Аннотация: Квартирный вопрос испортил не только москвичей, но еще и гостей столицы. Из-за желания перебраться в столицу они готовы продать душу дьяволу.
ЛОВЦЫ И ЗВЕРИилиКАЖДОМУ - СВОЕ
А
Афанасий перешел железнодорожные пути и двинулся в направлении к станции. Со стороны леса, где ничего невозможно разглядеть в столь ранний зимний час, кроме, быть может, нескольких стоящих у самого края белых берез, старчески поскрипывали от мороза столетние сосны-великанши, не то пугая Богомазова, не то дружески советуя вернуться ему назад, в теплую кроватку, и не размыкать там глаз до самого полудня.
"Ничего, -так всегда бывает, главное- перебороть эту минутную слабость",- думал наш герой, -"нужно добраться до электрички, в ней засну до самой Москвы и скоро окажусь на работе, а там уж и окончательно взбодрюсь. Вечером досплю свое точно. Вернусь с работы- и пожалуйста: спи - не хочу!"
От дум его оторвал стремительно приближающийся к станции прожектор поезда.
Афанасий быстро взглянул на часы. Если верить им, то оставалось еще в запасе время, однако странно, что никто его не обгоняет и не спешит к платформе: стало быть, все кому надо было, давно уже там.
"Наверное, часы неисправны",- решил он и побежал к станции. Опоздание на этот рейс означало бы опоздание на работу, за что, вполне вероятно, могло последовать наказание штрафом, и потому Богомазов бежал скоро как никогда. Казалось, еще чуть-чуть, и весь вспотевший и задыхающийся, он все же окажется в электричке, но видимо, сама судьба сегодня была против того, чтобы он ехал этим рейсом.
Метров за сорок до цели Афанасий поскользнулся и упал, распластавшись во всю ширину пристанционной дорожки, портфель при этом вырвался из рук, и, стукнувшись оземь, предательски раскрылся. Содержимое его, будто на потеху пассажирам отъезжающего в Москву поезда, разметалось во все стороны.
Несчастный горько посмотрел вслед составу, оставляющему за собой круговерть радостно пляшущих в свете станционных фонарей снежинок, ревматическими движениями собрал вещи в портфель, и, не зная за что держаться от боли - болело решительно все и одинаково сильно, - он поплелся, прихрамывая, к платформе.
Зима, надо признать, в тот год приключилась совершенно немилосердной - по утрам и вечерам, в частности, было никак не меньше тридцати градусов. Так что нетрудно представить себе состояние покалеченного и морально подавленного Богомазова, которому пришлось дожидаться следующего рейса на трескучем морозе целых двадцать минут.
Повезло еще, что поезд подали из двенадцати вагонов, в таком случае в ранние часы всегда имелась возможность найти свободное место в конце состава. Если б он был только из девяти вагонов, то все лавочки давным-давно были заняты, и будь вы хоть трижды инвалид или вовсе мумией, - о том, чтобы присесть, вам оставалось бы только мечтать. Так уж в электричках повелось - хорошо ли то или плохо,- никто не станет добровольно уступать вам занятое в непростой схватке место, чтобы потом самому час ехать стоя. Тем более, что стоя, что ни говори, спать не так удобно, как сидя.
Афанасий занял место у окна. В другое время года оно оказалось бы, несомненно, уже занятым - все любят сидеть там, где к ним прижимается как можно меньше человек, однако зимой на таких местах было не очень тепло, и тогда их занимали в последнюю очередь. Тем более, что не все вагоны в наших электричках отапливаются, и этот тоже был как раз из холодных.
Ходить по другим вагонам и искать место теплее было бы глупейшим занятием. Афанасий видел с платформы, что в поезде полно и стоящих пассажиров. И скорее всего, займись он поисками лучшей доли, тем временем заняли бы и самые плохие сидячие места, поэтому наш герой сел где смог и тем был доволен. Пусть здесь не так тепло, как хотелось бы, но все равно значительно теплее, чем на улице,- главное, теперь не стоять всю дорогу!
Он устроился поудобнее, положив портфель на колени, и закрыл глаза в надежде уснуть. Но сон не шел к нему - из-за пробежки Богомазов порядочно взмок, и гуляющий под одеждами холодок не располагал к безмятежному отдохновению.
Чем же оставалось себя занять? Плеер доставать не хотелось - все равно сегодня в нем нет никакой кассеты, а радио невозможно слушать целый час на одной волне. Вертеть же колесико, чтобы переключаться между станциями, было бы весьма затруднительно для Афанасия- он сидел в двух парах перчаток, надетых одни поверх других, и совсем не хотелось здесь их снимать. От нечего делать Богомазов стал рассматривать пассажиров.
Тот, что сидел плечом к плечу с ним, был интересней других для наблюдения. На дипломате, находящемся на его коленях, лежал раскрытый модный ноутбук и сейчас, закрыв на его экране какие-то документы, пассажир пытался установить связь с Интернетом. Это у него довольно скоро получилось, он зашел на почтовый сервер, отправил с него несколько писем, и открыл какой-то сайт, связанный с торговлей недвижимостью.
"Дорогой дядька!",- предположил Афанасий,- людей с портативными компьютерами, которые помещаются на ладони и на которых чаще всего читают оцифрованные книжки, в электричках встречал он немало, но такого, чтобы с подобным ноутбуком с беспроводным Интернетом- сложно было припомнить,- "Скорее всего, у него сегодня вертолет неисправен, потому и пришлось с нами, убогими тащиться!"
-Вы неромантичны, как посмотрю, дорогой друг!- не поворачивая головы от компьютера, произнес богатый сосед.
"Что?",- подумал Богомазов,-"Я вроде бы вслух ничего не говорил. Точно он не мне это сказал! Я молчу и знать его не знаю. Может, он вообще помешанный?",- и на всякий случай отвернулся к окну.
- Пусть даже у меня и ноутбук недешевый и, кроме того, скажем, еще и денег тьма тьмущая,- разве это сразу исключает, что мне может нравиться путешествовать именно таким образом, а не на личном транспорте?
Афанасий повернулся на голос. Незнакомец смотрел на него.
- Это вы мне говорите?
- Именно.
- Но я ведь с вами и словом не сказался.
- Да?- сосед на секунду задумался,- Так бывает, впрочем, - человек скажет что-то и считает, что всего лишь подумал об этом. Я же явственно вас слышал.
