- В чём дело, доктор? Что за срочность? Ей стало хуже? - слышу шквал вопросов от Алёны.
- Нет, напротив. На лицо все признаки выхода из комы. Это может случиться в любой момент, и я бы хотел, чтобы Вы присутствовали при этом, - поясняет мой лечащий врач, надо полагать.
- Что я должна делать? - спрашивает Алёна, готовая к действию.
- Это очень сложный и долгий процесс. В первые часы после выхода из комы пациенты не могут себя контролировать. Они впадают в панику, становятся очень раздражительными и способны навредить себе. Я подумал, что близкий человек поможет внести ясность в её мысли, чтобы она немного утихомирилась.
Так вот, что меня ожидает. Звучит устрашающе. Чувствую нотки страха. Я так много пропустила. Сколько я пробыла в таком состоянии? По ощущениям кажется, что не меньше полугода. Но умом я понимаю, что это невозможно. Хотя, я уже не знаю, что возможно, а что нет. Что, если я очнусь в совершенно другом мире: незнакомом и чужом. Меня это очень пугает. Я боюсь представить, что происходит в жизни Марка без меня. Сколько продлилось наше расставание? По мне, чрезмерно долго. Печаль по этому поводу давит на меня, словно многотонный пресс. Я должна первым дело узнать о нём всё, что смогу. Я должна убедиться, что с ним всё в порядке. Слабый голосок выдвигает предположение, что отношение Марка ко мне могло измениться. Что, если Алиса воплотила свой план в жизнь? Как говорится: с глаз долой из сердца вон. Зная Алису, она будет очень навязчивой и непреклонной в своём желании вернуть Марка. Настолько, что готова на убийство. Чёрт! Как же я её ненавижу! Она отняла у меня моё время. Время, которое я могла бы провести с Марком. Она зашла слишком далеко. Я ощущаю неконтролируемое желание вцепиться пальцами в её волосы и выбить из неё всю дурь. Кем она себя возомнила? Господом Богом, что решает, кому жить, а кому умереть? Чёртова истеричка! Я готова...что это? Что-то очень яркое. Я и раньше видела, как отступает моя тьма, но это что-то другое. Яркий белый свет, от которого болят глаза. Несмотря на это пытаюсь всматриваться в него, чтобы понять, в чём дело. Не могу сказать с уверенностью, но, похоже, я вижу какие-то силуэты. Чувствую, как в области солнечного сплетения появляется тугой узел. Я что, умираю? Вот так?! Не увидев Марка на прощание. Не сказав ему ни слова. Нет! Я не хочу! Я не могу! Этот свет будто вытягивает меня из моей привычной пустоты. Эта неведомая сила очень велика. Я не могу противиться ей. Но я должна! Ничего не слышу. Приближается нарастающий шум. Очень звонкий. Я буквально чувствую, как вибрируют барабанные перепонки в моих ушах. Очень больно. Пытаюсь накрыть уши ладонями, но не могу. Я всё ещё обездвижена. Так громко, что, думаю, уши вот-вот начнут кровоточить. Ааа! Этот звук. Я его узнаю. Уже слышала. Металлический звук. Это авария. Слышу, как срабатывают тормоза, бьются стёкла и хрустят кости. Не может быть! Я снова это переживаю?! Почему? Я не выдержу этого. Вдруг приходит понимание того, что вся эта кома могла быть выдумкой моего мозга. Что, если ничего этого не было. Что, если я сейчас лежу на мокром холодном асфальте под завесой ливня, истекая кровью? Нет! Нет! Так не должно быть! Я не могу вот так умереть! Марк! Помоги мне! Помоги, я прошу тебя! Умоляю!
- Помогите! Кто-нибудь! Ааа!
Ощущаю, как сотрясается всё моё тело в конвульсиях. Я вся пылаю. Не могу дышать. Тошнота вновь накрывает меня. Я чувствую влагу. Что это, кровь? Нет! Что-то пищит. Очень громко и быстро.
