кривились. Но взгляд бледно-голубых глаз был цепок и внимателен.
   При появлении Завесовых он поднялся. Худощавый, ростом он оказался на полголовы ниже Гены. Кроме этой худощавости ничего общего с Миланой у них не было.
   Милана представила собравшихся друг другу, и они обменялись рукопожатиями. Рука у Толика была сильная, энергичная. Он сделал жест, предлагая всем садиться.
   Расположились вокруг стола.
   - Вот как бывает в жизни... Готовились к свадьбе, а займемся похоронами, - хрипловатым, будто простуженным голосом начал Анатолий. - А похороны - это всегда проблемы... - он постучал костяшками пальцев по столу. Вообще, несмотря на невзрачность, в нем чувствовалась какая-то скрытая мощь, бесконечная уверенность. Несомненно, в семье он был лидером. Милана в его присутствии и вовсе стушевалась.
   - Мы, конечно, поможем по-соседски, - сказал Геннадий. - Но вот участковый посоветовал связаться с родственниками, а также по месту работы. Я думаю, именно это сейчас и надо сделать.
   - Это от нас не убежит.
   - Но это главное.
   - Нет, главное не это.
   - А что?
   - Сейчас дойдем и до главного... - он как-то сразу подчинил себе беседу. - Да, - повторил напористо, - хотели устроить под новый год свадьбу, созвать гостей и объявить, что они давно уже расписались...
   - Как - расписались?! - вскинулась Тамара.
   - Как положено, по закону. В загсе. Со свидетелями. Но широко объявлять об этом не стали. Хотели сделать сюрприз для друзей, - задумчиво покачал головой. - Но это была ошибка! И возможно, она стоила Пашке жизни. Ведь его убили - вот какая штука!
   - Откуда такая уверенность? - Геннадий старался сохранять хладнокровие, но по спине пробежал холодок. - Капитан сказал...
   - Капитан - типичный мент. Лишь бы дело спихнуть.
   - Извините! У них были почти дружеские отношения.
   - Дружба дружбой, а табачок врозь! Тут ведь тонкая игра! - он спрятал усмешку.
   - Это могли сделать наркоманы, - подала, наконец, голос Милана. - Паша говорил, что ему угрожали. За его статью против наркотиков.
   - Не будь дурой! - грубо оборвал ее Анатолий. - Ну, какой из Пашки борец?! Да и не читают наркоманы всей этой чепухи! Нет, что угрожали, я верю! Но кто угрожал - вот вопрос! Тут ведь совсем другая игра... - он снова ввернул это словечко, и становилось уже ясно, что неспроста.
   Атмосфера в комнате сразу же сгустилась.
   - Какая еще... игра? - тяжело уронила Тамара.
   Анатолий подмигнул сестре:
   - Чует кошка, чье сало съела! Игра известная. В нее нынче многие пытаются играть. Ведь это вы, голуби, его и порешили. Из-за комнаты. Из-за вот этой паршивой комнаты!
   - Что такое?! - Геннадий приподнялся.
   - Мочканули вы своего соседа, вот что! - четко выговорил Анатолий, глядя перед собой в стол.
   - Придержи язык, скотина! - Геннадий резко выпрямился, намереваясь схватить того за ворот.
   Но тут что-то произошло. Не вставая с места, Анатолий сделал движение левой рукой. Кисть Геннадия вдруг оказалась заломленной, он дернулся, но Анатолий нажал сильнее, и Геннадий - пребольно - ударился скулой и надбровьем о край стола. Следующим движением заезжий нефтяник отшвырнул его назад, на стул. Все это он проделал даже не изменившись в лице. Лишь бледно усмехнулся: мол, я еще и не так могу!
   - Давайте без лишних телодвижений, - спокойно проговорил он. - Хватит с нас одного трупа. Предупреждаю, я не Пашка. Убить меня не так просто. Не советую и пробовать.
   - Вы порете ахинею! - отрезала Тамара. - Это какой-то бред лунатика! С Пашей у нас были самые лучшие отношения! Вся улица об этом знает. У нас не было никакого повода его убивать. Притом, когда это случилось, мы находились дома, о чем Милане прекрасно известно! К тому же, пару лет назад мы его спасли, и все тоже знают об этом... - тут выдержка изменила ей и она закричала: - Придержи свой грязный язык, ублюдок! А ну-ка, выметайтесь отсюда оба! Она поднялась - гордая, грозная, с пылающим взором: - Пойдем, Гена! А этим - полчаса на сборы! Если не умотают, я немедленно звоню в милицию и сообщаю, что нас шантажируют!
   Сия гневная тирада словно бы даже развеселила Анатолия.
   - Нет, ты погляди, сестра, на эту шишигу! - он откинулся на спинку стула. - Что это она о себе воображает?! Замочили нашего жениха, а теперь еще качают права! Ну, наглецы... - он резко наклонился над столом, почти касаясь его подбородком. - Слушай меня сюда, ты! Спасли, говоришь?! Но на это по-разному можно посмотреть. Я так думаю, что вы специально траванули его паленкой, а после откачали, чтобы в будущем снять с себя подозрения. А зуб на эту комнату у вас разгорелся давно. А вчера вы довели свой план до точки. А на ваше алиби просто взять и наблевать. Потому как вы могли за вечер сто раз сбегать к тому дому и прискакать обратно. Тем более - сестра рассказала - сами же произвели расчет, когда он должен вернуться. Подкараулили, заманили, мочканули и проскользнули домой мимо сестры, мимо которой хоть слона проводи, она не заметит. Вот так-то, голуби!
   - Бред собачий! - еще пуще распалилась Тамара. - Пойдем, Гена! Я больше не желаю слушать этого обнаглевшего придурка!
   Но оба так и стояли на месте, как загипнотизированные.
   - Нет, не бред, - усмехнулся Анатолий. - А полное разоблачение. Вы, конечно, не ожидали. Считали себя умниками! Но бог все видит и иногда наказывает таких фраеров хорошими пинками под зад. Вот и на этот раз бог захотел, чтобы ваша игротека оказалась у меня. А я не такой наивный, как моя сестра, я сразу все понял. Жаль только, что случилось это слишком поздно и человека уже не вернуть. А ведь у них была любовь. Большая и чистая. Вы не только Пашку убили, вы их любовь порушили. Разве такое можно простить?!
   - Бедный Пашенька... - Милана прикрыла глаза ладонью.
   - Мы его не убивали! - отчеканила Тамара, хотя голос ее звенел от волнения. - Ну, а карты ничего не доказывают. Это просто была игра.
   - Игра "Убей соседа"? - сощурился Анатолий. - Слушайте меня внимательно! Оба! Я не лох. Это вот сестре можно впарить в мозги что угодно, а со мной такие приколы не проходят! Если вы и дальше будете изображать из себя парочку святош, я рассержусь и отнесу эти бумаги капитану Абоймову, который обожал Пашку. А там, между прочим, есть карта и на него, Абоймова, где вы изобразили его дубаристым мусорком. Но когда он прочитает эти бумаги, думаю, в башке у него все перевернется. Тут ведь не просто убийство невинного человека. Сестра мне все рассказала. Капитан восхищался вами! Называл образцовой семьей, стержнем, опорой общества... Он вам верил. Что он скажет, увидев эти бумаги? Он почувствует себя оскорбленным! Сначала ему будет очень обидно - два милых голубка жидко нагадили в его милицейскую душу! Но после он ожесточится. И поведет себя круто. Он тут же сдаст вас в уголовку. Это честный малый. А уж в уголовке тамошние мастера возьмут вас в такой оборот, что к вечеру вы возьмете на себя не только это убийство, о еще десяток других!
   - Эти карты - не доказательство, и не берите нас на испуг! - жестко отрезала Тамара.
   - Да?! - Анатолий театрально вытаращил глаза. - Дамочка, вы смотрите сериалы? Да у нас даже за такую простую улику, как отпечатки пальцев, могут вкандехать на полную катушку! Человек лезет на стенку. Божится мамой-папой, всеми святыми, что невиновен, но отпечатки пальцев совпали - все, кирдык! А тут?! "Как нам упечь Лиманскую в психушку..." Это что, тоже игра?! Лиманская-то уже в психушке! С вашей подачи! А ваши консультации у адвоката?! Думаете, он не подтвердит? Хо-хо! А черные мешки, которые вы наполнили дождевой водой и спрятали наверху? А мешочки-то непростые, с маркировкой фирмы, в которой работает господин Завесов! А тут еще на вашу беду - так уж господь распорядился - к одному из мешков прилипла накладная с датой и фамилией... А подпиленная арматура на балконе? А звонок с угрозой в редакцию? Нет, это уже не игра! Это факты! Вы тщательно готовились к убийству и привели свой план в исполнение! И не сомневайтесь, что там, в заброшенном доме, они найдут сколько угодно ваших отпечатков! А может, и еще кое-что похлеще... Вы виноваты кругом! Да у вас на лбу написано огненными буквами: "УБИЙЦЫ!" А вы еще смеете тут вякать, что не убивали! Целок из себя строите!
   Геннадий смотрел на его со священным ужасом: этот человек знал все! Но как?! Почему?!
   А тот вдруг вскочил и зашагал по комнате из угла в угол, распаляясь все сильнее:
   - А может, вы рассчитываете на суд присяжных? Вот соберутся 12 заседателей, вы расскажете им, как мучались в этой коммуналке, они развесят нюни и оправдают вас?! Тогда подумайте вот о чем. В Питере ровно миллион тех, кто живет в коммуналках, и еще два миллиона тех, кто прошел через коммуналки. Большинство присяжных, наверняка, тоже будут из этой компашки. Знаете, что они скажут? Ну и сволочи, эти Завесовы! Мы сами вдоволь хлебнули этого дерьма, лаялись-собачились, рвали жилы и нервы, воевали за очередь к унитазу и за место у плиты, но терпели, десятилетиями пахали, как папы Карлы, копили деньгу, чтобы хоть наши дети пожили по-человечески! А эти говнюки решили сделать себе красивую жизнь одной левой?! Замочив бедолагу, такого же, как любой из нас?! Что, им было совсем невмоготу?! С потолка у них текло? Крысы под ногами бегали? Или трущобы Достоевского лезли в окно? Да у них не коммуналка даже, а княжеские хоромы! Антресоли, отдельный ход на кухню, чулан, персональный телефон, участок под окнами - живи и радуйся! Сами держали шишку в коммуналке - чего им еще не хватало? Вот мы жили совсем в других условиях, как и многие из горожан, но у нас даже в мыслях не мелькало, чтобы убить соседа! Если эдак все в Питере начнут решать свои жилищные вопросы, то что же тогда будет?! Джунгли! Беспредел! Нет, эти Завесовы - настоящие чудовища! Выродки! К ногтю их! В пожизненную камеру! Никто ваших оправданий и слушать не захочет - вот что вам нужно понять! А тут еще пресса постарается. Телевидение подсуетится. Ведь вы. Голуби. Сделали огромную ошибку, замочив журналиста! Ведь теперь все писаки-горлодеры будут против вас! Стеной встанут за своего! Шуму наделают на весь город! До губернатора дойдут, до президента! Таких маньяков из вас заделают, что на ваших детей еще десять лет пальцем будут показывать! Фамилию им придется сменить! - Он перевел дыхание: - Вот что будет, милые соседи! Вот в какую игру вы ввязались! Это полные кранты! И не говорите мне тут, что вы - две невинные овечки! Жертвы обстоятельств! Вот Миланка - дура дурой, а и она все уже поняла!
   Милана сидела, по-прежнему прикрыв ладошкой глаза.
   - Чего вы добиваетесь? - неуступчивым голосом спросила бледная как мел Тамара.
   - Та-ак. Вот это уже похоже на серьезный разговор. Для начала я хочу чтобы вы до конца поняли одну вещь: вам обоим светит как минимум по 15 лет. Каждому. Без права на обжалование и амнистию. А когда вы выйдете на волю, вашим детишкам будет далеко за 25. Это если еще вы выйдете. Ибо кто знает, что станет с вами, неженками, там, на зоне, где извращенец на извращенце, педераст на педерасте, лесбиянка на лесбиянке. Тут, милые мои, не книжные ахи-охи, тут непротертое человеческое дерьмо, которое вам придется жрать ложками изо дня в день... Вы сможете пройти через это, а? 15 лет? Если считать по минимуму
   - Довольно! - Тамара стиснула кулачки. - Хватит!
   Геннадий опустил голову. Трудно было понять, какие чувства обуревают его сейчас.
   Зато голос Анатоля сделался задушевнее:
   - Я просто обрисовал перспективу. Чтобы у вас не осталось иллюзий. Но... ситуацию можно разрулить...
   Пауза.
   Полная тишина.
   Тамара подалась вперед, Геннадий пребывал в прежней позе, опустив голову, только весь напрягся, Милана же, тоже с опущенной головой, нервно перебирала свои тонкие. Но изящные и сильные пальцы
   - Конечно, вы нанесли удар по чувствам сестры. - продолжал Анатолий. - Но, с другой стороны, Пашку не вернешь. А сестра у меня сердобольная, она понимает, что хуже всего придется детям, а они-то не виноваты. Ну, предположим, экспертиза докажет, что здесь похуже, чем несчастный случай. Тогда вот Милана даст показания: дескать, в последние дни Паша жаловался, что ему угрожают, боялся чего-то и так далее. И, разумеется, полное алиби для вас обоих на весь вчерашний вечер. Следствие, если оно начнется, сразу уйдет в сторону. То есть, мы вас отмажем...
   - А что взамен? - спросила Тамара.
   - Хороший вопрос! - кивнул Анатолий. - И я охотно отвечу. Взамен, голуби, вы отдаете сестре свои две комнаты. Оформим, конечно, договор купли-продажи, чтобы все было чин чином. Но капусты вы не получите. Обстановку тоже оставите. Носильные вещи, посуду, бельишко, всякое барахло можете забрать с собой. Ну, еще положите на бочку 10 тысяч евро.
   - Это чудовищно! У нас нет таких денег! У нас вообще нет денег! Мы все потеряли летом!
