Леа Кансари : другие произведения.

Глава 25

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главный герой драматического повествования "Modotte kimasu" ("Я вернусь"), советский разведчик, воспитанник старой советской системы КГБ, коммунист, полковник Герман Железнов. Любящий сын, муж, патриот любимой Родины, никогда не забывающий о том, что человек несет в себе истинную моральную ответственность перед собой и всеми, Герман выполнял доверенные ему разведывательные операции, любил и был любим той, которая была его ангелом хранителем, работавшей с ним в связке, разведчицей Викторией Сугуровой. Задания успешно выполнялись, несмотря на трагические условия, риски, и везде с ним рядом была его надежная и любимая Виктория Сугурова. Но, с некоторых пор среди советских разведчиков, работавших в Европе, появился неизвестный предатель, крот, с кодовым, значимым прозвищем "ЛЕГАТ".
  Альбион
  
  На том рауте, где мелькали передо мной незнакомые и неожиданные лица, я чувствовал себя белой вороной, хотя целью моего пребывания здесь были знакомство и встреча с Ричардом Кааном и генералом Джеймсом Макмилланом. Виктория, то внезапно появлялась рядом со мной, то опять моментально исчезала где-то в толпе скучных и неинтересных серых особей, говорящих на английском языке. Но, я все-таки признаюсь, что серыми они казались мне вследствие моей незаинтересованности ими, на тот момент, хотя я никогда не считал англичан глупее себя, как всегда думало большинство некоторых моих туповатых соотечественников, обосновавшихся на берегах Темзы вначале, но пресмыкавшихся перед теми же британцами - потом.
  Мне было откровенно скучно и неинтересно. К тому же чувствовалась моя общая усталость и постоянно хотелось где-то прилечь и вздремнуть, но для этого надо было вернуться в свое временное Лондонское жилище-пристанище. Наверное, это состояние было следствием ранее пережитых мною стрессов, и непредвиденных встреч с теми, кого я совершенно не ожидал встретить здесь, в столице будущей компактной коллоидной банковской мировой сферы! И вдруг, неожиданно, стала раздражать меня Виктория, хотя она весьма успешно справлялась с порученной ей ролью и обязательствами и даже помогала мне в те редкие моменты общения на этом рауте. Все это раздражение от Виктоши я списал на накопившуюся усталость и постоянное ожидание подвоха.
  В какой-то момент, чисто интуитивно я понял, что нахожусь под чьим-то очень пристальным и неусыпным наблюдением. Но кому понадобилось держать в поле зрения скромную персону говорящего по-английски с немецким акцентом советника секретариата ООН, держащего чайную ложку красиво и должным образом, а также умеющего пользоваться столовыми приборами, по-европейски? Эти смешные и на первый взгляд нелепые определения правил были одними из жизненно важных пунктов и моментов в разведке, на которых мог проколоться наш человек в некоторых самых неожиданных обстоятельствах. Например, немцы грозили пальцем не так, как мы! Мы качали указательным вперед-назад, немцы же водили этим пальцем по воздуху слева-направо и наоборот. Немецкая хозяйка никогда не просила у соседки взаймы соль, спички... Впрочем, не только немецкая, все европейки считают неприличным просить у кого-то из соседей и соль, и сахар, и спички. А вообще-то им всем вместе взятым, очень-очень правильным, было далеко, ох как далеко до наших отзывчивых советских мам, бабушек и внучек, по доброте своей души одалживавших соседке и соль, и сахар, и те же самые пресловутые спички! Хотя мама с детства всегда внушала нам с Таней, что у настоящей хозяйки в доме непременно и обязательно должны быть и соль, и сахар, и разумеется спички тоже!
  Я встретился с Максимом Аникеевым в парке Pearl, потрясающе красивым местом для полноценного отдыха взрослых с детьми. Воистину умным и дальновидным человеком был тот, назвавший этот парк Жемчужиной! Со стороны казалось, что это была обычная встреча двух старых друзей, знакомых еще со студенческих времен, и на нее Максим просил меня прийти, строго соблюдая все тайны и правила конспирации и никому об этом не сообщать, и не ставить в известность даже Виту. Я пришел туда заблаговременно, следуя своему железному принципу быть пунктуальным всегда и во всем, и от этих своих установок я старался никогда не отступать. Крайне неприятны мне были опаздывавшие невоспитанные деграданты, ставившие под угрозу в тот момент ход и выполнение текущей операции, и я никогда никого не жалел, если со мной поступали подобным образом. Я и не мог их жалеть, и не должен был этого делать, кто бы это не был.
