Индейцы, обитавшие в доколумбовой Америке не были коренными жителями материка. Первые племена пришли из Азии примерно (на этой цифре сходятся большинство учёных) 30.000 лет назад. В те времена Азия и Северная Америка были соеденены естественным земляным мостом. По этому мосту в Америку приходили охотники за стадами мамонтов и других животных. /Информация из учебника за четвертый класс первой ступени общеобразовательной аргентинской школы/.
От автора: думаю не договаривают ученые. Не только за стадами мамонтов и сусликов приходили люди в Америку.
Пролог
Хороший уродился в этом году каменный тростник: высокий, густой.
Авезброк работал напряжённо, не отдыхая. Во время такой рубки он забывал о "канаве" и о том, что "что-то нужно срочно делать". Надсмотрщик за Авезброком не надсматривал. Для этого "хватает хлипаков и лентяев"; если когда и останавливал, проходя по плантации, на Авезброке взгляд, то лишь - позавидовать его ручищам, плечищам, спинище, буграм мышц катающимся под молодой "шоколадной" кожей. "Голова правда у Авезброка "дырявая", но для такой работы голова и не нужна вовсе".
Неожиданно; ни с того ни с сего, из самой тростниковой гущи прямо перед Авезброком возник человек в очень странных одеждах: белые туфли с шестнадцатью золотымы пуговицами, выше туфлей - белые брюки с четырьмя золотыми пуговицами, выше брюк - белый пиджак ,застегнутый на одну-единственную, но золотую пуговицу. Под пиджаком - синяя рубашка, поверх рубашки - красный с галстук, с ,на нём, - зелёным попугаем. На голове - снова белая шляпа; ниже шляпы - весёлый, добрый, молодой, любопытный, озадаченный, уважительный, снисходительный ,"белый" взгляд.
Авезброк опустил топор.
- Весь в работе?- не здороваясь, улыбнулся "белый".
- Работаю,- взаимно не поздоровался Авезброк.
- Даже тебе некогда на небо взглянуть.
- А зачем оно мне, небо-то?
- Н-да, в каком всё же ужасающе далёком прошлом вы живете: у вас даже луны нет.
- Чего нет?
- Днем - солнце, ночью - луна; чего непонятного?
Вдали показался надсмотрщик. Авезброк взмахнул топором - "белый", не прощаясь, в мгновение ока, скрылся в тростнике.
Глава первая и последняя
- Ну, не знаю не знаю . Кому как всё это; может быть вам и "да", а мне и не кажется даже. Не считаю я, не считаю я, что мы живем в далёком прошлом,- проворчал Авезброк, входя в свою пещеру, ставя каменный топор к стене, затворяя притворный камень, проходя к столу, пододвигая каменный стул к столу и садясь за стол ужинать.
-Я с тобой совершенно согласна, милый,- сказала жена Гырбазюз, поправляя слегка помятое каменное платье.-Я женщина современная и даже очень, и живу в современном каменном веке, и в сегодняшнем дне, а не в каком-то там прошлом. Час назад к ней в гости заходил сосед Прогулдай и, за пять минут до возвращения Авезброка, ушел от от соседки очень довольный.
Жена поставила на стол граненый каменный стакан, штоф вина и дюжину жаренных сусликов на закуску.
- И ещё я считаю,- проурчал Авезброк с хрустом пережёвывая, хорошо прожаренные, ароматные сусликовые косточки, что нам нужно срочно переселяться за канаву. Здесь стало совершенно невозможно жить. Этот сосед - Сткрк совсем обнаглел; на своих делянках всех сусликов переловил, теперь на моих безобразит. И слова ему не скажи, Сткрк - сильный, он Тигру держит. Да, если бы не эта полусумасшедшая, Тигра я бы этого силача между двух ногтей, как вшу, как гниду, только и щелкнул бы.
Авезброк посмотрел на свои, давно не стриженные ногти, словно примеряя к ним соседа, "ахнул" стакан вина и, отправив в рот очередного суслика продолжал:
- Но с Тигрой мне не с руки, слишком уж она вертлявая, не успеешь ухватить, как она всего в ленты своими когтищами распустит... Авезброк налил ещё стакан вина, ахнул, откусил ещё пол суслика и продолжал:
- А этот сосед Прогулдай совсем стыд потерял. Пялится на тебя и уже при всех и даже при мне. Не хватало ещё, чтоб вы с ним мне рога наставили.
- Мокрый воды не боится,- тихо сказала Гырбазюз.
- Что?- не расслышал муж.
