Аннотация: Всем отчаявшимся посвящается. С любовью, пониманием. И осознанием того, что не все так однозначно в этом мире
Глава 14
-------------------------------------------
Школа гудит, как всегда на большой перемене. Малышня носится, словно оголтелая. Три урока я пропустил. В том числе и контрольную по химии. Хорошего мало. Нагоняй обеспечен, да еще какой. Слава богу, сейчас физика. На Сандоса хотя бы смотреть не противно.
Топаю в столовую. Беру суп и второе. Сажусь за угаженный стол. Других, к сожалению, нет. Ко мне тут же пристраивается Лекалов. И откуда он только взялся?
- Привет, Дементьев, - с приторной усмешечкой провозлашает он.
- Привет, Лекалов! - салютую я, отодвигая тарелку. Чтобы он не осыпал ее перхотью.
- А ты где это был с утра? - он расстегивает пиджак, и на меня веет потом.
- А тебя это, знаешь ли, не касается, - с набитым ртом отвечаю я.
- Ну, как сказать, - приглаживает он сальные волосы. - Петр Васильевич уже интересовался. Спрашивал.
- С чего бы это? - недоумеваю я, в то время как что-то холодное и мерзкое юркой змейкой скользит где-то внутри. - Ведь географии еще не было.
- Ну, он же классный руководитель, - подымает домиком брови Лекалов. - Не знаю. Раньше ты просто так не пропускал занятия.
- А ты что, следишь за мной, что ли? Пропускал, не пропускал.
- Ты забываешь, - хихикает он. - Что я сижу за твоей спиной. И постоянно вижу тебя.
- Наверное, радость необоримая! - провозглашаю я.
- Ну, как сказать. Ты же не Васницына. И не Лыжнева. У тебя что-то случилось?
Перевожу взгляд на него и всматриваюсь. Какого черта, в самом деле, ему нужно?
- Ты чего пристал-то? Говорю же, тебя не касается. Не понимаешь, что ли? На другом языке объясниться?
Он встает, вздыхает. Кладет свою вонючую ладонь на мое плечо.
- Короче, я тебя предупредил. Остальное не мое дело.
- С чего это ты вдруг такой добренький? - интересуюсь я, сбрасывая его руку.
- Жалко мне тебя. Вот и все.
В его глазах таится издевка, рот кривится усмешкой. Я вскакиваю, слегка отталкиваю его от себя.
- Не подходи ко мне, Лекалов, - четко произношу я. - Никогда. Понимаешь? Отвали! Слышишь? И свои мерзкие ручонки раскладывай на кого-нибудь другого, если тебе дорога твоя драгоценная и бессмысленная жизнь! Вали! Давай!
На нас начинают оглядываться. Включая немногочисленных учителей. Но тут трещит звонок. И я, проклиная идиота Лекалова, бросаю свой недоеденный обед.
Успеваю, как впрочем и этот придурок, раньше Сандоса. Который сегодня несколько даже позитивен, хотя и мят больше обычного.
Решаю задачки, слушаю вполуха, а сам все не могу избавиться от мыслей, что вот надо же, как сильно я сглупил. Нужно было не соглашаться с Мартой, не покорно слушаться ее, а проводить, довести до музыкальной школы. Потом подождать. Ну, и до дома - тоже. Хорошо, пусть даже и не явно, не в открытую. Идти себе тихонечко следом, все равно она ничего не замечает вокруг. Зато я был бы спокоен, что с ней все в порядке. Ну, хотя бы сегодня.
Марта такая удивительная, что даже странно, как она смогла появиться здесь. И жить. А я, болван, жил рядом. Ну, не совсем рядом, конечно. Но в одном городе. И не чувствовал, не знал. Она вот говорит, что ощущала. А я - нет. Болван и есть, честное слово.
При мысли о Марте на душе становится так сразу хорошо, тепло. Как-то даже легче. Вдвоем-то неужели мы не придумаем, как свалить отсюда?
