Обычно, в таких случаях, пишут обращения к потомкам, но у меня нет прямых потомков и, теперь уверен, и у великой империи ромеев наследников нет.
Третьему Риму - не бывать.
Все хроники сгорят в пожарищах, а те, кто сможет выжить, будут рабами турок или сами станут турками. У них не будет желания вспоминать о том, что было. Ведь нынешние турки, это, прежде всего, бывшие византийцы! Как таковых, турок очень мало, а удерживают огромные территории. И все эти земли - бывшие ромейские!
Поэтому я обращаюсь к тем, кто увидит мои наспех написанные и сумбурные записи. И даже в этом я не уверен. Уверен в другом. Завтра город Константина падет. Но просто так я умирать не хочу. То, что я завтра умру, в этом не сомневаюсь, но об этом не жалею. Я уже стар, но пусть другие, кому повезет, и прочтет мои записи, сделают выводы и не повторят наши ошибки. Ошибки не самой империи, не народов ее населявших, а властей, считавших, что это они империя, что, это они народ, и на протяжении времени, шаг за шагом уничтожавших великое наследие великих предков.
Я, Исидор, апоэпарх, бывший асикрит Багрянородного Константина ХI Палеолога. Асикритом я стал при возвращении из Европы императора Мануила Второго, который за дюжину лет почти что освободил Грецию от турок. Пережил вместе с ним две осады Константинополя. Во время второй осады турки впервые применили пушки, а великого воина и императора Мануила разбил паралич. Фактически императором стал Иоанн VIII. Когда и он умер я стал асикритом Константина.
Я прожил долгую жизнь и, если бы не дрожь пальцев, да зрение, не позволяющее разглядывать написанные буквы, я бы до сих пор писал бы указы и эдикты Багрянородного. Особенности моего зрения таковы что, не видя мелких деталей под носом, я хорошо их различаю вдали.
Исидором меня назвали в честь Исидора из Милета - строителя Великой церкви. За пределами города его кличут храмом святой Софии. И я тоже должен был идти по этой стезе, но изучал не столько строительство храмов, сколько крепостных стен и башен. Мануил, развернув чертежи по ремонту стен, залюбовался моим красивым почерком. С тех пор я стал его личным секретарем.
Даже эти записи я вести не в состоянии и начертанием знаков занимается мой внучатый племянник Афанасий, названный так моей сестрой Прокопией в честь основателя лавры на горе Афон. Хотя дочь Прокопии и мать Афанасия настаивала на имени Анфимий, тоже одного из строителей Великой церкви. Отцом юноши был протопала Влахернского дворца. Невысокий церковный чин, но он руководил всем дворцовым клиром. Потом стал саккеларием - хранителем казны Влахернского храма, когда в казне ничего уже не стало. В чем его и обвинили. Он исчез, поговаривали, что в подземельях тайного секрета. Этого, достоверно, никто не знает, но быть грамотным, а особенно обладать красивым почерком еще никому не помешало, иногда даже помогало. Говорят и дочь Прокопии - моя племянница, тоже сгинула вместе с этим саккеларием. Ох, и шельмец же был папаша Афанасия. А не помогло! Вот так внучка оставили на бабку. Она, сначала его избаловала, а потом попросила меня из него сделать человека.
Воспитывать надо смолоду! Я только смог его научить языкам, красивому почерку, да бухту переплывать. Сражаться на саблях его учил бывший пленный янычар - Азиз-фракиец. Азиза еще в детстве отобрали у матери-христианки и сделали из него воина султана. Во время второй осады он первый взобрался на стену, но был мною ранен и пленен. С тех пор он всегда при мне. Вот и сейчас он стоит в экседре, чтобы никто не смог нам помешать сделать эти записи.
