Лазовская Валерия : другие произведения.

Василиса +...

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.95*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После Сицилии спустя пять лет. Черновик. Ошибки. Название пока рабочее. Уффф, закончено 24,02,16г. Думаю на счет эпилога, но вроде и так все ясно)).

  
   Я пыталась совместить завтрак с административными обязанностями, которыми меня обязало членство в союзе художников. Текущий год объявлен 'Годом дружбы России и Италии', по этому поводу запланировано несколько масштабных мероприятий. В одном из них меня и задействовали и ладно бы, просто участником, так нет же. Союз художников вкупе с администрацией 'порадовали' должностью руководителя группы художников от нашей области. Мотивируя свое решение тем, что у меня хороший опыт организационной работы (на будущее Василиса никому не рассказывай, как ты самостоятельно любишь ездить по заграницам), знание языков (опять же, зачем кому-то об этом знать кроме тебя самой), и я самая адекватная личность среди отобранных членов (тут я затрудняюсь что-то пояснить, так как мне неведома шкала оценки этой самой адекватности). В переводе на обычный язык, опуская все высокопарности, меня назначили 'нянькой обыкновенной'. И обнаружилось это не далее, как десять минут назад, когда я, открыв почту, увидела письмо от администрации с перечнем моих обязанностей.
   А теперь по порядку. Три месяца назад Союз художников начал отбирать кандидатов на поездку в Италию, дабы те достойно представили таланты Иркутской области. Мою персону включили в эту компашку в последний момент по вышеуказанным причинам, благо виза у меня есть. Я, конечно, посопротивлялась, потрепыхалась, потому что именно этот период - сентябрь-октябрь у меня был расписан очень плотно. Во-первых, большая выставка в Милане и я среди участников. Участвую второй раз, и готовилась к ней почти год. Если в прошлый раз мое участие на выставке было необходимо на подготовительном этапе (украшения участвовали в конкурсах без меня, достаточно оказалось представителя), то в этом году организаторы выставки предоставили мне честь ее закрывать. Плюс я серьезно рассчитывала на одно из призовых мест, значит должна присутствовать и на вручении этих самых призов.
   После выставки планировала несколько недель отдохнуть с семьей на море и даже номера в гостинице Сорренто выкупила. На это время и Алекс запланировал ко мне приехать из своего Лондона, чтобы внести коррективы в Рождественский проект. Плюс Егор, плюс итальянские родственники.
   Сами понимаете, что еще и российско-итальянскую дружбу художников поддерживать сил, да и времени не остается. Потому и отказывалась, и упиралась. Но! Тут вмешался случай.
  По весне объявили тендер на масштабную композицию 'Легенды Байкала' и Егор (это мой недавно приобретенный член семьи) мне все уши прожужжал, как он это видит, и как мы с ним это можем сделать. Мы времени прилично потратили на то, чтобы отрисовать, сделать 3Д проекцию, подготовить документы и все это отнести в отборочную комиссию. Результаты должны объявить 15 сентября, но в июне прошел слух, что проект отдают троюродному племяннику главы администрации. Я почти-отказом не прониклась, потому как по уши загружена Миланской выставкой, по прошлому опыту, после нее заказов очень много и мне будет не до масштабных композиций. А Егор, неожиданно для меня, расстроился сильно и даже намеревался, опротестовать решение, которое еще только будет через пару месяцев. Но потом его пригласили читать лекции во французский университет и он немного успокоился.
   И вот тут, когда я упираюсь, и привожу разумные доводу своей занятости, и уже мозги пухнут от собственной изворотливости и дипломатичности, потому как категоричного отказа наш Союз художников не примет без последствий для меня, как художника, входит председатель отборочной комиссии по 'Легендам Байкала' (до объявления результатов еще три недели). Минут двадцать наблюдает мое виляние хвостом и похлопывание ресничками (я уже вся взопревшая и внутри озверевшая) и тут он молвит:
   - Василиса, Вы, кажется, подавали заявку на 'Легенды Байкала'?
   Я моментально сдуваюсь от смены темы и пытаюсь сообразить, как одно связано с другим.
   - Ваш проект с Лукиным (это Егор) очень достойный.
   Я молчу, пытаюсь переварить информацию и сообразить, как правильно ответить. То ли нам с Егоркой пытаются сделать комплимент, то ли это такая завуалированная угроза, потому как все в городе знают, что в этот раз 'повезет' племяннику, у которого амбиции здорово перевешивают талант.
   Все-таки, молчание - золото. Не дождавшись от меня никакой словесной реакции на свои реплики, председатель продолжает.
   - Давайте так, если Вы поедите, то 'Легенды' Ваши.
   - А как же племянник администрации? - уточняю я.
   Тут ситуация двоякая, заказчиком выступает областная администрация, а племянник городской администрации, понятно, что там рука руку моет, но и Союз художников свое веское слова иногда сказать может.
   - Я думаю, что он согласится поменять 'Легенды' на поездку в Италию в составе группы художников.
   - О! - обрадовалась я, - а давайте он вместо меня поедет, - распространяю радостные флюиды вокруг себя.
   Председатель, дядька в возрасте за пятьдесят, ухмыльнулся, флюидами не проникся.
   - Если Вы поедите, то получаете 'Легенды', - и улыбка очень уж крокодилья.
   У меня в запасе имеются еще два аргумента для отказа, но вспомнила Егора, и как он горел именно этим проектом и сколько времени мы с ним угрохали, ладно, порадую члена семьи. Сделаю ему подарок на день рожденье.
   Как я буду выкручиваться, находясь сразу в двух местах, старалась тогда не думать. И правильно сделала, сроки нашей художественной поездки немного сдвинулись - это раз. И второе, у организаторов миланской выставки сменился топ-менеджер, отвечающий за работу с участниками, и мое присутствие до начала выставки не понадобилось.
   Так как билеты у меня куплены заранее, то прилетела раньше нашей группы художников. Разместилась на пару дней раньше в гостинице, доплатив за улучшенный номер с балконом, остальных будут селить в самые дешевые камеры.
   Всего участников укрепления дружбы со мной тринадцать, кто именно попал в оставшуюся дюжину, я до последнего не знала. Визы делались шестнадцати художникам, но кто-то отсеялся еще месяц назад по личным причинам. Потом сократили состав участников, затем перетусовали этих участников, добавили новых, в экстренном порядке делая им виды. Я потихоньку надеялась, что и меня отчикрыжат, но нет. И теперь понимаю почему.
   Передо мной список моих обязанностей:
   - встретить группу,
   - разместить группу,
   - организовать досуг (минимум три выездные поездки),
   - проследить за выполнением обязательств художников перед принимающей стороной: каждый художник обязан по договору оставить в дар городу (1 картину), гостинице, где будет проживать (1 картину), Фонду русского наследия в Италии (1 картину),
   - проследить за достойным поведением всей группы,
   - проводить группу.
   Вообщем - нянька. Неудивительно, что желающих исполнять сии обязанности не нашлось. Кто еще не понял, рассказываю... Художники помимо того, что люди творческие, так они еще и не от мира сего. Иначе бы они не смогли творить. А еще художники - люди выпивающие, пьющие, некоторые запойные. Очень сильно надеюсь, что хотя бы последние не попали в эту группу. А теперь представьте художника от двадцати пяти до пятидесяти лет очень творческого, прилично выпивающего, не умеющего творить в жестком режиме, со своими тараканами в голове, а у некоторых тараканов много и они огромные...
   Держу пальцы крестиком, чтобы при пересадке в Москве никто не потеряется, из самолета я их выскребу, даже если они там в невменяемом состоянии. Но еще надо разместить попарно в номере и чтобы всем комфортно. Потому что всем двенадцати нужно сотворить по три картины на нос. А еще людям творческим нужен Муз или Муза, и если вдруг это существо где-то потерялось, то творить без него бесполезно. И каким образом я обеспечу воздержание от вина, без которого в Италии не обходится ни обед, ни ужин - у наших же нет тормозов, а тут еще и вино халявное. А после этого еще и засадить их что-то рисовать.
   Порефлексировав какое-то время над письмом, совсем забыв про завтрак и чай, которые приемлемы для меня только в горячем виде - естественно все остыло. Подозвала официанта и попросила горячего чая, омлет и так съем.
   Столики в гостинице накрыты на открытой веранде, тут проходят только завтрак и ужин, обедает народ где-нибудь по пути из одной достопримечательности в другую. Да и жарко тут в обеденное время. Сейчас же народу довольно много и среди них процентов восемьдесят туристы. Сентябрь-октябрь - бархатный сезон для путешествий. Русских тут мало, а вот немцев, англичан прилично. Да и Тоскана далековата от побережья, а наша гостиница в самом сердце Тосканы. Виды совершенны своей пасторальностью для художников, очень надеюсь, что это поможет стимулировать всю группу.
   Отпила свежезаваренного чая, отдаю должное - довольно вкусного, особенно для гостиницы, особенно для Италии, где чай не в чести. Но надо сказать, что и гостиница очень даже приличная, твердая четверка, плюс особое очарование придает камерность отеля: номеров немного, конференц-зал, тренажерка, бассейн все еще с водой, свой парк. Я вчера, когда заселялась удивилась, как наши смогли договориться с такой гостиницей, обычно по программе обмена селят в общежитии, и хорошо если удобства в номере, а не на этаже.
   Еще раз пробежалась глазами по фамилиям художников, прикидывая кого с кем заселять. Я немного в стороне стою от богемной жизни, потому некоторых знаю только по ФИО, а некоторые даже и по ней мне не знакомы. Решила, что присмотрюсь к ним во время трансфера из аэропорта до гостиницы.
   Все! Утренняя рефлексия никогда не была моей сильной стороной, потому отключила ноут и начала отдыхать взглядом на тосканской долине.
   Сделала глоток ароматного чая, лениво пробежалась глазами по летней террасе и людям, которые сейчас завтракали. Полакомилась черносливкой в собственном соку, с удовольствием облизала остатки с губ, потянулась за чашкой чая, увидела почему-то знакомое лицо среди незнакомой завтракающей толпы, на автомате кивком головы поздоровалась, и когда поднесла чашку ко рту - удивилась: 'кто среди моих знакомых мог тут оказаться?'
   Вернулась к тому месту, где находилось знакомое лицо, и замерла с чашкой у губ.
   Небольшое отступление, у меня примерно каждые пять лет случается в жизни мини-армагедон. Это когда относительно размеренная жизнь начинает скакать с пятого на десятое. В этот период на меня сваливаются неожиданные знакомства, неожиданные люди, неожиданные встречи, я неожиданно для себя делаю совершенно неожиданные поступки - вообщем, неожиданностей в этот период хватает. Вкупе с этим время превращается в карусель, которая несется на сумасшедшей скорости. И вот эта карусель со всеми вышеупомянутыми неожиданностями может откинуть меня как назад, так и вперед. Последний такой виток попал аккурат на сицилийский период моего отпуска, за три месяца до этого он начался, когда я полностью ушла в работу, новые планы и подготовку к поездке. Потом была Сицилия - тут без комментариев, потом еще три месяца напряженной работы, когда надо было везде и все успевать и после этого отпустило, жизнь вошла в размеренную колею.
   Потому, когда начала завариваться вся эта каша с миланской выставкой, поездкой художников, 'Легендами Байкала' - я уже понимала, что это очередной пятилетний виток, его надо просто переждать, пережить. Дала себе обещания, что никуда не буду встревать в ближайшие полгода, хватит того, что уже запланировалось без моего желания, но с обязательным моим участием.
   Возвращаемся за столик, к чашке чая у моих губ. И ко мне, зависшей с этой чашкой. Есть такое выражение 'в зобу дыханье сперло', не знаю, где именно этот 'зоб' должен в моем теле находиться, но дышать я перестала резко и надолго. Реальность подернулась, как при мираже в пустыне, может оттого, что этот самый 'зоб' мне весь кислород перекрыл? Еще и голова слегка поехала. Вот подобные ощущение меня точно давно не доставали, о-о-о-о, аккурат пять лет назад подобное испытывала.
   Я, как памятник самой себе 'Василиса с чашкой' замерла и не могла отмереть. Мозг почему-то не посылал сигналы к моим верхним конечностям, чтобы они вернули эту самую чашку на ее законное блюдце. Через несколько долгих часов, мозг немного встрепенулся, скинул остатки парализации и помог-таки своей хозяйке разобраться с чашкой. По-моему, я даже не отпила. Медленно пальцем дотронулась до стенки чашки, хм, горячая, значит, времени прошло немного, пока я тут зависала с идиотской улыбкой, чашка еще не успела остыть.
   Попыталась успокоить себя тем, что ни одна я выгляжу идиоткой. Причина, по которой я впала в анабиоз, тоже подвисла, а на лице этой самой 'Причины' тааакооое удивление, смешенное с недоверием, так на меня смотрела мама в седьмом классе, когда я - круглая отличница, категорично заявила, что больше не намерена учиться, ибо ничего нового уже не узнаю.
   Голова моя вроде соображать начала, руки стали слушаться свою хозяйку, а вот ноги вздумали отбивать чечетку, когда глаза узрели, что 'Причина' направляется в мою сторону, не отводя от меня взгляда.
   И тут я окончательно убедилась, что я двуличное создание. Сильно не хотелось встречаться и говорить с 'Причиной', но я ужасно рада эту 'Причину' видеть. Внутри колокольчиками все звенело от этой самой радости и в то же время хотелось отгородиться всеми четырьмя конечностями от надвигающейся 'Причины', а еще лучше убежать и поиграть в страуса, воткнувшись головой в песок.
   Все-таки со временем что-то не то происходит, оно словно резиновое. Сначала долгие часы зависания с чашкой, теперь очень-очень медленно 'Причина' приближается ко мне. До моего столика идти-то метров пять. Дотронулась до чашки - горячая, значит точно, какая-то заморочка со временем.
   'Причина' после долгого-долгого путешествия через три столика, наконец-таки достигла моего, и остановилась рядом со мной.
   - Привет, - самой смелой оказалась я, потому что... ну сколько можно торчать надо мной лаборантом препарирующим?
   'Причина' отодвинула стул и присела за мой столик, все это мучительно долгое время, не отрывая от меня глаз.
   - Привет, - второе место по смелости занял... та-да-дааам... Марк.
   Хриплый голос и недовольно поджатые губы с его стороны. О себе ничего сказать не могу, потому что слегка не в себе.
   Подошел официант с кофейником.
   - Марко, кофе? - спросил он соседа по столику.
   - Кофе, - легкий кивок головы.
   - Сеньорита, кофе? - это уже мне, хотя рядом со мной чашка с чаем, даже две.
   - Сеньорита не пьет кофе, только горячий чай, - на официанта ни разу не посмотрел, все внимание мне.
   И вот тут меня отпустило окончательно, уж не знаю, что послужило тому причиной, но трезвость вернулась в ум, ясность в голову, конечности, наконец, обрели привычную гибкость. Я непроизвольно потянулась, ощущая тело, и широко улыбнулась.
   - Привет, - это опять я.
   - Здоровались, - бурчит Марк, но глазами самую малость оттаял.
   Теперь, когда у меня внутри ничего не трясется, не замирает, не скачет, я его могу рассмотреть всего и более внимательно.
   Волосы стрижет чуть длиннее, чем обычно. Ну, как... обычно... я его больше пяти лет не видела, может это для него обычно. Раздался в плечах, повзрослел, а так все тот же Марк. Спокойный, сдержанный и чертовски обаятельный. Боковым зрение замечаю, что девицы за соседними столиками, не стесняясь, пялятся на нас, на меня пялится им ни к чему, остается Марк.
   Кстати, а что он тут делает? И как долго он это тут будет делать? Нет, ну это надо же было пересечься в маленькой гостинице. Я в Италии бываю раза два-три в году и за пять лет даже издали друг друга не видели, а тут нос к носу. Чего я там себе обещала? Расслабиться и никуда не встревать? Да я бы рада.
   За прошедшие пять лет Марк вспоминался регулярно, да и как тут не вспомнить? Но разыскивать его сильного желания не было. Даже не так... Меня постоянно что-то отвлекало, уводило в сторону от подобных неуверенных мыслей, словно срабатывал защитный механизм. Чтобы я себя поедом не ела, жизнь подбрасывала то клиента с грандиозными планами, то семейство устраивало встряску, то Муз толкал на смену деятельности. Да и потом, о чем бы мы с ним говорили? Был короткий роман - да, признаю. Закончился. И закончился по моей инициативе, осознала, что была не права. Но не права не в том, что роман закончился, а в том, как я его закончила - уж слишком театрально-истерично. И что я могла ему сказать по этому поводу? Воооот. Бред полный. Зачем человека грузить всякой мистикой? Да и нужно ли ему мое извинение? Столько времени прошло. И по истечению этого времени Марк вспоминался, как грустное послевкусье до конца не досмотренного фильма, не дочитанной книги, не дорисованной картины. Точка вроде и поставлена, но ощущение, что стоит она не на своем месте.
   Возвращается официант, ставит рядом со мной уже третью чашку чая и отходит. Прошлые он не осмеливается убрать, потому что они полные.
   Марк поднимается и тоже уходит. Молча. То есть, совсем молча. Я, молча в удивлении, приподняла бровки домиком. Вот! Потому и не искала его. И кто был прав? Василиса была права! Прошлое нужно оставлять в прошлом.
   Отпиваю горячего чая, глядя на две других моих полных чашки и одну Марковскую, он к ней так и не притронулся. Весь небольшой стол уставлен одними чашками на блюдцах, сразу вспомнилась Алиса в гостях у кроликов. Точно - театр абсурда. Вспоминаю, успела ли я что-нибудь съесть или нет. Судя по полной тарелке - не много, но кушать не хочется. Перевожу взгляд на тосканскую долину, залитую утренним солнцем - день обещает быть жарким.
   После завтрака долго общаюсь с представителем гостиницы на предмет заселения русской группы. Данте - администратор, и очень обаятельный молодой итальянец, выходец с юга, все никак не может понять, почему нашей группе не наливать вина на обед (нас индивидуально будут кормить обедом, в отличие от прочих постояльцев) и тем более, как нас можно без вина оставить на ужин.
   - За него уже оплатили, - в пятый раз убеждает он меня.
   - Я знаю, но нашим людям нельзя пить в обед, да и на ужин не желательно.
   - Но все же будут пить, - смотрит на меня с откровенной грустью.
   - А наши будут работать с утра и после обеда.
   - Сиеста же, - смотрит на меня, как на безнадежно больного человека.
   И в таком духе уже двадцать минут. В конце концов, договариваемся, что нас посадят отдельно, и за наш большой стол вино будут ставить только вечером раз в три дня. Я ж не зверь, народ едет в Италию, нельзя его совсем без приличного вина оставлять. Но я помню о трех картинах с носа, которые спросят с меня, потому спиртное, даже хорошее, надо ограничить.
   Затем мы решаем вопрос с нечетным количеством мужских и женских персон. Уговариваю Данте в два больших номера поставить по третьей кровати, потому что у нас пять мужчин и семь женщин. И еще надо уточнить момент с трансфером, за это вроде отвечает уже администрация городка, а не гостиница. Звоню в администрацию, но, там никто о нас не знает. Приходиться раз пять разным людям рассказывать, что едут русские художники, и по договору возить нас и развлекать должна администрация. Чиновники пытаются нас спихнуть с отдела на отдел, ищут козла отпущения, тот отказывается находиться. Итальянцы могут быть очень упертыми и очень ленивыми. Вообщем полдня занимаюсь 'бритьем яков', после сиесты звоню в Фонд русского наследия Италии, и они спускают всех собак на местную администрацию. Поздно вечером мне звонит начальник какого-то отдела, извиняется и просит подойти к дирекции гостиницы, где мы проживаем, они вроде как этот вопрос урегулировали, и встречает нас автобус от гостиницы. Барррдак!
   Я попыталась добиться подтверждения от Данте, но он не в курсе, у меня закрадываются очень черные подозрения, что меня просто надули административные чиновники. Прошу его связать меня с его начальником, директором, хозяином, но сегодня уже все разъехались. Ладно, самолет с нашими приземляется завтра в полдень, итальянцы просыпаются рано, завтра с первыми лучами солнца я покажу им кузькину мать.
   Наутро, после раннего завтрака, все же решаю уточнить у дирекции гостиницы на счет автобуса. А вдруг? Данте подсказал, где найти директора и, подходя к его двери, я услышала русскую речь. А двери надо закрывать.
   - Марк, ну что тебе стоит? - вещал глубокий баритон, - это всего четыре часа, надо встретить их. Это, как дань уважения нашим соотечественникам, к тому же художники... Тут сам понимаешь... Проследить, чтобы свой багаж забрали, чтобы все сели.
   - У меня есть на сегодня планы, - неуверенно отказывается Марк.
   - Какие? - ироничное глубоким баритоном.
   - Личные, - бухтит Марик, - мне к свадьбе надо готовиться, - совсем неуверенно и гораздо тише, словно сам понимает, что отмазка не пройдет.
   - Свадьба у тебя через три месяца и Милана со всем сама справляется.
   О как! Все же кому-то повезло!
   - Пошли кого-нибудь другого.
   'Пора вмешиваться', - и постучала по открытой двери.
   - Здравствуйте, - лучезарно улыбаюсь присутствующим в кабинете.
   Из присутствующих - Марк и очень схожий с ним мужчина, скорее всего, отец, а может и дядя.
   Меня тут не ждали, потому воззарились в четыре глаза с одинаковым удивленным выражением на лицах.
   - Здравствуйте, - первым отошел старший среди нас, обладатель приятного баритона и военной выправки, и так мне улыбнулся, словно папа родной.
   - Я на счет трансфера группы художников, администрация послала к вам.
   - Эти точно посылать умеют, - усмехнулся он, - а Вы-то кто?
   - Василиса, руководитель группы, - запоздало представилась, и протянула руку для пожатия.
   - Ва-си-ли-са, - певуче протянул старший, и принял мою ладошку в свою руку, - а имя-то у Вас украинское.
   - Наследие предков.
   - А я - Алексей Игнатьевич.
   Значит, батюшка Мариковский. И тут я вспоминаю, что у Марковской семьи гостиничный бизнес, и он даже для расширения сферы ездил на Сицилию. Это что получается, что нас заселили в их гостиницу? Нет, ну это ж надо было так вляпаться! Ну неужели гостиниц мало? Почему именно сюда?! Мимика у меня всегда очень богато оформлена.
   - Проблему с транспортом мы решили, с администрацией разберемся сами, - быстро заверил меня Алексей Игнатьевич, среагировав на мое выражение лица, - это мой сын - Марк, он будет вас сопровождать.
   - Не нужно Марка, - отмахнулась я, вытащив ладонь из его руки, - я сама встречу и привезу, дайте только автобус с водителем.
   - Марк по-итальянски хорошо говорит, - улыбнулся мне, как учитель неразумному дитяти.
   - Я тоже, - обворожительно улыбаюсь в ответ.
   - Да? - удивляется. - Тогда Марк займется своими делами, - перевел взгляд с меня на сына, - личными, - весомо дополнил и усмехнулся.
   - Отлично, - улыбнулась в ответ, - спасибо.
   И быстренько оттуда выскользнула. Уф, одно дело сделано. Сейчас распечатаю номер рейса и список членов, чтобы индификацию не только по головам произвести, но и документально.
   Через полчаса спустилась на улицу - автобуса нет, прошлась до парковки на заднем дворе - автобуса нет. Хм. Запаса времени тоже нет. Метнулась в гостиницу, Данте где-то бродит. Ешкин кот, если мои художники выйдут из зоны прилета самостоятельно, я их потом не соберу. Понеслась снова в офисную часть.
   Уй, как я сегодня не вовремя сюда попадаю. Дверь закрыта, но разговор на повышенных тонах, отлично слышно. Да что ж они сегодня все утро договориться не могут. Ждать не могу, потому стучу достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание и только потом открываю дверь. О, а вот и Данте. Значит, не ругались, а просто деловые вопросы решали. Но Марк какой-то дерганный, видимо опять чего-то поручили, отвлекая от дел лично-семейных.
   - Извините, - широко улыбаюсь я, - а...
   Договорить не получается, Марк, направляется в мою сторону с таким грозным видом, что я от неожиданности этой грозы теряюсь. Когда он оказался рядом, приветливо выдавливаю из себя:
   - Привет.
   - Здоровались уже, - сквозь зубы шипит, и протискивается в открытую дверь.
   - Автобус где стоит? - уточняю у оставшихся, не вдаваясь в Мариковское ненастроение.
   - В соседней гостинице на парковке, извините, что не предупредил, - улыбается мне старший семейства совсем марковской улыбкой.
   - Благодарю, - и мчусь до соседнего отеля, где и обнаруживается искомый транспорт, просто больше никакого автобуса нет.
   Сегодня мой день проснулся явно не с той ноги. А где водитель? Обошла пару раз автобус, попрыгала, заглядывая в окошко. И тут меня посещает очень неприятная догадка, а что если Марк планировался не только в роли сопровождающего, но и водителя сего транспорта. Я на несколько мгновений замираю в ужасе от этой мысли, молчаливо взирая на двадцатиместный автобус веселенькой окраски. Я за руль не сяду!!! Что делать? Бежать за Марком или у Данте выпросить человека, который умеет водить эту махину?
   Попытались применить логику: 'Если бы подразумевалось, что мне предоставляется только автобус без водителя, то по идее мне должны отдать ключи и документы на машину. А ведь не отдали!' Радостно заскочила на подножку у водительской двери и потянула на себя ручку. Замок мягко щелкнул и дверца открылась. Та-а-ак? Неприятное чувство снова вернулось. А-а-а-а-а!!! В замке зажигания болтается ключ! А-а-а-а! Наверняка еще и документы где-нибудь за козырьком. Черт!
   В сердцах стукнула кулаком по чему пришлось. Пришлось по сирене гудка. А-а-а, подскочила в испуге - гудок, что у того КАМАЗа. Что же делать? Я уже должна за членами как десять минут выехать, если хочу успеть всех выловить на выходе. Еще только утро, а мир уже против меня. Мне нужен Марк! Сильно надеюсь, что он не укатил к своим лично-семейным делам.
   - Сеньорита? - раздалось вопросительно радостное с улицы.
   Я сижу за водительским креслом и тупо пялюсь в лобовое стекло, перевожу расфокусированный взгляд на говорившего. Хм. Итальянец, не высокий, ближе к сорока, пепельные кудри, собранные в хвостик.
   - Да?
   - Я могу Вам помочь, - то ли вопрос, то ли утверждение и обворожительная улыбка заправского Мачо.
   - А как? - сейчас мне совсем не до минутного флирта, у меня члены из аэропорта расползутся.
   - Вы посигналили, - уже не так уверенно продолжает он и тычет в руль, за который по-прежнему восседаю я.
   Соображаю я быстро.
   - Автобус Ваш?
   - Да! - радостно заверяет меня.
   Уф, слава богу. Но, зная авантюризм итальянцев, попросила показать мне личные документы и на автобус. Уф, еще раз... Оказалось, что водитель ходил пить кофе в соседнее кафе, легкомысленно отмахнулся от моих претензий и так же легкомысленно пообещал, что все успеем.
   Мы мчимся на приличной скорости сначала по сельской дороге, потом выскакиваем на автобан, я мысленно подгоняю водителя, хотя он и так все время бибикает и обгоняет неторопливый транспорт. И все-таки мы опаздываем на двадцать минут. Водитель паркуется у входа в аэропорт, и радостно оборачивается ко мне.
   - Я же говорил, что успеем, - восторженно взмахивает рукой вверх, словно стоит перед публикой после мастерски выполненного фокуса и готов принять заслуженные аплодисменты.
   - Мы опоздали на двадцать минут, - пытаюсь охладить его пыл, жду, когда он откроет мне дверь.
   - Ха! Двадцать минут - это мгновение в веках, - пафосно заявляет, щелкая пальцами, и смотрит на меня радостно.
   Врываюсь в здание аэропорта, нахожу на табло рейс с нашими, и вмиг все напряжение покидает меня - рейс задержался, и наших еще не выпустили. Уф. Звоню водителю, предупреждаю, что автобус будет нужен минут через тридцать и жду наших.
   Наши узнаются сразу по растерянно-испуганным лицам мужчин и одежде женщин. Все же люди, которые часто летают или просто привычные туристы предпочитают удобство экстравагантности. Среди нашей группы экстравагантностью может похвастаться из мужчин только один - лет пятидесяти, невысокий, щупленький, белая бородка клинышком, твидовый пиджачок и шейный платок в тон клетки на пиджаке. Это, скорее всего, Эдуард, опальный художник, в последний момент, как и я, попавший в группу. Две девицы неопределенного возраста на огромных шпильках и такие все мини-мини, катили за собой по огромному чемодану. Пара женщин под сорок в пышных нарядах бохо-стиля. А вот это, скорее всего, тот самый 'племянник' администрации, он держался особняком, и мне показалось, что группа его присутствие игнорирует.
   Сначала пересчитала по головам, потом обозначилась группе и сличила всех по ФИО. Загрузились в автобус и покатили до гостиницы. Народ восторженно глядел в окошки, пока я кратко рассказывала о программе мероприятия, предосторожностях нелишних в Италии. Предупредила, что сегодня день на адаптацию и всевозможные застолья, а завтра с утра начинаем трудиться. Припугнула, что первую картину должны выдать уже через три дня, иначе за проживание и питание каждому придется оплачивать из своего кармана. Художники, пока еще ошарашенные перелетом (большинство вообще первый раз выехало за границу), заморскими видами, добавим еще будущий обильный ужин с замечательным вином (отметить приезд надо - я не зверь, я это понимаю), согласны были на все. Плюс потрясающий вид на тосканскую долину за ужином и завтраком - очень сильно надеюсь, что все это возбудит Муза каждого из них. А когда с Музом получается договориться, то тогда побоку и развлечения, и возлияния. У меня была ставка именно на это - ошарашить и вдохновить, расслабляться будем потом.
   Перекусили на одной из заправок, по прибытии без эксцессов заселились в номера и распрощались друг с другом до ужина. Я уже почти залезла под душ, когда истерично забарабанили в дверь. На пороге одна из девиц мини-мини, все так же на шпильках, все в том же мини и с трясущимися губами.
   - Василиса, - с ходу перешла она на ультразвук, - у меня пропал чемодан! - и слезы градом.
   Я подвисаю на доли секунды, потому что отчетливо вспоминаю, как мини-девица под именем Оксана, закатывала свой чемодан в гостиницу. Его не могли уволочь из гостиницы, да и кому он нужен! Может у нее два чемодана было? Нафига два чемодана шмоток тащить с собой в Италию? Так, не о том я думаю.
   - Оксанушка, - почему-то иначе не получалось ее называть, не смотря на все ее попытки выглядеть богемной фотомоделью, тянула только на Оксанушку, - ты хорошо смотрела?
   Да я же сама видела, как все расходились со своим багажом по номерам, в холле не оставалось никакого чемодана, потому как я с Данте еще минут двадцать утверждала обеденное меню для нашей группы на завтра. Там точно не было никакого чемодана. Может Оксанушка номера перепутала, на идиотку она не похожа, но с непривычки могла просто не в тот номер зайти.
   - Пойдем в твой номер, посмотрим, - спокойно предлагаю ей, потому как девица уже захлебывается своими переживаниями.
   Заходим в номер, вижу один чемодан, распакованный наполовину и соседку в полотенце после душа, восседающую на кровати в сочувствии поджимающие губки. И второй чемодан.
   - Оля, - обращаюсь к завернутой в полотенце, и указывая на раскрытый багаж, - это твой чемодан?
   - Да.
   - А это? - киваю на закрытый.
   Та пожимает в недоумении плечами.
   - Оксан, это чей чемодан?
   - Да я не знаю, - нервно вопит она, и опять заливается тихими слезами.
   Перед глазами всплыла картинка, как две мини девицы на шпильках проходят узкий проход, катя за собой большие чемоданы. Оксанушка катила именно этот чемодан. Среди нашей группы у мини-девиц самые большие чемоданы.
   - Оксан, когда я тебя встречала, ты была именно с этим чемоданом.
   Она в панике смотрит на меня.
   - Чемодан мой, но вещи там не мои, - уже заикаясь от молчаливых слез, выдавливает она.
   Это как такое вообще возможно? И тут меня посещает стойкое ощущение, что спокойно расслабиться у меня сегодня не получиться. Подхожу к чемодану, открываю крышку, мда-а-а, надо полагать, что это не Оксанушкины вещи: пара стоптанных сандалет... мужских... Футболки не первой свежести... мужские... Детские вещи грязные... и прочее - полный чемодан грязных вещей. Замеча-а-ательно, Оксанушка попутала чемоданы. Успокаивает одно, что в Москве она их попутать не могла, так как багаж летел транзитом. Каждый уважающий себя иностранец обязан повесить бирку на свой чемодан, именно для таких случаев.
   - Уфф, - облегченно выдыхаю, видя сбоку на чемодане 'Габриэле Монте и тел.', вписанные мелким почерком в поле для записи владельца.
   - Ты куда смотрела? - не сдерживаюсь я, и тут же одергиваю себя, если она в первый раз летит самолетом (художники, в большинстве своем, люди очень не богатые, и далеко не все могут себе позволить съездить за границу, а многие к этому и не стремятся), то подобных тонкостей может и не знать.
   - Я чемодан у брата взяла, он меня прибьет, - смотрит на меня с надеждой, как на всемогущую.
   Я не Бог, я нянька. Набираю номер телефона, указанный на чемодане и через несколько минут радую Оксанушку.
   - Твой чемодан остался в аэропорту, нужно за ним съездить и обменять. Собирайся, и не забудь чужой чемодан и свои документы, - вздыхаю я, окончательно распрощавшись с послеобеденным планами на отдых.
   Оксанушка кивнула головой и скрылась в ванной, а я пошла искать машину, чтобы съездить в аэропорт... опять... Сильно не хотелось представлять, что о нас подумают, когда я расскажу о проблеме. Ну да, Оксанушка ступила, схватив не свой чемодан, но и я не проверила, а я как-никак нянькой назначена. Дело еще осложнялось тем, что сейчас самый разгар сиесты, и каждый нормальный итальянец в это время не работает, городок у нас не большой и днем такси найти не реально, то есть, машины-то стоят, но без водителей.
   Данте, на мое счастье, находится за стойкой регистрации, плавясь в блаженной неге ничегонеделанья.
   - Данте, милый, - улыбаюсь ему обворожительной улыбкой.
   Он мгновенно теряется от меня такой мило-обворожительной и с опаской косится на лестницу, на которой корячится Оксанушка, глухо стуча чемоданом по ступенькам.
   - У нас проблема, - возвращаю его внимание, - вот эта милая девушка...
   Она на самом деле милая, особенно по итальянским меркам: невысокая, стройная, но с округлостями в нужных местах, и с распущенными до пояса прямыми волосами цвета спелой ржи.
   - Случайно спутала чемодан, - продолжаю я, - он ждет ее в аэропорту, но нужно как-то туда и обратно нам добраться, - и опять обворожительная улыбка в его сторону.
   - Но сейчас, сиеста, - не понимает он меня.
   - Да, но пока мы доедем, она как раз и закончится.
   - Да! Но СЕЙЧАС сиеста, - не хочет он меня понимать.
   В принципе пара часов погоды особенной не сделает, но дозвониться до аэропорта не реально, а они могут и затерять чемодан, не специально, но могут. Слышу, как Оксанушка, шурша колесиками чемодана, подходит сзади.
   - Оксанушка, улыбнись очаровательно итальянцу, - не оборачиваясь, прошу ее по-русски. Она девчонка красивая, это должно пронять его.
   - Можно, я лучше словами, - раздается сзади мужской голос.
   Оборачиваюсь. Марк. Ну коне-е-ечно, как же без него, по спасательной части у него всегда хорошо получалось. Оксанушка сидит чуть подалее на диване, а Марк с ее чемоданом рядом со мной и смотрит. Молча. Вопросительно. Де жавю, у меня губы сами начинают растягиваться в улыбку.
   - Подскажи, пожалуйста, где сейчас можно взять машину? - спрашиваю его.
   - В смысле 'взять'?
   - До аэропорта и обратно, нам чемодан надо поменять.
   Марк обводит взглядом чемодан, меня, Оксанушку, Данте, опять меня.
   - Поехали, - говорит он просто, разворачивается к двери, и, не глядя на нас, укатывается вместе с чемоданом на выход.
   В глубоком принципе, мне можно и не ехать, знаю, что Марк сделает все в лучшем виде, он создан для того, чтобы решать, хорошо решать чужие проблемы. У него это как-то легко и естественно получается. Но, нянькой же меня назначили, почему Марк должен решать проблемы нашей группы? Совесть воззвала к рассудку, заставляя двигаться и тело.
   Загружаемся в миниавтобус, мы с Марком спереди, Оксанушка с чемоданом сзади. И едем. Молча. Радио негромко играет. А мы молчим. Едем. Молчание не напрягает. Долго едем, где-то часа через полтора сворачиваем к заправке.
   - Мне надо заправиться, да и кофе можно выпить.
   Выходим из машины - на улице пекло, прячемся внутрь кафешки к кондиционеру, стоим у витрины, выбираем чем бы перекусить. Оксанушка в своем мини притягивает все взгляды к нашим персонам, даже туристы завернули на нас головы.
   - Девчонки, вы никак русские, - подходит к нам славянин лет тридцати и улыбается всей широтой русской души.
   И улыбается мне. Это странно. Я, конечно, тоже красотка и даже в платье сегодня, но оно ниже колена, потому по сравнению с почти голой Оксанушкой явно проигрываю. Или нет?
   - А Вы откуда? - возвращаю улыбку парню.
   - Из Мурманска.
   - Это там, где вечные снега? - удивляюсь.
   - Ага, - улыбается еще шире, - а вы откуда?
   - А мы с Иркутска.
   - Это там, где медведи по улицам ходят? - вворачивает ответную шпильку.
   - Если бы только медведи, - с сожалением жму плечами.
   Краем глаза замечаю Марка, который только что вошел, нашел нас глазами и замер враздумии. Он еще кофе хотел попить, так что подождем его. Возвращаюсь взглядом к парню, он видимо что-то у меня спросил и ждет ответа. Странно. А где я была, когда он спрашивал?
   - Извини, выпала из реальности, - отвечаю ему, - ты что-то хотел?
   - Да нет, просто поболтать, а то у нас в группе одни тетки старше сорока.
   Подходит Марк, кивком головы здоровается с парнем, потом обращается к нам.
   - Василиса, тебе чай?
   - Да, - теряюсь я.
   - С молоком, - утверждает он.
   Утвердительно киваю с улыбкой.
   - А Вам? - оборачивается он к молчаливой Оксане.
   - Я, наверное, кофе, - смущается она.
   Марк своей галантностью может любого засмущать. Мы прощаемся с мурманчанином и садимся за маленький столик, ждать свои кофе-чаи.
   - Василиса, а ты с Марком давно знакома? - обрела дар речи Оксанушка.
   - Э-э... б-м-н... - затупила я, - э-э... вообщем знакома, - подытожила информативно.
   Как-то я не успела подготовиться ни ко встрече с Марком, ни к тому, что уже с ним встретилась, ни к тому, какую легенду можно рассказать окружающим, если будут спрашивать. Вот честно, даже мыслей никаких в голове не перекатывалось по поводу Марка, словно к этой зоне мне нет доступа.
   А вот и он сам с напитками и тарелкой пироженных. Расставил перед нами чашки, пододвинул ко мне тарелку с эклером. Эх, повезло же кому-то с таким заботливым.
   - Спасибо, - поблагодарила его.
   Ответил скупой улыбкой, внимательно разглядывая меня, я попивала чаек тоже поглядывая на него. Обаятельный все же он, хотя нет, дело даже не в обаятельности, а в той монументальной надежности, которая исходит от него. И еще, он насквозь свой, родной.
   - Марк, меня Оксаной зовут, - принялась щебетать соседка по столу, - какой кофе вкусный, спасибо.
   - Пожалуйста, - перевел взгляд на нее, и снова вернулся ко мне.
   - Марк, а Вы давно знакомы с Василисой?
   Мы синхронно с недоумением посмотрели на вопрошающую. Всю из себя милую и участливую. Непосредственность - это, конечно, хорошо, но до определенно возраста.
   - Знакомы, - ответил и улыбка нейтральная, - передохнули? Можем ехать дальше?
   В аэропорту нас промурыжили долго - это же Италия, тут торопиться не принято. К счастью не потребовали полный список вещей, находящихся в чемодане. Оксана уже порядком устала и от длительного перелета, и от разницы времени, и от шпилек, и от мини и напоминала зомби, только кивая головой на задаваемые через меня или Марка вопросы. Наконец, обменяв чемоданы, и заглянув вовнутрь дабы убедиться, что этот действительно наш, отправились обратно.
   Возвращались потемну, Оксана срубилась на заднем сиденье через полчаса, скинув свои шпильки - оно и понятно, по иркутскому времени уже утро скоро, она больше суток в них рысачит.
   - Как вообще у тебя дела? - негромко спросил Марк, чуть заглушая негромкую музыку.
   - По-разному, но вобщем все хорошо. Много планов, много интересных идей, вот времени не хватает.
   - Все как обычно, - усмехнулся, не отрывая взгляда от освещенного автобана.
   Неужели до сих пор злится? Тут я даже спорить не буду, я бы на его месте меня вообще на пушечный выстрел к себе не подпустила, а он еще разговаривает и помогает.
   - Муж? Дети? - не отрывая глаз от дороги, интересуется.
   Я на итальянский манер делаю рыбку рукой, мол все нормально. И понимай, как знаешь.
   - У тебя-то как? - интересуюсь у него.
   - Нормально, - пожимает плечами, - живу, бизнес развиваю.
   - Значит, все хорошо! - подытоживаю, чтобы уж совсем увериться, что он не держит на меня зла.
   Отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня, спокойно, без эмоций и, молча, возвращается к дороге. И как это понимать? Ну ладно, нет, так нет. Действительно, чего это я лезу в чужую душу. Обойдусь. Молчим до самой гостиницы.
   Марк открывает дверь в салон микроавтобуса.
   - Буди Оксану, а я чемодан до камеры ей донесу, - бросает мне, вытаскивает чемодан и уходит с ним в гостиницу.
   Я транспортирую полусонную девицу до ее номера, на встречу попадается Марк уже без чемодана, благодарю его, наблюдаю, как Оксана закатывает чемодан в камеру, заходит сама и отправляюсь к себе. Для ужина уже поздно, да и подустала я со всей этой ездой, завариваю себе ромашку и выхожу на балкон ответить на почту. Мое окно и балкон смотрят в парк, тут в любое время тихо и не жарко, так как деревья щедро делятся тенью.
   Попиваю травяной чаек и отвечаю на письма. Мама высказывает недовольство от имени всего моего семейства: 'не позвонила, а обещала, а мы ждали'. Каюсь, виновна, но когда мне было звонить?
   Топ менеджер миланской выставки просит в речи с благодарностью упомянуть спонсоров. Еще и речь писать, надо две штуки, одну на награждение, вторую на закрытие. Я все же серьезно настроена на призовое место.
   Неожиданно в скайпе появляется Васька. Странно, так рано она не просыпается, стучусь к ней с этим вопросом, отвечает, что бессонница и тут же набирает меня поговорить. Приходится с компом уходить в номер, чтобы не разбудить соседей и еще балкон закрыть.
   - Ну и как там у тебя? - интересуется подруга, мятая и нечесаная со сна, - встретила своих?
   Рассказываю ей кратко сегодняшние приключения с розыском автобуса и поисками чемодана, Васька похихикала, сходила с ноутом на кухню, заварила себе кофе.
   - А как оно вообще? - зевнула мне в экран и потянулась губами к гигантской кружке с кофием.
   - Тут Марк, - тихо сообщила я новость и поджала губы.
   Васька зависла с вытянутыми трубочкой губами у края чашки, скосила глаза на экран. Сделала несколько глотков, поставила кружку, поводила пальцем по ее ручке, медитируя на кофейную жижечку, и несмело подняла глаза на меня.
   - Ты ему скажешь? - негромко спрашивает.
   Теперь я взяла минуту молчания, выводя невидимые узоры по клавишам ноута. Потом ответила.
   - Вась, я не знаю... У него все хорошо... - пожимаю плечами, словно оправдываясь. - Жениться собирается... - подняла на подругу глаза. - Свадьба через три месяца, подготовка к ней идет полным ходом. Ну и к чему ворошить прошлое?
   Василина, молча, смотрит на меня, заранее поддерживая любое мое решение.
   - А как он вообще?
   - По всякому, раз - нормально, раз - бесится.
   - У вас сейчас самое веселье начнется, и без меня, - вздохнула подруга.
   - Да как-то не до веселья, успеть бы все сделать.
   - Не вешай нос, - улыбнулась Васька в монитор, - пойду на пробежку пока дождь не начался.
   - Пока.
  