   - Займите. У вас есть знакомые, коллеги, друзья, они вам доверяют, вы в их глазах - люди честные. Я же не говорю - лимон или там сто тысяч. 10 тысяч евро, по пять штук с носа - это реальная сумма. На эти сборы я даю вам время до полудня среды. Сейчас утро вторника. То есть, у вас больше суток. Времени - во! По горло! Сам я найду тем временем надежного нотариуса. Чтобы он быстро составил правильный документ. Еще сутки я вам даю на сборы. Но в пятницу утром чтобы духу вашего здесь не было! Ясно? Вопросы есть?
   - А вот это видал! - Тамара подскочила, тыча ему кукишем чуть не в лицо.- Вот что ты получишь а не мои комнаты! Попробуй только сунуться! Пожалеешь! - повернувшись, она решительно двинулась к выходу, отшвырнув ногой с дороги стул.
   - Воля ваша! - крикнул ей вслед Анатолий. - Значит, через час игротека будет у следователя.
   Тамара вышла, оглушительно хлопнув дверью.
   Геннадий продолжал сидеть в прежней позе.
   - Не сердись на меня, братан, - сказал ему Анатолий.- Взгляни на ситуацию с другой стороны. Вы хоть и разоблачены, но шанс на спасение остается. Прошу я по-божески. С учетом ваших возможностей. Вы еще молоды и наверстаете свое. Может, через пяток лет у вас будут такие хоромы, что я уделаюсь от зависти? Жизнь переменчива. А пока прошу: не надо никаких глупостей. Игротеку я увез в другое место, пока вы спали. Здесь ее нет. А убить меня непросто. И сестру я сумею защитить. Впрочем, попытайся. Разрешаю. Но каждая глупость будет автоматом удваивать ваш долг. Ну, всё! Счётчик включён! Иди, успокой жену и принимайся за дело, пока еще время позволяет.
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  
   Геннадий вошел в комнату, сел в кресло. Какое-то время сидел молча, ощупывая бровь. Она была рассечена и распухла. Капельки крови застыли твердыми шариками.
   Тамара недвижно сидела во втором кресле, глядя за окно, где открывался вид на уголок "нашей деревни".
   - Знаешь, а я рад, - неожиданно сказал он. - Я ведь думал, что Пашку точно убила ты. А после забрала игротеку. Но теперь вижу, что всё совсем не так. Извини меня, пожалуйста! - он протянул ей руку.
   Она медленно повернула голову. В ее взгляде была только враждебность.
   - Я только теперь начинаю до конца понимать, что происходит, - проговорила она. - Вы трое сговорились. Ты, Милана и этот бандит. Подстроили так, чтобы я с детьми со страху ушла отсюда, да еще оставила бы вам с Миланкой всю обстановку... И это после того, как мы с тобой прожили вместе одиннадцать лет! Ах, какой же ты, Генчик, хитрец! Вот уж не думала!
   - Томка! - вскричал он. - Ты сбрендила, что ли?!
   Ее глаза сузились:
   - А ведь мама меня предупреждала! Правильно говорила мамочка: сегодня Гена твой защитник, но держи его, дочка, в ежовых рукавицах, потому что он несамостоятельный и внушаемый. Сам он от тебя не уйдет, но увести его могут в два счета! Так всё и выходит... Но до чего же крепко они сумели тебя охмурить, если ради этой стиральной доски ты готов выгнать из дома собственных детей!
   Геннадий одним рывком вскочил на ноги:
   - Тома! Сейчас не время ссориться. Выслушай меня!
   - Зачем? Всё - ложь! Всё... - прошептала она в сторону.
   - Ну, что мне сделать, чтобы ты поверила мне?!
   - Всё, что мог, ты уже сделал... - вдруг она глянула на него со страшноватой улыбкой: - Делай, что хочешь, но знай: я отсюда не стронусь! Костьми лягу за свои комнаты! Да и с какой стати я буду вам делать такой подарок?! Пашку убил ты! Мешки, накладная - твои! В редакцию звонил ты! - Улыбка стала почти сочувствующей: - Ты везде засветился, милый...И еще поглядим, чья возьмет! Я - мать, и суд будет на моей стороне! Я не уступлю ни сантиметра, ни рубля! Убивайте уж тогда и меня!
   - Очень жаль, что ты всё это повернула именно так, - сказал он после паузы. - Теперь я и сам вижу, что любые слова сейчас бессмысленны. Но я тебе докажу. Я привезу эту чертову игротеку, достану ее хоть из-под земли! И тогда ты увидишь... - Он шагнул к двери. - Я докажу... Прошу только об одном: ничего не предпринимай до вечера. И ни о чем не беспокойся. Если всё пойдет плохо, я возьму вину на себя! Ты с детьми останешься в стороне. Но сначала попробую всё же найти эту чертову игротеку. А без нее рассыплется и все остальное. Этот Толик куда-то ее увез.
   Тамара покачала головой:
   - Еще один хитрый приемчик! Зачем куда-то ехать, если игротека в доме? И ты это прекрасно знаешь. Сам же ее и спрятал. Так что не надо ля-ля.
   - Томка!
   - Не говори больше со мной. Я устала. Я тебя ненавижу...
   - Ладно, жди до вечера! - он снял с вешалки куртку, глянул в зеркальце на распухшую бровь - "посчитаемся..." - и покинул комнату.
   - Игротека здесь, в доме, - прошептала Тамара, оставшись одна. - И я ее найду... Сама... Я так устала, но я сделаю это. Ради детей...
   Тем временем, Геннадий вышел на крыльцо.
   За угол сворачивал темно-синий "оппель", за рулем которого сидел Анатолий, а на переднем пассажирском месте расположилась Милана. Номера машины Геннадий не разглядел.
   Он застегнул куртку и минут десять курил.
   Морок, свинцовый морок, в котором он жил последние полтора месяца, будто рассеивался. И теперь Геннадий ощущал в себе растущую уверенность и силу. Теперь он точно знал, что ему следует поступить. Как и ради чего. А всё остальное - по обстоятельствам...
   Снова слегка прогладил рассеченную бровь: "посчитаемся..."
   Затем решительно отбросил в сторону окурок, достал из кармана мобильник и набрал номер Вадима, своего сменщика.
   Тот откликнулся сразу:
   - Фирма "Стеллажи от Французова".
   - Старина, это я, Гена. Ты сейчас где?
   - На Выборгской.
   - Заказов много?
   - Как обычно.
   - Слушай, мне срочно нужна тачка. До вечера. Не одолжишь свою? Вопрос жизни и смерти!
   - Ладно, не объясняй. Раз надо, значит надо. Машина во дворе конторы. Запасной ключ найдешь в моем шкафчике. На обычном месте.
   - Спасибо, Вадим, я твой должник!
   - Перестань! Другая помощь нужна?
   - Нет, старина. Тут чисто семейное дело. Улажу сам.
   - А-а... Тогда - удачи!
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
  
   В плотном потоке транспорта Геннадий вел вадимовские "Жигули" по Каменноостровскому проспекту. Четкого плана действий у него по-прежнему не было ( в отличие от уверенности, что еще до вечера он отыщет пропавшую игротеку ).
   Поначалу он намеревался ехать на Садовую, в турфирму, где работала сестра Плафонова. Но перед площадью Льва Толстого, подчиняясь внезапному порыву, свернул на Большой проспект, держа курс в сторону издательского дома.
   Перед сквериком Геннадий свернул, машинально оглядевшись вокруг, и тут сбоку от пивного ларька приметил Кандыбина, к которому, собственно и направлялся.
   "Испуганный ковбой" только что устроился в укромном уголке с открытой бутылкой пива. Вот он встал спиной к тротуару и запрокинул голову.
   Геннадий, выбравшись из машины, быстро преодолел разделявшее их расстояние:
   - Володя!
   Эх, надо было бы полегче! Бедняга захлебнулся, закашлялся и перепугался так, будто бы его поймали на месте страшного преступления. Не сразу признал в Геннадии знакомого. И лишь узнав, перевел дыхание. Начал оправдываться в своей манере:
   - Да вот что-то жажда замучила... Соленого наелся.
   Время было дорого, и Геннадий без всяких прикидок взял быка за рога:
   - Новость знаешь? Паша погиб.
   - Пашка?! - тот выпучил глаза. - Наш Пашка?!
   - Да, наш. Павел Плафонов.
   - Погиб?! Как?!
   - Несчастный случай... - Геннадий в двух словах поведал о происшествии.
   - Как же это?.. - пробормотал Кандыбин. Он определенно впал в транс, руки безвольно опустились, и пиво полилось ему на "ковбойские" ботинки.
   Гена взял бутылку у него из рук, но тот даже не почувствовал этого.
   - Я хочу разобраться, - сказал Гена. - Между вами была какая-то ссора. Может, она имеет отношение к случившемуся.
   Какое-то время Кандыбин был словно невменяем. Но вот в глазах появилось осмысленное выражение.
   - Держи свое пиво! - Геннадий сунул ему бутылку.
   - Сам-то выпьешь?
   - Я за рулем.
   - Ах, да... Ссора... Нет, я его просто хотел предупредить, я и сам-то не вполне верил, но раз он погиб... Это точно несчастный случай?
   Гена потянул его за локоть:
   - Айда в машину! Там и поговорим. А ты допьешь свое пиво.
   В машине оба закурили.
   Кандыбин, наконец, собрался с мыслями и начал рассказ:
   - Кроссворды, а еще сканворды, филворды, японские головоломки и все такое прочее, что мы печатаем, составляют для редакции внештатные авторы. Вообще-то, их много, но толковых всего трое-четверо. Костяк. Актив. И до прошлого года самым лучшим нашим кроссвордистом был Чинилов. Альберт Чинилов. Вот у кого были классически выверенные кроссворды! Безупречные. С изюминкой. Мы ему платили повышенные гонорары...
   - Володя! - перебил Завесов, полагая, что собеседника от стресса понесло не в ту степь. - Я тебя спрашиваю про вашу ссору с Павлом, а ты мне гонишь вашу редакционную текучку!
   - Так я и веду к нашей размолвке! - возразил тот. - Но тут есть своя предыстория...
   - Понял! Всё! Умолкаю! Давай, Володя! Только покороче.
   - Так вот. Чинилов был уже пенсионером. Одиноким. Похоронил жену, детей не имел. Но был еще крепким. Франтоватым даже. Веселым. Любил рассказывать о своих амурных похождениях. Выпить не отказывался. Правда, потом валидол глотал, но пил. В меру. А если на халяву, то мог выпить ведро. И без всякого валидола. Так-то он прижимистым был. Даже если в кармане водились деньжата, мог прибедниться. Поэтому многие из наших его сторонились. Но я с ним выпивал. И даже пару раз побывал у него в гостях. На проспекте Ветеранов. Там у него была отдельная однокомнатная квартира. С балконом.
   - Так-так-так...
   - И вот где-то позапрошлым маем, я хорошо запомнил, он пришел в редакцию с покрашенными волосами. Раньше был совсем седой и не стеснялся этого, а тут вдруг стал жгучим брюнетом, при том, что ему уже стукнуло семьдесят, и волосы в ушах и на груди у него тоже были совершенно седыми. Мало того! Приоделся по молодежной моде! Нет, он всегда аккуратно одевался, но все равно разница была заметна. Принес целый мешок всяких сканвордов и кроссвордов. Он всегда приносил много в мае, накануне дачного сезона, в запас, а уж после не появлялся до самой осени, сидел у себя на даче - где-то в пригороде у него имелся участок, но где точно я не знаю. Ну и вот, значит, пошли мы с ним вмазать по маленькой. Я его и спрашиваю, воде как в шутку, уж не жениться ли ты собрался, Тихоныч? Его звали Альбертом Тихоновичем. А фамилию я уже говорил - Чинилов. Ну вот... - Кандыбин сделал из бутылки глоток, вдруг побагровел, закалялся весь, и кашлял несколько минут кряду, так что Завесову пришлось похлопать его по спине.
   - Ну вот, - продолжал Кандыбин, справившись, наконец, с кашлем. - А он мне и отвечает: может, и женюсь, потому как встретил необыкновенную женщину - молодую, красивую, чистую! Вообщем, хоть и старик, а хвост распушил трубой! Ну, слово за слово, он рассказал, что сидел однажды на бульваре на скамеечке. И вот на ту же скамеечку, только на дальний краешек, села молодая милая женщина. И вдруг расплакалась. Он спросил, не нужна ли помощь, предложил валерьянку. Она ответила, что у нее пропал котеночек - первый раз вывела его погулять, он отбежал куда-то и пропал. А вдруг его поймают злые мальчишки? Чинилов принялся ее успокаивать. Так и познакомились. Она хоть и красавица, но какая-то несовременная, тихая, робкая... И слава богу! И вот за то, что он проявил доброту к ней, незнакомой женщине, посочувствовал ее беде, она его как-то сразу полюбила. А сейчас, мол, они вместе, и она печет ему такие пирожки, каких он в жизни не едал!
   - Котеночек? Пирожки?
   - И пирожки печет, и плов, мол, готовит какой-то необыкновенный, а уж котлетки такие жарит, что за уши не оттянешь... Но самое главное - денег у него не просит! На свою собственную зарплату в магазине отоваривается! Он чуть не насильно заставлял ее взять у него денег на хозяйство - не берет! Сама работает парикмахершей в салоне красоты, получает хорошие чаевые. Стыдно мне брать вашу пенсию, говорит. И любит! Сказка! Хорошенькая, скромная, безотказная, работящая, да еще кулинарка и мастерица - истинное сокровище! И всем довольна. И жильем обеспечена, живет вдвоем с тетушкой в отдельной квартире, а брат работает на Севере, газовик, присылает ей большие переводы, а тратит она мало - экономная, так что имеет кое-какие сбережения. Словом, счастье подвалило. Нежданно-негаданно. На склоне лет. О, мол, еще чувствует себя мужчиной в соку, во всяком случае, у него впереди еще 6-7 хороших лет, а там уже как всевышний распорядится. Прожить последние золотые годы с такой женой - разве это не счастье? Он и раньше был немного с приветом, а тут прямо-таки впал в детство. Ну, вмазали мы еще по стопарику, да на том и распрощались. До сентября. Откуда мне было знать, что мы бухаем вместе в последний раз? - он сделал основательный глоток и надолго замолчал.
   - Так-так-так... - поторопил его Геннадий.
