Лазаров Сергей Атанасович : другие произведения.

Сёстры Карагач. Поэма (полный текст)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

ПРОЛОГ

Зоси́ма поднимает веки, – 
Слепые очи говорят:
«Пред всеми, всюду и вовеки
Во всём в душе всяк виноват…»
Со мною тоже так бывало, – 
Как будто боли в жизни мало! – 
Живёшь себе, а тут – вина
В приливе чувств на ровном месте; 
И, как назло, задолжник чести 
Честь гонит чарою вина.

Осознанность – примета века;
Убрав рефлексий лишних шум,
Я понял: в жизни человека
Проблемы нет страшней, чем ум.
О горе! Сеть нейронных связей,
Причинно-следственных согласий, 
Имеет прочности предел.
Природой нам даны желанья,
Культурой – масса пониманий; – 
В их споре зреет беспредел.

И будь ты хоть ума палаты, – 
Да хоть истории доцент! – 
От кафедры и до палаты
Весь путь – всего один момент.
Очередная вспышка гнева
Ничтожит мудрости посевы, –
Скажи, зачем гранит наук
Грызть с упоением, коль скоро
Из пьяной похоти, с позором,
Ты встанешь в ряд убийц-зверюг?

О, если вы не в курсе дела,  
«Расчленинград» для вас пустой
Набор слогов; страна шумела,
А вы, видать, треск новостной
Не очень-то… (Для общей пользы:
Пусть хоть кого-нибудь психозы
Не тронут до поры.) Да, мир
До основания банальный;
Куда уж лучше шар хрустальный – 
Литературный палантир.

Я здесь совсем немного значу;
Куда как больше – ваш герой
(Тут ваши нейросети скачут);
Здесь только виден голос мой.
В стране испытанных желаний,
Превыше всяких пониманий, – 
В строфе раздвоенный поток.
Во внутреннее ухо льётся,
Что песнью первою зовётся, – 
Сюжета переменен ток.

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

На острове Святой Елены
Историк в мыслях срок мотал;
Его сокамерник растленный 
(Британский вроде генерал), 
Чифирь с ландориком вкушая,
Вознёс себя в пределы рая – – 
Примерно так – через пробел – 
Эксперт Зубило, их приятель,
Улик убийственных искатель, 
На стол расставил члены тел. 

Мы в детстве все любили пазлы;
Зубило тоже, но теперь
Навряд ли скажет, что по маслу
Собрал три тела без потерь.
«Девицы эти так похожи – 
И на лицо, и цветом кожи; 
И аккуратен так распил! 
Мастак! Не то что наш историк…» 
В того летит с харчком ландорик.
Удар. (У сэра много сил.)

Атлантика несёт парашей;  
Опять себя теряет Сир, – 
Перед лицом усердно машет
Отпиленной рукой кумир
Клио́… И в этот миг Зубило
На озарение пробило.
«Передо мною три сестры!
И как я раньше не заметил!» 
Порыв его души был светел,
И выводы пошли быстры. 

«Их убивали постепенно. 
Сначала первую – с косой.
Приметен мерзкий признак тлена: 
Землист на шее срез косой…»  
Наполеон дал дёру в горы,
Но о́строва малы просторы, – 
Суровый Лоу в пять секунд
Нашёл историка под шконкой,
Решил он оплеухой звонкой
Давить в зачатке всякий бунт.

Сидит за бандитизм тот Лоу; 
Ему противны те дела,
Разбор которых на ток-шоу
Лишь множит в массах славу зла… 
Эксперту же трэшак по нраву.
«Вторая жертва на расправу
Отправилась через два дня;
Её финал – удушья муки…»
Зубило, следуя науке, 
Нашёл на шее след ремня. 

«Но! Третья дева перед смертью, –
На пальцах видим мы следы, – 
Сама распилочною цепью
Свершала жуткие труды;
И под ногтями есть частицы
И первой и второй сестрицы…» 
А генерал уснул. Сосед
Нашёл себя; он – вождь французов,
Гроза царей и их союзов!
Вот только Лоу эполет…  

Наколка старого бандита – 
Погон колониальных войск;
По центру – с глазом пирамида,
И надпись ниже «Miss Podolsk».
Чего?! – – «Чего?!» – обескуражен
Эксперт Зубило персонажем,
Который точно повторил
На ней её же стиль распила.
«Она сама себя пилила?
Конечно, нет! Нет сил…»

Закончить уж пора. Зубило
Последний штрих занёс в отчёт: 
У свежей жертвы не хватило
Того, что все зовут плечом… 
Меж тем Наполеон в ударе – 
Ногой дал в ухо петушаре;
Но тот на деле не таков, – 
И слово «Miss» здесь означает,
Что Вася по братве скучает.
(Не знал тот кольщик русских слов!)

Недолгим был триумф француза, – 
Опять случилось Ватерлоо,
Опять явился образ музы, 
С дырой сквозною умный лоб… 
Домой пришёл блюститель права,
Он рад найти в столе приправы, – 
Ведь ужин званный ждёт друзей.
Зубилы фирменное блюдо:
Манты с начинкой из верблюда
И дичи (из родных степей).

Готовит мастер вдохновенно, – 
Ничто не упускает глаз, – 
И фарш, и тесто – всё отменно;
Манты выходят – высший класс!..   
Менты, когда вязали Лоу,
Совсем того лишили слова:
Дубинкой был пробит висок, – 
И мозг пропал в той доле строго,
Где речью правит зона Брока.
Молчания пожизнен срок. 
 
Василию всё душу гложет
Тот факт, что высказать никак
Своё презрение не может
Тому, кому сейчас пятак
Расквасил… Квашенной капусты
Потребовал по тихой грусти
Почётный гость, лицом кругляш; 
Зубило знал его мамашу,
Гадалку – бабушку Парашу.
(Эксперту выпала «Туз Чаш».) 