- Успокоительного! Быстро! Она приходи в себя!
Мужской голос. Знакомый, но не тот, который я жажду услышать.
- Марк, где же ты? Я люблю тебя...
Моё тело обмякает. Не могу шевелиться. Всё покрывается белой дымкой, спокойной, не раздражающей мои глаза. Чувствую, как постепенно сердечный ритм и дыхание приходят в норму. Смотрю по сторонам, пока не натыкаюсь на чьё-то лицо. Оно размазано, будто я смотрю на него через залитое дождём стекло. Но я узнаю его. Алёна.
- Ты молодец, Крис, - хвалит она меня. Я вижу боль на её лице. И чувствую тепло на своей щеке. Что это? Она прикасается ко мне? Я очнулась? Я всё-таки в больнице? Ответь же мне! - Теперь всё будет хорошо. Пока поспи. Я буду рядом, - говорит подруга сдавленным голосом, и я ощущаю, как тепло, зародившееся на моей щеке, растекается по всему телу. Я очень устала. Пожалуй, соглашусь с подругой. Мне нужен сон, чтобы восстановить искалеченное сознание. Но я обязательно вернусь.
Когда приходит время, я резко просыпаюсь. Выныриваю из пустоты и попадаю в комнату с приглушённым освещением. Это хорошо, поскольку свет меня пугает. Первое, что я вижу, потолочную плитку. Она белая, но как-то странно пляшет перед глазами. Смаргиваю сонную дымку и концентрирую взгляд. Плитка больше не пляшет, но будто раздваивается. Пытаюсь утихомирить зарождающуюся панику. Я во всём разберусь. Только не надо истерик. Делаю маленькие вдохи и выдохи, чтобы успокоить пульс. Шевелю пальцами и безмерно радуюсь тому, что ощущаю ими ткань. Сжимаю пальцы и расслабляю их, чтобы понять, насколько хорошо они мне подчиняются. Кажется, всё в порядке. Хочу поднять руки, но не могу. Будто что-то удерживает их. В этот раз не могу контролировать панику. В чём дело? Сжимаю руки в кулаки и дёргаю ими, что есть силы, пока не ощущаю тепло на левой руке. Осторожно опускаю подбородок и наклоняю голову, чтобы увидеть, что происходит. Тут же сталкиваюсь с непонимающим и напуганным взглядом Алёны.
- Кристина, - выдыхает она, - Ты меня видишь? Это я, Алёна, твоя подруга.
Я вижу, как она держит мою руку в своей. Рискну предположить, что она задремала, сидя у моей кровати, а движение с моей стороны разбудило её.
Когда я поднимаю взгляд с наших сцепленных рук к лицу подруги, вижу, как она плачет. Точно, я же ничего ей не ответила. Похоже, она думает, что теперь я никчёмная калека. Пытаюсь улыбнуться, но будто забыла, как это делать. Во рту всё пересохло вплоть до образования трещин на губах и языке. Поэтому не могу вымолвить ни слова. Издаю кряхтения, как старая разбитая телега. Шевелю языком в поисках влаги, но тщетно. Что мне делать? Собираю всю свою волю в кулак и очень грубо сиплю:
- Воды.
Алёна сводит брови к переносице, пытаясь разобрать смысл. Прикрываю глаза, желая успокоиться. Самое страшное позади. Медленно выдыхаю, пока лёгкие не очистятся полностью, и тут ощущаю резкий укол боли в рёбрах. Моё дыхание сбивается, и я резко раскрываю глаза. Это ещё что? Так, надо быстрее учиться разговаривать. Окидываю комнату взглядом, пока не натыкаюсь на графин с водой. Делаю бесполезную попытку сглотнуть. Алёна это замечает и, наконец, понимает, что я хочу.
Когда я вижу, как льётся вода из графина в стакан, слышу её звук, готова умереть от счастья. Боже, как же я соскучилась по жизни. Алёна кидает в стакан трубочку и подносит её к моим губам. Думаю, у меня на лице было написано желание опрокинуть этот стакан одним махом, поэтому Алёна меня предостерегает:
- Пара глотков, Крис. Врач сказал, что тебе нельзя много жидкости.
