Залезть на двурогую вершинку не составило труда, ноги привычно считают камни, может, иногда чуть оскальзываясь - камни мокрые. Я уперлась коленом в выступ, подтянулась и оказалась наверху, распятая меж двух острых рогов скалы, на ветру. Ветер проходил насквозь, пытаясь прорвать свитер, полоща штаны поверх ботинок. Волосы спутались, обвили лицо, мешали дышать.
Ветер гудел. Грозовые тучи, метавшие свои стрелы уже в кого-то другого, ползли на восток. В синих рваных силуэтах красно, всполохами огня, отражался закат.
Меж двух рогов, меж двух закатов, с ветром вдвоем.
Крик подхватил ветер, и собственный голос, будто похищенный эхом отозвался вдалеке.
Он полетел по гряде, отражаясь от одной скалы к другой и затухая.
Две с половиной тысячи километров с севера на юг. Вершинка эта, даже на карте не отмечена - настолько маленькая. А Круглица вальяжно разлегшаяся на западе, как сытая черепаха, на карте - точечка.
И только ветер мечется от вершины к вершине, способный обозреть все две с половиной тысячи километров, задевая крылом Карское море и стряхивая соленую воду в жарком Казахстане.
Ветер опять рванул, и мне почудился привкус холодных морских капель - это лишь дождь. До Пай-Хоя полторы тысячи километров.
Год за годом я прихожу сюда, чтобы почувствовать ледяные объятия ветра, сидя на скалах. Год за годом с разными людьми, в любую погоду. Я забираюсь по вытоптанной туристами тропе к Откликному, иду по высокогорному лугу к Долине Сказок, прохожу через стоящие каменные пальцы, около которых вековые ели кажутся малютками, забираюсь на подножие Круглицы, и здесь среди сосен нахожу приют.
Сказать, что здесь безлюдно - соврать. Года три назад, мы познакомились с преподавательской коллегией МГУ.
- Что ВЫ здесь делаете? - спросилось само собой, москвичи со смехом пережили наглость вопроса и ответили, что отпуск проводят.
Вежливый дяденька за пятьдесят по-мальчишески настрелял у меня сигарет, смущенно каясь, что решил бросить курить, но вот не может. Я в отместку выдурила у него тент к палатке - у них был запасной, у меня никакого. Тент я клялась вернуть утром, и вернула, и даже сухим.
За годы походов я заметила, что с людьми происходит своеобразный физическо-моральный отбор. Если можно встретить в горах быдло, то метрах в пятистах над уровнем моря - выше быдло не залезает. Может у них от перепада давления голова кружится, может силы воли не хватает... Те, что перевалили за семьсот, люди хорошие, других пока не встречала. Не раз приходилось наблюдать занимательную картину: подъем, на подъеме полянка, на полянке палатка, около палатки пьяные в одно известное место судари и сударыни.
Можно смело ставить отметку пятьсот метров над уровнем моря. Все - силы кончились, дальше ходу нет. Горы не любят ни пьяных, ни дураков. Они зло шутят и над первыми, и над вторыми. Вот только люди над этими шутками не смеются, над смертью смеяться не принято.
Нет, конечно, не всегда дело кончается совсем уж плохо, смеялись горы и надо мной - журили по-родительски. В тот год я побывала на Иремеле, и гордая от покорения куда более сложных вершин, лезла на свой родной Таганай с ощущением легкого превосходства. Хребет умерил мою гордыню на Откликном. Забравшись наверх, я поняла, что не могу спуститься. Легкий, хоть и крутой подъем сомкнулся за спиной, острой чередой камней с осыпями. Три часа спускалась я вниз, оказавшись в итоге по колено в болотной жиже. Таганай напомнил, что он наряду с дураками и пьяницами не любит еще и гордецов.
Есть у алтайцев такое слово - алмыс - это дух гор, злой и коварный, способный на жестокие шутки и проделки. Уральские духи добрей, может от того, что для меня они ближе, но связываться с ними не стоит. Идущий наверх помнит - с горой бессмысленно бороться, ей можно только следовать.
Можно осторожно подняться наверх, с благоговением влезть на вершину, и посмотреть наверх с высоты, чуточку гордясь этим величием, чья малюсенькая часть далась тебе - дерзнувшему на подъем.
Тех кто кричит: "Да я! Да эти горы! Да на раз!", сбрасывают вниз. Может не сразу, может и повезет и гора тебя не заметит, слишком много нас, людей, и слишком мы для нее маленькие. Вот только замри, останови занесенную в беге ногу, придержи буйное сердце и подумай, если гора тебя не заметила, не заметила твоей наглости, глупости и бахвальства, может, и нет тебя? Может ты только и состоишь из бахвальства да глупости, и учить тебя нечему. А значит, однажды тобой научат других. И тогда шутка гор выйдет страшной. В Уральских горах нет алмысов, а "Злой Горой" называется лишь Иремель, но горы мстительны - они хорошо запоминают тех, кто на них лезет.
У меня есть одна знакомая, которая три года подряд пыталась забраться на Конжаковский камень. Одну из самых высоких вершин Северного Урала. И все три года Конжак закрывался от нее облаками. Ее спутники и до, и после влезали наверх, а она только и видела, что затянутую пеленой дорогу, на которой слишком легко оступиться, чтобы идти вперед. На третий раз она и ее спутники дерзнули. И заблудились. Тропа вывела их к Серебрянке, но Конжак так и остался неприступен.
Спустя пару лет, эта девушка изменилась. Встретив молодого человека, найдя в нем опору и то нужное и важное, что дают нам отношения, она стала уверенней в себе и в собственном мироощущении. Может, поменялось что-то еще, но в тот год мы вместе забрались на Конжаковский камень, только на вершине нас чуть побило градом - Конжак смилостивился, хоть и ворчал.
Стоит заметить, что слово Тропа, которое я так смело здесь применяю, не имеет ничего общего с вытоптанной в травке дорожкой. Камни не сотрут и тысячи ног, потому в горах среди курума тропа лишь удобный путь, по которому возможно пройти. Ты можешь подниматься на одну вершину тысячу раз, и всегда будешь идти немного другой дорогой. И хотя камни не ползают по горам, или ползают, но не так быстро, чтобы человек мог это заметить, еще год назад проходимый путь, окажется неудобным. А разные люди выбирают разные дороги.
Поход в горы - маленькая жизнь. Он раскрывает человека не хуже, чем прожитые с ним годы. Он показывает нам, кто мы есть на самом деле. Он говорит, как мы живем и как умираем.
Оттого я и сижу одна на двурогой вершинке меж двух закатов. Сейчас в своей жизни я именно здесь - одна, потому что боюсь, что любовь помешает мне наслаждаться свободой пронизывающего ветра - здесь нет места для второго. Меж двух закатов, потому что я еще очень молода и моя жизнь позволяет мне выбирать. С ветром вместе, ведь нет ничего лучше этого ветра. И пусть ноги скользят по мокрым камням, я удерживаю равновесие. Гордыни нет, я чрезмерно уважаю и люблю горы. Особенно Таганай.
И завтра я встану чуть позже рассвета, соберу свои пожитки и полезу вверх - на Круглицу. Все выше и выше. К мечте, сама по себе, но с ветром на пару.
А потом еще дальше. От Пай-Хоя до Мугоджар.
На крыльях в соленых слезах морей к степям Казахстана, где лошади тревожат землю ударами копыт.