Аннотация: Всем отчаявшимся посвящается. С любовью, пониманием. И осознанием того, что не все так однозначно в этом мире
Глава 15
--------------------------------------
Дома почему-то никого нет. И с одной стороны это хорошо, но с другой - может быть, родителей уже вызвали в школу?
Прохожу в свою комнату, включаю свет, бросаю портфель на стол. Жалко, что Марте нельзя звонить. Когда говоришь с ней, чернота куда-то отступает. Чувствуешь себя нужным здесь для чего-то. Ну, не совсем уж бессмысленным и никчемным. А так... Вторая половина дня настолько отдалила радость встречи с Мартой, что она уже кажется какой-то вымышленной, ненастоящей. Будто я ее выдумал. Как выдумываю все подряд. Капитана того же. Голос. Двойника.
Короче, опять до того тоскливо, что форменная жуть. Даже переодеваться не хочется. Переодевание это кажется до того бессмысленным действием. Ну, до того... Какая разница, одна на мне одежда или другая? Умыт я или грязен? Голоден или сыт? Я здесь или кто-то другой?
Тьфу, жесть, как безысходность наматывает стальные кольца в груди. Сижу, как дурак, пялюсь в окно. И ничего не вижу. До того хреново.
Блин, ну почему, почему нет кнопки??
Закусываю губу, чтобы не разреветься. Прижимаю кулаки к груди. Как же больно, господи! Почти невыносимо. И за что мне все эти мучения, нафиг, а? Ты, господь сраный кретин, за что мне все это?? Какого черта, в конце концов?
С минуту прислушиваюсь. Было бы просто великолепно, если бы этот самый дебил меня тут же бы и пришиб. Молнией, например, с потолка. Или током из стены. Ха-ха. А то и просто ударом кулака. Хрясь такой кулак из ниоткуда. И бабац меня по башке. Насмерть.
Здорово бы было. Точно. Только ничего такого не происходит, сиди тут, не сиди. А все из-за того, что никого над нами нет и в помине. Либо есть, но ему похрен. Абсолютно. Он создал этот ублюдочный мир, и на том остановился. Отошел, так сказать, в туалет. Ха-ха. Или, например, он извращенный садист. Наблюдает за своими безмоглыми букашками-таракашками и радуется их страданиям. А что? Чем плохая идея?
- А-а-а, - начинаю я выть. - А-а-а-а-а-а!!
Стискиваю голову, раскачиваюсь туда-сюда.
Уйти. Уйти отсюда! Как мне уйти-то? Почему я должен тут быть? Ну, почему??
"Господь терпел и нам велел" - проявляется в моем мозгу голос попика. И снова: "Господь терпел и нам велел".
Блин! Да чтоб ты провалился, что ли. Или повесился!
Даю своему телу сползти на пол. Вцепляюсь пальцами в лицо. И еле удерживаю себя, чтобы не разодрать его. Ведь если раздеру - точно в дурдом сдадут. А оно мне надо?
Какая тоска, тоска, тоска, тоска, тоска...
Так тянет, так выворачивает внутренности. Уж вытянуло бы до конца. Ведь нет, тянет и тянет. Тянет и тянет. Выматывает. И нет этой муке предела.
Щелкает замок входной двери. Слышится стук снимаемой обуви, шуршание одежды.
И мне приходится поднять себя с пола. И усадить в кресло. И попытаться что-то состроить. Уж не знаю, что именно. Но попытаться. И все это через силу. Назло. Словно мне не фиолетово. Словно имеет какое-то значение.
Легкие шаги. Скрип моей двери.
- Даня, милый, ты давно дома?
Не могу повернуть голову, мне чудится, что на моей роже какой-то чудовищный оскал.
- Что с тобой, милый? Почему молчишь? - мама подходит ближе. - Уж не заболел ли ты часом?
- Нет, мама, - отвечаю, и мне кажется, что я скулю, а не говорю.