Афанасий высокий молодой юноша, ведущий образ жизни не соответствующий тому, в честь которого его назвали. Прокопию это очень печалит. Повеса, каких мало, из-за этого ставший уличным бойцом, сдружившийся с Антонио сыном генуэзского купца Конти, в деле которого я имею весомый коммерческий интерес. Всю Галату, где жили преимущественно католики, они своими выходками ставили на уши. Что поделаешь, у молодых кровь кипит, а у нас, стариков - леденеет.
Я долго думал на чем совершить эти записи. На арабской бумаге? Бумагу хранить неудобно: может сгореть, размокнуть, ее могут порвать или отобрать и она может потеряться.
Погрузившись в задумчивость, я от немощности заснул, голова моя опустилась, а когда проснулся, первым делом увидел грязный иматий, который я не снимал с начала осады.
И меня осенило. Во время путешествий и во время осад города я всегда надевал шелковую сорочку, стоившей мне целого состояния. Но она стоила того: и во время освободительных походов Иоанна и, особенно, во время чумы. Удивительное свойство этой ткани - не заводятся насекомые, которые так обильно плодятся от грязи. Многие люди расчесывали их укусы и умирали.
Поистине удивительная эта страна Сиань или Чунь или Мин. У нее много названий. Один купец сказал мне по секрету, что шелк делают из паутины. Вот почему насекомые обходят шелк стороной. Пауков боятся! Поистине великим мастером надо быть, о господи, чтобы сначала собрать паутину, потом распутать ее и сплести в кусок материи. Вот почему она такая дорогая!
В эту осаду я специально не надел сорочку. Молодому Афанасию, она, возможно, спасет жизнь. Если я просто подарю ему, он, по молодости, не поняв ее ценности, может прошляпить, а, написав на ней, он будет хранить ее как документ эпохи! Афанасий усмехнулся, когда я это продиктовал.
Для краткости я, теперь, опускаю многие титулы, иначе мое послание превратится в титульную книгу империи. Я, конечно не Анна-писательница, дочь первого Алексея Комнина. Я привык писать канцелярским языком.
Империя была сильна и развивалась, когда в управлении государством принимали все свободные люди. Императоры избирались представителями государства - сенатом, армией и народом. Эти традиции пришли из первого Рима со времен Цезаря. Но обычай этот еще древнее: от первых римских вождей, которые, в свое время, переняли его от ныне исчезнувших этрусков. Поэтому первый Рим стал империей половины мира, а Византия всего лишь половиной того Рима.
Хитрый и пронырливый, низкорослый Володект - первоначально логофет дрома, а после логофет секретов, чтобы удержаться у власти, кого подкупом, а кого шантажом, заменил сенат, во главе армии, поставил своего подчиненного Иоанна - выходца из тайного секрета, комита и протоспафария турмархом и экзархом всех войск ромеев, присвоив звания и титулы доместика и друнгария флота. Населению, чтобы оно радовалось, показывал бесплатные спектакли и ристалища, даже раздавал хлеб птохам.
Потом начал назначать эпархов, протевонов, протополитов, из них составлять проэдры, которые управляли жизнью полисов. А до него этих почтенных граждан выбирали сами жители. С тех пор так и повелось.
Древо власти пронизывало не только все государство ромеев, но и жизнь каждого человека. Без разрешения чиновника нельзя было сделать и шагу: открыть дело, построить дом, купить землю, жениться, стать попом! Эти, назначенные, люди стали работать на себя, а не на государство или полис.
Великая централизация, когда все, чуть ли не самое малое, стало решаться в столице, а решать стал не закон, а мнение чиновника, замедлила жизнь и стала еще сильнее опустошать кошельки граждан. Если не знаешь, когда дойдет твой вопрос, кто и когда его будет рассматривать, когда он вернется обратно, да еще неизвестно с каким результатом, поневоле заставляли кропить дорогу своим бумагам звонкой монетой.