- Я говорю, я - честная жена. Как только тебе не стыдно даже подумать такое...Но ты, кажется, говорил про какую-то канаву?
- А ты что ещё ничего не знаешь?
- Нет.
- Н-дак на прошлой неделе еще... сосед этот наш, все время забываю как его зовут... Ну, который в прошлом году мотыгу изобрел.
- Берлинг что ли ?
- Во-во, Берлинг. Изобретатель - мать его! Наизобретал на свою и наши головы: Мы же охотой да собирательством занимаемся. Нам пока сельское хозяйство ни к чему. А тут - целая мотыга.
- Долго этот... опять забыл как его зовут, думал что с этой мотыгой делать. Но уж как придумал - так придумал... Сто чертей ему в глотку. Придумал он воду прямо в дом провести. Взял мотыгу,- Авезброк "ахнул" еще один стакан вина и раздраженно отодвинул тарелку с сусликами от себя,- да и прокопал канаву: Из Северного Ледовитого океана - в свою пещеру, а из пещеры - в Тихий океан. "Хочу ,говорит, морские ванны прямо в пещере принимать, как какой-нибудь царь заморский - повелитель человеческих судеб".
- Прямо в пещеру это хорошо,- оживилась Гырбазюз.- Ты поговори с Берлингом может он и нам... морскую ванну прямо в пещеру проведёт.
- Да ты дело слушай,- вдруг резко вспылил Авезброк и, неожиданно для самого себя, с такой силой трахнул кулачищем по столу, что кулак чуть не сломался.
- Канава-то сначала была - смех один, воробей перескочит, а оказалось -нет; течение образовалось сильное и, теперь, естественный земляной мост соединяющий Азию с Америкой размывается и очень быстро. Пещера этого... опять забыл как его зовут... Ты не знаешь?
- Не знаю и знать не хочу,- Гырвазюз не поняв всего, поняла "главное": дело плохо; в глазах у нее потемнело и в темноте на мгновение закружилась голова.
- Вот и я говорю: пещера этого Берлинга на третий день обваливаться стала. Я как раз третьего дня к нему в гости заходил. Сидит этот... опять забыл как его зовут... сидит как суслик в одном углу пещеры смотрит в другой - а другого-то угла и нет... И тишина. Пол пещеры как не бывало... Дальше больше...Я вчера на работу прыгал два метра. Вчера с работы - два с половиной. Сегодня на работу - три, а с работы - три с половиной... а может и побольше. Через неделю и олень не перескочит. Сегодня уходить надо, в крайнем случае завтра утром.
- А как же наша пещера?- не нашутку всполошилась жена . Да что же это: только-только отстроились, мебелью обзавелись. Окна - недели еще не прошло, как бычьими пузырями затянула. Сколько я за ними набегалась за этими быками. Я ведь не ты, мне голым кулаком быка не свалить, копьём надо, а копья у Сткрка на прокат знаешь сколько стоят? Я с ним еле-еле расплатилась,- Гырбазюз неприязненно поправила платье.
- Пещеру конечно жалко сказал муж, на "пять минут" и "в последний раз" укладываясь на мягкий каменный диван и ковыряясь в зубах орлиным когтем, служившим ему зубочисткой, а в свободное от зубочистки время - амулетом. Но во-первых и в главных - у меня ТАМ работа. Мне за кубометр тростника два с половиной суслика платят. В день - двадцать пять. Ты вспомни, как я до этого здесь мамонтов этих хриплоносых пас - за двадцать сусликов в месяц. Сравни: двадцать пять в день или двадцать в месяц. А с сусликами везде можно жить... Теперь во-вторых и это тоже главное: изобретатель этот, забыл как его зовут... Вот и я говорю - Беринг этот, селянам никому не сказал то что мне сказал. Боится - съдят... Мне он сказал, что канава эта будет теперь очень сильно расширяться... Может быть до трех километров шириной, а может и того хуже - пять километров так что от нашего селения через месяц ничего не останется. Все под воду уйдет... Еще и то хорошо что соседей этих Сткрка с Прогулдаем не будет; глаза бы мои их не видели.
Всю ночь Авезброк и Гырбазюз не спали. Жена не переставая всхлипывала ; в горле у неё, то и дело, что-то пищало, в легких скрипело, в сердце замирало, голове становилось то жарко - то холодно, в животе - то становилось пусто до судорог, то живот начинало пучить.
Авезброк, то и дело прикладываясь к стакану, "ахал", брался за топор ,ходил в раскачку по пещере и, обухом топора с криком и с всхрипом, в куски ломал всю мебель "чтоб другим не досталось". Гырбазюз набивала чемодан своими вещами.