Так вот, сынок из той же сферы, – 
Он с мёртвыми имел канал
Для связи экстренной. Афера? 
О нет! Он деньги презирал… 
А в камере опять ненастье, – 
На остров океана властью 
Прибило к пляжу старый шлюп;
И зэкам явлен третий узник,
На вид загадочный преступник.
(АНОНС: на утро будет труп…)

Манты капустой заедая,
Кругляш в компании друзей
Почувствовал, как сила злая
Им овладела для речей.
Он побледнел и женским гласом
Заговорил: «Зубило мясом
Моим спирита накормил.
Нарочно не придумать лучше,
Как тайну выведать. Так слушай!
Я – Зита, и меня убил…»

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Спирита речь никто не слышит:
Среди гостей – ажиотаж!  
Собрался под одною крышей
Ряд лиц, входящих в дикий раж
От мысли, что манты с начинкой
Из человечины. Инстинктом – 
Захватом жадным пищи в рот – 
Не объяснить сие безумство:
Зубило party знал искусство – 
И с толком подобрал народ… 

В неверный час, меж днём и ночью,
Доцент от Сира ждёт ответ;  
И вот! – он клонит к долу очи,
Чтоб от мерзавцев скрыть совет
Его Величества: «Британца – 
Немилосердного поганца – 
Прикончить должен тот пират.
Не жди! Немой свою интригу
Уже посеял. Слава сдвигу,  
Что здесь, на поле, он зажат…»

Кругляш сбежал с Зубилы пира,
Когда объявлен был десерт, – 
Нет места в жизни для пломбира,
Когда о смерти дан секрет.
Секрет нечистой девы Зиты
(И ею двух сестёр убитых)
Побочный нёс в себе эффект – 
Надрыв в душе материй тонких.
«Какие всё-таки подонки!» – 
Так начал запись людоед…  

Коварный Лоу ловит время:
Решил подать пирату знак –   
Мол, берегите своё темя,
Ведь с нами в камере маньяк.
Что ж, новичок сел на измену:
Немого речь, что вой сирены, – 
И бдит невольный Одиссей.
«Два ка́по. Если расколоться,
То финиш мой – на дне колодца», – 
Так размышлял изгой морей…  

«Столпы морального уродства!
Зачем раскрыл я им свой дар?
Той клики основные свойства –
Пожрать-посрать; а тот кошмар,
Что я поведал за тарелкой,
Для них остался дичью мелкой;
Зубило тоже негодяй!..»  
Спирит закрыл дневник. Светало.
Постель не ждёт. Гладь одеяла.
Подушки с окантовкой край… 

Доцент глазам своим не верит:
Упала швабра с потолка, – 
Послышались смешки за дверью
И шелест крышечки глазка.
Пират со скоростью гепарда
Атаковал полк авангарда,
Затем разбил отряд драгун,
Но угодил в засаду к маврам,
За что был пытан ручкой швабры, – 
Да так, хоть собирай канун… 

Кругляш пришёл проведать друга, – 
Да, истина важней обид:
Его загробная подруга
Сестёр своих в смертях винит, – 
И он узнать, как было дело
Со стороны другого тела,
Решил, придя к Зубиле в морг.
«Увы, их нет. Их закопали.
Но нет здесь места для печали!
Идём со мной!» (Играет Björk…)

Почтим приветом остров стылый.
С рассветом третий околел.
Ползёт к вратам доцент унылый,
С разорванной щекой. Сэр цел,
Но будто в камень обратился.
К нему историк обратился: 
«Сейчас войдёт сюда мой Сир,
И ты ответишь за злодейство.
Остолбенел? Я знаю средство!
Конец войны венчает мир…»

Они вошли в подсобку с ванной,
Внутри которой мокла тьма
Мозгов. «Пойдёт на ужин званный.
Деликатес… Шучу! Чума!» 
Зубило хохотал. Спириту
Пришла идея: сёстры Зиты
Заговорят, ведь нужен грамм.
«Мой друг, позволь мне взять кусочки – 
Частички, что не больше точки!» 
Кругляш знал вкус семейных драм… 

«Ты всё напутал! Не пирата!
Ведь я сказал тебе… Болван!»
Историк чувствует утрату
Достоинства, – жесток тиран.
Он обернулся к истукану, – 
А перед тем, поверх майдана,
Лежали карты, водка, нож.
Манил к себе набор сей странный;
Звенел кристаллом воздух бранный;
Лицо сияло тьмою рож… 

«Добро! Но есть одна проблема:
В сём мокром множестве мозгов
Найти мозги сестёр – не тема.
Возьми от всех! И будь здоров!» 
Эксперт был рад помочь спириту.
И дело шло без волокиты:
В пустой пакет с замком zip lock  
Шли катышки из нервной ткани –
Ключи от вечности страданий.
(В гробу перевернулся Локк…)  

Взметнулись карты. Выпал джокер. 
Вся партия – к чертям. Успех.
Кривляется сутулый Джокер; 
Елену душит красный смех, – 
Скала трясётся, волны бьются,
Историк воет волком куцым 
На беспощадный Южный Крест.
Немые камни разлетелись, – 
Кричат: «Wake up, my dear Alice!»
(Конец пришёл Стране чудес…)

«Эх, сколько съедено таблеток!
Эх, сколько выпито вина!
И тело состоит из клеток, – 
Я сам себе теперь тюрьма!» – 
Пропел спирит, вкусив другого 
(Библиотекарь (выл убого)),
И вдруг решился хапнуть всё.
Закинув катышки, ваш Нео
До матки мира через чрево 
Прорвался. Очередь Басё… 

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ 

На мёртвой ветке чёрный ворон.
Осенний вечер. Холода.
Преодолев собратьев гомон,
Тот ворон молвил: «Никогда».
Вдруг тишина. Он в коридоре, – 
Открыты двери тьмы историй.
Тут чёрный змей сказал: «Нигде». 
И зашептали в небе звёзды,
И человека манят гнёзда.
Играют смыслы в темноте.

Спирит – и птах, и гад? Гадает.
«А может всё-таки дракон?»
– Драконов жирных не бывает!
Никак… – «А есть на то закон?»
И он вернулся к первой двери;
И в страхе испарились звери,
Когда герой в гнезде яйцо
Схватил своей рукою жадной,
Покрытой слякотью базарной, –  
Он в нём узнал своё лицо. 