Афанасий же никогда так раньше не был в чем-либо уверен, как сегодня в том, что не говорил по поводу незнакомца ничего вслух. Во-первых, не с кем было бы поделиться своими мыслями, а общаться с воздухом он не имел обыкновения . Во-вторых же, в таком холоде без особой надобности и рта не захочется раскрыть,- совершенно серьезно- изо рта при разговоре шел видимый пар.
Прежде чем ответить что-то, Богомазов бегло осмотрел странного соседа.
Обычный мужчина лет тридцати восьми, чисто выбритый, с карими глазами и в низко натянутой черной вязаной шапочке такого типа, который с начала девяностых годов прошлого века и до наших дней является самым популярным типом головного убора и носит в простонародье неприличное, но меткое название. Волосы его, неприкрытые убором, были чуть видны лишь сзади головы и имели темный цвет,- правильнее всего было бы назвать незнакомца шатеном.
Пальто же у пассажира было намного приличнее шапки- кожаное, с теплой меховой подкладкой, оно было светло- коричневого оттенка, и таким образом, то, что надето было на голове, совсем ему не шло. Скорее всего, его собственный головной убор в данный момент находился в химчистке, и чтобы не замерзнуть, пришлось нацепить на себя то, что выпросил на время у соседа.
Роста он был примерно такого же, что и большинство сидящих в вагоне, то есть если исключить, что ноги его имеют какую-то аномальную длину, можно утверждать, среднего.
Пассажир нажал несколько раз на клавиши правой рукой (левая его рука в перчатке недвижно располагалась вдоль тела), отнял руку от компьютера, потряс кистью в воздухе, и подышал на нее, отогревая.
- И со мною такое случается,- продолжил он,- вот сижу, молчу вроде, о своем чем-то думаю, а люди, что рядом присутствуют, вдруг начинают меня стыдить- как, мол, не совестно вам, мужчина, при людях-то свою душонку гадкую выкладывать! Срамят. Кто-то подальше от меня отодвигается, как от психа, а кто-то и драться лезет... Не помню я - как-то мне доктор болезнь эту называл... А, да не важно! Главное при ней, этой болезни, думать уметь красиво да складно. Ну, например, как с вами сейчас вышло, как именно вы выразились, простите? Что-то вроде "козырный дядька"?
Слова соседа, похоже, заинтересовали и других пассажиров.
- Не совсем...- смущенный озвучиванием своих мыслей, ответил Афанасий.
- Ну, примерно. А вот если бы вы подумали, а следовательно и произнесли что-то наподобие "уважаемый, однако, мужчина имеет честь присутствовать здесь",- разве не приятнее тем самым вы создали бы мнение окружающих о себе?
-Да, да... Вы правы. -Извините ,- желая закрыть тему, Богомазов отвернулся к окну.
-Я не в обиде, что вы! Знали б вы, как у меня некстати впервые проявилась эта болезнь. Вот уж настоящая катастрофа!
Афанасий из приличия вновь повернулся к соседу, который продолжил.
- Вообще, это, надо сказать, весьма редкое заболевание- шанс оказаться ему подверженным не то один на миллион, не то один на три миллиона человек, исключая, конечно, случаи откровенной шизофрении. Может, мы даже сможем оказаться друг другу полезными- вдруг кто-то из нас прослышит, как излечиться от недуга! Меня зовут Филимоном Петровичем. Филимоном Петровичем Харламовым,- он протянул руку Богомазову.
- Очень приятно, а меня Афанасием Германовичем.
При знакомствах Богомазов обычно называл только имя, но если сегодняшнему знакомому, который был примерно такого же возраста, что и он сам, захотелось представиться полнее, то отчего же не подыграть ему.
- И мне очень приятно!- Филимон Петрович захлопнул ноутбук, вынул из кармана пальто перчатку и, положив ее на компьютер, ловко, без помощи другой руки, разместил внутри нее замерзшую правую руку,- И, кстати! Возвращаясь к разговору о личном транспорте. Видите ли, Афанасий Германович, дело тут вот какое. Терпеть не могу никакой обслуги вокруг себя- водителей всяких, горничных... К тому же и тратиться на них не очень хочется. А автомобиль-то у меня имеется- он там, во Фрязине, откуда я, собственно, и езжу. Давно уж им не пользуюсь, все чаще жена на нем по хозяйству мотается. У нас же четверо детишек- три сына и дочка, совсем еще малютка,- всех накорми, в ясли-школу подвези...
И вот представьте, если водителей личных не признаю,- кто, получается, должен машину до Москвы вести, как не я? А видите,- он кивнул на ноутбук,- у меня ж все дела, дела! Легко ль за шестерых работать- ни минуты покоя! Пробовал я как-то разок на маршрутке с автовокзала добраться: как на Щелковском шоссе в пробке полтора часа постояли, мое терпение лопнуло, я обругал водителя, забрал назад свои тридцать рублей и навсегда зарекся садиться в эти мерзкие "Газели".
На электричке гораздо удобнее- и дешевле,- подмигнул он,- ведь вы меня понимаете?- на вашей станции ведь тоже нет никаких турникетов!
На "Зеленом Боре", где садился Афанасий, действительно турникетов не было, что позволяло людям, привыкшим в коммунистические времена жить легко и бесплатно, садиться в поезда, не утруждая себя перед тем покупкой билета. Наш герой не отделял себя от народа и поступал так же. И правда: зачем тратить деньги тогда, когда можно их сэкономить?.
Однако в Москве, на Ярославском вокзале, все же с этими ненавистными механизмами невозможно было не столкнуться, поэтому приходилось намагничивать транспортную карту хотя бы по минимальному тарифу- до ближайшей к вокзалу станции.
Выйти с перрона и на обратном пути вновь войти на него, получалось, таким образом, за довольно скромную плату, и экономия по сравнению с полной стоимостью проезда была сумасшедшей.
Контролеров же на фрязинском направлении Афанасий видел всего несколько раз в жизни, и то тогда все закончилось благополучно: большая часть пассажиров поднялась со своих мест и спокойно перешла в другой вагон, а на следующей остановке кто-то из "зайцев" продолжил движение в том же направлении; те, что поумнее, перебежали в вагон, который только покинули люди в фуражках.
Таким же образом, полагал он, ездит и его случайный знакомый, и Афанасий поминающее улыбнувшись, кивнул в ответ.