Я смотрю на подругу убийственным взглядом, от чего она невольно хмыкает.
- Я так скучала по тебе, - признаётся она и проводит ладонью по моей щеке. Это так замечательно: чувствовать прикосновение живого человека, а не леденящей пустоты, что я не могу сдержать слёз, медленно скользящим по моим щекам. Алёна тоже плачет, от чего её глаза искрятся, чаруя мой взор. Теперь я замечаю каждую мелочь, будто пытаюсь впитать всё это в себя, пытаюсь заполнить пробелы, образовавшиеся после комы.
Подруга медленно отводит стакан от моего лица, а я, протестуя, тянусь за ним до тех пор, пока вновь не ощущаю резкий укол боли в рёбрах. Тут же выпускаю трубочку, чтобы, наконец, заговорить:
- Мне больно, - сообщаю я, указывая взглядом вниз. Алёна ставит стакан на тумбочку и возвращается на свой стул.
- Врачи дают тебе обезболивающие лекарства, но не много, поэтому ты чувствуешь боль, - поясняет подруга, поджимая губы. Я ощущаю поток вопросов, желающих сорваться с моих губ одновременно, поэтому пытаюсь их сдержать, прочищая горло.
- Насколько всё плохо? - уточняю я, борясь с картинками, всплывающими в моей голове: я на инвалидной коляске; я с баллончиком кислорода - моим постоянным спутником; я, прикованная к постели. Алёна качает головой:
- Самое страшно позади. Мы боялись, что ты не сможешь вернуться к нам. Теперь всё будет хорошо. Пока ты находилась в коме, врачи колдовали над тобой. Пытались ускорить процесс выздоравливания. Спокойствие отчасти пошло тебе на пользу. Сломанные рёбра начали срастаться. Синяки и порезы сходят на нет, - рассказывает подруга. Я вспоминаю хруст костей. Так это было мои рёбра.
- Значит, - хочу я произнести сложное предложение, но понимаю, что это пока выше моих сил, поэтому делаю паузу, - Сломанные рёбра, ушиб мозга и синяки?
Алёна кивает:
- К счастью, или, к сожалению, да.
Она растягивает губы в прямой улыбке и вновь прикасается к моей щеке. Я хочу вскинуть свою руку и накрыть её ладонь, но опять сталкиваюсь с сопротивлением. Опускаю взгляд вниз.
- Почему я не могу шевелиться? - с опаской спрашиваю я, думая, что подруга что-то утаивает от меня.
- Это ремни, - отвечает она и отводит в сторону ткань, закрывающую мои запястья. Действительно, теперь я ощущаю, как они впиваются в мою кожу. Я вопросительно смотрю на подругу. - Это для твоей безопасности. Когда ты впервые очнулась, ты была вне себя. Врачи боялись, что ты можешь навредить себе.
Да, я начала смутно вспоминать тот момент моей агонии.
- И долго я должна быть прикована? - уточняю я. Алёна вскидывает плечи.
- Я не знаю. Пойду за доктором, чтобы он осмотрел тебя. Ты можешь остаться одна? - уточняет подруга. Я на мгновение задумываюсь. Меня пугает эта мысль, если честно. Я боюсь, что, если подруга уйдёт из поля моей видимость, её место опять займет пустота. Но мне нужны ответы, поэтому я робко киваю головой. - Я мигом! - обещает Алёна и срывается с места.
