Ларин Эдуард : другие произведения.

6 часов жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кому-то хватило и меньше.
  Любое совпадение - это совпадение и ничего кроме совпадения.
  
  6 часов жизни.
  Часть 1.
  1.
  Федин собрал совещание. Они уже проехали два часа, но до сих пор никого не встретили. Никого в смысле: абсолютно никого. Понятно, что места бывших боёв, но полоса-то - прифронтовая. По ней хоть тыловики, смершевцы, санитарки должны же шнырять? Ни указателей тебе, ни регулировщиков. Спросить абсолютно не у кого. Топливо уже на исходе, да ещё смеркается.
  Карта никакого представления не даёт. На ней-то всё хорошо и уютно. Дороги между населёнными пунктами, речки с запрудами, поля, леса. А взгляд от карты оторвёшь, глянешь вокруг и нет той картёжной идиллии. Вот эти обломанные, обгорелые стволы деревьев, бывший колхозный сад или бывшая роща? Вон там, внизу балки, около речушки, развалины деревни или разбитые грузовики? А этот мокрый прилипающий ко всему, что его касается, чернозём? А колеи в нём? Это перекрёстки, объезд или просто направление? Ехали долго, но не далеко уехали.
  
  Хотя и прошло всего два часа, но они казались вечностью, а пространство, по которому они перемещались - бесконечным. Ну, это в том случае, если они по кругу не ездили! То, что не ездили Федин знал точно. Направление сверял по компасу. Скоро придётся фарами светить впереди себя, а куда ехать? Причём, ещё при разгрузке предупредили, что светить нельзя. А в темноте и не курить. Даже огонь спички виден на несколько километров. Приказ был такой: достичь хозяйство Приданова, занять позиции и утром вступить в бой. Все командиры залезли в кузов ЗИС-5, который считался штабным, потому что на его кузове был единственный в батарее тент, а вместо нескольких ящиков со снарядами, были ящики с документами подразделения.
  
  - Товарищи! - Обратился ко всем Федин. - По карте и по компасу, с которым я сверяюсь, мы уже должны были достичь места назначения. Причём давно достичь. Этого, по пока непонятным причинам, не произошло. Сами понимаете, приказ необходимо выполнить любой ценой.
  - Товарищ младший лейтенант! - Обратился к Федину командир первого огневого взвода старший сержант Малышев. Он был из водителей поэтому заодно отвечал за состояние автотранспорта в батарее. - Топливо на исходе. Ещё час-два...
  Снаружи послышались возбуждённые голоса, переходящие в крик. Командир третьего огневого взвода старшина Ткачук выглянул за полог, закрывавший задний борт.
  - Там вас требуют! - Крикнул он, обернувшись.
  - Кто? - Старшина недоумённо пожал плечами.
  Федин нагнулся, все остальные сидели, и выглянул сам за тент. На его плече, в быстро надвигающихся сумерках, мелькнула одинокая звезда. У самого борта стоял часовой с примкнутым штыком и этим штыком перегораживал путь капитану, суровое лицо которого говорило о его, мягко говоря, недовольстве.
  Младший лейтенант не стал следовать уставным церемониям, лихо спрыгнул в чернозёмную грязь и доложил, сказал почти всё, кроме своей фамилии.
  
  - Вот ты, какой Федин! - Неожиданно ухмыльнулся капитан. - Надоело гоняться за тобой по всему фронту.
  - Мы никуда в сторону не уходили и не путались. - Скромно ответил младший лейтенант.
  - Теперь я это понял. И службу по уставу несёте. Добро пожаловать в хозяйство Приданова. Вон, впереди трактор стоит, дайте команду, чтобы следовать за ним. Фары не включать, не курить. Вообще никаких огней. А я продолжу совещание с вами.
  
  Пришлось отдать приказ часовому и лезть обратно в кузов. Стало так тесно, что замполит, лёжа, устроился на ящиках.
  - Вы здесь только на тракторах?
  - Весна же! Пахать надо, сеять! Тягать вас, если застряли. Но вы молодцы, сами справились. Так что начало завтрашнего боя вы уже выиграли. Спирт будете?
  - Нам бы поесть! - Тяжело вздохнул командир второго взвода младший сержант Торбеев. - Живот полон, но вода плохая замена еде.
  - Нам, когда с эшелона скидывали, на вас кивнули!
  - Что и сухпайков не дали?
  - Дали, но когда? При погрузке, так мы их сразу съели!
  - Придумаем что-нибудь. Судя по вам и вашим бойцам - бывалые люди.
  - Пороху нюхали, но не все через ствол пушки.
  - Это дело наживное. - Капитан начал расплёскивать спирт по кружкам. - У вас шесть часов жизни.
  - В смысле? - Отодвинул кружку Федин. - Как у мотылька?
  - Мотылька?
  - Есть такие мотыльки что живут только от рассвета до заката!
  - От рассвета до заката большой срок. Некоторым на фронте и меньше достаётся! Время жизни противотанковой батареи, в зависимости от интенсивности боя, от десяти минут до получаса. Вы как раз за пять с половиной часов до рассвета прибудете на место. Что рты раскрыли, продукт губите? - Капитан глотнул прямо из фляги. - Лучшего резерва я не ожидал, но пушки у вас новые, мощные. Это очень радует.
  - 57 мм - ЗИС-2. Первый выпуск прямо с завода.
  - Это отлично. Хорошо иметь дело с профессионалами. Значит "Тигры" у нас не пройдут!
  - "Тигры"?
  - А для чего вы нам ещё нужны были? Теперь к делу. Я командир полка Приданов, которому вас и придали. Не предали, а придали! Разница в одном малопонятном звуке, но какая пропасть в смысле! Мы тут фрицам слегка поднасрали. При проведении локального боя, неожиданно для себя окружили их на свою голову. Все силы корпуса были брошены на устройство двойного кольца. Немцы так растерялись, что и основные позиции оставили, чтобы побыстрее пробиться к своим. Мы их тут же заняли, но растянулись. Поэтому изнутри сплошного кольца нет. А почему на свою голову? Прямо из Падерборна прибыл батальон этих кошек. Не успели они сгрузиться, как мы их в клетку и загнали. Там же оказалась и панцергренадерская дивизия и ещё кое-кто. Мощный кулак. Обратно пробиться они сразу не смогли. Тогда долбанули вдоль фронта. С уклоном на восток. Наш полк занимает, вернее занимал, единственную на пятнадцать километров в округе высоту 201.2. Вчера вечером они нас оттуда выбили на соседнюю - 117.5. Разделил нас ручей, или маленькая речка. Фрицы развить успех не успели. Остались с той стороны гребня высоты. Стемнело и силы их закончились, потому что не обедали. Завтра подойдут все остальные и на прорыв. Причём к рассвету. Наши тоже резервы подтаскивают, но будут позже. Задача полка выстоять эти полтора рассветных часа. Поэтому вас и скинули с эшелона.
  - А почему, если не весь ИПТАП, то хотя бы дивизион?
  - А что вы без пехоты сделаете? Вас охранять надо. В полку всего триста бойцов осталось. В массе штабные, тыловые. Дивизион - не батарея весь не спрячешь. Так, завтра, они, зная, что нас там с гулькин хуй и сил меньше выделят. Помните они сверху, выше нас, значит засекут, всё что мы делаем, куда ходим, даже под какой куст срать садимся. Смотрим на карту. Эти две высоты разделяет ручей или речка. Берега, к утру, будут затоплены. Дорога только одна. Мы её породили, но мы её и убьём. Сейчас ниже по течению наши ребята землю таскают. Как только пару ваших орудий переправим на ту сторону ручья, перекроем окончательно. К утру уровень воды поднимется на метр максимум, может меньше, но растечётся по траве на ширину от сорока до восьмидесяти метров. Это наша единственная надежда. Если вы не сумеете их выбить на спуске, то там, они хоть вязнуть будут, гранатами закидаем.
  - Значит надо перебить троек и четвёрок, которых немцы первыми запустят. "Тигры" будут стрелять по нам, потому что мы стреляем по этим.
  - Полководческий талант!
  - Это нам в училище объясняли. А мы ещё будем подавлять и "Тигры".
  - Правильно. Поэтому пушки расположим конусом. Две на той стороне ручья - на их стороне высоты. Там есть крутые утёсы, и выстрел со стороны заметен не будет. Выстрелили-спрятались. Следующие две на нашем гребне, который на их сторону смотрит. Между собой ближе и со сменой позиций. Последние две - выкатываемые из-за нашего гребня. Поползли гансы вниз - стреляют. Тоже самое при форсировании ручья. Немец застрял, выкатил - долбанул. С нашего гребня до ручья метров пятьсот. Цена этой местности не в возвышенностях, а в том, что это бутылочное горлышко, сжатое с обоих сторон лесом. А вот пробившись через это горло, они растекутся. А здесь прилетай и бомби. Только авиации тоже нет. Ни нашей ни их.
  Машина резко остановилась. Приданов выпрыгнул из кузова отдал команду.
  - Термоса быстро вытащили и за мной.
  
  2.
  Федин ел быстро, но компот выпить не успел. Перед ним нарисовался лейтенант с пушками на погонах.
  - Приятного аппетита. Начальник артиллерии полка лейтенант Савушкин. - Вы компотик пейте, а я говорить стану. У вас как наводчики? Вычислители?
  - Да я всего три дня походный комбат! - Отставил кружку в сторону Федин. - Когда нас грузили, сказали, что доукомплектуют прямо на фронте. А тут в чистом поле выкинули, точку на карте показали и приказали добираться. Я единственный офицер на батарее, к тому же только после училища, принимайте командование!
  - Командовать батареей вы сами будете. Сейчас, пока вы завтракали, обедали, ужинали и снова завтракали два ваших орудия обмотали ветошью с травой. Боекомплекты понесли на позиции. Эти два орудия мы засунем прямо в ноздри к немцам. Только прямой наводкой и только "Тигров". Когда кошки закончатся перейти на Штуги. Это пожелание. Если их не будет, то колотить всех, кто мимо ползёт. Поэтому мне нужно двоих опытных наводчиков с прямой наводкой.
  - Ткачук! - Негромко крикнул Федин. У старшины была "Отвага" за подбитый танк.
  
  Федин не знал даже как его зовут. Да и обмениваться визитками в скоротечности фронтовой жизни, ни у кого желания не было. Старшина подошёл, похлопывая себя по раздувшемуся животу и сонно улыбаясь. - А кого, кроме тебя, ещё на прямую поставить?
  - Или Михеева или Чхеидзе. Отсюда прямой?
  - Оттуда! - Показал за спину старшины Савушкин. - Бить в боковину башни "Тигра".
  - Почему не в борт?
  - Много почему. Во-первых защитные щиты по бортам приварили, может и не им, но видели и таких. С первого выстрела может и не взять. Если он башню повернёт, то всё. В башне боеукладка, командир и наводчик. Для нас главное, чтобы они не стреляли. Поэтому только в башню.
  - Ну, да! - Согласился Ткачук.
  - Во-вторых в борта будут бить с нашей стороны. Другие ваши орудия.
  - Тигр начнёт поворачивать башню на их выстрел и подставит боковину нам. Даже если мы по трёшкам и четвёркам сбоку бить будем. Тигры будут реагировать, да и не только они.
  - У нас осталось три сорокопятки и две полковых 76. Три полковых миномёта.
  - Сто двадцать? - Спросил Федин, а Савушкин кивнул.
  - Миномётами мы будем по десанту или коробкам с пехотой. Ваша задача только Тигры, ну и четвёрки. Их выбьете, немцы Штугов на поле выпустят. Если выпустят. Что у них там припрятано мы не знаем.
  - Тогда Ткачук с Чхеидзе, а я с Михеевым.
  - Нет! - Отрезал Савушкин. - Если со мной что, кто всеми командовать будет? Командир уже приказ подписал. Вы, товарищ младший лейтенант, назначаетесь моим замом. Пойдёмте, я вас познакомлю, расскажу, покажу куда связь тянуть и куда вычислителей прислать. Ткачук! К вам придёт сержант Нигматуллин с бойцами. Они помогут пушки на позиции к тому холму откатить. И останутся с вами. Вашим боевым охранением. У них два ручных пулемёта. На одно орудие и на другое. Нигматуллин честно бойцов поделит.
  Савушкин махнул рукой у виска и пошёл. За ним Федин.
  - Эй пушкари! - Раздался тихий голос. - Кто на тот берег?
  - Здесь мы! - Подал голос Ткачук. В сумерках проявилось два десятка солдат в грязных шинелях. Впереди них шёл маленький сержант в армейском зелёном ватнике без погон.
  - Обстрелянные или так себе? - Спросил он Ткачука, дёрнув за рукав.
  - Ты Нигматуллин?
  - Я!
  - Тогда покатили.
  - Рано ещё. Команды не было. Курево есть?
  - Так запрещено.
  - Это вам, а нам нет.
  - На! - Кинул кисет Ткачук. Пехотинцы повеселели и скрутили две самокрутки. Соорудили из плащ-палаток и шинелей вигвам и начали там попарно курить.
  - А ты, что? - Кивнул Ткачук на вигвам Нигматуллину.
  - А я не курю!
  - Я тоже. А что у вас капитан полком командует?
  - Приданов хоть и особист, но старший по званию. Меркулова - доктор, Савушкин - артиллерист, он, до этого взводом миномётов командовал. А больше офицеров нет. Наш полк, вернее то, что от него осталось, поставили на эти холмы. Начали сразу окапываться с юга и с севера, со сторон вероятных ударов. С севера и ударили, наши их на полчаса опередили, успев занять высоты! Да ещё вечером, перед закатом. Такая мясорубка была. Еле отбились. Было бы фрицев побольше, нам капут. А у них танков много, а пехоты мало. Поэтому фронт проходит по гребню того холма. Мы их, поначалу за своих приняли, вот и поплатились. Как будто они знали про нас. Первым залпом весь штаб убрали. Кто ранен, кто убит. Хорошо, что вся артиллерия, тыловые службы на этой стороне оказались. Не успели туда перебраться. Мы, как с того холма вниз покатились, немцы на своих бронемашинах за нами, а наши отсюда им и врезали. Поэтому считается, что полк высоту как бы удерживает, но не совсем всю высоту, а низоту этой высоты.
  - Что-то много знаешь! - Подозрительно покосился на него Ткачук.
  - Так я до этого штабным писарем был, а теперь взводом автоматчиков командую. За сутки карьеру сделал! - Криво улыбнулся сержант. - Нас и до этого не густо было. Поэтому и оставили высоту охранять. Так что теперь вся надежда на вас - богов войны!
  - Ты, Нигматуллин? - Раздался тихий голос из темноты.
  - Ну я! А ты кто?
  - Не узнал. Значит сухари не получишь.
  - Иван Артёмыч, ты бы сухариками не со мной, а с богами войны поделился.
  - А сколько их?
  - Не меньше сотни!
  - У меня на весь полк два мешка осталось. Могу один, но не вам, а пушкарям!
  - Тогда стой, щас подойду!
  
  3.
  - Вот Федин, это командный пункт полка и наш НП. - Савушкин провёл по траншее, вившейся среди обрубленных снарядами, а кое-где и спиленными, почти до корня деревьев. КП напоминал утолщённый окоп. - Это связисты! - Показал он на троих солдат в закутке, спавших прямо на корточках, и опираясь спинами, на корявые стволы деревьев, которые были воткнуты в землю. Ремни телефонов были перекинуты под воротником шинелей, а сами аппараты громоздились на коленях бойцов. Один из них был трофейный, а два американских: "Holtzer- Cabot" и ЕЕ-108 в кожаных чехлах. Причём на последнем все обозначения были выполнены русским шрифтом. Перешагнув ноги связистов к ним протиснулся и Приданов.
  - Знакомишь?
  - На всякий случай. Вот здесь буссоль поставим, вот место под стереотрубу, а в этом углу пару вычислителей, а в той нише дальномерщик.
  - Так мне тут и места нет? - Удивился Приданов.
  - Вроде того. Мешаться будете. Вам лучше смотреть из траншеи и записывать ход боя. Я теодолит там поставлю. У меня лишний, ну не лишний...
  - Делай как знаешь! Но танки чтобы на нашу сторону не прорвались.
  - Для этого окопы и огневые точки копаем.
  - Кто приказал?
  - Я. От имени начальника штаба полка. Перед тем как скончаться, он приказал как и что сделать. Это всё имитация. Полметра глубиной. Чтобы, оттуда, сверху были видны линии окопов, расположение огневых точек, каски разложим. Немцы же слышали, или должны были слышать, что машины по темноте к нам подъезжали. Пусть думают, что подкрепление подошло. Весь личный состав внизу у ручья, в зарослях, траве ячейки выкапывают. Забрасывать гранатами при форсировании ручья. От того, что будут сидеть в окопах толку мало. Их просто тупо перебьют. Мы даже телеги разобрали. Оси с колёсами в капониры поставили, ну и по бревнышку приставили, пусть думают, что это стволы пушек. Ветками и травой накидали, чтобы сразу не раскусили, что это брёвна.
  - Ну, ты Савушкин молодец! Хорошо, что я сейчас узнал!
  В НП заглянул сержант Воробьёв, подчинённый Приданова по особому отделу. Он был худой, высокий, с толстыми линзами в очках, нос хоть и был тонкий, но ноздри широкие.
  - Товарищ капитан! - Обратился тот к Приданову, подозрительно осмотрев присутствующих. - Тут такое дело...
  - Выкладывай!
  - Может это... - Воробьёв несколько тряхнул своим ухом. Этот жест означал, что эти, возможные предатели Родины, не имеют права знать, что он скажет.
  Приданов про себя чертыхнулся, но возразить было нечего. Сам приучил этого то ли будущего, то ли бывшего экономиста к таким жестам. Пришлось выкарабкиваться из тесноты, да ещё, чертыхаясь, отходить в тёмную траншею.
  - Тут такое дело. Я разведку арестовал.
  - Ты? Разведку? А шнапса они тебе за это не налили? Где они?
  - Я их новым пушкарям отвёл. У нас же нет помещения, где можно врагов содержать.
  - Это правильно. Если на наших оставить, они их и прикончить могут. А нам сейчас, ой как сведения нужны. Считай орден заработал!
  
  Они вернулись к батарее, которая стояла у подножия их высоты. Машины были разгружены, пушки отцеплены. Из темноты проявился Нигматуллин.
  - Тарщ капитан! Катим пушки? - Спросил сержант.
  - Подожди ты с ними! Немцы где?
  - Какие немцы?
  - Кого вам под охрану сдали?
  - Немцев не было. Наша разведка вернулась.
  - Воробьёв, ты кого арестовал? - Повернулся к сутулому сержанту Приданов.
  - Вон, их! - Показал на четырёх бойцов, сидящих на станине пушки, Воробьёв.
  - Зачем?
  - Так они же в бою не участвовали. Может в кустах отсиделись, а может уже и на фашистов работают! Бдительность! Она не помешает!
  - Кто старший! - Сделал шаг вперёд Приданов.
  - Ефрейтор Лампин. - Встал боец в пилотке и ватнике как у Нигматуллина.
  - Что молчишь?
  Лампин покосился на Нигматуллина.
  - Капитан теперь комполка! - Пояснил сержант.
  - Вчера, как только полк подошёл к этой высоте, начальник разведки полка капитан Кузьмич, начальник штаба майор Кузин поставили задачу совместно с первым батальоном создать опорный пункт перед западным склоном высоты, а нас отвезти как можно дальше на запад, на сколько хватит телефонного кабеля. Замаскироваться и докладывать обо всём, что происходит. В бой ни в коем случае не вступать. Личный состав опорного пункта был укреплён двумя "Максимами", взводом ПТР и взводом батальонных миномётов. Связь со штабом полка мы должны были поддерживать через них. Катушек хватило на чуть более два километра. Заняли позиции, замаскировались, установили связь. Потом начался бой. Приказа отступить не было. Потом связь прервалась. Когда всё стихло и стемнело решили вернуться. В опорном пункте никого не было, связи тоже. Следов боя не обнаружено. Вот телефонный аппарат. - Снял коробку с шеи ефрейтор.
  - Если бы они немцам во фланг не ударили... - Не договорил свою мысль Нигматуллин, потому что Приданов резко прервал его.
  - Что дальше?
  - Решили обследовать сначала северную часть высоты. Удобнее. Там кустов, зарослей больше. У подножья, ближе к восточной стороне разместились вражеские тыловые службы и санчасть. При нас раненых, четыре грузовика, отправили на север, наверное, там их тылы располагаются. В ста метрах перед высотой, контрольный пункт. Там выполняют роль огневых точек два подбитых танка типа два и три и до полувзвода пехоты. Могу показать точное место на карте.
  - Потом! - Отрезал капитан. - А ты, Воробьёв, гони за обоими пушкарями.
  - Напротив санчасти, свежее кладбище. Порядка сорока крестов. Поднялись выше. В кустах обнаружили бронемашину. Она на мину наехала. Там же обнаружено шесть противотанковых и четыре противопехотных мины. Одну мину поставили на повороте к кухне, а вторую на дорогу перед опорным пунктом. У самой вершины, среди деревьев, сосредоточились основные силы. Слева от дороги бронемашины - девять, справа танки - двенадцать. Из них два Тигра. Может их и больше, но в темноте силуэты сложно разглядывать. Так же там рембаза, ремонтируют. Штурмовое орудие одно. Выполняет роль часового. Оттуда видно нас как на ладони. Рядом с ним закопали противопехотную мину.
  Тут подошли Савушкин и Федин и тоже начали слушать.
  - Как только мина рванёт, шесть метров левее.
  - Они что, вас не слышали?
  - Так они там и копают и ремонтируют. Шума хватает. Начали спускаться по южному склону. У них выставлено боевое охранение метров на двести ниже гребня. Там мину закапывать не стали, травой накрыли. Все мины установлены на дороге, идущей вниз через триста-четыреста метров. Четыре раза попадали под пулемётный обстрел. Точки засечены. Доклад закончен.
  - Вовремя вы вернулись! - Озабоченно пробормотал Савушкин. - Мы бы сейчас по своей дороге пушки начали спускать, а нас бы накрыли. Где говоришь Штуга стоит? Полезли в кузов.
  
  - Так мы никогда не дождёмся, когда мина у самоходки рванёт. - Савушкин отошёл от стереотрубы. - Он уже провёл предварительные расчёты. Осталось только уточнить.
  - Утро же скоро! - Нетерпеливо посмотрел на него Приданов.
  - Как только выстрел, пусть выкатывают и спускают вниз к ручью. - Распорядился Савушкин. - Ты! - Обратился он к Саранцеву - наводчику 76мм полковой пушки стоявшей справа от него. - Осколочным. И убегаешь. Ты! - Повернулся он к командиру левого орудия Чемениди. - Смотришь за выхлопом, они должны бортом повернуть в его сторону, как только самоходка стрельнёт, фугасом в облако. Подбить-не подобьём, а встряхнём, хотя бы сильно. Пока очухаются, наши пушки к ручью скатят. А там мёртвая зона.
  Артиллеристы разошлись в стороны, а Савушкин теперь припал к буссоли.
  
  В застывшей ночной тишине выстрел нашей пушки прозвучал так неожиданно и хлёстко, что даже привычный к артзалпам Савушкин вздрогнул. Не попал. Через минуту прилетела ответка. И тут же ухнула левая пушка. С немецкой стороны начали стрелять пулемёты. На всякий случай. Стихли. И, снова, вязкая тишина, сплетённая из ночных шорохов, неизвестно кого или чего. Ещё через полчаса на вершине высоты 201.2 раздался ещё один, но уже не столь значительный взрыв.
  - Что это? - Открыл глаза дремавший Приданов.
  - На мину кто-то там наступил! - Пробормотал Савушкин не открывая глаз.
  
  4.
  Солнце ещё только начало играть лучиками по небу. Его лучи, даже не касались верхушек деревьев на высоте 201.2, но шевеление на немецкой стороне было осязаемым.
  - Воробьёв! - Негромко позвал Приданов.
  - Здесь я! - Выглянул из-за угла зигзага окопа сержант.
  - Спишь?
  - Никак нет!
  - Ладно. Где арестантов разместил?
  - Кого?
  - Разведчиков!
  - В нашей воронке!
  - А у нас что есть собственная воронка?
  - Мы её в укрытие преобразовали. Когда немцы артналёт на полковую радиостанцию совершили, там несколько воронок появилось. Мы две соединили, стены подрезали, этой землёй пол выровняли. Наверх веток накидали, травы.
  - Ели?
  - Ну а как же! Нам тоже обломилось. Но повар...
  - Иван Артёмыч?
  - Ну да! Почти всё раненым и новым пушкарям отдал. Я последнюю банку тушёнки для вас у него забрал.
  - Я не про нас. Вы всегда найдёте что сожрать. Я про разведку!
  - Им пушкари по паре сухарей дали и ведро воды. Они её похлебали и вырубились.
  - Раз ты их арестовал, оружие забрал?
  - Они его в угол вместе с вещмешками и сумками с гранатами свалили. Но мы трогать эту кучу не стали.
  - Боишься, что рванёт?
  - Это не самое страшное. Они же больные на голову. Мало ли что в неё стукнет!
  - Так всё оружие в углу!
  - А ножички? Я разок видел, как тренировались, не эти... другие...
  - А наши вояки тогда где?
  - Двое нашу машину охраняют. А четверо разведку. Те сами попросили.
  - Нечего им прохлаждаться. Пусть спускаются вниз, к реке ищут, кто остался из разведки живой. Этих ко мне, а наши пусть остаются взамен разведчиков у ручья. И побыстрее. Сейчас туман сойдёт - шага не сделаешь. Этих, арестованных, тоже буди и сюда. Считай, что они проверку прошли. Тушёнку им отдай.
  Приданов повернулся и толкнул ногой Савушкина.
  - Вставай, дело есть. Немцы с минуту на минуту атаку начнут. Связь проверяй. В общем делай что надо!
  
  Тут и раздался лёгкий шум мотора. Причём он надвигался со стороны немецких позиций. Там началась стрельба пулемётов, а потом взрыв. Огромная тень распластанной птицы высоко в небе неторопливо проплыла над ними.
  - То ПО-2! - Обрадовался Приданов и замахал руками. - Сюда давай!
  - Да он не видит в тумане! - Скептически заметил Савушкин.
  - Раз он прилетел, значит это нужно! - Выскочил комполка из окопа и побежал вслед за самолётом. Вернулся он только полчаса спустя. В траншее, на корточках сидели, возглавляемые Воробьёвым разведчики. Их было уже девять.
  Приданов энергично спрыгнул в окоп. В руке он держал вымпел.
  - У нас две хороших новости. Первая: через нас фашисты прорываться не будут. Они пошли на прорыв в самом узком месте, где наши и предполагали. Вторая - у нас есть шанс покрыть себя беспримерной славой! Не дать отойти этим! Поэтому и подкреплений больше не будет. - Махнул рукой Приданов на холм напротив.
  - Штурмовать? - Поразился Савушкин.
  - Как штурмовать? - Не понял Приданов. - Чем штурмовать? Кем штурмовать? У нас даже танка нет! Нам надо их заставить чтобы они в атаку на нас пошли. Связать их боем!
  - А как...
  - Сам думай! - Приданов повернулся и прошёл к разведке. - Кто старший?
  - Я! - Поднялся с корточек здоровенный сержант. Тоже в пилотке и в ватнике без погон. - А командир он!
  Сержант показал на ефрейтора.
  - Кто бы сомневался! - Хмыкнул Приданов. - Ребята вы знающие, можно сказать охотники на немчуру. Как их выманить из норы и заставить наступать на нас?
  Лампин сдвинул пилотку на затылок и вопросительно посмотрел на сержанта. Тот растопырил пальцы и посмотрел ефрейтору на лоб. Все догадались что означал этот жест. Сам решай.
  - Я думаю... без артналёта нам не обойтись. Пусть долбанут по их кухне. Не только нам голодать, пусть и фрицы тоже сухари сосут. Вторая цель это стоянка техники. Была бы хоть одна гаубица!
  - У нас три миномёта сто двадцать. Миномётов мало, а мин много. Осколочными по кухне, а фугасными по танкам. Очень удобно снял стакан - осколочная, не снял фугасная. Один работает на кухню, два на танки. - Савушкин раскрыл планшет и начал считать на нём, сверяясь с картой.
  - Мы все лезем туда! С вами только Черепанов и Туркин останутся. Мы будем флажками махать, а они переводить что и куда. Получится, "языка" возьмём.
  Приданов кивнул. Он бы кивнул в любом случае, если бы и абсолютную хрень предложили. Здесь, хоть как-то, ещё и обосновано. Может и не правильно, не верно, но обосновано. Лампин повернулся и вылез из окопа. Так же не слышно и все остальные.
  
  5.
  Попали миномёты или не попали - снизу не углядишь. Штурмовое орудие тоже молчало. По каким причинам неясно, но молчало. Может засекали поточнее и ждали продолжение обстрела, а... да что гадать? Зато пулемёты, как бешенные собаки закашлялись бесконечным лаем. Снизу от ручья им ответили разреженные выстрелы сорокопяток. Опять всё стихло.
  
  Пока шла перестрелка разведчики поднялись до боевого охранения немцев. Даже немного выше. Сверху бросаться удобнее, да и разглядеть что там есть - лучше. Хотя все равно, среди кустов не разглядели что там лучше или хуже. В перестрелке охранение не участвовало. Снизу, из-за кустов и густой травы сразу их и не заметишь. Да и с других сторон, если не знаешь где они находятся. Ночные ориентиры не подвели, но пришлось побеспокоиться. Тут и обнаружили шатающуюся антенну рации, хотя голос радиста слышно не было.
  - Давай матрос, флажками маши! - Прошептал в ухо своему соседу ефрейтор. Тот лег на спину и поднял два флажка: красный и белый и начал махать о том, что ему сказал Лампин. Лампин же смотрел в бинокль на свои позиции. Оттуда раздались выстрелы: короткая очередь и два одиночных, пауза, выстрел и короткая очередь. Как будто сигнал Морзе.
  - Унху! - Повернулся Лампин к другому соседу, ханту Митрину. - Видишь прут среди кустов торчит? Это антенна рации. Собьешь?
  
  Митрин ничего не сказал, взял свой Маузер с оптическим прицелом. Снял чехол с прицела. Винтовку положил на пень. Выстрел. Тут и из полковой пушки снизу долбанули. Разведчики не побежали, а скатились в окоп. Окопчик был в длину метров шесть, но шириной в полтора и напоминал наблюдательный пункт. Стереотруба, буссоль, карта с нанесёнными пометками, пулемёт с коробками и запасными стволами. Дальний угол был накрыт брезентом, где располагались отдыхающие. Из восьми солдат целым, то есть не убитым и не раненым, его рация от осколков закрыла, оказался только обер-фельдфебель с двумя ромбиками на погонах. Трое разведчиков подхватили его, засунув его пилотку в его рот, и, в наушниках, с микрофоном в руках, потащили вниз. Карту один из них, быстро скрутив засунул за голенище сапога. Судя по всему, немец был оглушён и не понимал, что происходит.
  Лампин выхватил из ячейки пулемёт, запасные стволы, Митрин навесил три коробки с лентами. Моряк Гусев - фельдфебельский автомат МП-40, магазины к нему. Четвёртый - невысокий, по росту чуть меньше и чуть худее, чем Митрин, чуваш Баранов, положил под убитого лимонку, выдернув предохранительное кольцо. На взрыв рассчитывали не столько для поражения врага, как на сигнал. Трое вместе с взятым "языком", знакомой дорогой, почти не скрываясь побежали вниз, а четверо - медленно поползли наверх.
  
  Когда разведчики поднялись выше и отползли вправо от дороги, Гусев снова помахал флажками. Заухали пушки, завыли мины и зачирикали пулемёты. Немцы тоже не остались в долгу, но сверху им было стрелять удобнее. Из-за стрельбы туман распался, осел и сверху были видны зигзаги окопов, траншей, небрежно укрытых огневых точек и артиллерийских позиций.
  
  Чтобы стрелять по такой глупой обороне русских мудрить было не надо - прямой наводкой. В окопах, правда в бинокль, даже каски были видны. А вот танки, выстроившиеся на гребне, снизу заметны не были, поэтому по ним и не стреляли. Немцы поняли, что корректировщиков огня у русских на холме нет. Складывалось впечатление что русские экономят боеприпасы.
  Немцев радовало одно - не было русских танков. Но даже и обладая высокой мобильностью группа майора Ганса Меллина могла и не оторваться от русских. Даже заслон не оставишь. Где его ставить? На высоте? Те спокойно обтекут с любой стороны. Посредине дороги? То же самое. А кого оставить на верную смерть? Майору уже доложили, что к русским всё-таки подошло подкрепление чуть ли, а может и больше чем дивизион противотанковой артиллерии. Получается, что у русских пушек больше, чем у него танков? Как тут воевать изволите? А это без учёта того что ещё осталось здесь, на холме, от разгрома русских. Практически весь полк был уничтожен внезапным ударом, но... когда пленным показали убитых и раненых они подтвердили это. Всё командование было уничтожено или ранено. Кто же там против вермахта сражается? Писаря с поварами? Мелкими засадами от них не отделаешься. Пушки прицепят, в кузова машин попрыгают, обгонят и сами засаду устроят. Машина не танк - едет быстрее, а застрянет - солдаты подтолкнут. А то ещё на наших плечах в тыл прорывающейся группировке ударят. Командование было согласно с ним. Уничтожить русских, а потом, по приказу отходить. Если прорыв не получится там, то ждать основные силы здесь. Не зря же сюда "рус-фанер" прилетал? Значит надо узнать с чем!
  
  Ганс выпил чашку кофе, закусил тоненьким бутербродом с слоем яблочного джема и подозвал своего заместителя. Он не любил ни такой хлеб, ни такой джем, но в германской армии солдатский паёк был одинаков для всех. Потому что и генерал и любой другой офицер, в первую очередь, были солдатами. А если кто-то хотел хорошо жрать, то только за свой счёт. А здесь ни то, что ближайшего магазина с надлежащей едой нет, вообще никаких поселений. А ведь кругом чернозём! Куда люди подевались?
  - Отто! - Обратился он к своему заму, тоже майору Ланге. Тот подошёл к штабному Т-4.
  - Все позавтракали? Кофе, джем?
  - Только раздавать начали, русские мины прилетели. Хорошо, что нам первым выдали, а то бы холодной водой этот противный джем запивали.
  - Ненавижу яблочный джем! - Поддержал Отто Ганс.
  - Был бы венгерский куда ни шло, но это польская погань! У меня зубы от этой кислятины стонут!
  - Это ты поляков не любишь!
  - Их ещё и любить надо? - Пошутил Ланге и оба коротко засмеялись.
  - Хуже евреев! - Продолжил известную шутку Меллин. - Мало того, что ничего не умеют, так и не хотят! Что с нашей самоходкой?
  - Русские умудрились попасть в ствол. Вмятина снаружи. Экипаж боится стрелять через этот ствол. Внутри поверхность могла незначительно погнуться, хотя визуально не видно. Запасного ствола тоже нет. Будем использовать как тягач. Потерять машину и экипаж будет хуже.
  
  Меллин достал красную пачку сигарет R6 и выскреб пару сигарет. Одну протянул Ланге. Тот щёлкнул зажигалкой, дал прикурить командиру и прикурил сам.
  - Тогда действуем, как наметили вчера. Главное пройти середину склона. Там самое узкое место. Проходим и расползаемся в стороны. "Тигры" остаются наверху. Подчищают всех, кого наши не добили. Танков у русских нет, можно фугасы использовать. Поэтому я остаюсь с ними.
  - Я ручья опасаюсь. Как бы не завязнуть!
  - Для русских там тоже слепая зона. Хоть один танк на ту сторону вылезет, то и других выдернет. Да и брёвен с собой наберите. Покидаете на дно вагенов, а к танкам сбоку привяжите, какая-никакая защита от пушек. Давай команду к наступлению. Русские постарались противопехотные мины здесь внизу заложить. Так что нам, пока, везёт. Мотоциклист подорвался, а вторую мину на повороте нашли.
  
  Разведка отползала всё дальше и дальше от дороги на восточный склон. Лампин удивлялся как это они вчера, в темноте, умудрились попасть с северного склона на южный, когда посты стоят в прямой видимости друг друга. Их что, ночью не было? Такого не может быть. Наши могли разбежаться по сторонам и до сих пор могут шариться по кустам.
  Наконец они нашли удобное место. Всех видно и наших и немцев, что будут со склона спускаться. Там, где располагалось боевое охранение раздался взрыв. Им казалось, что отползли хрен знает куда, не на Северный полюс, но далеко, но взрыв опроверг такое мнение. Как будто у соседей по коммуналке лампочка взорвалась. От неожиданности мурашки по спине пробежали, а в соседних кустах что-то зашуршало.
  - Ёжик? - Настолько тихо спросил Баранов, что это слово можно было только понять по шевелению губ. Митрин отрицательно кивнул головой и достал нож. Лезвие и рукоятка из какой-то кости слегка загибались в разные стороны.
  - Змея? - Испуганно вытаращил глаза Гусев. Этим испугом он удивил всех. Вроде и не в первый раз в поиске, были не просто неприятные, но и страшные моменты, а тут змеи испугался.
  Митрин и с этим не согласился и сам, извиваясь как змея, пополз к месту шума. Унху зажал нож губами, приподнялся как гадюка и, вытянув руки, чуть ли не бесшумно пролез в кусты. Шум от борьбы был такой, что казалось, все немцы должны были оказаться здесь, хорошо, что только казалось. Митрин встал в кустах, но так чтобы не торчать, нагнулся и выволок какой-то мешок. При ближайшем рассмотрении это оказался боец красной армии с выпученными глазами и связанными узким кожаным ремешком руками. Пилотка Митрина обиженно торчала из его рта.
  - Если жить хочешь... наклонился Унху к его уху, - кивни. Говорить будешь тихо, как я. Понял?
  Тот закивал не останавливаясь. Лампин посмотрел на Баранова с Гусевым и те расползлись в разные стороны - заняли позиции. Митрин начал медленно вытаскивать свою пилотку из зубов пленного, но тот так вцепился в неё зубами, что вытащить не получалось.
  - Пасть посильнее открой! - Гневно прошептал ефрейтор. Этот тон подействовал, парень раскрыл, а Митрин, от неожиданности, пошатнулся с резко освобождённой пилоткой, но не упал.
  - Ребята, а вы наши или немцы? - Задал несуразный вопрос пленный.
  - А что не видно, что мы немцы? - Совершенно серьёзно ответил вопросом на вопрос Унху.
  - Нет. Форма наша, говорите по-русски.
  - То есть...
  - Подожди Унху. У него просто шок. Спирт будешь? - Тот кивнул. Лампин достал флягу из рюкзака и протянул парню. - Смотри не закашляйся, а то это будут твои последние звуки.
  Тот выпил спирт правильно. Ефрейтор квакнул. Гусев и Баранов приползли обратно.
  - Наш парень! - Лампин убрал фляжку в рюкзак.
  - А если бы не получилось, зарезали? - Митрин кивнул.
  - Ребята, вы не поверите, но я первый раз в жизни его пил. Я даже водку не пил. И вино... вообще ничего... такого...
  - Лирика закончилась. Красноармейскую книжку давай. Что замер? - Спросил Гусев, увидев, как тот сначала судорожно захлопал себя по карманам, а потом застыл, пытаясь что-то вспомнить.
  - Перекрестись, раз к смерти готовишься! - Предложил Гусев. - Может ты казачок засланный.
  - Ребята, ей богу! Вот как на духу! Не помню, может ночью выпали, я тут с горы катился пока в яму не свалился.
  - Номер части?
  - Я...я...я... не помню... даже не знаю... полевая почта... какая же... она полевая? Мне сказали, а я забыл...
  - А что ты вообще помнишь? Номер полка, название дивизии, армии, фронт хоть какой?
  - Б-б-б-б! Брянский?
  - А ты долго на фронте?
  - Девять дней!
  - Старожил значит! А как командира зовут?
  - А какого? Их там много! Сержант, старшина, лейтенант и там очень такой... а как зовут?
  - Имя!
  - Иван Артёмыч!
  - Полкового повара знает.
  - Его все знают! Для солдата он как бабушка, мать и отец вместе взятые! - Отрезал Лампин. - Немцы к нам в тыл перебросили, а документы у себя оставили. Они всегда так делают!
  - Ребята, клянусь. Землю могу съесть, мамой...
  - Маму бы не трогал, а земли сейчас наешься. Нет у нас времени с тобой возиться. Говори, как попал в плен, кто и о чём тебя допрашивали.
  - Не было... не было... я убежал...
  - Документов нет, оружия нет. Приведём к своим тебя как дезертира расстреляют и маме сообщат. А так пропал без вести. Надежда будет, что вернёшься.
  - Сапоги-то у него новые!
  - Да, новые... ещё не разносил... возьмите хоть их... помнить будете, что понапрасну... - Пленный упираясь мысками в пятки, начал с трудом стягивать сапоги.
  - У нас многое что понапрасну! - Хмыкнул Баранов, но сапоги взял. Кирза на сгибах его сапог уже была в дырках.
  Чуваш встряхнул сапогами и оттуда посыпались письма, книжка красноармейца и даже комсомольский билет.
  - Счастье-то какое! - Парень, от радости заплакал. Лампин взял его комсомольский билет и начал сравнивать фото с оригиналом. Гусев занимался книжкой. - Наш! - Констатировал он. Ефрейтор кивнул. Унху развязал руки. Баранов обратно кинул ему сапоги.
  - Счастье, счастье какое! - Парень принялся целовать профиль на обложке комсомольского билета. - Теперь я с вами!
  - Ты Вася нам не нужен! Даже вреден! - Лампин смотрел на него так, что казалось он думает, как бы побыстрее избавиться от Васи, причём не слишком приятным способом для Васи.
  - Вы же выяснили что я свой! Зачем же...
  - Зачем? - Посмотрел Гусев на командира.
  - Предлагаешь взять его с собой? - Посмотрел ему в глаза Унху.
  - Он же свой! - Вступился за Васю и Баранов.
  - Карауль его, а мы пошли! - Недовольно буркнул ефрейтор.
  - Я так не согласен!
  - А как согласен Гусев? Выбора у нас нет. Возьмём с собой, что-то не так сделает. Нас засекут - пропадём! Героически, но пропадём. Кого винить тебя? Не возьмём его, немцы возьмут. Он всё про нас выложит. Отправить к нашим? Либо наши в грудь или немцы в спину! Жребий бросать не будем. Ты за Васю заступался тебе и нож в руку. Вася будь примерным комсомольцем. Ты, жертвуешь собой ради нашего общего будущего. Боли не почувствуешь у Гусева хорошо идёт.
  - Да пошёл ты!
  - Пойду! Только точно попади! Чтобы я не орал от боли, а то немцы прибегут! Им ой как "язык" нужен.
  - Извини! - Гусев достал нож.
  - Проехали. С такими нервами ты с нами не пойдёшь. Плавай здесь вместе с ним. Будем живы - заберём. На тебе Вася лимонку.
  - Зачем?
  - Не в немцев кидать. Подорвёшь себя, когда его убьют!
  - Да... - Вскипел Гусев.
  - Это приказ.
  Ни Баранов ни Митрин ничего не сказали. Лампин взял пулемёт, запасные стволы. Митрин коробки с лентами, а Баранов автомат фельдфебеля и запасные рожки и поползли дальше.
  
  Эта позиция оказалась ещё лучше. Было видно, что посты снимаются, солдаты тащат стволы деревьев к бронемашинам и танкам, торопятся, но ещё грузятся, команды ждут.
  - Твой черед товарищ маузер! - Похлопал по винтовке Митрина Лампин. - Твоя задача перемещаться за колонной. Если останавливаются, из командирской башни башка появляется - стреляй. Это командир танка.
  - Я и на ходу могу!
  - Смотри не промахнись только один выстрел. Если механик из танка голову высунул - его. Также и шоферов бронемашин. Два выстрела максимум и меняй позицию. Вниз ползи. Иначе они на тебя охоту начнут. Даже снарядов не пожалеют.
  - А вы?
  - А мы с Барановым, шухер у них в тылу устроим.
  Они уползли, а Унху остался ждать, когда запустят двигатели и в их грохоте его выстрелы будут не слышны. Заодно выбирал себе подходящие цели. Офицеров он про себя называл соболями, танкистов - белками. Танкисты, как и белки прятались в дупле. Только дупла у них разные были. Пехота для него - лемминги.
  
  Они спустились с холма к кладбищу. Место было расчищено и оттуда хорошо всё видно, что было ниже. А вот их, среди корявых крестов с касками, правда, на все кресты касок не хватило, представляли плохое укрытие, но хорошую маскировку.
  Лампин снял с креста одну каску и водрузил на голову Баранова.
  - Как тебе?
  - Зачем она мне?
  - Идёт! Вот такую озабоченную рожу и оставь. Здесь кустов нет. Вырубили супостаты. Поползёшь - заметят. Видишь двое с бляхами на груди у мотоцикла? Машины подогнали - тылы грузят. Рукава засучи, автомат на грудь и по дороге быстрой походкой к ним. Я из пулемёта заслон обстреляю. Пока танки свои башни повернут в мою сторону, я отсюда свалю. Ты стреляй мотоциклистов. У тебя сколько гранат?
  - Шесть!
  - И моих пять! На! Кидай гранаты в машины. Если крышка над мотором открыта - туда. Закрыта или в кабину или под неё. Из автомата стреляй только по скоплению солдат и кричи "Русишь, русишь"! бежишь вдоль холма до ручья. Прыгаешь в него, но на тот берег не иди - завязнешь. По руслу вниз по течению. Вот там каску можешь скинуть. Вылезай на наш берег и ползи до наших.
  - А ты?
  - А я с пулемётом здесь побегаю! Пусть думают, что мы с тыла зашли.
  
  В боевом охранении, которое прикрывало дорогу с севера угадывалось слегка приподнятое настроение. Вся группа готовилась к атаке на позиции русских, а они оставались здесь в тылу. Поэтому небольшой костёр, на котором они подогревали кофе, дыма не давал. Благодаря ему все умылись горячей водой, а кое-кто и побрился. Службу несли как обычно. Радист в танке, наблюдатель с биноклем на башне. Костровой что-то гортанно крикнул и все начали скапливаться у костерка чтобы разогреть нутро горячей жижей, которую все, по привычке, называли кофе. На самом деле это была смесь молотых желудей и цикория. Вот тут-то и застучала швейная машинка. Мотоциклисты, охранявшие дорогу, спрятались за него, а когда увидели солдата, идущего быстрым шагом по дороге, начали кричать и махать руками. Тот побежал к ним. Они удивились несуразности его обмундирования. Это было последнее удивление в их жизни. Каска, будь она неладна, сбила с толку.
  Оба танка развернули башни назад и разнесли всё кладбище. Покойникам это не понравилось. Мало того, что закопали неглубоко, так разрывы снарядов кое-кого выкопали, а кого и покалечили. Ефрейтор уполз западнее и медленно поднимался к вершине холма.
  