Могу покаяться: и я грешен, для того чтобы вписать в наградной лист того или иного или, наоборот, вдруг забыть ту или иную фамилию. Ведь симмнамоны -- выборные должностные лица, ведавшие устройством общественных празднеств, награждением граждан полиса, отвечавшие за изготовление декретов, постановлений Совета и Народного собрания были отменены давным-давно. Эти небольшие пожертвования позволили мне не только купить шелковую сорочку и дом на Месе, но и дома в Генуе и в Неаполе. Любой чиновник понимал, что империя сжавшаяся до размеров одного города, долго не протянет. А мне-то сам бог велел! Запад обменяет нас на собственное спокойствие, лишь бы турки ему не досаждали. Ведь отряды крестоносцев под Варной разбиты. Венеция, за бесценок скупает наши города. Лишь бы туркам не достались, да и на войну надо много денег. Есть подозрения, что дожи сношаются с диваном визиря. Но это обманчиво, сами турки не остановятся, пока их не остановят, как это сделал Тимур, разбив султана Баязеда, как раз осаждавшего Константинополь. Это дало нам передышку в пятьдесят один год, но на власть Мехмеда II Фатиха, ни изнутри, ни снаружи сейчас никто не покушается. Взять город можно только решительным приступом. Длительные осады наносили больше урон самим осаждавшим, чем нам. Но сейчас все изменилось. Сил не так уж и много. Галата объявила нейтралитет, хотя на стенах очень много католиков. Но им надо платить. Константин уже из церковной утвари начеканил монет. Надолго ли это хватит?
Опять я увлекся текущими событиями.
Так отчего же великая империя ромеев постепенно исчезала как кусок сыра съедавшей его мышью? Что турки были так сильны? Их было так много? У них были отличные стратеги? Лучшее вооружение? В том-то и дело что нет. Всем этим гордилась империя, но у нее ничего не получалось. Целые фемы переходили к врагам без боя. Почему? Почему население, местная элита, войска, ополчение считали, что лучше быть под иноплеменными иноверцами, чем под собственной центральной властью?
Церковные привилегии и льготы, концентрация земель, богатства и политического влияния сосредоточилось в руках немногих. Богатым, стало возможно быть, только имея власть. И через власть. Если нет власти - лишишься любого богатства. Таких людей назвали олигархами. То есть, те люди, которые, используя власть, грабят не только государство, не только друг друга, но, и в первую очередь, каждого живущего в государстве. Сенат перестал быть даже совещательным органом, но за это сенаторы получили возможность занимать государственные должности!
Центром империи стал большой императорский дворец. Император, как было ранее, стал не только верховным главнокомандующим и высшим гражданским правителем империи, но и законодателем и высшей судебной инстанцией. В качестве совещательного органа при нем сделали консисторий - государственный совет. Иногородние купцы не могли (так же, как и иностранные) пребывать в Константинополе более 3 месяцев.
Историк Ливаний писал, что мелкие города становились сельскохозяйственными поселениями - только выращивая пропитание, можно было как-то прожить. Рухнули городское благоустройство, общественное водоснабжение, исчезли общественные бани, не организовывались зрелища, ветшали и не восстанавливались общественные постройки.
Человек или сражается за собственную свободу и волю самостоятельно принимать решения или за какие-то материальные ценности. Но, если, сначала отобрали право выбирать достойных людей, а не тех, кого навязывали из центра, потом выражать свое мнение, потом распоряжаться своей собственностью, а в конце и справедливый суд!
Стратиотам перестали выплачивать опсоний и сатиресий за участие в военных сборах и походах. Хартуларии и мерархи вместо сборов стали использовать стратиотов на своих земельных участках и строительстве дворцов. Тех, кто отказывался и требовал справедливости, калечили и даже убивали.
А Александр сын хартулария Сергия? Это случилось недавно на глазах всего народа. Александр на ипподроме катался на заморской коляске, запряженной четверкой быстроногих коней и, решил ими и своей удалью похвастаться на центральной улице города - Месе. Почтенная матрона Борисия как обычно переходила дорогу и была видна издали, но Александр даже не подумал придержать колесницу. Под копытами коней она сразу умерла, ее зять бросился ей на помощь и хотел привести Александра в суд, но схолы, подчинявшиеся отцу Александра - Сергию, схватили зятя Борисии.