  Прогуливаясь по парку со спрятанным в потаенном глубоком душевносердечном клапане спокойствием, к счастью не встретил я ни одного знакомого, а ведь я всегда был очень осторожен и боялся неожиданной, незапланированной встречи с кем-нибудь из прошлой советской действительности, наподобие той, которая произошла со мной и с дорогим кубинским однокурсником, в Сохо.
  Максим уже сидел на скамейке, за которой росли два крепких дуба, а прямо перед ним расположились по периметру парка яркие разноцветные газоны и цветочные клумбы. Расспросив меня о настроениях моем и Виктории, Аникеев сообщил о своем отлете в Берлин, посоветовал мне обязательно пойти на раут, на который я не хотел идти...Он очень настаивал, не приказывал, а настаивал, и мне показалось, что Максим что-то скрывает от меня, и не хочет расстраивать меня раньше времени!
  А сейчас стоя на этом приеме с равнодушным, по-настоящему равнодушным лицом я мысленно уже был в пабе на Бейкер стрит, на завтрашней предстоящей встрече с человеком, который должен был со мной заговорить условной фразой-паролем, и с которым мы должны были действовать дальше на пару. Официанты сновали по залу, виртуозно обслуживая всех находящихся в этом зале, и я с интересом следил за ними глазами. Впереди меня, рядом с Робертом Кааном, стояли Маргарита и Виктория, которую я попросил не так часто подходить ко мне на этом приеме, чтобы не привлекать к нам излишнее внимание. Они стояли и разговаривали на какую-то неинтересную и незнакомую мне тему. И тут мой британский собеседник, спортивный студенческий деятель предложил мне выпить немного виски, а у меня совсем не к месту чудовищно разболелась голова. Но отказать ему я не мог, да и не очень-то хотел отказываться, надо было расслабиться и выпить. Вежливый приятный, как всегда вполне воспитанный официант подскочил ко мне и тихо с улыбкой спросил -
  - Не желаете ли повторить?
   В ответ я поблагодарил его и вежливо согласился - Да, пожалуй!.. Да!!
  
  - Толя, давай выпьем
  - Не хочу, нет желания
  - Желание появится ночью
  - С женщиной!- ответил не отстававший от дяди Толи грустный Алексей Семенович
  - Давай, выпьем, праздник все-таки!
  Этот диалог между Алексеем Семеновичем и Анатолием Дмитриевичем, всплыл вдруг из недр все той же цепкой моей детской памяти, когда взрослые отмечали 9 Мая, очередную годовщину Праздника Победы в нашем большом веселом доме. Тогда я запомнил, как дядя Леша стоял у изразцовой печи и с нескрываемой нежностью прикасался и гладил ее глянцевую красоту. И каждый раз, с самого первого своего появления у нас, делал он это так, как будто печь была живой, и как бы чувствовала его, Алексея Семеновича душевный трепет и ту нежность, которую он никогда и ни от кого не скрывал! И как же я был благодарен ему за это, за то, что он, как и мы, умел понимать, ценить и чувствовать красоту то ли итальянского, то ли испанского изразца, сотворенного никому неведомым мастером много лет тому назад!
  Потом унылый Алексей Семенович сел за пианино и стал весело играть... "КУПИТЕ БУБЛИКИ", "МОСКВА ЗЛАТОГЛАВАЯ"... Никто, кроме меня и Сережки не слушал его игру... И он это видел, и подмигнул нам, а своим очень благодарным взглядом дал понять, что оценил наше внимание! И вдруг тихо-тихо дядя Леша стал нежно играть одну из любимых маминых мелодий, которую они с ним исполняли в четыре руки - "Schubert Fantasie F minor". Мама, сидевшая с нашим семейным альбомом в руках, оставила его подругам, подошла к пианино, села и присоединилась к игре дяди Леши, и их четыре руки творили, воспроизводили печальное прекрасное незабываемое волшебное произведение великого Шуберта! Грустный Анатолий Дмитриевич сидел в кресле в углу зала, остальные мужчины вышли на террасу покурить, женщины с альбомом расположились у окна на диване, а в середине стола с праздничной победной множественной закуской, ожидавшей своего очередного исчезновения в веселых и пьяных желудках гостей, стояли бутылки Советского Шампанского, Московской водки, Столичной, и прозрачные, хрупкие на тонких ножках, хрустальные чешские фужеры и толстые пузатые водочные советские рюмки, молчаливо ожидавшие начала этого фееричного праздничного действа!