Берлинг проснулся оттого, что кто-то, где-то колол камнем камни. Он отошёл от дерева, прислушался и, то и дело спотыкаясь в кромешной темноте, пошёл к пещере Гырбазюз на звук лопающихся камней. Не без труда откатил притворный камень и несмело вошёл в пещеру.
Авезброк и Гырбазюз посмотрели на него как на друга, который вдруг ,оставаясь их другом стал одновременно и их врагом.
- Вот,- сказал не здороваясь Берлинг,- Зашёл попрощаться.
- Присесть не предлагаю,- усмехнулся Авезброк,- Сам видишь: вся мебель поломалась... Благодаря тебе!
- ...А мне и сказать нечего,- Берлинг стоял перед супружеской четой, опустив голову, как нашкодивший школьник, перед учителем с учительницей, переминаясь с ноги на ногу и исподлобья взглядывая на "учительницу".
- Да ладно. Чего теперь-то,- Авезброк хлопнул соседа по плечу.- Теперь уже даже если очень сильно захочешь - назад ничего не вернёшь.
- Берлинг, ожидавший более жёсткого приёма, а, может быть, и более жестокого приёма, оживился:
- Может быть мне тоже с вами?
- Ну уж нет,- решительно возразила Гырбазюз.- Только "там" тебя ещё не хватало. Здесь два континента на части развалил, туда пусти так ты Америку на половинки распустишь.
- Верно,- поспешил согласиться Берлинг. Я и сам уже думал... Там много наших чьи родственники сейчас здесь. Не простят они мне, что я их разъеденил. И здесь селяне мне не простят; когда через неделю-другую весь поселок все пещеры в канаву свалятся. И судить-рядить не будут виноват я или не виноват. Кто-то же "за всё это" должен ответить. Скормят тигре и все дела.- Берлинг печально вздохнул и добавил:" Или сами съедят, что тоже для меня не сахар.
- И правильно сделают,- Гырбазюз смотрела на Берлинга и со злостью и с сожалением и ещё с тем: о чем муж "не знает и не должен знать".
- Не сделают,- изо всей силы взмотнул головой Берлинг.- Я через день- два уеду. Мамонт у меня - молодой, быстрый. Сяду и уеду. Далеко уеду. Может быть даже за Урал: на Волгу куда-нибудь. Уж там меня никто не найдёт. Построю себе там деревянную пещеру прямо под березой, чтобы по весне берёзовый сок мне - прямо, лежащему на диване, в рот капал. В лесу догоню и одомашню козу...
- Лучше корову,- возразила Гырбазюз,- корова больше.
- Нет, не лучше,- возразил Берлинг,- Корова большая, а я маленький. Зачем мне столько молока ?
- Однако пора нам,- желая остановить "ненужную болтовню", Авезброк подошёл к чемодану жены, приподнял, покачал на руке определяя вес, покачал головой, поставил чемодан на место.
- Прощальный поцелуй можно?- Берлинг скользнул глазами от глаз соседа к глазам соседки.
- Можно, если она захочет,- снова усмехнулся Авезброк.
- Захотеть не захочу, а согласиться - соглашусь. Всё же столько лет соседями были, есть что вспомнить.- Гырбазюз, жадно облизнув губы, шагнула навстречу Берлингу.
...Это было "что-то". Это было "нечто".Авезброк смотрел, смотрел, и не узнавал ни жены ни соседа. Это был поцелуй-засос как в любовном крутом голливудском фильме; с разеванием ртов до глаз, с выворачиванием вытягиванием, выжевыванием друг другу губ , с заталкиванием друг другу в рот своих языков... С дрожью по корпусам, по ногам, с сучением коленками по коленкам, с руками, с пальцами, готовыми в мгновение ока расстегнуть-разорвать в клочки всю одежду друг на друге.
Авезброк смотрел на всё это, медленно расширяясь в глазах. На некоторое время он весь стал "медленным". Медленно вздрогнул, глаза медленно в тяжёлом изумлении захлопали ресницами, затылок изнутри зардел сухим жаром, медленно отвисла каменная челюсть, он даже икнул медленно. А сердце, закатившись куда-то в глотку, как замерло - так и не стукнуло ни единого разу.