Лицо катилось по воронке,
Гримасой оставляя след, – 
Спиральный трек резьбою тонкой
Вёл колобка на красный свет.
И вот! – упал он в нору лисью.
«Я понял! Это – Закулисье!»
– Картезианской сцены? – «Нор…»
Отвлёкся тут герой на столик, – 
На нём стоял картонный домик
Без крыши. Виден коридор.

Там новичок, что русский Нео,
Направил мысли в номер «2», – 
Там ждал его лесной Ромео,
Студент-технарь с душою льва,
Что смел поднять в глазах зазнобы
Свой ранг. Итог: во тьме чащобы 
Его нашёлся труп. Мораль:
Отшельник, уходя от мира,
Свершает то не ради милой, – 
Иначе ждёт его печаль. 

Пропал из виду лисий столик, – 
Спирит вернулся в коридор.
Манерой вострой, словно кролик,
Он чаял уловить сестёр – 
Их голоса. И двери стали
Сквозить решётками из стали;
Мелькнула тень в одной из лож.
«Сынок, – донёсся голос важный, – 
Открой меня, ведь ты – отважный!
И я раскрою мира ложь…»

"""""""""""""""""""
""""""""""""""""
""""""""""""""""""
"""""""""""""""
""""""""""""""""""
"""""""""""""""""""
"""""""""""""""""
""""""""""""""""""
"""""""""""""""""""
""""""""""""""""

И коридор свернулся в трубку, –   
Зовут проклятые гудки
Набрать её… Распалась будка!
Лицо фиксируют крючки.
Трещит яйцо: буравкой в мозге
(В тени декартовской желёзки)
Играет Лунтик. В скорлупе,
В его мозгу, дышалось вольно,
Пока в сердцах не стало больно… 
Спирит очнулся на трубе.

Труба на дне морском. Русалки
Надумали икру метать.
Спирит, охочий до рыбалки, 
Спросил: «Куда же вас…?» – «Молчать!»
Набросились морские стервы,
Потенциальные консервы,
На сухопутного жильца. 
Он подорвался. Уносила
Его куда-то чья-то сила,
Тянула за́ ногу живца…  
 
В ладье усопший Бобби Фишер.
«Тебе не место на доске, – 
Сказал, – у нас особый шифер… 
Лови момент! Ты на крючке!»
Спирит зевнул. Висит на древе
Вниз головой. Сюда бы Еве,
Но нет плодов, и змея нет,
И только чёрный ворон. В клюве – 
Небесный путь Венеры в круге,
Пятиконечный амулет.

«Ты – это я?» – спросил висящий.
Ответил ворон: «Никогда».
И тут взошла зарёй манящей
Для глаз приятная звезда.
И оказалось, что верёвкой
(Возможно, дело в рокировке)
Был чёрный змей. Хвала судьбе!
Герой удачно приземлился,
Спросить хотел, но умудрился
Ответить первым змей: «Нигде». 

Сидит под деревом как Будда… 
«Чего ж ты хочешь знать, кругляш?» – 
Сказали из дупла как будто.
«Да больше ничего. Шаба́ш!» – 
«А ну-ка лезь в дупло, бродяга! 
Лови косу!» Герой без страха
Полез. Вонюч тот карагач… 
«Грибок Torula в том виновен.
Гниём. Зато проход свободен.
Узнал? Мы – сёстры Карагач!»

«И на двоих одно растенье?» – 
«Распорядилась так судьба». – 
«Судьба…» – «Прими и ты смиренье». – 
«Да я уже…» – «Как там сестра?» –  
«Вина на вас, сказала Зита». – 
«Вот мразь!» – негодовала Дрита.
«Имеет право...» – хриплый глас
Взял было слово… Всё затихло: 
В конце туннеля светлый выход
Загородил огромный глаз.

«Ты кто? Всевидящее око?» – 
Спросили хором три души.
Ответом был распильный хохот.
«Хватай галушки, свет туши!» – 
«О, кровь и почва! Голос Зиты!» –
«Together and forever, гниды!» – 
«Я не могу дышать, сестра!» – – 
Спирит решил бежать из плена.
Он понял всё: «Святоша Лена
Ещё жива. Назад пора…»

ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Реки асфальтовой теченье;
Фактория в жилых лесах – 
Пункт остановки. Страж в смущенье 
Ногою трогает в трусах
Одних лежачее полено.
Кончается немая сцена:
«Эй ты! Животное! Вставай!»
Из мёртвой флоры выход – слово:
В момент морённый дуб стал боров-
Ом. (Грозный слышен в небе грай.)

Пыхтит, кряхтит, встал на копыта – 
Живая фауна. Герой
Нашёл себя в среде Евклида –
И наперво сказал: «Я свой»;
И страж узнал лицо майора. 
Нам в жизни дан дар кругозора:
Друзья друзей, враги врагов – 
Всех знать наперечёт полезно;
Вот и сержант подвёз любезно
Товарища с родных вершков.

Эксперименты и отчёты – 
Вся жизнь в делах. Дела лежат
В подвале главка, ближе к чёрту.
Майор же – дома, на кроват… 
Звонок в WhatsApp. Контакт «Иона» – 
Трёхзвёздный пояс Ориона – 
И сна как не бывало. «Друг,
Тебя разыскивает дама!
По делу "серого вигвама"
Спешит тебе из первых рук
Поведать мимо протокола
Один секрет. Ты к ней приди,
И что бы та ни намолола, 
Благодари и не пизди. 
Она – лиса! Алиса Громофф – 
Потомок сразу трёх наркомов,
В резерве кадровом Кремля
С 2007-ого года,
Сейчас – куратор "спиртзавода". 
Выносит ж русская земля!» – – 

«Лиса-лиса… – подумал Стёпа. – 
Как будто что-то помню я… 
Ах, та отчаянная проба
Чуть не свела с ума меня!
Не берегу себя… Для дела
Я покидаю это тело – 
И духом рвусь… Но вот беда!
Меня подводит сука-память…»
Он в думе шёл, кипела слякоть,
Катилась вниз его звезда – – 

Конструктивизм советский в тренде;
И там, где был ферментный цех,
Теперь легенда на легенде
Пропагандирует успех, – 
Пространство силы и свободы,
В котором си́роты-народы
Находят совесть (чаще – стыд), – 
То е́сть музей с поддержкой газа,
Себя и правящего класса,
Который тут же и творит.
О «СПИРТЗАВОД»! В тебя заходит
Майор Степан, опричный пёс;
Вот в круге света он находит,
В живых кустах хрустальных роз,
Её. «Безвозрастная нимфа,
Идущая в разряд teen-milf'а», – 
Подумал Стёпа, но сказал… 
Ух, мысли вслух! Сам не заметил,
Как шёпот громко срикошетил. 
(Акустикой был славен зал.)