Оставшись наедине с собой и своими страхами, я стараюсь занять свои мысли чем угодно, лишь бы мой мозг работал и даже не думал засыпать. Осматриваю палату. Довольно обычная, если не считать, что я в ней одна. Светлые тона в отделке и мебели. Цепляюсь взглядом за окно и вижу тьму. На мгновение дрожь пробивает моё тело. Кажется, что эта тьма наступает на меня, грозясь опять захватить в свои объятия. А я даже не могу пошевелиться. Я опять бессильна. Страх наступает со всех сторон, но резко исчезает, когда я слышу знакомый мужской голос:
- Кристина! Ты всё же вернулась к нам! - восклицает высокий статный мужчина в белом халате. У него широкая грудь, немного выступающая вперёд. Его короткие тёмные волосы подёрнуты сединой. А глаза не соответствуют его возрасту: искрятся озорными огоньками и имеют маленькие складочки в уголках.
Доктор наклоняется к моему лицу и проверяет мои зрачки на наличие реакции.
- Как ты себя чувствуешь? - уточняет он, когда снимает стетоскоп со своей шеи и пытается прослушать мои лёгкие. Я делаю несколько вдохов и выдохов, чтобы дать ему такую возможность, а потом отвечаю на вопрос:
- Сложно сказать. Думаю, неплохо. Но я лежу без движения. Когда резко вдыхаю или выдыхаю, то чувствую боль в рёбрах.
- Это нормально, - отзывается доктор, прощупывая мои руки и ноги, - Чувствуешь? - уточняет он, и я начинаю слишком быстро кивать, радуясь этому. Да, я чувствую. Я не калека. - Что ж, думаю, можно попробовать освободить тебя. Только, хочу сразу предупредить, что перепады настроения всё ещё возможны. Ты не должна оставаться без присмотра. Твои мышцы атрофированы. Им потребуется время для восстановления, поэтому будь снисходительна к своему телу.
Я сглатываю, затаив дыхание. Я должна знать, с чем имею дело. Должна проверить способности моего тела. Начинаю с того, что разрабатываю мышцы рук и ног, делая круговые движения. Всё это отдаётся в моих рёбрах, поэтому я крепко сжимаю челюсть.
- Давай попробуем сесть, - предлагает доктор, и протискивает свою ладонь под мою спину. Я ещё раз убеждаюсь в том, что резкие порывы мне противопоказаны. Желая быстрее принять сидячее положение, я вновь заставляю мои рёбра стонать, посылая по всему телу острый импульс боли. Корчусь от боли, но не бросаю попыток. Очень медленно приподнимаюсь, будто только осваиваю нужные навыки, как годовалый малыш. Чувствую, как ноют все мышцы и суставы, протестующие против движения. Они уже свыклись с тем, что я ими не пользуюсь. Будто сражаюсь с гражданской войной, бушующей внутри моего тела. Каждый орган восстал против меня, стараясь прекратить мои попытки оживить моё тело. Чёрта с два! В конце концов, я тут главная. И не видать им царского переворота.
Тяжело и долго выдыхаю, когда понимаю, что нахожусь в сидячем положении. Пусть пока не без поддержки доктора, но начало положено.
- Утром я пришлю к тебе специалиста по массажу. Она поможет твоему телу вернуть тонус, - обнадёживает меня доктор. - Потом нужно будет посещать тренажёрный зал. В общем, у нас ещё долгий путь, - подытоживает он, и я чувствую, как он легонько надавливает на моё плечо, желая вернуть меня в горизонтальное положение. Как бы я не противилась этому, я ощущаю усталость. Будто я совершила долгую пробежку или нечто подобное. Поэтому возвращаюсь к своей подушке.
- Я могу опять впасть в кому? - задаю я один из самых болезненных вопросов. Доктор на мгновение задумывается, и я начинаю беспокоиться, что мои опасения не беспочвенны.
- Думаю, нет, - всё же отвечает он, - Я, если честно, не понимаю, почему ты вообще в неё впала. При твоей тяжести ушиба головного мозга ты могла пробыть без сознания до семи часов, но никак не впасть в кому. Даже если бы и впала, то пробыла бы там не так долго.
Я всматриваюсь в его лицо и поджимаю губы, не желая рассказывать то, что знаю. Вновь ощущаю приступ ярости от того, что мои догадки были верны: Алиса отняла у меня драгоценное время.