   - Но все-таки я увидел его летом еще раз. Сидел я как-то в пивном павильоне на Загородном, вдруг вижу - вышагивает мой Чинилов с рыженькой стройной дамой. И вправду хорошенькая! Такое на ней коротенькое платьице, синеватое, с блестками, а ноги как у фотомодели. Я-то думал, он заливает, а тут - такой парад! Они присели на скамеечку неподалеку. Я их прекрасно видел, а они меня - нет: в кафе тонированные стекла. Я ее тогда хорошо рассмотрел. Она была вся такая стройная и звонкая. А Чинилов молодился изо всех сил: грудь колесом, плечи развернуты, глазки блестят, как у влюбленного тореадора...
   - Он тоже умер? Как?
   - Погодите, уже немного осталось... Лето промелькнуло, уже и сентябрь был на исходе, а Чинилов все не появлялся. Уже у меня закончился его запас. Звоню ему домой. А там отвечают, что никакого Чнилова здесь давно нет, живут, мол, другие люди. Я взмолился: телефон, что ли, поменялся?! Нет, отвечают, телефон прежний, мы купили эту квартиру, а больше объяснять ничего не будем, и звонить сюда не надо! Вот так фокус, думаю! А после вспомнил рассказ Чинилова о том, что у нее есть отдельное жилье. Рассуждаю себе: видимо, Чинилов переехал к невесте, а свою квартиру продал. А уж с такой мастерицей на все руки ему, конечно, сейчас не до кроссвордов... Притом, он же не только у нас подрабатывал. Словом, я как-то уже начал о нем забывать. И вдруг где-то в октябре-ноябре от одного из старых авторов узнаю, что Чинилова еще летом похоронили! Будто он умер где-то за городом - чуть ли не в лесу. От сердечного приступа, и рядом не оказалось никого, кто мог бы вызвать "скорую". Я, конечно, расстроился, помянул старика, но особых подозрений у меня не возникло. Он был больным человеком, и, очевидно, попытка вернуться в молодость оказалась для него роковой...
   Пиво закончилось, и Кандыбин растерянно повертел бутылку в руках: куда, мол, ее девать?
   Геннадий показал жестом: поставь у обочины, подберут.
   Тот выставил бутылку на поребрик и снова вернулся к рассказу:
   - А тут Пашка познакомил меня со своей новой пассией. Вы, наверно, сами заметили: он немного побаивается хорошеньких. У него с ними как-то не очень получается. А тут он уже о свадьбе заговорил...Вижу - глупеет на глазах. Ну, в точности Чинилов! Но Милану я не сразу признал. Чиниловская девушка была рыжей и одевалась в другом стиле. Но когда Пашка рассказал, что поводом для знакомства стал пропавший котеночек, что Милана - скромница, живет с тетей, работает парикмахершей в салоне красоты, печет чудесные пирожки, что у нее брат на Севере, нефтяник, - вот тут я и понял: это она! Особенно меня насторожило то, что она делала вид, будто впервые узнала о нашей редакции только от Павла. Нет, я не ждал ее признания, что она жида с Чиниловым. Но если молодая женщина изображает из себя скромницу, явно хитря при этом, значит, что-то здесь не так, идет какая-то игра... А главное: как такое возможно, чтобы одна и та же женщина якобы случайно (!) при сходных обстоятельствах познакомилась с двумя разными людьми из одной редакции?! Что-то это у меня в голове это никак не вытанцовывалось. И я стал думать: рассказать Пашке или нет? Неделю думал, а после решил - расскажу! Чисто по-товарищески.
   - И что Паша? Послал тебя подальше?
   - Именно! Не знаю, может, в моем изложении все это получилось как-то неделикатно, но Пашка на меня просто полкана спустил с цепи! Я же хотел все это тактично изложить. Просто для информации. Чтобы он задумался. А получилось - хуже некуда! Он начал задавать наводящие вопросы, а у меня ведь нет ответов, я же сам ничего не знаю. Короче, получилось так, будто я в буквальном смысле слова пытался оклеветать Милану в его глазах. Пашка вообще человек вспыльчивый, но грубостей себе обычно не позволял, а тут наорал на меня как на мальчишку. Топтал меня как слон! Если по-честному, я обиделся. Ах, думаю, так! Ну и пусть сам разбирается!
   - Милана бывала в редакции?
   - Что ты! Зачем ей было светиться?! Зато пошли упорные слухи о скорой Пашкиной свадьбе. И вообще, он стал другим человеком, чем-то похожим на влюбленного Чинилова. Я больше не мог бездействовать. Совесть замучила. Обида обидой, а бросать в беде старого товарища нельзя! Надо было разобраться. До конца. В минувшую субботу я поехал по старому адресу Чинилова и расспросил соседей. Мне повезло. Одна въедливая бабушка хорошо помнила женщину Чинилова и точно описала Милану, только здесь она звалась Галочкой. Жили они поначалу как голубки, Чинилов даже на даче не стал поселяться, как он делал обычно каждое лето, а ездил туда лишь изредка, всё ублажал молодую жену. А где-то в середине лета приехал ее брат. Невысокий такой, лысеватый, с виду скромный... Недельку погостил у них, и всё было спокойно. А затем что-то случилось. Чинилов стал ходить как в воду опущенный. А однажды пожаловался старушкам у подъезда, что, мол, он, старый дурак, свалял Ваньку и в итоге профукал свою квартиру. Затем все трое куда-то исчезли, а спустя неделю или две в квартиру Чинилова въехали новые люди. Позже до соседей дошел слух, что Чинилов умер в конце лета где-то в перелеске, когда возвращался на свою дачу. Сердечный приступ. Вот такая история!
   - Что она еще говорили про ее брата?
   - Она его плохо запомнили. Да и я, собственно, особо не расспрашивал об этом человеке. Меня больше интересовала Милана, она же Галочка, как серьезный источник опасности для Павла. Теперь я уже не сомневался, что она вышла на Пашку не случайно. Он - идеальный объект для отъёма жилплощади. Одинокий, доверчивый, внушаемый, сильно пьющий. Устроить ему ловушку - проще пареной репы! Правда, у него не квартира, а только комната, зато какая! И в каком доме! Одна его комната стоит дороже, чем отдельная квартира в какой-нибудь хрущобе! Кстати, на Пашу их мог навести все тот же Чинилов, сам того не подозревая. Они завладели чиниловской квартирой, затем переметнулись еще куда-то , но Пашка уже стоял у них в списке, и вот до него дошла очередь! Но как быстро все случилось! Раз-раз, и они уже в дамках! И Пашки уже нет! Если бы я знал!
   - А если бы знал, что сделал бы? - спросил Геннадий, с нежданным интересом разглядывая Кандыбина.
   - Поторопился бы! - шмыгнул носом тот. - Я ведь оба выходных потерял! - простодушно признался он. - Всё размышлял, как быть. Добиваться разговора с Пашой не имело смысла. И тогда я вспомнил про его сестру, про Маргариту Алексеевну. Я немного знал ее по прежним временам, она тоже должна была меня помнить. Эх, надо было тогда же, в субботу, и доставать ее! - запечалился он. - А я постеснялся ехать к ней домой. Решил, что дело потерпит до понедельника и что явиться к ней на работу будет приличнее, чем домой. Эх, если бы знать!
   - Стало быть, ты навестил ее в понедельник утром?
   - Да! И кажется, мой путаный рассказ всё же встревожил ее. Она тут же, при мне, позвонила Пашке домой. Предложила немедленно встретиться. Пашка вроде бы отнесся к звонку благосклонно. В принципе против встречи не возражал. Но только не тотчас. Сказал, что едет в Сестрорецк. Они общались несколько минут вполне спокойно. Затем Пашка, очевидно, догадался, откуда ветер дует и начал кричать в трубку, что Кандыбин такой-сякой... - он вздохнул. - Но я видел и то, что Маргарита Алексеевна отнеслась к проблеме очень серьезно. Это меня немного успокоило. Я попрощался с ней, выговори себе разрешение позвонить ей во вторник вечером, то есть, сегодня, чтобы узнать, состоялась ли встреча, после чего ушел. Конечно, я и в мыслях не допускал, что всё закончится так быстро. Эх, Пашка, Пашка... - снова закручинился он.
   - Знаешь, Владимир Кандыбин, - сказал ему Геннадий, - а ведь ты был для Павла настоящим товарищем!
   Глаза Кандыбина повлажнели:
   - Какой я ему товарищ, если не сумел его уберечь! А в редакции еще не знают?
   - Вряд ли. Сообщишь сам. И еще: дай мне информацию. Всё, что знаешь про Чинилова. Вот тебе бумага, пиши. Запиши заодно номер моей мобилы. Вернешься в редакцию, расспроси всех, кто общался с Чиниловым. Может, кто еще видел Милану-Галочку и ее тихого братца? Выясни всё по вчерашней поездке Павла в Сестрорецк. С кем он там общался, когда выехал в город, каким транспортом, один ли выехал... И сразу перезвони мне. И еще: напиши подробнее, как найти Маргариту, раз уж ты был у нее только вчера.
   Пока Кандыбин, вздыхая и что-то бормоча под нос, царапал на листке известные ему сведения, Геннадий думал о том, что загадок и вправду становится все меньше.
   Итак, жила-была "сладкая парочка": Милана и ее брат Толик. То есть, "брат". Вот так будет точнее. Впрочем, не это главное.
   А главное то, что они профессиональные аферисты, отъёмщики жилплощади.
   Судя по слаженным действиям, работают вместе они давно.
   Милана играет роль скромницы, этакой домашней кошечки, трогательного небесного создания, легко входит в доверие, свободно обживается на новом месте. Ну, а Толян, несмотря на непрезентабельную внешность - жесткий, безжалостный рэкетир, владеющий всем арсеналом средств, включая психологическое давление.
   Они не только завладели квартирой Чинилова, но и выкачали из старика всю полезную информацию, поскольку работают с перспективой. Кандыбин прав: Плафонов был идеальной мишенью и сразу угодил в очередь. За него взялись, как только история с Чиниловым ушла в тень.
   Да, в какой-то части загадок стало меньше. Ничего случайного в этой истории нет. Одно цепляется за другое.
   Но многое еще предстоит раскрутить. Как они пронюхали про игротеку? Как смогли узнать, где лежит единственный ключик, который подходит к "дипломату"? Откуда им известны детали, о которых он говорил только с Тамарой, притом за закрытой дверью в своей звуконепроницаемой комнате? Наконец, что же произошло с Пашкой?
   Впрочем, самый главный вопрос в настоящую минуту формулировался иначе: где они прячут игротеку? Во что бы то ни стало надо добраться до нее. Сегодня. Не позднее вечера. Только так он сможет доказать Тамаре, что она неправа, что он по-прежнему любит ее, только ее...
   - Это всё, что я знаю, - Кандыбин с виноватым видом протянул ему листок.
   - Спасибо, Володя! А сейчас, извини, но мне пора. Как только узнаешь что-то свеженькое, звони!
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
  
   Маргарита Матюнина умела держать удар. Выслушав трагическую весть, она достала сигарету, щелкнула зажигалкой. Движения размерные, пальцы не дрожат. Истинная бизнес-леди: деловой костюм, кружевной воротник белой блузки, маникюр. На слезы, на истерику нет и намека.
   Пауза длилась недолго.
   - Этого и следовало ожидать, - порывисто вздохнула она. - В глубине души я всегда опасалась чего-то подобного. Паша был такой расхлябанный... Взрослый обидчивый ребенок... Конечо, он мог влипнуть в любую передрягу, в любой уличный инцидент... - вскинула на "черного вестника" жесткие глаза: - Нет, после того, что рассказал мне Кандыбин, в несчастный случай я не верю! Но убийство из-за комнаты в коммуналке - неужели такое возможно? Как вы считаете? Вы же общались с этой Миланой и ее братцем?
   Вступать с ней в задушевную беседу Геннадий не собирался. Он приехал к сестре Плафонова с четкой целью и хотел только одного - добиться желаемого как можно быстрее. Несмотря на кажущуюся безвыходность ситуации, его уверенность в том, что он найдет игротеку, крепла. Вот только бы чуточку удачи...
   - Ключевая фигура в этой истории - ее брат, - сказал он. - Вернее, ее сообщник. Я должен узнать об этом человеке как можно больше и рассчитываю на вашу помощь.
   - А вам-то что? - удивилась она. Но через секунду спохватилась- Ах, да? Вам же перепадет его комната!
   - А вам его имущество, включая мебель и библиотеку, - в тон напомни он. - Но только в том случае, если брак Павла с Миланой будет признан недействительным.
   - Брак?! - снова изумилась она. - Так они уже зарегистрировались?!
   - Об этом мне сообщил Анатолий, ее подельник.
   - Час от часу не легче! - вспыхнула Матюнина. Да ведь они знакомы меньше месяца!
   - И все-таки надо быть готовым к тому, что документы окажутся в полном порядке.
   Матюнина снова закурила. Взглянула на собеседника внимательнее:
   - Что у вас с бровью?
   - Ударился неловко...
   - Понятно... Ну, и на какую помощь с моей стороны вы рассчитываете?
   - Для начала мне хотелось бы в точности знать, зачем вы приходили вчера в нашу квартиру и что там делали?
   Выражение ее лица сделалось строгим и даже высокомерным, тем не менее, она преодолела что-то в себе и ответила:
   - Я, молодой человек, приходила спасать брата. Ибо после рассказа Кандыбина, который вчера утром сидел вот на этом самом месте, я поняла, что медлить нельзя, что Павел в опасности. Конечно, вчера опасность мне рисовалась иначе: шантаж, дележка комнаты, судебная тяжба... О возможном убийстве и мысли не мелькнуло. Я ему старшая сестра, старшая не только по возрасту, но и по опыту и имею право заботиться о нем! Сначала, естественно, я позвонила и потребовала немедленной встречи. Павел, как ни странно, сразу же согласился и вроде бы даже обрадовался моему звонку, но
   сообщил, что едет по заданию редакции в Сестрорецк, едет, как я поняла, вдвоем с этой хитрой лисичкой, но готов встретиться где-нибудь на неделе. Я все же попыталась убедить его отложить поездку, но тут он вспылил и бросил трубку. Я сидела как оплеванная. Все сильнее накатывало предчувствие, что Павел угодил в капкан. Помаявшись еще немного, я помчалась туда. Благо, ключи от квартиры у меня были под рукой.
   - Но вы же знали, что он отсутствует?
   - Это был порыв! Я просто не могла усидеть на месте! Поехала просто так, наугад, чтобы выпустить пар, проникнуться самой атмосферой... Я надеялась, что в это время в квартире никого не будет, и мой визит останется незамеченным. Но дома оказался ваш сын. Это, кажется, старший, да?
