Если вы считаете, что события, имена, названия совпадают с вашими, то это чистая случайность. Здесь совсем не про вас, а про других.
ХИРУРГ
Часть 1. Таланты и поклонники.
Глава 1.
1985 год в СССР стал начальным годом долгожданных перемен. Все считали, что что-то надо делать, но что и как - не знали. Хотя еще в древнем Китае не было хуже проклятия, чем пожелания жить в эпоху перемен. Но то Китай, с своей многотысячелетней историей: сменой эпох, формаций, государств и империй. Древние китайцы смогли донести до потомков это предостережение, поэтому рано или поздно китайцы внимали ему.
СССР этого предупреждения не знала, хотя за свой короткий век претерпела столько перемен, что Китаю хватало на сотни лет. Вот и сейчас, понимая, что время пришло и надо что-то делать, вместо того, чтобы хотя бы теоретически изучить и подготовиться, решили действовать по-простому - наотмашь, типично по советски. Рубили то, что больше всего не нравилось новому руководству и, естественно, что первым подвернулось под руку - началась борьба с пьянством.
Кремлевские старцы боялись вообще каких-либо изменений, но они, оказавшись у стены, если и сами не могли влиять пришедшим им на смену, то их закостенелые мысли все равно легкой дымкой переползали через зубчатые стены. Поэтому все и получалось ровно наполовину.
Новое руководство, понимая необходимость модернизации, начали переустройство всей страны с термина Перестройка, которая и закончилась успешным развалом всей страны. Разобрать разобрали, а пересложить уже не смогли: нужного проекта под рукой не оказалось! Поэтому модернизация проходила в прокрустовом ложе марксизма-ленинизма, отсекали то, что не понимали, а ведь если бы обратились к опыту китайцев, начавших переустройство своей страны шестью годами раньше, и опиравших на заветы Мао, то могли найти прямые заветы у главного реформатора и основоположника, который в статье "Как реорганизовать Рабкрин" обозначил основные вехи преобразований.
А все из-за того, что китайцев заставляли учить наизусть труды Мао, а у нас только конспектировать - вот до чего довела поголовная грамотность: упустили возможность построения капитализма с коммунистическим лицом! Или коммунизма с капиталистической мордой, это кому как нравится.
Свежий ветер перемен начал поддувать, алкогольный запашок выветриваться и все с надеждой ждали чего-то хорошего.
Игорю Басалаеву было тоже хорошо: с отличием закончив первый мединститут, он попал в ординатуру в армейский госпиталь в Подмосковье и сейчас шел по его коридорам, изучая расположения помещений, где предстояло ему работать.
Многие Басалаеву завидовали, в том числе и москвичи: иногородний, без связей, военный госпиталь для будущего хирурга-травматолога просто подарок, защита диплома плавно переходила в диссертацию, а с учетом того, что его научным руководителем собирался стать профессор Блюм, то звание кандидата меднаук считали у Игоря в кармане.
Внешне ничего в Игоре выдающегося не было: худощавый, рост немного выше среднего, глаза карие, волосы темно-русые, лицо среднеевропейское - с первого раза не запомнишь.
Сам он был из Казахстана, его родители не успели на поднятие целины, но попали на строительство заводов в Караганде, на которых и остались работать. Они хотели видеть его музыкантом, поэтому он играл и на скрипке и на рояле.
Закончив школы, он, по настоянию родителей и учителей, поехал поступать в Московскую консерваторию, но неожиданно для них, но не для себя, поступил в первый мед.
Поступить туда было не только очень не просто, а очень-очень не просто, несмотря на таланты, знания и желания абитуриентов, на поступление в институт сильно влияли желания родителей и их знакомых. Поэтому как-то получилось, что Игорь держался от всех компашек особняком, напирая на учебу и практику.
Он сел в электричку и поехал к своей подруге, можно сказать почти, что жене Женьке, которая в силу летнего времени находилась на даче в Купавне. Через несколько лет она сама становилась детским врачом - педиатром и прекрасно понимала Игоря и ценила его способности.
Ее родители изначально пытались иметь с Игоря какую-то пользу, особенно по весне, для перекопки и осенью для выкопки и никак не могли уразуметь, что пальцы для хирурга такой же важный инструмент, как и для музыканта и голос для певца. Женька несколько лет подряд это им вдалбливала, пока они не отстали, хотя она так и не поняла, поняли они или просто махнули рукой. Дочь, насчет их будущего иногороднего зятя, ничем не напрягала и это их радовало. Парень - самостоятельный.
Хотя время было позднее, но по-летнему еще было светло, поэтому машинисты свет в вагонах не зажигали - боролись за премию по экономии электроэнергии. Читать в таких сумерках было нельзя, поэтому Игорь даже не раскрывал монографию о травмах полученных от давления. Пришлось периодически смотреть то в окно, то в вагон. Несмотря на вечер, народу еще было достаточно.
Наискосок от него, какие-то веселые парни, по виду студенты, продолжали допивать остатки какого-то пиршества. Остатками Игорь окрестил спиртное потому, что водка была початая, пиво в трехлитровой банке - ополовиненное, а из закуси - два яблока. Все это напоминало ему студенческий быт и, Игорь, глядя на них, усмехнулся для себя, но эту ухмылку заметил один из парней и обратился к Басалаеву, а для того, чтобы все поняли, кому он говорит, показал на Игоря рукой.
--
Чего лыбишься, чувак? - На весь вагон он крикнул Игорю. Реакция на улыбку у
него произошла с замедлением, поэтому Басалаев уже смотрел в окно. Сам он был немного повыше Игоря, немного поплотнее, но его тело при таких, незначительных различиях, казалось налитым силой.
--
Ты в окно мурло не выставляй, когда с тобой говорят! - Он кинул огрызок яблока в Игоря, но по пьяни промахнулся и попал в круглый затылок работяги, который с корешами в полумраке резался в "козла". Четверо сложили карты и встали.
--
Обижаешь мальчик! - Ответил пролетарий, хрустнув большими крепкими пальцами сжав и разжав сложенный ими замок.
--
Совсем оборзело гнилье, в рабочий класс объедками кидают! - Вышел из-за его спины несколько ниже по росту, но с крепкими покатыми плечами. Из-под футболки синенько выглядывали какие-то замысловатые рисунки.
--
Да вы чего, мужики? - Не слишком испугался метатель яблочных остатков. - Я не с вами говорю, а с шизиком, что перед вами! Он еще улыбается урод!