Но, похоже, мне это действительно только кажется, ведь мама не пугается и не изумляется.
- А чего ты тут так сидишь? Даже не переоделся. И, наверное, не ел? - она протягивает руку, чтобы потрепать меня по волосам, но я отшатываюсь. - Да что с тобой??
- Не знаю, - через паузу говорю я. - Наверное, просто устал.
- А. Много уроков?
Похоже, из школы не звонили, и она ничего не знает. А это странно. Это может означать только одно - Педрила что-то замышляет, готовится. Чтобы, так сказать, ударить уж сразу наповал и наверняка. Чем же я ему так сильно насолил-то? Веду себя тихо. Никуда не лезу.
- Ну, что такое, Даня? Чего ты все молчишь?
- Устал, мама. Надоело все.
- Тебе надоело? Уже? - она наклоняется, чтобы заглянуть в лицо. - Но ведь ты только начинаешь жить.
Блин, да лучше бы и не начинал!!
- Мам, не вижу смысла, - у меня больше нет сил притворяться, а она все стоит и стоит; и не уходит.
- В чем? - ее голос становится озабоченным.
- Ни в чем.
- Как такое может быть? В твоем-то возрасте. Это ненормально, знаешь.
- Какая разница, есть я или нет. Или вот ты, например. Ну, не было бы нас с тобой, и что? Да ничего бы не изменилось. Ни-че-го. Бессмысленные жизни. Бессмысленные действия.
Она молчит. Я заставляю себя поднять голову, чтобы посмотреть на нее. Она разглядывает меня, и в ее глазах сквозить что-то такое... Что-то, чему я не могу подобрать названия.
- Сегодня тебе обязательно надо принять лекарство! - наконец с нажимом произносит она.
Ну, приехали! Я молодец, точно. Не мог уж помолчать немного.
Ночью ворочаюсь и ворочаюсь. Никак не удается уснуть, хотя очень стараюсь. Считаю баранов, пытаюсь ни о чем не думать, чтобы в голове воцарилась полная тишина. Это часто помогает, словно проваливаешься куда-то, проваливаешься, пока не перестаешь осознавать себя. Вот тогда-то и наступает сон, как правило, крайне глубокий. Ну, это все замечательно, конечно. Но только не сегодня. Сегодня не работает ничего.
То так лягу, то этак. То открою глаза, то закрою. А результат один. И еще то в жар бросит, то зуб на зуб не попадает. Ерунда всякая, честное слово. И, главное, сегодня! Когда мне так надо заснуть, чтобы встретиться с Мартой.
Наверное, если посмотреть со стороны, то идея выглядит идиотской. Ну, кто в здравом уме будет назначать свидание во сне, а? Еще большим придурком выглядит тот, кто пытается на такое свидание попасть. Ха-ха. Может быть, и так. Ну и что? С Мартой возможны любые чудеса. Она ведь такая же, как я. Или даже еще более странная. Со мной-то всякое происходит, точно? Почему же тогда после нашего знакомства не начаться уже конкретному волшебству?
Мне кажется, мы стоим на пороге прыжка. Вместе мы сумеем покинуть этот мир и уйти в какой-то другой. Где нам будет комфортно, легко и бесконечно счастливо. Надо только не разлучаться. И тогда решение придет само. Бац так, и через секунду мы знаем, что делать.
Но пока, пока я тут один. Верчусь, кручусь. Как дурацкий волчок, честное слово. И так тоска. Да еще любимой моей нельзя ни звонить, ни встречаться с ней. Остается только свидание во сне. Ха-ха. А уснуть не могу, хоть ты тресни.
Наверное, тут помогла бы эта чертова таблетка. Ну, чтобы заснуть. Только никаких таблеток я больше не собираюсь жрать в принципе. Только если силой. Пусть зубы выламывают, в вены колят. Пусть. Но добровольно больше никогда. Ведь это отрава. Которая изменяет меня, делает безвольной тупой куклой. Без воображения, без ясности мысли. Вообще без всего. А тупая безвольная кукла не в состоянии быть вместе с Мартой. Я же готов на что угодно, только бы быть рядом с ней. Она здесь единственное, ради чего вообще стоит жить.