   - Да, Сережа.
   - Хороший мальчик. Самостоятельный, из него выйдет толк. Так вот: беседа с вашим ребенком меня немного успокоила. Я сделала вывод, что история только начинается, и впереди у меня еще много времени, чтобы разрулить ситуацию. У меня и план сложился, но... - она покачала головой: - Такого исхода я не могла вообразить даже в страшном сне! - В ее глазах сверкнули молнии. - Но как же они посмели?! Как набрались наглости?! Неужели Павел не сказал ей, кто его шурин?! Да кто они такие, эти люди?!
   - Вот я и хочу поскрести с краешку эту парочку...
   - Нет, молодой человек! - она покачала головой. - Спасибо за добрые намерения, но вам это не по зубам! Это должны сделать профессионалы!
   Геннадий представил на миг, как изменится в лице Маргарита (да и генерал), если к ним в руки попадет игротека "Убей соседа!", и даже поёжился. Нет, надо действовать быстрее, надо добраться до этих бумаг первым и уничтожить всё, до последнего клочка, будто ничего и не было - родилось в дурном сне и исчезло при пробуждении!
   - Пока профессионалы возьмутся, я могу раздобыть важный козырь, - сказал он.
   - Что за козырь? - сощурилась она.
   - Об этом вы узнаете в свое время. Но не сейчас.
   - Полагаю, вы хотите, чтобы мой муж отрядил вам на подмогу парочку толковых парней? - высказала она догадку.
   - Ничуть! По ряду причин, мне сейчас удобнее действовать одному. А от вашего мужа я надеюсь получить кое-какую информацию. Только и всего.
   - Ладно! - кивнула она после продолжительной паузы. - Свяжитесь со мной во второй половине дня.
   - Что вы?! - даже рассмеялся он. Это очень срочно. Я на машине. Поедем к вашему мужу прямо сейчас. Но сначала позвоните ему, чтобы он ждал и отложил на время все свои дела. И пусть вызовет грамотного специалиста, который свободно ориентируется в поиске информации по различным базам данных.
   - Хм! А у вас есть хватка! Ладно. Какого рода информацию вы ждете?
   - Ту, которую можно собрать быстрее. Значит, плясать надо от Миланы.
   - Которая, может, никакая не Милан.
   - Да, но с другой стороны, они так уверены в собственной неуязвимости, что не очень-то и маскируются. Итак, для начала надо выяснить всё относительно регистрации этого скоропалительного брака. Кто она, Милана? Место прежней прописки? Это самое главное. У нее вроде бы есть какая-то тетушка... Кто эта тетушка? Если по тетушкиному адресу пописан и мужчина средних лет, то это, вероятнее всего, и есть Анатолий. Полные данные на него. Затем надо прокачать информацию по прошлогодней женитьбе Чинилова, старика-кроссвордиста. Кто та женщина, с которой он сочетался? Место ее прежней прописки? Сличить два блока информации. Пока это всё. Главная надежда - на предыдущую прописку Миланы... - он задумался. - Хотя... У Чинилова, кажется, была дача. Где-то в пригороде. Скорее всего, ее тоже продали. Но проверить не помешает.
   Матюнина сделала пометки в своем блокноте.
   - Ладно, полагаю, всё это реально. Но... - она скептически поморщилась. - Я думала, у вас действительно есть какая-то серьезная зацепка, а это...
   Он поднялся:
   - Звоните мужу! Только побыстрее! И выходите! У меня старый кремовый "Жигуль". Правда, не мой...
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  
   Геннадий ждал на автостоянке, предназначенной для служебного транспорта таможенного комитета.
   Вот уже час, как Матюнина вошла внутрь управления.
   По дороге оказалось, что она не такая уж железобетонная. Она курила, нервничала, вытирала глаза, вдыхала, затем доверительно произнесла:
   - Представляю, что Павел наговорил всем вам обо мне! Но ведь это всё неправда! Просто я пыталась образумить его. Увести от этой расхристанности, от этой богемы, куда он всю жизнь так стремился! Пока папа был жив, он держал Пашу в руках. А после.. К несчастью, своим менталитетом Паша весь уродился в матушку. Один всевышний знает, сколько сил я положила, пытаясь пристроить его! Знакомила с порядочными женщинами, способными наладить его жизнь. Но ему милее была эта псевдосвобода! Свобода плыть по течению. А ведь главная опасность, подстерегающая каждого из нас на жизненном пути, это вовсе не мошенники и аферисты, которых вокруг тоже пруд пруди, а вот это безвольное, инфантильное существование, когда не даешь себе труда задуматься а завтрашнем дне и уж тем более работать ради него! Да если бы я отдала ему мамину квартиру, он бы давно профукал ее! Женился бы на какой-нибудь стерве, сделал бы ей ребятенка, а после она выставила бы его за порог! И Миланы не понадобилось бы для этого! И он опять приполз бы ко мне. Побитый, но гордый! Я же предлагала ему по-хорошему: живи, пользуйся, но квартиру запишем на моего сына. Обиделся!
   Словно войдя в транс, она рассказывала, каким славным шалопаем он был в детстве, какие надежды подавал, как восхищались его экспромтами окружающие, но Гене всё это было по барабану. Он поддерживал разговор лишь из вежливости. Все его мысли были заняты игротекой.
   Когда он подрулил к стоянке таможенного комитета, к машине тут же подлетел охранник, но, разглядев Матюнину, поспешно ретировался. Похоже, эту дамочку здсь знали.
   Матюнина ушла, пообещав действовать оперативно, и теперь ничто не отвлекало Геннадия от его размышлений.
   Игротека, скорее всего, в доме у тетушки Миланы. Самое безопасное место, как они считают. Скоро он будет знать адрес. И тогда...
   Ах, Тамара, Тамара! Ну, как она могла?! Да, нервы, это он понимает. Но ведь она обвинила го в предательстве, а это уж понять невозможно. Откуда у нее такие мысли?!
   Ладно! Он привезет ей эту игротеку, всю до последней бумажонки, и вот тогда они поговорят серьезно. Вот тогда он ее спросит...
   Запищал мобильник. Неужели Тамара?! Он лихорадочно схватил трубку. Но это был Кандыбин.
   - У меня кое-какая информацию, - проговорил он. - Звоню, как уславливались. Во-первых, в Сестрорецке Паша не был. Хотя и собирался. Он вообще любил все эти конференции, после которых бывают фуршеты-банкеты. Но вчера он там не появлялся, хотя его и ждали. Теперь относительно похорон. Издательский дом берет все расходы на себя. Пускай родственники свяжутся с директором. А насчет Миланы и ее брата пока ничего нового. Похоже, летом Чинилов ни с кем не общался. А может, его пасли.
   - Ладно, спасибо.
   - И последнее. Оказывается, вчера в редакцию был звонок. Угроза в адрес Пашки. Голос явно измененный. Но Надя, секретарша, успела записать его на пленку.
   - Записать? - похолодел Геннадий.
   - Ну да. У нас уже давно записывают все входящие звонки, - как бы похвалился Кандыбин. - Специалист легко восстановит истинный голос, невзирая на все искажения, и если окажется, что звонил этот самый Толик...
   Да. Еще один ляп, как сказал бы Плафонов.
   Завесов отключил связь и закурил. Уже, наверное, двадцатую сигарету за сегодня. А ведь делишки-то хреновые!
   Снова звонок.
   - Завесов, ты? - узнал он голос Вадима. - Ты точно уверен, что не нуждаешься в помощи? Смотри, я могу свистнуть пацанов. А то и сам подскочу.
   - Не переживай за меня, старина! Все будет хоккей! И вообще, батарейки садятся, извини... - он отключил питание и бросил мобильник в бардачок.
   Очередная сигарета догорела до фильтра, когда из подъезда вышла Матюнина и решительным шагом направилась к нему.
   Геннадий мигом выбрался ей навстречу:
   - Есть что-нибудь?!
   - Просто чертовщина какая-то! - возмущенно воскликнула Матюнина. - Оказывается, он уже три недели как зарегистрирован! И она уже прописана у него! Некая Ласочкина Милана Юрьевна. 29 лет, каково?! Вот тебе и скромница!
   - Так-так-так... А прописка?
   - Прописана она была в Девяткино, вот адрес. На этой же жилплощади, а это двухкомнатная квартира, прописана также гражданка Блажевич Галина Михайловна, 44 лет. И вот что любопытно: эта самая Блажевич и была замужем за Чиниловым! Не ваша красотка Милана. А другая дама, более почтенного возраста. - Она сощурилась. - Похоже, тут целая шайка! Я рассказала мужу о вашем предложении. Он считает, что вам не надо ввязываться. Это весьма опасно. Притом, имеющейся информации достаточно, чтобы органы заинтересовались нашей парочкой. Благо, они, кажется, не догадываются, что нам известно про их аферу с Чиниловым.
   Значит, ехать нужно Девяткино, сказал себе Геннадий. Приехать, осмотреться, каким-то образом проникнуть в квартиру к тетеньке Блажевич и найти игротеку. Только и всего. Задачка для младенца. Ну, пора! В путь!
   Он мельком глянул на листок, который протягивала ему Матюнина.
   - Дача Чинилова, вы же просили, - напомнила она.
   - 35-я линия, - присмотрелся он. - Где это? Не на Васильевском же! Там вроде нет 35-ой линии...
   - Это в районе авиагородка, - пояснила Матюнина. - Там большое садоводство, которое тоже делится на линии.
   Хм! Садоводство... А ведь Геннадий немного знал те места. Пару раз доставлял туда заказы. Одно из немногих садоводств, расположенных в черте города. Впрочем, особого значения это не имело. Ехать ему предстояло на другой конец города - в Девяткино.
   - Тут звонили из редакции, - сказал он, - просили передать родственникам, чтобы они, то есть, вы связались с директором издательского дома по поводу похорон. - Вздохнул: - А мне звонили со службы. Велели срочно возвращаться. Так что пускай вам муж не волнуется, вмешиваться в это дело я не буду. Прислушаюсь к его совету.
   По ее лицу пробежало кислое облачко: мол, чего же тогда было огород городить?!
   - Воля ваша! Значит, встретимся на похоронах. Мы с мужем помним всё то хорошее. Что вы с вашей супругой сделали для Павла.
   - Ну, всё! - воскликнул он. - Мне пора! Извините, подвезти не смогу, мне в другую сторону, - и, не оглядываясь, поспешил к "Жигуленку".
   Он уже переехал Литейный мост, когда в памяти ослепительно ярко выплыли слова Миланы: "Всё воскресенье мы провели на даче. Делали шашлыки..."
   За Военно-медицинской академией он развернулся и снова двинулся через Литейный мост, держа теперь курс на юго-запад, на садоводство. Второй резкий разворот за сегодня. Сейчас он верил, как никогда, что его ведет удача.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
  
   На девять десятых садоводство состояло из летних домиков и именно по этой причине выглядело сейчас, по окончанию дачного сезона, практически пустынным, несмотря даже на свои поистине бескрайние размеры.
   Имелись здесь, конечно, и зимние строения - кирпичные коттеджи в два-три этажа с мансардами и гаражами, но, во-первых, таковых было совсем немного, во-вторых, все они кучковались в районе первых линий.
   По мере же продвижения вглубь садоводства нарастало ощущение все большей запущенности. А тот угол, где размещалась дача Чинилова, с полным основанием можно было назвать медвежьим.
   Возведенные здесь домики и разного рода хибарки были, наверное, ровесниками первых хрущовок. Сейчас многие из них покосились скукожились, вросли в землю. Через три на четвертое встречались раскуроченные, даже сгоревшие строения. Некоторые участки явно не обрабатывались по нескольку лет и буйно заросли бурьяном в человеческий рост, бесплодным уже кустарником, одичавшей черноплодкой.
   Если на первых линиях еще мелькали то тут, то там человеческие фигуры, то здесь - в этот пасмурный осенний будний день - не виднелось ни души. Но, с другой стороны, Геннадий понял это, и сам он становился на безлюдье объектом повышенного внимания. Требовалась предельная осторожность.
   Поворот на нужную линию он умышленно проехал, свернув в следующую. Все участки были одинаковой прямоугольной формы, так что не составляло особого труда вычислить тот, что примыкал к чиниловскому с тыльной стороны.
   С первого же взгляда было ясно, что этот соседский участок давно уже не обрабатывается. Может, наследники наезжали сюда в разгар лета, чтобы устроить шашлычок-пикничок, но не более того.
   Подогнав машину вплотную к забору, под поредевший шатер ивы, он, не хлопая дверцей, аккуратно вылез наружу и огляделся.
   Точно, ни души.
   Открыл калитку (та была просто примотан заржавевшей проволокой к стояку ) и прошел вглубь участка, срываясь за деревьями.
   Ближе к меже, обозначенной заросшей канавкой, стоял бревенчатый домик, точнее обгоревшая коробка от домика - без крыши, с сорванными оконными рамами и дверью.
   Геннадий проскользнул внутрь.
   Пола тоже не было, как и какой-либо обстановки. Лишь по углам высились кучи бытового мусора и сухих веток.
   Зато отсюда спокойно можно было наблюдать за чиниловским домиком, до которого было с десяток метров. А в том, что это именно чиниловская обитель, сомневаться не приходилось. К стене была прибита ржавая табличка, на которой, однако, ясно читалось: "Участок N 7" Этот участок тоже не обрабатывался, но многочисленные следы свидетельствовали о том, что здесь периодически кто-то бывает.
   По сути, это была низенькая, вросшая в землю хижина, определенно сколоченная много лет назад без чертежей и сноровки из подсобного материала. К хижине лепилась застекленная верандочка, больше смахивающая на курятник. На скособоченной двери - большой амбарный замок. Окна маленькие, низкие. На дворе - одноногий стол, врытый в землю, скамейка. Площадка вокруг них расчищена. Рукомойник, под ним широкий оцинкованный таз с мыльной водой. Сбоку - мусорное ведро, из которого выглядывают рваные пакеты, по виду недавние. Мангал у стены. И еще: в сплошном когда-то заборе устроены примитивные ворота типа шлагбаума. Накатанная колея указывает, что сюда совсем недавно заезжала машина.