- С моей работой, может, и следовало бы в Москву перебраться- квартиркой обзавестись, корни там пустить... Но... не о себе забочусь, о наследниках- детям все же лучше на свежем воздухе расти, среди лесов, где еще не тронут озоновый слой и зима со снегом и на настоящую зиму похожа больше, чем там, куда мы сейчас едем.
И жилище у меня приличное,- Харламов пододвинулся к Афанасию и понизил голос,- у меня по трехкомнатной квартире в соседних подъездах- между ними стенка общая- так я стенку продолбил насквозь и в проеме дверь установил,- таким образом, живем мы в шестикомнатной хатке с четырьмя санузлами, двумя кухнями и двумя номерами телефонов.
С соседями, опять же, замечательные отношения,- ведь каждый сосед считает, что мы такие же простаки, как и он, и имеем только квартиру в его подъезде,- и зависти и злобы между нами никогда не наблюдается.
И, в конце концов, во Фрязине я всегда могу разместиться в пустой электричке где мне заблогаросудится,- вот вам уже не всегда так везет, не правда ли? А в Москве я в офисе прямо на Комсомольской площади работаю. Так, получается, что сейчас, в общем-то, я всем доволен- так к чему же что-то менять?
-Но, простите за любопытство...
-Да-да, спрашивайте,- подбодрил его довольный собой Филимон Петрович.
- А как же именно вы расположились в этих хоромах? Вы с супругой занимаете самую большую комнату, а все остальные помещения- гостиные, детские и спальные комнаты?
- Отнюдь. Вначале, как только я докупил вторую квартиру и с помощью проема в стене увеличил площадь апартаментов вдвое, ту, новую часть и еще одну комнату из старой нашей квартиры, я сдал в аренду каким-то армяшкам. Жену с детьми я поселил в большой комнате, а сам разместился в оставшейся маленькой, занимался там делами и ночевал в ней; жена же спала там, где заставал ее сон- дети, знаете ли, сколько внимания требуют!
Вскоре армяшки стали регулярно задерживать деньги за свое проживание. И однажды, когда я в очередной раз для внесения ясности в вопрос пытался дозвониться до них по телефону и у меня в течение часа так ничего и не получилось, я, позабыв про всякие приличия, своим ключом открыл сдаваемую квартиру, то чуть не умер от ужаса. Кругом беспорядок, вонь не то от их национальных приправ к пище, не то от немытых тел или испорченных продуктов; через все комнаты и кухню натянуты бесчисленные веревки с сохнувшим на них бельем, и главное- сколько ИХ там было! Армяшки были повсюду- они сидели и лежали на всех поверхностях, которые только имелись в доме: на кроватях, тумбочках, столах, на телевизоре, и даже несколько человек располагалось на шкафах!
У телефона сидела какая-то толстая баба с бородавкой на носу и что-то без умолку не по-русски тараторила в трубку. Когда ей отвечали и она на мгновение замолкала, трубку выхватывала стоящая возле нее чересчур даже тощая мулатка с бигуди на голове и заполоняла эфир своими визгливыми, должно быть, ругательствами- она выглядела более сердитой и не такой рассудительной, как ее толстая товарка.
Филимон Петрович думал, что четко оговорил, что там будет проживать семья не более чем из пяти человек, поэтому не смог сдержаться и выхватил у женщин телефон, потребовав больше не плеваться в его трубку, пообрывал все веревки с бельем, и повыкидывал все не принадлежащее ему барахло на лестничную клетку, после чего испуганная армянская братия была вынуждена навсегда покинуть жилплощадь.
-Тогда я понял, отчего вечерами за стенкой бывало так шумно. Впрочем, мне безразлично было бы, сколько их там утрамбовалось - пусть хоть штабелями лежали бы,- но как же деньги!- брови Харламова уголками поднялись кверху, он стал похож на ребенка, который не понимает, как так можно было предательски с ним обойтись,- Ведь уговор был за каждого постояльца платить по сто долларов!
Несколько дней после них только гвозди отовсюду вытаскивал- из стен, дверных косяков, оконных рам,- к чему только не крепили они свои веревки!
- И что, после этого сами там разместились?
- Не-а,- лениво махнул рукой Харламов,- только еще одну комнату из той квартиры, где и жили, задействовали- туда старших двух отселили. А ту площадь от гастарбайтеров все никак отмыть не можем. Думаю там по весне живность попробовать разводить- цыплят, хрюшек... Может, и козочку заведу- молоко свое будет. Или вообще цех водочный организую, не знаю еще.
А пока эти комнаты без дела пустуют, я лишь изредка, для моциона, да еще чтобы порадоваться, что денежки удачно и вовремя вложил, прогуливаюсь там. Рост цен на жилье сегодня просто потрясает! Уж что-что, а в этом-то я разбираюсь.
-Вы работаете в сфере торговли недвижимостью? Агентом по продажам?
- Совершенно верно. По перепродажам, я бы сказал. Я риэлтер. Моя задача свести продавца жилья с его покупателем и помочь им совершить сделку купли-продажи площади. За это я получаю комиссионные- около шести процентов от стоимости объекта. Неплохие, поверьте, сейчас времена для нашего брата- за последний год стоимость квадратного метра выросла примерно в два раза- неслыханное доселе чудо!- стало быть, и зарплата наша удвоилась. Ну да ладно, в общем-то, что- деньги? Много ль для счастья их нужно? Главное, чтобы жить не скучно было.
Филимон Петрович вновь открыл ноутбук, закусив перчатку, вызволил из нее руку и нажал кнопку питания.
- Простите покорнейше, Афанасий Германович, я изредка буду все же по работе отвлекаться.
- Ничего-ничего! Конечно, занимайтесь, не буду вас отвлекать,- не стал возражать Афанасий.
Б
Харламов же отлично успевал и там и здесь.
- Ведь важно что? Важно чтобы мечты в жизни сбывались. А они, рано или поздно, всегда сбываются, по-другому и быть не может. Если, конечно, всерьез мечтать.
Будучи школьником, вы мечтаете о велосипеде, и поначалу кажется, что такого чуда вы никогда не заполучите, ведь вот вы- такой маленький и ничего не значащий в этом мире, -вас даже просто часто не замечают, и вот он- такой замечательный, блестящий, с фантастическими светоотражателями и с важными рычагами на руле. Вы, мальчишка, созданы, чтобы восторгаться велосипедом, он же сделан для того, чтобы поставить вас на место. Велосипед нужен всем- а вы- нет.