Она, как будто не расслышав, 
Любезно смотрит сверху вниз, –  
Она, из чистого престижа,
Не поднимает глаз до лиц.
Вот так, глядя в кадык Степана,
Алиса молвит: «Ради Пана,
Товарищ, разделите чай.
Я долго вас не буду мучать.
Вигвам, погром, несчастный случай – 
Не стоит здесь рубить сплеча».
С плеча… Степан как будто вспомнил,
Что где-то и когда-то он
Уже… но разум, деспот тёмный,
Затёр на памяти тот сон – – 

Шли долго мимо экспоната
(Метафора раскола NATO) – 
«ЗУБИЛО», сталь, 130 тонн.
«Да, сталь сейчас подешевела». – 
«Зато концепция взлетела».  
Речь принимала светский тон.

«В крови святых России – 
Спасение её…» – «Чего?» – 
«"Дзержинский-Тихон – цепь Мессии" – 
Так называется панно,
Художественный подвиг ленин,
На фоне чьём сам Будда-Ленин,
Отлитый…» – «Лена здесь давно?..» – 
«Давно… Работала с открытья,
Но вот мы и пришли в укрытье!»

Степан увидел пред окном 
Вигвам! – такой-же как на месте,
Где обнаружили её –
Елену Светину… «Вот кресло.
А это – древнее жильё,
Вигвам вождя – Степного Лиса.
Такой же точно, да…» – Алиса
Поджала губы и глаза
Направила в глаза Степана – 
И с лёгкой грацией шамана
Нали́ла чёрный чай. Гроза
На улице, но тело в кресле;
Ему тепло; и сладкий чай… 
Как вдруг окаменели чресла!
Алисы смех похож на лай…   
«Плыви пока в безумной неге, – 
Спасибо старшему коллеге! 
Дебил, меня ты разозлил… 
Сейчас уйдёшь корнями в море,  
Где вместо вод людское горе, – 
Признай, ты это заслужил!»

Степан ответить ей не в силах.
Его объял тягучий страх.
В глазах – земной красы мерилах – 
Алиса в огненных цветах.
«Майор, моей Елены дело,
Её поруганное тело,
И комы страшный долгий плен,
И Сестринства ответ…» Он видел, 
Что всё почти во сне провидел…  
– Ныряем вместе в бездну сцен!

ПЕСНЬ АЛИСЫ 

Как ты сказал? разряд? тин-милфа?
Как жаль! не помню я тарифа… 
Придётся мне за так раздеться, – 
Прими подарок мой – от сердца.
Но что такое? где же радость?
Ты что? испытываешь жалость?
Тебя смутили мои шрамы?
Они достались мне от мамы.

Я помню: грязная квартира
(Притон-очаг), красотка Кира
И в хлам угашенные хамы…   
Вколов в себя шальные граммы, 
Mamán с приливом вдохновенья 
Впитала жуткое решенье:
Из плена великана Лихо
Найти во мне кровавый выход… 

Как начиналась эта сказка:
Принцессу окружала «ласка»; 
Её готовили быть примой,
Советским обществом любимой.
Дебют! На фестивале Кира
Встречает местного кумира;
Они влюбляются друг в друга, – 
Забыты мелочность и скука.
Гуляют Ялта, Рига, Прага! – 
Ничто не предвещает краха;
Но вдруг беременности травма
Разрыву служит… Что за драма! 
Меня назло она рожает,
И «чёрный лебедь» уплывает, 
А вместе с ним и вся карьера.
В любовь и дружбу гаснет вера, – 
Одна танцующая мама
Уходит с дочкой в мир бедлама.
Порой кричит: «Ты мне помеха!»
И в слёзы – при поддержке смеха.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

В крови моей бежала Кира
Из дома на проспекте Мира
На часть проезжую, сквозь слёзы
На мир смотрев, и – под колёса.

К родне попала под опеку – 
Как стыд и бремя; те же к спеху
В семью троюродного дяди
Меня отдали. Под Багдати
Он жил тогда на даче-вилле.
Там отдыхать весьма любили,
Кто составлял собой элиту:
Отцы и дети массовлита;
Хранители всех тайн госбеза;
И члены те КПСС'а,
Что фартуки надеть успели 
Для всем понятной ныне цели
(Они – прорабы перестройки). 
Побережём же наши строки. 

У новой сказки есть начало:
Конец чудовища, как жало – 
И по размеру, и по яду, – 
Пришёлся в брошенное чадо.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  

Меня все называли Элис;
Мы с детками играли в теннис,
В бассейне плавали, ныряли, 
Но больше всё-таки страдали.
Я повзрослела, возмужала 
И с корнем вырвала то жало. 
Мне в этом помогал Планидзе;
Он счёл меня достойным призом.

Князь, вор, москвич и новый русский – 
Он ввёл меня в кружочек узкий.
Рассказывал: «Моя Калипса – 
Правну́чка главного чэкиста
И им расстрэлянного шэфа… 
Король порвал там туза трэфа!»
И – в хохот. Сам попал на пики – 
Убили за «ЮжЗапСибНикель».

И я – вдова; всего-то двадцать
Мне стукнуло. Тут чёткий па́ца
Права наследственные было
Качать хотел, да тело всплыло
Его в Москва-реке, – и следом
Ко мне домой пришли с приветом
Из «министерства» «добрых» «дел»:
«…Нам опостылил беспредел. 
Мадам, мы ценим ваших предков;
И посему – владейте веско
Накопленным сим капиталом,
С одним условием: нам налом
"""""""""""""""""""
""""""""""""""""""
""""""""""""""""""""
"""""""""""""""""
Совет возглавит человечек… 
Всего хорошего. До встречи!» 