Открываю глаза. Пялюсь в потолок. Он сейчас серо-синий. Темный такой. Можно представить себя в каюте космического корабля. Моя вахта закончилась, на пост заступил штурман. Он мой лучший друг. Там. Мы много времени проводим вместе. Ведь ни у меня, ни у него там нет Марты. Тьфу! Это у меня Марта, а у капитана нет кого-нибудь другого. Короче, поэтому я тамошний намного несчастнее меня здешнего. Это я так считаю, так как Марта у меня тут есть. Но я, ну, который капитан корабля, ни о чем таком не знаю и, поэтому, вполне там счастливый. Лежу такой, заложив руки за голову, и смотрю в потолок. А за стеной моей каюты - открытый космос.
Ух ты, даже мороз продирает от такой мысли. Мельчайшая скорлупка, затерянная в безбрежности вселенной. Затерянная-то затерянная, конечно, да не совсем. Идем мы с важным заданием к определенному населенному миру. Чтобы, в общем, определить, понять до конца, а нужен ли этот убогий, нечистоплотный мир окружающему пространству. Ведь он выплевывает и выплевывает дерьмо вовне. Гадит, короче, заражает мерзостью все вокруг.
Я капитан, а мой друг - штурман. И лежу я сейчас такой в своей каюте и стараюсь заснуть. Ведь завтра предстоит тяжелый день. Лежу такой, лежу, а сна ни в одном глазу. И вот приходят мне мысли про мальчика, который вот тоже сейчас ворочается и пытается отрубиться. Ха-ха. А за стенами звезды и космическая пыль. А дальше - другая галактика, наш спутник, куда не так давно летала другая экспедиция. Ну, и куда полетим мы. После этого задания.
Крутятся видения. Исчезают. Наплывают. Снится какая-то мура. Как всегда, когда некая часть тебя бодрствует и не может отключиться полностью. Из одной ерунды проваливаюсь в другую. Из той - в третью. И так до бесконечности. Только ни замка, ни парка, ни старой громадной ели там нет. А, значит, нет и Марты.
Просыпаюсь весь мокрый. Как мышь. Рубашку хоть выжимай. То же самое с наволочкой и простыней. Выбираюсь из постели, сдираю с себя рубашку. А тем временем вдруг становится дико холодно, прямо трясти начинает. Пока меняю белье, даже зубы стучат. Что за фигня, честное слово. Отрубился полностью. Абсолютно ничего не помню. Спал часа два. И за эти два часа вымок так, словно меня окунули в воду.
Надо же было до такой степени провалиться. Просто в никуда. Полная бездна. И никакой Марты.
Еще только шесть. До побудки полтора часа. И, наверное, еще есть время. Наверное, она все еще ждет меня. Там, под старой елью. Ждет-то, ждет. Вот только я туда попасть никак не могу. И ощущение собственного бессилия буквально выворачивает мозги. Я не сумел, не смог попасть к месту встречи, и теперь непонятно, неизвестно, когда увижу Марту.
Глазам становится мокро. И горячо. И я в который уже раз с жестокой ясностью осознаю, что без нее невозможно уж совсем. Раньше хоть как-то можно было существовать. Пусть как механизм, как робот. Понуждая себя что-то делать, как-то реагировать на окружающую действительность. Но сейчас... Когда я знаю, что она есть. И что она рядом. Потерять ее было бы совсем уж немыслимо.
Закутываюсь с головой. Дышу в сложенные ладони. Моя любимая - единственное, что есть у меня в этой жизни. Единственное, ради чего можно продолжать притворяться и существовать дальше.