Но скоро на ваши дни рождения бабушки начинают дарить не носовые платки и варежки, а рублевые банкноты, да и сами вы уже что-то получаете за собранный металлолом; так, путем тяжкого накопительства вы приближаетесь к цели и однажды вместе с родителями идете в спортивный магазин и становитесь наисчастливейшим ребенком на свете!
Дальше- больше. Поступаете в институт и все боитесь, что не сдадите экзамен и вылетите из вуза. Учеба штука непростая, и если бы вас спросили в тот момент- "Что будешь делать, как институт закончишь?",- то вы, верно, замахали бы руками,-"Что ты, если б только закончить!". Это тоже ваша мечта. А через пять лет у вас в руках красный диплом.
Многие из тех, кто мечтает и совсем нескромно, своего добиваются. Не все, правда к этому оказываются готовы...
Так что, когда мечтаете, будьте осторожны- повторяю- мечты сбываются!
Плохо, когда люди вообще перестают чего-то желать- что, мол, толку с глупых мыслей, -мы как коровники убирали, так и будем убирать,- все равно сливок нам, рабочему народу, не достанется!
Через пару минут он продолжил.
- Сколько уж себя не искал, в каких только сферах не работал- все не то.
Сейчас вроде ничего, не жалуюсь на работку. Но кто знает, куда душу потянет завтра! А вы, простите, кем работаете?
Афанасий и сам не знал точно, как правильно назвать свою профессию,- он занимался тем, что сочинял рифмованные комментарии к фотографиям и полосам в желтых газетах. Например, полосу, посвященную светской хронике, он подписал так: "Из звезд никто не будет рад увидать фортуны зад!", а фотографию на той же полосе, где одна известная артистка подшофе обнимает кудрявого молодчика, он обыграл следующим образом: "Легко смазливому ди-джею она свернуть могла бы шею!".
Оформлен Богомазов был в "Малиновой жизни", и в трудовом договоре он значился в должности редактора. Но так как вся его редактура сводилась лишь к только что упомянутому придумыванию искрометных подписей (что делалось им довольно быстро), то чтобы быть занятым и в остальное время, и тем самым увеличить свой заработок, он подрядился делать то же и для других бульварных изданий. Благо, все их редакции находились в одном здании и почти все на одном этаже.
Афанасий стыдился своей работы и всем интересующимся говорил, кем он действительно, по бумагам, оформлен, не посвящая в тонкости своей профессии.
- Я редактором в газете работаю,- и, понимая, что все равно спросят, добавил,- "Малиновая жизнь" называется.
Харламов, видимо, слышал о такой газете. Он хитро подмигнул:
- Зарабатываете, небось, неплохо?
Что еще могло бы держать нормального человека в коллективе подобного издания? Конечно, деньги. И, надобно соврать, что хорошие деньги. Когда перед тобой такой идеалист и мечтатель, можно ль так вот беспардонно с ним обойтись, выложив всю правду о жизни, расстроить тем, что существуют такие неудачники как Богомазов, которые тоже когда-то были романтичными, писали стихи и мечтали о славе! Но та не приходила ни через год, ни даже через несколько лет, и однажды Афанасий плюнул на затею стать властителем дум человеческих, и вместо того договорился еще с парой газетенок писать за небольшое, но твердое вознаграждение, озорные строчки к иллюстрациям.
- Это верно,- сделав лицо человека, душу которого хорошо прочувствовал собеседник, ответил он,- Чушь, конечно, все это и макулатура, буквально из пальца порой статьи высасываем, однако, можно сказать, благодаря этой работе практически ни в чем себе не отказываем.
- Сделка с совестью, так вроде?- шутливо продолжил Харламов.
- Вроде того. Тяжки наши грехи и устремления,- признался, улыбаясь, Афанасий,- но ведь о семье пекусь- жене вот шубку надо,- холодно же; ребенка опять же содержим... Надеюсь, на том свете не шибко за то с меня спросится.
- Ерунда!- вдруг посерьезнел Филимон Петрович. Он выглядел так, словно собирался говорить о вещах, в которых хорошо разбирается,- Никакого того света не существует. Ни рая и ни ада соответственно. Все, что нас касается, происходит только на этом свете.
Мы роняем на пол вазу- она, конечно, разбивается, и из-за своей неосторожности мы уже никогда не увидим в ней цветов. Мы собираем осколки в совок и отправляем их в мусорную яму. Все приходит из земли и туда же возвращается. Была глина взята из земли- из нее сделали вазу, а через некоторое время, уже негодная, она опять в земле и землею же становится. Такой вот круговорот. Все просто и понятно. А место той вазы на столе займет другая такая же, и все повторится. И нет никакой разницы- красивые ли цветы в ней стояли или уродливые колючки.
То же самое случается и с людьми. Чисты ли мы были внутри при жизни, или души наши были черны, словно сажа, место последнего прибежища при любом раскладе уготовано одно: земля. Вот где на самом деле все мы встретимся. Святые и грешники, черные и белые,- все, понимаете, все! Впрочем, этой встрече мы уже не порадуемся; своим приходом... то есть уходом... ну, вы поняли, мы вызовем восторг лишь у трупных червей.
- Так что ж, по-вашему, у людей и стимула нет жить вне греха?
- Как же, есть стимул. Вообще жить нужно как вам того хотелось бы и было от того приятно, но при этом не стоит забывать и о расчете.
Например, если бы вам приятно было кого-то назвать прилюдно дураком, прежде вы все же хорошенько подумаете : "дурак-то он дурак, а вот кулачищи у него потяжелее моих, так как бы не схлопотать опосля!" Вот, господин, вы и убережены от греха!
Скоро электричка оказалась на Ярославском вокзале.
Первым выйти с перрона Богомазов пропустил нового знакомого. Тот миновал турникет, пристроившись за каким-то пассажиром, Афанасий же, как обычно, прошел по своей магнитной карточке.
Филимон Петрович обернулся:
- Ну что ж, до свидания господин Богомазов! Очень приятно было с вами познакомиться!
- Но минуточку- я же не называл вам своей фамилии,- возразил Афанасий.
- Ничего страшного,- улыбнулся Харламов, и, сделав прощальный жест рукой, исчез в толпе.
В
В тот вечер у малыша Мвабы, как и у его четырех сестренок, на ужин была горсть приторных фиников да кружка воды.