  - Отто ты слышал по рации доклад, что русские на нас напали с тыла?
  - Ничего страшного Ганс, я всё понял. Или это отвлекающий удар, или напали те, кого мы вчера не добили! Я всё думал, почему после того, как наш снаряд попадает во вражескую пушку, она как-то странно разваливается, даже разлетается. Ты не поверишь Ганс, русские чуть нас было не провели. Это муляжи пушек. Имитация подкрепления. У них есть что-то, но мало. Надо их добить! А что на основном фронте?
  - Есть определённые успехи. Ближние заслоны были сбиты и продвинулись на четыре километра. Осталось девять. Но завязли. С внешней стороны кольца успехов нет. "Летающие танки" не дают нашим голову поднять! Парадокс Отто! У наших много горючего, но мало снарядов. А у тех, кто к ним пробивается, наоборот. Снарядов много, а подвезти не на чем. Так что нам надо здесь русских добивать, возможно через нас будут пробиваться. Решил по склонам покататься, русских погонять, чтобы не забывали, на чьей земле они.
  - Они-то на своей!
  - Шутка не правильная. Ты понял, что я имел в виду.
  
  Когда Меллин на своём танке спустился с вершины холма, паника в его тылах улеглась. Убитых было четверо, а раненых пятнадцать. Из всех тыловых и штабных машин, на ходу остались семь мелких и два грузовика, куда и начали грузить раненых.
  Майор отобрал легкораненых, забрал целых и посадил всех на броню своей четвёрки. Без пехоты одним танком по кустам не наездишься. Русским себя не жалко. Могут и вместе с гранатой под гусеницу кинуться.
   На верху заурчали двигатели и стальная гусеница состоящая из танков и бронемашин начала медленно спускаться вниз по склону. Из-за крутизны обрывов можно было спуститься вниз только по дороге.
  Головной танк всё-таки наехал на мину, поставленную ночью. Движение застопорилось. Экипаж пострадал. Механик был сильно контужен, другие не очень, но в бою принять участие уже не могли. Только если на замену. Тут и прилетели два снаряда. Один прямо в двигатель бронемашины, а другой рядом с подорвавшимся на мине танком. Теперь и с другой стороны опорные катки выбило. Притом четыре танкиста было убито не поймёшь чем. Танк сдвинули с дороги и объявили его огневой точкой. Колонна снова медленно двинулась вниз. Поэтому никто не заметил, что танкисты, залезавшие через башню в танк, ставший огневой точкой, тоже были убиты. Теперь впереди колонны медленно шли сапёры, проверявшие есть ли ещё мины.
  
  Опять снизу прилетели снаряды, но на этот обстрел сверху ответили "Тигры".
  - Ганс! Это Ланге! Докладываю. Русские пытаются помешать, но у них плохо получается. Плохо, но получается. Мы никак расползтись не можем. Убиты два командира танков, один механик ранен, ещё бронемашина подбита, по-видимому русские бьют по нам из слепой зоны. Их даже сверху "Тигры" не видят. Лупят впустую! Пусть один спустится пониже. Тогда он хоть направление увидит.
  - Будет тебе один! - Ответил Меллин и отключился.
  
  Когда с другой стороны холма послышались еле слышная очередь пулемёта и взрывы гранат, Гусев мрачно посмотрел на Васю.
  - Что не так? - Вася обрёл спокойствие.
  - Да всё не так! Там ребята погибают, а я с тобой прохлаждаюсь!
  - Пойдём поможем!
  - Здесь останешься. Гранатой знаешь, как пользоваться? Смотри. Это усики. Разгибаешь и делаешь их прямыми. Выдёргиваешь кольцо.
  - Так планка отскочит!
  - Пусть планка, но это скоба. Как она отлетает срабатывает запал. Ложишься на гранату и прижимаешь скобу животом. Немец подходит, переворачивает тебя... взрыв! Немцу капут, а ты герой. Запомнил?
  Вася не успел ответить, как Гусев куда-то уполз. Через некоторое время и там началась перестрелка и взрывы гранат. Он упал ничком на гранату. Ухо само прижалось к земле. Почва содрогалась от неумолимой поступи чего-то страшного и тяжёлого. Он зажмурился.
  
  - Хенде хох! - Ствол винтовки упёрся ему в спину. Он задрал вверх руки и привстал. Немец, увидев гранату на траве, спрятался за Васю, но граната не взорвалась. Немец так навалился на его спину, что они оба упали. Вася схватил гранату и отмахнулся от врага. Немец сразу обмяк. Вася столкнул его с себя и посмотрел на него. Парень не старше его самого. Граната очень удачно попала в висок. Был бы фриц в каске, а тут висок сильно разбит. Вася сел и начал рассматривать гранату. Так вот почему она не взорвалась. Усики не отогнул, кольцо не выдернул. Тут что-то поверх кустов начало медленно ползти в его сторону толстое и зелёное. Он привстал чтобы рассмотреть, что это. Тёмный глаз отверстия пушки танка. "Вот откуда смерть моя вылетит!" Мелькнула мысль.
  - Да подавись ты! - Крикнул он и засунув в эту дыру гранату, упал и покатился вниз.
  
  Он не знал, что в танке не заметили ни его, ни то, что он засунул гранату в дульный тормоз орудия. Через несколько мгновений, на его место пришли и другие панцергренандёры. Они увидели раненого товарища, подумали, что это ствол пушки танка его так долбанул, потому он и кричал. Взяли и унесли. Склон был крутой и танк попятился назад. А вот с этого угла Меллин заметил откуда стреляет русская пушка. Наводчик навёл, заряжающий зарядил. Выстрел! Так бабахнуло, что казалось танк подпрыгнул.
  Этот взрыв спас Васю. На него кто-то уселся и, краем глаза Вася заметил лезвие ножа. Взрыв!
  - Как ты Вася меня достал! - Услышал он горячий шёпот у своего уха. Он скосил глаз. Это оказался Гусев. - Граната где? Потерял гад?
  - Нет, не потерял. Всё сделал как ты сказал. Положил под себя. Она не взорвалась, тогда я в дырку засунул. Такое маленькое ведёрце с дырками.
  - Где ты там ведро нашёл?
  - На конце дула "Тигра".
  - Откуда там он?
  - Может и не он, но похож!
  - В дульный тормоз пушки? Поздравляю, ты подбил танк! Премия может быть! На бутылку водки заработал! Матери пошлёшь, пусть знает, что ты герой! Отползаем.
  
  Спустившийся с вершины холма на помощь Отто "Тигр" успел повернуть башню и разнести одну 76 мм пушку, но и сам, из-за засады, получил в боковину башни 57 мм подкалиберный снаряд. Выжил только механик-водитель, но и он был изувечен.
  
  6.
  - Федин, ты живой? - Кто-то разгрёб с его лица землю и разжал челюсти. Федин сделал вдох. Кто-то начал очищать от земли и глаза. Удивительно. Вроде и война: пушки должны грохотать, танки урчать, снаряды взрываться, пули жужжать... солнце светит ярким светом и тишина. Он с трудом поднял веки. Голос знакомый, а лицо - нет.
  - Давай, командир, приходи в себя! - Тормошил его здоровенный мужик, за поясом которого торчал немецкий тесак. - Полком командовать надо!
  - Что я? - Спросил Федин, но себя не услышал, поэтому спросил второй раз.
  - Хорошенько тебя приложило! - Здоровяк раскидал обломки, единственному связисту, оставшемся на НП, вырвал из руки телефонную трубку и положил на глаза.
  - Повар Артемон! - Медленно поворачивая плохо слушающий его язык, сказал младший лейтенант.
  - Ну, меня, так ещё никто не называл! Иван Артёмыч я. Повар! Бывший. - Повар вытащил его в траншею, которая тянулась вглубь обороны.
  
  Повар встряхнул его, выпрямил и прислонил к глиняной стене траншеи. Сверху в траншею спрыгнули Приданов и Воробьёв.
  - Живой? - Озабоченно посмотрел на повара комполка.
  - Живой, но толку мало. Контужен. Ничего не понимает. Глаза землёй забиты. Да ещё и не слышит.
  - Вот дела! - Капитан сдёрнул фуражку и вытер ею потную грязь со лба. - Пушка есть, снарядов три штуки, а стрелять некому.
  - А по кому стрелять? Немцы по сторонам разбежались. На вершине наши. Я сам видел, как оттуда пулемёт по фрицам бил.
  - Это значит, что высота 201 и2 в наших руках? Что и требовалось доказать. Кто это мог быть? - Повернулся Приданов к Воробьёву.
  - Наши, конечно! - Уверенно ответил тот.
  - Бесценные сведения. Это даже немцы знают! Раз по ним стреляют, значит там наши! Кто там может быть?
  - Разведка! Больше некому! - Буркнул повар. - Может мы помародёрствуем? Каждый их солдат паёк носит, да и до их кухни неплохо бы добраться. Война войной, а есть хочется всегда! Может у фрицев разживёмся?
  - Правильно. Учись Воробьёв, а то всё время за моей спиной отсиживаешься. Собирай всех, кто живой и в гору.
  - Пусть он! - Кивнул на повара Воробьёв.
  - Он рядовой, а ты сержант! Расстреляю!
  - Строиться всем, кто живой! - Проорал Воробьев.
  - Захорониться всем, кто мёртвый! - В тот сержанту и не так громко крикнул капитан и повернулся к повару. - Артёмыч, возьми этот вопрос на себя, проверь всех живых здесь. Раненых лечить и снести в одно место. Убитых в другое.
  - Я заодно машину подгоню. - Обратился повар к нему. - А то в гору переться - сил не хватит.
  
  Раненых было очень много, поэтому из тех, кто мог передвигаться и что-то носить половину использовали для работы. Если попадались убитые, то их относили в другую сторону. Нигматуллин был ранен. Он уже сидел на снарядном ящике вытянув раненую ногу и заносивший в тетрадь, лежавшую на планшете различные сведения. Вот здесь, а не в бою, он был в своей стихии.
  К нему подошли Гусев и Вася.
  - Вас всего двое? - Не удивился сержант.
  - У тебя хотели спросить из наших кто живой остался?
  - Откуда я знаю, я же на той стороне в засаде сидел! Вон там убитые, там раненые, может найдёте кого. А это кто?
  - Это Вася, он танк гранатой подбил на вершине.
  - Фамилия?
  - Тихов.
  - Давай красноармейскую книжку. Может орден дадут...
  
  К удивлению всех, оказалось, что все немцы убитые и ни одного раненого. Брать в плен было некого. Непонятно было, противник вынес всех своих раненых или добил? Трофеи пополнялись не только едой, оружием и документами, но и куревом, зажигалками, спичками, ножиками и другой солдатской дребеденью, найденной в карманах.
  Приданов поставил Воробьёва лично следить за тем, чтобы никто не тырил. Поэтому данные действия проходили как сбор трофеев, а не мародёрство. Убитых врагов не оставляли на том месте, где их смерть застала, а приносили к дороге. Вот так, примерно за час, сборная команда поднялась на вершину холма.
  
  На самом переломе, так что можно было видеть оба склона, сидел Унху Митрин. Рядом с ним стоял пулемёт МГ-34 и валялись пустые коробки и ленты. В тени кустов лежал Лампин. Лежал тихо, скромно, как и положено покойнику, сложив руки на животе.
  Унху что-то завывал, поглядывая на небо и размахивая руками, ходил вокруг ефрейтора. Рядом стояла каска, в которой плескалась жидкость. Это была не вода. Она была тёмного цвета и от неё шёл пар.
  - Давай, прекращай панихиду! - Прикрикнул на него Воробьёв из-за спины Приданова.
  На всех это действовало ошеломляюще. Казалось, что это приказ главного особиста. На Унху данный окрик не подействовал. Он даже его не услышал. Он хоть и был здесь, живой, но пребывал в другом мире. А в каком состоянии в мире мёртвых или живых, он пребывал и сам не знал. Может и не пребывал, но разговаривал там с кем-то. Иногда он отпивал из каски эту непонятную жидкость.
  - Не будем мешать! - Пошёл в сторону Приданов.
  - Да как же так? - Громким шёпотом возмутился Воробьёв. - Он же подрывает основы...
  - Он с другом и командиром прощается. Если бы кто-то из них не стал из пулемёта в спины гансам стрелять, мы бы здесь на стояли! Они собирались ручей перейти.
  - Кто это сказал? - Резко повернулся Воробьёв, увидев, что Приданов отошёл далеко и не слышит о чём здесь говорят. - Ты Артемьич?
  - Я Артёмыч! Я ничего не слышал. Так что сказали? Кто слышал? - Но и другие тоже сделали удивлённый вид. С особистами никто связываться не хотел, и ни себя, ни других оговаривать.
  - Наверное это у вас в голове голоса. Контузия?
  
  Воробьёв уже хотел распалиться и поставить наглого повара, если не в угол, то взять на заметку, чтобы потом разобраться, но в голосе того была такая искренняя участливость, сочувствие, что он даже остановился.
  - Это души погибших! - Эти слова были произнесены таким тихим, но трагическим шёпотом, что у сержанта мурашки, хаотично, в панике, забегали по спине. Он хотел было перекреститься, но вспомнил, что член партии таким святотатством заниматься при свидетелях не должен. А может что-то с его головой неладное? Повар даже губой не пошевелил. Тогда, получается, он - Воробьёв, голос слышит.
  Снаряд недалеко разорвался. Вот ведь Приданову не повезло, что пришлось полком командовать! За полгода на фронте впервые в такую заваруху попали. Бывало, что арестовывали в окопах. Куда же без этого. Поди разберись предатель или нет! Донос есть - реакция обязательна. А то и на тебя настучат. Хрен своим докажешь, что ты - не ты! Завистников хватает, а недоброжелателей ещё больше. Обычно поваров ненавидят и подлизываются за лишний половник баланды, а тут полковой повар, мало того, что уважением пользуется, так ещё и командует. Тоже не хотел, но пришлось.
  
  Пока Воробьёв рассуждал о превратностях войны, окружающие, незаметно от него, слиняли. Боятся твари, но не уважают. Тут и до ненависти один шаг и пуля в спину. Завывания ханта изрядно утомили сержанта и, он повернулся к нему, чтобы приказать заткнуться. И тот сразу замолчал. Это порадовало Воробьёва, но Унху, схватив каску, начал вливать непонятную жидкость в рот Лампина. У того, сначала зашевелилась рука, задёргалась нога, а после тот вообще сел!
  Такого искажения действительности Воробьёв вынести не смог. Он, немного завывая, а может плача или скуля побежал вслед за остальными. Действительно что-то с головой! Предвидится же такое! Хорошо, что не ночью! Об увиденном решил никому не говорить. Отправят лечиться, а потом в особый отдел хрен попадёшь. Засунут в пехоту, или не дай бог, в пулемётчики, до смерти набегаешься или окопаешься!
  
  Нашли место, где немцы держали пленных. Спасся только один. Их было человек двадцать, двадцать пять. Половина раненых. Их допросили. Что их допрашивать, когда разгром полка налицо? Заставили вырыть нору в склоне, куда всех загнали и затащили. Красноармеец выжил только потому, что дышать в норе было невозможно и он, руками, начал копать наружу вдоль корня дерева. Удалось проделать небольшое отверстие. Появилась возможность дышать. Даже пить не давали.
  Потом кто-то кинул гранату у входа. Всё обрушилось. Он успел схватиться за корень и разгрести землю. Как вылез на поверхность - не помнит. Внизу, под холмом немцы запрягали трофейных лошадей в трофейные телеги, грузили раненых, имущество и начали уходить на север. Впереди ехало несколько маленьких машин, мотоциклов, два грузовика, солдаты, кому не хватило места, шли пешком. "Тигр" прикрывал отступление. Сверху по отступающим застрелял пулемёт. Танк развернул башню и выстрелил. Пулемёт замолчал.
  
  Майора Меллина, как раненого, везли в грузовике. Носилки были положены поперёк кузова. Чтобы они не стукались о кабину между ними был проложен свёрнутый брезент. Рядом сидел майор Ланге и держал Ганса за руку. Со стороны казалось, что машина плавно, как корвет, переваливаясь с боку на бок, плывёт по грязи. Но под брезентом всё было не так пасторально. Если бы носилки с ранеными, с немецкой тщательностью, не были закреплены, все бы раненые оказались на полу. Между носилками посадили раненых, которым было сложно идти, но сидеть можно. Они не давали носилкам раскачиваться. Майор Ланге не был раненым. По приказу Меллина он, временно, принял командование группой на себя. Теперь они обменивались сведениями о бое со своих позиций.
  
  - Вот скажи, Ганс! Зачем тебя потянуло разъезжать на своём танке по холму? Гоняться на танке за отдельными русскими? Да я даже такое в сорок первом не припомню!
  - Ты прав Отто! - Повязка, наложенная на голову, разболталась, сползала на рот и мешала говорить. Ганс сплёвывал её с губ, а Отто видя это, сдвигал её то на нос, то на подбородок. - Я не мог открытым текстом по рации сказать, что пальба танков сверху бесполезна. Русские наверняка наши переговоры прослушивали. Мы не видели откуда стреляют пушки и миномёты. Не так. Видели, но не успевали засечь! Не "Тигр" же посылать? Он тяжёлый, неповоротливый, попадёт в яму, опрокинется на склоне. Поэтому я решил смотреть на русские позиции под углом. Из-за этого и тебе один "Тигр" прислал на помощь.
  - И сразу у нас потери уменьшились. Мы, практически к речке прорвались, но тут по нам заработал наш же пулемёт. У русских какой-то снайпер на пушке сидит. Самоходке в ствол попал, а тебе вообще! Как такое может быть? Я допускаю разовую случайность, но два раза в одном бою - нонсенс!
  - Несказанно повезло! И у меня и у водителя люки были открыты, что там в кустах увидишь? Я ещё с десяток солдат охраны взял, чтобы какой-нибудь коммунист с гранатой под танк не кинулся. Когда ствол разорвало, меня люк по голове долбанул - это и спасло. Единственного из экипажа! Я вылезать собирался, привстал...
  - Хорошо, что укладка не рванула!
  - Значит моё время ещё не пришло! Как и тебе! - Меллин хотел поднять дрожащую руку и перекреститься, но Ланге держал её крепко.
  - Я смотрю по нам справа пушка долбит, я поворачиваю башню, мне слева снаряд прилетел. - Поэтому, чтобы отвлечь друга и командира от грустных мыслей, Ланге начал рассказывать о себе. - Антенну оборвало, я руками показывал, кому-куда. Успел отползти. Ещё один снаряд в башню. Рвануло мама - не горюй! Это была классическая засада Ганс! Видим, к реке не пробиться, вверх побежали, там пулемётчик. Я побежал в обход холма! Там под обрывом их пушка стоит, поэтому мы и не видели, откуда они по нам лупят! Да ещё и пехоты вокруг пушки ... еле отбился и в кусты. Юркнул к реке. Там нашего увидел, тот наставил на меня МП. Толи заклинило, толи патроны закончились. Разбираться и ждать не стал, полмагазина в него всадил. Снимаю с него каску, а это русский! Я даже заплакал от радости!
  - Если бы тебя наш подстрелил, тебя бы это не расстроило? - Усмехнулся Ганс.
  - Меня бы расстроило, если бы я своего убил!
  - Ты же отличный воин, Отто! На войне, как на войне! Ты знаешь, что русские калитку захлопнули? Тем, кто прорывался через блокаду не повезло. По ним стреляли и наши и русские! Это уже было в темноте, ну и никто ни рисковать, ни знать не хотел. Вот это был ужас! Хотя кто-то из наших, кто по светлому пробивался - повезло!
  - А куда же мы тогда направляемся?
  - Есть пара мест, где русских нет. Для этого и телеги взяли. Как говорят русские - партизанскими тропами. Что нас тут осталось? Сотня, может больше, с учётом раненых. Как говорил оберст? "Для вас это будет лёгкая разминка прокатиться по русским тылам! Чуть ли не санаторий!"
  - Может в плен сдадимся? - Подмигнул Ланге.
  - А они нас примут с распростёртыми объятиями? Какой-то идиот взорвал нору, где мы держали их пленных!
  
  7.
  К вечеру, перед заходом солнца, показалась колонна машин и танков. Колонна двигалась с востока, поэтому наблюдатели, смотревшие на запад и север, упустили её приближение. Приданов привёл полк в боевую готовность. Да что там приводить? Развернули оставшиеся пушки на малой высоте 117 и 5 в другую сторону. Посылать гонца за окапывавшимися бойцами на большей высоте 201 и 2 было бесполезным. Пока гонец доберётся до вершины, колонна будет уже здесь.
  Воробьёв, который находился рядом, пребывал в какой-то прострации. Глупая, недоверчивая полуулыбка застыла на его лице. Если бы его контузило - другое дело, но сержант всегда был рядом и в никакие разрывы не попадал. Смерть что ли чует?
  
  Для двух 57 мм противотанковых орудий осталось три снаряда и два солдата. Поэтому одну пушку показательно выставили вперёд, а вторую замаскировали. Но танков насчитали четыре. Капитан приказал найти противотанковые гранаты. Нашлось две и три лимонки. Лимонки Приданов засунул в планшет, который еле застегнулся. А вот куда засунуть противотанковые не знал. Куда не пихал - вываливались. Ничего не оставалось как взять в каждую в руку и начать спускаться с холма. Сзади начали кричать! Он обернулся. Бог ты мой! Вот напасть! Как бы с горя не пропасть! Немецкая бронемашина. Она так разогналась с соседнего холма, что с ходу перескочила ручей, не объехав, а обскочив два подорванных танка.
  
  Передний, который успел выскочить из русла ручья на их берег, гранатами забросал лейтенант Савушкин, но его сразила пулемётная очередь из второго танка. Чтобы объехать подбитого и горевшего собрата, второй танк повернул в сторону, но его забросали гранатами подоспевшие красноармейцы. Поднимись эти танки на холм с полком было бы окончательно покончено.
  К ручью спускалось примерно с полсотни и пехотинцев и танкистов с подбитых танков. Они отстали от танков метров на семьдесят. Сапоги не танки, на пропитанной водой почве, танки не догонишь. Надо было ехать на броне. Всего несколько секунд, которые выиграл Савушкин, изменили картину боя. Без танков немецкие солдаты через ручей не сунулись, а начали разбегаться в разные стороны. "Максим" начал простреливать всю долину ручья.
  
  Такая же, даже хуже, дилемма возникла и перед Придановым. Он растеряно оглянулся. Даже вечно торчавшего за его спиной Воробьёва, ни за его спиной, ни поблизости - не оказалось. Стоять одиноким богатырём на холме? Тогда в руке должна быть не граната, а меч-кладенец.
  Бронемашина, перескочив ручей и, застрявшая задними колёсами в нём, остановилась. Из кабины показался ствол немецкой винтовки, да ещё с оптическим прицелом. Но винтовка хоть и была немецкой, но солдат русский. Митрин, матери его спасибо! Только теперь Приданов понял, что в этой машине не так было - двигатель разворочен. Противотанковые гранаты сами выпали из ослабевших рук.
  - Командир! - Махал винтовкой и кричал хант. - Наши! Это наши!
  Приданов сначала даже не понял о каких наших кричит Унху. Он обернулся. На холм взбирались тридцать четвёрки со звёздами. Он развернулся и побежал назад, предупредить пушкарей, чтобы не стреляли.
  
  Три танка шли уступами, укатывая дорогу, поэтому, следовавшие за ними "Виллисы" и "Эмки", ехали довольно комфортно. За ними ковыляли три "Студебеккера" набитые автоматчиками, одетыми в новейшие шинели, каски, сапоги. На кабине каждого грузовика были установлены станковые пулемёты Дегтярёва на ленте, а стволы для воздушного охлаждения были оребрены. Потом ехали санитарки, грузовики с боеприпасами и продовольствием. Замыкал колонну ещё один танк. Танки тоже были новыми - уже с 85 мм пушкой.
  Увидев одинокого стоящего Приданова из первого "Виллиса" выскочил офицер, тоже капитан, но только во всём новеньком и, придерживая фуражку, подбежал к особисту. Он в двух словах объясним кому и что докладывать. Особистами всех называли по привычке, совсем недавно, в апреле, вся военная контрразведка была названа "СМЕРШ" и подчинена наркомату обороны, а госбезопасность из званий была убрана.
  
  Кто-то, а именно, полковник Крохин кем-то из штаба армии, был ходячим диссонансом со своей фамилией. Как он помещался в "Виллисе" непонятно, но как-то помещался. Крупный, высокий, громогласный. Из "Эмки" вышли знакомые лица: замполит полка майор Марченко и начальник бывшего особого отдела дивизии, а ныне дивизионного "СМЕРШ" подполковник Печурин.
  - А где остальные командиры? - Громогласно спросил Крохин после доклада Приданова.
  - Кто убит, кто ранен! - Беспристрастно доложил капитан. - Я оказался самым старшим по званию. Пришлось выполнять обязанности комполка.
  - Вижу наколотили вы немцев изрядно!
  - Если бы батарею ИПТАП не прислали, картина была бы другая.
  - Рапорта, отчёты, доклады?
  - Почти готовы. Осталось проверить, уточнить и подписать.
  - Хоть ты не растерялся капитан! Надо же было умудриться потерять не только командование батальонов, но и полка! В штабе армии считают такое недопустимым и необходимым провести тщательное расследование. Я тут подкрепление привёз! - Полковник взмахнул рукой. Бойцы начались выгружаться из машин. Два танка, вместе с десантом, отправились на соседний, более высокий холм. Крохин, ничуть не смущаясь, устроился за башней танка, отправлявшегося на вершину. Тут изо всех щелей и начали появляться уцелевшие бойцы полка. Санитарки развернулись и поехали к перевязочному пункту. К Приданову подошли Марченко и Печурин.
  - Мы тебя поздравляем, - начал подполковник, а майор продолжил, - но, всех собак хотят повесить на тебя.
  - Каких собак? - Удивился капитан. - Худо-бедно, но мы победили! Моя задача шпионов ловить и предателей вычислять!
  - Вот как раз я хотел об этом с тобой и поговорить. - Взял его за локоть Печурин и отвёл от Марченко. - Крохин настроен очень серьёзно. Ему светит повышение, вот он и вцепился в этот случай. Сам в штабе армии без году - неделя, а метит на генеральскую должность. Такие случаи сплошь и рядом. Дальше дивизии, ну максимум корпуса не уходят. Мы тут посовещались и, чтобы этот случай снивелировать, мне тоже это слово не слишком понятно, - свести на нет означает, будет лучше если ты всё возьмёшь на себя. Дальше штрафбата не пошлют. Отсидишь там в штабе три месяца, искупишь, так сказать, вину. Восстановишься, звание и ордена вернут. В "СМЕРШ" исключено, но комбатом - вполне. А может и на полк поставят. Марченко тоже за.
  - В чём я должен признаваться?
  - Ты просто признайся. Крохин уедет. Мы сядем втроём и что-то правдоподобное сочиним.
  К ним подошёл Марченко.
  - Я принимаю временное командование полком на себя. Пишем тебе представление на героя, дивизию и корпус я беру тоже на себя. В штабе армии, это, конечно, зарубят, но и штрафбата не будет. Останешься при своих.
  - Мы что, в карты играем?
  - Дура! Влево смотри! Видишь большую палатку ставят? Крохин трибунал с собой привёз. Дело решёное. На мёртвых не свалишь ихние же просчёты. Здесь жертва должна быть живой! А то всё на мёртвых списывают...
  - А живым приписывают...
  - Ну, да! - Недобро усмехнулся Печурин. - Кому незаслуженные награды, а кому незаслуженный трибунал!
  - Ладно, пишите представления, но не только на меня, но и на других. Но их надо сдать в строевую часть дивизии, чтобы было зафиксировано получение и до трибунала.
  - Так я специально прихватил одного с печаткой! Ведь надо вести учёт личного состава. - Улыбнулся Печурин. - Ты сам будешь писать?
  - Писарь есть. Я дал указания. В целом он подготовил.
  - Времени у нас мало. Ты расскажешь дивизионщику, ну на главных героев. Он быстренько накарябает, руку на этом набил.
  - Я подпишу и как командир полка и как замполит полка. Копии оставляем в полку. А лейтенанта из строевой сразу в дивизию, чтобы дал ход бумагам. Я даже нашу "Эмку" не пожалею.
  - А корки хлеба у вас не найдётся?
  - Прихватили с собой. Пошли, время - не ждёт.
  
  Они проходили мимо медпункта. Там Приданов заметил лежащего на траве Федина. Судя по бинтам на голове и чистому лицу, ему уже оказали помощь.
  - Вот наш ещё герой! Про Савушкина я вам только что рассказал. Федин тоже дал немцам прикурить! Ты как? - Федин кивнул. - Ты уложился в шесть часов. Ещё и жив остался.
  На их голоса из палатки выглянула начальник санчасти лейтенант Меркулова.
  - Ну как он? - Кивнул Марченко на Федина.
  - Отвоевался. Трещина в черепе. Его в первую очередь отправляем.
  - Первый, единственный и последний бой! Неплохая статья в газете получится. - Вслух задумался Марченко.
  
  8.
   Трибунал начался только после того, как полковник Крохин вернулся с вершины соседнего холма, отобедал в автобусе, в котором приехал трибунал и все, возглавляемые им, перешли в большую армейскую палатку. Печурин недоумевал. Обычно выездное заседание трибунала проводили или в самом автобусе или рядом с ним. На суд много времени не тратили. Он посчитал такую показуху прихотью Крохина. Обычно никто не рассусоливал. Было-не было, почему - никого не интересовало. Попался-признался. Даже если не признался, но попался. Ну, или донос в наличии.
  
  Внутри палатка напоминала судебный зал. Столы, лавки, конвой, два секретаря: один с пишущей машинкой, а второй с чернильным карандашом. Полковник скромно и незаметно пристроился за секретарями. Марченко и Печурин замаскировались. Прикрылись конвоем. Если бы сели отдельно их могли бы и удалить, а так, вроде, они чуть ли не сам конвой. Когда Приданов вошёл его обыскали, сняли ремень с портупеей и кобуру с ТТ. Голенища сапог тоже прощупали.
  
  Заседание началось как обычно. Монотонным голосом зачитывались сведения о капитане. Он подтверждал озвученное о себе.
  Потом другой судья начал зачитывать события, произошедшие с полком. Здесь Приданову пришлось больше отвечать. К "да, так есть, было", добавились: "нет", "не знаю", "не могу знать".
  - А почему вы, ваш отдел, единственные из штаба опоздали на новое место дислокации? - Прямо смотря в глаза спросил третий.
  - Вначале колесо лопнуло. Пришлось машину разгрузить с этой стороны. Выкопать яму и сменить колесо. Потом по пути подбирать отставших. Их там было шесть или семь человек. Потом сами застряли. Хорошо, что трактор, который вытягивал из этой низины перегруженные машины, был в километре от нас. Пока сходили, пока вытащил, пока доехали - немцы уже на полк напали. Да вы сержанта Воробьёва спросите. Он всё время, пока я в полку, как моя тень! Даже больше чем моя тень!
  - Это хорошо, что вы о нём вспомнили. Вот, - военный юрист развязал картонную папку, - здесь донесения честных военнослужащих о возможных изменниках, предателях, распускателей ложных слухов и...
  - Я читал их...
  - Не перебивайте меня! А вот это уже его донесения о вашем недонесении, о саботаже срочных мер, халатности и попустительстве!
  - Так, что вас интересует? Гибель командования полка или доклады моего сержанта Воробьёва?
  Судьи начали тихо переговариваться между собой.
  - Пока у нас нет свидетельств, что вы специально отстали от полка, зная, что на него нападут!
  - Объясните мне: я знал или не знал? А кто знал, если знал?
  - Не надо нас своими словесами путать! Вот поэтому мы, сейчас, будем рассматривать то, что хорошо и со свидетелями доказывается.
  - Тогда хотелось бы лично узнать от Воробьёва, что он мне инкриминирует.
  
  Воробьёв, запинаясь, краснея, бледнея, протирая очки, но ни разу не посмотрев на Приданова, рассказал много интересного, чего даже сам Приданов о себе не знал.
  - Ну, вот самый последний случай. Вчера он арестовал четырёх разведчиков полка, которые отсиживали в кустах, когда полк вёл смертельный бой. Или вы будете отрицать, что вы их утром отправили в разведку?
  - Отрицаю то, что я отправил. Это враньё! Я... приказал! - Твёрдо заявил Приданов. - И сержант при этом присутствовал и промолчал. Так Воробьёв?
  - Как я отменю приказ начальника? - Сержант смотрел в сторону.
  - Разведчики принесли ценные сведения о противостоящей нам механизированной группе немцев, их численности и расположенности. Случайно наткнувшись на потерянные, оставленные, брошенные, называйте как хотите, мины, они ими заминировали дороги. Три из них сработало. Утром они притащили фельдфебеля. Тот не только подтвердил их сведения, но и улучшил. Он находится под охраной в нашей машине. Так Воробьёв? - Тот нехотя кивнул.
  - После этого они совершили нападения на тыловые части фашистов и этим подорвали и массированное наступление на наши позиции, а потом и планомерное отступление. Немцам пришлось спасаться бегством.
  - Как это они заставили бежать танковую колонну?
  - У тех остался только один танк, который использовали как передвижную огневую точку и несколько автомобилей. Почти всю немецкую технику включая танки, подбили артиллеристы и миномётчики.
  - Из миномёта можно подбить танк?
  - Лучше, чем из пушки. Мина падает сверху, где броня тоньше.
  - Что вы втираете...
  - Каким лексиконом вы заговорили! Калибр мины сто двадцать миллиметров. Даже если перед танком упадёт - гусеницу сорвёт или ствол повредит. Бронемашине вообще капут!
  - Как вы хорошо осведомлены!
  - Я же руководил боем. После освобождения вершины соседнего холма побывал на нём. Один пулемёт в нужном месте и в нужное время - тоже сила. Вот он и подгонял фрицев в задницу!
  - Кстати насчёт пулемёта. А откуда у наших разведчиков вражеский пулемёт?
  - Захватили у врага.
  - Почему рядовой Митрин хвалил вражеское оружие?
  - Какое?
  - Пулемёт!
  - Что-то я в этом сомневаюсь!
  - А что сомневаться? Вот показания ефрейтора Лампина об этом.
  - Вот даже как? Может выслушаем обоих? - Судья махнул рукой.
  Из-за закутка, огороженного брезентом, вывели Митрина. Унху был не только, как и капитан, без ремня, но и даже без сапог. Увидев Приданова, он горестно кивнул.
  - Вы умеете стрелять из вражеского пулемёта МГ 34? - Издали начал судья.
  - Не отвечай на этот вопрос! - Громко сказал Приданов. - Сразу скажи, зачем ты хвалил его?
  - Когда? - Хант посмотрел на судью. Тот уткнулся в листок жёлтой бумаги.
  - Сегодня!
  - Где?
  - На высоте двести один и два!
  - Кто сказал?
  - Ефрейтор Лампин.
  - К сожалению, он скончался от ран! - Внёс поправочку Воробьёв.
  - Когда?
  - Часа два назад. Не дожил до перевязки. Я сам закрыл ему глаза. - Невозмутимо, но слегка покраснев, сообщил Воробьёв.
  - Чудо! - Теперь удивился Приданов. - Мы, когда с Марченко и Печуриным проходили мимо перевязочной, его санинструктор из палатки выводил! У него контузия. Снаряд рядом с головой пролетел. А он перестал стрелять из пулемёта, потому что патроны закончились.
  - Этого не может быть! - Нервно выкрикнул Воробьёв. - Вы капитан перепутали!
  - Вообще-то в Красной Армии принято при обращении добавлять слово "товарищ". Разве не так, товарищ сержант? - Капитан голосом очень ярко выделил два последних слова. - Что спорить? Пусть конвой приведёт его! Санитарки же ещё в тыл не отправляли?
  - После трибунала отправим! - Подал громогласную реплику Крохин.
  
  Дожидаясь привода ефрейтора все, кто мог и хотел, закурили. Кто "Беломорканал", кто "Норд", кто трофейные сигареты, а кто махорку. Привели ефрейтора и Воробьёв поник. Кто докурил, кто затушил, но все замахали руками разгоняя клубы дыма.
  - О, как! - Радостно потёр руки судья, пролистав документы ефрейтора. - А за что в штрафбат?
  - Одной гниде помешал к немцам сбежать, так он на меня донос накатал! Своей кровью смыл чужой оговор!
  - Как пафосно-то! И вот это не писали?
  - Такая бумага только у штабных. Почерк не мой.
  - Это я с его слов записывал. - Попытался исправить ситуацию сержант.
  - Когда срать ходил в кустики?
  - Почему? - Не понял судья.
  - Да говном от неё воняет!
  - Издеваетесь над трибуналом?
  - Я не курю, поэтому запахи хорошо ощущаю. Если бумажка пусть не воняет, а пахнет говном, то тогда кто-то обосрался!
  Судья двумя пальцами поднял бумажку и поднёс к секретарю.
  - Нюхай! - Тот громко вдохнул и настороженно осмотрел всех. - Ну как?
  - Кажется пахнет!
  - Ну вот, уже начинает проясняться! - Вступил в ещё не перепалку, но в преддверие этого Приданов. - Предлагаю вернутся к началу. О донесениях вашего, нет, моего Воробьёва. Все его донесения, это клевета на бойцов и офицеров Красной Армии, которые уже пожертвовали своей жизнью. Три четверти доносов анонимные. А на кого? А на тех, кто героически погиб, либо до донесения Воробьёва, либо после! А те, кто подписались - либо вообще в списках полка не значились, либо тоже героически погибли. Как удобно! Дайте мой планшет! Ну сам откройте! Блокнот на пружинке. Если прочитаете, то увидите, что все доносы направлены на ослабление боевой мощи полка.
  - Вы понимаете, что...
  - А вы? Он вас использует! Больше скажу. Пусть конвойные принесут его автомат.
  - Я сам! - Встал Крохин и вышел за брезентовую перегородку.
  - Этот? - Воробьёв недоумённо пожал плечами.
  - На прикладе нацарапано: сержант Воробьёв. Как вам товарищ полковник?
  - Ну...
  - А в диске ни одного патрона! Таскать лишний груз, зачем? Он автомат ни разу, по крайней мере при мне, ни разу не чистил. Он внутри ржавый и бойка нет.
  - Как нет? - Полковник ловко и быстро разобрал автомат. - Точно нет! И ржавчина. Почему сержант?
  - Я....я, я! Не знаю!
  - Я вынул. Проверить через какое время он обнаружит его отсутствие.
  
  Крохин махнул рукой. На сержанта сразу навалились двое конвойных и, вывернув ему руки, вывели из палатки. Марченко и Печурин быстро посмотрели друг на друга, но и их схватили. Раздели. Быстро обыскали, сняли сапоги и босиком вывели на улицу.
  - Это что за самоуправство?! - Встал судья в полковничьих погонах.
  - Благодарю за оказанную помощь! - Крохин достал удостоверение и положил перед ними на стол. Сами видите, враги даже в "СМЕРШ" проникли.
  - Молодец! - Обнял он Приданова. - Боялся?
  - Так я специально Воробьёва за собой таскал. Чуть ли не спать с собою клал.
  - Умно придумал. Если погибать - то обоим. Почему его в подозрение взял?
  - Когда предыдущий начальник отдела погиб, я исследовал место гибели. Свежая, от мины, воронка. Только от мины осколки дальше, чем от гранаты. В смысле глубже. Они же разные. Воробьёв его тюкнул по голове, притащил к воронке и кинул под ноги противотанковую гранату. Видимые от неё осколки собрал, выкинул в другом месте и пошёл его искать по штабам. Посчитали что немцы пробрались к нам в тыл и его забрали. Через сутки нашли. Домыслы - не факты, а предположения не доказательства, но беречься надо было. Самая лучшая охрана - это держать его рядом с собой. Все видят - все знают. Я у него на глазах и он у меня. Поэтому замполит стал часто у нас на глазах попадаться. Как попадётся - Воробьёв отпрашивается. Печурин стал нервным. Я запретил всем своим, кроме меня, звонить в дивизию. Им для общения пришлось искать обходные пути. Вот вам три предателя. Это хоть и косвенно, недоказуемо, но показательно. Контакты тех, кто не должен контактировать. По крайней мере так плотно. Пришлось таиться.
  - Марченко не предатель. Он шпион из абвера. А его лёгкий акцент принимали за украинский. Так и было. Украинским и польским владеет отлично. Политруком быть не сложно. Говори штампами пиши правильные отчёты. Он даже орден в конце прошлого года получил, когда поднял роту в бессмысленную атаку. Местный Мехлис, так его в политотделе дивизии за глаза зовут. Он знал об этом и гордился. А твой предшественник им мешал. Им надо было подниматься всё выше и выше. Чем выше положение, тем сложнее разоблачение. Так и до штаба армии недалеко, пусть на самой низкой должности. Как это ты с трибунальскими сцепился ... я перепугался, что они тебя на месте расстреляют.
  - Вы, товарищ генерал не представляете сколько я жуликов переловил, когда в милиции работал.
  - Как-то забыл! Вещички собирай. Нам тут больше делать нечего.
  
  Часть 2.
  1.
   Корпус вывели на переформирование и пополнение. Пребывая в обороне, согласно замыслов верхнего командования, соединение, проводя ежедневную разведку боем, имитировало наступление, которое неожиданно для всех закончилось прорывом немецкой обороны и окружением. Пытаясь вырваться, гитлеровцы долбили корпус с двух сторон. Потери и до того крупные, а после прорыва и окружения немцев превратились в огромные.
  Сначала, заново создали командование полком. Те, уже начали создавать командование батальонов и служб полка, подбирая офицеров. Только после этого полк начал пополняться маршевыми ротами, чуть ли не полными составами, направляемые в батальоны.
  
  Взводом полковой разведки никто не командовал. Там остался один Митрин. Уцелевший морячок Гусев, с голодухи сожрал что-то не то и находился в медсанбате на карантине, а может договорился там, чтобы отъесться и отлежаться.
  От нечего делать Унху помогал на кухне Ивану Артёмычу. Он и жить туда перешёл. Бывшего писаря Гизатуллина, с его дырявой пяткой отправили в глубокий тыл, чему он был несказанно рад. Отвоевался. Это было лучшей, в жизни, для него наградой, а не представление, которое он сам на себя писал под диктовку Приданова на "Отвагу".
   Большинство наград касались артиллеристов, миномётчиков, разведчиков. Чуваша Баранова представили тоже к "Отваге", но посмертно. Из пехоты представление было только на комсомольца Васю Тихова. Приданов не жался и выписал ему "Звезду" за подбитый танк. Впоследствии узнали, что это был командирский танк и, Вася, сам того не ведая, возможно, хотя немцы все трупы из танка забрали, уничтожил командира всей группы, отомстив, так сказать, за гибель командира полка.
  Новый командир полка, по подсказке нового замполита присвоил Васе звание сержанта, а новый замполит назначил его главным комсомольцем полка. Вася, как освобождённый от армейской подёнщины, по нескольку часов пребывал у Гусева, который учил его не только играть в карты, но и военной премудрости.
  
  Армия в первую очередь - это большой хозяйственный механизм, и только во вторую очередь - военный. Хотя война всё списывала, но материальная ответственность командиров никуда не девалась. Умный и хозяйственный командир и ресурсы использовал экономно и командиров подбирал под стать себе, чтобы впоследствии не исправлять, с огромным напряжением их глупости, тупость, отсталость и расхлябанность.
  Полковника Цветкова, командира дивизии ценил и командарм и командующий корпусом. Цветков был из царских прапорщиков. Для войны он был стар - шестьдесят не за горами и выше комдива быть не стремился. "Делай что можешь, остальное приложится. А не можешь - старайся мочь!" За глаза его звали "дедом". Он не стеснялся спать днём, при обстрелах и в наступлении. В дивизии дела шли как бы сами собой и, казалось, командир этой дивизии не так уж и нужен. Но это только казалось.
  
  Мехлис, как член Военного Совета, нигде не задерживался, но летом 1942 года во время обороны Воронежа шестой армией познакомился с полковником. Подозрительный, постоянно взвинченный, фанатичный Лев Захарович проникся спокойствием и уверенностью Цветкова, когда тот со своей дивизией умело выскользнул из окружения.
  Фортуна, особенно на войне, а тем более в стране Советов, как погода была очень ветреной и переменчивой. Цветков о таком знакомстве не упоминал, но все об этом знали, и старались свои глупости и тупость полковнику не демонстрировать, но и не повышали и в звании, и в должности. Того такое положение дел устраивало. Поэтому к нему в дивизию старались спихивать явных неудачников, откровенных карьеристов, обычных неумех, да и просто неудобных солдат и офицеров. Он не возражал и принимал всех. Понимая кто чего стоит - сортировал. Завистники специально оторвали погибший полк от его дивизии. Но и погибший полк и остатки дивизии, назло им, показали пример стойкости и самопожертвования. Хотя Цветков и был не причём в разоблачении шпионской сети в его дивизии, но это тоже приписали ему. На прямой вопрос он пожал плечами и отправился спать.
  
  Когда Цветкову первым прислали на комполка майора Черепанова из штаба корпуса, он не стал возражать, но назначил предложенного из резерва армии, только не командиром, а начштабом полка, подполковника Сушкова. Хотя их обоих к руководству полком подпускать было нельзя.
  Черепанов был неконтактным, угрюмым тугодумом, но тщательным и ответственным. Настоящая штабная крыса в и в лучшем и в худшем понимании этого смысла. Сушков был весёлый, импульсивный, безалаберный бабник. С ходу принимавший решения, а через мгновение, отменявших их. Неутомимый рассказчик и выдумщик. Из-за этого ему даже не предлагали вступить в партию. Брякнет не то, а кто рекомендации давал?
  Замполитом полка поставили сотрудника политотдела корпуса по комсомолу. Парень на фронте мается несколько месяцев, а даже рядовой медальки нет. Поэтому он и ухватился за Васю Тихова и поднажал с награждениями в штабе и политуправлении корпуса и армии. Хоть у Рубашкина звание капитан, а должность - майорская. Не всю же жизнь у замполитов быть на побегушках. Закончится комсомольский возраст и что делать?
  На должность начальника разведки полка предложили командира маршевой роты капитана Мокина. Кто-то посчитал, что он засиделся, киснет в запасном полку и пора на фронт за подвигами. Мокин был не согласен с такой оценкой, но противиться бесполезно. Всё равно лучше, чем комроты в батальоне. Всё-таки ПНШ-2, что означало помощник начальника штаба по разведке. Хотя, повоевавший в сорок первом, Мокин и был против назначения лейтенанта Шпигуна начальником взвода разведки полка, но тот был сыном друга штабиста армии, рвался на фронт, по-юношески считая, что война пройдёт, а он и пороху не понюхает.
  