- Тебе стало хуже? - интересуется доктор, подаваясь вперёд. Я спешу сменить выражение лица.
- Нет, всё нормально.
Боюсь задать следующий вопрос, но он выжигает меня изнутри.
- Сколько я была без сознания?
Доктор переглядывается с Алёной, а у меня внутри всё обрывается.
- Около семи дней, - наконец-то отвечает врач и настораживается. Что он ожидает? Что я впаду в истерику? Я не знаю, что чувствую. Семь дней - это много или нет? Марк. Несомненно, неделя разлуки с ним сродни вечности. Но меня волнует другое - что он успел натворить за это время?
- Алёна, сколько времени ушло на освобождение Марка? - интересуюсь я. Подруга опять переглядывается с доктором, что вызывает во мне тревогу: они что, лгут мне?
- Я думаю, тебе нужно отдохнуть, - вмешивается доктор. - На сегодня достаточно приложенных усилий.
Я открываю рот, чтобы высказать свой протест, но Алёна качает головой.
- Не надо, Крис, не спорь. Так будет лучше. Мы все устали. Разговоры подождут до завтра.
Чувствую, как ёкнуло моё сердце. Неужели всё, что я слышала, находясь в заточении тьмы, лживо? Что, если Марка не освобождали? Что, если он не навещал меня, и я это просто выдумала? Выдала желаемое за действительное. Это похоже на правду. Не верю в то, что Марк вот так бросил меня, без объяснений. Он, будучи свободным, непременно был бы со мной, ждал бы моего возвращения. Слышу, как учащается сигнал аппарата, стоящего у моей кровати.
- Кристина, тебе лучше успокоится, - предупреждает доктор, придавливая мои запястья к кровати. Да в чём дело? Я что, в психиатрической лечебнице? Я не имею право на проявление эмоций? Моё дыхание становится тяжёлым от напряжения, охватившего моё тело. - Зови медсестру! - приказывает доктор Алёне, и та тут же срывается с места.
- Я в порядке! - на тон выше уверяю я. - Я просто хочу получить ответы.
Врач хранит молчание, ожидая помощи. Когда я вижу коротко стриженную темноволосую женщину в белом халате, я начинаю задыхаться. Это же Алиса! Нет! Она не должна быть здесь! Она убьёт меня!
- Нет! Нет! Пожалуйста! - молю я, заливаясь слезами. Пытаюсь сдвинуться с места, игнорируя боль в груди, но не могу. Эта женщина подходит вплотную и вкалывает мне какую-то прозрачную жидкость. - Не надо, - прошу я, ощущая, как немеет мой язык. Последнее, что я вижу, искажённое болью лицо своей подруги. Потом веки тяжелеют, и я больше не в силах их раскрыть.
Непроходимая тьма отступает с появлением первых лучей солнца. Я резко распахиваю глаза и радуюсь тому, что вижу потолочную плитку, как результат того, что я всё-таки проснулась. Прокручиваю в голове последнее, что я видела, и начинаю сомневаться в том, что это была именно Алиса. Мои страхи играют со мной в жестокую игру.
Всё утро и день я трачу на бесчисленные процедуры по восстановлению. Друзей нет рядом. Не знаю, почему. То ли они заняты своими делами, то ли это рекомендация врача. Теперь я понимаю, что скачки моего сознания - это не шутки. Я должна сконцентрироваться на лечении. Чем быстрее я встану на ноги, тем быстрее найду ответы на свои вопросы. Так и поступаю.
Спустя долгую неделю я могу ходить. Радуясь этому достижению, я тщательно изучила всё содержимое своей палаты, обходя её по периметру изо дня в день. Чаще всего, конечно, я застывала у окна. Как я и думала, я не покидала больницы. Лишь сменила палату. Нахожусь я на пятом этаже высокого здания городской больницы. Оно было выстроено не так давно, поэтому оно отвечает всем требованиям и нормам. Меня это радует. Ещё больше меня радует вид из окна. Я всматриваюсь в свой город, выискивая знакомые места, которые обновляют мои воспоминания. Я так боюсь их потерять. Это всё, что у меня осталось. Я живу ими, потому что у меня нет другого выбора. Но я намерена это изменить.