Отец и мать ужинали отварными корнями куумбы- совершенно невкусными, однако кое-как утоляющими чувство голода. Без соли их невозможно было употреблять в пищу, но портить всю воду в котелке, подсаливая ее, никто не посмел бы- ведь драгоценную жидкость еще можно использовать для чая,- поэтому корни посыпали солью уже на тарелке.
Здесь, в провинции бедной африканской республики, все так жили. Изнывающая от жажды растрескавшаяся земля была слишком скупа в вознаграждении работающих на ней денно и нощно людей, а прочей работы, которая могла бы позволить сносно питаться на полученные от нее деньги, было очень мало.
Отцу Мвабы, главе семейства Ноууа Мааби, еще повезло- он пас буйволов в фермерском хозяйстве, находящемся милях в пяти от их дома. Примечательно, что стадо, за исключением нескольких голов, состояло сплошь из особей женского пола, -самцов забивали сразу при рождении- ведь их пришлось бы долгое время кормить, прежде чем они достигнут своего максимального веса и принесут хороший доход от мяса; буйволицы же приносили пользу всю свою жизнь - их доили. Двух-трех буйволов вполне хватало для продолжения племени.
Получал за свой труд Ноууа очень мало- при отсутствии работы слишком много найдется желающих предложить свои услуги работодателю почти бесплатно, но учитывая, что иногда отцу удавалось, пользуясь благополучной ситуацией, надоить в полиэтиленовый пакетик немного молока и принести его за пазухой домой, семья была довольна своим добытчиком.
Мать же занималась детьми и домашним хозяйством,- следует отметить, что в нем имелась и живность: около десятка тощих курочек, которые почти никогда не неслись, однако благодаря их присутствию в хозяйстве по праздникам (далеко не всяким, правда) детям перепадало и по кусочку мяса. Единственный на деревню облезлый петух помогал восполнять куриное семейство.
- Так вот, Мваба, - обратился к малышу Ноууа за ужином,- Завтра для тебя будет особенный день- ты впервые пойдешь в школу.
- А почему девчонки не пойдут?- перебил мальчик отца.
- Сколько тебе повторять- помалкивай, когда старшие говорят! Твоим сестрам это ни к чему- с детьми нянчиться много ума не надо.
Увидев обиженный взгляд жены, Ноууа поправился:
- То есть, я хотел сказать, и в этом деле, наверное, какой-то ум требуется, но в школу для того ходить совершенно необязательно. К тому же, сынок, это стоит денег, которых, как ты уже можешь понимать, у нас не целая гора. Поэтому в школу идешь ты один. Не расстраивайся, там не будет тебе скучно- с тобой в классе будет еще много детишек.
-Но,- отец сделался серьезнее и поднял кверху указательный палец,- Мваба, ты должен понимать, что ходить туда ты будешь не для проказ, а для того, чтобы внимательно слушать учителей и запоминать все, чему они будут учить. Я не знаю, точно, что там да как происходит, в этой школе- у моего отца не было возможности пристроить меня туда,- но зато могу точно сказать, что те, кто окончил-таки ее, становятся не только уважаемыми людьми, но и начинают преуспевать в этой жизни. Какой стороной не повернулась бы к нам всем судьба, они все равно будут последними, кто пропадет с голоду.
Не хочу жаловаться- я, в общем-то, хвала богам,- устроен в жизни, но знаком я с техником на нашей ферме, и, -представляешь ли - он, будучи намного младше меня, зарабатывает раз в десять больше моего. Он наверняка не ужинает сегодня кореньями- если б я получал, сколько он, мы сейчас кушали бы курочку.
Дети облизнулись.
- И попробуй его уволь- сколько потом этому парню замену искать- такие везде давно заняты. Я хочу, Мваба, чтобы наш техник был тебе примером. Запомни это и не смей отлынивать от учебы.
- Хорошо, папа.
- Смотри же! Не раз еще поблагодаришь бога, что у нас в деревне школа есть,- у многих твоих сверстников в республике нет такой замечательной возможности учиться.
Учиться оказалось не так легко и весело, как носиться с сестренками по двору. Несколько раз за те годы, что Мваба ходил в школу, он подумывал о том, чтобы бросить ее и, как многие соседские ребятишки, тратить свое время на более интересные детские забавы и гуляния, однако тотчас вспоминались поучения отца, и желание ужинать каждый вечер курочкой заставляло делать над собой волевые усилия и продолжать учебу.
В торжественный день, когда в школе Мвабе вместе с одноклассниками вручали аттестаты, к родителям мальчика подошел директор школы.
- Вы родители Мвабы Мааби, не так ли?- спросил он.
- Именно так, господин директор,- с достоинством ответил наряженный в единственную свою незаношенную до неприличия рубашку Ноууа.
- Господин Мааби, мне приятно сообщить вам радостную весть. Ваш ребенок, как вы знаете, очень талантливый ученик. Школа, безусловно, очень многое ему дала, и он уже точно не пропадет, как говорится, в этой жизни, но я убежден, что Мваба должен продолжить свое образование,- в таком случае он принесет еще больше пользы нашей стране, и, соответственно, себе и вам тоже.
Школа с радостью вместе с аттестатом выдаст ему рекомендательное письмо для поступления в университет.
- Но ведь... это же далеко, в городе...- робко возразила мать.
- Конечно, в городе. Мы предоставим ему там комнату в общежитии, а на выходные он сможет к вам приезжать. Поверьте, здесь ему никогда не поздно будет работать, а шанс выбиться в люди, который предоставляет школа сейчас, может быть единственным в жизни, так стоит ли испытывать судьбу? В университет так много желающих попасть!
Итак, вас я проинформировал о возможных перспективах, с мальчиком поговорю тоже. Так что подумайте хорошенько, через неделю я свяжусь с вами. Мое почтение!
Г
Со слезами-причитаниями, а сына все же отпустили в город учиться.
Мваба исправно посещал университет, а в свободное от учебы время подрабатывал разгрузкой продуктов в магазинах, и заработанные деньги, кроме той малой части, которая была необходима ему для жизни, привозил по выходным родителям и сестрам. Благодаря отличным отметкам и особым университетским положениям, поддерживающим старательных своих посетителей, Мваба учился бесплатно.
Таким образом, сын начал оправдывать надежды отца.
Через два года, прошедших с момента поступления Мвабы в университет, когда преподавателям стало ясно, что их ученику не развить всех своих способностей в стенах родного заведения, юноше было сделано очередное важное предложение - продолжить образование за рубежом.