   Утро. Тоскана. Запах кофе, выпечки и утренней свежести. Но у меня каждый раз, когда эти ингредиенты смешиваются в воздухе, ассоциация с Сицилией.
   Спускаюсь к завтраку, все наши в сборе, сидят порознь за маленькими столиками (столы специально для нашей группы сдвигают на обед и ужин) и... похмелье? Откуда? Мы же оговорили с Данте, что на человека по стакану вина и не более. Лучше всех себя чувствуют Оксана (это понятно, ее срубило еще в машине), Любаня (ее вообще с трудом представляю выпивающей), Татьяна с Маргаритой, им за сорок (то ли пить умеют, то ли спиртное их не сильно интересует) и Антон, который племянник администрации. Люди взрослые, я всех предупреждала, что сегодня по плану рисуют ВСЕ!
   Обошла всех, поздоровалась и оповестила, что через час жду в холле отеля с мольбертами и красками и уселась завтракать. Завтрак для меня - это по-прежнему главная трапеза дня, потому без спешки, с удовольствием поглощаю оный и любуюсь... любуюсь утренней, просыпающейся тосканской долиной. Настроение чудесное, хочется просто нарисовать тосканский пейзаж - на меня три картины с носа, тоже распространяются.
   Все, поднимаюсь из-за столика, заполненная позитивом до самой макушки, иду на выход, здороваясь, по ходу движения, с постояльцами отеля - тут так принято, что все со всеми здороваются. Еще раз напомнила Эдуарду, находящемуся в глубокой задумчивости, об общей встрече через двадцать минут, делаю шаг в сторону выхода, и тут меня перехватывает Марк.
   - Василиса, - негромко окликает, нагоняя меня со спины.
   Разворачиваюсь к нему.
   - При..., - и подвисаю, цепляясь взглядом за его шею, -...веет, - поднимаю глаза выше, но взгляд все равно возвращается к шее, там висит очень даже симпатичный мужской чокер из витых бусин гагата, красных таблеток натурального коралла и черненого серебра.
   - Что? - смутился Марк.
   Ой, он все еще умеет смущаться.
   - Ты стал носить украшения? - не могу сдержать улыбки.
   Смутился еще больше.
   - Да, - недоуменно водит плечами.
   - У тебя хороший вкус, - самодовольно добавляю я, - и чокер очень тебе идет.
   Он в недоумении смотрит на меня.
   - Что ты хотел? - возвращаю его в реальность.
   - Да! - стряхивает с себя оцепенение, - я на счет картин, которые ваша группа должна нарисовать по условиям договора.
   - Да? Сегодня этим планировали заняться.
   - Помнишь, ты в Сиракузах Пауло в отель рисовала? - отводит меня в сторону от выхода, чтобы мы не мешали народу.
   - Марк, я не смогу тринадцать картин вам отрисовать, - отгораживаюсь от его предложения ладонями.
   - Да нет, я про то, что мы их планируем повесить в номера, и был бы неплохо, чтобы сюжеты как-то перекликались с местными видами и были узнаваемыми.
   А вот об этом меня никто не предупредил, зная о таком пожелании, я бы заранее предметно ознакомилась с творчеством каждого члена нашей группы.
   - Картины должны быть оформлены в сюжет или достаточно просто пейзажей?
   - Не знаю, - Марк снова растерялся, на сей раз от моего напора, - я знаком только с одной художницей, - несмелая улыбка мне, - и мне очень нравилось, что ты нарисовала Пауло в гостиницу.
   - Ма-а-арк, ты мог бы о сюжетах мне хотя бы вчера сказать, - перешла на деловой тон я, потому как не до реверансов резко стало.
   Группа уже собирается в холле, я заранее прикинула пару мест, где расставлю нашу компашку, а теперь все переигрывать.
   - Извини, - развел руками, - забыл.
   - Дай мне десять минут, я предупрежу группу.
   Быстро оповестила своих, что мне нужно еще минут сорок и отправила их гулять в парк, а сама прошлась с Марком по территории гостиницы, он показывал, где может открываться интересный ракурс.
   Вернулась к группе и обрисовала, что от нас хотят получить за проживание в очень хорошем отеле, питание очень вкусное и трансфер очень комфортный. Сюжетной линией озадачила всех, потому как пейзаж или натюрморт нарисовать - это одно, а сюжет придумать - это не всякий художник сможет. Потому постановили - сегодня рисуем, то, что радует глаз, и параллельно придумываем сюжет.
   Пока всех вдохновила, пока показала места - время десять. Переговорила с домашними. И задумалась о собственном сюжете. А чего голову ломать? Взяла фотоаппарат и пошла подглядывать за своими художниками, вдруг удачную картинку подловлю.
   И таки-да. Беседка, а в ней влюбленные, ладно, не влюбленные, просто парочка студенческого вида о чем-то высоконаучном спорят, но эти мелочи можно подправить. Бочком к ним расположилась Маргарита со своим мольбертом - уже полностью захваченная своей картиной. А если подойти вот с этого ракурса. То будет видно часть гостиницы и за беседкой просторы тосканской долины. И получается на первом плане художница в своей реалии, на втором любовная парочка и все это на фоне вечного. Сделала несколько снимком. Еще пара снимков - гостиницы и террасы для завтраков с припозднившимися постояльцами.
   Отправилась искать Данте, чтобы сделать распечатку фоток, а заодно уточнить с какой это стати с утра больше половины группу страдает похмельем.
   Пока распечатывались на принтере мои фотографии, Данте отчитывался.
   - Было всего четыре литра вина.
   Хм, договаривались о трех.
   - А потом они начали пить водку.
   - Что? Откуда водка в ресторане? - обалдела я.
   - С собой принесли.
   Я окончательно потеряла дар речи, вот оно - совдеповское воспитание. На это я не рассчитывала, даже и помыслить не могла, что привезут с собой водку, наверняка еще и сало с вареными яйцами прозапас оставили.
   - И много принесли?
   - Официанты убрали четыре пустых бутылки.
   Ладно, сделаю еще раз внушение, хотя большинство старше меня, им мое внушение...
   - Три дня никакого вина, - напомнила я нашу вчерашнюю договоренность.
   На балконе установила мольберт, достала холст, краски, выбрала фотку. Обе-е-ед. Обедать не хотелось, но внушение сделать надо. Нянька - это знаете ли не фигушки лепить. Почти вся группа присутствовала за большим столом и терпеливо ждала, когда покормят. Пересчитала по головам, двоих нет - Любаши и племянника. Вспоминаю, где их оставила и несусь в те закоулки парка. Первую удается с трудом оторвать от процесса, ей некогда, свет уходит, кушать не хочет, да и вообще она на диете. Объясняю, что в Италии крайне не разумно садится на диету, лучше это будет сделать сразу по возвращении домой. Отправляю ее питаться и иду разыскивать второго.
   Племянник сидит на лавочке и меланхолично взирает на знойную долину в виноградниках.
   - Антон, обед уже подали, пойдемте. Ждут только Вас.
   Он смотрит на меня пустыми глазами, рядом такой же пустой холст.
   - Василиса, это ведь Вам отдали 'Легенды Байкала'? - жесткая интонация с претензией никак не вяжется с его пустым взглядом.
   - Результаты пока не объявлены, - в недоумении гляжу на него, и даже душой не покривила, потому как в то, что 'Легенды' отдадут именно нам с Егором вилами на воде писано, да - меня заверили, но пока не вывесят результаты - еще может все переиграться.
   - Мне не надо врать, - довел он до моего сведения, поднялся и ушел.
   Да иди ты! Лечить свое больное самолюбие к... к дяде. Пробежалась по остальным точкам, где виднелись мольберты. Кроме племянничка все работали, кто-то меньше, кто-то больше.
   За столом поинтересовалась, сколько бутылок водки проникло на итальянскую территорию с нашей группой. Мужики уткнулись в тарелки.
   - Сограждане! - проникновенным тоном воззвала я к совести и чести членов, - три дня мы пашем, выдаем по картине и устраиваем себе отдых с выездом и возлияниями. А эти три дня давайте воздержимся.
   Понимаю, что три дня на картину маловато, можно и на пять растянуть, это я для тонуса три дня обозначила, но не всем под силу и в пять вписаться, а если еще и пить будем, то и одной не закончим.
   Сижу на обеде до последнего, слежу, чтобы члены рассосались по рабочим местам, возвращаюсь на свой балкон к кисточкам и мольберту. И, начали.
   Звонит семейство, требуя общения по скайпу, минут тридцать выслушиваю все новости и восторги по поводу прожитого дня. Замечаю маячок от топ менеджера миланской выставки, перезваниваю Анне, она девушка ответственная, по пустякам беспокоить не будет. Состыковываем с ней время моего приезда на выставку и по часам обязательное мое присутствие - я же все-таки в претендентах на пьедестал.
   Не успеваю отключится, как меня залавливает Алекс со своего туманного Альбиона. С ним у нас сложились странные отношения, даже не дружеские, а подружкины, он у меня несколько раз гостил в Иркутске, особенно полюбилась ему наша зима, наши унты, наши шубы, меховые шапки и теплые варежки. Мне иногда кажется, что он приезжает в Иркутск на Новый год только за тем, чтобы выгулять свои меха, уж очень нравится ему в зимнем обмундировании щеголять. Я, если приезжаю в Лондон, останавливаюсь только у него дома.
   Не успеваю распрощаться с Алексом, звонит Егор, машу ручкой первому и переключаюсь на второго. Егор сообщает, что билеты взял и пятнадцатого сентября намерен отметить свой день рождение в моей компании. Вечером шестнадцатого мы уезжаем с ним в Милан, семнадцатого у меня пьедестал на выставке и закрытие. Пока утвердили с ним передвижения, пока решили, как лучше передвигаться на машине или поезде, выбрали гостиницу. Все это он мог сделать и сам, но чувствовалось, что Егор соскучился, тем более, что за последние пять лет мы с ним сроднились и срослись крепко, не было ни дня, чтобы не общались.
   Егора пригласили на полгода во французский университет преподавать. Месяц он там уже прожил, вернется только в январе, если не решит остаться. Преподаватель он от бога - предвижу, что уговаривать его будут убедительно. Я по нему уже соскучилась и даже подумывала на пару месяцев зимой к нему приехать, если решит остаться в своем университете.
   Быстренько захлопываю крышку ноутбука, пока еще кто-нибудь не стал жаждать моего внимания. Скоро ужин, а у меня холст девственно чист. Берусь за карандаш. Звонит телефон, номер местный. Фонд русского наследия доводит до моего сведения, что они подготовили для нас обзорную экскурсию на два дня 16-17 сентября, извинялись, что так поздно, но хорошего гида с русским языком удалось заполучить только на это время. Я чуть не верещу от восторга, эти даты совпадают с моей миланской поездкой и если будет русскоязычный гид, то обойдутся без меня.
   Берусь за карандаш, успеваю нанести одну треть контуров - скоро ужин, можно его пропустить или спуститься позже, так как свет уходит, но нужно пересчитать членов и организовать им вечерний досуг. Заблудиться сложно - городок небольшой, но с большим количеством баров с выпивкой.
   Спускаюсь в парк. А народ-то работал! Не то что некоторые полдня протрепались на своем балкончике. Хвалю практически всех (кроме племянника - у того по-прежнему пусто) и искренне радуюсь их творениям, предупреждаю, что меня за ужином не будет и объясняю куда можно прогуляться. Возвращаюсь в гостиницу, заказываю легкий ужин в номер и снова к мольберту, сегодня надо хотя бы с карандашом закончить.
   Отхожу от холста в сумерках, когда тени накладываются одна на другую и рисовать невозможно. Зажевываю салатик и тушеные овощи, и сажусь писать благодарственные речи для выставки, потом отвечаю на письма и спать.
   За завтраком народ сидит веселый и довольный жизнью, девицы уже вовсю флиртуют с официантами и одинокими постояльцами, мужчины сбились в одну кучку кроме племянника, и делятся впечатлениями о вчерашнем вечере. Эдуард немного растерян и в разговоре участвует только кивком головы.
   Оксанушка на шпильках в очередном мини дефилирует от шведского стола до своего места, привлекая внимание не только мужской половины, но и женской. Оля, по высоте каблуков не уступающей Оксаниной сидит за столиком и строит глазки мужчине за сорок, по виду англичанину. Англичанин отказывается понимать откровенные намеки, сосредоточенно ковыряется в своей тарелке, только изредка бросая взгляды на подружек.
   Анна и Катерина, мои ровесницы с кем-то переписываются по телефону и хохочут.
   Можно сказать, что адаптация прошла успешно, чувствуется, что народ подрасслабился и начал получать удовольствие от Италии.
   - Василиса, - окликает меня Маргарита, - если мы в город выберемся с мольбертами?
   - Можно и в город, только к обеду вернитесь, а то до вечера голодными останетесь.
   Пробираюсь к свободному столику и заказываю апельсинового сока с чаем, за остальным надо идти, хотя можно попросить и официанта, но чего парня гонять? Неторопливо завтракаю и иду с обходом через контрольные точки парка, где должна стоять наша группа.
   Все на местах, только Маргариты с Татьяной нет, они в городе. Племянник по-прежнему игнорирует холст. Чего-то я не понимаю, это он так пытается мне проблемы организовать? Типо меня же назначили ответственной за результат, или просто мстит за 'Легенды'? Щаззз.
   - Антон, - подхожу к нему, - я так понимаю, что Вы у нас на особом положении?
   Он вскидывает на меня вызывающий взгляд, но молчит.
   - Давайте тогда так, - продолжаю. - Вы пишите отказ от условий поездки, а я попрошу подготовить счета и поменяю Ваш билет на ближайший вылет.
   Положа руку на сердце, подобной возней мне лень заниматься, да и времени нет, но я попрошу того же Данте поменять билет.
   Антон, молча, прожигает меня взглядом, в презрении кривя губы. Крайне неприятный тип, ему тридцать, а он уже весь мир ненавидит. Я, с легкой улыбкой, жду ответа, прожигать меня бесполезно, опыт общения с Годой выработал иммунитет к подобному.
   - Антон, я не совсем понимаю Вашу позицию и мыслей читать не умею, если через два дня не будет первой картины - возвращаетесь домой. Удачи.
   Развернулась и пошла дальше. Предупреждение сделала, а нотации читать - это уж увольте, не тот возраст у подопечных. Нет, ну какой идиот!
   На соседней тропке Эдуард в грусти-печали взирает на почти законченную работу. Пейзаж у него неплохой получился, немного доработать и готово. Но унылое настроение художника меня настораживает. Стою позади него в трех метрах и решаю как бы потактичнее выяснить причину и поправить ему настроение. И тут этот член союза художников делает резкий шаг к картине, сдергивает ее с мольберта и об коленку выбивает холст из подрамника. Краска трескается, холст в нескольких местах рвется. 'А-а-а-а', - порываюсь крикнуть я, но не издаю ни звука, только по-рыбьи открываю рот и выпучиваю глаза. Эдуард как-то лениво добивает свое творение и обессилено сползает на скамейку, руки безвольно падают между колен, плечи стремятся за ними.
   Замечательно, озлобленный Антоша и депрессивный Эдуард. Я ни разу не психоаналитик, поэтому даже не представляю, что нужно говорить обоим для облегчения симптомов. Возьму тайм аут, звонок другу, помощь зала - на мягких лапах удаляюсь незамеченной.
   День выдается спокойный, и к вечеру я успеваю прописать красками действующие лица, оставив фон на завтра. Пока рисую, придумываю что делать с проблемными мужиками в группе. На Антошу наплевать, а Эдуарда почему-то жалко. Обед пропускаю, а вечером, незадолго до ужина, иду с обходом. Первой проблемы на месте нет, а вторая проблема на пару с Тамерланом устроили себе пикник с возлиянием. Большой бутыль вина на половину пуст. Парочка расположилась уютно на зеленой травке в тени раскидистого дерева и ведет разговор о перипетиях жизни.
   Я столбенею от подобной картины, но сдерживаюсь и обходным маршрутом иду к месту Тамерлана, постарались же родители с имечком. Выдыхаю только у мольберта Тамерлана - у этого все пучком. Возвращаюсь и с молчаливым укором взираю на натюрморт 'двое и бутыль'. Заметив меня, дружно вздрагивают.
   - Василиса, я почти закончил, - отчитывается Тамерлан, слегка заплетающимся языком, - завтра к вечеру отдам.
   Второй только тяжело вздыхает, не поднимая глаз на меня.
   - Эдуард? - ласково обращаюсь к нему, от моей ласковости он вздрагивает.
   - Я не могу, - мотает он головой, не поднимая ее, - не могу, не могу.
   - Эдуард, ты справишься, - твердо заявляет Тамерлан и машет мне рукой, чтобы ушла.
   Будем считать это психотерапевтической мерой. Иду дальше, на месте застаю только Любушку, остальные свернулись и подались на ужин.
   Любушка - это особая песня, как она попала в нашу группу не понятно. Двадцать три года, обычная учительница в самой обычной художественной школе, протекции со стороны влиятельных лиц никакой. И вся она такая женственная, милая, нежная: тихий голосок, смех колокольчиком, восторженный, немного наивный взгляд голубых глаз, напоминает Снегурочку. Но, надо отдать должное, что амбиции и трудолюбие у нее на десятерых, в двадцать три года членством в Союзе художников мало кто может похвастаться. Ее я поселила третьей к женщинам постарше (Татьяне и Маргарите), они мне показались более подходящей компанией Любушке, чем мини-девицы.
   Любушкина картина светится изнутри, краски более приглушенные, чем вживую.
   - Василиса, я хочу сегодня вечером в город с мольбертом выбраться, можно?
   - А вечером-то зачем? Завтра еще день будет.
   - Не-не-не, там есть одно место с теплым освещение фонарей, я его вчера присмотрела.
   - Да я-то не против, только отдыхать же тоже нужно.
   - Потом, - отмахнулась она, вытирая кисти, глядя счастливыми глазами на долину, залитую вечерним терракотовым светом.
   За ужином присоединяюсь к группе. Маргарита с Татьяной делятся впечатлениями, как они провели день и как отбивались от поклонников итальянского рода.
   - А зачем вы отбивались? - уточняет Оксана.
   - Мы не сразу отбивались, сначала принимали все улыбки и комплименты, но работать же совсем не дают! - возмутилась Татьяна.
   В длинном пышном бохо платье, перехваченным поясом, она очень женственная. Не удивительно, что итальянцы устроили вокруг них ритуальные танцы с бубнами.
   - А где вы рисовали? - заинтересовалась Ольга, вторая мини-девица.
   - Там, куда не посмотри везде красиво, - отмахнулась Маргарита, с удовольствием поглощая пасту, - слушайте, никогда не думала, что макароны могут быть такими вкусными.
   - А мне они какими-то пресными кажутся, - повозила Оля вилкой в тарелке.
   - Точно, - подхватила Оксанушка, - сюда бы соевого соуса.
   - Зачем? - поперхнулась Маргарита.
   - Так пресно же, - скривилась та.
   - Оксан, - громко прошептала Татьяна, - ты только никому не говори, что ты в Италии сказочную пасту приправляла соевым соусом.
   Оксанушка передернула оголенными плечиками, но не нашлась, что ответить. Эдуард с Тамерланом отсутствовали, я не пошла проверять, чем они заняты. Да, я нянька, но они же не малые дети. Антона тоже не наблюдалось, этот вообще не понятно где пропадал.
   Утро. После завтрака позвонил Фонд русского наследия и порадовал новостью - завтра нашу группу повезут к морю. Уточняю, кто именно повезет, оказывается все тот же автобус от гостиницы и представитель от этой же гостиницы. Иду за разъяснениями в офисную часть. В кабинете только Алексей Игнатьевич и он рад меня видеть. Красивый мужик все-таки: стройный, подтянутый, чувствуется военная выправка.
   Выбираем на какой именно пляж нас повезут, останавливаемся на диком, тем более, что провиантом нас обеспечат.
   - Сегодня в городе будет небольшой праздник, - предупредил он, - а потом к нам на ужин. В связи с праздником мы пригласили небольшой оркестр.
   - Да Вы что? - обрадовалась я, - спасибо. Расскажу своим.
   В холле отеля застаю практически всю группу, радую их новостями. До вечера дорисовываю картину, общаюсь с родственниками, даже с Годой. Бабуля за последние годы стала помягче в общении, и менее категорична, может так на ней новое замужество сказывается?
   Вечером наряжаюсь в платье ниже колен и босоножки без каблуков - вдруг сильно бурно будем праздновать? В холле отеля застаю мини-девиц, обе в 'шлепках' на высоченных шпильках - поубиваются же нафиг - в городе брусчатка полированная до зеркальности. Честно предупреждаю их о возможности вывернутых лодыжек и сломанных конечностях.
   - Василиса, - Оксанушка недовольно кривит губки, - мы умеем ходить на каблуках.
   Нянька с меня не очень хорошая, потому как я даже попытки не делаю переубедить. Замечаю спускающуюся Любушку, и расплываюсь в улыбке - на ней простое нежно-голубое платье, а волосы заплетены в какую-то сложную прическу. И напоминает она фею.
   - Василиса, - подплывает она ко мне. - Вы в город идете?
   - Да, - не могу отделаться от ощущения, что говорю с феей.
   - Возьмите меня с собой, пожалуйста. Марго с Татьяной еще не вернулись из города.
   - Идем.
   Любаня очень комфортный спутник, она на все реагирует с искренним восхищением: на средневековые наряды местных жителей и яркие витрины, на красивых итальянцев и ярких итальянок, на цветочные горшки, развешенные по стенам и тюлевые занавески в маленьких окошках.
   На само представление мы не попадаем, завязнув в магазине ручной вышивки. Перемерив гору одежды, останавливаемся на длинных льняных рубашках. Потом была длительная остановку у цветочного магазина, я побаловала себя большим кустом с желтенькими хризантемами - поставлю на балкон и буду радоваться две недели. Не удержалась и купила несколько веток подсолнушков, подивилась их астрономической цене, но мое хорошее настроение стоит таких денег, а глядя на подсолнушки, поневоле, заряжаешься позитивом.
   В гостиницу возвращались груженые пакетами и пакетиками. Нарядно одетый народ уже занял места в ресторанчиках. Улица, вдоль которой мы шли, вся светилась тепло-желтыми 'светлячками' - маленькие и большие свечи горели везде: на столиках уличных рестораном, в нишах домов, где стояли образы святых, на тротуарах вдоль стен, на балконах, в стенах домов, где время образовало небольшие пространства.
   - Господи, как же красиво! - через каждые пять минут восхищалась Любушка, - это же сказка.
   Заскочили в номера, чтобы оставить пакеты. Я задержалась с цветами, пока определила желто-золотистый куст на балкон, пока нашла места своим подсолнушкам. Большая ваза в номере у меня была - все же убранство дорогого номере отличается от обычной дешевой камеры. А вот куда, и во что будет Любушка свои тюльпаны ставить, не представляю.
   Спускаюсь на ужин, а там народуууу, поставили дополнительные столы, украсили все свечками, оркестр играет. Ужин начался час назад, мои члены уже изрядно навеселе, душевненько общаются не только друг с другом, но и соседями. Мини-девицы все порываются пойти танцевать, но никто не танцует и это их останавливает, не ожидала от них такой стеснительности, однако мало приняли.
   Я нахожу Данте, и прошу его принеси за наш столик вчерашнюю и позавчерашнюю дозу нашего вина, он немного кривится, но отдает команду официанту, закрепленному за нашей группой. Новые литры виннища народ встречает радостными возгласами и уже через полчаса наш стол пустеет - танцевать ушли практически все. Оксана с Ольгой вытащили двух туристов, те просто не нашлись, как отказать двум эффектным девицам. Любушка гармонично смотрелась в танце с Эдуардом. Анна и Катерина, с этими я пока мало знакома, покружились сначала вдвоем, а потом и они приметили себе партнеров по танцам. Вечер заметно оживился лирическим настроем.
   К нашему столу подошел Алексей Игнатьевич.
   - Добрый вечер, - обрадовалась я, вставая ему навстречу, - Вы танцуете?
   Он на мгновенье теряется.
   - Только с женой, - немного испуганно отвечает и уже мягче, - я не очень хорошо умею.
   - Да ну? - растягиваюсь улыбкой, - чтобы военный и не умел танцевать.
   - Откуда знаете, что военный? - удивляется он.
   Теперь пришло мое время удивляться. Действительно, откуда я могу знать?
   - Марк рассказывал, - вспоминаю, - да и по выправке видно.
   Он в задумчивости, молча, смотрит на меня. Вот точно так же Марк делает - генетически передается.
   - А Вы знаете, пойдемте, - предлагает и берет меня за руку, выводя на площадку для танцев.
   Оркестр сегодня играет исключительно парные танцы, в том смысле, что быстрых мелодий пока еще не было. Но это не помеха и для одиночек, Маргарита сама по себе кружится одинокой бабочкой вокруг танцующих пар.
   - Да Вы скромничали, - попеняла партнеру по танцам, почувствовав его уверенные движения.
   - Я вдруг вспомнил, что меня действительно этому обучали, и мне это даже нравилось, - усмехнулся он, - но редко получается танцевать, только на семейных праздниках.
   - Это ничего, что я Вас ангажировала?
   Мало ли, может у них не принято с чужими барышнями танцевать.
   - Теперь-то уж чего? - хохотнул он, убыстряя темп вслед за музыкой.
   Надо отдать ему должное, лучшего партнера по танцу в паре у меня не было. Алексей Игнатьевич хорошо чувствовал музыку и партнершу. Танцевали мы с ним первый раз, заранее не обговаривая условных жестов, но я знала, если он меня два раза хлопает по спине, то это команда - движение назад. Если сжимает один раз правую руку, то поворот вправо, если два раза, то влево. И ловила от этого такой кайф. Протанцевали мы, судя по тому, что дыхание у меня успело сбиться, долго. Музыка закончилась.
   - Спасибо, - поблагодарила я, - Вы пока лучший партнер в моей жизни, - заверила его.
   Он довольно хохотнул. Я на входе заметила знакомое лицо с удивленным выражением на нем, автоматически кивнула и только потом поняла, что это не Марк.
   - Ваш? - подозрительно уточнила у Алексея Игнатьевича, - кивнув ему за спину.
   Он развернулся и поздоровался кивком головы.
   - Мои. Старший и племяшка.
   - Вы их под копирку, что ли делали? - слетело с языка, а глазами нашла племяшку.
   Братья очень похожи, а вот племяшка пошла в другую ветку.
   - Василиса, Вы неподражаемы, - рассмеялся он, точно так же наклоняя голову вбок, как Марк, - с дочерьми не получилось, а вот парни у меня бравые вышли.
   - Вас ждут, - с сожаление вытащила свою руку из его ладони, - пригласите меня еще как-нибудь на танец, - попросила я, обнаружив в себя здоровые зачатки наглости.
   Внимательно посмотрел мне в глаза.
   - Увидимся, - легкая улыбка мне и пошел к своим копиям.
   Веселье набирало оборот, музыканты ушли на перекур, но это нисколько его не ослабевало. За нашим столом стоял дружный хохот, члены успели побрататься с половиной зала. Художники в этом смысле - открыты всему миру, с радостью кидаются познавать непознанное и знакомиться с незнакомым. Меня тут же начали привлекать для пояснения и разъяснения, за столом перемешался русский с итальянскщ-английским и даже грубоватый немецкий слышался с того края, где сидели Тамерлан с Эдуардом. Мда, русские своей непуганой непосредственностью привлекают всех.
   Наши девушки сбились в одну кучку, и что-то шумно обсуждали друг с другом. Пока отвлеклась на перевод беседы Маргариты и высокой итальянки, в девчачьей компашки прибыло - влилась племяшка Алексея Игнатьевича. Девчонки с жадным интересом принялись расспрашивать ее о местных межполовых реалиях.
   Снова заиграла живая музыка, и часть народа переместилась на танцпол, за столом прошла дислокация, и мы с племяшкой оказались рядышком.
   - Тебе как удалось уговорить дядю? - без излишних церемоний племяшка перешла в наступление.
   - На что уговорить? - не поняла я, музыка играла громко, вокруг говорили, смеялись, потому приходилось повышать голос.
   - Танцевать, - кивнула на танцующих она.
   - Не уговаривала, просто взяла на слабо, - наклонилась к ней, чтобы не рвать голосовые связки.
   - Наш человек, - одобрительно хмыкнула и протянула ладонь для рукопожатия, - Елена, - представилась.
   Занятная сестренка у Марка.
   - Василиса.
   - Вы тут вообще как? Надолго? - уточняла она.
   - На три недели.
   - В Италии первый раз?
   - Нет, я частенько бываю. Я родственниками итальянскими обзавелась, потому, сама понимаешь, часто езжу.
   Музыка закончилась.
   - Замуж что ли за итальянца вышла? - тон тихий, но резко осуждающий.
   Ого. С тактичностью мы не дружим.
   - Нет, - улыбнулась ей, как маленькому капризному ребенку, - просто родственниками, - добавила холодка в голос, чтобы остудить претензионный пыл.
   - И правильно, нечего их баловать! - постановила племяшка, - а откуда родственники?
   Племяшка наглая, самоуверенная, но мне нравится.
   - Случайно обнаружились, пять лет назад путешествовала по Сицилии, там встретились, слово за слово. Оказалось, что корни родства уходят еще в дореволюционное время.
   - То есть, они бывшие русские? - заинтересовалась Елена, таская каперсы с общей тарелки.
   - Не, поляки, тогда часть Польши входила в состав Российской империи.
   - Это-то я знаю, - отмахнулась она, - а как вы вообще друг друга обнаружили?
   - Не поверишь, исключительно по воле сицилийских богов.
   Елена на какое-то время зависла, глядя сквозь меня, работа мысли четко отражалась на ее лице, оно хмурилось, закусывало губу, щурилось.
   - Си-ци-ли-я, - медленно проговорила она, по-прежнему глядя в никуда, - и пя-ть лет на-зад, - сфокусировала взгляд на мне, - Ва-си-ли-са! - вынесла приговор.
   Резко отодвинулась от меня на стуле, прожигая злым, колючим взглядом.
   - И с Марком ты знакома! - утверждение.
   Я смотрю в недоумении на нее.
   - Ле-на? - пытаюсь охолонуть ее.
   - С Марком ты тоже на Сицилии познакомилась? - громко шипит мне.
   - И с ним тоже, - легко соглашаюсь с ней, уж очень она раздраконилась, обросла шипами.
   Елена быстрым взглядом обежала зал, задержалась на одном месте, я тоже посмотрела туда. Марк стоит в отдалении, у колонны, там меньше народу и гораздо тише. И с ним рядом девушка, он держит ее за руки и что-то говорит, потом привлекает к себе, обнимая, гладя ее по голове, шепча что-то на ухо. А вот и невеста. Ничего так невеста. Стройная, симпатичная, с гривой жгуче-черных волос. И смотрятся они неплохо вместе. Вот, оказывается, кому повезло. Тут никак все семейство съехалось.
   - Так вот почему..., - медленно не договаривает она, и тут же шипит, резко повернувшись ко мне, - ты!
   Я нарисовываю по три вопроса и два восклицания в каждом глазу.
   - Не смей даже приближаться к Марку, - разозлилась она не на шутку.
   Не могу сдержать усмешку, глядя на грозную защитницу Марковских границ. Защитница, медленно сдувается, уже с обидой глядя на меня.
   - Василиса, - просит, - ну не трогай ты его.
   Да господи-ты-боже-мой, не собиралась, и в планах не вынашивала, и в мыслях не было. И что теперь? Оправдываться? Класться? Божиться?
   - Лен, - миролюбиво начинаю я, - тебе не кажется, что он мальчик уже большой и сам может за себя постоять?
   - Как же! - грустная усмешка и гораздо тише. - Выстоит он против тебя...
   - Не грузись. Марк хороший, и все у него будет хорошо, - перевела взгляд туда, где его видела несколько минут назад. Пусто. - Выпьем?
   - Наливай, - обреченно пожала плечами.
   Чуть позже Ленку утянули разговорами Анна с Катериной, а меня попросила Оксанушка объясниться по-итальянски с одним из гостей отеля. Тот что-то от нее хотел, а она опасалась соглашаться, не понимая чего именно. Любушку домогался какой-то турок, и домогался все больше через меня. Откуда он взялся, так и осталось загадкой. Потом, пьяные вусмерть, танцевали паровозиком-змейкой, даже кто-то из музыкантов присоединился. Закончилось все вполне традиционно - хоровым пением за нашим столом. Закончилось для меня, потому как я отправилась спать, напомнив, что разбужу всех лично в восемь ноль-ноль, иначе на пляже обгорим. Попросила на рецепшен всех членов разбудить, и отправилась баиньки.
   На завтраке, на удивление, были все! Слегка пожеванные, помятые, но к морю желающие.
   Тот же автобус, правда, другой водитель. Этот помоложе, и ярко демонстрирующий, что он без ума от женщин. Наша группа, с большими гостиничными пакетами, тусовалась на улице у входа в отель. Мини-девицы в мини и на каблуках (тут все без изменений) пританцовывали от нетерпения. Мужики степенно курили. 'Племянник' особнячком говорит по телефону. Остальные дамы присели на ступеньках крыльца, подставив ноги и лица итальянскому солнышку. Ждем сопровождающего и наш обед.
   Из дверей гостиницы выходит Марк, в светлых шортах до колена и облегающей футболке без рукавов. В руках большой пакет с ланч-боксами, рядом Данте с таким же пакетом. Весь женский пол нашего членства вмиг приободряется. Марк выглядит очень аппетитно (даже я облизнулась), Данте тоже (он не облизывался, просто был аппетитным), но, судя по тому, что Данте в офисной одежонке, а Марк в пляжной - счастливить нас своим вниманием будет последний.
   - Ой, Ма-а-арк, Вы с нами! - радостно пропела Оксанушка, из присутствующих только она с ним знакома.
   - Доброе утро, - широко улыбнулся Марк всем. - Меня зовут Марк, сегодня я сопровождаю вашу группу. Заходим в автобус и едем отдыхать.
   Ага, лично-семейную жизнь вчера поправил, потому сегодня можно и нам время уделить. В автобус я забираюсь в числе последних и размещаюсь вольготно в середине салона сразу на двух креслах, сгрузив на соседнее, сумку с пляжными принадлежностями. Марк заходит через пару минут с двумя пакетами нашего обеда. Сначала Оксанушка попыталась подсуетиться и усадить его рядом с собой, потом Ольга. Очень вежливо отказался и уселся через проход в один ряд со мной, отгородившись пакетами от желающих пообщаться. И я его даже понимаю, вчерашняя невеста очень даже ничего, наши девицы тоже удались, но свое есть свое.
   Полчаса народ с любопытством посматривал по сторонам от дороги, ехали хоть и по автобану, но непривычные пейзажи все равно вызывали восторг у всей группы. А потом началось паломничество к соседу с нашим обедом.
   Первый пшееееел - Оксанушка, ловя равновесие на убийственных шпильках, добралась до нашего обеда, цель-то у нее была - Марк, но баррикада из ланч-боксов сделала свое дело. Нависая над коробками, начала интересоваться местами, через которые проезжаем.
   У меня зазвонил телефон, потому не слышала о чем договорились, но Марк остался среди коробок, уткнувшись в планшет, а Оксана уплыла на свое место.
   Второй пшеееел - Оля. В их тандеме с первой мини-девицей не понятно кто ведомый, а кто ведущий. Обе в меру наглые, веселые, яркие. Этой уже захотелось историй о местных нравах. Этого-то добра Марк знает массу, может и порадует девушку.
   - Василиса очень много знает об Италии, - слышу я его реплику, сказанную громче, чем до этого велся разговор.
   - Но Вы же тут живете давно, нам интересен Ваш взгляд, - и шур-шур-шур на два тона ниже, наклоняясь ближе к Марку, в проходе остались только длинные ноги на шпильках. Если она сейчас завалиться на баррикаду, то члены будут обедать омлетом, соскребая его с картонных стенок ланч-боксов.
   Историй не последовало, но Анна вернулась к себе довольная, видимо, к чему-то все же склонила Марика.
   Третий пшеееел - Катерина, а вот она очень интересная в общении, может и получится на что-то нашего сопровождающего уговорить. Марк рассказал какую-то байку и девушка вернулась к себе.
   А забарикадированный недовольным взглядом с большой претензией посмотрел на меня.
   - Ты, может, займешь экскурсионной информацией свою группу?
   - Извини, - пожала я плечами, - не подготовилась. В мои обязанности входит только организовать им развлечения, а не развлекать, - и милая улыбка напоследок.
   Можно подумать, что нашим девицам нужны исключительно познавательные рассказы, особенно в моем исполнении.
   Скрипнул зубами, скроив недовольную ухмылку. Он что всерьез полагает, что я буду отгонять наших красавиц от него? Сам-сам, помнится, это у него неплохо получалось. И остальное время я дремала, уткнувшись носом в окошко.
   Пляж. Нуууу, как пляж... Крутой спуск к узкой полоске песка, шириной метров семь и длиной около ста, небольшой каменный грот природного происхождения, пару больших каменюг по колено в воде, и чистейшее море. Я проконтролировала опасный спуск, с интересом ожидая, как будут выкручиваться мини-девицы на шпильках, дорожка именуется 'козьей тропой' недаром, на такой тропинке только козы себя безопасно чувствуют. Оксанушка с Анной порадовали дальновидностью и сообразительностью, достав из пакета обычные резиновые китайские шлепки, поразив меня контрастностью - от элегантных шпилек к китайскому ширпотребу.
   Все, кроме Марка, не сговариваясь, мгновенно разделись и с воплями радости кинулись в теплую воду. Водичка-то на самом деле прохладненькая, градусов двадцать- двадцать два, не больше. Но по сравнению с Байкалом, где девятнадцать в самое жаркое лето, на мелких участках считается рекордом - да это рай для сибиряков. Марк сначала отнес наш обед в грот - там всяко попрохладнее будет, а уж потом приступил к заплывам.
   Я выбралась одной из первых на сушу и начала оборудовать себе лежку, отойдя метров на двадцать от общей кучи одежды и пакетов. Хочу тишины, уединения, плеска волн и солнышка. И все это в одиночестве.
   Народ довольно долго не выходил из воды. Кто-то из мужчин доплыл до большой каменюги и предался на ней неге, раскинувшись звездочкой. Я успела намазаться маслицем для загара и даже положенные мне полчаса одним боком позагорать, когда члены потянулись на песочек. Вот и море мне освободилось, пойду искупнусь еще разок.
   Пока я была занята водными ваннами, группа в купальниках расположилась аккурат вокруг моего полотенчишка. Я от такой наглой несообразительности (это мягко я выразилась, подумала гораздо неприличнее) чуть воды не хлебанула. Пока выходила из воды, медленно брела по берегу, загребая еще прохладный песок ногами, успела успокоиться. Ну что в самом деле, раздраконилась? Народ первый раз на подобном выезде, не знает как себя чувствовать на заморском пляже, может, опасается диких местных законов, потому и скучковались рядышком.
   Прошла до своей лежанки, улеглась. Члены, расслабленными байкальскими тюленями, дремали, только мини-девицы домогались Марка, тестируя его осведомленность на тему местных праздников и распродаж. Тот предельно вежливо давал лаконичные, но исчерпывающие ответы. Знаете, как в краткой энциклопедии для начинающих.
   - Распродажи в аутлетах, но я плохо ориентируюсь а этом, - слышался его монотонный голос в доброжелательном тоне.
   - А Вы нам узнаете? - бойкое Оксанушкино.
   - Быстрее будет, если Вы спросите у Данте.
   - Но Вы же нам поможете? Данте не говорит по-русски.
   - Достаточно будет сказать 'shopping sale'.
   - Марк, а как давно Вы тут живете? - Аня подключилась.
   Прааавильно, для установления более тесного контакта, лучше сразу переходить на личную информацию.
   - Достаточно.
   И так уже минут двадцать. Жур-жур-жур. Бу-бу-бу. Жур-жур-жур. Бу-бу-бу. Где моя тишина, одиночество и шелест волн? Нет, пора в море. Чего-то я сегодня излишне агрессивна к человечеству.
   Мое вставание, послужило сигналом для всех - идем в море. Надо бы мужское тело в виде морской звезды забрать с камешка, а то солнечный удар может случиться. А звездит-то у нас сегодня кто? Племянничек. Ну кто бы сомневался. Нет, определенно, я сегодня злая. Пусть звездит до помидорной раскраски.
   Быстрее всех возвращаюсь на берег и кочую метров на тридцать вправо. Надо обезопасить люд от агрессии Василисы. Воооот! Вот он кайф. Тут же и сосенка, обеспечивающая тень. Господи, жизнь налаживается. Намазала заднюю часть себя, и подставила все это солнышку на прогрев и румянец. Кра-со-та.
   Начала впадать в дрему, когда услышала, что рядом со мной кто-то располагается, но дрема была приятной, потому быстро уговорила себя не рефлексировать. И волны слышно, и ветерок ветками сосны шуршит.
   Топ-топ-топ-топ. Плюх. Топ-топ-топ. Плюх. Еще два тела рядом приземлились.
   - Марк, а у Вас семья большая?
   - Угу, - изо всех сил сонное, но по-прежнему вежливое раздается справа.
   - А Вы в гостинице работаете или где-то по туризму? - бодренькая Анна.
   - Угу.
   - А что больше всего Вам в Вашей работе нравиться? - Оксанушка, будь она неладна.
   - Свободное пространство.
   - То есть, Вы сам себе хозяин? - заинтересованное Анино.
   - По-разному.
   Топ-топ-топ. Шурх. Топ-топ-топ. Шурх. Плюс еще два тела.
   - Марк, а часто в гостинице такие вечера, как вчера проходят? Вчера был потрясающий вечер, - неугомонная Оксана.
   - Редко.
   - А почему редко? Весело же было.
   - Повода нет.
   - А следующий вечер когда будет?
   Да твою же маму! Вскакиваю чересчур резко. Марк приподнимает шляпу, с удивлением смотрит на меня. Одариваю его очень злым, недовольным, раздраженным и прочее взглядом, чтобы однозначно проникся моим настроем. Ну неужели места мало? Еще и хвост за собой из двух девиц таскает!
   Отправилась плавать и успокаивать раздражительную нервную систему, как оказалось все наши стянулись под парочку сосенок, где расположилась я. Я мозгом понимаю, что в самое пекло - это наиболее благоприятное место, но внутреннее раздражение копится. Народ потянулся за мной в море. И почему мне не пришло в голову остаться в гостинице? Там сейчас тишина.
   После очередного заплыва пообедали холодным мясом и тушеными овощами, запили разбавленным вином, подождали пока завяжется жирок и пошли в море охладиться. Солнышко припекало и сейчас настоятельно нужна тень, по крайней мере, мне. Пересчитала всех по головам. Тамерлан с Эдуардом пошли прохлаждаться в грот, туда же подтянулись и Александр с Вячеславом, а мы растянулись в виде солнышка все под теми же сосенками, натянув небольшой холщевый тент, головами упрятались под него, филейные части отдав ультрафиолету.
   Через какое-то время вернулась часть наших мужчин, делаем опять заплыв. Женская половина выбирается на берег первая, стоим сохнем, поглядывая на море и разбирая по косточкам наших мужчин, отдав пальму первенства, естественно Марку. Он и посимпатичнее, и порельефнее, и пообходительнее.
   - Девушки, вы не сильно на него насели? - это Марго лениво прокомментировала липучесть мини-девиц.
   - В наше время мужчин нужно завоевывать! - выдала новаторскую идею Оксанушка.
   - Это с каких это пор? - удивилась я.
   - Их мало, они избалованы нашим вниманием, потому надо брать штурмом, - последовала расшифровка от Оксаны.
   - Оксан, ну ты все же коней придержи, - Аня, - пусть он сам выберет, а то тебя слишком много с ним.
   - Девушки, боюсь вас разочаровывать, но выбор свой он уже сделал, - вот интересно, это я сейчас о ком забочусь? О Мариковских нервах? О его девушке? Об их совместном счастье? Или о неоправданных надеждах мини-девиц?
   Все женские члены обернулись ко мне, даже Татьяна с Марго, которых Марк, как мужчина не интересовал.
   - Вчера видели девушку с ним на вечере? - загадочно продолжаю.
   - Мне показалось, что это бывшая девушка, - осторожно и очень тактично замечает Любушка.
   - Это такая высокая брюнетка? - Аня.
   - Даааа, - довольная я.
   Минута молчания.
   - Не, это точно бывшая девушка, - убеждает Оксанушка себя и окружающих, - не похоже, чтобы у них страсти кипели.
   - А Марк вообще старается без кипения обходиться, - лениво добавляю я, поглядывая на свое место под тентом.
   - Да нет, Василис, скорее всего, точно бывшая девушка, - дополняет Аня.
   - Девушки, - оборачиваюсь к мини-девицам, - это будущая жена! Свадьба через три месяца, сама слышала.
   - Ну Васи-и-или-и-иса-а-а, - простонала раненной птицей Оксанушка, - ну вот надо было тебе все испортить!
   - Но еще три месяца до свадьбы, - протянула в задумчивости Анна.
   - В Италии к институту брака очень серьезно относятся, разводы крайне редки, законодательство их не поощряет, потому даже озвученная всем дата свадьбы говорит об очень серьезных намерениях, - поведала о суровых итальянских реалиях.
   Мини девицы впали в задумчивость, но в такую решительную задумчивость. Вернулись под тент. Лично у меня желудок начал давить на глаза и даже домогания девицами Марка воспринималось, как журчание ручейка. Жур-жур-жур. Бу-бу-бу. Жур-жур-жур. Бу-бу-бу.
   Собирались после пяти, пока доедем, пока приведет себя в порядок - время ужина. Последнее купание, более длительное. Вода прогрелась, и выходить из нее не хочется никому. Тянем с отъездом до последнего, но ехать все же надо. Племянничек по цвету рак раком, отварной с солью. С подозрением, на расстоянии, осматриваю его, как бы врача не пришлось вызывать. Наш народ привычный к загару, он у нас ядреный, обгореть можно за пять минут, если солнечную вспышку поймать. У белокожей Любушки получилось немного подгореть, да мини девицы переусердствовали с загорание под открытыми лучами, но это все в пределах нормы. А вот племянничек - это даааа. Но он стоически терпит загрузку в автобус и размещение на кресле в переднем ряду, только шипит сквозь зубы. Переглядываюсь, у входа в автобус, с Марком.
   - Заедем в аптеку, - негромко отвечает на мой взгляд.
   Захожу в автобус, по пути к своему месту, пытаюсь сообразить с какой стороны солнце, и решаю, на всякий случай, сесть на кресло у прохода, сгрузив сумку к окошку.
   Последний заходит Марк, проходит до нашего ряда, останавливается, я читаю пришедшее СМС сообщение, краем глаза замечаю его присутствие.
   - Давай я сумку уберу, - слышу его голос.
   На периферии мозг фиксирует отстраненно, что он тянется через меня, пока я печатаю итальянские слова на экране мобильника, забирает зачем-то мою сумку. А потом и сам протискивается к окошку. И я даже коленки на автомате убрала в проход, чтобы не отдавились мои конечности.
   Отправила СМС и только сейчас осознанно заметила, что появился сосед. Автобус тронулся. Я, в недоумении, смотрю на Марка.
   - А чем тебя свое кресло не устроило?
   - Коробки все съели, - отмахнулся он, с удобствами устраиваясь: затемнил окошко шторкой, откинул кресло, потянулся.
   - Погоди, - опешила я, - это ты меня сейчас в качество баррикады используешь? - сдержать смех не получалось, тихо давясь им, косилась на Марика.
   - Программу по развлечению твоих художниц я на сегодня выполнил, - без эмоций довел до моего сведения.
   - А раньше тебя это не напрягало.
   - Раньше терпения было больше, - ответил мне и прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.
   Я откинулась на спинку кресла и попыталась подремать, но внутри появилось чувство тревоги. Отмахнуться от него не получалось. Оно было не сильным, но настойчиво пиликало. Что-то дома случилось? Нет, тут спокойно. Выставка? Тоже тихо. Члены? Резко подскочила с кресла, пересчитав всех по головам. Одной головы не хватает! Прошлась до заднего сиденья, Тамерлан обычно там спит. А где Тамерлан???
   - Уважаемые, Тамерлана кто и когда видел последний раз? - взбодрила всех своим ревом.
   Народ заозирался, заоглядывался. Марк пошел давать команду водителю 'разворачиваться'. Хорошо, что не доехали до автобана, а то пришлось бы до развязки пиликать. Возвращаемся на место. По показаниям Эдуарда, они в гроте прикончили несколько бутылок вина (как подростки, ей богу, прячутся), но после купания выходили на берег вместе. Эдуард пошел к нам, а Тамерлан собирал свой пакет у грота. Эдуард успел протрезветь к моменту отъезда, а вот у зачинщика сего безобразия с трезвлением проблемы. Только бы купаться опять не полез.
   Призвала к сознательности оставшихся членов, попросила не расходиться далеко, а то так и будем друг за дружкой возвращаться, и скачками понеслась на берег. Спина Марка белела впереди. Крутой спуск почти на пятой точке, быстрый взгляд на море - вроде никого.
   - Тамерлааааан, - ору я раненой касаткой.
   Тишина. Бегом до грота - пусто. Если он все же спыжился утонуть по пьяне... Сбегала на другой конец пляжа - нету. Встретились с Марком на середине.
   - Куда он мог деться? - задала я больше риторический вопрос, внимательно осматривая глазами все возможные места лежки. Берег ограничен с одной стороны морем, с другой крутой стеной. Грот, по две сосенки в разных концах пляжа, несколько жиденьких кустов.
   - Пойду еще раз грот осмотрю, - вздохнула я.
   - Он мог подняться на отвес и уйти нас искать?
   - Тамерлан-то? Мог. Только я сомневаюсь, что он успел проспаться.
   Грот совсем небольшой два на три и пустой, тут просто некуда завалиться и уснуть. И тут моя интуиция взяла меня за руку и повела вокруг грота к каменюге с кустиками. А за ними ложбинка, вот тут-то наша пропажа и прикорнула. Лежит себе в тенечке и сладко губами причмокивает. Марк молча перевел взгляд с находки на меня. Ну да, он прав, развлекать не обязана, но вот эта уже прямая моя няньковская обязанность. Мужику сорок лет, выглядит правда несколько старше (мне предоставили подробную характеристику на каждого члена). И как ему делать внушения?
   Сделала пару шагов вниз, присела рядом со спящим чудом.
   - Та-а-а-мерла-а-ан!!! - рявкнула почти в ухо со всей своей малой мощи.
   Мужик подскочил, непонимающе заозирался, протирая заспанные глаза сразу двумя руками. Навел резкость на меня.
   - А Василиса! Уже пора? - удивился, засуетился.
   - Уже давно пора, уже так пора, что автобус уехал и нам придется идти пешком до трассы.
   - Да ты что? - искренний детский испуг на лице.
   Автобус действительно стоит чуть подальше, чем мы его покинули, потом пройтись пришлось. Пилить и отчитывать засоню я не стала, ему еще в автобусе достанется за то, что ужином нас будут кормить холодным. Это я утрирую, смотря что на ужин подадут, если паста, то ее готовят непосредственно перед употреблением, а вот если что-нибудь долгоиграющее, над чем повар корпит с утра, то максимум подогреют.
   Тамерлан рыбкой проскользнул на заднее сиденье, я зашла следом и, на удивление, не услышала никакого осуждения. Народ отнесся с пониманием, молодцы художники. Следом за мной шел Марк, его опять попыталась усадить рядом с собой Оксанушка.
   - Мне с Василисой нужно обговорить следующую поездку, - услышала его отмазку.
   Дошла до Тамерлана, проверила, как он устроился - сидел бодрячком у окошка, поднял на меня виноватые глаза и снова в окошко. Вернулась к своему месту, Марк уже у окна.
   - Убедительно, - прокомментировала я его вранье Оксане.
   Молча пожал плечами и уткнулся в телефон.
   Дорога обратно заняла времени побольше, на автобане в узком месте поймали пробку. Марк позвонил в гостиницу, предупредил ресторан, что будем позже, а то там уже беспокоиться начали, одно дело, если пару человек нет, и совсем другой расклад, когда продукты на целую группу расходуются.
   Приехали уже по темноте, уставшие, голодные. Марк на въезде в город вовремя вспомнил про аптеку, быстро с ним сходили, скупив послеожоговые средства и уже потом в гостиницу. Вся группа кроме мини-девиц отправилась сразу к еде, а они в номер переодеваться - у них принято к каждой трапезе переодеваться, вот для чего большущий чемодан вещей.
   За ужином напомнила всем, что завтра работаем и работаем, сменив формулировку, то же самое донесла до Тамерлана. Мазь от ожогов Любушке отдала еще в автобусе, а вот как позаботиться о племянничке? Выждала минут сорок после ужина, дав ему время осмотреть себя в зеркало, понять масштаб собственной самонадеянности или глупости и пошла в номер, он жил вместе с Александром и Вячеславом.
   Порадовалась, что он в номере один, свои слабости никто не любит проявлять на публике. Принял меня в штыки, видимо, решив, что пришла читать нотации и угрожать по поводу оплаты по счетам.
   - Крем от ожогов, обезболивает, заживляет, - протянула ему тюбик.
   Растерялся.
   - Сам справишься?
   Молчаливый кивок.
   Все, а теперь спать, глаза слипаются, душ не взбодрил, сил нет даже на почту отвечать.
   Утром немного заспалась, потому спускалась к завтраку в числе последних. На лестнице нос к носу столкнулась с Марком. В прямом смысле столкнулись, забыв в номере телефон, развернулась на сто восемьдесят градусов на лестнице и впечаталась носом в его грудь. Видимо он вышел из какого-то номера за мгновение до этого, потому что я, идя по коридору, никого не видела.
   - Извини, - отпрянула от него, чуть не свалившись со ступеньки.
   Он в голубой офисной рубашке, а на шее чокер из казахстанской голубой бирюзы и деревянных бусин-таблеток бежевого и коричневого цветов. Улыбка сама растянулась на лице, словно я увидела старого знакомого. Переместила взгляд на руки, из-под манжеты рубашки, на правой руке, выглядывал точно такой же браслет.
   - Доброе утро... - Марк в недоумении, видимо недоумевает по поводу моей реакции на его шею и руки.
   Поднимаю глаза выше, не могу собрать улыбку.
   - Что? - теряется он от такой радостной меня.
   - Вижу, что ты решил все украшения мастера скупить.
   - Что? - еще больше теряется, - а, ты про чокер? Совпало так, первый раз в Москве, случайно на выставке увидел, понравилось, купил. А в прошлом году на Миланской выставке увидел новую коллекцию этого же мастера, не смог удержаться, - усмехнулся застенчиво.
   - Хороший вкус, - одобрила и пошла в номер за телефоном, улыбаясь так, что впору лимончиком закусывать.
   Зашла в номер, закрыла дверь и уже не стала сдерживать смех. Это ж надо было... Вот интересно, он сколько их скупил? На прошлой Миланской выставке продавец говорил, что один парень сразу тремя комплектами себя порадовал. Украшения у меня оригинальные и качественные, и дорогие для поделочных камней, но расходятся очень быстро. Как правило, украшения, едучи на выставку, частично продаются старым клиентам, они выставлены в витрине без ценников, а вторая часть украшений идет в продажу в последний день на выставке.
   Я, когда творю украшение, нахожусь в некой нирване, тут ничего удивительного, все так творят. Потом откладываю его на несколько дней, чтобы свежим взглядом оценить. И вот когда этот 'свежий' взгляд проходит по украшению, то сразу понимаю, кто это украшение будет носить. Сбрасываю фотку потенциальному клиенту с ценой и датой, когда он сможет стать его счастливым обладателем и клиент с радостью покупает украшение и готов ждать сколько угодно.
   Те украшения, которые на Марке, отдавать никому не хотелось, потому и не рассылала фотки потенциальным клиентам - банально жалко. Да и не могла я представить никого из моих клиентов, кто бы смог их носить. И я настроилась, что, если случится чудо, и они не продадутся (пока такого не было ни разу, но вдруг моя 'жаба' пересилит потребительский интерес), то оставлю, как образцы себе. Что один комплект, что другой, очень энергетически мощные и по камням, и по настрою в котором я творила, создавая их. Было еще два с местными камушками: с медовым нефритом и зеленым, на обоих резные подвески этнического стиля, я их даже к бурятскому Ламе свозила, чтобы он пошаманил на них. Шаман посмотрел на украшения, на меня и сказал вернуться за ними через три дня. Что уж он там с ними делал целых три дня? Но когда отдавал их мне, сказал: 'Это очень сильные обереги получились, они не дадут своему хозяину совершать необдуманные шаги, будут охранять его от всего того, что ему не нужно. Будут отводить от него беду'. Сдается мне, что они тоже у Марка. Забавно. Вот так и уверуешь с закономерность совпадений.
   За завтраком обнаруживаю депрессивного Эдуарда, увидел меня и виновато опустил глаза.
   - Что? - в удивлении присела к нему за стол.
   - Василиса, - хриплый голос умирающего художника, - извините, - и столько вины в глазах, - но совсем нет настроя. Не-мо-гу я, - и взгляд снова на панораму Тосканской долины.
   Чего он не может я знала. Не-мо-гу - это когда железобетонная стена между тобой и холстом и никакими силами ты себя не можешь к мольберту подтащить. У меня редко, но тоже подобное бывает. Ну вот и нафига спрашивается, он почти готовую картину уничтожил? Народ сегодня отправился вторую писать, а у Эдуарда еще и первой нет. Был бы это племянничек, даже встревать бы не стала с утешениями и поддержкой. А Эдуард -Талантище, не умеющий, правда, монетизировать свой талант, но художники в большинстве своем такие.
   Мне еще самой сегодня начать новый холст надо, и почта не отвеченная - надо нажаловаться на племянничка, чтобы его сверху приструнили, и домочадцы заброшенные - надо хоть полчаса по скайпу пообщаться. Кругом одно 'надо'. А-а-а-а, ладно, я нянька или не нянька.
   - Эдуард, прокатиться не желаете?
   Перевел на меня взгляд настороженный и удивленный.
   - Я с сегодняшнего дня арендовала машину, хотела проехаться порисовать с натуры классическую Тоскану. Хотите за компанию?
   Взгляд напротив загорелся, но тут же потух.
   - Василис, я... я..., - беспомощно разводит руками.
   - Да просто поедемте, - уговариваю, - там так красиво, можете и не рисовать ничего. Хотя мольберт бы я, на Вашем месте, взяла, вдруг Ваш Муз проснется.
   - Если Вы настаиваете.
   - Собирайтесь, я быстро позавтракаю, загляну в компьютер, и поедем. Встречаемся в холле минут через сорок.
   Эдуард все еще не уверен, даже несколько раз обернулся, не зная на что решиться. По-хорошему выезжать нужно было часа на два пораньше, чтобы не жариться на солнцепеке, но чего уж теперь.
   Завтрак пришлось поглощать в ускоренном режиме, уточнила у Данте на рецепшен, передали ли ему ключи от моей машины и где она стоит, в номере глазами пробежалась по почте - все терпит до вечера. Быстро сказала 'привет' семейству, и вот уже груженая, спускаюсь по ступенькам, прикидывая, что из еды можно прикупить в магазинчике за углом, чтобы перекусить в обед.
   На середине длинной лестнице пересекаюсь с Марком.
   - У меня де жавю? - глядит на меня с усмешкой и снимает тяжелую сумку с моего плеча. - Ты еще и рисуешь? - повторяет он свою фразу пятилетней давности и память отбрасывает меня назад в то время на лестницу в гостиницу Пауло.
   - Иногда, - усмехнулась, понимая, что дальнейшую фразу он уже слышал, хотел де жавю, получай, - но не каждый день. И даже не каждую неделю.
   Уже у самого низа нас догнала Любушка.
   - Василиса, я хотела спросить, где можно акварель купить?
   - У-у-у-у-у, обернулась к ней, наверное, только во Флоренции, туда вы попадете через пару дней.
   Я направилась к Эдуарду, сгрузила мольберт, сумку, Марк поставил вторую сумку и ушел.
   - Эдуард, шляпу взяли с собой?
   - Да-да-да.
   - Хорошо, тогда сейчас предупрежу, что нас не будет на обеде, и поедем.
   - А вы куда? - заинтересовалась Любушка.
   - Хотим проехаться, порисовать с натуры, - быстро ответила и направилась к Данте.
   - А возьмите меня с собой, - негромко попросила Любушка.
   Я медленно разворачиваюсь, так медленно, чтобы успеть придумать повод для отказа.
   - Пожа-а-алуйста, - просительница складывает ладошки лодочкой у груди.
   - Да я не против, - не уверенно отвечаю, - только можем в машину все не войти.
   - Пожа-а-алуйста.
   - Хорошо, - вздыхаю я, моментально грузясь тем, что машину я оплачивала совсем маленькую, но бывает, что именно этой марки нет в наличии, и Еврокат предоставляет машину классом повыше, габаритом побольше.
   Предупреждаю Данте, что из нашей группы троих не будет на обеде. Задумавшись на секунду, отменила еще и ужин. Прохладное утро в молочной дымке я проспала, будем надеяться на терракотовую раскраску вечернего солнца. Место я присмотрела заранее, всего час езды по проселочной дороге, но сначала посмотреть машину. Забрала у Данте пакет с документами и ключами на транспортное средство, и наша троица отправилась смотреть вместимость нашей коняшки, оставив весь художниковский габарит в холле отеля.
   Машинка, хоть и небольшая, но пятиместная, я все еще сомневаюсь, как мы разместимся? Сумки-то в багажник впихнем, а вот мольберты, подрамники? Оставив Эдуарда с Любушкой решать эту задачу, сама отправилась в магазинчик за пайком. Обратно еле дотащила пакет с продовольствием: тут вам и прошутто, и бекон, и моцарелла, и вяленные помидоры, и маринованные оливки, и хлеб. И все это на трех персон и две трапезы, вдруг разрисуемся и останемся до ночи. Не удержалась, прикупила бутылку вина, сильно захотелось мне на обед винца, разбавленного водой.
   Ай, да молодцы! Эдуард с Любушкой уже утрамбовались в машину. Мужчину, как более габаритного усадили спереди, а дама зажалась мышкой сзади между дверью и подрамниками с мольбертами, еще и сумка в руках, если машину хорошо тряхнет, то без травм не обойдется. Вручила пакет с продовольствием Эдуарду, как самому свободному члену нашей экспедиции - у него и руки, и коленки свободы. Достала навигатор, хотя сейчас он без надобности, дорогу и так запомнила, раз пять по ней проезжала.
   - Ну, с Богом, - благословилась я, чувствуя нетерпение пассажиров.
   Выехали, конечно, поздновато. Все очарование Тосканского утра уже прошло, солнышко начинало припекать, а на небе не облачка. По второстепенной доехали до сворота на проселочную, даже не проселочную, а про-польную или про-лесную. Дальше надо искать место, но и сейчас уже пейзаж радовал. Заприметила я этот пейзаж в первый же вечер, когда на такси из аэропорта ехала в гостиницу. Понятное дело, что мы никуда не сворачивали, но остановиться на свороте я водителя попросила, уж очень шикарный вид был: дорожка кипарисов, тосканские виноградники, парочка вилл вдалеке и заброшенное поместье и все это в коричневой гамме. Сейчас марево, но тоже очень красиво.
   Аккуратно крадемся по узкой дорожке, высматривая удобное место для размещения: чтобы и вид хороший, и не жарко, и машину с тропинки убрать. Вроде нашли. Выковырялись из машины, осмотрели диспозицию, размещаться с мольбертами придется на самой дорожке, отсюда обзор шикарный и ветки эвкалипта, словно рамой обрамляют весь вид. Будем надеяться, что дорожка не очень проезжая. Машину пришлось отогнать метров на сто назад и приткнуть между рядами винограда. Кустики невысокие, метра полтора - от жары не спасут, но больше некуда ее деть.
   Разместились треугольничком и сразу же погрузились в наброски, даже у Эдуарда глаза горели. А вокруг ти-ши-на-а-а, только насекомые стрекочут. Ну и припекает, конечно, по-итальянски.
   Где-то через час, Любушка замурлыкала себе под нос что-то печально-русско-народное. Я улыбнулась, классика итальянской пасторали, казалось бы никак не может сочетаться с русскими мотивами, но почему-то диссонанса не вызывала. Чуть позже к ней присоединился и Эдуард. Я приложила усилия, чтобы ни взглядом, ни движением не выдать своего изумления - то, что девушка знает подобные песни, меня не удивило, но Эдуард-то откуда? Любушка улыбнулась, и добавила громкости.
   Сонное марево окутывает завораживающий вид на триста шестьдесят градусов, и мелодичный тоненький девичий голосок выводит узоры песен русской душевности, сплетаясь с мужским. Захотелось сфотографировать красоту мгновений, но побоялась разрушить гармоничность, только прикрыла глаза, запоминая собственные ощущения.
   Про обед вспомнили ближе к вечеру. Уж не знаю, что нас вдохновляло стоять, сидеть, ходить у мольберта все это время: большая бутылка воды, закрашенная вином; тосканский пейзаж; душевная компания? Но оторваться от холстов было не возможно. С сожаление стали синхронно вытирать кисти только в предсумерках - это самое противное время для рисования - еще все видно, но тени словно играют, меняясь местами друг с другом, обманывая художника - то ли тут мазок, то ли тень от него легла.
   Я отошла на пару метров от холста. Не смотри на то, что больше люблю рисовать сюжетные картины, по-настоящему отдохнуть получается только за пейзажем. Сюжет опустошает, словно вместе с героями проживаешь их жизнь. А пейзаж всегда дает силы, питает спокойствием, умиротворением и благодатью Творца.
   - Ах, - услышала Любушкино восторженное.
   Оглянулась на нее, та стояла, обернувшись к закату солнца, спиной к мольбертам. Понятно, что вызвало ее 'ах', большой красный диск солнца медленно опускался за холм, раскрашивая прозрачной терракотой, кое-где поднимался дымок от костров (фермеры жгли сухие листья), заполняя низины, очерчивая, таким образом, рельеф местности.
   - Василиса, у Вас фотоаппарат с собой? - жалобно-просящий голосок Любушки.
   - Да.
   - Сфотографируйте, пожалуйста, мне эту красоту.
   - И мне, - хрипло поддерживает Эдуарда.
   И я их понимаю, сама поначалу извела кучу кадров на подобное совершенство, сейчас такие виды не то что стали привычные, к ним никогда не привыкнешь, но очень много фотографий. Сейчас я старалась не отвлекаться на фотоаппарат, а просто впитывать эту красоту. Но художникам пару снимков сделала с разных ракурсов.
   Обедали-ужинали почти в потемках, лицом к закату. Удовлетворенные, расслабленные, говорить не хотелось. Собирались в темноте, хорошо я догадалась машину посветлу вырулить из виноградников. За весь день по нашей тропинке не проехали ни одна машина. Только хозяин виноградников на велосипеде прикатил, посмотреть, что за машина блестит среди его кустов, но увидев наш натюрморт 'Трое с мольбертами' уважительно поцокал языком и увелосипедил в обратную сторону.
   К гостинице подъезжали после десяти вечера. Оставив сумки в холле отеля, заскочила в ресторан, узнать у членов, как дела. Тамерлан порадовал меня заверением, что почти закончил вторую картину, поблескивая слегка расфокусированным взглядом, не иначе, как опять принял на грудь. Анна с Катериной пообещали завтра приступить ко второй. Остальных уже не было. Бохо-дамы отправились в город с мольбертами - за них можно не волноваться, на редкость разумные дамы для художниц. С остальными завтра пообщаемся.
   Навешиваю на себя сумку, мольберт, еще сумку, беру подрамник и осторожно передвигаюсь к лестнице, стараясь, чтобы ничего не свалилось с меня, при этом не задеть еще сырым холстом что-нибудь.
   По лестнице спускается Марк, доходит до меня, протягивает руку и молча снимает с моего плеча тяжелую сумку и мольберт в чехле.
   - Спасибо, - благодарю его, и двигаемся в сторону моего номера.
   - Все хорошо? - спрашивает меня, когда мы шагаем по коридору.
   - Да, отлично.
   - Ужинать будешь?
   Я слегка теряюсь от такой заботливости, тут же вспоминаю, что он вроде, как отвечает за здоровье и безопасность постояльцев отеля.
   - Нет, мы покушали.
   - Куда ездили? - задает вопрос уже у двери в мой номер.
   Улыбаюсь довольно и поднимаю подрамник с холстом. Смотрит на картину, переводит взгляд на меня. Блин, ну что за манера?! Смотрит и молчит. Опять.
   - Подержи, - протягиваю ему картину и открываю дверь в свой номер. Забираю картину, прохожу внутрь, сгружаю аккуратно все на пол и возвращаюсь к Марку за второй порцией моих вещей, тот так и стоит за порогом номера и только смотрит молча на меня. Снимаю с него сумку и чехол. Смотрит и молчит, никак не участвуя. Начинаю потихоньку раздражаться. Поднимаю на него глаза. В комнату он не проходит, а закрывать дверь прямо у него перед носом... вообщем воспитание не позволяет.
   - Марк, ты уже скажи, что хотел.
   Только губы поджимает и по глазам ничего не понять, чего у него внутри творится. Ну не телепат я, не телепат. Да, сволочь, тут я согласна и даже оправдываться не буду, но не телепат.
   - Спокойной ночи, - негромко с легкой хрипотцой желает мне, разворачивается и уходит.
   'Может само все рассосется?' - с надеждой думаю, не сильна я в выяснении отношений. Да, у него есть девушка, невеста, почти жена, но... непонятное напряжение между нами присутствует. И безопаснее для их семейной жизни, чтобы это напряжение развеялось еще до их свадьбы, а для этого надо не накручивать себя, а поговорить. С другой стороны, столько времени прошло.
   Остаток вечера отвечаю на почту и пытаюсь настрочить кляузу на племянника, с какой стороны не посмотри - это все равно выглядит ябедой. А не оповестить не могу, потому как втык получит не только Антон, но еще и я - и за то, что не оповестила вовремя, и за то, что не убедила племянника вести себя прилично. Написав штук двадцать докладных записок и не отправив не одной, заваливаюсь спать, решив завтра изложить сухие факты казенным языком.
   Просматриваю сайт Союза художников, в надежде, что в разделе конкурсов появились имена победителей 'Легенд Байкала', но нет. Победителей вывесят завтра. И хоть у меня лежит официальная бумага, заверенная синей печатью и тремя подписями, что конкурс выиграли мы с Егором, до конца не уверена. Бумажку я выпросила заранее, чтобы порадовать Егора на его день рожденье, клятвенно пообещав, что никто о ней раньше пятнадцатого сентября не узнает.
   Утро. Как я люблю утро в Италии. Об этом я говорю постоянно? Ничего не могу с собой поделать, тут каждое утро волшебное. После завтрака распечатываю фотографии вчерашнего заката, отдаю из Эдуарду с Любушкой, которые слаженной парочкой устроились с мольбертами на одной из лавочек в саду. Нахожу племянника и выдыхаю с облегчением - он за мольбертом и с кистью в руках, по-прежнему в оппозиции по отношению к окружающим людям и миру, но хотя бы рисует.
   Возвращаюсь к себе, плотно общаюсь с семьей по скайпу, даже Года со мной изволила поговорить, она в это время была у родителей в гостях, потому порция нравоучений досталась и мне. А потом довела до моего сведения.
   - Василисы, мы тут подумали с Иваном Алексеевичем (это муж бубулин) и решили сделать перепланировку в квартире.
   О, неееет. Дом у Годы еще дореволюционный, с высокими потолками и большим метражом, но межэтажные перекрытия деревянные, поэтому перепланировка даже самая незначительная в одной квартире может аукнуться на всем доме. В прошлый раз, аккурат после свадьбы бабули, я только вернулась с Сицилии, после нашей перепланировки (решили объединить площадь кландайка с кухней) у соседей сверху поехали обои, а снизу отвалилась плитка в ванной комнате, и отвалилась, когда хозяин принимал водные процедуры, прямо ему в ванну. Мужик перепугался серьезно, пришлось даже скорую вызывать.
   - А может все так оставить? - простонала я.
   - Нет, мне нужна светлая комната, а Ивана Алексеевича свет раздражает, потому просто поменяемся с ним местами.
   Даю справку. Весь кландайк переехал в небольшую комнатку рядом с новой спальней Годы. Еще даю справку. 'Поменяться спальнями' - это значит перегрузить вагон раритетных вещей из одной комнаты в другую. В прошлый раз к разбору и переноске допущена была только я. Ремонтом занимались другие, но мандат на допуск к бабулиной сокровищнице получила только я. И ладно бы просто разобрать - мне это интересно, но это же еще и терпеть постоянный зудежь Годы: 'это не трогай, сюда не смотри, туда не заглядывай...' Прошлая нервотрепка окупилась для меня сторицей: во-первых, весь архив Василисы старшей перекочевал ко мне - письма от Марка не по разу зачитанные хозяйкой, и не распечатанные от Антона, я их долгое время тоже не решалась открыть. А когда вскрыла, то стало понятно почему - там столько боли, столько безнадежности. Антон знал, что Василиса к нему не вернется и все равно продолжал писать, в надежде, что письма ее найдут. Не было ни слова сказано о любви, но в каждой строчке, в каждом слове это чувствовалось. Он выплескивал на страницы писем всего себя, все лучшее, что было в нем, он отдавал Василисе. А ей это было без надобности. Она не смогла простить ложь, прировняв ее к предательству. И фотографий Антона не было совсем, может просто где-то в другой коробке лежат, а может, в то время не до фотографий было.
   Во вторых кое-что из личных вещей в допотопной жестяной коробке, подписанной лично!!! рукой Василисы. Именно открыв эту коробку, я обрыдалась (так интенсивно, и долго по времени не ревела за всю свою жизнь). Тут и первая погремушка ребенка, именно ее я нарисовала на картине. И обручальное колечко Василисы, подаренное Марком, которое, как влитое село на мою руку с узкими пальцами. Ношу его редко, так как бриллиантик внушительных размеров. Одеваю его на особенно торжественные и важные для меня случаи. Колечко, как талисман, всегда приносит удачу. И самошитая кукла для Марианны, выцветшая, местами прошорканная, набитая какой-то трухой. И небольшое серебряное зеркальце - подарок отца на шестилетие Василисы. Медный колокольчик, с которым в жмурки играли маленькая Василиса и Саша. И серебряный подстаканник, отцовский, он только с него пил чай. И золотой мамин медальон на длинной цепочке, который всегда очень нравился Василисе, и мама подарила ей его на шестнадцатилетие. Именно его я нарисовала на портрете 'Невеста?'. С каждой вещицей на меня обрушивались все новые и новые воспоминания, не мои, Василисины, ее эмоции, ее боль утраты. Я прорыдала полдня и всю ночь, разбирая коробку - вещей немного, но каждую необходимо было залить слезами. Года сначала струхнула, видя, что я не могу успокоиться, потом списала все это на гормоны, ближе к вечеру позвонила маме. Родительница пыталась силой забрать утопающую в моих слезах коробку, но мне нужно было поставить точку в этой истории, поэтому я, забрав коробку, и архив Василисы, уехала к себе.
   К утру я обессилила от слез и уснула. А потом, наверное, еще с месяц, стоило мне открыть коробку, как слезы начинали литься. Но не на все вещи. Дольше всего цепляли карманные часы Марка. Я уже могла спокойно смотреть на подстаканник, из которого так любил пить чай отец Василисы и даже начала получать удовольствие, попивая сама чай из него. И медальон уже не вызывал лавину слез. Обручальное колечко сразу радовало. А вот часы долго вызывали эмоции. Пока все Василисино у меня не отболело, не отпустило, не могла я на них смотреть спокойно. Как же она сильно любила своего Марка, и как она смогла с этой болью жить и быть при этом сильной, счастливой?
   Понятно, что еще раз пережить подобный стресс мне совсем не хотелось. Ну и еще зудежь Годы, которая тряслась над каждым раритетных гвоздем.
   - Василиса! - бабуля грозно пошевелила выщипанными в тонкую ниточку бровями.
   - Я не смогу этим заняться до нового года, - твердо сказал я, - после пятнадцатого января, может быть.
   А мысленно добавила: 'Если не уеду к Егору'.
   - И что это мы, по твоей милости полгода должны с Иваном Алексеевичем мучиться?
   - Да, - радостно согласилась я с ней.
   И Года тут же сдулась, попыхтела еще в экран ноута, подвигала молчаливо бровями, но сдалась.
   - Пятнадцатого января! - припечатала грозно она.
   Я только улыбнулась, быстро распрощалась и отправилась к мольберту, мне еще две картины до ума довести, чем и занималась до вечера.
   Спускаясь по лестнице к ужину, увидела знакомую фигуру в холле отеля и чуть не завизжала от радости.
   - Егор, - радостного крика сдержать не получилось, уж очень соскучилась по нему.
   Почти бегом скатилась с лестницы.
   - Лиса, - улыбнулся он, принимая меня в свои объятья.
   - Ты же завтра должен был прилететь, откуда ты тут? - тиская его, спрашивала я.
   - Сюрприз, решил не ждать до завтра, поменял билеты.
   - Ты решил кудри опять отпустить? - провела ладонью по его ежику светлых волос.
   Некогда Егор был обладателем льняных кудрей, а если добавить еще обаятельную голливудскую улыбку и яркую синеву умных внимательных глаз - то получается образ ангела во плоти. Я его в этой ипостаси не застала. Познакомились мы, когда он стал бриться наголо. Синева умных глаз и улыбка никуда не делась, но 'Ангелом во плоти' его величать перестали. На толпе поклонниц смена имиджа никак не сказалась, но его непостоянство на любовном фронте служило неким барьером для серьезных отношений. Правда несколько раз это барьер не выдерживал натиска особенно влюбчиво-настырных девиц, жаждущих его перевоспитать и наставить на путь истинно-семейных ценностей. И тогда он начинал прикрываться мной.
   В первый раз он даже перебрался ко мне жить, потому как девушка, назначила себя его невестой и развила бурную деятельность по подготовке к свадьбе. Никакие доводы на нее не действовали. Пришлось мне изображать его девушку, а для драматизма и большей достоверности, на большом сроке беременности. И даже это не помогло, тогда он объявил, что таки намерен жениться, но только на мне, так как не может оставить сиротами тройню (тьфу-тьфу-тьфу), которую я вынашиваю.
   И прижился так он у меня на долгое время, а потом уж так сроднились, что и переезжать надобности не было. Квартира большая, друг другу не мешаем, тяжести Егор таскает, а я периодически готовкой балую. А тут его аж два месяца не видела, ясно море, что соскучилась.
   Быстренько заселила его к себе в номер, и спустились к ужину. На входе меня поймала Любушка, с вопросом кому сдавать нарисованные картины. Хороший вопрос, займусь этим завтра. Следом Эдуард, счастливый донельзя, заверил меня, что первую картину он закончил, завтра приступит ко второй. Егор все это время пытался отцепить меня от себя и пойти найти столик, но я ж соскучилась, потому стой и терпи меня.
   - Пойдем туда, - развернул он меня вправо, направляя к свободному столу.
   Навстречу шел Марк.
   - Добрый вечер, - сдержанно поздоровался с нами и уже к Егору, - меня зовут Марк, я - управляющий этим отелем.
   Ого! Я и не знаю, что он на такой должности.
   - Егор! - протянул руку для пожатия.
   - Вы у нас только поужинать? - Марк пожал руку и отпустил.
   - Нет, я остановился в Вашем отеле, - улыбнулся Егор, внимательно разглядывая собеседника.
   - Насколько я знаю, свободных номеров нет, - удивился управляющий.
   - Я разместился в номере Василисы, - приобнял меня за плечи и дотронулся губами до моего лба.
   Марк удивился сильней и перевел взгляд на меня. Во! Вот теперь хоть какие-то эмоции у него на лице. Таким взглядом можно замораживать филе палтуса.
   - Мааарк? - а не действует на меня твоя криозаморозка.
   - Не смею больше задерживать, - ледяной тон и холодная улыбка снежной королевы и все это мне одной, бедному Егору ничего не досталось.
   Мы уже почти дошли до свободного столика, когда до Егора дошло.
   - Погоди, - остановился он, - так это МАРК?!
   Я поджала губки и виновато утвердительно покачала головой.
   - Погоди, - скинул он мою руку со своего локтя, - я хочу с ним поближе пообщаться, - и двинулся в ту сторону, куда отчалил Марк.
   - Куда? - во мне проснулись командирские нотки, догнала его в два шага и тяжелой гирей повисла на руке.
   - Лиса, отцепись, - снова попытался стряхнуть меня, - я просто хочу познакомиться.
   - Не надо!
   Но Егорушку несло.
   - Не дрейфь, я только познакомиться.
   - У тебя еще будет время, но лучше вообще не встречаться.
   - С чего это? - возмутился он, возвращаясь за столик.
   Уф, наконец, сели.
   - Егор, давай прошлое оставим в прошлом.
   Егорушка скептически скривил губы и поводил правой бровью, как самолет крылом. Та-а-ак, надо срочно убойную аргументацию в ход пускать.
   - У него свадьба через три месяца.
   - Ну и что?
   Блин, 'свадьба через три месяца', на мой взгляд, это очень убойный аргумент, но, видимо, у мужиков свои критерии убойности в аргументации.
   - Нет, Егор, - твердо говорю я. - Марк намерен жениться, пусть женится.
   - Пусть, - соглашается со мной, - его будущая свадьба не помешает мне с ним познакомиться.
   - Нет, - буравлю его строгим взглядом.
   Ухмыляется. Ах так!
   - Только попробуй... - многозначительно угрожаю.
   Опять ухмыляется и становится понятно, что попробует.
   - По возвращению переедешь в свою холостяцкую квартиру!
   Егор не сразу понимает о чем это я, но когда до него доходит, то такая обида незамутненной детской эмоции мелькает у него в глазах, что мне на мгновение даже стыдно становится.
   - Ты не посмеешь.
   - А что делать, - с сожалением развожу руками.
   В холостяцкую квартиру Егор водил своих девиц, но говорил, что живет со мной, не вдаваясь в подробности, и уходить от меня не собирается. Эта фраза предельно четко обозначала статус для влюбленных девиц, не давая их фантазии нафантазировать белого платья с фатой. Вы не подумайте только, что Егорушка категорично против института брака. Вовсе нет, просто он считает (и я с ним согласна), что жена должна быть одна за всю жизнь, а каждые три года жениться и разводиться - это лишняя трата нервов и денег.
   - Но ты же понимаешь, - проникновенно начинает Егор, - что хотя бы поговорить с ним надо будет.
   - У нас договор, - напомнила ему, - мы не читаем друг другу нотаций по поводу морали и не встреваем в дела друг друга.
   - Тут неувязочка. С некоторых пор к вашим с ним делам еще и я отношение имею.
   - Косвенно, - соглашаюсь с ним, - это не считается.
   - Лиса, - укоризненно и строгий взгляд.
   - Жена и мать трех твоих детей, - напомнила ему.
   И он сразу сдулся, тут крыть ему не чем. Другую такую жену и таких детей ему уже сложно будет найти.
   Это вообще уже стало притчей во языцех в нашей семье. Егорушка необдуманно напугал свою несостоявшуюся невесту мной, в роли жены и тремя детьми. Городок у нас не маленький, и свою лично-семейную жизнь Егор не рекламировал, а тут весть разлетелась мгновенно. Егору пришлось принимать поздравления и где-то на полгода залечь на дно, в надежде, что народ подзабудет о его семейственности и многоотцовстве. Так и произошло, до очередной самоуверенной девицы, которая уверилась в том, что только она сможет осчастливить нашего Егорушку в браке. Пришлось Егору на свет божий снова извлекать жену и троих детей, но по легенде дети уже должны были вырасти. Пришлось в срочном порядке мне обзванивать родных и знакомых, у которых дети примерно подходили по возрасту. И мы все дружной большой семьей шли гулять в парк или на аттракционы, где Егор, как бы случайно, встречал будущую невесту. Детки подрастали, девицы менялись, и мы снова шли прогуливаться в парк. Вообщем, скучно в нашей семье не бывает.
   - Ли-са, - твердо сказал Егор, - ты не права. Я встревать не буду, но поговорить тебе с ним надо.
   - Я тебя услышала!
   Вот надо было Марку появиться, то его днем с огнем не сыщешь, лично-семейные дела решает, то крутиться постоянно перед глазами. Нет, чтобы на десять минут нам с ним разминуться...
   Проговорили мы с Егором долго, сначала засиделись в ресторане до закрытия, потом в номере почти до рассвета, он рассказывал про работу и свои новые идеи. Я стоически терпела, чтобы не показать ему официальную бумажку на счет 'Легенд Байкала'. Завтра, результаты, должны вывесить завтра.
   Утром залезла в интернет. ДА!!!! 'Легенды' за нами. Хотел? Получи! Когда будет Егор все это делать? Его проблемы.
   Стараясь не шуметь, полезла в сумку для ноутбука, там была бумага с грантом. Прокралась на балкон, сорвала пару хризантемок для торжественности. Поставила на тумбочку у Егоровой кровати жесткий лист, в котором сказано, что он Победитель, положила парочку желтых цветков. И стала ждать, когда проснется. Можно было, конечно, разбудить, открыв со взрывом шампанское, но боюсь, что гусарского опыта в красивости открывания шипучки у меня нет.
   Егор завошкался и открыл один глаз, потянулся и сфокусировался на желтом пятне у себя на тумбочке, навел резкость на бумаге. И через мгновение подскочил с воплем на кровати.
   - Лиса!
   - С днем рождения, - поздравила его со своего места.
   - Но как? Откуда?
   - Для того и нужна семья, - скромно потупила я глазки, - чтобы радовать.
   - Лиса, - вытащил меня с кровати, прижал к себе и закружил по комнате, благо место позволяло.
   Мне болтаться было не очень удобно, но ради его удовольствия пришлось терпеть. Наконец, Егор, бухнулся на кровать и меня к себе на колени посадил.
   - А как я это все успею? - дошло до него.
   - Надо быть осторожным со своими желаниями, - усмехнулась довольная, наклонила его лоб к себе, чтобы быстро чмокнуть. И пошла приводиться в порядок.
   На завтраке были все наши. Егор в союзе художников совсем недавно, да и общается он больше в университетских кругах, потому из присутствующих членов его знали только по фамилии, да и то не все. Но это Егор, попадая в любой круг, он сразу становится центром внимания - тут они с Марком чем-то похожи. Женские сердца любого возраста сразу ложатся к его ногам, а мужчины по достоинству оценивают его мозги. А тут еще и новость с 'Легендами Байкала' у всех на слуху.
   - Василиса, - это Анна, перегнувшись ко мне с соседнего стола, пока Егор ходил за едой, - а Егор тебе кто?
   - Член семьи.
   Это очень хорошее определение, каждый понимает по-своему. Оксанушка подозрительно прищурилась. Я нашла глазами Егора, он с полными тарелками о чем-то оживленно беседовал с Катериной. Все, попал наш Егорушка в розарий, ему, правда, это не в первой, но, билин, он же ко мне приехал. И пусть я буду эгоисткой, но в первую очередь его внимание я хочу получить.
   Пока Егор очаровывает женскую половину, я довожу до сведения оставшихся членов, что завтра и послезавтра у них развлекательная программа, а сегодня нужно доделать все хвосты. У большинства готово по две картины, у Любушки с Татьяной по третьей на выходе.
   Завтрак коту под хвост, Егор расточает свое внимание всему залу, в его сети попадают не только наши девицы, но и другие постояльцы отеля. С грустью вспомнилась моя уютная кухня и наши завтраки, когда по часу могли проговорить. Почти силком уволакиваю Егора в номер.
   - Ты чего, как с цепи сорвался? Тебе француженок мало? - пеняю ему по дороге.
   - Лиса, ну ты же понимаешь, что оно само включается.
   - Да понимать-то я понимаю, но ты приехал ко мне, пообщайся со мной.
   - Извини, - приобнимает за плечи и касается губами моей макушки.
   Довожу до ума картины, потом созваниваюсь с Фондом русского наследия, утрясаю с ними график и фамилии экскурсантов. Моих членов завтра везут в Рим, послезавтра во Флоренцию. Напоминаю, что художники народ творческий и бывают не в себе, потому настоятельно прошу вернуть ровно столько членов, сколько и забирать будут.
   Потом иду в офисную часть, прошу Алексея Игнатьевича выделить кого-нибудь из персонала, чтобы проследил за побудкой всех членов и их отправкой на экскурсию. Даю телефон гида, чтобы утрясли время ужина. Уже на выходе вспоминаю, что часть картин у нас готово и неплохо было бы, чтобы кто-нибудь от гостиницы их выбрал и можно вставлять в багет. Оставляем все это до моего возвращения.
   И, наконец, собираюсь в Милан. Туда мы едем на машине, арендованной Егором, обратно мне придется добираться поездом. Выставка уже длится три дня, народу много. Организаторы довольны. Завтра жюри выдаст свое заключение.
   Обедаем вместе со всеми. Егор, поначалу держится скованно, видимо, напоминает себе, что приехал ко мне и только ко мне, но потом натура берет свое и он опять очаровывает всех по кругу. Благодаря его обаянию задерживаемся и выезжаем поздно. Но обижаться на Егора совершенно не возможно. На автобане попадаем в пробку и, как следствие, всего этого, в Милане оказываемся поздно вечером.
   - А я так рассчитывала погулять с тобой вечером по городу, - вздыхаю я, поднимаясь по лестнице в наш номер. Пробка на автобане вымотала окончательно, сил никаких не осталось.
   - Лиса, ну кто знал, что там такая авария. Завтра после награждения и гульнем.
   Завтра с самого утра у меня парикмахер, маникюр и к 11.00 я должна быть на выставке. В 12.00 объявят решение жюри, в 13.00 официальная церемония закрытия и в районе трех можем быть свободны. Продажи будут идти до восьми вечера, но я там не нужна.
   Завтракаем по-быстрому в ресторане отеля, и я бегу к заранее записанному мастеру, чтобы там сделали из меня красотку. Предварительно одев платье и украшения, естественно не забыв про Василисино кольцо, оно всегда приносит удачу, а сегодня без него никуда. Бриллиант уверенно подмигнул, сапфирики вторили ему.
  