- Ты чего улыбаешься, как придурок? - шипит Макина. - Дай списать.
Ее близко посаженные глазки прищурены, и в них проскальзывает злобненький интерес. Я смотрю на нее, словно вижу впервые. Сегодня она накрашена сильнее обычного, и от этого ее лицо еще больше напоминает уродливую бездушную маску, в которой нет ничего человеческого.
- Чего выставился-то? - продолжает шипеть она. - Дай списать, говорю.
Макина делает нетерпеливое движение рукой, и на меня сразу же идет удушливая волна приторно сладких духов, на самом дне которой таится запах вонючего тела. Запах, который она старательно пытается скрыть этими самыми духами.
Интересно, почему вот человек такой вонючий? От кончиков волос до стоп ног. И если не мыться раза три в день, то неизменно будешь вонять. Сужу даже по себе, хотя мое тело все же менее пахучее, чем у остальных. Из-за правильного питания, что ли. Или еще из-за чего. Но даже если кожа будет чистой, практически у каждого воняет изо рта. Это ужасно. Господи, и как они все могут целоваться, елозить друг по другу? Присосавшись вонючими ртами, впившись друг в друга вонючими отростками. Ф-фу... Честное слово, начинает выворачивать от одной мысли об этом.
- Ты охренел, что ли, совсем? - не отстает соседка.
И в мою сторону опять веет этим кошмарным запахом. Многие стараются скрыть свою вонь, накладывая на нее совершенно мерзкий запах, который кажется им таким замечательным.
- Лена, - говорю я. - Зачем тебе списывать? У нас ведь не контрольная.
Она смотрит на меня как на идиота, потом издает губами чмокающий звук. Вроде того, как пытаются прочистить зубы.
- Ты вообще в курсе, что уже решил обе домашние задачи? - она поводит плечами, и ее грудь колыхается в глубоком вырезе кофты.
К моему горлу подкатывает тошнота - я просто воочию вижу эти белые отвратительные куски мяса, что сейчас болтаются под тканью. Блин!
Перевожу взгляд в тетрадь. И точно ведь, оказывается, за своими мыслями я как-то механически сделал домашнее задание.
- Ну, на, - двигаю я ей тетрадь. - Хочешь, так списывай. Мне все равно.
- Всегда бы ты был таким добреньким, - ухмыляется Макина.
А на перемене я старательно избегаю контакта с Завьяловым. Сегодня не хочется общаться даже с ним. Ну, чтобы оставить впечатление от встречи с Мартой таким же чистым и незамутненным. Чтобы радость и счастье подольше оставались внутри меня. Поэтому, ну, чтобы не отвлекаться, листаю заданный параграф по литературе, хотя, вроде, меня и не должны сегодня спрашивать.
- Ладка, а какой подарок ты хочешь на Новый год? - это, без сомнения, голос Трухова.
- Ладка, чего игноришь? - подхихикивает его верный приятель Петров. - Ведь Эльки тут нет. Можешь спокойно отвечать сама за себя.
- А чего мне Элька-то? - несколько нервно отвечает задетая за живое Лыжнева.
- Как "чего"? - преувеличенно недоумевает Петров. - Ты ж всегда на нее оглядываешься.
- С чего бы это?
Я кидаю в их сторону быстрый взор. Лыжневой явно не нравится, что ей в лицо заявляют, будто она на вторых ролях. Нос ее сморщен, нижняя губа выпячена. Ей и хочется свалить побыстрее в коридор, и стремно. Причем, одновременно.
- Ну, Васницына..., - начинает Петров, но Трухов его тут же перебивает.
- Так что же ты хочешь на Новый-то год? Наверно, духи какие-нибудь классные. Или помаду?
- Хм! До Нового года еще хрен знает, сколько времени, - Ладка дергает плечом и отворачивается, но уходить не спешит. Она явно заинтригована речами этого смазливого идиота.