  Мокин не смог объяснить где находится взвод разведки и отправил лейтенанта самому добывать подобные сведения, добавив при этом, мол узнаем, что он - Шпигун, за разведчик. Лейтенант, даже не встав на довольствие, ринулся искать свой взвод.
  Все знали, что в полку взвод разведки есть, но где он находится, никто не знал. Такое состояние дел с его подразделением вначале обрадовало Максима. Он посчитал, что его разведчики настолько опытные и умелые, поэтому никто найти их и не может. Он даже обед пропустил. Пустой желудок напомнил ему что война-войной, а обед по расписанию.
  Пришлось идти в строевую часть. Там тоже были все новички. Встал на довольствие, но с расположением его взвода там тоже не помогли. Он так растерялся, что даже не знал где переночевать. Проситься в палатку к Мокину было стыдно. Попросить на кухне черпак каши и сухарь - нет. Пришлось тайно пробраться в кузов штабного грузовика и заночевать там. С утра поиски тоже ничего не дали. Он отчаялся, но тут, пока стоял в очереди за утренней кашей, ему пришла спасительная мысль спросить об этом на кухне. Уж там-то должны знать всё и обо всех. Кушать хочется всегда. Он обратился к повару. Тот посмотрел на своего помощника, коловшего дрова и сообщил, что разведчиков в полку вообще может и не быть. Кто убит, а кто ранен. В строевой части наверняка об этом знают лучше. Круг замкнулся.
  
  Работа на кухне тоже не подарок, одни котлы чего стоят! Но готовили не по-батальонно, и не на всех сразу, а по очереди. Это был приказ Цветкова по дивизии. Централизованное снабжение топливом, продовольствием резко снижало потери и топлива и продуктов во время переформирования полка. Этим приказом он отодвинул от кормушки всех любителей пожрать на халяву и так не слишком разнообразной солдатской пище. Гонцов от важных людей Иван Артёмыч потчевал половником на длинной ручке.
  Да и зам по тылу майор Пушков был ушлый парень. Похоронная, а значит и трофейная команда находилась в его подчинении. За лишний котелок каши или полбуханки хлеба можно было получить трофейный кинжал, ножик, пистолетик. Любая вещь, в том числе на заказ, для дальних тыловиков. Особенным спросом пользовались трофейные бутылки. Пустые и с пробкой, но чистые, с неповреждённой этикеткой шли за десять грамм спирта. Полные, со всевозможным алкоголем - полста.
  
  По приказу того же Цветкова каждый полк имел прицеп-баню и прожарку. Они работали не ежедневно, но часто. Раз в месяц мог попариться каждый. Банная служба хоть и входила в структуру санчасти, но подчинялись Пушкову. В дни трагедии на холме, он на дальних складах получал какой-то дефицит. "Маленький презент, даёт большой коэффициент" не уставал говорить он. В прожарке был смонтирован самогонный аппарат. Прожариваемая одежда воняла так, что заглушала вонь сивушных масел. Вот эту самогонку, разбавленную ягодами, компотом, киселём, выдавали за разные изысканные вина.
  Если же попадались бутылки из под шнапса - самогон разбавляли водой. Дороже всего ценились французские коньяки. Здесь майор совершил открытие: он настаивал самогонку на клопах и дубовых стружках. Таким коньяком не гнушались и в высоких армейских кругах. Но самым крутым презентом считались трофейные карты с голыми женщинами. За новую колоду тыловики могли отдать танк вместе с экипажем. Такой трофей был очень редким, но был. У Пушкова было несколько колод, разной степени изношенности и комплектации. Они, как главные козыри, били всё!
  В связи с тем, что руководство полком полностью обновилось, Пушков вёл скромную образцовую жизнь полкового тыловика.
  
  2.
  Ефрейтор Лампин пребывал в дивизионном лазарете. Повязку ещё не сняли, но улучшения заметили и разрешили выходить на улицу, но долго не ходить. Сидеть под солнышком, загорать, газеты почитывать. Он не столько почитывал газету, как дремал на солнышке. Около него кто-то остановился и кашлянул. Он медленно раскрыл глаза и посмотрел вверх. Кто это такой, что солнце загородил?
  - Товарищ командир полка! - Встал он с лавки.
  - Сидел бы уж! - Махнул рукой капитан и пристроился рядом. - Я уже не комполка. Чему несказанно рад. Но из дивизии не ушёл. Там теперь врагов разоблачаю и шпионов ловлю.
  - А я-то зачем?
  - Раз я в госпиталь по делам заехал, дай, думаю, может знакомцы полковые есть, а из всех них, я тебя только и знаю. Спирт будешь?
  - Так у меня же контузия!
  - А спирт - это лекарство!
  - Тогда можно. А то мы друг у друга задницы нюхаем, а некоторые и лижут!
  - Зачем?
  - Перед уколом и после протирают же спиртом!
  - Шутка?
  - Шутка.
  
  Капитан свинтил крышку фляжки и, точно по края, налил в неё спирт. Ефрейтор выпил, за ним повторил процедуру и капитан.
  - Как это тебя угораздило контузию получить, когда мы все видели, как твой татарин шаманил над тобой уже мёртвым?
  - Митрин не татарин, а хант. Снаряд у виска пролетел. Голова осталась на месте, а мозги в сторону отпрыгнули.
  - И не взорвался?
  - "Тигр" болванкой долбанул. Видать других снарядов не осталось. Мутит ещё, но доктор говорит есть перспективы.
  - На фронт или в тыл?
  - А мне всё равно. Куда Родина пошлёт.
  - Комсомольский задор - это хорошо!
  - А я не комсомолец. В чём дело? Вы же не зря вот так!
  - Раз такой умный, пошли ко мне в машину.
  
  Когда они подошли к полуторке, водитель вышел и отошёл на несколько метров в сторону, типа покурить, но повернулся так, чтобы было видно кабину, где они расположились.
  Капитан достал из под сиденья котомку, вторую фляжку, кружки, вскрыл банку тушёнки.
  - Разговор долгий будет, поэтому перекусить не мешает. Дело я твоё читал, теперь хочу от тебя услышать. Слишком много непонятных зигзагов. То ты офицер, то нет, штрафбат, медали, ордена. Кстати, я тебя к звезде представил, а у тебя уже оказывается есть.
  - А что, большая разница одна или две?
  - Учитывая ещё две медали за Отвагу, для тебя разницы нет. К тому же ты ни одной награды не получил. Даже не интересуешься где они.
  - Да я даже про них и не знал!
  - От оно как! - Капитан разбавил спирт водой. - Благодаря вашим малым подвигам и я получу большую награду. Орден Суворова третьей степени. Заехал я в полк, посмотрел - все новые. Обмыть не с кем. Давай с тобой?
  Выпили, закусили прямо с ножа. Помянули погибших. Выпили, закусили за победу. Выпили, закусили за награды.
  - С чего начать?
  - С начала, как обычно.
  - В начале сорок второго, направили в артиллерийское училище в Омске. Я десять классов закончил. Летом ускоренно выпустили, присвоив младшего лейтенанта. Всем присвоили. Отправили на фронт. Нас было человек сорок. Ехали долго. Сухпай закончился на третий день. Хорошо, что я ротного послушал в училище, когда он за месяц предупредил, чтобы сухари сушили. А как насушишь, когда все жрать хотят? Пришлось тайком это делать, когда дневальным заступал. Выдали нам кубики на петлицы и сапоги новые, но я и старые сапоги не сдал. В них поехал. Новые-то разнашивать надо. Едем-едем, а фронта всё нет и нет. На станциях, когда еду выдадут, а когда нет. А так сухарик пососёшь и заснёшь. Некоторые ребята дошли до того, что и шинели и новые сапоги на еду обменяли. Я соседа спрашиваю: "Слава, ладно шинель - лето. Зачем сапоги променял? А он: Да нас может разбомбят на дороге, или меня или кого-то. Сапоги в любом случае будут кому-то лишние, а есть хочется сейчас." Он сапоги не на еду променял, а на два литра самогона из свёклы. Воняет так, что тошнит. Я так и не понял, как они его пили. Нос что ли зажимали? Доехали - не разбомбили. Выгрузились. Я сапоги новые надел, шинель встряхнул, шерсть поправил. Шинель немного попушистей стала, не такой сваляной. Старые сапоги Славке отдал, а то тот босиком стоял. Сбрую нацепил, пилотку намочил и разгладил. Бриться не стал - мыла не было. Пришли покупатели по частям разбирать. Тех, кто такой как я был - опрятный, но не бритый командирами огневых взводов, а бритых - командирами батарей, вот как нашего Федина. А таких охломонов, как Колбешкин, разжаловали в сержанты и командирами орудия в расчёты. Мне достался взвод 76мм пушек на конной тяге. Это было где-то под Харьковом. Развернули нас в чистом поле, а про снаряды сказали, что позже подвезут. Подвезли, когда немецкие танки на горизонте показались. Скинули ящики и укатили. Открываем, а там снаряды для сорокопяток. Значит наши снаряды к ним, к тем, отправили. Не побежишь же их разыскивать, танки - вот они. Что делать тоже не знаешь. Конница выручила. С шашками наголо на них. Немцы поди смеялись над ними, а зря. Те шашки бросили и гранаты и бутылки в них, а кое-кто прямо сам под гусеницы. Смотрю мои расчёты постромки у лошадей режут и на них лезут. Еле удержал, стрелять из отобранной винтовки, даже пришлось. Орудийные замки сняли и закопали, а прицелы я с собой взял. Хорошо, что я к ездовому за спину пристроился. Он лошадь гнать не стал. Вот втроём, она нас, потихоньку, с поля смерти и вытащила. Километров на пять отъехали. Тут их самолёты налетели. Бомбы побросали, из пулемётов постреляли. Лошадь испугалась, понесла. Солдат, который сидел сзади меня, свалился. Потом смотрим, ноги кобылки стали подгибаться. Слезли. Ездовой сказал, что она себя загнала, наверно сдохнет. Нашли мы балочку, где родничок, хотели отпоить её. У ней сил нет даже пить. Ездовой пристрелил её. Печень и почки мы зажарили и поделили. Он ушёл, а я остался. У меня фляжка стеклянная - тяжёлая. Куда я без воды? Обошёл я округу. Имущества валяется! Всё кидали, что мешает, даже ремни. Лопатку нашёл. Несколько фляг и баклажку для пулемёта. Винтовку, патроны к ней. С пистолетом не очень повоюешь. Плащ-палатку, ещё шинель. Котелков набрал. Из еды только несколько сухарей, да соль в гильзе. Пока лошадь не раздулась мяса нарезал и варил всю ночь. Утром посмотрел в бинокль и понял, что днём лучше не шастать. Нас в училище учили панораму местности делать, вот я докуда видел, все приметы зафиксировал, чтобы ночью к ним звёзды привязать. Варёное мясо на солнце выложил и сушил. Не варёное, а свежее тоже сушил, тонкими полосками нарезал. Потом машины поехали думал наши. Не наши. Немцы пленных собирали. Я себе в кустиках ровик выкопал, замаскировал и имущество туда отнёс. Хорошо, что костёр днём не разжигал. Пришли, наши пришли, водички в роднике набрали. Они вроде как уже с немцами, трофеи собирали и таких же пленных искали. Посмотрел я на своё хозяйство и понял, что не унесу. Тогда я молодое деревце срезал, ветки стянул, на веник стало похоже. Сложил на веник всё и потащил, гораздо легче и удобнее, чем на себе! Спал урывками. Особенно хорошо было идти в утренние часы. Степь ещё не накалилась. Не знаю, сколько отмахал за два дня, вернее ночи. На третий день, как только солнце до середины диска приподнялось, юркнул в рощицу. Вода заканчивалась, а взять негде. Там машина командирская, такая как у тех, кто с судом приехал. Рядом с ней труп без одежды и обглоданный, с дырой в затылке, колесо почти снятое. Форма, может и не генеральская, но ромб на петлице. Сапоги хромовые. Прямо под мой размер. Труп я неглубоко закопал, формой, брошенной, накрыл. В машине канистра с бензином, другая с водой. Запаску поставил...
  - Так и водить машину умеешь?
  - В училище показали, как надо. Заводишь, руль крутишь, педали нажимаешь, круг сделал, идёшь полуторку толкать, другой машину ведёт, а инструктор всё время в кабине сидит и говорит, показывает, как надо. Машина завелась, я поехал. Степь же. С утра на восход. Ехал медленно, но не долго. Через час добрался до дороги. Она с севера на юг. Куда повернуть? На ней пыль стоит. Повернул налево и сам не заметил, как колонну немцев догнал. Они въехали в село и остановились. Я уж и не знал куда деваться. Смотрю какая-то колея между домами. Переулочек. Свернул туда. Потом огороды, поля. Солнце к закату. Бензин закончился. Я опять вещички на веник нагрузил и к деревьям, что впереди зеленеют. А это река. В бинокль смотрю - слева мост с охраной. Пришлось к машине вернуться, снять колёса, воздух сдуть, достать камеры, снова накачать. Накачивал я уже у реки. Вещи на один баллон, а сам на втором. В сумерках переправился. Хорошо, что баллоны на берегу не оставил, как хотел. Ещё два раза переправлялся. Еда закончилась. Смотрю на лошадях скачут. Пока чётко в бинокль не разглядел, к ним не вышел.
  - Вот почему в разведчики подался! Предусмотрительный. - Капитан разбавил ещё по порции спирта. Выпили. Закусили.
  - Потом фильтрационный лагерь. Ваши собратья допрашивали, то изменника делали, то шпиона лепили. Никак определиться не могли кого удобнее из меня сделать.
  - Так у них работа такая.
  - Те, кто работает, знает, что делает. Они только орали, пистолетами размахивали, но не знали, не умели и знать не хотели, да и уметь тоже. Сразу видно - хотят в тылу любым способом отсидеться...
  - Не били?
  - Не было такого. Прицелы от пушек за шпионскую аппаратуру посчитали и к хромовым сапогам цеплялись. К ТТ ни разу не стреляному. Я же ни одного патрона не израсходовал. Допытывались почему не застрелился, будучи в окружении?
  - Уродов и дебилов везде хватает, в том числе и у нас! Чем больше власти, так их там почему-то больше и больше!
  - Я промолчу. Раз живой, значит не такие они и уроды.
  - Так это не их вина.
  - Зашёл начальник, они докладывают, что шпиона допрашивают. Он мне брякнул какую-то тарабарщину и подмигнул. Я ему тем же ответил. Тот им: "Хоть он и признался, я не совсем понял, что он мне сказал. А вы?". Те ему мои прицелы предъявили, сапоги, пистолет. Он военный билет взял посмотрел, номера сравнил. Сказал, чтобы меня кормили и поили, поскольку я ценный агент. Через десять дней меня выводят, а этих заводят. Кто-то на этих хлопцев донос написал, что они, не выявляя, расстреливают кого попало. А я был как доказательство. Подняли все документы, нарочных посылали...
  - А сапоги?
  - Сказал, что на сухпай поменял.
  - А с этими?
  - Расстреляли перед строем, как вредителей.
  - И ты подался в разведку.
  - Нет. Построили нас, спросили, кто может стрелять из пушки, водить машину. Я не соврал. Из пушки теоретически, а на машине немного практически. Назначили командиром танка Т-70. Нас двое, я и водитель. Пушка - 45мм.
  - Я не знал. Три танкиста как в песне Крючков поёт, да! А тут два танкиста, два весёлых друга.
  - Насчёт веселья, я бы не говорил. Маленький, юркий танк, но он для поддержки пехоты, а не для борьбы с немецкими танками. Нас, в первом же бою против танков и запустили. У них три, у нас восемь. Они нас с пятьсот метров насквозь, а наши снаряды застревали или разваливались от удара. У тех броня крепка. Поэтому видя, как гибнут наши танки, мы в кустики заехали. Мы во второй линии шли. Проехали по этим кустам вперёд. Замаскировались. Головной пропустили мимо себя. Сначала в боковину последнего с двухсот метров, потом средний, а в первому в зад башни. Потом ещё и пехоту постреляли. Бронебойные заражались полуавтоматом, а осколочные вручную. Темп стрельбы упал.
  Оказывается, там, на НП командарм был. Мы герои. Налили по стакану. Мы только смогли два наших танка вытащить и три немецких. Остальные просто груда железа. Посмотрел я на останки наших ребят... кто живьём сгорел, кого по стенкам размазало. Желание быть в спичечном коробке пропало. В следующем бою и с тобой тоже самое будет. Захотелось простора, свободы. На утро прилетели самолёты, хорошо, что нас в танке не было. Опять отступали. Командовал сорокопяткой.
  - Одной?
  - А больше не было. Мы позицию меняли, изображали, что здесь батарея. Даже танк подбили. На сутки задержали. Опять отступаем. На дороге, какой-то майор подлетает, пистолетом машет, я вашего коня забираю! Спрашиваю, а нам пушку на себе? Не сахарные, не развалитесь. Я ему ничего не сказал, а в хлебало. Пистолет и документы забрал. Штрафбат. Сходили в атаку. Не получилось. Сходил в поиск - получилось, но ранили.
  - Сходится. Почему ничего восстанавливать не стал?
  - Если я командир, то за своих солдат отвечаю. Они меня уважают, а я из-за какого-то высокого уёбища позориться буду? Я себя тоже уважаю. Некоторые навешают на себя наград от погона до пупка и думают, что за это их будут уважать? Все же знают, что они говно!
  - Значит правильно я о тебе подумал. Есть предложение. Работать в дивизии. Сам будешь всё решать и ни какой майор тебя, а ты майора!
  - Доносы собирать?
  - На это желающих полно. Тылы чистить надо. Мне генерал, который полковник был на суде, подсказал такой ход. Ограничить какие-либо контакты наших солдат с местным населением. И выявлением среди них агентуры врага.
  - Я один?
  - Надо собрать свою команду. Живые же остались! Хант твой, например.
  - Да он больше охотник. Кого за белку, кого за куницу принимает, когда стреляет.
  - Отлично! Следопыт! Как у Фенимора Купера. Вот что нам не хватало!
  - Морячок, вроде жив был.
  - Фамилия?
  - Гусев.
  - Всего трое?
  - Вы же знаете, в разведке солдаты одноразовые. Никто долго не задерживается. Или в землю или в небеса.
  - Я планировал десять-пятнадцать гвардейцев короля!
  - В смысле?
  - Это три мушкетёра, Дюма. - Видя, что Лампин не понимает о ком речь, капитан начал говорить о другом. - Ладно, проехали. Нашей дивизии присваивают звание гвардейской. А то, что я до этого сказал - метафора.
  - Вот теперь понятно! - Развёл в стороны руки ефрейтор, хотя этот жест показывал противоположное.
  - Пусть, пока вас будет трое. Остальных сам найдёшь, подберёшь, обучишь. Возвращайся в полк. Мне тебя оттуда легче забрать чем отсюда. Потому что из госпиталей гребут все, кто угодно. Кулёк конфет главврачу отдашь, или как его там - в общем Матвею Геннадиевичу. Это будет означать что насчёт тебя уговор наш в силе. А это тебе. - Капитан протянул флягу со спиртом. - Посасывай по чуть-чуть - время быстрей пойдёт.
  
  3.
  Пришлось Максиму идти к Мокину и объясняться насчёт разведчиков. В смысле что разведчиков вообще нет. Мокин отнёсся спокойно и посоветовал обратиться к присылаемым маршевым ротам и выбирать первому. Начштаба Сушков дал указание пройтись по батальонам и набрать охотников.
  - В смысле?
  Улыбка сползла с лица Сушкова и он объяснил, что в царской армии, те, кто шёл к врагу за врагами, назывались охотники. То есть те, кто желает. Сам, лично, добровольно поучаствовать в опасном деле. Сушков попросил Мокина объяснить несведущему лейтенанту, что такое разведка.
  - Знаешь лейтенант, - обратился Мокин к нему, когда они шли в его палатку, - никакой ты не лейтенант. Мог бы и у меня спросить. Как ты пошлёшь солдата за линию фронта, если он не хочет?
  - Если он не исполнит мой приказ, могу расстрелять на месте по законам военного времени.
  - Ладно. Он пошёл с тобой. Не боишься, что в спину стрельнёт? Даже чихнёт! За чих же не расстреливают? И всю группу угробит!
  - Это же...
  - Это жизнь. Даже на войне. А кого за это расстреляют?
  - Меня?
  - Тебя. Я лично. Ты командир им и не обязан быть отцом и нянькой, но чувство меры и ответственности должны быть. Ранят тебя. Кто потащит?
  - Они обязаны.
  - Ничего, никому не обязаны. Оставят и провал на тебя свалят. Не мешай им работать и будет тебе от них уважение, а значит почёт, слава и награды. Ты будешь здесь их своей спиной от начальства, допустим от меня или Сушкова загораживать, так и они тебя там от нас прикрывать будут. А если ты этого понимать не хочешь иди взводным - в батальон, пока вакансии ещё есть.
  - Нет. Я не отступлюсь.
  - Как знаешь, я тебя предупредил.
  
  Из госпиталя вернулся штабной связист. Он, услышав про проблемы Шпигуна, сообщил что на кухне видел одного разведчика, кажется, по фамилии Миртов. Шпигун, теперь, зря решил не бегать. В строевом отделе попросил список прежних разведчиков. Похожая фамилия была на "М" только Митрин. Вот за ним он и явился на кухню.
  К великому удивлению Максима, хант не захотел возвращаться в разведку. Нагло, откровенно смотря в глаза заявил, что не хочет. Шпигуна это сильно задело. Никого из тыловиков, даже повара на кухне не оказалось. Повар пришёл только на раздачу, когда обед разливали в бачки.
  Максим дипломатично попросил вернуть Митрина в разведку.
  - Унху! - Иван Артёмыч опёрся на длинную деревянную ручку с полуведровым ковшом и посмотрел на Митрина.
  - Мне и здесь хорошо! - Буркнул тот, пронося два ведра воды.
  - Вопрос исчерпан! - Повар опустил ковш в котёл.
  - Не исчерпан!
  - Обедать будешь? Давай котелок!
  - Без тебя обойдусь!
  - Как знаешь!
  
  Максим искренне не понимал. Как это так? Родину не хотят защищать! Мокин и Сушков если и не предатели, то ведут себя хуже некуда. Он принял решение. Если и комполка и замполит не поймут, обратиться к особисту полка. То есть в "СМЕРШ"!
  Попрятались крысы по тылам: на кухне, в санчастях. Он им даст шороху. Подходя к штабу, он увидел зам по тылу Пушкова, который быстро вбежал по лестнице в единственную, как бы, целую избу в этом селении. Он бросился за ним, но если часовой не обратил внимание на майора, то Максиму дорогу преградил. Пришлось лейтенанту доставать документы, объяснять. Мимо него прошёл ещё и незнакомый ему капитан, но часовой ему козырнул. Незнакомый капитан, стоя у стола строевой части, вместе с Пушковым, что-то тихо обсуждали.
  
  Командир полка Черепанов и замполит Рубашкин были в штабе дивизии. Дождавшись, когда Пушков и капитан закончат разговор, он подошёл к майору.
  - Зачем он тебе? - Громко и невежливо спросил Пушков.
  - Он разведчик, значит должен быть у меня во взводе, а не на кухне.
  - Что ему у тебя делать? Если взвод кормить, могу приказать временно таскать еду, пока не выберете ответственного.
  - Так взводу жить негде! Землянку копать!
  - Целому взводу негде спать, а повар им землянку копай? - Посмотрел майор на капитана, который собирался выйти из избы. - Сами ленятся! Обратись леньтенант к сапёрам, может они что соорудят!
  - Так нету вообще никого!
  - Так заведи! Пусть сами себе и копают!
  - Если солдата не отдадите, а это нарушение воинской дисциплины...
  - Устава, - продолжил за него майор, - шёл бы ты лесом на поле и копал бы сам, раз тебе надо!
  - Тогда я обращусь в "СМЕРШ"! - Твёрдо заявил Максим. Не фронт, а бордель какой-то!
  - Твоё дело! - Хмыкнул майор и вышел.
  - А кто у нас здесь "СМЕРШ"? - Обратился Шпигун к писарю строевой части. Тот оторвался от бумаг и посмотрел в спину капитана. Тот обернулся.
  - Ну я! Молчать! Я всё слышал. Тебе воевать скоро. Набирай свою команду, а эти ребята отвоевались! Если взвода не будет, я тебя расстреляю. Детский сад устроил. Митрин давно просился хоть в связисты, хоть в пулемётчики, а там их убивают и быстрее и чаще, чем в разведке. Письменно приказом не успели перевести, а устное распоряжение командира полка было!
  - Да ведь весь штаб погиб! - Не сдавался Максим.
  - И что? Независимо от этого, полком всё равно командовали!
  - Кто?
  - Снова я! Я так же был и начальником штаба, и ещё много кем! Свободны! Отставить! Вы что устав не знаете? Как надо отходить от старшего по званию? Два кухонных наряда вне очереди. Помощником к Митрину! - Усмехнулся Приданов и вышел.
  
  Максим поспешил к Мокину. Тот посмотрел на него как на дурака и задумался.
  - По уставу... - снова задумался начальник разведки полка, - в такой наряд отправляют только рядовой и сержантский состав. Тебе нельзя на кухне работать. Он же тебя не разжаловал? Нет! Тогда тебя надо посадить под арест! Насколько я знаю - некуда. Но, из под ареста, тебя можно водить на кухню, где ты будешь помогать! А сколько бумаг заполнять! Проще тебя расстрелять и никакого геморроя! Ты мне тоже начал создавать проблемы. Какой му... у... умный человек прислал тебя к нам? Маршевая рота пришла. Как раз их распределять начнут, а потом покормят. Заливайся соловьём, кричи петухом, долби как дятел что в разведке жизнь малина, но, чтобы, несколько человек было. Бои всё и всех расставят по местам!
  - Какая малина?
  - Спи сколько хочешь, ешь до отвала. Начальство не кантует, только ты. Когда требуются "языки" те сами приходят и требуют их взять в плен! А за это ордена, медали. Отпуск!
  - Отпуск! На сколько?
  - Как доктор пропишет!
  
  Максим вернулся к кухне и сел на полено, которое хотел расколоть Митрин.
  - Хреново тебе? - Присел на соседнюю колоду и Унху. - Перекусишь? У нас пшёнка, а то овёс уже достал! Компот хороший, я тебе со дна зачерпну!
  - А где маршевая рота?
  - Заблудились и пришли в соседний полк. Так что не жди.
  - А сухарь, дашь?
  - Я тебе больше каши навалю. Маршевая рота для второго батальона предназначалась, так что праздник живота! Ну и сухарь, даже два!
  - А у меня котелок...
  - Найдём тебе посуду! - Унху пошёл к котлам и вернулся с большой жестяной трёхлитровой банкой из под повидла, наполненной кашей и литровой мерной кружкой с компотом. Достал свою ложку из-за голенища, три сухаря из кармана и вручил Максиму.
  - Ложку не заиграй! Когда закончишь - позовёшь!
  - Дела зовут?
  - Дела всегда найдутся, даже если их нет! - Присел на корточки перед ним хант. - Поговорить хочешь?
  - Угу! - Ответил набитым ртом Максим. - Почему у тебя такая кличка Унху?
  - Это имя, а не кличка! - Совершенно не обиделся Митрин.
  - Тогда Хант?
  - А это национальность!
  - Национальность? - Чуть не подавился кашей Шпигун.
  - А что тут странного? В СССР двести национальностей. Мы - ханты из Сибири! Ты сам откуда?
  - Из Москвы!
  - Значит Москвач!
  - Такой нации нет!
  - Нет, но когда-нибудь будет!
  - А почему ты в разведку не хочешь?
  - А тебе нравится каждый день и ночь в мокрой и грязной одежде быть?
  - Как это?
  - Так! Это ты в окопе, полусогнутым ходишь, а мы ползаем. Чаще всего ночью. Даже если лето сухое, то трава мокрая. А что такое весна, осень, зима - сам понимаешь! Ночью сам не спишь, а днём спать не дают! Вот наша дивизия, чуть ли не каждый день, разведку боем проводила. У нас в полку командиры понимающие были, нас туда не посылали. А в соседнем - как на работу! Разведчиков не осталось. Тогда пехоту начали в разведку посылать. А тем надо это? Брякнут чем-то, немцы стреляют, те обратно прыг в окоп! Страшно умереть, но из-за чужой глупости и тупости, не столько страшно, сколько обидно сдохнуть!
  - И сколько вас осталось?
  - Трое. Я и двое в госпитале. У нас была хорошая команда.
  - А кто командир был?
  - Это не важно. Они на ту сторону не лазили. Здесь хозяйством занимались. А делом ефрейтор занимался. Его напрямик и начштаба и начальник разведки и комполка вызывали, ставили задачи, советовались.
  - Это какая-то проза!
  - Да. Это проза жизни в войне!
  - Надо же ты какие вещи понимаешь, а я слышал, что ты простой охотник.
  - Охотником я был на школьных каникулах, а так учитель математики.
  - Спасибо тебе! Хоть что-то я стал понимать в разведке.
  
  4.
  Шпигун вместе с "покупателями" солдат дождался маршевой роты. Он первым объявил о наборе в разведку. Никто, к его удивлению, не возразил. Он прошёл вокруг строя и рассказал о прелестях и бонусах разведки. На его пламенный призыв откликнулось шестеро. Даже бойцами их не назовёшь, и форма висит и сапоги стоят и взгляд не солдата, а ребёнка. Эта шестёрка его не обрадовала, но и не огорчила. С кого-то надо начинать. Пусть эти будут. Хотя бы землянку копать начнут. Машинально он сравнил их с Митриным и тяжело вздохнул. Одна мысль перемахнула от Унху к кухне, на которой он теперь работал.
  - Ну, и напоследок! Это тем, кто понимает! Разведка при штабе полка. Это означает что горячая пища всегда!
  Из строя сразу шагнуло человек сорок и это были не юнцы, не нюхавшие пороху. Максим даже испугался такого рвения бойцов. Брякнул не то?
  - Комсомольцы-добровольцы! - Услышал он насмешливый голос начштаба Сушкова. - Воюют задорно - погибают радостно! Не много ли?
  - Не! - Ответил вместо Максима начальник артиллерии полка. - Один раз на нейтралку сходят, запросятся по старым специальностям. Для меня так лучше. Мои сразу ко мне пойдут.
  Шпигун начал записывать добровольцев, но артиллеристов и миномётчиков среди них не оказалось! Человек пятнадцать скопились вокруг начарта полка. Максим ещё не знал, что пушкари сами себе пищу могут греть, а, иногда, и готовить. Место дислокации взвода он наметил недалеко от палатки Мокина. Вбил колышки и даже верёвки натянул. Два десятка больших лопат одолжил.
  Новоприбывших построил в три шеренги.
  
  - Сколько вы будете разведчиками я не знаю, но обитать где-то надо. Как получим матчасть, сразу на фронт. Когда её доставят - тоже не знаю, но надолго здесь не останемся. Предлагаю каждому выкопать щель и эти несколько дней прожить там. Плащ-палатки, шинели у вас в наличии. Так что не пропадёте.
  - А ужин?
  - Как выкопаете, так сразу!
  - Это получится как на кладбище, ровными рядами. Примета плохая! - Заявил пожилой, в смысле немногим более старше, чем все остальные, солдат. Он был в обмотках с ботинками, а не в сапогах.
  - Да командир! Давай сделаем как положено! Что тут копать? Зато как люди будем. Братская могила не такая, как землянка. - Подал голос низкорослый солдат из третьей шеренги.
  - Вон лопаты! Топоры на брезенте, а роща вон там! - Показал на чахлый березняк у оврага, служившего отхожим местом, Максим. - Сержанты есть?
  Прыщавый и низкорослый вышли из строя.
  - Сержанты? - Покосился Шпигун на их погоны.
  - Я сапёр! - Ответил прыщавый.
  - Тогда тебе и лопату в руки. Будешь командовать постройкой землянки. А ты! - Повернулся лейтенант к низкорослому. - Будешь помогать! Я в штаб, потом на кухню.
  - Я сержант, а он рядовой!
  - Ну, тогда наоборот! - Шпигун не решил мудрить и ушёл.
  
  В никакой штаб он не пошёл, а спрятался за палатку Мокина и начал следить кто как работает и начал делать пометки у себя в блокноте. Это ему Сушков по дороге обратно подсказал, когда Максим вёл новых разведчиков в расположение.
  Максим, незаметно для себя, начал понимать, что война на войне не самое главное. Когда он пришёл к сапёрам, то на его предложение выкопать землянку разведчикам, их ротный только засмеялся, но за пачку папирос выделил два десятка лопат. Об их получении Шпигун расписался на папиросной пачке. Топоры Митрин одолжил, когда Шпигун приходил договариваться об ужине. Чтобы ужин для разведки был горячий.
  
  Работа спорилась. Вот что значит знающие люди попались. Копать действительно было нечего. Сапёр ходил, показывал объяснял, как надо ворочать лопатой чтобы быстро не утомиться. Но тут разразился скандал. Что кричали, различить не смог, но кричали громко. Он поспешил вернуться.
  Какой-то солдат в позе памятника Пушкина на улице Горького в Москве орал на сапёра с прыщом. Тот успевал отбрёхиваться, но тихо. Работа встала, все с интересом смотрели за развитием словесного боя.
  
  - Что тут у вас? - Сапёр повернулся к нему, но ничего не сказал. Видимо слов не нашёл. Шпигун осмотрелся в поисках сержанта. Тот, с несколькими солдатами, шёл к берёзкам.
  - Я добровольно вступил в разведку. Ходить к немцам в тыл, а не ямы копать!
  Причём возмущение на его лице было не пушкинским, а, скорее, лермонтовским - брезгливо-презрительным. Чем сильнее затягивалась пауза, тем быстрее таял ещё не заработанный авторитет командира взвода. Максим это чувствовал мурашками, бегающими по спине. Он спустился вниз, поднял брошенную бунтовщиком лопату, отошёл на несколько шагов в сторону и начал копать. Копать сухой чернозём было легко и удобно. К лопате не прилипало. Он, за несколько минут выкопал щель два метра в длину, полметра в ширину и на штык в глубину. Вернулся, вручил лопату сапёру. Достал из кобуры "наган". Он был легче, удобнее, да и предохранитель был не нужен, а с этим у ТТ были проблемы. Иногда и магазин выпадал. Хотя спуск у нагана был... но он привык.
  - По законам военного времени. За отказ выполнять приказ начальника. Рядовой... как-то там тебя, приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.
  Максим быстро прицелился и выстрелил. Уже не Пушкин рухнул вниз. Дантесом Максим себя не ощущал. Неприятная тишина опустилась на землю. Максим посмотрел на подчинённых, но те отводили глаза от его твёрдого взгляда. Этот ход изменил всё. Он понял, что стал из первых среди равных - командиром, а они все подчинённые в его праведном гневе или в неправедной ласке.
  Он подошёл к лежащему солдату и пнул его мыском сапога.
  - Не там лёг! Я мимо выстрелил. Вот там твоя могила. Хочешь иди, хочешь ползи.
  Расстрелянный поднял голову и посмотрел на него невидящим взглядом. Его разум был уже не здесь, а где-то в небесах, по которым его взгляд судорожно блуждал.
  - Не надо! Я не хочу! Каюсь, виноват!
  На выстрел прибежал низкорослый сержант. Он встал рядом с рукой Шпигуна, державшего револьвер.
  - Значит тебе повезло! - Ответил сержант вместо лейтенанта.
  Тот, как и не совсем расстрелянный, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Первым им убитым на войне мог оказаться не немец, а свой! У него в голове не укладывалось, как он мог поступить так! А ведь поступил! Без раздумий и сожалений!
  - Ну что встали! - Крикнул сержант остальным. - Работайте! Ужин ждать не будет! Холодным жрать хотите?
  Несостоявшийся Пушкин взял лопату и хотел пойти к строившейся землянке.
  - Куда это ты? - Преградил ему путь сержант. - Могилы пустовать не должны. Закопай её, чтобы снова в неё не лечь!
  Тот безропотно выполнил что велели и спрыгнул вниз. Шпигун пошёл на кухню. Он не рассчитывал, что добровольцев будет вдвое больше. Это означало что каждому может достаться ужина вдвое меньше. Он рассчитывал на помощь ханта. Унху не было, но был Иван Артёмыч.
  - Проходил мимо. Слышал твою пламенную речь! Поэтому еды оставил твоим орлам побольше. Ты чего поникший? Радоваться надо, что есть люди, которые помогают тебе!
  - Да я чуть не расстрелял!
  - А почему чуть? Чуть - не считается. На шею сядут, будешь у них на побегушках? - Максим рассказал, что произошло.
  - Молодец! - Похвалил его повар. - Не будешь на побегушках. - Последние слова он уже сказал из своей палатки.
  Оттуда он вынес кружку жидкого киселя.
  - Ужинать пока не предлагаю, пока его ещё нет, но он на подходе, а кисель поможет!
  Максим начал торопливо пить и только к середине пустеющей кружки, он понял, что это не совсем кисель. Он вопросительно посмотрел на повара.
  - Очень удобно! - Усмехнулся повар. - Выпивка и закуска в одной кружке. Митрин! Иди к разведке, веди всех на ужин. Сразу предупреди. Нет котелка - в пилотку. Нет ложки - рукой! А у кого и этого нет - тот голодный.
  
  Для изголодавшихся солдат маршевой роты это был не ужин - пир! Особо шустрым и добавка досталась, хотя и так все налопались. Повар завел сержанта в свою палатку и угощал отдельно, ведя неторопливый разговор. Максим ужинал со всеми и тем же, чем и они. После разбавленного киселём спирта очень хотелось есть.
  - Слышь Андрон! - Обратился к сержанту повар, когда они оба вышли из его палатки. - Я твоего командира у себя оставлю. Вдруг кто-то захочет отомстить и не... а как его фамилия?
  - Кого? Лейтенанта? Я не знаю!
  - Вот не ему, а тому парню, найдётся сука, прикончит командира, капут всем. Я у себя его оставлю. А вы, завтра с утра, второй выход сделайте и с той стороны отгородите закуток для него, штаба, склада.
  - Дельный совет! - Андрон пожал руку Ивану Артёмычу и громко крикнул басом, который не вязался с его маленьким ростом. - Взвод строится! Обожрались и заснули? Тогда предстоит ночное окапывание!
  Эта фраза возымела действие. Лениво, но построились.
  
  Когда Максим, ещё до общего завтрака, позавтракав отдельно у повара, пришёл к землянке, то увидел немыслимое явление на фронте. Взвод делал зарядку. Бойцы, раздетые по пояс, махали то руками, то ногами, сгибались-выпрямлялись. Только семеро одетых сидели рядом с котомками. Увидев Максима, сержант подал команду смирно. Достал пилотку из-за поясного ремня, надел на бритую макушку и строевым шагом подошёл к командиру. Всё как по уставу. Лейтенант даже залюбовался его выправкой и упустил доклад. Махнул рукой у виска и пожал руку сержанту. Их ротный в училище всегда так делал после доклада дежурного по роте.
  - А это что за барэ? - Кивнул Максим на сидящих.
  - Отбросы! - Полуголый сержант поражал рельефом мускулатуры и казался уже не таким хилым рядом с собой. Своим ростом Шпигун гордился - за метр восемьдесят. Поэтому всегда правофланговый и на виду у начальства.
  - В смысле? - Строго он посмотрел на сержанта.
  - У нас дружба народов и интернационализм, а это спортсмены-боксёры.
  - Спортсмены нам нужны! Что за самоуправство?
  -Вот список! - Сержант выудил из кармана брюк мятый листок. Шпигун начал читать. Оказывается не показалось. Чернявенькие все. Землю копали, таскали хуже всех. Сапёр больше всего около них вертелся, учил как лопатой владеть.
  - Мамедов, Махмудов, Гуссейнов, Аббасов... Дискриминация сержант, политрук узнает...
  - Они добровольно изъявили желание покинуть нас? Так? - Повернулся к ним Андрон.
  - Так, начальник!
  - И куда их?
  - На соревнования!
  - Чего несёшь? Какие соревнования?
  - Бег с винтовкой наперевес от нашего переднего края до немецкого. Пусть учатся траншеи копать. Степной народец. Им бы лошадь! Вы взвод ведите на завтрак, а я этих сплавлю кому-нибудь! Их мешки киш-мишем забиты! Насыпят себе в карман и жуют втихую, думая, что это никто не видит. Кто с ними в поиск пойдёт? А по-русски как говорят? Знают, но под дурака шарят. В пехоте быстро дурь выбьют. Только мою пайку поручите принести.
  
  Сержант подошёл к сидящим. Те резво вскочили. Он показал направление и пошёл вслед за ними. Вот тебе и командование! День ещё только начался... что день грядущий нам готовит? Ария кого-то из чего-то! Шпигун объявил построение на завтрак и, увидев знакомый на носу прыщ, подозвал сапёра.
  - После завтрака - в санчасть. Напомни, как фамилия сержанта?
  - Андрон... толи Грачёв, толи Ткачёв.
  - А что здесь было?
  - На зарядку бежать отказались. Мол мы спортсмены-боксёры, нам это ни к чему. Он подошёл и навалял чемпионам.
  - Да у них на лице ни синяка!
  - А он не по голове стучал. В тело! Как будто яблоню тряхнул. Те как груши с веток и посыпались!
  - Веди на завтрак ты. Сержанту и мне пайку принесите. Сможете?
  - А то!
  
  Шпигун зашёл в землянку. Порядок. Даже дневальный на входе. Тот крикнул "смирно", хотя никого в землянке не было. Максиму было приятно. Всё как в армии. Он вышел на улицу и из планшета достал блокнот. По вчерашнему строительству землянки он наметил кандидатуры к отчислению. Отчисленные сержантом тоже были у него отмечены вопросом.
  Иван Артёмыч оказал ему неоценимую помощь, когда зазвал сержанта к себе в палатку, поговорил-выяснил. Сказал ему, что Грачёв... точно же Грачёв, будет не хуже, а может и лучше предыдущего - ефрейтора Лампина. Он снова углубился в документы. Как же это он упустил? Проглядел? Синим по жёлтому было напечатано: сержант, командир взвода разведки. Вот ведь! Специально в первые ряды не полез. Присматривался. Оценивал. Он решил напрямую поговорить с сержантом после завтрака. Тот пришёл с ворохом больших сапёрных лопат. Взятые у сапёров ещё вчера, как и уговаривались, были отданы хозяевам.
  - Вот! - Кинул Грачёв лопаты под ноги Шпигуна. - Обменял в пехоте этих семерых на четыре лопаты.
  - Они же не рабы, чтобы так... Начал фразу Максим, но Грачёв продолжил за него.
  - Пришлось применить военную хитрость, чтобы такие отбросы пристроить! Нам же лопаты сейчас нужны, а не тогда, когда дадут, если выделят.
  - Какую, если не секрет?
  - Я старшему адъютанту батальона про их мешки с изюмом рассказал. Вот на четыре лопаты и сговорились. Так что я не людей на лопаты менял, а изюм. Он нам тоже кулёчик отсыпал. - Грачёв открыл противогазную сумку. - Берите сколько хотите!
  - Да нет уж! Пайки принесли, позавтракаем, заодно дела обсудим. Я решил тебя утвердить своим замом.
  - Если сомневаетесь, могу и рядовым.
  - Ни в коем случае! Ты человек бывалый, а я нет. Разделим обязанности. Я отвечаю здесь - ты там!
  - Согласен. - Грачёв ел быстро. Подставлял хлеб под ложку, чтобы даже капля не пропала, только после этого немного откусывал.
  - Но ведь мне тоже надо в поиск ходить!
  - Нечего беспокоиться. Как передовое охранение проползём, если оно ещё будет, заляжете и нас подождёте. Так все делают. И мне спокойнее и вам без ущерба. Пока мы несколько дней пешкодралом к вам добирались, я одному помогал тащить швейную машинку. Мы ночевали в разрушенной хате, а он её за печкой откопал. Он раньше портным был. Так что с шитьём у нас полный порядок будет. Говорит и с обувью тоже справится и инструмент есть. Хозяйственный такой. Всё по дороге поднимает. Вот бы его на хозяйство посадить. А? Только никому про это ни слова. Заберут даже не в наш штаб, а в дивизии всех обшивать будет. Для нас это золотое дно!
  - Веди! - Пока Шпигун говорил, Грачёв всё уже съел, облизал стальную ложку и засунул в нагрудный карман напротив сердца.
  