Выбор иностранных вузов, правда, был не очень велик- мало кому было интересно иметь отношения с небольшой африканской республикой, и студент выбрал Российский Университет Дружбы Народов, как будто неспроста названный именем негритянского общественного деятеля, проведшим свои младые годы в такой же нищете, что и Мваба.
Был послан запрос в Москву, и как только на него пришел положительный ответ, студента сразу же начали обучать русскому языку.
Через год Мваба приехал в Россию, где был зачислен, согласно его желанию, в РУДН на Аграрный факультет по специальности "Агрономия".
Юноша верил, что скоро, через пять лет, он в статусе бакалавра Агрономических наук вернется на родину, в свою провинцию, и развернет там такую грандиозную сельскохозяйственную деятельность, что наконец соотечественники позабудут, что такое недоедание, и у каждой семьи будет по автомобилю с кондиционером- чего еще не хватает для роскошной жизни в Африке?
Как и раньше, он не забывал семью и ежемесячно высылал ей деньги. Было бы стыдно осознавать, что он здесь кушает регулярно по три раза в день и получает удовольствие от культурной стороны столичной жизни, а родственникам по сей пору приходится довольствоваться какими-то корешками, и все свое время за вычетом этих несчастных минут "питания" они проводят именно в поисках очередной порции чего-нибудь мало-мальски съестного.
"Что жалеть деньги, когда есть работа,- попробуй встать на их место и найти денег, когда никакой работы нет!"- думал Мваба и без сожаления делал переводы.
Он брался за любую работу: развозил цветы, был человеком-гамбургером- ходил около солярия с рекламными щитами на груди и спине, на которых утверждалось, что так замечательно загорел он именно в этом заведении; был официантом, наконец, и много еще кем,- человек с экзотической наружностью в мегаполисе тогда еще не мог пропасть задаром!
Юношу приятно удивило то обстоятельство, что за его учебу в престижном иностранном университете он не только не платит денег, но даже наоборот,- ему самому за то выплачивали какие-то, пусть и небольшие,- деньги. Стипендия была для него откровением нового мира.
В своих письмах родителям Мваба много поведал нового и удивительного. Чтению и письму никто в его семье не был обучен, но выручал, к счастью, полуграмотный сосед.
Мваба писал, например, о том, как замечательно живется в России летом,- не то что на родине: весь день потом обливаешься да тенек ищешь и вечера ждешь, и так в муках вся жизнь и проходит.
"Многие здесь думают, что раз африканцы родились в своем жарком климате, то и отлично к нему приспособлены,- мол, "сорок градусов для них то же, что для нас двадцать наши!".
Конечно, мы лучше их жару переносим, однако при двадцати градусах и нам комфортнее живется - тогда не приходится отвлекаться на то, чтобы обмахивать себя банановым листом. А здесь летом именно такая температура. Так что когда нет ветра, чувствуешь себя чуть ли не как в раю!
Все чаще прихожу к выводу, что в большинстве своем люди во всем мире одинаковы и ощущения с потребностями у них до удивительного схожи!"
Не странно, что в африканских городах все, кто может себе позволить, покупают кондиционеры! Я вам тоже купил бы, но вначале нужно провести к дому электричество.
В другие же времена года- а их в местных широтах всего четыре и длятся они по три месяца ,- правда, значительно холоднее, чем хотелось бы. Особенно холодно зимой (вот тогда по-настоящему тяжело нашему человеку!), но ничего, с помощью теплой одежды проблема все же решается.
Скажу даже больше: на зиму всякому стоило бы посмотреть- у русских столько забав для этого сезона придумано!
Мваба пробовал кататься на коньках, но после того, как несколько раз здорово ударился о лед, невзлюбил каток и предпочитал впредь ему катание на лыжах в Воронцовском парке.
А видели бы они зимнюю, сверкающую разноцветными огнями вечернюю Москву! Он высылал в Африку фотографии с некоторыми виденными чудесами, но разве могут карточки с небольшими запечатленными на них фрагментами передать саму атмосферу всей этой жизни?
"Здорово было бы, дорогие мои родители и сестренки, если б вы тоже смогли здесь побывать и увидеть все то, что повидал я; тем более, что мне порой вас так сильно не хватает!"- писал Мваба.
Д
На работе Богомазов оказался с десятиминутным опозданием.
Несмотря на то, что никакой надобности в его присутствии в редакции с самого утра не было- ему ведь платили не за отсиженное время, а за выполненную работу,- согласно подписанному Афанасием типовому трудовому договору, ему надлежало приходить на работу к девяти часам. И хотя присутствие работников по утрам проверялось крайне редко, он все же никогда не испытывал судьбу и был на месте не позже девяти ноль-ноль.
Но если внимательно прочесть тот самый договор, Богомазова могли подвергнуть штрафу, только если бы он опоздал на пятнадцать минут и более, так что сегодня ему точно нечего было бояться.
"Харламов... Филимон Харламов..",- думал он, сидя у себя за столом,-"Что-то уж очень знакомое в этом имени. Кажется, что сколько живу, столько и знаю его... нет- скорее, только фамилию... Может, сотрудник какой-нибудь с другого этажа? Не могу вспомнить...
Вообще очень странный типчик. Не иначе, прохиндей какой-то... Как он с турникетом-то! Жмот, видать, несусветный- за копейку удавится; даже я, чтоб ближе к седым годам не позориться, карточку оплачиваю, а этот, с таким ноутбуком дорогущим... Правильно, вот у подобных-то в результате по нескольку квартир и оказывается!
Но надо признать- мужичек не без способностей- не то мысли читать умеет, не то гипнотически так воздействует, что забываешь, что говоришь порой. Болезнь, говорит! Сколько живу, а такой чуши ни разу не слыхал! Уж кто-нибудь, верно, обратил бы мое внимание на подобные казусы в общении и раньше, коли что не так было б!
И все-то он о жизни знает, и о смерти тоже. Ни ада, видишь ли нет, ни рая. Живи здесь и сейчас. А что такого замечательного я имею в этой жизни?
Вздорную жену, не упускающую повода прочистить мне мозги за что бы я ни сделал?
Двенадцатилетнего сына, которому я нужен только для того, чтобы купить новую компьютерную игру?
Маломерную двухкомнатную квартирку на первом этаже и с окнами на дорогу в каком-то богом забытом поселке, где приходится ютиться, сражаясь за жизнь с вышеупомянутыми персонажами? Наша с Люсей комната, причем, проходная- не самый удобный вариант для некоторых моментов супружеской жизни, когда ребенку ночами приспичивает попить воды на кухне или высморкаться в ванной. Руки оторвать архитектору, который придумал такую планировку!"