Суд все равно был. Зятя обвинили в том, что он покалечил отпрыска видного военачальника, и был даже представлен синяк на ягодице, хотя множество людей видели, что схоларии появились очень быстро, и зять успел только призвать свидетелей. Но суд их даже слушать не стал. А саму умершую Борисию обвинили в том, что это она специально бросилась под копыта с желанием нанести урон коням и поломать заграничную штуковину. Зятя бросили в темницу, а семье Борисии присудили выплату в пользу Александра, за покалеченные копыта коней! И это в то время, когда сыновья Борисии погибали на стенах Ахелона! А ведь все знают, что по Месе конным можно передвигаться только шагом и впереди должен бежать человек, предупреждающий о коннике или повозке.
Опять я о нынешнем.
Но ведь нынешнее это росток на корнях прошлого!
Понятно, что все ринулись в окостенивающее древо власти. Начали скупать должности, не только себе, но и детям и внукам. Угодливость, а значит, мздоимство, хуже древоточцев разъедали ствол, корни и ветви власти. Поэтому власть прибирали самые незаметные, но наиболее приближенные к телам властителей и их жен - евнухи. Их ставили управлять гименеями, домами, поместьями, казной, ведь казалось: им ничего не надо...
Властители не понимали, что самое сладкое это не еда и питье, не женщина, а власть. Сначала власть денег на еду, питье, женщин, а потом и власть политическая. Хотя они сами к этому тоже стремились изо всех сил, но то, что и евнухи и халдеи, простые воины, и даже рабы хотят того же самого, им в голову не приходило!
Как писал Лев Диакон народ должен быть пассивен, его долг подчиняться императорской власти. Тогда это народ, но если люди не подчиняются, и идут против господствующих слоев, то это мерзкая чернь!
Умных, честных, умелых такая власть не просто отвергала, но и уничтожала. Все это видели, поэтому и сражаться за такой разврат, шедший с вершины дерева власти, желающих было мало. Церковь же сама стала не только властью, а огромным поместьем и хорошо налаженной коммерцией! И ничто человеческое иерархам было не чуждо!
Заповеди и законы для черни. Сколько несчастных послушников прошло через, даже нельзя сказать, руки похотливых монахов! Не говорю о более высоких церковных кругах!
Не осталось возможностей проявить себя, реализовать собственную гордыню, не иначе как только захватить власть. Каждый гордец, даже не из императорского дома, мог считать себя более достойным владеть страной, чем нынешний. Если и не страной, так властителем фемы - отдельной области. Начались войны за власть. Ничто не поселяет такой разброд в головах и производит такое опустошение, чем гражданская война.
Сильные народы отделились: Болгария, Сербия. И принялись воевать не только друг с другом, но и бывшей метрополией. Византия была вынуждена оставить Сербии все захваченные ей земли. Пока разбирались кто и где правит, совершенно не заметили, что турки уже в Европе. При этом как властители так и претенденты не стеснялись нанимать турок воевать друг против друга.
Добровольцев, желающих служить в армии, флоте не находилось. В схолы идти соглашались лишь те, кто из этого извлекал личную выгоду. Бесчинствовали хуже иноземцев. Банда, так назывался самый мелкий ромейский воинский или сторожевой отряд. Теперь так называют шайку разбойников. Империи пришлось нанимать на службу целые отряды иноземцев.
На заре прошлого века император Андроник нанял каталонцев во главе с Роджером де Флором, но те начали грабить, сначала азиатские владения, потом фракийские.
Сын Андроника Михаил, руками нанятых аланов убил Роджера де Флора. Каталонцы, соединившись с турками, захватили Каллиуполе и превратили ее в свое убежище. Армию Михаила они истребили под Апрами. Потом переправились в Грецию и захватили Афины. Турки начали делать набеги на Фракию, Михаил попытался захватить турецкую крепость на европейском берегу Геллеспонта, но был разбит турками.