Звонит будильник. Затыкаю его. Минут пять лежу, не желая вставать. Не выспался, конечно же, вообще никак. В глаза словно песок насыпан. Рожу дерет. От слез, что ли. И нужно придумать что-то такое, что подняло бы меня из постели.
Вяло перебираю мысли, но все автоматически посылается куда подальше. И это плохо, ведь если не вести себя, как требуется окружающим, то потом будет только хуже.
Рисунок! Черт возьми, у меня же есть рисунок. Вскакиваю и трясущимися пальцами принимаюсь рыться в столе. И точно. Через минуту в моих руках уже лежит Марта. Едва набросанная, но четко угадываемая. Огромные удивленные глаза, глядящие внутрь себя. Чуть сжатые губы. Выбившаяся прядь волос. Это она, она, она!
Едва удерживаюсь, чтобы не прижать ее к груди. И не отпускать. Господи, когда в следующий раз мы увидимся, я так и сделаю. Обниму крепко-крепко и не отпущу. Никогда.
Кладу лист бумаги на стол. Чтобы не помять. Отхожу на шаг. И смотрю с расстояния. Как она говорила? Художник, которого знают за пределами галактики? Интересно. Может, мне что-то неизвестно о самом себе? Но... Но на рисунке Марта как настоящая. Только черты лица словно сквозь туман. И, может быть, их и не надо прорисовывать четче. Наверное, нужно оставить все, как есть. Вполне вероятно, что если проведешь более ясные линии, то что-то уйдет, отомрет, застынет. А тут - кажется, губы вот-вот дрогнут, произнося какое-то слово, а глаза вот-вот узнают меня, и в них засветится радость.
- Даня! - звучит совсем рядом с моей дверью. - Даня, ты знаешь, сколько времени?
Дверь распахивается, и я едва успеваю толкнуть заветный рисунок в ящик стола.
- Ты уже встал, милый? - от мамы пахнет сном и еще какой-то теплой дрянью. - А что это у тебя вид такой встрепанный? Что случилось? - она тянется ко мне ладонью.
И я вновь отшатываюсь. Как и вчера. И это снова ставит ее в тупик.
- Ты какой-то странный уже несколько дней, - озабоченно говорит она. - Что-то не то в школе?
Ну, не объяснять же ей, что после встречи с Мартой я уже мало в чем могу притворяться. Особенно туго идет с тем, насколько мне отвратительны прикосновения других людей. И их запах. Словно разбираю его по полочкам. Вот подложка - несвежее, не совсем здоровое тело. Пожалуй, капелька вонючего пота отца. И еще, э-э... Идиоты наверняка совокуплялись сегодня ночью. Ну, или пытались совокупляться. И вот еще запашок, противненький такой. Похоже, позже она помогала себе сама. Ф-фу! А чуть выше - сильная струя ночного крема. Мерзко сладкого, тяжелого. А сверху - запах не первый раз надетого халата.
Блин, меня сейчас вырвет.
- Милый, да что с тобой? - ей все-таки удается потрепать меня по голове.
Отскакиваю, как от удара. Прижимаю к груди сжатые ладони. Сердце колотится.
- Мама, отстань! Отстань! Я опаздываю. Ты не видишь? Уйди!
Она недоуменно замирает. Потом ее лицо искажается от обиды.
- Ты ей-богу доведешь меня до инфаркта! И разве так должен себя вести с матерью мой сын?
- Мама, не начинай, - прошу я, боком пробираясь к двери. - У меня крайне мало времени. Ну, посмотри же на часы!
Она что-то говорит вслед, но я уже несусь в ванную. Так, душ, бутерброд, несколько глотков обжигающего чая, чистая, но мятая, рубашка, галстук. Два раза провести пятерней по волосам, вкривь-вкось одеться.