   Два других соседских участка - справа и слева - относились к числу обрабатываемых. На одном стоит небольшой сруб, на втором - металлический вагончик, снятый с колес. Но видно, что оба пристанища уже давно закрыты на зиму.
   Еще раз внимательно оглядевшись, Геннадий решился, наконец, и, стараясь держаться кустов, перемахнул на участок N 7.
   Замок был крепкий, петли прибиты на совесть. Он пошарил сверху и сбоку - иногда в подобных местах можно обнаружить запасной ключ, но нынешние поиски успехом не увенчались. Обошел дом вокруг. Одно стекло на веранде было надтреснуто. Он хотел уже выдавить его, но тут заметил круглое чердачное окно.
   Ветка дерева, крыша веранды, оттуда - на чердак. Люк в потолке был открыт. Он соскользнул вниз Полумрак, спертый воздух. Потолок такой низкий, что приходится сутулиться. (А вот Толян, похоже, здесь свободно разгуливает в полный рост.)
   Два помещения: комната с одиноким шкафом и кухня - плита с баллонным газом, холодильник, разделочный стол, посуда на стене, в углу - вешалка с тряпьем. На веранде - лежанка, буфет, еще одна куча барахла.
   Сырость. Холодрыга. Здесь гораздо прохладнее, чем на улице. Если разкочегарить печку, то она согреет разве что кухоньку.
   Так-так-так... С чего же начать осмотр? Наверное, с кухни. Здесь больше хлама, значит, и коробку спрятать проще.
   Так-так-так... Плита с газовым баллоном. Здесь нет. Посуда. Ложки-поварешки, тесак над плитой, даже мясорубка. Две большие бутылки с водой. Закопченный чайник. Какая-то табличка на нем. С надписью. Он стер тряпкой нагар. "Нашему дорогому Альберту Тихоновичу Чинилову в день его 60-летия от коллектива". Уже горячее!
   В углу - вешалка со старьем. Дырявая от ветхости занавеска. Старые куртки под ней.
   Шкаф... Ничего... Буфет... Нет, не здесь. В тумбочке тоже нет. Где же игротека? Не иголка ведь. Это должен быть такой пухлый пакет... Или коробка? Может, среди барахла?
   Он вернулся на кухню и осмотрел вещи на вешалке - куртки, телогрейка, старая плащ-палатка, пара-тройка заношенных брюк - очевидно, еще чиниловских. В карманах какие-то бумажки с пометками, но это всё не то...Где же игротека?
   Сейчас он ни на йоту не сомневался, что карты спрятаны где-то здесь.
   Снова прошел на веранду.
   Заглянул под лежанку. Толстый слой пыли. Но у стены что-то лежит.
   Протянув руку, он нащупал какую-то кругляшку. Достал.
   Да ведь это Пашкин талисман - "куриный бог"!
   Так-так-так... Чайник Чинилова и "куриный бог" Плафонова. Всё сходится. Значит, Плафонов был здесь. И не далее, как в понедельник.
   Да, точно. Он и не ездил в Сестрорецк. Под каким-то предлогом Милана заманила его сюда, причем убедила ответить по телефону Маргарите, что он едет на конференцию.
   Что же здесь произошло?
   Ладно, об этом после. Надо искать игротеку. Она здесь. Лучшей схоронки и быть не может.
   Ну, давай же, давай, сказал он себе! Благодаря Кандыбину ты нашел их логово, ты нашел чайник и "куриного бога"... Осталась игротека! Самое важное для тебя! Ищи! Думай! Ну!
   На чердаке?
   А ведь точно! Там вроде тоже свалено в углу какое-то тряпье, надо было сразу посмотреть...
   Он уже потянулся к табуретке, чтобы подставить ту под чердачный люк, когда нежданно для себя услыхал голоса за дверью, лязг снимаемого замка.. Лезть на чердак было уже поздно. Слишком уж он увлекся поисками, утратил бдительность.
   Геннадий лихорадочно осмотрелся по сторонам и, не найдя ничего лучшего, бросился к кухонной вешалке. Задернув за собой выцветшую дырявую занавеску, он сжался в углу.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  
   Нараспашку открылась входная дверь, отчего внутри сразу стало светлее. Вошли Милана и Анатолий.
   Он бросил на стол пакет с провизией, приткнул сбоку небольшой транзисторный приемник.
   - Уф! Наконец-то добрались!
   - Поставить чайник? - спросила Милана.
   - Чайник? - осклабился он. - Можно и чайник. Но сначала становись сама. В позу русалки. Давай!
   - Ой, Толенька... Голова болит, просто раскалывается!
   - Становись, говорю!
   - Ну ладно... - она легла грудью на кухонный стол, прижавшись к тому щекой, развела в стороны руки и высоко подняла зад.
   Пакет с провизией при этом сдвинулся и уперся в занавеску, за которой сидел Геннадий.
   Толян особо не церемонился. Двумя руками задрал ей юбку, следующим движением сдернул с нее трусики до колен...
   - Эй, русалка! Не сачкуй! Шевели копчиком!
   Она задвигалась в такт его фрикциям, от этого пакет на столе тоже пришел в движение. Стоило ему упасть, и Геннадий, наверняка, был бы разоблачен. Волей-неволей пришлось ему поддерживать пакет через занавеску, что тоже было довольно рискованно. Спасало бы то, что парочка была поглощена собственными переживаниями.
   Через дырку в занавеске Геннадий видел ее лимонные волосы, которые ходили перед ним волнами.
   Толян сопел как постуженный паровоз.
   Продолжалось это, впрочем, недолго.
   Вот Толян молодецки ухнул и выпрямился.
   - Кончил? - спросила она, не поднимая головы.
   - По полной программе! - хвастливо заявил он. - Натягивай штанёшки!
   Она распрямилась, так и не взглянув на вешалку. Пакет остался на столе.
   - По полной программе... Вот это у нас любовь! Тебе бы посмотреть, как этот Гена управляется со своей женой. Он ее сначала всю изласкает, и только потом, когда она уже разогреется...
   - Разогреется... - передразнил ее Толян. - Настоящая баба сама должна быть печкой! Жаркой, как огонь! Сама должна греть, а не ждать, пока ее раскочегарят. Вот Тамарка как раз и есть такая баба! А ты - ты же просто холодная рыбина! Так радуйся, что тебя вообще вздрючивают, хотя бы и без разогрева! Уж тебя разогреть, никаких палок не напасешься, ха-ха!
   - Заладил свою песню... - тихо пробормотала она, одергивая юбку.
   - И вообще, ты меня не равняй со всяким лохом! - внезапно рявкнул тот. - У меня нервы натянуты. Пружина! Каждую секунду ждешь подлянки! Не до ласк. Ладно, ладно, не дуйся... - он похлопал ее по ляжке. - Вот заживем нормальной жизнью, тогда и побаловаться можно.
   - Когда только мы ей заживем, нормальной жизнью...
   - Скоро. Теперь уже скоро. Вообще, повезло нм с этой квартирой. Я ведь сначала и связываться не хотел. Одна комната, соседи, дети, много не сорвешь, а возни! А после вижу - добыча легкая, Плафоныча этого сломать - что два пальца обслюнявить... Но когда Завесовы такой подарочек нам подкинули, такой жирнющий кусман, тут уж выбора не было. Пришлось мочкануть парнишку.
   - Он такой безобидный был... ласковый... стихи читал...
   - Ласковый, ласковый... Заладила со своей лаской, тошнит уже! Да ты же сама смеялась, что в постели он полный слабачок!
   - Я не о том. Он мог сказать женщине приятное слово, понимаешь?
   - Нет, подруга, я смотрю, ты совсем вольтанулась в последнее время! Да ты врубись! Теперь еще две комнаты наши плюс капуста! Ну, десять тонн они не потянут. Но 5-7 в клюве принесут. И съедут. Мы их дожмем. Побрыкаются немного, но прогнутся. А после от психички избавимся. Заимеем шикарную квартиру. Считай, одной левой! Но на этот раз продавать не будем. Лучше вложимся в ремонт, поставим на участке гараж. И будем сдавать. Такую хату даже иностранец внимет. Со временем заимеем еще 3-4 хатки в разных местах города, а лучше 5-6 и всё - можно жить в свое удовольствие и в ус не дуть! Питер - город большой, на наш век дураков хватит!
   - Ладно, подожду немного.
   - Что-то я тебя не пойму... К трахтенбергу ты всегда спокойно относилась. А тут вдруг о любви завякала. Чем ты еще недовольна? Наряды, косметика цепочки-колечки всякие - всё же у тебя есть! И еще будет!
   - Нет-нет, Толенька, всё хорошо, забудем!
   - Нет, чего это ты нюни развесила?! Чего это с тобой? Всё идет просто блеск! Ладно, давай, собирай на стол! Проголодался как волк! Жрать охота!
   - Я вот что подумала: неужели будем сейчас консервами закусывать? Хочешь, я напеку твоих любимых пирожков с печенкой? Это быстро. Только съезди в магазин за печенкой. И луку возьми.
   - Хм! Я-то не протии, но что же ты молчала, когда мы брали продукты?!
   - Не сообразила как-то. Толенька, лапушка, ну съезди в магазинчик! Тебе каких-то 15 минут! А я пока тесто замешу...
   - Ладно! Уговорила! Пирожки с печенкой - моя слабость. Может, тебе еще что взять7
   - Возьми зефир в шоколаде.
   - Замётано! А ты пока не скучай, слушай музыку! - он включил приемник.
   Зазвучал модный шлягер в исполнении эстрадного кумира.
   Анатолий вышел. Через минуту на улице взвыл мотор. (Похоже, машину он оставил перед забором. Оттого-то Геннадий и не услыхал, как они подъехали). Вот двигатель набрал полные обороты, "оппель" сорвался с места.
   Милан выглянула в окно, выключила приемник, прислушалась, затем принялась нервно расхаживать взад-вперед, бормоча:
   - Ишак отвязанный... По полной программе... Таких к женщинам близко подпускать нельзя... Холодная рыбина... Воображает о себе... Обещаниями кормит... Будто я вчера родилась и не знаю, что у него на уме... Да пошел он, раздолбай йогнутый, на...! - еще несколько минут эти нежные уста извергали самые сочные ругательства в весьма изощренных комбинациях.
   Затем Милана снова выглянула в окно, схватила свою сумочку, порылась в ней и достал небольшой пакетик. Расстелила на столе бумажку, насыпала на нее порошка из пакетика, затем снова выглянула в окно, после чего аккуратно собрала порошок горкой и, взяв какую-то купюру, по виду валютную, свернула из нее трубку. Наклонившись, она уже собиралась втянуть порошок в ноздрю...
   Через распахнутую дверь в кухоньку ураганом ворвался Анатолий. С ходу смел со стола порошок, затем с силой ударил Милану по лицу, так что она отлетела к плите, сшибая миски.
   - Сука! Опять взялась за эту дурь! Я же тебя предупреждал! Ты же клялась!
   - Ну, Толенька... Ну только один косячок... Ну зачем ты это сделал?!
   - Стерва лживая! Я тебя придушу когда-нибудь! Если мы и попадемся, то только из-за твоей наркоты!
   - Толенька, ну это же не "герыч"! Я же не колюсь. Это кока, легкий наркотик, от него никакого вреда, просто чувствуешь, что летаешь.
   - Я тебе полетаю! Я тебе вот сейчас полетаю, дешевка! Нет легких наркотиков, куриные твои мозги! Я повидал вдоволь таких дурёх, как ты, которые начинали с легких, а чем они закончили?! Сука! Тебе Галкиного примера мало, что ли?! То-то я думаю, чего это ей захотелось пирожки печь? А она, паскуда, решила меня выпроводить, чтобы самой нюхнуть! Значит, ты и у Пашки нюхала?! Значит, ты под кайфом проболталась ему про Чинилова?! То-то он брыкаться начал! Воскресенье мы здесь провели - всё нормально, вчера поначалу тоже, сидел себе смирно и вдруг на рожон полез! - внезапно Толян еще раз ударил ее.
   - Ничего я ему не говорила! - всхлипнула она, запоздало закрываясь. - А догадался он, когда увидел вот этот чайник, то есть, табличку с фамилией Чинилова.
   - Опять твоя вина! Почему не содрала табличку?! Почему я сам должен за всем следить?! - он схватил ее сумочку и вывалил содержимое на стол:
   - Ну-ка... Еще один пакет! А говорила - последний! Как тебе можно верить осле того?! Трубку скрутила из евро... Шикует, сучка! А вот я тебя сейчас привяжу... - он с силой дернул ее за волосы.
   - Ой, Толенька, не бей только... Тебе же самому будут неприятны эти синяки... Нет-нет, я не нюхала. Только сегодня решилась, да и то потому лишь, что дело сладилось.
   - Ну-ка, подними руки!
   - Только не бей, ладно?
   - Хватит хныкать! Дай-ка, я тебя обыщу. Так... Здесь нет, тут тоже... Между титьками не спрячешь, их у тебя, почитай, и нет. Я тебя еще не бил по-настоящему. Но ты допрыгаешься, я чувствую! А может, отправить тебя к твоем у последнему муженьку, а? К Пашеньке? Ха-ха! Ладно, шучу! Ну-ну, всё! - он привлек ее к себе, чмокнул в ухо. - Мир, да? Мир? Дурочка! Ты меня слушай и всё будет хорошо! Ну, что ты? Ладно, к бесу эти пирожки!
   - Мир... Но знаешь, мне и вправду захотелось зефира. Мы же ничего сладкого не купили. И пирожков тоже напеку. Ты не думай, мне не в тягость. Я люблю печь.
   - Ладно, сейчас сгоняю. А ты у меня смотри... - он вышел.
   Она стояла, всхлипывая и дрожа всем телом но едва за окном взвыл мотор, как стукнула кулачками по столу:
   - Сволочь! Еще угрожает! А сам не хочешь отправиться туда?! Вот подсыплю тебе заразы в твое пойло, узнаешь тогда, что лучше: жрать водку или ловить кайф от легких колес! Думаешь, твоя взяла?! Как бы не так! - продолжая браниться, она запустила руку куда-то за потолочную балку, извлекла оттуда пакетик и повторила процедуру - на сей раз до конца: - Сволочь! Сколько добра извел! Яйца ему оторвать за это мало! - запрокинув голову и зарыв глаза, она стояла так с минуту, высокая, стройная, почти касаясь прической потолка.