Работяги посмотрели на Игоря, который задумчиво смотрел за окно и похоже, не слышал, что из-за него разгорался социальный конфликт. Последние слова они приняли за дальнейшую эскалацию напряженности и нежелания признавать ошибку, которую можно свалить на другого. В рабочей среде поступали просто - били морду! Игорь даже не понял, когда все началось и даже привстал, но один из рабочих, не участвовавших в потасовке, мягко, но настойчиво, толкнул его в грудь и Басалаев уселся на диван.
--
Не лезь, парень, твое дело восьмое! Ребята бьют по честному! - И в самом деле, двое работяг без излишней суеты и нервотрепки, словно вытачивали очередную деталь, методично, как вырубной пресс, месили пятерых студентов. Хотя Сергей понял, что они не студенты, поскольку главный зачинщик отбивался руками и ногами, прикрываясь своими дружками. Первый рабочий все-таки схватил его за одну руку и потянул на себя, а второй со всего разворота заехал ему в лоб. Рабочие довольно вытерли свои вспотевшие руки о свою одежду и все вышли на станции в Железнодорожном.
Банка с пивом, стоявшая в углу сиденья у окна, уцелела, а бутылка с водкой, медленно катясь по краю сиденья, выливала остатки на поверженного противника.
--
Убили! - Крикнула от противоположных дверей какая-то сердобольная женщина, что произошло она не разглядела, поэтому решила принять участие после драки. Компания зашевелилась и оказалось что ребята не сильно пострадали, не шевелился лишь зачинщик.
--
Врач есть? - Несмело произнес кто-то из них.
--
Я врач! - Почти что гордо сказал Игорь и подошел к побитому. Пульс был. Он присел на колени на залитый водкой пол и положил на них голову парня. Из носа хлынула кровь и он задышал. Игорь оказался весь перепачканный в крови.
--
Что с ним? - Почти что трезво спросили прямо в ухо.
--
Ничего особенного, самое страшное - сотрясение, он мог кровью захлебнуться! - Улыбнулся Игорь. - Поэтому я ему голову поднял.
--
Ты чего сука улыбаешься? - Спросил очнувшийся и спросил очень зло. Потом вполз на сиденье и пнул Игоря, это у него плохо получилось, но Игорь, тем не менее, выпал в проход.
--
Ты чего Витек! - Накинулись на него его друзья. - Он же тебе жизнь спас!
--
Да это все из-за него! - Витек вылил остатки водки в банку с пивом и припал к ней.
Игорь поднялся и оглядел себя - хуже мясника. В сумерках не слишком разберут, на ночь испачканную одежду замочит в холодной воде, а утром отстирает. Экзамены сданы, защита диплома через неделю, а Блюм просил не волноваться, а это верный признак, как говорили на кафедре, что защита пройдет успешно. Электричка остановилась в Купавне и Игорь вышел.
Ему пришлось три раза повторить Женьке историю в электричке, а потом, чуть ли не до утра рассказывать институтские новости.
Утром пришел участковый, который искал свидетелей происшествия в вагоне. Сам Игорь, выросший в Караганде и бывший не только свидетелем, но и случалось, участником в территориальных битвах улица на улицу, квартал, на квартал, и с оставшимися в Казахстане чеченами, ни за что бы не сказал, но Женька, наивная душа, похвасталась милиционеру. И вытащила смущенного Игоря прямо под внимательный взгляд участкового.
--
А чего в женском халате? - Серьезно спросил участковый.
--
Так одежда в тазу от крови отмокает! А другого комплекта нет! - Задорно ответила Женька.
--
Интересно! - Пробурчал участковый. - Вы найдите что-нибудь из одежды. И тазик сюда принесите, только не выливайте!
--
Зачем? - Заинтересованно спросила Женька.
--
Для экспертизы! - Туманно объяснил участковый.
Через несколько минут Игорь в тестевых галифе и гимнастерке и на босу ногу, неся в руках таз с одеждой, направился вместе с участковым к станции. Женька увязалась, было за ними.
--
А вы куда? - Строго спросил участковый.
--
С вами! - Ответила Женька.
--
Оставайтесь дома, если понадобитесь, вас вызовут! - Участковый пошел, кивнув головой, чтобы Игорь следовал за ним.
--
Ты Иван Егорычу скажи, что я в его рабочей одежде! - Попросил Игорь Женьку. Он понимал, что такое начало, хорошим может и не закончится.
Они приехали в железнодорожное отделение милиции во Фрязево.
--
Я свою задачу выполнил! - Сказал старлей капитану. - Желаю здравствовать! - Участковый развернулся и вышел, не желал ни минуты задерживаться у коллег.
--
Э, подожди, а в тазу что? - Крикнул в спину уходящему капитан.
--
Одежда от крови отмокает! - Не оборачиваясь, ответил участковый и пяткой пнул дверь, которая от такого невежливого обращения, недовольно и резко скрипнув, закрылась.
Капитан позвонил по телефону и сказал только два слова: "Он здесь", после чего молча уставился в зарешеченное окно, никакого интереса к Игорю он не испытывал. Игорь тоже молчал. Через час вошел хлипенький лейтенант, и сержант здоровяк, который от нечего делать похлопывал по ладони резиновой палкой. У него рука как кувалда была, а палка ему была нужна как монаху четки - чтобы было чем руки занять. Он обрадовался, увидев Игоря. Капитан молча кивнул на Басалаева.
--
Встать! - Коротко скомандовал лейтенант. Игорь встал. Лейтенант рывком поднял его руки и защелкнул на них наручники. - На выход! - Спокойно произнес он. Игорь пошел на выход и открыл дверь. За дверью оказался еще сержант, но обыкновенной формации, не слишком большой и не очень маленький. Офицер пошел за Игорем, а следом сержант.
--
Э! - Крикнул капитан. - А улики?
--
Какие улики? - Обернулся лейтенант.
--
Вон, в тазу! - Кивнул капитан на угол комнаты. - Одежда в крови!
--
Захвати! - Распорядился лейтенант и проконтролировал изъятие улики.