Признаться, Стёпа, я довольна
Была такой почётной ролью – 
Аристократки пролетарской.
На деле же под этой маской
Скрывалась та же содержанка,
А иногда ещё – приманка…  
Слепил глупцов блеск светской львицы, – 
Ах! видел б ты потом их лица! – 
Они себя… Ты знаешь схемы;
Другой хочу коснуться темы.

Когда стабильность стала нормой,
Я увлеклась концептом формы, –  
Что тоже послужило кассе 
И обороту денег в массе.
Но вдруг один маститый скульптор
Послал меня и Ко на хутор.
Творец решил, что те мильоны,
Что на больших аукционах
Платили за его ваянья
(Трепещущей души посланья), – 
То суть одна его заслуга,
И никакая больше сука
Не смеет требовать откаты.
Ох, скорой же была расплата… 

В навоз скандала пало семя:
Покинуть родину на время
Мне посоветовал хозяин – 
Природный русский англичанин. 
Компанию мне составляли
Две милых до сих пор мне крали.
Была по возрасту я младшей,
По опыту и стажу – старшей.
Мы очутились в Новом Свете,
Тянуло нас в Долину Плети, – 
Елена, я и Никанора
Услышали, что там сеньора 
Особой ниткой, по-старушьи,
Сшивает порванные души.

Был дом её простым вигвамом,
Что обернулся сложным храмом
Спустя каких-то полчаса
С тех пор, как наши голоса
Слились в один протяжный вой, – 
Под куполом мы дали бой
Всем демонам, губившим в нас
Живую волю. Явлен глаз
Был нам предвечный – сразу трём;
И стали мы – самим огнём.
Со_знанием пылал пожар!
О, Свет принёс нам ясный дар
Всё видеть в полноте тех сфер,
Что в разуме даны в трёх мер-
Ах… Стёпа, ты себе представил?
Тебе легко – ты весь растаял. 

Итак, мы, словно три сестры,
Вернулись из святой жары;
Тотчас рванули в самолёт;  
Нам остро был потребен лёд, – 
Горело тело, голова…
Мы находили те слова,
Что чувства выразить могли.
«Мы – дочери самой Земли», – 
Сказала Ника. «Святы мы», – 
Сказала Лена. «Для страны 
Царицы», – в ночь сказала я. 
Встречала нас Исландия.

Гостила там Эванжэли́ла!
Та женщина, в которой сила
Цвела… Проснулся вдруг вулкан,
Когда в одной из серных ванн
Случайно вместе собрались
Мы и она – без лишних лиц.
Воспринят нами этот знак
От Матери-Земли был как
Призыв. Эванжелилы речь:
«Сестёр своих должны беречь
Все те, кому ясна игра. 
Забита кроличья нора
Тупым и хищным Винни-Пухом:
Лихая правда Пополь-Вуха 
Патриархатом """"""""""
""""""""""""""""""
"""""""""""""""""""
"""""""""""""""""
"""""""""" ТО СЕКРЕТ!!! 
Теперь ложитесь под просвет».

И так вступили мы в ткачих
Свободных Сестринство. Таких,
Как мы, в России уж сто лет,
Как не было. Лишь женсовет
При ВЧК-ОГПУ… 
И те давно уже в гробу. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Весь пафос умного экстаза
Пустила в интересы класса 
Всех угнетённых и рабынь
Триада наша. Шёлк простынь
Стал полем битвы за народ – 
Тому свидетель небосвод!
Мы ткань реальности плели
От Петербурга до Бали, – 
Мы строчной нитью вшили код
В дела и туши – власти сброд. 
Не мы одни! – нас легион,
Соединённых через стон,
Благодаря каналам тем,
Что раньше дальше сальных тем
И слухов не вдавались… 
Россия, мы старались!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не всех уносит древний хмель
Под пелену – где наша цель.
И вот в один ужасный миг
Сестёр удар судьбы настиг:
В пяти местах порва́лась нить… 
Довольно мне тебя томить! 
Я неспроста раскрыла тайну
Тебе, – всё это неслучайно. 

Прочувствовал ты здесь сполна,
Какая на тебе вина
Лежит, – пусть в этом чай помог.
Налёг мой долгий монолог
На память службы первых лет,
Когда совсем ещё валет,
Ты деньги собирал с цыган, – 
Я знаю обо всём, Степан!
Читала тред твой на дваче́ – 
Скриншот из старого досье… 
Прикрывшись маской анонима, – 
О боги! это так наивно! – 
Под кайфом ты живописал
Курьёзный случай: «Что за кал?!…».
Ты вспомнил, как один барон,
Готовя праздничный подгон,
Случайно отворил ту дверь… 
На миг увидел интерьер 
Ты стрёмный, будто это – ад,
А в нём трёх маленьких дриад.
«Мои дочурки. Не смотри!» – 
Увёл тебя к другой двери,
Но ты всё понял: «Демон бал
Тут правит, звать – Онихебал…»  

Забыл… Забыл! И вспомнил – тут!
А может вспомнил ты тот пруд,
В котором утопились нимфы?
Засушены деревья лимба?
Густоветвистые нейроны 
Не оросил канал ионов?
Распилены стволы дендритов?
Срослись! Ты вспомнил имя – Зита. 

Ты ж сразу понял – но забил.
Да, это ты их и – убил! 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну вот и песнь моя допета, – 
Ты обработан в ритме ϴ:
Смотри в глаза и повторяй:
«Я под каблук иду на край
Всех мер во имя...» Что с тобой?
Ты сер, как будто неживой… 
Ты умер! чёрт тебя возьми!
Мне не хватало кутерьмы! 
В моём вигваме умер мент!
Какой был план! Чтоб мой агент
Устроил в деле нашей Лены
Необходимые подмены… 

Зачем же мне паниковать?
Ушёл от нас ведь торч и тать!
И все подумают, что он
Решил пред встречей взять разгон.
И всё! И где моя медаль?
Вперёд, товарищи! За даль – – 

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

Ионов положил венок;
Перебирая бусы чёток,
Молитву он шептал, и строг
Был лик его, и план стал чёток:
Заехать после похорон
В один особенный салон,
Для чистых рук, – поправить ногти.
Ну а пока – среди могил –
В толпе единство находил
Он твёрдое, как чувство локтя.