Все перемешалось, все воевали со всеми одни из-за титулов, другие из-за добычи, а страдал всегда народ. Турки же принесли на захваченные территории стабильность и порядок, причем сохранялось имущество и вера. Церковь же вообще никаких податей не платила. Императоры же могли предложить только умереть за себя или воевать за них за деньги. Но даже за деньги находилось все меньше и меньше желающих. Ведь, кроме платы, победившим достается добыча, а если ты все время отступаешь?
Турки разбили и сербов и болгар и венграм досталось и крестоносцам. И омыли свои сапоги в водах Дуная. В конце прошлого века, я пережил и первую осаду, длившуюся восемь лет! И провел ее на крепостных стенах. Благодаря осаде, я многое понял в строительстве.
Когда Мануил вернулся из Европы и взял меня своим асикритом, я, в свою очередь, выдал замуж засидевшуюся в девках, Прокопию. А теперь она уже бабка и правнуков не дождется.
Два месяца назад в начале апреля Константинополь был окружен не только турками, но и болгарами и сербами и греками, которые пришли вместе с ними. Но за целых три недели ничего они сделать не смогли. Обстрел шел днями и ночами. Они обрушили романовскую башню, но в пролом войти не смогли. Не без моей помощи мы его укрепили. А наш флот разбил их. Это был апофеоз, но и последняя победа. Трехсоттысячная армия турок разместившись на узком перешейке у моря, не столько воевала, сколько мешала друг другу. Нас было в шестьдесят раз меньше. Мы могли быть годами в осаде и ведь были когда-то. Поэтому только штурм мог спасти турок. Они и штурмовали в основном опять через ворота святого Романа, делали подкопы, даже посуху перетащили флот в бухту. Не могли прорвать цепи через Золотой Рог.
Султан предлагал разойтись миром. Сдать столицу, забрать богатства и поселиться где угодно. И эти земли турки никогда не тронут. Константин отказался. Он все свои богатства истратил на оборону. Константин - истинный Палеолог и будет сражаться до конца: своей смерти, смерти, города его имени, смерти империи, смерти народа... Как символично: город начался с Константина, Константином и закончился.
Сегодня, на исходе мая, перед сумерками, я смотрел на бухту и думал что Афанасий смелый мальчик, погибнет попусту и род зачахнет наш. Но как его спасти? В Галату переправить к Конти? Да, бухту он переплывет, но не захочет.
Далее писано шифром, который смогли прочитать только, почти пятьсот лет спустя, шифровальщики вермахта, думая, что это послание английского агента о положении дуче Муссолини в собственной Италии. Перевод с немецкого.
Теперь Афанасий не понимает, что он пишет. Я говорю ему побуквенно. С башни я увидел императорский дромон, который готовили к отплытию, грузили припасы, проверяли весла и паруса. Хотя стемнело, но это было буквально в двух шагах от турецкой плавучей батареи! Я по плащу, походке, властным жестам узнал, кто там распоряжался. Начальник тайной стражи зловещий Феодосий. Потом, завернутый в мешковину, пронесли ключ от цепей. Отпирать цепи будут у правой фруры. Я спустился со стены. Кентарх Феодосия - Максим ходил по темным улицам рыбацкого квартала и отбирал крепких молодых парней умеющих веслами работать. При этом он разговаривал не с ними, а их родителями.
Я подслушал разговор. На старика в грязном иматие внимания не обратили. Он сообщил, что идет посланцем к папе и будет шанс спасти и их детей. Бедные люди отдавали последние фоллы, колечки, серьги. Без разрешения турок в проливы из залива не выйдешь.