Игорь вышел на улицу, сержант дернул его за руку и подвел к желто-синим "Жигулям", поэтому они оба не заметили, как дверь, хитро скрипнув, резко захлопнулась перед самым носом лейтенанта. Тот, чтобы она его не стукнула по носу, отшатнулся назад, задев лопатками таз, который на вытянутых руках нес сержант, поэтому тазик опрокинулся сначала на лейтенанта, выплеснув половину содержимого на него, увидев это, сержант испуганно и резко дернул таз к себе, опрокинув остатки на себя. В таком виде они и вышли на улицу. Они задержались еще, поскольку водитель отказался везти их мокрыми - боялся испачкать сиденье. Поэтому пока нашли полиэтилен, уселись, но все равно обивку, хоть и не сильно, испачкали.
Игоря привезли в Москву в какое-то потрепанное милицейское двухэтажное здание посреди жилых многоподъездных высоток. Провели в кабинет, где, потирая от нетерпения руки, его встретил худой и высокий майор.
Допрос майор начал с вполне стандартной процедуры выполнения формальностей: имя, фамилия, адрес, профессия, место работы и так далее.
--
Вы призваны человеческую жизнь спасать, а молодого человека, чуть не укокошили! - Укорил майор Игоря.
--
Кого? - Даже не понял Игорь, он думал, что его будут расспрашивать про работяг, которые поступили по справедливости и про них Игорю ничего рассказывать не хотелось, хотя понимал, что придется.
--
Курсанта Уткина! - Пояснил следователь.
--
Почему курсанта? И какого Уткина? - Был сбит с толку Игорь.
--
Курсанта высшего военного... Для вас название роли не играет. Есть показания свидетелей, что, будучи пьяным, из хулиганских побуждений вы напали на группу курсантов и избили их. Уткину сделали сотрясение мозгов, вдобавок у него лопнул сосуд в носу, а это означает, квалифицируется как нанесение тяжких телесных повреждений, поскольку в наличие повреждения внутренних органов, о чем соответственная справка и чему свидетельствует ваша одежда, которую вы преступно постарались отстирать! - Перевел дух майор после слишком длинной и неуклюжей для него фразы.
Игорь ничего не понимал, вернее не мог понять, чтобы он напал на пятерых курсантов и избил их?
--
Я избил всех пятерых? - Слегка ошарашено произнес он.
--
Видите, вы сами признались! - Не ответил на вопрос майор, и что-то удовлетворенно записал в протокол. - Ну, у остальных так, ссадины! Вы признаете это?
--
Нет! - Машинально и удивленно ответил Игорь. - Я ехал в электричке, у них произошла драка, они позвали врача, я просто этому Уткину поднял голову и положил себе на колени. Иначе он захлебнулся бы. Они же сами врача позвали! Разыщите других свидетелей.
--
Вполне достаточно и тех! - Хмыкнул майор, показав передние заячьи зубы. Сейчас проведем опознание и очную ставку. Подписывай протокол! - Игорь отрицательно покачал головой.
--
Запишем, что от подписания протокола отказался. - Совершенно равнодушно пояснил следователь. - Это отягощает еще на пару лет - итого восемь!
Игорь не слушал его, ступор закончился, началось дело - его дело. Вроде как за хирургическим столом - на поверхности все цело, а внутри может быть месиво! Хороший хирург, как учил Блюм, без всяких рентгенов, по мельчайшим признакам искажения поверхности тела, должен определить границы повреждения и вскрыть именно в нужном месте. При таких травмах главное - нехватка времени.
Игорь словно забыл, что он стоит не у хирургического стола, а сидит перед собственным делом, которое коряво пытаются сшить в милиции. Он мысленно нанес на него разрезы и сразу нашел слабые места дела и сильные своей защиты, он хотел, было сказать об этом, но вспомнил, что ему говорил сосед дядя Гриша отмотавший в лагерях лет двадцать и осевший в Караганде, по месту своей последней отсидки.. -Игорек приземляйся! - Приглашал Гриша присесть рядом на лестнице мальчика, возвращавшегося из музыкальной школы. При этом Гриша любил сидеть на лестнице в подъезде. На ступеньке стояла бутылка водки, а рядом, на газетке - это всегда была "Правда", прямо на всех ее орденах, лежал кусок селедки и огрызок черного хлеба, которым занюхивал, но не закусывал выпитое Гриша.
Игорь подкладывал мешок со сменной обувью под себя и присаживался рядом, нотную папку клал на колени. Гриша молча пил, а Игорь молча смотрел. Они не боялись помешать кому-либо, поскольку находились на последнем этаже, прокопченной карагандинской металлургией, пятиэтажки. Из четырех квартир на этаже три занимали семьи и одну завод использовал под общагу, где у Гриши была своя койка, поэтому он предпочитал молча пить в подъезде.
Иногда он выпивал бутылку и уходил к себе, иногда он начинал учить Игоря настоящим лагерным дракам, когда на кону жизнь, как беречь руки при ударе, поскольку в первую очередь повреждались кулаки. Такие тренировки мальчику нравились, и он с удовольствием в них участвовал, это не такое занудство как пиликанье на скрипке.
Иногда, Гриша, скрипнув зубами, начинал учить как вести себя на допросах, что отвечать, что нет, что подписывать и многое другое.
--
Ты паря не думай! - Затягиваясь вонючим "Прибоем" и следя за выпускаемым дымом, говорил Гриша. - Думаешь, играешь на скрипке и жизнь все время будет такая хорошая, в нашей стране говорят от сумы и от тюрьмы не зарекайся! Проживешь жизнь без этого - считай, повезло, а нет - будешь готов, как пионер! Знаешь, сколько вот таких домашних и даже жизнь понюхавших сгинуло не за что? За случайный взгляд, за простое слово? Ты вот, по своему малолетству, не можешь еще понять: вроде и одет как все и за тобой ничего нет, а цепкий взгляд, - здесь Гриша делал паузу , пытаясь подобрать понятное, для Игоря слово, - милиционера тебя уже выхватил из толпы, поэтому учись быть незаметным везде: и на работе и на улице - многим это жизнь спасало! В первую очередь вычищают тех, кто на виду и тех, кому завидуют!
Игорь вспомнил уроки Гриши, вернее не вспомнил, а они как-то неожиданно проявились, проросли в его сознании. Басалаев начал видеть себя как бы со стороны, как учил Гриша и оттуда было лучше все видно и легче было контролировать свое поведение. Ему даже показалось, что Гриша подмигнул ему из неизведанных краев, мол, правильно мальчик, что отказался от подписи, действуй, как я тебя учил!