Случилось так, что генерал,
Узнав о смерти дяди Стёпы,
Всё управление собрал,
Чтоб вкрадчиво сказать: «Рвать жопы
Велит священный службы долг,
Но тем не менее не в толк
Наука эта, если рвенье
Направлено в себя… Орлы!
Должны мы избежать хулы,
Ведь все одной цепи мы звенья.
Мы спишем смерть его на труд:
Степан служил с упорством вола, –
От напряжения сосуд
Тот лопнул в мозге… Лишним словом
Не оскорбим мундира честь;
В подробности не нужно лезть…»

И все поверили: был подвиг.
Толпа едина! Новый день
Встречает тот, кому не лень
Решать дела, – то наш полковник.

Дела пусть ждут – уже обед!
Он из салона едет в «ΛЕТОV».
Как денди грозненский одет
Его встречает Бекмакбетов:
«О! Сколько лет…» – «Довольно трёх». –
«Ах, что за шутки?» – «Юмор плох,
Когда снаряды рядом рвутся…» –
«Что говорят отцы?» – «Сгорел.
И это правда! Есть предел
У сил для долга. Это грустно…» –
«Печально, да. Моя не спит –
Как вспомнит…» – «Мы давай забудим». –
«So mote it be!» – – Ионов бздит:
Ведь Бекмакбетов что-то мутит…
Припёрся в «летов»… Для чего?
Реакцию смотреть его?
«Зачем? Его Алиса всё видала…
Степан недельный марафон
Бежал со смертью в унисон, –
Так экспертиза показала.

А впрочем, всё равно! Мужик,
Откуда эта паранойя?!
Ты православный силовик, –
И страх пред бо́рзом непристоен!
Ему я даже надерзил…»
Полковник всё уже забыл,
Когда приехал на работу;
Но тут доставили ему
Из спецотдела, от Муму,
Материальчик на особу…

Степан когда-то заказал
Эскортницы одной прослушку:
Коррупционный след искал
В любовных тайнах потаскушки.
И вот пришёл компактный диск
(В сети верхушка видит риск)
С задержкой в две недели.
Внимает новый адресат
Банальный вроде компромат,
Но тут… посередине трели
Он слышит эти имена –
Алиса, Ника и Елена.
«Под ними будет вся страна…» –
Шептала дрянь под жаром фена…

Лиса и Лена. И Степан.
И эта встреча. И вигвам.
И мутный борз. И что-то рядом. –
Всё мимо пропускает он;
Его отвлёк вечерний звон, –
И дума полнится зарядом:
«Уехать завтра в монастырь –
Увидеть образы святые,
Заполнить внутренний пустырь
Души картинами благими.
Достала эта суета!
Не в этом мире красота,
А за духовною оградой,
Где настоящие отцы
Даруют вечность за часы…» –
Такие мысли, что услада – –

Домой Ионов рад придти, –
Всё тихо, чинно, благородно:
Жена с кузиной пьют Аи,
А в детской голосом задорным
Малюткам сказку про лису
Читает по-английски Лу –
Простая няня-филиппинка.
Кухарка же сварила борщ –
Такой, что даже сотня тёщ
Не повторит. «Её бы в жинку…»

Ионов мысли гонит прочь!
Пересекается с супругой –
И вспоминает он про дочь:
«Старша́я где?» – «Сидит с подругой
В игре своей… К ней не зайти». –
«Пусть лучше так – живёт в сети!
У ней характер больно странный…» –
«Вернусь к кузине…» – «Ей привет». –
«Ага». Духо́в остался след,
И муж ушёл на встречу с ванной.

И тут явилась вдруг она –
Что называется «подросток».
Она забита и полна,
И только цвет волос в ней бросок
(Причёска в стиле Харли Квинн).
И как заправский ассасин
Она прокралась в угол спальни,
Где заряжался телефон, –
Незаблокированный он
Легко поддался резвой длани.

И запускается WhatsApp,
И нажимаются иконки,
И свежий ловится контакт,
И разрешается – с шифровкой –
Доступность… Дочка не в себе
От радости. Бежит к себе,
А там с экрана греет счастье:
«♥Мой Джокер♥: Супер! Ты – Любовь!»
В восторг пришла родная кровь
Того, кто попадёт в ненастье.

ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ

Понятия без смысла врут, – 
Тем более что метод – циркуль:
Ведь знанию не равен круг,
Когда посередине дырка.
Игла, бумага, карандаш – 
На ша́ру спущен хит продаж;
И потеряла вкус стабильность.
На глубине народных масс
(Подальше от партийных касс)
Царит запрос на анонимность – – 

Село Солёные ключи – 
Росток мужского государства.
Там из-за следствий и причин
Живут три очень разных братства… 
Доцент истории писал: 
«Когда на Русь Батый напал,
Один блаженный муж, подвижник,
На пепелище учредил 
Обитель. Словом вышних сил
Хотел спасти он души ближних.

Прошли века. В эпоху смут
Тот монастырь попал в осаду.
Был до реки отрезан путь,
Колодец высох, зной… Лампады
Горели, – скорого Суда
Монахи ждали… Вдруг вода 
Из-под земли забила сильно.
И жажду влагой утолив,
И веру чудом укрепив,
Аскеты сберегли обитель. 

Двадцатый век – другой расклад.
Пал монастырь. Свои иуды
Убили братию. Оклад 
Был снят с апостола Иуды, – 
Саму икону сдали в цирк,
Где Шпеерхольд под дикий крик
Юнцов разбил её на щепки. 
И в этот миг вода в ключах
Посолонела. "Всё в слезах,
И вербы омертвели ветки…"

Нарком, узнав про соль земли,
Задумал новый санаторий:
"В Карлсбаде мокли короли;
У нас же, с выстрела Авроры,
Другой порядок – для людей!"  
Закончился парад идей, – 
Открыли лагерь для "мерзавцев".
Из книг узнали мы потом,
Что Шпеерхольду молотком
В том лагере стучал по пальцам

Один юнец, что повзрослел,
Не отрывая глаз с арены;
Но и его финал – расстрел.
Учёный муж – его замена – 
В стенах обители, в углу,
Завёл отдел от МГУ – 
Закрытый филиал для кадров,
Опасных в жизни бытовой,
Но слишком нужных в роковой
Борьбе за мир извечных страхов…  

Другие зэки шли в набор – 
Для изучения природы.
Был для спецов широк простор: 
Все группы, классы и народы
Представили своих послов.
Всё описать – не хватит слов. 
Язык и мозг, структура тела,
Текучий фактор G, напор,
Среда, работа и надзор, – 
Шарашка запустила дело.

