Узкие, длинные улочки виляли под ногами, словно змеи в судорогах. Продвигаясь в глиняном лабиринте Сергей старался не выходить на дорогу, избегая слишком открытых пространств. До больницы было совсем недалеко, но дойти до неё по этим тесным городским кишкам не выходя на центральную улицу казалось совершенно невозможным. Держа детей за руки, он сначала внимательно осматривал необходимый участок, затем быстро пересекал его, перебегая таким образом от дома к дому, от забора к забору, от цветочной ограды до глиняной стены. Наконец, из хаоса разнообразных построек они вышли к похожей на лохматую собаку улице, заросшую кустарниками с обеих сторон, в конце которой виднелась белая громада клиники. Проходя мимо красивого двухэтажного особняка Сергей с детьми остановился.
На асфальте перед ними, лицом в почти черной луже, среди разбросанных вокруг камней и палок, лежал крупный мужчина в порванной на спине пёстрой рубахе. Одной рукой он прижимал к себе скорчившееся детское тельце, одетое в больничный халат. Из грязных рукавов халатика виднелись черные ладошки, почти незаметные на тёмном асфальте, и, подойдя ближе, Сергей увидел, что пепельная кожа рук рассыпалась в дорожной пыли, обнажая фиолетовые ткани мышц и сухожилий. На босых ногах белые сандалии. Ремешок одного из них порван и обувь почти слезла с подвернутой стопы, создавая впечатление, что черную ножку оплетает белый цветок. Ободранные коленки подтянуты к груди, обращённое вверх лицо закрыто растрепавшимися русыми волосами. Девочка.
- Что ж вы творите.. что же вы.., - бормотал Сергей, чувствуя, как дети прижались к нему с обеих сторон.
- Пап, они не живут больше, да? - Петя поднял глаза на отца, стараясь не смотреть на лежащие на мостовой тела.
- Да, сынок. Только тихо, не говори ничего. Молчи. Сейчас нам надо тихо.
Лязганье рамы где-то вверху заставило его молниеносно схватить детей, увлекая их назад за угол дома. Вслед покатился разбивающийся шум чего-то тяжелого, упавшего на асфальт дороги, и сразу за этим раздался истошный женский вопль:
- Пошли отсюда, прокаженные! Иначе и вас с асфальта лопатой собирать будут!
Что-то горячее и удушающее заворочалось в груди у Сергея, настолько мощное и страшное, что напугало даже его самого. Он отпустил руки детей, поднёс ладони к лицу и несколько секунд молча и даже с каким-то удивлением рассматривал мелко трясущиеся пальцы, медленно считая в уме до десяти и делая при каждом счёте глубокой вдох. Ему вдруг до черноты в глазах захотелось дать себе возможность сорваться, пробить выход задыхающимся нервам и силе, всем своим скалящим зубы и готовым к драке тревожным чувствам, которые уже давно требовали освобождения. Нужна была лишь цель, мишень, чья-то подходящая по размерам жизнь. И такая цель появилась именно сейчас, не оставляя ему никаких других мыслей, кроме желания трясущимися от избытка сил руками задушить этот эхом разносящийся голос.
На его плечо легла ладонь дочери.
- Пап.. пойдём.. не надо.
Сергей перевёл взгляд со своих ладоней на её невероятное лицо, почти с удовлетворением обратил внимание на осыпающийся порох кожи и горящие белым огнём новые капли в чернокаменных глазах. Он смотрел и смотрел, растягивая секунды почти в недели, закручивая весь видимый сюжет в непослушную детскую юлу, на бешеных боках которой разгорались здоровые лица детей, и вдруг совершенно невероятная идея родилась в его сознании. Настолько фантастическая и даже смешная, что он чуть было не рассмеялся сам над собой, не обращая внимание на происходящее вокруг. Он сел на корточки и протянул руку по направлению к дочери:
- Подойди, Настён.. и ты, Петька. Ближе.
Как только дети придвинулись к нему вплотую, он осторожным движением дотронулся до вязкой субстанции, вытекающей из носа сына, и поднял прилипшую к пальцу кляксу перед собой. Разгораясь на просвет, словно подсвеченная изнутри, она продержалась на его коже всего несколько секунд, испаряясь прямо на глазах, рассыпаясь в воздухе маленькими красивыми искрами. Сергей смотрел, словно завороженный, и когда на его пальце ничего не осталось, он таким же осторожным движением снял со щеки дочери одну перламутровую каплю, казавшуюся при касании желатиновой, которая так же рассыпалась зелёными искорками, едва оторвавшись от черного лица.
- Красиво, правда? - спросил он детей и оба с готовностью закивали головами.
- Что это, пап? - спросил Петька, но Сергей приложил свой палец к его губам и обращаясь сразу к обоим, сказал:
- Ребятки, я не знаю, что это. Но догадываюсь. И если я прав, у нас будет абсолютно невероятное приключение. Оно у нас и без того уже незабываемое, но в этом случае про вас напишут книжки. Только чем эта чумазая история закончится, я не знаю. Пропади она пропадом, если честно.
Настя молчала, по-прежнему напоминая красиво сделанную , которую невидимая рука начала украшать перламутровыми бусинками, распределяя их в невероятном ритуале по уголкам глаз, под крыльями носа и в чёрных раковинах ушей, где они были похожи на горящий собственным светом белый жемчуг. То, как менялись его дочь и сын уже не оставляло страха, не возбуждало отторжения, скорее, это было похоже на разыгрывающуюся прямо перед глазами роль, небольшую жизнь, в которой его дети принимают участие.
Сергей взял детей за руки, ещё раз внимательно осмотрел лежащую перед ними улицу, почти неуловимо кивнул головой лежащим в нескольких метрах от них телам, и широкими шагами пошел к зданию клиники.
До ворот оставалось метров тридцать, когда к ним подбежал вышедший из-за бронетранспортера военный.
- Быстро сюда! - закричал он, махая рукой - вас уже ищут по кварталам! И наши и не наши.
Скороговоркой буркнув что-то в рацию, он открыл ворота выезжающей с территории клиники машине.
- Подождите здесь, через минуту придёт патруль и вас проводят внутрь.
Выезжающий с территории автомобиль поравнялся с ними, военный с рацией и водитель обменялись несколькими словами, как вдруг Сергей услышал удивлённый возглас:
- Это вы?! Где же вас носило?! Садитесь в машину!
Всмотревшись через стекло Сергей увидел огненно-рыжие волосы Михаила, а рядом с ним - похудевшее лицо доктора Руднева.