В кабинет вошли двое сержантов и сели по сторонам Игоря. Вошел Уткин, лицо его при этом было забинтовано и блестели только глаза.
--
Он! - Показал Уткин знакомым жестом на Игоря. Это нетрудно было сделать, поскольку оба сотрудника внутренних дел, находились в мышиного цвета форме. Поэтому Уткин, даже не узнав Басалаева, прямо от порога показал на него, после чего торопливо расписался в протоколе и вышел.
--
Очная ставка! - Объявил следователь. В кабинет зашли еще четверо друзей Уткина, курсанты военного училища. "Мог бы, и догадаться без подсказки следователя!" - Укорил себя Игорь, глядя на их выправку.
Рассказывая, ребята смотрели куда угодно, но только не на Игоря. Было видно, что если им и не противно, но неприятно было. Один был бледный и говорил тихо-тихо. Другой, наоборот, стоял весь пунцовый и отвечал только кратко: "да" или "нет". Двое оставшихся с одинаковыми красными ушами, поэтому поначалу Игорь принял их за близнецов, слово в слово, заученно повторили друг друга даже с теми же интонациями.
--
Слушай, Басалаев! - Обратился к нему майор, когда все ушли. - Дело раскрыто по горячим следам, тебе суд восемь лет впаяет! Давай я тебя явку с повинной, вчерашним числом оформлю: четыре года - это не восемь! Родителей пожалей!
Игорь отрицательно помотал головой. О такой доброте и заботе не раз предупреждал Гриша. Добровольное признание - царица всех доказательств. Поэтому будут добиваться признания всеми дозволенными и недозволенными средствами.
"Даже пытать будут!" - Как неизбежное выдохнул Гриша и закашлялся, потом досадливо махнув рукой и поглаживая левый бок пошел к себе.
--
Ну, так начет явки, что решил? - Напомнил о себе следователь.
--
Мне не в чем признаваться! - Отрицательно замотал головой Игорь. - Я их не бил и вы это знаете.
--
Ты меня учишь как вести дело? - Усмехнулся майор, снова показав заячьи зубы. Это было так комично, что Игорь чуть не прыснул, но в последний момент увел взгляд на потолок.
--
Я никого ничему не учу! - Игорь даже отвернулся, чтобы не показать презрения следователю, поскольку по его тону понял, что майор знает истинное положение дел.
Его отвели в камеру при отделении. В ней он оказался один, но не успел он расположиться в углу, как вошел здоровенный сержант с резиновой палкой, он, как и прежде похлопывал ей по ладони. Рубашка и галифе на нем были другие - переоделся.
--
Видел эту американскую штучку? Подарок! Она бьет и следов не оставляет! Моей жене из-за тебя придется заниматься стиркой! Или ты пишешь явку с повинной или я ей из тебя мешок с костями! Выбор не большой!
Игорю пригодилось то, что он уже сидел в углу, поэтому он сжался, закрыв тело и голову руками и ногами и сказал: "Бей"! Сержант от этотого как-то растерялся и неуверенно стал приближаться. Как только его тело перекрыло проем двери, Игорь надрывно закричал. В этом крике, было, столько боли, что сержант остановился, не зная, что предпринять.
--
Ты чего, припадочный? - Совсем растерянно спросил он, но Игорь продолжал, перемежая свой вой стонами. Краешком глаза он заметил движение за спиной сержанта, это открывали дверь. Тогда Игорь прокусил губу и ничком растянулся прямо у сапог сержанта. При этом он оросил своей слюной, смешанной с кровью, так, как это делала мама, когда гладила брюки. При этом он замолчал.
--
Ты чего с ним сделал? - Раздался знакомый голос следователя.
--
Да я его пальцем не тронул, комедия это все зековская! - Совершенно справедливо обиделся сержант.
--
Ты чего идиот? Он без пяти минут врач! Будущее медицины! Музыкальную школу закончил! При чем тут зековские штучки? Его завтра в суд! А ну переверни! - Сержант перевернул и охнул, лицо, руки, и гимнастерка на Игоре были в крови.
--
Ты его убил? - Голосом, перемешанным со страхом, возмутился майор. - Я же тебе сказал, добровольно! Проверь живой?
Стараясь не испачкаться, сержант пртянул руку к шее, но Игорь неожиданно схватил его за руку и, прижав, провел по своему лицу: "не убивайте, не надо", и снова затих.
--
Ну, чего делать будем? - Майор совсем растерялся.
--
Может это, нападение на сотрудника? - Неуверенно предположил сержант. - Смотри, он мне всю руку в крови испачкал!
--
Ты чего несешь, тебе сюда входить нельзя! Это его кровь, а не твоя! Руку отмой!
--
А давай его выкинем, сбежал мол! А потом найдем уже кем-то избитым.
--
Его суд сажает за то, что он пятерых курсантов измочалил... Оригинально!
--
Тогда я не знаю... - отвергнутый со своими идеями сержант принялся оттирать руку носовым платком.
--
Ты его приведи в порядок, покорми, суд наш, адвокат наш, думаю, прорвемся!- Майор так и не поверил, что сержант не выполнил его установки, в чем и признался.
Сержант теперь выполнил все, что приказал майор, конечно не сам, заставил умыть Игоря кого-то из задержанных, из ближайшей столовки притащил обед, но Игорь отказался, сославшись на то, что все отбито и болит.
--
Ты, в какие игры со мной играешь? Мы же оба знаем, что я тебя пальцем не тронул, я ведь врача приведу!
--
Да, врача! - Выдохнул Игорь.
--
Все понял, меня на мякине не проведешь, солидарность, вроде как у нас, своих не выдавать. Не будет тебе врача! - Сержант ушел, а Басалаев еще долго размышлял о том, как ему быть на суде. Который обещал быть чистой формальностью. Если судья, обвинитель и защитник все из одной команды.
Утром, на том же самом "Жигуле", который привез его в участок, Басалаева отвезли и в суд. Где заперли в тесной непроветриваемой комнате. Отвозила та же команда, маленький лейтенант и знакомый здоровяк. Правда, в этот раз он был без дубинки.
В клетушке его продержали недолго, чертыхаясь и проклиная всех и все, зашел сержант и они снова поехали. Из его разговора с лейтенантом, Игорь понял, что данный московский суд отказался рассматривать это дело, поскольку преступление произошло не в его административных рамках. Поэтому они ехали в город Железнодорожный Московской области, куда неожиданно для всех и перевели дело. Причем будут его рассматривать непременно сегодня, раз уж так захотелось следствию. Сержанту такая ускоренная процедура суда очень не нравилась, он даже пытался вызвонить майора, но тот как в воду канул.