  Портной портным не казался. Повыше чем сам Шпигун, и в плечах по шире. Сильно пошире. Крупные пальцы и кулаки здоровые.
  - Вайсман Йехиэль, можно, чтобы языком за зубы не цепляться, - Илья Альфредович. Йехиэль означает: даст жизнь бог! Так что это добрый знак для нас. Дам жизни!
  - Что-то как-то облик с портным не вяжется.
  - Портным был у меня отец. Дед - Мордехай, был сапожник. Я часы ремонтировал, гравировал. Биндюжником, ну грузчиком, в порту подрабатывал. Песня такая: "Ты одессит Мишка!" это про меня. Я и оружейником побыл, авто ремонтировал, да и шоферить пришлось, когда мы от Одессы до Симферополя на полуторке драпали.
  - Каптёром будешь, хотя такой должности у нас нет. Надо заполнить штатные должности.
  - А мы на чём передвигаться будем? Предлагаю на лошадях. - Предложил Грачёв.
  - Наверное грузовик дадут.
  - Да. А штаты надо заполнять сейчас. - Согласился с ним Вайсман. - Если дадут грузовик, то с ним один шофёр. А если лошадей, то четыре телеги и девять лошадей. То есть четыре ездовых из них два конюха.
  - У нас сейчас сорок два условных бойца, да ещё те семь. Сорок девять. Вот и подадим на всех. А это и сухпай, одежда, обувь.
  - Я тебе удивляюсь Грачёв! - Заморгал на него Шпигун. - Я тебя ещё и суток не знаю, а ты только о еде и говоришь!
  - А о чём говорить? Я и в прошлый раз в разведку из-за еды попросился. Не будешь же к немцам, на обед напрашиваться? Как голодным и холодным, ещё ладно, а мокрым? Они поймут неправильно и плохо примут! Сушить одежду своим теплом? Печка по любому, даже летом нужна и сушиться и пищу греть!
  - Командир, он прав! Лучше сейчас запас заложить, чтобы потом у начальства не выпрашивать, то, что у них давно нет. - Поддержал сержанта Вайсман и закатил вверх большие печальные глаза. - Это им так не нравится!
  В землянку спустился сапёр. Судя по обмотанной голове, прыщ был успешно удалён.
  - Не надо докладывать! - Махнул ему рукой Максим. - Результат у тебя на лице.
  - Нам повар идею подал. Вот тут перегородить и здесь отдельный выход для командира сделать. Вот тут он спать будет. Здесь стол сколотим, у миномётчиков коробку из под мин с ручкой утащим, где документы хранить. Напротив склад и Юнхель спит.
  - Сколько раз говорил Ильёй зови!
  - Хорошие ты себе имена выбираешь: то тебе бог жизни даёт, то ты сила божья!
  - Для войны это позитивно.
  - Как тебя звать сапёр? - Повернулся к нему Грачёв.
  - Коля Соцков!
  - Слышал, что надо сделать? Возьми парочку ребят и сооруди до обеда. Там лопаты перед входом лежат, занеси и в угол поставь. Ты за них отвечаешь. - Соцков посмотрел на лейтенанта. Тот кивнул.
  Сапёр, а эта кличка так у него и осталась, пока, меньше чем через пару недель его с оторванной ногой, в госпиталь не увезли, молча развернулся и пошёл за лопатами. Вслед за ним хотел уйти и Грачёв.
  - Я тут их до обеда погоняю. В штабе увидят, что бойцам делать нечего, припашут к чему-нибудь! По ним видно будет, кого во взводе оставить. Пока будем штаты заполнять и оставим всех. Появятся ребята получше - поменяем.
  - А вчерашнего парня? Не хочешь от него избавиться?
  - Он же доброволец. Романтик. Может что и получится. Переклинило его, бывает. За такую фигню всех к стенке ставить?
  
  Грачёв разбил взвод на две половины. Вместо оружия заставил наломать палок. Сначала одни подползали, потом другие.
  - Прямо как в кино! - Сообщил Мокину, стоявшему на крыльце, Сушков, приехавший на коне из штаба дивизии. - Может и не плох твой Штангель. Смотри как гоняет!
  - Он не Штангель, а Шпигуль! - Потом капитан понял, что неправильно назвал фамилию, но исправляться не стал. - Хороший взводный сержантами силён.
  - Пошли со мной! - Негромко крикнул Сушков, но услышали его все. Случайный перекур был закончен и служивые потянулись в избу.
  
  - Обещанные слухи. Дивизия стала гвардейской? А что это означает? Повышение окладов. Командирам полуторное, а рядовым двойное. Ждали этого? Ждали, но нам не дали. В последний момент почётное звание зарубили. Это дело уже прошлое, обратимся к нынешним. Если вы заметили, что я возвращаюсь разными маршрутами, то честь вам и хвала. А для чего я это делаю? Смотрю чем занимаются вверенные нам подразделения полка. Переформирование, не означает санаторий. Солдат надо учить, сержантов, да что говорить и офицеров тоже! Что это такое? Связь по старинке держим. Убыль связистов проводной связи - огромная. Могу цифры привести, если кому интересно. Посыльных используем, как в гражданскую. На коня и в штаб полка. Нечаев!
  - Я! - Встал ПНШ-3, начальник связи полка.
  - Матчасть получили?
  - Телефоны и провода.
  - А сколько раций в наличие?
  - Четыре.
  - А надо сколько?
  - Двадцать!
  - В каждый батальон по рации. Чтобы и батальонные и ротные связисты не пузо на солнце грели, а на рациях работали. Раскатят катушку и лежат. ПНШ один взять на заметку.
  - Так точно! - Капитан тоже записывал, не доверяя писарю.
  - Разведка! - Мокин встал. - Сядь! Исправляться начала. Видел, работать начали. Пешие все укомплектованы?
  - Только количеством, да и то почти. Ладно сержантов не хватает, так и опытных только один. Вы же знаете, половина отвалит. Помочь взводному с качеством. Может по батальонам пройтись? С вашего разрешения, конечно. Строевики пусть мне списки перспективных выдадут, а с комбатами я сам поговорю. А что с конным взводом?
  - Да его с конца прошлого года в полку не было. В дивизии глаголят, что машины могут дать!
  - Так кого набирать? Там даже политрука нет! Может объединить?
  - Правильно! - Оторвал голову от записей ПНШ один. - Дать всем автоматы вместо винтовок, пару станковых пулемётов, взвод миномётов. Получится ударная рота автоматчиков.
  - Так у нас их две.
  - Если бы дали гвардию, то две, а так одна. Идея неплоха. Добавить взвод ПТР. А что? Мне нравится. Я поговорю с командиром. Разведки за глаза максимум три десятка хватит. Это если их как разведку использовать, а не как пехоту! Вместо лошадей - мотоциклы.
  - Давно пора от гужевого транспорта начать избавляться. - Подал голос и начальник артиллерии полка капитан Зверев. - Как голодуха жрут лошадиный овёс, а потом животами мучаются. А как лошадь убьют...
  - Правильно! - Поддержал начальник тыла Пушков. - Пока наши до кобылы доберутся, она уже вся ощипанная. Не шкуру же с костями в котёл кидать! А вот бензин не выпьешь и резину с колёс не сожрёшь!
  - Вы ещё помечтайте, чтобы нас танковой дивизии передали! Но к моторизации полка надо стремиться. Завтра обещали замкомполка прислать, химика с химвзводом. Надо придумать чем их загрузить. А почему бы химиков условно не прикрепить к санитарной роте или к ветеринарной? - Хитро улыбнулся Сушков, но на это, вроде бы простое предложение, попался начальник связи полка Нечаев. Это был его второй день в полку.
   - Пусть к нам прикрепят, всегда найдём чем им заняться.
  - У санитаров газы постоянно, а у вас газов нет! -Серьёзно, нахмурив брови, ответил начальник штаба.
  - У них-то откуда? - Не сдавался Нечаев.
  - У кого от лошадей, а у кого от бойцов, которые их овёс сожрали! - То, что шутка Сушкова удалась, был громкий хохот со всех сторон. Смутившийся и покрасневший Нечаев сел на лавку. - За работу, товарищи. Времени нет совсем. Пушков давай думать, как нам и у кого транспорт на бензине выклянчить, а не на овсе и под какими предлогами. У тебя много телег? А лошадей? Насчёт разведки правильная идея, тоже на ус намотай. До обеда буду у тебя, а после разведкой займёмся. Уж больно мне идея с автоматчиками понравилась, но их же на телегах возить не будешь?
  
  5.
  Грачёв проводил зарядку взвода, когда около их землянки остановился солдат. Его пилотка была на немецкий манер засунута под погон гимнастёрки, а потрёпанный ватник был просунут через лямки котомки.
  - Разведка? -Он тихо осведомился у Андрона.
  - К нам? Взводного нет, я за него.
  - Ну и ладно, так на время зашёл. - Солдат развернулся, чтобы уйти.
  - Подожди! Зарядка окончена. На умывание и построение на завтрак. Соцков, отведёшь! Документы есть? - Солдат протянул их.
  - Так это ты до меня был? - Солдат кивнул. - Будешь командовать вместо меня?
  - Нет. Я к вам ненадолго. Из госпиталя вытурили, сказали, чтобы я к нашим докторам походил. Справку показать?
  - Зачем мне? Лучше расскажи как ты тут до меня? Можешь подскажешь что?
  - Да я почти пешком шёл. На кухню зайти хотел!
  - Соцков! - Снова крикнул сержант. - Двойную пайку захватишь, мне и ему! Пойдём, потрещим?
  - В землянку не пойду. Ляжем на склоне, позагораем.
  - Из штаба видно!
  - И что?
  - Это ты мог при своих, старых, где угодно валяться! А я не могу - никого не знаю.
  - На меня свалишь! Устал. Полежать хочется.
  
  Не то, чтобы они легли у входа в штаб и не под окнами, но, если смотреть под углом, можно их было увидеть. Комендантский взвод на них внимания не обратил. Они лежали за видимой зоны их ответственности. За палаткой Мокина. Зато заметил Шпигун, пришедший с докладом к Мокину.
  После доклада он не сразу прошёл к лежащим. Уже чему-то научился и скоропалительных ни решений, ни действий не применял. Грачёва он сразу узнал, а второй был незнаком. Хотя лейтенант находился в двух шагах он ничего не слышал, настолько тихо они говорили. Грызли травинки, улыбались, мух гоняли и что-то показывали друг другу руками.
  
  - Ты чего как жена Лота застыл? - Тихо, но отчётливо, прямо в ухо спросили Максима. Он так вздрогнул, что, повернувшись, испуганно заморгал. Это был Мокин, вышедший из палатки. Шпигун кивнул на лежащих.
  - А! - Совсем не удивился капитан. - Не мешай им. Это из госпиталя предыдущий вернулся.
  - А вы откуда знаете?
  - Дедукция Ватсон! - Шпигун не понял, что сказал капитан и хотел переспросить, но тот опередил его. - Соображай! К кому первому пошлют разведчика? Вижу, как бы сказал наш начштаба Сушков, ты встаёшь на путь исправления, проведу с тобой неформальный разговор. Может чем-то и поможет тебе Максим, а не лейтенант Шпигун. Понял разницу? Шпигун кивнул.
  - Тогда милости просим! - Кивнул Мокин на палатку.
  Они вошли и сели за его стол.
  - Конфетку будешь?
  - В смысле?
  - А воду? Чай не предлагаю - жарко. К тому же его ещё и нет. - Мокин вытащил из под стола чайник, а из стола две кружки. Налил полными.
  - А это точно вода? - Опасливо спросил Максим.
  - Точнее не бывает! - Мокин развернул тряпочку. В ней находились две розовых конфетки, посыпанные молотым сахаром.
  
  Максим попытался вспомнить их название, но не смог. Жизнь, с началом войны, всё упрощалась и упрощалась. Он подумал, что считает всё сладкое, кроме сахара - конфетами. Это как у Льва Толстого. Вот читаешь его и не понимаешь почему та или иная вещь или действие, мысли, так тщательно и описываемые великим классиком, так были важны для героев его произведений? А для него - Шпигуна - нет! Особенно тот момент, когда бомба крутилась у ног Болконского, а тот размышлял о смысле бытия. Может князь и не об этом думал, но сейчас любой боец, увидев у своих ног немецкую гранату, постарается выбросить её из окопа. У неё запал срабатывал секунд через десять. Или упасть, прикрыв голову руками. У князя была уйма времени чтобы убежать... что тогда было не так?
  Вот и Мокин ищет с кем бы выпить! Прикрылся неформальным разговором, конфеткой! Может это у него уловка такая! Повязать хочет! Вот в чём вопрос! Как говорил Грибоедов в "Горе от ума"! Мокин отпил полкружки и пососал конфетку, внимательно поглядывая на Максима. Зачем-то полез в кобуру. Пристрелит потом никому не докажешь, что отказался выполнять приказ, но тот достал тонкий батистовый платок и промакнул им испарину на лбу.
  - Что застыл? Не хочешь - не пей. Тогда без конфетки окажешься!
  
  Максим тяжело вздохнул, дармовую конфетку хотелось, но так, чтобы за неё ничего не было! Вот не такому в училище учили! Он, как в последний бой идти, решительно отпил из кружки. Вода! Натуральная чистая вода! Он допил всю кружку и мстительно начал разгрызать засохшую конфетку, словно это она сбила его с пути истинного.
  - Эх, молодёжь! - Грустно выдохнул Мокин. - Хочется всё и сразу. А кто не умеет ждать, тот долго не живёт. Воды у меня полный чайник, а конфет больше нет! Приятно же сладенькое по языку пустить? Получить долгое удовольствие от длительного контакта. Училище я закончил в тридцать девятом. Попал, командиром взвода в освободительный поход в Польшу. Потом Финская. Весной сорок первого назначили командиром роты. А тут и война началась. Я тогда ощущал себя, как ты сейчас. Всё, что знал и умел - оно было, фактически не нужно! А что делать никто не знал. Такая беглая растерянность в глазах, при внешней уверенности. Приходилось отступать! Приходилось всем отступать, но отступали все по-разному. Кому-то не везло им приказали наступать и попадать в окружение. Кто-то вышел, кто-то нет. Мне повезло. Зима. Назначили на батальон. Оборона проходила так... - Он взял тряпочку, в которую были завёрнуты конфетки и свернул её в кулёк... - Калининский фронт. То болота, то холмы. Мелкие речки и ручьи. Вот это холм. Он весь пустой - луговина. С той стороны обрывистый берег речки - немцы. Наш батальон напротив. Закопались повыше чем немцы. С другой стороны холма - штаб полка, тыловые службы. Рукой подать. Но пользоваться можно ночью, да и то, когда полной луны нет. Снег блестит и на нём всё видно! Немцы каждый кустик пристреляли. Идти в обход - вдоль холма. Самое опасное место, где родники. Из них тыловики воду брали. Наледь ужасная. Когда несут, воду расплёскивают, падают с вёдрами. В темноте, и заблудиться можно. Днём, обходя наледи, каждый свой, более удобный путь торит. Неожиданно, среди ночи, на совещание вызвали. Пошли мы с комиссаром. Не знаю, как там солдаты каждый день ходят, но мы с комиссаром, пришли все обкоцанные, мокрые, грязные. Совещание закончилось только под утро. Все вышли покурить, а комиссар, мне говорит: пока темно, давай через холм махнём! Десять минут и мы у себя. Ну и пошли. До вершины добрались, хоть комком вниз к своим окопам катись, чую что в левом валенке мокро, причём сверху, а не снизу. Я наклонился рукой проверить. Как-то сверху рассёк. Тут и мина спереди прилетела, а сзади взорвалась. Комиссара осколками нашпиговало, а в меня только один. В задницу и в тазовой кости застрял. Вытащили нас. Его в могилу, меня - в санчасть.
  Забинтовали и в госпиталь. Осколок удалили и отправили в тыл. Сказали, что у них столько пенициллину, какого-то не хватит. Гангрена меня сожрёт и мест в госпитале нет. Зима! Рану надо каждый день хотя бы два раза промывать этим пецилином. Погрузили в грузовик. Отъехать толком не успели. Пикировщики прилетели и от госпиталя только обломки полетели. Привезли нас к железной дороге. А там, во много рядов раненые лежат, а некоторые уже снежком, как саваном покрыты. Санитаром у нас был Акимыч. Мне, тогда. он казался старым. За сорок, ближе к пятидесяти. "Повезло", говорит нам. Янин, хотя его очередь была, не захотел вас везти, ну и за горсть махорки меня уговорил. А видишь, как всё обернулось? Не знаешь где срать сядешь, что найдёшь, а что потеряешь!
  - А нам? - Спрашиваю.
  - Не вам, а тебе. Можешь совершить подвиг во имя самой, из тех, что есть, большой награды. Ползи Колька, ползи! На этих! - Он кивнул на соседей. - Внимания не обращай. Они уже скоро в раю будут. Ползи по трупам, по живым, но ползи. Санитарный эшелон не резиновый, долго стоять не будет. Заберут тех, кто ближе лежит. Долезай до шпал, а не до рельсов, а то тебя какой-нибудь буксой стукнет. Не застывай, шевелись, разговаривай. Сам с собой разговаривая, стихи читай, молись вслух. Обязательно возьмут. И это будет твой подвиг.
  - А наградой?
  - А наградой - жизнь. Не гоняйся за побрякушками. Надо будет, они тебя сами найдут. На войну не напрашивайся, а если посылают не отказывайся.
  - А тебя как за это поблагодарить?
  - А всю жизнь, сколько бы тебе не суждено, будешь помнить меня. Вот и помню. Как тяжело становится. Невозможно, выть хочется, помню его склонённое ко мне, уже в глубоких морщинах, лицо. Как выздоровел - запасной полк. А теперь вот здесь. Всё, как Акимыч предсказал.
  
  Теперь Максим воду пил медленно и ему казалось, что он наслаждается ей. Ему было завидно, что Мокин пьёт воду, посасывая конфету.
  - А конфеты откуда? - Спросил Шпигун, выпив ещё кружку.
  - В дивизию ездил. А там магазин. Ну какой магазин - название. Лавка. Два шага в ширину и один в глубину. Стою я в раздумье, деньги в кармане перебираю. Что такого купить, что мне позарез нужно? Бритва у меня есть, мыло выдают. Спички-папиросы, махорка? Так я после госпиталя не курю. Взял две жестяных банки зубного порошка и щётку. Порошок закончится, в банках удобно всякую мелочь держать. Скрепки, огрызки чернильных и цветных карандашей, ножик перочинный, да мало ли ещё чего? А тут конфеты! Вижу и ощущаю их вкус знакомый с детства! Конфеты во рту нет, а вкус её есть! Представляешь? Взял кулёк.
  - Так вы же позавчера в дивизии были, а конфет уже нет!
  - Угощал. Скажешь тебе неприятно было конфетку пососать? Ну да, ты же сгрыз её. Взвод готов к приходу начштаба?
  - Более-менее.
  - Так начальству не отвечают. Тем более у него на вас планы. Нештатно сделать из вас роту автоматчиков. Дурь свою не показывай - не отказывайся, если комроты назначит. В окопы вас не загонят, но авто дадут. Будут на самые опасные направления бросать.
  - А где у нас неопасные? А с разведкой что?
  - Два-три десятка бойцов вполне достаточно. Оставим на Грачёва. Мотоциклы может выдадут, а не саврасок. Переломили Сталинградом хребет Гитлеру. Будем наступать. Тяжело, с потерями, но будем. Дойдём до Берлина. Если и не мы, то другие. Ещё бы тебе таких парочку, как эти, - кивнул капитан на стенку палатки, - награды считать замучаешься.
  
  Незаметно от военных дел сержант и ефрейтор перешли к бытовым вопросам.
  - Слышь, а тебя как звать? Меня Андрон! - Протянул руку Грачёв. - А то мы с тобой тут трещим, а даже не познакомились.
  - Фронтовая привычка. Какой смысл знакомиться, если ты не в танке, если тебя скоро убьют или ранят? Коля! - Протянул руку Лампин.
  - А сколько тебе лет, Коль?
  - В ноябре будет двадцать. Только, чтобы дожить до этого ноября, как от Земли до Солнца.
  - Ты моложе меня, а выглядишь старше. А в разведке давно?
  - С середины января!
  - Как много-то. А я сюда пришёл только до осени.
  - Потом слякоть, грязь, ветер мокрый и холодный, а ты на пузе.
  - Освоюсь, попробую в другое место перетащиться. А ты как?
  - Обещали в звании восстановить, награды вернуть. Может комиссуют, а может ещё куда. Тут не угадаешь, где лучше, что хуже! Как судьбой написано.
  Грачёв хотел что-то ответить, но подняв голову, резко вскочил и, привычными движениями рук у ремня оправил гимнастёрку, так что все её сборки собрались на спине. Лампин тоже поднял голову, но встал так лениво, поэтому казалось, что это вставание надо не ему, а тому, кто на него смотрит. Также неторопливо вынул пилотку из под погона и разместил её на голове.
  - Не торопитесь ефрейтор! - Прищурившись от солнца смотрел на него Мокин. - Да и одеты не по уставу. Погон не полностью пришит.
  - И что? - Теперь уже прищурился Лампин, хотя солнце ему в глаза не светило.
  - Как тебе Грачёв?
  - С ним бы в разведку пошёл.
  - Вот, сержант, тебе наследство передали от лучшей разведки в дивизии.
  - Как это? - Удивился сержант и ефрейтор, тоже посмотрел на Мокина с любопытством.
  - С ним командир дивизии за руку здоровался, а с нашим командиром полка - нет. Будь осторожен. Сейчас появляется много таких, у кого кроме гонора и власти ничего нет. Вот, чтобы её оправдать, ходят и выискивают, кто их там по мелочи задел или обидел. Тупой жестокостью пытаются авторитет завоевать. Надо не авторитет завоёвывать, а доверие, тогда и дело будет спориться.
  - Я же не червяк, чтобы под землёй ползать?
  - А придётся. Хорошему разведчику даже в собственном расположении маскировка не повредит. Ваши с завтрака вернулись. Твой Митрин на кухне обитает. Вали туда и до вечера не возвращайся. Нас комиссия будет проверять.
  
  6.
  - Товарищ командир, разрешите? - Спрыгнул с кобылы начальник штаба полка Сушков.
  Командир полка Черепанов, остановился, ожидая его. Он, понимая разницу в их званиях и должностях, ценил тактичность начштаба.
  - Что такое? - И без того вечно и нахмуренный и с недовольной гримасой, теперь с ещё более недовольной гримасой повернулся к нему.
  - Есть три новости: никакая, плохая и ужасная! - Прежде чем это сказать Сушков посмотрел по сторонам, убеждаясь, что их никто, даже часовой, отошедший с крыльца в тень, не слышит.
  - Мы ещё не на фронте, лазутчиков может и не быть!
  - Враги, ещё не самое страшное!
  - На твои шуточки у меня куча жалоб собралась. Снимут и зашлют...
  - Правда? - Не стесняясь, обрадовался начштаба.
  - Не дождёшься. Я не хочу. Выкладывай.
  - Никакая: людей нам больше не дадут.
  - Я на большее и не рассчитывал.
  - Плохая: мы идём не в резерв, а на замену.
  - Тоже не сомневался. А ужас-то в чём?
  - Есть такая гнида майор Гублин. Маленький и вонючий. До вашего корпуса, он не успел добраться, поэтому у вас про него и знать не могли. А у нас в штабе армии не знали, как от него избавиться. Он из искусственных.
  - Как это? Секретная разработка? Стальной?
  - Говнистый. Толи художник, толи ... под музыку прыгал. Искусство принадлежит народу. Так Ленин сказал. Вот. Больше двух месяцев нигде не задерживается. Прыгает! Избавляются любым способом. Таким образом он до майора не дорос, но допрыгал.
  - А нам-то что до этого?
  - А он, теперь, ваш первый зам! Его из армии в корпус, в корпусе он пробыл неделю его к нам в дивизию скинули. Дед, уж на что скала. Спокойствие невероятное. После первичного знакомства с ним, заявил, что он начштаба дивизии лично расстреляет, если эту гниду в штабе дивизии увидит. А вы же Цветкова знаете! В него болванка попадёт - отскочит.
  - Если пошутил, я тебя в дисбат сдам, за подрыв авторитета командования.
  - Тогда прямо сейчас. Тот вздумал ехать с химиками, а я напрямик.
  
  Черепанов ничего не ответил, только зло сверкнув глазами, вошёл в штаб. Его встретил оперативный дежурный с докладом. Доклад закончил неуверенно. Перетоптываясь на своих сомнениях, решал докладывать или нет.
  - Что прыгаешь? Иди отлей! - Милостиво, но грубо приказал Черепанов.
  - Тут такое дело... товарищ командир... даже не знаю... может я неправильно записал... или шифровка какая, но секретчику, без вашего разрешения я её не давал.
  - Показывай!
  Дежурный отложил книгу записей и, из нагрудного кармана, извлёк сложенную четвертинку бумаги и неуверенно подал её.
  - К тебе едет гоблин, ещё та тварь, берегись...
  Черепанов тоже не понял, но дежурного похвалил, если каждый будет думать и фильтровать донесения, это будет не армия. Он попросил чая с чем-нибудь и прошёл в отгороженный занавеской, свой закуток у печки. Ему принесли стакан в подстаканнике и пару бутербродов с маслом, посыпанных сахаром. Всё, как он любил. Он уже собирался отхлебнуть, но в его голове с лязгом буферов сошлась вагонная сцепка. Сушков о ком говорил? Майор Гоблин. Вот евреи, напопридумывают себе фамилий! Черепанов не был антисемитом, но ему, как и многим другим было непонятно, почему столь маленькое племя вдруг оказалось многочисленным на всех уровнях власти огромной страны. Из-за такой мысли, он чуть было не плеснул на грудь горячим чаем, а пальцами другой руки угодил в масло, когда хотел взять бутерброд. Он, поставил стакан и оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь, чем можно было вытереть пальцы. Когда надо - никогда нет. Пришлось, как обычно, о занавеску. Тут и раздался стук в дощечку на печке. Дощечка изображала звонок. Занавеска была отогнута и в это отверстие просунулась голова замполита Рубашкина. Они чуть не ударились головами.
  - Чего тебе? - Неприязненно спросил командир, резко отдёрнув голову. Он подумал, что Рубашкин видел, как он вытирает пальцы о занавеску. Лицо Рубашкина, несмотря на жару, было бледным. Черепанов не умел шутить, трунить, острить, иронизировать, но тут его, неожиданно для него самого, прорвало.
  - Тоже гоблина испугался?
  - Да с ним даже СМЕРШ не связывается.
  Черепанов задумался и позвал Сушкова. Тот не стал входить в закуток, а просто отдёрнул занавеску.
  - Вот замполит себе новую должность ищет! - Впервые, но это только присутствующим показалось, что впервые, усмехнулся комполка. Хоть и редко, но такие просветы и у него случались.
  - У нас как раз во взводе пешей разведки замполита нет! Он что маленького гавнюка испугался? - Подмигнул Сушков капитану.
  - Да вы его не знаете!
  - Знать не знаем, а слышать слышали.
  - У него дружок есть. Соклов. Тоже майор. Так в соседнем полку нашей дивизии доносами замполита затравил, чтобы место для Соклова очистить.
  - И? - Не выдержал Черепанов. - Что-то такое я слышал. Комиссия разбиралась.
  - Я был членом комиссии. Мы отстояли Петрунько, тот даже поседел за время расследования. Не в окопе поседел при фашистской атаке, а перед доносами этой твари! Пока мы разбирались, Соклов был замполитом. Петрунько восстановили. Теперь, у того запись, что он был замполитом полка.
  - Прекратить истерики! Обедать и идём проверять разведку!
  - Сейчас доложить? - Слегка вытянулся Сушков.
  - На месте доложишь. Ждите там меня!
  
  Сушков доложил о своей поездки по штабам. Начал, как обычно, с дивизии, а закончил как всегда штабом армии, откуда его направили на полк. Подполковник рассказал о своей идее начальнику отдела штаба, у которого работал до назначения в полк. Того идея зацепила и он прошёлся и узнал мнения других отделов штаба. Те не возражали, лишь бы ничего не требовали.
  Тогда предложение Сушкова доложили начальнику штаба армии. Сушков привёл аргументы. Генерал качнул головой и созвонившись напросился на приём к командарму. Он не любил долгих церемоний, длительную переписку и предпочитал решать вопрос сразу, как только тот поступил. Лучше сразу узнать мнение начальства, чем потом под него подстраиваться и переделывать уже совершённое. А значит можно нарваться минимум на неудовольствие...
  У Сушкова была только идея и некоторые предположения. Он не ожидал что его предложение моментально проскочит несколько уровней и дойдёт до главного - командующего армией. У него не было записей, а в голове иногда пролетали некоторые конкретные мысли, но улавливать их в текучке дел он не успевал. Мысли быстро где-то прятались.
  
  В кабинете командарма отступать было некуда. Наверное, от испуга, но нужные мысли выстроились в чёткую и простую программу. Он начал с того, что позиционная война подходит к концу. Время для принятия решений сжимается и с их решением нельзя опаздывать. Обычные стрелковые части даже к простой мобильности не готовы. Если командир и начальник штаба полка на кобылах перемещаются, то о чём говорить? Нет у них такой возможности как автомобиль, а разведка какая? Почти что времен Халкин-Гола ничего не изменилось. Взвод пешей разведки и взвод конной. Поэтому предлагается на базе двух взводов разведки: пешей и конной создать высокомобильную штурмовую огневую группу. Конная разведка своё отжила. Их издали видно и сразу понятно кто это. Пока они будут туда-сюда мотаться, время может быть упущено, а значит и инициатива, неожиданность. В первую очередь это потеря времени и личного состава. Большое количество автоматов позволит повысить плотность огня и разведчики будут дублёрами роты автоматчиков, как бы вторая рота, как в гвардейских полках. Кроме этого им необходимо, пусть в оперативное управление, передать взвод батальонных миномётов, пушек 45мм, взводы станковых пулемётов и ПТР. Это всё возможно решить перераспределением в рамках полка. Проблема одна - транспорт. Необходимы мотоциклы с колясками хотя бы двадцать штук. При любой проблеме на передовой на них можно легко и быстро перебросить на любой проблемный участок фронта, занимаемого полком. Командующий задумался и начал смотреть на карту, висевшую слева от него.
  - Дело говорит! - Посмотрел командующий на начальника штаба армии. - Вот какие кадры снизу растут!
  - Так он наш! Мы его специально послали, чтобы он увидел всё это изнутри! Опыт Сталинграда показал, что такое подразделение в будущем будет востребовано! - Быстро нашёлся начальник штаба. Он говорил с такой уверенностью словно это было давно им задумано и теперь настала пора воплощаться.
  - Значит такая полезная инициатива выходит из нашей армии? Отставить, уточняю! Из штаба нашей армии!
  - Так точно!
  - Вовремя. Будет что сказать на совещании в штабе фронта. Выдайте мотоциклы!
  - Все мотоциклы забрал танковый корпус, а остатки связисты. Автомобили даже удобнее. Мы доджи по ленд-лизу получили. Как раз для разведки. Они даже полковую артиллерию 76 могут на прицепе и с расчётом тащить. Союзники их специально для этого и придумали. Много не дадим, но шесть штук вполне. Плюс трофейные грузовики две штуки, может бронемашины, всё что у нас появилось трофейного и может быть использовано. С запчастями и ремонтом проблемы, но захваченные трофеи можно оставлять себе.
  - Шоферов сами найдёте?
  - У себя найдём, но перегнать-то поможете? - Посмотрел Сушков на начштаба армии.
  - А что в дивизии, корпусе...
  - Значит до нас ничего не доберётся. А претензии кому?
  - Это же наша идея! - Поддержал Сушкова начальник штаба. - Машины расхватают под свои задницы, а спросят с нас. Может с такой инициативой подождать? - Специально дал задний ход начштаба армии.
  - Присутствует такое. - Согласился командарм. - Прямо сейчас представление от имени штаба, раз это наша инициатива, а я накладываю резолюцию, что это только для такого-то полка и не дай бог, если кто хоть колесо с машины заберёт! СМЕРШ может такое и за диверсию посчитать! Пусть сегодня же и перегонят.
  
  Сушков не понимал, почему начштаба армии такой довольный, но спрашивать не стал. Не тот уровень. Он прошёл в свой отдел дожидаться решения подписанного командармом. Полковник вернулся не только с резолюцией, но и бутылкой коньяка.
  - Это тебе от начальника штаба!
  - Может...
  - Не может. Строго предупредил.
  - С чего бы такая щедрость?
  - Ты армию спас. Все просят, как можно больше людей, техники, вооружений, боеприпасов, у нас это тоже присутствует, но мы сейчас, практически ничего не просим, а предлагаем всего-навсего улучшить организацию ведения боевых действий. Так что начштаба взял тебя на заметку. Если дела пойдут и звание, и награды тебя не обойдут. Осталось только в бою доказать.
  
  Сушков приехал в штаб армии не один, а вместе с зам по тылу полка Пушковым и подал ему резолюцию. Пушков одарил его таким взглядом, словно присвоил звание ГСС. Майор выхватил документ и убежал. Никто так и не узнал, почему, вместо двух трофейных он пригнал двенадцать авто. Когда-то, у кого-то, где-то выменял трофейный переводной корректор цифр и букв. Поэтому в оригинале перед двушкой появилась черная единица, а на копиях синие, нечёткие единицы чернильного карандаша. Было две машины стало двенадцать. С такой резолюцией он не мог упустить такую возможность немного разжиться.
  
  - Теперь нам лошади не нужны. Один додж вам, другой штабу, остальные в разведку.
  Черепанов хотел посмотреть на него с уважением, но не стал. Вдруг не так поймёт! Связи решают, если не всё, то многое. Сам Черепанов командарма ни разу не видел, хотя тот в штабе корпуса и бывал. Или это не он бывал, а другой, который был до него?
  За спиной Сушкова кто-то чихнул. Ласковый, не женский, но с женскими нотами голос произнёс: Здравия желаю! - Начштаба посмотрел за спину и никого не увидел. - Товарищ командир полка! - Сушков повернул голову обратно. - Разрешите представиться ваш первый заместитель майор Гублин. Можно просто Алексей ...
  Сушков ничего не понял. Гублин смотрел на него, а не на Черепанова. Это со стороны лицо Черепанова казалось застывшим с неизменяемой вечной мрачностью. Это было не так. Сушков уже научился определять по степени мрачности силу раздражённости командира.
  - Командир полка я! - Совершенно спокойно прервал комполка речь Гублина. - Честь имею! - И пошёл в штаб.
  Сушков краем глаза заметил, что Мокин и Шпигун присутствовавшие при разговоре нырнули в землянку. Поэтому он тоже решил смыться. Кобыла была привязана у крыльца. Он вскочил в седло и поехал в транспортную роту где кобыла стояла на довольствии, хотя отводил этот живой и живучий транспорт комендантский взвод.
  
  Гублин растеряно оглянулся. Это он сам, через разных, особенно незнакомых, людей распространял о себе ужасные слухи. Приходилось делать и пакости, которые, уже на месте, подтверждали эти слухи, и из-за этого он нигде не задерживался. Не точно. Не задерживался потому что старались побыстрее избавиться от него. А значит ни за что и не отвечал. До этих балбесов, что слухи не дошли? Он сам лично звонил дежурному по полку. Они должны были его ждать с дрожью в коленях. А тут? Что за подполковник на кобыле? Капитан и лейтенант, почтительно стоявшие на необходимом расстоянии от них, без разрешения куда пропали? Это что за заповедник непуганых зверей? Раз они так, то и он без всякой пощады! Хотел приглядеться, освоиться... придётся сразу брать быка за рога. Слабое место замполит Рубашкин, бывший главный комсомолец дивизии. Это он ещё в штабе дивизии выяснил. Вот с него и начнём! Решил Гублин и начал подниматься по ступенькам крыльца штаба. Часовой перегородил ему путь.
  - Я первый заместитель командира полка! - Вежливо и мягко объяснил Гублин солдату. - Только сегодня назначен, так что вы не можете знать меня в лицо.
  - Документы, товарищ майор! - Набившими оскомину словами произнёс часовой.
  
  Гублин оглянулся. Около крыльца стоял его чемодан, большой вещмешок. Просто огромный мешок с подушкой, матрацем, одеялом и другими спальными принадлежностями и одеждой. А где картонная папка? В ней же все его документы, вырезки из газет с его статьями и заметками. Вот это полчок! Не успел оглянуться - уже стырили. Это же что будет твориться, когда они на фронт попадут? Но тут он вспомнил что в кабине грузовика сидел с папкой в руках. Ну, правильно! Когда вылезал, положил её на сиденье. Лейтенант-химик с солдатами быстро принесли его вещи из кузова и умотали с его папкой. Невзрачно день заканчивается. Офицеры и солдаты входили и выходили, а часовой только мельком бросал на них взгляды. Он снова поднялся на крыльцо.
  - Часовой! Дежурного позовите! - Часовой стукнул каблуком о дверь. Вышел лейтенант, судя по всему командир комендантского взвода. Он молча посмотрел на часового, тот кивнул на Гублина. Дежурный тоже молча уставился, даже не представившись. Грубое, очень грубое нарушение устава! И где! Прямо в штабе полка! Гублина такое пренебрежение покоробило.
  
  Черепанов, зайдя в штаб, сразу предупредил дежурного, что если коротышка появится в штабе, то место в штрафбате ему, лейтенанту, обеспечено.
  - Я новый первый заместитель командира полка майор Гублин. Мне надо пройти в штаб.
  - А у вас есть документы, подтверждающие ваши слова, товарищ майор?
  - У меня есть удостоверение личности, партийный билет. - Хлопнул себя по груди Гублин.
  - Распоряжение, приказ о назначении!
  - Все документы были в папке, а она осталась в машине химиков. Пошли нарочного, пусть принесёт. Ничего сложного.
  - Послать несложно. Я это обязательно сделаю. Ну, а кто может подтвердить ваши слова?
  Гублин уже хотел было сослаться на командира полка, но дежурный продолжил. - Из тех, кто видел эти документы.
  - Никто, но это... - Гублин заткнулся, увидев ТТ у своего лба.
  - Товарищ майор! В связи с тем, что у вас отсутствуют документы, никто подтвердить ваши слова не может я вынужден вас задержать.
  - Что вы себе...
  - Что вы себя понапрасну травите? - Лейтенант, довольный произведённым эффектом, убрал пистолет в кобуру. - Даже в кинотеатр билет нужен. Я уверен, что всё для вас будет хорошо. Помещение для задержанных просторное. Там никого нет. Вас покормят. Ведро, для справления естественных надобностей в углу. Ночевать вы где собираетесь? Мы даже протокол о вашем задержании составлять не будем. Я же понимаю, что это недоразумение. Вот если что-то не так... тогда да. А сейчас нет! Прошу вас снять ремни, портупею и позволить обыскать. Я сам лично это сделаю.
  Гублин настолько растерялся, что выполнил всё, о чем попросили. Предъявить было нечего. Часовой вызвал ещё одного солдата. Критиковать комендантский взвод было не за что. Всё было безупречно. Кормёжка тоже. С мыслью о мести, на этом месте он и заснул.
  
  Проснулся от того, что дежурный расставлял на столе завтрак. Лейтенант пожелал доброго утра и показал кувшин, тазик, полотенце. Ремни, портупея скрученными змеями вились на лавке. На столе уже стоял большая миска с дымящейся молодой варёной картошкой с тушёнкой, посыпанная свежим укропом, петрушкой и луком. В другой миске несколько кусков свежего белого хлеба, четыре печенюшки. Между ними расположился нехилый кусок сливочного масла. В гильзе из под 45 мм снаряда находился сахарный песок. Большая кружка крепкого заваренного чая находилась рядом. На листке обёрточной бумаги лежали ложка, вилка и нож. Фронтовой ресторан да и только!
  - Вот ваши документы! - Протянул опечатанную папку лейтенант. - Проверьте содержимое и распишитесь в протоколе. После завтрака командир ждёт вас.
  
  Гублин быстро пролистал содержимое. При этом несколько дольше задержал взгляд на фотографии где, теперь уже бывший, главный комиссар РККА Л.Б. Мехлис пожимает ему руку.
  Случайно получилось, а теперь, понял, что удачно забыл папку. Посмотрели её. Поэтому и ходят на вытянутых цирлах. Его, Гублина, гранд па состоялся. Он энтри, а штаб во главе с командиром только кордебалет на подтанцовках. Аплодисменты будут потом, но коду он устроит им фееричную. Будут плакать и рыдать.
  Не торопился. Умывался медленно и нежно постукивая по висящему умывальнику. С наслаждением завтракал. Пусть весь мир, в смысле командир полка, подождёт. Пусть изведёт, источит себя мыслью, что будет, как будет и что делать будет! Майор проверил наган. Патроны на месте. Крутанул барабан. Тот, крутясь, издал звуки, успокаивающие его. Кручение барабана для него действовало успокаивающе. На других - нервирующе, чего он и добивался.
  
  До избы, где располагался штаб было два десятка шагов. Он медленно, даже несколько медленнее, чем он обычно делал, поднялся на крыльцо. Часовой взглянул на него и вытянулся. Показалось, что даже дышать перестал. Со стороны, такая журавлиная поступь коротышки, выглядела смешно.
  Майор открыл дверь и прошёл в помещение. Когда дверь плотно закрылась за ним, часовой шумно выдохнул и засмеялся. Если бы и на него, кто-то взглянул со стороны, он бы выглядел полным придурком. Если смех без причины - это..., то смех без звука тогда что?
  
  Гублин медленно продвигался по штабу. Наслаждаясь всё более и более сгущающейся обстановкой и надуваясь своей важностью. Как только он на кого-то наталкивался или подходил к столу, люди вставали, отдавали честь и представлялись. Он ничего им не говорил. Он принимал их за торосы, как "Капитан Красин", торящий Арктический Северный морской путь.
  Надолго он задержался в строевой части. Пока получал документы, вставал на довольствие, листал списки командиров подразделений и служб, задавал вопросы, выслушивал с умным видом. Время шло незаметно и не по его следам. Наконец посчитав, что командир полка достаточно созрел для его появления, он подошёл к занавеске.
  Вот тут с Гублиным и произошла заминка. Просто войти - не этично, да и эффект не тот. К печке была прислонена доска. Непонятно за чем, но всё же он несколько раз стукнул по ней костяшками пальцев.
  
  - Если вы к командиру, - поднял голову писарь, сидящий за столом напротив закутка командира, - то он уже уехал. Если вы его первый заместитель майор Гублин, то он оставил вам распоряжение. Прошу расписаться. Удостоверение личности предъявите, чтобы я знал, что майор Гублин это вы, а не кто-то другой.
  "Вот сука, этот Черепков! Такой эффект обломал! Ничего, недолго ждать! Ещё под себя ходить начнёт!" Подумал майор, расписался, получил распоряжение и вышел на крыльцо, чтобы прочитать его. На самом же деле, чтобы не видели на его лице разочарования в крушении надежд.
  У крыльца был привязан красивый, пегий, но с белыми яблоками конь. Сбруя, хоть и была поношена, но чистая и смазанная. А ведь он, когда поднимался на крыльцо, даже машинально погладил его гриву.
  Распоряжение было обычным. В связи с шифрограммой от штаба дивизии командир дивизии проводит проверку в соседнем полку о готовности к передислокации дивизии на фронт. Командирам полков, их заместителям, начальникам штабов и служб, командирам батальонов, явка обязательна. Начало проверки в девять ноль, ноль. Распоряжение было подписано Черепановым в семь сорок. Майор вскинул свои наручные часы с фосфорными стрелками, что светились в темноте. Восемь сорок девять. Он прошёл к секретчику. Шифрограмма пришла в семь двадцать.
  
  Гублин растерялся настолько, что забыл спросить, где его вещи, оставленные вчера.
  - Это где? - Показав распоряжение, спросил он ПНШ-1, заваленного бумагами.
  - Здесь! - Тот открыл не карту, а рисунок от руки, на котором схематично были показаны расположения всех подразделений дивизии. Большую часть рисунка занимали пояснения с отходящими от них стрелками. Майор успел прочитать пояснение, обозначенное пальцем ПНШ. "Хозяйство Губарева триста метров от бывшего моста вправо на два часа".
  -Что это?
  - Полк Губарева! Чего не ясно? - Буркнул ПНШ и снова уставился в бумаги, изредка прибегая к бухгалтерским счётам. Никакого пиетета. Гублин достал блокнотик и записал своё мнение о нём. Когда это замечали, люди начинали дёргаться, а этот даже не посмотрел.
  - Дайте транспорт, провожатого!
  - Это вне моего подчинения!
  - А кто? - Уже нервно, но ещё сдерживаясь, громко крикнул на весь штаб Гублин.
  - Что-то случилось, товарищ майор? - Неизвестно откуда вывернувшись подскочил утренний лейтенант.
  - Мне нужен транспорт, срочно! - Гневно, словно срывая шкуру с пока ещё живого лейтенанта, гаркнул Гублин.
  - Давно у крыльца! - Лейтенант показал на выход.
  - И где? - Гублин попытался рассмотреть из-за коня легковой автомобиль, который должен стоять у крыльца.
  - Вот! - Неуверенно показал тот на коня.
  - Вот эта лошадь?
  - Конь! - Поправил лейтенант. - Он вам по штату положен. Самого лучшего вам. Приказ командира.
  - А они на чём?
  - Тоже ... растерянно ответил лейтенант. - Все. Целым табуном. Командир дивизии ждать не любит.
  - Я опаздываю. Быстро выделите мне любой автомобиль. Я надеюсь, - он так ехидно произнёс это, что должно было лейтенанта этими словами сдуть на трассу и ловить попутку, - хоть одна машина у полка имеется?
  - Это вне пределов моих обязанностей. Разрешите идти?
  - Не разрешаю! И вообще... - Но что дальше сказать Гублин не придумал. - Кто тут главный, кто может решить этот вопрос?
  - Начальник штаба, зам по тылу, командир санитарной роты, артиллеристы, связисты но не я!
  - И где они?
  - Ускакали! На совещание у командира дивизии в соседнем полку.
  - Тогда дайте провожатого.
  - У меня нет таких, я не знаю где это и от дежурства меня никто не освободит. Извините, срочная связь. - Лейтенант одним скачком заскочил в штаб.
  
  Гублин зашёл вслед за ним. Лейтенант действительно разговаривал по телефону. Майор снова подошёл к ПНШ-1.
  - Мне нужен провожатый, кто может приказать выделить его?
  - Командир!
  - Его нет.
  - Значит начштаба!
  - Тоже отсутствует!
  - Тогда первый зам! - Поднял голову ПНШ-1. - Да что вы мне голову морочите! Вы же и есть первый зам! Возьмите первого свободного бойца, который знает туда дорогу!
  - А кто знает?
  - Откуда я знаю!
  Взбешённый Гублин выбежал на крыльцо и сделал ещё несколько записей в своём блокноте. Первый день в полку, а уже сколько кандидатур если и не на расстрел, то в штрафбат. Время идёт, а он ни на шаг не сдвинулся. В это время шагом проезжал верховой.
  - Ко мне! - Махнул ему рукой Гублин.
  Тот не спеша подъехал, слез, взял повод в руку и доложил кто он и что делал. Кто-то оборвал телефонный провод он ездил, искал обрыв, связь восстанавливал.
  - Знаешь, где хозяйство Губарева?
  - А он кто? - Задумался солдат, потом покосился на пегого коня у крыльца. - Ветеринар что ль?
  - Соседний полк!
  - Я не знаю, командиров спросите.
  Гублин только теперь заметил, что солдат косится на его правую руку. Он тоже глянул. Пытаясь взять себя в руки, он вертел барабан нагана. Он криво улыбнулся и убрал наган в кобуру.
  - Я первый заместитель командира полка. Будешь меня сопровождать!
  - Никак нет. Я должен отчитаться о выполнении задания командиру взвода. Тогда, после этого, вы прикажете ему послать меня с вами.
  - А где он?
  - Недалеко. Полчаса ходу.
  "Провод, провод, это повод"! Вертелось в голове у майора. Тут-то его и осенило.
  - А вот тот провод куда идёт? - Показал он на угол избы, с которого свисал черный провод.
  - Куда? - Солдат задумался. - Наверное к речке. Потому что поле заминировано и до сих пор не разминировано. Через него ходить запрещено. Поэтому всё вдоль реки. Там чисто. Сапёры проверили. Вдоль неё идёт утоптанная копытами тропа. Все по ней куда-то ездят. И там разрушенный мост. Тут рукой подать, хотя... - Продолжал рассуждать боец, но Гублин героически взбирался на коня. Хорошо, что тот стоял у крыльца и не так сильно пришлось задирать ногу, чтобы попасть в стремя. Не сказать, что он в первый раз ехал на лошади, но один-одинёшинёк - впервые.
  