- Неважно, - обаятельно улыбается Трухов. - Хотеть можно всегда. Точно, Леонид? - обращается он к Петрову.
Тот мелко кивает, отчего его крашеная челка мотается туда-сюда.
- Ты, что ли, мне эти духи подаришь? - жеманничает Лыжнева.
- Ну, духи - это так скучно, - тянет Трухов. - А вот представь, что на Новый год, прямо под бой часов, у тебя наикрутейший перетрах с тремя парнями. С тремя настоящими жеребцами, изголодавшимися по девчонкам! И так часа два, - он облизывается, принимается ржать не хуже тех самых жеребцов и одновременно двигает нижней частью тела.
- А тебе не кажется, что это может стать пыткой? - вдруг говорю я.
Они недоуменно оглядываются на меня. Глаза Артема вмиг становятся злыми.
- Чего? - с наездом интересуется он.
- А того, блин. Что, судя по твоим описаниям, эти трое парней так измочалят бедную девчонку, что той потом месяц нужно будет в больнице лечиться, - отворачиваюсь и вновь принимаюсь перелистывать учебник. - Вот дурак, - прибавляю вполголоса.
- Ты что-то много выделываться начал, - угрожающе вырастает возле моего стола Трухов.
- Отвали, - не поднимая глаз советую я.
- Эй, я не понял! Ты чего встреваешь в чужой базар? Давно не получал, что ли? - не отстает тот.
Придурок считает, что у него выгодная диспозиция. Но он ошибается. Я четко контролирую ситуацию. И его кулак не успевает пройти и доли сантиметра, как оказывается крепко схваченным моей ладонью. Все происходит почти мгновенно. Секунда, и рука Трухова вывернута до предела, а сам он хрипит от боли.
- Ты часто душ принимаешь, Артемка? - тихо спрашиваю я его прямо в ухо. - Надо бы почаще. Или поинтенсивнее, дружок. А то от тебя пованивает. При столь близком-то контакте. Как бы девчонки не расчухали, - даю ему пенделя. - Честное слово, придется после тебя руки мыть.
Отлетев на несколько метров, он мотает головой. Щупает запястье и локоть. Потом выпячивает нижнюю челюсть, издает что-то среднее между рыком и визгом и бросается на меня. Ну, конечно. Такого-то мачо и позорят. Прямо перед первыми красавицами нашего класса. За попытку реванша ему, без сомнения, плюс. Чего уж там. Вон тот же Петров или Лекалов второй раз и не полезли бы. Лучше бы подлость подстроили. Хотя Трухов и накостылять способен и гадость потом сделать.
Отклоняюсь чуть назад, пропуская придурка, и вновь выворачиваю ему руки. Бить я не люблю. Если только уж совсем приспичит. Конкретно лупить в лицо или по телу - просто верх бесчеловечности с моей точки зрения.
- Браво, Лада, - деланно хлопает в ладоши появившаяся словно из ниоткуда Васницына. - Из-за тебя дерутся два таких парня. Даже я на такое неспособна, - она, гордо выпрямившись, проходит к своему месту. - Только бы Горохова не узнала. Да, Артемка? - Васницына невинно поводит глазами и мило улыбается.
Весь пыл Трухова мгновенно пропадает.
- Отпусти, - шипит он. - Да отпусти же! Не слышишь, что ли? Не буду я больше.
Я разжимаю ладони, делаю шаг в сторону. Трухов отряхивается, приглаживает волосы, поправляет футболку под яркой кофтой. Потом кидает взгляд на Эльку, сидящую с царственным видом.
- Но ты ведь ничего не скажешь Тане? - с вызовом интересуется он.
- Вот только что столкнулась с Гороховой на втором этаже, - будто не замечая его, сообщает она Лыжневой. - Представляешь, Тане очень понравилась моя юбка. Или брошь. Уж не помню точно, - Васницына откидывает волосы назад. - Наверное, надо вернуться, сказать, где я ее купила. Да?