В новом суде Игоря тоже поместили в клетушку, но там стоял стол и два стула и форточка из-за решеченного окна, по случаю летнего времени, была открыта.
В комнатушку, опираясь на толстую палку, вошел пожилой человек, похожий на Евгения Весника. В другой руке он держал потрепанный кожаный портфель. Ни слова не говоря, он, прошел и, усевшись за столом, достал из коричневого портфеля тонкий серый скоросшиватель, на котором было крупно напечатано: Дело.
--
Я ваш адвокат, зовут меня Александр Иванович, я буду представлять вас...
--
Не надо мне адвоката, я сам себя буду защищать! - Прервал его фразу Игорь.
--
Вы, молодой человек, в этом деле ничего не смыслите и можете наломать дров или неправильно... - заметив решительность в глазах Игоря, он улыбнулся и сказал совсем другое, - ... меня Аркаша об этом попросил. Прошу прощения, профессор Блюм. Это для меня он Аркаша. Времени у нас мало, суд начнется через полчаса и будет объективным, я надеюсь. Ваша Женя просто умница, сразу позвонила Блюму, он мне, так что мы смогли кое-что предпринять. Скажу сразу: больших трудов стоили вас найти. Вы как-то неожиданно оказались в этом отделении милиции, которое к делу ну никаким боком! Теперь, я думаю, вы можете мне довериться, я даже могу назвать тему вашего дипломного проекта. Поэтому я жду вашего подробного рассказа, а импровизировать и размышлять над этим придется уже на суде.
Суд начался с опозданием, поскольку обвинитель, опоздал, потом он хоть и недолго, но разговаривал с судьей и только после этого вошла девушка и объявила: "Встать, суд идет!"
Глава вторая.
Формальные судебные процедуры были пройдены быстро. В зале народу было немного и среди этих завсегдатаев Игорь неожиданно разглядел клиновидную бородку Блюма. Блюм заметил, что Игорь на него смотрит, и посмотрел на него тем предупреждающим, на операции взглядом, выражавшим и поддержку, предлагавшим помощь и внушавшим осторожность. Это воодушевило Игоря, и он понял, что оказался прав, полностью доверившись старому адвокату. Блюм сидел недалеко от опоздавших к началу суда мужчин, среди которых один отличался барственной внешностью и повадками.
Обвинитель быстро протараторил суть дела, адвокат от имени Игоря не согласился с обвинением. Потерпевший не смог явится в суд, по причине нанесенных побоев, свидетели с его стороны в связи с отбытием в командировку. Поэтому обвинитель зачитал их показания. Судья дал слово адвокату.
--
Уважаемый суд! - Обратился Александр Иванович к стройной судье в очках и заседателям: седому старичку с орденскими колодками и к предпенсионного возраста женщине, полуседые волосы которой были по старомодному забраны под гребенку. - Хочу обратить ваше внимание, на то, что дело совершенно не исследовано, а с точки зрения юриспруденции извращено. Так в деле написано, что мой подзащитный нанес повреждения пятерым пострадавшим, но четверо из них проходят потом свидетелями, словно они не были участниками потасовки. Из этого можно сделать вывод, что эти свидетели безнаказанно позволяли наносить увечья пострадавшему. Или они не свидетели, а потерпевшие, хотя я бы назвал их точнее: участники. С учетом того, что все они курсанты военного училища, что почему-то не отражено в деле, получается, что будущие офицеры бросили своего товарища в беде! Если же они все пострадали от моего подзащитного, получается что мы готовим совсем негодных офицеров, если рядовой студент смог их всех отмутузить! У него нет ни единого повреждения. В деле много таких неясностей, которых я мог бы привести, но меня интересует только этот аспект. Четверо потерпевшие или свидетели, или потерпевшие, почему тогда нет других свидетелей? Насколько я знаю, в это время, на этом направлении полно народа, при этом многие возвращаются с работы, то есть пользуются этим рейсом постоянно. Следствие это не стало выяснять. Поэтому я считаю, что необходимо провести перекрестный опрос потерпевших, а потом следственный эксперимент, чтобы проверить, как это могло случиться, чтобы отмутузили, прошу прощения за простонародное выражение, пятерых будущих советских офицеров. Судя по медицинскому заключению, главного потерпевшего ударили кувалдой. Тогда где орудие преступления, почему свидетели об этом не говорят? Поэтому я прошу, чтобы данные граждане предстали перед судом, а не прятались в командировках. При том, какие командировки могут быть у курсантов? Почему они находились в вагоне электрички, а не в расположении училища? Поскольку время драки можно установить очень точно, судя по расписанию: в девять пятьдесят - десять ноль две! В деле об этом ни слова! Получается, хватай любого и сажай? Я не верю, чтобы наша родная советская милиция пошла на такие подтасовки. - Адвокат сел.
--
Что еще может предъявить обвинение? - Совершенно равнодушно повернула голову судья к обвинителю.
--
У нас есть улики: одежда в крови потерпевшего! Прошу обратить внимание на экспертное заключение. Вы узнаете это? - Обратился обвинитель к Игорю, показав его рубашку и брюки голос при этом тускнел с каждым словом, он уже понял, то, что проходит в своем родном суде, в этом может застрять. То, что адвокат был до неприличия вежлив, указав только на одну из главных недоработок, демонстрировало, ему, обвинителю, что и на этой стороне могут играть по крупному.
--
Да, это моя одежда, они позвали врача и чтобы Уткин не захлебнулся кровью, мне пришлось положить его голову на свои колени, моя одежда испачкалась кровью, а поскольку у меня другой одежды нет, я ее замочил на ночь! Я был просто обязан ему помочь!
--
А вы видели, что произошло? - Обратилась к нему судья.
--
Я думаю, они подрались, поскольку там воняло водкой, а потом позвали врача. - Стоя сказал Игорь.
--
Вот видите, - сказал обвинитель, - он подтверждает акт экспертизы.
--
А если, кровь потерпевшего обнаружат на еще ком-то другом, это будет означать, что и они приложили руку и избиению потерпевшего? Или, по крайней мере, были свидетелями? - Спросил Александр Иванович обвинителя.
