Холодный ум в томленье изнемог,
Душа потрачена на малое мытарство.
И им в замену - пол и потолок,
Стена, окно, натопленное царство.
Поездка в дальний порт Владивосток.
И женщины смиреннейшей бунтарство.
 
Я по окну ладонью проведу
И растоплю узора совершенство,
И погрущу, что лебедь на пруду,
Замерзнув, сохраняет совершенство.
Я речь тебе об этом поведу,
Что мертвый лебедь - тоже совершенство.

Я в нем найду достоинств новых тьму -
Сверканье инея и замутненность глаза.
И скатится слеза по мертвому уму.
Неловкий жест - и разобьется ваза.
Что скажет эта сердцу твоему 
Нелепая расколотая фраза?

Я соберу осколки на столе
И что-нибудь усердно к ночи склею.
Я жив еще и молод на земле,
И ничего, как должно, не умею,
Что может тварь с рожденья на земле.

Смотри, узор, в нем - инея перо,
Клей затемнил изъяна половину.
Да, действие мое, как истина, старо,
Избравших золотую середину.
Еще бежит тяжелое перо,
Изношенное мной наполовину.

Вот в печке уголь синий газ струит.
Так после смерти слово ядовито.
Вот зеркало торжественно стоит,
Хотя оно войной еще разбито,
И в нем приятель мой сидит и говорит,
Убитый сам собой, - надменно и сердито:

- Ты зря живешь, твой ум не изнемог,
Ты, мальчик, никогда не знал его названья.
Слепая музыка надтреснула висок,
И вышли вон желанье и призванье.
Убив в себе любовь, ты этой смертью впрок
Обезопасил веру и страданье...
 
Остыла печка, уголь изнемог,
И дом остыл. Пруд зеленью охвачен.
И телефона тоненький звонок
Так в этот час удобен и удачен.
Мне в ухо всунет детский голосок:
"Вставай, отец, твой долг уже заплачен..."