- Точно! - злорадно поддакивает Ладка.
По лицу Трухова проходит судорога. На несколько секунд оно становится хищным и отвратительным. И в этот миг мне кажется, что сейчас он придушит Васницыну. Но нет. Приняв умильное выражение, он осторожно подходит к ней и просительно говорит:
- Ну, Элечка. Ну, ты чего? Ты ведь такая красавица! Такая клевая! Неужели ты подставишь меня? - он даже принимает что-то вроде униженной позы. - Не говори, пожалуйста, Тане.
- На колени, - вполголоса и как бы между прочим изрекает Васницына, по-прежнему глядя на Лыжневу.
- Ч-что? - не сразу понимает наш мачо.
- У тебя еще и со слухом проблемы? - фыркает та. - На колени, говорю.
Трухов оглядывается. Все с неприкрытым интересом и злорадством наблюдают за происходящим.
- Ну, Эля, - делает еще одну попытку он.
- Да, кажется, Горохова звонит, - начинает вставать Васницына. - Представляешь, пригласила меня сегодня на вечеринку. Видимо, выбираюсь на верхний уровень, - продолжает она все это сообщать оторопелой Лыжневой.
Трухов с шумом выдыхает и грохается на колени. При этом в полной тишине слышно, как скрипят его зубы.
- Вот давно бы так, Артемушка, - Васницына наконец обращает внимание на Трухова и ласково треплет его по голове. - Неужели ты думал, что я сделаю плохо такому милому и красивому мальчику? - с издевкой интересуется она. - Представление окончено, - сообщает она всем остальным.
Трезвонит звонок. Я усаживаюсь на свое место и пытаюсь понять, что же такое могло спровоцировать Васницыну на подобное поведение.
Как ухажер он ей не нужен. Мелковат. Просто из-за смазливой мордочки? Так у нее таких, наверное, десятка полтора. Стоит пальчиком поманить. Не-ет, сам Трухов ей нафиг не нужен. Как пить дать. Тут, похоже, дело в другом. Похоже, ее просто уязвило, что кто-то выясняет отношения не из-за нее, красавицы Васницыной, а из-за другой. Причем, ладно бы - в ее понимании - стоящей с ней на одной ступени, а то - из-за Лыжневой. Которую она считает ниже себя, хотя ведь и дружит и везде таскает за собой.
- Здравствуйте, - стремительно входит Галина Васильевна.
Она ослепительно улыбается. Длинные золотисто-рыжеватые волосы подколоты на затылке. Платье ей удивительно к лицу и только подчеркивает замечательную фигуру. Мы все встаем, хором отвечаем. Я вижу, что Васницына несколько ревниво поглядывает на учительницу, предполагая, наверное, в ней соперницу по охмурению мужчин. А Трухов тем временем уже сколько-то пришел в себя и приосанивается, смотрит петухом. Пленительно улыбается, прикрывает длинными ресницами глаза. Умора.
Смешные, все же, какие. И ведь никто не задумывается, что именно у этой самой Галины Васильевны за душой, какие, к примеру, у нее мысли, суждения. Что она любит, а что ей не нравится. Что вообще она за человек. И Васницына, и Трухов видят в ней только самку. Один - чтобы с ней спариться, другая - чтобы не дать ему этого сделать.
Нет, права Марта. Тысячу раз права. Только полный мудак и извращенец мог создать наш мир и таких существ, как люди, в нем.
Перед географией я тоже открываю учебник. Во-первых, ничего дома не читал. Ну, а во-вторых, если Педрила злится, то лучше встретить его во всеоружии.
- Даня, ты что, меня избегаешь? - слышу голос Андрюхи.
Похоже, не удалось отвертеться. Да и прав он, нехорошо скрываться. Как будто кто-то кому-то напакостил.
- Конечно, нет, - поднимаю я на него глаза. - Извини, если так кажется.
Он всматривается, и лицо его теплеет. Он верит мне, потому что хочет верить.