   Егор на машине подхватывает меня за двадцать минут до одиннадцати, и мы летим в выставочный комплекс. Я все еще не могу привыкнуть к тому, что опоздание у итальянцев - это норма, мой стилист задержался на тридцать минут, но, глянув на себя в зеркало, я ему все простила.
   Анну, своего топ-менеджера, я нахожу с небольшим опозданием. Она тут же ставит меня перед камерой, дать интервью местному каналу - улыбаюсь в камеру, киваю на вопросы журналиста, говорю пару фраз и продвигаюсь к стенду, где представлены мои работы. Егор держится хвостиком, успевая посматривать по сторонам. Возле моего стенда Анна опять вставляет меня в камеру другому каналу. Телерепортеры, а итальянское телерепортеры в особенности, слышат только себя, потому тут главное улыбаться и кивать, улыбаться и кивать и не забывать поблагодарить итальянцев и Италию.
   - Теперь ждем объявления жюри, - по деловому доводит до меня Анна, - после того, как услышишь свое имя, сразу на сцену, проход я подготовлю, - и приготовилась уходить.
   - Стой, - торможу ее.
   - Да?
   - Я выиграла? - неверяще шепотом уточняю, если Анна сказала на сцену, значит я на пьедестале?
   Анна пожала плечами, мол кто знает, но тут же заговорщески подмигнула. Это что значит? Выиграла, но не первое место? Ладно, с этим потом. Шум в зале стоит такой, что глушит любой звук на подлете. Началось награждение по номинациям. Моя идет в числе последних. И потом еще 'зрительские симпатии' - это плюсики от покупателей. Я наклоняюсь через витрину к менеджеру, который все эти дни продавал мои украшения.
   - Ну как? - интересуюсь у него.
   Он показываем мне на пальцах 'ок', наклоняется.
   - Практически все продано, и есть заявки на конкурсные вещи.
   Ну нееет, две вещи у меня частично выкуплены, а третий чокер с браслетом продавать никому не буду, он мне самой нравится.
   - Доброе утро, - раздается у меня над ухом по-итальянски, - из того, что я резервировал, что-то уже можно приобрести?
   - Нет, еще не было объявления жюри, - почти кричит менеджер, чтобы перекричать гул.
   Я с любопытством разворачиваюсь к потенциальному покупателю, мне всегда интересно посмотреть на людей, которые носят мои украшения. Есть люди, которые умеют носить подобные вещи, а есть и те, на которых они теряются.
   - Василиса? - удивляются глаза Марка.
   - Ты все же решил скупить всю коллекцию? - стараюсь смотреть ему в глаза, но взгляд падает чокер из медового нефрита, тот, над которым шаман шаманил три дня. Так вот, кого он оберегает.
   - Так это ты делаешь? - и смотрит на меня так, словно я сначала удавила его любимого хомячка, а потом по средством волшебной палочки и волшебного дыхания рот в рот его оживила.
   - Да, - вынуждена согласится с ним, - но не каждый день, и даже не каждую неделю.
   В проходе, не смотря на широкий коридор, очень тесно, народу много и нас толпа, чтобы пробиться к витрине, сдвигает немного в сторону. Но это не покупатели, а просто глазеющие. Покупатели приходят в первый день. В день закрытия, как правило, все украшения проданы, а то, что лежит в большом количестве на витринах, уже имеет своих владельцев.
   Мы с Марком чуть не сплетаемся в объятьях, вы не подумайте, ни у кого страстных порывов не было, просто, чтобы не свалиться (я на шпильках, а Марк подрастерялся от моего присутствия, потому и равновесие потеряли), ухватились друг за друга.
   - Лиса, - пробился к нам Егор, - сейчас будут объявлять, - увидел Марка, протянул ему руку для пожатия, - привет Марк.
   Тот для приветствия, выпустил меня из рук, и я нашла глазами сцену, так и есть, невысокий итальянец в дорогущем костюме уже вскрыл конверт, и барабанная дробь всех призывает к тишине, но так как награждение длиться уже минут тридцать, то тишины не получается.
   У меня два комплекта и один чокер, которые участвуют в конкурсе, но по условиям этого же конкурса, приз может достаться только одному изделию.
   С третьим местом я пролетаю, именно эти итальянцы из года в год берут одно из призовых мест. Вопли, крики, визг, свит глушат слова председателя жюри и на сцену за маленьким четырехлистником поднимаются братья итальянцы. Благодарят, благодарят, благодарят... Так... поехали дальше.
   Вторые американцы. Черт, без них вообще никуда. Неужели я в пролете? Я не могу быть в пролете, не имею права так подвести своего Муза. Я видела все работы конкурса за день до открытия, ну не было там ничего подобного, что могло бы сравниться с моими.
   И тут я слышу название моей марки, которое мы придумали на пару с Егором и мое имя, как мастера. Сначала подвисаю, в зале очень шумно, мне могло показаться, оглядываюсь на Егора, тот пробивается ко мне с сумасшедшим блеском в глазах и голливудской улыбкой.
   - Я победила? - спрашиваю у него одними губами, потому как перекричать гул не возможно.
   - Да, - кивает он.
   Кидаюсь, визжа от радости, ему на шею, целую в обе щеки. Моей радости перепадает еще и Марку, который оказывается рядом, обнимаю и целую еще и его. Кажется, меня снимают сразу несколько камер. И мне надо на сцену, ищу глазами Анну, та пробивается ко мне с двумя амбалами, используя их в качестве тарана толпы. Протискиваюсь к ней и уже безо всяких помех добираюсь до сцены. Получаю свой долгожданный четырехлистник из рук дорогого итальянца. Он протягивает мне микрофон, надо что-то сказать, я ведь даже речь заготовила, но что тут можно сказать, когда я безумно счастлива. Воспроизвожу почти дословно все, что написала в своей речи и даже не забыла про спонсоров. Спускаюсь по ступенькам со сцены, ищу глазами Егора - ему ко мне не пробиться, сцена оцеплена секьюрити.
   - Не уходи, - кричит мне в ухо Анна, - сейчас будет второе награждение.
   Я такая ошалевшая от счастья, что не сразу понимаю, зачем меня тут держат и даже, когда второй раз слышу свое имя, реагирую только на толчок от Анны - это она меня толкает опять на сцену, на этот раз за 'симпатиями покупателей'.
   Наконец добираюсь до Егора, держа в обоих руках по призу, кидаюсь опять ему на шею, он крепко прижимает меня к себе. Я чувствую его радость за меня и гордость.
   - Ну ты, сеструха, си-и-ильна-а-а, - выдает он, когда опускает меня.
   - Сеструха? - слышу я Мариковское, оборачиваюсь к нему.
   - Ты что-то присмотрел себе?
   Он все еще под впечатлением и только утвердительно кивает китайским болванчиком. Наш коридор значительно поредел, сейчас сюда потянуться те, кто определился с выбором еще в первый день. Дохожу до своего стенда и прошу вынести менеджера мне набор, занявший первое место. Открываю футляр - черный нефрит и рыжий однотонный сердолик и каждая бусина уникальна, вырезанная вручную, поднимаю глаза на Марка. Да, это его украшение, никакого диссонанса внутри меня не возникает.
   - Держи, - протягиваю ему открытую коробку.
   Он, молча, смотрит на меня, в глазах удивление. Опускает взгляд на украшение, губы слегка дрогнули в улыбке. Я закрываю крышку, придавливаю ее сверху правой рукой, подаю ему футляр, снизу и сверху обхватив его ладонями. Марк выдает странную реакцию: сначала замирает, глядя на футляр и, кажется, перестает дышать. Я не могу понять в чем дело и собираюсь уже задать вопрос, чтобы привести его в чувства. Но он опережает меня, аккуратно, не смело, проводит, почти не касаясь, подушечками пальцев по моей руке, которая лежит сверху на крышке футляра. Пальцы, мои пальцы начинают дрожать, я поднимаю глаза на Марка, вижу, что он плывет, взгляд расфокусированный и он даже не на мою руку смотрит с кольцом Василисы, которое на удачу одето, а сквозь него, где-то он сейчас далеко-далеко.
   Отрывает взгляд от моей руки и медленно-медленно добирается до моих глаз, но меня он вряд ли видит. Наверное, я точно так же вижу, когда творю: 'Кто я? Где я?' О. появляется осмысленность во взгляде, выглядит удивленным, словно не ожидал меня тут увидеть.
   - Извини, - слегка тряхнул головой, окончательно приходя в себя, - ты что-то говорила?
   - Это - подарок, - поясняю для странно-непонятливых.
   Смотрит и молчит, опять! Только вежливая улыбка тронула губы. Я на своих высоченных шпильках почти вровень с ним. Замечаю какое-то сомнение в его глазах.
   - Считай, это моим свадебным подарком, - разжевываю.
   Резко выдыхает, словно получил под дых и меняется в лице, уже нет улыбки, нет удивления, наружу выходит обида. Быстрый взгляд в сторону Егора, который стоит за моей спиной и с интересом наблюдает за нашей сценой, слышит, скорее всего, только обрывки моих слов, шум в зале поменьше, но все же приличный. Потом возвращается глазами ко мне, что-то у него в голове не складывается. А может я чего-то напутала со свадьбой? Не могла, да и невесту я видела. Скорее всего, влезла туда, где меня не ждали. Может у них не принято заранее поздравлять со свадьбой, но меня вряд ли пригласят на сие торжество. А подарок - это всегда приятно, даже на свадьбу. И я уверена, что для Марка свадьба станет значительным событием в жизни. Он обстоятельно ко всему подходит, в том числе и к выбору партнера по жизни. А я сегодня такая счастливая, что готова осчастливить весь мир вкупе с Марком и его невестой.
   - Свадебный подарок? - уточняет у меня Марк и смотрит на меня так, как смотрела учительница по литературе в пятом классе, когда я предложила провести урок вместо нее.
   - Да, - подтверждаю уверенно, - у тебя же скоро свадьба. Это мой подарок на твою свадьбу.
   Опять зависает, я просто визуально вижу, как мои слова бегут по нейронам его головного мозга, формируясь в мысль, и таки достигают конечной станции. И тут его взгляд меняется, приобретая окончательную осмысленность.
   - Значит свадьба? - открыто улыбается мне и утвердительно качает головой, потом, не глядя, закрывает футляр и передает его Егору.
   Теперь уже я начинаю удивляться. Марк притягивает меня к себе и выдыхает, как мне кажется, с облегчение. Я стою стойким оловянным солдатиком, не зная как реагировать.
   - Спасибо, - выдыхает мне в ухо.
   Отстраняюсь от него и только улыбкой отвечаю на его 'спасибо'. Значит, угодила с подарком - это приятно. Разворачиваюсь к менеджеру, чтобы расписаться за забранный комплект, за остальными, которые на резерве, приеду завтра. Заодно и сверку по продажам сделаем.
   Меня снова находит Анна, и мы галопом несемся на сцену, произношу краткую речь от лица всех участников выставки, опять благодарю спонсоров и новую команду топ-менеджеров за четкость в работе, выражаю словесную надежду на новую встречу, и спускаюсь к своим.
   - Гуляем? - обращаюсь к Егору.
   - Конечно, Марк, ты с нами?
   - Да, - не раздумывая, соглашается тот.
   Заезжаем в нашу гостиницу, как оказалось Марк остановился в соседней, пока я переодевалась в более удобное платье и комфортные балетки, он оставил в своем номере мой подарок и вернулся за нами. Я за это время успела еще по скайпу с родными поделиться своей радостью.
   Гудеж решили начать с трапезы, время четвертый час, а мы еще даже не пообеданные. Марк предложил оставить машину у отеля, а самим прогуляться до ресторана. Ресторан располагался в двадцати минутах ходьбы на последнем этаже небольшого бизнес-центра. Тут зеленые пальмы в больших кадках и зонтики, ну что еще нужно для счастья в жаркий день?
   - Лиса, - это Егор меня тискает, пока ждем свой заказ, - я просто неимоверно горд за себя.
   - Я за себя-то почему? - не поняла я.
   - Что знаком с тобой очень лично, - хохотнул он.
   - Балда, - довольная откомментировала я, нежась в его тепле.
   С Егором с самого начала установились исключительно дружеские отношения. Я с детства очень близка была со старшим братом, но, когда тот женился, потихоньку начали расходиться. У него своя семья, дети, жена. Жена у Вадьки очень хорошая, но нашу полоумную семейку она сначала побаивалась, а когда решила, что мы безопасны, то определила некие границы этой самой безопасности. Позвонить-то брату и поболтать я могу в любое время, но стараюсь это делать, когда он не дома, потому что дома он немного зажатый. И мне стало не хватать наших с ним отношений, просто на физическом уровне - пообниматься, пошушукаться о своих секретах, крепко прижавшись друг к другу. И тут очень вовремя появляется Егор, он сразу и безоговорочно принял мою сестринскую заботу, в ответ наделил себя самого ответными чувствами. Был период, когда мы попытались пофлиртовать друг с другом, но почти сразу пришли к обоюдке, что сестринско-братские отношение для нас гораздо комфортнее. По возрасту мы ровесники, однако роль старшего очень переменчива в нашем тандеме, все зависит от ситуации, и от эмоционального состояния. Вот сейчас мы с ним на равных, откровенно дурачились, тиская друг дружку.
   - А вы насколько родные брат и сестра? - уточнил Марк.
   Мы одинаково наморщили лбы, словно близнецы однояйцевый, чем рассмешили Марка. Он, вообще, за последние полчаса подраслабился, мягче стал, улыбаться не перестает, наблюдая за нашей возней.
   - Мы совсем не родные, - потупила я глазки.
   - Ну знаешь ли! - возмутился Егор, - мой дед женился на твоей бабке, а это довольно веский повод для родства.
   Этот вопрос задавали нам достаточно часто, в то время, когда я не была женой и матерью тройни, но как на него однозначно отвечать так и не решили, завуалировав наши отношения формулировкой 'член семьи'.
   - Ты не обращай внимания, - отмахнулся Егор от непонимающего взгляда Марка, - обычно мы более спокойные, просто давно не виделись, соскучились.
   Принесли вино, Егор разлил по бокалам.
   - Лиса, за тебя и твой успех, я и не сомневался, что первый приз будет твой.
   - Спасибо, Егорка.
   Звякнули стеклом. Отпила прохладного напитка.
   - А я, если честно, не ожидал, - усмехнулся Марк, по обыкновению, внимательно заглядывая мне в глаза, - могла бы и сказать.
   - Повода не было, - пожала плечами, рассматривая его.
   Сейчас он совсем мягкий, теплый и такой близкий что ли. Эххх, повезло ж кому-то.
   Принесли анти-пасту, и я поняла, что голодная, до этого голода не чувствовала.
   - Слышь, победительница, а что с 'Легендами' делать будем? - спросил Егор, когда пару вилок салата достигли моего желудка.
   - А чего с ними делать? Брать и делать? У тебя целый год впереди. Меньше будешь француженкам глазки строить.
   - Я хотел до лета там остаться, - задумался член семьи.
   - Я не буду композицией заниматься, и не надейся, достаточно того, что я тут с художниками в няньку играю.
   - Ты на этом этапе и не нужна уже, - загрузился Егор, - и так вся предварительная работа на тебе была. Черт, как все не вовремя!
   - Это ты мне говоришь? - возмутилась я, укоризненно уставясь на члена семейства.
   - Извини, забылся, - капитуляционно поднял обе ладони вверх.
   - А еще Года собралась с Иваном Алексеевичем комнатами поменяться, - ядовито добавила я.
   Егор закашлялся, подавившись мидией.
   - Может тебе не стоит возвращаться, - предложил братец, откашлявшись, - сразу ко мне махнешь после Италии.
   - Егор, а ты вообще чем занимаешься? - поинтересовался Марк.
   - Философию преподаю студентам в университетах.
   Лицо Марика вытянулось, и я понимала его, Егору с первой попытки никто не верил. Даже когда он в строгом костюме стоит за кафедрой, можно о чем угодно думать, глядя на него, но только не о философии. Марк недоверчиво посмотрел на меня.
   - Он не шутит, - серьезно ответила на его немой вопрос, - его даже французы к себе в университет пригласили пофилософствовать со студентами.
   - А к художественной братии ты какое отношении имеешь? - проявил въедливость Марк.
   - Так вот, - жуя брускетту, Егор кивнул в мою сторону, - стоило познакомиться с Василисой Янисовной, как сразу потянуло.
   - Ну дааа, - задумчиво протянул Марик, - Василиса умеет притянуть, - в очередной раз одарил внимательным взглядом меня и мою руку с кольцом, которой я держала стакан с водой, - Василис, - колечко откуда?
   - Наследие предком, - навела тумана.
   - На Сицилии ты была без него, - вроде как констатация факта, но с претензией в голосе.
   - Наследие всплыло попозже, - у меня даже голова загудела, как-то не очень приятна мне эта тема, и смотрит так словно я умыкнула это наследие у него, - Ребята, я вас покину на пару минут, - предупредила и развернулась к члену семьи, - начнешь интимничать, - выразительно посмотрела на него, - лишу чего-нибудь необходимого, - довела угрозу до его сведения.
   А то с Егора станется... из самых лучших побуждений.
   Выходя из дамской комнаты, решила спуститься на несколько ступенек в холл ресторана - там большое зеркало - обсмотреть себя со всех сторон, в дамской комнате темнотища, хоть наощупь передвигайся.
   Прихорашиваясь у зеркала, отметила, что двери лифта распахнулись, и глаза мои узрели очень знакомую личность. Я, в первый момент, даже не поверила, застыла с губной помадой. Оборачиваюсь к лифту.
   Поджарая фигура, выгоревшие добела короткие волосы, загоревший до черноты.
   - Господи, Николай!
   Он сначала не признает меня, да, изменилась я. В его памяти я зафиксировалась в штанах, футболке, вся пыльная и рыжие кудряшки, спрятанные под банданой или расплывчатая физиономия в скайпе. А сейчас брюнетка в элегантном платье с хорошим макияжем.
   - Индиана! - зову я его именем, которым до сих пор именует только наша компания.
   - Василиса, - наконец признал меня, обрадовался и шагнул навстречу с распахнутыми объятьями.
   - Николай, - радостно тормошу его.
   - Ты с Марком? - спрашивает меня.
   Я отклоняюсь от него и с подозрение заглядываю в глаза.
   - А ты откуда знаешь?
   - У меня встреча с ним тут в ресторане.
   - Ах, он жучила, и не словом не обмолвился. Юлька с тобой?
   - Нет, она позже будет.
   - Но будет? - уточняю.
   - Придет, - заверяет меня.
   Пять лет назад на Сицилии совершенно случайно собралась очень недурственная компания. Со всеми до сих пор поддерживалась связь, но компания разбилась как бы на два фронта: Индиана задружился с Марком, а так как я и Марк были двумя полюсами, то общение со мной свелось чисто к деловой теме. Я знала, что он плотно общался с Марком, поэтому в некоторые аспекты своей жизни его не посвящала, не то, чтобы это была тайна, не хотелось ставить Николая в щекотливое положение.
   Марк пригласил к себе в штат Юльку, а та возьми и влюбись в Индиану, поэтому с Юлькой общались хоть и душевно, но редко, старательно избегая табуированных тем, потому как от родного мужа ей тяжело что-то скрывать. В перипетии моей жизни она была посвящена, но так как общались мы с ней редко вживую, то и животрепещущих подробностей она не знала, только в общих чертах.
   Олеся все же перешла главным модельером в Дом моды Марии Джусти, переехала сначала в Катанию, а последние полгода живет в Риме. Она основная признанная подруга Юльки. А еще Олеся находится в непонятных отношениях с Костей, и там даже великое чувство присутствует, но пожениться они все никак не решаются. Костя, естественно дружит с Николаем, но у него немного напряженные отношения с Марком. Все кроме Марка общаются со мной и чуть меньше с Василиной, Марк общается со всеми кроме меня и Василины. Понятно, что есть какие-то темы, которые мы не затрагиваем, сначала это напрягало всех жутко, включая меня, и, наверное, Марка, а потом как-то сгладилось.
   Индиану я видела в живую последний раз как раз на Сицилии, а с Юлькой пересеклись по весне в аэропорту, когда летели семейством в Париж, там она и познакомилась с Егором. Юлька постоянно повышается (курсы, семинары) и совершенствуется (человек свободно говорит на пяти языках), и сейчас управляющая целым отелем. А Николай мотается по Европе, копая, отрывая, реставрируя. Как им удается при этом совмещать счастливую семейную жизнь для меня загадка.
   К нашему столику мы подходили вдвоем, парни о чем-то оживленно разговаривала.
   - Ма-а-арк, - пропела я, - смотри я кого нашла.
   Тот оглянулся, усмехнулся, поднялся из-за стола, поприветствовать приятеля, а заодно и меня пропустил на место.
   - Ты мне почему не сказал? - тихо предъявила претензию, просачиваясь между ним и столиком на свой стул.
   Он на мгновенье наклонился ко мне и шепнул на ухо: 'Сюрприз'. А у меня от его горячего шепота мурашки активизировались.
   Столик, по итальянской традиции, маловат для русских. Мы втроем только-только помещались за ним, пришлось притянуть к себе еще один.
   - Николай, - представился Индиана, протягивая руку.
   - Егор.
   - А ты кто? - Николай человек исключительной воспитанности, но и прямота тоже исключительная. Либо он вообще не касается темы, либо сразу напрямки.
   - Член семьи вот этой особы, - взгляд в мою сторону.
   - Помню, Юля что-то рассказывала про Егора, - задумался Николай, - вроде как брат.
   - Точно. Погоди, - теперь задумался уже Егор, - а ты тот самый Николай, который Индиана? Археолог! - Егор хищно блеснул глазами.
   - Точно, - кивок в мою сторону, - благодаря вот этой особе.
   Ну все, они друг друга нашли. Мне даже заплохело от перспектив того, что может откопать эта троица, то, что они сойдутся сразу и надолго тут без сомнений. Егор себе все доступные места откусал, когда я рассказывала о наших Сицилийских находках. Нашел у кого-то катушку, и мы даже пару раз до снега успели съездить на поля, где раньше стояли деревеньки. Но наша Сибирь матушка - это не Сицилия, копать наобум не интересно.
   Парни осторожно присматривались друг к другу, симпатия возникла сразу, но археология штука опасная, тут нужна сто процентная уверенность друг в друге.
   Член семьи у меня не дурак, понимает, что с бухты барахты его никто дармовыми баранками баловать не будет - нужна рекомендация, характеристика и справка о здоровье. И все это можно получить у меня.
   - Я отойду, - Егор неторопливо поднимается и направляется в холл ресторана.
   Парни пару минут молчат, играя в переглядки друг с другом.
   - Василис, - обращается ко мне Николай, - а расскажи нам о Егоре.
   - Могила! - заверяю его, - даже не могила, а очень древнее захоронение, которое давно и не по разу подчистили, то есть молчать будет даже под пытками.
   - Даже тебе ничего не скажет? - усмехнулся Марк.
   - Я не пытаю своих членов... семьи... Но мне тоже не все рассказывает.
   Ребята снова устроили гляделки, наконец, Марк вынес вердикт.
   - Лишние пару рук не будут. Да и башковитый он.
   - А Костя со своими парнями когда смогут? - что-то в уме подсчитывал Николай.
   - Зачем? Тут-то мы и втроем справимся.
   - Ну что? - Егор объявился, - каков вердикт?
   - Одобрен, - хмыкнул Марк.
   - А что ты делаешь в начале октября? - задумался Николай.
   Родственник полез в еженедельник телефона за расписанием. Я в это время увидела Юльку, которая искала глазами мужа, увидев всю нашу большую компашку, удивилась и обрадовалась. Присела рядом с мужем, между приятельницей и мной, оказался Марк. Я Юльку пол года не видела, пообщаться толком по скайпу не получается, сильно большая разница во времени, а в прошлую живую встречу у нас было всего пол часа. К тому же приятельница сегодня странноватая: излишне задумчивая и не всегда адекватная в эмоциях. У моего любопытства тепряжа хватило минут на тридцать, потом пересадила Марка на свое место, а сама присела к Юльке, таким образом, образовалось два кружка по интересам: мужской, где были вынуты планшеты, согласовывалось расписание каждого члена мужского клуба; и наш девчачий.
   Ресторан потихоньку заполнялся, привезли туристическую группу, то ли на поздний обед, то ли на ранний ужин, шуму прибавилось, но нам, девочкам, это было на руку. Лично мне хотелось посекретничать, а общий шум создавал некую завесу, отгораживая нас от 'мужского клуба'.
   Юлька и вправду слегка подвисала: на вопросы отвечала с задержкой, иногда невпопад. Минут через двадцать мне надоело вытягивать из нее информацию чайными ложками.
   - Колись! - грозно сдвинула я брови, - что случилось?
   Юлька поджала губы, обдумывая ответ.
   - Я беременна, - шепотом довела до меня, еще и прикрыла рот рукой, как бы почесывая нос.
   У нас с ней разговоров было переговорено на подобную тему много, потому я была уверена в своих следующих словах.
   - Поздравляю! - сделала большие глаза и одними губами без звука прокричала я, - только я не поняла чего ты в нейтралке зависла? Николай знает?
   - Я сама два часа назад только узнала, - пожала удивленно плечами.
   - Понятно, - сочувственно поджала губы, - это просто шок, скоро пройдет.
   - Как скоро?
   - У тебя впереди еще восемь-девять месяцев, чтобы привыкнуть к этой мысли.
   - Просто как-то не вовремя.
   - Э-э-э-э, дорогая, - развеселилась я, - известие, что станешь матерью, очень редко когда бывает вовремя и к месту.
   - У меня курсы через два месяца, а еще после нового года, и весной.
   - Ты все успеешь, и на курсы сходить, и родить.
   - Ой, мамочкииии, - пропищала она и начала массировать себе виски, наконец, приходя в себя, - у вас-то как?
   - Мое первое место и зрители! - похвасталась я.
   - Да ты что?! Лиса, - заверещала приятельница, - поздравляю, - засияла глазами и принялась меня тискать, - но, вообще-то, я про тебя и Марка спрашивала.
   - Все нормально у нас, - опешила я, - дружеский нейтралитет. Нашу группу художников заселили в его гостиницу.
   - То есть? Вы случайно встретились? - и столько осуждения в глазах.
   Я потыкала вилкой в салатик, подняла взгляд от тарелки на Юльку, с толикой укора, не принимая чужое осуждение. Приятельница маялась, так как на эту тему мы тоже говорили, и в последний раз, когда она была затронута, чуть не разругались.
   - Ты ему не сказала, - утвердилась она в своих самых черных подозрениях, - я не понимаю тебя, я просто не могу тебя понять, - шепотом ругалась на меня, краем глаза косясь на мужскую половину. - Это просто не порядочно.
   - Да, я сволочь, - охолонула ее, - но сейчас я вообще не вижу смысла нам о чем-то разговаривать с ним.
   - А когда? - повысила голос, и тут же втянула голову в плечи, стрельнув глазами на 'мужской клуб', но те были увлечены своими пацанскими темами.
   - Юль, что было, то прошло.
   - Да, а...
   - Он жениться через три месяца, - прервала ее тираду о морали.
   - Кто? - чуть не шарахнулась от меня.
   - Марк, - оповестила ее и тут же 'прикусила язык'.
   Если уж Юлька не знает, а она жена его достаточно близкого приятеля, то... Язык мой - враг мой.
   - Да ну... - жена близкого приятеля выглядела даже не ошарашенной, а шокированной, - Марк? Да быть такого не может, тем более через три месяца.
   - Юль, я случайно услышала, - похлопала себя по губам, - слушай, может это тайна за семью печатями, пожалуйста, не говори ни кому, а? Захочет, сам скажет.
   - Лиса, подожди, - шок все еще не хотел отпускать беременную женщину, - ты может что-то напутала?
   - Он сам говорил, что у него свадьба через три месяца?
   - Тебе говорил?
   - Нет отцу, просто в разговоре.
   - А на ком?
   - Э-э-э... - я напрягла память, - Милена, а может Милана.
   Юлька посмотрела на меня снисходительно и усмехнулась.
   - Быть такого не может, - уверенно заявила она, - они встречаются-то всего год и даже не живут вместе, она младше Марка года на три-четыре, какая может быть свадьба? Ты сама подумай.
   - Ну не знаю, - развела я руками, - ладно, проехали.
   - Единственное, если она залетела, - в раздумье перебила приятельниц.
   - Ну да-а-а, - согласилась с ней, - для Марка это веская причина.
   И Юлька впилась в меня глазами. Я отгородилась от ее воинственного взгляда ладонями, разведя их в стороны, словно отсекая ее намеки.
   - Я не буду туда вмешиваться, - мой ответ был категоричен, - наши отношения в прошлом. Все. Баста.
   - Лиса, ты не права, - уж в чем, в чем, а упертости Юльки не занимать, - ты сделала выбор за вас двоих.
   - Ю-ю-юль, это было пять лет назад, - перепиралась я с ней шепотом, - уже все перегорело, устаканилось и выстроилось заново у каждого по отдельности. Марк у нас исключительной порядочности, ты же сама представляешь, что из этого может выйти?
   - Ты не права, - шипела на меня приятельница.
   - Так! - забодал меня уже этот бессмысленный разговор, - давай мы с ним сами как-нибудь разберемся, - бросила быстрый взгляд на мужскую половину, там началось какое-то шевеление.
   - Только разбираешься с вашими отношениями ты в одиночку, не спрашивая у него.
   - Я тебя сейчас стукну, - пообещала грозно я, - не смотря на твою беременность и неустойчивый гормональный фон.
   Юлька обиженно запыхтела и начала активно жевать лист салата.
   - Юль, тебе нельзя нервничать, - сразу же начала мириться я, - переключайся на позитивные мысли.
   Челюсти беременной женщины активно перемалывали витамины в зеленом салате. Парни убрали свои телефоны, планшетники и притихли, озабоченно уйдя каждый в свои мысли.
   Шум в ресторане нарастал, время ужина (это мы так засиделись), а за нашим столиком тишина.
   - Ну и до чего додумались? - решилась я прервать минуту молчания.
   - Наши когда приезжают? - спросил меня Егор.
   - Аккурат через три недели.
   - Лиса, давай я попозже к вам присоединюсь.
   - Ты главное присоединись, а когда - это уже ни так важно, - успокоила я родственника.
   - Василис, - это уже Марк, - ты чем так раздражила Юльку?
   - Она сама дражилась, без повода.
   Предмет обсуждения злобно запихала еще один зеленый лист в рот и стрельнула на меня глазами. Уй, девушка еще только начала беременеть, а уже драконится.
   - Я вообще-то голодная, - выдала Юлька с претензией, дожевывая остатки салата, а претензии и Юлька - это две полярности, значит точно гормоны.
   Заказали голодной женщине мяса, мне чая со сладким, а потом парни принялись рассказывать Николаю, как они по весне вдвоем раскапывали древности в какой-то очередной заброшенной высокогорной деревушке. А так как лет двести, если не больше, там никто не живет, дороги, естественно нет, и даже козы туда не ходят, потому как козы не дураки. Но Марк где-то откопал древнюю легенду, где говорилось, что эпидемия чумы выкосила весь город (тогда это место считалось городом вполне процветающим). Кто-то пытался спастись, но жители нижнего города (он был гораздо меньше, и жители двух городов не ладили друг с другом) обвалили дорогу, чтобы зараза не постигла их дома. И про верхний город решили забыть на какое-то время, установив негласный карантин. А никто и не говорил, что итальянцы славятся своей взоимовыручкой. А через пару лет кара небесная постигла нижний город: стояло сухое жаркое лето и люди ждали дождей, как манны небесной, но долгожданная осенняя гроза жестоко обошлась с ними. Первая же молния попала в сухой кипарис, тот загорелся и упал на дом. Начался пожар, который спалил деревню. Оставшиеся в живых разбрелись кто куда. И вот один церковник, спустя несколько лет, поведал бумаге эту печальную историю, вспоминая о былом величии верхнего города, подробно описывая это самое величие.
   Собственно за подтверждением этого величия и отправились два приятеля. День только добирались по отвесным стенам, таща на себе все оборудование. Небольшое отступление - в Европе археологическая зона везде, в Италии же особенно, а если где-то ее нет, то это просто плохо искали. Следовательно, желающих обогатиться за счет археологического ресурса, больше, чем археологических находок. Каждый уважающий себя итальянец считает себя наследником исторических находок. Да есть закон, карающий за контрабанду этих самых находок, но контрабанда была, есть и будет. Ну так вот, Марк с Николаем в этом смысле принципиальные законники, обогащаться за счет науки они считают ниже собственного достоинства, а потому любая их вылазка подкреплена документально, то есть со стороны закона бояться нечего, а вот конкуренты, которые вне закона, могут здорово навредить. Все-таки деньги там крутятся нешуточные. Поэтому парни предпочитают все делать шепотом: маленькие экспедиции только с проверенными людьми. Процент, выплачиваемый государством за находки, окупает, конечно, все, но это, когда уже все находки сданы.
   Поэтому наши герои и обходились своими силами, заползли, затащили провиант и оборудование, и приступили к разведке. Город действительно большой, но заросший и порушенный самой природой, за те столетия, что он пустовал, ветер, дожди, снега и деревья в два обхвата успели почувствовать себя там хозяевами. Но! Город после чумы не грабили ни разу! То есть там сохранился весь быт, все церковные реликвии. Восстанавливать город, естественно никто не будет, как бы кощунственно это не звучало. Таких городов-призраков по Италии полно, но вот вывезти оттуда все ценное необходимо.
   Наши рыцари археологии ошалели от такой находки, естественно вдвоем это нереально все провернуть, поэтому пришлось то, что лежало сверху хватать и спускаться вниз за подкреплением. Дальше уже Индиана без Марка корпел все лето в этом городе, руководя студентами своего университета, пока те извлекали из слоев времени ценные находки. За последние десять лет - это самая большая сенсация в мире археологии.
   Я все это уже слышала от Юльки, а вот Егор слушал и жутко завидовал. Расходились поздно, проговорив часов до двух ночи. Вспомнили нашу общую первую экспедицию. Потом Юлька рассказывала, как они с Олесей ездили отдыхать.
   Первой не выдержала я, все же разница во времени еще чувствовалась, да и день был напряженный. С зевотой уже просто не могла справляться, надо мной сжалились и потопали в гостиницу. В нашей гостинице не оказалось свободного номера для Николая и Юльки (конгресс и две выставки), решено дойти до Марковской гостиницы, по пути попадется, как минимум два отеля, попытать счастья там. Но я, попрев все правила приличия, извинилась и потопала спать к себе в номер, иначе засну на ходу. И только я после водных процедур залезла под покрывало, расслабилась и начала просматривать первый сон, как меня грубо прервали.
   - Лиса, подъем, - трепыхал меня Егор.
   - Егорушка, лишу чего-нибудь интересного, - пробормотала я угрозу.
   - Лиса, у нас проблема, - трепыхания продолжаются.
   Глаза отказываются открываться, но мозг фиксирует информацию.
   - М-м-м, - поддерживаю разговор.
   - Просыпайся, одевайся и шуруй в номер к Марку.
   Мозг моментально дает команду всему организму на экстренное пробуждение, и тело подскакивает на кровати. Слов нет, потому, молча, уставилась на родственника и тут начинаю замечать, что остальные члены нашего застолья разместились в нашем номере и все с усмешкой взирают на меня.
   - Вам чего не спиться? - недовольная задаю вопрос.
   - Номеров в ближайших гостиницах нет, - доводит до меня короткими предложениями Егор, - Юле и Николаю ночевать негде.
   Соображаю я все еще туго и сути проблемы не понимаю.
   - Поэтому вы с Юлькой перебираетесь в номер Марка, а мы втроем ночуем тут.
   Это, наверное, логично. Потому как у нас большая кровать и диван, а у Марка, видимо, двухместный номер. Но сдается мне, что парням, просто жутко хочется договорить все недоговоренное, обсудить все недообсужинное. Но спорить я сейчас не настроена, потому вытаскиваю себя из уютной постели, собираюсь, и мы топаем в гостиницу Марка, с нами эскорт из трех разговорчивых археологов.
   Ночная прохлада проснуться не помогает, организм настойчиво требует привычную дозу отдыха, мозг пеняет мне на возраст и состояние здоровья, поэтому я, как только попала в номер, сразу направилась к кровати.
   - Марк, - окликнула я хозяина кровати, который собирал умывальные принадлежности в сумку, - ты на какой стороне кровати предпочитаешь спать?
   Он оторвался от своего занятия и недоуменно уставился на меня, Егор хмыкнул.
   - Мне без разницы, главное, чтобы комфортно. На этой кровати я пока не спал.
   - Значит и мне без разницы, - пробурчала я, и забралась под одеяло, невзирая на толпящихся зрителей. Спать хочу.
   Утро. Утро в Италии приятно в любом качестве. Даже если это Милан и окна выходят на шумную улицу. Европейский город просыпается иначе, чем сибирский. Вот отзвонили колокола - где-то рядом церковь, а вот зеленщик на фургончике привез овощей и неторопливо, что-то мурлыча себе под нос, устанавливают деревянный прилавок в тесном закутке два на два метра. А вот запахло свежим хлебом, и лязгают железные столетние роль-ставни - открывается кафешка, скоро потянет запахом кофе. Звуки, запахи тут более острые, звонкие, они отскакивают от мостовых, стен домов, пробуждая город, настраивая его на новый день.
   В первый момент я не сразу поняла, где проснулась, увидев спящую и улыбающуюся во сне Юльку на соседней подушке, удивилась, а потом начала припоминать, почему мы оказались в одной постели. Надо разбудить приятельницу и узнать до чего договорились. Все вещи остались в моем номере, хотелось залезть под душ, привести голову в порядок после вчерашней прически, а для этого мне нужна моя сумка. Но Юлька так сладко спала, что совесть не позволила будить, все равно скоро проснется сама, в Европе люди рано просыпаются. Не заметила, как снова уснула.
   Проснувшаяся соседка по кровати ввела меня в курс последних событий по часам. Около пол четвертого - четырех меня перебазировали в этот номер, а парни так перевозбудились громадьем новых планов, что хотели еще пообщаться, потому уснули они, наверное, только с рассветом.
   Время десять, пора будиться, приводиться в порядок и пускаться на новые подвиги. Мне надо заехать в офисную часть выставочного центра, сверка займет часа два-три, а потом мы с Егором планировали погулять по городу, самолет у него вечером, сначала меня посадит на поезд, потом сам доберется до аэропорта. Но с нашими посиделками и поздним пробуждением успеть бы до сиесты управиться с бумагами по ярмарке.
   Юльке с утра вздумалось похандрить и покапризничать, что ей вообще не свойственно, пришлось по умолчанию списать все на ее новое состояние. Свое настроение я решила поднять душем, а для этого нужно пробраться в свой номер, оставив Юльку плескаться в ванной комнате Марка, я побрела к своей гостинице.
   Спасибо, что ключ при мне, стучать бесполезно, все спят. Я, не особо, тихорясь, пошуршала в сумке, извлекая необходимые вещи, стукнула пару раз дверцами шкафа, доставая сегодняшний гардероб - спят, по-молодецки спят. Какое счастье, что нас догадались вместе с Юлькой положить - храп богатырский.
   Поплескалась в душе, не торопясь, привела себя в порядок, пошумела феном. Выхожу - спят. Хм. Можно пойти позавтракать и отправиться по документы, но договорились же с Егором. И решилась.
   - Егоооор, - громко и тряско потрясла за плечо родственника.
   Спят. Знаю из прошлых опытов, если Егорушка спит меньше трех часов, добудиться его не реально, организм в глубоком наплевательском каматозе. Его можно складывать, заворачивать в узел, транспортировать - он не проснется, словно под наркозом. Значит, уснули и правда недавно. Ладно, созвонимся. Подхватила большую сумку и ушла.
   В офисе меня задержали дольше, чем я рассчитывала, моей Анны не было, потому вместо максимальных двух часов процедура растянулась на все три. Звонок Егора меня застал, когда я выходила, груженая зарезервированными украшениями из здания выставочного центра, злая от 'быстроты' итальянских служащих, уставшая от ожидания компетентных лиц, голодная, вообщем не в лучшем расположении духа.
   Родственник уведомил меня, что ему срочно нужно возвращаться, он уже и билеты успел поменять, но пообедать со мной успевает. Я савраской несусь до ресторана, который рядом с нашей гостиницей. Неторопливо обедаем в узком семейном кругу, успеваем еще и по скайпу с родственниками пообщаться, Юлька с Николаем уже уехали, Марк где-то в городе еще.
   Потом сижу в номере, как пришитая и наблюдаю за сборами Егора, не хватило мне нашего с ним общения, мало, буду опять скучать. Мой поезд только в семь вечера, но билеты не покупала еще, провожу Егора, потом спокойно сама соберусь.
   Стучат в дверь, Егор открывает, на пороге Марк.
   - Уже собрался? - спрашивает он братца, и проходит к дивану, где стоит сумка, оказывается это его сумка. Замечает меня, - привет, Василиса.
   - И вам не хворать, Марк Алексеевич, - я не в духе, не хочу, чтобы Егор уезжал.
   Марк бросает удивленный взгляд на меня.
   - Я сытая, - отвечаю на незаданный вопрос.
   Усмехается.
   Прощаюсь с Егором, едва не пустив слезу, какая-то я сегодня разнюня.
   - Ну все, не хныч, - прижимает меня к себе братец, - увидимся в Сорренто.
   - Киношная фраза, - хмыкаю я.
   Когда за родственником закрывается дверь, начинаю собираться, гулять по городу резко расхотелось, но до моего поезда еще три часа.
   - Ты решила как добираешься до гостиницы? - Марк обнаружился.
   - Поездом, - пожимаю плечами, как будто еще варианты есть.
   - Ну поехали.
   - Я думала вечером, - мозг не может быстро перестроиться с печального расставания на действия, я еще себя не до конца пожалела.
   - Будет проходящий через сорок минут, мы успеем.
   А и действительно, чего ждать? Засветло буду в гостинице.
   - Ладно, мне десять минут надо.
   Энергия во мне еще не бурлит, но уже булькает, набирая силу. Несемся, как на пожар, на вокзал, Марк быстро покупает билеты в автомате, потом опять несемся на указанный путь, впрыгиваем в последний момент в вагон, добираемся до своих мест и без сил падаем в кресла. Уж мне-то точно нужен передых.
  - Ты преследовал какую-то определенную цель? - предъявила претензию Марку, когда смогла отдышаться, - почему нам надо было успеть именно на этот поезд? Через час будет еще один.
  - Захотелось, - искренне улыбнулся он, - ты сидела кислая, вот я и решил взбодрить.
  - Взбодрилась, - заверила я, - а теперь, пожалуй, подремлю.
  Мой ночной недосып, длительная пробежка - организм требовал подзарядиться по средством отдыха.
  - До Болоньи успеешь выспаться, а там у нас пятнадцать минут на пересадку.
  - Потом, - пробормотала я, - все расскажешь потом, - подкладывая себе под щеку надутую походную подушку, и успела порадоваться, что еду вдвоем с Марком, можно полноценно отключиться, а не просыпаться каждые десять минут, проверяя наличие сумки и куртки.
  Итальянцы те еще жулики, меня, правда, ни разу не обворовывали, но народ постоянно о подобных неприятностях рассказывает. Из сладкой дремы выдернул телефонный звонок, сначала не сообразила, что это мой телефон звонит. Пока нашла сумку, достала телефон - звонок отрубился, хотела было сунуть его обратно, но аппарат снова ожил. Незнакомый номер, который пытается до меня дозвониться восьмой раз - крепко же я спала.
  - Василиса! - полу визг полу вопль немного стряхнул с меня желание еще поспать.
  - Я.
  - Это Лариса, мы потеряли Тамерлана!
  Кто такая Лариса сообразила не сразу, логика подсказала, что если Тамерлан потерялся, то волноваться на этот счет может только гид. Наши члены тоже поволнуются, но не так экспрессивно.
  - Где Вы его потеряли и когда? - мозг неповоротливо, лениво начал все же просыпаться.
  - В Сиене, а когда не знаю. Пообедали в городе и пошли на экскурсию, когда садились в автобус, я его вроде видела, но могла ошибиться. На заднем сидении его пиджак с сумкой, я могла его...
  - Я поняла, - перебила я панику экскурсовода, - что говорит группа, когда его видели в последний раз?
  - Обедали все вместе...
  - С кем он сидел?
  - С Эдуардом и Любой.
  - Дайте трубку Эдуарду.
  Эдуард поведал, что было выпито два литра вина на троих, считаем на двоих, Любушка вряд ли пойдет на равных с мужчинами. И потом все побрели за Ларисой обсматривать достопримечательности. Зеленых парков и сквериков в Сиене нет, значит, отсыпается наш потеряшка где-то в церквухе. Час-полтора экскурсия, час они в дороге. Часа два-три Тамерлану хватит, чтобы проспаться, значит сейчас он где-то бродит по Сиене в поисках своей группы.
  - Лариса, езжайте по своей программе, я постараюсь его найти.
  - Василиса, я даже не знаю где его искать, - не слышала она меня, - вчера во Флоренции мы его сразу нашли, и потом я его уже не отпускала от себя, а сегодня как-то не подумала, - оправдывалась она.
  - Лариса! Везите группу дальше по маршруту, Тамерланом я займусь, - и отключила вызов.
  То, что Тамерлан не пропадет - в этом даже сомнений не было, но если он выберется из Сиены, то его поиски могут значительно затянуться, значит мне надо как можно скорее туда попасть. Можно в Болонье пересесть на поезд до Сиены.
  - Ма-а-арк, - вынырнула я из раздумий, - ты мою сумку с собой захватишь?
  Таскаться по Сиене с тяжелой объемной сумкой - я буду уставшая и злая уже через час, и вот тогда Тамерлану точно не поздоровится.
  - Где он потерялся?
  - В Сиене, - а сама копаюсь в расписании поездов на Сиену.
  - Тогда разумнее доехать до гостиницы, взять машину и на ней ехать до Сиены. Ты как будешь с вокзала добираться до города и обратно с Тамерланом?
  Марк прав, но я опасаюсь, что мой потеряшка усядется в любой туристический автобус и мы его потом будем искать по всей стране. Если ехать за машиной, то времени потеряю час, зато без проблем доберемся домой, а если в Сиене его не найду, то на машине все же проще, мобильнее.
  - Василис, - позвал Марк, - не дергайся, найдется он.
  Я все же еще не до конца проснулась, потому как подвисаю в легком каматозе.
  В Болонье железнодорожный вокзал отличается тем, что он большой, бестолково устроенный, так еще и поезда, по сложившейся за несколько десятков лет традиции, имеют обыкновение пребывать на соседний путь - и это в лучшем случае. А в худшем, нужно через два переходника бежать. Причем, как встречающие, так и убывающие узнают об этом за пять минут до прибытия или отправления. Вообщем, жуть, а не вокзал.
  Естественно наш поезд прибыл на другой путь, хотя на табло, высветившееся на телефоне Марк, стоит шестой. Мы уже, как те гончие, на низком старте, рванули было к переходнику, когда на соседнем пути увидели наш флорентийский поезд. Вот это повезло!
  Ошалевшие от радости, забились на свои места.
  - Василис, - минут через двадцать, когда оба успокоились, позвал меня Марк, - а как у Василины дела?
  - Вроде хорошо, - удивилась я.
  - С мужем помирилась?
  - Да, все нормально. Развелись они.
  - В смысле? Для тебя нормально то, что развелись? - неприятно удивился он.
  - Оно, конечно, не нормально, но уж лучше развестись, чем терпеть друг друга рядом и трепать друг дружке нервы своим присутствием.
  Васька на официальный развод решилась далеко не сразу, после возвращения с Сицилии где-то через год ее терпелка закончилась и она заполнила документы на развод, а потом еще полтора года не могла смириться со статусом 'разведенки'. Вообщем, любит наша Василина себя помучить. Муж, который бывший, это чувствует, и всячески способствует этому до сих пор. Может, если бы она ни так остро реагировала на его появление и отсутствие в своей жизни, он бы сам отвалился. А так, вроде и нет уже никаких отношений, даже официальных, а нет-нет, да и вспомнит его подруга не добрым словом.
  - А вообще как она? - интересовался Марк.
  - Ты, знаешь, за последний год сильно поменялась. Более ответственная что ли стала в своей жизни... уволилась с работы... сама ищет себе заработок. С месяц назад предложили место редактора в нашем местном журнале. Администрация вышла на нее с предложением написать цикл статей к юбилею города.
  - А с личной жизнью как?
  - Вроде кто-то есть, но так... ничего серьезного.
  А потом Марк долго общался с кем-то по телефону, а я читала книжку. На станции нашего городка были еще засветло. Это ни то чтобы станция, так... пристаночек - поезда останавливаются раз пять в день на одну-две минуты. А от станции минут тридцать-сорок пешочком, так как городок у нас маленький, то из общественного транспорта только два автобуса, которые мигрируют по соседним городкам.
  Пока я пыталась сориентироваться в какой стороне гостиница и можно ли как-то срезать путь, Марк с моей и своей сумкой направился к небольшому скверику, а за этим сквериком, о чудо! нас ждала его машина. Узнала я ее сразу, даже номер тот же, что пять лет назад.
  - А ты, я вижу, постоянен в своих пристрастиях, - язык мой - враг мой.
  - А я, знаешь ли, вообще однолюб, - неожиданная претензия в голосе и холодный взгляд, - садись в машину.
  Пока сгружает в багажник сумки, я забираюсь внутрь. Салон такой же и даже запах в машине (какая-то смесь трав: базилик, душица) тот же, и именно этот запах пытается вернуть меня на бешеной скорости на пять лет назад. Все же ассоциация, завязанная на обонянии самая мощная вещь из воспоминаний. Я сопротивляюсь, не хочу возвращаться. У меня всегда так... Попадаешь куда-нибудь в первый раз (место, компания людей...) и все волшебно, я умею ловить моменты волшебства. Проводишь замечательно время, возвращаешься домой с целым букетом положительных эмоций. И вот, к примеру, через год, едешь в то же самое место, либо встречаешься с теми же людьми, а волшебства-то и нет. И тут постигает разочарование, ты же приехала за эмоциями, чувствами, которые тут витали, а их нет, потому что ты другая: с другим настроением приехала, с другими мыслями. И ты, вроде разумный человек, и все это понимаешь, но вернуться в сказку так хотелось.
  Вот и сейчас, сидя в машине у Марка, я понимаю, что возврата в сказку пятилетней давности быть не может, будет только больнее, поэтому стараюсь изо всех сил обезопасить себя, свою душу от предстоящего разочарования. Открываю окно, чтобы выветрился запах пятилетней давности и мысли перенаправляю на то, что мне предстоит сделать в ближайшее время. И у меня это даже получается, потому как через десять минут, когда подъезжаем к гостинице, у меня есть четкий план, как найти Тамерлана.
  - Марк, спасибо огромное, - быстро благодарю его, - увидимся.
  Выскакиваю из машины, несусь до номера, скидываю сумку, быстро запихиваю в сейф выкупленные украшения. Воровства в гостинице вроде нет, но лучше перестраховаться. Перекладываю документа, деньги и телефон в маленькую сумку, туда же бутылку воды и яблоко - поужинать может и не получится. Хватаю легкий жакет и летний шарфик и выскакиваю из номера. На выходе из гостиницы меня перехватывает Марк.
  - Давай ключи от машины, - на ходу протягивает мне руку.
  Я останавливаюсь, в недоумении разводя руками, в одной из них ключи, в другой телефон.
  - Поехали, - торопит меня, - сама же говорила времени в обрез.
  - Ты со мной что ли? - я не то чтобы непонятливая, но разговора об этом не было.
  - Скорее, мы вместе, - поправляет он.
  Ладно, сейчас не до споров. С Марком, как ни крути, быстрее Тамерлана найдем.
  С последними лучами солнца подъезжаем к Сиене, останавливаемся на той парковке, где стоял автобус с моими членами. По логике, даже Тамерлановской, потеряшка должен выйти именно сюда - место встречи не меняется - там, где высадили, там и забрать должны.
  На парковке Тамерлана нет, а я так надеялась на легкое разрешение проблемы. Ну ладно, Сиена - это мой любимый город Тосканы, хотя нет, Флоренцию я люблю больше. Сиена - один из любимых, потому побывать тут я завсегда и с радостью.
  - Ну что? - спросила Марка, когда дошли до первой развилки улиц, - разделимся?
  - Чтобы потом еще и тебя искать? - саркастично усмехнулся.
  - Слушай, я не знаю, зачем пугают туристов байками о том, что в Сиене заблудиться можно сразу же, как только переступил городскую черту... - отмахнулась от его шуточки, - я раза три пыталась это сделать - бесполезно! Не возможно в Сиене заблудиться!
  - Это ты так думаешь. У нас туристические группы частенько останавливаются, и гиды жалуются, что в Сиене туристы теряются чаще всего.
  - Ну не знаааююю, может у меня талант в этой сфере отсутствует напрочь.
  
  Сиена очень красивый городок, хранящий в себе много легенд, загадок, неувязок по исторической и архитектурной линиям. Подобных городков много в Италии, но вот Сиена завоевала меня своей уютностью что ли и непосредственностью. Вот представьте, есть у вас любимая вещь: шляпка, сумочка. У меня имеется такой винтажный шарфик - палантин, которому тьма лет (Года подарила мне его на окончание школы), вещь натуральная и добротно сделанная, плюс расцветка классическая (индийские огурцы в бордово-коньячных тонах). И вот этот палантин у меня всегда с собой - уютный и на все времена в моде. Так и Сиена, уютность придает ей внешний вид добротного городка, а непосредственность - это, конечно жители с их семнадцатью контрадами, палио.
  Ладно, зарекалась, что не буду 'путеводить' вас по городам Тосканы, про нее и так много написано и снято, но про душу города все же хочется рассказать.
  Сиена - городок не большой (население всего около 60.000 человек), поделен на семнадцать контрад, по-нашему это кварталы или районы. Откуда тут аж семнадцать районов? Но вот в XIII веке их было около шестидесяти, но тогда Сиена была гораздо могущественнее Флоренции, надо полагать, что и территорию она занимала поболее. Но так или иначе с 1675 года число не меняется - есть семнадцать контрад и каждая контрада не просто фитюлька на бумаге. Каждая контрада является административно-территориальной единицей и официально считается юридическим лицом. У каждой контрады есть свой устав, выборные органы управления, свой флаг, герб, святой покровитель и своя церковь, находящаяся на ее территории. Бюрократии воз и маленькая тележка. Но жители города очень серьезно относятся ко всему этому.
  В Италии, естественно, много праздников. К общепризнанным итальянским праздникам прибавляются еще праздники городские и естественно праздники, которые празднует каждая контрада индивидуально, в смысле праздник индивидуальный у района (к примеру, день покровителя контрады), но празднуют-то его все.
  У рядового самого обычного итальянца самых главных праздников в году два: Рождество и Пасха, к ним заранее готовятся, настраиваются, отмечают и живут в ожидании следующего праздника. Так вот сиенцам в этом плане повезло в два раза больше - у них есть... та-та-дааам... палио, по-нашему скачки.
  В скачках участвует, прежде всего, лошадь. У каждой контрады имеется свой законный представитель этого парнокопытного племени, конечно, есть и наездник, но это уже не суть, как важно. Готовятся к скачкам круглый год, готовится лошадь, готовится наездник, готовится вся контрада. Помним, что районов семнадцать, а лошадей в забеге выставляется всего десять: семь штук, которые не принимали участия в забеге год назад, плюс три тянут жребий. Тут все очень серьезно, жребий тянется в официальной обстановке, с участием всех глав контрад (семнадцать штук) и главы города. По окончании этой процедуры торжественно вывешиваются флаги вытянувших счастливый жребий, чтобы жители города знали счастливчиков в лицо.
  Итальянцы потрясающий народ, смотрите, что они придумали: есть семь контрад, которые знают, что их участие обязательно и целенаправленно весь год готовятся: тренируют лошадь, настраивают себя, друг друга.
  А есть еще десять районов, которые не понятно будут или нет участвовать, выберут-то всего трех из десяти. И то ли, чтобы оставшимся семи не обидно было, то ли, чтобы не расслаблялись, то ли просто для поддержания ажиотажа, жребий на три вакантных места тянется за месяц до скачек.
  Я пару лет назад неожиданно для себя попала на палио. У Марии какая-то из родственниц уезжала на две недели отдыхать и попросила ее два раза в неделю покормить кошку, которая оставалась без хозяйки в Сиене. И мы с Марией решили совместить приятное с обязательным: приехать вечерком, пофотографировать ночную Сиену - она с желтой подсветочкой изумительно смотрится, и на следующий день уехать до обеда.
  Вечером мы не смогли запарковаться у ворот города, машин очень много, но мы не придали этому значения, доехали до вторых ворот и сунулись в освободившуюся щель. Нас это насторожило, но не сильно, а вот когда мы дошли до Кампо (Piazza del Campo), то пришло осознание, что мы попали. По периметру всей площади стояли трибуны, центр огорожен забором, а кольцо вокруг него утрамбовано грунтом.
  - Полио! - восторженное Мариино и обреченное мое.
  Мы влипли. Машину, в лучшем случае, нам удастся выколупать с парковки завтра к вечеру, часть туристов разъедутся после обеда, а вот родственники контрадчиков будут праздновать до утра.
  Квартира родственницы с котом располагалась на узкой боковой улочке, если по пояс высунуться, то видна Кампо и достаточно хороший обзор, так как наше окно первое на углу.
  Народ начал занимать места чуть ли не с рассветом, все окна и балконы, выходящие на Кампо, обвешаны жаждущими получить свою дозу адреналина. У сиенцев сегодня праздник - все нарядно одетые, и, не смотря на жару, духоту, мужчины в рубашках с длинным рукавом и пиджаках.
  На улицу выходить ни я, ни Мария не рискуем, на нашей улочке живая река из радостно-возбужденных тел. Наконец, из потаенного местечка каждой контрады выводится Лошадь, без украшений, без седла. Украшает ее наездник, по нашей улице он гордо восседает в широком костюме девчачье розового цвета с ярко желтыми лампасами. Я на мгновение теряю дар речи от подобного сочетания цветов, кроя костюма и абсурдности образа будущего победителя. Не-не-не, я не привереда, но когда мужик одет в розовую пижаму, то почему-то на героя он в моих глазах не тянет, но кроме меня это никого не смущает. Все радуются и подбадривают. Подбадривают, видимо давно, потому как лошадь уже очень нервничает и периодически шарахается из стороны в сторону.
  Вижу, что с соседней улицы выходят флагоносцы, не, не флагоносцы. Это у нас солидно, чеканя шаг, с неприступным видом носят флаги, а тут мальчики в сине-голубых облегающих трикошках, коротких плащах и машут они этими флагами очень резво. Останавливаются. Барабанная дробь, ох ты ж еще и барабанщики есть. Мальчики в трико начинают задорно то ли бороться, то ли танцевать с флажками - как никого не покалечили на узкой улице - не понятно. Но красиво, театрально, зрелищно.
  Пока собрался народ, лошадки, группа поддержки, административные чины прошло очень много времени, я успела два раза позавтракать. Наконец, выгнали лошадей на старт, лошадки уже нервные, перевозбужденные, на месте всего пару участников стоит, остальные мигрируют нервной рысью с подскоком.
  Мужики в пижамах веселой расцветки без седел, но с кнутами и в касках. Еще минут тридцать парнокопытных маринуются на старте. Я, как пришитая торчу у окна, потому как, по моим ощущениям, уже вот-вот должно все действо начаться.
  Наконец, все выстраиваются в ряд, раздается слабый хлопок, тонущий в громе голосов, визга, писка, свиста и лошади понеслись. Мама мия.
  Вы видели ту Кампо, в смысле площадь? Она в половину футбольного поля, ну хорошо, пусть будет целое футбольное поле, но маленькое. Снаружи, где раньше были столики ресторанчиков, сейчас трибуны, в центре - огороженная толпа беснующего народа, что оттуда видно не понятно, но народ беснуется. И лошадки, на полной дури, скачут по узкому коридору (не больше десяти метров), везя на себе украшение в пижаме без седла. На втором круге, на крутом повороте заваливается какая-то лошадь, и, кажется, подминает под себя свое украшение. 'А-а-а-а', - ору я в испуге, но нет, всадник успел отскочить. 'А-а-а-а'. Но он попадает под копыта следующей лошади, откуда-то выскакивают парамедики, и очень быстро, бегом, уносят парня в пижаме, чтобы не мешать лошадям на втором круге.
  Пока я приходила в себя после первого шока, замечаю еще двух лошадей без наездника. У меня все внутри сворачивается в тугой узел от ужаса.
  - А-а-а-а-а, - орет рядом Мария, но от восторга, покалеченных седоков она даже не заметила.
  Лидер закрепился с самого начала и вот до финиша остается всего несколько метров, когда он почему-то соскальзывает с лошади, путается у нее в ногах. Валится лошадь. Следующий конь за ними, потерявший своего наездника еще на первом круге, перескакивает, каким-то чудом через них и пересекает финиш, продолжая дальше нестись. А народ уже соскочил с трибун и несется поздравлять обезумевшую лошадь. Мама мия, сейчас она всех затопчет.
  Трибуны сметаются, народ беснуется, я перевожу взгляд на ложе для особо почитаемых гостей. Там великие мужи такие величественно-почтенные во время церемонии открытия, сейчас братаются друг с другом, обнимаются, целуются. Какой-то парень в белоснежной рубашке и темно-синем костюме ухватился руками за перила, прыгает на одном месте и что-то орет - сильно напоминает шимпанзе в радости.
  Живая лестница из людей ползет, как муравьи за флагом победителей, что-то орут и отпихивают друг друга, кто-то срывается вниз.
  Меня колотит крупной дрожью. Иду на кухню и пытаюсь успокоиться. Мария в это время, по-прежнему что-то восторженно орет, высунувшись по пояс из окна. Ставлю стакан под питьевой кран и наливаю холодной воды, но донести его до рта не могу, руки ходят ходуном. Моя русская нутрянка в шоке. Как? Как можно от этого получать удовольствие? Все должно быть, эстетично, красиво, безопасно. А что эстетичного в смерти? Жуть!
  Но это все лирика. Заезд длился... Внимание! Минуту и тринадцать секунд, лошади пробежали всего три круга. Четыре лошади пришло без наездников, одна из них заняла призовое место. Что стало с упавшими парнями в веселеньких костюмчиках, я не стала уточнять, решив оградить себя от дополнительных переживаний.
  Палио, на мой взгляд, яркий пример того, как итальянцы умеют придумывать себе развлечение (минута и тринадцать секунд) и поддерживать его столетиями, причем общее сумасшествие и азарт передается во-первых, на генном уровне, и уж точно с молоком матери. И заметьте, итальянцам и повод сильно не нужно выдумывать его для развлекухи, именно поэтому и нет достоверно известной причины для возникновения регулярности этих скачек. Где-то около ста лет, может и больше, местные жители развлекали себя палио, так сказать, на не законных основаниях, но в 1310 году вдруг издали указ, регламентирующий проведение Палио именно 16 августа, приурочив это к Вознесению Богоматери.
  Через три столетия сиенцам показалось, что один раз в год адреналина маловато и в 1656 году вводится второе Палио, с закрепленной датой - 2 июля. Повод: 'В память о чуде, сотворенном Богоматерью Провендзано, защищавшей город от оккупантов'. Мощно звучит, да? А теперь легенда с расшифровкой: '2 июля во время испанско-флорентийской оккупации Сиены испанский солдат выстрелил в скульптурную группу 'Пьета', находившуюся на фасаде дома, принадлежавшего Провендзано Сильвани, от чего скульптура разлетелась вдребезги, убив солдата. Но бюст Мадонны чудесным образом остался не поврежденным'. Занавес. Искренне завидую итальянцам, только они так непосредственно и яро умеют радоваться жизнью, выбрасывая свою экспрессивность в праздники.
  
  Дошли до центральной площади, я направо, Марк налево - обходим уличные ресторанчики, на главной площади их, по традиции, больше всего. В четыре глаза осматриваем еще пока редких посетителей, все еще надеясь очень быстро найти Тамерлана. По логике вещей, он уже должен проспаться, проголодаться и отправиться ужинать. Сегодня явно не мой день, точно, как с ночи начались суматошные неувязки, так и продолжаются.
  - Предлагаю разделить центр пополам, - внесла конструктивность я, когда мы встретились на другой стороне площади, - быстрее обойдем, быстрее найдем. И через час или пол часа встретимся на Кампо.
  - А если из нас кто-то его быстрее найдет? Ты обладаешь телепатическими способностями, чтобы узнать об этом?
  Ах, ты ж... Не-не-не, это просто день такой, не заводись.
  - Я могу, - получилось почему-то угрожающе, - но есть способы гораздо прощщщщще, - перешла на шипение, - продвинутые люди давно пользуются мобильной связью.
  - Да ну! И ты рискнешь мне дать свой номер? - еле заметная улыбка и стооолько сарказма в голосе.
  - А что в наше время это такая большая проблема найти чей-то номер? Если он очень нужен?
  - А ты хотела бы чтобы я сам нашел твой номер... - и интонационное многоточие, это когда под занавес спектакля автором ставится большой вопрос с открытым финалом.
  Мы вообще сейчас о чем?
  Надиктовал мне цифирки, и по традиции молчаливая пауза, я вбиваю его координаты, он молчит, смотрит, ждет ответа. Не вижу, но чувствую, что ждет ответа, отрываюсь от вбивания буковок Мариковского имени, ну так и есть... смотрит и молчит. Вот именно эта черта передается исключительно на генном уровне - не говорить лишних слов, а просто додавить взглядом.
  - Нет, - серьезно отвечаю ему, без намека на улыбку или кокетство.
  Не знаю чего он там себе напридумывал, у него через три месяца свадьба, потому фантазии подобные рубим на корню. Набираю на своем телефоне 'вызов', на Марковском он отзывается пиликаньем.
  - Через сорок минут встречаемся на той стороне площади, - киваю на проход через который мы заходили.
  Молчит и смотрит. Но ваши гены против опыта общения с моей Годой. Тшшш, терпение. Ты - старше, ты - мудрее, по логике должна быть мудрее, поэтому пусть его. Какой-то он не добрый сегодня.
  - И не вздумай уезжать без меня, - попыталась шуткой разрядить обстановку.
  Пауза. Без этого мы никак.
  - У ме-ня нет при-выч-ки бро-сать лю-дей, - медленно, по слогам доводит он до моего сведения, почти нейтрально, равнодушно и сразу превращается в ледяного мальчика Кая.
  Ах, ты ж... ссссуччччок замороженный. Завожусь с пол оборота, но сдерживаюсь. Я ж мудрее... в теории. Но сдачи дать надо, чтобы неповадно было, и в чувство привести его не помешает, что-то разошелся.
  - Мне казалось, что ты поехал со мной, чтобы помочь найти Тамерлана, - почти ласково, плюс улыбка, как маленькому капризному ребенку, - а не оттачивать на мне свой остроумный сарказм.
  Надо же, растерялся. Пусть постоит, подумает, помолчит. Может что дельное надумает, а то ишь... научился... еще ножками потопай и пальчиком погрози. Пойду я.
  Обхожу обозначенные мне улицы, с обязательным заходом в каждое едально-питейное заведение. Не мой день - потеряшки нигде нет, остается еще немного времени, потому захватываю еще мариковскую улицы и возвращаюсь на Кампо. Еще раз заглядываю в ресторанчики по периметру, на середине сталкиваюсь с Марком, который внимательно осматривает посетителей за столиками.
  - Идеи какие-нибудь есть? - спрашиваю его, злиться сил нет, поэтому выходит уставше.
  Отрицательно качает головой.
  - Может где-то разминулись, - пожимает плечами.
  - Может, айда на выход.
  Мы неторопливо выходим с площади и двигаем по той же улице, что и пришли сюда - другой дороги к этим воротам нет. И что делать? Тамерлан, конечно, не пропадет, не смотря на всю его несуразность, он на редкость везучий несуразник. Его и без денег накормят и спать уложат, но найти-то его все равно надо.
  Молча бредем по желто-освещенным улицам. Я заворачиваю в кондитерскую и покупаю марципанов - тут они всегда воздушные и особенно миндальные и парочку эклеров. Заварю себе чай в номере и поужинаю ими - подслащу неудавшийся день.
  - Тебя плохо на завтрак в нашей гостинице кормят? - улыбается немного виновато Марк.
  - Нет, завтрак в вашей гостинице отличный. А вот с ужином я сегодня пролетела, поэтому ужин будет легкий, но каллорийный, - отвечаю, не глядя на него, отдав свое внимание весам, на которых завешивают марципанки.
  - С ужином я решу проблему, - усмешка в его голосе, - позвоню, и нас накормят.
  - Пожалуй, нет, - расплачиваюсь и поворачиваюсь к нему, - у НАС не получается приятного общения, - я не то, что злопамятная, но выбесил он меня своей фразой про брошенность, - мне с марципанами наедине поприятнее будет.
  О! Опять злиться. Блин, ну ты же мудрее... по логике прожитых лет должна быть, могла просто вежливо отказаться, а не занудничать. Надо, однако, отдохнуть друг от друга, чем реже с Марком общаемся, тем приятнее друг для друга, да и самим поспокойнее.
  Доходим до ворот в молчании. На парковке несколько машин и пара автобусов, с туристами, ждем, когда отъедет автобус, он загородил нашу машину.
  - Василиса! - радостный вскрик, и с корточек, подпирающих нашу машину, поднимается Тамерлан.
  Уфффф, все. Можно сказать, что неудачи, неувязки на сегодня закончились.
  - Вы же за мной? - энергичный, радостный.
  - Естественно, заняться-то нам больше нечем, только Вас и разыскивать, - заверяю его, - где Ваш телефон?
  - Так я его в номере оставил, - радостно сообщает мне, - кто мне тут будет звонить?
  Одариваю его тяжелым взглядом. Детская непосредственность хороша до определенного возраста.
  - Ой, а Вы мне что ли звонили? А зачем?
  Я скрежечу зубами, Марк ехидно скалится улыбкой, ни на кого не глядя.
  - Тамерлан, а Вы долго нас ждете?
  - Часа два уже, я как вышел из города, увидел Вашу машину, так сразу и понял, что Вы приехали за мной.
  Видимо мы с ним разминулись на входе, но тут и разминуться негде, дорога одна на протяжении четырехсот метров, ни отворотов, ни проулков.
  - А почему Вы со всеми не уехали? - ласково спрашиваю.
  - Я заснул, - виновато кается.
  - Вот чтобы два часа машину не подпирать, телефон и нужен, - разъясняю банальные истины.
  - Хорошо, - легко соглашается, - в следующий раз возьму.
  На обратной дороге не разговариваем, я звоню Ларисе, успокоить ее, что потеряшка нашелся. Потом Татьяне, как одной из разумных нашей группы, та сообщает, что заканчивают ужинать.
  Приезжаем около десяти вечера, Марк высаживает нас у входа в гостиницу, а сам едет на внутреннюю парковку соседнего отеля. Тамерлан заверяет меня, что он уже поужинал, поэтому я ухожу в свой номер с концами. Сначала душ, на ванну жалко время тратить, потом быстро перекушу и у меня еще куча работы сегодня.
  Заварила чаю, потянулась за пакетом со сладким. Стук в дверь. Замерла в раздумье, кто бы это мог быть, и хочу ли я вообще кого-нибудь видеть? Пришла к выводу, что не хочу и достала первую марципанку.
  Стучат громче и настойчивее.
  - Сеньорита Василиса! - явно итальянский и женский голос хочет меня лицезреть.
  С сожалением откладываю сладость и в три прыжка оказываюсь у двери. Терпеть не могу пить теплый чай, а пока буду общаться с итальянкой, он остынет, поэтому быстро выпроводить настойчивую особу и вернуться к трапезе. Открываю дверь, на пороге девушка официантка в белом длинном переднике с подносом в руках.
  - Ваш ужин, - улыбается мне и протискивается мимо обалдевшей меня в номер.
  - А-э-э, спасибо, - я прям сильно удивлена.
  Группа у нас большая, потому Алексей Игнатьевич меня предупредил, если вдруг наши члены задерживаются, то предупреждать заранее, так как повара работают в обычном режиме до девяти вечера: закуски, антипаста готовится загодя, а горячее до девяти вечера. Потом повара собираются и уходят, официанты что-то принести могут запоздавшим, но из холодных закусок. Если наша группа задерживается, то и повара тоже, поэтому мы старались приходить вовремя, либо заранее предупреждать.
  Время пол одиннадцатого, а мне принесли ужин. Открыла блестящую металлическую крышку: салат из овощей и горячая паста. Может сегодня кто-то припозднился с ужином? Поднимаю глаза на официантку.
  - Это точно мне?
  - Да, - радостно улыбается, - Марко распорядился Вам принести. И вот еще, - вынимает ключи от машины из кармана.
  - Спасибо, - выдавливаю из себя.
  Нет, он меня точно решил сегодня добить, продемонстрировав напоследок манеры и хорошее воспитание.
  - Он сам приготовил, - заговорщески добавляет она и вглядывается в меня, пытаясь что-то там найти.
  А я стою каменным изваянием и даже не знаю как реагировать на это. Овощи порезать и залить заправкой дело пяти минут, пасту сготовить не долго, но сам факт проявления заботы. Может просто готовил ужин себе, а мне часть перепала?
  Выпроваживаю официантку, которая не против посплетничать и приступаю к трапезе, параллельно просматриваю почту. Сначала выпиваю кружку чая, бросая взгляды на поднос с мариковским ужином, а может он мне туда какого-нибудь пургенчика подсыпал, чтобы отыграться, если не словестно, то хоть на физическом уровне. Это я так успокаиваю себя.
  В почте завал, это обычное явление после выставки. Кто-то из клиентов хочет меня и немедленно, кто-то готов подождать, но украшения надо будет отослать завтра, так как дома я окажусь только через месяц в лучшем случае, если еще куда-нибудь не зарулю. Подарочные коробки должны были прийти сегодня днем, потому завтра я буду работать упаковщицей. Комплектов всего восемь, но к каждому клиенту нужно подойти душевно: и открыточку от руки подписать, и слова особые подобрать.
  Ладно, съем салатик, сделаю человеку приятное, старался же. За салатиком ушла и паста, марципанка уже не полезла. Ну что сказать, талантливый человек - талантлив, если не во всем, то во многом. Вкусно. Повезло Милене или Милане.
  Полный желудок стимулирует организм находиться в рабочем режиме до трех ночи, успеваю ответить на все письма, подписать все открытки, еще и с семейством пообщалась, у них-то уже утро позднее.
  Мне бы отоспаться, особенно в такое серое, мокрое утро, но мы с членами не виделись два дня, надо показаться за завтраком, обменяться новостями.
  Встречают меня, как родную, в поездках, особенно автобусных, народ быстро сходится, появляется чувство локтя, а тут меня не видели два дня, и новостей накопилась масса.
  Почти все заверили, что по три картины получиться отдать, особо ретивые собрались еще на дополнительные подвиги. И, конечно, у народа масса впечатлений и от Флоренции, и от Сиены, и от Пизы. Тамерлан взгрустнул, когда народ заверял его, что башня-то на самом деле под наклоном, Пизу он и проспал.
  Потом забрала у Данте большую коробку с подарочными упаковками и почтовыми пакетами и отправилась в номер. Пока паковалась и подписывала конверты обдумывала третью картину, лучше побыстрее расквитаться с обязательствами, и начать над ней работать хотелось бы уже сегодня. Но сначала почта, а почта у нас во Флоренции, можно, конечно и с гостиницы отправить, но тогда дней на пять будет дольше идти. Иду опять к Данте и пристаю с вопросами как можно поскорее отправить мои пакеты во Флоренцию. Он искренне не понимает куда мне торопиться и главное ради чего такая спешка. Завтра заедет курьер с местной почты и заберет всю корреспонденцию. На мое пятое повторение, что мне надо быстро и скоро, посылает меня... в смысле переадресовывает к хозяину. Топаю до Алексея Игнатьевича, заодно вспоминаю, что гостиница не отобрала себе еще картины. Во-первых: у художников места побольше станет в номерах, а во-вторых: и мне бы объемы сделанной работы нашей группы прикинуть, может уже пора звонить Фонду русского наследия - пусть приезжают забирают, если вторую партию из тринадцати наскребем.
  Алексей Игнатьевич бодр и весел и прям-таки пышет энергией - вот что значит военная выправка вкупе с закалкой. Говорит по телефону, щелкает по клавиатуре, пьет кофе - ууууу, это опять-таки гены.
  Мы с ним резво проносимся по камерам с членами, он выбирает то, что ему нравится, складируем все это в три захода к нему в кабинет. Между делом он доводит до моего сведения, что завтра картины поедут оправляться в багет, а заодно можно будет и мою почту отправить. Ура две проблемы слились в одну и сами собой должны решиться, без моего участия.
  Потом долго упрашивала Фонд русского наследия заехать в гостиницу и забрать свои картины, они упирались и отнекивались, пытаясь перенести все на последний день. Ага, щаззз, я в последний день буду собирать своих членов и еще общаться с Фондом. Ну уж, нет. К вечеру дойдя до главы Фонда я таки выяснила причину почему нельзя забрать картины заранее - все банально, у них нет человека, который мог бы к нам приехать. А сразу-то сказать нельзя? Записываю контакты куда завезти картины и иду опять искать Алексея Игнатьевича. Но тот уже отчалил, проблему оставляем до утра.
  Вечером наконец-таки сажусь и делаю набросок для третьей картины, но рисовать, если честно, не хочется, потому сажусь за альбом и начинаю рисовать новые украшения, придвинув к себе комп и ища там идеи, пролистывая странички с последними археологическими находками скифов.
  Утром просыпаюсь с боевым настроем - сесть и нарисовать, чтобы уже освободиться от обязательств за поездку. Лелею и укрепляю в себе эту надежду весь завтрак. Пункт один - разобраться с административными обязанностями (спихнуть все имеющиеся картины), пункт два - отдать мои посылки, пункт три - сесть за мольберт.
  После вкусной утренней трапезы забираю из моего номера сумку с пакетами на отправку и иду в кабинет Алексея Игнатьевича.
  - Можно? - радостно заглядываю к нему.
  - Василиса, - радуется мне, - проходите.
  - Я не надолго. Можно во Флоренции заехать будет еще по одному адресу? Это Фонд русского наследия и оставить у них их картины?
  - Если они войдут все в машину, то почему нет?
  Я подвисла. Тут он прав, картины все большого размера и на подрамниках. Черт, а я так все хорошо и ловко придумала.
  - А какая машина будет? - не теряю надежды на лучшее.
  - А это лучше с Марком. Василис, дойдите до его офиса и сразу решите.
  - Хорошо. Спасибо, - щедро улыбаюсь ему.
  Через пару минут стучусь в обозначенную дверь, меня не хотят впускать, опять стучусь. Может не его офис? Нажимаю ручку двери, заглядываю. В комнате офисная обстановка и никого нет, собираюсь уже закрыть дверь, когда взглядом цепляюсь за картину на стене. Мою картину - Василиса и ее Марк сто лет назад. В оригинале я и Марк во 'дворце' у Пауло, нас тогда Васька с балкона сфотографировала и по фотографии я отрисовала. И это именно первая картина - оригинал, которую у Пауло кто-то очень быстро купил и он у меня долго выпрашивал нарисовать копию. Так вот, кто этот шустрик.
  Не заметила как оказалась у картины, рассматривая ее, и воспоминания откидывали назад на пять лет, даже не на пять, а ощущались те чувства и эмоции, которые я тогда ловила от Василисы. Ее легкость, ее задор, ее непреклонность, ее верность, ее силу. Я себе так и не удосужилась нарисовать третью копию, да это и не возможно - оригинал заведомо достовернее, сильнее. В оригинале всегда видны первоначальные эмоции, а в копиях уже идет наносное, надуманное - второй раз не получается попасть в нужный момент.
  Долго я приморозилась у своей картины и даже позавидовать успела себе, тому настроению, в котором я ее писала. Обвела глазами кабинет. Стол из темного дерева в идеальном порядке, рядом с монитором большая керамическая кружка. Губы растянулись в улыбке - восемь пузатых кружек я разрисовала каждому члену нашей археологической экспедиции на Сицилии. Марковская была последняя, а так как я была зла на него, то все мое отношение сказалось и в шарже на ее хозяина.
  Не удержалась, взяла ее в руки, провела пальцами по кругу верхнего ободка стенок. Марка в экспедиции с нами не было, он прилетел в тот день, когда мы уезжали. А до этого мы провели несколько замечательных дней. И насколько я знаю, все, у кого они сохранились, до сих пор пользуются этими кружками. Костя, расхлестав свою пару лет назад, выл мне дурниной по скайпу, жалуясь на корявые руки и недолговечность нынешней посуды. Я утешала его, предлагая нарисовать его рожицу на другой кружке, но он с сожалением ответил, что дело не в кружке, а в памяти. Я его понимала, суть таких вещей в событийном ряде. Вот как я сейчас, посмотрела на картину и окунулась в прошлое и не только в свое. Из своей такой же кружки я пью исключительно в зимнее время, когда заглядывает Васька на огонек.
  Интересно, а что еще у Марка сохранилось с того времени? Сжала напоследок кружку в ладонях, поставила ее на стол, туда, где раньше стояла. Легкая улыбка не сходила с лица. О! А вот и хозяин объявился. Стоит в полуоткрытых дверях и смотрит. Молча. И я бы даже сказала, как-то задумчиво молчит.
  - Привет, - здороваюсь первой, - Алексей Игнатьевич сказал, что ты главный по картинам, которые сегодня едут во Флоренцию для оправки в багет.
  - Хм, - смотрит и молчит.
  - У меня есть несколько посылок, - поднимаю довольно объемный пакет, - его не трудно будет закинуть на почту во Флоренции?
  Смотрит и молчит, только интереса в глазах прибавилось. Ну ладно, меня там еще картина ждет, потому все быстро решить и уйти на подвиг.
  - И еще..., - замялась я самую малость. - Какая машина поедет во Флоренцию? Войдут туда дополнительно тринадцать картин для Фонда русского наследия? А то у них ни машины, ни человека...
  Смотрит. Молчит. К интересу во взгляде прибавилась верхняя губы, которая начала растягиваться то ли в усмешке, то ли в ухмылке.
  - Отомри! - резко приказала я.
  - Км. А наглости у тебя с годами поприбавилось, - восхитился он.
  - Эм-н, - почти смутил, - не без этого, - вынуждена согласиться, - ну так что с посылками и дополнительными объемами?
  - Я думаю, войдем, - оповестил он, проходя в кабинет.
  Подошел к своему столу, снял мой большой пакет с посылками, на двух пальцах протянул его мне и уселся за стул, будя комп.
  - Выезжаем через полчаса, - по-деловому сказал мне, - и я не главный, главная по картинам у нас ты, - растянулся улыбкой чеширского кота, прикончившего крынку сметаны, - а я так... увезти, привезти, - и снова сама серьезность, - встречаемся в холле через полчаса.
  Я быстренько ретировалась к выходу, пока Марк Алексеевич не изволили передумать, но на полпути у меня закрались черные подозрения.
  - Ма-а-а-арк, - развернулась к нему уже от самой двери.
  И такое серьезное выражение лица у него, что сразу становится очевиден подвох.
  - Василис, - по-деловому серьезно, - либо мы едем вместе, либо картины вообще никуда не едут.
  Я от такой свирепой наглости дара речи лишилась, что со мной бывает крайне редко.
  - А... Э..., - развожу в недоумении руками в стороны, в одной трепыхается пакет, в другой телефон. - Я-то тебе зачем там нужна?! - и даже голос повысился от возмущения.
  - У тебя все же художественное образование, - негромко, неторопливо начал вещать мне, - я не хочу потом выслушивать твои претензии, что выбрал багет не той формы и цвета и, таким образом, испортил внешний вид всей картины.
  Выбрать багет большого ума не надо, и даже художественное образование там без особой надобности. Нет, он точно издевается! Но это же Марик, всегда покладистый и готовый прийти на выручку. Куда он делся? Кто его подменил?
  - Ты это сейчас так шутишь? - уточняю у него.
  - Нисколько, - по-прежнему серьезный дальше некуда.
  Вдох-выдох, вдох-выдох. Чего-то раздраконилась я.
  - Марк, у меня есть свои планы, и никуда ехать я сегодня не планировала, а...
  - Значит, поедем тогда, когда сможешь, - легко согласился он. Ну прям сама покладистость.
  Ах ты жжжжж...
  - Да какая мне разница в каких багетах будут висеть картины в твоей гостинице? Можешь вообще без них повесить.
  - Вот! - кивнул он головой, соглашаясь со мной, - уже начались претензии и обиды, - поэтому поедешь сама выбирать.
  - Марк, я даже смотреть не буду, как и где ты их повесишь.
  - Опять скрытая претензия, - спокойно констатировал он.
  Он точно издевается, разводит меня, как девчонку. Пусть делают со своими картинами что хотят, Фонду я позвоню - заберут свои в последний день. Взгляд падает на пакет с посылками. Чееерт, придется отправлять отсюда, либо метнуться самой на машине или на поезде до Флоренции.
  - Так ты поедешь сегодня во Флоренцию? - спрашиваю спокойно и абсолютно без эмоций, я так умею, когда впадаю в острую форму задумчивости.
  - Без тебя нет. У меня кроме багета там дел нет.
  Ну и хрен с тобой, золотая рыбка. Разворачиваюсь и делаю шаг к двери.
  - Василис, - вздыхает Марк, - тебе все-равно ехать посылки отправлять, а я действительно ни черта не понимаю в качестве багета.
  - Марк, тебе говорили, что ты - зануда?! - стоя к нему спиной, в дверном проеме, положа руку на ручку двери, спросила его.
  - Только ты, - радостно подтвердил он.
  Через двадцать минут я стояла на улице, у входа в отель. Художники с радостью освободили свои камеры от картин, и сейчас холсты длинной цепочкой выстроились вдоль фасада нашей гостиницы. Народу резко поприбавилось: служащие, отдыхающие, просто прохожие создали плотное полукольцо вокруг них и очень живенько обсуждали шедевральность того или иного полотна.
  Я запоздало подумала, что неплохо бы их запаковать, чтобы краска не пошоркалась во время транспортировки, да и носить удобно по несколько штук сразу. Но я понадеялась на благородство некого субъекта и что он всю эту возню возьмет на себя.
  О, легок на помине, с небольшой сумкой на перевес, в обоих руках, судя по размерам, гостиничная часть картин. Увидел спонтанную ярмарку, рядом с которой я тусовалась, бдя чтобы ничего не ушло благодарной публике, заинтересовался, подошел ближе. Сквозь толпу ему не видно из-за чего весь сыр-бор. Заглянул через головы и развернулся ко мне.
  - И как мы их повезем? - ласково вопрошает.
  - Во-первых, мне не во что паковать и во-вторых, мне гораздо больше времени нужно на упаковку, чем ты мне выделил, - мстительно выдаю ему все еще злая я.
  Смотрит в упор, с убийственным спокойствием, не моргая, пытаясь довести до меня, телепатически, по каким пунктам я не права. Я едва не растягиваюсь довольной улыбкой. Ага, проняло! А нефиг было из себя великого начальника строить и раздавать приказы в ультимативной форме.
  Появляется Данте со второй частью упакованных Мариковских картин.
  - Данте, принеси, пожалуйста, картон для упаковки и скотч, - быстрый взгляд в его сторону и снова спокойный на меня, - я подгоню автобус, а ты будь добра, разгони весь этот балаган и займись упаковкой.
  Ах ты жжж...
  - Василис, мы иначе не успеем до сиесты.
  Это я и без него понимаю. Возвращается Данте с упаковочным материалом, командир оставляет рядом со мной свою поклажу и топает на парковку.
  - Данте, - командую я, - собирай картины.
  Залавливаю на выходе Любушку и Эдуарда, одетых нарядно и без мольбертов (куда это они?) и пристраиваю их к нашему общему делу - паковки картин, тут же на крыльце. В восемь рук управляемся очень быстро. Художники и Данте только-только уходят по своим делам, я стою среди коробок и пакетов, когда подруливает гостиничный микроавтобус. Подходит удивленный Марк.
  - Ну вот можешь же, когда хочешь, - довольно говорит мне.
  Рыы, чего-то я сглупила. Надо было поизображать немощь, и привлечь Марка к упаковке. Ладно, не буду наглеть, он вообще к фондовским картинам отношения никакого не имеет, хорошо, хоть согласился довезти. Быстро загружаем салон под завязку и катим в сторону Флоренции, по дороге прикидывая, куда в первую очередь заехать, Марк знает город лучше меня. Я хорошо ориентируюсь только в центре и в той части города, где живет Мария. До сиесты мы отчаянно не успеваем, придется торчать в городе три-четыре часа. Я люблю Флоренцию в любое время года и суток, готова гулять по ней часами напролет, но налегке. Сейчас же мы привязаны к картинам, которые на себе не потащишь, значит, им на время сиесты придется жариться в машине, а машину где-то оставлять. Во Флоренции, как и в любом европейском городе, проблема с парковкой - в центре припарковаться практически не возможно. Впрочем, где и как мы будем парковаться - это проблема Марка. Сильно надеюсь, что все успеем до обеда.
  Багетная мастерская на окраине города, туда мы и заезжаем пунктом один. Я выбираю багет, Марк выгружает картины. Несмотря на тесноту, багета тут две стены, развернуться есть где, не то что у нас. Записываю номера и метраж, надеюсь, что Марк догадался пронумеровать и картины. Он уже тут, топчется рядом, дыша мне в затылок, подгоняя таким образом, надо-надо все успеть до обеда.
  Распаковываем картины, и прикладывает образцы багета, которые я записала. Итальянец подсовывает какой-то другой багет, я объясняю, что этот мне не нужен. А нужен вот под этим номером, он заверяет, что это именно он. Волоку его к стене, где висят образцы под номерами, он долго взирает на стену.
  - Да, это он! - заверяет меня.
  Я топаю в соседнюю комнату, где лежит его образец и возвращаюсь снова в зал, прикладываю оба багета рядом, тут даже дальтоник увидит, что и цвет, и размеры разные.
  - Это просто другая партия, - взмахивает руками на манер 'что ты можешь понять, женщина!' - Он дороже!
  Поджимает время, но этот жучила мне очень не нравится.
  - Марк, поехали в другую мастерскую, - говорю по-итальянски, повышая голос, - тут меня не любят и хотят обмануть.
  Итальянец захлебывается возмущением, сзади кто-то подхрюкивает.
  - Либо у меня на картинах будет тот багет, который я выбрала и по той цене, что написана здесь, - мой палец уперся в ценник, - либо мы уезжаем прямо сейчас! - смотрю твердо в глаза итальянцу.
  Оправить тринадцать картин в багет - сумма не маленькая. Пожалуй, соглашусь с Марком, он бы не стал возиться и сличать один образец с другим. Ух, уж эти итальянцы.
  - Это старые цены, - машет итальянец на стену с цифрами и кусками багета над ними.
  - Значит, не сложилась наша с вами песня, - жестко довожу до его сведения.
  Рядом топчется Марк, забавно скалясь то ли мне, то ли продавцу.
  - Василиса, - окликает меня сзади женский голос.
  Оборачиваюсь. О! Удивила, живет она совсем в другой части города, добираться до сюда часа полтора.
  - Мария! Ты-то тут откуда? - шагаю к ней для трехкратного расцелуя.
  - Решила твою картину облагородить, - приподнимает копию той 'Марии', которую заказывал Алекс.
  - Да уж, - хохочу, - давно пора.
  - Поехали к Антонио Пилатти, - громко говорит она, - у него шикарный багет и хорошие цены, и он мне всегда сделает скидку, - подмигивает мне.
  Итальянец давится возмущением и пыхтит негодующе.
  - Что такое Антонио Пилатти? - разражается он гневной тирадой, - кто такой Антонио Пилатти? Этот выскочка с юга? Что он может знать в багете? Что он может понимать в картинах? - громко бухтит и уходит в заднюю комнату, стучит там палками, что-то двигает.
  - А ты сама-то чего к Пилатти сразу не поехала?
  - Только от него, - усмехается она одними ямочками на щеках, - уехал к родственникам, будет через неделю.
  - Василис, что делаем с картинами? - торопит меня Марк.
  Мария поднимает на него глаза и улыбается так искренне, словно лучшего друга детства встретила.
  - Ма-а-арк!? - нараспев произносит она с такой интонацией, будто всю жизнь ждала этой знаменательной встречи и не верит в то, что это случилось.
  - Добрый день, - здоровается он и замирает, завороженно глядя на нее, словно кролик, встретившийся с удавом, и увидевший свою судьбу в глазах этого самого удава.
  - Васили-и-и-са-а-а, - так же нараспев, Мария поворачивается ко мне, ассиметрично играя сразу обеими бровями, - пообедаем вместе?
  - Это вряд ли, - скорбно вздыхаю я, замечая, краем глаза, итальянца с палками багета и повышаю голос, - пока до Пилатти доедем, пока на почту.
  - Я нашел багет, - восклицает продавец, протягивая мне букетом двухметровые багетины, перехватив их посередине.
  - О! - излишне восхищенно восклицаю я, но взгляд все еще сомневающийся, - сколько стоит? - и демонстративно перевожу глаза на стенд с образцами и ценами.
  Он быстро щелкает кнопками калькулятора и показывает мне цифры. Я достаю свой калькулятор в телефоне и пересчитываю, у меня получается меньше, показываю свои цифирки. Продавец театрально теряется и начинает снова пересчитывать, я слежу за значениями, что он набирает. Ну вот как он мог посчитать на два метра багета больше? А все очень просто, багет же может сломаться... Это, если его на коленке пилить и потом об эту же коленку и ломать.
  - Я боюсь, что не смогу вам доверить наши картины, если вы не профессионально их обрамляете в багет, то мало ли что с ними может случиться, - строго смотрю на продавца, только пальчиком не грожу.
  Марк издает гневный стон за моей спиной, уже и сам не рад, что взял меня с собой. Так он меня для этого и брал.
  Итальянец сверкает глазами и зачитывает мне свою автобиографию, начиная с шестилетнего возраста, когда он впервые взял в руки карандаш и начал рисовать, подразумевается, что это должно убедить меня в его профессионализме.
  - Ладно, - машет мне руками, - я возьму все риски на себя, не считаем эти несчастные два метра.
  Быстро пересчитывает и показывает новые цифры, они мне уже нравятся больше, но где компенсация за потраченное время?
  - Василиса, соглашайся, - шипит змеюкой Марик, еще и пихает меня в спину, я отбрыкиваюсь от него ногой и заезжаю локтем куда попаду, когда он пытается меня отстранить от итальянца.
  - Вы уверены? - проникновенно заглядываю ему в глаза, обозначив по вопросу в каждом зрачке.
  Он театрально, со всей дури, прикладывает себя кулаком по лбу.
  - А же про скидку забыл, - доверительно, почти интимно делиться со мной.
  Ни Марка, ни Марию вообще не замечает. Ловкие, короткие пальцы мечутся между двумя кнопками.
  - Четырнадцать картин, тринадцать наших и еще одна вот этой милой сеньориты, - наклоняюсь к нему, - и я запомнила к вам дорогу, - проникновенно шепчу.
  Мария опять издает саркастических смешок, Марк пыхтит и топчется на месте, согревая мой тыл.
  - Ладно, - решается продавец, - у мой мамы сегодня день рожденье, поэтому и скидка будет большая.
  Марк с Марией быстро вносят предоплату, и мы выходим на улицу.
  - Обедаем! - постановляет родственница.
  - Э-э-э нет, Мария мне до сиесты надо успеть на почту сдать посылки и в Фонд отвезти картины.
  - Ээх, Василиса, - черные глаза лукаво поблескивают, - давай свои посылки, все равно мимо почты поеду, отправлю.
  Я кидаюсь к машине, пока доброволец не передумал, выволакиваю большой пакет и сопроводительные документы, оформленные мной заранее, протягиваю все Марии.
  - Спасибо тебе, родная, - благодарю.
  - Позвони мне, когда твои приедут, - строго напоминает мне, и обворожительно мурлычет Марку, - Маааарк, увидимся, - загадочно обещает ему.
  Марк слегка подтормаживает на манеру общения Марии.
  - Поехали, - тормошу его, подталкивая к водительской двери.
  Вскакиваем в машину и крадемся по узким односторонним улочкам Флоренции, я набираю телефон Фонда и упрашиваю задержаться кого-нибудь, чтобы принять у нас картины. В Фонде работают практически все русские, для них сиеста ни так священна, как для итальянцев, а может просто наши чуть больше любят работать, поэтому меня переключают на какого-то Юрия и он дает подробные инструкции в какой лучше всего проулок свернуть, чтобы выскочить сразу к воротам. Я включаю громкую связь, чтобы и Марк слышал, он как-никак у нас рулит. А на улице уже какой-то мужчина активно ветряной мельницей машет нам руками, показывая в какие именно ворота заезжать, и даже ворота во внутренний двор ради нас открыли.
  Во дворе я быстро передаю по списку картины, мы их сверяем по количеству. Юрий протягивает мне какие-то бумаги на подпись, оказывается это отчет об экскурсии нашей группы. Вот, что значит организация - и картины получить, и мою подпись и все успели за десять минут.
  Выезжаем аккуратно на улицы Флоренции и крадемся на выезд, обе стороны дорог плотно заставлены машинами - у народа сиеста. Марк умудряется смотреть сразу во все зеркала и на дорогу, то ли он выбирает специально такие узкие улицы, то ли других вариантов нет. Звонит его телефон, снимает трубку, и женский истеричный голос по-итальянски орет ему в ухо, что машина сломалась где-то по дороге и приехать сегодня не получиться. И какими руками надо было ремонтировать эту машину, если она первый день из ремонта и уже сломалась. И успели заказы развести только четырем фирмам, а в три не успели, потому что машина стоит посреди дороги сломанная. Поэтому ни сегодня, ни завтра можно не ждать.
  Марк молчит, во-первых, вставить слово не реально в экспрессивный поток итальянских эмоций, во-вторых, идущая перед нами машина шорканулась с припаркованной и Марку надо быстро сообразить, какими огородами отсюда убраться, потому как, если сзади запрут другие машины, то остается только взлететь. Метров десять позади нас был какой-то отворот в проулок. Оручая итальянка отключается, нас неторопливо догоняет машина, но водитель сообразительный, понял, что скоро будет пробка, тут же сдает назад и уходит в проулок, замеченный нами ранее. Марк, задним ходом, сдает за ним.
  - Оштрафуют же, - негромко комментирую я его действия.
  - Да-а-а, - нараспев соглашается со мной, крутя головой во все стороны, чтобы никого не задеть, - штраф придет, но я не хочу тут проторчать до вечера. Василис, - протягивает мне свой телефон, отправь смс последнему звонившему, чтобы скинула координаты машины и телефон водителя.
  Пока я разбиралась с незнакомым телефоном и итальянской смс-кой, вырвались из узких улиц, и даже получилось припарковаться. Марк перезванивает водителю, из их разговора вылавливаю суть.
  В Италии много небольших хозяйство, в одном из таких закупается мясо и сыр для прокорма постояльцев гостиницы. И то, и другое, привозится примерно раз в месяц. Продукцию ждали пару дней назад, но у поставщика сломалась машина, вчера ее отремонтировали, сегодня должны были все привезти, а она возьми и опять сломайся.
  Марк задумался, барабаня пальцами по рулю.
  - Василис, мне надо забрать продукты, сегодня повар выкрутится, а на завтрак уже не чем будет кормить постояльцев.
  Так вот, оказывается, почему сегодня вместо трех видов сыра всего один подали и мясная нарезка скромненькая была, повар правда разнообразил стол овощанкой и тремя видами омлета - это так завтракающие решили, что разнообразил, а оказывается проблема с поставками.
  - А от меня что требуется?
  - Либо ты катаешься со мной, либо я могу за тобой вернуться, а ты пока погуляешь по Флоренции.
  - О, точно, - обрадовалась я, - могу с Марией..., - полезла за телефоном, подвисаю на полпути, - а нет, с Марией лучше пока не встречаться.
  - А почему нет? - заинтересовался Марк, - мне показалась, что ты обрадовалась встрече.
  - Да я обрадовалась, но сейчас я не готова с ней общаться.
  Марк смотрит урывками (потому, как рулит) и молчит.
  - Ну любопытная она, - выдавила из себя, - с замашками въедливого следователя.
  Марк добавил удивления во взгляде и еще усмехнулся.
  - Давай я сама доберусь до гостиницы, а ты езжай по сырно-мясным делам, - принимаюсь разгружать сумку, чтобы не таскаться по Флоренции с ненужными килограммами.
  - Либо я забираю тебя, либо ты едешь со мной, - тоном преподавателя, объясняющего в пятый раз нерадивому ученику, где тот был не прав, отвечает Марк. Мягко, но категорично.
  Поднимаю на него глаза. Смотрит один глазом на дорогу, другим на меня, и молчит - тут ничего нового. Но вот как-то сразу становится понятна его мысль, что будет только по его или никак. Желания с ним сейчас ругаться нет никакого.
  - Где машина стоит? - уточняю.
  Снимает навигатор, уменьшает масштаб и тыкает пальцем.
  - Где-то здесь.
  Ого! Где Крым, а где Рим. Гостиница ровно посередине. Это ему надо проехать расстояние до гостиницы и около ста км дальше, потом все завести в гостиницу и ехать за мной. Он в своем уме? Снова поднимаю на него глаза, пытаясь взглядом донести неразумность его решения ехать за мной. Не прошабаемо!
  Кататься впустую не хочется.
  - Марк, ты же понимаешь, что нам по отдельности добраться будет быстрее, - мягко начинаю я.
  - Я тебя сюда привез, я тебя отсюда увезу.
  Твою же маму, это ваше рыцарское воспитание. Мне, по большому счету, все равно, где он будет мотыляться и насколько устанет, хочет - пусть его. Нельзя же быть настолько принципиальным, раньше что-то за ним подобного не замечалось, нет, оно, конечно, было, но не в такой гипертрофированной форме. Не повезло его Милене или Милане.
  - Поехали, - скриплю я, сдерживаясь, чтобы не начать вправлять мозги, пусть этим его жена занимается.
  - Василис, - смягчает тон, - мне, правда, не трудно будет вернуться за тобой.
  - Езжай уже, - заново запихиваю все в сумку.
  День потерян впустую, багет можно было и без меня подобрать. Ладно, согласна, со мной более качественный багет выбрался, но доставка сыра и мяса - это уж...
  Но Марк молодец, вы можете себе представить, чтобы у нас какой-нибудь владелец ресторана или гостиницы самолично поехал решать подобную проблему, нееее, для этого есть специальный персонал, нашим владельцам это не по рангу. А вот в Европе запросто, потому что это семейный бизнес и если вдруг заболеет официант и заменить его некем, то Марк поработает и официантом. И это нисколько его не унизит и не смутит. Отзвонился отцу, предупредить - задерживается и чтобы тот передал повару, что мясо и сыр к ужину будут.
  Выехали из города, наконец. Сильно люблю Флоренцию, но исключительно пешком. И тут начался вечерний созвон моего семейства, пару раз скинула звонок, отэсемесилась, что жутко занята, перезвоню завтра. Семейство обиделось и попыталось снова позвонить и высказать обиду лично. Билин, ну не могу я сейчас говорить.
  Марк кинул несколько выразительно-подозрительных взглядов на меня, но я настроена на молчаливое созерцание пейзажа за окном, потому никаких объяснений не стала давать.
  Сломанный небольшой рефрижератор стоял на обочине автобана, водитель развалять под кондиционером дрых в салоне. У итальянцев все по расписанию, сиеста, значит сиеста. Невысокий молодой парень, явно выходец с юга недовольно потянулся, когда Марк открыл дверь со стороны пассажира. Я глазела рядом, за два часа отсидев всю сиделку.
  Водителю глубоко пофиг заберем мы свой товар или пусть лежит в машине, к вечеру обещала приехать аварийка, увезут опять в ремонт. Марк быстро, сверяясь с накладной, изъятой у водителя, отобрал пару ляжек разных размеров, несколько кусков мяса и три больших головки сыра.
  - Ты не будешь это завешивать? - подивилась я такому доверию, стоя у него за спиной, пока он пробегался глазами по графам накладной.
  - В ресторане завесят.
  - А если вес разойдется с накладной?
  - Я думаю, мы договоримся в этом случае. Они скорее доложат что-нибудь, чем потеряют такого клиента.
  - Да ну? - усмехнулась я, итальянцы те еще жучилы.
  - Мы с ними давно сотрудничаем. Там супруги в возрасте и жена немка.
  - Немка вышла замуж за итальянца? - изумилась подобному раскладу.
  - Бывает и такое, - развел руками: в одной ручка, в другой папка с бумагами.
  Быстро поставил подпись и перетаскал аппетитно пахнущие куски в машину. Меня и так с утра раздраконили, а тут еще оголодала, естественно, от подобных запахов я не подобрела. Допила остатки воды в бутылке и ушла в закрома сумки, в надежде найти что-нибудь съестное. Вряд ли оно там есть, но надежда на чудо всегда присутствует. И чудо не заставило себя долго ждать, явив моему не верящему взору, яблоко, на которое я и уставилась в изумлении. Яблока в моей сумке никак быть не могло. Несмотря на общую разбардаченность по жизни, в сумках у меня всегда порядок, может быть потому, что я за день могу их раза два-три поменять. Естественно все содержимое сумки перекочевывает в другую, и раскладывается по кармашкам, поэтому я точно знаю, что такого большого предмета, как яблока там быть не может. К удивлению примешивается подозрительность: 'А как энто самое яблоко туда попало?'
  Мимикой природа-матушка наградила от всех щедрот, поэтому все это отражается на моем лице, что и замечает Марк, иначе как объяснить его последующую фразу.
  - Василис, ресторана не обещаю, но на ближайшей заправке перекусить можно будет.
  Теперь все мое подозрение с яблока переходит на него: 'Он еще и мысли читать умеет'. И тут вспоминается Любушка, выходящая из гостиницы с Эдуардом, а в руке у нее яблоко. Я их пристроила к упаковке картин, девушка сунула яблоко мне в руки, а я на автомате к себе в сумку. Уффф, слава богу, до провалов в памяти еще не дошло.
  Вытираю яблоко влажной салфеткой и смачно с хрустом откусываю, яблоко сочное, потому вышло с неприличным чмоком.
  - Не переживай, - кидаю Марку, - я вполне могу обойтись яблоком, - и с огромным наслаждением откусываю второй кусок.
  Есть в жизни счастье. Организм Марка, глядя на мой повышающийся градус удовольствия, рыкнул в районе его живота. Хозяина не проняло, тот смотрел на дорогу - впереди сложная развязка. Желудок категорично не согласился с ним и утробно заурчал, выдавая все свои низменные инстинкты.
  - Извини, - довольно улыбнулась я, - второго нету.
  Вспоминаю, что отключила телефон, опять зарываюсь в сумку в поисках его. Яблоко надоедливо мешает, потому кладу его в выемку на переднюю панель салона и быстро нахожу телефон, включаю. Гневные смс-ки от семейства, виновато морщусь, прочитывая шесть штук, далее семейство выдохлось и, видимо, отправилось баиньки. О, Егорка звонил, набираю его - не доступен, пишу сообщение, и пока оно отправляется, тянусь к своему яблоку.
  Вторично за десять минут впадаю в стадию изумления, мозг почти сразу выдает логическую цепочку, и я кошусь на Марка, а этот... который... довольно причмокивает моим яблоком. А заметив мой интерес к нему, еще и удовольствия добавил.
  - Ну воооот, - гневаюсь я, - опять слюней напустил, - начинаю канючить.
  Марк давиться соком и закашливается.
  - Ну правильно, - ворчу и тянусь через него за бутылкой воды, которая запрятана в его дверце машины, - давай еще несчастный случай на дороге устроим.
  Он замирает, не понимая моих действий, и только продолжает откашливаться, вцепившись в руль вытянутыми руками.
  - Ты куда? - выдавливает между кашлем.
  - Не трусь, домогаться не буду, - успокаиваю, как могу и, наконец, вылавливаю небольшую бутылку.
  Возвращаюсь на свое сиденье, отвинчиваю пробку и протягиваю ему воду. Марк берет бутылку.
  - Ты бы предупреждала о своих действиях, - хрипло выговаривает мне.
  - Извини, - легкомысленно соглашаюсь с ним,- я не думала, что ты такой чувствительный.
  Марк на это громко сглатывает воду из бутылки.
  - Только водой не подавись.
  Злая я, половина яблока мне мало на обед. Болезненный протягивает мне полупустую бутылку, крышка-то осталась у меня. Я придирчиво осматриваю горлышко, потом на просвет остатки содержимого.
  - Точно слюней не пускал? - интересуюсь с подозрением.
  Марк начинает усмехаться, потом подхихикивать. Я все-таки рискую и делаю несколько глотков. А рядом сидящая зараза начинает ржать в полный голос. Закручиваю пробку и кошусь на него, молча, без комментариев. Яблоко только раздразнило голодный желудок.
  Сворачиваем на заправку. Еда-еда-еда. Марк что-то бурчит о том, что сначала заправится, но я его не слышу, стрелой несусь в кафешку. У кассы замечаю знакомое лицо, кивком головы и 'привет' по-русски здороваюсь и магнитом притягиваюсь к витрине с едой. Хм-м-м. И это все? Салатик, фри, крылышки. Поворачиваюсь с постной миной к кассе.
  - Не расстраивайтесь, - улыбается мне знакомый субъект, - если попросить, то могут сготовить что-то простое на скорую руку.
  - Хорошо, - мигом прихожу в благодушное настроение, и сразу вспоминается, откуда я могу его знать.
  Собственно, если бы не разительное сходство с Марком, могла бы и не узнать, видела-то мельком. Братья здорово похожи, только Марк пониже на полголовы.
  - Я Вас где-то видел, - удивляется.
  Я неуверенно пожимаю плечами.
  - Точно, Вы с отцом моим танцевали, - обрадовался, что вспомнил такую пикантную деталь.
  - Виновна, - каюсь с обаятельной улыбкой, - не смогла устоять.
  Парень начинает хохотать. В большой кафешке из посетителей только мы с ним, поэтому от громкого смеха, который разносится по помещению и возвращается к нам, я вздрагиваю.
  - А Вы забавная, - с интересом рассматривает меня.
  - Это карма, не обращайте внимания, - отмахиваюсь от его внимания, поглядывая на дверь за кассой.
  Да где все? Неужто и тут сиеста, я морально к такому не готова.
  Брат Марка опять начинает хохотать, тут уже я в удивлении воззаряюсь на него. Ничего смешного же не сказала.
  - К парню приехала невеста, попросил несколько минут, чтобы с ней переговорить, - кивает на кухонную дверь.
  - Хорошо, мой желудок любовную историю употребит вместо антипасты.
  Опять раздаются смешки с его стороны.
  - Вы вообще откуда такая?
  - Исключительно залетом и ненадолго, даже в голову не берите, - оскалилась я, но потом успокаиваюсь, списывая кажущееся мне хамство на разность менталитетов.
  - Я так понимаю, что Вы в нашей гостинице остановились?
  - Верно.
  - А надолго?
  Э-э-э-э...
  - А Вы с какой целью интересуетесь? - безотказный вопрос, который сразу же проявляет серьезность намерений, либо человек теряется и сдувается, либо наглеет и идет до победного.
  - Хочу встретиться с Вами, - и такая очаровательная улыбка.
  Я смотрю и диву даюсь, Марк в подобной наглости ранее замечен не был, но это точно передается генетически - переть напролом, но с таким кокетливым обаянием, что окружающие с немым обожанием и искренним восхищением соглашаются на все.
  - Девушка на работе, - возникает из-ниоткуда рядом Марк, - ей некогда встречаться.
  - Привет, Марк, - весело отвечает брат, - ты-то откуда знаешь?
  - Здорово, Слав, - протягивает руку для приветствия, - ты какими судьбами тут?
  - Мимо еду, - отмахнулся.
  - Знал бы, что 'мимо' спихнул бы на тебя доставку мяса, а то мы с Василисой полдня потратили на это.
  - Василиса, - мурлыкнул брат, - чУдное имя.
  - Ты еще ее отчества не слышал, - хмыкает Марк, - и с ее бабушкой не знаком, - многозначительно добавляет.
  У Славы вытягивается лицо, у меня тоже, оборачиваюсь к Марку, стоящему за моей спиной для уточнения, когда это он успел познакомиться с моей бабушкой.
  - А-ты-уже-все-успел? - у братца вопросительная интонация в каждом слове.
  Да-да, я бы тоже хотела знать. Но тут появляется парнишка, отвечающий за наш обед. Я распихиваю братьев в стороны, очищая себе дорогу к долгожданной тарелке с пастой и слезно упрашиваю сделать мне оную и побыстрее. Итальянец витает где-то в облаках, поэтому, не раздумывая, соглашается. Идем за стол ждать нашей пасты, я заказываю себе еще стакан вина и салат - жизнь, определенно, начинает налаживаться.
  Рядом со мной Ярослав, Марк напротив. Братец тут же начинает выяснять кто я, зачем я, и как надолго? Ну щассс, вот прям так сразу и доверилась первому встречному на дороге, потому отшучиваюсь и перевожу разговор на Славу. Это я умею, главное сделать наивно-доверительное лицо в первую минуту, когда берешь инициативу в свои руки, тогда собеседник теряется. Еще бы, он-то настроился получить информацию обо мне, а тут какие-то глупые вопросы сбивают с нужного настроя. Наивность мне уже не по возрасту, но шаблон отработанный, включается на автомате. И ведь всегда срабатывает.
  Пока Ярослав интересничал со мной вопросами, Марк молча, безэмоционально, наматывал свою пасту на вилку и поглядывал в окно, и, по-моему, даже к беседе не прислушивался, погруженный в себя и пасту. Тут и сложно было что-то услышать, в кафешку ввалилась группа немецких туристов, сразу наполнив ее шумом. Ан нет, помахав пару минут ресницами на Ярослава, и изобразив ямочки на щечках ему же, начинаю задавать вопросы я, и замечаю интерес Марка. Смотрит и, по обыкновению, молчит. А вот во взгляде сначала интерес, смешанный с удивлением (так смотрят на домашнего попугая, который всегда молчал и вдруг заговорил), а потом легкое осуждение (лучше бы и дальше молчал).
  Ярослав забавный, более открытый, нежели Марк, и легкий в общении: балагурит, смеется, глаза озорно блестят, вообщем дурачится. Но с таким папой и братом, при тех обязанностях, что выполняет (одна из гостиниц полностью на нем), совсем легкомысленным Петрушкой он быть не может. Я это понимаю почти сразу, и повнимательнее присматриваюсь. Просто дурачится, соскучившись по нормальному общению. Пять лет назад и Марк именно по этой причине к нам с Васькой прилип, меня тогда это здорово раздражало, не понимала его мотивов, а ему просто хотелось общения, которого так не хватает русским, живущим в Европе. Душе хочется душевности и тепла. Теперь-то я умнее на пять лет (в теории), потому это меня не настораживает, и не удивляет, да и после общения с итальянской родней на некоторые вещи смотришь по-иному.
  - Мне пора, - Ярослав с театральным сожалением поджал губы, - Василиса, безмерно рад нашему знакомству, - и глаза такие хитрые, - до скорой встречи, - звучит иронично и немного угрожающе, типо неизбежного не избежать.
  - Я верю в тебя и твое благоразумие, - благословляю его материнским жестом, приложив ладонь к его лбу.
  Он опять заходится хохотом, сгребает меня в охапку и тискает, как плющевого медвежонка, именно с этими же эмоциями мы тискаемся с братом и Егором. Правда от Ярослава я столь скоротечного развития событий не ожидала, потому слегка подвисаю.
  - Все, Славик, ставь меня на место и иди уже с Богом, - взмолилась я.
  Снова хохот, чмокнул меня в лоб, попрощался с братом и вышел.
  - Уф, - невольно выдохнула я и покосилась на Марка, - экспрессивный у тебя брат, - пояснила я свое облегчение.
  Марк грыз зубочистку, рассматривая меня, словно зоолог, которому принесли неизвестного вида зверюшку, была бы лупа, он бы еще и ей вооружился.
  - У него, кстати, и невеста имеется, - хрум-хрум-хрум зубами по зубочистке.
  - Это действительно, кстати, - согласилась с ним, - А ты мне это сейчас зачем говоришь? - допила остатки вина.
  - Чтобы разочарований потом не было, - положил на тарелку измочаленную зубочистку.
  - Разочарований у кого? - вкрадчиво спрашиваю, - У меня? У него? Или у его невесты? - и губы сами растянулись довольной улыбкой.
  Смотри. Молчит.
  Я не знаю, как с ним общается его Милена или Милана, может она владеет телепатией. Меня бы это уже на третий день взорвало, если на каждый твой вопрос отвечают молчаливым взглядом. Есть вариант вообще ни о чем не спрашивать, но как-то плохо я себя представляю молчаливой собеседницей.
  - Поехали, - это Марк.
  Надо же как-то прекращать наши молчаливые гляделки, так можно до ночи проглядеться, а у меня еще третья картина не писана.
  Засаживаемся в машину, едем. Я тоже могу молчать и вопросов не задавать. Нас вообще сегодня вместе быть не должно, у меня по плану картина, у Марка багет и мясо. И не я настаивала, что бы я же и поехала.
  Звонит мой телефон, Егор.
  - Привет, Лиска, - гундосит в трубку.
  - О! Привет, - обрадовалась ему, чутко прислушиваясь к сопению братца.
  'Лиской' у него я бываю только в одном случае, когда нужно занять позицию старшей. Тут, собственно, варианта всего два, либо очередная девица с серьезными видами взяла в жесткие клещи Егора. Вы не подумайте Егорка, умеет говорить 'нет', во вполне доступной форме, разными вариантами - это в случае, если девушка считает, что Егор исключительно из благородных побуждений (помним про жену и трех малолетних крошек) отказывается от нее. И может отказать жестко, но очень вежливо. Но вот, как общаться с совершенно безбашенными девицами, которые танком прут без этой самой башни, он не знал. Воспитание, вежливость, образование и врожденное чувство такта не позволяло ему по хамски разговаривать с девушками, даже если ситуация критичная, и девице просто нужны грубая встряска, чтобы мозг на место встал - не мог он грубо послать. И тогда было вот это самое: 'Лиииискааа'.
  И второй вариант, когда нужно брать ситуацию под контроль - это, когда Егор заболел. Братец, как мужчина сильный и мужественный болеет редко (ни к лицу это мужчине) и, видимо, по этому же принципу не лечится даже если заболел.
  Переехал он ко мне, спасаясь от потенциальной жены больной вусмерть, с температурой за тридцать восемь. Сколько она у него держится и до какого верхнего порога доходила, осталось тайной, так как градусника у сильных мужчин не бывает, так же, как и лекарств. И видимо, он так устал от всего этого: борьбы за личную свободу, плохого состояния, что всю ответственность за собственное 'состояние стояния' с радостью переложил на меня. Оценил. И по умолчанию начал пользоваться, надо отдать должное, что пользовался не часто, только когда уж совсем припекало.
  - Ли-и-и-иска-а-а-а, - прогундосило повторно в трубку, чтобы я окончательно убедилась: 'Вариант номер два'.
  - Когда?
  - Началось позавчера, видимо, в самолете простыл. Вчера думал отпустит. А сегодня так соскучился по тебе, что понял, без тебя никак.
  - Ты моя-то, - закудахтала я, - доставай аптечку и читай, что там есть.
  Аптечку паковала собственноручно перед его отъездом. Я согласна, что даже во Франции есть аптеки, и лекарство там получше нашего, но я с тем лекарством не знакома, а Егор не пойдет в аптеку, потому что мужчины в аптеку если и ходит, то только за презервативами. Ну как-то так. Есть у него такой пунктик.
  Уточнила симптомы, назначила лечение, пожалела (положено), пригрозила (проверю, как лечится) и отпустила.
  О, а мы уже в наш городок въезжаем, кручу головой по сторонам и начинаю чувствовать раздражение, копящееся в салоне. Знаете, когда чайник готовится закипеть, сначала потихоньку, сильнее, очень сильно, по-о-ошли пузырьки. И все это исходит от Марка. Я с Егором проговорила минут двадцать-тридцать, что успело стрястись за это время, чтобы он так разошелся?
  Остороооожно поворачиваю голову в его сторону, так чтобы не спровоцировать ни дай боже, не задеть ни одной из струн его тонкой душевной организации, а только проверить свои подозрения. Ну так и есть, с виду само спокойствие, но у меня даже кожу покалывает от его раздражения.
  - А ты, оказывается, умеешь быть и милой... заботливой... и, наверное... любящей, - цедит сквозь зубы.
  Черт, заметил. Ну сейчас-то, что ни так? Решаю воспользоваться его методом - не отвечать. Смотрю впереди себя, на дорогу и молчу.
  Шипение нарастает, еще не кипит, но уже близко. Молчаливого 'шипепения' хватило от перекрестка до перекреста.
  - Василис, - тяжело, словно тащит пару мешков цемента, говорит мне, не отрывая взгляда от дороги, - ты... мне... может... скажешь..., - подбирая каждое слово, - по какому принципу ты..., - пауза, то ли подбирает формулировку, чтобы потяжелее была, то ли наоборот, что бы не так брутально высказаться, - отбраковываешь людей?
  Э-э-э. А-а-а. У-у-у. После разговора с Егором я в благодушном настроении, потому не имею желания раздражаться и дракониться. Отбраковываю, значит? Это он сейчас вообще о чем?
  И даже не знаю что лучше, попытаться загасить или дать высказаться, ну накипело же у человека. Пока я принимаю решение о дальнейшей тактике, оно решилось все само.
  - Ты вообще, кроме себя замечаешь кого-нибудь? - злой, но голос не повышает.
  Решаю все же встрять с уточнениями.
  - Марк, ты скажи напрямую, чего хотел сказать, - очень нейтрально предлагаю я.
  Поворачивается ко мне, я боковым зрением замечаю это движение, но взгляда от дороги не отрываю.
  - Посмотри на меня, - припарковывается.
  Я так не умею, как у него получается, злится и при этом оставаться спокойным?
  Поворачиваюсь. Злой, как самый страшный черт в гневе, но при этом обзавидуйтесь, какой уравновешанно-нейтральный. Смотрит... и естественно!!! Молчит!!! Твою же маму!!! Ну как я должна понять, что он хочет до меня донести, если он отказывается говорить словами!
  - Марк, - мягко начинаю я, - я, честное слово, не телепат. Я чувствую, что ты разражен, зол и я с этим как-то связана, но чем конкретно ты недоволен, пока ты мне словами не скажешь, я не смогу догадаться.
  И лучше бы я сама не догадывалась, а то у меня фантазия - мама мия, после того, как я себе сама все наобъясняю от твоего имени, потом сам же и огребешь от меня по полной.
  Чувствую, что его изнутри уже просто трясет. ВО! Вот именно это состояние и называют на суде 'состояние эффекта'. Он меня сейчас тут зашибет, и я даже не буду знать за что. Но Марк, страшного злого черта, который сидит внутри него сворачивает в бараний рог, заводит машину и переводит взгляд с меня на дорогу.
  А меня начинает подтряхивать, больше разозлилась, чем испугалась. Ну вот нафига я вообще с ним поехала?
  Марк подруливает к задней двери ресторана гостиницы. Выходит молча, хлопает дверью со всей дури (это, однако, злой черт отыгрался) и уходит. Пипец!
  Вываливаюсь от машины, внутри все трясется и так становится саму себя жалко. Так, срочно подальше от людей, а то либо сорвусь на ком-нибудь, либо разревусь. Марк, собака пижонистая, добился все-таки своего.
  Огибаю гостиницу, чтобы попасть к центральному входу, захожу внутрь. Данте, завидев меня, приветливо улыбается, выходит из-за стойки регистрации, и направляется ко мне.
  - Василиса, Ваша группа...
  - Не сейчас, - выдавливаю сквозь зубы и несусь по лестнице к себе.
  Открываю балкон в номере, поливаю хризантему, напиваюсь сама, решив отказаться от лимончеллы и коньяка, обошлась просто водой. Включаю ноут, от Фонда письмо с благодарностью за картину и экспресс доставку оных. Егор отчитался о выпитом лекарстве.
  Звонит по скайпу Алекс с претензией, что я совсем затянула сроки по визуальному проекту. Сроки, на самом деле, еще терпят, но, видимо сегодня все решили меня доконать. Я обещаю в течении недели все сделать и отослать, быстро прощаюсь и вырубаю скайп вообще, чтобы даже мысли ни у кого не возникло со мной пообщаться.
  Решаю все же пожалеть себя разнесчастную, но жалеется плохо, то ли жалость давится не на те точки, то ли не дошла еще до критического уровня. У некоторых девиц с этим как-то попроще, есть общепризнанный ПМС, которым можно всегда оправдать свое сволочное настроение в определенный момент месяца. У меня же оно к лунному циклу ни привязано и накатывает не прогнозируемо. Хотя нет, сегодня с самого утра день не задался, но кто ж мог знать, что Марк взбелениться, еще бы знать на что, чтобы подстраховаться и в следующий раз не провоцировать.
  Иду в душ, в надежде, что вода смоет весь негатив. Внутреннее состояние застряло между пофигизмом и слезливостью. Равнодушно намыливаюсь, нашампуниваюсь, переключаю воду на верхний душ, и тут мне на голову что-то сваливается, больно сваливается и обидно. Вскрикиваю от неожиданности. Оказывается, отвинтилась лейка от душа, диаметром сантиметров сорок и прилетела мне прямо по темечку, хорошо хоть скорость не успела набрать. Теперь из шланга хлещет жесткая струя воды. Много ли нам девушкам надо? Наконец, слезы хлынули, дала себе волю порыдать минут двадцать, стоя под струей воды, пока не осталось ни единой силы. Выбралась на сушу, лейкой займусь потом, а сейчас, не смотря на ранний час, баиньки. Передряга с Марком неожиданно много сил отняла. Восстанавливаться!
  Следующий день выдался спокойный и плодотворный. За завтраком пообщалась почти со всеми членами: мини-девицы ударились в поправку личной жизни, бохо-дамы отдали по третьей картине и теперь загорали у бассейна, предаваясь неге. Любушка с Эдуардом о чем-то секретничали, надеюсь, что Муза у Эдуарда появилась в лице девушки. Тамерлан, не смотря на праздное отношение к жизни, дорисовывал третью картину. Парни тоже пообещала через пару дней отдать. К Антону не подходила, но Татьяна шепнула, что 'мальчик работает и работает'.
  А потом засела на балкончике за третью картину. Пейзаж давался легко, больше времени уходило на просушку. Между делом пообщалась с родными, проконтролировала процесс лечения Егора, пообедала вместе с группой, с ними же и поужинала, выслушав все новости личного характера.
  У Любушки и Эдуарда, оказывается, роман. Парой они смотрятся гармоничной, не смотря на приличную разницу в возрасте. У Оксанушки тоже роман, кто-то из местных парней осчастливил нашу красавицу своим вниманием и теперь денно и ношно добивается ее благосклонности. У Тамерлана роман с винным магазинчиком, где дегустировать наливают бесплатно.
  Вечером включаю ноут, надо сделать пару картинок Алексу, а то дергаться начал раньше времени, видимо, что-то у него с выставкой очередной не ладится. А тут письмо от него же с кучей извинений за несдержанность и непозволительный тон в общении со мной. И все это так витиевато, с многочисленными поклонами и расшаркиваниями, начинаю подозревать, что проблема гораздо серьезнее, потому засаживаюсь за его проект. И к трем часам ночи скидываю ему несколько набросков.
  А на утро, на завтраке замечаю новых постояльцев, вернее один из них заметил меня, едва не облив кофе. Парень рассыпался извинениями по-русски, английски и до кучи итальянски.
  - Девушка, раз уж мы с вами познакомились, может Вы мне и город покажете, - сделал щедрое предложение.
  - А заодно и всю Италию, - широко улыбаюсь я такому нахальству.
  - А Вы можете? - интересничает со мной, щедро расточая улыбки.
  - Я еще и не то могу, - сладко обещаю, - могу Луну, могу небо в звездах!
  - Что? - слегка блекнет шармом, - экскурсии не будет? - догадывается.
  - Не-а, - радостно подтверждаю я, - Вы и сами со всем справитесь
  - И луны тоже?
  Я только рассмеялась.
  После завтрака выхожу в город, надо же и мне прогуляться, а то две недели уже живу и всего пару раз выбралась. На выходе сталкиваюсь с Любушкой, которая, узнав, что я просто гулять, намертво вцепляется в меня.
  Мы с ней красотки совершенно нереальной красоты, в легких светлых платьях с хорошим настроением, естественно, собираем все комплименты по дороге до магазина. У меня вчера вылился весь шампунь, во время того, как я воевала с душевой лейкой, досталось еще и пузырьку с шампунькой, перевернулся и струйкой смылся, потому первым делом сюда. Потом планировала пройти по небольшому центру, задержаться на площади - сегодня рыночный день.
  То, что звезды повернулись ко мне альтернативной стороной, стало понятно, когда мы вышли из магазина, на выходе нас поджидала парочка совершенно плебейского вида жигало и заманчиво, многообещающе улыбались нам.
  - Ой, - растерялась Любушка и, как мне показалось, еще и немного испугалась.
  - Это к тебе или ко мне? - уточняю у нее, нисколько не смущаясь, рассматривая охотников за нами.
  - Точно не ко мне, я бы раньше заметила.
  - Тогда это просто мой маячок опять засветился, - констатировала сей прискорбный факт.
  