Из всего, в этот момент видимого, муж мало что понял. Он понял лишь, что "ЭТО" ему совершенно не нравится. Он с усилием сглотнул серце на своё положенное место. Сердце стукнуло, кровь зашумела в ушах. Авезброк одним прыжком оказался около "прощально целующихся". Ухватил правой рукой за затылок жену, левой рукой ухватил за затылок соседа. Не без труда оттащив жену в сторону, отметил про себя." Раза в два потяжельше чемодана будет." Левой рукой подняв Берлинга за затылок к самому потолку пещеры, отметил про себя: "А этот, забыл как его зовут, даже легче чемодана". Опоминаясь, Берлинг виновато задрыгал в воздухе ногами. Поставив "дрыгающегося" на мебельные обломки, Авезброк поднёс соседу под нос кулак размером почти с Берлингову голову
- Вот, видишь, ещё один такой прощальный поцелуй, хоть ты мне и друг- сосед, а как цапну по лбу - всё позабудешь. У меня будешь своё имя узнавать, а я твоё имя всё время забываю. Вот и живи тогда "нектой".
- Да прости ты его, не виноватый он. Это я - такая неотразимая. Сам сколько раз и мне и всем об этом говорил. Гырбазюз, поправляя платье, прикрывала подолом левую коленку, которая от вспышки-страсти всё ещё тряслась как отбойный молоток.
- А ты, Гырбазюз, не тяни вину на себя. ТЫ... Мы... и так без вины виноватые. Он нарыл... а мы теперь... Всё бросить и всё простить?
Берлинг уныло стоял перед семьей, снова чувствуя себя кругом виноватым:
- Я лучше обратно спать пойду.
Он вышел молча, не прощаясь. Он снова то и дело (на небе не было луны) спотыкаясь, пришел на берег канавы , где всего несколько дней назад мечтал принимать морские ванны в собственной пещере. Жаль - но вода оказалась ледяная: течение образовалось не с юга на север, как предпологал Берлинг, а совсем наоборот... Теперь на этом месте стремительно несла свои воды ледяняя река - океан. Берлинг печально вздохнул, пошёл к своему дереву; обнял его и заснул.
В теплое время года он любил спать в обнимку с деревом, на свежем воздухе, а не в мрачной духоте пещеры. Сейчас было время каменной сакры /рубки каменного тростника/. Не самое теплое время, но теперь он остался без пещеры и идти было некуда. Сткрк приглашал ,правда, его ночевать к себе. Но приглашал неохотно, да и спать в пещере где спит тигра Берлингу совершенно нехотелось. "Эта тигра воняет как тысяча кошек, да ещё чего доброго сожрёт во сне".
За канаву Авезброк с женой переселялись рано утром. Перед ними - на востоке - небо светлело, желтело, теплело - там что то готовилось. За их спинами - на западе были ещё совсем темно. На севере, откуда стремительно неслась приносилась река-океан и на юге - куда она стремительно уносилась было ещё темновато. Ветер северный 3 - 5 метров в секунду. Температура воздуха 17 градусов по Берлингу, влажность воздуха 83%.
Подойдя к берегу, к самому краю муж, не без тревоги посмотрел на противоположный берег:
- Четыре с половиной метра, не меньше,- на глаз определил Авезброк и играя скулами с тревогой посмотрел на жену, которая, как ему казалось, вела себя слишком легкомысленно, "молола всякую чепуху" и больше переживала за чемодан, чем за себя.
- Ты уверена что перепрыгнешь?-скулы Авезброка играли не переставая.
- Да успокойся ты ,наконец,- Гырбазюз уже отходила от края канавы для разбега.- Я последний месяц только тем и занималась, что за быками бегала. И набегалась и напрыгалась и ... и... ну это - не важно. И вообще все говорят, что у меня ноги - как у пантеры.
- Кто это - все?
- Все - это - все.
Отойдя от края пещеры на достаточное расстояние, Гырбазюз закатала подол платья до пояса "чтоб не мешал разбегаться", взглянула на восток, на бодрый, свежий свет наступающего утра. Взглянула на мужа,улыбающегося напражённо, вся сжалась, как новая стальная пружина, покрепче уперлась ладонями ног в землю, поклонилась земле, уронила на землю семь слез:несогласия, обиды, согласия, прощания, страха, надежды, удачи. На седьмой слезе, резко оттолкнувшись ногами от земли, стала разбегаться.
В месте толчка земля промялась по щиколотку.
Авезброк, увидев ,что Гырбазюз перемахнула канаву почти с трехметровым запасом, облегченно вздохнул, подумав не без гордости:
- Действительно она у меня - пантера... межконтинентальная!
Не теряя более ни секунды, Авезброк перебросил к ногам жены сначала все свои вещи: каменный топор и стакан для вина. Затем, не без труда, перекинул тяжеленный каменный чемодан жены, набитый "всякой женской дрянью". После чего отступил на несколько шагов от края канавы, разбежался и прыгнул сам.