Когда мой лечащий врач позволяет возобновить визиты моих друзей, я разрываюсь от противоречивых желаний: скорее получить ответы и, в тоже время, не быть навязчивой или даже маниакальной, чтобы не терять возможности разговаривать с ними.
Сегодня меня навещают двое: Алёна и Макс. Как оказалось, я скучала по нему. По его лёгкой натуре и весёлому нраву. Они аккуратно принимают меня в свои объятия, словно фарфоровую фигуру, а потом мы размещаемся за маленьким круглым столиком для посетителей. Да, VIP-палата таит в себе массу возможностей. За это я бесконечно благодарна Максу. Присутствие незнакомых людей сыграло бы против меня.
- Ты явно идёшь на поправку! - отмечает Алёна, - Гораздо лучше выглядишь.
Не могу с ней не согласиться. Когда я впервые встала на ноги и подошла к зеркалу, ужаснулась. На меня смотрела моя копия: сильно исхудавшая, с угловатой фигурой, на которой то тут, то там выпирали кости, усыпанная синяками, порезами и ссадинами. То ещё зрелище. Отмахиваюсь от этой картинки и киваю головой, в знак согласия.
- Да, я и чувствую себя лучше, - подтверждаю я. - Ты нашла мои вещи? - спрашиваю подругу. Для меня это очень важно. Я попросила её принести мне некоторые предметы одежды, ещё какие-то безделушки для отвода глаз и, самое главное, мою телефонную книгу и новый мобильный телефон. Мой старый телефон так и не нашли. Я выразила желание пообщаться с руководителем и коллегами, которые не знают о моём несчастье. Но, это тоже не главное. Я хочу позвонить Марку или его родителям, чтобы узнать всё из первых уст. Как я узнала, Алёна всё же освободила его от заточения за решёткой. Но она ничего не знает о его местонахождении, о его проблемах и бедах. Поэтому у меня не остаётся другого выхода. Единственное, что я знаю сейчас: 1. Марк не без помощи Тринити вытащил меня с того света. 2. Он приставил к моей палате охранника и исчез из моей жизни. 3. В нашу последнюю осознанную встречу он тонул в своих проблемах, грозящих уничтожить его раз и навсегда. Боюсь предположить, что могло случиться с ним за дни моего заточения в больнице. Я пыталась разговорить охранника, который за всё время не обмолвился ни словом, будто он немой. Да, это жутко раздражает, но я не имею права на всплески эмоций. Я должна показать, что со мной всё в порядке, что я готова вернуться к нормальной жизни. Это мой план на сегодняшний день.
Проведя в компании друзей полчаса, я аккуратно выпроводила их за дверь, сообщив, что я устала. Мне нужно остаться одной, чтобы начать своё собственное расследование. Как только слышу щелчок дверной ручки, забираюсь на кровать и начинаю листать телефонную книгу. Выискиваю все нужные номера и начинаю их обзванивать.
"Номер не существует или набран неправильно", - слышу услужливый женский голос, набрав номер Марка. Мой желудок делает сальто и сжимается. Делаю повторную попытку, проверяя номер, та же реакция. Набираю номера его родителей, и даже Лики - аналогично. Похоже, мой план по изображению счастья вот-вот рухнет. Ощущаю, как дрожь пробивает моё тело. Заставляю себя дышать глубже. Это нелепо. Они не могли просто взять и испариться. Сползаю с кровати и подхожу к окну. Небо окрашено багрянцем заходящего солнца. Этот цвет заставляет меня дрожать. Вспоминаю Рому, его покушение на жизнь Марка и пропитанные кровью повязки. Тошнота подступает прямо к горлу.