""""""""""""""""
"""""""""""""""""
"""""""""""""""
""""""""""""""""
"""""""""""""
""""""""""""""
""""""""""""""""""
""""""""""""""""
""""""""""""" 
"""""""""""""""

Но все забыли про контроль… 
К 1000-летию Крещенья
Руси ЦК решил ИК(с)-0
Вернуть на попеченье
Родной епархии… Как вдруг
Из академии наук
Пришло письмо с Печатью… 
Консенсуса был найден путь:
"В обитель всех троих впихнуть,
Ансамбль разделив на части…"»

На этом оборвался лист
Бумаги  туалетной. Свиток
В руках держал уставший сис-
Админ. (В «избе для пыток»
Теперь был кабинет IT,
К которому не подойти,
Без допуска единой «крыши»…)
Админ сканировал рулон
Для базы данных. Сонный он
Едва мог разобрать те вирши…  

Устал продвинутый осёл: 
Всего лишь три локальных сети,
Но будто чёрт их вместе сплёл… 
И протоколы все в секрете!
Проводит опыты НИИ,
Монахи пишут житии,
В колонии катают вату, – 
У каждой ю́доли свой вход.
Ещё есть над ключами грот.
И тайный… общий… изолятор.

Один лишь выход в интернет – 
Через админа, по запросу. 
И каждый час – вопрос-ответ,
И если нет, то кровь из носу;
И топология «Звезда»,
И центр лёг – всему пизда. 
Так и случилось после скана, – 
Упало всё… Неважно что!
Админ был мигом оглушён 
Со всех сторон потоком бранным.

Как раз к вратам монастыря 
Подъехал скромный мицубиси, –  
Паломник этот не зазря 
Достиг с престижем компромисса:
Игумен ценит простоту
(Хоть самому невмоготу). 
Предупредителен Ионов… 
Его сбивает Мишка Круг! – 
Грехов людских не замкнут круг, –  
На зоне – день магнитофона.

ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ 

В тени́ спасались в жаркий день
И тень лисы, и тень вороны, – 
И подпирало тенью тень
Лишь дерево с могучей кроной.
С могучей кроной, но нагой:
Зефир чудовищной ногой
Ударил дерево из те́ни.
Опавших листьев шелест стих, – 
И в тишине родился стих.
Он – стих. Он – выше всех стеснений – – 

Отец Платон благодарил:
«Спасибо, сыне, за "Ракету"!
Смотреть в швейцарские нет сил! 
Мы не нуждаемся в брегетах.
Часы отечества – вот дар,
Которому и млад и стар
Должны быть рады. Наше время
Преподнесло больной урок,
Что есть у годности свой срок, – 
Пока не источилось семя…»

А в подземелье пустота:
Здесь будет с поездами ветка,
Ну а пока лишь темнота – 
И в ней два странных человека.
То Бекмакбетов с фонарём
Ведёт за ру́ку на приём
Полураздетого мужчину.
С повязкой плотной на глазах,
Со стуком бойким на зубах
Ступает тот, как будто мины… 

Ионов рад словам отца,
Молчит, упёрся взглядом в столик, – 
С чернодере́вного ларца
Он глаз не сводит. «Был католик, – 
Игумен вновь заговорил, – 
В гостях недавно. Он курил,
Рассказывал про стон Европы,
Про страшный сон, что возродил,
Чудовищ древности. Грозил,
Что сон пришёл и в Азиопу…»

Вот и пришли. Погас фонарь.
На станции зажглись софиты.
Дрожит слепец, как божья тварь.
Вдруг голос слышит он сердитый:
«Ответ! Потушен ли огонь?» – 
«Неугасим». – «Ответ зачтён.
Сними повязку с глаз, кали́ка!» 
Слепец прозрел, во все зрачки,
Собой затмившие белки,
Он смотрит на неё – на Нику… 

Отец Платон вздохнул: «Пора
Пришла, признать пора и братьям:
Проснулась грозная гора – 
Олимп невидимый. Проклятье!
Дракон со всех материков
Синклит языческих богов
Созвал. Теперь его агенты
Среди народов сеют грех,
Смешав в одно и страх и смех.
Бесовские эксперименты…»

И Ника меч свой вознесла, – 
Ответчик верил в близость смерти, – 
И под клинком произнесла:
«Клянись под страхом нашей чести,
Что тайну будешь ты хранить!» – 
«Клянусь». – «Иначе будешь гнить!» – 
«Клянусь». – «Знай, сёстры обернутся
В станицу птиц ночных. В тебя, 
Гнилую смерть не торопя,
Когтями острыми воткнутся…»

Ионов перевёл свой взгляд
На говорившего монаха, – 
Ионов видел, как кипят
Слова в устах отца. С размаху
Игумен стукнул по столу;
Сказал: «Они Зари иглу
Своим орудием избрали.
Ты должен бдить всегда, полкан!
Они на каждого аркан
Набросить могут. Эти швали…»

«Клянусь», – промолвил в третий раз
Вмиг ободрившийся ответчик. 
И подземелье смех сотряс:
Софиты превратились в свечи
В руках хохочущих старух, 
На швабрах скачущих вокруг;
Меж ними ржущие девицы
С ракетками наперевес.
Ответчик тоже, словно бес, 
С гурьбой в истерике резвится…  

Отец Платон понизил тон;
Смотря в глаза христианина,
Он думу вёл в такой уклон,
Что сам дивился. «Общим клином   
Русалки, ведьмы, упыри,
Шаманы, шлюхи и пэри́
Идут на нас. И в пирамидах,
В вигвамах и в иных местах
Предуготовили нам крах!» – 
«Ох-ах!» – в ответ Ионов выдох… 
 