   - О-о-о... Вот сейчас... Сейчас полечу-у-у...
   И тут Геннадий отдернул занавеску и поднялся с колен.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  
  
   - Ах! - она вскрикнула, затем жалобно улыбнулась: - Ты видел, да? Только не говори ему, ладно? И лишь секундой спустя вернулась на землю: - Как ты сюда попал?!
   - Неважно, Милана. Или тебя лучше называть Галочкой?
   - Какой еще Галочкой? - на ее лбу собрались складки.
   - Которая вышла замуж за Чинилова по паспорту какой-то тетки.
   - А ты знаешь, да? - она слегка нахмурилась, затем беспечно махнула рукой: - Ну и пусть! Нет, там мы просто использовали паспорт одной наркоманки. Сейчас она давно уже где-то бомжует. А мы живем в ее квартире. Но ее не выписываем. Для маскировки. Так Толик решил.
   - Чинилова тоже спровадили на тот свет?
   - Ой, Геночка! - она улыбнулась, словно услыхала остроумный анекдот. - Дался тебе этот старичок-боровичок! - улыбнулась еще хитрее. - Но если хочешь, пожалуйста: он просто перебрал корвалолу.
   - Корвалолу?
   - Корвалолчику. Который продают в любой аптеке. Без рецепта. Только не все знают, что передозировка ведет к остановке сердца. Особенно, у таких нервных пожилых козликов.
   - Ясно. Но прежде Чинилов навел вас на Плафонова?
   - Конечно! Мы всегда работали с перспективой. Отрабатывая одного лоха, всегда скачиваем у него информацию об окружении, особенно о давних и полузабытых знакомых. Я же поначалу была со старичком ласковой-ласковой. И он всё мне рассказывал. Про всех, кто крутился в редакции. Но подходящим был только Паша. Холостой, одинокий, мягкий, необласканный, пьющий, без наследников. Правда, всего одна комната в коммуналке... Мы обычно работаем по целой квартире. Но тут уж больно легкой казалась добыча, да и коммуналка хорошая. Сразу тебе скажу: мы не собирались его убивать. Есть много способов выставить человека, особенно пьющего, из дому. Он и сейчас был бы жив, если бы не эта ваша игра. Вот тут Толик и загорелся. Нельзя, говорит, упускать такой шанс! И не упустил. Он никогда не упускает своего... - брезгливое облачко пробежало по ее лицу и тут же исчезло.
   - Как вы узнали про игротеку? Как нашли ключ? Как проделали всё это?
   - Болтать надо меньше, когда трахаешь жену! - рассмеялась она. - Ладно, слушай, ты мне нравишься, я тебе всё скажу... Может, хочешь нюхнуть? У меня еще есть.
   - Нет, рассказывай!
   - Было бы предложено. Ну, слушай! Пашу я окрутила быстро. Следующий шаг - присмотреться к соседям, друзьям, что за люди, не опасны ли... И вот первое застолье: оказалось, у него дружок - мент, соседи - его спасители... Этого мы не знали. Этого Чинилов нам не рассказывал. Вечером, когда Паша уснул, я вышла на улицу, будто подышать воздухом, и встретилась с Толиком, всё ему рассказала. Он поначалу тоже согласился, что нам тут не светит. А после говорит: надо, мол, послушать, что о тебе будут толковать эти Завесовы. Сейчас, мол, они поддатенькие и, наверняка, завалятся в койку. А по утряне, говорит, как проспятся, обязательно начнут перемывать твои косточки: новая женщина в коммуналке - не шутка! Ты как-нибудь изловчись, говорит, уведи своего Пашу из дому у них на глазах, чтобы они были уверены, будто остались в квартире одни. Тут-то они стесняться не будут. А сама отделайся по дороге от Пашки под каким-нибудь благовидным предлогом и незаметно прошмыгни обратно в дом. Послушай, о чем толкуют голубки промеж собой, а уж после решим, заниматься Пашкиной комнатой или нет. Утром я так и сделал, - плутовато улыбнулась она.
   - Постой! Как ты могла войти в дом, если я почти следом за вами закрыл входную дверь на засов?!
   - Ох, Геночка! Какой же ты смешной! А черный ход на что?! Черный ход, про который вы все, кажется, забыли?! Ночью, когда вы все уснули, я потихоньку откинула крючочек, а задвижку замаскировала какой-то тряпкой. Вот и всё! А уж ходить осторожно я умею! Иногда даже летать умею, ха-ха! Ну вот. Когда я вошла, ты как раз трахался в ванной со своей кастрюлей. Я постояла под дверью, послушала ваши стоны, затем поднялась в Пашину комнату. А у него ведь такая дверь, что через нее всё слышно и даже видно! А вы еще, как по заказу, расположились прямо на верхней ступеньке! И давай трепаться! Про игру, про чемоданчик, про ключик... Я сначала ничего понять не могла, а после думаю себе: не фига, спасители!
   - И ты всё рассказала своему Толяну?
   - А что мне оставалось?! В то же утро. Едва вы с Тамаркой ушли, прискакал Толян, и мы вошли в вашу комнату. Открыли чемоданчик, посмотрели ваши карты... Вот тут Толян и загорелся. Мы, говорит, возьмем не только Пашкину комнату, но и обе завесовских. А еще мы увидели в вашей комнате снятую панель и рупор... - снова лукавая улыбка: - Но ведь через тонкое место можно слушать с обеих сторон. Я сделала рупор и для себя. Бывало, добавлю Пашке в чай несколько капель для крепкого сна, он и захрапит. А я нюхну косячок, сяду у той стены и слушаю, как вы там с Томкой развлекаетесь. Как ведете разговор - то о сексе, то об игре. Между прочим, слышно всё! - она рассмеялась: - А твоя Тамарка сопит, когда кончает, вот кулёма! Обиделся, да? Напрасно я тебе это сказал! И вообще, напрасно я сказала об этом Толяну! Ты умеешь обращаться с женщиной. Таких сейчас мало. Только за это надо было оставить тебя в покое. Хотя, стоп! Ты же хотел моего Пашку замочить вот из-за чего я разозлилась! И зачем это тебе было нужно? Мы же с тобой могли любовь закрутить! И какую! Красивую! Трахались бы, пока твоей Томки и моего Пашки нет дома. В ванной, на ступеньках, на подоконнике... Я же тебе ясный сигнал посылала, а ты так и не понял, да? А вот твоя Томка быстро смекнула! Нет, ты, конечно, извини, но она же сложена как каракатица! Я видела ее без всего. Обыкновенная домашняя кастрюля - и чего ты в ней нашел?! А вот меня ты не видел. Хочешь взглянуть? - она взялась обеими руками за подол юбки.
   - Отдай мне игротеку, Милана! - взмолился он. Понимая, что молодая женщина находится под действием наркотика. - Отдай по-хорошему. Она ведь у вас где-то здесь.
   - Если я тебе ее отдам, он меня точно прибьет!
   - Вы все равно не сможете ей воспользоваться. Давайте разойдемся мирно. У вас еще есть время, чтобы смотаться отсюда.
   - У тебя тоже... - она протянула к нему обе руки ладонями верху. - Через десять минут он вернется и убьет тебя точно. Он ведь зверь. Ловкий, сильный зверь. Ты его на испуг не возьмешь. И в честной драке не одолеешь. Он знает приёмы. Я сама его боюсь. Беги, у тебя всего десять минут. Даже меньше.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
  
   - Да и тех уже не осталось! - прозвучал хрипловатый голос и с улицы вошел Анатолий. - Воркуете, голубки? Вот теперь у меня открылись глаза! Я и не ездил никуда. Сразу понял, что дело нечисто. Просто отъехал на соседнюю линию. А там какой-то "Жигуль" стоит. Людей нет, а тачка стоит. Я в бардачок. А там бумажка с нашим адресом! И тот, что в Девяткино, и этот! Откуда?! Ты, сука, меня сдала? За наркоту?! Снюхалась с этим красавчиком?! А я, выходит, ишак отвязанный, да?! - он говорил внешне спокойно, но в уголках губ наметился оскал. - Решили устроить мне здесь ловушку? Подпоить, как старикашку Чинилова, а денежки себе?
   - Толенька, клянусь! - она кинулась к нему, но он остановил ее, сдави железными пальцами ей щеки, на которых тут же проступили пунцовые пятна.
   - Когда ты переметнулась, тварь?!
   - Толенька, я не знаю, откуда он взялся! Клянусь хлебом!
   - Никто не знал этого адреса, кроме нас с тобой! Развалюха эта записан на выжившую из ума наркоманку, которая сама не знает, где е паспорт! Он точно не знал! Ты его предупредила! Курва, услала меня за зефиром! Совсем, что ли, за лоха держишь?! Да я же по твоей роже читал, что ты усылаешь меня специально! Вот же она бумажка с нашим адресом! Почерк, между прочим, женский! Твой! Ты ему написала, сука! - он вполсилы ударил ее по щеке, но ее голова мотнулась, будто готовая отлететь.
   Следом Анатолий повернулся к незваному визитеру:
   - Значит, собрался со своей курицей оттяпать комнату у соседа? Устроить семейное гнездышко за счет своего ближнего? Этак всё культурно, чтобы не испачкаться? А хрен вам! Убивать нужно уметь. В белых перчатках это не делается. Я вот умею убивать. Умею запугивать, умею ломать тело и душу через колено. Я профессионал. Это мой хлеб. А ты, чистюля, куда сунулся?! Думаешь, это игра? Надоело и бросил? Я не я и лошадь не моя? Да еще с бабой, у которой на лбу написано: истеричка! Милана тоже психичка, как и все они, но я-то держу ее в кулаке, вот так! - он показал стальной кулак. - Если что, учу ее уму-разуму, вот так! - снова ударил ее по лицу. - И это только цветочки. Но сегодня ты получишь сполна, - пригрозил он ей и снова повернулся к Геннадию. - А твоя-то на тебе верхом ездит! Ты же подкаблучник! А туда же! Ну, фраера! Нет, приятель, так не получится! Свой кон ты проиграл и теперь заплатишь по полной программе, - он сделал шаг вперед.
   Кухня была низкой и тесной. Здесь небольшой рост давал преимущества.
   - А насчет Плафонова Миланка тебе правду сказала. Мочить мы его не собирались. Планировали просто из комнаты попереть. Так что его кровь на тебе.
   - Убил его ты, - упрямо произнес Геннадий.
   - Я всего лишь убрал битую фишку, - усмехнулся Толян. - Но игру придумал ты. Вместе со своей пышкой. Я играл по вашим правилам. И перебил все ваши козыри.
   Он сделал еще шаг. Теперь их разделяло расстояние вытянутой руки. Тонкие губы Толяна тронула недобрая усмешка.
   - Постой, - сказал Геннадий. - Сейчас ситуация изменилась. Утром ты диктовал мне. Утром ты заявил, будто бог захотел так, чтобы игротека оказалась у вас. Это было утром. Но сейчас день. И бог распорядился уже так, чтобы я узнал адрес этой дачи и чтобы вы оба оказались здесь. Я теперь знаю, как к вам попала игротека. А вот ты не знаешь, как ко мне попал адрес. Хочешь, скажу?
   - Ну, говори... - прищурился Анатолий, молниеносно глянув на Милану, которая раскачивалась в такт слышной лишь ей мелодии.
   - Его написала мне сестра Павла. Которую я отвез к ее мужу-генералу. Они оба знают про вас, знают про Чинилова. За генералом сила, у него своя служба безопасности. Павла они вам не простят. Фактически вы оба уже у них на крючке... - голос звучал все уверенней. - Так или иначе, ваш план дал осечку. Абоймов тоже не дурак. Он жилищную проблему знает. И поверит, скорее, мне, чем тебе. Предлагаю разойтись миром. Вы отдаете мне игротеку, я молчу о том, что узнал. Вы еще успеете уехать из города и залечь где-нибудь на дно. Этот хороший вариант.