И вот бегу по заснеженным улицам. Всю ночь, видимо, шел снег. Может, из-за этого я и не мог никак уснуть. Белые шапки на деревьях, карнизах, скамейках. Даже на тротуарах он еще не успел прокиснуть. И было бы у меня хоть чуточку времени, я бы притормозил. И полюбовался. Но его нет совсем. Неловко надетый носок натирает палец, под кое-как намотанный шарф задувает ветер. Мерзнут руки, так как варежки в спешке забыты дома.
За две минуты до звонка влетаю в школу. Проношусь в раздевалку. И с последними переливами этого самого звонка вваливаюсь в класс. Там тишина. Как, впрочем, и всегда на уроках Гадюки. Даже на роже Макиной застыла гримаска, призванная изображать безысходность. Мельком смотрю на Завьялова.
Похоже, сегодня он тоже плохо спал. На щеках нет румянца, всегда присущего ему. Да и все лицо как-то помято. Глаза без задора. И на мое приветствие он вяло кивает. Может, родители все-таки устроили ему взбучку?
- Good morning, - царственной походкой вплывает Гадюка, обводит пустыми глазами класс; все вскакивают. - Sit down, please, - поводит она ладонью вниз.
Мои одноклассники с грохотом опускают зады на стулья. А Гадюка делает несколько мелких шажков вперед, потом назад. То ли демонстрирует новую прическу, то ли юбку. А, может, и туфельки. Или просто, по своей гадючьей манере, свивает, развивает кольца. Поджидает жертву.
Она вообще довольно миниатюрна. С маленькими ручками и ножками, с выхоленным тельцем. И большими, вытянутыми к вискам глазами. Которые абсолютно мертвы. Как у рыбы, честное слово. Ну, или у змеи.
- Ну, что ж, - говорит она по-русски. - Кто у нас сегодня дежурный? Ты, Мальцева? Почему доска не протерта.
Я, как, думаю, и остальные, тут же перевожу взгляд на доску. Доска себе, как доска. Ну, не идеальна, конечно. Но назвать ее не протертой не то, чтобы преувеличение, а, так сказать, наглая ложь. Однако Гадюка сегодня, похоже, еще не имела счастья сцепиться с кем бы то ни было, и яд, видимо, душит ей зоб. Или что там у змей.
- Иди-ка, иди-ка сюда, Мальцева. Давай ближе.
Мальцева - типичная русская матрешка с длинной русой косой - робко переступает по направлению к Гадюке, тоже, наверное, подозревая неприятность. И не успевает она оказаться в зоне доступности учительницы, как та мгновенно и крепко - будто всегда только это и делала, хватает ее за косу, наматывает на свою миниатюрную руку, подтягивает к лицу, принимающему в этот момент просто сатанинское выражение, и шипит:
- Быстро протерла доску, Мальцева! И чтобы мне блестела! Чтобы блестела! И чтобы такое в последний раз. Ты поняла меня, Мальцева? - она отпускает косу.
Бедная Надька, на глазах которой тут же показываются слезы, всхлипывает. Будто во сне нащупывает тряпку и, пятясь, вываливается из кабинета.
Гадюка опять обводит класс мертвящим взором, чуть усмехается и царственно проходит к столу.
Никому другому такое поведение не сошло бы с рук. Никому другому, но только не Гадюке. Никто и не пикнет про этот инцидент. Хотя, даже если бы и пикнул, никакого толку бы не было. Ведь всем отлично известно о куче подобных случаев. И что? Да ничего, черт побери.
Муж у Гадюки - первый преступный авторитет в нашем городе. Который, по сути, и рулит всеми потоками - финансовыми там, ресурсными, управленческими. А Гадюка у него - любимая жена, холимая, лелеемая. Думаю, даже если ей насолишь и после этого свалишь куда-нибудь подальше, этот самый муж и там тебя достанет. Вот и ведет она себя так, как ей заблагорассудится, не считаясь ни с кем и ни с чем.
Видел я его пару раз. Ну, сморчок сморчком. Но взгляд цепкий, жестокий. А сам он такой юркий, ну, прямо хорек. И она с ним на людях просто уси-пуси. Не знаю уж, как там у них без свидетелей, конечно.