--
Конечно! - Не задумываясь, ответил он.
--
Тогда моими свидетелями являются лейтенант Колышкин и сержант Рябов. Это представители того самого отделения, где и проводилось данное следствие!
--
Что допрашивать сразу обоих? - Удивилась судья.
--
Нет, конечно! - Развел руками адвокат. - Сначала офицер, потом, сержант.
--
Но их нет в списках свидетелей! - Несколько нервно выкрикнул обвинитель.
--
Но вы же сами сказали...
--
Где они? - Прервала судья адвоката.
--
Здесь, они как раз доставили в суд обвиняемого, можно сказать, что они представители следствия! - Слегка улыбнулся Александр Иванович, но внимательный взгляд судьи уловил и это. - Я думаю представителей следствия можно выслушать!
--
Попросите зайти лейтенанта... Колышкина! - Прочитала его фамилию в своих записях судья.
Колышкин предстал перед судом и поклялся на Конституции говорить только правду.
--
Вы являетесь свидетелем защиты! - Объявила Колышкину судья.
--
Почему защиты? - Ошарашился Колышкин, но судья не ответила.
--
Зачем? - Дернулся лейтенант, но посмотрев на ничего не понимающего обвинителя, а потом на судью, расстегнул. - Ах, да, конечно!
--
А теперь снимите! - Колышкин уже безропотно снял его.
--
Повернитесь вокруг себя! - Адвокат подождал, пока Колышкин обернется и спросил.
--
Как вы объясните разводы на спине рубашки, что это?
--
Рубашка оказалась испачкана...
--
Чем? - Резко прервал его сомневающую речь адвокат. Колышкин посмотрел ему в глаза и понял, что тот знает больше него самого, а поскольку никаких инструкций он не получал, то решил говорить только правду, а начальство пусть само разбирается.
--
Кровью!
--
Чей кровью? - Как клещ вцепился в него адвокат.
--
Надо думать потерпевшего Уткина, дело в том, что...
--
Стоп! - Махнул ему рукой Александр Иванович. - Пока этого достаточно.
--
Исходя из этих показаний, является ли Колышкин участником избиения потерпевшего Уткина? - Обратился адвокат к обвинителю.- Я прошу эту рубашку приложить как вещественное доказательство к показаниям свидетеля и в дальнейшем направить на экспертизу.
--
Скажите, свидетель вы избивали Уткина? - Спросил, откинувшийся от сонной рутины ветеран-заседатель.
--
Дело в том...
--
Подождите! - Снова прервал Колышкина Александр Иванович. - Давайте сначала выслушаем второго свидетеля.
--
Скажите Рябов, - обратился адвокат к сержанту, - вы избивали моего подзащитного?
--
Да вы что? - Загрохотал на крошечный зальчик сержант. - Чтобы советский милиционер...
--
Очень похвально с вашей стороны! - Прервал его грохотанье Александр Иванович.
--
Значит, вы согласны помочь суду и экспертизе?
--
Конечно! - Зло сверкнул очами на адвоката сержант. Басалаева он не замечал.
--
Я взял на себя смелость, уважаемый суд, пригласить экспертов из центральной криминалистической лаборатории и если суд согласен, - здесь адвокат сделал довольно ощутимую паузу, - оформить это официально.
--
Зачем? - Поинтересовалась судья.
--
Я имею повод полагать, что по ногтями и на брюках сержанта имеются частички крови моего подзащитного, а если этого не сделать немедленно, сержант может надеть другие брюки.
--
Хорошо! - Сказала судья, а обвинитель схватился за голову.
--
Это черт знает что! - Возмутился барственный мужчина и громко затопал к выходу. Вслед за ним заспешила его свита.
--
Вот ходатайство! - Подала судья листок бумаги секретарю. - Рябов, пройдите! Объявляю о направлении дела на доследование по месту происшествия в следственное управление милиции на железных дорогах и о выпуске обвиняемого под подписку о невыезде. Обвинение согласно? - Обвинитель радостно закивал, поскольку теперь это дело будут расследовать другие.
Игорь выполнил необходимые формальности и повернулся к залу, чтобы поблагодарить Александра Ивановича и Блюма, но тех уже в зале не оказалось.
Игорь вышел из здания суда и увидел их обоих беседующих около "двушки" Блюма. Он заметил Игоря и приглашающе махнул рукой. Игорь подошел.
--
Знакомьтесь... - начал было Блюм, но посмотрев на обоих, засмеялся., - в общем так друзья: Александр Иванович мой старинный друг, мы воевали вместе: он из пушки стрелял, а я его оперировал, а это мой лучший ученик и, возможно, я подчеркиваю, возможно, поэтому Игорек нос не задирай, светило хирургии. Саня, мне бы такие руки в его время, стольких людей можно было спасти. Поехали в Купавну, а то Женя заждалась. Между прочим, тот барин со свитой, что ушел в конце заседания, сам генерал-лейтенант Уткин. Какой-то начальник по снабжению армии. Опасный человек и с большими возможностями, видели, как милиция ради него старалась?
--
Ну и мы не последние люди среди юристов, но у нас только дружба и авторитет! - Сказал Александр Иванович.
Дело спустили на тормозах. Басалаев уже начал работать ассистентом, когда ему прямо на работе вручили повестку, но не в милицию, а в армию и, не разрешив снять халат, увезли с собой. Даже позвонить не дали. Специально подкараулили, а может, и специально вызвали его в соседний корпус, халат и шапочку они выкинули по дороге.
Его провезли на аэродром передали из рук в руки офицерам, вручив им и документы на Игоря и самолет сразу взлетел. Через несколько часов приземлились в Ташкенте и хотя Игорь просил позвонить, чиркнуть несколько слов на открытке, ему не позволили, охраняли как преступника. Потом вертолет и он оказался в лагере в окрестностях Советобада. Солнце в середине июля просто зверело.
3.
Ребята в учебке пробыли уже несколько месяцев и пообвыкли и приспособились, пообгорели, набрались даже сил, если можно так сказать, поскольку их гоняли практически без перерыва. Никто и не скрывал, что их готовят для исполнения интернационального долга в соседней стране.