  Небольшое отступление, полное лирики и несуразностей. Наверное, каждая особь женского пола сталкивалась с подобным феноменом. Идет-бредет спокойная жизнь, мужчины вроде и есть на этой планете, но существуют параллельно с тобой, ты их не замечаешь, они тебя не замечают. И вот что-то случается, что-то необъяснимое - мужчины начинают проявлять к твоей персоне особенный интерес. Может этот маячок зажигает какая-то первородная функция, отвечающая за продолжение рода? Последний раз у меня подобное случилось чуть меньше года назад. Но тогда вообще произошла полная несогласованность моих желаний и потребностей этой самой детородной функции.
  Конец октября, звонит клиентка и просит оформить свой ресторан в новогоднем стиле, не сейчас, а через месяц, это она так поздновато спохватилась. Я на подобное не настраивалась, но клиентка очень просит, потому как в прошлом году посетителям понравилось и некоторые шли специально, чтобы пофотографироваться, ну и поужинать. В прошлый раз я оформляла все в этно стиле, заранее озаботясь подходящим материалом, как то: сбор шишек трех видов, рябины и шиповника, сушка ягоды. Сухоцветы опять же на даче у родителей специально садила и сушила, остролист выписывала по интернету, короче, готовилась все лето, не покладая рук, ради украшения загородного гостиничного комплекса. Ну так хозяин этого комплекса с подобным предложением в мае ко мне обратился, потому было время на масштабность. А остатки уже достались небольшому, но очень уютному ресторанчику с потрясающе-готовящим поваром.
  Вобщем, уговорила-таки меня клиентка, тем более, что наметилось некое затишье, потому согласилась. И вот я вся в мыле, пристаю ко всем: найти, насобирать, поделиться природным материалом. Народ уже откровенно шарахается от меня. В лес сильно не сунуться, потому что неделю идут дожди, сердобольные люди поделились чем смогли, но этого очень мало. Я, как дурочка, хожу по городским скверам и обстригаю с пыльных, грязных кустов плоды шиповника и рябины. Егор ржет в полный голос, когда я перемываю все это добро в ванне, оттирая особо грязные ягоды зубной щеткой.
  И вот в такой момент звонит мне один давний знакомый, который регулярно делает неуверенные попытки устроить свою личную жизнь. Вроде и мужик нормальный, но как только дело доходит до эНтой самой личной жизни, теряется и превращается в ботаника-девственника, попавшего на дикий шабаш к голым ведьмам на метлах.
  - Давай встретимся, - в этот раз предлагает мне.
  Я задумалась.
  - Я тут увидел одно место, мимо проезжал, и как раз подумал о тебе.
  - М-м-м. Что за место?
  - Кладбище, - и немного смутился, - так сказать, совместим приятное с полезным.
  Я впала в ступор из которого себя попыталась вывести выстроив логическую цепочку. Цепочка выстраиваться отказывалась, сопротивляясь женской логике.
  - Прости, - вынуждена была капитулировать, - что с чем мы с тобой будем совмещать на кладбище?
  - Ну как? - растерялся мужчина, - ты ж говорила, что тебе шишки чистые нужны, ягода там всякая, а в лес ехать времени нет, да и не проедем мы там.
  Логика пробуксовывает и встает колом, в смысле умывает руки.
  - Давай уточним некоторые моменты, - мужчину обидеть сильно не хочется, по тому как, мужчина положительный во всех аспектах, куда не посмотри, везде идеал, - Ты приглашаешь меня на свидание на кладбище?
  Мужчина переваривает ни так вопрос, как мой тон, которым я его задала, ища подвоха.
  - Ну а что? - неуверенно начинает оправдываться, - там тихо, спокойно, хорошо, чисто и елок очень много.
  Дубль два. Два дня спусти. Совершенно другой мужчина. Одна из клиенток, состоящая со мной в приятельском родстве и сердобольно озадаченная счастливой семейной жизнью окружающих себя людей, дала мой номер телефона соискателю на счастье в семейной жизни. Мужчина очень правильный, не злоупотребляет, не привлекается, уважает спорт, охоту и кедр - хобби у него такое, делать брутальную мебель из кедра.
  Уговаривала она нас давно дать друг другу шанс, но мне ни до того, мужчине тоже. Потом он снизошел и разрешил дать мне его номер телефона, чтобы я же и позвонила. Тут вообще без комментариев. Не сложилось. Через какое-то время мужчину все же припекло, и он стал слать смс-ки, очень грамотные, со всеми запятыми, но ни о чем. После очередного моего ответа в смс-форме, набирается смелости и звонит мне. Я, как обычно, вся в мыле: обтачиваю нефритовую бусину на станке (шум, грязь, руки трясутся от вибрации) и не сразу соображаю кто это.
  - Василиса! - раздается радостное, но незнакомое в трубке, - я так рад, что мы с Вами познакомились, и решил пригласить Вас на охоту.
  Начинаю подозревать, что кто-то шутит, но я устала, как собака и у меня сейчас как раз должен случиться перерыв на отдых, а тут вздумалось кому-то пошутить.
  - М-м-м, охота? - равнодушно поддерживаю беседу, - Я только надеюсь, что не на меня.
  Параллельно решаю, что сейчас для меня предпочтительнее: перекусить или полежать, потому что пять часов за станком...
  - Ой, нет, что Вы. Будет изюбр.
  Представила себя рядом с изюбрем и поняла, что все серьезно. Я и живой изюбр, которого надо убить и освежевать - вещи не сочетаемые.
  - Если у Вас будет изюбр, зачем тогда я Вам там нужна? - все еще надеюсь, что это шутка.
  - Не-не-не, Вы ни так поняли, Вам вообще из зимовья выходить не надо, а то могут подстрелить. Но мы в этот раз едем вместо двадцати человек втроем, и есть место для Вас на квадроцикле. Я подумал, что Вам захочется прокатиться по глухой тайге на квадроцикле.
  Мозг начинает вскипать, пытаясь сопоставить конфликтующие данные: я люблю комфорт и теплый душ с обогреваемым туалетом, а за окном лежит первый снег, и в зимовье точно не может быть ни туалета, ни душа. О чем и сообщаю оппоненту.
  - Конечно, нету, но зато там чистый и холодный родник рядом.
  Ага. Наконец начинаю индефицировать своего собеседника, уточняю, на всякий случай, его имя - совпадает. Довожу мягко до сведения спортсмена, охотника и кедролюбителя, что я тепличное растение, домашняя кошка и на дикую тайгу согласна только в одном случае, если там будет отдельная комната, постельное белье и кран с теплой водой. Потому как спать в одной комнате с тремя лесорубами, простите, охотниками, короче, мужиками, день просидевшими в засаде на дичь, согреваясь родимой сорокоградусной. Брррр... Даже, если допустить, что все исключительной интеллигенции и абсолютно равнодушны к сексу с незнакомой девицей. Не-а, ну разве что только в качестве проверки собственных возможностей, типо 'Испытай себя'.
  Дубль три. На следующий день. Звонит парень, с которым познакомились на какой-то тусовке художников, как его туда занесло не понятно, потому как парень турист-палаточник, увлекающийся экстримом. Я знакома с женой его брата, с которой одно время плотно общались, потому была в курсе некоторых особенностей семейной жизни с такими людьми.
  Приятельница, за семь лет совместной жизни успела привыкнуть и к оригинальности собственного мужа и к его спонтанности. Как-то муж увлекся новым видом спорта - подводной рыбалкой. Летом он ныряет в Байкал с гарпуном и гоняется за какой-нибудь рыбой, как правило, ловит и много. Лето закончилось, начало ноября, муж давно не спонтанничал, она расслабилась. После нашего девичника приходит в полночь домой, мужа нет, звонит - трубку не берет, проверяет все доступные виды связи, в надежде, что он оставил ей сообщение, где и когда будет - пусто.
  Она прикидывает, куда его может занести и с кем, звонит ночью его друзьям. Те ни сном, ни духом. За два часа вся извелась, издергалась и начала звонить в полицию, узнавать о происшествиях, к счастью - ничего. Выпила пузырек успокоительного, настраивается на штурм больниц.
  И тут заявляется возбужденно-довольный муж.
  - Ты где был? - грозной, зареванной мегерой орет на него.
  - Кккак где? - теряется от ее напора муж, - на рыбалке, - и машет гарпуном с очками.
  - Какая рыбалка? Ноябрь месяц, минусовая температура!
  - Так я ж в гидрокостюме!
  - Ночь на дворе, темнеет в семь вечера, а сейчас три ночи, - пытается уличить его.
  - А я с фонариком, - и, как фокусник, вытаскивает из сумки фонарь.
  Вообщем, все понятно.
  И вот звонит мне его брат, с какого перепуга он решил позвать меня на свиданку до сих пор ни он, ни я понять не можем. Видимо на тот момент у меня именно детородный мачок и зажегся, и все странности косяком поперли в мой фарватер.
  - Василиса, а давай встретимся.
  - Гм, - насторожилась я, потому как за четыре дня с двумя странными встречальщиками я уже имела разговор на эту же тему.
  - Просто отдохнем, хорошо проведем время.
  - Где проведем время? - уточняю, заранее предчувствуя....
  - Да у нас тут, понимаешь, компания на новый год не состоится, все разъезжаются, потому решили встретить его в ближайшие выходные. И все будут парами, а я как-то случайно без пары оказался. Мы уже и елку приготовили, и игрушки елочные достали, и шампанского закупили.
  - Ага, а встречать где думаете?
  - О-о-о, это вообще сказка, - оживился он, - наряжаем елку, берем шампанское и спускаемся на дно Байкала.
  Я честно старалась не заржать в трубку, опасаясь обидеть парня. И даже не спросила, зачем на дне Байкала ему нужна пара.
  