   - Нет, ты посмотри! - с насмешливой возмущенностью воскликнул Толян. - Этот фраерок еще пытается качать какие-то права! Он даже имеет наглость думать, что держит меня за глотку! Что я наделаю от страха в штаны и прощу ему должок! Ладно, фраер, преподам тебе последний урок... Вот послушай, как работают настоящие профи! - внезапно он разоткровенничался не без доли бахвальства:
   - Так вот. Какое-то время у нас ушло на оформление брака и прописки. Задним числом, конечно. Хоть дорожка и накатана, но есть там свои колдобины. Когда же все штампики стояли на месте, я назначил акцию на нынешний понедельник. Нам, собственно, было без разницы, в какой день. Но тут Пашка сам подставился - собрался в Сестрорецк. На шабаш каких-то колдунов. Как там твердит твоя пышка? Если удача сама плывет в руки, грех от нее отказываться? Вот тут я с ей согласен на все сто! - он обнажил крупные, желтые от никотина клыки. - А дальше, как говорится, дело техники. Утром они вдвоем вышли из дома. Попёрли к остановке. И тут будто случайно я их нагоняю возле парка. Говорю, что коли так, то я их подвезу, мне ведь без разницы, я отпускник. С Пашкой мы уже были знакомы. В воскресенье провели день вот здесь, на даче, делали шашлыки, коньячок глушили, Пашка стихи читал... Короче, оттянулись. Он остался очень доволен. Табличку эту дурацкую на чайнике в тот раз не заметил. Итак, сели они в машину, тут я предлагаю заскочить в магазин, взять в дорогу бутылочку чего-нибудь легкого. В магазине я чуток подзадержался: всё поглядывал в окно и ждал, пока к остановке пройдет твоя куколка. Вернулся в машину после ого, как она села в маршрутку. Включил зажигание, и тут Милана якобы вспомнила, что забыла дома свою косметичку, без которой ей никак! Что за проблемы? Дом рядом. Вернулись Вот тут-то, милый, мы и взяли спокойно вашу картотеку. В квартире-то не было никого! Всё! С этой минуты ваша песенка была спета! Ну а дальше всё совсем просто. В машине мы с Миланой завели разговор, дескать. Зачем ехать в Сестрорецк, давайте лучше снова закатимся на дачу, наберем закуски, выпивки и расслабимся на природе от всей души! К черту колдунов! Всё равно ничего нового они не скажут! Пашка согласился мигом. Еще бы ему не согласиться?! Такая халява! По дороге всё стихи читал - вот чудило! Приехали. И всё было бы ништяк, если бы не этот дурацкий чайник. Пока мы с Миланкой отвлеклись, собирая на стол, он наткнулся-таки на табличку с поздравлением! Побледнел весь и принялся талдычить, что ему всё же надо в Сестрорецк, что это особое задание редакции, ну и прочую хренотень. Я тут же почуял: осечка! Или, как там называется у них, у журналистов, - прокол! У него была такая рожа, будто он в один миг обо всём догадался. Должно быть, основной инстинкт сработал. Короче, я понял, что играть уже не получится, и вырубил его. Легонечко, чтобы не оставлять следов. Затем мы перетащили его на веранду. Он оклемался было, но тут Милана сделала ему укол, и он вырубился уже надолго. Затем Милана уехала обратно, чтобы мелькать у всех на глазах и играть роль безутешной невесты. А я остался за сторожа. Когда стемнело, затолкал Пашку на заднее сидение, укрыл тряпками и погнал к заброшенному дому. Уже у цели разминулся с милицейским уазиком. Подождал немного, пока тот свернет за угол, поставил машину с Пашой в сторонке, а сам поднялся наверх. В бахилах и в резиновых перчатках, так что моих следов не осталось нигде. Действовал строго по вашему плану. Кстати, черные мешки, о которых ты, дурило, написал в карточке, я перепрятал еще раньше, само собой выпустив воду, - не надрывать же пупок! Там они и лежат до сих пор - под ржавым радиатором. И накладная при них. Это так, для общего развития. Ну, вот. Огляделся из эркера. Прохожих не было. Я сбросил вниз приготовленную тобой балясину. Она упала и разбилась. Затем быстро спустился вниз, подобрал один из бетонных сколков под стеной. С острым краем. Снова выждал момент. Подъехал вплотную к обочине, выволок Плафонова наружу, он уже начал приходить в себя, и аккуратно, одним касательным движением, чиркнул его бетонным сколком по виску. Фирменный удар. Называется "поцелуй сатаны". Легкий, но окончательный. После такого уже не поднимаются. Полбутылки пива с его отпечатками - по твоей схеме - приткнул рядом. Рядом же бросил бетонный сколок, сбрызнутый его кровью. Вот, собственно, и весь несчастный случай. Отъехал за угол, продолжая наблюдать. Пашка лежал недвижно. Первый прохожий проскочил мимо, будто внезапно ослеп, хотя едва не наступил на беднягу. Трусоватые все же у нас граждане, бояться всяких осложнений в жизни! Второй потоптался немного, но тоже слинял. И только третий достал мобилу, сделал звонок и остался ждать возле тела. Всё, Генка! Теперь ты понял, как работают мастера?
   - Я-то понял. А вот ты, кажется, не хочешь понять, что и твоя карта бита!
   - Бита, говоришь? Ладно, слушай дальше. Блевать я хотел на твоего генерала, как и на твоего участкового. Ничего они мне не сделают. Руки коротки! Потому как у меня всё по закону.
   - Это у тебя по закону?!
   - А ты думал?! И даже то, что каким-то образом выплыла старая история про Чинилова, не решает ничего ровным счетом! Чинилов - по документам - был женат совсем на другой женщине! По документам же она, эта другая женщина, продала его квартиру. Мы с Миланой здесь вообще ни при чем.
   - Но соседи видели там и тебя, и Милану, которую тогда звали Галочкой!
   - Что могут подтвердить выжившие из ума бабки?! - усмехнулся Анатолий. - Что Чинилов жил с молодой женщиной, похожей на Милану? Это преступление, что ли? Обычное житейское дело! Да и кто захочет копаться в этой бытовухе?! Ну, жил он неделю с Миланой, а после женился на другой - сердцу ведь не прикажешь... И генералом своим меня не стращай! Ты же сам подробно написал, что генерал не станет ввязываться в историю, если от нее будет пахнуть наркотой. Чего же ты тогда прыгаешь?! Сам же звонил в редакцию! Вот вам и запах наркоты! А если что, Миланка еще добавит. Шепнет Абоймову, будто Пашка признался ей, что брал в долг у одного наркомана, а отдать не смог, и тот начал ему угрожать... Да после таких показаний генерал шарахнется от этого дела, как от чумы! И своей мадам накажет молчать! Но главное не в этом, милый! А в том, что Пашку убил ты! Я ведь уже растолковывал тебе всё на пальцах! Но ты так и не понял. Бестолковый ты, однако, Геннадий Завесов! Такой бестолковый, что учить тебя бесполезно. Всё равно будешь лезть на рожон. Уж лучше я договорюсь с твоей телкой. По-моему, у нее чуточку больше мозгов, чем у тебя. Заодно позабавлюсь с ней. Задница ее мне нравится. И титьки хорошие, тугие, как два накачанные мячика. Не то, что у Миланки, этой плоскодонки речной - даже подержаться не за что...
   Тут Геннадий пригладил рассеченную бровь - "ладно, посчитаемся..." - и сделал резий выпад, вложив в него всю свою силу.
   Похоже, однако, что Толян ждал чего-то подобного, а может, и специально провоцировал противника. По-кошачьи ловко увернувшись, он перехватил Геннадия сзади и, используя его инерцию, подтолкнул того к плите.
   Кастрюли и плошки, звеня, полетели в разные стороны.
   - А с тобой, парень, будет так, - добавил Толян. - Сейчас я тебя вырублю, Миланка сделает укол. А вечером или завтра утром тебя найдут повесившимся в доме с эркерами. Типа совесть замучила человека. Думаю, твоя корова сразу станет сговорчивее. Она у тебя дама практичная. За часть барахла, которое я пообещаю ей оставить, с удовольствием раздвинет ноги и будет подмахивать как надо... Я поимею твою сучку по полной программе, понял, ты?! - теперь на его лице появился звериный оскал.
   - Ой, Толенька, не надо! - бросилась к подельнику Милана. - Он хороший, он очень хороший! Он никому не скажет! Да отцепись ты от него, козел вонючий! Давайте лучше покурим все вместе!
   - Ты сказала - козел?! Мне?! - левое веко Толяна дернулось. - Паскуда! Я вижу, и тебе надо преподать урок! Ладно, сучка, с тобой мы разберемся чуть погодя. Отдохни пока, детка! - левой он коротко ударил ее в живот, а правой толкнул девушку к проему двери, в комнатку, где стоял шкаф. Она зацепилась каблуками за порог, вскрикнула, упала посередине комнаты, раскинув руки, и затихла.
   Толян даже не посмотрел в ее сторону. Собравшись пружиной, он улыбнулся Геннадию бледной страшной улыбкой:
   - Ну что? Понеслась душа в рай?!
   Он сделал резкое движение, но лишь для того, чтобы включить приемник - теперь на полную громкость. Зазвучала ритмичная мелодия. Барабан отбивал четкую дробь, на нее накладывались переливы саксофона.
   Минутная сценка между Толяном и его любовницей позволила Геннадию несколько придти в себя. Удар потряс его, но не лишил воли к сопротивлению. Прямо перед ним на стене висел тесак для рубки мяса - блестящий с широким фигурным лезвием, чем-то напоминающий шаржированный ятаган. Гена сорвал его со стены и крепко сжал в руке. Теперь он был вооружен, и это придавало уверенности.
   - Вы только поглядите! - ухмыльнулся Толян. - И это называется добропорядочный гражданин! Видел бы тебя сейчас Абоймов! Ну ладно, давай! - он крякнул, и в его левой руке появился нож с узким отточенным лезвием.
   Геннадий, кажется, уже сообразил, что соперника лучше не слушать. Тот умел отвлекать внимание ядовитыми репликами. Вот и сейчас он провел коварный удар сбоку, но теперь Геннадий был начеку и, увернувшись, рубанул тесаком перед собой.
   Потревожил он только воздух, ибо Толян нырком ушел в сторону, невесть как оказавшись за спиной. Пока Геннадий пытался сориентироваться в этом тесном пространстве, его противник совсем уже в духе Джеки Чана ударом стопы выбил у него тесак, который отлетел куда-то по сложной траектории, а второй ногой намеревался нанести ему нокаутирующий удар в челюсть.
   Но и Геннадий на сей раз не сплоховал. Молниеносным движением он успел перехватить в воздухе правую ногу афериста и крутанул ту на противоходе. Толян завертелся волчком и отлетел в угол, сшибая табуретки и выронив нож, который упал посередине кухоньки. ( Что же касается тесака, то тот, как оказалось, вылетел через дверной проем в комнату и упал рядом с Миланой, ударив ее рукояткой по подошве. От резкого импульса молодая женщина вздрогнула, рывком села и захлопала ресницами. Удивленно уставясь на тесак, как на видение из мира грез. )
   Но никто из мужчин не смотрел в сторону комнаты. Оба не сводили глаз с ножа, лежавшего между ними. Оба понимали, что попытка завладеть им может окончиться скверно, ибо противник получит секунду-другую, чтобы нанести удар сверху, Возможно, решающий удар.
   Толян, продолжая улыбаться, потянулся к валявшейся неподалеку табуретке.
   Геннадий, стоявший до этого недвижно, вдруг вцепился в старую куртку, висевшую на вешалке, и обрушил последнюю на противника.
   Но тот снова увернулся, ужом метнувшись в сторону.
   Сдернув с упавшей вешалки куртку, он швырнул ее в Геннадия. Тот сорвал со стола клеенку, намереваясь запутать в ней Толяна. Какое-то время по кухоньке летало туда-сюда старое тряпье. Заскорузлый бушлат зацепился за гвоздь в потолочной балке и качался на нем, создавая иллюзия третьего участника драки...
   В этой сутолоке Толян потерял свободу маневра, зато Геннадий получил возможность действовать напролом, чем он и воспользовался. Наконец, ему удалось схатить противника за грудки, и оба покатились по полу, путаясь в старом тряпье и ударяясь об острые выступы металлической вешалки и старой мебели.
   А музыка всё гремела, барабан неистовствовал, саксофон захлебывался от переполнявшей его энергии. Два инструмента будто тоже вели борьбу, пытаясь восторжествовать один над другим.
   Под эту музыку в соседней комнате танцевала Милана. Она словно бы не видела дерущихся, не воспринимала реальной ситуации. Двумя руками держала перед собой тесак, будто это был партнер. Проделывая плавные па, блаженно повторяла: "я лечу-у... ле-чу-у..."
   По ходу танца она пыталась подняться на носки, вскинув тесак над головой, но тот ударился в потолок. Она несколько раз повторила попытку - получалось то же самое.
   - Господи... Ну где же тут летать?! Гена, айда потанцуем на улице! Там хорошо, просторно...
   А Гене было худо. Толян снова оказался наверху. Далось это ему непросто, он тяжело дышал и уже не бравировал. Зато ему удалось завладеть ножом и, кажется, он уже готовился нанести последний удар.
   - Карачун тебе пришел, фраер! А твою телку я еще поимею! Сама ко мне прибежит! Она у тебя горячая, да? Не то, что это бревно, Миланка...
   Рыча от ярости, Геннадий ткнул ему в физиономию первым, что попалось под руку. Это был приемник, давно уже упавший со стола, но все еще продолжавший играть. Однако, от этого, последнего удара музыка разом оборвалась.
   Своим углом приемник угодил Толяну в глаз. На несколько секунд аферист ослеп, что привело его в неописуемую ярость.
   - Милана! - завопил он. - Ползи сюда, паскуда!
   - Эй, зачем выключили музыку?! - топнула она ножкой и вышла в кухоньку. - Я танцевать хочу!
   - Я тебе сейчас потанцую! - не оборачиваясь, рявкнул Толян. - Иди лучше машину пригони! Я ее на соседней линии оставил! Но сначала посмотри, сука, что я сейчас с ним сделаю! Это и тебя ждет, если не перестанешь нюхать свою пакость!
   - Я танцевать хочу! - Милана закружилась в тесном пространстве, мурлыча про себя какую-то мелодию.
   - Иди, куда сказано! - не оборачиваясь, он лягнул ее.
   - А пошел бы ты сам, придурок, куда подальше! Я танцевать хочу, понял, нет?! - она сделала грациозное па и вдруг с разворота, движением косца, саданула тесаком ему в ухо. Несмотря на хрупкость, в этой женщине заключалась недюжинная сила. - Понял или нет?!
   Раздался хруст, тесак застрял в черепе, как в полене.
   Толян, похоже, умер мгновенно, так ничего и не поняв.
   Несколько секунд труп сохранял сидячее положение, затем, быстро окрашиваясь кровью, ничком упал на Геннадия, которому пришлось выбираться еще и из-под тряпья, буквально намотавшегося на него.
   Какое-то время Милана не замечала ничего вокруг, крича в затылок своему недавнему повелителю:
   - Раскомандовался тут! "Я тебе потанцую"! Да кто ты такой?! Будешь мне указывать! Что хочу, то и делаю! Хочу летать - и буду! А ты мне просто надоел! Тошнит уже от тебя! Понял, нет?!
   Геннадий перевел, наконец, дух и поднялся на ноги.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
  
   Он тронул ее за локоть:
   - Милана...
   Она перевела взгляд на него, плавно повела руками, улыбнулась:
   - Я лечу-у... лечу-у... Я - бабочка... Слушай, миленький, приласкай меня, как ласкал свою кастрюлю... Ты только посмотри, какие у меня классные ножки! А этому ублюдку не верь! Это с ним я была бревном, а с тобой буду жаркой как печка...
   Он встряхнул ее:
   - Милана! Где игротека?!
   Она невменяемо улыбнулась:
   - Ладно! Чего уж теперь... Ты мне сразу понравился, понимаешь, в чем дело? Лети за мной!
   Раскинув руки и пританцовывая, она повела его к тому самому соседскому сгоревшему домик, из которого он делал первые наблюдения. Разворошив кучу веток в углу, достала оттуда коробку из-под торта, протянула ему.
   Он снял крышку. Внутри лежали документы Плафонова и игротека. В полном комплекте. Вот и всё! Он добился цели. Он - Добытчик!
   - Ладно, - выдохнул он, смахивая холодный пот со лба. - Спасибо, конечно. Ты меня выручила. Но сейчас мне надо ехать. Да и тебе лучше отваливать отсюда.