Пошлю и я Афанасия. Евлогия влахернская. Омофор девы Марии. Кусок ее накидки был спасен из пожара, случившегося двадцать лет назад. И спас его никто иной, как отец Афанасия. Тогда-то он и пришел ко мне думая, что-то получить. Но предложенная стандартная награда, его не вдохновила. Зато дочь Прокопии сразила. И богомольная сестра сменяла дочь на кусок обгорелой ткани. Такие куски тысячами продавались во многих храмах христианского мира. Пройдоха Христофор, но он мне нравился. Поэтому его и Феодору-племянницу я переправил в Неаполь в свой дом и под чужими именами. Хотелось в Геную, но там их знали слишком хорошо. Вот, что значит проявлять рвение по службе! Увидел как на подпись патриарху, у которого я был в приемной с посланием императора, принесли на подпись указ об аресте Христофора. Я раньше патриарха успел прочитать, откланялся и успел спрятать их раньше, чем явилась стража.
Афанасий будет спасать реликвию христианства. Только поэтому он согласился покинуть город. Я сказал, что это именно и зашифровано в послании на рубашке. А обгорелый плат упрятан мною в плоскую золотую шкатулку и запаян. Кроме того, в шкатулке рекомендации императора и патриарха с их подлинными печатями, ну, подписи мне пришлось самому поставить. Но я к этому привык. Немало в последний момент приходилось переписывать указов. Завещание написано давно и лежит у нотария в Палермо. Старался я в одном месте ничего не держать. Ключ от кандалов, в виде креста я повесил на шею Афанасию. Азиз знает о нем. Он припас две сабли из дамасской стали, такой, что клинки можно было вокруг талии обернуть и два трехгранных толедских клинка.
Мой план таков: Афанасий наденет мою рубаху, сверху грязную холстину. Поэтому холстина от исписанного шелка не очень будет отличаться. С Азизом они проберутся на императорский дромон и прикуют себя к правому заднему веслу. Грести они не умеют. Но будут видеть как гребут остальные, чтобы быть соразмерными умелым.
На корме находится и руль и комнаты начальства. Поэтому, чтобы на себя внимания не обращать, им необходимо быть у тех под самым носом. Ведь все будут смотреть вперед! Там же можно будет спрятать сабли, шкатулку, а в весла или скамьи воткнуть трехгранные клинки. Хотя они короткие - с мизинец, но панцирь пробивают. Я не сомневаюсь, если гребцов Феодосий в рабство не продаст, то это сделает Максим. Поэтому бежать им надо, как только в первый христианский порт войдут. Азиз заветное слово знает и любой генуэзец, доставит, куда попросят. Вот и все. Им пора в дорогу.
Я видел как Феодосий не запер калитку в стене у Керкопорта. Через эту калитку Афанасий и Азиз пройдут к бухте и сядут на корабль. Светает.
Я сделаю помост, упру его в дверцу, наложу камней, в руках у меня будет пика. Махать клинком мне не под силу, а пикой несколько раз ткнуть успею, пока камни будут падать на протискивающихся в двери. Мои ноги отказали, как только я присел. Теперь мне придется ползать, чтобы собрать эти булыжники. Я специально об этом не сказал Афанасию и Азизу, боюсь, что останутся со мной.
И совет последний: не прячьтесь толпами и в храмах, здесь бог не помощник!
Исидор. Писано китайскими чернилами, названные тушью. Двадцать девятого мая, уже утро.
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ МЕМУАРЫ (франц. memoires - воспоминания), разновидность документальной литературы, литературное повествование участника общественной, литературной, художественной жизни о событиях и людях, современником которых он был. Ср. автобиография.
Средневековые мемуары отличаются от более поздних тем, что описываются большие события через призму мелких, но в которых лично участвовали. В те времена жизнь была коротка и погибнуть можно было от каждой мелочи, поэтому тогда люди и уделяли такое внимание мелочам. Для них это была не мелочь, а вопрос жизни и смерти. Информации, как таковой, в нашем понимании, не было. Люди довольствовались слухами, преданиями или официальными, но все равно устными заявлениями. И только немногие, которые имели доступ к записям, знали немногим больше обывателя. Образование, не в смысле грамотности, был удел немногих. К таким и принадлежал Исидор.