Короче, весь урок все сидят особо, так сказать, вздрюченные. Наверное, если б комар пролетел, было бы слышно. И одна часть моего мозга внимательно отслеживает происходящее, чтобы не попасть впросак, зато другая - непрерывно думает о Марте.
Ведь она ждала, наверняка ждала под той старой елью. Всю ночь. А я не пришел. Не смог. И как она там сейчас, мне неизвестно. Что делает? О чем думает? Какое у нее выражение лица? Кстати, о лице Марты. Куда ни посмотрю, оно протаивает сквозь действительность. Словно растворяет ее, проникая откуда-то оттуда сюда.
Так-то оно так, да только прикоснуться к нему невозможно. Марта будто здесь и не здесь. И этот факт буквально сводит с ума. Хочется взять ее за руку. Посмотреть в глаза. Услышать голос.
Поворачиваешь голову, лицо протаивает. Но на самом деле Марты тут нет! И, получается, как будто я все это сам себе придумал. Навообразил, как делал уже не единожды. И здесь, в этом мире, ее нет. Одна моя фантазия. Мечты.
Уф, даже жарко становится. Ослабляю узел галстука, чтобы он меня не придушил. Блин, вот кто поручится, что та наша встреча и тот наш разговор были в действительности? Кто сможет уверить, что все это не то же самое, как и с капитаном? С двойником тем же? Ведь с ним-то я тоже разговариваю, встречаюсь. В детстве он вполне реально был участником моих игр. Точно? Почему же не заключить, что с Мартой все просто пошло несколько дальше? И теперь я не только разговариваю и вижу кого-то вымышленного, но даже и чувствую его.
Как мне забыть прикосновение ее руки? А наше столкновение, когда я влетел в нее, как баран?
Но ведь придуркам тоже много чего кажется. Что-то я такое слышал, что свои фантазии они могут принимать за настоящих людей, которых нет в действительности. У них даже отношения с ними бывают.
- Дементьев! Stand up!
Тут же в мой бок вонзается локоть Макиной. И ее можно понять - злоба Гадюки обычно имеет свойство переноситься и на окружающих эпицентр лиц. Встаю, стараясь не смотреть в глаза учительницы. Ее мертвящий взгляд вполне способен лишить воли. И даже, наверное, выпить жизненные соки.
- What are you doing? - Гадюка слегка прищуривается, ее рот презрительно кривится, а коготки принимаются постукивать по нашему с Макиной столу.
- I'm thinking. About the theme of this lesson, - стараюсь говорить твердо, чтобы она не учуяла слабину и не вцепилась мертвой хваткой. Мне и с Педрилой проблем хватает.
Ее ноздри начинают чуть заметно вздрагивать, а волна злобы буквально захлестывает меня с головой. И от этого все мое тело принимается мелко подрагивать, словно оно едва ли в силах вынести этот поток.
И тут, в этой мертвящей тишине, вдруг слышится едва уловимое пиканье нажимаемых кнопок. Голова Гадюки мгновенно дергается.
- Put your phone away, stupid fool!
Осторожно поворачиваю голову и вижу красного, как рак, Петрова, который судорожно пытается засунуть смартфон в сумку. А он все не лезет и не лезет.
- Stand up, idiot! - подскакивает к нему Гадюка.
Вернее, не подскакивает, а переползает. Но так стремительно, как умеют делать только ядовитые змеи. Дурак Петров поднимает свой тощий зад и от нервности, что ли, начинает дергать дебильную крашеную челочку.
Именно это, видимо, окончательно выводит училку из себя. Она на пару секунд вперяется в его рожу, замирает. Отчего тот бледнеет. А затем впечатывает ему пощечину.
Удар получается хлестким. Звонким. Отчетливым. И на белой щеке сразу же появляется яркий след - отпечаток маленькой, но уверенной руки.