   Она продолжала улыбаться какой-то нездешней улыбкой:
   - Сейчас полечу... Слушай, а давай вместе полетаем, а? На черта тебе сдалась твоя кастрюля?! Она же тебя за мужика не считает! Давай работать напару?! И любить друг друга! У нас здорово получится! Если бы этот урод любил меня хоть немного, я бы ничего не пожалела для него! Ну и где он теперь?!
   - Ты меня выручила, Милана, - повторил он. - Но давай прощаться... Мне надо ехать. Понимаешь?
   - А ты что-нибудь понимаешь? - вдруг нахмурилась она. - Пашка ведь хороший был. И ты хороший. И я хорошая. Я вообще - лучше всех! Так почему же получилась такая вот хренотень?! - она осмотрела его внимательней, и на миг в ее глазах появилось осмысленное выражение: - Слушай, миленький, а чего это на тебе его кровь не подсыхает?
   Он приложил руку к левому боку.
   Ладонь стал влажной. В горячке он ничего не чувствовал, но сейчас ощутил сосущую боль.
   - Кажется, он меня задел. Не знаю только, глубоко ли... Дыхалка вроде нормальная.
   - Поезжай в больницу. Тебе ведь ничего не грозит. Скажешь - хулиганы напали. Давай я тебя отвезу.
   - Не тревожься, сам разберусь. Но сначала - домой!
   - К своей кастрюле? Слушай, ты эту игротеку долбанную сожги прямо сейчас - вот тебе мой совет! Дать зажигалку?
   - Сожгу, но сначала покажу Тамаре, путь она убедится, что всё на месте.
   - Крепко же она тебя повязала! На слово тебе не верит, и ты это терпишь?!
   - А ты беги отсюда. С этого участка, а еще лучше - из этого города!
   - Ладно, провожу тебя до машины. Поцелуешь хоть на прощание?
   - Поцелую.
   Гена собрал находки, но прежде. Чем закрыть крышку коробки, бросил внутрь, сам не осознавая почему, Пашин талисман - "куриного бога", найденного под тахтой.
   Они прошли через участок на соседнюю линию. Там рядом с "Жигулем" стоял "оппель" Анатолия.
   - Вот как здорово! - захлопала в ладоши Милана. - Экипаж подан! Кстати, он всегда возил с собой запасную канистру. Предусмотрительный был. Ну-ка... - она подняла багажник "оппеля": - Точно! Ох, и устрою я сейчас иллюминацию! Испеку пирожок, ха-ха-ха! С печенкой! - ее затрясло от хохота.
   Он отстранил ее и открыл дверцу "Жигулей".
   - Эй, а поцелуй? - потребовала она.
   Он подставил губы, и она долго не отпускала его.
   - Ладно, может, я тебя еще найду и тогда поцелую по-настоящему. Когда всё уляжется. А уляжется быстро. Из-за чего шуметь-то? Пашку сгубил несчастный случай, его невеста с горя уехал в другой город, а ее брат вернулся на Север. Никто и докапываться не будет. А обгоревший труп, который найдут здесь - может, весной, может еще позже, - так и останется неопознанным. Ладно, уступаю тебе свою комнату в знак моего хорошего к тебе отношения. Пользуйся! Живи в свое удовольствие! Порадуй свою каракатицу! Но сдается мне, мы еще поработаем вместе. У тебя есть способности. Лихо ты замочил этого урода!
   - Ты его убила, не я. На мне нет его крови...
   - Да у тебя вся рубашка в его крови! - рассмеялась она. - Ладно тебе, Геночка! Я же собственными глазами видела, как ты раскроил ему черепушку! Да ты не бойся меня. Я никому не скажу...
   - Господи... - выдохнул он. - Бред какой-то! А Тамара там с ума сходит от неизвестности!
   Уже не обращая внимания на спутницу, он сел в машину, пристроил рядом коробку.
   - Я к тебе еще приеду! - прокричала ему вслед Милана, повторяя движение летящей птицы. - Вот только испеку пирожок... с печенкой... - и ее снова затрясло от хохота.
   Поворот, изгородь скрыла ее, и следом она исчезла из его сознания.
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
  
   Бок продолжал сочиться, намокала не только рубаха, но и брюки. Он чувствовал, что и сиденье под ним хлюпает. Но терпеть можно было. А когда он смотрел на коробку с игротекой, то боль и вовсе отступала.
   Теперь она успокоится. Теперь она станет прежней Тамарой. Любовь снова вернется к ним. Теперь они снова будут жить душа в душу. Как когда-то.
   Вот только... Смогут ли они жить в Пашкиной комнате?
   А рядом с Пашкиной комнатой?
   Ладно, сейчас не время думать об этом.
   Впереди показался железнодорожный переезд. Шлагбаум был поднят.
   Ну да, всё правильно: путь открыт! Так и должно быть. А в конце пути его ждет жена. И... награда.
   Где-то вдали прогудела электричка. Шлагбаум начал опускаться. Но позади машины. А это уже без разницы.
   Он проехал еще немного, когда почувствовал, что в машине не один. Повернул голову.
   Рядом сидел Толян.
   Крупные желтые зубы скалятся в усмешке из башки торчит тесак, на широкое лезвие натекли мозги пополам с кровью.
   "Ну что, братан? Скоро повидаемся. Тогда и сочтемся."
   - Обобьешься! - отрезал Геннадий. - Ты получил своё. Заслуженное. А у меня есть дела. Мне надо пацанов поднять. Свидимся, конечно. Но не сейчас. И знай, что я тебя не боюсь. Уходи!
   Толян, будто пристыженный, исчез.
   Но место пустовало недолго.
   Гена не сразу и понял, кто это. А когда понял, изумился.
   - Ну и видок у тебя! - воскликнул он. - Как ты вообще тут очутилась?! Ты же собиралась уезжать из города.
   - Чертова электричка! - беспечно улыбнулась Милана. - Я думала - проскочу! Пролечу как бабочка. Хотела догнать тебя и сказать кое-что важное.
   - Ну? Чего еще?
   - Я хотела сказать, что мы могли бы жить иначе. По-честному. Открыли бы свою пирожковую, для начала маленькую. Я стояла бы у плиты, ты следил бы за порядком. И постепенно...
   - Милана, оставь это...
   - Теперь уж конечно! А ведь я проскочила бы, если б не сучий багажник! Ну и ладно! Зато теперь - полета-ю- у-у... Давай, Генка, присоединяйся! Здесь хорошо!
   - Вот и летай сама. А я пока погожу. Исчезни!
   - Торопишься к своей кастрюле? - хмыкнула она. - И что это за любовь такая, если надо во всем отчитываться?! Ну, объясни мне!
   - Ты не поймешь, - мотнул он головой. - Уйди! Сгинь!
   Видение исчезло.
   Но он уже предчувствовал, что этим не закончится. И точно: рядом появился Паша Плафонов.
   Вроде бы и он и не он. Смотрел... нет, не сурово, не с осуждением, а как-то просветленно, будто ему открылось что-то важное, чего не знал Геннадий.
   - Слушай, сосед, - пробормотал Геннадий, ощущая, что его колотит озноб. - Потерпи чуток. Я должен во всем этом разобраться. Не так же вот сразу... Пускай я виноват, но дай мне сначала уладить с Тамарой, позволь я ее утешу - ты ведь всегда хорошо к ней относился. У нее это просто от усталости. Она так давно не отдыхала! А меня прости... Прости, если можешь. Если простишь, я постараюсь заглядить вину. Может, выручу кого-нибудь из беды. И вообще... Если бы всё начать сначала, я бы - точно- сделал по-другому. Теперь я знаю - точно - что так нельзя! А вот как можно и как нужно - тут надо потолковать. Но не сейчас... Об одном тебя прошу... Тамары и детей это не касается, их не трогай.
   Плафонов сочувственно осмотрел на него и начал что-то напевно говорить, но Завесов его не слышал. Силился понять по движениям губ, но и это не получалось.
   - Громче! Говори громче!
   - Нет искр в небесной синеве,
   Всё стихло в бледном обаянье,
   Лишь по задумчивой Неве
   Струится лунное сиянье.
  
   Во сне ль всё это снится мне,
   Или гляжу я в самом деле,
   На что при этой же луне
   С тобой живые мы глядели? -
   продекламировал Плафонов, затем вдруг рявкнул: - Следи за дорогой! - и исчез.
   Геннадий встрепенулся и увидел, что едет по встречной полосе. Хорошо еще, что шоссе на этом участке было пустынным, но все же какая-то машина резко вильнула в сторону, водитель отчаянно просигналил вслед.
   Завесов взял правее, уже контролируя свои действия. Откуда-то изнутри накатывал неодолимый сон, но мысль о том, что он везет покой в семью, помогала держаться.
   Между тем, начали сгущаться ранние осенние сумерки. Вдоль дороги зажглись фонари.
   Сил смотреть по сторонам уже не было. Он видел только ленту дорожного полотна перед собой да сигнал очередного светофора.
   Маршрут домой сложился в его мозгу в виде схемы, и он ехал сейчас именно по схеме, фиксируя лишь кромку бордюра, рельсы на перекрестках, фонари идущей впереди машины... Иногда в поле зрении возникали фигуры гаишников, даже не сами фигуры, а их сапоги. Он отчетливо понимал, что если его остановят, то это конец. И вместе с тем неодолимо верил, что благополучно доберется до дома.
   А вот уже и парк, "нехороший" дом, "наша деревня"...
   Он подрулил бы прямо к калитке, но там стояла другая машина.
   Геннадий остановился впритык к ней и улыбнулся. Вот и всё! Всему плохому конец!
   Вдруг на него накатила волна ужаса: ему показалось, что один из призраков похитил коробку! Он скосил глаза на соседнее сиденье. Уф! Ложная тревога. Вот она, коробочка! В целости и сохранности.
   До родного очага - считанные метры. Там ждет Тамара, ждут дети. Он войдет и скажет: "Радуйтесь! У меня хорошие новости!"
   Медленно-медленно он начал поднимать голову.
   Забор перед домом был почему-то повален. Сразу же за забором грудой лежали заготовки для вешалки-башни, которые он надеялся запустить в работу летом. Все они были почему-то обгорелые. Вокруг белели островки пены. Дом... Что случилось с домом?! Стекол в окнах второго этажа не было, обугленные переплеты оконных рам истончились, будто подтаявшие черные сосульки, крыша зияла безобразным провалом...
   Кто-то наклонился к водительскому окошку.
   - Где ты пропадал, Завесов? Тебе звонили на мобильник, но ты не отвечал.
   Геннадий с трудом повернул голову.
   Рядом стоял капитан Абоймов. В милицейской форме, которая придавала его коренастой фигуре основательность.
   - Насчет детей не волнуйся, - непонятно сказал он. - Дети не пострадали. Сейчас они у соседей.
   - А Тамара? - выдохнул Геннадий, уже боясь услышать ответ. - Она в порядке?
   - Можно и так сказать, - уклончиво ответил капитан. Нет, в смысле там травм или ожогов ты не волнуйся, этого нету почти. Тут, понимаешь... Эх! Я сам не оверил, когда мне сказали. Но ведь говорит не один человек. Все, почти вся улица...
   - Что говорят?
   - Будто бы она начала выбрасывать из окон вещи и кричать, что всё равно не отдаст своих комнат, что она знает, как уничтожить игротеку... Она, мол поняла, что сделать это очень просто. Дескать, мама дала ей толковый совет. А чуть позже из окон повалил дым. Ну, тут уж соседи позвонили по горячему телефону. Пожарные приехали быстро, но огонь разгорелся еще быстрее. Пожарные толкуют, будто внутри нашли пустую канистру из-под бензина. Но Тамару они втащили еще раньше. С боем. Царапалась, отбивалась ак тигрица. Хорошо, хоть одной рукой. В другой зажала 500 рублей и всё бормочет что-то неразборчивое. Дача, сдача...
   - Удача, - выдохнул Геннадий. - Где она сейчас?
   - В стационаре.
   - В каком?
   - Ну, в каком... Да ты ее легко найдешь Она в той же палате, где и Лиманская. Койка к койке! Но сегодня туда уже не пускают. Позвони по справочной. А еще советую прямо с утра обратиться в райадминистрацию. Дадут пока комнату в маневренном фонде. А уж после хлопочи насчет жилья. Хотя не знаю, как ту власти расценят: если как умышленный поджог... Ладно, тебе есть где ночевать? Смотри, а то могу устроить у себя. Ну, в смысле , в своей коммуналке... - он присмотрелся, наконец: - Эй, да что это с тобой?!
   Геннадий открыл дверцу и упал бы, если бы не Абоймов, подхвативший его.
   - Ух ты! - изумился капитан, отняв одну руку и посмотрев на нее. - Кто это тебя так? Эй, санитары! Сюда!
   Подбежали люди с носилками.
   Абоймов передал им Завесова. Хотел уже захлопнуть дверцу, но увидел коробку на пассажирском сидении.
   - Вот ведь как бывает... Человек купил для семьи торт, хотел сделать приятное, а тут такая беда! Надо хоть его мальчишкам отнести, пусть полакомятся, бедняжки... - он взял коробку. - Да она тоже вся в крови! И вроде легкая какая-то... А ну, посмотрим... Хм! Документы Плафонова! Ин-те-рес-но... "Куриный бог"... То-то я думаю, почему при нем не нашли талисмана? Он же никогда с ним не расставался. А это что? Схема парка... И дом тот самый... "Юридическое обеспечение"... "Убей соседа"... "Чисто питерское убийство"... Хм! "Капитан Абоймов"! Это я, что ли?! Ну-ка, ну-ка... Мать честная, святые угодники! Да что же это такое творится?!
   На сей раз ангел-хранитель - карающая десница оказался тут как тут.
  
  
  
   ПРИМЕЧАНИЯ
  
   * Омар Хайям (1040 - 1123). Рубаи. Перевел О.Румер.
   * Омар Хайям. Рубаи. Перевел О.Румер.
   ** Игорь Северянин (1887 - 1941) "Эксцессерка".
   *** Джалаладдин Руми (1207 - 1273). Поэма о скрытом смысле. Притча "О том, как шут объяснял султану свою женитьбу". Перевел Н.Гребнев
   * Омар Хайям. Рубаи. Перевел Г.Плисецкий.
   ***** Дмитрий Кедрин (1907 - 1945 ). Зодчие.
   ***** Дмитрий Кедрин. Другу поэту.
   ****** Федор Тютчев (1803 - 18730 "Опять стою я над Невой..."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"