  Утреннего парня еще можно было списать на случайность, но вот эти две особи сомнительно пола, но определенных намерений - не вызывают никаких сомнений.
  - А чего они от нас хотят? - спрашивает Любушка, когда мы неторопливо направились к торговой площади.
  - Хотят нас удовлетворить за наши деньги, но на всякий случай, держи сумку при себе. А то могут и просто денег хотеть без удовлетворения.
  - Ой, - Любушка вцепилась в сумку и в меня.
  На рынке же девушка забыла обо всем, щелкая маленьким фотоаппаратом колоритный итальянский выездной базар. Теперь уже мне пришлось вцепляться в нее, чтобы она никуда не встряла или ее не встряли.
  На выходе из рынка опять натыкаемся на нашу парочку, игнорируем их по умолчанию, демонстративно контролируя собственные сумки и пакеты с покупками. А за сто метров до входа в гостиницу встречаем моего утреннего знакомца, он приветливо нам улыбается, идя рядом с нашей Олей. Ну вот и сладилось.
  После обеда довожу картину до ума, обхожу дозором членов с опросом, когда будем сдавать последние картины. Народ канючит, и просит передышку и синего-синего моря. Топаю в офис к Алексею Игнатьевичу с просьбой вывести художественную интеллигенцию на воздушно-водные ванны, тот с легкостью соглашается, отдавая в наше распоряжение маленький автобус на завтрашний день. В маленький мы все не войдем, потому решаю оставить себя в гостинице, но еще трем не повезет.
  Обхожу с новостью имеющихся художников, все очень просто решается: мини-девицы остаются в городе, Любушка с Эдуардом на завтра наметили себе фронт работы и планы не хотят менять, Казимир с Антоном тоже не желают ни моря, ни солнца. Ну что ж, члены поедут маленькой компанией. Заказываю им на завтра походный вариант обеда, оставшиеся перекусят в городе.
  До вечера довожу до концовки проект Алекса, отсылаю ему на утверждения. И я свободна, даже не верится, теперь можно порисовать в удовольствие, куда-нибудь съездить не торопясь. А то скоро приедут домочадцы, и начнется дурдом со свистопляской.
  Утром за завтраком Катерина с Татьяной уговаривают поехать с ними, уговариваюсь я не долго, и вот усаживаемся в автобус. Появился Марк, поздоровался со всеми, проинструктировал водителя, куда нас везти и во сколько обратно, и ушел.
  Я хотела усесться впереди: и от народа подальше, и укачивает ни так сильно, и виды получше, но тот же народ попросил присоединиться к ним. Для чего это было нужно, стало понятно минут через двадцать, когда Татьяна запела: 'Мы едем, едем, едем в веселые края...', все дружно подхватили и даже водитель весело кивал головой в такт наших песенок, повернулся к нам:
  - А спойте что-нибудь русское, - попросил меня.
  - Просит из народного репертуара что-нибудь спеть, - перевела я.
  Затянули 'Катюшу' и так душевно это у нас получается, а самое главное, громко, даже парни подсвистывают.
  И тут что-то пошло ни так. Машина вильнула, потом завизжала, подскочила, завалилась и проехалась боком вниз, снова встала на колеса. И ти-ши-на. Только что-то теплое и мокрое заливает один глаз.
  - Нарооод, - призывно вопрошаю я, но получается почему-то сипло, - откликнитесь. И осмотритесь. Где мы? Что мы?
  Пытаюсь стереть мешающую жижечку, которая бежит и бежит тонким ручейком со лба. Вторым глазом замечаю, что рука вся в чем-то красном. Не веряще уставилась на ладонь, еще раз дотронулась до лба - хлюпает. Да не может быть, откуда столько крови, если я нормально себя чувствую, и ничего не болит.
  - Василис, ты вся в крови, - оборачивается ко мне Катерина.
  - Нормально, - все еще не верю, что с меня может так течь, может я на себя воду вылила, и она разбавила кровушку оттого и количество прибавилось.
  - Да вроде все целы. Господи, с тебя хлещет, словно артерию задели, - протягивает мне бумажный сопливчик, - на, зажми.
  - Да я даже не чувствую где.
  - Да и непонятно, - внимательно рассматривая меня, - где рана, все в крови.
  С заднего сиденья протиснулись Вячеслав, и попытался открыть дверь.
  - Саш, помоги, - попросил приятеля.
  Вдвоем возятся с дверью.
  - А что с водителем? - вспоминает Катерина.
  И Анна тянется до водительского сиденья, находит пульс на шее завалившегося в неудобной позе водителя.
  - Пульс есть, но я не медик, - доводит до нас.
  Слышно, как тормозит машина и даже не одна, хлопают дверцы и через мгновенье нас пытаются открыть уже снаружи, но дверь заело. Кто-то из наших спасателей догадывается открыть водительскую, вынести водителя, найти там монтировку и вскрыть нашу дверь.
  Я сижу на своем кресле, с пачкой носовых платков, обложив весь лоб, пытаясь зажать его обеими руками, чтобы так не бежало. Залила себе все платье, но хоть сиденье не испачкала. Обо что я умудрилась так приложиться? Голова начинает подкруживаться, и хочется пить. Смотрю на происходящее немного отстраненно. Интересно, а сколько мы тут валяемся? Ведь не больше пары минут, а по ощущениям полчаса. Наши парни уже снаружи, и помогают девчонкам выйти. И тут в салоне оказывается Марк. Марк? А он-то тут откуда? С совершенно безумными глазами и трясущимися губами.
  - Лиса, - кидается ко мне и замирает.
  - Что случилось? - пугаюсь я: во-первых его появления. Его быть тут никак не может, а во-вторых: его вида, чего его так колбасит?
  Протягивает ко мне руки и аккуратно, как старую, больную немощь извлекает из тела автобуса.
  - Идти сможешь? - хрипло спрашивает меня.
  - Куда идти?
  То ли я туплю, то ли он не в адеквате. Обвожу взглядом место действие. До дороги метров десять, она повыше от нас метров на пять. Это мы каким-то образом с нее слетели и полетели, и лететь бы нам... у-у-у-у, но вот эти два дерева очень удачно нас притормозили.
  Все наши стоят на ногах, Татьяна морщиться и кряхтит, придерживая бережно правую руку. А водитель лежит на земле почти, как мертвый. Меня тут же заверили, что он живой, но без сознания и скорую вызвали сразу же.
  Скорая - это хорошо, может хоть они найдут, откуда из меня так льется. Салфетки насквозь мокрые.
  - Кать, у меня в сумке упаковка сопливчиков, достань, пожалуйста, - прошу Катерину, которая из всей нашей компашки наиболее адекватна.
  Марк оживает, кидается к автобусу, возвращается уже с сумкой. Усаживает меня на ступеньки автобуса. Достает у водителя аптечку, обрабатывает руки антисептиком, разрывает упаковку стерильных повязок и подступает ко мне.
  - Убирай, - это он мне, имея ввиду, чтобы я освободила ему поле действия.
  - А может не надо, а? Оно вообще-то бежит.
  - Надо посмотреть откуда бежит и остановить утечку.
  Тоже мне, шутник. Отнимаю ото лба мокрый насквозь блин, Марк внимательно всматривается в поле действия. Поливает чем-то вонючим стерильную повязку и начинает наводить марафет на моем поле.
  - Марк, а что у тебя с лицом? - интересуюсь.
  Он прижимает вонючую тряпку к моему лбу и заглядывает на меня из-под руки сверху вниз.
  - Это ты сейчас шутишь?
  - Я серьезно, глядя на тебя, мне становится страшно за свою жизнь. Что ты там такое увидел?
  - Это глядя на ТЕБЯ становится страшно за ТВОЮ жизнь, - разозлился он.
  Ну вот, хоть какая-то эмоция, а главное словами научился ее выражать.
  - Все так страшно? - еле ворочаю сухими губами, надо бы бутылку с водой достать из сумки, но лень.
  - Нет. Бровь рассечена, а из нее всегда так хлещет.
  - А чего ты тогда тут панику развел? - вяло интересуюсь.
  - Да ты бы себя видела, вся в крови и не живая.
  - Я живая, достань бутылку из моей сумки, а то я все перепачкаю.
  - Сейчас, подожди.
  Накладывает мне на полглаза толстую повязку и прикрепляет ее скотчем, по-медицински лейкопластырем зовется. Замечаю на его шее чокер с нефритовыми бусинами, который бурятский Лама заговаривал, 'охранит и спасет своего хозяина и все, что ему ценно' так он тогда сказал.
  Марк находит в моей сумке влажные салфетки, вытаскивает сразу несколько штук мне. Открывает бутылку с водой и ждет пока я более-менее очищу руки. Беру воду и маленьким глотками выпиваю почти всю бутылку. Поднимаю один глаз на Марка, второму мешает выразительно смотреть скотч, закрепленный на верхнем веке.
  - Рассечена сильно? - спрашиваю его.
  - Прилично.
  - Так это теперь у меня бровь будет кустом в разные стороны расти! - возмущаюсь такой несправедливости.
  Марк усмехается и становится похожим на себя.
  - Голова не кружится? - спрашивает меня.
  - Немного. Ты-то как тут оказался?
  - Встреча у меня в соседнем городе..., - смотрит на часы, - была...
  Приближается сигнал скорой, появляются парамедики с носилками, сначала подходят ко мне, но мы синхронно с Марком отрицательно машем головами и показываем на водителя, которого отсюда не видно.
  Подъезжает вторая скорая, эти уже занялись конкретно мной. Наложили пять швов - так, чтобы наверняка не осталось следов и попытались увезти меня в больницу, но выслушав по пятому разу мои заверения, что я чувствую себя хорошо, отстали и занялись Татьяной, у той, как оказалось вывих сустава, который они очень ловко вправили под дикий крик владелицы этого самого сустава.
  Водителя увезли, сказали сердечный приступ. Марк по телефону вызвал Данте с большим минивеном, чтобы увезти в гостиницу нас, и машину техпомощи, чтобы вытянуть автобус. Потом опять налепил мне стерильную повязку на глаз, мне на тот момент уже все пофигу - слабость медленно, но отнимает силы, потому даже не спорю с ним.
  - Пойдем, доведу тебя до машины, - наклонился ко мне Марк, мне хотелось спать и пить.
  - Давай я лучше тут посижу, - вяло отмахнулась я, - лучше водички мне найди. Вынул из пакета с нашим обедом пару бутылок воды и поднял меня за локоть.
  - Машина наверху, сама дойти сможешь?
  - Дойти-то я дойду, но нафига? - блин, как-то странно, все вокруг едет.
  Забавно, так, наверное, бывает, когда много выпьешь, до подобного состояния я никогда не напивалась, потому для меня оно внове.
  - Лиса, вон там машина, - показал на дорогу, - ножками двигай.
  Метра через три я поняла, то ли не правильно рассчитала расстояние в десять метров, то ли переоценила свои силы. Марк сначала поддерживал за руку, потом за плечи, а потом и вовсе подхватил на руки, видимо решил, что так быстрее. До машины, действительно, рукой подать.
  - Марк, ты весь извазюкаешься об меня, - пробухтела, - и машину мною извазюкаешь.
  - Ничего, завезу в химчистку, - пропыхтел он, таща меня.
  - Меня в химчистку?
  - С тобой вообще не знаю что делать, - в сердцах бросил он.
  - Забей, - посоветовала я.
  - Так не получается... забивать... ты какая-то... не забиваемая... Уф, все, Лиса, аккуратно вставай на ноги.
  Облокотил меня о машину, открыл дверь пассажирского сиденья и впихнул вовнутрь.
  Жара, духота. Сознание плавно проплыло мимо меня.
  - Лиса, Лиса, ЛИСА!!! - кто-то очень неприятно тормошил меня.
  О! Марик.
  - А чего это ты меня Лисой величать начал? До этого все время Василисой была.
  - Верну снова в Василисы, если не придешь в себя.
  - Без разницы, - прошептала.
  - ЛИСА!
  Чувствую, что лицо мокрое. Опять?! Черт, сейчас же буду в крови, а она, зараза так плохо отстирывается, резко прихожу в себя, на автомате прижимаю аккуратно ладони ко лбу, чтобы не расплескалась жижечка.
  - Ну слава Богу, - слышу рядом с собой.
  Открываю один глаз, вторым, по-прежнему, очень неудобно управлять. На соседнем сиденье Марк с открытой бутылкой воды и тревожными глазами, которые бегают по моему лицу.
  - Ты опять меня пугаешь, - выговариваю ему, отнимаю руки от головы, чистые, забираю воду и присасываюсь к бутылке.
  - Ты как?
  - Да нормально я, нормально, - ворчу, - душно в машине, потому и поехала.
  - Кондиционер включил, сейчас будет нормально. Данте приехал, ты посидишь одна? Мне надо проследить, чтобы всех твоих посадили в машину и автобус забрали.
  - А куда я денусь? - отлипаю от бутылки, - только мне бы тоже к народу в машину.
  - Нет, ты со мной.
  В чем-то он прав, я уже его машину перепачкала. Ладно, с ним, так с ним.
  С кондиционером было значительнее легче для мозга, но вот конечности начали подмерзать, а потом и тельце. Убавила. Согреться еще не успела, а сознание опять на низком старте. Пока я металась между телом и сознанием, пытаясь угодить обоим, вернулся Марк.
  - Твоих отправил, у них все в порядке. Татьяна уже шутит. Ну все, поехали.
  - Марк, у тебя никакого пледа нет? - уточняю, без всякой надежды на чудо. У него в машине помнится, даже стаканов не было.
  Сама ужа закуталась в порео, в палантин, который раньше был очень теплым и все равно зубы отстукивают чечетку.
  - Нету, - с сожалением смотрит на меня, - морозит от потери крови, потерпи.
  Едем. Едем. Едем. Так-то нам в другую сторону, туда, куда уехал минивен с моими членами. Но, думаю, вдруг, Марк знает короткую дорогу. Минут через двадцать не выдерживаю.
  - А куда мы едем?
  - В больницу.
  М-м-м, но вроде решили, что в больницу я не еду.
  - А зачем?
  - Посмотрим твою голову, сделаем снимок.
  Голова тяжелая и поворачивается в сторону собеседника с трудом, глаз все еще на половину заклеен, только бы я себя в зеркало не увидела, оборжусь же, а голова от каждого движения возмущается.
  Смотрю на Марка, одним глазом плохо получается на его сознание давить.
  - Марк, я думаю, что мне просто надо отлежаться пару дней.
  - Отлежишься, - заботливо соглашается он со мной, как с капризным ребенком, которому ни дай боже что-то не так сказать, а то закатит истерику.
  Ну и ладно, пусть глянут. И Марку приятнее, и мне спокойнее будет.
  Останавливаемся у приемного покоя, чтобы не пугать народ, оставляю на себе ярко-оранжевое парео, плетусь внутрь, Марк поехал ставить машину на парковку, сказал дождаться его внутри. И сумку мою забрал, то ли побоялся, что не дотащу ее, то ли что сбегу вместе с ней - проглядывает параноя. Вот интересно далеко бы я убежала в таком виде?
  Народ от меня шарахается на инстинктах. Странно, в Европе к сирым и убогим отношение более терпимое, мне так казалось. Мне бы по-хорошему умыться, и руки отмыть нормально. Бреду вдоль стеночки по указателям, там есть перила, но это для особо немощных, не уверенных в своих силах, как я сейчас. Два передыха, пару раз все же схватилась за спасительные перила. Вот странно, ничего не болит, а сил нет.
  Добрела, захожу. И непроизвольно шарахаюсь в сторону. Ну это ж какой идиотина догадался повесить зеркало напротив двери, да еще и во весь рост, да еще и в больнице. Вдох-выдох, вдох-выдох. Не удивительно, что народ дергается при виде меня, я сама чуть дуба не дала. Белое платье в бурых пятнах крови, и на груди, и на юбке, парео, завязанное узлом, отчасти закрывает пятна, но придает какой-то вызывающе цыганский вид. На шее бурые разводы (как смогла, так и вытерла), руки грязные, под ногтями засохшая кровь, хорошо хоть ногти накрашены, скрывают весь ужас.
  Но апофеоз всего - голова: волосы, спутанные слипшейся кровью, ото лба до темечка присохший блин, странно, капало же вниз. Глаз навыкате, потому что кто-то закрепил лейкопластырь на верхнем веке, и он это веко постоянно тянет вверх. Сдерживая смех, отошла от зеркала.
  Вымыла руки до самых плеч, шею, посмотрела с сомнением на голову. Черт с ней дотерплю до гостиницы. А вот лицо бы надо умыть, и принялась отдирать лейкопластырь.
  Открывается дверь, и меня сгребают за шкирятник.
  - Ты что делаешь? - шипит мне в ухо Марк.
  - Умываюсь, - флегматично отвечаю.
  - Потерпеть не могла?
  - Не могла, - огрызаюсь, вырываясь из его цепких рук, сил все еще мало и голова отзывается недовольно на каждое движение, - ты из меня монстра какого-то слепил, что от меня не только закаленный всевозможными уродствами медперсонал шарахается, но и сама едва дуба не дала, когда увидела себя.
  - Ну, слава богу, раз способна выдать такую длинную тираду, значит приходишь в норму. Пошли, тебя врач ждет.
  Сначала была медсестра, которая собрала остатки жидкости из моего организма и отправила это на анализ, потом отмочила чем-то гордость пирата, в смысле повязку на один глаз и я, наконец, могла лицезреть мир обоими органами зрения. А уже потом пришел врач, и начал меня ощупывать, обстукивать. Посмотрел анализы, поспрашал симптоматику, похмыкал и отпустил с миром, одарив диагнозом 'сотрясение средней тяжести', лежать неделю не вставая и завтра приехать на снятие швов. Как совместить одно с другим я не знала, поинтересовалась у доктора, но он только пожал плечами. Подумал еще и назначил капельницу, которую тут же мне и вкатили. Под капельницей я замерзла до зубовной морзянки, не помогли два одеяла.
  Только выйдя на улицу под итальянское солнышко начала согреваться, заботливый Марк принес большой стакан горячего чая с молоком, и где только раздобыл?
  - Согрелась? - спросил меня, когда стакан опустел.
  - Да, спасибо.
  - Как состояние?
  - Капельница взбодрила.
  - Отлежишься и будешь краше прежнего. Поехали?
  - Да, пора.
  В гостиницу надо было пробираться через черный ход, но кто ж знал, что тут все такие возбужденные и жаждущие новостей. От народа же и узнали, что водитель стабилен, но пока в реанимации. Помимо наших членов толпу создавали еще и постояльцы практически не знакомые с нами, но желающие подробностей. Я и в обычном своем состоянии скученность не люблю, а тут еще все орут, сочувственно смотрят, жалостливо поджимают губы. Марк, конечно, меня прикрывает, но он не всесилен. Дергаю его за руку, которой он держит мою ладонь, оборачивается ко мне, наклоняется ближе, чтобы расслышать меня.
  - Ты тут разбирайся, а я в номер.
  - Я тебя доведу.
  И мы медленно, но все же продвигаемся к лестнице. Лестница только казалось страшной, но глаза боятся, а ножки топают. Осилила и ее, Марк вытащил из сумки ключи от моего номера, сил возмущаться (на то, что без моего ведома, и в моей сумке...) не было. Зашли в номер, я тут же привалилась к стене, чтобы отдышаться. Марк прошел до кресла, сгрузил туда мою сумку. Вернулся к двери, остановился напротив меня, посмотрел внимательно с легким сожалением. Вот только жалости мне сейчас и не хватает!
  Обхватил большой теплой ладонью мою щеку, провел пальцем по здоровой брови. Ну вот в кого он такой родился, весь такой участливый и родной. Оттолкнулась руками от стены и впихнула себя к нему на грудь. И он с готовностью принял меня, обняв обеими руками, прижавшись щекой к моим волосам (билииин, я же вся грязнююючая). Ну и ладно, грязнее он уже не станет, потому прижалась сильнее. Потерлась носом о его шею, вдохнула его запах. Ох ты ж, лучше бы этого не делала.
  Наверняка не у меня одной срабатывает ассоциативный ряд на запахи. Это когда пару лет назад купила духи в отпуске на тропическом острове, и две недели провела, как в сказке, чувствуя себя красивой, счастливой, желанной, пользуясь каждый день духами. А потом вернулась и забыла про этот флакончик. И вот сподобилась морозной зимой прогенералить шкафчик, и находятся духи, открываешь их, и оказываешься снова на том острове, с тем самым мужчиной и в том самом платье. А всего лишь понюхала духи.
  Я же очутилась на вилле 'Роза', остро пахнуло ночной прохладой и страстью. И, видимо, пахнуло-то не у меня одной, у Марика тоже сбилось дыхание. Я-то ладно, а у него, между прочим, невеста. А я тут тактильные страсти развожу.
  Отстранилась, заглянула ему в глаза. У-у-у-у. Надо срочно все возвращать на круги своя.
  - Спасибо, - тепло благодарю его и делаю полшага в сторону.
  На мгновение подвисает, потом собирает глазки в кучку, откашливается и хрипло спрашивает:
  - Тебе еще что-нибудь нужно?
  - Да, - уверенно заявляю. - Душ с теплой водой и уютная подушка.
  Улыбается с легкой грустинкой в глазах.
  - Все это у тебя и так есть, - прощальный кивок и я остаюсь одна в номере.
  Теперь не только голова чумная, но еще и ноги ватные, замеча-а-ательно, так недолго вообще в овощ превратиться. То ли действие капельницы закончилось, то ли просто все силы ушли на борьбу с собой, чтобы оттащить себя от Марка.
  Голова едет, словно на карусели, причем, как с закрытыми глазами, так и с открытыми. Надо добрести до кресла и передохнуть, но есть опасение, что опосля могу вообще на все забить и уснуть. Не-не-не, в душ, в душ, гигиена прежде всего. Пока я уговорами, понуканиями и прочими маловразумительными, на данный момент, методами настраиваю себя на марш бросок до ванны, раздается вежливый, но уверенный стук в дверь. Кого еще принесло? Хорошо, что не ушла далеко от двери. А так, один легким движением и вуа-ля, дверь открыта.
  На пороге мнется Оксанушка. О нееееет.
  - Ой, - пугается она моего кроваво-цыганского вида, это она еще меня с нашлепкой на глазу не видела. - О-о-ой, - второй раз у нее вышло с интересом. - Василис, мне сказали, что у тебя сотрясение.
  - Есть маленько, - стараюсь не трясти головой, - средней тяжести приложилась.
  Стою, держась спиной за стену, ожидая пока Оксанушка покинет меня, чтобы запереть за ней дверь. Никого видеть не хочу.
  - Оксан, мне бы в душ и отлежаться, давай по-быстрому что хотела, и я займусь собой, - я все же нянька, хоть и травмированная на черепушку.
  Оксанушка делает шаг в номер, закрывает за собой дверь.
  - Я за этим и пришла. Я умею править сотрясение мозга, - и машет перед моим носом небольшой шелковой косынкой.
  От этих мельтешений меня начинает мутить.
  - Давай я сначала в душ, отлежусь, а потом будем править, - пытаюсь отделаться от нетрадиционного лекаря.
  - Я тебя до душа провожу, а то ты совсем бледная, еще упадешь.
  - Странно, - бурчу я. - До этого нормально зеленого цвета была.
  Но помощь принимаю. Лекарша доводит меня до душевой кабины и выходит в комнату, оставив дверь открытой. Освобождаюсь от сарафана (даже пытаться отстирать не буду) и встаю под струи воды, с опаской поглядывая на прикрученную недавно лейку, если она меня опять шандарахнет, то может и так все на место встанет, без Оксанушки.
  После душа полегчало, но каруселька по-прежнему со мной или я на ней. Аккуратно пробираюсь к стулу и ко мне тут же подлетает Оксанушка, хищно настроенная.
  - Оксан, можа само пройдет.
  - Это вряд ли. Неделю будешь валяться в постели, оно тебе надо?
  - А хуже точно не будет? - уточняю, пока она завязывает свою косынку на моей мокрой головушке, достает из сумки желтую змейку сантиметра, и производит расчеты там же (на голове и косынке).
  Стягивает, трясет, опять стягивает, замеряет, трясет, стягивает, водит руками, загадочно шепчет и, наконец, отступает от меня на шаг.
  - Вроде все встало на место, платок снимешь завтра.
  - Спасибо, - на всякий случай благодарю ее, вдруг и, правда, помогло.
  Закрываю за лекаршей дверь, задергиваю темные шторы, и зарываюсь в постель с намерением открыть глаза только с утренними петухами.
  Открываю. Сумерки, только не понятно утро или вечер и какого дня, телефон делится информацией: '23.00'. Спать-спать-спать. Провошкалась полчаса. Подушка жесткая, постель неудобная, одеяло жаркое, и какая-то тряпка постоянно лезет в глаз. Все, выспалась. Вскипятила чая, заварила. Поняла, что проголодалась, поскребла по сусекам, отыскалась печенюшка в упаковке. Замечательно, с такой диетой, как раз пару кг сброшу до приезда семейства.
  Вышла на небольшой балкончик, грызу кондитерское изделие, запиваю крепким чаем и размышляю чем заняться ночью. Чем-то нужно-полезным заниматься сильно не тянет, а тянет прогуляться под луной, причем тянет с какой-то страшной силой. Хочется движения и свежего воздуха. Есть тут одно местечко за бассейном, прям у самого обрыва, вечером там очень красиво, ночью, правда, кроме огоньков пары деревенек ничего не видно, но погляжу.
  Переодеваюсь в теплые трикотажные штанишки и уютный кардиган, снимаю Оксанушкин платок с головы (надо спасибо ей будет завтра сказать, не знаю как, но помогло), голове значительно полегче и, самое главное, я сошла с карусельки. Забираю волосы в хвост, критично рассматриваю пять шрамов чуть выше брови, жаль челки нет, а то можно было прикрыться ею.
  Спускаюсь в сад, едва не натыкаясь на Эдуарда с Любушкой, они милуются на соседней аллее на художественно-философские темы, надо же, нашли друг друга. Пригнувшись, пробираюсь мимо них, скрывшись за живой изгородью, голова отзывается недовольным нытьем, но тут же успокаивается, как только принимаю вертикальное положение.
  Господи, какой тут воздух. И звезды. Я таких огромных даже на Байкале не видела, даже в августе, когда они ниже всего и валятся с неба, словно дождь из дырявой тучки. Над Тосканой они яркие и махровые и огромная луна, освещающая все вокруг.
  Обошла бассейн, вышла на обзорную природную террасу. Дошла до краю. Красиво. Ясная ночь, без тумана, дыма. Внизу справа и слева огоньки и луна теплым светом подсвечивает еле уловимые контуры домиков, где светятся эти огоньки. Долго простояла, нижние конечности успели замерзнуть в легких балетках.
  Пора возвращаться, неохотно разворачиваюсь и замечаю в трех метрах правее, у кустов фигуру, сидящую в кресле. Начинаю различать очертания Марка. А ему-то чего не спится?
  Сидит, откинувшись на спинку невысокого кресла, вытянув длинные ноги на дорожку. Рядом на заборчике бутылка вина и толстый стакан.
  Подхожу ближе, смотрит впереди себя, словно меня не видит. Может чего стряслось, пока я предавалась целительскому сну?
  - Ма-а-арк, - негромко зову его, чтобы не сильно нарушить его медитации, - как водитель?
  - Лучше, - равнодушно отвечает.
  - Что-то случилось? - делаю еще шаг.
  - Вроде нет, - протягивает руку к стакану, допивает остатки вина, наливает полстакана, ставит его на прежнее место и снова расслабляется в кресле.
  - А чего ты такой вареный?
  - Пройдет, - равнодушно.
  Подхожу к его импровизированному столику, беру стакан с вином.
  - Тебе, наверное, нельзя, - равнодушно предупреждает меня.
  Да чего случилось-то, что он насквозь пустой. У меня с пол оборота включается материнский инстинкт, хочется залезть на колени, обнять, прижать, вернуть к жизни это потерянное недоразумение. Еще один шаг, совершенно непроизвольно, я ж говорю, материнский инстинкт, он у русских женщин не только на детей распространяется, но, как правило, еще и на мужчин. Но тут вмешивается здравый смысл, прямым текстом транслируя мне как именно один инстинкт, может переплыть в другой. Ой нет, я и так сегодня лишку хватила.
  А-ага, так может именно поэтому и траур? Он же практически женатый мужчина и исключительной честности и моральности. И как он теперяча будет своей Милена-Милане в глаза смотреть, опосля того, как приобнял травмированную в черепушку девицу. Он же себя заживо загрызет, не дотерпит до свадьбы.
  - Наверное, - соглашаюсь и делаю несколько глотков, ставлю бокал рядом с бутылкой.
  - Как ты себя чувствуешь? - смотрит, но не прямо в глаза, как он привык и активно этим доводил до белого каления, а по касательной.
  У меня в школе была биологичка Маргарита Юлисовна, особа крайне не сдержанная на эмоциональные всплески, из-за чего была прозвана Маргошей. У нее взгляд был, как у того русака, в смысле зайца. Когда один на один с ней разговариваешь, то, куда бы она не смотрела, все равно понятно, что ее вопросы адресованы тебе. А вот когда она начинает орать на тридцать человек в классе: 'Я сказала, выйди вон!' - тыча пальцем на дверь и отчаянно кося обоими глазами в окно. В первый год обучения у нас в классе сразу несколько человек выходило, от греха подальше. Окрик достигал нас почти в коридоре: 'Иванов (или Петров) это касалось тебя', следовало уточнение, и невиновные понуро возвращались в класс. Став постарше, на крик: 'Я сказала, выйди вон!', мы хором уточняли: 'Кто именно?', естественно это не добавляло особой симпатии к нам.
  Это я отвлеклась, так вот Марк сейчас сильно напоминал Маргошу, окосеть он за несколько часов вряд ли смог, значит мучается на тему приличностей и порядочностей. Тут уж я бессильна помочь, могу только усугубить. Ладно, ничего непристойного не было, мы же не в викторианскую эпоху живем, авось как-нибудь переживет. Я свои инстинкты на голодный паек посажу, и материнские и прочие, и пореже видеться. Черт, я же еще за него и его переживания переживаю, мне заняться больше нечем?
  - Хорошо чувствую, - отвечаю.
  - Послезавтра день города, вечером в гостинице будет специальная программа, - ну точно, вылитый Маргоша, куда угодно, только не в глаза. - Нам нужно знать, сколько твоих будет на ужине.
  - Хорошо, я передам точную цифру Данте.
  - Спасибо, - соглашается со мной и замирает взглядом на огоньках домишек.
  Ухожу, не прощаясь, Марк, тоже не прощаясь, остается. Может сам к утру отойдет, и куда его Милана-Милена смотрит, когда ее мужчина тут страдает и плющется?
  В номере включаю нуот. В почте два письма от Алекса с противоречивыми дополнениями. У него-то что случилось? Уж кто-кто, а Алекс таких метаний вообще не допускает в работе. Время позднее, звонить не буду, отсылаю письмо с пунктиками, где и что мне не понятно. Отвечаю на скопившуюся почту, просматриваю информацию по рождественским выставкам, в скайпе появляется Года, и я быстренько тушу комп. Заняться не чем, читать интересную книжку противится голова, потому снова отправляюсь в кровать восстанавливать остатки невосстановленностей.
  'Первых петухов' встречаю бодрой и полной сил. Традиционный созвон по скайпу с семейством, которое неожиданно в полном составе присутствует у нуотбука, как выясняется с жутчайшей ангиной и высоченной температурой. Пристаю с расспросами, когда началось, что выпили, чем закусили, чего сказал врач. Мама отчитывается и вяло настаивает, чтобы я включила видео. Вру, что все включено, просто связь плохая (челки-то у меня по-прежнему нет, чтобы пять швов прикрыть), а чего их нервировать за тридевять земель, они и так больные.
  Сентябрь месяц, откуда могла ангина взяться? Им через пару недель вылетать, а они болеть удумали.
  Василина пишет в скайпе, что издательство приняло ее новую книгу, но они хотят и мои иллюстрации туда изобразить. И двадцать штук иллюстраций они желают видеть через три недели. Это количество можно и за день отрисовать, но книга новая, с героями я не знакома. А это значит, что нужно плотно работать с Васькой, уточняя детали внешности и характера, потому как иллюстрация может быть на пятой странице, а в середине книги выясниться, что герой неформал бритый наголо и весь татуированный. Приятельница, зная мое занудство по этому пункту обещает, что ответить на мои уточняющие вопросы сможет только завтра вечером, а пока закинула мне рукопись. Скидываю на флешку, и иду распечатывать к Данте, прихватив с собой цветную ручку, чтобы уж сразу пометки делать по тексту. И уже с прозрачной папочкой, куда вшита распечатанная рукопись, топаю на завтрак.
  Здороваюсь с нашими, предупреждаю, что завтра праздник в городе и уточняю количество желающих присутствовать на гостиничном ужине, естественно все 'за': кормят вкусно, разнообразно, да еще и вина наливают. Отдаю Оксанушке ее косынку с благодарностью за лечение и усаживаюсь за маленький столик. Тут же подходит официант и наливает горячего чая, да с молоком. М-м-м, благодать какая. Утро сегодня прохладное, серое, влажное. Поплотнее закутываюсь в кардиган и допиваю маленькую чашку. Это кто ж придумал в такой таре чай подавать, русские они не только сорокоградусную пол литрами пьют, но и чай тоже. Официанты знают мои пристрастия, потому на втором круге нальют в еще одну чашку, а я пока за продовольствием к шведскому столу.
  На пол дороге меня залавливает Алексей Игнатьевич, придерживая за локоток, отводит в сторону, к колонне и внимательно рассматривает, чуть дольше задерживает взгляд на основной травме, сочувственно поджимает губы. И на этом спасибо, словестного сочувствия мне с утра не надо.
  - Василиса, примите мои извинения.
  - А Вы-то тут при чем?
  - Наша машина, водитель.
  - Если кого и обвинять, то только нездоровое сердце этого самого водителя, но ни его самого.
  - Шрам может остаться, - с сожаление.
  - Обязательно, - соглашаюсь с ним. - Но у меня хороший косметолог, - подмигиваю здоровым глазом.
  Улыбается уже веселее.
  - Я бы предложил свозить Ваших на море, но теперь даже не знаю...
  - А Вы предложите, - широко улыбаюсь, - и они поедут.
  - А Вы?
  - А у меня сегодня работа образовалась, поэтому я никак.
  - А на завтрашнем ужине будете?
  - Конечно, кто ж от такого отказывается.
  - Ваша группа не сильно обидится, если Вы за нашим столом посидите? Завтра большая часть семьи соберется.
  - А я каким боком туда припекой?
  Алексей Геннадьевич негромко смеется.
  - Мне кажется, что Вы удачно впишетесь в нашу компанию.
  - Не обещаю, - честно предупреждаю я.
  Я ж тут не далее, как нынешней ночью приняла решение оградить Марка от своего пагубного влияния, буду пытаться.
  - Постарайтесь, все будут Вам рады.
  Ну да, особенно Марик с его тонкой душевной организацией возрадуется, когда увидит меня на соседнем стуле, а если соберется вся семья, значит и невеста будет. Ну-у-у у-жжж не-е-ет, без меня. Ограждать, так ограждать, а с его семейством я и так пообщаюсь, Ленка вон, в прошлый раз умудрилась, и познакомиться и подружиться.
  - Скорее всего, не получится, - честно предупредила.
  Алексей Игнатьевич загадочно блеснул глазами, кивнул и покинул меня. Хм-м?
  Накладываю себе в две тарелки хорошие горки плотного завтрака, именно так питаются настоящие русские женщины, которые и коня на скаку, и по избам легко с коромыслом. И вот не надо тут о диете и хрупкости телосложения, все входит и выходит нормально, а красота, как известно, держится на трех китах: полноценный завтрак, здоровый сон и любимый мужчина рядом. Не всегда, правда, всех трех получается заловить в свои сети, так что приходится выкручиваться, заменять одного кита другим.
  Яишница с беконом очень уютно улеглись на дно желудки, но он не принял их в расчет, потому поглощаю круасаны с джемом, чтобы поставить жирную галочку напротив одного из вышеозначенных китов. Вторая кружка с чаем заканчивается в два глотка, надо, однако, со своей кружкой приходить на завтрак. Хотя, официант молодец, почти сразу наливает третью. Ну все, теперь можно неторопливо доедать, допивать и начать читать рукопись. И я, вся из себя деловая, обкладываюсь бумаги, и погружаюсь в чтение.
  Здорово все-таки у Васьки получается, она параллельно стала писать приключенческие романы под псевдонимом... мужским... от первого лица... мужчины за сорок... И она так хорошо умеет вживаться в чужую шкурку, что диаметрально меняются обороты речи, типаж, манеры. Ух, зачиталась, ухожу в числе последних. В холле нагоняет Марк. Вспоминаю, что обещала оградить, потому напускаю на себя нейтрально-уставший вид.
  - Доброе утро, - это он сама вежливость. - Когда поедем в больницу? - и предупредительность.
  И, видимо, именно по причине особой вежливости и предупредительности снова старательно изображает из себя русака. Я стараюсь не улыбаться, глядя на его новый стиль общения, но нейтрально-уставший вид дается мне с трудом. Стараемся оба: он - косит, я - ограждаю.
  - Можешь не заморачиваться на этот счет, - не торопливо, с ленцой отвечаю ему, - я сама прекрасно с этим справлюсь.
  - М-м. Понятно. Давай через час.
  Блин, когда он не косил, а смотрел в глаза, с пониманием как-то получше было.
  - Ма-арк, - интонация чуть более выразительная, чем до этого. - У тебя, наверняка, есть какие-то дела...
  Бросает взгляд на меня, но проходит по касательной, начинаю подозревать, что дело не так в психологии, как в физиологии. Можа он чисто по медицинским показателям в глаза смотреть не может, ну не знаю, вдруг шею вчера повредил, и она у него теперь не выворачивается под нужным углом. Ну да, пока я оздоравливалась посредством сна он себе кривошею заработал. Ну и хрен с тобой, золотая рыбка.
  - Со своими я разберусь сама, - не дожидаясь ответа, обхожу его, и поднимаюсь по лестнице.
  В номере звоню своим, с уточнением состояния ангины, все-таки волнуюсь, когда сама при этом присутствую, и принимаю непосредственное участие в лечении, ни так дергаюсь. Мама саркастически комментирует отвратительную итальянскую связь без видео, стараюсь врать убедительно, но родительница меня знает всю жизнь, потому, ясно море, не верит, но не пристает с вопросами. Уф.
  Алекс присылает ответы на мои пунктики, вчитываюсь. Звонит Егор. О! Вот на нем и отыграюсь.
  - Как здоровье? - с порога начинаю допрос.
  - Легче, но болею.
  - Таблетки сколько раз принял?
  - Как ты сказала. А чего это у тебя видео не включено?
  - Температура есть? - у меня еще целый список подобных вопросов.
  - Слышь, у меня с видео все нормально, это чего-то у тебя.
  - Со связью, наверное, проблемы, - отмахиваюсь. - Температура есть?
  - А ты на камеру нажми, - тоном профессора объясняет мне, - и сразу все будет.
  - Голова болит?
  - Лиса включи камеру! У меня ни так много времени.
  - Нафига тебе камера! - возмущаюсь я.
   А сама глазами рыскаю по номеру, ища самый темный угол, куда можно переместиться с ноутом и камерой, Егор тот еще репей, не отвяжется. А если против света сесть? Вариант.
  - Егора, у меня тоже этого времени нет, давай по быстрому и мне работать надо.
  - Включай камеру, а там посмотрим.
  Включаю, сильно надеясь, что я у него отображусь в квадратиках и очень мутно, еще и 'против света' должно помочь.
  - Лицом к окну пересядь.
  Я ж говорила - репей!
  - А давай я еще вверх ногами встану.
  - Не, ноги твои меня не интересуют, твоя мама сказала, что у тебя что-то с лицом.
  - Чего? - опешиваю, - она-то как это решила?
  - Даже, если бы у тебя не оказалось ноги, то камеру-то ты все-равно бы включила, а раз настойчиво отказываешься, значит... Рассказывай! И сядь лицом к свету!
  Пересаживаюсь.
  - Другим боком повернись, - придирчиво вглядывается в камеру, словно жену себе выбирает.
  - Зубы не показать? - скалюсь в объектив.
  - Ага, - увидел, чего хотел, - чего стряслось-то?
  - Машина съехала в кювет, я одна умудрилась пораниться не понять обо что, - недовольно объясняю, словно школьница, принесшая две двойки за раз в одном портфеле.
  Егор внимательно и немного тревожно всматривается в меня.
  - Сотрясение есть?
  - Уже поправили, - отрицательно машу головой, - сегодня-завтра швы поеду снимать.
  - Ладно, что матери сказать?
  - Ничего не говори, они там все влежку с высокой температурой. Пусть лечатся. А вечером я с телефона перезвоню.
  Егор поджимает один уголок губ.
  - Скажу, когда швы снимут, - добавляю, скрыть все-равно не получится, любой порез очень выразительно на мне рубцуется и только косметическими процедурами его можно убрать.
  - Лиса, - мягко улыбается мне, - люблю, целую.
  - Я тебя тоже.
  Забираюсь в кресло и снова утыкаюсь в Васькину рукопись. День будет мрачненький, дождик уже начал накрапывать, потому в номере, возле окошка с приятной книжкой, в уютном кресле - красота.
  Зачиталась, про пометки вспоминаю не всегда, хочется побыстрее узнать, чем закончится. На стук в дверь реагирую не сразу - вся в книжке. Отвлекаюсь только, когда барабанная дробь начинает бить по мозгам. Ну и за каким надом я понадобилось? Выковыриваюсь из кресла, открываю дверь.
  ???
  Марк.
  - Поехали?! - это он меня спрашивает или утверждает?
  ??? Вот если бы он не страдал Маргошиной болезнью, то сейчас все запросто мог прочитать на моем лице и даже озвучивать бы ничего не пришлось.
  - Ма-а-арк, - на всякий случай ласково.
  А вдруг это у него даже не физиологическое, а нервное, я ж, наверное, и святого до белого каления могу довести, а Марик почти что святой с его терпением и тактичностью.
  - Василис, поехали. Все, что хочешь сказать, скажешь в машине.
  И так забавно, взгляд по привычке скользит к глазам, но срикошечивает в бок и расфокусируется в никуда. Ух ты ж, мне надо тоже так потренироваться, Года в восторг придет, когда я ей это продемонстрирую.
  - Марк, у тебя дел нет?
  Молчит... и смотрит... в никуда. Пипец, сильно захотелось его стукнуть, чтобы глазки в кучку собрались, к тому, что он молчит я уже привыкла, и даже начала привыкать, когда молчит и смотрит. Но когда молчит и смотрит в никуда, создается стойкое чувство, что я тут лишняя.
  - Ты машину собирался в химчистку отвезти!
  - Я и отвез, мы на твоей едем.
  Ой, мамочки, держите меня семеро, ощущение, что он за ночь успел побывать на Марсе, откуда все мужчины. И по недоумию вдруг вернулся на Землю и сам до сих пор не понимает, что он тут делает.
  - А нафига тогда ты мне нужен!!? - взбеленилась я, чуть не уйдя в ультразвук.
  Ну ей Богу же, как робот! Он, понимаешь ли на своем Марсе за ночь поменял себе всю прошивку и теперь весь обновленный - болванка болванкой, чурка бесчувственная.
  Этот.... Ры-ы-ы... Русак-марсианин делает шаг в комнату, закрывает дверь, и непринужденно садится в кресло, которое у двери.
  - Я подожду, пока соберешься.
  Я не святая и даже ни разу не религиозная, да я и верую-то исключительно по мере моей надобности, а не всегда, и не во все... потому мне простительно...
  В руках оказалась Васькина рукопись, толстенькая в пластиковом переплете, я в мгновение скрутила ее в трубочку, и начала дубасить окосевшего марсианина по черепушке. Марсианин обалдел буквально на секунду (и успела-то долбануть всего пару раз), и не хуже зайца русака сиганул в сторону окна. Я не ожидала подобной прыти от примороженного, потому растерялась и упустила свою возможность вставить окончательно мозг на место.
  - Ты что творишь? - возмутился вмиг преобразившись в Марка марсианин и даже глазки в кучку собрал.
  Надо же, помогло.
  Теперь уже я выразительно молчу, и так же выразительно смотрю.
  - Василис, поехали, а? - косит глазами куда-то за мою спину.
  Я демонстративно оборачиваюсь, никого.
  - Марк, я здесь, - машу ему рукой.
  - Собирайся.
  - Да какая тебе разница, когда я сниму швы, если их завтра снимут будет лучше.
  - Завтра я не смогу тебя отвезти, - виноватый тон и глаза косят теперь за левое мое плечо.
  - А кто тебя вообще делегировал на это мероприятие? Я девочка большая, сама съезжу, без сопровождающего
  А этот... недобитый... русак... опускается теперь уже в другое кресло, закидывает ногу на ногу и поднимает на меня тяжелый взгляд. О! С фокусировкой все нормально, с центровкой тоже! И смотрит точно в глаза. И молчит. Ну да, так как-то привычнее, хоть что-то по взгляду можно прочитать. Там даже сурдоперевода не надо, большими выпуклыми буковками, с подсветкой транслируется надпись: 'никуда не уйду, едем в больницу'.
  Ну и что с ним делать? Да, черт с тобой! Шагаю к шкафу, со всей дури распахиваю тяжелую дверь, та громко бьётся о кресло, что у входа. Начинаю копаться в вещах.
  Ну вот почему так? Ты полночи себя убеждаешь держать дистанцию, переживая за нравственность и душевное состояние некоторых субъектов, придумываешь плюсы, закрывая глаза на некоторые очень глобальные минусы. Настраиваешься на это. А потом... Бац!!! Заявляется заново прошитый марсианин с новым чипом в башке... Ры-ы-ы... Вытаскиваю кашемировую юбку, джинсовую короткую куртку, кепку. Нифига себе я раздраконилась, спичку поднеси, спалю все нафиг.
  Звонит скайп. Мама. Странно, созваниваться сегодня уже не должны были. Неужели что-то случилось? Подхожу к маленькому столику, рядом с которым сидит раздраженный русак.
  - Марк, выйди, пожалуйста, мне поговорить надо, - не глядя на него, без всяких прелюдий.
  - Я тебя в холле жду, - прям снежная королева.
  Отвечаю на скайп.
  - Лиска, - сипит родительница.
  И замечает новый аксессуар у меня на лице, я забыла отключить камеру.
  - Ты где так приложилась?
  - Неудачно стукнулась, - отмахиваюсь. - Сейчас еду швы снимать, что у вас?
  Оказывается, самый главный член семейства изволит температурить высоким градусом. У меня ни так давно семейство перешло на гомеопатическое лечение, а там, как известно, температура приветствуется. И я-то спокойно к высокой температуре отношусь, проверено уже не единожды, чем выше температура, тем быстрее проходит излечение, а вот родительница периодически впадает в панику. Сейчас же ее паника требует успокоения. Поэтому объясняю, обнадеживаю и когда вижу, что она успокоилась, прощаюсь. Ее-то я успокоила, а сама нервничаю, на расстоянии-то картина не полная. Но, все будет хорошо!
  Переодеваюсь, чуть подкрашиваю глаза и губы и спускаюсь в холл. Дождь льет средней степени, но понятно, что надолго. Прохожу мимо Марка до стойки регистрации, прошу у Данте зонт, опять мимо Марка на выход. Дохожу до двери, жду пока подойдет, и остановится за моей спиной.
  - Вот какая необходимость ехать по такой погоде? - произношу вслух.
  - Давай ключи, я подъеду ко входу.
  Достаю из сумки ключи, передаю ему, назад, за мою спину, в эту же руку перекладываю зонтик и снова за спину. Берет и то, и другое. Делаю шаг в сторону, освобождая проход. Марсианин выходит под дождь.
  Настроение ни к черту, списываю все на погоду и возможные вспышки на солнце, которого не видно.
  Подкатывает моя машинюшка, быстро проскакиваю из одной двери в другую. Едем. Молча. Я пытаюсь отвлечься, и решить какие первые иллюстрации будут смотреться наиболее привлекательнее в новой Васькиной книге, это у меня получается. На четвертой иллюстрации замечаю, что подъезжаем к больнице.
  Меня, как сахарную высаживают у входа, не дожидаясь сопровождающего, иду уже знакомой дорожкой. Молодой итальянец в белом халате радостно выдергивает мне нитки, я реву раненым лосем. Не ожидала, что будет так больно, я сильно рассчитывала на то, что просто посмотрят и отправят обратно, типо нитки рассосутся сами. Либо просто вытащат, не травмируя остатки моих нервов. Зато взбодрилась.
  Марк, с отсутствующим видом, сидит в холле, замечает меня, когда я совсем вплотную подхожу. Да что такое с ним твориться-то? Что за траур? Что за трагедия? Не-не-не, это не мое, меня не касается. Мальчик большой, справится. У него есть семья, невеста, которые всегда помогут.
  Возвращаемся так же, молча, но за окошком появилось солнышко, настроение у меня повеселело. Доезжаем до гостиницы. На парковке мне, молча, отдают ключи, молча, кивком головы прощаются, и так же молча уходят.
  Быстро обедаю и ухожу в номер, уточняю состояние домашних - без изменений. Опять успокаиваю родительницу, что хорошая температура по-хорошему держится три дня, а бывает неделю (ну это я так, на всякий случай). Сажусь за рукопись и приканчиваю ее часа за три, пробегая глазами по диагонали (хочется побыстрее узнать, чем же все закончится), а уж завтра можно не торопясь удовольствие получить.
  Переодеваюсь к ужину, поярче крашу глаза, в надежде отвлечь внимание от моего нового украшательства над бровью. Частично убираю волосы, оставляя открытым лоб. Не буду я челку обстригать, в темноте не сильно заметно, а я себя не вижу. Вся такая противоречивая. Я женщина - мне простительно.
  Стучат в дверь. Музыкально стучат, я бы даже сказала, игриво. Это кто ж там такой интересный, что еще за дверью, а уже заигрывает.
  Батю-ю-юшки, свят-свят-свят. Андреа!!! Вот его-то тут и не хватало!
  - Привет, Василиса, - радостно шагнул ко мне с троекратным расцелуем.
  Про богатую мимику я говорила? Андреа все прочитал правильно.
  - Ты совсем мне не рада! - догадывается он, пока я тряпичной куклой вишу на его руках.
  Меня пробирает смех, дальше больше. Остановиться не могу, глаза придется заново перекрашивать, потому как они уже мокрые.
  Ну почему всегда всё сразу?
  - Ты что тут делаешь? - выдавливаю из себя, виделись же две недели назад и через пару недель снова должны увидеться.
  Вот на кой, спрашивается, он сюда заявился?
  - Я позвонил Егору, он сказал, что ты в аварию попала, - внимательно рассматривает мое лицо, крутя его обоими ладонями под разными углами.
  Егор, значит! Братцы (и итальянский, и иркутский) общались редко, без неприязни, но особой дружбы не испытывали друг к другу. Андреа иногда звонил Егору, перекинуться парой слов, не более и то, почти всегда по делу: что-то заказать, что-то передать и Егор никогда обо мне никакой информацией не делился. Особого секрета нет, просто это не в его правилах что-то о ком-то рассказывать. А у итальянцев интриги в крови, потому Андреа поначалу всегда спрашивал: 'Как у Василисы дела?', а Егор всегда отвечал: 'Я думаю, что хорошо, но лучше позвони ей и сам спроси'. Все! И больше ни слова, и тут вдруг сказать такое Андреа.
  - Ты ужинал? - спрашиваю, отсмеявшись.
  - Нет, специально за тобой зашел.
  - Хорошо, пойдем. Мне тут понравился один ресторанчик, да все повода не было туда зайти, - тяну его к выходу.
  - Василиса, - останавливает меня. - В твоей гостинице нет свободных номеров, а у тебя две кровати, давай я у тебя остановлюсь.
  Ну сама непосредственность... итальянская.
  - Нет, - категорично и чересчур быстро, - мы найдем тебе номер в соседней гостинице. В шаговой доступности их целых две.
  - Почему ты меня не любишь?! - театрально возмущается он, складывая руки на груди.
  - Кто сказал тебе такую глупость? - возмущаюсь я. - Люблю! Самой настоящей, глубокой сестринской любовью. Пойдем, - тяну его на себя обоими руками.
  - Ну вот далась тебе эта сестра! - опять очень театрально, но в глазах мелькает грусть.
  С Андреа отношения выстраивались долго. Он все не соглашался принять тот факт, что я его не хочу. Два года осады я выдержала стоически, потом ко мне переехал Егор и Андреа немного ослабил хватку, но стал чаще звонить Егору. Мне тогда было не до итальянских страстей с переживаниями и выяснениями. Потом Андреа приехал ко мне в Иркутск и я уже в категоричной форме довела до его сведения, либо он только брат, либо прекращаю с ним вообще общаться.
  Уезжал он в расстроенных чувствах, я провожать не поехала, делегировала Егора. Последний, видя, что итальянская любовь мне уже всю печенку проела, решил немного подмочь мне. Я на тот момент уже успела раз побывать его женой и матерью трех крошек. Наверное, провел некую параллель между нашими ситуациями и перед самолетом засели они с Андреа в ресторане. Уж не знаю, о чем говорили, но Андреа после этого поменял отношение. Из статуса любимой девушке я перешла в любимую сестру, но нет-нет, а прошлые чувства да прорывались, со временем все меньше и меньше и больше в шутку, но горчинка еще присутствовала.
  А последние полгода он начал серьезно встречаться с некой Камилой, вся семья боялась даже дышать в их сторону, чтобы ни дай боже ничего не стряслось. Я тоже, на всякий случай, не смотрела, не дышала. Потому ночевать будет в соседней гостинице, а еще лучше в соседнем городе, потому как если Даниелла (это мамочка Андреа) узнает, что мы провели ночь вместе... Бррр... не будем о летальном.
  Идеальным вариантом было бы, чтобы вообще никто не знал, что он приезжал ко мне. Вот через пару недель приедет семейство, и милости просим. Потому что, если ни дай боже, произойдет ссора с Камилой, виновата буду я. Не, я по любому буду виновата, даже живя за семь тысяч километров, но тут даже повода искать не надо для обвинения. Совратила - увела - поматросила - бросила.
  В ближайшей гостинице мест тоже не было, а вот чуть подальше (что и требовалось) мы Андреа заселили, но там не подавали завтрак. Я, не иначе, как на радостях, что нашлось местечко подальше от моей гостиницу, предложила ему позавтракать в нашей гостинице.
  Тут попрошу без комментариев. Сюда идеально подойдет выразительный итальянский жест: ладонь вверх, три пальца вместе и экспрессивно трясем рукой, при этом выражение лица должно быть: 'ну идиотка'.
  Поняла, что жестко ступила через пару секунд. Только бы никто из знакомых Андреа, нас вместе не увидел, потому что если мужчина и женщина завтракают вместе, значит, они и ночь провели вместе. Тут с логикой не поспоришь, потому что ни свиданки, ни деловые встречи ни один нормальный итальянец в восемь утра назначать в кафе не будет, а только любовники после бурной ночи.
  На какое-то время я стала верующей, попросив всех и вся, чтобы отвели взгляды всех знакомых Андреа от нас. Андреа большую часть времени проводит во Флоренции до которой рукой подать, а, следовательно, и знакомые могут заехать в наш городок. А если еще учесть, как любят итальянцы сплетни. Ладно, все будет хорошо. У Андреа все сложится с Камилой.
  Вечер провели хорошо: вкусная кухня, негромкая музыка и в кои-то веки Андреа не говорил о нас с ним. Возвращались ближе к двенадцати. Довели меня до гостиницы, троекратно расцеловались, меня приподняли, крепко обняли, прижавшись губами к шее. Место оно, конечно, эрогенное, но не на всех реагирует эрогенно. Вот сейчас просто щекотно, о чем я и сообщила обнимальщику, хихиканьем. Ну ладно, долгие проводы - лишние слезы. Выскальзываю змейкой из братских объятий, быстро машу ручкой и скрываюсь в отеле.
  Отсылаю смс маме, у них сейчас утро раннее, если не спит, ответит. Отвечает, что температура без изменений, в голо страшно смотреть, но самочувствие чуть лучше. А теперь спать.
  Утро радует туманом, можно надеяться, что день будет ясным. Пока принимала водные процедуры, солнышко развеяло остатки молочной дымки, и уверено всех оповестила, что день будет жарким. На завтрак оделась капустой, потому что не понятно как долго будем трапезничать, посему теплая, но тонкая юбка, тоненький топик и теплый кардиган.
  В полдесятого Андрея объявил о своем прибытии мелодичным перестуком в дверь моего номера. Хватаю сумку с мелочевкой и просачиваюсь в коридор, чтобы даже намека не было, что хочу его видеть в своем номере.
  Не знаю, что больше потрясло наших девушек (всех без исключения) фактурность Андреа или то, что он со мной. Косякнулась я серьезно, если даже наши решили, что мы вместе, что уж говорить об итальянцах. Только бы никто не увидел, только бы никто не увидел из его знакомых или знакомых его мамы, или Камиллы. Мама мия, Италия - это же одна большая семья, но будем надеяться...
  Пока я размышляю какой именно йогурт мне хочется, ко мне подходит Маргарита.
  - Василиса, - громко шепчет, переставляя йогурты с места на место, - ты где такого Мачо взяла?
  - Он сам пришел, - соблюдая конспирацию шепчу в ответ.
  - Попользоваться дашь?
  - И мне, - шепчет Татьяна.
  - Если он узнает, что у нас тут тотализатор, а он главный приз, то мне потом с ним придется натурой рассчитываться, - недовольно отбрыкиваюсь я.
  - А ты еще этого не сделала? - в полный голос удивляется Маргарита.
  - Ой, дуррррра, - скрипит рядом Татьяна.
  - Вам его натурал для сексуального удовлетворения нужен? - огрызаюсь я на умных советчиц. - Или просто Муза удовлетворить?
  - М-м-м, - синхронно закатили глаза с полными тарелками (по инерции набрали), глядя на меня.
  - Максимум на что его можно будет уговорить - это фото, но лучше втихушку щелкните. Моя натура не согласна тратится за пару снимков.
  - Василиса, - это уже Оксанушка, - откуда такой парень? - восторженный всклик.
  - Сам пришел, - дуэтом отвечают бохо-девицы и лавируют к своему столику, но очень кружным маршрутом, обходя дважды наш столик.
  Натура художника та еще зараз, сама люблю фактурные лица, а АНдреа не заметить просто не возможно.
  - Василис, а он тебе кто? - Оксанушка все еще здесь, а я жду пока принесут новую порцию выпечки.
  - Оксан, у него невеста, - слегка преувеличила я.
  - Да что ж такое! Это не Италия, а какой-то брачный институт.
  - Я тебе приоткрою завесу: итальянец - это не эталон идеального мужа. Больше всего на свете он любит маму и футбол. Оно тебе надо?
  Оксанушка задумалась с соком в руке.
  - И ухаживать он не умеет, как русские парни.
  - А Марк умеет?
  - А Марк умеет, - энергично заверяю ее. - И ухаживать, и заботиться. Но он уже занят, - расплываюсь довольной улыбкой.
  Она подозрительно присматривается ко мне, о чем-то параллельно размышляя.
  - Ты же говорила, что он практически женат! - возмущенная претензия ко мне.
  - Да, и с тех пор ничего не изменилась.
  - Да что ж за невезуха такая. Даже у Любушки роман случился, одна я, как лохушка, провстречалась с тремя парнями и ни одного романа!
  - Просто не сезон у тебя на романы, - успокоила, как смогла, наложила теплых круасанчиков и отправилась к столу.
  А бохо-девицы даром время не теряли, успели нафотографировать Андреа с разных ракурсов, да еще и самим в кадр сунуться. Молодцы! Андреа довольно скалился, любят итальянские мужики быть в центре внимания, у них тогда самооценка на стабильно высоком уровне комфортно себя ощущает.
  Завтракаем неторопливо, разговаривать особенно не о чем. Я снова подтвердила, что ждем его всем моим семейством через пару недель. Разговор после каждой фразы спотыкается и пробуксавывает. Ну не мой этот человек, с Егором можем часами проболтать, С Индианой, Костей тоже, да с тем же Марком легко и не принужденно. Ну-у-у, это когда было-то? Можно и с Марком легко и непринужденно, когда он не молчит и глазами не косит. А вот с Андреа не просто темы для общих интересов находить, может потому, что этих самых интересов и нет.
  Менталитет да, разный, культура иная. Но тут все же дело в другом... Мы с Марией всю ночь на пролет можем протрепаться ни о чем. Я, когда оказываюсь во Флоренции, всегда останавливаюсь у нее, и у нас уже что-то вроде ритуала сложилось: бутылочка вина, легкая закуска и разговоры на всю ночь, до первого луча солнца.
  При всем при этом, Андреа очень интересный человек, много знающий, много чем интересующийся, но вот какой-то монументально-квадратный. У него есть черное и белое и все. Никаких вариаций, никаких исключений. Если он считает, что вышивать крестиком плохо, то его жена не будет вышивать крестиком. Ну ладно, про вышивку не совсем удачный пример, у итальянцев считается большим плюсом, если умеешь мастерить для души, типо коврики для собачек вязать или аэропланы из спичек. Андреа близок к типажу тирана и деспота: есть только его мнение и оно правильное. Мне тяжело с подобными людьми общаться, какую тему не подними, либо им она не интересна, либо они все про нее знают и тут уже твое мнение им не интересно. А потом еще и обижается... Почему тебе со мной поговорить не о чем? Почему тебе со мной скучно?
  Заканчиваем завтрак, иду провожать Андреа на парковку, чтобы не светить его через центральный вход, веду боковым, через сад по самой крайней аллеей, куда редко кто заходит. Так дольше, зато надежнее.
  Ну все, прощаемся, дальне не пойду, там уже открытая парковка, если кто-то из его знакомых и заметит, то меня рядом уже не будет. Троекратное целование и прижимание моей тушки к себе. Андреа шумно вдыхает мой запах. А меня, почему-то родственник сегодня излишне раздражает и даже его запах неприятен, странно, может туалетную воду сменил?
  Вишу на нем, обнимая за плечи, когда замечаю знакомую фигуру. О! Марк с парковки возвращается, хорошо, что мы на соседней дорожке, может пронесет. Ан нет, не пронесло, Марик замечает нашу скульптурную композицию: Андреа к нему спиной, я лицом, да и лица-то там маленько, успела скрыться за плечами родственника, вцепившись в него клещами, не давая повернуться ни вправо, ни влево.
  Андреа смеется на мои манипуляции, видимо решил, что я заигрываю. 'Да стой же ты спокойно!' Нет же, спускается на ступеньку ниже, этого достаточно глазастому Марку, чтобы узнать меня. Кривит моську, поджимает губы и быстрым шагом чешет по параллельной дорожке. Еще три метра и будет плотная живая изгородь, нас за ней не видно. Я намертво фиксирую родственничка в одном положении, слегка разворачивая его спиной по ходу движения Марка. Еще пара метров осталась.
  - Василиса, пойдем уже до машины, - громко смеется Андреа, и разворачивается вместе со мной к парковке.
  Твою же маму!
  Марк бросает быстрый взгляд в нашу сторону (и лицо такое замороженное при этом), делает пару шагов по инерции, и встает колом.
  - У меня много дел, давай ты уже поедешь, - торопливо пихаю братца к парковке.
  - Я иду, иду.
  Я не видела, когда Марк оказался перед нами, мы по параллели уже разминулись с ним. И злой, как сто тысяч чертей или именно тот самый старый главный черт. Черт, черт, черт! Он все еще чуть пониже Андреа, но по размерам догнал его, сейчас они в равной весовой категории.
  Родственничек, увидев его, удивился, а потом узнал. Непроизвольно шаг назад, прищурил глаза, подсобрался.
  А-а-а-а-а! Тяну Андреа за руку, в обход Марка, но итальянец стоит упертым быком. Знаете, когда встречаются два кота и начинают выяснять кто сильнее, до мордобития может и вовсе не дойти, но массой подавить надо.
  - Что ты тут делаешь? - Марк бросает слова, словно кувалдой гвозди забивает.
  - Я... приехал... к своей... девушке..., - следует очень весомый ответ.
  Я на мгновение теряюсь? Чё? А почему тогда он весь вечер провел со мной, а не со своей девушкой. И какого фига тогда я тут тряслась и конспирацию по всем фронтам соблюдала?
  - Пошел вон отсюда! - это Марк, и таким злым я его вообще никогда не видела, он, словно, в размерах увеличился и такая агрессия прет.
  Я бы сказала, что он нарывается, но он как-то уверен в своем праве.
  Андреа давит его взглядом, Марк до помутнения рассудка (моего) спокоен и жутко злой. Я понимаю, что надо что-то делать, например, вовремя встрять с каким-нибудь дурацким вопросом, но мне так страшно, аж вспотела вся, включая ладони и макушку головы. И сдается мне, что у них там какие-то свои разборки, и если я встряну, то меня просто сметут, не заметив.
  И тут, не иначе, как с перепугу (моего естественно) мне вспоминается давнишний сон. Вернее сначала я словила схожие эмоции и чувства, а потом логическая цепочки показала причину: два огромных пса, абсолютно одинаковых, дерутся, а я пытаюсь их растащить. И вот тот страх, состояние беспомощности и понимание того, что я в их разборках лишняя - это было и сейчас. Черт! Андреа мстительный, зараза, а Марк ему на один зубок. Может, я Марка и плохо знаю, зато хорошо успела узнать родственничка. Мама-мия.
  Швыряю себя между ними, но я мелкая и это не сильно им мешает, только головы вбок отвели, чтобы моя макушка им вид не загораживала. Поворачиваюсь спиной к Марку, лицом к Андреа, делаю шаг к нему. Нулевая реакция. Трясущимися руками беру его за лацканы пиджака и встряхиваю. Ноль. Ах так! Прикладываю всю свою злость, ну и страх помог (а испугалась я знатно) и трясу его, как грущу. О-о-очень неохотно отрывает взгляд от противника и недоуменно смотрит на меня. Как будто посреди футбольного поля, где он катает мяч с друзьями, выросла полянка ландышей. И такое недоумение: они, конечно, красивые, но что они тут делают? Зачем они тут выросли? И почему мешают нам играть?
  Я вкладываю во взгляд весь арктический холод, на который сподобилась от злости.
  - Андреа, пожалуйста, ез-з-ж-ж-жай, - шиплю я гадюкой вот с таким капюшоном.
  Он усмехается каким-то своим мыслям, беглый взгляд за мою спину и сграбастывает меня в объятья.
  - Все хорошо, - громко шепчет мне, так, чтобы в радиусе четырех метров было слышно, - я люблю тебя.
  Ах, ты-ж. Ну все, держите меня семеро. Я скорее чувствую, нежели замечаю, что тень Марка метнулась по параллельной тропинке вглубь сада. Кулачок у меня маленький, силенки хиленькие, но в гневе любая немощь страшна. Кулак попадает родственнику (бывшему, вычеркиваю жирным черным фломастером его из списка родственников) в район живота, уж не знаю, какие там нервные окончания, мне казалось, что у него их в принципе нет, но он охает (скорее от неожиданности), и наконец, выпускает меня из любвеобильных тисков. Ах ты жжж...
  - Ты мне больше никто! - цежу я севшим голосом.
  Андреа в недоумении взирает на меня.
  - И не смей больше появляться в моей жизни, никогда, и ни под каким предлогом! - согласна, хвалила лишку, и перебор с киношностью, но я злая.
  - Василиса? - охает он в шоке.
  Обоими руками толкаю его в грудь, освобождая себе путь, подбираю сумку, которую не помню когда успела потерять, и разъяренной мегерой топаю по аллее, ничего не видя. Забредаю в самый дальний уголок, тут уже заброшенная земля: дикая растительность и вдоль узкой тропинки жухлая трава по пояс. Дорожка делает резкий поворот, и я на полной скорости едва не врезаюсь в Марка.
  - Марк, - невольно вырывается у меня с нотками облегчения и немного осуждения.
  Он стоит оперевшись обеими ладонями о каменный заборчик. Вскидывает на меня взгляд, там остатки злости, сожаление и немного растерянности. Закусывает губу, всматривается в меня с какой-то безумной надеждой и резко притягивает к себе, закрывая собой со всех сторон. Уф-ф-ф, у меня даже голова закружилась от облегчения. Да и его отпускает, слышу, как он над моим ухом дозированно выдыхает напряжение. Обнимаю его обеими руками за спину и вжимаюсь крепче, пытаясь хоть так помочь, облегчить. Трется щекой о мои волосы и постепенно его дыхание выравнивается.
  - Извини, - слышу у себя над ухом.
  Отстраняюсь, чтобы заглянуть в глаза.
  - Просто не ожидал его тут увидеть, - и мнется, держа меня за предплечья.
  - Да я тоже не ожидала, - чуть улыбаюсь ему.
  Стоим. Смотрим друг на друга. Молчим. Смотрим. Можа это вирус какой? Я уже свыклась и даже не напрягает нисколько это немое кино.
  - Мне во Флоренцию надо, - немного встрепенулся Марк, - картины в багете забрать, - а тон извиняющийся, - тебя с собой не зову.
  - И не надо, - легко соглашаюсь, - ты справишься.
  - Ну я пошел? - все еще держит меня.
  - Иди, - улыбаюсь ему.
  Он с неохотой снимает с меня свои руки, неловко обходит, и удаляется по тропинке. А я остаюсь в подвисшем состоянии средней степени дезориентации. Физически ощущаю, что очередной виток моей персональной карусели, случающейся раз в пять лет набирает силу и у меня не получается управлять собственной жизнью. Не знаю, как самой себе помочь, потому как к одной случайности цепляется другая. И такой локомотив выныривает из темного туннеля, а там один вагончик чух-чух-чух (не хотела я ехать с художниками), второй вагончик чух-чух-чух (наши выбрали гостиницу с бонусом в виде Марка), третий вагончик чух-чух-чух (Марк носит мои украшения), четвертый вагончик чух-чух-чух (встречаемся на выставке), пятый вагончик ух-чух-чух (задружился с Егором)... и таких вагончиков уже целый состав чухает и каждый день из туннеля выскакивает новый вагончик, а то и несколько. И я вполне допускаю, о каких-то, которые зайцами затесались, я даже не подозреваю.
  А после туннеля идет резкий наклон ландшафта вниз и вся эта махина, с не до конца обозначенным хвостом чух-чух-чух набирает скорость. Раз 'вагончики' мои, то рулить этим составом должна я, а меня нет за 'штурвалом'. Я просто наблюдаю со стороны и ничего сделать не могу: ни встать на тормоза, ни отцепить 'хвост' состава, ни дать команду на разгрузку, ни поменять стрелки. От меня вообще ничего не зависит, и эта дура несется на большой скорости под откос. А если будет крутой поворот, то вся эта неуправляемая жжжж... (как бы помягче выразиться) слетит под откос.
  Первый раз я на подобное обратила внимание пять лет назад на Сицилии, наверняка и раньше что-то подобное было, как говорит Мария: 'у каждого симптома есть цикличность', но я не рассматривала это под таким ракурсом. Всегда считала, что это моя жизнь и в ней будет все так, как хочу я. А на Сицилии начали происходить куча странностей, касающиеся меня, моей жизни, моего будущего, моей семьи, моих предков, и я на эти странности если и могла повлиять, то только в малой дозе.
  Как тогда объяснила Мария, желания рода, желания души бывают намного сильнее нас, я с этим категорично не согласна, но кто ж меня спрашивает?
  День только начался, а я уже выжатая и слегка апатичная, с кем бы этой апатией поделиться? Иду за встряской, неважно с каким знаком, к членам, главное быстро себя выдернуть из этого. Художники молодцы, просят освободить номера от последней партии картин, подтормаживают только племянник и Эдуард. Взбодрилась и иду приставать к Василине, потираню ее до нашего обеда. Васьки тиранится не охотно, на вопросы отвечает лениво и безэмоционально, но, поработав сорок минут соковыжималкой, получаю с нее всю информацию, которая мне необходима для иллюстраций.
  До обеда успеваю сделать пару иллюстраций, быстро обедаю и засаживаюсь снова за картинки, махнув рукой на послеобеденный городской праздник. Ужин назначен на восемь, в семь приходится себя оттаскивать от блокнота и приводить внешний вид в неописуемую красоту.
  С головой лень возится, потому собрала все в строгую прическу, выпустив пару пучков волос, превратив их в завитушки. Темно зеленое платье с расклешением до колена, полуоткрытые плечи, по вырезу кружавчики и чтобы не замерзнуть тоненький, но теплый шоколадный палантин. Высокий каблук коричневых туфель прибавил ростику и осанистости. Порадовала себя дополнительным шиком, одев на шею сверкающее колье, на руку широкий браслет из каменьев и бисера от Олеси (золотые руки и собственный стиль творят изумительные вещи).
  Ну королева же! Даром, что без короны. Но корона, как аксессуар, совершенно неудобно носимый предмет: тяжелый, давит и норовит постоянно свалиться. Всегда было интересно, а как ее мужики, в смысле короли лысые, носили в давние времена и она у них не соскальзывала. Вот откуда королевская осанка и походка лебедушкой, иначе сей предмет королевского предназначения сваливается.
  Спускаюсь в холл, мои члены почти все в сборе, ждут только Анну и Катерину. Девушки вбегают (нарядные, раскрасневшиеся) через пару минут с центрального входа, припозднились в городе. И мы все чинно двигаемся через холл и потом к нашему большому столу. На столах, словно светляки, горят свечи. Народ за соседними столиками неторопливо трапезничает, переговариваясь в пол голоса - еще только начало вечера, дальше будет шумно, гамно, весело, а пока все полны некой торжественности и степенности.
  Неунывающая Оксанушка рассказывает с каким итальянцем она сегодня познакомилась, Анна с Катериной показывают сувениры, которые сегодня приобрели. Татьяна и Маргарита уточняют у меня как добрать в соседний городок, они слышали от постояльцев, что там завтра будет большая ярмарка-барахолка. На барахолку хотят все, включая парней и мужчин постарше. Объясняю, где остановка и как часто ходят автобусы.
  Успеваем выпить по бокалу вина в ожидание первого блюда, когда возле нашего стола появляется Ярослав в бежевых брюках со стрелками, светлой рубашке и твидовом пиджаке, с вот такой обаятельной улыбкой.
  - Приветствую всех! - задорно здоровается он, - Василис, привет.
  - Привет Ярослав, - обрадовалась ему, выглядит шикарно.
  - А-а-а, - Оксанушка.
  - У него невеста, - громко шепчу ей на ухо.
  С открытым ртом поворачивается ко мне, в глазах возмущение и претензия.
  - Марк сказал, - пожимаю плечами.
  - Да это что ж такое! - громко ставит полупустой бокал с вином на стол.
  - И не говори, - сокрушается улыбаясь Маргарита, - никакой личной жизни в этой Италии.
  - Ты тоже это заметила?
  Я хохочу на их сетования по поводу неуместности повсеместных невест и жен. Ярослав обходит стол и наклоняется ко мне, девицы вокруг замирают и с преувеличенным вниманием следят за дальнейшим развитием событий.
  - Василис, у тебя какие планы на сегодня?
  - А ты с какой целью интересуешься?
  - С целью завладения твоим вниманием, - интригует, бросая взгляды по сторонам.
  - Я вся во внимании, - напускаю шарма на свой облик.
  - М-м-м, - довольно урчит, - вечер обещает быть томным.
  - У него невеста же! - шипит возмущенная Оксанушка.
  - Ну так замуж он пока и не предлагает, - отзывается Татьяна, подперев подбородок кулачком и снова возвращается к нам глазами.
  - Ярослав, - окликает моего соблазнителя Алексей Игнатьевич, - забирай Василису и пойдемте уже.
  - Куда забирай? - настораживаюсь я.
  - Добрый вечер всем, - здоровается Алексей Игнатьевич с моими членами, - мы похитим Василису у вас на этот вечер?
  Меня, между прочим, никто и не спрашивал, Ярослав начинает двигать мой стул, приходится встать.
  - Прошу, - по-джентельменски подставляет мне локоток.
  И не дожидаясь моего ответа, сграбастывает мою руку, вещает ее себе на локоть и тянет куда-то вглубь 'зала'. Едва успеваю схватить сумочку со стола.
  - Ну почему меня-то никто не похищает! - слышу возмущенное Оксанино.
  - Похититель, - обращаюсь я к Ярославу, - ты куда меня ведешь?
  - Отец сказал доставить тебя к столу.
  - В качестве основного блюда? - уточняю.
  - Скорее деликатеса.
  Еще один юморист нашелся
  - А что у ваших поваров напряг с фантазией? Или с ингредиентами?
  Ярослав хохочет.
  - Скорее у нас напряг с развлечениями.
  - То есть вы планируете пустить меня деликатесным тамадой?
  Опять хохочет.
  Оххх, ты жжж. За столом человек двадцать.
  - Это все родственники? - шепотом уточняю у Ярослава.
  - Не-не-не, знакомые, знакомые знакомых.
  - Ага, то есть, как и положено большой дружной итальянской семьей собрались.
  - Нет, на итальянскую семью мы количеством не тянем, потому добираем приятелями, - снова хохочет. - Родственники и сотоварищи, - громко обращается ко всем. - Это Василиса! Прошу любить и жаловать!
  - А может, я как-нибудь без любви и жалости обойдусь? - огрызаюсь сквозь зубы, наблюдая, как все-все внимательно рассматривают меня.
  А где Марк? А Марка нет. Ну и ладно, с ним бы точно перебор вышел.
  Ярослав усаживает меня рядом с собой и принимается ухаживать, ну вот сразу чувствуешь себя женщиной. Замечаю Елену, здороваюсь с ней кивком головы, она сидит напротив по диагонали, ближе к торцу, за которым восседает Алексей Игнатьевич и, видимо, его супруга. Светловолосая, улыбчивая, слегка полноватая и такая миловидная. На таких обычно женятся и никуда от них не уходят, и даже на сторону не смотрят, потому как такая женщина одна быть не может, она всегда при муже, ее сразу уведут под венец. Она замечает мой интерес к себе, приветливо улыбается, играя ямочками на щеках.
  - Ярослав, - шепчу я, - а повод-то имеется? Или просто так на огонек собрались?
  - Повода особенного нет, так повелось, что в конце сентября у нас устраивается вечеринка для друзей.
  - Ага, - накладываю салатик, - а чего ж тогда не все собрались?
  - Почему не все?
  - Где, например, твоя невеста? Или она в сей круг не входит?
  И где Мариковская невеста? Если его тут самого нет, то логичнее предположить, что он с ней. Это то же к лучшему. Невесты тут всякие совсем ни к чему.
  - Марк посекретничал?
  - Скорее наябедничал, - спалила я ему брата.
  - Экзамены сдает, - с сожалением вздохнул он, - но ты не думай... - отпивает вина.
  - Хорошо, не буду, - обещаю, поставив свой бокал на стол, - о чем не думать?
  - Я и при невесте такой обаятельный.
  - Да ну-у-у, - с очень большим недоверием гляжу на него.
  - Правда-правда, - кивает быстро-быстро головой, но под моим взглядом тушуется и отводит глаза, - она у меня не ревнивая, - убеждает больше себя, нежели меня.
  - А мы все не ревнивые, - доверительно сообщаю ему, - мы просто собственницы, и если считаем, что мое, то..., - многообещающе киваю.
  - Печать... в паспорте...
  - Да ну, нафига эта печать нужна? - отмахиваюсь и снова киваю.
  - Клемо? - шепотом.
  Игриво поигрываю глазками и бровками.
  - Василис, я даже боюсь озвучить свое следующее предположение, - сделал жалостливые глазки, - что есть еще такого в вашем женском арсенале, о чем нам надо знать.
  - Ты об этом узнаешь, когда вздумаешь проверить шкалу ревности своей невесты... А я еще и поддержу! Телефончик не дашь? - мило улыбаюсь.
  - Чей? - громко сглатывает.
  - Ага! - возрадуюсь я, - уже боязно?
  Смотрит на меня с интересом, словно любознательному ребенку принесли машинку со скрытым механизмом и он пытается понять, как же его вскрыть, чтобы посмотреть что внутри.
  - Невестин! - припечатываю.
  - А ее-то зачем? - демонстративно отсаживается вместе со стулом от меня.
  Я не выдерживаю и начинаю смеяться, уж больно потешно он выглядит.
  - Ты первая прокололась! - тычет в меня пальцем.
  Ярослава окликают с другой стороны, и он начинает что-то объяснять по какому-то агрегату. Я внимательно рассматриваю присутствующих за столом, люди не только пришли поесть-попить, но еще и пообщаться. На противоположном конце стола трое итальянцев феерично о чем-то спорят, активно подключая жестикуляцию и повышая голос. Все-таки настоящий итальянец экспрессивен во всем, прислушавшись, я с удивлением понимаю, что столь жаркий спор идет из-за книги. Книгу прочитали все, но разбились по группкам оппозиций, доказывая друг другу собственную правоту.
  - Василиса, а вы кто? - отвлекает меня от созерцания спора соседка справа.
  Девушка до двадцати пяти лет, черные красивые волосы и большие блестящие глаза.
  - Просто Василиса, - улыбаюсь ей.
  - У Ярослава, между прочим, невеста есть, - тут же сдала соседа по старой итальянской традиции.
  Но вот скажите на милость, ей какое дело до наших отношений?
  - Рада за него, - искренне улыбаюсь.
  - И вряд ли он осмелиться расторгнуть помолвку, - ехидно добавляет, пристально следя за моей реакцией.
  Би-ли-ин. Ну что за склочность итальянская! Причем девушка-то, скорее всего, не плохая, раз ее зачислили в друзья семья. А может просто с кем-то пришла парой. Но все равно, ты видишь меня первый раз в жизни, ничего обо мне не знаешь и сразу разводишь интриги.
  - Я как-нибудь переживу это, - лучезарно улыбаюсь в ответ.
  Замечаю Ленку, пробирающуюся в нашу сторону, решаю воспользоваться случаем и прекратить бредовый разговор, поднимаюсь навстречу ей.
  - Опять ты! - возмущена Елена и руки в боки для пущей сердитости.
  - Ты ра-а-ада-а меня видеть, - уверенно киваю головой и тянусь к ней за троекратным расцелуем.
  - Ну-у-у, - кривится она после приветствия, потом широко улыбается, - вообщем да, но пришла тебя спасать от этой мегеры, - утягивает меня на пару метров от стола.
  - А откуда среди ваших друзей взялась мегера?
  - Друг Ярослава новую подружку привел, - отмахнулась от неприятной темы.
  - А-а-а, значит можно хамить интеллигентно.
  - Можно, - соглашается, - но она не поймет.
  - Да и Бог с ней, - отмахиваюсь от итальянок с итальянскими странностями, - слушай, меня тут уволокли от моей компании из-за стола, если я потихоньку вернусь, это не сильно заметят.
  - Ярослав?
  - Волок Ярослав, Алексей Игнатьевич руководил.
  - Тогда не стоит, посиди часик, потом народ раскучкуется и можно будет свалить.
  Ну ладно, глянула на время, оно летит не заметно и сорок минут уже оттикали, засекла примерное время, когда можно будет на мягких лапах показать всем хвост. И вернулась за стол. Ярослав снова был в моем распоряжении, потому в удовольствие пошпыняли друг друга, когда подали первое горячее.
  И тут явился Марк, бурно порадовав своим явлением всех присутствующих за столом. Красивый чертяка, в голубом облегающем джемпере и светлых брюках. Пошел лобызаться со всеми по кругу, и сразу стало понятно, кто тут семья (с мужчинами только рукопожатие, с женским полом - коснуться губами щеки), а кто итальянцы (с ними троекратно и шумно).
  А-а-а, собственно, где невеста? Быстро осмотрела самые темные углы, нет невесты. Как-то совсем странно, что Ярослав, что Марк без невест на дружеско-родственной вечеринке. Это тут так принято? Не-не-не, я вовсе не против отсутствия его невесты, но все же странно.
  Очередь доходит до нас. Марк наклоняется ко мне, губами касается щеки.
  - Привет, - щекотит мне ухо.
  - И тебе привет.
  - Здорово, - это уже брату.
  Ярослав встает, протягивает руку.
  - Садись с Василисой, я к Ленке переберусь, - уступает ему стул.
  О как! Не успеваю я среагировать, как братья меняются местами, через пару минут подходит официант и меняет приборы. А я в задумчивости вожу вилкой по тарелке. Марк поглядывает веселыми глазами. О, заморозка окончательно прошла, уже хорошо.
  Шум постепенно нарастает и за нашим столом и вокруг, народ, утолив первый голод, начинает мигрировать и общаться друг с другом. Марка утягивают от меня Алексей Игнатьевич и дядя. Второго я первый раз вижу, слушайте, фактурность у них в крови, такой же статный, моложавый, как Алексей Игнатьевич.
  Почти сразу натыкаюсь на Ленку и принимаюсь ее расспрашивать о родственниках: кто, кому, как, кем доводится. Замечаю Марка, направившегося в нашу сторону, но его перехватывает кто-то из итальянских приятелей. Собеседница замечает мой взгляд и начинает нудить.
  - Васи-и-или-и-иса-а-а, ты бы уже определилась с Марком, а-а-а?
  - Не поняла? - не сразу врубаюсь я, так-то у него невеста вполне себе законная имеется.
  - Ну чего ты душу из него вынимаешь?!
  Я?! Мо-мо-может я чего-то не видела, не слышала, не поняла?
  - А ты свечку держала? Ну пока я ее у него вынимала? Или Марк тебе о чем-то подобном сказал?
  Ленка на мгновение задумалась.
  - Нет, но я предполагаю! - перевела взгляд с меня на Марка.
  Я проследила за ее взглядом, встретилась глазами с Марком, он разговаривал с итальянцем, но смотрел в нашу сторону. Мы с Ленкой синхронно посмотрели друг на друга, я отрицательно качнула головой.
  - Не похож он на бездушного, - довела до ее сведения.
  - Да ну тебя, с тобой же невозможно разговаривать! - начала заводиться она.
  - Ле-е-енка, не бухти, ты сегодня просто злая, потому всех собак решила на меня повесить?
  - Ну, может, - неохотно согласилась она, - пойду к твоим художницам, разолью душу.
  Я усмехнулась такой трактовке.
  - Ты со мной?
  - Нет, маленько поверчусь тут, а потом в номер прошмыгну.
  - Ну ладно, увидимся, - сделала мне ручкой.
  Я проводила ее взглядом, глянула на время. Сейчас оно самое удачное, чтобы испариться, несколько шагов до стола за сумочкой и задним ходом на боковую аллею и там налетаю на родительницу Марка.
  - Вечера приятного, - лепечу я, - извините за отдавленную ногу.
  Родительницы, кутаясь в платок, с улыбкой смотрит на меня и медленно продвигается в освещенную часть, туда, откуда я только ушла. Приходится следовать за ней, как-то не вежливо оттоптать человеку конечности и сразу же бежать.
  - Василиса, а Вы милая, - произносит она свой вердикт.
  - Это да, - извинительным тоном, - тут даже спорить не буду.
  - И шутите.
  - Что есть, то есть, - повинно киваю головой.
  Родительница улыбается и порывается что-то сказать.
  - Только не говорите, что еще и забавная, - перебиваю ее.
  Она смеется.
  - Нет, просто милая и добрая.
  - Ну уж это Вы хватили, - честно отговариваю, чтобы одумалась.
  Мама у Марка уютная, домашняя, мягкая. Он говорил, что она бывшая учительница. Я бы хотела, чтобы у моих детей была такая учительницы: голоса она никогда не повысит, но рядом с ней хочется творить только хорошее.
  - Вас как зовут?
  - Ирина Яковлевна. Вы Елене очень понравились.
  - Она интересный человечек.
  - Ленка? Ленка - да, вот она забавная.
  - Слушайте, а я ее мамы тут не видела, Марк говорил, что она дочь Вашей сестры.
  - А ее и нет тут, уехала к матери в гости.
  - А еще он говорил, что Ленка в вашей семье незаконное исключение из правил.
  Ирина Яковлевна смеется.
  - Так и есть, у нас по мужской линии больше ста лет только мальчики рождаются.
  - Мальчики всегда гордость для отцов, - говорю я, останавливаясь на краю 'зала', - а матери, как правило, девочек хотят.
  Родительница тоже останавливается, находит глазами своих мальчиков, улыбается.
  - Мне, если честно все равно было. Я не сильно переживала по поводу отсутствия дочери, да и Ленка мне, как дочь. Немного страшновато было...
  - Страшновато? - перебиваю ее.
  - Это долгая история, - неохотно отвечает.
  - А расскажите, - прошу я.
  Ирина Яковлевна переводит внимательный взгляд на меня, потом куда-то в зал, я смотрю туда же - Марк, разговаривает и поглядывает в нашу сторону. Родительница лукаво блестит глазами и собирает в кучку свою мягкую улыбку.
  - Давайте тогда присядем, - предлагает она.
  Деревянная скамейка осталась в паре шагов позади нас, киваю головой на нее, сама же дохожу до стульев, где для особо мерзлявых гостей лежат пледы, беру, не глядя, несколько и возвращаюсь к собеседнице. Разговор может затянуться, а я совсем не хочу примерзнуть. Расстилаю пледы и мы усаживаемся. Прохладно, потому накидываю последний пледик нам на плечи, чтобы уместиться под него вдвоем сдвигаемся друг к дружке поплотнее. В 'зале' играет музыка и говорят люди, но до нас это доносится в приглушенном варианте, света тоже едва хватает, чтобы различать контуры.
  Ирина Яковлевна сквозь улыбку внимательно присматривается ко мне, пока я укутываю нас, а потом начинает свой рассказ;
  'Я когда за Алексея замуж вышла, сразу забеременела. А он странно себя начал вести, вместо того, чтобы радоваться сделался нервным, по нескольку раз на дню спрашивал, как я себя чувствую. Относился очень бережно, дышать боялся на меня. Мы тогда молодые были, он после военного училища, я доучивалась на заочном. Естественно молодых отправили в самый дальний гарнизон, больница за двести километров, один рабочий телефон стоит у начальника в кабинете. А у меня первая беременность, спросить совета не у кого, рядом с нами живут еще три семьи таких же молодых, как мы. Мама Алексея где-то нашла книгу по беременности и родам, прислала мне посылкой. Я прочитала сама, дала Алексею почитать, чтобы он успокоился, не я же первая рожаю, все рожают. А он, каждый раз, белеет, когда я говорю, что все будет нормально.
  А во втором триместре я простудилась. Времена тогда сложные были, в стране развал, кругом дефицит, из лекарств только аспирин и тетрациклин, можно ли их принимать я не знаю. Алексей ходил кругами вокруг меня белее белого. А у него еще и служба.
  Трясся он надо мной всю беременность, время подошло рожать, он выпросил неделю у начальства, чтобы увезти меня в район, потом были долгие, тяжелые роды. Он надоел всему персоналу роддома, прорвался ко мне сразу после родов. Я, как глянула на него, словно это и не Алексей мой: за неделю осунулся, почернел, словно это он пять дней рожал, а не я.
  Принесли на кормление ребенка, а он его даже взять боится и только после того, как я спросила, как назовем сына, он немного ожил, и начал с ним возиться.
  Через два года снова забеременела. Ну, думаю, вторая беременность должна полегче пройти и у меня, и у Алексея. А он опять мечется, переживает, ночи не спит. Нас перевели в другой гарнизон, там лазарет под боком и очень хорошая фельдшер, уже в годах, опытная, роды ни раз принимала, поэтому мне-то поспокойнее было. А Алексей опять весь извелся, за беременность похудел ни пять килограмм. Я еще шутила, что беременная я, а нервное напряжение и токсикоз ему достаются.
  Алексей смог договориться, чтобы его отпустили в отпуск и рожать мы поехали к его родственникам в Киев. Я их тогда видела второй раз в жизни. Роды опять были тяжелые, и переживал уже не только Алексей, но и его отец, они на пару стояли под моими окнами, после родов сразу ворвались в палату, хотя никого не пускали. И когда узнали, что сын, выдохнули с облегчением.
  Сразу после роддома отец Алексея настоял, чтобы мы заехали к деду Алексея, показать правнуков. Я сомневалась, все-таки второй совсем еще маленький, да и имя мы ему еще не дали, но Игнат Антонович настоял. Заехали за Ярославом и повезли показывать правнуков. И имя Марку дал прадед, глянул на него, прослезился и сказал: 'Это же Марк, назовите Марком'. И я сразу согласилась, имя редкое, звучное.
  А дня через три или четыре дед Алексея умер, ему, правда было ему лет под сто, но он очень крепенький мне показался, жил один в этом возрасте, справлялся с бытом, да и ясность мышления меня тогда поразила'.
  Со свекровкой мы разговорились уже после похорон, я пожаловалась на то, что Алексей себя за обе мои беременности извел до нервного истощения, и вот тут-то она мне рассказала, что отец Алексея вел себя так же, и дед Алексея такой же. Волновались они ни так за беременность, а за то, что может родиться девочка. Девочки по какой-то причине не выживали, может что-то с генофондом или просто случайности. У Алексея, оказывается, была старшая сестра, когда девочке исполнился полтора года, молодая семья поехала на море. Девочка часто болела, и врачи посоветовали морской воздух... а там девочка умерла'.
  - Как? - вырывается у меня, до этого я слушала монолог с интересом, но спокойно, сейчас же у меня комок в горло встал, и глаза увлажнились от слез.
  - Какая-то легочная инфекция, - грустно рассказывала Ирина Яковлевна, смотря в одну точку перед собой, - поднялась температура, слегка подкашливала, врачи сразу стали колоть антибиотики, жар не спадал, ребенок сгорел за три дня.
  Комок душил горло, из глаз побежали слезы, никогда за собой не замечала особой жалостливости, но сейчас слезы уверенными ручейками катились из глаз. Скинула плед с плеч, стало жарко. В десяти метрах от нас праздник и веселье, а я тут сижу и реву, как дура.
  Ирина Яковлевна, поворачивается ко мне, достает из маленькой сумочки одноразовый сопливчик, протягивает. Ешкин кот, сейчас же тушь побежит. А не, не побежит, она у меня влагостойкая, но все-равно надо собраться, а то я своим зареванным видом могу кого угодно напугать.
  Родительница Марка смотрит на меня с сочувствующей улыбкой.
  - Продолжать? - спрашивает меня.
  Я киваю утвердительно головой.
  'Свекровка тогда была уже беременна Алексеем и старалась держаться, а Игнат сильно сдал и начал трястись над женой. У его брата примерно в это время родилась мертвая девочка. Знаете, Василиса, девочки, какая-то больная тема для мужской половины нашего семейства. Очень хотят дочерей, но боятся. Дочери не приживаются у нас. А раньше пол ребенка узнать не возможно, потому всю беременность мужчины и переживают, страшно и ребенка потерять и жену. И вот этот страх словно сквозь поколения идет'.
  - Но это же может быть просто совпадением, - шмыгаю я носом, успокаиваясь, начинаю замерзать, снова укутываюсь и палантином, и пледом.
  - Брата Алексея Игнатьевича знаете?
  - Да, видела сегодня его.
  - Жена у него первый раз забеременела, а на девятом месяце обнаружилось, что беременность замерла, вытаскивали мертвую девочку.
  - Ну это то же бывает, - пролепетала я, - мало ли... пуповина обвилась.
  - Бывает... У прадеда Марка, тот который имя ему подарил, тоже дочка не дожила до двух лет.
  - А с ней-то что? - охаю я, ожидая второй приступ острой жалости у себя.
  - Точно не скажу, но вроде дифтерия, ребенок сгорел за неделю.
  - Легочная инфекция и высокая температура? - непослушным языком уточняю, опять становится жарко, комка в горле нет, слез тоже, но начинается трясучка.
  - Точно не знаю, это лучше у Александра Игнатьевича спросить, он как-то мне в подробностях рассказывал эту историю, когда потерял свою дочь, надо было ему выговориться, я собственно от него все это и знаю.
  Смотрю на нее, а саму так ощутимо подтряхивает, значит, высокая температура и легочная инфекция.
  - Василис, Вы совсем расстроились. Не о том мы с Вами говорим. Сегодня праздник, а мы с Вами слезу льем.
  - Не-не-не, я уже не лью, но Вы меня извините, мне срочно нужно позвонить, - выскальзываю из-под пледа и несусь в дальний угол сада.
  Паника накатила волной и цепко держит меня в своих трясущихся клешнях, пытаюсь отдышаться, а внутри все колотится. Достаю телефон, в Иркутске еще шести утра нет. Плевать, набираю мамин номер. Долгие гудки заставляют сердце громко бумкать где-то в горле, наконец, сонный голос отвечает.
  - Мам, у вас все хорошо? - сдерживаю панику, чтобы не кричать в трубку.
  - Да, Лиска, - хрипло в нос говорит родительница, - температура упала, кашель вроде проходит.
  Скомкано прощаюсь с родительницей. Уф-ф-ф, напряжение толчками начало покидать тело и рассудок (удивительно, что после всех встрясок он еще у меня фунциклирует). От слабости кружится голова, и коленки почему-то проседают. Усаживаюсь на холодную лавочку, глубоко дышу, стараясь загнать побольше кислорода в кровь, понимаю, что все это время почти не дышала.
  Так. Вроде отпустило. Кто бы знал, что вечер будет такой томный. А вот сейчас мне нужен дядя Марка. Александра Игнатьевича вылавливаю сразу, словно по мановению волшебной палочки, он оказывается в одиночестве у небольшого фонтанчика с бокалом вина. Может у него тут какая тайная встреча назначена с кем-то ему очень интересным, но дождался он меня. А что? Тут тихо, интимно, правда света слишком много для интима, но это уж как кто привык. Не знаю рад он или нет, мне, если честно особенно не до радости, а посему опускаю все реверансы и вцепляюсь в него хваткой голодного бульдога.
  - Александр Игнатьевич, я сильно извиняюсь, - вкрадчиво подкрадываюсь к нему, - мне Ирина Яковлевна рассказала немного истории из вашей семьи, - вспоминаю, что нужно быть вежливой и особенно тактичной, это ж больная тема мужской части Марковской семьи.
  - Василиса? - уточняет у меня.
  - Она самая, - отмахиваюсь от излишних расшаркиваний, - ничего, если я поинтимничаю с Вами? - и столько во мне шарма и девичьей невинности сейчас (я понимаю, что не по годам, но опять сработал наработанный шаблон).
  - Ну попробуйте, - похохатывает он, а глаза смотрят заинтересованно.
  - Заранее извиняюсь за отсутствие такта с моей стороны, - виновато опускаю глазки.
  - Вы меня хотите заинтриговать или запугать? - ставит бокал с вином на бортик верхней чаши фонтана.
  - Получить информацию, - вскидываю на него взгляд, каюсь, от милой дурочки там уже ничего не осталось, с нею было бы проще, но какая-то я сегодня не собранная.
  Александр Игнатьевич смотрит с легкой улыбкой, но серьезно.
  - Что хотите узнать?
  - У Вас в семье есть..., - замялась я, в извинительном жесте опустила ресницы, - история, связанная с дочерями, - ну не подготовила я более мягких, тактичных вопросов, не было времени у меня на это.
  У военных выдержка отличная, но я успеваю в глазах заметить короткую, резкую боль. Может и правда эта прошивка на генном уровне по мужской части включается. И снова чуть-чуть улыбки и удивление во взгляде.
  - А Вам это зачем?
  Молчу. Смотрю твердо, уверенно и молчу. А что я могу ему сказать? Посему, молчу, смотрю. Точно заразилась от Марка
  - Мне только факты, - тихо прошу я, - личного касаться не буду. Мне очень надо.
  - Ну, раз надо, - тяжело вздыхает. - Что именно Вас интересует?
  - Почему умирали девочки?
  Он теряется.
  - Случайность, - пожимает плечами.
  - То есть они могла остаться в живых?
  Медленно, но уверенно качает головой, отрицательно.
  - Дед говорил, что это его вина, он сильно обидел свою первую жену и предал семью, и за это его Бог наказывает.
  Ну это все не доказуемо, почти фантастично, сюда лучше не углубляться.
  - Динамика какая-то прослеживается?
  Задумался.
  - Да, - грустно усмехнулся, - в какой-то степени положительная, - раньше девочки умирали будучи рожденными, потом в утробе матери, а сейчас просто перестали рождаться.
  - Рожденных было всего две?
  - Четыре.
  - Откуда столько? - вырывается у меня.
  - Две дочери потерял дед, одну мои родители, одну мой дядя.
  Ага, это уже точно похоже черт знает на что.
  - Но, может какое-то генное нарушение, которое мальчикам побоку, а девочек косит?
  - Может, но наша медицина пока не дошла до уровня такой диагностики.
  - Максимальный возраст до которого доживали девочки? - и непроизвольно сжимаюсь.
  - Двухлетнего порога никто не перешел.
  Уже легче. Рука не произвольно тянется к бокалу с вином - во рту все пересохло, я ж последние два часа только и делаю, что говорю и рыдаю, бедный организм - никакой жидкости на меня не напасешься. На полпути одумываюсь, стакан не мой, это уж совсем по-басяцки будет, если я еще и вино его выпью.
  - И началось все с Вашего деда, а что там было? Чем он так не угодил своей первой жене?
  - Тут я не смогу ответить. Это Вам надо с моим отцом разговаривать, он последние годы плотно общался с дедом Антоном, они древо семьи с ним нарисовали, всех предков туда поместили по годам, архив из писем, фотографий приличный собрали. Дед Антон он очень закрытый был, нелюдимый. Детей, внуков любил, но о себе мало что рассказывал.
  - Это он дал имя Марку, - уточняю я, а сама словно спутанный клубок разматываю, что-то крутится в голове, но пока не сформировавшееся.
  - Да, в честь брата.
  - БРАТА?!
  СТОП! Антон, Антон, Антон. Марк. Василиса. Да быть такого не может, потому что просто этого не может быть.
  - А-а-а..., - и не решаюсь задать вопрос, ответ на который очевиден, но почему-то очень страшно услышать подтверждение своей догадки.
  Я не хочу ничего знать, что не касается лично моей конкретной жизни, мне это не надо. И тут из туннеля вываливается еще один вагончик радостно пыхтя 'чух-чух-чух', и язык у меня, еле ворочаясь, потому как все мое существо сопротивляется, спрашивает.
  - Первую жену Антона, случайно, не знаете как звали?
  - Почему случайно? Совершенно определенно ее звали Василиса.
  Пипец! Голова начинает раскалываться от кучи маленьких пазлов-догадок, которые вмиг собираются в общую картину. Я сегодняшняя отчаянно этому сопротивляюсь, потому что это не мое, и мне это не надо. Я про себя и свою Василису собрала все, что смогла, я узнала про ее жизнь больше, чем про свою. Я про ее Марка все, что смогла разузнала. Антон мне не нужен, Василиса сама от него отказалась, это конкретно ее решение, ее выбор, который на мне ну никак не может сказываться!
  - И фамилия Вашего семейства? - решаю окончательно добить остатки здравости у себя.
  - Кемпински, - легко и просто произносит один из Кемпински.
  Пока я решаю, что целесообразнее будет для моего организма (поплакаться и пожалеть себя разнесчастную, побиться головой о фонтанчик, чтобы хоть что-то мое в меня вернулось или просто прикинуться страусом), Александр Игнатьевич дотрагивается до моего локтя.
  - Василис.
  Навожу фокус на него.
  - У Вас все нормально? А то вид у Вас, словно контуженный.
  Очень точное определение моего состояния, пусть по-солдафонски грубо, но в яблочко.
  - А не скажете, как долго контузия длиться? - немного отстраненно интересуюсь у него.
  Усмехается.
  - У всех по-разному, иногда последствий хватает на всю жизнь.
  - А иногда и не на одну жизнь, - бормочу себе под нос, прислушиваясь к себе.
  Черт, не отпустит меня эта тема, пока до конца всю историю не размотаю. Когда Мария говорила, что род и память предков это очень мощный ресурс, неимоверная силища (она может как давать, так и отбирать), я скептически улыбалась. А вот сейчас почувствовала, что есть нечто, что не даст мне двигаться дальше, пока я не узнаю историю Антона его глазами, а значит, нужен архив. Как показывают мои прошлые раскопки по Василисе и Марку, более верное представление о личности предка дает именно письменный архив: письма, дневники, записки. Фотографии тоже, но я не уверена, что я окунусь в полное погружение в личность Антона, более того я уверенная, что мне это не надо делать. К Антону идет стойкое чувство неприятия, потому что Василиса моя, родная, а Антон... собака серая (и это очень мягко).
  - А как можно с Вашим отцом переговорить? - выныриваю я в реальность.
  - Никак, - разводит руками. - Он сейчас живет на даче. Интернетом не пользуется, мобильным тоже.
  - Это как такое возможно?
  - Он старой закалки, выписывает периодику, смотрит телевизор.
  - А как Вы с ним общаетесь?
  - Когда он на даче никак, у соседки по даче есть мобильный телефон, я раз в неделю звоню, уточняю у нее про отца.
  Господи, каменный век какой-то, ну умные же люди специально придумали средства связи, ну почему ими не воспользоваться?
  - Василис, - улыбается мне Александр Игнатьевич, - Вы может уже расскажете в чем дело?
  - Обязательно, но в другой раз, - растерянно обещаю, пытаясь собрать женскую логику в кучку, чтобы она помогла мне составить логичный план действий, - Александр Игнатьевич, Вы что-то про архив говорили, а где он храниться?
  - О-о-о, это я не знаю. Отец собирался его на дачу перевезти, а перевез или нет? - разводит руками.
  Так, понятно, пора брать всю эту катавасию в свои руки.
  - Как мне добраться до Игната Антоновича с его архивом?
  - На самолете, а потом на такси, - шутит он, задорно улыбаясь.
  - Давайте адрес, - открываю свой телефон, чтобы в записную книжку вбить данные.
  - Вы поедите в Киев? - задор у него куда-то весь делся.
  - А есть другие варианты? - вскидываю на него глаза.
  Как только провожу своих членов, отправлю отчет о проделанной работе в Союз художников, так сразу можно и смотаться на пару дней, потому лучше явками и паролями озаботиться сейчас. Как раз будет время все по полочкам разложить, вопросики набросать, чтобы деда Игната не перевозбудить ими, а то в его возрасте любое волнение может травматично сказаться на общем состоянии здоровья.
  Записываю подробный маршрут дачи и городской квартиры с телефоном, а заодно адрес и ФИО соседки по даче.
  - Василис, а можно попросить Вас передать для него пару коробок с лекарством?
  - Если они есть в списке разрешенных к вывозу и ввозу лекарств.
  - Хм, - удивляется Александр Игнатьевич, - да, с этим все в порядке. Хотел завтра оправлять по почте, но раз Вы поедите, с Вами побыстрее будет. Я завтра уезжаю, за завтраком могу передать.
  - Хорошо.
  - И по возвращении жду от Вас обещанного рассказа, - напоминает мне, пока мы идем в сторону шумного освещенного 'зала'.
  - Прям сразу не обещаю, мне надо будет уехать, но как-нибудь, при случае, - многообещающе скалюсь.
  - Вы умеете заинтриговать.
  А на площадке яблоку негде упасть. Русская душа, когда выпьет, требует пляски, да с размахом и залихватским свистом, потому двенадцать душ художников, плюс души Марковского семейства что-то веселое отплясывали. В хороводе были замечены несколько итальянских душ. А хорошо гуляет народ! К нам подлетают хохочущая Ленка с Ярославом и увлекают в общий шум и гам, через десять минут я жалею, что одела высокие каблуки, через тридцать я просто их снимаю (делаю пометку запомнить, где я их оставила, а так же палантин, и сумочку с ключами и телефоном).
  В какой-то момент рядом оказывается Марк, и мы попугайчиками неразлучниками хохочем и танцуем до конца вечера. Весело всем, причем члены-то все трезвые веселятся, Тамерлан не в счет, слегка навеселе - это его обычное состояние. Потом вечер переходит в томную стадию, медленная музыка, тягучая атмосфера и целующиеся парочки куда не посмотри.
  Марк утягивает меня за колонну в полумрак, и метким поцелуем присасывается к моим губам. Я безо всяких раздумий, исключительно на рефлексах и инстинктах отвечаю. Целуемся долго, нежно, неторопливо и вдумчиво. Тут просыпаются мои гормоны, с удивлением взирают на сию картину, и распихивают еще спящих собратьев, чтобы и они подивились на нас. И вся это оголодавшая толпа стоит, смотрит, и пускает слюни от зависти, потом они вспоминают, что они-таки гормоны, они-таки самые главные в женском организме, они-таки отвечают за удовольствие, да еще и за здоровый образ жизни.
  И тут я чувствую, что поцелуев становится мне категорично мало, вот просто вынь и положь мне сексуального мужчину. Ситуация не у меня одной такая, Марк тоже колотится мелкой дрожью, судорожно вцепившись в меня.
  Мозг удумал проснуться, подключив в союзники здравый смысл, и они начали молотками стучать мне по темечку, пытаясь достучаться до совести. Совесть выглянула всего на пару секунд, поглядела сонным взглядом на толпу невменяемых гормонов, на одинокие, но грозные фигуры мозга и здравого смысла, выставила табличку: 'Перерыв' и ушла досыпать.
  Я-то ладно, переживу секс с почти женатым мужчиной, но Марк себя со своей порядочностью и невестой, после этого секса, да еще и перед свадьбой сожрет вместе с ботинками и шнурками.
  Но инстинкты и гормоны сильнее, одним смачным хуков нокаутирывают мозг, здравый смысл сваливает сам, испуганно поджав хвост. Я уже почти решилась совсем недостойно предложиться... дойти до моего номера... Но тут встревает...
  - Ага-а-а-а! - обличающий радостный вопль раздался над ухом. - Целуетесь! - Ленкина физиономия очень довольная, словно младшая сестричка застукала братца за курением, и теперь он должен ей будет по гроб жизни таскать шоколадные конфеты.
  - Ленка, уйди, - рычит Марк, оторвавшись от моих губ, шумно дыша мне в ухо.
  - Вот еще, и не подумаю. Вы тут развратничаете, а я вынуждена смотреть на это! - сама себе противоречит.
  - Ну так не смотри, - стону я, потому как меня всю аж корежит от желания заполучить Марка, его губы и поцелуи.
  - Не могу, мне же интересно. О! Ирина Яковлевна идет, - радостно оповещает она очень громко, и машет ей ручкой, подзывая.
  Марк быстро отваливается от меня, внимательно осматривает, я подергиваю ему джемпер, стираю следы помады. Он приглаживает мне волосы и поправляет платье на плечах. Как школьники, испугались родителей.
  - Ребят, - улыбается Ирина Яковлевна, - я уже спать пойду, - переводит внимательный взгляд с меня на сына и обратно, и по-прежнему улыбается.
  Низкий ей поклон и слова самой признательной благодарности за то, что промолчала, а то другая могла и невесту к случаю вспомнить.
  - Приятно было с Вами поболтать, - возвращаю ей улыбку.
  - До завтра, мам, - Марк целует ее в щеку.
  Родильница уходит, а вот заноза остается.
  - Ну а ты чего? - уточняет у нее Марк.
  - А мне с Вами интереснее.
  - А ты свечку с собой взяла? - спрашиваю я.
  Задумалась.
  - Нет, но я в темноте хорошо вижу, - похвасталась она.
  Я плохо знаю Елену и не могу понять, то ли детская непосредственность - это ее обычное поведение, то ли она сейчас просто дурачится.
  Беру левую руку Марка с часами, смотрю на время. Ой, время первый час ночи.
  - Я, пожалуй, тоже баиньки, только найду свои вещи, - говорю я.
  Ноги совсем заледенели, так-то скоро октябрь, а я тут, как русалка босиком рассекаю. Марка окликает кто-то из официантов, Ленка репеем цепляется ко мне.
  - Я ночую сегодня у Марка, - доверительно сообщает мне, - буду следить за его нравственностью.
  - Хорошо, что хоть кому-то есть дело до чужой нравственности, - соглашаюсь с ней.
  Туфли, как в воду канули, палантин тоже. Хорошо сумочка на месте, беру ее, прощаюсь с оставшимися гуляками и босалаплю в гостиницу, Елена семенит рядом.
  - Ты никак и мою нравственность решила блюсти? - бросаю ей.
  - Нет, с двумя нравственностями я уже не справлюсь.
  - Ладно, спокойной ночи, нравственная ты наша, - бросаю ей и скрываюсь у себя в номере.
  И вот теперь накатывает усталость и сонливость, быстро привожу себя в ночной порядок, ныряю под одеяло и засыпаю. И так восемь раз, на девятой попытке смиряюсь с тем, что уснуть не получится, перевозбуждение не желает уступать место спокойному режиму.
  Заварила ромашку, съела ложку меда, нашла очень нудную книжку по археологии, от которой меня всегда рубит максимум на двадцатом странице. Да что ж такое!
  Замечаю, что Мария выходит в скайп. А ей-то чего не спится? У нее вообщем-то свободный график бодрствования, но стучусь с этим вопросом к ней.
  - На шабаше была, - поясняет мне, - много чего растревожили, не могу уснуть, энергия клокочет. Ты-то чего такая перевозбужденная.
  - Тут эттта, - мнусь я, - третий участник обнаружился.
  - Да? - не особо удивляется она, - вскрылось, наконец.
  - Угу, - бурчу, - Марий, я сильно не хочу в это влезать, но предки категоричны в этом вопросе.
  - Еще бы они не были категоричны, - фыркнула, как кошка, - она там такого наворотили, и теперь нашли сильно члена рода, который весь этот клубок сможет размотать.
  - То есть, отвертеться не получиться? - к этому выводу я и сама пришла, но вдруг умная Мария по далеким предкам что-то сможет нафеячить.
  - Давай карты разложу? - предлагая, зажигает две толстые витые свечи.
  - Но если что-то страшное, то ты...
  - Пофеячу, - утешает меня, - чего смотрим-то?
  - А кто бы знал.
  Я не вижу, как она раскладывает свои большие карты, камера на ее планшете направлена на лицо, потому я старательно всматриваюсь в него, пытаясь уловить, расшифровать, понять...
  - Василис, - вздыхает родственница, - надо ехать.
  - Куда? - опешиваю я.
  Она слегка прищуривается, словно смотрит сквозь карты.
  - К деду Марка.
  - А ты откуда знаешь? - ахаю, я еще ничего не успела ей рассказать.
  - То не я, то карты ведают, - замогильным голосом вещает мне.
  - Если я съезжу, то все сразу станет хорошо?
  Усмехается.
  - Василис, ты как была необразованной неучью в вопросе психологии рода, так и осталась.
  - Мария, - возмущаюсь. - Я разобралась с историей Василисы, с историей Марка, но Антон-то мне зачем нужен? Он даже не мой предок! Зачем мне копаться в чужом грязном белье?
  Возмущаюсь я чисто для проформы, мне же надо высказать кому-то свое возмущение на сей бред, а оценить масштабность, пожалеть меня, и при этом не запихнуть в психушку, может только Мария. И потом она очень грамотно умеет расставить акценты, что все сомнения пропадают. Вроде решение ты сама приняла, но ты хотя бы не мечешься по поводу правильности и разумности сего решения.
  - Он прямой потом Марка!
  - Ну так пусть Марк с ним и разбирается..., - и сдуваюсь под ее взглядом.
  Ну да, я тоже с некоторых пор имею отношения к их семейке и их потомкам.
  - Мария, - мнусь, - тут мне поведали, что в их роду дочери не доживают до двух лет.
  - Хм, - озадачилась она и снова ушла в карты, надолго ушла.
  Я успела за это время налить себе чая и выпить пол кружки вприкуску с марципанкой.
  - Тебя это не коснется, тут сам Антон себя наказал, поздновато он это понял.
  - Поясни.
  - Ну вот смотри, обычно косяки наших предков ложатся по нарастающей на детей, внуков, правнуков и далее, последним, как правило достается больше всего, и не понятно откуда растут ноги. А у Антона же наоборот получилось. Три дочери родившиеся умерли у него...
  - Мне сказали, что две.
  - Третью на стороне сделал.
  - Ах он сукин сын, а!
  - Не суть, - отмахивается Мария от моей нравственности, - потом чередуются: еще две смерти родившихся и три в утробе, а потом девочек вообще не стало. То есть он половину своего негативного заряда принял на себя, потом что-то произошло, и заряд потихоньку рассеялся. Интересно он сам додумался или кто-то подсказал? - задумывается Мария.
  - Это я уточню, - делаю себе мысленную пометку спросить об этом деда Марка, - ты мне еще вот что скажи, почему пять лет назад эта часть скрыта была, ведь все лежало на поверхности, все подсказки были вскрыты.
  - Закон предохранения, наследнику дается ровно столько, сколько он сможет вынести в определенный момент времени. Ты вспомни, что было с тобой, когда ты архивы Василисы читала, а письма Василисы, которые хранились на чердаке бабулиного дома. В тот момент и так много вскрылось, много сил потребовалось от тебя... Потому то, что было очевидно окружающим, для тебя предки закрыли, чтобы ты просто не съехала с катушек.
  - Ну да, - бухчу я, - а сейчас значит можно меня съезжать с катушек.
  - А сейчас ты справишься, только поторопись, - смотрит на карты, - сильно поторопись.
  - Через неделю нормально?
  - Будет поздно.
  - Поздно для чего?
  - Не могу сказать, лежит скорая дорога и плохая карта, они в равных положениях, если успеешь, быстрая дорога победит плохую карту, - прям совсем, как неучу объясняет мне.
  - Ну ладно. Спасибо, - шепчу в экран и отключаюсь.
  Сажусь за Васькины иллюстрации, провозилась больше часа с одной, вырвала лист из блокнота, выкинула в мусорку. Настроилась. Взялась за карандаш. Туплю. Смотрю на чистый лист, а мысли далеко-далеко, даже не мысли, а отсутствие мыслей - вакуум и он тормозит, не давая сосредоточится на иллюстрации. Издалека послышался тревожный звоночек, отмахиваюсь, не помогает, включается звонок посильнее, как у жестяного будильника. Прислушиваюсь к себе. Что-то плохое? Да-а-а! Дома? Тут спокойно. Ехать к деду Марка? Да-а-а-а! Завопила сирена во всю мощь своих металлических легких.
  Я вообще-то девушка ни разу не чувствительная, по мнению той же Васьки, сухарь сухаристый до каменного состояния засухаренный. Но вот к интуиции прислушиваюсь чутко, правда за интуицию иногда и посторонние чувства включаются, но это все поправимо.
  А сейчас интуиция вопила, чтобы я хватала ноги в руки и неслась на всех парах к Игнату Антоновичу, сильно ж он моим предкам понадобился.
  Теоретически, я на день, даже на два дня могу вырваться, до Киева рукой подать, главное, чтобы подходящие рейсы были. Вернусь, провожу группу, сдам картины городу, Васькины иллюстрации ждут. Алекс со своим проектом вроде тоже, раз не трясет меня, как грушу, значит либо все устроило, либо обдумывает изменения.
  Время почти четыре, захожу в расписание авиаперевозок, а до Киева, оказывается, прямые рейсы есть, это здорово облегчает жизнь. А виза-то туда нужна или нет? Уффф, штампик поставят на границе. Ближайший рейс, смотрю на часы, прикидываю расстояние до аэропорта, внатяжку, но успеваю. Выкупаю билет в одну сторону, собираю сумку и себя. Вроде ничего не забыла. Выхожу из номера, перед дверью лежат мои туфли и палантин. Вот это сервис!
  Спускаюсь в холл и вспоминаю, что нужно забрать лекарство для деда Марка, время пять утра, еще петухи не запели, и где именно ночует Александр Игнатьевич не знаю, а вдруг он не один ночует. Межуюсь не больше пяти минут. На рецепшене сонный Данте.
  - Привет, а ты-то чего тут делаешь? - удивляюсь я, зная, что работает он только днем.
  - У меня завтра свадьба у брата, потому подменился.
  Узнаю у него, в каком номере остановился Александр Игнатьевич и через пару минут скребусь к нему в дверь. Скребусь сильнее. Стучу. Еще стучу. И уже, когда я решилась спуститься в холл и оттуда позвонить на стационарный телефон в его номере (надо было сразу так и сделать), слышу 'бум', недовольное ворчание и шаги в номере. Аллилуя, меня услышали. Будет замечательно, если я и номером еще не ошиблась. Сонное тело Александра Игнатьевича вызывает у меня вздох облегчения.
  - Доброе утро, - широко улыбаюсь, - я за лекарством.
  - Василиса, - хрипит он, - у Вас бессонница?
  - И это тоже, давайте Ваши коробки и приятных снов.
  Он промаргивается, наводит резкость, замечает большую сумку, стоящую у двери. Скрывается в номере, возвращается очень быстро и протягивает мне две упаковки с какими-то ампулами.
  - Легкой дороги, - желает мне, а я уже спускаюсь в холл.
  Отдаю Данте ключи от номера, предупреждаю, что вернусь через день-два, больше просто некого предупредить и несусь стрелой к машине. Включаю двигатель, загружаю навигатор, и трогаюсь.
  К вылету я успеваю, и даже остается время на чай с круасанкой. Замечаю, что батареи в телефоне хватит ненадолго, а зарядка, однако, осталась у меня в нижнем ящике тумбочки. Успокаиваю себя тем, что телефон мне по большому счету не нужен, пару дней вполне можно обойтись и без него. Первым делом звоню родным, предупредить, что меня эту самую пару дней может не быть в свободном доступе, семейство поправляется и уже не так явно гундосит в трубку. Потом звоню Маргарите (она ранняя птичка), предупреждаю о том же. Прошу собрать двенадцать картин в одной комнате, можно даже в мою сгрузить, если получится уговорить персонал, чтобы ее открыли. Заверяю, что в любом случае, в аэропорту их встречу и провожу на посадку. Даже, если не успею в гостиницу, пусть садятся в автобус и спокойно едут до аэропорта.
  Раздумываю позвонить или нет Марку, но мы с ним ни о чем на сегодня-завтра не договаривались, а завтра к вечеру могу уже вернуться. Даже если и задержусь (ну мало ли), то все мои вещи в номере. Данте в курсе, что я ненадолго уехала. Александр Игнатьевич даже знает куда. А Маргарита знает когда вернусь.
  Объявляют посадку на мой рейс, решаюсь ограничиться смс-кой: 'Пришлось ненадолго уехать. По возможности, перезвоню. Василиса'. Все, вырубаю телефон, мало ли, вдруг какая экстренная ситуация, а я без связи.
  Приземляюсь в Киеве. Батарея таки сдохла, не вынесла перелета. Странное чувство некой беспомощности ощущается без телефона. Прошу у незнакомого парня мобильник и набираю номер телефона городской квартиры Игната Антоновича, сильно надеясь, что его каким-то расчудесным чудом занесло домой. Ан нет, чудеса сегодня не заказывали, а посему их и не подвезли.
  Читаю инструкцию, как добраться до дачи, это скорее инструкция не для меня, а для водителя такси, коей и радую выбранного мной счастливчика. Доезжаем за каких-то два часа, это не дачный поселок, а деревенька, куда наезжают дачники пенсионного возраста и мамочки с малолетними детьми за свежим воздухом и натуральными продуктами.
  Водитель оставляет меня с сумкой у калитки под символичным номером '13' и укатывает по своим таксистским делам. Я еще раз сверяюсь с адресом, вроде оно, надеюсь, что деревней не ошиблись. Стучу. Громко стучу. Звоню. Стучу. Вхожу в азарт, чередуя звонок и стучалку. Заглядываю за забор - никого. И на кой фиг тогда я так торопилась? Зарядку от телефона оставила, не позавтракала нормально, пообедала кое-как, не выспалась...
  На дорогу выворачивает женщина лет сорока, в самом соку. Одета в длинное разноцветное платье с вышивкой, шикарный фартук и держит в руке эмалированный бидончик, в подобном бидончике в моем детстве квас Вадька домой носил. Госпади-ты-боже-мой. Выглядит безумно колоритно, особенно на фоне дырчатого заборчика, из-за которого выглядывают головки жухлых подсолнухов.
  От моей богатой мимики она слегка шарахается, и, как бы невзначай, переходит на противоположную сторону, но улочки тут узкие, потому мой голодный взгляд художника и там достает ее.
  - Вы к Игнату Антоновичу? - решается спросить меня.
  - Надеялась, что попаду к нему.
  - Он мог на рыбалку уйти.
  Совсем замечательно, где ж мне теперь этого рыбака искать?
  - Хотя обычно он меня предупреждает, - задумалась колоритная соседка, - он рыбкой со мной делится, поэтому предупреждает, чтобы на ужин ничего не готовила, когда идет на рыбалку, - подробно объясняет, - но он тут недалеко рыбачит.
  На рыбалку, значит. Делаю пару шагов от калитки, интуиция начинает пожарной сиреной вопить на всю Ивановскую, даю задний ход - замолкает. 'Чух-чух-чух' - чую одним местом, что сейчас будет еще один вагончик.
  - Вы его хорошо знаете? - уточняю.
  - Конечно, мы все друг друга хорошо знаем, не первый год тут живем.
  - Давайте пройдем до дома, если его там нет, то пойду по рыбалкам его искать.
  - Ну-у-у, - мнется красавица.
  - Мало ли, вдруг с ним что-то случилось.
  - Вообще-то надо, - убеждает больше себя, чем меня, - он в последнее время себя плохо чувствовал.
  Она ловко пролазит рукой под верхние доски деревянной калитки, привычным жестом поддевает щеколду, и мы входим в сад. Тропинка петляет между яблонями, и метров через десять оказываемся на крыльце. А дверь-то не заперта, я не знаю, как у них в Украине, но у нас только в глухих деревнях, куда чужие не ходят, двери не запирают.
  - Игнат Антонович, - зычно зовет соседка. - Это Марина. Вы дома?
  - Василиса, - протягиваю ей руку для знакомства, машинально пожимает ее и аккуратно, несмело открывает дверь.
  Нет, ну такими темпами мы до вечера его не найдем. Решительно вхожу первая в сени, потом в горницу. Ох, ты жжжж, ускоряюсь, кидаясь к высоченному дедку, лежачему на полу. Черт, Мария, ты не могла сказать более конкретно, если я не потороплюсь, то дед откинет кони.
  Нащупываю пульс, уффф. Что-то теплится.
  - Марина, что с ним? - повышаю голос на замершую девицу.
  - Не знаю.
  - Вызывай скорую, - даю команду, сама же пробегаюсь глазами по полочкам и столу в поисках аптечки.
  У каждого уважающего себя пенсионера есть большая аптечка со всем нужным и ненужным. У этого же пенсионера идеальный порядок и нигде нет разбросанных таблеток или рецептов.
  Слышу, как Марина на улице вызывает скорую, потом звонит еще кому-то, и через пять минут в комнату вваливается воооот такая бабища, что в высоту, что в ширину. Возраст не подлежит определению в силу больших габаритов.
  - Игнат Антонович, - шустро кидается к нему, - это шо же вы удумали? - начинает кудахтать она вокруг него.
  Аккуратно поднимает вообщем-то не хилого Игната Антоновича, укладывает его на кровать, достает из принесенной с собой сумки танометр, замеряет, потом начинает профессионально его осматривать.
  - Мариша, шо там скорая?
  - Сказали едут.
  Гренадерская дама по-хозяйски открывает тумбочку, достает оттуда какую-то тетрадку, где аккуратным почерком стоят даты и крестики рядом с ними.
  - Мариш, не знаешь, почему Игнат Антонович лекарство себе не поставил?
  - А у него ножка у этажерки подломилась и три последние ампулы расхлестались.
  - Ну что ж Вы так, Игнат Антонович?
  Я все это время стояла соляным столбом, если и принимала участие, то только в качестве зрителя.
  - Что происходит? - подаю, наконец, голос.
  - О! - словно только увидела меня дама, и не мудрено, я на фоне нее вообще мышь полевка, - Ты, девонька кто?
  - Э-эм-н, - пытаюсь объяснить свою причастность и принадлежность, на языке вертится 'мимо пробегала'. - Я привезла лекарство, - вспоминаю о важном, и лезу в сумку.
  Протягиваю Даме пару коробок.
  - О! - радуется она, - сейчас откачаем.
  Моет руки, достает большой бутыль с каким-то раствором медицинского предназначения из холодильника, разбавляет лекарство и внутривенно потихоньку вводит, поглядывая при этом на состояние Игната Антоновича.
  Приезжает скорая, я вытесняюсь на улицу, чтобы не мешать людям спасать Марковского деда. Время к вечеру, как говорила моя вторая бабушка: 'Темняет, пора по домам', а мне определяться с ночлегом, а я так надеялась сегодня же рвануть обратно.
  Скорая, наконец, укатила, заверив нас, что пациент, скорее жив... и к утру точно придет в себя. Три девицы вечерком, собрались под окном.
  - Девоньки, нельзя его одного оставлять, - гудит Оксана, - он совсем слабенький, еще сутки сам не сможет ни попить, ни поесть, ни в туалет сходить.
  Собственно с ночлегом проблема и решилась, посплю на соседней кровати, покараулю деда, но завтра вечерним рейсом мне надо возвращаться. Сердобольные соседки с облегчением выдыхают, Оксана пообещала зайти утром, еще раз сделать укол внутривенно (после большого перерыва лекарство начинают вводить часто, но малыми дозами). Что за недуг я так и не поняла, уяснила только, что проблема с почечным давлением, если лекарство долго не принимать, то через какое-то время теряется резко пропадает зрение (часа за два), слух и начинает шуметь в голове и потихоньку человек впадает в кому. Ну как потихоньку, если он двое суток в таком состоянии пролежит, то впадет. У Игната Антоновича вся эта беда приключилась часа за два до нашего с Мариной появления.
  Я, на скорую руку, поужинала салатиком, запила крепким чаем с пирогом от Оксаны. Помыла посуду, и все - заняться нечем, подремалаь я в самолете, да и опять же перенервничала. Устроилась на соседней кровати, напротив Игната Антоновича, включила светильник, достала книжку из сумки. Очень странно себя ощущаешь, ни интернета, ни телефона. В полночь проверила еще раз болезненного, врачи заверили, что проспит до утра, но мало ли. Спит. Оставила в зале ночничок и уснула.
  Утро началось с мычания коров и петушиного крика. Уважаемые, я не знаю, кто придумал красивую легенду, что петухи по утрам поют звуками ку-ка-ре-ку, я петухов, конечно, слышала не много, но они всегда сипло хрипели, словно их кто-то душит, а они из последних сил зовут на помощь, потому получается так громко, и так страшно. Ужассс, кошшшмар. Я по утрам и так не всегда ласковая, особенно до завтрака, а после такой побудки, бррр. Слушайте у них тут, однако, целый хор, ну хоть бы один голосистый был, так нет же, все сипят, как удавленники, берут исключительно громкостью. И мне казалось, что петухи должны просто отметиться на зорьке парой ку-ка-ре-ка-ний и идти по своим петушим делам в курятник, цыплят пересчитывать, кур воспитывать. У них дел что ли больше нет кроме как, так укукарекиваться по утрам и вечерам.
  Мама как-то рассказывала, что отец в бытность своей молодости, пару лет работал на заводе, а там рабочий день первой смены начинался потемну, еще время нужно, чтобы через весь город доехать на служебном автобусе, общественный транспорт в такую рань не ходил. Отец не в состоянии был сам проснуться в такую рань, будила его всегда мама. Но тут ей удумалось повышать квалификацию и она на месяц укатила в другой город. И она отца тренировала целую неделю до своего отъезда, чтобы он сам вставал.
  Вечером, перед сном, у кровати ставились все свободные большие металлические емкости, как то: ведро оцинкованное одна штука, кастрюля эмалированная одна штука и большой такой бак, в котором раньше Года кипятила белье одна штука. В эти емкости сгружались все ложки, которые были дома, плюс взятые взаймы у соседей, и три механических будильника, по одному в каждую емкость.
  Будильники начинали звенеть, по принципу эха, звук усиливался. Так как будильники раньше были большие, металлические, завод пружинный, то добавлялась еще и вибрация, ложки начинали скакать, ударяясь о дно и стены ведра и кастрюль. Но отец просыпался не от этого, а тогда, когда соседи начинали стучать либо по батарее (она была у него под ухом), либо колотить в дверь.
  Это я тут к чему трудную родительскую молодость вспомнила. Надежнее было бы, если бы мама взяла на прокат пару петухов, они зараза, настырные. О! Угомонились. Но сна ни в одном глазу, а за окном только серые сумерки. Включила светильник над кроватью, проверила Игната Антоновича, спит, дыхание ровное. Вернулась в свое гнездо и уткнулась в книжку.
  Почитать много не получилось, вспомнился недоеденный пирог, потом захотелось яищницы из домашних яиц, и жареной колбаски, и крепкого чая, и бутерброд с домашним маслом и сыром, и в холодильнике я видела шмат сала с чесночком, укропчиком. Марина обещала с утра принести хлеба домашнего, еще теплого, и сметанкой поделиться густой, жирненькой. Нет, ну это же не возможно! Желудок в знак согласия неприлично громко укрнул. Я попыталась мысли направить в иное русло, но разбуженный голодный желудок - это сила, с которой я не могу состязаться, просто разные весовые категории. Кто я и кто он? Я могу запросто одержать победу над ним вечером. А по утрам он в своем праве и крыть тут мне не чем.
  Вышла в горницу, оделась потеплее, тихонько пробралась в сени (она же летняя кухня), согрела чайник, выпила стакан чуть теплой воды. Желудок благодарно забулькал, дав мне отсрочку, пока я не скухарю себе завтрак. Вроде рассвело, пробегусь до Марины, вдруг у нее хлебушек уже готов, так сказать, нагуляю аппетит. Желудок возмущенно уркнул: 'Не надо его нагуливать, он вот он, рядом со мной сидит голодный, и ждет своей пайки'. 'Ничего', - успокоила его, 'разомнусь, больше влезет'. И залила в себя еще один стакан воды. Желудок захлебнулся.
  Адреса мне девы оставили, мало ли что может приключиться, и даже показали свои крыши, потому минут через семь я была у калитки Марины, пристально вглядываясь в окошки, пытаясь рассмотреть, если не электрический свет, то хотя бы какое-то движение. Чего-то там, все-таки моргает, значит, уже не спят, а ждут меня голодную. Да и хлебом та-а-ак пахнет.
  В домик Игната Антоновича возвращаюсь с холщовой самотканой сумкой, от которой совершенно невозможно пахнет свежим хлебом, а перед глазами стоит хрустящая зажаристая корочка. Еще чуть-чуть и желудок вместе с аппетитом бухнуться в голодный обморок от передоза такого запаха.
  Щелкаю чайник, на секунду заглядываю в спальню - спит, и возвращаюсь на кухню. М-м-м, красота. Все-таки довольная женщина - это сытая женщина. Наша троица (я, желудок и аппетит) довольно урчим, поглощая исключительно натуральный завтрак, и сыто отваливаемся на спинку стула, наблюдая через окно, как поднимающееся солнышко окрашивает тропинку, идущую к калитке и красноватые яблони в теплые тона.
  Возвращаюсь в спальню. О! Болезненный проснулся. Теперь главное его не напугать. Я не знаю, может у меня слабая психическая защита, но если бы я очнулась у себя дома, а по моей спальне ходит какой-то мужик, я бы предпочла опять впасть в кому.
  Аккуратненько на мягких лапках, с такой же мягкой улыбкой, был бы хвост, еще бы и им приветливо завиляла. Дед улыбнулся. Уффф.
  - Ты - Василиса! - утвердительно довел он до моего сведения.
  Хвост упал (если бы был), мордашка вытянулась, про лапы вообще забыла. Глянула мимоходом в зеркало. Вроде нет на мне никаких опознавательных знаков.
  - Я-то знаю, что Василиса, а вот откуда Вы это знаете?
  - Ты мне приснилась, - мягко улыбается мне.
  - Да ну? - улыбаюсь в ответ, - и часто Вам незнакомые девицы снятся?
  - Редко, - сокрушается он, - но это был вещий сон.
  - О-ой! - подхожу ближе, дотрагиваюсь до лба, достаю из тумбочки танометр.
  - Меня засасывало в зыбучий песок, - охотно рассказывал, - и никто меня не слышал, мимо шел караван. Я кричал, а никто не слышал, - облизывает сухие губы.
  И я тянусь за стаканом воды, который оставляла специально для него на тумбочке. Помогаю устроиться в сидячем положении, и жду пока напьется. Игнат Антонович выпивает весь стакан, протягивает пустую емкость мне, и устало откидывается на подушки. Врачи предупредили, что слабость может какое-то время присутствовать.
  - И караван уже совсем прошел и я вижу, что от него идет кто-то. А солнце светит прямо в глаза, а фигура идет против солнца, потому я вижу только контуры в длинном одеянии. А когда подходит ближе, я вижу, что это девушка и в руках у нее стакан воды.
  Ей-богу, я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться, но глазами на пустой стакан на тумбочке повела. Игнат Антонович тоже на него посмотрел.
  - Она мне его дала, я выпил, протягиваю ей, а вместо девушки маленькая девчушка стоит и большими серыми глазами на меня смотрит. Я ее спрашиваю: 'Ты кто?' А она отвечает: 'Я Василиса. Ты теперь сильный, ты сам справишься'. И уходит...
  Помолчали.
  - Из песка-то Вы выбрались?
  - Да, я как-то подтянулся, оттолкнулся и высвободился.
  - Вы мне лучше скажите, почему Вы с лекарством не подстраховались. А если бы я не приехала? Марина к Вам только утром с хлебом собиралась.
  - Я пил таблетки, которые до уколов принимал, думал поможет. Состояние было похуже, но ничего такого, - показал на свое тело на кровати, - я не ожидал. Ждал посылки с лекарством от Александра.
  - Посылку я и привезла.
  - Вот видишь, вещий сон. Стакан воды - это аллегория, это ты должна была приехать.
  - Да я-то тут причем? - одеваю манжету от танометра на его руку.
  - Не скажи, лекарство само приехать не смогло бы.
  - Замерю давление, потом продолжите, - предупреждаю его и берусь за грушу.
  Вроде норма.
  - У меня, когда этажерка завалилась, свалился чемодан сверху и рассыпался семейный архив, и на коробке с разбитыми ампулами лежала пачка писем от Антона, а сверху одно от Василисы. А я сразу сон вспомнил про Василису. Вот и подумал, что какая-то Василиса ко мне торопится.
  Усмехаюсь подобной трактовке, где вроде все логично.
  - Я, собственно, именно за этим архивом и приехала.
  - А зачем он тебе? - удивляется.
  - Я потомок той Василисы.
  - Вон оно как, - в задумчивости рассматривает меня, словно до этого полчаса и не разговаривали.
  - А с моим сыном где познакомилась?
  - Случайно попала в его отель, разговорились...
  И даже нигде не солгала, про внука меня не спрашивали.
  - Вы мне сможете показать архив?
  - Смотри, жалко нету.
  - А рассказать?
  - О чем?
  - Ой, - спохватываюсь я.
  Я-то позавтракавшая, а человек и без завтрака, и без вчерашнего ужина, а может и без обеда, стакан воды (мифический) вряд ли сможет заменить калории.
  - Давайте сначала позавтракаете, потом Оксана обещала зайти Вас пощупать, а потом будем разговоры разговаривать. Что Вы предпочитаете на завтрак?
  Поговорить получилось только после обеда. Сначала я смотрела фотографии. Семейная, с Василисой и детьми была всего одна, а вот Антона с дочками, внучками много. Потом взялась за письма, почерк прабабки был мне знаком, но я боялась подвиснуть по иному поводу, о чем и предупредила Игната Антоновича.
  - Я могу начать рыдать. Безудержно. Не обращайте внимания, это пройдет.
  Посмотрел на меня очень странно. Но я помню, как я не могла успокоиться, когда читала письма Марка, адресованные Василисе. С Василисиными письмами и дневниками Марка, обнаруженными на чердаке старого дома бабушки Марии, уже не было тех эмоций, только жуткое сожаление, что у этих двоих могло сложиться все замечательно, и жили бы они долго и счастливо, и умерли бы в один день. А не сложилось. Умерли они в один год по разные стороны земного шара, прожив каждый свою жизнь отдельно, но пронеся на всей ее протяженности нежную любовь друг к другу.
  А у Антона нежной любви не было, была боль. Во всех его письмах, которые не найдя Василису, возвращались к нему жила боль. Он не сказал ни слова об этом, но в каждой строчке, в каждом слове она чувствовалась.
  