  Конь оказался послушным. Лёгким движением руки направлялся куда его посылали. Ускорить движение майор побоялся. Рванёт, а останавливать как? На то, что опоздал, махнул рукой. Кто там разберёт во сколько прибыл? Главное же на месте, хоть и не вовремя.
  Ему показалось что едет вечность, а оказалось всего пять минут. Вброд переехал ручеёк, впадавший в речку. Но где развалины моста? Снова посмотрел на часы. Он находится в седле уже четырнадцать минут, и это рукой подать? Он остановился и огляделся. Широкая утоптанная колея пропала. Еле заметная тропинка. Он повернул обратно. Ручей. Вот куда они исчезли! Вся полковая кавалькада не пересекала ручей, а поднялась на берег. Он тоже сделал это и нарвался на пост. Шалашик из травы и четверо солдат раздетых до трусов и даже босиком. Три винтовки составленные в пирамиду и одна на голом плече. Солдат быстро сорвал её с плеча, передёрнул затвор и наставил на майора.
  - Пароль! - Негромко произнёс солдат.
  - Какой ещё пароль? - Верховая езда несколько успокоила Гублина. Он понял, что, если, может управлять конём, так и с полком справится, даже если и не будет командиром, но судя по всему, шансы есть. Вопрос его прозвучал тихо, нежно и растеряно! Солдаты, разобрав винтовки, окружили его.
  - Медленно слезай. Даже случайно дёрнешься - пристрелим.
  - Я первый заместитель командира полка майор Гублин.
  - Слезаем! Документы - проверим. Что встали! - Крикнул первый солдат на других. - Видите короткий, до земли не достаёт. Упасть может. Двое солдат положили винтовки на землю, подхватили майора и поставили на кочку. На кочке он стал казаться выше, чем они. Пока опускали, наган из кобуры был изъят. Эти двое стояли сзади, готовые сразу схватить его.
  - Документы в порядке. Цель и место следования?
  - В полк Губарева, комдив проверку проводит!
  - Так все проехали!
  - А я отстал!
  - Не предупреждали. Пароль-то знаете?
  - Нет. Я первый день в полку.
  - А номер вашего полка? - Гублин задумался.
  - Тыща... - Солдат отрицательно покачал головой.
  - Там ещё восьмёрка или тройка...
  - А фамилия командира? - Задал солдат, причём с сочувствием, вопрос полегче.
  - Черепков!
  - Неправильно. Семён, разденьте догола его. Штык отомкнуть и охранять. Вздумает бежать, не стрелять - на штык. Здесь могут оказаться его сообщники.
  - Действительно вылитый шпион. - Солдат, которого назвали Семёном, раздел Гублина, себе надел сапоги и, отомкнув штык, встал рядом с майором.
  - Может изменщик? - Спросил третий солдат, присевший на корточки и пытавшийся среди давно остывших углей отыскать запечённую картошку.
  - Да ты на его рожу посмотри! - Ответил первый солдат, которого все считали главным. - Холёная, щёки гладкие, розовые, сливочное масло из них чуть ли не сочится! Губы пухлые, не обкусанные, не обветренные, лицо белое, не загорелое. А руки? Нежнее младенца! Ногти не обкусанные, чистые! А жопа? Как щёки девушки! Где ты у нас таких видел?
  Тот нашёл и отложил картофелину в сторону. Солдат вспомнил где он видел такие лица, но произнести вслух их фамилии не только себе дороже, но и всем. Он согласился.
  - Хенде хох! Гитлер капут! - Семён, стоявший на охране раздетого майора, сидевшего на корточках, случайно задел прикладом винтовки плечо. Гублин вздрогнул.
  - Понимает! - Обрадовался Семён. - Точно шпион.
  Боец спустился к реке и нарвал сочной зелёной травы и кинул её под ноги майору.
  - Ты на корточках не сиди, рожа фашистская. Ноги быстро затекут, а тебе ещё идти. На себе не понесём, пристрелим за бегство. Нам, конечно от СМЕРШа влетит, но мы тело предъявим, а если сбежишь - расстреляют. Ты уж нас не подводи.
  
  Гублин уселся на ворох травы и, с облегчением, вытянул ноги. Своими мыслями он был в своём блокноте, вспоминал за что их можно подвести под расстрел. Да тут целая корзина фактов набралась. Он улыбнулся. Семён замахнулся винтовкой.
  - Отставить! - Заметив его движение, приказал старший. - Пленных бить нельзя!
  - А пытать? - Не отставал Семён. Он уже устал стоять, опираясь на винтовку рядом с пленным, поэтому выискивал способы чтобы поговорить.
  - А пытать можно! - После недолгого раздумья согласился старший.
  - А как же пытать если не бить! - Не отставал Семён.
  - Ты угомонишься?
  - Да жрать охота, сил нет! Боже! Прикажи смене побыстрее приехать.
  
  Обращение к богу майор тоже записал в свой умственных блокнот, чтобы потом перенести в настоящий. Винтовок было четыре, а солдат трое. Он скосил глаза в сторону шалаша. Оттуда торчали грязные пятки. Четвёртый спал.
  - На! Мою съешь! - Протянул найденную картошку третий боец.
  - Мне нельзя! Я на посту! - Гордо отвернулся Семён, но слюну сглотнул. - Шпиону отдай.
  - На, Ганс, ешь! - С глубоким сожалением протянул картошку третий.
  - Спасибо, я сыт! - Грязная картофелина вызывала отвращение у Гублина.
  - Вот гад! - Возмутился Семён. - Нам на четверых, одной много, а ему одному мало. Давайте, я его проткну, вырежем печень, поджарим и сожрём!
  - А чего не лошадь? - Втянулся в разговор старший.
  - Смотри какой красавец! На нем и ездить и пахать можно. У нас в деревне и трактора все позабирали, да и лошадей... на себе бабы пашут! Самим есть нечего, а эта фашистская мразь, от еды отказывается.
  - Ребят! Давайте сделаем так! - Вылез из шалашика четвёртый. - Вот солнце поднимется выше того дерева на кулак, тогда его и съедим, если смены не будет!
  Никто не возразил. Четвёртый отошёл за шалаш и там зажурчало.
  
  Чем дольше сидел на охапке травы Гублин, тем глубже проникало ощущение собственной никчёмности и бессмысленности собственной жертвы. В его голове не укладывалось, как вот так могут с ним поступить? То, что он превращал других в выдуманных им врагов, с последующим принесением их в жертву, в голову майору не приходило. Как вот так? На пустом месте размер кулака чумазого солдата от вершины дерева, до края солнца решало жить ему или нет? Он не видел вершины определяющей его бытиё и, от этого, становилось всё тревожнее. Его! Высокое одухотворённое лицо, грозившего вырасти... да что об этом вспоминать? Он хотел разговорить Семёна, но тот хмыкнул под гнусную улыбку и продемонстрировал как штык его винтовки будет вращаться в печени майора.
  Он задремал, что снилось вспомнить не мог, но последним явился Вовка Хаскельман, отличник, красавец, спортсмен. Физика была его призванием и о его школьных работах были отзывы даже Академии наук. Это была первая жертва Гублина. Он тщательно скрывал, что занимается хореографией. Те, кто не понимал, что это такое, думали, что Алёша ходит в хор. На этом любопытство и заканчивалось. Хаскельман сделал то, что и каждый парень из их двора. Он защитил Алексея от шпаны с соседней улицы. Он их даже и не бил, а просто раскидал. Вот оно счастье! Вот настоящий друг! В знак высшей благодарности, он опрометчиво и предложил свою задницу. Вовка ничего не сказал. Сделал вид что не понял, засмущался, вспомнил что какие-то дела, хотя до этого их не было и ушёл.
  Хаскельман никому ничего не сказал. И, в общении с ним, Алексеем ни на йоту ни намекал о конфузе. Вот это изо дня в день и точило Гублина. Он написал анонимку.
  Сначала повязали Володьку, а потом и нескольких других его знакомых. Причём двоих на его глазах. Ребята ничего не понимали, каяться и рассказывать было не о чём, но в глазах зарождался страх! Это так возбудило Алексея, что он решил проверить. Вдруг это просто фантазии разыгрались? Не фантазии. Потом он подумал, а почему он это делает за так? Пусть он разоблачает мнимых преступников и врагов родины, но награды-то настоящие! Анонимки стали приносить пользу. На войне анонимками не разживёшься, выгода может достаться другим. Пришлось разработать новую схему. Нашел недостатки, скопил, преувеличил и всё. Никто не разбирался. В штабах вообще предпочитали не связываться. Штабная работа тишину любит. Ввяжешься в скандал тебя первого и попрут. Поэтому тихо и незаметно отвязывались от него. Сами уходили или другим подсовывали.
  
  Его разбудили радостные крики. Он разлепил веки. Это пришла смена. Тоже четверо солдат, но одетых.
  - А вы чего голые? - Спросил один из новых.
  - Ночью такой туман был, что стоишь, не шевелишься, а с тебя всё течёт! Всё в сапоги! Даже трусы промокли. Вот сушимся. Жратвы принесли? А то так жрать хочется, что поспать негде!
  - Себе принесли. Вам тоже пайки оставили не хилые и завтрак и обед и вчерашний ужин.
  - Вчерашний ваш ужин мы съели, а то протухнет, зато шикарным обедом заменили. Лопните!
  - Что так поздно?
  - Комдив приехал, проверку устроил, пиздюлей всем насовал и уехал.
  - Бриться заставляли? Свезло нам!
  - А кто это? - Спросил молчавший до этого младший сержант.
  - Шпиона поймали!
  - Да ну? - Не поверил младший сержант. - Если так... минимум медаль...
  - Каждому! - Добавил Семён, накручивавший уже портянку на ступню.
  - А он почему голый?
  - Чтобы не сбежал.
  - Вы бы ему хоть сапоги оставили!
  - Рванёт на минное поле, нам за ним скакать? Пусть подрывается.
  - А если ноги собьёт?
  - А у нас лошадь есть! Смотри красота-та какая!
  - Это конь, а не лошадь. Назарбаев себе заберёт.
  - С какого-то?
  - Он башкир, может киргиз. Он как лошадь видит - больше ничего не видит. Даже в обморок упасть может. Вот когда ты шикарную женщину видишь...
  - Где это я в нашем колхозе шикарную женщину увижу?
  - В кино!
  - Приезжала передвижка, но взрослые не пускали, а потом война.
  - В общем так. Сапоги надеть, руки связать и через ушки сапог пропустить. Не убежит. В рот тряпку.
  - В рот портянку? Мы же не фашисты!
  - Свою пилотку.
  - Обслюнявит, да я и не по форме одет буду.
  - Пук травы сунь. Если выронит, прямо грязную траву ему обратно.
  
  Коня вели в поводу, шли не торопясь. Раз еда не убежит, можно не спешить. Главное к послеобеденному разводу не прийти. Малость опоздать и до вечера свободен. Можно в кусты завалить и хорошего храпака дать.
  Навстречу попалась утренняя кавалькада всадников соседнего полка. Сразу видно, что комдив уехал и они возвращаются к себе. Наряд остановился, чтобы пропустить этот эскадрон. Сразу видно кто офицер из довоенных, а кто молодой. Выправку всадника никуда не денешь! А того, кто как мешок с говном - не исправишь.
  Третий с начала всадник, остановился около них.
  - Это наш конь! - Громко крикнул он. - Где взяли?
  - Под шпионом!
  Гублин попытался выплюнуть траву, что-то промычал. Но на него никто внимания не обратил. В полку он был всего день, причём в форме!
  - Вот гад ругается ещё! - Стукнул локтем его в спину Семён.
  - Что такое? - Не торопясь вернулись Черепанов и Сушков.
  - Наш конь у соседей обнаружен.
  - Изымай прямо сейчас. А то никогда не найдём!
  - Тащ полковник! - Обратился старший команды. - Вы мне тогда расписку напишите, а то меня сами знаете...
  - Доставай бумажку с паролем! Он ещё действует? - Боец кивнул. Черепанов достал химический карандаш, положил мятую бумажку на планшет и размашисто написал. "Полковнику Губареву, конь мой. Черепанов". - Отдашь командиру полка, только ему. Я проверю. А то ты её скуришь, а у нас отношения из-за коняги испортятся.
  - А это что за пигмей на верёвочке?
  - Шпион!
  - Дожили фашисты... э! Да у него писька за яичком прячется!
  
  Под общий смех, Гублин смог выплюнуть траву и заорать. Это он думал, что орал. Трава исцарапала и исколола рот, поэтому это был хрип умирающего от непосильной работы мула.
  - Это я! Майор Гублин! Ваш первый зам!
  Черепанов сочувственно посмотрел на него, а потом вопросительно на Сушкова.
  - Не! Тот был выше, краше, орёл! Этого в армию даже не возьмут!
  - Документы на ваш полк, только он пароля не знал, номер полка не помнил, а фамилию командира полка исказил. Мы не можем его отдать. - Протянул документы старший.
  - Моя подпись. - Согласился Черепанов. - А ну-ка оденьте его!
  - Есть сходство! - Констатировал Сушков. - Фуражечку, чуток на бочок. Тогда надо договариваться с Губаревым на что его обменять!
  - Он мне сегодня жаловался, что у него разведчиков не хватает! В смысле вообще нет!
  - У самих не хватает! - Сразу отрезал Мокин.
  - Да-а Гублин! Не ожидал я от вас такого. Так полк подставить! Ни один шпион такую пакость не сделает, а вы умудрились. Я вас сейчас даже забрать не могу. Бойцы слушать мою команду. Доставить майора к командиру полка, доложить обстановку. Я ему позвоню. Принять по высшей мере.
  - По высшей мере, значит не расстреливать, а обеспечить всем лучшим. - Ухмыльнулся Сушков. Гублину его ухмылка показалась оскорбительной. Он и её записал в свой умственный блокнот.
  - Мы вас вытащим Алексей... - крикнул вдогонку Сушков, а после буркнул себе под нос, - как вас там...
  Пушков забрал коня, привязав его к луке своего седла.
  
  Гублин так бы и плавал бы по штабам разных соединений и подразделений. Он хотел пробраться в какой-нибудь штаб фронта и засесть там до конца войны. Почти командование полком его очень устраивало. Поднабрать орденов и шагнуть на верхотуру. Но тут нужен был свой замполит. Без его животворного крючка на любой бумаге можно не только получить, но и отдать. Следовало притащить в полк Соклова хоть каким-то политработником. И он знал, куда и вместо кого. Рубашкин не Петрунько - подвинется. Он не учёл только одного. Черепанов и Сушков были старыми штабными кр... не, не так. Старыми они быть не могли. Черепанову было тридцать четыре, а Сушкову тридцать один. Они обладали высокой штабной культурой. Вычисляли, узнавали к кому, как и с чем подойти. Где поставить время, на документе, а где нет. Что и как написать и когда отдать и что при этом сказать. Они не сговаривались. Видели и понимали друг друга на нюансах. Каждый сделал то, что мог.
  
  Командир, узнав, что у Губарева была проблема с замполитом Петрунько, любым способом решил направить Гублина к ним, в их полк. Все на проверку комдива едут, пусть и этот дурака не валяет. Сушков попросил помощь в штабе армии. Честно признался, что полк не готов к дивизионной проверке, а вот соседний её выдержит. Поэтому комдиву было предложено проверить полк Губарева. Сгоревший мост был только на карте. На том месте где располагался пост, два комполка встречались наедине. Там и выставили пост для охраны моста. Договорившись, ускакали в разные стороны. На следующий день выяснили что моста нет и пост к ужину сняли.
  Губареву надо было избавиться от Соклова. Черепанов, не посвящая в детали, предложил забрать того к себе, взамен некоторой встряски своего заместителя. Соклов пребывал в неясном статусе. И не замполит, но в полку. Он уже начал побаиваться отправки на фронт. Немецкая пуля может прилететь откуда угодно. Когда на разборе комиссии выяснилось, что представляет из себя Петрунько, Соклов понял, что одёжку выбрали не по размеру.
  
  Петрунько заведовал детским домом, работал с Макаренко. К личному составу относился как к сиротам. Если людей оторвали от дома, семьи, друзей, места и послали на убой, то кто они? Его взгляд говорил больше чем слова. Прощение, жалость, и огромная любовь к тому, с кем общался. Солдаты и офицеры, ещё ничего не сделав, даже не подумав, не придумав что надо сделать, готовы были идти в бой. А сколько раненых он спас гласила солдатская молва? Он просто брал за руку, а если не было руки, то за плечо и говорил:
  - Ты не имеешь права умирать. Родители тебе дали право жить, ты дал право жить своим детям. Теперь в тяжёлую минуту для них всех, нас, Родины ты хочешь всех бросить? Такому герою всегда найдётся место в строю. Твой ум, твой опыт, твои знания, умения передай другим, чтобы они не были беспомощными как ты сейчас. Тогда ты спокойно можешь умереть.
  Почти умершие оживали, безногие ходили и раны на остальных быстро и без проблем заживали. Какие должности ему не предлагали, куда не звали он оставался верен своему полку. Петрунько, фактически, стал знаменем полк. Даже не знаменем, духом и верой! Командиры, солдаты менялись, а Петрунько всегда был на боевом посту.
  Поднимал в атаки, вытаскивал раненых, стрелял из пулемёта, наводил пушку и отказывался от наград. Поэтому и награды в полку получал только тот, кто их заслуживал. И если кто-то в вышестоящих штабах пытался изменить или зарубить награду... замполит был дважды ранен, причём стреляли свои. Где такого политрука найдёшь? На рожон не лез, показухой не занимался. Три медали за отвагу, две звезды, когда был политруком роты, батальона.
  Губарев предложил Гублину остановится на ночь у Соклова. Майор не отказался. Вот не поймёшь, что лучше, а что хуже! Теперь, неожиданно, даже прятаться не нужно, они как бы познакомились и расположились вместе в одной палатке.
  
  - Вам несказанно повезло! - Обратился Губарев к майорам, которые на вытяжку стояли перед ним. Коротышка и высокий, статный, худой. Крупные черты лица, чувственные широкие ноздри. - Я, так сказать, из-за одного короткого мудака в одном полку сплавил свой столб в другой. Расписывайтесь в протоколах. Кормить не будем - у соседей откушаете. Даю для передвижения две лошади и вестового, который их заберёт обратно. Вестового своими вещами не нагружать. Всё ясно?
  - Так точно!
  - Пошли вон твари!
  
  7.
  Утром в полку появился Приданов. Он затащил Лампина в палатку повара, где за завтраком начал объяснять ситуацию.
  - Слушай расклад. Звание тебе восстановили, а награды не нашли, но найдём. Я долго советовался как вас перевести в нашу систему. Оказалось, всё не так просто, как я думал. Если вас сразу переводить из полка, то это надо делать через штаб фронта. Насколько этот процесс затянется - неизвестно. Да и запороть могут элементарно. А вот если я, как и командир полка и начальник отдела СМЕРШ полка возьму вас, пусть временно взамен выбывших бойцов - это другой разговор. Это можно. Поэтому я и сделал это задним числом. Ты, Митрин и Гусев. Но это чисто формально. Я уже набрал людей на полк. Теперь я должен тебе сдать свои обязанности по полку. - Он достал из планшета бумаги и начал показывать где расписаться.
  - А что мне делать?
  - Ничего не делай. Это формально. Я тебе буду присылать по двое-трое. Ты их будешь устраивать, на довольствие ставить. Дня через два приедет настоящий начальник и ты ему передашь дела и тогда вы поступаете в моё распоряжение. Возникла одна проблема. Если раньше группа состояла из трёх человек, то теперь из пяти, включая шофёра. Теперь у вас будет свой автомобиль, а вы будете приписаны к дивизионной газете. Ещё двоих найдёшь?
  - Есть тут у них опытный сержант, но тогда разведка окажется вообще с одними новичками.
  - А водителя?
  - Поспрашиваю, но не ручаюсь!
  - Срок тебе - пара часов. Я заскочу в соседний полк, посмотрю что и как. И сразу впишем и этих двоих.
  
  - Адрон! Разговор есть! - Шепнул Грачёву Лампин.
  - После обеда! У нас сейчас занятия. - Не поворачивая головы ответил сержант.
  - Несколько минут и может тебе не придётся постоянно ползать на пузе.
  - Носить будут?
  - На руках.
  - Сапёр! Сегодня будешь учить как находить мины. Я скоро приду. Ну? - Повернулся он к Лампину.
  - Видел? - Показал тот погоны младшего лейтенанта.
  - Поздравляю! К нам или от нас?
  - Хочу тебя забрать с собой.
  - В дивизионную разведку?
  - В СМЕРШ! Раньше нас брали троих, тех кто остался живых из разведки, но сейчас нужно пятеро. Говори сразу. Да или нет. Мне ещё шофёра искать.
  - А что делать?
  - Ничего нового. Вести разведку только у нас в тылах. Языков брать. Одного или группу, как повезёт. Зато на пузе ползать меньше, да и ходить, раз машина своя. Но это сложнее. Тут мы знаем кто враг, где он и что с ним делать. А в тылу? На них немецкой формы нет. Да и они все, или почти все бывшие наши. Документы тоже в порядке.
  - Что-то я засомневался. Тут как-то проще.
  - Проще умереть. "Швейная машинка" тебе столько стежков наделает.
  - А давай Вайсмана возьмём.
  - Кто это?
  - Каптёр наш. Здоровый такой. Если машина застрянет один вытащит.
  - Значит сам ты уже согласен?
  - Ты мне тоже нравишься. Вот с кем здесь в разведку ходить я не нашёл. С тобой пойду. Какая разница с какой стороны врагов ловить? Это даже интересно. А что твой тунгус сказал?
  - Хант. Запомни раз и навсегда. Он не обижается на это, но если часто повторять! Имя - Унху. Фамилия Митрин. Вайсман твой в авто разбирается?
  - Говорил, что драпал из Одессы! Да ты не дрейфь! Мировой мужик. Если он часы ремонтирует, то в машине точно разберётся.
  - А я хотел из санитарки взять!
  - Солдат пожалей. У врачей и так ни машин, ни шоферов, на телегах раненых возят.
  - Давай зови своего Вайсмана. Но помни, обратного хода не будет.
  - А ты в разведку не хочешь?
  - Устал уже, а тут что-то если и не другое, но новое. Притом, что у нас будут недельные курсы. Нам и рация положена. Мы все на ней должны работать, хотя штатным радистом будет морячок. Ну и машину тоже как-то водить. Всем водить.
  
  Вайсман просто кивнул и пошёл собирать вещи. И романтика пыльных дорог была не при чём. Когда прижмёт - всех в атаку пошлют или в поиск. А ему, с его габаритами из окопа можно не высовываться. Они такие узкие, что застрять можно, а если он даже пополам согнётся, то задница видна будет. В траве это ориентир будет для пулемётчиков.
  Когда Приданов вернулся от Губарева Лампин выстроил свою команду. Рядом с ним стоял Грачёв, за ним маленький хант, следующим более высокий, на полголовы, морячок Гусев и замыкала шеренгу глыба Вайсмана. Теперь уже младший лейтенант Лампин подал список и красноармейские книжки своей команды.
  - Некрасиво, но функционально! - Одобрил построение капитан. Он уже был майор, но погоны сменить не успел. Капитанские с одним, а майорские уже с двумя просветами. - Я тут разговаривал с начштаба и начразом. Они обижены что я вас забираю. Хотя в соседнем полку дело с разведкой ещё хуже, но они нюни не распускают. Здесь вашим и автомобили и пушки выделили. Значит. Вот как мы договорились. Они учат вас ездить на вездеходах, а вы захвату "языка". Всех учить не обязательно. Наберите наиболее толковых. Создайте группу захвата, группы прикрытия.
  
  Грачёв отобрал четырнадцать человек. Разбил на две группы. Одну из них возглавил Лябушев, который залупнулся на сапёра, а Шпигун чуть не расстрелял его. Вторую возглавил сапёр. Все были вооружены новенькими автоматами. Пушков расстарался по просьбе Сушкова. Группы стояли напротив друг друга. Между ними было четыре шага. Как до смерти. Вот в этом узком коридоре и ходил Грачёв. Разговор начал с простых и обыденных для разведчика вещей.
  - Если чувствуешь себя неуверенно, боишься - в поиск не ходи. У тебя на мгновение душа дрогнет и твои товарищи погибнут. Бывает такое, но не всегда, а очень редко. Открыто скажи и тебя поймут. Если тебя убьют ты создашь им проблему. Твой труп надо будет тащить. Когда врываешься в траншею, окоп раненых не бывает. А какая у нас главная задача?
  - Взять пленного! - Сказал Лябушев.
  - Правильно. Значит его надо заранее, ещё раз повторю заранее выбрать. Раненый он нам не нужен. Вы тащили его на себе, товарищи ваши гибли, прикрывая вас. А он умрёт на ваших руках. Задача провалена. Значит это геройство было бесполезным и на следующую ночь по новой. А позволят ли это снова фрицы? Поэтому надо делать сразу и хорошо. Проявление героизма означает, что что-то не учли. Внимание к мелочам и просчитывание каждого шага. Как по расстоянию, так и по времени. Ночью всё выглядит по другому. Поэтому место вылазки надо знать досконально, особенно ночью. Как светят звёзды, куда падает тень от луны, откуда и в каком направлении пускают ракету. Всё перечислять бессмысленно, пока на себе это не прочувствуете. Рукопашный бой - это основа разведчика. Все ранения получают или из-за несогласованности или при отходе. Поэтому обязательна проработка хотя бы двух маршрутов отхода. Думать некогда, всё на автомате. Пленных лучше на себе не таскать.
  - А как их заставить самим идти?
  - Берём офицерский шнур от пистолета и на шею.
  - А кляп?
  - К чёрту кляп! Ему дышать надо. Чтобы не вопил, ножиком покалывайте. И быстро, быстро через нейтралку. Пленных не бить, не издеваться. Всё, вроде? - Грачёв посмотрел на Лампина.
  - Гранаты обязательно. Винтовки группе захвата не нужны. ППШ тоже, но это на усмотрение каждого или командира группы захвата. Мы брали, но закидывали за спину наискось. Обе руки должны быть свободными. Приклад был у шеи и головы.
  - Это чтобы по башке не дали?
  - Правильно считаете и для того, чтобы, схватив за ствол левой рукой, провернув под мышкой, можно было стрелять. Кроме того, это моё мнение, у каждого в группе захвата должен быть пистолет. Мы использовали наган.
  - А ТТ?
  - Наган лучше для окопа. Потерять не жалко. Всегда выстрелит, драться удобно. Некоторые предпочитают немецкие. У кого как. Поэтому самый лучший пистолет - это автомат. Например, у нас в группу прикрытия входил снайпер. Он стрелял по вспышкам. Например, вторая группа прикрытия была в наших окопах. Состояла из миномёта, пулемёта и ПТР. К ружью тоже оптический прицел приделали. Он тоже стрелял на вспышки огневых точек в немецких окопах. Кроме всего прочего, необходимо иметь ножи. В голенище или у колена, маленький. Если тебя повалили, а не ты, сразу хвать и под рёбра. Второй, по уже и по длиннее на рукаве. И последний! - Лампин распахнул ватник. Эту штуку ни кинжалом, ни кортиком не назовёшь. Размером с них. Лезвие узкое и толстое. Заточка тупая, а острый кончик слегка загибался.
  - Им удобно делать всё: рубить, колоть, резать. Специальной закалки, поэтому точить бесполезно. Лампин отошёл в сторону, а Грачёв начал показывать приёмы захвата "языка", нападения на часового. После первого нападения, начали обсуждение. Страсти потихоньку закипали и, кое-кто перешёл на крик.
  
  На крыльцо вышел Сушков и прогнал всех в рощу и в овраг. Тут и подъехали три всадника. Гублин, Соклов и сопровождающий. Сумочки, чемоданчики, и тюки с одеждой и спальными принадлежностями.
  Оба майора сползли с лошадей и принялись трясти всеми конечностями, пытаясь разогнать застоявшуюся кровь в затёкших членах. Хотя после катания на лошади всегда обратный эффект. Так растрясает, что кровь водопадом шурует по сосудам.
  - Э! - Крикнул Соклов. - Помоги хоть разгрузить!
  - Не положено! - Ответил всадник, в отличие от них он с седла не сползал, а сидел как влитой. - Командир запретил!
  - Да почему? - Возмутился Гублин.
  - Я чего-нибудь коснусь, а вы скажете, что я спер военные секреты! Я подожду, спешить некуда, до обеда ещё далеко.
  
  Майорам пришлось самим сгружать все эти узелки и коробочки. Всадник, не слезая с лошади, подобрал поводья их лошадей, закинул их на гриву и, шагом, поехал прочь от штаба полка. Гублин разогнулся и увидел Сушкова.
  - Вы чуть было не упустили меня! - Заметил он с лёгкой укоризной, только для того, чтобы начать разговор.
  - Я единственный, кто опознал вас! Пятки лизать должны. - В словах начштаба сквозила откровенная насмешка.
  - А где мои вещи? - Уязвил его Гублин.
  - В вашей палатке. Охраняются часовым!
  - И где она? - Майор не ожидал такого ответа и растерялся.
  - Вон, она!
  - А почему так далеко?
  - Появляться вовремя надо!
  - А почему палатки не по линейке?
  - Зато по ранжиру!
  
  Гублин наконец понял, что пререкаться с начштабом под взглядом часового - вредить себе и заметил солдата в ватнике, который смотрел вслед группе бойцов, медленно спускающихся в овраг.
  - Ей! Боец, ко мне! - Несколько пискляво крикнул Гублин. Солдат не отреагировал. - Вот наглец, знает, что к нему обращаюсь, но делает вид, что не замечает. А тут ещё и начштаба стоит. Если сейчас за рога не взять, даже солдаты будут посылать! - Щас я ему устрою!
  - Лучше я! Я повыше и мощнее. Чтобы сразу понял, что дважды два - четыре!
  Соклов широко зашагал, сжимая и разжимая кулаки, готовился объяснить нахалу разницу между майором и рядовым. Он схватил его за плечо и резко дёрнул на себя. Наверное слишком резко. Ноги его как-то непонятно спутались, подломились и он больно спиной ударился о засохшие комья грязи. Фуражка слетела с головы и упала на навозную кучку. Он хотел ударить солдата коленом. Им он, лёжа, почти что до собственного подбородка доставал. Почувствовав лезвие ножа на шее медленно разжал колено и плавно опустил ногу.
  
  Кто-то закашлялся за спиной Гублина и он обернулся. Весь штаб, во главе с командиром полка стоял на крыльце и с удивлённой радостью наблюдал за происходящим.
  
  Ты кто? - Спросил солдат Соклова.
  - Майор! Ты за это...
  - Что майор вижу! Должность?
  - У меня ещё нет... пока, я был замполитом в соседнем полку! И никакой пощады! - Солков плюнул ему в лицо. Тот отпустил его, встал, вытащил носовой платок и тщательно собрал слюну. Тут к нему и подбежал Гублин.
  - Ты нам, ещё задницы будешь лизать! - Завопил он. - Никому такое даром не сойдёт, чтобы политрука ударить!
  - А гениталии не полизать? - Усмехнулся солдат. Соклов, опираясь на кулак, пытался подняться. Он открыл рот, пытаясь вдохнуть посильнее, дыханье-то спёрло! Солдат засунул ему платок в рот.
  - Возвращаю утерянную вами плоть, майор!
  - А тебе чего надо? - Повернулся он к Гублину. Майор хотел, на глазах всего штаба, сказать что-то патетичное, но на крыльце никого не было.
  - Теперь уже ничего! На твоём расстреле увидимся.
  Солдат удивлённо пожал плечами и ушёл.
  - Что здесь происходит? - Соклов встал и начал отряхиваться.
  - Они попались! - Брызгая слюной радовался Гублин. - Не остановили покушение на офицера. Они все свидетели! Пусть попробуют соврать! Это ЧП фронтового масштаба! Сам напрошусь в расстрельную команду!
  
  Соклова часовой в штаб не пустил. Гублин в гневе ворвался в помещение и хотел заорать, стращая всех карами земными и фронтовыми. В штабе царила рабочая обстановка. Никто не сбивался кучками, не шептался, подозрительно оглядываясь. Совершенно другое отношение чем в других местах. Сушков строчил за своим столом.
  - Записываете свои показания о произошедшем?
  - Так точно, майор! - Сушков даже встал перед ним, держа листок в руке.
  - И это правильно, никакие преступления не должны быть безнаказанными! Зачитайте! - Последнее слово было сказано в приказном порядке.
  
  Сушкова не покоробило такое наглое обращение и он зачитал его. Когда он увидел, что к штабу прибыли имеющие на службе проблемы майоры Гублин и Соклов, он вышел на крыльцо чтобы помочь сориентироваться с размещением. В это время новый начальник СМЕРШ полка и бывший разведчик полка младший лейтенант Лампин проводил обучение новобранцев взвода разведки. Когда взвод отправился выполнять задание, майор Соклов подошёл к нему и грубо схватил за плечо. Лампин, машинально применив приём бросил майора на землю и чуть было не зарезал, но увидев знаки различия остановил начатое действие. В ответ на это майор Соклов плюнул ему в лицо. Тот отпустил, обтёр лицо от его слюны и вручил Соклову в то место, откуда она неожиданно выскочила. Вместо того, чтобы остановить майора Соклова от противоправных действий майор Гублин сам начал извергать проклятия основам воинской службы в РККА. Перечислялись свидетели.
  - Как это? - Присел Гублин на стул начштаба.
  - Так это! У нас рабоче-крестьянская красная армия. В ней все солдаты, каждый из которых выполняет свой долг на том посту, куда его направили партия и правительство. А вот вы свой долг не выполняете. Сдайте оружие. Военный трибунал уже в пути.
  
  Гублин ничего не сказал и сдав оружие, ушёл в бешенстве. Это всё было подстроено. Засада, раздевание, обмен и трибунал. Ни Соклова ни вещей у штаба не было. Майор растерянно оглянулся. Куда же они чёрт возьми подевались? Даже часового от его палатки убрали. Загнали в ловушку! Он поник и побрёл к ней. Войдя в палатку, он запнулся об какой-то узелок.
  - А здесь неплохо! - Довольно оптимистично встретил его Соклов.
  - Чему ты лыбишься? Они трибунал вызвали!
  - Ага! Так там всё бросят и поедут. Им аргументы нужны! Бумаги оформить, заявления, хотя бы устные. Это я их ещё вчера вызвал. О том, что замкомандира полка раздели и офицеры полка во главе с командиром глумились над тобой. Понятно, что их не расстреляют, да и в дисбат не пошлют, соломку наверняка постелили, но с полка уберут. Ты будешь исполняющий обязанности. Я замполит. Пока всё будут утрясать, нас на фронт отправят, а там всё быльём порастёт, не до нас будет!
  - А почему я не знаю?
  - Ты же тонкая нервная натура. Разволновался бы! А у меня в трибунале, кое-кто есть. Вряд ли от него много зависит, но он уже незаметно нам помог. Смотря под каким соусом подать это дело и кому. Спи спокойно. Завтрак на столе. Трибунал, как обычно, приедет к обеду.
  
  Он так и приехал. По старой традиции, а два раза это уже традиция, поставили палатку. Судьи тоже были те же. Нельзя сказать, что часто, но и нередко трибунал пребывал в одну и туже часть. Но чтобы за такое короткое время?
  Трибунал расселся. Кроме их сотрудников в палатке никого не было. Даже к палатке никто не подошёл, все офицеры, кто обязан и, кто мог, толпились у штаба и курили. Те, кто не курил создал свою группу.
  Два майора находились в своей палатке. Гублин, из-за полога, периодически поглядывал на трибунальскую. К его удивлению, туда запустили всех. Лавок не хватило, поэтому принесли ящики из под противогазов и положили на них доски. Гублин и Соклов пришли со своими стульями и демонстративно уселись отдельно ото всех. Отдельно означало напротив трибунала. Центральный судья поморщился и жестом указал их место.
  Он пробубнил необходимые слова, открыл заседание. Соклов, уже в письменном виде, подал заявление Гублина о глумлении над ним. Судья быстро пробежал глазами по нему и передал секретарю. Майор начал издалека. О Родине в опасности, о том, что все и каждый сражаются на своём месте. Как партия и правительство, лично товарищ Сталин... и так далее. Речь была долгой и её хватило на семь минут. Потом он обвинил командование полка в неорганизованности. Даже в специально устроенной дискредитации и провокации его лично.
  
  Вместо Черепанова слово для ответа попросил начальник штаба полка Сушков. Объяснил, что майор, по прибытии в полк, утерял документы о направлении его в полк. Как положено его задержали. Документы нашли и утром командир всё надлежаще оформил. Вот протоколы и свидетельства. Утром командир отдал приказ о вступлении его в должность. Майору был возвращён наган, документы, ремни. Принесён завтрак. Хотя за завтраком он должен был идти сам.
  - Посмотрите сами! - Подал начштаба ворох тетрадей и отдельных листов. Вот время, когда командир...
  - Вижу! - Прервал его главный судья. - А это что?
  - Приказ о выделении ему транспортного средства в виде коня! Лучшего отдали. Он с вами плохо поступил?
  - Кто? - Не понял Гублин.
  - Конь! А вы кого имели в виду?
  - Конь хороший!
  - Теперь смотрим время получение шифрограммы о приезде командира дивизии в соседний полк. Время распоряжения командира полка об отбытии туда. Когда майор появился в штабе, он понял, что опоздал, но тем не менее отправился самостоятельно. Хотя в распоряжении написано отбытие только в составе полковой группы. Как он мог проникнуть на территории чужой воинской части, не зная пароля? Что вы майор молчите? Очередные выкрутасы придумываете? Вас встретили как человека, офицера, командира, а вы поклёпы на право и налево раздаёте!
  - Я был голым, а вы издевались надо мной!
  - Как?
  - Не узнали!
  - Прошу запомнить, как майор выглядит сейчас. Теперь разденьтесь догола и пусть все сравнят! Если бы командир не приказал его одеть, его бы расстреляли как шпиона. Пароля не знает, номер полка не помнит, фамилию командира переврал! Солдатское дело приказы исполнять, а не думать, что вы думаете! Между прочим, в форме я вас признал и то интуитивно! Никто, подчёркиваю никто, вас до этого в глаза не видел. Это список тех, кто был на совещании у комдива. Раздеваться будете?
  Судьи, прочитав распоряжение комполка, передавали его друг другу. Последний прочитавший отложил бумагу в сторону.
  - Всё правильно. А кто волну погнал?
  - Не будем сейчас. Такие обвинения... не подтверждённые обвинения, вот это настоящая дискредитация всего и всех, кого вы назвали в начале своего выступления. Что скажет командир полка?
  - У меня только один вопрос. Это не секрет, что в полку разгромили шпионскую ячейку. Кто нам сильнее нанес урон те, или эти? - Черепанов шёл по лезвию ножа. Такие провокационные вопросы не задают, но трибунал не захотел обострять ситуацию. Поняли, что их кто-то подставил. У полковых ворох бумаг на руках и куча свидетелей, у жалобщиков - голословные обвинения.
  - У нас тоже к вам вопрос майор Черепанов. - Обратился до сих пор молчавший судья. - Зачем вы нас вызвали?
  - Мы не вызывали. Парадокс, но на войне мы хотели решить дело миром! Что тут делить кроме смерти? Хотя, как эта сладкая парочка появилась...
  - Кого вы назвали сладкой парочкой? - Оскорблённо взвизгнул Соклов. Он понял в какую сторону поворачивает комполка.
  - Я сейчас докажу! - Встал Сушков и подал несколько листов. - Двоих можно назвать парой?
  Весь трибунал посмотрел на начштаба как на больного. - Как только они появились, так второй майор... этот Сук.. нет, не Сукин! - Ответил Сушков кому-то подсказывавшему ему из-за спины. - Соклов. Не успели они сгрузить вещи как он напал на офицера полка. Со спины напал. До этого друг друга не знали.
  - Тот сильно пострадал?
  - Он бывший разведчик, а теперь начальник отдела СМЕРШ в полку! Вот у вас показания свидетелей. Зачем? Чего они добиваются? Ни один вражеский агент так не поступит. Тогда зачем? Дурью это тоже не назовёшь. Как же они до майоров доросли? А вот эта гордая обида на сладкую парочку! Это что за грязные намёки? Вот все подтвердят, что вас мужеловцами не называли. Сладкая парочка это тоже самое что два сапога - пара, птицы одного полёта, ровня, неразлучные, одной масти. Они вместе и оба майоры!
  Все присутствующие зааплодировали. Судьи, даже, не пытались их прервать. Им самим предстояли разборки по поводу необоснованного выезда в часть. Но! Какое-то решение надо было принимать! Не на пикник ездили. Они и не такие случаи повидали. Разжаловали майоров в рядовые и оставили в полку. Не отправлять же, ни за что целый полк в штрафбат. А если отправлять, то этих двоих надо расстрелять! Так и сам туда загремишь!
  
  8.
  Рядовых Гублина и Соклова отправили в похоронную команду. Черепанов этим распоряжением их практически спас. Среди солдат, а не только среди командиров, тоже находились желающие отыграться на павших, но пока ещё живых. В санчасти работы было немного, вообще не было. Кто мог - умер, кому не дали - отправили в госпиталь.
  Майор Пушков, которому похоронная команда тоже подчинялась, без дела не оставил. Отправил их в транспортный взвод в помощь конюхам. Вот где они намаялись! Лошади оказались не только средством передвижения. За ними ещё и ухаживать надо было, не как за ранеными, но всё же. Ладно чистить и расчёсывать, но постоянно, после каждой поездки или выгула осматривать и чистить копыта. Причём и жить там со всеми пришлось, а не в отдельной палатке. Только теперь они поняли цену тем привилегиям что у них были, а они их спустили, пытаясь смухлевать.
  
  Гублин оглядел успевшую загрубеть кожу на руках, но не ужаснулся. Он постоянно наблюдал за этим процессом. Больше всего его волновали грязные ногти. Грязь так глубоко забивалась под них, что ногти проще было удалить, чем вычистить.
  - Я так долго не выдержу! - Пожаловался он Соклову. - Посмотри на мои руки, ногти!
  - А что мне на твои смотреть, когда я свои постоянно наблюдаю. Да ты не рыдай. Мой человек в трибунале спас нас. Минимум штрафбат, максимум расстрел. Знаешь, что я тебе скажу? Здесь в полках люди проще, честнее и не мстительные, не то что в высших штабах. Тут мне наш конюх сказал, когда показывал, как чистить копыта.
  - Что может сказать конюх? Как хвосты крутить? - Фыркнул Гублин.
  - Командир полка пожалел нас, отправив сюда. Попали бы в пехоту копали бы окопы от завтрака и до обеда и от обеда до ужина. Вокруг нас роились бы люди, насмехались и учили как надо!
  - Всё равно все суки!
  - Но мы же первые начали!
  - Я так долго не выдержу! Сдохну!
  - Надо продержаться. Скоро на фронт. Вот во время перехода мы и смоемся. Здесь скажем что пошли в санчасть, а там скажем что мы здесь.
  - И что? Поймают и уже не штрафбат, а расстрел за дезертирство!
  - Я, пока слонялся по штабам, пользуясь разгильдяйством, наставил разных печатей на чистых бланках. Даже есть бланки удостоверения личности. Осталось достать печатную машинку. Офицерские погоны у нас есть, почему-то никто не подумал их снять и забрать. Они же нас чисто формально обыскали. Оружие, боеприпасы, документы. Ничего не нашли. Изъяли только два тома "Капитала" Маркса. Маркс-то им зачем?
  - А нам погоны зачем?
  - Форму нам оставили старую, сапоги тоже. Наши фуражки, чтобы ими не цепляться, на колья у входа повесил.
  - Вот почему ты у меня забрал её!
  - Да это случайно получилось. Фуражка цепляется, за полог, падает им под ноги, опять конфуз и против нас. Мы на любые фамилии выпишем себе удостоверения. Справки напечатаем, что ранены, следуем на лечение, вызов в наркомат обороны, что угодно. Окопаемся в военкомате или попросим устроить на работу. Руководящую, а не лошадям яйца гладить!
  - Думаешь получится?
  - Если всё сделать в нужный момент и по уму. Мы на фронт минимум, сутки, а то и двое будем перемещаться. По железной дороге. Значит станция рядом. Сел в поезд и ту-ту! Прощай немытые окопы! Нас же будут красноармейцами искать! Пока разберутся, что с нами, начнут искать, подадут в поиск, а мы уже у чёрта на куличках!
  - В Москве?
  - Там опасно. На юг. Алма-Ата, Ташкент, Баку. К документам никто цепляться не будет. Как подходящие места найдём - демобилизуемся. Я стану директором театра оперы и балета, а ты завхозом. Скромно и незаметно.
  - Почему сразу театром?
  - Тебе же это знакомо?
  - Это слишком на виду.
  - Давай спрячемся под землю. Хочешь шахтой руководить?
  - Издеваешься?
  - Да! На месте оглядимся и решим в кого податься!
  - Ты будешь решать, что и как!
  - Уговорил.
  