При всем при этом, Игорь пытался беречь руки, но если отжиматься от раскаленного песка, подтягиваться на прожигающей до костей железяке, копать песок, чтобы успевать за исчезающей тени воткнутой палки, пальцы стали не только еще крепче и сильнее, но грубей и неповоротливей - о сшивании сосудов можно было забыть. Игорь и забыл. И не только о хирургии, а обо всем, прежняя жизнь ему казалась нереальной, отрывками кадров какого-то фильма про чужую и оттого неправдивую жизнь.
Игорь понял, что это делалось не только с целью тренировок, не только для выбивания гражданской дури и развития древнего инстинкта самосохранения, но с ускоренным получением грубой мозолистой кожи на открытых местах. Ожоги были мгновенными, и кожа сползала лоскутами, обнажая розовое мясо. Тогда он и понял, что папаха и ватный халат лучшая защита от солнца.
Басалаеву пришлось напрячь весь свой ум и вспомнить курс по ожоговым травмам. После чего он стал во время приема пищи принимать жиры и масло не столько внутрь, как снаружи, натирая открытые части тела, а, выйдя на улицу обмазывать их песком. В результате чего образовывалась корка, которая и не давала обугливать кожу. Вслед за ним это начали делать и другие.
Мир, в который он попал, был прост до неприличия: поесть, поспать, укрыться от солнца, получить лишний глоток воды и спрятаться от начальства - жизнь на уровне животных инстинктов.
Все давно освоили эту нехитрую науку, а Игорь не мог, поэтому страдал, но физические мучения были ничто по сравнению с моральными. Он никак не мог поверить, что вот так просто какой-то старик Хоттабыч выдернул три волосинки, прошептал заковыристые арабские слова и почти в одно мгновенье джинн перенес его из Багдада в пески Аравийской пустыни. Правда Алладином даже с натяжкой он бы себя не назвал, а лампа, сколько песка не перелопачивали, почему-то не попадалась.
Игорь отправил несколько писем, но ответов так и не дождался. Тогда он попросил Ваню Митюхина, высокого нескладного парня из Костромы, которому доставалось не меньше Игоря, вложить в свое письмо и послание Басалаева. Игорь подумал, что его письма могут и не посылать, а их кто-то читает и радостно хихикает.
Через неделю, ночью, их с Иваном подняли, дали в руки по рюкзаку, посадили в кузов ГАЗ-66 и отвезли на аэродром в Советобад, где с утренним вертолетным рейсом перекинули в Пенджикент - маленький городишко в горах Таджикистана. Все это напоминало "Белое солнце пустыни" особенно название городка, но здесь начались горы.
На другом 66, вдоль резвящейся речушки, их отвезли в горный лагерь. Там другая учебная часть училась воевать в горах. Или думала что училась.
После изнуряющей жары, прокаленного тяжелого воздуха насыщенного песочной пылью, который с трудом втискивался в легкие, воздух в горах казался целебным. Здесь подстерегали другие напасти: по ночам было холодно, воздуха не хватало, приходилось бегать в горы, прыгать по камням, а в воде, несмотря на пекло, можно было замерзнуть за несколько минут.
Игорь и здесь пытался подать о себе весточку, но как-то утром осмотрел свои руки, пальцы, избитые камнями и понял, что карьера такого хирурга которым его хотел видеть Блюм для него навсегда закрыта. Стоит ли тогда суетится, чтобы если и не видеть, то ощущать, как тебе сочувствуют от всего сердца или наоборот, за сочувствием скрывают злорадство.
Можно, конечно, было стать и обычных хирургом, но стоило ли быть тем, кого было много, Игорь поэтому и в музыканты не пошел, поскольку понимал: ни Ростроповичем, ни Ойстрахом, ни кем-либо другим ему никогда не стать. Быть лучшим, а в какой области не имело большого значения. А раз так, стоит ли расстраиваться, может лучше перестать беспокоиться и начать жить? Жить, как живут множество парней в форме, притом еще и моложе, его Игоря, на несколько лет. Понятно, что все его напасти идут от генерал-лейтенанта Уткина, какого-то начальника по материальному снабжению. Плетью обуха не перешибешь. И Игорь решил стать солдатом, не просто солдатом, а лучшим солдатом.
Уткин хотел его сломать, смешать с грязью, превратить в дерьмо, показать свою власть и силу и в конце концов заставить сдаться. Наверняка все письма о тяготах и несправедливости пересылали лично ему, а раз через неделю после отправки весточки и через Митюхина их обоих перекинули в другое место. Значит, весточка дошла и Уткин не настолько всесилен. Не удалось посадить, так заставит Родину любить, как говорил командир взвода прапорщик Клуцко, заставляя отжиматься, бежать в гору в противогазе с полным вещмешком камней.
Весь взвод его яро ненавидел, некоторые, особо возбудимые натуры только ждали раздачи патронов, чтобы избавиться от ненавистного хохла, который даже ночью умудрялся устраивать марш-броски. И это в горах!
На стрельбище это не удавалось, прапор находился всегда сзади, но на последнюю горную стрельбу некоторые буйные головы возлагали особые надежды и не скрывали этого, Клуцко слыша это, только посмеивался. Почему-то ходила байка, что стрельба будет не на стрельбище.
Тем не менее, он написал родителям и написал не от своего имени. Через две недели его вызвал к себе Клуцко. В руке он держал конверт.
--
Я чего не врублюсь, твои родители сообщают мне, что ты пропал в Москве прямо на работе! Что за фигня? Какой я тебе друг? Объясни! - Клуцко смотрел прямо в глаза, но Игорь выдержал его твердый и внимательный взгляд. Он готовился к этому. И был готов. И теперь все знает и знает, что никто из родных не знает, где он и что с ним. И путь не знают. Они пережили его исчезновение. Объявится, а потом опять? Слишком тяжела чаша для них. Когда -нибудь Уткин отвалит!
--
Не знаю, товарищ прапорщик! - Поднял плечи в недоумении Игорь. - Чьи-то шутки. Под Советобадом было тоже самое, но там командиры оказались пугливые к вам направили. Мне собирать вещи?
--
Отставить! Насрать мне на всех! Служи! Родителям отписать? - Приподнял конверт Клуцко.
--
Я сам, они уже к этому привыкли, а если кто-то другой, то сами знаете...
--
Я не знаю! - Сказал Клуцко отдавая конверт. - Я детдомовский!