- Ладно, проехали, - минутку молчит, приглаживая челку назад. - Но у тебя, надеюсь, ничего не случилось?
Откидываюсь на спинку стула, постукиваю пальцами по столу.
- Знаешь, Андрейка, у меня, наконец-то случилась радость. Та самая, о которой ты не так давно говорил. Ну, в том ключе, что мне ее не хватает. Помнишь?
Он кивает, чуть сдвигает брови, а концы его губ ползут вверх.
- Но рассказывать здесь обо всем этом у меня нет ни малейшего желания. Оглянись, - я делаю широкий жест рукой. - Повсюду полно ушей.
Он и правда осматривается, его улыбка превращается в саркастическую усмешку.
- Это ты прав. Как, в общем-то, и всегда. Мне, главное, было узнать, что у тебя не случилось ничего плохого. А поговорить, если захочешь, мы сможем после уроков. Нам все равно в одну сторону.
- Это вы о чем? - встревает Лекалов.
- Заткнись, дурилка, - хлопает Андрюха того по затылку. - Не твоего ума дело.
- Не понял, почему не моего. Мы все учимся вместе. И вообще, что это за насилие?
- Ох, и мука же мне с ним сидеть, - обращается Андрюха уже ко мне. - Если бы ты знал, - он сдвигает стул вместе с Антоном вперед и пролезает за его спиной на свое место.
- Представляю, - комментирую я, вновь углубляясь в учебник.
- Что за нафиг? - не унимается Лекалов.
- Отстань, тебе же сказали!
Звонит звонок. И почти сразу входит Педрила, слащавый больше обычного. А зайдя, останавливает взгляд на мне.
- Дементьев, - говорит он, противно улыбаясь.
- Да, - отвечаю я ему.
- Садитесь, садитесь. Кроме Дементьева.
Одноклассники, гремя стульями, садятся. Похоже, сейчас начнется представленьице. Педрила рассматривает меня, сморщившись, будто лизнул лимонного сока. Он выше, поэтому смотрит сверху вниз.
- Ты отсутствовал на трех уроках. Где ты был? - тут он подходит так близко, что становится даже противно, и упирается пальцами в наш с Макиной стол.
- Неважно себя чувствовал, - говорю я. - Болела голова.
- Да ну? - он морщится сильнее. - Останешься после урока. Побеседуем. Не возражаешь? - он строит ироническую мину.
- Разве у меня есть возможность возражать? - интересуюсь я, сохраняя предельно серьезное и незамысловатое выражение лица.
- Поговори еще у меня, - сквозь зубы тихо произносит он, и глаза его на миг стекленеют. - Можешь садиться.
Пока я устраиваюсь, Макина не отводит от меня взора. Очевидно, ей крайне любопытна моя реакция, а также вся ситуация в целом.
- Ну что, влип? - шепчет она и фыркает. - Туда тебе и дорога. Умник, блин.
Вот она так всегда, считает любую помощь с моей стороны - как должное. Даже не поблагодарит никогда. Зато съязвить или сказать пакость - пожалуйста. И если бы мне не было все равно, я после первого же ее дерьма больше не давал бы ей списывать и не стал бы подсказывать.
- И вообще, - продолжает соседка, брезгливо отодвигая наманикюренным пальцем мой учебник. - Чего это ты разложился больше, чем на полстола?
Педрила тем временем задумчиво изучает журнал и изредка поглядывает на класс. Затем откладывает журнал в сторону и выставляется на меня. Просто как удав. Глаза у него большие, карие, масляные. Оттененные загнутыми ресницами. Черты лица достаточно правильные. Он вообще, признаться, довольно смазлив. Правда, на быдловский манер.
- Ну, что ж... К доске у нас сегодня пойдет Дементьев, - взгляд его остается пустым, только одна бровь слегка выгибается.
- Каждый день Дементьев! - вполголоса возмущается Трофимова. - А мне "четверку" исправлять надо.