"Боже, я этого не вынесу", - отмечаю мысленно, нашёптывая молитвы, всплывающие в моём сознании. Сейчас я могу уповать только на помощь Всевышнего. Отхожу от окна, не в силах видеть зарево. Кидаю взгляд на кровать, где разместился телефон и записная книжка. Тоже не то. Поджимаю губы и покидаю палату. Не успеваю ступить и двух шагов, как замечаю за своей спиной моего надзирателя, не иначе. Мне сообщили, что его зовут Август, на тот случай, если мне понадобится его помощь, я должна его позвать: парня среднего роста и телосложения по возрасту в интервале от 25 до 30 лет. Я бы ни за что не сказала, что он годится для роли охранника, но порой внешность обманчива. Да, у него проступают накаченные мышцы, а его чёрные волосы длиной до плеч, завязанные в хвост на затылке, как это делал знаменитый Дэвид Бекхэм, чёрные пронзительные глаза и суровое выражение лица заставляют обходить его стороной, но достаточно ли этого для получения лицензии охранника? Неважно. Факт в том, что я будто в тюрьме. И меня это очень раздражает. Но я не могу с этим спорить, так как это приведёт к знакомой реакции - дозе седативного средства. Поэтому отворачиваюсь от его застывшей физиономии и иду вдоль коридора.
Время близится к отбою, поэтому пациенты не встречаются на моём пути. Да и медперсонал куда-то подевался. Что ж, ни в этом ли выражается помощь Всевышнего? Я должна всё обдумать. Что я могу сделать? Да, после выписки я прямиком поеду в мастерскую Марка и к его родителям. Но, что-то мне подсказывает, что я столкнусь с запертыми дверьми. И что тогда? Мы не разговариваем о Марке, его номер не существует, а он сам испарился. Порой, в минуты слабости, я мучаю себя нелепыми соображениями: что, если Он - плод моих фантазий? Да, это абсурдно, но я уже не знаю, что думать. Единственным доказательством его существования является Август, следующий за мной по пятам. Поэтому я решаю, что после выписки непременно разговорю его, чего бы мне это не стоило.
Дойдя до конца коридора, я разворачиваюсь и иду в обратном направлении, к выходу с этажа. Шаркая тапочками, я сосредоточенно обдумываю варианты выпытывания информации из моего надзирателя. В голове всплывают жестокие сцены из фильмов: раскалённый утюг, наполненная ванна, колюще-режущие предметы. Улыбаюсь тому, как нелепы мои мысли, и перескакиваю из одной крайности в другую: как на счёт соблазнения? Ведь он же мужчина! Искоса смотрю назад, будто нуждаюсь в подтверждении своих мыслей. Когда возвращаю голову в нормальное положение, практически налетаю на кого-то. Резкий запах слащавых духов ударяет мне в нос. Я отстраняюсь и рассыпаюсь в извинениях, пока не поднимаю взгляд к её лицу - Алиса в халате медсестры. Чёрт меня дери! Не может быть! Часто моргаю, думая, что это очередной сбой моего сознания. Картинка не меняется. Извиняющаяся улыбка сползает с моего лица, сменяясь яростью. Эта сука покушалась на мою жизнь! Отняла у меня время, которое я могла провести с Марком. А что, если...нет! Что, если она добилась своего. Заставила Марка забыть о моём существовании. Чувствую, как расширяются мои ноздри от ярости. Я собираю руки в кулаки и подаюсь вперёд в наступательном движении. Эта стерва лишь пятиться, не в силах вымолвить ни слова. Нет смысла выжидать. Я не намерена с ней разговаривать, слыша её мерзкий голосок, который стал моим ночным кошмаром. Поэтому вскидываю руки и обрушиваю на её смазливое личико звонкие пощёчины. Хлестаю её по щекам, не обращая внимания на её хилые отмашки. Когда моя ярость достигает своего пика, я жажду крови. Поэтому сгибаю пальцы и впиваюсь в её физиономию ногтями, заталкивая Алису в угол. В этот момент чувствую крепкие руки на своих плечах. Мой молчаливый надзиратель пытается меня остановить. Хватаюсь за шиворот Алисы, чтобы избежать её побега, и кидаю резкий взгляд назад.