Наступил день зачета. В отличие от других, прапор поднял свой взвод еще по темноте и к рассвету они успели пробежать семь километров. При том, что Клуцко теперь тоже бежал с полной выкладкой, а не налегке, в кедах, как обычно. Когда радист подвернул ногу, то прапор тащил на себе рацию и его автомат, а счастливый радист заковылял обратно в лагерь. Рацию изображал рюкзак с камнями.
Устроили небольшой привал и Игорь, вместо того, чтобы наслаждаться несколькими минутами отдыха спросил Клуцко.
--
Товарищ прапорщик, а вам-то, зачем это надо? - Все еще задыхаясь, спросил Игорь.
--
Чего надо, Басалаев? - Подмигнул ему вроде как не уставший прапор, совершенно спокойным голосом, хотя грудь у него, как и у всех, ходила ходуном.
--
Радиста отпустили, а сами за него все тащите? - Все еще задыхался от нехватки воздуха Игорь.
--
Радист выбыл из строя! Теперь, если мы лишимся связи, потери могут оказаться неизмеримо больше, поэтому нормальный командир бережет и рацию и радиста, мне это не удалось. Ты самый старший здесь, вроде как с образованием, поэтому и понимать должен больше. За речкой все не так. - Кивнул Клуцко в сторону восходящего солнца, где по расчетам прапора за рекой Пяндж и находился Афганистан.
--
Вот и все так говорят, стоило ли нас тогда так дрючить?
--
Это все ерунда, цветочки, ягодки там пожнете и будете счастливы, что некоторое время провели здесь! - Встал прапор и объявил. - Подъем! Боевое охранение наверх! Бери Басалаев Митюхина, и через четыре минуты, чтобы были на гребне!
--
Ну почему все время мы? - Возмутился Игорь.
--
Вас позже всех доставили и к горам вы еще не привыкли! - Отрезал Клуцко. - Будете бегать, до тех пор, пока в норматив не уложитесь, а остальные будут отдыхать!
Они уложились в норматив, но если все, внизу бежали по тропе, то они должны были успевать и без этого. Внезапно внизу раздался взрыв и повалил дым. Игорь с Иваном спустились вниз.
--
Вы чего здесь? - Рявкнул на них прапор.
--
Так это... - растерялся Игорь и показал на тающий дымок.
--
Вы нарушили приказ, бросили боевой пост из-за вас на нас может напасть противник и уничтожить всех, а не только Ергенова и Шихова.
Игорь посмотрел на лежащих бойцов. Ергенов, как и положено убитому лежал, сложив руки на животе и закрыв глаза. Здоровенный Шихов просто же сидел на камне, пытаясь отдышаться.
--
Чему я вас учил, уроды! - Начал с вечно своей первой фразы прапор.
--
Когда бежишь, смотреть не только по сторонам, а в первую очередь под ноги по маршруту движения. - Ответил Солдаткин, который старался оправдать свою военную фамилию.
--
А ты куда смотрел? - Недобро спросил его Клуцко.
--
Так не я же на взрывпакет наступил, а они! - Показал Солдаткин на Ергенова с Шиховым.
--
Ты балда, заметив странное, непонятное, должен был остановиться и подать сигнал остальным! - Рявкнул прапор. - Это по твоей вине твои товарищи погибли.
--
Пусть спасибо скажут! - Обиделся Солдаткин. - Счас в лагерь пойдут!
--
Взвод становись! - Приказал Клуцко.
--
За невнимательность во время движения, рядовому Солдаткину объявляется три вечерних марша в гору в противогазе. А пока он займется выносом своего погибшего товарища. Кладешь Ергенова на плечи и тащишь!
--
Да я... - Начал было что-то говорить Солдаткин.
--
Молчать урод! Пять маршей! - Прапор нашел взглядом Басалаева с Митюхиным. - За самовольное оставление боевого охранения рядовые Басалаев и Митюхин вместо ужина десять маршей. А сейчас берут Шихова и несут раненого товарища.
--
Да мы его не поднимем! - Пробормотал Митюхин.
--
Куда вы денетесь! - Заулыбался довольный Шихов. - Во мне всего центнер!
--
Я туркмен, а не таджик! - Гордо сообщил Ергенов.
--
А мне-то, какая хуй разница, все равно полный мешок гавна! - Пытался раззадорить туркмена Солдаткин, рассчитывая, что Ергенов обидится и уйдет.
--
Сам гавна! - Сказал, вставая Ергенов. - Иди ослик ко мне!
В лагерь они вернулись только к обеду, когда остальные шесть взводов тянулись к кухням. Увидев запыленных и безнадежно выдохшихся коллег они их радостно стали подбадривать, взводу предстояло пройти стрельбу.
--
Прапор, садист в натуре! - Пытался выплюнуть высохшую прямо во рту слюну Шихов. - Все люди как люди и только нас по полной программе дрючат!
Шихов не долго радовался переноске, после того, как его пару раз уронили, предпочел бежать, как и все. Правда, он воспользовался правом как бы раненого и его автомат, по очереди тащили Басалаев с Митюхиным.
На стрельбище собрались все свободные от нарядов и прочих обязанностей люди. Офицеры и солдаты стояли отдельными кучками.
--
Взвод... - громко и протяжно начал Клуцко, все, даже зрители, замерли в ожидании очередного прикола прапора - ... газы!
Клуцко первым надел противогаз и тщательно проверил, как это сделали другие. У Щиварнадзе трубка оказалась отсоединена от фильтра. Так обычно делали все, чтобы дышать было легче, но сейчас это делать никто не рискнул, кроме него. Он и попался.
Тоже мне горец, называется! - Чтобы говорить прапор снял противогаз. - Что цуцики, подвел вас орел? Ладно, Щиварнадзе, ты гневные молнии в меня не бросай, стекла запотеют. Идешь к той скале и, не снимая противогаза, стреляешь вон в те камни, там буду я, попадешь, я тебя орденом награжу. Кстати, это касается всех, как только у тебя будет пауза в пальбе, я стреляю, если попадаю с тебя бочка вина.
--
Это почему? - В гневе сорвал противогаз Щиварнадзе. - Давай настоящий дуэль!
--
Ты же мечтал меня подстрелить, я тебе даю шанс! Не благодари! - Отвернулся от него Клуцко.
--
Я не про это! - Почти что вплотную к прапору подошел разгневанный грузин. - Вино за что?
--
На войну не попадешь. Твой папа обещал! - Щиварнадзе бросился на Клуцко, но тот как-то по-особому вывернулся и грузин схватил пустое место.