Педрила поворачивает голову в ее сторону, сцепляет пальцы на животе.
- Хорошо, Люда. Я отлично видел, как ты тянула руку. Следующий параграф будешь отвечать ты.
Я поднимаюсь, одергиваю пиджак. Поведение Педрилы очень настораживает. По всем признакам впереди дерьмо. Причем внушительное такое ведро. Этого самого дерьма.
- Ну-с, - переводит он взгляд на меня, когда я встаю к доске. - Начинай.
Досмотреть параграф до конца мне не удалось, а на прошлом уроке я этого идиота почти не слушал. Хорошо хоть, что краткосрочная память у меня неплохая.
- Расселение населения мира - это процесс распределения людей по территории и формирование сети поселений. На его характер влияют три группы факторов, - заунывно вещаю я.
- Так, так, - соглашается учитель.
- Так вот. Это - социально-экономические факторы, природные и демографические. Под социально-экономическими подразумевают общий уровень развития экономики, региональные различия в доходах населения...
Ну, и дальше, короче, в том же духе. Закончив, я вопросительно выставляюсь на него.
- Все, что ли? - интересуется Педрила.
- Да, - отвечаю, раздумывая, что у него на уме.
- Тогда скажи мне, Дементьев, пожалуйста, - он разворачивается к доске. - Каково процентное соотношение расселения человечества по нашей планете.
- Вы имеете в виду распределение по материкам? Или вообще сколько процентов суши занято человечеством?
- Ну, - он делает неопределенный жест рукой. - Просто процентное соотношение расселения.
- Так а конкретно-то что вы имеете в виду? - я понимаю, что встрял; он специально ищет повод, к чему бы прицепиться; вот сейчас как именно бы я ни ответил, все будет сочтено неправильным.
Он пристально глядит мне в глаза, и становится похожим на Гадюку.
- Именно то, что я спросил, - с расстановкой говорит он. - Не знаешь? - Педрила берет в пальцы ручку. - Тогда "два".
Я столбенею. Что за ерунда? Весь класс тоже замирает.
- Постойте, постойте, - протягиваю я к нему ладонь и тут же чувствую отвращение к себе. - Заселено всего около десяти процентов суши нашей планеты. Основная часть существующего населения сосредоточена в Евразии, это приблизительно семьдесят процентов человечества.
- Да ну? - он презрительно щурится. - Хорошо. Садись, "три".
- Но за что? - вырывается у меня.
- Садись, - Педрила повышает голос. - И изучи параграф. Только внимательно.
Не знаю, как оказываюсь на своем месте и неверными пальцами начинаю перелистывать учебник. Не может быть, чтобы я ошибся. Не может.
- И учти, Дементьев, - продолжает учитель. - Еще одна-две "тройки", и "пятерки" тебе за полугодие не видать!
- Это несправедливо! - раздается сзади. - Он правильно ответил.
Андрюха сам себе роет могилу. Сейчас и он схлопочет, он просто еще не знает, на что способен этот упырь.
- Дементьев ответил приблизительно, - в тоне Педрилы появляется металл. - Меня же интересовали точные цифры. И оценки мои, Завьялов, ну, это просто чтобы ты знал - здесь не обсуждаются. А чтобы этот урок был тобою усвоен твердо - тебе "два"!
- За что??
- Еще одно слово, и ты получишь "единицу"! Авансом!
- Да ну, что за ерунда! Я все это терпеть не намерен! - с вызовом сообщает Андрюха и принимается собирать сумку.
- Что, что? - преувеличенно изумляется Педрила. - Ты хочешь вылететь из школы?
- Вы понимаете, что это произвол? - голос Завьялова немного дрожит, он явно не ожидал подобной реакции.
- Ставлю тебе авансом еще две "двойки", - почти весело заявляет Педрила.
Андрюха наконец заканчивает складывать вещи, встает. Потом, ни слова не говоря, выходит.