- Ещё раз меня тронешь, и я выцарапаю тебе глаза! - шиплю я, отчеканивая каждое слово. Охранник отходит от меня, вскинув руки вверх в жесте капитуляции. Не думаю, что он испугался. Просто решил спустить всё на тормозах. Я сильно сжимаю челюсть и возвращаю своё внимание к объекту моей ярости.
- Прекрати! Ты, чокнутая стерва! - скулит она, цепляясь своими пальцами за мои стальные руки, обхватывающие её горло.
- Всё-таки добилась своего, - всё также шиплю я, приближаясь к её лицу, - Марк с тобой?
Она пытается изобразить кривую ухмылку, но меняет свою тактику, ощущая нехватку воздуха.
- Нет, истеричка! - сипит она, - Пусть он идёт к чёрту вместе с тобой!
Теперь я не могу сдержать ухмылку. Продолжаю сдавливать её горло, вдавливая Алису в стену, пока не ощущаю острую боль в своих руках. Она впилась ногтями в мою кожу до крови. Резко отпускаю её горло, чтобы уцепится в её жиденькие волосы, которые торчат в разные стороны, будто напрашиваются. Как только делаю это, ударяю своей ногой по её ноге, чтобы лишить её равновесия. Она покачнулась и нелепо повалилась на пол, утягивая меня за собой. Завожу её руку ей за спину в болевом приёме, чтобы обездвижить её. А второй рукой продолжаю удерживать её волосы.
- Запомни раз и навсегда, - отчеканиваю я каждое слово, поднимая её голову и резко опуская её в пол лицом вниз, делая так на каждом слове, - Лгать нельзя! Завидовать нельзя! Убивать нельзя! И, - делаю я заключение, подняв её голову настолько, насколько это возможно, больно вцепляясь в её волосы, - Смотреть в нашу с Марком сторону нельзя! - приказываю я и делаю финальный удар, от которого Алиса, похоже, теряет сознание. Я отпускаю её волосы, замечая, как часть из них осталась на моих пальцах. Сажусь, выпрямляя спину, и, прикрыв глаза, вдыхаю и выдыхаю. Облегчение плавно заполняет всё моё существо. Как же хорошо. Не успеваю это отметить, как подаюсь вперёд от ощущения чьих-то рук на своих плечах.
- Что происходит? - вопит медсестра.
- Кристина, в чём дело? - вторит ей доктор. Я же пытаюсь унять свою широкую улыбку.
- Не знаю, - пожимаю я плечами, - Я гуляла по коридору, а потом увидела, как она упала прямо на пол. Я хотела ей помочь, но я же не доктор.
Могу поклясться, что слышала чей-то смешок. Резко поворачиваю голову и успеваю заметить улыбку на лице Августа. Хм, оказывается, не всё так плохо. Меня поднимают на ноги и отводят в сторону, чтобы иметь возможность привести в чувство Алису. Та вяло поднимает голову и, как только встречается со мной взглядом, резко отводит глаза.
- Алиса, в чём дело? - спрашивают её коллеги. Она что-то мямлит невразумительное, не смея упомянуть о моей причастности. Я шумно выдыхаю и мысленно отряхиваю руки, вычёркивая один пункт в своём списке дел. Когда сравниваюсь с Августом, не могу не спросить его:
- Ну, что, созрел для беседы?
Он едва заметно поднимает уголки губ вверх и, обхватив мои плечи, направляет меня к нужной палате. Я вскидываю брови вверх, радостно ожидая, что он всё же сдался. Но, как только он заталкивает меня в палату, закрывает дверь за моей спиной, оставаясь в коридоре. Не могу сдержать свой порыв стукнуть кулаком по двери в знак протеста.
"Ничего, ничего, я найду твою Ахиллесову пяту!", - отмечаю я и подхожу к окну, всматриваясь в ночь. "Где же ты, любимый?".