  Мокин шёл из своей палатки в землянку разведки, хорошо инстинктивно успел отскочить. Боковым зрением уловил опасность. Додж остановился в шаге от него. За рулём сидел Лампин.
  - Смотрите что я вам привёз! - Похвастался младший лейтенант.
  - И что это? - Мокин подозрительно посмотрел на тряпичные узелки.
  - Это оптические прицелы от МГ-42.
  - От "косторезов"? Зачем?
  - Вам же полагается два ПТР. Четырёхкратное увеличение. В ноздрю будете немцам попадать!
  - А тут их три.
  - Один нам. Я с нашей мастерской договорился. С Пушковым тоже договорился, вы на себя моё ружьё возьмёте. Забирайте, что встали? Сегодня они к ним прикрутят, но их надо отстрелять. Митрин уже там. Завтра начнёт ваших обучать, но патроны нужны. Выпишите сотни две!
  - Две сотни?
  - Лучше сейчас мимо мишеней, чем завтра мимо врагов! Пушков сказал, что на благое дело патроны найдутся. Надо только у командира требование подписать.
  - Лучше бы ты у нас остался.
  - Мне и там нравится.
  - А что в повязке ходишь до сих пор, головного убора нет?
  - У меня там новая кожа растёт. Смазываю пять раз в день.
  - Сорвало?
  - Немец болванкой чуть не попал. Она же раскалённая - сожгла. Будут волосы или нет никто не знает. Показать?
  - Да ну тебя! И не таких видел! Занеси мне в палатку, а я к командиру. А ловко ты эту каланчу опрокинул.
  - Да я этот приём только и знаю, при нападении сзади! В окопе же не покидаешь... там только святой нож - спаситель.
  - Зато теперь все уверены, что разведка у нас хоть куда!
  - Не хоть куда, а в одно место! - Лампин подхватил прицелы и понёс в палатку капитана.
  
  К штабу лихо подкатил ЗИС - 3. Из кабины вылез старший лейтенант, солдат, ехавший в кузове, подал потрёпанный чемодан, узел и вещмешок. Старлей медленно и внимательно огляделся. Впереди, в метрах двадцати у землянки стояли лейтенант в окружении солдат и сержантов, а перед ними младший лейтенант, который как лётчик-истребитель что-то показывал им руками.
  Солдат выпрыгнул из кузова и прошёл к ним. Шепнул в ухо лётчику пару слов. Тот обернулся и приветственно махнул рукой.
  - Надеюсь увидимся, но удачи желать вам не буду!
  - Это почему? - Удивился Шпигун.
  - Потому что удача не числится среди вас. Она может прийти, может уйти. А вот если вы сами будете удачей, то как вы сами себя можете покинуть? Если вы удача, то для немцев вы неудача! Пока.
  Он подошёл к старлею, представился и они прошли в штаб. Подошли к паре почти что кубических ящиков, стоявших друг на друге. Они были обиты железом, на которых висело по два замка. Отверстия замков были обклеены бумажками с синими печатями.
  - Принимай хозяйство!
  - В смысле принимай? По описи. Что там?
  - Я не знаю. У тебя же ключи! Приданов ничего не сказал?
  - Он что-то подобное сказал, но я не поверил, потом подумал, что не понял его. Так вот почему он мне и печать отдал! Теперь мне понятно: "не беспокойся, мусор всякий"!
  
  Лампин провёл его за палатку капитана Мокина. Кусок склона был срыт. Лишней землёй и песком выровняли склон, увеличив таким образом площадь участка. Глубина выемки составляла пару метров, так что оттуда торчали только вершины большой армейской палатки. Кроме того, она была накрыта маскировочной сетью, с пологим спуском ко входу. У самого входа стоял часовой. Палатку можно было обходить по кругу. Вокруг неё были выкопаны дождевые канавки. Окна и пологи входа были открыты. Часовой, увидев их, вошёл первым и крикнул "Смирно!" Шестнадцать человек вскочили в чём их застала команда. Большинство было в трусах и майках, а кто-то и без них. Потому что их стирали в тазу.
  - Вольно! - Ответил Лампин. - Разрешите представить вам вашего нового командира отдела контрразведки СМЕРШ нашего полка старшего лейтенанта... а как тебя зовут-то?
  - Кучма Алексей Петрович. - Улыбнулся тот. - Это вот так положено?
  - Не обязательно, но желательно. Приданов сказал, что такое необходимо внедрить во всех полках дивизии, не только для нас, но и для узлов радиосвязи, штабов по мере сил и возможностей. Машину дашь? А то у нас вон, сколько всякого добра накопилось!
  - А ПТР вам зачем? Да ещё с оптическим прицелом!
  - А вам?
  - Нам не за чем.
  - А нам нужно и за вами он не числится.
  - А на ком?
  - На разведке. Они нам одолжили на время, для выполнения специфических задач.
  - А что у дивизионной разведки...
  - У них такого вооружения точно нет.
  - Да ладно!
  - Да. А здесь есть и миномёты, пушки, снайперские винтовки, станковые пулемёты и автомобили. Но это секрет!
  - Вот почему они вокруг тебя столпились! Значит можно у них взаймы нужное вооружение брать?
  - У всего полка можно. Вместе с расчётами, транспортом, даже подразделением. Главное чётко поставить задачу и обосновать пользу.
  - Слышал, что ты говорил про удачу, того же желаю и тебе. Ты сам удача.
  - Спасибо! Ребята грузимся.
  
  Цветков, как командир дивизии, по мере возможностей, всегда старался штаб дивизии не размещать в населённых пунктах. Разоблачённому фашистскому агенту Печурину это очень не нравилось, но вслух он такие решения не критиковал, но высказывал другое мнение.
  Вот и сейчас на слиянии двух рек в зелёной густой листве зарослей располагался штаб и необходимые службы. Толи большая деревня, посёлочек или маленький городишко Заполье располагался в трёх километрах от них.
  Приданов переселил оставшихся жителей из развалин трёх деревень в ближайшей округе от штаба в Заполье. Сапёрный батальон построил по нескольку изб в этих деревушках где располагались службы, не поместившиеся в зарослях. Вот, на окраине деревушки Жилкино располагался и он и его отдел. Все солдаты взвода, что служили с иудой Печуриным, были отправлены на проверку и обратно в дивизию не вернулись. Вместо них прибыл отдельный взвод охраны из тридцати человек. Их разместили в заранее приготовленной землянке. Под эту землянку брус и добывался, но пошёл на другие нужды.
  Когда Приданов подходил к своей избе, а в штаб дивизии он ходил пешком, то увидел непонятное. Здоровьем он только прикрывал свои прогулки. Он в открытую шастал по службам и высматривал, как и насколько верно идёт служба. Иногда делал разносы нерадивым военнослужащим. А вот как он встречался с секретными сотрудниками никто не видел, но что творилось в дивизии он знал не досконально, но хорошо. Комдиву это нравилось. Он всё реже и реже применял палку. Его палка была как бы нештатным прокурором, судьёй и экзекутором. Офицерам доставалось больнее, чем солдатам. Поэтому в дивизии существовала поговорка: "Лучше Палка деда, чем Перо прокурора!"
  Особые отделы входили в систему НКВД, но в феврале сорок первого года были переданы в армию.
  Эти особисты были птенцами гнезда Берии и всё человеческое было им чуждо, кроме основных инстинктов. Печурин хоть и был предатель, но не самым плохим на этом посту. До этого был Савельев: трус и ничтожество, который по поводу и без повода отправлял людей в штрафные роты, батальоны и даже расстреливал. Обвинения расстрелянным он и его команда придумывали потом, при оформлении бумаг. Терпение лопнуло, когда он приговорил фельдшера штаба Зиновьеву к своей постели, а когда та отказала - к расстрелу. Пришлось комдиву звонить Мехлису, который на тот момент был членом военного совета фронта. Цветков призвал Мехлиса не из-за этого, а из-за того, что появилась группа офицеров, которая хотела устроить самосуд над Савельевым. Сам Савельев и рассказал об этом. Как тут разберёшься в нагромождении лжи? Мехлис моментально разобрался.
  - Пошёл вон гнида! - Цветков огрел Савельева палкой и попросил связистов найти Мехлиса из-за ЧП в дивизии. Перед расстрелом Мехлис напомнил, где должен был находиться начальник особого отдела дивизии. Охранять командира, прекращать панику и вести солдат в бой, а не маяться с животом в госпитале или на санинструкторе. Такого красавца гренадёра было жалко расстреливать, но вся жалость, если она и была, улетучилась, когда он упал на колени, зарыдал, напомнил о жене, детях и что готов искупить своей кровью. Не искупил.
  
  Майор так удивился, что остановился и посмотрел по сторонам. Туда ли ноги принесли? Около избы стоял монстр. Огромный грузовик с высоким тентованным кузовом. Все были раздеты и Приданов не сразу понял кто из них Лампин. Они пилили, заносили брус в кузов и кто-то там стучал. Майор не стал вмешиваться в трудовой процесс, а зашёл с другой стороны и посмотрел в кузов. Брус покрывал пол, стенку у кабины и, практически, весь борт слева.
  Здоровяк Вайсман, который орудовал кувалдой в кузове, заметил его и крикнул "Смирно". Все застыли, потом начали оглядываться. Пошутил что ли? Пришлось майору выйти из укрытия.
  - Всё-таки впарили этого мамонта нам ремонтники! - Скривился Приданов.
  - Никак нет. Сами выбрали! - Доложил Вайсман, а Лампин кивнул. - Отличная машина. Бюссинг НАГ. Вездеход. Дизель. Грузоподъёмность пять тонн. Воздушное охлаждение. Для зимы это счастье. Для нас лучше танка.
  - Да где ты к немцу запчастей найдёшь? - Приданова начало возмущать такое самоуправство. Он рассчитывал на ЗИС-5, а тут, действительно мамонт.
  - Все колёсные тягачи, бронемашины - это Бюссинги. Кроме того, ремонтники дали мне необходимые расходники и бочку родного масла.
  - А бензин? Такая махина должна не меньше танка расходовать!
  - Расход в четыре раза меньше и возьмём у танкистов. Это не бензин - солярка. Они, когда в бой идут, бочки скидывают.
  - Вот это понятней. Сразу факелом не вспыхнет! А ты что молчишь Лампин? Что это вы затеяли?
  - В соответствии с поставленной задачей. Ширина фронта дивизии в наступлении три-четыре километра, а в обороне в четыре раза больше. Это сейчас сухо. А осенью? Не набегаешься. Как глина или чернозём прилипнет - ногу не поднимешь! А на нём любого догонишь.
  - Условно успокаиваюсь. Брус зачем?
  - А как иначе? Ситуация такая, что ночевать домой, в смысле - расположение, не наездишься. Палатку ставить? А если дождь, а если снег и завтра опять сюда. Или мокрыми всю ночь торчать? Это наша казарма. Нам здесь жить, чтобы как следует работать. Брус не только утепление для зимы. Между бортами и брусом проложены металлические листы. Двигатель и кабина тоже бронированы. Если кузов шесть миллиметров, то спереди - двенадцать. Причём листы, как вы заметили расположены под углом. ПТР пробьёт только с близкого расстояния. Если мы позволим. Но никто же с такой махиной, как ПТР по лесам таскаться не будет!
  - Дальше!
  - Вы заметили, что тент рваный?
  - Мне и не понравилось, что машина какая-то побитая.
  - По бокам у нас амбразуры, которые вставками из бруса и железа закрываются. Спереди, внутрь опускается полукруглая вставка. На неё ставят пулемёт...
  - Не на крышу кабины, а на неё.
  - Так точно. С боков пламя не видно.
  - А дышать?
  - Амбразур полно.
  - А сзади?
  - Вайсман, у ремонтников, приварил держатели запасных колёс низко. Поэтому их можно использовать как лестницу, а диски как защиту. Между ними, в кузове, ещё мешки с песком. Отличная стрельба лёжа.
  - А это что за авиабомба?
  - Это титан. Очень многофункциональная вещь. Во-первых - горячая вода. Умыться, побриться. Мы не в окопах. Это там я мог неделю не бриться. Во-вторых, вода держит тепло, а значит меньше надо дров совать. Пищу греть, одежду сушить. Рану перевязать не с грязью, а промытую горячей водой, пусть тёплой, но она чистая будет, не из лужи. Кроме того, у кабины мы соорудим помост, под которым будем держать всякие нужные вещи, боеприпасы, матрасы. И спать на нём. Свет проведём, лампочки гореть будут.
  - И всё это ты придумал?
  - Я? Да я из тайги! Все что-то внесли нужное. Вайсман больше всех.
  - Что-то подозрительным наш Вайсман мне кажется. Откуда ты знаешь всё про эту машину?
  - Так вот же книга по устройству и эксплуатации! - Вайсман притащил пухлый том заляпанный маслом и грязью.
  - Вот сразу и признался. Тут же на немецком! Плохо стали вас готовить в абвере! Сразу признался, что понимаешь немецкий. - Приданов полез в кобуру.
  - Я еврей. У нас, если не все, то многие немецкий понимают. Ашкенази в переводе с еврейского - Германия. А идиш - это язык ашкенази, основанный на немецком диалекте.
  - Спасибо за просвещение. Не строю из себя всезнайку. Вот почему так много евреев-переводчиков! Но в гроссбухе особая терминология. Попробуй разберись в двигателе!
  - А что в дизеле разбираться? Я вон ребятам говорил, что в Одесском порту работал. Там есть портовые краны которые грузят, разгружают корабли. Они по рельсам катаются. Ближние краны были на электричестве. А дальние тоже. Только к ним не кабель подключают, а дизель. Дизель вырабатывает ток. Привозят его, запускаешь. Ждёшь. Чего всё это время делать? Вот я часы и чинил.
  - Как у меня удачно цепочка склепалась! - Удовлетворённо потёр руки майор. - Я Лампина, он Грачёва, Грачёв Вайсмана... Вайсман - мамонта. Завтра проверяю вооружение.
  
  Завтра наступило после обеда. Приданов пришёл раздражённый, но держал себя в рамках. Экипаж машины боевой выстроился по уже привычному ранжиру. Первые трое держали компактные автоматы, похожие издали на немецкие с рожковыми магазинами. Митрин был неразлучен со своим снайперским Маузером- 98. У Вайсмана на могучей груди висел ППШ.
  - Это что за трофеи? - Показал майор на незнакомые пистолеты-пулемёты.
  - Это наши. ППС! Пистолет-пулемёт Судаева. Лучшее что я видел. В Ленинграде делают. Что удобно: низкая скорострельность, то что нам и надо. Хоть переводчика одиночного ведения огня не предусмотрено, но мы уже дошли до того, что можем вести огонь и одиночными выстрелами. Вес без патронов - три кг!
  - Митрин понятно, а почему Вайсман с ППШ?
  - ППС он сломать может, а если серьёзно, то плотность огня нам не помешает. В рукопашке приклад ППШ предпочтительнее. Вайсман всегда при машине. Мало ли что!
  - Тогда по коням! Проверим на ходу. К учениям готовы?
  Приданов сел в кабину и показал куда ехать. Ехали недолго. Остановились у подножия покатого холма. На его вершине теснилась берёзовая рощица. Все вылезли и начали её рассматривать в бинокли. У всех были Цейсы, а у майора отечественный.
  - Почему у Митрина бинокль немного крупнее, чем у остальных?
  - У нас у всех шестикратный трофейный, а у него наш восьмикратный. Он же снайпер. Лучше увидит - точнее попадёт.
  - Ладно. Такой наш у меня есть. Сколько до этой рощи? Километр?
  - Больше! - Ответил Унху не отрываясь от бинокля.
  - Вон пень из кустиков выглядывает. Считайте это агент.
  - Товарищ майор, а можно усложнить задачу? - Обратился к нему Лампин. - Пень - это пулемёт. Маленькая берёзка, что в двух шагах от него - стрелок. Если посмотреть налево на одиннадцать часов - кусты. Там тоже кто-то. Ну и там, за ними у тополя - радист. Всего четыре. Упражнение первое. Снайперская стрельба. Вот вам стереотруба.
  Лампин вытащил прибор из кузова. Установил на треногу, развёл трубы, выставил уровни. Покрутил валики. Повернулся к Митрину.
  - Унху, какая дальность?
  - Тыща сто с чем-то!
  - Молодец. Тыща сто шестьдесят. Смотрите туда товарищ майор! Вам весь участок виден? Приданов кивнул.
  - Не отвлекайтесь! Унху стреляет с машины из ПТР.
  Грянул нестройный залп. Майор оторвался от окуляров стереотрубы и огляделся. - Это что ещё?
  - Светки! Снайперские СВТ-40. Сейчас стреляли, держа их на весу. Какие результаты?
  - ПТР - отлично. Остальные попали, но долетели с трудом. Значит не поразили врага. А радиста не достали. Зачем было его заявлять? Что ещё?
  - Вы только не оглядывайтесь. - Лампин посмотрел в трубу и на ладони руки произвёл химическим карандашом вычисления.
  - Упражнение номер два! Огневой налёт!
  Приданов вздрогнул, когда увидел, что пулемётная очередь подстригла и кустики и берёзку и разнесла пенёк. А рядом с тополем раздался взрыв. Разрыв второго закрыл ствол тополя. Он повернулся, но никого рядом не было. Зашёл с другого борта Бюссинга.
  - Где миномёт стырили?
  - Нашли.
  - Зубы мне не заговаривай. МГ я ещё могу понять, но миномёт! Что-то мне они на дороге не попадаются!
  - Поменяли на два Вальтера и три Парабеллума.
  - А что ещё в загашниках имеется? Вы же разведчики, всегда что-то можете от немцев прихватить.
  - Штыки, кинжалы.
  - Вальтер найдёте недельный отдых, даже к вам не подойду!
  
  Лампин кивнул. Гусев запрыгнул в кузов и вынес Вальтер.
  - С завтрашнего дня вы отправляетесь на фронтовые курсы СМЕРШ. Целую неделю я к вам не подойду! Как и обещал! А почему у вас у всех нештатная кобура? Для ТТ она маловата, а для Нагана - большая.
  Все пятеро достали пистолеты.
  - Браунинги. Стандартизация, как я понимаю. Где взяли?
  - На СС в одном поиске нарвались. Танкисты. Они все отказались в плен сдаваться. Вот только это мы себе на память от них и прихватили.
  - А где патроны берёте?
  - Патроны унифицированные. Тринадцать патронов в магазине. Токарев лучше, а этот удобнее.
  - Что сказать? Убедительно. Особенно с миномётом. Ты же артиллерист Лампин, в этом наше преимущество. На курсах, зря языком не трясти. Одеты по уставу, оружие тоже штатное. Надеюсь ТТ ещё на самогон не обменяли?
  - Как получили, так и лежат в смазке.
  - В общем так: топите свой титан, мойтесь, брейтесь, подшиву не забудьте пришить. Отъезд в восемь. Вечера!
  
  - На! - Протянул Соклов разбитые, грязные сапоги со сточенными каблуками и рваными, осевшими голенищами.
  - Откуда ты это говно выкопал? На них смотреть страшно, не то что ходить!
  - Походишь. Будут спрашивать куда те, хромовые дел, скажешь на еду обменял. Ты же видишь, я вообще в обмотках. Если мы уходим, то нас будут искать. Как искать? По офицерским сапогам. А так будут хватать всех подряд. Ещё неделю в наших походим, не ототрём и от вони не избавимся. А если они ещё и побитыми станут? Вся форма с иголочки, английская ткань, а сапоги битые. Сразу поймут что-то здесь не так! Мы укладываемся в стереотип. Два солдата. Два. Солдата.
  - А мы будем два офицера!
  - Нет. Мы не будем два офицера. Мы будем по одному. Но рядом. Рядом, не в смысле рядом, а неподалёку. Незнакомы. Из разных мест и едем в разные места.
  - А куда мы едем? Что с машинкой? Нашёл?
  - У ветеринаров нашёл. Тот, кто ей пользовался - убыл. Возят её по привычке. Вон мешок в углу стоит. Возьмёшь, зайдёшь в их палатку и поменяешь на другой. Машинка в мешке. У входа в левом углу.
  - Я должен украсть? Как ты мог подумать обо мне такое? А если поймают? Что со мной сделают? Эти же мужланы затопчут меня! Я боюсь этого!
  - Ой как мы растревожились! Принц на горошине! Я всё сделал. Теперь эта машинка твоя!
  - Как моя? Все машинки, радиоприёмники, ещё там что-то были сданы в милицию с начала войны!
  - А тебе, как корреспонденту фронтового издания, можно её иметь. Она вписана в твоё командировочное удостоверение! Упакуй как следует и положи в вещмешок на самое дно.
  - Ты уже всё сделал? Напечатал всё что нам нужно?
  - А ты? Только ныть и страдать можешь? Поэтому твоё оружие пишущая машинка, а не пистолет. У нас с собой оружия не будет. Вот, исходя из этого, придумывай свой образ! Если что шутливо скажешь, что дали один раз стрельнуть, так чуть собственный самолёт из пистолета не сбил, особо докапываться не будут. Очки со стёклами по дороге соорудим. Через несколько дней дивизия на фронт уходит!
  - Как это уходит? Почему я не знаю?
  - Командир дивизии тебе не докладывал? Наказать надо! Все знают об этом, я ты нет! Ты с людьми-то общаешься?
  - О чём с ними разговаривать? О еде, спанье, женщинах! Это примитивные ничтожные организмы.
  - Вот эти организмы остановили фашистскую махину, переломили ей хребет и гонят обратно. Обычные крестьянские парни! Ваш же высокоинтеллектуальный, да просто сообразительный контингент, не желающий гибнуть за родину обзавёлся натуральной или липовой бронью. Такие как мы распаляем им чувства своими речами и гоним на убой, после чего складываем в свои копилки ордена, добытые ими. Мы выполняем свой воинский долг чеша языки!
  - Какие мы с тобой сволочи...
  - И не говори! Таких как мы, знаешь сколько? Вот те, кто уцелеет, вернутся, а мы их так закабалим, чтобы они о своих подвигах забыли! В мирное время о войне жалеть не будут, но о том, что кормили, хоть как-то...
  - Ты разложенец!
  - От ещё большего разложенца слышу. Я могу и один уйти. Мне так проще будет.
  - Ну и куда нас?
  - Разные слухи ходят, но большинство, что будем допрорывать блокаду Ленинграда. Я тут с бывалым народом поговорил. Сказали, что при погрузке эшелона только дебилы сбегают. Места погрузки караулами окружены. Снаружи оцепления - смершевцы, любого кто присел или шаг в сторону сделал, хватают, а если на станциях, так ещё комендатура, да и местная милиция. Командиры по не по головам, а по лицам считают, потому что своей головой отвечают. Лучше на остановке сбежать, желательно на станции. Если станции не будет - спрыгнуть на медленном ходу. Затаиться и сразу в лес. Офицерскую напялим в городе. Если нас на север посылают, так будет лучше. С лошадьми поедем. Все только "за" будут и нам проще.
  - Может останемся? Я уже как-то...
  - Завтра твоё любимое печенье заканчивается. Бифштексы здесь не подают и официант вино в фужер не наливает.
  
  Глазом моргнул, а учёба прошла. Большинство спали и отъедались. Записывать не разрешали, тренировок было много. Их группа заслужила благодарность от начальника школы. Когда Приданов узнал об этом, то не постеснялся попросить благодарственное письмо от школы. Посланные на учёбу и как группа, и индивидуально показали исключительные результаты. Захват нарушителя, стрельба, работа со средствами связи. Автовождение, хоть в программу не входило, но тоже было зачтено. По специальным предметам, как и у всех - было хорошо. Чему основательно можно научиться за неделю?
  
  Ребята с курсов вернулись посвежевшими настолько, что Гусев благоухал одеколоном. Последнюю ночь перед окончанием он провёл вне казармы. На следующий день началась погрузка и отправка первого эшелона на фронт. Полустанок Хилково был невзрачный, но располагал четырьмя путями. Станция Задонская, находившаяся в шести километрах от полустанка, хоть и находилась в городе, но располагала всего двумя тупиковыми путями. Они были предназначены для коротких поездов ещё царского времени. График погрузки был жёсткий и чётко выдерживался.
  Приданов фактически жил в будке станционного обходчика. "Бюссинг" стоял с другой стороны путей. Поле между полустанком и густым, мусорным лесом заросло травой, сорняками, еле заметными кустиками. Трава только начинала желтеть, но в массе, всё ещё сохраняло изумрудный оттенок. Еле заметная, на поле, колея, в лесу, себя обозначала высокой травой. Грузовик стоял на опушке, рядом с колеёй. Замаскирован он был по всем правилам. Все расползлись по кустикам и сидели кто на чём, рассматривая в бинокли свои сектора. Вайсман дрых в кабине. "Светки" с открытыми прицелами лежали на коленях.
  
  Фронт погрузки был метров триста. Когда вагоны и платформы загружались, то маневровый паровозик отгонял их на магистральный путь. Загрузка шла с двух сторон.
  - Командир! - Поднял руку Унху, которому достался самый дальний сектор. - Двое юркнули в траву.
  - Сможешь, хотя бы с одного пилотку сбить?
  - Да хоть каблук!
  - За каблук кусок сахара!
  Свою позицию Унху оборудовал сразу как появились на месте. Он немного подрубил ветку и создал таким образом расщеп. Отогнул ветку и вставил цевьё винтовки. Отпущенная ветка сильно зажала цевьё. Митрин прицелился. Все повернулись и смотрели за судьбой куска сахара. Выстрел был хлёсткий, а вопль неслышимый.
  - По-моему я промазал и попал ему в пятку! Прощай сахарок! Каблук слишком стёрт был.
  - Обратно поползли! - Сообщил Грачёв, который, в отличие от остальных продолжал смотреть в бинокль.
  Это не был перерыв на антракт. Балет дуэта продолжался. Они долго лежали около путей, выжидая, когда часовой отвернётся. Увидев, они встали на колею и начали разглядывать её. Часовой нервно обернулся на их разговор. Один из солдат вытащил из-за рельса кусок каблука и показал подошву сапога.
  Унху вытащил винтовку из расщепа, поставил, оперев её на ствол. Залез в кузов. На дощатом столе, который стоял на ножках "х", лежала горка кускового сахара. Он выбрал кусок покрупнее и положил на угол.
  
  Обедали по сменам. Грачёв и Гусев усердно скребли травой по котелкам. Лампин и Митрин поднялись чтобы пройти к кузову где Вайсман уже накладывал в их котелки первое.
  - Стоп! - Отменил свой обед младший лейтенант. - К нам на обед - гости! Приготовились. Будем брать.
  Беглец был вооружён винтовкой. Хотя патроны обычно раздавали при прибытии на фронт, но невозможно определить, может есть у беглеца и личный запас? Если готовился к побегу - точно.
  Этот был более подготовлен чем предыдущие. Он не полз по траве, а перебегал низко пригибаясь. Винтовка его была наискось закинута на спину. Поверх неё был вещмешок. Они пожалели Грачёва и Гусева. Те только отобедали и им бы было тяжело передвигаться по опушке до места пересечения с маршрутом беглеца. Пришлось его ждать минут десять. Тот забежал за кустики и рухнул чуть ли не на ноги Митрину.
  - Schau nicht auf Russisch! Bist du ein Deserteur? Erzählst, alles was du gehen lassen. Das Wort des deutschen Offiziers!
  - Вот только вас здесь ещё не хватало! - Солдат скосил глаза. Не сапоги, а ботинки, немецкий маскхалат и Браунинг в руке. - Я ничего не знаю! Я солдат!
  - Ганс! - С немецким акцентом произнёс Лампин. - Он понял что я сказаль! Куда идёт поизд!
  - В Ленинград, Блокаду вашу чёртову добить!
  - Пушка сколько? Танк много?
  - Пушек много! Танков нет!
  - Ты волен. Ружьё отдай и иди. Такие трусы! - Ударение пришлось на "ы". - Очень нужны на нашем фронте. Иди обратно!
  - Ты чего немчура? - Встал солдат и обомлел. К ним подошли Грачёв и Гусев. Их обеспокоил слишком долгий процесс задержания дезертира.
  - Рюс командир! - Обратился Лампин к Грачёву. Тот был одет обычно, а на погонах красовались красные лычки сержанта. - Дарю тебе твой зольдат!
  - Ты же дал слово немецкого офицера!
  - Но я не немецкий офицер! - Он скинул капюшон с головы и расстегнул верх маскхалата так, что виднелся его погон.
  
  К вечеру приехал ЗИС-5 вместе с Придановым. Они привезли еду и забрать возможно пойманных дезертиров. Он отозвал Лампина и они укрылись в кузове Бюссинга, пока отделение взвода охраны контрразведки дивизии грузило пойманных.
  - А это что? - Показал он на кучки сахара на столе.
  - Боевой счёт! Кто, кого и сколько! В центре это запас.
  - Попробую угадать! - Майор начал пересчитывать куски на углах стола. - Это Митрин, это...
  - Нет! Не угадаете. Я, ещё в нашем разведвзводе, ввёл правило двоек. Они отвечают друг за друга, помогают. Если раненый, то выносят или добивают. Чувствуют, видят, понимают. "Языка" тоже берут вдвоём. Как у летунов, один ведущий. Могут местами меняться.
  - А как у вас с Митриным? Комплекция ваша так себе.
  - Мы ближнее прикрытие, а иногда и группа захвата. Я лично захватил троих. А с ним - одного. Он охотник. Мотивация не та. Он не понимает, как это человека можно стукнуть прикладом по башке. А моя группа, взвод, вместе со мной, за три месяца, даже меньше чем за три - девять приволокла. Кроме того, четыре ночных налёта на их позиции. Два рейда в тыл.
  - Заставляли так плотно в поиск ходить?
  - Вы же знаете дивизия ежедневно вела разведку боем. Рано или поздно и нас бы заставили. А при таком раскладе, пусть он и более опасный, нам было некогда. Вы же знали Маргаряна. Комвзвода отнёс ему график наших посещений вражеских позиций и всё! Мы при деле. Главное с пустыми руками не возвращаться.
  - Но это не комдив решал. В корпусе посчитали что ежедневные разведки боем взбадривают и наших бойцов и тревожат врагов.
  - Да это все понимали, даже немцы. Всё делали ради отчёта. Дивизия воюет по чётко отработанному корпусом плану. Корпус отчитывается. Потери стандартные. Комдив заставил батальоны выкопать траншею перед передним краем. Разведка боем, проводилась ближе к концу светового дня. Добегали до этих траншей. Те, кто успел добежать. По темноте отползали обратно, попутно захватывая убитых. Немцы обыденно стреляли из пулемётов, но, если из орудий, тогда и наши пушки применяли. Насколько я понял из допроса "языка" они не могли понять, когда, какой батальон, какого полка будет в этот день проводить разведку боем. Они тоже отчитывались. Отбили наступление, наши потери, их потери. То, что наша дивизия типично оборонная говорило то, что у нас практически не было танков.
  - Алгоритм выбора места ведения разведки боем был простой. - Засмеялся Приданов. - Начальники штаба полков играли в дурака. Кто оставался в дураках, полк того в атаку и шёл. Командир полка с комбатами бросал жребий. Короткую спичку вытягивали. В батальоне, чтобы выбрать роту - бумажку из шапки. Одного наши не могут понять, как полк Губарева смог прорвать оборону. Цветков молодец. Когда узнал посадил все резервы, на телеги, авто, снял батальоны с соседних полков. И расширил прорыв. Потом позвонил в штаб армии, а не в корпус, под видом того, что связист обознался и потребовал танковый полк из соседней дивизии. Армия не стала мудрить и прислала танковую дивизию.
  - Да это мы немцам подкузьмили. От нас потребовали, может и от других полков тоже, но этого я не знаю, проникнуть в ближний тыл вместе с группой дивизионной разведки, схватить офицера, допросить на месте и передать сведения. Проверить слух, что немцы нас будут здесь атаковать.
  - Это я знаю. Изменник-замполит Марченко его распустил. Как интересно становится. А как вы?
  - Задание выполнили. Начали возвращаться. Разведка дивизии захотела вернуться старым путём, то есть через наши позиции. Мы предлагали вернуться на стыке нашего и Губаревского полка. Из-за них и на засаду нарвались. Те, не знаю почему, открытым текстом по рации брякнули что прорыв состоялся или прорвали немцев, и мы уже в трёх километрах за линией фронта. Это перехватили в немецких верхах и перекинули с позиций против Губарева, пару рот и с танками га наше направление. Наши, после этого, пошли в разведку боем. А мы, всё-таки, решили на нашу сторону выходить по нашему плану через губаревский полк. А у тех уже разведка боем идёт. Сумерки. Немцы видят танки ну и..., а это их танки, а они думали, что наши...
  Мы тоже ударили навстречу разведке боем, тут и началась кутерьма. Дождались губаревских в немецком опорном пункте и свалили к себе.
  - Вы захватили опорный пункт? Там же полно вояк. Я знаю его. Он в глубине их позиций находился. От него и нашим и соседям доставалось. Там три пулемёта, миномётный взвод, а по флангам ещё и противотанковые пушки. Сзади три танка.
  - А вы откуда это знаете?
  - От верблюда! И он передо мной сидит!
  - Так вы и наши донесения читали?
  - А ты как думал? Дальше!
  - А дальше? Потом нам приказали молчать и выдали за хорошо проработанный план наступления корпуса. Что мол ежедневные разведки боем доказали свою эффективность.
  - Вот почему ты в разведке остаться не захотел?
  - И поэтому тоже, но не это главное. Я, когда в разведку попал, имел опыт боёв, отступлений, штрафбат. А он - Шпигун, что и с кем сделает? У меня хоть знающие и понимающие люди были у которых я учился, а потом и сам учил. Но всех сразу всему не научишь, тем более в разведке.
  - Хорошо. Откровенность за откровенность. Наш полк специально засунули на высоту. Поймали на одном, малюсеньком факте. Комполка майор Маргарян не своё место занимал. Причём не стеснялся своих земляков-бакинцев в полку расставлять. Совещания проводил многочисленные, а решения принимал только после совещаний. Не уверен ни в себе, ни в других. Наводчиком был Воробьёв. Потом, когда его арестовали - рацию нашли. Ну кто, в контрразведке будет рацию искать? Я случайно спасся. Воробьёв посчитал, что я со всеми, как и обычно бывало, ну и отошёл в кустики сообщить координаты. Я же посчитал, что его забыли внизу и уехал с холма за ним. Я от себя его не отпускал. Были подозрения. Я считал, что он... ну это не важно теперь. Семеро беглецов неплохо. Я тут слух запустил что отдал приказ стрелять всех, кто шагнул за рельс. Это тоже вам в помощь. Полезный разговор. Я думал, что меня в тебе привлекает? Тебе надо ставить задачу, а не решение как её выполнить. На всех уровнях у нас этим страдают. Не задачи ставят, а нелепые непроработанные решения.
  - Ну да! Сгоняйте туда узнайте есть ли там немцы. Если нет, что делать? Если есть? Командир сам не знает, что делать в том или ином случае.
  - В штабах это называется КП, ПП или НА. Оттого и потери ненужные несём.
  - А что это за сокращения?
  - КП - как получится, ПП - потом придумаем, НА - на авось. А ты, наплевав на указующие приказы, сам решаешь, как поступить. Штрафбат научил?
  - Да всё вместе.
  - Значит опыт. А он появляется, когда жизнь заставляет. Твоя идея мне понятна. Я наших ребят сюда поставлю. Тебе другая задача.
  Приданов вынул карту из планшета. - Бери бумагу - рисуй!
  - Пусть Вайсман. Он же и гравёром был, портным. Лучше нарисует. Навыки к мелким деталям лучше, соразмерности.
  
  Лампин оказался прав. Вайсман достаточно подробно, с письменными пояснениями, выполненными каллиграфическим почерком, изобразил карту. Приданов утвердительно кивнул.
  - Вот на этом отрезке будете сопровождать эшелоны. Пути там не ахти, эшелону приходится ползти медленно. С другой стороны, были нарушены стоки воды, русла ручьёв и тому подобное. За время оккупации там образовалось если не озеро, то болотце, но пешком по нему не пройдёшь. Завалы засохших, размокших деревьев, а с вашей стороны лес. Он не широкий. По его опушке идёт рокада с севера на юг. За этим лесом, заросшие поля, овраги и огромный лес. Партизанский. Там полно землянок. Умные в партизанский лес не сунутся. Еды надо много. А вот дорога выводит к городу и транспортному узлу Невлянка. Там поезда в разные стороны расходятся. Задача забирать всех, кто окажется на этой дороге или рядом с ней. Сдавать в комендатуру. Как только эшелон в просвете на насыпи показался, вот эта точка, начинаете через полчаса двигаться вслед за ним. Доехали до Невлянки - обратно. Еды я привёз на неделю, а дивизия должна отбыть на новое место через три дня. Три-четыре эшелона в день.
  - А куда дивизию направляют?
  - Говорят под Ленинград, но это тайна, которую знают все. В комендатуре вам скажут куда вам потом двигаться. И ещё, хоть это и слухи, но всё может быть. Вроде объявилась здесь диверсионная группа. Поэтому ни на дороге, ни в лесу не ночевать. Это приказ. Ночевать в комендатуре, там и горючим будете заправляться. Может и я там объявлюсь. Надо нам рациями обзаводится. Трофейные нам подойдут?
  - Главное, чтобы наши батареи к ним подходили.
  
  Часть 3.
  1.
  Машина сопроводила эшелон до Невлянки и повернула обратно. Проехали уже больше половины обратного пути. Лампин нервно пошевелил лопатками, словно пробежали гигантские мурашки или муха залетела. Он выглянул в открытую амбразуру над кабиной грузовика.
  - Не понятное что-то. Второй раз проезжаем около этого места, а у меня впечатление, что кто-то смотрит на меня. Может это из-за контузии?
  - В комендатуре хочешь покантоваться, командир! - Подмигнул Гусев. - Под психа шаришь? Там девчонки ничего!
  - Я тоже себя так чувствую. - Унху был совершенно серьёзен. - Это взгляд хищника на жертву. Он сидит и выбирает момент, когда ему удобнее бросится на тебя. На меня так один раз рысь свалилась. Чую смотрит на меня. Мурашки побежали. Оглядываюсь - нигде не вижу. Я ружьё вверх приподнял, палец на скобе держу. Ещё пять шагов сделал, свалилась сверху, а за шею не куснёшь, ствол мешает! Ствол ей в шею упёрся. Стрельнул конечно. Живучая оказалась, пришлось ещё ножом добить. Шкуру повредил. До сих пор жалко. Такая шкура!
  - А что ты сразу не сказал?
  - Морячок и меня бы сразу в психи записал!
  
  Лампин стукнул по крыше кабины. Бюссинг остановился и Вайсман высунул голову из окна двери.
  - Слышь Иель..., а Илья! Мы сейчас вылезем, пойдем обратно. Когда развернёшься и вслед за эшелоном порулишь, на дорогу смотри. Помнишь, как на курсах говорили и показывали о постановке мин? Смотри не наедь. Смотри на след протектора, на пыль, неожиданную траву на пути. Унху остаёшься. Пулемёт к бою, твоя винтовка под рукой. Я, Грачёв и морячок будем подбираться к тому месту. Всех, кто побежит в поля и овраги - беспощадно, но по ногам.
  - А почему вы Гусева морячком зовёте? - Почему-то именно сейчас озаботился Грачёв.
  - Потому что он речник! - Улыбнулся Лампин. - Морячок - звучит ласково и уважительно, а речничок - презрительно. В разведке он был в паре с Уткиным. Птичник натуральный, как не скажешь все ржать начинают. Вот так он и стал морячком.
  - Это из-за того, что я Грачёв?
  - Судьба у него такая, людей с птичьими фамилиями к себе притягивать! - Скромно заметил Митрин. - Может вы в прошлой жизни птицами были!
  - А Жабин - жабой, Лаптев - лаптем, Лампин - лампой, Дубов - дубом? - Грачёву такие сравнения не понравились.
  - Я не шаман, я не знаю, поэтому только предположил! - Скромно опустил глаза Унху, не желая раздувать скандал на пустом месте.
  - Всё? - Лампин оглядел свой коллектив. - Других разногласий нет? Вы птицыны, работаете парой. Я вас прикрываю. Старший - морячок. Посмотрим тебя в деле сержант. Забирайте главного или радиста, если есть. Остальных... я... я беру на себя.
  
  Целых десять минут, может больше сержант и морячок обсуждали условные сигналы. Лампин в это дело не вмешивался. Всё равно все сигналы будут приняты их. Грачёв был слегка обидчив и несколько щепетилен, но Лампин так, пока, и не понял в чём.
  Его прямолинейность, отзывчивость и умение работать в коллективе - радовала. Осталось притереться к морячку. Его незамысловатые суждения и подколы могли вызвать у сержанта неприязнь. При работе в паре - это опасно, причём для всех. Но выбирать и воспитывать не приходилось. В морячке Лампин был уверен, так что пусть Грачёв к нему притирается, а не наоборот. Если будет притираться Гусев к Грачёву, это внесёт разлад. Гусев уже не будет тем, кем был, и Грачёв не станет тем, кто нужен. Пару можно будет выводить за скобки. Что тут делать? Других нет, а вдвоём с Митриным, они всё не сделают. Пусть лучше в нашем тылу тренируются, чем в чужом! У младшего лейтенанта было такое ощущение, что разведка не ушла далеко, а спряталась в соседних кустах и внимательно наблюдает за ним.
  
  Вооружились как положено. ППС, Браунинги, ножи и гранаты. Грачёву дали трофейные, чтобы он привык носить их постоянно. Как пользоваться не объяснили, считая, что он и так знает. А он, как раз и не знал, но спросить постеснялся. Его приняли в команду как своего - бывалого, а он ножиками баловаться не умеет. Уединиться и потренироваться не получится. Объяснить стыдно, соврать ещё стыднее. Вот так и ходил обвешанный ножами, но Лампин, заставил всех тренироваться в быстром доставании ножей. Грачёв посмотрел, как делают другие, а потом продемонстрировал сам. С облегчением вытер пот, который появился из-за лишнего волнения и перенапряжения. Не ахти как, но никто замечаний не сделал. Поэтому в те мгновения, когда никого рядом не было, он проделывал эти упражнения.
  
  По краю опушки всегда сложно пробираться. Густые кусты, валежник, высокая трава. Всё это шелестит, трещит, шатается. Из-за этого немного углубились в лес. Стало видно дальше и лучше, но и их тоже.
  Морячок, шедший немного впереди, присел так низко, что все остановились. Он медленно, если не как улитка, то черепаха, повернул голову и провёл пальцем под носом. Гусев учуял запах. Запах не леса, травы, животных, а связанных с человеком. Кровь, пот, сапог, портянок, ружейной смазки, сгоревшего пороха.
  Они тоже присели. Лампин посмотрел в бинокль. У группы захвата биноклей не было. Мешают, создают желание посмотреть, а это вредно. Смотря в бинокль перестаёшь видеть всё вокруг. Он медленно, как гусеница, поднялся вдоль ствола сосны. Снизу лес обычный, он посмотрел на кроны деревьев. Деревья слегка покачивают ветками, как бы перешёптываясь. От этих покачиваний играют лучи солнца сплетаясь друг с другом и образуя светлые пятна и расходясь...
  Что это за лёгкая дымка блеснула на луче? Это даже не дымка. Даже не прозрачная размытая вуаль света. Лёгкое искажение воздушного потока. Нюх моряка не подвёл. Если бы испарение воздуха, то оно бывает у земли, а не в кроне дерева. Так же медленно опустился к корням сосны, убрал бинокль в футляр. Петлёй прикрепил к пуговице на гимнастёрке. Снял пилотку и засунул под погон. Застегнул маскхалат. Накинул капюшон. Показал средний палец, а указательный и большой, рядом с ним сомкнулись, образовав кольцо. Это означало: направление на десять часов. Группа захвата немного изменила маршрут. Улитками они двигались ещё полчаса. Морячок провел растопыренной ладонь перед глазами. Он видит кого-то. Пальцем показал куда двигаться сержанту.
  Грачёв медленным гусиным шагом отошёл к указанному месту. Гусев согнул и разогнул два пальца правой руки. Этот жест предназначался Лампину. Он должен был уйти на два часа, на две дистанции от Гусева. Когда он это сделал, Гусев показал согнутый большой палец, а потом распрямил указательный. Командир прополз ещё на полдистанции вперед. Теперь он оказался к противнику ближе всех и мог, частично, не только их рассмотреть, но и понюхать.
  Все в красноармейской форме. Капитан настраивает рацию. Антенна - это металлический медный провод, закинутый высоко на ветку. Один, судя по всему, через стереотрубу наблюдает полотно железной дороги. Делает пометки на пластинке, к которой прикреплена бумажная таблица. Далеко справа видны только сапоги. Этот наблюдает за рокадной дорогой, по которой снуёт их грузовик. Маловато что-то! Минимум ещё двое-трое. Хотя бы рацию таскать.
  Лампин покачал раскрытой ладонью левой руки из стороны в сторону. Гусев кивнул. У него тоже сомнения в количестве группы. Надо ждать. Они замерли. Лампин даже забыл, что с ними и Грачёв. Он даже ни разу не посмотрел на него.
  Сержант тоже это понял и принял решение. Не мешать и поступать по обстоятельствам. Обидно ощущать себя лишним, Митрин был бы в самый раз, но раз его взяли с собой, надо показать свои возможности и не помешать при этом. Тяжело сидеть на корточках неизвестно сколько. Ложиться приказа не было. Время как будто умерло, хорошо, что обычной лесной живности было мало и пот струившийся с лица, смывал её.
  Неожиданно Гусев покачал кулаком у поясницы. Грачёв забыл, что означает этот жест, но понял, когда увидел ещё троих. Они принесли четыре противотанковые мины. Судя по прилипшей к ним земли, они долго в ней пролежали. Эшелон уже давно прополз мимо них. Стереотруба была сложена и убрана в кожаный чехол. Тренога тоже собрана. Все, кроме часового, начали что-то обсуждать. А вот и отдалённый, еле слышимый звук дизеля Бюссинга.
  Лампин покачал указательным и средним пальцами из стороны в сторону. Средний палец согнул и показал им сторону Гусева и Грачёва. Сержант даже испугался, а что же ему делать? Командир показал пятерню и резко согнул на себя. Гусев показал Грачёву указательный палец за своей спиной. Всё стало понятно.
  Командир медленно откинул приклад ППС и прицелился в наблюдателя, который напяливал на себя треножник. Выстрел так долбанул, что все вздрогнули. Длинные очереди автомата Лампина срывали листву с кустов. От резко вскочил. Отпрыгнув, вырвал кольцо, кинул гранату туда куда только что стрелял.
  Грачёв упустил момент рывка Гусева, пришлось поднажать, но он оказался за его спиной, как и приказал морячок. Тот уже навалился на капитана. Сержант упустил момент прыжка на себя. Он рухнул на спину. ППС был прижат к груди, кобура с браунингом к земле. Он даже не видел, кто вцепился в его шею и душил, в глазах стало меркнуть. Сил не хватало даже взбрыкнуть ногами. Он дернулся и сделал то, единственное движение, которое мог. Вроде бы полегчало, но сознание его было на периферии и тело не уже контролировало.
  