Вдруг гром и молния. Вокруг
Всё изменилось: испарились
И девы и старухи. Звук – 
Невероятный живописец – 
Одной волной в момент создал
Дворец из тысячи зеркал.
Туда последовал ответчик.
Он с детства верил в чудеса, – 
Теперь земля и небеса
Слились в его уме навечно… 

«Чего?» – спросил отец Платон.
«В вигваме сером под Подольском, – 
Ионов зашептал, – в сезон
Грибной, нашли на камне скользком
Почти убитую жену,
Что до сих пор у сна в плену.
И только крестик был на спящей». – 
«Оне! Оне!» – «Оне! Отец!»
И тут трёхзвёздный молодец
Почувствовал смартфон горячий… 

Алиса строгая сидит
За пультом режиссёра.
Пока довольна. Шлем и щит
Лежат у углу. Игла Авроры… 
Тут Бекмакбетов подошёл,
Сказал: «Ионов нить нашёл». 
Алиса медленно сказала:
«План Joker. Всё». Следит опять
За постановкой. Джинов рать
Летит стремглав в пространство зала…

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

Афина, любящая дочь,
Упала ниц пред отчей силой – –  
Сказал игумен: «Нужен scotch!
Тут градус, сыне, ведь нехилый». – 
«Прости, отец! Я не могу.
Давай потом, я побегу!»
Монах давно не знал отказа.
Но ничего! Он про вигвам
Решил писать письмо братья́м, – 
Да только доступ в сеть заказан… 

Бог грома видит пред собой
Афину падшую. «Вставай же! – 
Он произносит. – Я с тобой!
Я – Зевс. Я – Змий. Готов я в сажу
Всё обратить вокруг!» – «Отец!
Мой шлем, мой щит, копья конец
Оплавлены сияньем славы…» 
Ионов срочно рвался в главк:
Тянулась нить до башен глав.
Но не успел – попал в облаву.

Ионова ведут назад – 
В обитель. Ко второму входу.
Его сражает там доклад:
«Да ты у нас барон, походу!
В пакетиках "ВСЁ ДЛЯ БОРЩА"
Хранил ты дома соль…» – – «Мечта
Исполнилась, отец! Нашёлся
Один из миллиарда! Днесь!
Судьбою избранный – он здесь!»
Прозревший новичок расползся.  

Ожившей радуги петля
Пред ним являла власть и силу;
И речь, и лизины поля,
И всё внутри ему дарило
Блаженство… «Слушайте! Та соль
Кухаркина!» Какая боль! – 
Над ним смеётся аллигатор:
«Остынь, родной! Допрос потом».
Его уводят в ветхий дом – 
В тот самый тайный изолятор.

Закрылась дверь. Он не один:
С ним в камере два странных типа…
И новичку дан знак афин-
Иной рукой: на пике трипа – 
В конце пути из мира в Мир – 
Войти в престол, в прямой эфир
Со всеединством, с тенью Воли.
Он избран плотью Змия стать, – 
Он хочет мстить… «Здесь негде срать!» – 
Доцент изрёк. Жест острой боли

И выражение лица – 
Всё говорило о тревоге.
«Узнали тайну вы ларца?»
Второй внезапно встал на но́ги,
Доцента по спине лягнул, – 
И тот случайно серанул… 
Сошла божественная сила!
Дракон в руках держал яйцо – 
Он с избранным одно лицо.
Алисе повезло с дебилом.

Алиса в стороне стоит, – 
Ведь всем дальнейшим ходом дела
Займётся мастер Ипполит…
Ионов чувствовал, что тело
Теряло с этим миром связь, 
Что тело ватное, – смеясь,
Он выжал из себя три слова:
«Тут русский дух». И с потолка
Вдруг полилась вода… Тонка
Игра: «Дракон» был новым

Проектом для большой войны.
Алису волновало время
И чувство острое вины. 
О, где её родное племя?
Где мама? Где дитя? Отец?
В спираль закрученный пиздец – 
Вся жизнь… Стихия разыгралась, – 
Вода уж проникала в рот,
Когда попал в водоворот 
Ионов бедный, впавший в вялость.

Достигнув слива, он упал
В залив неведанного моря.
«Плыви на берег!» Он узнал
Степана голос… Знала горе,
Узнала сладкий неги вкус
И радость дарящий укус, – 
Чего же боле? Сообщенье:
«У нас проблема. Будь в НИИ».
Закончились простые дни, – 
Не ждать Алисе воскресенья… 

Как изменился тот Степан! – 
Рога, копыта и бородка.
«С той стороны тобою зван!
Я – дух, я ведаю погодкой.
Пошли за мною в этот лес: 
Там спрятался один подлец –
То настоящий Фишер!» – «Лена!
Ты помнишь Лену?» – «Sir…»
Халатик белый, маска, спирт; 
Пастельного оттенка стены. – 

Она пришла туда, где лоск.
К ней обращается коллега:
«Алёна Санна, этот мозг
Был взят у старого калеки.
Я поместил его в раствор
И подключил к коре прибор,
Но при настройке X-программы
В сети НИИ случился сбой…» 
А гвардии трубят отбой, – 
Ведь штаб ушёл на стройку храма.

Герой бежит со всех копыт
Вослед коричневого зайца, – 
Он знает, что ларец сокрыт
Внутри ушастого… «У старца
Коры третичные поля
В приоритете: прямо шля
В таламус импульсы, структуры
Посредством камеры влекут
Из памяти весь спектр чувств,
Нашедших мир…» Летят текстуры! 

Герой увидел в небесах
Дыру огромную, пустую.
В ней появился глаз! Размах!
Дыра растёт! Видать густую 
Седую бороду. «То я?» – 
Да-да. – «Верните мозг в меня!»
Он бьётся, вьётся: тело рвётся.
К нему подходит медсестра,
В её руке струит игла, – 
И ничего не остаётся… 

ЭПИЛОГ

.
.
.
.
.
.
.
.
.
.

.
.
.
.
.
.
.
.
.
.

.
.
.
.
.
.
.
.
.
.

.
.
.
.
.
.
.
.
.
.

.
.
.
.
.
.
.
.
Узрев покой в его очах, 
Зосима опускает веки.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"