Химию и биологию отсиживаю, как во сне. Меня не покидает ощущение нереальности, ну или не вполне реальности, происходящего. Словно я нахожусь здесь и одновременно где-то еще. В моем телефоне есть номер Марты. Я проверил это уже раз десять, не меньше. Но кто поручится, что я не вбил его туда сам, взяв, так сказать, из головы? Машинально беру карандаш и принимаюсь тыкать острием в ладонь. Сильнее и сильнее. Так, что еле заметные сначала отметины становятся глубже и глубже, грозя перерасти в ранки.
- Ты совсем сдурел, что ли? - шипит Макина. - Отдай карандаш, придурок!
Скашиваю на нее глаза. Ее нос сморщен, верхняя губа хищно приподнята, зрачки угрожающе сведены к переносице. Я ее раздражаю. Ладно. Впрочем, себя - тоже. Что толку колоть тело ножом или резать бритвой вены? Идиотизм. И обезьяна Макина в этом права. Надо уж так, чтобы сразу и наверняка. И чтобы не больно.
Непонятно, зачем я втыкал в кожу это острие. То ли проверял болевые ощущения, то ли хотел почувствовать себя настоящим.
И становится похожей уже не на макаку, а на мерзкого богомола. Только с крошечными глазками. Я отшатываюсь, смаргиваю. И с облегчением чувствую, что двойственность миров начинает разрушаться. Два мира сливаются в один. Вот этот. Где есть обезьяноподобная Макина и злобный петрушечный Гоблин. Скачущий сейчас где-то в конце кабинета. И где... Где, наверное, вовсе нет Марты...
Шило втыкается мне в грудь. Снова и снова. Заставляя задохнуться. Согнуться пополам. Прижимаю руки к ранам. И удивляюсь, почему они не окрашиваются красным. Почему кровь алой лентой не выплескивается на стол.
- Ты окончательно спятил, - выносит вердикт соседка.
Спасительным звуком врывается в мою черно-красную пелену боли звонок. И я падаю щекой в раскрытую тетрадь.
Глава 16
-----------------------------------
- Я сегодня почти не спал, - говорит Андрюха. - Все думал про то, что ты говорил.
Мы идем вместе из школы. Я - помахивая портфелем. Он - угрюмо уставясь под ноги.
- А почему? - пытаюсь проявить интерес. А сам все думаю, не зайти ли в то крошечное кафе и не спросить ли о девчонке, что была (или не была) со мной. Может, я и сам-то вообще не был в том кафе. А только представил. Как представляю раз за разом и все отчетливее и отчетливее свой корабль, друзей, коллег и тамошнюю жизнь.
- Данилка, да что с тобой?
Поворачиваю голову и натыкаюсь на Андрюхин встревоженный взор.
Правда, можно еще позвонить. Проверить, так сказать, в лоб. Но ведь Марта твердо сказала не тревожить ее до конкурса. Хм, да и есть ли сам-то конкурс?
- Данька!
И получаю увесистый тычок в плечо. Даже отступаю на полшага.
- Чего дерешься? - взглядываю я на Андрюху.
- А ты чего не отвечаешь? Все молчишь. И типа совсем не здесь. Прямо как зомби. Даже не по себе, - он ежится, сдвигает свою смешную шапку назад, отчего его светлый чуб окончательно вырывается на свободу.
Под неярким солнцем волосы переливаются, отдавая в рыжину. И выглядят почти золотыми. Я рассматриваю Завьялова, словно вижу его в первый раз. Светлые глаза в густых ресницах, немного вздернутые брови, придающие ему выражение, будто он всегда несколько удивлен. Нежный румянец. Четкая линия губ. Острый подбородок.
- Ты чего??
- Знаешь, у тебя очень фактурное лицо, - медленно говорю я. - Мне обязательно нужно будет тебя порисовать.
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/09expertshot/dual.jpg)