  - Живой? Проверь его!
  Грачёв так и не понял к кому обращаются. Перекреститься что ли? Поговаривали что в рай только крещёных берут. Рукой пошевелить. Он же бесплотный! Не успел. Прощай мама. И весточку с того света не пришлёшь. Напишут казённым языком. Никто не передаст тебе, что твой сын думал в последний момент не о Родине, не Сталине, а о тебе, мама!
  
  Светлело, значит всё-таки рай начинался. Светлело, светлело, да не высветлело. Какое-то тёмное пятно закрыло светлое будущее. Пришлось навести резкость. Лицо Унху.
  - А что ты здесь делаешь, Унху?
  - А где мне быть? - Вместо любопытства на лицо накатилась радостная улыбка. - Живой! Только с головой не дружит! Совсем как ты! Может пошаманить над ним? Вернуть в мир людей?
  - Тоже мне рай! Бред какой-то несёте! - Еле пробурчал Грачёв, опёрся на локти и сел.
  Увиденное отрезвило его, но не обрадовало. Пленённый капитан, лежал, зло поблескивая глазами. В его спину ногами упирался Гусев. Руки капитана, за спиной, были скованы наручниками. Наручники! На войне! Командир листал какую-то тетрадь. Митрин стаскивал оружие и другое имущество в одну кучу. Вайсман сдёрнул антенну, скрутил на руку, другой схватил рацию и понёс.
  - Командир! Что будем с трупами делать? - Гусев отбил лёгкую чечётку на спине капитана.
  - Что на курсах говорили?
  - Ничего не говорили! - Вместо Гусева ответил Митрин.
  - А если по рации! - Стукнул по рации ладонью Гусев. - Мы же в полку тренировались. А они нашего майора вызовут.
  - На какой частоте?
  - Три щелчка вправо, запасная два - влево.
  - А базовая частота здесь - немецкая. Кому ты там нащёлкаешь?
  - Вот засада! - Командир засунул тетрадь в планшет пленного капитана.
   - Может его к ручью отвезём и положим, пусть отмокает! - Предложил Гусев. Со стороны в его поведении казалось, что ничего особенного Гусев и не сделал. Но вся его радостная весёлость выпускала эмоциональный стресс, который тот испытал при захвате пленного.
  - Зачем? - Не понял Грачёв, когда заметил, что все смотрят на него.
  - Ты себя ещё не видел. - Мягко ответил Унху. - Лучше и не видь.
  - Ты как оживший мертвец! - Наконец оторвался от своих раздумий Лампин. - Весь в крови. Вот, что. Отмывать тебя некогда и не нужно. Скоро отправляют последний эшелон. Езжай с Вайсманом в начало, с точки отсчёта, подбирайтесь как можно ближе к путям. Машете руками и останавливаете эшелон. Вызываете начальника эшелона. У них рация должна быть. Требуете связи с Придановым. Спрашиваешь, что делать с трупами. Диверсионная группа из десяти человек ликвидирована, хотели взорвать эшелон, а на остальные навести авиацию. У нас потерь нет. Гусев захватил главаря, я убил пятерых. Унху двоих и один ранен. Ты одного.
  - Что одного?
  - Ранил одного, но он долго не протянет. Будем считать, что сразу завалил.
  - Что-то не припомню как я его завалил.
  - Ножом из голенища. Вся его кровь на тебе. Считай, что проверку на дорогах прошёл успешно. Куда пошёл? Нож захвати. Удачный ножара, спас! Давай кати, вернёшься, там подумаем, что делать.
  
  Посланцы вернулись чуть ли не через два часа. Пленный, оружие, вещи и трупы лежали у колеи. Грачёв выскочил из машины и сообщил что смогли связаться с Придановым. Тот приказал ни одной вещи себе не брать, своё оружие только штатное, машину спрятать и ни слова о ней. Группа выполняла приказ, проверки слухов о появившейся диверсионной группе в данном районе. Лампин погладил на голове обожжённое место, хотя и хотел почесать и отвёл Вайсмана в сторону. Потом проинструктировал всех.
  
  Вайсман отогнал грузовик и уже в сумерках вернулся ко всем. Далеко впереди замелькал свет фар.
  - Думаешь не найдут? - Озабоченно, не Илью, а Лампина, спросил Гусев.
  - Не то спрашиваешь! Сам-то найдёт? - Хмыкнул командир и вышел на дорогу.
  "Виллис", "ГАЗ-61", три "ГАЗ-64" и два бортовых "Студебеккера" с солдатами. Из первой машины бравый, живой, не в смысле забронзовевший, выскочил полковник. Не стесняясь покрутил плечами, перекатился с мысков на пятки. Ребята Лампина, как караул, стояли как бы на углах площадки с трофеями.
  - Пленный где? - Лампин показал. Того подхватили офицеры и завели в ГАЗ -64. - Кто взял?
  - Рядовой Гусев! - Сообщил Лампин.
  - Звезду! Остальным по "Отваге"! А ты милок в звании каком?
  - Младший лейтенант.
  - Долго?
  - С прошлого года!
  - А почему до сих пор младший?
  - В штрафбате был.
  - А за что?
  - Одному трусу, при отступлении в лоб засветил. Когда фронт стабилизировался - он меня!
  - А! Так вы придановские! Из дивизии Цветкова. Ну, теперь понятно, почему вы их, а не они вас.
  
  Пока они разговаривали к Митрину подошёл лейтенант и предложил обменять его ППС, на его новый ППШ. Митрин молчал. Тот попытался выдернуть автомат из рук. Митрин оттолкнул его и выстрелил вверх. Все повернулись на выстрел.
  - Что тут? - Спросил полковник.
  - Пытался поговорить с калмыком и выяснить детали произошедшего! - Спокойно ответил лейтенант. - А он стреляет!
  - Разрешите ответить товарищ полковник вашему лейтенанту? - Обратился к полковнику Лампин.
  - Валяй!
  - Часовой лицо неприкосновенное. Рядовой Митрин я объявляю вам выговор за нарушение устава караульной службы. Офицер попытался отобрать у вас оружие, а вы сделали предупредительный выстрел, хотя по уставу должны застрелить его.
  - Молодец Приданов. Вы мне нравитесь. Умылся Усков?
  - Кроме того ваш Усков пытался разрушить дружбу народов СССР. Назвал ханта - калмыком. Таких слов как солдат, боец, товарищ, рядовой в вашем лексиконе нет? Странно как-то.
  - Ладно! - Остановил полковник Лампина. - Так далеко можно зайти. А этот что весь в крови?
  - На ножах дрался!
  - И как? Вижу живой!
  - Без царапины, вся кровь вражеская.
  К полковнику подошёл майор и что-то начал шептать на ухо. Уху было ничего, а ближняя бровь поползла вверх. Он повернулся обратно.
  - Что я могу сказать? Службу знаете, работу выполняете хорошо и кое-кому лицо на жопу натянули. Объявляю всем благодарность. А вы что пешком?
  - Мы же из пешей разведки.
  - Вот в чём дело! А я думаю, что здесь не так? Ну не могут мои орлы быть такими соколами! - Слово орлы полковник произнёс ехидно. - Нечего им пыль сапогами месить! Одного "козлика" отдайте!
  
  Лампин сразу полез в планшет и достал свою личную тетрадь.
  - Товарищ полковник, напишите своё распоряжение о передаче.
  Полковник с лёгкостью написал, подписал, поставил дату, время, послюнявил большой палец поводил по нему чернильным карандашом и приложил к листку.
  - Достаточно?
  - Так точно!
  - А рулить-то можете?
  - Все. И рулить и на гармошке играть. Вайсман покажи!
  Вайсман показал.
  - Важное дело сделали. Может случайно получилось, может нет, но... спасибо! -
  Полковник пожал каждому руки, сел в машину, и они уехали. Навалилась темнота.
  - Давай Вайсман вези в казарму.
  - А мы, что в комендатуру не поедем? - Осведомился Гусев. Судя по всему, у него были какие-то виды на ночь.
  - У них где-то логово и не у этой сосны, а в оврагах, а то и в лесу.
  
  Кавалькада автомобилей ехала медленно. Полковник сидел, закатив глаза вверх что-то обдумывая. Потом обернулся назад.
  - Ну что Усков? Повезло! Как они?
  - Такого больше не хотел бы. Через чур грамотно. Такие ребята редкость. Все стараются быть исполнителями и чуть что за начальника спрятаться. Другие бы после такого или языки вверх подняли своим трёпом от радости или спиртом залили, а эти? Как с лесопилки. Попилили брёвна - пообедали. Работа такая. Зачем вы машину им подарили?
  - Вот ты лесопилку упомянул. Так эта машина, тот самый лесовоз что брёвна подвозит. И не надо на себе их из леса таскать. Представь, что было бы, если наш эшелон рванули?
  
  2.
  Эшелон остановился, не доехав несколько сот метров до кромки леса.
  - Что там? - Спросил Гублин, выглядывавшего из вагона, Соклова.
  - Не знаю. Стоим. Дым из паровоза идёт. Давай вещи покидаем в эти кусты. Место я запомнил. Как паровоз первый раз дёрнет - прыгаем и лежим под кустами пока поезд не проедет. Я узнал, тут где-то рядом посёлок, может город, в котором дороги сходятся. Узловая станция Невлянка называется. Доберёмся, там выберем куда ехать.
  Кто-то крикнул из соседнего вагона.
  - Здесь мы! - Ответил Соклов. - Покажись!
  Гублин медленно встал и выглянул в проём. Паровоз свистнул. Вагонные двери начали задвигать. Они спрыгнули и закатились под кусты, где лежали их вещи. Когда навьючились вещами, то поняли, что чем больше отдельных предметов, тем тяжелей с ними идти. Чемодан стукал по коленям. Узлы не висели, а болтались, сваливались, попадали не в то место. Только вещмешки вели себя как надо. Вот что значит военные! Притихли за спиной и только отягощали своим весом.
  - Я так больше не могу! - Гублин стёр пилоткой пот со лба и сел на чемодан. - Кто так шпалы кладёт? Если шагать пошпально - то семенишь. Обычным шагом, нога оказывается между шпал, в яме. Как хромой, да ещё и спотыкаешься.
  - Асфальт никто не гарантировал. Такси вызвать?
  - Хватит надо мной шутить! У тебя вон ноги какие длинные, через шпалу шагаешь!
  - Чё, думаешь мне легко? Чтобы на шпалу попасть, мне ногу тянуть надо. Хочешь вон, по траве иди, кустам! Дойдём до места где паровоз остановился. Там может мост ремонтировали. Значит либо река, либо дорога.
  - Может понесёшь что-нибудь?
  - Сам неси, у меня больше вещей, чем у тебя.
  Так, с жалобами и нытьём, они смогли дотопать до остановки паровоза.
  - Видишь, трава колеёй придавлена, идёт вдоль леса и заворачивает за него! - Показал Соклов. - Так что опять по шпалам не пойдём. Давай посидим в теньке, а то я совсем расплавился. Солнце на закате, а как печёт? Уходим. Они в этой Невлянке остановку делают, проверят, а нас нет. Сразу погоню пошлют или местным сообщат. Надо уходить как можно дальше.
  - Я кушать хочу!
  - Что ты заныл как маленький? На, отсоси!
  - Думаешь наемся?
  - Не скажу, что лучше икры, но не хуже яиц! У меня до тебя был один доктор. Так что физиологию человека я хорошо знаю. Многому я у него научился. Потом так это пригодилось! Он меня в пропагандисты и устроил. А потом пошло-поехало. Война раздолье для нашего брата. Хоть какую должностишку занял, все, ну почти все, кто под тобой - твои. Рецепт простой. Не хочешь на фронт - жопой верти. Не желаешь в окопе гнить - отсасывай. Ты же видишь, что с девчонками делают? Они идут Родину защищать, жизни не жалеют, а как попадают в часть, их как на невольничьем рынке, командиры себе разбирают. Мы лучше, потому что мы честнее. На, сухарь! По дороге иди и соси! Сухарь плохая замена спермы, но и мы не в тайге с лесоповала сбежали. Зеки, когда готовятся к побегу, одного молодого откармливают. А когда еда заканчивается, то его уплетают.
  - Тьфу ты! Что ты мне такое говоришь, когда я сосу сухарь! Весь аппетит отбил!
  - Это я специально сделал, чтобы он у тебя после прогулки появился. Шевелись. Солнце уже низко. Нам ещё ночлег устраивать.
  
  Когда они вышли на наезженную колею, радости не было предела. По расчётам Соклова она как раз вела к этой станции. Долго шли, а тут и подъём есть, а сил нет. Надо искать где на ночь притулиться. Они преодолели подъём.
  - Смотри, вон, вдали дымы! Скорее всего это то место куда мы и идём. К комендантскому часу не успеем.
  Разглядывая дымы, они не сразу заметили у основания спуска грузовик. Тот ехал так медленно, что казалось он своими фарами вглядывается в дорогу, выискивая замаскированные мины. В лесу послышались глухие выстрелы, раздался взрыв. Из травы выскочило несколько человек и бросились к машине, но пулемётная очередь, чуть ли не перерубила их пополам.
  Соклов насильно утянул Гублина с дороги и повалил его в траву.
  - Ты чего застыл? - Свирепо прошептал он Гублину в ухо.
  - Я же никогда войну не видел!
  - На фронте ещё насмотришься если доживёшь. Ничего себе большая прогулка! Поползли в сторону! Это СМЕРШ дезертиров ловит! Так что не одни мы такие умные! А ведь мы могли оказаться на их месте! Хорошо, что они попались, а не мы!
  
  Они доползли до ближнего оврага и укрылись в ивняке. Гублин взял на себя наблюдение. Хотел узнать, чем закончилось дело. Грузовик уехал вперёд. Начало смеркаться. Из леса, а потом и луга начали выносить убитых, их вещи и оружие. Совсем смерклось. Что там ещё увидишь?
  Хотел уползти, но со стороны города замелькал свет фар. Он насчитал семь машин. Ничего себе утиная охота! Не столько как от вечерней радостной прохлады, сколько от осознания того ужаса, что это могло произойти и с ним, пробегающие мурашки через чур охладили его спину. Он даже поёжился. Только теперь он понял насколько был прав его товарищ. Подальше от этих ужасных мест, фронта, голода, холода, солнца и грязи, солдат. Ему так захотелось в парную, а потом предаться разврату! Но здесь не то что не комильфо, но и никакой гигиены! Член нечем помыть!
  
  Он с Сокловым, как сторонние наблюдатели, никогда не узнали, что трупы убитых диверсантов использовали в пропагандистских целях. Приданов предложил полковнику подержать трупы в каком-нибудь леднике, а утром выложить у развилки железной дороги, как пойманных и расстрелянных дезертиров. Полковнику идея подмены понравилась. Не диверсанты, а дезертиры. И единственный ледник в Невлянке приютил на ночь десяток трупов. Пришлось даже всё молоко и сметану вынести на улицу и быстро превращать в масло. Со СМЕРШем лучше не спорить.
  
  Если смотреть сверху на Невлянку, то железные дороги виднелись как полуокружности, сливающиеся друг с другом, прочерченным циркулем и расходящиеся на три стороны. На запад и север-юг! Станция, посёлок, мастерские, депо находились с восточной стороны. Эшелоны с дивизией проходили через неё, но, когда колея скрывалась среди леса, эшелон останавливался. Вагоны и платформы расцеплялись и два маневровых паровозика утаскивали их в сторону фронта.
  
  Разгрузка проходила в лесу. Сгруженные с первого эшелона маршировали к его окраине. В них утыкались войска со следующего эшелона и так далее. Все, перевезённые за день, ночью перебирались поближе к фронту. Эти маневровые паровозики, не заезжая в Невлянку, привозили пустую тару, если можно так назвать вагоны и платформы, на полустанок и возвращались обратно тем же путём. Потом, из Невлянки, приходил первый локомотив. За вторым эшелоном второй паровоз.
  Возможное присутствие вражеских агентов со счёта никто не списывал. Присутствие диверсионной группы это только подтвердило. Агента в Невлянке разыскивали, сужая кольцо поиска, но брать, ни пугать не торопились. Поэтому и согласились поменять диверсантов на дезертиров.
  По всем представленным документам происходила передислокация не дивизии, а целого корпуса. То, что без танков, только доказывало Ленинградское направление. В болотистых, лесистых и холмистых пространствах приладожья на танках не по геройствуешь. Агент работал по бумагам, а пойманный диверсант наблюдал за движением и записывал увиденное поштучно в таблицу. Сведения совпадали. Поэтому диверсию на дороге в германском штабе отменили. Сведения были более важными, чем одиночный теракт.
  
  Соклов категорически запретил разжигать костёр, но Гублин и не возражал. Понял, чем это грозит. Хотя и напялил всю одежду что и была, но всё равно ночью замёрз. С первыми лучами солнца он начал махать руками, присаживаться, пытаясь разогнать кровь, даже хлопать себя по спине, груди, ногам и рукам. Вот так приплясывая, изображая из себя скомороха, он решил вылезти из оврага, чтобы погреться под солнцем. Вчерашняя машина с высоким тентом двигалась прямо на него. Он прямо оцепенел, не танк, не вражеское что-то, но с последствиями не хуже фашистского плена. Он хотел разбудить Соклова и крикнул, но только крика не было - только испуганный хрип.
  - Здесь я! - Шепнул тот ему в ухо и обнял со спины. Не сразу, но он почувствовал его тепло. Стало лучше, не столько физически, сколько морально.
  - Уезжай, пожалуйста! Тебе не сюда! Туда, там всё! Здесь нет никого! Даже нас! Мы не здесь! Мы там! Там! Боже! Прикажи ему повернуть! - В глубоком отчаянье прошептал Соклов.
  В этот момент грузовик отвернул в левую сторону и поехал вдоль оврага!
  - Господи! - Прошептал Соклов. - Ты всё-таки существуешь!
  - Да что с тобой?
  
  - Если бы он поехал в нашу сторону, мы бы пропали! Я взмолился и вот результат! Он за нас! Он с нами! У нас всё получится!
  Бюссинг свернул влево вовсе не из-за молитв. Лампин проложил прямой маршрут к оврагу, но приходилось объезжать разные препятствия и курс сбился вправо. Теперь они его компенсировали. Вычисляли просто. Провели прямую линию на рисунке Вайсмана от места боя по полю до оврага. Это машина может ездить кривыми путями, а человек ходит короткими, не хочет попусту силы тратить. Грузовик отъехал довольно далеко от них, так что была видна только узкая кромка тента.
  
  Смершевцы нашли, что искали. Землянка, да даже не землянка, а широкая, но не глубокая ниша-нора. Самым ценным оказались продукты питания советского производства и медикаменты, но уже немецкие. Котелки, два топора, пила, ватники, кусок брезента и узкая маскировочная сеть. Особенно обрадовала находка табака. Папиросы "Норд", "Беломорканал", "Казбек", "Звезда", "Темп", сталинские "Герцеговина Флор", шесть пачек трубочного табака и три махорки. Хозяйственного мыла шесть кусков и флакон одеколона.
  
  Пока ехали обратно Гусев всё найденное пересчитал в базарные цены. Судя по тому, что его лицо окрасилось радостью, это был достойный капитал. Он ласково погладил упаковку "Казбека".
  - Как этим воспользуемся? - Наконец не выдержал он и спросил.
  - Как обычно. - Невозмутимо ответил Унху.
  - А как обычно? - Спросил отмытый и очищенный от крови Грачёв.
  - Каждому по три пачки на мелкие расходы, кроме "Казбека" и "Флоры". Остальное Вайсману на хозяйство.
  - А когда Вайсмана не было, кто был?
  - Он погиб.
  - Ну, извините. А "Казбек"?
  - "Казбек" и "Флору" - майору. Сам не курит, но думаю, иногда, кого надо угощает. Ему по паре пачек. Хозслужбам лучше трубочный, а махру - за помощь.
  
  - Лёша! Что ты возишься? Уходим. Они же могут вернуться и поехать нам навстречу. Тогда никакими молитвами не поможешь! - Соклов не стал дожидаться, когда тот навьючит на себя все пожитки и вылез из оврага. - Они далеко! Давай быстро по верху пробежим. Вон туда, к рощице! На фоне леса они нас не заметят. Мы должны войти на станцию вместе с последним эшелоном.
  - Почему?
  - Потом, всё потом! Главное до леса успеть!
  Они успели. Присели в траве, только головы из неё торчали, но на фоне леса заметны не были.
  - Знаешь Андрюша! - Гублин немного расслабился и ему захотелось выговориться. - Я не верил в нашу затею, боялся, а сейчас обрёл веру в нас! Да! Всё у нас получится. Смотри, смотри!
  Вдалеке было видно, как очередной эшелон из-за леса обозначает клубами дыма своё направление.
  - В такую рань отчалили?
  - Значит этих ночью грузили, а эшелонов больше будет. За дымом смотри. В какую сторону он, туда и нам. А то начнём блуждать и попадёмся. Давай, пока тепло, подремлем. На, бинокль - ты первый на посту, через час я.
  - Может наоборот?
  - Давай!
  - Нет, я сразу не засну, пусть так!
  
  Соклов полностью разделся и оставил белоснежное тело на сжигание восходящему солнцу. Гублин, сидя не чемодане, заснул через четверть часа. Не смог сопротивляться ласковым лучам солнца. Ему снился Крым, Артек, теплое бирюзовое Чёрное море, нежные волны, ласкающие его пятки. Как он ныряет в глубину...
  Он и нырнул, навернувшись с чемодана. Вскочил, растерянно оглядываясь. Ничего того, что было во сне, кроме солнца, не было. Он хотел протереть слипшиеся глаза, но в руке оказался бинокль. Он присел и начал рассматривать в него окружающую местность. Глянул на часы и чуть не выронил бинокль. Два с половиной часа, он пробыл на Чёрном море! Вот это сон!
  Машина медленно тащилась вдоль леса. Когда она обогнула кусты, стоявшие на её пути, сзади них выскочил человек, в три широких шага преодолел колею и рухнул в траву. Позади него, другой солдат, с винтовкой в руке, тоже перескочил путь, но пробежал значительно дальше. Из машины раздался предупредительный выстрел. Тот упал в траву, но не пополз, а начал отстреливаться. Раздался ещё один выстрел и всё затихло. Из под брезента выпрыгнули двое. Пригибаясь, один побежал вдоль опушки, а второй через поле. Через несколько шагов он упал.
  - Слышь, солдат! - Не слишком сгромко обратился к нему Грачёв. - С нами в такие игры не играют! Приказ расстреливать на месте вашего брата. Переползи к кустам, встань и выйди к машине с поднятыми руками. Скажешь, что эшелон шёл медленно, у тебя живот схватило, думал по-быстрому посрать, сам сообразишь, что сказать, не успел заскочить в вагон. Решил через лес сократить. Увидел машину и попросил подбросить. Подойди к шофёру и попроси это.
  - Что это?
  - Подбросить до вокзала!
  - Да кто мне поверит?
  - Но и опровергнуть нельзя. Пока ты ещё не дезертир, а отставший. Максимум штрафная рота. Не вздумай убегать пристрелят, как и того.
  
  Грачёв резко подскочил и снова, петляя, перебежал, но упасть не успел. Морячок уже поднял пинками второго беглеца, забрал его винтовку и конвоировал к машине. Тот держался за простреленное плечо, пытаясь сдержать текущую кровь.
  Первый солдат так и сделал как посоветовал ему Грачёв.
  Младший лейтенант скептически, он это даже не скрывал на своём лице, оценил его рассказ, но ничего не сказал. Он смотрел на второго.
  - Что боец, повоевал? - Лампин начал смотреть его красноармейскую книжку.
  - Я же уже ранен. К фронту не годен. Отпустите меня, мне тут недалеко. Пятьдесят километров всего. Всю жизнь молиться за вас буду! Вдруг и вам из-за этого повезёт!
  - Ты, как господь бог! Щедро жизнь отмериваешь. Значит знаешь, как там. К ним тебя и отправим.
  - А! - Неожиданно завопил тот. - Рожи откормленные, крысы тыловые! Мы там кровь проливаем, а вы отжираетесь, да ещё наших баб брюхатите! Суки!
  Младший лейтенант с грустью посмотрел на Гусева. - Это он про тебя. Насчёт баб. Правда в армии он всего восемь дней, но кровь уже свою пролил, а ты нет. Ты хоть за такое оскорбление в рожу ему дай, прежде чем его расстреляем. Он ни одной бабы ещё не попробовал, а уже заступается и им быть женщинами запрещает.
  - А ты?
  - И я! Я тоже девственник. Кроме груди матери у женщин ни за что не касался. Да и когда это было? Когда мне? Где мне? С кем? Миллионы баб без мужиков сейчас и миллионы без мужиков останутся и потом!
  - Он же пленный! - Влез в разговор Грачёв, чтобы прервать неприятный поворот развития ситуации.
  - Пленные для нас - немцы. Это изменник, ещё и бой устроил.
  - Пусть его трибунал и судит!
  - Сержант, спал на занятиях? Я командир отдельной группы, это всё равно что командир отдельной дивизии, армии. Полномочия те же. Это значит, что я и трибунал и даже бог, хотя он почему-то себя за него принимает. Раз ты так считаешь, соблюдём все формальности. Именем Союза Советских Социалистических Республик, рядовой... потом все его регалии в протокол впишем... За измену, мятеж, вступление в бой с частями Рабоче-Крестьянской Красной Армии, приговаривается к расстрелу на месте преступления. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Сержант Грачёв привести приговор в исполнение.
  - Почему я?
  - Хочешь встать рядом с ним? Что с тобой? Ты же разведчик - не кисель!
  - Он же раненый! Пусть трибунал...
  - Что ты заладил? Вот трибунал не имеет право раненого расстрелять. Сначала его надо вылечить. Это значит, что на него используют лекарства, хирург время, койку и пайку, а какой-то боец, которого вытащили из обстрела и двое таких как ты, погибли при этом, будет лежать на траве и не будет ему ни хирурга, ни лекарства... Потом его целая расстрельная команда залпом убьёт. На эту тварь одной пули достаточно, а остальные надо в фашистов... эти патроны бабы делают, да мальцы, потому что все мужики здесь. А этот будет сидеть в погребе и на каждую мышиную возню дёргаться, думая, что это пришли за ним!
  - Прости меня. Из чего? - Грачёв поднял автомат.
  - Из-за одного выстрела весь автомат чистить придётся. Из его!
  Грачёв взял винтовку дезертира, передёрнул затвор. - А у него там патронов нет!
  - Унху! - Крикнул Лампин. - Дай винтовочный патрон!
  Брезентовый полог откинулся и оттуда вылетел патрон. Лампин поймал его на лету и передал Грачёву.
  - Не нравится мне всё это! - Пробурчал тот, заряжая патрон. Взмахнул винтовкой и выстрелил. Пуля попала в сердце.
  - Труп привязывайте к передку, а ты садить на крыло и держишь за фару, попробуем твой поезд догнать. - Лампин залез в кабину к Вайсману.
  - Смотри никого не урони! На вокзал.
  - Тут место есть!
  - Он обосрался, чем дышать будем?
  - Уговорил. Пусть на фаре!
  
  - Чего это ты меня не разбудил? Но выспался отменно. - Протёр носовым платком глаза Соклов.
  - Да тут такое! Двоих поймали, одного расстреляли. Ужас какой!
  - Чтобы у тебя такого ужаса не было, пошли отсюда. Смотри за пылью от машины. Там наша путеводная звезда. Скоро ещё эшелон пойдёт.
  
   Комендатура располагалась в здании вокзала. Весь вокзал и был комендатурой. Эшелон стоял на ближнем пути. Часовые были по всюду. Перед входом в зал ожидания стоял часовой комендатуры. Недалеко от него собралась группа офицеров из эшелона, которая, покуривая, что-то обсуждала. Лежавшие на развилке трупы, произвели впечатление. Всегда обсуждали одно и тоже. Сколько, у кого и кто сбежал. Некоторые заключали пари на папиросы, а у кого их не было на щелбаны.
  Бюссинг проехал прямо к ним. Вайсман вылез из кабины и отвязал труп. Тот громко упал, подняв пыль.
  - Кто начальник эшелона? - Подошёл к ним, с винтовкой дезертира, Лампин.
  - Ну я! - Неприязненно ответил и повернулся майор с красным околышем на фуражке. Конечно, он не хотел, но так получилось, что, поворачиваясь он выдохнул дым прямо в лицо Лампина, хотя собирался пускать его колечками на спор. Тот в ответ кинул ему винтовку, та не только стукнулась мушкой о зубы майора и выбила папиросу, но падая, прикладом ударила по пальцам ноги в начищенном сапоге. - Сдашь по прибытии!
  Лампин развернулся и пошел от него. Солдат, который ехал на крыле, всё ещё стоял у машины.
  - А ты, засранец, что стоишь? Вали к своим! - Тот, всё ещё не веря своему счастью, тупо уставился на него. - Повезло тебе, что эшелон догнали!
  
  Солдат развернулся и побежал вдоль вагонов. Действительно, лучше умереть в бою, чем так. А может ещё не убьют, а только ранят!
  Майора такое отношение к себе жутко обидело. Он подхватил падающую винтовку и, припадая на ушибленную ногу, поплёлся за младшим лейтенантом. Наставил на того винтовку и передёрнул затвор, вылетела стреляная гильза. Ствол винтовки он направил под ноги Лампину. Сухой стук бойка, оповестил, что патронов больше нет. Кучка офицеров, ранее стоявших с ним, моментально испарилась. Часовой комендатуры вызвал караул. Майор раздумывал, чтобы ему ещё предпринять, но солдаты, наставив автоматы, окружили и разоружили его. Майор бросил на Лампина негодующий взгляд и был уведён караулом.
  Комендантом станции, самой Невлянки и всей округи был капитан. Он сидел за столом и постукивал тупым концом карандаша по зелёному сукну. Солдаты привели майора и посадили на стул у противоположной стены.
  - Что это такое? - Вскочил со стула майор, но увидев направленный на него ППШ, так бухнулся, что стул чуть не развалился. - Вы задерживаете эшелон, знаете, что вам за это будет?
  - Мы задерживаем, вас, а не эшелон. Всё идёт по графику. - Встал капитан и, прихрамывая, вышел из-за стола. - Но он может уйти и без вас!
  - Что вы меня передразниваете?
  - Как это?
  - Хромаете! Этот гад ушиб мою ногу винтовкой!
  - Это не так страшно - у вас пройдёт, а у меня - нет.
  - Чего ты несёшь капитан? Мы там...
  - Что вы там - неизвестно. Может ничего страшного. Я хромаю не из-за вас. Немецкий танк проехал по ноге, пришлось три пальца отрезать. Теперь вот - комендант. А у вас может начаться страшное. Задержав, я вас спас, и вот она благодарность... - Капитан прошёл за стол и сел. - Вы хотели убить командира отдельной группы контрразведки СМЕРШ, причём вашей дивизии.
  - Откуда я знал, кто он? - Уже тише произнёс майор.
  - Ладно, но то что он офицер нашей армии, представлять не надо? У него такие полномочия, что он мог бы вас расстрелять, даже за то, что вы оскорбительно и демонстративно выдули в его лицо дым.
  - Но это не специально! Так получилось! А почему он в меня винтовкой кинулся?
  - Он хотел вам помочь... э? - Комендант развернул удостоверение личности. - Товарищ майор Андрей Самохин. А ведёте себя не как товарищ, а как тупая базарная баба. Когда эшелон развилку проезжал, там были трупы на виду выставлены. Как вам впечатление? Это за вчерашний день их настреляли. Из штаба армии посмотреть даже приезжали! Может и до верховного такое дойдёт! А вы?
  - А что я?
  - Гонор из ушей валит. Он к вам по-человечески подошёл. Труп привёз и оружие дезертира, чтобы вы его на убыль списали не по этой графе, а по другой. Своей глупостью вы создали проблемы не только себе, но и ему и мне. Нам же всё это протоколировать, актировать. На кого повесите потерю винтовки? Что теперь нам делать?
  - В винтовке патронов не было!
  - Зато свидетели были! Думайте. Быстро думайте. Паровоз свистнет. Придётся предписание выдать новому начальнику эшелона.
  - Ну, не знаю я, что делать!
  - Командир дивизии уже проехал или нет?
  - На погрузке он присутствовал, а в эшелоне его нет.
  - Пишите записку вашему заму или кто там у вас, эшелон уйдёт без вас. Я поставлю в известность, если в моих силах будет, командира дивизии.
  
  3.
  Когда они отошли от опасной дороги вдоль леса, Соклов предложил вздремнуть и Гублину, но тот отказался. Тоже, незаметно храпанул. Не поймёшь куда идти в этой череде рощ, заросших полей и лугов. Направление указал своим дымом второй эшелон. Идти по жаре было ужасно. Особенно когда они вышли на пыльную грунтовую дорогу. Пот, смешанный с пылью, попадал в рот, приходилось отплёвываться. От этого хотелось пить. Нет, сначала умыться, а потом пить. Пыльная дорога сблизилась с железной. Под невысокой насыпью был небольшой прокол, в котором журчал еле заметный ручеёк, который исчезал в придорожной канаве.
  - Переходим на ту сторону, моемся бреемся, переодеваемся и ждём поезд. Мы должны быть во всём блеске. - Соклов потянул Гублина через рельсы.
  
  В этот раз беглец был только один. Его посадили в кабину, чтобы сдать в последний за этот день эшелон. То, что эшелон не простой, было видно по двум пассажирским вагонам и зениткам на платформах.
  Бюссинг скромно стоял у торца вокзала. Начальник комендатуры, как проводник стоял у лестницы вагона. Полковник Цветков без своей обычной палки спустился по ступенькам. Капитан доложил ему. Тот принял доклад и поздоровался. Только после этого ему подали палку. Капитану подали трость.
  - Ранение в пятку? - Поинтересовался Цветков.
  - Я не Ахилл, в пальцы! - Ответил капитан.
  - Почирикаем? - Полковник оглянулся на своё окружение, то быстро отошло на несколько шагов.
  Разговор долго не длился. В конце его Цветков нервно стукнул палкой о камень, а капитан взмахнул тростью.
  
  Привели майора Самохина. Он, как и положено был без ремней. Ему отдали и их и документы и ТТ в кобуре. Капитан козырнул Цветкову и, опираясь на трость, пошёл к себе.
  - Что Андрюша? Гонорея бродит по тебе?
  - Я не заразный!
  - А заразу подхватил. Вот и сейчас: сплошной гонор. Посмотрите на него! Русский богатырь! Косая сажень в плечах! Щёки - кровь с молоком! Пальцами монеты ломает, а кистями подковы гнёт. Майор, а мозги курсантские! Такое восхождение сделал. Значит я, именно я, ошибся в тебе. Извинись перед контрразведкой! - Цветков посмотрел на Приданова. Тот махнул рукой. Лампин вылез из кабины грузовика вместе с пойманным беглецом. Лампин подошёл доложил.
  - А это кто? - Показал палкой Цветков на беглеца.
  - От эшелона отстал, товарищ полковник. Попросил подкинуть до ближайшей комендатуры. А тут вы!
  - Не беглец?
  - Беглец был бы экипирован. А этот? Что на нём, то и с ним!
  - Убедительно. Нельзя во всех, палить кто ошибку сделал или случайно получилось. Пусть ищет комендантский взвод. - Лампин махнул рукой и прокричал распоряжение командира дивизии. Солдат пожал плечами и подошёл к первому попавшемуся часовому стоявшему на перроне. Цветков посмотрел на Самохина. - Вот майор хочет извиниться!
  - Везёт же мне на майоров!
  - Что имеется в виду?
  - В полку один за плечо схватил, а я ему чуть голову не отрезал. Хорошо, что наш погон заметил! В одной же дивизии служим.
  Полковник повернулся к Приданову и посмотрел на него. Тот кивнул.
  - Про успехи слышал. Может нуждаетесь в чём?
  - Рации нужны штуки четыре.
  - А радисток не подать? - Подмигнул Цветков.
  - Сами, без них, могём!
  - Благодарю за службу. Свободен. - Лампин чётко козырнул, уверенно повернулся и строевым шагом отошёл. - Приданов, вот мне тяжело его звание выговаривать мла... д... ший лейтенант. Надо как-то сократить.
  - Исправим товарищ полковник.
  - С рациями серьёзно?
  - Не посыльных же гонять? Сергеев им машину подарил. Говорит не гоже такой команде пешком шастать.
  - Да, они у нас передовые! Не гоже мне в подарках от армии отставать!
  - Потому что с передовой!
  - Вот Самохин, учись, как Родине служить. Оставить его в полку, только звезду на маленькую поменяйте, вот как у того! - Дед показал палкой на уходящего Лампина.
  - Отойду, товарищ полковник, узнаю...
  - Иди! А то раций у вас нет, а ребята солдаток по деревням щупают!
  
  Приданов направился к Бюссингу.
  - Не нравиться мне этот фавор! - Зашёл он за кузов машины, так чтобы его с перрона никто не видел.
  - Чем сильнее светишься - тем спрос больше, а гнев ярче! - Ответил Лампин. - Что делать дальше? То, что мы диверсантов накрыли - случайная удача. Моя ошибка. Надо было весь маршрут пройти и меток наставить. Мы бы им и не помешали. Мину под машину - гранату в кузов.
  - Не грусти. - Приданов начал объяснять.
  
  После того, как они отмылись, переоделись, вещей стало значительно меньше, а котомки больше. Мешался чемодан, но Гублин отказывался о его продаже и некоторое время нёс его сам. К станции они добрались одновременно с эшелоном.
  - Посиди немного на чемодане и отдохни. Документы я тебе все отдал. Ещё раз вспомни всё что я тебе сказал. Главное не забудь название газеты и как тебя зовут. Я думаю, что комендатура в здании вокзала. Видишь часовой стоит? С ним сначала поговори.
  - А ты?
  - Подстригусь. Я же всё-таки хирург. У людей с ними свои образы связаны и мне из общего шаблона выбиваться нельзя.
  
  К удивлению Соклова, у цирюльника была очередь. Три офицера с эшелона. Одного тот уже стричь заканчивал и брызгал на него одеколоном.
  - Я не успею! - Буркнул тот снимая полотенце с шеи офицера.
  - Я подожду!
  - Если так!
  
  Гублина провели к коменданту.
  - Я, вот... - растерялся он, - ну, из газеты и что и как я... не совсем... - он подал документы коменданту.
  - Корреспондент газеты "Уральский рабочий". Так вы на фронт или с фронта и цель вашего прибытия или убытия.
  - Там у нас народ собрал подарки для лучших бойцов. В обкоме решили, что нужно сопровождать и написать цикл статей, кому, что и почему досталось. Так сказать, единение тыла и фронта. Потом выступить на предприятиях региона, сказать о проблемах -победах, всё, что я увидел там.
  - А как вы здесь оказались?
  - На поезде приехал. Вот на этом. Он отчаливает. Может надо было дальше ехать? Генерал попросил полковника, полковник...
  - Не надо торопиться. Вам правильно сказали. Будьте на вокзале. Пойдёт, во сколько не знаю, санитарный поезд и на нём доберётесь до Узловой. Там подскажут! Хорошее дело делаете товарищ лейтенант. Штамп вам внизу поставят.
  
  Гублин поставил штамп и разместился на скамейке в зале ожидания.
  Надо же как всё просто! Его волнение сыграло на руку. Его даже новую фамилию не спросили, а если бы не спросили, он бы не сказал. Забыл. Он достал документы и начал их изучать.
  
  Парикмахер выстриг широкую полосу посреди головы у другого офицера, но тут раздался гудок паровоза и они убежали.
  - А вы что не торопитесь? - Встряхнул полотенцем парикмахер.
  - Я на нём приехал, но мне в другую сторону! Как-то вот! - Он начал рассматривать выцветшие фотографии причёсок.
  - Не стоит разглядывать, у вас волосы всё равно короче их.
  - Лишь бы не под чубчик!
  - Что-то вы на военного плохо похожи!
  - А я и не военный. Я - хирург, но по случаю войны, пришлось надеть форму. Вот сейчас проводил консультации на фронте, как делать операции по-другому. Раны быстрее затягиваются, инвалидов меньше.
  - Это правильно, а в чём суть?
  - Это же тайна, вдруг немцы узнают!
  - А у меня просто беда. Подстричься многие хотят да не все успевают. Вы же видели. Куда-то на севера гонят.
  - Не на север, а под Ленинград. Зачем меня сюда посылали? Все госпитали туда отправили!
  - Так уж и все!
  - Ну половину точно! У меня командировка. Я не могу вместе с ними переехать.
  - Половина госпиталей, это же не половина армии!
  - Половина госпиталей - это больше чем половина армии. А остатки растянули по всей обороне. Что-то я не то! - Опомнился Соклов. - Это тоже, наверное, военная тайна! Вы уж никому!
  - Если всё запоминать - с ума сойдёшь. Я ваши речи мимо ушей пропускаю. Говорю, чтобы клиент немного расслабился и головой не дёргал.
  
  Весь пахнущий он прошёл в комендатуру, поговорил с часовым. Тот ему рассказал, как пройти к дежурному и отметиться. Соклов вошёл в зал. На скамейке дремал маленький, издали казавшийся плюгавым, лейтенант. Когда он подошёл к нему, тот проснулся. Соклов представился. Они поболтали пару минут и он прошёл отметиться у дежурного.
  Санитарный поезд идёт с фронта. Здесь происходил обмен ранеными одних на операции и восстановление, а отсюда, наиболее тяжёлых - в тыл. Для многих из них война уже фактически закончилась.
  В этот момент, неожиданно для всех и прибыл санитарный поезд. Началась погрузка-выгрузка раненых. Соклов вышел из вокзала на перрон, чтобы присмотреться, где комендант поезда, чтобы предъявить ему документы и получить указание для размещения на несколько часов.
  Лампин в это время вошёл и заметил, как тот выходит. Он даже остановился в сомнении, что где-то уже его видел. Плечи, уши, шея! И походка... он подошёл к дежурному.
  - Это что за каланча?
  - Это очень известный военный хирург. Приезжал обучать наших врачей, очень сложной, но нужной операции. Можно многое не отрезать, быстро заживает.
  - Кто это?
  - Подполковник Николай Николаевич Пирогов! Мне кажется, что я о нём уже где-то слышал!
  - И я тоже. То-то он мне показался знакомым.
  
  В этот момент известный хирург заглянул в зал и громко позвал дремавшего лейтенанта. Тот испуганно подскочил, схватил чемодан, вещмешок и заторопился к выходу.
  Соклов соорудил звания из того, что было под рукой. К своим большим майорским звёздам добавил такие же - гублинские, вот и подполковник. А из своих бывших капитанских вынул по две маленьких звезды - вот и лейтенант.
  - Да лицо мне его знакомо!
  - В газете, наверное, видел!
  - Может быть, может быть!
  
  Лампин залез в кузов.
  - Отдых отменяется. Вайсман, бери Додж, Унху и к нам на разъезд, где дивизия грузится. С собой только пистолеты. Я с эшелоном, там меня подберёте.
  - А что?
  - Потом. Проверить надо.
  
  Лампин выскочил из вокзала и побежал к поезду, который отъезжал от перрона. Двери вагонов ещё не закрывались. Он прыгнул на нижнюю ступеньку и показал санитару удостоверение. Тот пропустил его в вагон. Он просмотрел его насквозь. Ничего особенного. Всё и все в белом. Развернулся и пошёл в конец поезда заглядывая в каждое помещение и под каждые нары.
  
  Нарвался на врача, который преградил ему путь.
  - Кого ищем, командир?
  - Подполковника Пирогова Николая Николаевича.
  - У нас таких нет, но тем не менее халатик надо накинуть. У нас свой порядок и даже ради вас его никто отменять не будет.
  - А я не среди ваших, он только что сел на станции. Называет себя известным хирургом, учил в госпиталях как делать операции.
  - Я знаю только основоположника военно-полевой хирургии и анестезии Николая Ивановича Пирогова.
  - Я могу его увидеть?
  Врач задумался. - Ну пойдёмте!
  Он провёл его в вагон где обитал персонал.
  - Вот! - Показал врач на висевший над окном портрет.
  - Вы шутите, а могут быть неприятные последствия. У него так в документах написано. Он высокий, узкоплечий, стриженый, крупные черты лица, широкие ноздри. Вы специально меня от него увели?
  - Каюсь. Как исправить это мне?
  - Сделайте так, чтобы больше никто ко мне не приставал!
  Врач пошёл впереди и это стало большим облегчением. Никто вопросов не задавал.
  
  Лампин не учёл только одного: Соклов зашёл в туалет, снял фуражку и проверил свой полубокс. Вот тогда-то он и заметил выбегающего из вокзала Лампина. Уж его-то, а особенно его нож, он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Он прошёл в другую сторону, где в тамбуре дожидался Гублин.
  - Алёшенька беда! Тот особист, что чуть не прирезал меня в полку, в вагон заскочил. На наше счастье пошёл в другую сторону.
  - А делать-то что? - Перепугался Гублин. Эта новость его настолько ошарашила, что даже язык еле шевелился.
  Соклов подёргал двери в тамбуре. Одна, внутренняя открылась. Это было хранилище топлива. Сейчас оно было пустым. Только крошки угля и щепки. С трудом, но всё их имущество поместилось. Он достал химический карандаш и, послюнявив его, поставил жирный крест на створке.
  - Давай выходим из вагонов и лезем на крышу. Нам только до Узловой продержаться. Далеко он не поедет. - И в этом он был прав. - Только ползи быстрее, а то засекут.
  