  ... Милая Василиса, опять пишу тебе, в надежде, что письмо найдет тебя. Даже ни так, ты позволишь этому письму себя найти...
  ... Сегодня видел, как утки поднимались с озера и улетали туда, где их ждет тепло, солнце, туда где они будут счастливы. Они как-то по-звериному отчаянно прощались с озером, выстраиваясь в косяк. А я опять подумал о тебе...
  ... У нас уже давно весна, а солнца все нет, хотя люди мне говорят, что просто я его не вижу. Но как я его могу не видеть, если я каждый день хожу по улицам, захожу на почту, от тебя опять нет письма...
  ... Василиса, мне кажется это странно, что ты не хочешь со мной увидеться поговорить. И уж совсем странно, когда на почте вместо твоих писем мне отдают мои. Словно я сам себе пишу. Хотя я к этому и привык...
  ... Мне хочется надеяться, что мои мысли, написанные на бумаге, ты чувствуешь, понимаешь, даже, если и не получаешь письма...
  ... Сегодня твой день рождения, а я вспомнил тот день, когда нашел тебя и ту безумную радость, что теперь я смогу тебя защитить ото всех...
  ... Сегодня пришел с кладбища, похоронив опять мою девочку... каждый раз я, словно, хороню тебя, оплакиваю своих Василис и тебя...
  
  И таких писем три пачки, и ни в одном он не признал своей вины, не попросил прощения у Василисы. Не удивительно, что даже те письма, которые она получала, не вскрывала. Уж не знаю по какой причине не выкидывала, они так и лежали запечатанные в кландайке Годы, пока я до них не добралась. В тех письмах он просил вернуться, настойчиво уговаривал, приводил довод всего одни, но разными формулировками: 'со мной тебе будет безопаснее, только я смогу тебя защитить'. От себя лучше бы защищал! Я может не права, может за меня говорят эмоции. И да, осуждать нельзя людей за их поступки, даже Господь Бог себе этого не позволял. Я и не осуждаю, я просто считаю, что он урод. Урод обыкновенный моральный.
  Слез у меня не было, только злость. Ладно бы он сам страдал себе в тряпочку, но он же заставил страдать еще двух человек. Есть люди страдальцы по жизни, они страдают всегда, плохо ли складывается у них жизнь, хорошо ли - они страдают и потому что плохо, и потому что хорошо. И этот такой же, он и с Василисой-то счастлив не был: страдал, что она на него смотрит ни так, как на брата; страдал от того, что она видит распускающиеся цветы и влюбленные пары, а он только серые тучи и грязь на улицах; страдал от того, что она может заболеть... умереть... уйти... Страдал от всего. Ему бы даже лучше страдалось, с большей отдачей, так сказать, если бы он не мешал Василисе и Марку - смотрел бы на их счастье со стороны и страдал, более качественное бы страдание вышло. По-хорошему нужно его пожалеть, но я не могу. Урод он! Даже не смотря на то, что правнук у него замечательный.
  