  Эта игра в четыре руки, красивой классической мелодии, была одним из самых моих любимых детских воспоминаний, связанных с праздниками, с молодостью, здоровьем и красотой моих родителей, и их не менее прекрасными гостями, а также с незабываемыми детскими впечатлениями, оставившими в моем сердце неистребимую нежность, любовь и уважение к тому хорошему и прекрасному, рожденному в моей семье, благодаря моим дорогим и незабвенным, любимым маме и папе! Ради мамы и для нее, я выучил это очень проникновенное и красивое произведение Шуберта и мы с ней потом, через много лет, играли его в четыре руки, и по-прежнему я вдыхал аромат ее тонких духов "САРДОНИКС" и по окончанию игры с любовью целовал приятно пахнущую кремом нестареющую молодую ее шею, также, как когда-то в детстве, прижавшись к ней и испугавшись шумных, громких и грозных порывов загулявшего весеннего ветра, чувствовал теплое и нежное прикосновение ее любимых рук к своим плечам.
  Виктория снова подошла ко мне под руку с Джеймсом и он пригласил меня посетить в ближайшее время его дом, узнав от Виктории про мою заинтересованность новыми коллекционными сортами винодельческого производства, которых у него, как у химика-биолога было в ожидаемом избытке! Мы договорились с ним об этой встрече на послезавтра, а завтра я должен был встретиться в пабе на Бейкер стрит с человеком, знакомым с нашими условными фразами-паролями, и еще кое чем другим, в дальнейшей и совместной работе.
  Туманный Альбион, на самом деле, уже давно не был туманным, а был достаточно уютным и красивым историческим местом на земном шаре, существовавшим для того, чтобы напоминать человечеству об истинных его предпочтениях и предназначениях, и изредка указывать на его видимые и невидимые пороки и добродетели. Исчез знаменитый лондонский смог, и Максим объяснил мне это, закрытием фабрик и заводов, веками коптивших красивое лондонское небо, с тихо проплывающими теперь по нему белоснежными мягкими облаками, как в моем далеком беззаботном веселом детстве, когда мы в сумасшедшем восторге запускали с Танюшкой, Сашкой и Сережкой воздушных змей, в невероятно божественное, синее родное небо! А впереди бежала отчаянная босоногая красавица Сашка и ее пухлые, и ровные милые детские ножки с топотом взрывали дорожную Гольцовскую пыль.
  Навсегда полюбил я чудные европейские города, хотя и видел постоянно существовавшую разницу между ними. Париж и Берлин, Прага, Лондон, Бонн и Варшава также были и есть для меня одними из самых прекрасных городов в мире, каждый со своей индивидуальностью, неповторимостью и манящей действительностью. Как полюбил я незабываемые и сказочные французские пейзажи, аккуратные, чистые и прелестные, и такие же прелестные немецкие и швейцарские виды вокруг городов, открывавшиеся моему взору, когда я проезжал мимо них в автомобиле, и с непереносимой болью в сердце невольно сравнивал эту европейскую красоту с существующей нынешней проклятой российской убогостью и убожеством! И никогда, и никто, тем более теперь, не переубедит меня в том, что советская деревня была райской обителью, с ее опушками в лесу, и лесными полянками, чистыми ключами-родниками, и с деревянными журавлями у колодцев, которых теперь навряд ли где-нибудь в России встретишь!
  Когда я впервые попал в Париж, меня поразили два факта. Первый, это то, что парижские таксисты ездили исключительно на "Мерседесе"! А насколько мне помнится, российские новоявленные нувориши-мордовороты любили в определенные годы Шестисотые Мерседесы, любили ездить на нем и неимоверно прихвастнуть перед кем-либо! Впрочем, как и вся блатная шушера того времени. Вторым поразительным и непонятным явлением для меня оказалось то, что французы в ресторанах не стесняясь лезут в тарелку соседа, могут залезть рукой или вилкой, и это ни у кого не вызывает естественного чувства брезгливости, разве что у меня! Воспитанный на элементарных советских правилах поведения в обществе, с самого детства, почти с рождения, я, как и любой здоровый гражданин, и представитель тогдашнего полноценного общества, всегда был сторонником не только соблюдения всех тех норм и правил гигиены и этикета, но и старался никогда не нарушать этих правил. Когда я рассказывал родителям про эти французские штучки, вызывавшие у меня поначалу оторопь, мама громко смеялась и всегда оправдывала французов, называя это их естественной нормой поведения в ареале HOMO SAPIENS!
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"