  Соклов открыл входную дверь. Гублин встал на подножку и посмотрел за угол вагона. На крышу вела лестница. Он с трудом дотянулся до неё... хорошо, что Соклов помог - подтолкнул. Смог схватиться за поперечины железной лестницы. Он встал обеими ногами и держался двумя, если бы было три, то тремя руками. Соклов захлопнул за собой дверь в вагон. Теперь она снаружи открыться не могла.
  - Лезь же, лезь! - Торопил Соклов. Ветер дул в спину и держаться за поручни было всё труднее.
  Гублин, превозмогая себя, поднялся на две ступеньки и замер. Глова его показалась из-за крыши, а ветер чуть не сдул фуражку. Он пригнулся и застыл. А если его сдует? Соклов что-то кричал ему, но оцепенение не проходило, он даже пальцами боялся пошевелить. Наконец Соклов нащупал своими длинными руками ступеньку, где не было ноги Гублина. Ухватился за неё двумя пальцами и начал подтягиваться, чтобы рывком вцепиться второй рукой.
  - Лёшка, Лёшенька, ногу хотя бы убери. Скользит рука!
  Он уже два раза промахнулся. Надо было встать спиной к вагону и откинувшись перекинуться за угол. Так он и сделал. В сапог Гублина вцепилась левая рука и начала скользить по голенищу. Правая уцепилась за ступеньку. Он радостно выдохнул. Остался маленький рывочек. Но Гублин устал быть скрюченным и он опустил ногу ниже, прямо на руку. Пальцы от неожиданности и от боли разжались именно в тот момент, когда левая рука скользнула по каблуку мимо планки.
  Гублину показалось что вопль отчаянья Соклова перекрыл шум стучащих колёс. Так или не так, но поезд начал сбавлять скорость, пока не остановился. Тут он замер, не зная, что делать. По вагонам забегали, начали открываться двери. В его вагоне тоже. Санитар с керосиновым фонарём спустился и пошёл вдоль вагона, подсвечивая себе под ним. Руки совсем свело и он решил ими пошевелить. Ну и долбанулся на шпалы. Санитар, услышав шум бросился обратно.
  - Что тут? - Осветил он Гублина.
  - Откуда я знаю! Все повыскакивали, я тоже, только в темноте ступеньку не заметил.
  - Идите на место, что вам отвели, а то уедем и никто вас здесь не подберёт.
  
  Гублин залез в вагон, достал из угольного хранилища вещи и расположился на них.
  - В вагон не приглашаю.
  - Гигиену надо соблюдать! - Согласился Гублин. - Да и ехать до Узловой всего-ничего.
  - Это ничего вам вечностью покажется. Если что зовите, хоть кипяточку принесу.
  
  Мысли его ещё не осознали, что произошло, но произошло ужасное. Как же так мог Андрюшенька в сложный момент бросить его! Как? Зачем? Что делать? Слёзы накатывались, но не текли. Во рту сухо, а пить не хотелось. Глаза слипались, а он не спал. Поезд дёрнулся и он, в полубредовом состоянии, провалился в кошмар. Хорошо, что был в тамбуре, иначе перепугал бы своими воплями и стонами и раненых и персонал поезда.
  
  Труп Соклова нашли. Покорёженный, но не разорванный на куски. Занесли в тамбур последнего вагона. Комендант поезда с укоризной смотрел на свои окровавленные руки. Как будто это он так разделал этого, ещё совсем недавно, живого человека.
  - Ну вот! - Хмыкнул Лампин, рассматривая удостоверение личности. - Пирогов Николай Николаевич.
  К ним подошёл врач, так неудачно пошутивший над Лампиным.
  - Ну что?
  - Вот вам известный хирург! Осмотрите его, может что-то добавите. От чего он помер, хотя и так ясно.
  - Это не руки хирурга. Ухоженные, мягкие, но...
  - Все эти но... отметьте в акте осмотра. Вот и второе доказательство. - Он перевернул фуражку. - Хлоркой было вытравлено: Соклов. Вот его настоящая фамилия. А может и нет. Третье. Видите, между двумя просветами дырка в погоне. Он был майором. А теперь две звезды по краям на просветах. Звёзды старые, а дырки новые. К тому же он трибуналом был разжалован в рядовые. Поняли, кого вы прятали?
  - Он шпион?
  - Поэтому он и был нужен мне живым, а не полуразобранным! Если бы вы меня не задерживали, я бы мог... да что теперь об этом говорить? Выставьте охрану. - Обратился он к коменданту. - На первом полустанке выгрузим его.
  - У нас охрану санитары выполняют! Давайте я на ключ закрою и сюда никто не попадёт.
  - Ваше мнение доктор!
  - Упал. Судя по всему, головой. Тело несколько раз кувыркнулось, ударялось о тупые предметы.
  - А с ним ещё и лейтенант должен был быть.
  - Я с этим говорил, но про второго он не упоминал. - Несколько взволнованно ответил комендант поезда. - Все пассажиры отмечаются у меня. Я их куда-нибудь пристраиваю. Может сесть на поезд не успел?
  - Может всё и всё могёт, но доказательств нет.
  - У нас не спрячешься, кто-нибудь да заметит. Сестра, санитар, раненый.
  - А он мог с крыши упасть? - Спросил он врача.
  - Упасть можно откуда угодно, хоть с собственной кровати. Я предполагаю, до крыши он не долез. Тело бы упало дальше от путей, ударившись о вагон, и много было бы ссадин, а не такого фарша.
  - Значит вещи могли остаться наверху. Скоро поезд вынужден будет сбавить скорость. Поползёт еле-еле. Помогите залезть мне на крышу, а потом пройдёте в начало поезда, заодно насчёт другого - лейтенанта всё проверите и поможете слезть сверху. - Комендант только кивнул.
  
  Высокая плотная женщина вошла в тамбур вагона. Белый халат был небрежно накинут на её плечи. Она чуть не упала, запнувшись о вытянутые ноги Гублина.
  - Санитар! - Раздражённо позвала она. Санитар, как лист перед травой, моментально вырос перед ней. - Это кто?
  - Попутчик... ну... в смысле пассажир.
  - Я это и без тебя вижу. В Невлянке всех до Узловой подсаживают. Почему он здесь?
  - Откуда я знаю? Лежит же! Не стоять же ему шесть часов? Я ему даже кипяток предлагал.
  - А что с ним?
  - Марь Иванна, я же не врач!
  - А я тебе, Окулов не Марья Ивановна. Сколько раз уже об этом... раз, два, три, четыре... десятков раз тебе говорила? Я или товарищ майор медицинской службы или товарищ военврач, или товарищ главный врач военно-санитарного поезда. Это когда мы с тобой в больнице работали я была Марьванна!
  
  Она наклонилась и потрогала лоб. Проверила пульс.
  - Температуры нет, пульс нормальный. А несёт какой-то бред! - Она постучала ладонью его по щекам. Тот даже глазом не моргнул.
  - Надо госпитализировать! Место есть?
  - Да он же не наш!
  - Фашист что ли?
  - Наш, но не совсем, он же не раненый!
  - А чем больной от раненого отличается, а Окулов?
  - Раненый в бинтах, а больной, он...
  - Они оба находятся в беспомощном состоянии. Значит никакой разницы. Помощь надо оказывать сразу, как только он оказался рядом с тобой! А ты что сделал?
  - А что я сделал? - Окулов отвернулся, чтобы она не заметила набухшие слезами глаза.
  - Извини! Погиб кто?
  - Сын до фронта даже не дошёл, на марше разбомбили.
  - Вернёмся к этому! Что с ним не так?
  - И не пьяный! - Наклонился Окулов и понюхал рот Гублина.
  - Значит потрясение!
  - Так точно! Потрясение. Он с лестницы свалился, когда поезд остановился. Значит обо что-то головушкой приложился.
  - Вот с этого и надо было начинать. Сотрясение средней тяжести скорее всего. Ты же до утра дежуришь? Всё равно где-нибудь головой упрёшься чтобы пару минут сна прихватить. Оттащишь на своё место. Раздеть, накрыть, поставить стакан с водой. Вещи куда-нибудь запихни. Комендант у нас строгий, чтобы порядок...
  - Понял...
  - Не понял, а сделал. Я через пару минут буду возвращаться и чтобы этого разврата не видела, вагон не окоп, а поезд не передовая... хотя это ещё с какой стороны смотреть...
  
  Комендант прошёл в начало поезда через вагоны, а младший лейтенант по крышам. Если бы вагоны так не шатало и не било об рельсы, то можно было хоть и не строевым шагом, но пройти, но он предпочёл героической, но быстрой шагистике медленное и неуверенное ползание на коленях.
  - Ну что? - Встретил его комендант.
  - Расслабляет!
  - Понравилось?
  - Чуть не обделался. Вещей на крышах нет. Лейтенанта тоже нет.
  - Так точно! Может тот спрыгнул или, когда поезд остановился, сбежал, вещи прихватив?
  - Я тоже к этому склоняюсь, хотя... Ладно. Там полустанок будет, пока мы труп не заберём с места не двигаться.
  - Может чайку?
  - А ты сам по крышам лазил?
  - Я высоты боюсь.
  - И я боюсь!
  - Раз мы оба боимся... перекусим, а то я ещё не ужинал. А спиритус винитус всегда найдём.
  - Грех отказываться, если и поем утром, то уже счастье.
  
  Поезд дополз к полустанку более, чем через час. Додж уже ждал его.
  - Хорошо, что дорога знакомая, а так ночью особо не наездишься. Все кусты одинаковые, если не тёмные, то серые. - Пожаловался Вайсман.
  - Давно приехали?
  - С час!
  - Через рельсы, ты конечно не проедешь. Идите в конец санитарного поезда, там должен быть комендант. Он вам выдаст труп. Грузите, как подойду, поедем. Полковые связисты здесь присутствуют?
  - В будке обходчика, там, где палатки караула стоят.
  - Мне тут благодарные доктора за то, что я у них чуть стрельбу не устроил и по крышам вагонов бегал, небольшой перекус собрали. Так что делите пока. Без ужина же остались! - Он поставил катонную коробку из под медикаментов на сиденье. - Не сейчас делить! Сначала труп! Вот это! - Лампин достал из сетки прикреплённой к спинке кресла пачки "Беломора" и "Герцеговины Флор". - Отдадите коменданту. Он отдаст две ёмкости с ядом. Не вздумайте нюхать.
  
  По рации он ничего особенного Приданову не сказал, назвал фамилию и только, но попросил приехать пораньше и не мешкая. Был бы кто-то другой, майор бы послал его, причём не далеко и надолго, а по-фронтовому на коротко и на скоро.
  - Перекусили?
  - И тебе оставили.
  Кружка в машине тоже нашлась. Лампин вылил в неё остатки воды из фляжки и отправил Вайсмана наполнить её. Взял один пузатый пузырь с прозрачной жидкостью и короткой шейкой, вынул стеклянную пробку и налил яд, практически до краёв кружки.
  - Коля, ты что? Рехнулся пить яд, пусть и разведённый водой? - Остановил движение его руки ко рту Унху.
  - Объявляю тебя лекарством! - Перекрестил кружку Лампин и сделал несколько мелких глотков. - Будешь?
  - Такой буду! Так и знал. Выгодно поменял три пачки папирос на два литра спирта.
  - Литр. Они бы мне и так дали, но гораздо меньше. Пригодился немецкий трофей из советских папирос. Пей давай, Вайсману оставь полкружки.
  Они сначала занюхали хлебом, потом им же и закусили, вскрыли консервную банку с рыбой и отъели ровно две трети. Тут и Вайсман пришёл.
  - А что так много? - То, что это было названо ядом, его не останавливало.
  - Ты большой! Тебе баранку вертеть, а мы подрыхнем. Лампин постарался поудобнее устроится на сиденье и закрыл глаза.
  
  Труп они положили в зале ожидания, рядом с выходом на перрон. Приданов приехал только к полудню. Комдив не отпускал.
  - Ты всего у нас без году неделя, а проблем выше крыши насобирал. С тобой закончилась, неспокойная, но тихая жизнь. Не представляешь, что вскрылось. Они их хитроумно провели не как беглецов, потому что тогда надо нам сообщить, а как пропавших без вести, причём будущим числом. То есть завтрашним, когда надо сводку сдавать.
  - А в чём разница?
  - Это для тебя, кто воюет, разницы нет, а для писаря - есть. Паёк хотя бы. До этого они были майорами, а денежку за месяц не получили. Это рядовой, кем они стали, семнадцать рублей, а Гублин был замкомполка! Тыща с лишним! Да и Соклов замполитом полка, пусть соседнего числился, но денежное довольствие к нам перевели! Тоже не хило. А после боёв? Потери ужасные! А деньги выплатили, как бы до смерти! Вроде по копеечке, по чуть-чуть... понятно становится, почему у некоторых командиров, большие потери, даже в затишье!
  - И что?
  - Да ничего. Командира роты в звании понизили. Если за все нарушения наказывать, мы без армии останемся. Кто воевать будет? Что у тебя?
  - Вот! - Протянул Лампин документы. - Печати и служб корпуса, одна даже есть и армии. Настоящие, не липа!
  - Сам вижу! А куда коротышка девался?
  - Не нашли! Моё упущение. Надо было остановить поезд, оцепить и проверить досконально. А я сомневался. Увидел бы в лицо, сразу обоих признал бы, но ...
  - Правильно поступил. Никто бы тебе останавливать поезд не позволил. Даже мне. Нужны хотя бы доказательства, а не догадки. Куда второй девался? Да нас самих за это! А если шмон в корпусе или армии устраивать?
  - Шмон это что?
  - В прошлой жизни я был начальником уголовного розыска в шахтёрском посёлке. Потом начальником горотдела, а тут и война прилетела. В начале войны в армию отправили по линии НКВД, а оттуда в особые отделы. Шмон - это тщательный обыск, с простукиванием стен, вскрытие полов и так далее. Что-то с тобой мне тревожно становится.
  - Мне что, на это глаза закрывать?
  - Самим на это глаза закрывать нельзя. Найдутся желающие, которые это закроют, и даже медных пятаков не пожалеют веки придавить. Правильно Пушков сказал. Мол, если докопался до следующего уровня, не вскрывай его, а скинь на них, пусть сами у себя ковыряются. Иначе тебя в виновного и превратят. Оставим как есть. Пропавшими без вести. У этих же фамилии другие? У войны хоть и край показался, но идти до него ноги обломаешь! Ты парень нормальный, команда у тебя хорошая. Вряд ли такую ещё соберёшь. Вместо меня гавнюка пришлют да и других, кто что-то может и делает заменят на ничтожество, а эти сдуру или с испугу ещё больше народа ни за что положат! Почему я с тобой такие опасные речи веду?
  - Доверяете?
  - В нашей ситуации доверие - это глупость. Безысходность. Документы, я, минуя корпус, в отдел армии передам. В корпусе знают, что я могу через их голову работать, но не поощряют. А здесь повод, слишком много печатей служб корпуса. Пусть сами разбираются кто он. Проверить одежду и захоронить вместе с теми что у железной дороги лежат. Воняют небось. Вайсмана пришли, я ему дорогу объясню, куда передислоцироваться.
  
  4.
  Немцы запутались то ли в русской хитрости, толи в русской тупости. Снять целый корпус, который имеет огромный опыт в оборонительных действиях и отправить достаточно далеко чтобы наступать? При том что ни возможностей, ни опыта ведения наступательных действий у корпуса нет. Русская хитрость? Но корпус действительно уходил и с передовой и с переформирования. Линия обороны соседних соединений растягивалась. Разведка и пленные это подтверждали. Потом пришло сообщение из штаба группы армий, что русские узнали о будущем наступлении на этом участке фронта и начали возвращать отправленные войска назад. В этих погрузках-разгрузках все запутались. Немцы не могли и подумать, что корпус просто с одного фланга переехал на поездах на другой фланг, подвинув соседей на своё опустевшее место. Разведка доложила, что русские через день-другой начнут возвращаться. Но теперь под видом возвращающегося корпуса приходили танковые, механизированные, артиллерийские и зенитные дивизии прорыва.
  Артиллеристов и зенитчиков сгружали в открытую. Зенитчики сразу занимали позиции. Разведать позиции с помощью самолётов-разведчиков, называемых русскими "рамами" не увенчались успехом. Зенитки их отогнали, а истребители даже одного сбили. Лётчику и наблюдателю, выпрыгнувшими с парашютами, не удалось приземлиться у своих. Солдаты раздели их до нижнего белья, облили бензином и отпустили бежать к немецким окопам. Немцы, видя это и мало что понимая, начали обстреливать русских. Тогда те полоснули огнемётом по бегущим. Запахло жареным в прямом и переносном смысле. Наступление вермахта в этом месте было отвлекающим от начала проведения операции "Цитадель". Поэтому лишних потерь и впустую траты ресурсов нести не хотелось.
  И з-за всего этого, чтобы не упустить инициативу и упредить русских в наступлении, отвлекающий удар решили начать сейчас. Прорвать оборону, перекрыть железную дорогу и разбить возвращаемые части противника. Направление главного удара - Невлянка.
  
  Контрразведка если и спала, то на ходу. Приданов оценил ценность Бюссинга. Он фактически стал его передвижным штабом. В помощь выделили механизированную разведку из его бывшего полка.
  - Ты уж не обижайся! - Обратился Приданов к Шпигуну. - Но командовать вами будет младший лейтенант.
  - Так это же хорошо. - Обрадовался Шпигун. - Свои люди. А как с питанием?
  - Не похудеете! Кухню для вас пригнали. Пушки и миномёты здесь не за чем, но пусть будут. Всем говорите, что вы заградительный отряд. У вас четыре взвода. Каждый будет выполнять отдельную задачу. И стоять в отдельном месте. Вы будете контролировать свои пропускные посты, передвигаясь между ними. Возьмите нескольких бойцов охраны. Лампин раздаст карты и поставит задачи. Проведёт инструктаж на что обращать внимание и как поступать в том или ином случае. Не стесняйтесь наглеть, но быть вежливыми. Связистам проверить радиостанции для них будет отдельный инструктаж. Если что непонятно вызывайте штаб. Там будет дежурный офицер. Он, если что, объяснит те или иные непонятки в документах. В своём полку вы всех знаете.
  - Ну откуда всех знать? А в других полках и службах? - Нервно пожал плечами Шпигун.
  - Тогда вот списки тех, кто может выходить за пределы расположения дивизии. А это списки тех, кто имеет право выходить за пределы дивизии. Каждый список от одного подразделения. И эти списки не совпадают. Поэтому сначала называют подразделение, а потом фамилию. Даже на этом можно кого-то зацепить невинным вопросом. Как там ваш Иванов?
  - Вот он и начинает думать, о каком Иванове речь!
  - Начштаба вашего батальона. А начштаба там Петров. Как может связист батальона, не может знать кто начальник штаба? Он же списки формирует.
  - Разница ясна?
  - Нет!
  - Разница в одном: для тех, кто может - должно быть предписание, выданное штабом полка или отдельного подразделения, а у кого право - удостоверение. Номера и даты должны совпадать с теми, что в списке. Кстати, насчёт пушек и всего остального. Что стоять без толку? Пусть бойцы оборудуют позиции и огневые точки на всех четырёх постах. Если наши не побегут, а немцы прорвутся, то это будет как временная линия обороны. Как это мне вовремя в голову пришло! Скрыть то, что мы знаем, что противник будет наносить удар, мы не можем. Они тоже знают, что мы знаем. Пусть видят, что готовимся.
  
  Всех въезжающих особо не проверяли. Документы в порядке - иди. А вот выезжающих, с лёгкой руки Приданова, подарившего другое название обыска: шмонали по полной. Очереди образовывались. Некоторые шумели, права качали, но их и запоминали лучше. Лампин со своей командой ездили в Додже. Не гоняли как остальные, а ездили.
  Вайсман теперь на Бюссинге возил Приданова с остальными необходимыми ему сотрудниками. Лампин был ещё не уверен в своих водительских навыках. На котловом довольствии стояли тоже у Шпигуна. Ближе к темноте выдвигались на небольшой округлый холмик с берёзовой рощей на нем. С него просматривались три поста, разделённые густой молодой порослью среди покорёженных деревьев. Это место так и называли - битый лес. Со всех сторон торчали или обрубки или засохшие и покорёженные стволы деревьев.
  Спали парами по очереди три через три часа. На следующую ночь, под утро, Лампин и часу не проспал, как его и Митрина разбудил Гусев. Знаками показал куда смотреть.
  В низинках был лёгкий туман. Небо начало светлеть, солнце ещё не появлялось, утренняя прохлада только объявлялась и роса, от этого, зарождалась. Колебание жиденького тумана было только в одном месте, вернее перемещалось в одном направлении.
  Лампин вопросительно посмотрел на Унху. Тот кивнул, показав жестом из чего и как стрелять. Разобрали снайперские винтовки. Объяснять кому в чего целиться и стрелять было не надо. В этой компоненте сработались. Передёргивать затворы тоже. Утром во влажном воздухе звук распространяется дальше и быстрее. Патроны изначально находились в патронниках.
  Первым, как обычно, стрелял Унху, остальные залпом. После нестройного залпа сразу парами побежали вниз, разбегаясь и расширяя зону охвата. В ответ тоже начали стрелять. В этом и была ошибка незнакомцев. Они не знали с какой стороны в них стреляли. Наши уже, к этому времени, растаяли в тумане и теперь осторожно продвигались к ним, сужая захват.
  Лампин с Митриным нашли хорошую кочку, не кочку, высохшую выемку при кочке и заползли туда. Младший лейтенант достал свисток. Прикрыл его ладонью, чтобы звук уходил в сторону, свистнул и крикнул.
  - Первое отделение приготовить гранаты. Кидать по свистку. Второе атакует, не разбираясь кто перед ними. Патронов не жалеть!
  - Не надо гранаты! Сдаёмся. - Из-за влажности воздуха, показалось, что сказали рядом.
  Унху отполз немного в сторону и тоже сказал.
  - Оружие оставили на земле. Обувь сняли и встали с сильно задранными руками.
  - У кого рук будет не видно будет сразу убит. - Добавил Гусев с третьей стороны.
  - У нас раненый.
  - Переживёт как-нибудь. Торга не будет!
  
  Вот теперь-то их стало видно. Сначала были видны поднятые руки. Враги, понимая ситуацию, поднимались медленно. И они стояли не так близко, как их было слышно. Семеро. Может и больше. Кто-нибудь спрятался. Достаточно далеко раздалась очередь ППС. Грачёв работал. Значит кто-то затаился в засаде или отползал.
  - Получи фашист гранату! Предупреждали же!
  - Не надо! Больше никого нет!
  
  Митрин и Грачёв надевали на пленных наручники. У каждого из контрразведчиков было по паре. Как раз на всех хватало.
  - Вас всего четверо? - Удивился лазутчик с погонами капитана. Но по тому, как смотрел рядовой, стоявший с ним, стало понятно, что командир группы он.
  - Так и вы может не последние. - Усмехнулся Гусев. - Вдруг в лесу ещё найдутся! Раз разведчик, значит знаешь, мы группа захвата, а есть ещё и группы прикрытия. А пленные нам больше не нужны. Скоро и лес прочешем.
  
  Тут с поста прибежали разведчики Шпигуна. Причём шумною толпою. Да ещё кричать начали.
  - А вот не постреляете друг друга! - Ухмыльнулся пленный капитан.
  Грачёв сползал к разведчикам. Привёл шестнадцать человек, чуть ли не весь пост прибежал. Они забрали тяжёлые мешки лазутчиков, их оружие и отконвоировали. Унесли одного раненого и одного убитого.
  Пришлось будить Приданова. Тот приехал на Бюссинге и с полуторкой. В ней уже находились конвоиры. Также была поднята целая рота, которая прочёсывала лес.
  - Связался я с тобой! - Довольно пробурчал майор. - Спать не даёшь. Как же ты узнал, что они здесь пойдут?
  - У меня учителя хорошие были и в училище, и на фронте. Думай за противника, думай, как он и поступай, исходя из этого. У меня же карта теперь есть. Вот я посмотрел на неё и подумал, что если бы мне поставили задачу проникнуть к нам в тыл? Если смотреть с нашей стороны, то кажется, что всё прикрыто, а вот с немецкой, так не кажется. Имеются мёртвые зоны, редкость нашего ночного наблюдения, экономия световых ракет. Если прямиком двигаться упрёшься и пропадёшь. А как змея? На фронте, если не воюешь, делать нечего. Спи да ешь. Я вон своих водил на соседние батареи и учил стрелять из пушек и миномётов. Может и не пригодится никогда, а день прошёл с пользой. Понимая, как работает артиллерия от её огня легче уползти, а то и убежать, разрыв же закрывает тебя! Главное выбрать момент когда вскочить! Раньше - осколками нашпигуют, позже - разрыв осядет. Где бы немцы через передний край незаметно не просочились, я имею в виду вот эти полтора километра по фронту, они всё равно придут сюда. Им главное вырваться за наши оцепления района размещения дивизии. С какой стороны они бы не пошли, мы с этой, я бы сказал небольшой горки, контролируем весь единственный участок, где возможно пробраться незаметно.
  - А что сразу не сказал?
  - Так это только предположения были. Кого здесь не размести их сразу заметят и незаметно мимо проползут. Гусев их еле заметил, даже не заметил, засомневался в колебании тумана.
  - Это всё хорошо, но мы не можем выстроить ещё одно оцепление, задрючить командиров на передовой!
  - А не надо оцеплений. Есть единственное место, через которое будут пробираться все, это вот здесь! - Показал Лампин на карте. - Пусть дивизионная разведка там и устроит засаду, но только чтобы про эту засаду и у нас никто не знал.
  - А сам?
  - А я не в разведке! Вы мне столько обязанностей понавесили!
  - В разведке значит лучше?
  - Не так хлопотно, когда за тебя всё решают, а здесь начальник хороший, а это очень важно!
  
  На главный опорный пункт они приехали к обеду.
  - Что у вас там? - Настороженно встретил его Шпигун.
  - У вас там. Прибежали всей толпой и орут. А если бы это были не мы? Их бы перестреляли, или они с испугу! Захватили всю группу. Оттуда приползли и их никто не заметил. Ты уж их обучай как-то! Всё же на тебя повесят. Это война, а не манёвры! Что на обед?
  - Суп гороховый с мясом!
  - Отлично! Нам оставили?
  - Ещё не начали раздавать!
  - Распорядись чтобы побольше навалили!
  - Сам не можешь?
  - Ты же на хозяйстве. Всё равно к тебе пошлют!
  
  Тут и появились высоко в небе Ю-87. "Штуки", "лаптёжники", как назвали на фронте пикирующие бомбардировщики. Ещё выше находились истребители прикрытия "Мессеры" и "Фоккеры".
  - Что это они? - Удивился Грачёв.
  - Нечего ложками махать! Пьём! - Распорядился Лампин. - Если наши к станции не пустят, сбросят бомбы на нас. В машину и в лес.
  Они начали орать чтобы все прятались.
  
  Немцы попались на уловку. Захваченный диверсант по рации передал, что только что подорвали эшелон. "Рама" вылетевшая на проверку подтвердила это. Так же сообщила, что начали скапливаться эшелоны. Контрразведчики славно потрудились. Останки вагонов, паровоз так дымили, что сверху почти ничего не было видно, кроме остановившегося санитарного поезда и эшелонов, застрявших после него и на станции. Но это оказались зенитные бронепоезда. А вот спикировать на узкую полоску рельсов среди деревьев, было и вдоль сложно, а поперёк вообще невозможно. Плотный огонь зенитных орудий и пулемётов. ЯКи, напали на прикрытие истребителями, а Лавочкины сбили несколько штук на входе и на выходе из пике.
  Те, кто не успел отбомбиться, повернули обратно. Лётчики, увидев движение на дорогах, палатки, не стали заморачиваться пикированием, а тупо свалили все бомбы на тех, кто находился внизу. Пара бомб упала и на окопы переднего края немцев. Единственное преимущество люфтваффе было в одном: они заходили от солнца.
  То, что это была засада, немцы догадались, но решили отыграться не в небе, а на земле. Они видели танки на платформах остановившихся эшелонов. Русские могли ударить и здесь. С немецкой стороны тоже замерли танковые колонны, что шли к Курскому выступу. Танки были нужны везде и здесь и там и при любом раскладе. И если оборону прорвут русские, то для остановки прорыва и, если прорвутся немцы, для развития наступления на Невлянку. Полная неопределённость. Никто не хотел наступать первым. А русские и не могли. Ни танков ни тяжёлой артиллерии здесь не было, хотя сгружали их именно здесь, под внимательным взглядом немецкой агентуры, которая сама находилась под незримым контролем СМЕРШ. И танки и пушки-гаубицы, своим ходом, уже были на Курской дуге.
  
  Немцам не оставили выбора и они не оставили выбора. Они провели массированный артналёт. Им ответили. Казалось, вот-вот кто-то перейдёт нейтральную полосу и битва завертится. Этого не произошло.
  Все затаились в ожидании. Темнота подкралась незаметно. Нейтральную полосу разделял ручеёк. Сначала он шёл вдоль немецких окопов, потом совершал зигзаг к русским и двигался вдоль них. Летом, как сейчас, он пересыхал. Этакая, как казалось трещинка в земле. Танк с ходу переехать его не мог. Узкий и глубокий. Природа создала идеальный противотанковый ров. Его и использовали разведчики обеих сторон, направляясь в гости, с недобрыми целями, друг к другу. Ночью враг произвёл ещё артобстрел. Под этот шум они обрушили края оврага, где протекал ручей. Образовалось этакое корытце, в котором танк если и был заметен, то только поднятым стволом. Теперь там могли проползти танки. Они и проползли, застыв недалеко от переднего края дивизии. Перед рассветом немцы начали ещё артподготовку. Четыре танка обшитых по бокам бронёй осторожными тараканами выползли из своего убежища. За ними, шествовали как беременные самки шесть бронемашин, две самоходки "Фердинанд". Пехота располагалась как на броне, так и шли пешком за самоходками.
  
  С советской точки зрения место было неуязвимое. На краю долины ручья возвышался крутой берег. Там была батарея полковых 76 мм пушек. У основания этого возвышения с обеих сторон располагались две противотанковые батареи, оттянутые за отроги этого берега.
  Путь предыдущих разведывательно-диверсионных групп пролегал именно здесь: в мёртвой зоне верхней батареи и выше противотанковых. Немецкие артналёты не смогли уничтожить эту артиллерию. Первой, но не главной задачей этой прорывной группы вермахта было проникнуть через передовую линию фронта и с тыла разбить, раздавить эти батареи. Тогда это давало возможность наступления целого тяжёлого батальона танков не добравшегося до Курской дуги. Расчёт был правильным. Танки и бронемашины уничтожив батареи пушек, не отправлялись громить тылы русских вдоль линии фронта, а скорым и скрытым маршем достигали Невлянки и захватывали её.
  "Фердинанды" своим огнём и пехота удерживали разрыв в обороне русских до подхода основных сил, которые и должны были расширять прорыв.
  Мелкие неприятности испортили план, но не стратегию наступления. Сначала "Фердинанды" заползшие в "корытце", под своей тяжестью, провалились гораздо сильнее танков. Выдёргивать их сейчас значило поставить весь план под угрозу срыва. Затем они попали в засаду дивизионной разведки.
  Те ждали не настолько мощную, да ещё механизированную группу, но вступили в бой. Из-за этого вся линия фронта очнулась и все стали палить друг по другу. Разведчики успели предать в штаб дивизии с кем столкнулись, прежде чем вся эта колонна проехала через них.
  Первым суть этой вылазки понял Приданов, он сразу пнул своего радиста и отдал прямым текстом распоряжения Лампину. Тот стянул на свой холмик всю роту разведки полка с приданными ей взводами артиллерии и пулемётов.
  
  - Смотрите! - Показал младший лейтенант на туман внизу. - У немцев только два пути: слева, на бывшей просеке, где стоял второй взвод и справа где третий. Болотце подсохло танки пройдут, не только пехота. Между ними лес. Туда они не сунутся. Не смотрите на молодую поросль. Это битый лес. Там полно поваленных и обломанных сосен и ёлок. Человеку сложно идти. НП будет здесь! Шпигун, дай команду, вон там, сзади нас пусть копают. Времени у нас мало - меньше часа. Бронебойщики! Ты вон под ту берёзу слева, а ты в дальние кусты справа. Куда пошли? Задача. Танк не заяц, сразу на эти лужки, заросшие кустами, не выскочит. В лучшем для нас, выставит начало башни, чтобы осмотреться. Если танкист будет торчать из люка - не стрелять. Что рот раззявил? Запоминай, рядом ни тёти, ни командира не будет - не подскажут. Сбить антенну. Над большой башней, маленькая круглая командирская башня бить в неё. У немецких танков спереди два пулемёта. Поэтому ствол вашей винтовки не должен торчать. Даже выстрел не должен быть виден. Выстрелил упал на дно ямки, что выкопаете. Глубоко не копать - времени нет. Если два танка? Кто в какой?
  - Какой ближе!
  - Молодцы. Если всё удачно - затаились. Дальше танки не ваше дело. Ваше - ручные пулемёты! Не пулемётчики, а пулемёты. По местам. Пушкари. Вы на пятьдесят метров ближе к НП. Тоже стрелять только из рощи, прорубите кусты для директрисы, если надо. Как только ружья начнут стрелять, танкисты начнут искать их. Как искать?
  - Башню повернут! А тут и мы их или в боковину или в зад!
  - Чего объяснять? Бывалые ребята! Только про перекрёсток не забудьте. Как в сказке. К кому избушка на курьих ножках повернулась задом, туда и снаряд загнать!
  - Это мы знаем! Будет целиться в меня, а Толян ему в задницу ещё стержень вставит.
  - По местам. С бронемашинами и пехотой сами придумаете. Пулемётчики. Недалеко от пушкарей. Их прикрываете и НП. Остальные. Шпигун. Автоматчиков к ПТР, пушкам, к НП и по бокам рощи, чтобы видели если будут обходить и приняли меры.
  - Миномётчики, за рощей в воронках после вчерашней бомбёжки. Там сидите. Поставите и сделайте пристрелку. Вот там танк. За ним через десять метров, ещё через десять метров. Мины не взрывать. Сам увидишь куда падают. По лесу бить бесполезно. Если наши пушкари сплохуют, по танкам сверху. Рация на позиции. Ты здесь корректируешь. Поэтому связь прямо сейчас сразу установите. Нас здесь не будет, поэтому, командуй лейтенант!
  - А вы?
  - А мы займёмся нашей работой. С тыла. Вы последний заслон перед Невлянкой. Помните, главное танки. Грачёв! "Колотушек" побольше набери. Здесь деревья, а они медленней чем "лимонки" взрываются. Пока, цепляясь за ветки, вниз упадёт! Самое оно!
  - Как будто на работу собираемся!
  - Война для нас и есть работа. И делать её надо хорошо, сразу и лучше, чем противник!
  
  До начала Курской битвы оставалось шесть часов. Шесть часов жизни. Кому-то. А здесь? Лимит времени был истрачен и сколько кому оставалось жить, было уже не важно. А думать - бессмысленно. Начиналась работа!
  
  Приложение.
  Докладная записка ОО НКВД ДФ в УОО НКВД СССР
  "О работе особорганов по борьбе с трусами и паникерами в частях Донского фронта за период с 1 октября 1942 года по 1 февраля 1943 года"
  17 февраля 1943 г.
  
   Зам. наркома внутренних дел Союза ССР
   комиссару государственной безопасности 3 ранга
   тов. Абакумову
  
  За время боевых действий войск Донского фронта массовое бегство военнослужащих с поля боя и отход частей без приказа командования были единичными случаями.
  Как установлено, трусость и паника в частях со стороны отдельных военнослужащих, больше всего проявлялась в период напряженных оборонительных боев, а также в период наступления наших войск, когда противник, оказывая упорное сопротивление, неоднократно переходил в контратаки, пытаясь удержаться на занятых рубежах обороны.
  Так, например:
  В частях 62 армии, которая вела ожесточенные оборонительные бои с превосходящими силами противника, только в сентябре месяце 1942 года осуждено и расстреляно по постановлениям особорганов 195 военнослужащих, проявивших трусость и бежавших с поля боя.
  В декабре месяце прошлого года, в период успешного наступления наших войск, осуждено и расстреляно особорганами перед строем 37 трусов и паникеров.
  С началом наступления наших войск, во время контратак и сильного сопротивления противника, в 21 армии только за период с 19 по 30 ноября 1942 года было два случая массового бегства с поля боя и отхода подразделений без приказа командования, тогда как в последующие месяцы успешного наступления случаев массового проявления трусости и паники в частях не установлено.
  Всего за период с 1 октября 1942 года по 1 февраля 1943 года, по неполным данным особорганами фронта арестовано трусов и паникеров, бежавших с поля боя -203 человека, из них: а) приговорено к ВМН и расстреляно перед строем
  49ч. б) осуждено к различным срокам ИТЛ и направлено в штрафные роты и б-ны 139 ч.
  Кроме того, расстреляно перед строем по постановлениям особорганов 120 трусов и паникеров.
  Приведенные цифровые данные о количестве арестованных и осужденных трусов, паникеров за октябрь и ноябрь месяцы по 21 и 64 армиям, являются неполными ввиду того, что оперативная отчетность выбывших особорганов, особорганами сдана в архив через ОО НКВД Юго-Западного и Сталинградского фронтов.
  Данные о количестве осужденных трусов, паникеров военными трибуналами и расстрелянных по постановлениям особорганов за январь месяц 1943 года от Особар-мов не получены.
  Наиболее характерными случаями проявления трусости и паники в частях являются следующие.
  24 сентября 1942 года противник прорвал линию обороны 42 отдельной стрелковой бригады и вышел к берегу реки Волга.
  Врид. командира бригады капитан Унжаков, врид. военкома бригады ст. батальонный комиссар Лукин и комиссар штаба бригады Каган, в этой сложной боевой обстановке проявили трусость и в панике бежали с поля боя, самовольно переправившись на левый берег Волги.
  В результате части бригады остались без управления, понесли большие потери в людях и технике.
  Унжаков, Лукин, Каган особым отделом 62 армии были арестованы и привлечены к уголовной ответственности. На следствии Лукин показал:
  "В напряженной боевой обстановке я не принял решительных мер к военнослужащим, самовольно оставлявшим поле боя, и сам оставил бригаду без приказа командования армии".
  Военным трибуналом армии Унжаков и Лукин приговорены к ВМН, Каган к 10 годам ИТЛ.
  26 сентября 1942 года, в период наступления немецко-фашистских войск на участке 92 отд. стрелковой бригады, командир бригады подполковник Тарасов и военком бригады ст. батальонный комиссар Андреев не организовали обороны, а проявив трусость, без приказа командования армии перевели КП бригады с правого берега Волги на остров.
  Таким образом, Тарасов и Андреев самоустранились от руководства боев, в результате части бригады самовольно отошли с занимаемых рубежей.
  На допросе, будучи арестованным, Тарасов показал:
  "Признаю себя виновным в том, что в напряженной боевой обстановке самовольно, без приказа штаба армии оставил бригаду и переехал на остров".
  Тарасов и Андреев военным трибуналом приговорены к ВМН.
  В октябре 1942 года особым отделом НКВД 149 стрелковой бригады арестован за проявление трусости и бегство с поля боя командир взвода ПТР, млад, политрук Шилкин, который на допросе показал:
  "Я признаюсь в том, что дезертировал с поля боя, оставив бойцов на линии обороны. Дезертировал потому, что не был уверен в силе сопротивления бойцов своего взвода. Мне казалось, что красноармейцы не выдержат напора немцев и побегут, но оказалось по-иному - красноармейцы защищались, а я струсил и сбежал с поля боя".
  Шилкин по постановлению особбрига расстрелян перед строем командного состава.
  22 октября 1942 года особым отделом НКВД 252 СД были арестованы зам. командира роты 924 стр. полка, мл. политрук Окулов Федор Семенович и командир взвода мл. лейтенант Бородин Максим Гаврилович, которые после ранения командира роты проявили трусость - бежали с поля боя, и только на другой день возвратились на командный пункт своей роты.
  Окулов и Бородин осуждены военным трибуналом к ВМН.
  12 января 1943 года особым отделом НКВД 204 СД задержаны красноармейцы 93 отдельн. саперного батальона Кульмановский и Хасанов, которые в период напряженных боевых действий полка проявили трусость, бросили свое оружие - бежали с поля боя.
  По постановлению особого отдела дивизии Кульмановский и Хасанов расстреляны перед строем батальона.
  Массовое бегство военнослужащих с поля боя, а также отход частей и подразделений с занимаемых рубежей без приказа командования, большею частью происходило в силу проявления трусости и паники командного состава этих частей.
  Так, например, 23 октября 1942 года особым отделом НКВД 252 СД был задержан и арестован командир пулеметного взвода 924 стр. полка мл. лейтенант Литвинов Александр Никитович, который в момент напряженного боя проявил трусость, бросил свой взвод и бежал в тыл.
  После бегства с поля боя Литвинова, во взводе среди бойцов началась паника, воспользовавшись которой, противнику удалось захватить в плен один пулеметный расчет.
  Литвинов осужден военным трибуналом дивизии к ВМН.
  27 ноября 1942 г. командир батальона 206 стр. полка ... СД, ст. лейтенант Таиров Иван Евдокимович во время контратаки противника, при появлении немецких танков бросил батальон и бежал с поля боя. В результате батальон, не имея управления, понес большие потери и отступил с занимаемого им рубежа.
  29 ноября Таиров был задержан особым отделом НКВД ... СД в с. Ерзовка, где он скрывался под видом раненого.
  В процессе предварительного следствия установлено, что Таиров 24 ноября, во время наступления батальона, также проявил трусость, самоустранился от управления боем.
  В результате батальон поставленную задачу не выполнил и понес большие потери в людях и технике.
  По постановлению особдива, с согласия командования дивизии, Таиров расстрелян перед строем командного состава полка.
  Для пресечения трусости и паники в частях, были мобилизованы все особорганы действующих соединений, агентурно-осведомительная сеть передовых подразделений, а также привлечены армейские заградотряды и заградбатальоны дивизий, которым через Военные советы армий, была поставлена задача -- нести службу заграждения непосредственно за боевыми порядками частей, не допуская паники и массового бегства военнослужащих с поля боя.
  Взводы охраны особдивов и роты при Особармах были использованы для несения заградслужбы на главных коммуникациях дивизий и армий, с целью задержания трусов, паникеров, дезертиров и другого преступного элемента, укрывающегося в армейском и фронтовом тылу.
  В необходимых случаях в соединения и части, проявившие неустойчивость в боях с противником, для оказания помощи оперативному составу и заградотрядам, высылались оперативные группы Особармов.
  В частности, 15 октября 1942 года, в ходе ожесточенных боев в районе СТЗ, противнику удалось выйти к Волге и отрезать от основных сил 62 армии остатки 112 СД, 115, 124 и 149 отдельных стрелковых бригад.
  Военный совет армии принял решение объединить все войсковые части под общим руководством командира 124 отдельной стр. бригады полковника Горохова и организовать круговую оборону от реки Мокрая Мечетка до северной окраины поселка Рынок.
  В период непрерывных напряженных боев, среди руководящего командного состава были неоднократные попытки бросить свои части и переправиться на восточный берег Волги. Для борьбы с трусами и паникерами Особармом была создана оперативная группа, под руководством ст. оперуполномоченного лейтенанта госбезопасности Иг-натенко, которая, объединив остатки взводов особых отделов с личным составом 3-го армейского заград отряда, провела исключительно большую работу по наведению порядка в частях группы полковника Горохова, задержанию дезертиров, трусов и паникеров, пытавшихся под разным предлогом переправиться на левый берег Волги. В течение 15 дней оперативной группой было задержано и возвращено на поле боя до 800 чел. рядового и командного состава, из них 15 чел. по постановлению осо-борганов расстреляны перед строем. Во всех случаях неустойчивости и паники, оперативным составом особорганов принимались самые эффективные меры к предотвращению массового бегства военнослужащих с поля боя и отхода частей и подразделений без приказа командования. Так, 19 ноября 1942 года, во время наступления частей 304 стр. дивизии, командир 3 б-на 809 стр. полка ст. лейтенант Суханевич принял свои танки за танки противника, растерялся и приостановил дальнейшее продвижение батальона, но благодаря принятым мерам ст. оперуполномоченным полка тов. Педенко, батальон был поднят в атаку и вместе с другими частями дивизии овладели хутором Мало-Клетский. 29 ноября 1942 года, во время совершения марша частями 293 стр. дивизии, батальон 1034 стр. полка, следовавший в головной походной заставе, был внезапно обстрелян группой автоматчиков противника.
  В батальоне началась паника, командир батальона ст. лейтенант Миков сбежал с поля боя. Принятыми мерами со стороны оперативного состава полка паника была предотвращена и батальон был приведен в боевой порядок.
  За проявленную трусость Миков был отстранен от должности комбата и направлен для искупления вины в штрафной батальон.
  В отдельных случаях правильно инструктированная агентура сама расправлялась с трусами и паникерами на месте...
  В борьбе с трусами, паникерами и восстановлении порядка в частях, проявивших неустойчивость в боях с противником, исключительно большую роль сыграли армейские заградотряды и заградбатальоны дивизий. Так, 2 октября 1942 года, во время наступления наших войск, отдельные части 138 стр. дивизии, встреченные мощным артиллерийским и минометным огнем противника, дрогнули и в панике бежали назад через боевые порядки 1 батальона 706 СП, 204 СД, находившиеся во втором эшелоне. Принятыми мерами командованием и заградбаталь-оном дивизии положение было восстановлено. 7 трусов и паникеров были расстреляны перед строем, а остальные возвращены на передовую линию фронта. 16 октября 1942 года, во время контратаки противника, группа красноармейцев 781 и 124 стр. дивизий, в количестве 30 человек, проявила трусость и в панике начала бежать с поля боя, увлекая за собой других военнослужащих.
  Находившийся на этом участке армейский заградот-ряд 21 армии, силою оружия ликвидировал панику и восстановил прежнее положение.
  19 ноября 1942 года, в период наступления частей 293 стр. дивизии, при контратаке противника, два минометных взвода 1306 СП вместе с командирами взводов, мл. лейтенантами Богатыревым и Егоровым, без приказа командования оставили занимаемый рубеж и в панике, бросая оружие, начали бежать с поля боя. Находившийся на этом участке взвод автоматчиков армейского заградотряда остановил бегущих и, расстреляв двух паникеров перед строем, возвратил остальных на прежние рубежи, после чего они успешно продвигались вперед.
  20 ноября 1942 года, во время контратаки противника, одна из рот 38 стр. дивизии, находившаяся на высоте, не оказав сопротивления противнику, без приказа командования стала беспорядочно отходить с занятого участка.
  83 заградотряд 64 армии, неся службу заграждения непосредственно за боевыми порядками частей 38 СД, остановил в панике бегущую роту и возвратил ее обратно на ранее занимаемый участок высоты, после чего личный состав роты проявил исключительную выносливость и упорство в боях с противником. О всех случаях трусости и паники в частях, нами информировались Военные советы армий, по решению которых предавались суду военного трибунала лица старшего командного состава, проявившие трусость и бежавшие с поля боя.
  Казакевич
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"