  - Узнала, что хотела? - спросил меня Игнат Антонович, когда я закрыла старый чемодан с архивом.
  - Ничего нового, - устало отвечаю ему, рыдать не рыдала, но сил много забрали негативные эмоции, - то, что Антон сволочь я и так знала.
  - Почему? - возмущенно обиделся его потомок.
  Ой. Язык мой - враг мой, надо было просто покивать.
  - Не-не-не, это я о своем, о девичьем, - попыталась отшутиться, - не обращайте внимания.
  - Ну уж нет, давай рассказывай, где он насволочил, - заинтересовался Игнат Антонович.
  - А может ну его?
  - Это как это 'ну', вообще-то это мой отец.
  Э-э-э, так-то да. Перевела тоскливый взгляд за окно и удивилась.
  - Ой, а там, - пальцем в сад, - яблоки висят съедобные?
  Дед нахмурился, пожевал губами и добавил подозрительности во взгляде.
  - Садовые, - медленно проговорил он, - мы с них наливку делаем и сок яблочный.
  - А у Вас есть наливка? - оживилась я.
  - В погребе с прошлого года пару бутылок осталось.
  - А нальете? Хотя нет, мне уже собираться пора, пока до аэропорта доберусь, пока билеты куплю. Вы себя как чувствуете-то? - встрепенулась я, человек так-то после приступа, а я тут со своими тараканами, да еще наливку мне подавай.
  Дед хитрыми глазами посмотрел на то, как я кинулась собирать сумку, вздохнул протяжно, скинул шумно тапочки и принял горизонтальное положение на диване. Еще раз вздохнул.
  - Плохо мне, - и даже глазки прикрыл.
  Я скептически посмотрела на сию картину. Дед у Марка забавный, из бывших военных, но с великолепным чувством юмора, немного зануда, но это, скорее в силу возраста и привычки заботится о своем семействе. А сейчас живет один вот и стосковался, потому на обед закармливал всякими вкусностями, заговаривал разговорами - требовалось общение со свежим человеком.
  - Игнат Антонович, - жалобно протянула я, - мне завтра группу провожать.
  - Завтра я думаю, мне будет легче, - опять закатил глазки и руку с дивана уронил с громким бумом, ну вот лебедь умирающий.
  Присела к нему на диван, лежит не дышит, потыкала пальцем под ребра, дернулся и открыл веселые глаза.
  - Останься до завтра, - попросил, - историю мне расскажешь, которую я не знаю.
  - Да я уж за обедом о себе много Вам рассказала.
  Это да, все о себе, да о себе - исключительно только о себе. Тему семьи ловко обошла, от личной жизни отмахнулась, о детях грустно вздохнула. Кроме этих тем у меня в запасе еще ого-го сколько имеется, посему говорили обо всем и ни о чем конкретном.
  Был бы телефон или интернет, чтобы предупредить, что чуток задерживаюсь, да расписание рейсов посмотреть. Ладно, члены завтра вечером улетают, если с первыми петухами поднимусь, то успею своим белым платочком помахать.
  - Что на ужин будем готовить? - спрашиваю.
  - Давай жареную картоху со шкварками и луком.
  - Вредно, - тяжело вздыхаю.
  Тяжело вздыхает вслед за мной и кивает утвердительно головой.
   - Жирно, не полезено, - продолжаю приводить доводы.
  - Зато вкуснооо.
  - Это да, - охотно соглашаюсь и топаю чистить картошку, потому как аппетит у деда богатырский, несмотря на возраст.
  Он крутится рядом, больше мешая своей заботой, нежели помогая.
  - Игнат Антонович, прижмите попу, - взмолилась я, когда в очередной раз он подлез под мою руку, в которой был зажат острый нож, - ведь отрежу чего-нибудь ненароком.
  - Да мне ж не терпится узнать, что ты там знаешь, о чем не знаю я. А так быстрее сядем, быстрее начнешь рассказывать.
  - О как? - удивляюсь, настругивая помидорки в салат, - А Вы прям все-все про своего отца знаете?
  - Практически, - задумывается, - он скрытный был в чувствах, что с матерью, что с нами. Любил нас, немного баловал, но про себя мало что рассказывал. Я про Василису, первую-то жену случайно узнал, сначала от матери, она всю жизнь была обижена на отца. А за месяц до своей смерти рассказала...
  И замолчал. Я догадывалась, на что женщина может обижаться, но лучше послушаю, чем свою заведомо негативную версию излагать.
  - И что рассказала?
  - При переезда на большую квартиру мать собирала вещи, отец был тогда в длительной командировке, потому собирала она и свои, и его вещи.
  Мне показалось это уточнение странным.
  - А что Антон всегда свои вещи сам паковал?
  - Да он касаться их не позволял, даже уборку в своей комнате сам делал.
  - А у него была своя комната?
  - Да.
  Хорошо, однако, Антон устроился, жилплощадь позволяла выделить себе отдельную комнату, но, с другой стороны, тогда это принято было - спать в разных комнатах, дела решать в кабинете. Но он никакой не ученый, не писатель, нафига ему кабинет дома, если все время проводил на службе. Это при том, что некоторые ютились семьями в коммуналках.
  - И мать нашла портфель с письмами к Василисе и запросами на розыск ее и ее детей. Она тогда очень переживала, отец и так-то ей не пара, он дворянин, а при советах занимал не малую должность, а ее родители: мать - горничная, отец - лакей. Отец долгое время не хотел регистрировать их брак, только, когда первая дочь родилась, расписались.
  - Я в его письмах прочитала, что он дочерей Василисами называл... Это аллегория, или на сомом деле все были Василисами?
  Про Антона мне не очень интересно, а вот про дочерей, где куча тайн и странностей...
  - Василисами.
  Я ж говорила, что он совсем не в себе.
  - Первая дочь умерла в год, через три месяца родилась вторая Василиса.
  У меня аж мороз по коже пошел. Я бы на месте матери не стала называть второго ребенка тем же именем. Жуть. Бррр
  - Она маленько до двух лет не дотянула. Мать рассказывала, отец очень сдал с этими смертями, он и так-то нелюдимый был, а после похорон вообще неделями мог не разговаривать. И вот во время переезда она нашла письма, мне чуть больше двух было, а мать была беременна братом. Она рассказывала, что проплакала всю ночь, а потом решила просто сжечь портфель с письмами и фотографиями, а отцу сказала, что они во время переезда затерялись. Он, наверное, ей не поверил, мать всегда была бесхитростной простой женщиной, и стал запирать свою комнату.
  - А дочери от чего умерли?
  - Дифтерия.
  - Обе, в разное время, - задумалась я вслух, - и от одного диагноза? И Вы, будучи, малышом, находясь при больной сестре, не заразились?
  - Всяко бывает. А потом и у меня родилась дочь, первенец, отец настоял, чтобы назвали Василисой, мать была против, но он ее никогда не слушал. Мы тогда жили вместе с родителями, и отец с первых же дней возился с малышкой. Я его никогда таким ласковым, нежным не видел. Он улыбался ей больше, чем я за всю свою жизнь видел. А потом и нашей Василисы не стало...
  Выпили наливки, помолчали. Дело давнее, но боль от потери ребенка, наверное, никогда не проходит.
  - И больше всех переживал отец. Хоронить мы ее привезли домой, и он каждый день ходил к ней на могилку. У меня тоже внутри, словно струны рвались - тяжело было, но я еще и за отца боялся, он ходил со стеклянными глазами, ничего не слышал, ничего не видел. А где-то через месяц после похорон, заперся в своей комнате и неделю не выходил. По прошествии большого времени, может года за два до его смерти, мы с ним сблизились, и он мне рассказал... Когда он сидел на могиле Василисы в очередной раз, к нему подошла незнакомая старуха вся в сером, постояла рядом, а потом говорит:
  ' - Зря тут сидишь, сам во всем виноват. Не вернешь ты ни одну из своих Василис, потому что первая Василиса не для тебя была, а ты ее забрал. Чужое взял...
  - Я ее спас, - прошептал он.
  - Ты себя обрек... Пока Марк с Василисой снова не будут вместе, не будет в твоем роду ни одной дочери... Вина только на тебе, но достанется и твоим потомкам'.
  Вот он - переломный момент, когда отрицательный заряд начал терять силу, видимо, за неделю, что просидел в своей берлоге, Антон осознал свой косяк, а может даже и раскаялся. Еще по инерции, у младшего сына родилась дочь и вскоре умерла, а дальше все.
  - Я тогда про первую жену отца знал только со слов матери. Спросил отца о первой жене. Но он не стал много рассказывать, сказал, что тогда иначе нельзя было, и что он сделал, все во благо Василисы. Я так думаю, что любил он ее сильно.
  - Во благо себе он все делал и себя любил, а не Василису.
  - Почему ты так говоришь? Из того, что он мне рассказал, да и со слов матери - любил он ее сильно и всю жизнь.
  - Не-е-ет, - тыкаю вилкой с силой в зажаренную карточку, - когда любят не лишают человека счастья, не запирают в клетке, - заткнула себе рот вкуснючей картошкой, чтобы нечего лишне-оскорбительного не сказать.
  Игнат Антонович молчит и ждет продолжения.
  - Когда любят, - оно последовало, - то дарят счастье, не сильно заботясь о своем благе, просто потому, что иначе не могут. Потому что радостно оттого, что любимый человек счастлив. А Ваш Антон думал только о своих страданиях.
  - Мне казалось, что он ее спас.
  - От кого? - с грохотом ставлю пустой стакан на стол.
  И начинаю рассказывать с самого начала, с острова Лидо, где Марк встретил свою Василису. Рассказ не занимает много времени, эмоции особо сильные за пять лет у меня улеглись, но все равно, щемящая жалось нет-нет да приподнимет голову.
  - А ты знаешь, - в задумчивости отвечает по окончании моего рассказа собеседник, - отец мог так поступить, он был жестким, в детстве мы по струнке ходили, но мы знали, что он нас любит. А вот мать-то... С ней он вообще не считался, он не кричал, не бил ее, но отношение было, как к пустому месту и мне очень обидно было за мать, теперь становится более понятно его отношение. Мать-то знала, вот только легче ей от этого не стало. Василис, но он не плохим был человеком, глубоко несчастным, но злодеем он не был.
  - Он уговорил Марка вывезти из страны родителей, хотя тот рвался за Василисой, а Марку пообещал, что привезет Василису к нему. Василисе же сказал, что Марк - ее законный муж и отец ее ребенка умер. И это было заведомо ложью. Он специально все спланировал. Это гадко. Подло.
  - Василис, сто лет прошло, - дед положил горячую сухую ладонь мне на руку, успокаивая, - ты сейчас-то чего завелась?
  - Игнат Антонович, да потому что подлость, она и спустя сто лет будет подлостью, как бы время не расставляло приоритеты и под каким бы углом мы это не рассматривали. Есть свершившийся факт и негативная окраска может поменяться только из-за нашего отношения к конкретным людям, которые принимали участие.
  - Так а я тебе о чем. Антон был хорошим отцом и любящим дедом.
  - Не-мо-гу. Уж извините, к Вам я очень хорошо отношусь, к Вашей семье тоже, но Антон, как говоривает моя бабушка, падлюка.
  - Ну ладно, ладно, - похлопал ладонью по моей руке, - как тебе сало?
  - Божественно, - с радостью переключилась я на гораздо приятные вещи.
  - Сам солю, - похвастался дед.
  - Игнат Антонович, можно я спрошу?
  - Ну спрашивай уж.
  Я помялась, сделала виноватые глаза, чтобы смягчить болезненную тему.
  - Я с Ириной Яковлевной общалась и она сказала, что тема дочерей для мужчин в вашей семье очень болезненная. Извините, ради бога... С Антоном все ясно, но для остальных почему? Сыновья же были...
  Дед задумался, пожевывая губу и уйдя в себя. Пауза переросла в тяжелое молчание. Я уже хотела начать извиняться и перебирала тему, которой можно поднять настроение нашим посиделкам.
  - Я могу точно только о себе сказать. Я всегда хотел дочку, но в тоже время и боялся ее потерять. За сыновей был спокоен, а вот тревога за дочку была всегда, мне жена записку с окошка в роддоме скинула, что у нас дочь, помню сильно обрадовался, а потом испугался. И знаешь, - выныривает из своих воспоминаний, поднимает на меня глаза, - всегда было ощущение, что это какая-то ошибка. Дочь моя, но... Не знаю, как объяснить, что вроде я ее украл и рано или поздно придется за нее расплачиваться. Вот я сейчас тебе рассказал про ту старуху на кладбище и только сейчас понял, чего именно я боялся. Она сформулировала верно мои опасения. А дочку, внучку - девочку всегда хотелось. Хотелось понежить ее, поласкать, хотелось, чтобы она забралась на коленки и на ухо рассказала свои секреты.
  - Так мальчики, они же тоже дети и тоже хотят на коленки пока маленькие.
  - Мальчики - это мужчины и если в пять лет он может обняться с папой, то становясь старше, мы учим сыновей быть мужественными, сильными, а сильный мужчина, даже если ему всего десять лет на коленки к папе не полезет. А девочка и в пять лет может к папе на коленки залезть, и в десять, и в пятнадцать, и в двадцать, потому что она девочка, и для папы всегда будет маленькой дочкой, который сможет защитить в любой момент.
  Ну что сказать, опыта во взращивании детей разных полов у меня нет, надо будет у Марка спросить, хотелось ли ему в десять лет к папе на коленки со своими бедами пригнездиться. Наверняка хотелось.
  - А пойдем на рыбалку? - неожиданно предлагает Игнат Антонович, поглядывая в окошко, где сгущаются сумерки, - сегодня должно хорошо клевать.
  - Ночью? На рыбалку? - скептически вожу бровями, - не-а.
  - Ну ладно, а я схожу, ты не жди меня, спать ложись, если клев пойдет, то поздно вернусь. А по дороге зайду к Степану, попрошу, чтобы он тебя завтра до города подбросил.
  - Мужчины, - ворчу я, потягивая сладко-кислую наливку, наблюдая в окно, как собирается Игнат Антонович.
  Перемываю посуду, делаю влажную уборку, собираю сумку и в первом часу ночи падаю в кровать. Завтра с петухами вставать, а эти челентаны постараются поголосистее меня разбудить.
  Снилась редкостная муть, словно я возвращаюсь к себе домой. Дом во сне почему-то был избушкой на каком-то хуторке. Открываю деревянную калитку, из будки выскакивает собака (я знаю, что пес мой), рычит на меня, показывает злые зубы и не пускает домой. Я пол ночи убила на то, чтобы уговорить ополоумевшую собаку впустить меня домой. Плюнула на это дело, залезла в огород через зады и аккуратненько пробираюсь к крыльцу, костеря сквозь зубы, на все лады дурака-пса, которому не понять чего втемяшилось в голову. А эта зараза сидит на крыльце и опять зло скалит на меня зубы. Я так разозлилась, что проснулась.
  Петухи молчали, то ли я их проспала, пока устраивала разборки с собакой, то ли они в отгуле сегодня. А, нет, вот они родимые. Ну до чего противно хрипят, интересно, а у петухов у всех так мерзко получается или это мне особо талантливые не встречались еще.
  Из сеней доносится какой-то стук-бряк, я настораживаюсь. Калитку-то Игнат Антонович на ночь закрывает, а вот дверь в дом даже не всегда прикрывает, типо жарко, пусть ночная прохлада заходит. Сейчас-то уже не жарко, дверь закрывается, но без ключа, щеколды, задвижки и шваброй тоже не подпирается.
  Соседняя кровать идеально-ровно застелена покрывалом. Это хозяин еще не ложился что ли? Рыбалка удалась? А можа там вовсе не хозяин хозяйничает на кухне? Я барышня самая обыкновенная, в меру трусливая, но с утра плохо соображающая и, как правило, не в самом радужном настроении. Инстинкт самосохранения просыпается только, когда я берусь за ручку двери, в другой руке кочерга. Вот интересно, если там орудует какой-нибудь извращенный злоумышленник, он испугается моего грозного вида или мне же еще этой кочергой и прилетит? А если хозяин вернулся с рыбалки и завтракает? Вот стою и маюсь с кочергой на пороге, босые ноги уже пристыли с ледяному полу. Решаю спрятать оружие сомообороны за спину и принять невозмутимый вид.
  Потихоооньку отворяю дверь и высовываю только нос. Уффф, хозяин завтрак готовит, прячу железяку за холодильник, не забыть бы переставить на место, а то дед замучается ее искать.
  - А, Василиса, доброе утро! - слышу бодренькое приветствие.
  - Доброе, - то ли удивляюсь, то ли соглашаюсь.
  - Я сейчас рыбки нам пожарю на завтрак.
  - Это Вы молодец, это Вы хорошо придумали. Плотный завтрак - это наше все.
  - Наш человек, - одобрительно гудит Игнат Антонович, - ставя огромную сковороду на плиту.
  Умываюсь, собираюсь, завтракаю. И вот уже стучат в калитку - Степан приехал.
  - Поеду я, - с сожалением констатирую.
  - Езжай, - тяжко вздыхает дед, - мы с тобой толком и не поговорили. И про себя-то ты мне ничего не рассказала, - продолжает сокрушаться.
  Обнимаюсь на пороге с Игнатом Антоновичем.
  - Мы еще с Вами запросто можем увидеться, - обещаю ему.
  - Правда приедешь? - оживляется.
  - Все может быть. И, пожалуйста, следите за здоровьем, - беру его большие сухие руки в свои ладони и слегка их трясу, - тогда точно увидимся.
  В калитку опять стучат, быстро обнимаемся и я уже сажусь в машину к Степану.
  В Италии я оказываюсь кружным путем ближе к обеду. Телефон по-прежнему разряжен, очень надеюсь, что мои члены в полном составе и со всем багажом уже подъезжают к аэропорту. Я минут сорок дефилирую у стоянки, где высаживают группы.
  Ну наконец-то! Подъезжает знакомый автобус и художники высыпаются из его нутра. Завидев меня, радостно здороваются и делятся последними новостями.
  - Василиса, ты не поверишь, я чемодан в гостинице свой оставила, - это Оксанушка сразу же 'выливает ледяной душ' и дальше быстро дополняет, реагируя на мою мимику, - мы уже его забрали, я почти сразу вспомнила.
  - Уф. А где Тамерлан?
  - Тамерлан! - раздается дружный ор членов.
  - Тут я, - радостно отвечает носитель великого имени.
  Татьяна радует меня, что последние тринадцать картин оставлены у меня в номере. Катерина мается с букетом цветов. Это кто ж ее порадовал таким в длительное путешествие? Наконец, без объяснений вручает их мне.
  Просачиваемся в здание, слежу за регистрацией и сдачей багажа. Объясняю мини-девицам, почему не берут их чемоданы. Каждый весит больше двадцати пяти килограмм, нужно излишки запаковать в отдельную сумку. Девушки шумно возмущаются подобному беспределу: 'У нас в России и по сорок килограмм берут!' Тамерлан опять потерялся вместе с багажом, никто не помнит, зашел он в стерильную зону или нет. Подхожу к итальянке на регистрации, чтобы она посмотрела фамилию, но тут Тамерлан радостно нам машет из стерильной зоны. Значит зарегистрировался. Прошу Татьяну с Маргаритой проследить в московском аэропорту за ним, прощаюсь и с ними. Следующий Эдуард - помолодевший, за ним Любушка.
  - Удачно долететь, - улыбаюсь ей.
  - А Вам удачно оставаться, - и мнется, - Марк какой-то странный был, - негромко говорит мне.
  Удивляюсь. Чего там могло случиться?
  - Я не в курсе, - пожимаю плечами, - у меня связи все эти дни не было.
  - Может именно поэтому?
  И пока я соображаю, что именно Любушка хотела сказать, она заходит за желтую полосу. Что могло случиться у Марка, если даже посторонние люди замечают, что он странный. Вряд ли дело связано со мной. Я честно всех предупредила, что меня не будет. Может дергается, что я бросила своих членов на него, ну так они люди взрослые, никаких ответственных мероприятий не было, только картины собрать, но это все сделала Татьяна с Марго. Ладно, приеду, разберемся. Может слухи до невесты дошли? Так мы только целовались. Понимаю, что это не оправдание, если бы дело касалось моего жениха, то я бы и за поцелуи все повыдергивала.
  Я честно собиралась ехать в гостиницу, и даже маршрут проложила, минуя центр Флоренции, уж не знаю звезды ли тому виной или мое невнимание, что я на развязке свернула не туда, пока сообразила куда ведет дорога успела проехать до следующей развязки. Подключила все свое внутреннее и внешнее внимание и опять мимо и вот качусь, как тот колобок незнамо куда, непонятно зачем. Оказывается во Флоренцию, это я определила для себя, увидев очередной указатель, там были и другие пункты, но в них мне совершенно точно ничего понадобиться не могло. Остаток пути придумываю зачем мне могло понадобиться заехать во Флоренцию. Когда можно придумать оправдание собственному разгильдяйству нужно этим пользоваться. В голову упорно лезет только Мария. Интересно, что я буду придумывать, если ее не окажется дома, телефон-то у меня по-прежнему немой.
  В магазинчике покупаю традиционную бутылку вина и немного закуски, хозяйка магазина меня узнает, болтаем с ней минут пятнадцать ни о чем. Потом набираю на домофоне номер квартиры Марии. Никого, в смысле тишина. Опять набираю, пережидаю длинную трель. Одинокой фигурой маюсь у дворовой двери, костеря свое невнимание на дороге и отсутствие Марии. Исключительно из ослиного упрямства звоню опять, на последнем звонке кто-то снимает трубку и что-то крякает. Я какой номер квартиры-то набрала?
  - Мария? - уточняю.
  - Да, - недовольно хрипит в трубку.
  - Открывай, это Василиса.
  Надеюсь, я не помешали ничему интересному, Мария девица хоть и средних лет, но не обремененная семейно-материнскими обязательствами, а посему позволяет себе водить мужчин домой. Прохожу через темный внутренний дворик и не сильно торопясь поднимаюсь до квартиры родственницы, давая возможность людям привести себя в достойный вид. И, как оказывается, зря, Мария изволила просто почивать с зашторенными окнами, потому и недовольная, но правило гостеприимства для любой итальянки - это святое. Со мной можно и не церемониться, но привычка быть радушной хозяйкой впитывается с молоком матери. Посему сомнамбулой плетется на кухню, заваривать себе крепкий кофе.
  - Мария, иди поспи, - отбираю у нее пачку с кофе, - а я пока воспользуюсь твоим компом.
  - Не-не, я сейчас.
  - Иди спи!
  - Хорошо, - дает себя уговорить, - только не уходи никуда.
  Устраиваюсь в полутемной кухне, у итальянцев окна кухни традиционно выходят в темный двор. Раскладываю на тарелке закуску, которые приобрела, наливаю вина и устраиваюсь у ноутбука.
  Хм, Алекс какой-то нервный, это чувствуется по стилю изложения мыслей. Егор возмущается моей пропажей, ну да, ему я не звонила. Мама отписалась, что поменяла билеты с датой вылета позже на неделю, потому что семейство хоть активно и идет на поправку, но после высокой температуры надо окрепнуть, чтобы снова ничего не цапануть. Захожу на сайт отеля, где забронированы апартаменты и меняю даты с кучей извинений и заверений, что теперь уж точно будем вовремя. Один из заказчиков получил свой чокер и выражает мне свою благодарность, симпатию и прочее - приятно. Отписываюсь Союзу художников, что всех проводила, с обязательствами все справились.
  Вроде как все по мелочи, но занимает вагон времени, вино выпито, тарелка подъедена. Чего заезжала - не понятно, надо было все же ехать сразу до гостиницы, хотя бы чемодан упаковала, а на завтра только с картинами осталось разобраться.
  - Василис, - появилось вялотекущее привидение с очертаниями Марии, - сделай кофе, - и уплыла в ванну.
  Минут через двадцать Мария радовала меня своим позитивным настроем и заразительным смехом, рассказывая, как она провела прошлую ночь. Засиделись до темноты, болтали бы и дальше, если бы я не проявила сознательность, и не отправила себя в кровать - мне ж завтра до обеда надо быть в гостинице. Данте предупредил, когда уезжала, что в восемь по полудню заезжает большая группа, потому в шесть самое позднее мне надо освободить номер, чтобы его успели убрать.
  Утром позволила себе понежиться чуть дольше привычного, позавтракать не торопясь и ушуршать в сторону гостиницы. Дорога много времени не заняла, утро прохладное, но прозрачное, настроение прекрасное, все внутри улыбается. То ли вчерашние посиделки с Марией так зарядили тонусом, то ли просто поскорее хочется попасть в гостиницу.
  Паркуюсь на стоянке соседнего отеля, дворами неторопливо топаю до рецепшен, наслаждаясь каждым шагом - утро и правда чудесное. Договорились с Марией, что недельку поживу у нее, пока мои приедут, поэтому неспешно доделываю все дела и возвращаюсь во Флоренцию.
  За стойкой регистрации молодой итальянец, я его всего один раз видела. Куда Данте дели? Здороваюсь, прошу ключ от своего номера. Парень тянется к шкафчику с ключами, но на пол дороге замирает, чуть виновато улыбается.
  - Ключ у Марко.
  - Мне от своего номера нужен ключ, - поясняю.
  - Да, его Марко взял, сказал, чтобы Вы, как приедете зашли к нему за ключом.
  Что за новости? Ну ладно, мне не сложно, прогуляюсь до офиса Марка. Скребусь в его дверь и тут же открываю ее. Марк сидит за столом, уткнувшись в монитор. Вскидывает голову на звук открываемой двери и мне кажется, что на его лице облегчение. Э-э-э, может, я все же о чем-то не знаю?
  - Марк, привет, - радостно улыбаюсь, причем радуется все внутри меня, а мозг скептически хмыкает, напоминает, что приличные девушки так откровенно не демонстрируют свою радость при виде самца.
  Тут крыть мне не чем, потому я сделала вид, что не услышала разумный довод.
  - Что за проблема с ключом? - подхожу ближе на пару шагов, улыбку не получается убрать с лица, как бы мозг не бухтел.
  Предмет моей иррациональной радости скептически хмыкает.
  - Ты все-таки вернулась?
  Э-э-э, может стоило все же прислушаться к мозгу, он все же со мной с самого рождения, лучше знает что хорошо для меня.
  - А не должна была? - удивляюсь вслух.
  - Обычно ты такой привычки не имеешь, - цедит сквозь зубы и вижу, что начинает злиться, раньше он злиться себе так откровенно и часто не позволял, а сейчас даже не скрывает, что зол.
  Решаю проигнорировать недовольный тон, недовольный взгляд, недовольное выражение лица. Вдруг тут и вправду случился маленький армагедон в масштабах личной планеты Марка. Улыбку получается перевести в нейтрально-вежливый режим. Делаю еще пару шагов и протягиваю руку для ключа.
  Планета с армагедоном хмыкает, откатывается резко от стола на стуле и воззаряется на меня так, словно поблизости рванул большой гигант, а планете об этом не соизволили сообщить.
  - Ты мне можешь объяснить, - едко кидает слова, - какими критериями ты руководствуешься когда..., - покатал фразы по рту, решая какую из них кинуть дальше, - решаешь вытереть ноги о людей.
  Э-э-э-э-э... Тут точно что-то произошло, но если бы что-то, что касалось меня, мне бы мои члены в аэропорту сказали.
  - Ма-а-арк, - ласково, негромко, как с больной планетой, - а что случилось?
  Не, я не спорю, иногда помимо сухаристости я еще и дурой бываю непроходимой, Мозг тут же встрял, чтобы напрасно не клеветала на себя, а заодно и на него. Да, бывает, но это только, когда он (Мозг) берет отгул (или выгул), но не суть важно, сейчас нужно выяснить в чем меня обвиняют и подсуетиться с адвокатом.
  - Ровным счетом ничего! - шипит Марк, - мне просто нужно понять, почему ты, во-первых, не держишь своих обещаний, - загнул демонстративно мизинец, - во-вторых, наплевательски относишься к людям.
  Блин, мир сошел с ума и утягивает и меня туда же. Быстренько выстроила в линеечку своих адвокатов, сразу всех, о ком вспомнила: Мозг (он почти всегда за главного), Интуицию (она дама загадочная, но иногда может чего-нибудь убойное подкинуть), Совесть (эта почти всегда на скамейке запасных), Логику (но та ушла к запасной Совести, оповестив свою хозяйку, что она тут бессильна). Мозг лихорадочно вспоминает, где могла накосячить за последние полгода его хозяйка, я цыкнула на него, чтобы сократил временной отрезок до трех дней - до моего отъезда было все нормально. Вмешалась интеллигентная Интуиция, шепотом, себе под нос пробурчав, что хорошо бы для начала расслабиться, успокоиться и решение само придет. Я вежливо (а то может обидеться и скамейка запасных пополнится, останемся мы с Мозгом вдвоем) попросила интуицию применить свои сверх возможности, та зарумянилась и ушла в себя.
  - Конкретизируй, пожалуйста, - очень вежливо, очень мягко прошу Марка, я ж не знаю степень армагедонистости на планете.
  Марк, вдруг, решил задохнуться от возмущения то ли на мои слова, то ли от моей несообразительности (это я мягко перевела).
  - Ты вообще что-то... кого-то... кроме себя замечаешь вокруг?!! - повышает голос и резко поднимается из-за стола, кресло со стуком врезается в стену и медленно возвращается к ногам хозяина.
  Марк изволит злиться, злился он в последнее время часто, но и как я теперь понимаю, злость его росла и роста, вот таким злым еще не показывался мне. Встревает Интуиция, вынырнула на поверхность сознания с единственной фразой: 'Вот сейчас это очень похоже на семейные разборки...' Мозг очень грубо ее прерывает: 'Какая в задницу семья? У него невеста на подходе, пусть ей и устраивает эти самые разборки! А ты иди... еще подумай!' Интуиция, растеряно пропищав что-то извинительное, скрылась в недрах сознания.
  - Марк, - тон слегка подморозила, чтобы привести в чувство оппонента вместе с его планетой и армагедоном, - я вижу, что ты зол и причина этой злости я или мои действия, а теперь будь ласков, словами в развернутой форме расскажи, на что конкретно злишься?
  'Молодец', - поддержала меня Логика, грызя орешки на скамейке запасных. Совесть промолчала, таская незаметно орешки из ее кулечка.
  - Ты иногда меня в ступор вводишь, - изумляется он, умудрившись сочетать это со злостью и негодованием, - есть же какие-то общечеловеческие понятия, они настолько привычны людям любой культуры, что и говорить о них банально. Ты же такая умная Василиса! Почему же ты самые простые вещи не считаешь для себя нужным делать?
  'Очень по-семейному', - опять появилась Интуиция, на сей раз на скамейке запасных. Логика протянула ей полупустой кулек с орешками, внеся свою лепту: 'Где-то похоже, но на самое начало семейной жизни, через пару лет подобные темы уже не поднимаются'. 'Цыц', - прикрикнул Мозг на бабье царство: 'Че-то я вообще не врубаюсь о чем речь!' И я с ним солидарна, посему молча смотрю на Марка.
  Баррррдак, меня обвиняют, а я даже не догадываюсь в чем и более того, мне как-то очень заковыристо это пытаются объяснить, а я все еще не догадываюсь, начинаю подозревать себя в худшем: 'Может я и вправду, дура...'
  - Вот еще, - возмущается экспрессивно Совесть.
  - Надо просто расслабиться, - тактично напоминает Интуиция.
  - Даже думать так не смей, - обиделся на меня Мозг.
  - Марку давно пора было выпустить пар, - припечатала Логика, комкая пустой кулек в шарик.
  - Я и говорю, - тоненько Интуиция, - расслабиться.
  - Короче, нужен секс? - подытоживает прагматичная Совесть, уставясь на подружек по скамейке.
  Те стыдливо потупили глазки, они у меня барышни исключительной целомудренности и воспитанности и от подобных слов иногда краснеют.
  - Все свободны, - объявляю я им и со стуком захлопываю глухую калитку, оставляя всех адвокатов за ней, никакой помощи, одна болтология.
  В дверь кабинета раздается стук, и сразу же открывается она же.
  - Я занят, - грозно вещает Марк по-итальянски, не отводя от меня взгляда.
  Дверь испуганно стукает.
  - Неужели сложно было сказать, что ты уезжаешь? - тихо и спокойно, наконец, озвучил свою претензию.
  В калитку, мною закрытую начали ломиться адвокаты, как тот осел в 'Шреке': выбери меня, выбери меня, я знаю ответ.
  - Ма-арк, - выдыхаю я и тяну время, потому что очень надеюсь, что мы говорим о моей сегодняшней поездке.
  Решила и постановила! Будем говорить только о ней, не касаясь событий пятилетней давности.
  - Мне срочно понадобилось уехать, я же отправила тебе смс-ку.
  - Ну да, у тебя очень вежливый и нейтральный ответ на все: 'Спасибо за все. Василиса', - цитирует мне сицилийскую записку, - а лично сказать ты мне это не могла?
  Совесть прорвалась ко мне первой, встав своей грудью, внезапно обретшей пятый размер, на мою защиту, Логика появилась секундой позже с дельным советом - не поддаваться на провокации, быть здесь и сейчас. Интуиция пропищала из-за калитки, боясь выходить: 'Давайте расслабимся!' 'Никакого секса!' - гаркнул Мозг: - 'Будут нас тут еще жизни учить!'
  - Мне приспичило ехать посреди ночи, - растягивая слова по слогам еще раз повторяю ему, - я предупредила Данте, он был в курсе, что я уезжаю и когда вернусь.
  - Данте?! - возмущение, - Данте сменился в семь утра и уехал на свадьбу к брату, вернется только завтра, - разводит резко руками в стороны, глядя на меня в упор, типо эта отмазке не принимается.
  - Маргарита была в курсе когда я вернусь.
  - Маргарита? - и снова тааакой выразительный взгляд, словно я пятый раз не правильно отвечаю на вопрос, ответ на который прозвучал выше.
  - Марк, - теперь уже я начинаю злиться, и обороты набираю стремительно, много ли нам женщинам надо?
  - Это была ночь. Я нашла только Данте, и твой дядя был в курсе куда я еду, - ой, а вот этого говорить не планировала.
  - Даже мой дядя был в курсе! - Марк переходит на рык низкой частоты, - почему ты МНЕ!!! Об этом сказать не могла?
  - Я отправила тебе смс-ку, - перехожу на ультразвук, он меня совсем не слышит?
  - Я прочитал твою смс утром!!! - чуть повышает он тон.
  Как это у него так получается злиться и не орать? Я так не могу, у меня эмоции сразу крышу срывают.
  - Но телефон у тебя отключен! Из номера ты съехала.
  - Я не съезжала, - воплю уже просто в бешенстве, - я оставила номер за собой со всеми своими вещами.
  - И вернешься ли ты вообще не понятно! - рычит он, перегнувшись ко мне через стол, - даже из твоей смс-ки не понятно вернешься ли ты?
  - А почему я не должна вернуться? - у меня так грозно рычать не получается, потому сдерживаю себя и говорю глухо, а то мой ультразвук по сравнению с его рыком, как тявканье Моськи на слона.
  Марк порывается что-то сказать, но меня уже понесло.
  - Я своих обязательств не нарушаю, мне надо было проводить художников, я их проводила, нужно освободить номер, я приехала его освобождать, сдать картины, я приехала их сдавать. И я все это делаю!
  Как я раздраконилась, ры-ы-ы. Рядом группой поддержки грозно пыхтели адвокаты, мигом переквалифицировавшись в приятельницы, которые наших в беде не оставляют.
  - Естественно, - шипит Марк, - передо мной у тебя никаких обязательств нет, а значит, в порядке вещей, сначала дать надежду, а потов вышвырнуть из своей жизни!
  - Хватит! - воплю, потому что его слова к сегодняшней ситуации никакого отношения не имеют, - Марк!!! Пять лет прошло, а ты все еще не можешь забыть! И до сих пор все это варишь в себе, давай, скажи, наконец, что я сволочь крайней степени непорядочности. И можно будет дальше жить!
   Под руку что-то попадается и я этим со всей дури грохаю о стол, потому что напряжение внутри требует выхода, был бы ультразвук, я бы все выплеснула по средствам него и успокоилась, но Моськой боялась опрофаниться.
  Это что-то грохается и разлетается на осколки, мы инстинктивно отскакиваем от стола и переводим взгляд на остатки кружки, той самой из сицилийской археологической экспедиции, на которой я нарисовала Марка.
  - Ключ, - леденющим и спокойным тоном приказываю, а у самой внутри все по-прежнему несется вскачь.
  Марк, не отводя от меня взгляда, резко выдвигает верхний ящик стола, вытаскивает оттуда ключ, и с грохотом (там брелок из латуни с полкило) бумкает его о столешницу. Покоцали мы ему сегодня весь стол, сначала я кружкой, потом он ключом.
  Беру ключ, захватываю со стула сумку, с которой приехала, и выхожу из офиса. Через пару шагов слышу, как в офисе что-то падает и бьется, интересно, что там можно еще разбить?
  Дохожу до своего номера. Выпиваю воды - не помогает, внутри трясучка, даже руки ходуном ходят. Завариваю себе ромашку и маленьким глотками давлюсь настоем, убеждая себя, что это лучшее средство от нервов, и оно непременно должно успокоить, расслабить и позитивно ко всему настроить - за это тоже сегодня будет отвечать ромашка.
  Умываюсь холодной водой, это показалось не достаточно кардинально, потому залажу под душ вместе с макушкой и волосами, которые потом опять укладывать. И постепенно напряжение покидает тело, выхожу из ванны, выпиваю второй стакан ромашки, проверяю, как там моя хризантема на балконе себя чувствует. Чувствует она себя замечательно, размышляю оставить ли ее здесь или тащить с собой к Марии, и будет ли она радоваться такому питомцу. Мария не очень ладит с цветами и животными, решаю оставить желтенького в гостинице, пересчитываю картины, занимающие пару квадратов моего номера, и, несколько флегматично, принимаюсь собирать свои вещи - до вечера нужно освободить номер.
  С волосами решила не заморачиваться, поеду натуральной красавицей, собрав их на голове в пучок редиски. Неспешно раскрасила лицо, посидела, тупо глядя через балконное окно на улицу, дособирала художниковские атрибуты, посидела все на том же стуле и глядя в то же окно. Аккуратно переложила вещи с одной полочки в чемодан, посидела, посмотрела. Открыла ящик тумбочки. Хм, зарядка, м-м-м-м, зарядка. О! Телефон найти и подзарядить. Сижу... Смотрю... Телефон в одной руке, зарядка в другой. Блин, какая-то я не собранная, втыкаю шнур в телефон и розетку. Серьезно подвисаю, видимо, пошел откат, но напряжение не ушло, просто свернулось тугим комком внутри, прикрывшись аппатично-пофигистичным настроем. Еще и ромашки три пакетика в себя впихнула, да с медом, чтобы уж наверняка все поуспокаивалось.
  Освободила вторую полочку в шкафу, выгребла третью, ее содержимое вываливается у меня из рук рядом с чемоданом. Стою, гляжу на эту кучу, туплю. Вспоминаю, что еще нужно позвонить в муниципалитет, чтобы приехали за картинами. Картины чуть позже, сейчас главное собраться. Стою, туплю. Так, надо с этим что-то делать, бреду в ванну, опять умываюсь холодной водой, на этот раз, чтобы взбодриться. Чуток полегче, подправляю раскраску на лице, вроде потихоньку энергия возвращается, но уж ооочень медленно, не охотно и с оглядкой на каматоз.
  Выхожу из ванной с большой косметичкой, куда собрала остатки своих шампуней, гелей, масок. А в номере мнется Марк.
  - У тебя дверь была открыта.
  Ну естес-с-с-ственно, его воспитание позволяет только в открытые двери входить. Киваю головой, что услышала, подхожу к чемодану. Номер у меня большой, состоящий из двух половинок: небольшая гостиная с маленьким столиком, креслом, секретером и такая же небольшая спальня с двумя кроватями, на одной и лежит мой чемодан и гора высыпанной одежонки поверх него. Глядя на эту на эту гору, понимаю, что я здорово протупила, потому как вещи придется заново сортировать: в сумку то, что понадобиться в течении трех-четырех дней, а в чемодан то, чем не буду пользоваться неделю. Начинаю сортировку и распихивание, но уже более собранно, отслеживая необходимость каждой вещи, каждого бутылька.
  Марк в гостиной, за моей спиной, мерит метраж шагами, я его не вижу, но чувствую каждое движение.
  - Уезжаешь? - негромко констатирует факт.
  - Да, - аккуратно складываю туфли на высоком каблуке в чемодан.
  Прошел до балкона, постоял. Платья тоже не нужны. Вернулся до дивана, постоял. Блузку в чемодан, водолазку в сумку. Ушел до балкона. Шампунь в чемодан, возьму у Марии, у нее шикарные шампуньки и маски для волос. Крема и умывалки в сумку. Пришел. Стоит за спиной. Сопит в нерешительности. Отвлекает своим сопением, своим присутствием. Начинаю опять подвисать, вот особенно тогда, когда чувствую его присутствие за спиной. Ке-е-епка..., ее с собой, купальни-и-и-ик... в чемодан. Утопал к балкону. Маечка, маечка, маечка - в чемодан. Кардиган в сумку, туфли в сумку. Вернулся в гостиную, дошел до входной двери, вернулся, встал за спиной. Опять туплю, совершенно не обдуманно раскидывая вещи по емкостям.
  - Не-у-ез-жа-й, а? - хрипло, еле слышно выдавливает из себя.
  Чеееерт, ну вот нафига пришел? И без того тошно. Зависаю с льняным платьем в руках, пытаясь выровнять дыхание и сообразить, куда это платье закинуть. Получается откровенно плохо.
  Стоит сзади, сопит и ждет ответа. А я зависла, и с платьем не могу решить, и как потактичнее ответить. Что значит, не уезжай? А куда мне деваться? Отрываю не мигающий взгляд от платья и медленно по стене ползу им (взглядом) к потолку, ни одной здравой мысли в голове. Время опять замерло, поместив мой мозг и тело в вакуум и даже не дышится.
  - Не-у-ез-жа-й, - повторяет.
  - Ма-а-арк, - выдыхаю его имя, разжимаю пальцы, платье куда-то падает.
  Разворачиваюсь к нему, Марк делает шаг ко мне и я, не думая ни о чем, привлекаю себя к его груди, зарываюсь в его плечи, руки, которыми он с готовностью обвивает меня. Прижимаюсь теснее, обхватываю руками за спину. Слышу как он длинно, вымученно выдыхает мое имя: 'Лиса-а-а-а'.
  От Марка пахнет морем, цитрусом и душицей. Я, наверное, своим откровенным вдыханием его запаха, щекочу ему шею, но он не отстраняется, напротив, сильнее обнимает и начинает шумно дышать. Чуть-чуть дотрагиваюсь губами до его шеи, вздрагивает, провожу дорожку дыханием до его уха. Резко отстраняется, его ладони по моей спине и рукам ползут вверх и захватывают мое лицо. Марк смотрит в глаза жадным, абсолютно расфокусированным взглядом, при этом подозрительно ритмично дышит, переводит взгляд на губы и все. Целуемся жадно, словно выпивая друг друга до дна и этого мало.
  С левого фронта зашла Совесть, с интересом поглядывая на непотребство, которое мы тут чудим, встряла только комментарием: 'Чего творят! И это при живой невесте...'
  'А ты считаешь, что было бы естественнее, если бы они тоже самое при мертвой творили?' - заинтересовалась Логика.
  'Главное расслабиться, и сразу все проблемы решаться. Главное расслабление', - одобрительно бухтит Интуиция.
  'Нет, ну вы только поглядите! Стоило только отвлечься... А тут уже!!!' - Мозг вернулся.
  'Тшшш', - зашипели мы на него дружной женской солидарностью.
  Я честно попыталась взять себя в руки и сделать ноги, когда Марк от моих губ перешел к щеке, усовестив себя, что при живой невесте это и вправду не хорошо, но когда его губы коснулись мочки моего уха, то послала ко всем чертям и его невесту, и прочих сомневающихся. Его невеста, вот пусть с ней и со своей совестью сам и разбирается, а моя совесть как-нибудь это переживет.
  'Запросто', - заверила совесть, отсалютовав мне коктейльным стаканчиком с зонтиком.
  Пальцы сами расстегивают его рубашку и ремень на брюках, а я почему-то уже только в одном нижнем белье.
  Долго ли коротко ли... Прихожу в себя совершенно обессиленная со слегка кружащейся головой, а внутри такая звенящая приятная пустота. Ну много ли женщине надо? Покормить и удовлетворить. Все. Волна нежности набегает на все мое существо, обвиваю конечностями мужское тело, присосавшись к нему всеми своими рецепторами. Мало мне Марка, секса пока хватит, а вот самого Марка мало, хочется всего его в себя поместить.
  - Ли-и-и-ска, - шепчет мне на ухо, прижимая теснее к себе, присасываясь губами к шее. Видимо, ему тоже мало меня.
  Еще минут тридцать нежусь в его тепле и с неохотой начинаю выколупывать свои конечности из нашей неги. О! Уже сижу. Все естество тянется вернуться обратно, но через три часа нужно освободить номер.
  Теперь бы отдышаться и вернуть на законное место Мозг, не иначе, как из-за его отсутствия едет голова, и мысли минуют ее. Пора. Мягко поднимаю себя с кровати.
  - Ты останешься? - спрашивает Марк.
  И я снова присаживаюсь на кровать, смотрю с интересом на него, он на меня, ожидая ответа.
  - Не могу, у вас в восемь заселяется группа, Данте предупредил, чтобы до шести освободила номер. Если только поискать номер в соседних отелях камеру.
  - Можно просто переехать ко мне в апартаменты, - дотягивается пальцами до моего бедра.
  Билин. Одно дело курортный роман, где все не женаты сроком, ограниченным путевкой, но тут может невеста в любой момент нагрянуть. Это же Марк, не может он быть такой беспринципной сволочью. Снова порываюсь встать с кровати, удерживает меня за руку, лежа на моей подушке, завернувшись в мою простынь, и выглядит при этом так, что я подвисаю, борясь с желанием снова забраться к нему под простынь.
  - Остаешься? - возвращает меня в действительность.
  Я неодобрительно кхыкаю. Может человек не понимает нашей женской сути, я ему сейчас все обрисую.
  - У тебя вообще-то! - говорю. - Есть невеста!
  Смотрит на меня с интересом.
  - И как это будет выглядеть, когда подготовка к свадьбе идет полным ходом, а к тебе в кровать со всеми вещами переезжает посторонняя девица, да еще на глазах у всего твоего семейства.
  Кривит губы в усмешке.
  - А ты откуда про невесту-то знаешь? - держит по-прежнему за руку.
  - Услышала, как ты отцу говорил, что тебе надо готовиться к свадьбе, а не встречать художников в аэропорту.
  - Подслушивала, - подытожил.
  - Сейчас это не суть как важно.
  - Лиса, то когда было? - тянет меня на себя.
  Я упираюсь.
  - Три недели назад.
  Марк отпускает руку, недовольно выдыхает и принимает сидячее положение, подтолкнув под спину подушку. Я успеваю встать и накинуть на себя свою длинную домашнюю рубашку до колена.
  - Расторг я помолвку.
  Хорошо, что недалеко ушла, ноги мягко подгибаются, и я опять плюхаюсь пятой точкой на кровать, во все глаза глядя на чуть виноватого Марка.
  - Когда успел?
  - Сразу же, когда мы с тобой вернулись из аэропорта.
  Так. Минутку-минутку-минутку. В первый день я ездила одна встречать группу, Марк подключился позже, когда мы ездили менять Оксанушкин чемодан. В машине говорили мало, и я дала понять, что в жизни, включая личную, у меня все хорошо, а посему никак не могла послужить причиной его опрометчивости. Стоп, неувязочка.
  - Погоди, она же к тебе приезжала позже, вечеринка какая-то была.
  - Ну да, - неохотно отвечает, - Милана приехала узнать подробности, почему я передумал.
  - А почему ты передумал? - сорвалось с языка, прежде чем успела подумать.
  Немного помедлил с ответом.
  - Как можно жениться на одной женщине, если на другую женщину остро реагируешь?
  - В смысле? - возмутилась я.
  Марк наклонился ко мне, взял за обе руки и потянул на себя, я, не думая о том, что делаю, уселась на него.
  - Я когда увидел тебя на завтраке, - поджал губы и из стороны в сторону покачал головой, - словно пяти лет и не было, захотелось прижать к себе, так тебе обрадовался, - растянул губы полосками, виновато посмотрел, - и придушить этими же объятьями, так был зол на тебя.
  Виновато потупилась.
  - А ей что ты сказал?
  - Правду. Милана очень хороший человек и достойна, чтобы ее искренне любили. И она в этом очень нуждается, я бы не смог ей этого дать.
  - Если ты не способен на это, то зачем было объявлять о свадьбе? - язык опять впереди мозга.
  - Милана забеременела, поэтому решили пожениться, а после свадьбы съехаться.
  Я смотрю на него во все глаза. Это как? Его невеста беременна! А он... А он... Про мимику помним, да? Тут, видимо, даже сурдоперевод не понадобился.
  - Спокойно, спокойно, - капитуляционно поднял руки вверх, - через две недели после того, как подали заявление, Милана попала с кровотечением в больницу, оказалась внематочная беременность, - поджал губы, - но свадьбу решили не отменять, раз уж подали заявление, да и Милану жалко было...
  - А потом, значит, ты нашел повод!
  - Лиса, ну согласись, что не разумно жертвовать своей жизнью ради неудачной беременности девушки, с которой не планировал связывать свою жизнь.
  Тут я согласна.
  - Аллилуя, - возвела очи к небу, - ты не святой, а вполне вменяемый человек с разумной эгоистичностью.
  Марк рассмеялся и привлек меня к себе, поцеловав в макушку.
  - Я думаю, - словно размышляя вслух, произносит, - что ты неспроста уже второй раз очень вовремя появляешься в моей жизни.
  Снова сажусь на него, чтобы иметь удобный обзор.
  - А-а-а в первый раз тоже беременность? - осторожно уточняю, потому как про беременности Марика мне никто ни словом не обмолвился.
  - Не-не-не, - отгораживается от моих обвинений обоими ладонями, - в этот-то раз совершенно случайно.
  - А в первом что было?
  - Пару лет встречались с девушкой, потом ее родители решили переехать во Францию, а у нас вроде любовь, потому решали, либо она уезжает, либо переезжает ко мне.
  - Агаааа, эта та личная жизнь, с которой у тебя все нормально было! - вспоминаю.
  - Так и было, - серьезно кивает мне, - пока ты не влетела в мою жизнь.
  - Опять я послужила поводом?
  Поморщился и отрицательный кивок головы.
  - Скорее на сравнении, - развел руки ладошками вверх и изобразил весы, - я и так сомневался: нужно, - 'весы' покачнулись, - не нужно. А в Сиракузах, когда вас опять встретил, решил, что.., - замялся, подбирая формулировку, улыбнулся, подмигнул, - есть более интересные девушки.
  - Тебе не кажется, что у тебя это уже за правило вошло, как только появляется угроза твоей свободы, тут же появляется какая-то девушка, и ты прощаешься с этой угрозой.
  - Не 'какая-то девушка', а вполне определенная, - пожимает небрежно плечами, - благодаря которой видишь ситуацию по-иному и принимаешь осознанное решение.
  - А не боишься того, что если эта определенность еще пару раз появится, то ты вообще холостяком останешься? - строго посмотрела на него и весомо добавила, сделав страшные глаза, - на веки вечные!
  Лежит и похохатывает.
  - А я, знаешь ли, с некоторых пор начал очень ценить свое время и мне жаль его растрачивать на вещи, людей с которыми мне не интересно.
  - Ой! - подскакиваю, - время!
  - Лиса, - кряхтит Марк, потягивая мышцы живота, где я успела скакнуть, ну или не только мышцы, и не только живота, - мои апартаменты в соседнем крыле, а чтобы убраться в твоем номере достаточно получаса, группа раньше восьми не приедет.
  - Скажи куда можно картины складировать до завтра, завтра я их отправлю в муниципалитет.
  - В кладовку в подвале, оттуда проще их будет грузить, ключ на рецепшене.
  - Слушь, а может все же в соседнюю гостиницу?
  Скривил мордочку: губу в одну сторону скособочил, брови под челку загнал.
  - Ну так... чтобы тебя не компрометировать, - захлопала ресницами.
  - Я думаю, что подобный компромат мне не повредит, - уверенно заявляет он, широким жестом перекидывает конец простыни через плечо на манер тоги, подбирает с пола свою одежду, и величественно топает в ванну.
  Ладно, компромат, так компромат. Одеваюсь, скидываю свои вещи кучей в чемодан. Выдергиваю зарядившийся, но еще не включенный телефон, кидаю его в сумку. И мчусь в коридор... ну как мчусь? Стоило мне взяться за ручку двери, как из ванной, словно ошпаренный выскакивает Марк.
  - Ты ку-да? - как старшина новобранца отчитывает меня.
  Я теряюсь от подобного тона, тычу пальцем в коридор.
  - А-а, - лепечу, - попросить, чтобы картины в кладовку перенесли.
  Смотрит недоверчиво, как сломанный сканер на перелом черепа.
  - Сумку оставь, - кивает на мою сумку, которую я держу в руке.
  - Зачем? - недоумеваю.
  Подходит ко мне, обхватывает ладонью мою руку с зажатыми в ней сумочными ручками и дергает на себя. Я уперлась и не отпускаю, внимательно ожидая ответа.
  - Лиса, я не хочу тебя разыскивать по всей Италии, - снова дерг на себя мою сумку в которой у меня телефон и ключ от квартиры, где самое ценное проживает.
  Я теряюсь от такого наезда, еще не хватало, чтобы меня тут ограничили в свободе передвижения.
  - Марк, ты чего?
  - Тогда я с тобой спущусь, а еще проще позвоню Нико, и дам устное распоряжение и никуда ходить не придется, - улыбается мне.
  И я растерялась совсем. Это что сейчас происходит? То, что меня пытаются ограничить, я поняла, но с какой целью? И пока я придумывала себе варианты, Марк договорился на счет картин, а сам перенес мои вещи к себе. Я безмолвным болванчиком следовала за ним, очень медленно придумывая себе объяснения Мариковского поведения.
  Апартаменты у Марка чуть больше моих за счет гостиной, а в спальне две раздельные кровати. Хм. Никак не стала комментировать, по мне так еще и лучше. Нет у меня выработанной привычки спать в одной кровати под одним одеялом с мужчиной. А тут все цивильно: удовлетворились и разошлись по кроватям получать полноценный отдых.
  Марк выделил мне две полочки и тумбочку под вещи, пока я раздумывала что из вещей доставать, а что оставить в чемодане, по срокам пребывания меня у Марка мы так и не решили, хозяин номера сидел в кресле с ноутбуком, типо работал, но я постоянно ловила его взгляды.
  - Марк, - так и не решив какой объем вещей доставать, окликнула его, - если я у тебя на неделю задержусь, это вообще как? Нормально? - оборачиваюсь к нему, так как никакой словесной реакции не последовало.
  Сидит и смотрит на меня с таким выражением лица... Так, наверное, Куклачев смотрит на своих кошек, которых он дрессирует-дрессирует ходить на задних лапах, а кошка возьми и пойди на передних.
  - Можешь и подольше задержаться, - с улыбкой отвечает.
  - Подольше не получится, семейство приезжает, - вздыхаю я, - да и у вас же экспедиция, вы с датами определились?
  - Да, чуть отложили выезд, Егору лекции пришлось сдвигать вперед, чтобы освободить себе неделю.
  - И я могу забарахлить твой номер, - честно предупреждаю, ничего громозкого не предвидится, но комп где-то разместить надо, иллюстрации Ваське нарисовать надо.
  Улыбается, ей-ей, вот именно так Куклачев и смотрел на свою любимую кошку. Столько во взгляде у него спокойного обожания, что я не выдерживаю, подхожу, убираю комп с его коленей и забираюсь туда сама. Целуемся долго, а потом еще и нежимся, прижавшись друг к другу, слова сейчас нам не нужны, хочется просто чувствовать друг друга, чувствовать себя.
  - Лис, - приходит в себя Марк и виновато смотрит на меня, - мне уехать надо.
  И? Я вся лицом в ожидании.
  - Я с поставщиком месяц не могу встретиться, то у него что-то случается, то ты в аварию попадаешь. Сегодня договорились вместе пообедать, я не вечер перенес... - и мнется.
  - А в обед-то почему не случилось?
  - Км, - и выразительный взгляд, - в обед я тебя удерживал.
  Дотронулась легким поцелуем его губ.
  - Все, удержал, - очень обнадеживающе улыбаюсь, - езжай к своему поставщику.
  - Ты будешь в гостинице? Никуда не уедешь?
  - Буду. Не уеду.
  Мнется, покусывая губу, переводит взгляд в окно. Ну и что на этот раз ни так? Возвращается глазами ко мне, уверенности в них поприбавилось.
  - Сумку не отдам, - категорично отвечаю на еще не высказанный вопрос.
  - А паспорт?
  - Марк, - ахаю я, не ожидая от него подобного деспотизма, - и паспорт тоже. Это вообще ущемление прав общечеловеческих и свобод женских в частности.
  - На счет прав и свобод мы попозже обсудим, - неторопливо в задумчивости отвечает.
  Чего он там соображает, думает... наверняка, страшилку какую-то обо мне удумал.
  - А поехали со мной, - с небольшим удивлением предлагает, словно сам не ожидал такого простого решения.
  Ну, конечно, и я, и сумка моя, и паспорт мой - все при нем будет. По-хорошему, надо бы возмутиться и сразу же обозначить рамки дозволенной тирании и угнетения, но сейчас не хочется заниматься подобным, как-нибудь позже. Удовлетворенная женщина - слабая женщина, мурлыкающая женщина, допускающая некоторые послабления.
  - Поехали, - легко соглашаюсь, - а что я там буду делать? - это я так вежливо уточнила об уместности моего присутствия на деловой встрече.
  - Украшать...
  - Тебя? Стол? Общество?
  - Меня, - расплылся довольной улыбкой.
  Бли-и-ин, уси-муси-пуси и розовые бантики, хочется снова зарыться в него. Вытягиваю себя силком из его моря обожания моей персоны и занимаюсь наведением красоты и сногшибательности. Влюбленная женщина обязана быть неотразимой, прежде всего, в собственных глазах и сногшибательной в глазах противоположного пола. Мое отражение в зеркале согласно кивнуло, блестя счастливыми глазами из-под козырька кепки.
  Встречались на винограднике поставщика, все встречи до этого назначали на нейтральной территории, включая и сегодняшнюю обеденную, а когда Марк перенес ее на вечер, Марчелло вдруг решил и постановил, встретиться в почти домашней обстановке. На винограднике у него что-то вроде летней дачи: старый небольшой дом, женщина, которая присматривает за порядком и ее муж, на котором все хозяйственные дела.
  Ужин из пяти блюд, все по-простому, но выглядит очень аппетитно. Марк предупредил хозяина, что приедет с девушкой перед самым выездом, потому совсем нежданной гостьей я не была. Обычно итальянцы, когда идут в гости приносят с собой бутылку вина, но мы ехали на ужин к поставщику вина, потому купили сладости, чтобы уж совсем с пустыми руками не ехать.
  Моя сногшибательность сшибла Марчелло мгновенно и надолго и тут дело даже не во внешнем виде (хотя и в нем тоже, не будем скромничать), а во флюидах распространяемых мною. Вот знаете, сытую, довольную кошку видно сразу по ухоженной шерстке, по откормленной моське, ее так и хочется потискать. Я сейчас была такой кошкой, и Марк, сдается мне, уже пожалел, что взял меня с собой, потому как мы с Марчелло расточаем комплименты друг другу уже минут двадцать и успели перейти к двухсмысленности. Марчелло около сорока, и он очень такой итальянский, как классический киношный герой итальянец. Марк меня чуть ли не на коленки к себе усадил, так переживает за мою сногшибательность. Чего-то я и вправду, хватило лишку, понесли штиблеты...
  Звонит мой телефон. Алекс. Быстрым поцелуем касаюсь губ Марка, на мгновение заглядываю в его глаза, вижу, что начал расслабляться и отхожу якобы поговорить по телефону. На самом деле, дать мужикам обсудить то, ради чего мы сюда и приехали.
  Алекс звонит не просто так, а пожаловаться на свое несчастье. Оказывается, он влюбился в какую-то двадцатилетнюю модель, а она его не хочет, прям совсем не хочет, на звонки не отвечает, записки по возможным видам связи игнорирует. Он страдает.
  Я, если честно, удивилась, за все наше более чем пятилетнее знакомство при мне он ни разу не проявлял интереса к женщинам, и я его записала в хижину секс меньшинств.
  Некоторое время прихожу в себя, а потом кидаюсь успокаивать приятеля.
  - Дорогой, в двадцать лет ни одна фотомодель не способна оценить ни твоих мозгов, ни твоей харизмы. А вот за тридцать любая женщина будет на тебя дышать с придыханием и пылинки с хрусталя сдувать, если ты дашь тридцатилетним хоть малейшую надежду.
  И нисколько не покривила, Алекс, на первый взгляд, не производит впечатление богатого и успешного, скорее странноватого неопределенной ориентации, но стоит с ним начать общаться, как ощущаешь на себе сразу и его шарм, и его душевную щедрость. И тогда уже не важен ни невысокий рост, ни наметившаяся лысина.
  - Василиса, дело в другом, - жалеется мне в трубку, - Я влюбился, понимаешь, Я! С ней-то ладно, что мне с собой делать? Я же не могу ни пить, ни есть, ни работать, поругался с двумя художниками и администратором галереи.
  Утешаю его минут двадцать, потом еще столько же вдохновляю и, наконец, зазываю к себе в гости. Наконец, мужчина увидел ориентир (поездка ко мне) куда двигаться и попрощался.
  Угум, сидят, общаются, ну пусть общаются, побродила по тропинке, покачалась на качельке, замерзла в цуцика, и потопала к столу греться. Попросила все сразу: и вина, и горячего чая, Марчелло напряг домохозяйку сделать мне что-то вроде глинтвейна. Я кутаюсь в теплый палантин и, с благодарностью принимаю объятия Марка. У итальянцев проявлять чувства на людях вроде и нормально, но почему-то это делают только молодые влюбленные парочки, редко можно увидеть, как муж и жена обнимаются, даже без сексуально подтекста, вот просто взяли и пообнимались, потому что хочется. Марчелло с нескрываемой завистью поглядывает на нас.
  - А вы давно знакомы? - спрашивает.
  Марк на мгновение задумывается, подсчитывая точную цифру, и выдает.
  - Пять с половиной лет.
  Я отхлебываю горячего пряного вина и поворачиваю голову к Марку. Марчелло спрашивал немного о другом, как долго мы встречаемся, как долго длятся наши отношения. Марик с улыбкой и внимательными глазами наблюдает за мной, ожидая моей реакции.
  - Я слышал, что у вас свадьба скоро, - обращается к нам обоим хозяин виноградника.
  'А вот теперь выкручивайся, как знаешь', - усмехаюсь я.
  Беспардонность итальянцев меня ни один раз ставила в тупик. Предположим, у Марка есть невеста, но на встречу он поехал с любовницей, ну всяко же бывает. А сейчас Марчелло: во-первых, палил Марка, если бы любовница ничего не знала о невесте, то могла закатить скандал и прекратить все отношения, а во-вторых, проверял нашу реакцию, если я любовница, не ведающая о невесте, то ему можно будет этим воспользоваться и пофлиртовать открыто со мной. Странные все же итальянцы. Я просекаю интерес Марчелло ко мне и растягиваюсь довольной улыбкой, глядя прямым взглядом ему в глаза, пусть понимает, как знает, вот сучок, пытается Марка передо мной подставить. Марк солидарен в этом вопросе со мной, никак не комментирует, притягивает ближе меня к себе, хотя куда уж ближе и дотрагивается губами до виска. Замечаю в глазах Марчелло разочарование, так тебя, мы своих не сдаем!
  Хозяин провожает нас до машины, немного отстраненно прощается троекратным расцелуем. Едем.
  - Ну и как ты с таким будешь работать? - задаю вопрос Марику минут через десять.
  - Да они все, в большинстве своем, такие, - отмахивается он, - я умею держать дистанцию, больше он в мои личные отношения не сунется, он бы и так не решился, просто итальянская суть взяла свое - не смог устоять перед тобой, - усмехается.
  Доезжаем до гостиницы, поднимаемся по лестнице в апарты Марка, время одиннадцатый час, я быстро проверяю почту, потом нежусь в ванне, в своем номере я не рисковала принимать ванну. Захожу довольная в спальню и подвисаю: в моей памяти закрепилось, что тут стояло две кровати, разделенные тумбочками, сейчас одна и тумбочки по разные стороны. Начинаю сомневаться, может и не было двух кроватей, может это я сама себе придумала, пока готовлюсь ко сну, поглядываю на двухместное ложе. Да две было кровати! Ну я же помню! Из душа выходит взъерошенный Марк.
  - Мне показалось или раньше было две кровати? - киваю на дверь в спальню, копаясь в чемодане.
  О! Нашла! Выдергиваю теплую тунику на завтра, обещали дождь, надо утеплиться. Вывешиваю ее на плечиках в ванной комнате, за ночь она там разгладиться.
  - Я попросил поменять на двухспалку, - тянет ко мне свои загребущие руки.
  На языке вертятся, минимум, пять вопросов, но срывается:
  - А зачем?
  - Я помню, как с тобой сладко засыпалось и просыпалось, - шепчет на ухо, и я потихоньку превращаюсь от умиления в лужицу.
  Как же он раньше обходился двумя кроватями, может невеста исключительной храпливости попалась.
  - Ты против? - удивляется, замечая мое философское размышление.
  - Пока не решила, - честно отвечаю.
  - Тогда проверим, - предлагает он, закидывая меня на кровать.
  Проверяем мы с особым усердием, и после душа я бессовестно отрубаюсь, частично на Марке. В последний миг сознания совестливо напоминаю себе, что тушка у меня пусть небольшая, но увесистая, а человеку выспаться надо, переворачиваюсь на бок и отползаю немного от него. Чувствую, что Марк подгреб меня ближе к себе, завернув в собственные руки, и под его сопение мне в ухо окончательно отрубаюсь.
  Вся сладость засыпания проскочила мимо меня, а вот просыпаться действительно оказалось приятно в его объятьях, может оно так и было... пять с половиной лет назад, но почему-то стерлось напрочь из моей памяти.
  Обещанный дождь монотонно стучит в окно, вылезать из кровати совершенно не хочется, потому занимаемся непристойностями часов до девяти, а потом топаем завтракать на закрытую террасу. Народу - не пропихнуться, новая группа - это немцы, отличающиеся особой горластостью, им абсолютно запросто перекричать громко говорящее итальянское семейство.
  - Размещайся, - громко почти орет мне в ухо Марк, - мне надо с поваром переговорить и вернусь к тебе.
  Летняя терраса закрыта из-за дождя, потому все толкутся тут, пока я соображаю, куда приземлиться меня кто-то хватает и оттаскивает в сторону. И вовремя, потому что через секунду позади меня слышится грохот - это у немки из рук выскользнул стакан с соком, мои светлые брюки и туника не пострадали, уф, день только начался, а я уже взбодрилась.
  Поворачиваю голову и смотрю на спасителя моего гардероба. Алексей Игнатьевич. Держит в своих ладонях обе моих руки и улыбается такой счастливой улыбкой, что я тут же впадаю в подозрительность.
  - Василиса, доброе утро, - трясет мои руки, - рад, что Вы остались. Можно я уже на 'ты' перейду.
  А-а-а-а. Э-э-э-э. Соображалка отказывается что-либо понимать, буксует на одном месте, но я радостно улыбаюсь при этом.
  - Мне нужно идти, но еще увидимся, - впечатывается поцелуем мне в лоб и уходит.
  А-а-а-а. Э-э-э-э. Уже все в курсе, да? Что я у Марка поселилась на одной второй кровати? Ну, ладно, рефлексию отложим на попозже, вот приедет семейство, и там уж я вволю подергаюсь.
  О! Столик освободился. Мой! Опередила какого-то не слишком шустрого немца преклонных лет. Марк заявляется, когда я успеваю утолить первый голод. Маленькими глотками цедит кофе и виновато посматривает на меня.
  - Что? - не выдерживаю я очень быстро.
  - У меня сегодня плотный график, ты не обидишься, если я поработаю?
  Ты моя-то, он еще и извиняется.
  - Да я вообще не рассчитывала, что ты круглыми сутками будешь со мной.
  Опять язык на опережение ушел, Марк надумал обижаться, но я быстро накрываю его руку своей ладонью.
  - Марк, - стараюсь поймать его расстроенный взгляд, со второй попытки получается, - у меня тоже есть чем заняться. Давай мы параллельно сделаем свою работу, а потом понежимся друг в друге.
  Он улыбается на мои слова, подносит мою руку к своему лицу, и прижимается щекой к ней.
  - На улице сегодня дождь на весь день обещали, ты в апартах будешь?
  Молча, утвердительно киваю.
  - Работы непочатый край, - заверяю его, чтобы уж совсем расслабить и направить его мысли в рабочее русло.
  Неторопливо завтракаем, и каждый отправляется по собственной рабочей нужде в свой закуток: Марк к себе в офис, я в его номер. Быстренько выслушиваю новости семейства по скайпу, решаем с родительницей какие вещи по сезону паковать в поездку и все. Работы действительно много, некоторое время мечусь между Алексовскими доделками и иллюстрациями к Васькиной книге. Останавливаюсь на втором, и забираюсь в глубокое кресло с блокнотом и карандашом.
  Успеваю нарисовать три штуки, когда дверь осторожно открывается и в комнате появляется хозяин. Приветствую его кивком головы, рискуя заработать косоглазие, одним глазом слежу за рисующей рукой, другим за Марком. Он подходит ко мне, касается губами моей макушки.
  - Я тут поработаю, - негромко предупреждает и усаживается за небольшой рабочий стол, открывает ноут, начинает щелкать клавишами.
  Монотонное щелканье меня не отвлекает, и, вскоре, перехожу к очередной иллюстрации. У Марка звонит телефон, договаривается с поставщиком оливок и оливкового масла, потом требовательно воет скайп - группа туристов задерживается на день, снова телефон - где-то застряла машина с какой-то мебелью, потом звонит будущая невеста (не Марка, чужая невеста, в этом отеле у нее свадьба) с изменениями в оформлении беседки, хочет не белые лилии, а розовые. Марк заверяет ее, что розовые тоже будут хорошо смотреться, и лучше ей прям сейчас позвонить в фирму, отвечающую за оформление этой самой беседки и поменять заказ.
  На невесте я оторвалась от главного героя, которому вздумалось покорять Амазонию, спрыгнув с самолета без парашюта (он не идиот, по сюжеты так сложились обстоятельства), и с интересом уставилась на Марка. Потом звонил туроператор и нервно интересовался: 'Почему на сайте гостиницы при бронировании выдается, что свободных номеров нет. Это просто косяк на сайте или действительно номеров нет?'
  Марк позвонил бригадиру рабочих: 'Почему дорожки в дальнем конце сада до сих пор не отсыпаны?'
  И так спокойно и ловко это у него получалось. Звонки продолжались, параллельно он успевал что-то просматривать в ноутбуке и распечатывать документы, ставя на них свою подпись.
  Я перевернула акварельный лист в блокноте, и начала быстро рисовать Марка, но он был такой деловой, собранный и при этом такой сексуальный, что поневоле залюбовалась, забыв о портрете: 'Деловой Марк работает'.
  Небольшое затишье между звонками, 'деловой Марк' допечатывает на ноуте очередной документ, отправляет его на печать и находит глазами меня.
  - Что? - немного теряется, заметив мою улыбку, ну и, наверное, еще что-то на лице, может плотоядный оскал.
  Молча качаю головой, улыбку спрятать не получается.
  - Что?
  - Я не ожидала, - пожимаю плечами.
  - Чего?
  - Что ты такой занятой. Нет, я, конечно, догадывалась, что у тебя есть какие-то обязанности, но, если честно, впечатление создалось, что ты праздно шатающийся отпрыск состоятельного семейства, у которого есть парочка обязанностей и все, - это я утрирую, но захотелось его подразнить.
  - Ну уж... Прям уж... Вот так уж... Это с чего ты вдруг решила, что праздно шатающийся?
  - Ну-у-у, - замялась, - все время, что мы были вместе я такого, - обвела карандашом контуры его рабочего места, - аврала не наблюдала.
  - На то время, что я был с тобой или с твоей группой я просто расчищал день, переводя звонки на отца или Денте.
  - А три месяца на Сицилии?
  - Там да, первый месяц я еще работал, а потом решил устроить себе каникулы, - и выглядит при этом таким хитрющее обворожительным.
  Билиииин. Я превращаюсь в розовую куклу с бантиками и рюшечками. А, ладно, потом переоденусь. Сползаю со своего кресла и перетекаю к Марку на колени за долгими поцелуями. Он сначала обалдевает от меня такой непривычно кошачье-настроенной, да с бантиками (розовыми), да с рюшами (того же оттенка), но быстро проникается чувственностью момента. Помурлыкав у него на коленках, с трудом отрываюсь от его губ.
  - Мой непочатый край еще не сдвинулся с места, - объясняю свою попытку переместиться на кресло.
  Расцепляет руки и с неохотой выпускает меня.
  - А ты чего из кабинета-то ушел? - спрашиваю, чтобы настроиться на рабочий тон.
  - Да работать же невозможно! - с усмешкой возмущается он.
  - Почему?
  - Всем же любопытно, всем же надо пообщаться. Человек шесть пришло, включая горничную.
  - А ей-то что надо?
  - Как часто менять постельное белье теперь у меня?
  - И что ты отвечаешь?
  - Ничего, - фыркает он, - напрямую-то меня не спрашивают, знают, что я не обсуждаю личную жизнь.
  - С родителями-то все равно придется объясняться, Алексей Игнатьевич, по-моему, тоже в курсе...
  - Это отец, - отмахнулся Марк, - он без объяснений все понимает и обо всем всегда первый узнает.
  Чуть-чуть улыбается и смотрит, а во взгляде море обожание и это море опять пытается утянуть меня к нему на колени.
  - Все, не отвлекай меня, - машу на него обеими руками и даже отворачиваюсь, чтобы в поле зрения не попадалось ни Мариковское обожание, ни он сам.
  Слышу усмешку, которую прерывает звонок его мобильного. Включиться в работу получается не сразу, мешают резкие звонки Мариковского телефона и пиликанье его ноута оповещающего о новых сообщениях, письмах и прочей деловитости. Только-только ушла с головой в очередную иллюстрацию, а тут обед. Дружно соглашаемся пообедать в номере и опять каждый в свое кресло, работаем до вечера, перекидываясь незначительными фразами.
  Ночью засыпаем в обнимку, судя по позе 'морской узел из двух тел', тактильности не хватает обоим, с одной стороны подобная обоюдность радует, но настораживают прибавляющиеся рюши и почему-то исключительно в розовом цвете. Ладно, подожду неделю, можа само пройдет: рассосется, отвалится, цвет поменяется.
  Просыпаюсь утром невероятно довольная, но опять все в том же рюшично-розовом настроении, приходится контролировать себя, чтобы ни начать сюсюкать. За окном непонятная хмарь, то ли туман, то ли тучки. Пытаюсь утянуть Марка под одеяло, но его телефон категорично против этого и овладевает всем его вниманием, хозяин телефона только виновато поглядывает на меня, объясняя вчерашней невесте (та, которая с лилиями), что не сможет самолично проследить за украшением беседки и сервировкой стола. Завтракаем тоже под непрерывную вибрацию его телефона, трубку не снимает, но на экран посматривает и потихоньку начинает нервничать. На очередном звонке к концу завтрака, отчетливо скрежечет зубами и выдает:
  - Лиса, а поедем куда-нибудь съездим. Не дадут мне в гостинице побыть с тобой.
  Смотрю на него в ожидании продолжения.
  - Имею право на отпуск, у меня отпуска пять лет не было.
  - Как не было?
  - Не зачем мне было отпуск брать.
  - А с Индианой вы периодически отдыхаете с киркой и лопатой.
  - Так это не отпуск, это хобби. А так чтобы уехать, и ничего не делать такого с самой Сицилии не было.
  - Почему? - интересно мне.
  - Да повода просто не было, - удивляется сам, - меня и так все устраивало.
  Ну вот, розовые муси-пуси не у меня одной, Марк тоже вляпался по самую макушку, с одной стороны это радует, а с другой не понятно куда заведет. Ну и фиг с ним, рюши и бантики придают женственность, а розовость должна освежать. Буду женственной и свежей.
  - Поехали, - не раздумывая, соглашаюсь, - а куда?
  - В Венецию, на Лидо.
  Ну вот, пожалуйста, из тоннеля вынырнул еще один вагончик без моего желания 'чух-чух-чух'. В Венеции я не была больше пяти лет, все, что могла по Василисе и Марку я узнала и меня на Лидо не тянуло. Это что? Знак? Я согласна, что Марка нужно поставить в известность о некоторых фактах жизни его предков, которые касаются напрямую его самого, но не хочу я сейчас всякой мистикой столетней давности портить нашу розовую идиллию. Я не трушу. Не трушу. Я просто опасаюсь его реакции на новые реалии. Я только начала привыкать к рюшичкам и бантикам. Расскажу, но чуть погодя, когда придумаю как все объяснить и с какого бока начать.
  - А почему на Лидо? - делаю слабую попытку отцепить последний чух-чухающий вагончик.
  - Тебе понравиться, - заверяет он меня.
  Какая-то я безвольная и слабая во всем этом розовом безобразии, потому Марк доделывает срочные дела, а я белкой летягой несусь в номер, первым делом предупредить семейство, что три-четыре дня смогу только смс-иться. Потом собираю вещи, в Венеции сейчас уже прохладно. И в течении сборов прикидываю с какого боку начать готовить Марика к мысли, что все ни так просто в его жизни. А может все само рассосется? Отвалиться? Цвет поменяется? И решаю, что лучше сразу и по всем фронтам - обухом по голове. Приедет семейство и сразу обухом. Марк сильный - выживет. Главное, чтобы после этого от меня хотя бы мокрое место осталось, чтобы было из чего самой восстанавливаться. Билин, глупею на глазах - это все рюши.
  До Венеции добираемся поездом, и по воде до Лидо. Я немного мандражирую, опасаюсь, что это место у меня будет ассоциироваться с Василисой и ее историей, и подпортит мне розовые бантики, но остался только легкий налет грусти. Это не моя история, но я вынуждена ее закончить, потому брысь от моих рюшичек - буду здесь и сейчас со своим Марком.
  Марк доводит меня до старого дома, стоящего на самой набережной, набирает код на большой двери-решетке, ведущей во внутренний двор, и мы поднимаемся по широкой лестнице на последний этаж.
  - У меня тут квартира, - объясняет мне, таща наши сумки.
  Я же во все глаза рассматриваю старое строение: кованные перила, на потолке лепнина и большое витражное окно.
  Этаж прям совсем последний, дальше только чердак, куда ведет узенькая лестница из пяти ступенек. Нам туда. Хм... Марк открывает небольшую дверь, снимает с сигнализации, включает свет.
  Комната. Довольно большая, метров тридцать, скорее всего, это бывший чердак, потому что выше середины стены имеются два круглых больших чердачных окна. Но не это удивило. По среди комнаты стоит большая двухспальная кровать, широкие тумбочки по бокам и большушая плазма напротив. И все. Ну и гардеробная с открытыми шкафами рядом с входной дверью. Ни кухни, ни туалета.
  - Э-э-э, - это я, пытаюсь сформулировать вопрос, - э-э-э, - снова я, корректно не формулируется, потому выдаю первое, что пришло в голову, - Марк, а ты зачем меня сюда привез? - спрашиваю, глядя на кровать, пока хозяин копошится в шкафу.
  Выныривает из шкафа и подходит ко мне, обнимает сзади за талию, прижимаясь щекой к моей голове, отслеживает траекторию моего взгляда. Усмехается.
  - И за этим тоже.
  - Ладно, - легко соглашаюсь, - но мне бы еще к кровати теплый душ и холодильник.
  Касается легким поцелуем моего виска:
  - За стенкой, - показывает пальцем, казалось бы, на сплошную стену.
  Я отлипаю от него и иду смотреть. Забавно, тени наложились так, что простенок, огораживающий узкую лестницу, ведущую выше, сливается с основной стеной. Ну вот - другое дело. Вот почему Карлсон предпочитал жить на крыше. Большая комната, справа кухонный уголок, слева гостиная слитая с рабочим кабинетом. И столько тут света, даже в этот серый день. Некогда это было открытое пространство крыши, а сейчас с трех сторон закрыто деревом, а передняя часть одно большое окно с дверью на саму крышу, где стоят три кадки с цветами, пара стульев, небольшой круглый стол и лежачий шезлонг - один штук. Сейчас в Венеции не сезон для загара, но один штук меня возмутил, о чем я и поведала тут же Марку.
  - Ма-а-арк, - позвала его, когда он поднялся, - на этом шезлонге буду я лежать, а где будешь лежать ты?
  - Куплю еще один, - отмахнулся от 'проблемы', утаскивая меня внутрь и закрывая прозрачную дверь, - квартира прогреется ближе к вечеру, если не хочешь замерзнуть ночью, то закрывай дверь.
  Это да, на улице какая-то серятина, вроде водяной пыли, пока добирались, я насквозь продрогла. В комнатах тоже влажно, чувствуется, что хозяина давно не было.
  - А как ты с одним гамаком обходишься?
  Это не въедливость, просто любопытство. Ну вот привез он сюда девушку, ту же невесту, которая бывшая, сам увалился на шезлонг, а девушку только сверху положить.
  - А мне зачем? - не понимает он моего внимания к данной теме. - Я одновременно на двух лежать не смогу.
  Угу, девушек, значит, сюда не возит. Хотя, может, я чего-то не понимаю.
  - Тебя что смущает? - это он внимание обратил на богатство моей мимики.
  - Где девушка будет лежать, когда ты будешь на шезлонге валяться?
  Рассмеялся и притянул меня к себе.
  - Куплю второй, может не в этот раз, но в следующий обязательно. Будешь валяться в персональном шезлонге, - заверил меня.
  Ладно, спишу это на персональные странности Марка.
  Чуть позже решаем ужинать в квартире, в такую погоду вообще никуда выходить не хочется. Это мне не хочется, но Марк мужчина в рыцарском статусе, потому он идет до магазина за продовольствием (кроме бутылки вина и пасты больше ничего нет), а я в это время распаковываюсь и сую нос по углам и закоулкам. Не специально сую, он сам суется, тут просто все на виду и стерильная чистота.
  Книжный стеллаж во всю стену с книгами на трех языках, посуда в шкафу расставлена по линеечке. В гардеробном шкафу, не смотря на влажность, приятно пахнет цитрусом. Большая белоснежная ванна рядом с душевой кабиной. Жить можно, остаюсь.
  Возвращается Марк, груженый пакетами, словно мы тут на всю зимовку застряли, и начинает готовить что-то с морскими гадами. Я берусь резать салат и маленькими глотками тяну разбавленное водой вино, которое он нам налил в один большой фужер.
  - А ты тут когда последний раз был? - кромсая помидорки, интересуюсь.
  - Наверное, в марте. Или в феврале. Я зимой обычно сюда приезжаю.
  - А почему именно сюда?
  - Не знаю, мне тут нравится зимой: спокойно, уютно.
  - Зимой? Уютно? В Венеции?
  - Я не о погоде, - отпил вина из нашего фужера, - а скорее о настроении, у меня какая-то ностальгия что ли, по этому месту, я тут позитивом заряжаюсь, - мешая наш ужин деревянной лопаткой в глубокой сковородке, рассказывал Марк.
  Вот и не верь после этого в незримое наследие предков, Марк с Василисой зимой на Лидо познакомились, может и по иной причине Марка сюда тянет, но связь с тем Марком прослеживается.
  Выключает газ, подходит ко мне, нежно касается губами моих губ и прижимает к себе. Без малейшего сексуального подтекста, только море нежности и теплоты.
  - Спасибо, что согласилась приехать, - отстраняется и заглядывает в глаза.
  Я, как школьница начинаю смущаться. Ну, правда, чего он?
  - Это очень значимое для меня место и оно гармонично сочетается с тобой.
  Смущение переросло в удивление, так много Марк о себе никогда не говорил. Я была вообще в полной уверенности, что он не умеет словесно выражать свои чувства и эмоции.
  Богатство моей мимики чуть не порушило откровенность момента.
  - Что? - насторожился.
  - Поражена, что ты говоришь о себе, - честно признаюсь, - обычно смотришь и молчишь. Молчишь и смотришь. А если вспомнить Сицилию, то там вообще с тобой было сложно общаться.
  Улыбается глазами и чуть-чуть губами.
  - Просто я тогда сильно смущался, - тупит взор, словно признается мне в сокровенной тайне.
  - Ты? Смущался? Да ладно. Пару раз подобное было, а в остальное время в меру наглый, но молчаливый. По тебе же вообще невозможно понять, что у тебя внутри происходит, - стучу ладонью по его груди.
  - Я до встречи с тобой таких людей, как ты не встречал, потому слегка в шоке был.
  - Каких 'таких'? - настораживаюсь, отпиваю из фужера, отставляю его подальше, забираюсь на барный стул и вся во внимании - слушаю.
  - Ну... - руки у Марка освободились, и он старательно стал подбирать ими слова, - я тебя, когда первый раз увидел... списал все на уставшие глаза, пол дня просидел с бумагами Розаны, потому и..., - его ладони делали странные пасы передо мной, но словарному запасу Марка это не помогало.
  - Что?
  - Ты, словно светишься.
  - Это когда меня мутило после убойной дозы кофе? Я зелененьким светилась?
  - Лиса!
  Ой, молчу-молчу. Чего это я, парня на откровенность потянула, а я тут в сарказме удумала практиковаться.
  - Я тебя видел... ну не знаю... другим зрением что ли... словно фея из сказки... все читали про цветочных фей, но мало кто в них верит, а еще меньше их видят... И тут появляешься ты, словно фея и мне дано тебя увидеть. Это словно двойное чудо от Деда Мороза.
  - Потому ты меня, как препорируюмую зверушку и рассматривал? Уй, - похлопала себя по губам, - извини.
  - Я поначалу думал, что это обман зрения, потому под разными углами тебя и рассматривал. Ты говорила иначе, чем другие люди, смотрела иначе. А потом враз появилось ощущение, что ты настоящая и боле того я тебя очень хорошо знаю. И вот это начало пугать, с одной стороны интересно, а с другой... что-то сродни мистики. Я знал твои обороты речи, знал твой запах и даже когда первый раз целовался с тобой, чувствовал, что это все уже было, а я просто забыл.
  Да нет тут никакой мистики, просто предки на нас свои косяки повесили. Но молчу-молчу. Только дотрагиваюсь пальцами до его щеки, Марк прижимает их своей ладонью плотнее, но сейчас он там, в воспоминаниях и даже не в своих воспоминаниях.
  - И еще двоякое такое ощущение постоянно присутствовало... Я знал, что ты именно та женщина, с которой мне всегда будет хорошо.., но в то же время я не вправе тобою владеть.
  Стряхивает с себя наваждение, взгляд становится более ясным, улыбается виновато.
  - Вообщем, я тогда немного не в себе был, потому и молчал не в тему.
  Можно было, конечно, сейчас начать мне рассказывать о перипетиях общего нашего рода, но я не рискнула. Мне человек душу изливает, а я ему: 'Забей, это не тебе было плохо, а твоему прадеду, это он накозлил, а тебя колотит'.
  Потом мы неторопливо ужинаем, а Марк рассказывает о своем детстве, родителях, детских проказах, вытягивает из меня несколько историй. И сейчас он совсем мальчишка с открытой душой, я кутаюсь в его объятия и слушаю о его жизни, о его планах.
  Утро. Оно пока еще серенькое, но, судя, по розовой полоске над горизонтом, солнышко сегодня посветит.
  Готовим завтрак, Марк вчера купил какой-то полуфабрикатный кекс в герметичной фольге, который в духовку только на десять минут поставить. Вот сейчас мы эту фольгу и пытаемся снять. Минут пять пытаемся, ни один нож ее не берет. Марк вгрызается зубами в надежде прогрызть самый край.
  - Да погоди ты, - ругаюсь на него, - ножницы у тебя есть?
  - В левом ящике стола, - кивает на рабочий стол.
  Иду к ящику, Марк за мной, зубами застряв в фольге. Подходим к столу, зубы, наконец, освободили из упаковки. Открываю немного ящик, в комнате все еще полумрак, солнышко задерживается, потому плохо видно, что там в ящике. Отодвигаю какую-то рамку вглубь ящика, чтобы она не мешала - ножниц нет. Теперь наоборот гребу все на себя, чтобы посмотреть в дальнем конце и зависаю. Рамка оказалась с фоткой и фотка, гм... моя, в смысле моя физиономия на ней. Но у меня такого снимка точно нет и я его вообще ни разу не видела. Вытаскиваю находку на свет - это, однако, я в нашей археологической экспедиции в первый день, но Марка тогда еще не было, он приехал дня через четыре, мы в тот день уезжали. И фотка-то хорошая, я сама себе тут нравлюсь: в бандане из-под которой выбиваются еще чистые кучеряшки, с большой кружкой чая. Не помню, когда именно сделан снимок, но там был один Васькин фотоаппарат и мы потом все фотки слили себе.
  Поднимаю глаза на Марка. Он уже разобрался с упаковкой, ждет моей реакции. Наверное, мне приятно, что у него хранится моя фотография, Марк вообще романтик особой романтики: книги в бумажном варианте, фотографии в рамках. Но почему у меня этой фотки нет? Последнее возмущение я и озвучила.
  - А я ее себе скинул и удалил, и с фотика, и с твоего ноута, - честно отвечает он, и даже не смутился.
  Надо бы разозлиться (я к фоткам с особой трепетностью отношусь), но почему-то не получается. Тут же почувствовала себя поганкой безпринципной, а вот накатившее чувство вины это совсем мне не надо. Кладу аккуратно фотографию в ящик, Марк тут же достает и ставит ее на стол.
  - А чего не на место? - интересуюсь.
  - Когда я тут, ее место на столе, когда уезжаю, то все личные вещи убираю, домработница приходит цветы полить, пыль вытереть, отопление проверить.
  Билин... Я прям совсем себя сволочью ощутила, о чем и сообщила моя богатая мимика.
  - Что? - довольно протянул Марк, - совесть грызет?
  - Чего это? - встрепенулась, - Вот уж не правда ваша, я ее регулярно подкармливаю деликатесами, поэтому она не имеет такой дурной привычки - грызть свою хозяйку.
  Рассаживается вокруг стола, кекс печется в духовом шкафу, я отхлебываю горячего чая и с удовольствием подставляю мордочку первым лучам солнца. Марк присаживается на соседний стул со своей чашкой кофе, заглядывает мне в лицо, явно намереваясь что-то спросить. Пока не решается. Пиликает духовка - обещанные десять минут спекания закончились. Ну ладно, пока он настраивается, я кекс достану. Водружаю горячий кирпич на стол и возвращаюсь к своей кружке. Марк все это время наблюдает за мной.
  - ? - это я поднимаю на него глаза с немым вопросом.
  - Лиса, как ты могла? - негромко, с извинительной улыбкой, но с каким-то надломом спрашивает.
  И вот на подобном вопросе, как правило, половина допрашиваемых колется, и начинает вещать о перипетиях своей жизни, о которых оппоненту совсем не интересно слышать.
  - ? - это опять мой немой вопрос, ну так, чтобы уточнить, в чем сознаваться.
  - Как ты могла уехать и ничего мне не сказать?
  У-у-у-у.
  - Я не жду оправданий, мне просто хочется понять твою позицию. У каждого бывают косяки, но если человек тебе дорог, если тебе не все равно, что он будет о тебе думать, то ты объясняешь ему, почему так или иначе поступил, чтобы он если и не простил, то хотя бы понял тебя.
  - Ма-а-арк, - просипела я, - история давняя, давай все спишем на женскую глупость.
  - Лиса, - усмехается, - я за те три дня пока ты не улетела сотню оправданий тебе придумал... И после твоего отлета еще тысячу... когда понял с кем ты уехала.
  Я не сразу врубаюсь о чем речь? Какие претензии он к Василине имеет?
  - Марк, - морщусь от неприятного наезда, уткнувшись в свою кружку с остывающим чаем, - мог бы не придумывать, ты ж знал номер рейса и дату, приехал бы в аэропорт и все претензии мне высказал.
  - А я и приехал.
  Поднимаю на него глаза.
  - Увидел тебя с этим Андреа, и все сразу стало понятно с кем, и к кому ты сбежала.
  - Я не к нему, и не с ним уезжала, - оправдываюсь вполне спокойно.
  - Я видел, как ты с ним целовалась, - поджал губы.
  Я?
  - Я не целовалась! - что за поклеп?
  - Лиса, я сам видел, как вы целовались.
  Вспоминаю сцену пятилетней давности в аэропорту Рима. Не было такого. Я целовалась с Андреа всего один раз в гостинице Палермо, обдолбанная афродизиаками, но об этом Марку лучше не знать, он и так-то, как бык на красную тряпку на Андреа реагирует.
  - Я не целовалась!!! - праведно возмущаюсь и начинаю оправдываться, - я уезжала с Васькой в никуда, накрыло меня женской банальной истерикой, была одна мысль - бежать, - тараторю.
  - Бежать от меня?
  Я на полном ходу торможу свою тараторку.
  - Нет, не от тебя. Меня пригласили на свадьбу, я сначала ехать не хотела. Но потом передумала, в последний день столкнулись с Андреа, он меня довез до аэропорта. И я не целовалась с ним.
  Смотрит и молчит. Опять. Ну дался ему этот Андреа,
  - Но отношения ты с ним поддерживаешь, - спокойно даже не спрашивает, а констатирует он.
  И как мне сейчас оправдываться?
  - Я отношения поддерживаю со всей их семьей... Нууу. За исключением его мамочки.
  - А повод для поддержания?
  Ну вот как это у него получается, вот вижу же, что злиться, но спокойный, как древний, мудрый удав. Ему бы следователем-инквизитором работать.
  - Это моя дальняя итальянская родня.
  Сейчас было бы в тему сказать, что это и его дальняя итальянская родня, но не могу я эту тему поднимать...
  - Лиса, так на родственников не смотрят, как он на тебя.
  - Это его проблема, - да что ж у меня за недержание такое.
  Марк скептически вздернул бровь вверх. Да в конце концов!!! Сколько можно оправдываться?!! Он сам без пяти минут женатый человек... еще недавно был!!!
  - Ревнуешь? - уточняю вполне миролюбивым тоном, вспоминая, что лучшая защиту - это нападение.
  Задумался.
  - Нет, это не ревность.
  - А что тогда?
  - Мне просто не приятен этот человек...
  - А когда ты Егора увидел рядом со мной, ревновал?
  Опять задумался, как прилежный ученик отвечает перед учительницей.
  - Нет, сожаление было, что место рядом с тобой уже занято достойным парнем.
  - А Андреа?
  - Просто не приятный тип, чувствую, что от него исходит опасность для нас обоих. Не могу это объяснить... Я не хочу, чтобы он находился рядом с тобой, каким бы замечательным родственником он тебе не приходился!
  Оба-на! Моя богатая мимика выпучила возмущенно глаза на подобный ультиматум. Низкий поклон богатству мимики, потому что только благодаря ей мы с Марком сейчас не поссорились, увидев мою пучеглазку, он спустил все на тормоза.
  - Лиса, я знаю, что он ночевал в соседней гостинице, а не в твоем номере, допускаю, что у тебя к нему ничего нет...
  - Откуда про гостиницу знаешь? - удивилась.
  Замялся.
  - Посмотрел камеры наблюдения, - неохотно выдавил из себя.
  - Тебе заняться нечем было? - обалдела я.
  - Слегка не в адеквате был, извини, - начал показывать раздражение, - просто на Сицилии ты от меня к нему сбежала, и сейчас ситуация повторилась один к одному. Появился этот Андреа и ты сорвалась без предупреждения.
  - Я не к нему и не с ним, - опять начала заводиться, - Он сам по себе, я сама по себе, Андреа никак с моими отъездами не связан..., - и тут очередная мысль галопом нагоняет меня, - так ты поэтому так раздраконился из-за моего отъезда? Из-за Андреа?
  - Мне просто показалась, что ты меня опять бросила, сценарии похожие, согласись. Рядом с твоим побегом он крутится.
  Ладно, придется все же рассказывать все с самого начала, включая его деда, не успокоиться же, только я не уверена, что опосля моего рассказа еще хуже не станет.
  - Но с другой стороны я ему благодарен, - голос у Марка повеселел, - я эти две-три недели старался держаться от тебя подальше.
  - Почему?
  - Ну как... Тяжело сознавать, что девушка, которая тебе нравиться.., даже больше, чем нравиться.., ты ей не интересен. А после появления этого Андреа что-то поменялось, - смотрит на меня повеселевшими глазами, - я вечером привез картины, зашел к себе переодеться, а у вас праздник в самом разгаре. И вот я стою, смотрю на тебя из своего окна и понимаю, что я попал, что кроме тебя мне никто не нужен, и я с этим ничего сделать не могу. Ты со Славкой хохочешь и я тебе не нужен. Кто ты и кто я? Знаменитый художник, ювелир, чьи работы занимают призовые места на международных выставках. И управляющий отелем. А потом пришел здоровый эгоизм и я решил, что попал не только я, но еще и ты, потому что я хочу, чтобы именно ты была со мною. Пришло ощущение, что 'мое'.
  О, Господи, я снова обросла розовыми бантиками и полезла к Марку на колени целоваться с говорливым Мариком, чтобы он не наговорил ничего лишнего. Но эта зараза - крайне настойчивая зараза.
  - Ты со мной? - уточняет у меня после порции поцелуев и напряженно заглядывает в глаза.
  - Э-э-э, - начинаю метаться, как бы потактичнее ответить, - давай мы вернемся к этому разговору после того, как ты познакомишься с моим семейством.
  - Нууу, с самым страшным членом твоей семьи - бабулей, я заочно по твоим рассказам уже знаком, - крепенько держит меня за локти, не давая встать, и взгляд серьезный.
  - Бабуля - это не самое страшно, - легкомысленно отмахнулась, слезла все же с его коленок и потопала заваривать свежего чая, мой, естественно, остыл, - Года будет с тебя пылинку сдувать, примкнув сразу в твой стан, она скорее мне весь мозг вынесет.
  - А есть кто-то страшнее?
  - Я бы не сказала, что страшнее, просто нужно к этому правильно настроиться, - и сразу же меняю тему, дыбы избежать ее углубления и развертывания, - гулять идем?
  - Пойдеееем, - неторопливо соглашается, и я спиной чувствую его подозрительно-задумчивый взгляд.
  Лидо и сама Венеция сегодня обласканы солнышком. Мы с Марком опять превращаемся в попугайчиков неразлучников, держимся, как школьника за руки и жмемся друг к дружке. Пока плывем на вапоретто, собираем кучу улыбок итальянцев и туристов.
  В Венеции я была раза три-четыре: в первый раз пребывала в сильном шоке и все не могла поверить в реальность того, что вижу. Одно дело смотреть картинки с экрана монитора и совсем иное в реальности видеть, что дома действительно стоят по колено в воде. Во второй раз мне было тут грустно, я очень люблю старые города, но тоскливо ощущать, что город умирает. Последний раз ходила по этим улочкам сразу после Сицилии.
  Для меня оказалось в новинку гулять по улочкам Венеции, держась за руки с мужчиной и еще более не привычным целоваться на мостиках. Были только мы с Марком и Венеция, и несчитанное мной количество мостов и на каждом мы неторопливо и вдумчиво целовались. Из чего я делаю вывод, что Венеция хороша только тогда, когда ты влюблена и когда рядом с тобой предмет твоей влюбленности.
  Обедали в небольшом не туристическом ресторанчике - здесь только местные и их дети, последним, как правило, разрешается практически все. Я нахожусь в крайне благодушном настроении, потому орущие и быстро передвигающиеся итальянские дети меня нисколько не напрягают, даже когда пацан, лет пяти, залез ко мне под стул, вытянул оттуда на худющей шее свою рожицу, и снизу начал интересоваться, кто я такая и откуда я такая приехала. Отвечаю, что я фея на секретном задании, потому ни о чем больше ему поведать не могу, мальчишка завис с недоверчивым выражением на лице, по-прежнему снизу вверх взирая на меня, и только щелкает своими большими черными глазенками на манер фотоаппарата, словно сличает мои данные с теми, что у него уже имеются. Наконец, шустро вывинчивается из-под моего стула, и молча бежит к столику на противоположной стороне небольшой площади, где и разместился наш ресторанчик. Мы синхронно с Марком на это усмехаемся.
  За соседний столик усаживается семья, явной славянской внешности, вроде поляки. Девчушка лет трех, с копной льняных кудряшек и большущими синими глазищами, мальчишка на пару лет постарше. Папа выбирает по меню, мама достает из сумки то, чем можно занять детей, брату достается какая-то игра, то ли пятнашки, то ли пазлы. А сестра с готовностью утыкается в книжку-вырезалку. И так все это у них мило, спокойно, без экспрессивности. Мягкие улыбки, нежные взгляды, негромкий говорок. Губы сами тянуться в улыбку, глядя на подобную идиллию.
  Оборачиваюсь к Марку, чтобы посмотреть на его реакцию. Ну вот, наш человек, его тоже умиляет подобная картина.
  - Марк, - негромко зову его, и когда он встречается взглядом с моим, продолжаю, - а ты как думаешь, ты хорошим отцом будешь?
  Задумывается.
  - Думаю, что 'да', - неторопливо, словно сам с собой разговаривает, - думаю мне понравиться возиться с ребятней, - а улыбка выходит у него немного грустная.
  К вечеру возвращаемся на мариковский чердак, пока хозяин готовит ужин, я отвечаю на почту, вырубив заранее скайп. В Иркутске, конечно ночь глубокая, но лучше перебдеть, вдруг кто бессонницей мучается.
  - Лиска, - подходит ко мне Марк, - я спущусь за вином, - предупреждает меня.
  Я молча киваю, пытаясь разобраться в противоречивых комментариях Алекса по поводу моей последней почты и даже не замечаю, как он уходит. Нет, все же надо звонить Алексу, пусть определится чего хочет. Любовь любовью, но билин, если это сказывается на работе и карьере, ну ее нафиг эту любовь.
  Включаю осторожненько скайп, сразу же ставлю себя в невидимый режим и набираю влюбленного англичанина, за пять минут успеваем с ним почти разругаться, такого вообще ни разу не было. На моем телефоне высвечивается входящий вызов от Егора это и спасает, я быстро прощаюсь, закрываю ноут и отвечаю Егору.
  - Лиса! - родственник бодр и весел.
  - Я! - а меня Алекс взбодрил.
  - А ты где?
  - В Венеции.
  - М-м-м, с Марком?
  - Э-э-э, нет, - оглядываю второй этаж.
  Гнездились мы все время тут, на первом даже отопление не включали.
  - Ушел в магазин, - вспоминаю куда делся хозяин, - вы когда едите?
  Выхожу на крышу, прикрывая плотно за собой дверь, вечер сегодня теплый, но отопление в Италии дорогущее, потому экономлю мариковские финансы.
  - А ты ему рассказала? - не уверенно спрашивает Егор.
  Я кривлюсь, нотации в очередной раз слушать совсем не хочется. Сами разберемся.
  - Пока нет, - тон постаралась выдать безразличный, чтобы повода не было прицепиться.
  - А ты знаешь, - нехотя выдавливает из себя Егорушка, - а ты пока и не говори.
  - Чего это? - обалдеваю я.
  - Да Марк какой-то странноватый, - оправдывается за свою просьбу, - я-то его мало знаю, но Николай опасается, что придется переносить поездку, Марк то занятой, то не доступный.
  - У него вроде все нормально, - задумалась, странно, я ничего не замечала.
  - Лиса, давай ты ему все расскажешь после того, как мы съездим, а?
  - Да ради бога! Я еще свою мораль не успела подготовить к будущим претензиям.
  - Да? - обрадовался Егор, - ну тогда хорошо.
  - Я не поняла, ты за меня или за Марка?
  - В данном случае я больше за себя, за тебя и за Марка я буду после поездки.
  - Ты-то приедешь в Сорренто?
  - Приеду, но пока не знаю когда.
  - Главное приедь.
  - Я тебя тоже люблю, пока.
  'Вот же ж', - усмехнулась я. Подошла к парапету, посмотрела на огоньки, которые подсвечивали часть набережной - красиво. Ой, надо же проверить, что там в духовом шкафу! Быстро разворачиваюсь в сторону двери, делаю пару шагов, открываю и вижу заскакивающего на второй этаж Марка, именно заскакивающего, встрепанного и (я бы сказала с выпученными глазами, но лирическому герою не пристало их выпучивать, посему) с легким безумством в глазах. Сначала появляется его голова, потом остатки.
  - Лиса, - вырывается облегченный вскрик.
  - Что? - шепотом уточняю, осторожно закрывая за собой стеклянную дверь.
  Поднимается весь по лестнице (теперь и ноги есть), выравнивает дыхание и дерганной походкой проходит на кухню.
  Топаю за ним, с интересом ожидая объяснений. Ставит пакет на стол, заглядывает в духовой шкаф, выключает, моет руки под краном - и все это спиной ко мне.
  - Ма-а-арк?
  - Сейчас ужинать будем, - бросает мне.
  Это что за новости? Подхожу ближе, гипнотизирую его спину - не помогает, тыкаю острым пальцем в спину. Разворачивается ко мне, притягивает одной рукой к себе.
  - Все нормально, - самым обыкновенным тоном мне заявляет, - доставай тарелки.
  Ну ладно, нормально, значит нормально. Не иначе опять потерял меня.
  Готовимся ужинать, Марк откупоривает бутылку вина, разливает его по бокалам, я на скорую руку, режу овощи. Наконец, садимся, и приступаем к трапезе.
  - М-м-м-м, божественно, - мурлыкаю я, проглотив первый кусочек Мариковской стряпни, запеченная рыба неопознанной порода.
  Кулинар сдержанно улыбается, надо как-то расслаблять его.
  - Егор звонил, - довожу до его сведения.
  - Да? - отвлекается от самобичевания за недавний срыв, - я с ним позавчера разговаривал, чего хотел?
  - Переживает, - вздыхаю я тяжело.
  - По поводу? - настораживается Марк.
  - Говорит, ты какой-то странный, - заигрывающее поглядываю на него.
  - Так я не понял... Он за кого переживает? За тебя или за меня?
  - За себя, - опять тяжело вздыхаю.
  - А за себя-то почему? - опять настораживает.
  - Ты рушишь его мечту, - театральный вздох и глазки томно опускаются к тарелке с... с рыбой.
  Марк бросает пару удивленно-серьезных взглядов на меня, но я бережно вожу вилкой по половине рыбины.
  - Ну давай я ему перезвоню, чтобы не переживал, - не знает как реагировать на мое поведение.
  - А смысл? - еще один протяжный театральный вздох, - этим ты ему не поможешь, - и переключаюсь на помидор, краем глаза наблюдая реакцию Марика.
  Тот выглядит прям совсем прибалдевшим на этом театре абсурда.
  - А причина для переживания какая? - наконец задает он логический вопрос.
  - Переживает, - сокрушаюсь, вздыхаю, - переживает, что променяешь его с Николаем компанию на меня, - поднимаю на него серьезные глаза.
  Оба-на! А взгляд-то заметался, значит, и вправду, подобные мысли бродят в голове.
  - Ты не хочешь ехать? - удивляюсь.
  Не, я могу понять, когда живешь в Италии постоянно, то этих древностей хоть закопайся, и подобные вылазки могут приесться, но как-то совсем это на Марка не похоже. Все уже спланировано, парни подстроили свой график под эту поездку.
  - Почему? - неуверенно удивляется моему предположению, - ехать я хочу, но можно и позже съездить...
  По лицу видно, что сам понимает, как нелепо звучит подобная мысль.
  - Когда? Когда дожди зарядят?
  - Можно попозже... весной...
  - Значит Николай с Егором правы? Ты кидаешь их? - это я банально наслабо взяла.
  Морщиться, смотрит в окно, покусывает нижнюю губу.
  - Марк?! Ты же сам нашел эту деревушку, сам откопал легенды, навел все справки...
  Молчит, смотрит в окно.
  - Марк!
  - Лиса, муторно мне просто, - неохотно делится и поворачивает ко мне голову.
  - А причина?
  - Не знаю, просто тревожно как-то.
  - А причина тревожности? - негромко, так чтобы не спугнуть откровенность, пытаюсь докопаться до сути.
  - Ну... как я брошу тебя.
  Мое удивление уронило мою нижнюю челюсть.
  - В смысле 'бросишь'?
  Мнется и взгляд опять в темное окно.
  - Ма-а-арк?
  - Ну... А поехали с нами! - неожиданно выдает для обоих.
  - Не-а, у меня семейство приезжает, которое я не видела больше месяца. В другой раз поеду, сейчас не могу.
  Опять мается.
  - Марк, тебя стукнуть чем-нибудь? - ну никакого же терпежа на него не хватит.
  - Да я просто боюсь, что ты опять сбежишь, - в сердцах бросает он, закусывает губу и не смотрит на меня.
  Что и требовалось доказать.
  - Ма-а-арк, - ласково, чтобы вернуть его взгляд. Вернула. - Ты же понимаешь, что не сможешь каждую минуты контролировать мое нахождение рядом с тобой.
  Поджал губы, а в глазах то ли тоска, то ли обида. Билин, надо срочно реанимировать его.
  - Я вот она, - мягко начинаю оказывать первую помощь и тянусь до его руки, - у тебя есть все мои контакты, включая апартаменты в Сорренто.
  То ли случай тяжелый, то ли я ни разу не реаниматор. Залажу к нему на колени. Он прям совсем, как каменный. Да что ж это за недоверие к прекрасному полу?
  - К тому же ты теперь знаком с Егором лично, а он меня... тебе... да со всеми потрохами... да с особым удовольствием сдаст.
  Легкая усмешка и правая рука обняла меня. Пора артподготовку пускать, на поцелуи Марк всегда отвечает с хорошей самоотдачей, глядишь и мозг просветлеет. Через несколько минут после душевно проведенной артподготовки, слегка отстраняюсь и заглядываю ему в глаза. Надо же мне и визуально оценить степень излечения. Вроде легче, можно возвращаться на место.
  - А зачем Егору тебя сдавать? - Марк, не выпуская меня.
  - Ну-у-у, скажем так..., - как бы попроще сказать, - Он... очень... заинтересован в твоем присутствии в моей жизни, - о! витиевато, зато очень точно.
  - А ты? - и взгляд такой серьезный.
  У нас сегодня прям ужин откровений.
  - Ты заинтересована?
  Билин, ну не могу я так. Когда меня припирают к стенке. Мне же нужно пространство для... для... для маневренности. Язык словно узлом завязался, и спазм горло сжал. Но Марк очень серьезен и обидеть его сейчас сравнимо со святотатством. Сказать ничего не могу, потому уверенно киваю 'да'.
  Утро начинается поздно, во-первых, потому что оно серенькое - за окном тучки опять, осень в Венеции уверенно вступает в свои права, а во-вторых, ну куда нам торопиться, особенно в такую погоду, потому из душа я выхожу в начале одиннадцатого - ого!
  Пока Марк плещется, собираю завтрак, решаю накрыть на открытой крыше, солнышка хоть и нет, но тепло, ну как тепло? На мне теплая длинная юбка и кардиган, еще и пледик припасла на случай, если замерзать удумаю. Стаскиваю всю еду на большой стол, утепляю холодные стулья диванными подушками и жду Марка. Ну все. Все в сборе, можно расслабиться и отдаться с душой самой главной трапезе, я кайфую от каждого глотка свежезаваренного чая и даже вчерашние круассаны мне в удовольствие. И небо такое замечательное иссиня-свинцовое - ляпота.
  Марк сидит напротив, и я кожей чувствую его взгляды. Ленивой, довольной кошкой поворачиваю в его сторону голову.
  - Знаешь, что я чаще всего вспоминал? - мягкая улыбка на губах.
  - ? - молчаливо, только бровями спрашиваю.
  - Наши завтраки на вилле 'Роза'... Ты в пижаме, с рыжими кудряшками, запах весны и ни-ко-го вокруг, - мечтательно покачал головой, - тогда была иллюзия, что мы вместе.
  Смотрю с улыбкой на него, какой же все-таки он романтик, у меня вся романтичность осталась в юности, заменившись на меркантильность и прагматизм - так проще и безопаснее.
  - Ты меня хоть иногда вспоминала? - тихо интересуется он.
  Поджимаю губы и утвердительно несколько раз киваю.
  - Чаще, чем ты можешь себе вообразить в самых смелых мечтах.
  Усмехается и снова серьезность в глазах.
  - Почему тогда никак не дала о себе знать?
  Удивляюсь молча, богатство мимики доводит все до собеседника без моей словесности.
  - Хотя бы сообщение какое-нибудь бросила, смс-ку послала...
  - И что? Чтобы ты сделал? Прилетел?
  - Да, - спокоен и уверен в своих словах, в себе, - я бы приехал к тебе, если бы ты хоть какой-то намек оставила, что тебе не все равно...
  - Маа-а-рк, - виновато поджимаю губы, - честное слово, не до того было. А потом столько времени прошло...
  Не, я с одной стороны понимаю: у человека наболело и все это надо выговорить, выплеснуть... но он даже претензии предъявляет в Мариковском стиле, так, что я виноватой себя постоянно чувствую. Надо переводить разговор в более позитивное русло.
  - Ты вон... почти женатым мужчиной стал, а мог бы и детей парочку родить за это время, а тут вдруг я стала бы маячки тебе слать...
  - Мог бы, - грустно соглашается со мной, - но, 'честное слово, не до того было', - цитирует мои слова и мою интонацию.
  Ну вот, и голос повеселел и в глазах усмешка.
  - С экспедицией-то чего решил? - быстро перескакиваю на нейтральную тему.
  - Надо ехать, потом, ты права, может и не получиться.
  - Ну слава богу, а то бы мне Егор всю плешь проел.
  - Но-о-о-о..., - опять начинает метаться.
  Нет, ну так дело не пойдет.
  - Марк, я буду в Сорренто около месяца, зуб даю, максимум на пару дней куда-нибудь семейство вывезу.
  Все еще в раздумье.
  - Могу сумку с паспортом тебе отдать!
  - Чо?! - обалдевает, - Правда что ли?!
  - Нет, конечно, - возмущаюсь я, - тоже мне удумал... узурпировать прекрасный пол - паспорт ему отдай и косметичку...
  Ну все, отлегло, смеется в голос.
  - Лиса, - прячет усмешку в чашке кофе, - таких, как ты все-таки больше нет.
  - Это да, - покладисто соглашаюсь, - тут не поспоришь, там, где ты прав - ты прав.
  Снова хохочет. Звонит Мариковский телефон. Я, пользуясь передышкой, беру еще один круассан, вкусно намазываю его джемом. М-м-м, жизнь прекрасна.
  - Да, привет дядь Саш.
  Это родственники о Марке вспомнили.
  - Я вернусь через пару дней, а потом опять уеду, - слушает, молчит, слушает, - нет, у меня не получится, я теперь вообще не знаю когда освобожусь, - подмигивает мне.
  Утвердительно киваю головой, мол полностью солидарна, увяз ты надолго, друг.
  Еще несколько минут говорят о делах, я предаюсь гастрономическому разврату, впихивая в себя третью черносливку. Я еще с сицилийской поездке подсела на консервированный чернослив, как его готовят не представляю, но вкусно до умопомрачения, обязательно везу с собой домой несколько банок и втихушку их съедаю.
  - Василиса?
  Слышу удивленный Мариковский вопрос.
  - Да... собственно... она рядом со мной, - прям совсем удивленный, а в глазах, смотрящих на меня, кровожадность кровожадная, - могу передать ей трубку. Хорошо, давай через меня.
  Я насторожилась, это зачем это я понадобилась мариковским родственникам.
  - Что? - еле слышно продолжает удивляться, но выглядит при этом контуженным.
  Чего-то мне это не нравиться. Перевожу взгляд на свинцовое небо, превратившись вслух. Черт, дядь Сашу совсем не слышно, чего он там вещает Марку? Билин, ну только все наладилось.
  - А когда она у деда была? - сдавленный голос Марка уводит мой взгляд с выразительных тучек на говорившего.
  Марк смотрит сквозь меня, полностью отдавшись своему телефону и собеседнику на другом конце.
  - А дед что говорит?
  Ну все, мне пора. Срочненько, срочненько, просто экстренно куда-нибудь... прикопаться. Пока Марик занят своими разговорами... У меня тут чай остыл... И хлеб заветривается... И сыр твердеет... И я на мягких лапах, осторожно, не делая резких движений, обхожу по дуге наш столик. Марк сидит у прохода, надо миновать еще и его. Беру со стола заварник (чтобы обосновать) и продвигаюсь за спиной Марка к двери. Ну вот, здорово, еще пару шагов до двери и можно пойти... о! в душ! В ванну! Ну и что, что была там, может я исключительной чистоплотности?
  Во вторую свободную руку беру хлеб и направляюсь в двери. Это я так планировала. Марк, не прекращая слушать дядю, хватает меня сзади за длинную юбку. Я попыталась дернуться - не-а, подергалась несколько раз, напоминая себе Моську с зажатым хвостом.
  Обернулась через плечо на Марка, тот, по-прежнему, уставился невидящим взглядом в то место, где раньше сидела я, а сам превратился вслух, впитывая, на манер губки, весь тот поток, что дядя сливал на него.
  Перевела взгляд ниже - зажата юбка в кулаке намертво, ее проще снять, чем выдрать у него. Не, ну я ни настолько в безвыходном положении, чтобы оголяться. Возвращаю заварочный чайник с хлебом на стол и жду.
  - А после этого ты ее не видел, и не разговаривал с ней? - уточняет Марк.
  Жду.
  - Хорошо, я понял. Созвонимся.
  Отрывает телефон от уха, не глядя, нажимает 'отбой', не глядя, кладет телефон на стол.
  Я с готовностью хватаю опять заварник и, на этот раз, попалась тарелка с сырной нарезкой и недоуменно через плечо смотрю на Марка, типо я тут шуршу по хозяйству, а ты меня тормозишь. Он, не глядя, одной рукой забирает у меня чайник, потом тарелку. И второй дергает на себя за мой хвост, в смысле за юбку. Приземляюсь ему на колени. Марк фокусирует взгляд на мне.
  О-о-о! Вылитый цербер.
  - Рассказывай, - предлагает мне таким нейтрально-доброжелательным тоном, так наверно начинал допрос десятой за день ведьмы, уставший следователь инквизиции.
  Я допускаю, что в глазах Марка я опять виновата на все имеющиеся триста шестьдесят градусов. Но я-то вины за собой не чувствую, просто совсем, то есть абсолютно, а посему, устраиваюсь поудобнее, еще и за пледиком, который на шезлонге тянусь. Марк, правда, решает, что это попытка побега и вцепляется в меня намертво, тоже не плохо, благодаря его хватке я не навернулась, пока выгибалась буквою 'Зю'. Накидываю теплую клетку себе на плечи, запахиваюсь и жду, глядя на Марка невинным взглядом и мягкой улыбкой. Играем в глазастую молчанку... долго играем, за это время можно было не только детей сделать и родить, но еще и внуков вырастить.
  Первый не выдерживает и фыркает Марк, зато негатив немного поулегся у него.
  - Ли-и-иса-а, - тянет он и столько укора и в глазах, и в голосе.
  - Ма-а-арк, - улыбаюсь во все имеющиеся, почти белоснежные.
  - Лиса, прочему с тобой с одной стороны очень легко, а с другой невыносимо сложно?
  Это еще что за новости! Я ему еще не успела и малой толики собственной подноготной поведать, а ему ежу сложно!
  - Может потому, что у тебя слишком много претензий ко мне?
  - Чего? - обалдевает, - каких претензий?
  Ну-у-у, основные-то претензии впереди, но тут главное соломкой подстраховаться по всему периметру, потому взгляд мой исключительной красноречивости, а в купе с богатой мимикой, заставляет Марка пойти напопятную. Елозит подо мной коленками, пересаживает чуть подальше, так, чтобы угол обзоры лучше был.
  - У тебя коленки острые, - довожу до его сведения тоном ябеды.
  - Нормальные у меня коленки, и ты не на коленках сидишь.
  Я хотела тут же поинтересоваться, что же у него тогда такое острое.
  - Давай-ка просто поговорим, - пресекает он всю мою лирику, - без претензий... взаимных...
  - Начинай, - я прям сама покладистость.
  Судя по физиономии Марка, вопросов у него много, но вот прерогатива дается тяжело, наконец, определился.
  - Почему ты не сказала, что ездила к деду?
  Все-таки Марик неплохой переговорщик - претензии в голосе совсем не чувствуется.
  - А когда бы я тебе об этом успела сказать? Когда ты топал на меня ногами?
  Кривится.
  - Попозже можно было сказать, - разъясняет.
  - И выглядело бы это оправданием.
  Поджимает губы и смотрит на меня опять взглядом лаборанта, который лягушку препарирует.
  - Расскажи просто, зачем ты ездила.
  Билин, ну чего бы дядь Саше через неделю племяннику не позвонить? Я бы хоть логику в повествовании наметила, а так не знаю от какой печки танцевать.
  - Ли-и-ис, - зовет меня.
  Это я ушла в астрал подсознания, пытаясь отчекрыжить излишнюю лирику, отфильтровать нагромождение фактов и при этом быть беспристрастной.
  - Я так понимаю, - продолжает, когда я взглядом зацепляюсь за него, - что это касается меня... или тебя... рассказывай...
  - Да я бы в любом случае тебе рассказала, просто соображаю с чего начать, а о чем умолчать.
  - С начала, и с подробностями.
  - Дай мне несколько минут, - прошу его, опять отгораживаясь от внешнего мира, - я в этой истории больше пяти лет варюсь, сейчас я вычленю, что непосредственно может тебя касаться.
  - Давай без вычленения, потоком, а я решу, касается это меня или нет.
  - Хорошо, но мне нужно горячего чаю.
  - Ты ставишь чайник и настраиваешься, а я со стола уберу, сейчас дождь хлынет.
  Оглянулась на небо за спиной, откуда тучи ползли, да, похоже. Дождь застучал минут через десять, когда мы уютно устроились на широкой тахте. Я нашла в ноутбуке папку с архивом Василисы, открыла файл с фотографиями - они подчищенные, реставрированные с узнаваемыми лицами. Достала чистый лист, карандаш, и приступила. Хотел подробностей - получай.
  - Мою пра-пра-бабушку звали Василиса.
   Рисую кружочек не листе вверху по середине, рядом ставлю дату рождения.
  - Девушка она была серьезная и давно помолвленная, и по тем меркам очень так в возрасте.
  Ставлю циферку возраста.
  - Зимой 1916-17 она с родителями приезжает на остров Лидо.
  Пишу 'Лидо'. Все это я знаю наизусть, более того, оно у меня нарисовано в подробном варианте с датами, городами, фамилиями. Но, мне кажется, что честнее будет, если Марк всю масштабность родовой подлянки прочувствует поэтапно, для большей достоверности, так сказать.
  Хмыкает очень даже заинтересованно.
  - Вскоре сюда же приезжает и Марк Кемпински.
  Слева от Василисы рисую квадратик с его ФИО.
  - Он гораздо младше Василисы.
  Пишу дату рождения.
  Медленно, очень медленно до сознания Мрака доходят, что есть две Василисы, два Марка, одна разница в возрасте и один остров Лидо. Подтягиваю к себе ноутбук, открываю фотку.
  - Это Василиса, - разворачиваю монитор к нему.
  Смотрит, поднимает молчаливый взгляд на меня. Да, мы с Василисой очень похожи внешне.
  - А это Марк.
  И Марик примораживается. Марка он рассматривает гораздо дольше, чем Василису. Сходство двух Марков очень сильное, не знаю, как я раньше этого не замечала.
  Поднимает на меня тяжелый, чужой взгляд. У-у-у, быстро его начало штормить. Мария говорила, что предки ответственны за своего потомка и не награждают его сверх того, что он может вынести. Я-то сейчас почти всей информацией владею, но она ко мне приходила поступательно, и то меня колошматило мама не горюй, а какой дозировкой Марка 'радовать' я не представляю.
  - Голова едет? - уточняю у него симптоматику.
  - Да, - еле заметный кивок. - Как-то странно, как при легком сотрясении.
  - Может ну его нафиг? - закладываю лист в ноут и начинаю прикрывать крышку.
  Марк накрывает мою руку своей ладонью, не давая до конца закрыть.
  - Может ты и права, - неторопливо соглашается, - у меня какой-то страх внутри.
  Молча киваю, соглашаясь, внимательно наблюдая за выражением его лица.
  - Это касается напрямую нас с тобой? - задает вопрос.
  Снова утвердительно киваю и с сожалением поджимаю губы, выражая, таким образом, сочувствие.
  - Если бы не эта история, - взгляд на ноутбук, - мы бы не встретились. Все те странности, которые ты чувствовал в отношении меня и не только меня, я тебе могу их логически объяснить, рассказав историю Василисы. Но можно это и не трогать, если ты не хочешь или не готов. Мне раскрытие этой истории очень не просто далось.
  - Рассказывай.
  И я рассказываю, дохожу до появления Антона, и Марк за секунду из замороженного превращается в озверевшего. Медленно поднимается с тахты и начинает равномерно мерить комнату шагами. Замолкаю. Меня ж о дозах так никто и не уведомил. А Антон в моем рассказе еще ничего не сделал, только встретился с Василисой и ее сестрой на набережной. Ну а как вы хотели, я ж с подробностями и теми, что подтверждены документально и теми, что пришли ко мне во снах или просто привиделись. Но мои подробные подробности Марку и не нужны, я ж все видела, глазами Василисы, чувствовала ее душой. А у Марка свои мультики в голове. И у меня была одна Василиса с ее отношением и чувствами к двум мужчинам. А у него, помимо Марковских чувств еще и Антон в предки затесался, наверняка и он транслирует свои заморочки.
  - Фотография есть? - низким хриплым голосом спрашивает.
  - Есть, но давай я тебе ее попозже покажу.
  Внешность Андреа сильно отличается от Антоновской, а вот прадеда он признать сможет, если интересовался семейным архивом. Пока же параллели только с Марком видит.
  Продолжаю... с деталями: какая была погода, во что были одеты предки, какие подарки друг другу дарили, какие слова говорили...
  Марик сидит в двух метрах напротив меня в кресле и невидящим взглядом смотрит сквозь меня, я вижу, напряжены плечи, спина. Ссутулился - сейчас он там, в том времени и любит ту Василису.
  - На помолвку собралась вся семья в ресторане, Марк подарил Василисе роскошное кольцо, которое у нее получилось сохранить...
  - Кольцо! - встрепенулся, выныривая из прошлого, - я узнал это кольцо, - смотрит на меня, - в последний день выставки оно было на тебе. Я узнал его, но не мог понять откуда, - и неторопливо, словно, комментируя увиденное, продолжает, - Марк заказал его у венецианского ювелира, в тот же день, когда поговорил с родителями Василисы.
  - Хм, самоуверенный юноша, - вслух поражаюсь я.
  Василиса на тот момент женихов не собиралась менять, а он уже и кольцо заказал.
  - Он ее очень любил, - тихий голос и горечь в глазах.
  - Она его тоже.
  - Он, как только ее увидел, за столиком, на концерте в гостинице, сразу понял, что это его женщина и других вариантов быть не могло.
  - А ты гостиницу узнал?
  - Нет, видел только зал ресторана, библиотеку и номер, в котором он жил.
  - А с братом какие отношения у них были?
  - Марк доверял Антону... Он бы доверил и свою жизнь ему. Он с него с детства брал пример.
  Ну да, если доверял настолько, то доверил и самое дорогое, что у него было - Василису.
  И я снова рассказываю, как Марк осенью семнадцатого года приехал к Василисе и об их тайной свадьбе.
  - Это Василиса предложила, - усмехается, взгляд по-прежнему вникуда - смотрит свои мультики, - Чувствовала, как его колотит от страсти и предложила, когда поцелуев и объятьев обоим стало мало. Ты, знаешь, он вообще был очень счастливый, потому что у него была Василиса. И ты права, - наводит резкость на меня, - я когда... первый раз тебя целовал... во мне было больше ощущений того Марка. Он не мог поверить, он же к ней... как к богине относился... как к фее... она же светилась вся...
  И снова замечает параллель, потому как феей светящейся у Марика пару дней назад была я. Озадаченно смотрит на меня.
  - Лиса, - одними губами, - так не бывает..., невозможно..., чтобы все мои чувства..., эмоции..., желания... были чужими...
  Грустно улыбаюсь, я-то знаю, что там больше половины не его чувств. Вопрос в том, хватит ли чувств настоящего Марка для наших сегодняшних отношений.
  И снова маятником - туда-сюда ходит по комнате, останавливается у большого окна и опять туда-сюда. Я сижу на тахте мышкой, боясь потревожить чужие воспоминания, которые видит, чувствует сейчас Марк, но без дела долго сидеть не могу, потом берусь за блокнот и карандаш и начинаю рисовать. Рисуется счастливая Василиса и да - она светиться, но тут нет мистики, светиться она от счастья.
  Марик снова садиться в кресло напротив.
  - От Антона пришло письмо.., - рубит сухими фразами, - что он не смог найти Василису.., возможно... ее нет в живых. Но раз ты сидишь передо мной, значит, та Василиса выжила.
  Смотрю на него, прикидывая безопасность дозировки. По мне так сегодня на этом можно и закончить, пока была лиричная мелодрама, а дальше кусок драмы черной драматичности.
  - Может, к этому завтра вернемся? - мягко предлагаю.
  - Нет, - уверенно, - я вижу, как жил потом Марк, но у него все мысли о Василисе, давай о ней.
  Я стараюсь отключить свои эмоции, потому как дальше в жизни Василисы начинается период человеческой подлости и предательства, а меня до сих пор это... Короче, предельно тактично и без личных комментариев продолжаю.
  - Антон нашел ее летом восемнадцатого года... с грудным ребенком на руках...
  Решила быстро проскочить совместную жизнь Василисы и Антона, но глянула на Марка и затормозила. Он сидит на кресле замороженной глыбой, но изнутри его корежит. Помните киношку 'Люди в черном', когда злой инопланетянин примерял костюмчик жителя Земли, и он ему не по размерчику был, вот сейчас это очень похоже на Марика. Но к этому еще добавляются эмоции того Марка - в глазах стоят слезы.
  Сегодняшний Марик замечает влагу в собственных глазах, понимает, что сильные мужчины не плачут, а тут еще я в свидетелях, потому поднимается с кресла и отходит снова к окну, и там пытается вернуться в сегодняшнего себя. А вот фигушки, эмоции предков намного сильнее наших собственных, может, потому что они законсервированы и выдержаны десятилетиями, в нашем же случае вообще более ста лет прошло.
  Вижу только темную спину Марика на фоне большого окна и понимаю, что 'Люди в черном' отдыхают, его корежит гораздо серьезнее - эмоции, чувства того Марка рвут тело изнутри. Марик, конечно, завязал себя в узел, обхватил для пущей уверенности руками за плечи, но это не поможет, надо выпустить.
  - Ма-а-арк, - тихо зову я, - не держи это в себе, будет только хуже. Покричи, поплачь, разбей что-нибудь... Я могу пойти погулять..., чтобы не смущать тебя.
  Бросает взгляд через плечо на меня.
  - Нет, - резко, - я сам выйду.
  Открывает стеклянную дверь на крышу, где льет дождь.
  - Я буду в ванной... надолго, - успеваю предупредить его, пока он выходит в непогоду.
  Знаю по собственному опыту, что процесс оплакивания может затянуться, надо дать Марку время и место - на улице мокро и ветрено, потому освобождаю ему гостиную и набираю себе теплую ванну. Пишу записку, где я, потому как совсем не уверенна, что была услышана, вдруг опять решит потерять меня.
  И еще... в подобном состоянии, в котором сейчас Марк - третий лишний, тоже знаю по себе. Помочь ничем не помогу, а вот сковывать или раздражать буду.
  Греюсь в ванне минут двадцать, потом, не особо торопясь, 'чищу перышки', завиваю кудряшки, медитирую на свое отражение в зеркале и, наконец, решаюсь высунуть нос в гостиную. Пусто. Ну и где? Спустилась ниже - пусто. Неужели пошел мокнуть на улицу? Ан нет, мокнет, но на крыше. Вот же ж. Внимательно рассматриваю мариковскую спину, пытаюсь по ней определить кондицию. Дохлый номер - спина отказывается делиться информацией. Хоть под навесом сидит, а не под струями, но все равно мокрый.
  Кошусь на часы, висящие на стене - куууушать хочется. Да, я не романтик.
  Решаюсь выйти, так сказать, ползком - разведать обстановку, спина у Марика абсолютно не выразительная. По ней не понятно, что у него внутри творится. Пара шагов и оказываюсь рядом, Марк поднимает голову и спокойно смотрит на меня. Протягиваю ему руку, берет ее.
  - Пойдем внутрь, - тяну его за ледяную ладонь.
  Неужели нельзя было отдаться чужим воспоминаниям в тепле? Насквозь мокрый и холодный. Молча запихиваю его в ванную комнату. Если процесс оплакивания чужих чувств еще не завершился, то пусть это сделает под горячими струями душа.
  Сама же иду готовить обед. Не уверена, что в Марка что-то полезет, но вдруг. Пара отбивных и салат - да мне цены нет!
  Ну вот, из ванны появляется вполне настоящий Марик. С мокрыми волосами, немного понурый, зато голодный, что не может не радовать. Касается легким поцелуем моего виска и усаживается за стол.
  - Извини, - сконфуженно морщится и держится несколько отстраненно.
  - За что? - с подозрением присматриваюсь к нему, мало ли чего он учудил, пока меня не было.
  - Я последний раз в детстве плакал.
  - Марк! Фу на тебя, - выдыхаю с облегчением, - я, когда жестянку с архивом Василисы открыла, рыдала часов шесть, не переставая. А дольше всего цепляли карманные часы Марка.
  - Серебряные, - хмыкает Марк, - с цепочкой из семи звеньев и желтым циферблатом. Он перед отъездом их ей отдал.
  - Они родимые, - охотно соглашаюсь, накладывая в Мариковскую тарелку большой кусок мяса, - я месяца два, наверное, плакала над ними. Стоило только их достать и слезы сами лились.
  Марк грустно улыбается.
  - А если не доставать?
  - Пробовала, - энергично поддерживаю разговор, чтобы хоть как-то его растормошить, - неделю не подходила, зато потом ревела вместо двадцати минут часа три. Как я поняла тут дело не в количестве раз доставания часов, а в количестве скопившегося негатива, чем быстрее выйдет, тем спокойнее можно будет смотреть... на... часы с цепочкой из семи звеньев.
  - Я не ожидал, что подобное может... так... выбить из колеи...
  - Это не 'выбить из колеи', это просто эмоции выходят, меня больше всего в подобной ситуации не устраивало, что эмоции-то не мои - чужие, - отпиваю вина из бокала. - Но тело-то мое их выплескивает. А бывало, что выплескивало очень не к месту, не ко времени. И после этого такой дурой себя чувствуешь, - азартно делюсь собственным опытом, чтобы Марк не зацикливался только на себе, а то как-то мне не нравиться его дистанционность.
  - Ты? - прячет грустную усмешку в вине. - И дурой?
  - Ну а что? Я не человек что ли?
  - И когда последний раз подобное было?
  - Когда поймала Василисино состояние, когда она сбегала от Антона.
  - Все-таки она от него сбежала! - хмыкает и со звоном возвращает свой бокал на стол.
  'Забавно. Сейчас он полностью на стороне Марка, поменяется ли его мнение, когда будет знать больше?' Копаюсь вилкой в салате, вылавливаю томаты из соуса.
  - Рассказывай уже, - подталкивает меня.
  И я снова рассказываю, напоминаю себе, что эмоции спрятать, что достаточно будет только фактов, но не получается. Опять скатываюсь в подробности, которые знаю, в ощущения, чувства Василисы.
  - Как? - рычит Марик. - Как она могла выйти замуж на него и родить ему ребенка.
  - Она не ему рожала, а себе, - оправдываю Василису. - На тот момент от нее мало что зависело. С грудным ребенком на руках, без средств к существованию, родители не понятно где, в стране бардак, Марк, которого она очень любила, умер, по словам его же брата. И этот самый брат окружает ее заботой и любовью. Она тогда была в глубокой депрессии: переживала из-за родителей, оплакивала Марка. Он ее умело запугал, а потом подсадил на успокоительные, тогда ей было все равно - где она, с кем она.
  - Скотина.
  - Согласна. Когда она забеременела, он сократил дозу лекарства, Василиса достаточно быстро пришла в себя и отказалась совсем принимать аптечные микстуры, ссылаясь на беременность. Антон на тот момент выбился в начальники, а это и жилищные условия хорошие, и продукты, которые не на всяком столе увидишь. Баловал он и жену и детей по-барски, но уйти Василиса, да еще с детьми от него не могла, документы прятал у себя.
  Марк смотрит в окно, я потихоньку подливаю нам обоим вина, мой аппетит неожиданно быстро насытился, но вот я удовольствие от еды не получила, потому открываю холодильник выискивая какую-нибудь вкусняшку, чтобы задобрить свое душевное состояния. О-о-о, черносливки в банке. Возвращаюсь за стол. И после первой же сливы понимаю, что жизнь все же прекрасна.
  Марк обращает внимание на стук-бряк-чмок-чмок и переводит взгляд на меня.
  - Как же ей тогда удалось сбежать?
  - Ну-у-у, - мычу я, потому как слива попалась огромная и в рот ко мне вряд ли влезет, присасываюсь к ней с одного бока, пришлось запачкать пальцы в липком соку, она все норовила с ложки скатиться.
  - План она разрабатывала месяца четыре, Антон был параноиком, все боялся ее потерять, боялся, что она уйдет. Скорее всего, боялся и того, что Марк может вернуться, потому даже денег на домашние расходы не давал, либо покупал сам, либо отдавал домработнице, и та отчитывалась за каждую копейку. Выходить Василиса тоже одна никуда не могла, только в сопровождении прислуги.
  - Как же он детей-то ей оставил? Посадил бы уж сразу под замок в одиночную камеру.
  - Ну ты что! Василиса за своих детей глотку бы любому перегрызла и Антону в том числе. Да и потом со стороны-то и в глазах самого Антона все очень достойно выглядело. И жена, и дети, как сыр в масле катались: одевал он их в дорогие вещи, стол всегда ломился от еды. Муж обходительный, заботливый, безумно любит жену и детей. Ни ссор, ни скандалов - все соседи обзавидовались.
  - Но ее все же что-то не устраивало, - одобрительно хмыкает Марк.
  - Василиса любила Марка... Женщиной она была не глупой, с первого знакомства, еще на Лидо не доверяла Антону. Когда же пришла в себя после микстур начала припоминать небольшие нестыковки в его рассказах о Марке. Видела, как Антон заботиться о ней, детях, но понимала, что это золотая клетка. И еще немаловажный аспект - она была сильной личностью, гораздо сильнее Антона. Он это тоже понимал, потому регулярно делал попытки снова подсадить ее на какие-то травки, микстурки, якобы для ее блага.
  - Лиса, это не любовь. Это параноя.
  - Согласна на все сто. Вообщем Василиса продала кое-что из своих вещей, так, чтобы не заметно было, подкопила немного денег.
  - Это как это ей удалось? - искренне удивился Марк.
  - Через соседку. После революции же смешение классов произошло и вполне состоятельный Антон с семьей жил в большой квартире, а рядом на площадке была коммуналка с пятью семьями. В семье рабочих заболел ребенок с высокой температурой, денег у них ни на лекарство, ни на приличного доктора не было. У Василисы, денег, конечно, тоже не было, зато были лекарства, которые и спасли ребенка, потому родители ребенка были в неоплатном долгу перед ней. Ну вот Василиса как-то извернулась и попросила соседку продать пару своих старых платьев, часть детских вещей. Что-то перепало и соседям, так, чтобы подозрений не было. Ну и один раз ей удалось выбраться самой на базар. Хранила все у тех же соседей в сарае, ждала удобного случая.
  - Она все просчитала заранее, - опять удивился Марк.
  - Не глупая... и сильная, - напомнила я, улыбаясь с гордостью за свою Василису, - очень сильная... и смелая. Ну и еще очень удачно сложились обстоятельства. Ее же никуда одну не отпускали, даже на прогулку с детьми шел сопровождающий: либо домработница, либо Антон с работы приставлял к ней какого-нибудь мужика. Те, естественно, докладывали о любой встрече, о любом разговоре. А-а-а-а, - вспоминаю я. - Я ж тебе не сказала. Он перевез из Киева семью в пригород, город, в принципе большой, но Василиса была лишена любой возможности... даже случайно... столкнуться с кем-то из своего прошлого.
  Марк недоуменно из стороны в сторону покачивает головой.
  - Вот-вот, - соглашаюсь с ним. - И тут ей представился шанс. Антона с утра вызвали в соседний город, типо командировки, он прислал посыльного с запиской, что будет только завтра к вечеру. Вот она с детьми перед обедом гуляет в парке под присмотром Антоновского конвоира в шинели и с красной звездой на лбу. И тут прибегает сослуживец этого самого конвоира с новостью, что конвоировская мать неудачно упала и лежит не дышит, ждут скорую. Конвоир попросил Василису вернуться домой, а сам кинулся к матери.
  Все это я рассказываю, как забавную детективную историю в лицах, да с выражением, словно сама все это прочувствовала и прожила, по сути так и было.
  - Василиса соображала быстро, подобного шанса могло больше не быть. Вырученную небольшую сумму можно забрать хоть сейчас, не привлекая внимания, но нужна еда и зимние вещи, на дворе хоть и теплая, но глубокая осень. И тут ей опять везет, по дороге домой встречает ту самую соседку, отдает ей детей и просит забрать из кладовки ее котомку. Сама несется домой, на ее счастье дома только домработница, она баба вредная, подозрительная и крайне преданная своему хозяину. Но Василиса с наскока 'оседлала' и эту преграду, огорошив ее слезливыми воплями, что Антон арестован и уже идут за ними. И пока перепуганная домработница собирает свои манатки, Василиса взламывает дверь в кабинет Антона, потом секретер, выгребает всю наличность, хватает узел с вещами, и несется на вокзал, куда должна была отправиться соседка с детьми. Ей везет опять, потому что раз в неделю поезд уходит на восток. В Киев нельзя, Антон будет искать в первую очередь там. По дроге перехватывает детей, соседка помогает добежать до вокзала. Покупает билет, поезд отходит с дальнего пути и уже гудит. Василиса несется через пути к нему, пролазит под вагонами, снова рельсы-рельсы. Марка прижимает одной рукой, в другой узел с вещами. Марианна цепляется за юбку и все норовит упасть, у самой длинная юбка путается в ногах. Дочь ревет в голос от испуга и практически висит на ней, а поезд уже трогается и надо успеть на него, потому как следующий будет только через неделю. А назад обернуться очень страшно, потому что там может в любой момент появиться Антон. Ей главное убежать от него самой и спасти детей.
  Марк смотрит на меня большушими глазами и видно, что сильно переживает за исход операции 'Побег с детЯми и вещами'.
  Уф, даже в горле пересохло. Тянусь к вину.
  - Получилось? - это Марк.
  - Угм, - киваю я с бокалом у губ, - но тут еще подфартило в том, что Антона, действительно, этим же вечером арестовали, правда не надолго, через неделю отпустили, но именно эта неделя позволила Василисе далеко укатить от него.
  - Ты права, - в задумчивости киваем Марк головой. - Она очень смелая.
  - Это да. А теперь представь... прозрачное утро на вилле 'Роза'... ты уезжаешь в Палермо всего на день...
  Марк резко вскидывает голову и впивается в меня взглядом. А я какая-то излишне кровожадная сейчас... и мстительная... о! злопамятная... оказывается...
  - И ничего не предвещает беды... А через час после твоего отъезда меня начинает колотить и я впадаю именно в это Василисино состояние, когда ей главное убежать, уехать, унести ноги... И перед ней только одна цель успеть заскочить в уходящий поезд вместе с детьми...
  Молчим. Смотрим друг другу в глаза.
  - Вот теперь смотри, - негромко продолжаю. - Чувства, эмоции не мои - чужие, но они заставили мое тело, мой рассудок совершать действия, не соотносимые с той реальностью, в которой я тогда находилось. Одно и то же действие 'убежать', одни и те же эмоции, чувства, но реальность разная, разные личности.
  Марк сглатывает, и со стуком ставит бокал на стол.
  - Извини, - хрипло произносит, - я и подумать тогда не мог.
  - Марк, я не оправдываюсь, и не обвиняю тебя, - отмахиваюсь от его извинений. - Я пытаюсь донести до тебя мысль, что не всегда те мысли, чувства, поступки, которые ты совершаешь твои. Ты же сам говорил, когда увидел меня, то словно узнал... и чувства. Ты же сам догадываешься.., вроде как не твое.
  Долго смотрит мне в глаза (по обыкновению, молча), потом переводит взгляд в окно. Я терпеливо жду его реакции. Билин, я, однако, корявый объясняльщик, надо было его к Марии тащить, у той как-то все ловко и с вескими доказательствами - так, что сразу веришь без всяких сомнений и метаний.
  Возвращается глазами ко мне.
  - Ты хочешь сказать, - бросает короткие холодные фразы, - что все, что я чувствую к тебе... все эти... пять лет..., - а в глазах ледяное пространство снежной королевы. - Не мое?
  - Я не знаю, - честно отвечаю, - скорее всего, много твоего, но ты же сам говорил, что есть какие-то вещи, не свойственные твоей натуре, темпераменту...
  - Что, например? - и в каждом звуке скрытая агрессия.
  - Твоя ревность.
  - Я не ревную, - быстрый ответ.
  - Ты - да, - покладисто соглашаюсь с ним.
  Откидывается на спинку стула и задумывается, снова переместившись взглядом в окно. Я за это время успеваю до конца убрать со стола.
  - Марк тоже не ревновал, - уверенно долетает мне в спину.
  Оборачиваюсь.
  - Он просто не знал, что у него есть повод для этого, - зло усмехается.
  Ну-у-у, Марк-то, может и не ревновал, а вот у Антона вполне однозначный диагноз - 'Отелло'.
  - Еще что-то есть не мое? - снова усмешка, но на этот раз ехидная.
  Я вся из себя в сомнениях, стоит ли поднимать тему его реакции на Андреа.
  - Василис, - окликает меня, - что у тебя еще?
  Оба-на. Я опять Василиса? Ну а что вы, милочка, хотели? Подкрадываются сомнения, что зря я тут решила мистическую подноготную раскрыть, Марк отстраняется все больше и больше. С другой стороны может это просто первичная реакция - шок, завтра-послезавтра все нормализуется? Но бЫлин, обЫдно, же а! Меня, между прочим, сегодняшний день тоже вымотал порядочно. Апатия накатывает ленивыми волнами, и я прихожу к решению, что на сегодня все - баста. Может это некий знак, что дозировки пока хватит?
  - Василиса! - с приказными нотками.
  И какой-то чертик внутри меня, выросший до размера дьявола мутанта, негромко, равнодушно бросает с моих губ.
  - У Андреа второе имя Антон.
  И покидаю раздраконенного Марка, равнодушно кидая.
  - Я ненадолго в ванну.
  С гигиеной у меня сегодня перебор вышел, ничего полежу в ванне про запас, к тому же продрогла. Вялопроявляющаяся злость чередуется с апатией. Злюсь больше всего на себя. Вот оно мне надо было? У меня тут в кои-то веки подобие медового месяца случилось, а я все испортила.
  Марк скребется минут через сорок. Я вся в пене и с книжкой (обыкновенной, бумажной) в руке. Вчитываюсь в страницу минут пять, но понять суть прочитанного так и не могу.
  - Лиса, - зовет меня.
  Перевожу взгляд по горизонтали от страницы к нему. Взъерошенный и самую малость смущенный. Жду продолжения, получается равнодушно, настолько равнодушно, что даже желание отсутствует что-то в моей теперешнем отношении поменять.
  - У нас столик в ресторане на восемь заказан.
  М-м-м. И-и-и? Но даже этот набор звуков происходить внутри меня, где-то очень-очень внутри, а на лице приклеенная 'Моментом' маска равнодушия.
  - Можно, конечно, остаться дома, но я с таким трудом его два дня назад заказал. И мне очень хотелось, чтобы ты там побывала.
  - А сейчас не хочется? - это моя маска и отвечает вполне равнодушно, а язвительность - это побочный эффект моей натуры, а мне, лично мне, глубоко пофиг.
  - Давай сходим, - ну прям сама нейтральность.
  - Хорошо, я буду готова к восьми, - утыкаюсь в книжку.
  Минут через тридцать соизволила вытащить свою тушку из воды и неторопливо (в который раз за день) привожу себя в порядок. Я сегодня прям какой-то исключительной порядочности девушка. Выхожу в комнату, за окнами сумерки, дождь шуршит, Марк за рабочим столом в ноутбуке. Поднимает на меня глаза и оценивает... вряд ли мой внешний вид, скорее степень моей агрессивности и, нехотя, прячется за монитором. Это он правильно.
  Тренькает мой телефон. Хм? Андреа прислал смс-ку: 'Мне тебя очень не хватает'. Этот тоже предусмотрительный, выждал время, пока успокоюсь по поводу его последней выходки, а теперь скромно напоминает о своей персоне. Узнать он меня успел достаточно хорошо, если бы позвонил на следующий день, я, не задумываясь, внесла бы его в 'черный список'. Узнать-то узнал, но вот чувствовать и понимать так и не научился. Не то время выбрал родственничек, чтобы начать латать мосты между нами, сейчас я равнодушно-злая, а потому иди нафиг. Бросаю телефон на тахту и топаю собираться, чувствую взгляд Марка, он, словно кот, сидит и издали наблюдает, а в комнате витает напряжение. И тут не только я приложила руку.
  - Нам идти долго? - спрашиваю в пустоту, не оборачиваюсь к нему.
  Молчит, смотрит, спиной чувствую, что смотрит, а я прикидываю, какой из моей обувки дождь побоку.
  - Минут пять-семь.
  В тоне появилась заинтересованность или моей спине просто показалось? Одеваюсь неторопливо, но на часы поглядываю. Готова к выходу за полчаса, сажусь проверять свою почту, а Марк начинает собираться. За десять минут до восьми я, первой спускаюсь на нижний этаж квартиры и жду его у двери. В подобном состоянии ужинать вместе - это... Идеальным вариантом было бы разбежаться по разным комнатам, а лучше по разным континентам.
  Мягкие шаги Марка по лестнице, делаю шаг к двери - я готова. Марк приближается, оттесняет меня к стене и приваливается спиной к двери. В легком недоумении поднимаю на него глаза.
  Смотрит, молчит. Фигня, меня это уже не так бесит, и я тоже так умею. Смотрим, молчим.
  - Лис...
  Стоим, смотрим, молчим.
  - Лис, я за пол дня прожил жизнь другого человека...
  Слушаю.
  - И как выясняется еще и живу не своей жизнью.., чувствую не своими чувствами... И я не знаю, где я, а где тот Марк... Все то, что дорого мне, оказывается это только по тому, что когда-то это любил Марк. А после рассказа об Антоне, еще и его чувства, эмоции ловлю... У меня внутри все бунтует против этого. Я каждую пядь своих чувств, эмоций, действий анализирую, разбираю, действительно это мое?
  Смотрю, слушаю.
  - Потерпи меня такого, ладно? Не отдаляйся... И не вздумай сбежать, - легкая усмешка.
  Притягивает меня к себе, но все еще отстраненно, как чужую. Прижимается подбородком к моему виску. И мое равнодушие тихо стекает с меня. Это же Марк и ему плохо, а я тут удумала Спящей красавицей побыть. Обхватываю его спину руками. Но все равно дистанция большая между нами, он, словно, в панцире, я его совсем не чувствую.
  - Пойдем, - отстраняюсь.
  Идти и правда совсем недолго, дождь иссяк, но на улице мокро и ветрено. Выйдя из дома, свернули направо, и я почувствовала, догадалась что за ресторан. В пяти минутах от нас была гостиница, в которой я нашла картины Василисы.
  Здание то же, дорожка та же, я чуть притормаживаю, чтобы окинуть всю картинку взглядом, задержавшись им на окнах, из которых Василиса смотрела на залив. Но сейчас внутри меня ничего не екает, остался только привкус легкой грусти.
  А Марк замедляется все больше и больше и, наконец, встаем колом, не дойдя пяти метров до входной двери. Осторожно скашивает взгляд вправо на дорожку, оглядывается назад, потом поднимает глаза вверх.
  - Ты главное, дыши, - негромко напоминаю ему, потому как он снова весь заморозился, даже пальцы, за которые я держусь, заледенели.
  Взгляд падает на меня, я пожимаю плечами, киваю головой, 'мол понимаю, держись'.
  - В том номере жил Марк, - мой палец указал на левые окна. - А там Василиса, - на противоположные.
  Быстрый взгляд на окна и снова на меня.
  - Я первый раз, когда приехал на Лидо, останавливался в том номере, - одними губами шепчет Марк.
  - Дыши.
  - Лиса, мне это не нравиться. Я себя чувствую марионеткой. Это страшно.
  - Справишься, - заверяю его и тяну ко входу. - Главное не сопротивляйся.
  Заходим в гостиницу, бросаю беглый взгляд на интерьер - все так же, как и пять лет назад и увожу Марка налево. Не-не-не, вы не о том, налево в гостинице ресторан.
  - Сеньорита Василиса! - радостный возглас за нашими спинами.
  Удивлена не меньше Марка, в Венеции я ни с кем не знакома. Если же предположить, что кто-то из знакомых тут отдыхает, то я никак не могу быть для знакомого 'Сеньоритой Василисой'. Если только это... Медленно разворачиваюсь. Это? Это?
  - Сеньор Романо?
  Моя память меня иногда поражает своей помятливостью, это ж надо, так слету вспомнить, как зовут управляющего отелем. Нет, я понимаю, что мы с ним и подвалы местные облазили, и раритетные вещи распаковывали в течении нескольких часов, но это был эпизодичный случай и мы практически не общались тогда. А вот, пожалуйста, вспомнила как зовут.
  - А я Вас сразу узнал, - улыбается мне, как родной отец.
  Я, если честно, тоже обрадовалась и даже на автомате расцеловалась с ним троекратно.
  - Ну и память у Вас, - поражаюсь я.
  - Это профессиональное, - отмахивается, - да и Вас не возможно не узнать, Вы же... Вы же... светитесь...
  Рядом кхыкает Марк.
  - Ни у одного меня глюки, - по-русски комментирует, - это обнадеживает.
  - Как у Вас все получилось? - сеньор Романо многозначительно водит бровями. - Удачно?
  - Да, благодарю. А у Вас? Сенсации были?
  Загадочно делает рукой 'рыбку', из чего делаю вывод, что таки да, приятностей в подвале оказалось много.
  - Подвалы-то разгребли?
  - В ту же неделю. Вы к нам на ужин?
  - Да, но Вы не волнуйтесь, столик у нас зарезервирован.
  - Да, я помню. Сеньор Кемпински, - кивает Марку, - Вы есть в списке.
  - Ну и память у Вас, - цитирует меня Марк.
  - Это профессиональное, - похохатывает, повторяясь. - Прошу-прошу, мы всегда рады таким гостям.
  - А я хотел тебе сюрприз сделать, - жалуется Марк, когда сеньор Марио усадил нас за стол и удалился, - показать хороший ресторан с красивой архитектурой прошлого века.
  - В какой-то степени это сюрприз.
  - Ты-то тут в какой области успела отличиться?
  - О-о-о, эта криминальная история полна загадок и драматизма, - усмехаюсь, принимая из рук официанта меню.
  Марк смотрит и ждет продолжения.
  - Меня после Сицилии понесло сюда. 'Вспомнила' эту гостиницу, заселилась в номер Василисы, весь день смотрела 'киношку' ее жизни. Наверное, процентов восемьдесят из ее жизни на Лидо я 'вспомнила' именно тут.
  Подошел официант, скоренько он как-то. В этом ресторане гостей не торопят. В руках у него бутылка вина, равномерно запыленная.
  - Сеньорита Василиса, - обращается ко мне, демонстрируя мне ее, - это Вам презент от господина Энтони.
  Удивляюсь, сильно прям удивляюсь. Энтони Уоллес - хозяин гостиницы, видимо и правда много ценного откопали в подвалах.
  - Благодарю, - улыбка расплылась по моему лицу, и собрать ее не представляется возможным в ближайшее время. Со стороны, наверное, смотрюсь скалящейся идиоткой.
  Официант при нас вытирает бутылку от пыли десятилетий, открывает и разливает по бокалам. Пробуем.
  - Прекрасно, - заверяю официанта, по-прежнему скалясь.
  Марк внимательно, о-о-очень внимательно рассматривает меня, снова превратившись в лаборанта со скальпелем и микроскопом.
  - Что? - это я.
  - Лиса, - немного отстраненно, но заворожено смотрит. - Ты как сундук тайн и загадок. И что в очередной раз выскочит из этого сундука...
  Забавная трактовка, 'сундуком' я бываю в первый раз.
  - Колись, - усмехается, - за какие заслуги такой дорогущий презент получила.
  - Могу только догадываться, ты же сам слышал, сеньор Романо ничего не сказал.
  - Меня устроят и твои личные догадки.
  Определились с меню, а потом я поведала почти детективную историю пятилетней давности. Марк смотрит на меня странно, я бы даже сказала, пугающе странно. Во взгляде сожаление, сочувствие. Это что еще за новости?
  - А как ты это все выдержала?
  - Что выдержала? - настораживаюсь.
  - Чужие эмоции. Чужие чувства. Чужое горе. Чужую боль.
  - Научилась разъединяться. Да и я гораздо менее чувствительна тебя, я - хорошо заземленный меркантильный прагматик.
  - Как разъединяться? - заинтересовался.
  - Тут главное понять, что это не твое. Меня пару раз только сильно накрывало, когда я с опозданием понимала, что встряла в чужие эмоции, а в остальных случаях помогала трезвая голова и просчет мое - не мое.
  - Это как? - Марк смотрит на меня, как на учителя индийского языка, который говорит об очень полезных вещах, но на индийском. - Я за сегодня упахался все свои чувства и эмоции анализировать и к однозначному выводу все равно не пришел.
  - Нууу, как объяснить-то? - теряюсь я. - Когда я вся из себя прагматично-расчетливая вдруг ни с того ни с сего начинаю млеть от нежной привязанности к незнакомому мужику, которого я увидела пять минут назад. Мой мозг тут же начинает волноваться с чего бы это?
  - Это ты от кого так млеешь? - грозовая туча самой черной подозрительности сидит передо мной вместо Марка.
  Уй... чего-то я неудачненько примерами начала раскидываться.
  - Это было так давно, что, скорее всего, и не правда, - неудачно отмазываюсь.
  Не поверил.
  - Марк, вот у тебя... лично у тебя именно сейчас есть повод для ревности?
  Открывает рот, чтобы выдать гневную тираду, но мысль опережает слова (вот это очень ценное у него качество), удивленно захлопывает рот и погружается в себя. 'Выныривает' ко мне, когда официант ставит перед нами первое блюдо.
  - Я, кажется, понял, - удивленно смотрит на меня.
  - Все просто, - я, как фокусник, развожу руками 'вуа-ля'. - Тут главное успеть задать себе этот вопрос. Если бы я его себе задала сразу, а не через пять часов, то не драпала бы, как сумасшедшая, с Сицилии.
  Марк трет с усилием виски, трясет головой.
  - Чего-то у меня сегодня перегруз какой-то идет, голова гудит, как рефрижераторная будка.
  - У меня есть один человечек, который сможет помочь, как будешь готов, кивни мне, я тебя с ней сведу. И постарайся сегодня уже не копаться в этом.
  - Я вообще ничего не делаю, картинки сами идут. И последние картинки идут Антоновские.
  Хм? Только бы передоза не было, но может Марк посильнее меня и успеет проскочить это в один этап, не растягивая 'удовольствие' на пять лет.
  - Старайся эмоционально не подключаться.
  Неуверенно пожимает плечами и берется за вилку. Нас ждет ужин.
  Возвращаемся наквартиру ближе к полуночи, я быстро отвечаю на почту, и забираюсь под одеяло, Марк стучит клавишами на своей ноутбуке. Под их монотонность я засыпаю.
  Просыпаюсь от стук-бряка, в комнате полумрак, горит небольшая лампочка на кухне, Марк вытирает со стола. Время? Пять.
  - Ты чего монашишь? - сиплю я со сна.
  - Не могу заснуть. Ложился три раза.
  Вылезаю из-под теплого одеяла, бр-р-р. Свежо-то как. Накидываю на себя теплый Мариковских плед, которых длинным хвостом тащится за мной, пока я топаю на кухню. Наливаю себе воды, забираюсь на высокий барный стул.
  - Можа валерьяночки? Коньячка? Женщину? - предлагаю я.
  Марк усмехается.
  - Лучше всего снять голову и рядом на тумбочку положить.
  - Мультики достали?
  - Я теперь понимаю, как люди сходят с ума.
  - Людей признают сумасшедшими тогда, когда они начинают об этом рассказывать. Тут главное, чтобы утечки информации не было.
  - Лиса, - смеется он, но как-то грустно.
  Молчит, видно 'горшочек' доваривает информацию и выдает.
  - Соглашусь с тобой...
  - В чем?
  - Андреа у меня ассоциируется с Антоном. И у меня та-а-акие претензии к нему, - скрипит зубами.
  Тут мы совпадаем. Молчу и жду продолжения.
  - Андреа Кемпинелли потомок Антона Кемпински? - поднимает на меня глаза.
  Я непроизвольно тяжело вздыхаю. Забавно, трое участников есть, но Марк пока не индифицировал их с тремя прошлыми участниками. Вот! Ни одна я была слепа и глуха.
  - Я прав?
  А я серьезно раздумываю над дозировкой, оценивая визуально, состояние Марка. Андреа, помниться был, в крайне нестабильном состоянии, а Марик ничего, вроде держится и обостренных приступов влюбленности не наблюдается. Может потому что заранее удовлетворился? О! Вот в чем стабильность мужского рассудка - в регулярной удовлетворенности.
  - Лиса! - и взгляд такой требовательный.
  - Может отложим на попозже?
  - Нет, - упрямо машет головой, - надо закончить с этой байдой.
  Опять тяжело вздыхаю. Тянусь к моему компу, который тут же на столе. Открываю. Вытаскиваю лист, зажатый между клавой и монитором, на котором утром начала рисовать схему участников сего безобразия.
  Быстро 'прорисовываю' поколение Василисы, дохожу до себя, обвожу кружочком. Марк, дохожу до Андрея, и его в кружочек. Антон - Марк, в круг. Подписываю года рождения, минусую возрастную разницу между участниками, стрелкой показываю, что она совпадает с разницей у старшего 'треугольника'. Передаю лист Марку. Он вчитывается, хмурится, опять начинает сначала.
  - Лиса, тут где-то ошибка, - озадаченно почесывает переносицу.
  - Марк, - подсаживаюсь к нему. - Вот это и вот это, - обвожу древо Марка и Василисы. - Я знаю больше пяти лет. А вот за этим, - стучу по 'антоновскому семейству'. - Я и ездила к твоему деду.
  Билин, у него сейчас мозг заискриться, обрабатывая несовместимые данные. Захожу в папку с фотками, щелкаю на общее фото 'Василиса, Антон и дети', Марку там не больше полугода. Увеличиваю фрагмент с Антоном.
  - Это Антон, - разворачиваю к нему монитор.
  - Прадет Антон, - одними губами произносит и смотрит сквозь монитор. - А-а-а, - хватается ладонями за виски и трет их со всей силой. А взгляд стеклянный.
  Мама-мия, он же так и вправду может с катушек слететь. Достаю из бара коньяк, стакан, наливаю больше половины. На всякий случай, из холодильника достаю еще лимон.
  - Пей, - подаю Марку стакан.
  Он меня не слышит, не видит.
  - Пей, - вставляю стакан в его руку, стучу его по плечу. - Да оторвись ты от созерцания проблем предков.
  Расфокусированный взгляд бегает по моему лицу.
  - Пей, - подталкиваю его руку.
  Делает три больших глотка, словно воду пьет, и даже не морщиться. Лимончик лишний. И снова впивается глазами в фотку своего прадеда и опять взгляд скользит сквозь, пошли 'мультики'. Я сижу рядом минут двадцать, как пришитая. Вот интересно, я так же неадекватно выглядела, когда смотрела 'киношку' про Василису?
  Потом мне становиться скучно, ничего не происходит. Не, Марку, наверное, интересно в своем персональном кинотеатре с 4Д эффектом, а у меня рот не закрывается от зевоты. Ну ладно, пациент вроде стабилен. Пойду досыпать.
  Утро начиналось лениво, за окном дождь, в комнате сумерки. Марк сопит под боком, свернувшись калачиком и весь какой-то нервный: что-то бормочет, вздрагивает. То ли замерз, то ли сон видится в негативной окраске. Накрываю его, и начинаю уговаривать себя начать новый день. Организм этому лениво, но достаточно категорично сопротивляется, потому еще минут тридцать валяюсь в постели, и потом, призвав в помощницы совесть, выколупываю себя из-под теплого одеяла. Бррр, это я чего-то не подумала. Марк днем выключал отопление, а потом ему не до него было. В квартире дубак. Греюсь под горячими струями душа и топаю завтракать. Хмм-м. А завтракать, собственно говоря, нечем. Вспоминаю, что и кофе Марк допил еще вчера утром. С тоской смотрю за окно - серо, мокро, неуютно.
  За углом небольшой магазинчик и пекарня через подъезд от него. Туда и обратно с учетом того, что я долго буду метаться между несколькими видами пироженных и круасанов, минут двадцать, пусть тридцать, дольше уговариваю себя. Ладно, мой желудок любую лень победит, потому собираюсь, в последний момент вспоминаю, что неплохо было бы предупредить Марка. Мало ли чего он себе спросонья вообразит. Правда, с записками у нас не заладилось, но надо же исправлять положение.
  На глаза попадается один лист и тот исписанный с одной стороны вчера мной, это я на нем треугольничала Марк-Василиса-Антон. Зато обратка чистая. Пишу: 'Скоро буду', оставляю его на моей подушке, чтобы как проснулся, прочел, и даже намека не было, чтобы начать нервничать и придумывать себе всякие страшности.
  Прячась под большим зонтом, добегаю до магазинчика, покупаю сырной и мясной нарезки, кофе и молока. А потом в пекарню. Нет, ну это просто какое-то изощренное издевательство. Почему нельзя испечь два, пусть три вида хлеба и несколько булочек? Зачем моему мозгу устраивать такую встряску по утрам? Когда желудок вопит: 'Покорми меня вот этим, и вот это хочу, а еще вот это попробую, и вот это, наверняка тоже вскусное...' А мозг еще не проснулся, он у меня только после первой чашки чая появляется, потому приходится полагаться исключительно на выбор хозяйки.
  Я вся из себя в благодушном настроении, все так же под зонтом, но теперь у меня в правой руке пакет с едой. А оттуда тааак пахнет хлебом и ванилью (это я пироженок ухватила). Бодрой трусцой подхожу к общей домовой двери, пересекаю внутренний дворик, и тут из подъезда выкатывается Марк. Встрепанный и безумство в глазах.
  - Лиса, - выдыхает он, облегчения в его тоне я не услышала, скорее констатация факта.
  - Утро доброе, - настороженно отвечаю, поглядывая на него из-под зонта.
  Что могло стрястись, пока меня не было?
  - Да я тут подумал..., - осматривает меня цепким взглядом, как таможенник монашку, под одеянием которой спрятана контрабанда.
  Увидел пакет в руках.
  - Дай, думаю, тебя встречу, - и такой дерганный, словно марионетка на веревочках.
  Дерг - плечо дернулось, дерг - рука, дерг - нога... Обхожу его по дуге с подозрением осматривая, Марк настороженно спускается с приступочки во двор, не отводя глаз от меня. Оказывается под дождем, но, кажется, не замечает этого. Я занимаю его место под навесом, сровнявшись с ним в росте. Протягиваю ему раскрытый зонт, не раздумывая, берет его, потом отдаю пакет с завтраком, и притягиваю к себе дерганого Марка. Он так и притягивается с куполом большого зонта над головой и пакетом с едой. Немного теряется, когда прижимаю к себе и зависает. Ну совсем чужой и напряженный.
  - Ма-а-арк? - отстраняюсь, чтобы заглянуть в глаза.
  Ну вот тебе и здрасти-приехали. Вообще не мой Марк, да и не Марк это вовсе.
  - Ты ка-а-ак? - осторожно интересуюсь, потому как инопланетянин занявший тело Марка мне очень не нравится.
  - Стойкое ощущение, что схожу с ума, - грустно шутит он. - Если бы ты не объяснила мне что это такое, я бы уже сам пришел в психушку за таблетками.
  - Поехали к Марии, - постанавливаю я.
  Я знаю, что за другого человека ничего решить не возможно. Я и не решаю, просто предлагаю помощь. Да! В приказном порядке. Но если человеку хреново и сам он не знает, как справиться с ситуацией. Так-то мне Марк не чужой, если он съедет с катушек... Не-не-не... к Марии.
  - Это кто? - хрипло интересуется.
  - Высококвалифицированный психолог.
  - Может уже к психиатру пора?
  - Рано! Завтракаем и выдвигаемся, к обеду будем во Флоренции.
  Марк с робкой надеждой смотрит на меня, словно не верит, что бред, творящийся в голове можно выключить. Беру его лицо в ладони.
  - Ты справишься, - заверяю его, - не держи в себе эмоции. Все, что чувствуешь, выплескивай наружу.
  - Если я начну это делать, - цедит с усилием слова, - то тогда уже ты меня в психушку отправишь.
  Ой. Мама-мия. К Марии. Срочно!
  Завтракаем, молча, я стараюсь не бросать обеспокоенные взгляды на Марка, но между моментами 'старания' замечаю нездоровый румянец на его лице и дергается весь. Убираю со стола и мимоходом дотрагиваюсь губами до его лба. Ого! Кипит, однако. А-а-а-а, начинаю паниковать. У меня включаются моментом все инстинкты, в том числе и материнский. Мое, не отдам. Мочу полотенце в холодной воде, прикладываю к Мариковской голове, он выныривает на поверхность из омута заморочек прошлого и фокусирует на мне недоуменный взгляд.
  - Остужаешь голову, - начинаю давать указания и стараюсь при этом выглядеть уверенной и все на свете знающей, - и узнаешь на счет билетов до Флоренции.
  Это я могла бы сделать и сама, но надо его чем-то отвлечь. Сама же выхожу на крышу вызванивать Марию. Слушаю долгие гудки и уверяю себя, что родственница никуда не уехала, а просто спит еще. И телефон она не отключила, а просто не слышит, как я ей названиваю. Набираю ее три раза. Я настырная, если мне приспичит, я всех итальянских родственников на уши поставлю, включая Андреа и его мамочку, чтобы они мне Марию нашли. Но, видимо, итальянские боги смилостивились над Марией и таки разбудили ее. Ставлю ее в известность, что она мне нужна и буду у нее к обеду.
  - Василиса, - зевает в трубку, - у меня клиент после обеда.
  - Отмени его, - прошу я, - мне очень надо.
  - Тебе-то зачем? - наконец просыпается, в голосе появляется интерес.
  - Марка колотит, и он собрался в психушку, - неохотно делюсь информацией.
  - А ему там не помогут, - фыркает она и, видимо, включает кофе-машину.
  - Потому мы к тебе и едем.
  - Ну ладно, - отхлебывает кофе и смачно чмокает, - привози своего Марка, - интересно будет с ним пообщаться.
  - Спасибо тебе.
  В поезд мы впрыгиваем в последний момент.
  - Лиса, а что со мной делать будут? - интересуется Марк, минут через двадцать после того, как мы устроились на своих местах.
  - Не знаю, - честно отвечаю, - но будет однозначно лучше.
  - Как раньше?
  Он вроде вернулся в реальность, но голова попрежнему горячая.
  - Как раньше уже вряд ли будет, - честно предупреждаю, протягивая ему бутылку с водой, - а ты хочешь вернуться назад?
  Жадными глотками выпивает почти четверть литра.
  - Не знаю. Точно знаю, что не хочу, как сейчас.
  - Ну, - пожимаю плечами, - я так понимаю, что все, что тебе не принадлежит: чувства, эмоции останется в прошлом, а все, что твое, свойственное только твоей личности останется с тобой.
  Задумывается, снова уйдя в мрачного себя.
  - Марк, - тормошу его, а то нырнет опять в коматоз самоанализа и застрянет где-нибудь на самом дне.
  - Я так понимаю.... - выдавливает слова из себя, - что наши отношения на этом могут и закончится? - и не смотрит на меня.
  Такая вероятность есть, и даже большой процент присутствует, но моя меркантильная сущность за последнюю неделю успела свыкнуться с розово-рюшечным нарядом, потому противится подобному исходу. Но убедительно позитивно врать не получается. Я же вижу, что он за последнюю пару дней снова переселился на свой Марс вместе с вещами. Тяжело, конечно, это признавать, но Марк где-то прав, если чувства не его, то отношения так и не начавшись, закончатся, просто потребность в них отпадет. Ни я, ни его чувства ко мне Марку уже не нужны будут.
  - Лиса? - зовет меня.
  Теперь уже я отвожу взгляд.
  - Все будет так, как захочешь ты, - возвращаюсь к нему глазами, - и это будет только твое решение, и ты будешь уверен в себе, своих чувствах.
  А на его лице маска совсем непроницаемая, как у Тутанхамона после мумифицирования - вообще ничего не разберешь.
  Оставшееся время Марк созерцает спинку впередистоящего кресла, а я отвечаю на смс-ки возмущенного Егора, который требует вернуть Марка миру, и в частности в их компанию. Немедленно, потому как билеты уже куплены, оборудование проплачено. Заверяю, что именно этим сейчас и занимаюсь.
  Во Флоренции сходим с поезда ближе к обеду и через сорок минут уже звоним в подъездную дверь Марии. Марк совсем чужой, я его стараюсь вообще не трогать, чтобы ни дай боже не спровоцировать какую-нибудь негативную для нас обоих реакцию.
  Поднимаемся по лестнице очень медленно, тяжелыми шагами отшаркивая каждую ступеньку. И тут дело не в сумках, которые висят на нас. Марк замедляется с каждой ступенькой и встает колом за метр до двери Марии. Я сбрасываю с плеча походную сумку и оборачиваюсь к нему, при одном взгляде на него все мои охранно-защитные инстинкты, включая материнский, вмиг активируются. Хочется защитить, оградить, обмотаться вокруг него. Мозг сочувственно напоминает, что я бессильна в этой ситуации. Защитить Марка и спасти его от него же самого я не могу. Это может только он сделать.
  Марик ставит наши сумки на площадку перед дверью, стоя ниже меня на одну ступеньку, медленно разгибается и пустыми глазами смотрит на меня. Медленно фокусируется, наводит резкость и глазами начинает бегать по моему лицу, словно пытается запомнить. Обхватывает его ладонями и с какой-то безумной надеждой всматривается, прикрывает глаза и привлекает меня к себе, его руки скользят по моим плечам, лопаткам - прижимает к себе. Я совсем не слышу его дыхания, и от этого становится страшновато. Там хоть что-то от Марика осталось? Резко выпускает меня из неживых объятий и нажимает кнопку звонка. Как-то мне это не нравится, прям совсем не нравится. Может и я так выглядела, но я себя такой не помню.
  Щелкает замок, открывается дверь.
  - Бон дия, - здоровается Марк.
  - Бон диа, - звонко, радостно отвечает Мария и слегка опешивает, глядя на Марка.
  А тот решительным шагом проходит мимо нее с нашими сумками в квартиру.
  - А вы не припозднились? - спрашивает меня она. - Куда ты смотрела? Не могла раньше его привезти?
  Мне и так тошно, а тут еще Мария с претензиями.
  - Как смогла, - огрызаюсь, протискиваясь мимо нее.
  Марк сгружает наши сумки и оборачивается к хозяйке с решительным молчаливым вопросом на лице. Та только указывает ему на правую дверь, он разворачивается и уходит, аккуратно закрывая эту самую дверь за собой.
  А-а-а-а, мама-мия.
  - Не переживай, - усмехается Мария. - Отдам я тебе твоего Марка.
  - То, что отдашь, я не сомневаюсь, главное, чтобы он был живой, желательно в здравой памяти и таком же рассудке, - лепечу я.
  Чего-то я совсем раскисла. Такая жалость подкатила, и Марика жалко, и нас с ним жалко.
  - Ты его надолго забираешь? - уточняю.
  - Он парень крепкий, смелый, думаю, часа три выдержит.
  Кто бы со стороны послушал, каким бредом это звучит, словно я Марка сдала на опыты с изощренными пытками.
  - Ты-то чего сама не своя? - отреагировала Мария на богатство моей мимики.
  Я только помотала головой.
  - Я пойду... прогуляюсь, а то за три часа в четырех стенах... изведусь вся. Ключи возьму? - оповещаю ее, выкладывая часть тяжестей из свой сумки.
  Время обеда, решаю отвлечь Мозг и инстинкты едой, заодно звоню семейству. Семейство находится в возбужденно-неадекватном состоянии по причине скорого отъезда, посему разумную конструктивность в разговор привнести не получается.
  Звонит Николай и вежливо так интересуется, когда я смогу отпустить Марка. Э-э-э? Учитывая, что час 'Х' назначен на утро послезавтрашнего дня, Егор вылетает завтра после обеда, Марку тоже нужно выдвигаться завтра, пока оборудование проверят, пока упакуются..., то вопрос Николая мне показался неразумным.
  - Коль, вы меня-то чего третируете? Звоните Марку...
  - У него телефон отключен.
  М-да? Даже так?
  - Давай так... сегодня ближе к вечеру я тебе скину смс, либо Марк сам отзвонится.
  - Лиса, - строгим голосом вещает Индиана, - мы без него не справимся, Егор - молодец, но Марковских навыков и знаний у него пока нет.
  - Я поняла. Все будет вечером.
  Обещать, что все будет радужно-замечательно не могу, потому как в эту самую радужность и замечательность сама не верю.
  Дохожу до ресторана, плюхаюсь за последний свободный столик и тупо пялюсь в меню. Организм на поглощение трапезы не настроен, решаю до ужина воздержаться, но стоило мне подняться из-за стола, как желудок (он сам по себе, у него в своей автономии собственный график и сильный характер) требовательно вернул меня обратно. Заказываю какой-то салатик, пока его жду цежу винцо, и пытаюсь направить мысли в позитивное русло. Русло давно пересохло, и позитив отказывается принимать.
  Смс от Андреа: 'Хочу тебя видеть'. Вот этот всегда 'вовремя', я даже по сторонам начала поглядывать. Родственничек у меня обладает потрясающим талантом, когда особенно не до него, появляться рядом. И поколебать его уверенность в то, что он может быть только подарком судьбы, не возможно. Смс проигнорировала, а заодно настроилась на неприступно-воинственный лад, это на случай, ели родственник решит лично порадовать. Учитывая, что он живет неподалеку, такая вероятность присутствует.
  Я чего-то жевала, запивала вином, абсолютно не чувствуя вкуса ни того, ни другого. Поговорила с Алексом, он по-прежнему в грусти-печали по поводу модельной влюбленности. Переключилась на него: утешила, обнадежила, заверила в свой искренней и большой любви.
  Остался час. Оказывается, я плохо отвлекающаяся натура, никогда бы не подумала. В голове пустота, но не та приятная, свежая, как после генеральной уборки, а черная тягучая и любая мысль вязнет в этой пустоте.
  Побродила по городу, радиально вокруг дома Марии, время тоже стало тягучим резиновым, и любимая Флоренция совсем не радовала. Ну, все пора. И еще минут двадцать мнусь у подъездной двери, медленно поднимаюсь по широкой лестнице, гипнотизирую входную дверь, наконец, открываю и на мягких лапах крадусь, превратившись вслух, мимо двери рабочего кабинета Марии. За дверью слышен только бубнеж, не разобрать чей.
  На кухне кипячу себе чай, порываюсь заварить еще и кофе итальянцам, передумываю, заглядываю в холодильник, закрываю, наливаю воды, смотрю в темное окно, выходящее во внутренний двор. Вообщем, маюсь.
  Что она там с ним делает так долго? Почти четыре часа прошло, порываюсь погрызть ногти, но не обладая навыками этой привычки, не получаю удовольствия, да и маникюра жалко, посему продолжаю бездумно пялиться в окно.
  Да, нервничаю. Да, переживаю. Я уже как-то привыкла к мысли, что мы с Марком связаны, а они сейчас в соседней комнате рубят эту самую связь под корень. Би-и-или-и-ин, чего ж так долго-то!
  Пиликает мой телефон. Андреа. Я в задумчивости взираю на экран телефона, размышляя как послать родственничка: по умолчанию или открытой трансляцией? Выбираю первый вариант и перевожу телефон в беззвучный режим. Нашел время, проявлять свои чувства. Андреа, может и не причем, это я взвинченна до предела тугой пружины - только тронь и мало не покажется.
  А чего собственно напружинилась? Ну разбежимся с Марком, не мы первые, не мы последние. Но обЫдно же, а!
  Скрипит дверь рабочего кабинета Марии, я отрываю себя от самоедства, принимаю безмятежный вид, стараюсь его принять, но получается откровенно плохо: улыбка расползается оскалом, руки холодеют и начинают трястись мелкой дрожью. Прячу их за спину, привалившись спиной к подоконнику. Кружится голова, напоминаю себе, что нужно дышать.
  В проеме двери нарисовывается Марк, в комнате полумрак и мне не удается рассмотреть его выражение лица.
  - Привет, - лепечу я.
  Может хоть по голосу опознаю в каком он сейчас состоянии, и много ли там от моего Марка осталось. Он только усмехается и медленно двигается в мою сторону. Мама-мия, боятся, наверное, уже поздно. Все что могло уже свершилось. Это я просто трушу перед фактом новой реальности. Кто бы мог подумать, что я окажусь такой трепетной девицей.
  А Марк все ближе и ближе, двигается медленно, рассматривает меня внимательно и словно прислушивается к себе, к своим чувствам, ощущениям. А-а-а-а. Дыши, дыши Василиска, все нормализуется.
  До Марка меньше метра, свет с окна, наконец, позволяет мне его рассмотреть. Выглядит неплохо, живой весь такой, но настороженный. Не тот Марк, к которому я привыкла. А чего ты хотела? У него старые программы постирали, новые активировали - к результату нужно привыкнуть. И совсем не факт, что этот результат тебя устроит.
  - Ты как? - выдавливаю из себя?
  Чуть медлит, всматриваясь в меня, в себя.
  - Лучше..., - отвечает. - Легче... по-другому...
  - Не пожалел, что приехал?
  - Нет, - уверенно, - сейчас нет, а как дальше будет не понятно.
  Ну что ж мы как чужие-то? Пора прощаться, да? Я сухарь сухаристый, но внутри больно, словно со звоном крошится лед мелкими льдинками-иголками.
  - Ты другая, - удивленно улыбается.
  - Я все та же, это ты меня сейчас видишь, чувствуешь по-другому.
  Марк привлекает меня к себе, я отрываюсь от своего надежного тыла - подоконника, за который держалась, чтобы не трястись от напряжения, утыкаюсь носом ему в шею.
  Это что значит? Это мы прощаемся? Или это мы переводим отношения в иную сферу, именуемую дружбой? Если честно, то хреново от обоих вариантов. Я против! Мне мало Марка, может через год, два, три меня вполне устроит дружеский аспект с этим мужчиной, а сейчас нет. Сейчас мне нужен Марк, как мужчина!
  Марик сжимает меня чуть сильнее.
  - Лисааа, - шумно выдыхает мое имя и касается легким совсем дружеским поцелуем моего виска.
  Так. Стоп. Надо многоточие сократить до одной жирной точки, пусть мне будет хреново, но растягивать агонию это совсем никуда не годится.
  Отлипаю от Марка и заглядываю ему в лицо, пусть определится в своем статусе ко мне.
  - Что? - не понимает он.
  М-м-м-м, как бы потактичнее выразиться, спасибо моей мимике, она очень точно доводит до Марка все вариации моего вопроса.
  - И не надейся, - похохатывает. - Я сюда приехал только для того, чтобы мы были вместе.
  - Фу, зараза, - шлепаю ладонью по его плечу. - Напугал, - прикладываю руки к своей груди и пытаюсь отдышаться, выгнать все напряжение из себя.
  - Ли-и-иска, - довольно тянет он, улыбаясь Мариковской улыбкой, а вот в выражении глаз появилось что-то новое.
  Берет мое лицо в ладони и покрывает его легкими, невесомыми, быстрыми поцелуями, потом серьезно заглядывает в глаза.
  - Моя?
  - Твоя, - без раздумий, уверенно, заверяю его.
  Прижимает меня к себе, окружая со всех сторон теплом.
  - Спасибо, - шепчет мне на ухо.
  Чувствую, как медленно напряжение и вязкая черная пустота покидают мое тело.
  - Вы мне нисколько не мешаете, - слышу от двери веселый голос Марии, - я кофе хочу.
  - Я бы тоже не отказался, - откликается Марк.
  Жизнь прекрасна. Рассаживаемся за столом на темной кухне Марии, пьем чай-кофе.
  - Марк, - негромко зову, - звонил Николай, и Егор смс-ками извелся.
  - Да, - бодро кивает Марик, - надо отзвониться им.
  - Ты едешь с ними?
  - Конечно.
  Уф. Жизнь, кажется, налаживается.
  - А я еду в Сорренто встречать семейство, - жизнерадостно довожу до его сведения.
  - Хорошо, - довольно улыбается.
  Жизнь, и правда, налаживается. С подозрением смотрю на Марка и Марию - оба такие довольные. Сильно надеюсь, что Мария ничего лишнего не наговорила, она не сплетница, но итальянская сущность все же сильна в ней.
  В поезд садимся через пару часов, дел сегодня невпроворот. Завтра уезжаем: Марк на север ковыряться в земле, я на юг встречать семейство, надо еще успеть упаковаться, собраться.
  Я присматриваюсь к Марку, какой-то он не привычный, не могу решить это плохо или хорошо - просто другой. Появилась некая дистанция, даже не дистанция, а свободного пространства между нами стало больше. Я-то только 'за', потому что излишняя забота и опека рано или поздно меня начинает раздражать.
  В поезде и так шумно, сзади еще шумно дискутируют немцы, по проходу бегают итальянские дети, а мне охота поковырять Марка своими вопросами, так сказать, прощупать обновленную версию.
  - Как тебе сеанс у психолога? - наклоняясь к его уху, громко спрашиваю.
  - Забавно, - усмехается, - я себе по-иному представлял.
  - Чего там с тобой делали, - снова в ухо.
  Интимно пошептаться не получается, потому что не видишь лица собеседника, только его подставленное ухо. Марк солидарен со мной, морщится, оглядывается на шум вокруг нас, потому, молча, пересаживает меня к себе на колени. Так и я ж не против. У него может и дистанция с подушкой свободного пространства, а у меня розово-рюшечный период еще не закончился, посему хочется тактильности и интимности.
  - Что поменялось-то? - уютно устроившись в его объятьях, уточняю.
  Мне ж надо знать к чему готовиться, Марию бесполезно пытать, она, скорее всего, уже и не помнит подробностей. Да и подробности эти по большому счету не важны, главное результат. А результат вот он, прям передо мной - смотрит и зага-а-а-дочно так улыбается, задумавшись над моим вопросом.
  - Думаю, что станет попроще.
  - В смысле?
  - Напряжение, которое я постоянно чувствовал, когда ты рядом, ушло.
  Молча, смотрю на него, Мозг в это время приводит несколько расшифровок этой фразы.
  - Лиса, - смеется Марк, невесомым поцелуем касаясь моего носа.
  - Я тебя сильно напрягала? - уточняю меру своей причастности.
  - Дело тут, наверное, не в тебе было, а в моем отношении к тебе... И даже, как выяснилось не в моем отношении, а в памяти предков.
  Мозг подвисает, он все же у меня хоть и прагматичный, и меркантильный, но женский, посему подвисаем на пару с ним.
  - Ага, - выдаю я глубокомысленно, - а сейчас по-другому как будет?
  Марк задумывается, словно прикидывая варианты развития событий со вчерашним Марком, и с сегодняшним.
  - Точно сказать не могу... В чем я точно уверен, так в том... что если ты меня опять решишь бросить... для меня не будет это так остро и пронзительно, как в прошлый раз.
  Здрасти, приехали. Я теряюсь и даже не знаю к кому больше претензий, ко вчерашнему Марку или к обновленному.
  - А в прошлый раз сильно хреново было? - это Мозг влез виноватым тоном с уточнениями, пока я занималась формулировкой претензий.
  - Тогда вообще все странно было, - трясет головой, словно прогоняя наваждение. - Я головой понимал, что никакой масштабной трагедии нет... Это же жизнь: люди встречаются, расходятся. Я расставался, со мной расставались. А с тобой сильно накрыло, - грустно усмехается он, не глядя в глаза. - Голова все понимает..., а изнутри всего раздирает... и чувства смешанные. А иногда и противоречивые...
  - Ма-а-арк, - виновато лепечу, гладя его по щеке.
  - Я и к твоей Марии-то согласился поехать, потому что вдруг четко понял... Ну вот когда ты рассказывала, как Василиса уехала от Антона... А я потом чувствовал его тоску по ней... и я, пожалуй, с тобой соглашусь... там не любовь была, а болезненная привязанность. И я вспомнил, что испытывал эти же эмоции, когда ты уехала. Да и последние дни постоянный навязчивый страх, что ты уйдешь... это тоже мне не свойственно...
  - То есть, - улыбаюсь, - ты не ревнивый на самом деле?
  - Нет, я доверяю.
  С моего кресла запиликал телефон, я кошу глазами себе за спину, Марк протягивает руку, дотягивается до него, протягивает мне, цепляясь глазами за экран, и недовольно поджимает губы.
  - Я не ревнивый, - уверенно повторяет, протягивая мне телефон, - но вот этого типа видеть рядом не хочу, не смотря на то, что у нас общие предки и мы дальние родственники...
  И выразительно так посматривает на меня взглядом прожженного домостроевца.
  - А куда я его дену? - возмущаюсь я, переводя телефон в беззвучный режим и, не глядя, закидывая его к себе за спину, кажется, попала на сиденье.
  - Лиса...
  Сказал и молчит, речь, видимо готовит. О, приготовил.
  - Я доверяю тебе, но Андреа мне не приятен. Этот человек способен на подлость, он может подставить тебя передо мной или наоборот.
  Не в бровь, а в глаз. Натуре родственничка это свойственно.
  - Я знаю, - соглашаюсь, - но мне все равно придется общаться и с Марией, и с Сильваной, - непроизвольно тяжело выдыхаю, - и с Андреа. Постараюсь свести общение с ним до минимума, но..., - пожимаю плечами, - сам понимаешь, что совсем избежать этого не получится.
  - А ему вообще есть на что надеяться? - вроде пошутил, а глаза серьезные.
  - Маа-а-арк! - возмущаюсь. - Ты что итальянцев не знаешь? Играется он. Иногда заигрывается.
  Смотрит и не верит, то ли мне не верит, то ли Андреа.
  - Если бы я была заинтересована в Андреа, то за пять лет смогла бы заинтересовать его более серьезно.
  - Меня-то ты не хотела заинтересовывать!?
  Все еще обижается.
  - Тебе до настойчивости Андреа далеко, - категорично обрываю эту тему.
  Усмехается, но с горчинкой, проскальзывающей во взгляде.
  - Марк, не рефлексируй понапрасну, в прошлый раз не было между нами определенности...
  О, заинтересованность во взгляде.
  - Сейчас мы договорились...
  А о чем мы собственно договорились? Хм...
  - Вот-вот..., - кивает на мое мимическое богатство. - Определенности по-прежнему нет.
  - Хорошо, - уверенным танкером иду на встречу, - мы договорились, что ты приезжаешь ко мне в Сорренто, и там прорисовываем эту самую определенность, оговаривая все условия по пунктикам.
  А сама понимаю, что я не готова к совместной определенности, одно дело курортный роман и совсем другой коленкор - менять весь уклад, к которому я привыкла и мне с ним (с укладом) комфортно.
  - Уговорила, - хитро щурится, - я тебя за хвост не тянул, ты сама предложила.
  В гостинице я пакую чемоданы, Марка не вижу - носится со своими отъездными делами. Встречаемся на ужине, быстро клюем в тарелках и снова разбегаемся.
  Уфф, вроде все. Завтра мне пол Италии пролететь на машине, встретить своих в Неаполе, а потом в Сорренто. А сейчас баиньки, первый час ночи, Марка по-прежнему нет.
  Утро радует солнышком и живописными облаками на голубом небе. О! Рядом пропажа сладко посапывает. Выползаю аккуратно из-под руки Марка и на мягких лапах крадусь в душ. Под хлесткими струями окончательно просыпаюсь. Отодвигается дверь душевой кабины и ко мне просачивается сонный взлохмаченный Марк.
  Мужчина? Утром? В душе? М-м-м? ХМ!!! Взбодриться и проснуться удалось по средствам секса в экстремальных условиях - душевая кабина узкая и закончилась горячая вода.
  - Все успел? - спрашиваю Марка за завтраком.
  - Вроде да, - отпивая кофе, кивает мне, - возвращаемся дня через три, у тебя буду через четыре, но можем задержаться.
  - Хорошо, - покладисто соглашаюсь с ним.
  - И связи там может не быть, - намазывает творожный сыр на кусок хлеба.
  - Я понимаю.
  Он уже весь там, в своем заброшенном городке и это не может не радовать. Собираемся скоренько, обоим предстоит длинный путь за рулем. Я порываюсь сходить попрощаться с Алексеем Игнатьевичем, но Марк сказал, что тот уехал еще вчера. Ну ладно, не в последний же раз видимся.
  Вещи распиханы по машинам: у меня скромненько - небольшой чемодан в багажнике, у Марка - битком багажник и пассажирское сиденье. Он когда деловой, такой сексуальный, лезу к нему с поцелуями и тисканьями на прощанье. Дурачимся недолго, потом Марик отстраняется и весь из себя серьезный выдает:
  - Лиса!
  - Я!
  Когда он серьезный, то тоже забавный.
  - Хочу предупредить... Если решишь дать деру...
  - ???
  - Я тебе по всей Италии искать не буду...
  Ну вот, а еще меньше недели назад обещался. Экие мужчины ветреники.
  - Но из-под земли достану.
  Стараюсь сохранить серьезный вид, ну не могу я серьезно относиться к такому серьезному Марку.
  - Ты угрожаешь что ли?
  - Вот еще! - искренне фыркает, - тебе угрожать себе дороже. Все контакты у меня есть, и сама говорила, что Егор обеими руками за меня.
  Касаюсь чувственным поцелуем его губ, чтобы никаких сомнений не осталось: 'Мы все за него. И только за него'.
  - До встречи, - шепчу ему.
  