К тому же во всех домах поселка последнее время холодная вода всегда идет со ржавчиной- если дать отстояться воде в банке, то на ее дне неизменно вы обнаружите горстку рыжей пыли. Горячая вода и раньше никогда не бывала прозрачной- она отличалась только насыщенностью оранжевого окраса.
"Тьфу!",- распалялся Богомазов,-"И эта вечно холодная батарея на кухне!". Много раз он отпрашивался пораньше с работы и путем нечеловеческих усилий отыскивал вечно пьяных сантехников и приводил их чинить батарею; некоторое время она работала, но вскоре снова переставала греть. Сейчас она опять не выполняла своих функций.
"Или, может, мне повезло с соседями?! Как в квартире над нами молодежь музыку включит- и ну прыгать по головам! Обидно порою, что мы таким же способом никому досадить не можем, ибо ниже нас только наполовину затопленный подвал!".
Да, первый этаж - тоже отдельная, печальная песня. Тут вам и грохающая подъездная дверь- напрасно Афанасий срывал с нее пружину,- очень скоро морозобоязненными бабками она прицеплялась на место. Тут же и беспрестанный шум от машин и людей - дорога за окнами вела к станции и потому была весьма востребована.
"Или же мне повезло с моей позорной работой?! Никто из друзей так точно и не знает, чем я занимаюсь- жаль людей расстраивать. Пусть считают, что редакторы вроде меня делают какую-то важную и полезную для общества работу. Я всех смогу обмануть! Кроме себя.
И теперь мне говорят, что лучше жить и не приведется: меня закопают как те черепки от вазы и позабудут. А потом мое место займет такой же вновь родившийся несчастный.
Впрочем, вполне разумная цепочка... Ведь если б каждому умершему надлежало попасть на тот свет, тот свет давно бы оказался переполнен и пребывать там стало бы вовсе не столь чудесно, как обещают святые отцы; да и кто бы обеспечивал в нем бесконечный комфорт геометрически умножающийся армии блаженствующих, если в раю никому не полагается работать? Прости Боже, грешного, но привыкши жить в материальном мире, никак не смею надеяться, что тебе было бы под силу выдюжить все это в одиночку, не забывая при этом поглядывать за нами и на Земле. А рабочими ресурсами Ада тебе в силу своей светлости не пришло бы и в голову воспользоваться. Да. Именно так."
Еще в юношестве Афанасий все именно таким образом разложил для себя по полочкам, и, желая добиться чего-то уже в этой жизни, веря в свой поэтический дар, начал предпринимать попытки с помощью рифмы и мир сделать лучше, и себя прославить. Но время иллюзий миновало, Богомазов убедился в собственной бездарности, ничего не достиг, и стал жить как все, а именно - не задумываясь о своей будущности.
Теперь ему под сорок, и вот этот странный случайный знакомый вновь заставил поразмыслить его о настоящем положении вещей.
"А может, все еще у меня случится? Вот приду домой и попробую стариной тряхнуть- еще одно стихотворение написать. Ведь так бывает, что первые полжизни ничего не клеится, а ко второй половине настоящий дар открывается. Сколько великих людей раскрыли свои таланты лишь только в солидном возрасте! Да! Пусть это будет необычно для меня сегодняшнего- и сам уж от себя такого не ожидал, -и пусть пропущу очередную серию веселого сериала по телевизору, и пускай даже из моего пера выйдет полнейшая несуразица- что там бояться, если и без того давно уже вся моя жизнь напоминает одно сплошное недоразумение!- но я должен сделать еще одну попытку! Надежда умирает последней!"
Ободрив себя таким образом, Афанасий наконец переключился на работу и весь день более от нее не отвлекался.
Редко случается встречать тех же людей, с которыми едешь в Москву, и на обратном пути в электричке, поэтому нет ничего странного в том, что вечером Богомазов с Харламовым не встретился.
"А жаль",- подумал он,- "Хоть, конечно, он чем-то меня и раздражает, а все же интересный субъект!"
Интересностей в жизни немало, но случаются они с нами довольно-таки редко, и потому Афанасий принял решение ехать завтра в редакцию тем же рейсом, что и сегодня.
"К лешему дисциплину! - жизнь увлекательней, когда забываешь порою о некоторых правилах. Пронесло сегодня- пронесет и завтра! К тому же все опаздывают и не особенно оттого страдают. Двадцать лишних минут сна пойдут мне только на пользу!"
Е
"Дорогие и горячо любимые мама, папа и сестрички!
Только недавно вернулся от вас с каникул и уже соскучился.
У нас в России кончился теплый сезон- лето, и наступил ветреный (как я его называю)- осень.
Новый учебный год почему-то начался с практики. Практиковаться нас привезли в достаточно отдаленный от места, где находится университет, колхоз- иначе, фермерское хозяйство,- который носит имя Карла Маркса.
Я ожидал, что здесь нас будут учить тому, как производить замеры земли, ознакамливать с системами, орошающими почву во времена отсутствия дождей, и прочим другим, что мы видели в учебниках в Москве, однако подобное, видимо, нам предстоит только в последующие годы обучения.
Бригадир Григорий- мужчина средних лет с красным, пропитым лицом (помните, я вам рассказывал про водку и что такое "пить" в здешнем понимании?) привел нас в поле, вручил каждому студенту по жестяному ведру и по паре пустых мешков. Потом махнул рукой в сторону движущегося по полю трактору, сказал: "Вам туда", и посоветовав не работать в темной одежде, "а то как бы нас, черномазеньких, тракторист не переехал, не разглядев на земле", ушел по своим делам.
Оказалось, что трактор на поле выкапывал из земли созревшие клубни картофеля, а нам нужно было собирать их в ведра, а потом пересыпать в мешки. Здесь картофель является одним из главных продуктов питания. Урожай его собирают один раз в году, поэтому осенью, когда выкапывают клубни, каждая российская семья непременно спешит приобрести мешок-другой этого питательного продукта, как они говорят, "на зиму". На самом деле картофель хранится у них до следующего лета, пока природа не сможет предложить что-то из нового урожая. Жаль, что в Африке не растет так просто картофель!