В яркий солнечный полдень под синем во всё небо небом пришёл "к соседке" Прогулдай.
Он почтиЄне пришёл ,он - почти прилетел. Вошёл ,плавно вместился в пещеру. Душа, с глазами полные любви, в руке - большой букет цветущего хрена, пахнущего белым медом. А какая улыбка и какие зубы: такие ровные и такие ослепительно белые, что рядом с ними самий белый цвет покажется почти черным. По зелёной девственно-чистой траве-мураве он пришёл. Он вошёл неслышно, едва касаясь пола; он остановился у разбитого каменного корыта; он смотрел; он смотрел и, наконец, стал непонимать: что делать с букетом, с душой своей, с глазами своими, с самим собой.
Букет хрена упал к ногам, нос сделался сизым, зубы почернели - стали такими черными, что в сравнении с ними самий черный цвет покажется почти белым. Очаг не был погашен, очаг ещё горел, но от пламени несло- пахло слежавшимся несвежим снегом...
Голова у него "провалилась".Это было - "ощущение".
Первый раз - такое с ним случилось лет десять тому назад, когда, однажды, будучи ещё подростком, поспорил со своими сверстниками, что приподнимет мамонта. Он залез мамонту под живот, уперся головой и руками в живот...
Мамонт, почувствовав, что кто-то щекотит ему живот встал на задние ноги и передней ногой ударил "туда где чесалось". После этого, недели две, Прогулдай уверял всех, что он так плохо слышит, потому что его голова вместе с ушами, провалились в грудную клетку, а говорит он так невнятно: потому что у него сейчас сердце во рту, и видит он всех полосатыми; потому что смотрит на все сквозь собственные ребра. Это было ощущение, но ощущение это было сильнее действительности.
Вот и теперь, Прогулдай от страшного-престрашного удара судьбы "ушёл с головой в себя". Все мысли слиплись в один бесформенный комок; комок, то и дело проваливался из головы в сердце, а так как сердце было во рту то и горькие мысли были во рту.
Ему хотелось выплюнуть своё серце, лишь бы избавиться от горького вкуса мыслей.
Прогулдай долго и бессмысленно ходил кругами по обезображенной пещере, спотыкаясь то головой, то плечами о покатые её стены. Вдобавок, выходя, ударился виском о "дверной косяк" и, вдобавок к плохому слуху и полосатому зрению, стал косить глазами и ходить - то боком, то - наперекосяк, то "в окружении-кружения", пока, наконец, не пришёл в себя, ударившись лбом о дерево, обняв которое, после сытного обеда спал Берлинг.
К вечеру, оправившись от шока и, пораспросив соседей Сткрка и Берлинга, узнал от них, что Гырбазюз с мужем перепрыгнули в Америку. Прогулдай сидел, раскачиваясь взад-вперед на большом, круглом как мяч камне, монотонно и негромко выл и "не верил".
Берлинг рассказал, что Гырбазюз прыгала в Америку в полуобнажённом виде; верх одет, низ - нет. Прогулдай не верил.Он изо всей силы тянул себя за уши, стараясь оторвать их вместе со всем тем, что он услышал - не получилось, тогда он стал выдавливать себе глаза "чтобы ничего не видеть" - не выдавил. Потом, вдруг, неожиданно подскочил и побежал во весь дух к своей пещере. Собрал все свои вещи: каменная дубина - 1шт., погасил очаг и страшась потухшего очага, как покойника, бросился вон из пещеры к реке-океану. Река-океан неслась со скоростью курьерского поезда, при взгляде на воду начинала кружиться голова.
- Метров семь будет,- прикинул на глаз Прогулдай, чувствуя как по всему телу зашевелились волосы... Могу не допрыгнуть.
Он в отчаянии бросил дубинку в воду. Дубина утонула не сразу, лишь подпрыгнув несколько раз на воде, как камешек, пущеный умелой рукой по глади реки - утонула.
Обернувшись назад он увидел Мотыгу, Берлинга, Сткрка и Тигру. Они стояли невдалеке. Им было интересно. Они даже уже поспорили. Берлинг поставил на кон - Мотыгу, Сткрк -Тигру.
- Всё равно мне без неё не жить,- сказал Прогулдай Мотыге, Берлингу, Сткрку и Тигре.
...Он тяжело ,решительно вздохнул, отошёл от края канавы на семнадцать (последних - на этой земле или в этой жизни) метров, разбежался и прыгнул...