  В аэропорт я опаздываю на час, семейство извелось и издергало друг друга, потому, когда появилась я, все с радостью сбросили на меня обязанности по благоустройству их времени и пространства. Утрамбовались в машину и возбужденно-радостные покатили до наших аппартов.
  В Сорренто я была один раз, городок мне понравился, а то, что до моря далеко, вернее высоко... короче, море где-то далеко внизу - так и октябрь на носу, залезем пару раз искупнуться и достаточно, но дорога туда - голова кружится и от высоты, и от потрясающих видов. Каждый раз на такой дороге вспоминаю Ваську и ее мокрые ладошки.
  Разместились, я отправила смс-ки Егору и Марку, что у меня все хорошо - добралась. Алексу: 'Ждем в гости'. Апартаменты у нас большие, но это не особенно чувствуется, когда начинают приезжать гости. Я заранее составляю график, когда и кого я хочу видеть, согласовывая его с другой стороной. Графика придерживается, как вы понимаете, один Алекс, он англичанин и считает не допустимым для себя навязываться людям, когда его не приглашали. И это при том, что отношения у нас очень теплые, скорее родственные и ездим мы друг к другу в гости ни один раз в год.
  Остальные же заявляются когда им удобно. Мария исключительно по велению души. К примеру, утром мы с ней можем пообщаться по скайпу, после чего она решает, что соскучилась по мне и к вечеру уже звонит в дверь. Сильвана примерно так же. У Андреа это вообще классика жанра, он вообще не считает нужным меня предупреждать, что приедет на сколько дней.
  Плюс Егор. Скорее всего, Николай с Юлькой на пару дней приедут, может быть, Васька надумает на недельку пузико погреть на солнышке, виза у нее на полгода, потому рвануть может в любой момент.
  Вообщем, лучше, чтобы площадь была побольше.
  Ну вот! Я так и знала! Первая ласточка. На третий день заявилась Ленка (которая сестра Марка), ее-то вообще никто не приглашал и не ждал. Нет, в глубоком принципе, я понимала, что она нарисуется, но уже после приезда Марка.
  Ви-и-и-згу было-о-о... Ленка она такая... эмоциональная, и как бы помягче выразиться, не уравновешенная ни в чувствах, ни в эмоциях, ни в словах... Первые часа три она верещала от радости, а потом полтора дня верещала и шипела от негодования, пытаясь выклевать мне весь мозг. Выклевывание всегда начиналось с одной фразы: 'Как ты могла?!' И дальше вариации, смотря что она могла напридумывать, пока брала тайм-аут на передышку. Билин, какая же она горластая и темпераментная. Телефон пришлось у нее отобрать и вытащить сим-карту, так как она сразу же попыталась позвонить всем родственникам. Вытянула из нее честное-пречестное слово, что всем она позвонит только после приезда Марка, но телефон ей все равно не отдала и к компу не подпускаю, и интернет вырубила.
  Вторая ласточка - Юлька. Она девушка вежливая и воспитанная. Почти, как англичанка и собиралась приехать с мужем, как и было запланировано, но муж задерживался, а у нее четырехдневные экспресс-курсы в Сорренто и мне пришлось ее уговаривать остановиться у нас. Надо срочно кем-то 'разбавить' Ленку, иначе я бы ее прибила.
  - Ты знала?! - разъяренной кошкой накинулась сестрица Марка на Юльку.
  Та опешила и спряталась за мою спину, оказывается, девчонки знакомы. Учитывая, что Юля работает в бизнесе семьи Марка, то ничего удивительного в этом нет, просто я как-то этот факт выпустила из виду.
  Мне пришлось отбивать новобеременную женщину от Ленки, как же ее много, не беременной, а родственницы. И по второму кругу уговаривать остановится у нас, Юлька вздыхала, и с опаской поглядывала на Ленку, сюсюкающую с семейством.
  Новая гостья от нервотрепательных бесед меня не спасла, старалась рано поутру слинять на свои курсы и прийти уже к ужину.
  Потом приехал грустный, меланхоличный Алекс. С Еленой он был не знаком, потому та взяла какое-то время на размышление и приглядку к новому человеку.
  Сами понимаете, спокойного отдыха в кругу семьи не получалось.
  А потом, после обеда звонит Марк. Он уже возвращается, но сначала заедет в гостиницу - разгрузится, подпишет пару бумаг, пару раз встретится с кем-то и через день будет у меня.
  Ленка стоит напротив и прожигает меня взглядом, но трубку вырвать не пытается. А телефон я ей все равно отдам только после приезда Марка. Нечего! У меня, понимаешь ли, все распланировано, сценарий написан, выправлен, утвержден, срежиссирован, дополнительно речь (на случай непредвиденностей) заготовлена... А она тут заявилась и все пытается испортить.
  Через час Егорушка объявился в телефонном формате.
  - Лиса, я смогу только через несколько дней приехать, а лучше через неделю, - бубнит в трубку.
  - Это почему это 'лучше'? Это кому 'лучше'?
  - У меня же лекции, - не убедительно врет.
  Лекции-то может у Егора и есть, но так как он врать не умеет, то я распознаю сразу, что дело не в них.
  - Мы тебя через неделю на лекции и отпустим.
  - Нее-е, Лиса.
  - Колись!
  - Ну не могу я...
  - Чего конкретно ты 'не могу'.
  Пыхтит в трубку, мнется, наконец, выдает.
  - Не могу я быть свидетелем твоего расчленения и медленного убивания. Я человек творческий, мне нельзя при подобном присутствовать. Как я с этим буду жить!
  Ого.
  - Ты меня бросаешь? - ахаю я театрально.
  - Да! - радостно соглашается.
  - Но на похороны приедешь?! - предъявляю претензию.
  - Конечно! - возмущается он моим недоверием. - И на похороны, и у тела постою. Все, как полагается, отдам последний долг...
  Хм-м-м-м...
  - Все так серьезно? - уточняю у него.
  - Ну-у-у, - тянет Егорка, - да! - мнется немного. - У Марка персональный пунктик на счет детей.
  - Это не у него, у всей его семьи, - вздыхаю.
  - Вообщем, пока ты там всю эту байду будешь разруливать, я отсижусь в университете.
  - Разберемся, - заявляю я, совсем не уверенная в этом.
  
  - Маа-а-ам, - слышится детский звонкий крик, - я добегу до того домика и вернусь обратно, я там ящерицу вчера бесхвостую видела. Ты только подожди меня.
  Тишина, слышится только шлепанье по дорожке.
  - Ой! - все тот же детский голосок, удивленно. - Дядя, а Вы кто?
  Дядя осознает, что ребенок говорит по-русски и явно с ним, лениво открывает один глаз и потягивается на шезлонге.
  - Привет, - дружелюбно здоровается он, принимая сидячее положение.
  - При-вет, - радостно здоровается девчушка светлоглазая, со светлыми кудряшками, выбивающимися из-под банданы. - А я Вас раньше тут не видела.
  - А меня раньше тут и не было, я час назад приехал. А ты кто?
  - Папина дочка. Мамина радость, - кокетничает малявка и, как взрослая протягивает ладошку для рукопожатия.
  Дядя усмехается, но берет ее, слегка сжимает.
  - А я Марк.
  - Да? - удивляются глаза. - У меня папу тоже Марком зовут.
  - А тебя-то как зовут?
  - Полина Марковна, - серьезно представляется.
  - А ты с кем приехала, Полина Марковна?
  Дядю ребенок забавлял.
  - Мы сначала с семьей приехали, - обстоятельно делится ребенок взрослыми выражениями, а потом еще гости появились и сейчас столько народу, даже некогда побыть в одиночестве, - отмахивается ладошкой, словно всех не упомнишь.
  - Весело у вас? - смеется дядя.
  - Шумно, - вздыхает, - а я шум не очень люблю. Тетя Лена маму каждый день ругает на завтрак, на обед и на ужин.
  - А тетя Лена такая грозная?
  - Нет, со мной она веселая. Но я маму все равно больше ее люблю, а она ее ругает.
  - Жалеешь маму?
  - Не, - отмахивается ладошкой, - мама на тетю Лену внимания не обращает. Но она тоже тишину любит, а тетя Лена шумная. А тетя Юля веселая и теплая, и у нее ребенок в животике растет, - делится секретом, - еще не видно, но я уже знаю.
  - Ой, - трясет головой дядя, смеясь. - У вас там и правда много народу.
  - Это да-а-а, - вздыхает она сокрушенно.
  Интонация и выражение детской мордочки в этот момент делает ее схожей с Василисиной.
  Да ну? Не может быть!
  - А скоро еще приедет Егор и муж тети Юли.
  - Ага, - теряется дядя, впиваясь в ребенка взглядом, - а маму как зовут у тебя, - хрипло задает вопрос, хотя уже и так все очевидно.
  - Василиса Яниславовна.
  Удивление Марка давно перешло в изумление, и вот сейчас наступила легкая стадия подвисания, мозг откровенно подтормаживает, оберегая тем самым нервную систему.
  Девчушка очень похожа на Василису, а это значит, что она ее дочь. Но Лиса ничего про дочь не говорила. Конфликтующие данные не хотят выстраиваться в логическую цепочку. Дочь Василисы, это допустимо. Лиса скрытная могла и не сказать, странно, конечно, что не сказала, но... Как она могла не сказать?!
  Девочке на вид не больше пяти, значит, забеременела она... еще на... Сицилии... Мозг опять берет передышку. А девчонка что-то рассказывает.
  - Егор уехал во Францию, и я его давно не видела, соскучилась жутко, - опять интонация и оборот Лисы.
  Лиса бы ему сказала, если бы это была его дочь, а на Сицилии вокруг нее еще и Андреа крутился, и сейчас прохода не дает. Нервы начинают отстукивать морзянку, внутри все ходуном ходит. Полина Марковна. Мозг уходит в глубокую несознанку. Ну какая Полина Марковна, если девочек по мужской линии в его роду не бывает. А Лиса могла отчество дать ребенку вообще от фонаря, чтобы от Андреа подальше держаться.
  - А день рождение у тебя когда?
  - Зимой, сразу после Нового года, - радостно делится девчушка, - там еще праздник есть такой, Крещение называется, когда очень холодно.
  Значит, все-таки, Андреа. И такая обида разлилась внутри. Как она могла?!
  - Ты уверена? - без особой надежды уточняет, - точно зимой, не весной?
  - Ну так получилось, - разводит руками, словно сожалея.
  И опять и очень похожа на Лису.
  - Я должна была весной рождаться, на восмимартье, но была метель и мама с Егором попали в аварию. Мама очень испугалась за меня, и мне пришлось рождаться раньше.
  Этого не может быть, просто потому что так не бывает!
  
  Я в это время позорно пряталась за живой изгородью, слышала далеко не все, но по лицу Марка следила за развитием событий. Я, понимаешься ли, ночи не спала, придумывая, как обставить знакомство дочери с отцом, расписала все по минутам: когда появляется один главный герой, когда второй, с чего начинать собственный монолог, как реагировать на претензии. И тут появляется нежданно-негаданно Марк. Договаривались, что выедет утром и приедет к обеду. У него никак бессонница, полночи машину гнал, чтобы прибыть утром. Просочился сюда тихушкой, увалился на гамачок. И весь мой сценарий коту под хвост.
  А я еще даже на завтракала, потому могу быть злой.
  У-у-у-у, судя по лицу Марка, до него, наконец, дошло кто перед ним. Выражение точно такое же, как было у Вадьки (брат мой), когда мы с ним (ему тогда было лет четырнадцать) обнаружили подарки под елкой от Дед Мороза. Вадька к этому времени уже точно знал, что Дед Мороза не бывает, и подарки разносят исключительно родители. И вот он мне под новый год открыл сию страшную тайну. Мы все праздновали в одной комнате, а елка, под которой оказываются подарки в соседней комнате. Вадька даже закрыл ее на замок, ключ весь вечер держал в руках и караулил у двери, чтобы никто из взрослых туда не просочился. И вот, после двенадцати, с победным криком открывает дверь и втаскивает меня внутрь, чтобы я наконец-то повзрослела.
  А под елкой лежат подарки! Как??? Как!!! Комната закрыта, опечатана, весь вечер торчал сам у двери, охраняя вход. Но подарки-то есть!
  Вот и у Марика сейчас такой выражение... Дед Мороза не бывает, но подарок откуда-то появился! Били-и-ин, как бы его типунчик не хватил, он, по-моему, даже не дышит.
  
  - Значит, папина дочка и мамина радость, - непослушными губами повторяет Марк.
  - Так мама говорит, - счастливо щурится.
  - А про папу что знаешь?
  - Он красивый.., - задумалась, вспоминает, - сильный.., - дальше перечисляет, - добрый... и всегда всем помогает, - с гордостью заканчивает.
  А у Марка спазм в горле. Как?! Как она могла?!
  - У меня в комнате висят два портрета папиных, мама нарисовал, и целый альбом с его фотографиями. Тоненький, правда, - показывает пальцами, какой именно тоненький, -но у мамы больше не было.
  - А папу у тебя Марк Алексеевич зовут?
  - Да, а откуда Вы знаете? - удивляется.
  - Меня тоже Марк Алексеевич зовут, - берет одну маленькую ладошку в свои руки.
  - А ВЫ на папу моего очень похожи, только у него волосы немного другие и машина, БМВ называется.
  Марк смеется.
  - Это моя машина.
  - Правда? - щурятся немного недоверчиво светлые глаза, девчушка осторожно, несмело залазит к нему на коленки, всматриваясь в лицо напротив. - Ма-а-а-ам, - неожиданно орет сиреной прям в ухо. - Я папу нашла!
  Папа глохнет от подобной сирены, до этого был спокойный уравновешенный ребенок, а тут ор дикого павиана, трясет головой, разгоняя звон в ушах.
  - А мама-то где? - тон меняется на угрожающий.
  - А вон, сарафан ее из-за листьев видно, - сдает мелкота глазастая.
  Знаете почему мне нравятся страусы? У них сильные ноги и они быстро бегают, а еще умеют профессионально утыкиваться башкой в песок. Ну все мне пора. Деру. У меня завтрак стынет, хотя и без завтрака можно обойтись, и без обеда, а ужин любой диетолог советует пропустить. Разгрузочные дни они только на пользу организму!
  
  
Оценка: 7.95*8  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"