Григорий время от времени появлялся на поле на своем тракторе, забирал наполненные мешки, взамен них снабжал нас пустыми, и при этом не забывал покрикивать на нас, чтобы мы работали как следует, "а не спали вместо того".
Ночевали мы в каком-то деревянном бараке,- наверное, для таких, как мы, практикантов и построенном. В нем, конечно, было прохладно, но Григорий сказал, что и тому мы должны быть рады- многим русским студентам частенько на практике приходится спать и вовсе в тканевых палатках, и чтобы совершенно не околеть, они вынуждены на протяжении ночи у палаток жечь костры.
"Правда",- заметил бригадир,- "костер- это жутко романтично!"
И перед сном у нас стало традицией разжигать неподалеку от барака костер и толковать с Григорием о жизни часы напролет.
Мы делились с ним традициями и особенностями жизни наших соплеменников, он рассказывал нам о том, каково жить здесь, в российской провинции.
Вообще он хороший малый, добрый, этот Григорий.
Разговоры наши перемежались употреблением самодельной бригадирской наливки, которую мы закусывали нарезанными здесь же бутербродами из черного хлеба с колбасой. Вначале мы, опасаясь, что сами того не заметив, можем спиться, отказывались и пробовать наливку. Но Григорий все же как-то смог нас убедить, что "ничего-то с бутылочки страшного не случится, а вот колорита местного без нее нам точно ни в жизнь не ощутить",- и главное, его слова оказались правдой!
Подозреваю, что у него дома приготовлена бочка этой наливки и еще много чего подобного имелось, ибо каждая следующая бутылка никогда не оказывалась у нас последней. На сон после таких посиделок порою у нас оставалось всего по нескольку часов.
Я буквально влюбился в это российское местечко, а Григорий на полном серьезе предложил мне, как только вуз закончу, переехать к нему сюда и внедрять полученные научные знания в жизнь, возродить в полную силу и мощь бывший лучшим когда-то во всей их Смоленской области колхоз имени Карла Маркса.
"Ибо",- как сказал он,-"сейчас вся надежда на науку",- он лично спасение только в ней и видит. Григорий знает, что говорит,- у него на все свой взгляд имеется! Иногда, слушая его, я удивляюсь,- отчего он еще не президент этой страны?
Но не пугайтесь, милые родные, хоть и хорошо в гостях, а дома лучше,- так гласит верная русская пословица. После учебы я, конечно, вернусь домой!
Ваш Мваба."
Ё
Дома Богомазов расспросил о школьных отметках сына Василия, за ужином побеседовал с женой о ее делах на работе, и разомлев от еды, прикорнул на диване, и если бы не кот Багратион, то, пожалуй, Афанасий поднялся бы с него лишь только утром.
- Вставай, Фоня- пошли уже!- топчась на груди у хозяина, будил кот.
- Черт тебя дери... Ну что, разок без меня погулять не можешь?!- заворочался Богомазов; но все же встал и принялся одеваться.
Кот у Афанасия умел разговаривать по-человечески, только этого никто не знал, кроме Богомазова. И сейчас, перед тем как обратиться к хозяину, он прежде хорошенько осмотрелся: Вася был в своей комнате, а Люся чем-то занималась на кухне. Им ни к чему знать его тайны- о чем с ними потолкуешь!
А с Афанасием они были настоящие друзья.
Летом они вместе ходили на рыбалку,- правда, Багратион рыбу не удил, а только помогал с нею расправляться; по грибы хаживали. Сам он корзинки не имел и грибы рвать не был приспособлен, зато как что найдет- непременно приятеля подзывает.
Зимой, когда все в снегах, и день короток, жить скучнее.
Лежишь день-деньской на подоконнике, в окошко смотришь да радио слушаешь.
Форточку на день тогда редко оставляют открытой, даже на улицу для разнообразия не выйдешь. Впрочем, что там за разнообразие за окном- все одно- поговорить не с кем- коты в округе сплошь недалекие,- при общении с ними Багратиону каждый раз неизменно приходила на ум мысль, что, видимо, неспроста они в деревне родились. Сам-то он из Москвы родом, но встретившись однажды в столице с Афанасием, полюбил его навек за общительность и тонкую душу, и увязался с ним в Лесные Поляны. Лучше в сельской местности иметь близкую натуру, чем в городе от снобов не знать куда деваться.
Близкая натура же чаще всего возвращалась домой к ужину, и, дабы утолить эту свою повышенную потребность в общении, Багратион каждый вечер тащил Богомазова на улицу, заверяя того, что вдыхать вечерний, особо свежий воздух- самое полезное для организма занятие, и там уже, не отвлекаясь на конспирацию от домашних, подолгу разговаривал с ним.
-Но знай, Бодя- на улице очень холодно! Может, сегодня дома посидим, а завтра я тебе комбинезончик в зоомагазине присмотрю?
- Не-а, меня мех греет. Наряжайся поживее. Вот мороки-то с тобой, почему о тебе природа не позаботилась, как обо мне! Слаб человек безо всего того, чем сам себя окружил...
- Люся!- крикнул наконец в кухню Афанасий,- мы с Багратионом пошли! Закрой за нами дверь.
На улице действительно оказалось смертельно холодно.
Сделав несколько шагов по морозцу, кот понял, насколько абсурдным было его предложение.
- Хох!- поежился он,- ты, кажется, о каком-то комбинезоне для меня говорил? Правильно говорил. Пожалуй, давай его все-таки купим, а там видно будет... Разворачивайся.
- А как же насчет подышать? Мы нарушим традицию. Давай я тебя за пазуху суну, только голову снаружи оставим- не промерзнешь особо?
- Спасибо, конечно, за заботу, но мне как-то совестно на людях в таком беззащитном виде появляться. Пойдем лучше в подъезде побеседуем. Окошко приоткроем- тем и подышим.
Друзья поднялись на пролет между верхними этажами, расположились у окна на чьих-то давно забытых там досках и неторопливо обсудили все, что с ними происходило сегодня.
- Не сомневайся, ты встретился с телепатом,- я тоже не замечал, чтоб ты что-то говорил, а потом отнекивался от этого,- высказал свое мнение о Харламове Багратион,- по радио часто о таких вещах рассказывают.
На четвертом этаже отворилась дверь и на лестничной площадке с мусорным ведром в руке оказался сосед и приятель Афанасия Ленька Бигмак, получивший свое прозвище за бесконечную любовь к тому, чтобы сытно покушать и, собственно, за округлую же форму, которой был схож с модным иноземным гамбургером.