Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечи. Это была Буфетчица.
- Давай, давай, вставай, одевайся!
Я встал и стал одеваться. В голову, в правый висок, была воткнута длинная тонкая игла. Она то выходила из головы, то вонзалась сквозь глазные яблоки до упора - до левого виска. От этого в глазах справа налево пробегала яркая вспышка и тупо отдавало болью в затылке. Внутри меня расположилась та самая часть Аравийской пустыни, где человек может продержаться без воды считанные часы, дальше - смерть.
Буфетчица торопила:
- Ну давай, быстрее, время, время!
- Что - время? - Не понял я.
- Ну, время! Тебе нельзя здесь быть.
Кто-то застучал чем-то металлическим в витрину чайной.
- Ну вот. Не мог быстрее? Сиди здесь.
Буфетчица побежала открывать. Я оделся и стал озираться по сторонам в поисках воды. Воды не было. В зале были слышны шаги, какая-то возня, а потом и голоса. Я узнал Старшину.
- Значит, здесь ремни, ещё кое-какая кожа, два тулупа, а вот деньги за мясо.
- Мяса было четырнадцать килограмм.
- Четырнадцать? Ты ж говорила двенадцать!
- Четырнадцать, четырнадцать.
- Да? Ну ладно, держи... вот. Значит, ещё. Будет у тебя Ёрш, намекни ему, что, мол, это, дескать, всякая шушера звёзды офицерские получает, а старый служака всё в прапорах...
- Как это, "будет у меня Ёрш"? Ты думаешь, что говоришь вообще?!
- Я-то думаю. Я знаю, что говорю, не прикидывайся мне... А вот это - портупея, будет у тебя Капитан - подменишь...
- Ой, городишь такое! А кому это офицера дали?
- Да тут один...
- Ш-ш-ш!
Разговор перешёл на шёпот. Через минуту Старшина сказал демонстративно громко:
- Ах вот оно что! Отличненько, отличненько!
И звук его шагов направился ко мне.
- Не надо, не надо, не сейчас, - зашептала Буфетчица на всю чайную, и я понял, что выдан.
Хуже нет в подобной ситуации оказаться сидящим на топчане со смятой подушкой. У противника сразу все козыри в руках. Я встал и пошёл навстречу Старшине. Встретился с ним в коридорчике лицом к лицу. Старшина несколько опешил, но фразы у него были уже заготовлены.
- Значит, вот оно как! Значит, вот оно чем наше доблестное офицерство занимается! Выпиваем, значит? Хорошо, хорошо!
Тут я заметил, что от коридорчика отходит маленький аппендикс, а в аппендиксе этом стоит умывальничек, и рядом даже стаканчик на полочке. Я протолкнулся к воде и стал пить. Я наполнял один стакан за другим и пил сначала жадно, большими глотками, но вода словно уходила в песок, веками не знавший влаги. Но постепенно пустыня намокла, и я стал пить медленно, потихоньку всасывая воду и наслаждаясь тем, как она струится по рту, по горлу, как она растекается по внутренностям, побеждая пустыню. Игла, всаженная в висок, растворялась в этой воде, вспышки гасли. Я пил воду и не замечал Старшину. Но он продолжал злорадствовать.
- Водичку пьём? Сушнячок мучит? Вот оно как! Значит, накушались вчерась, и к тёплой бабе под бок?
Буфетчица попыталась одёрнуть его:
- Перестань, не надо!
Но он продолжал:
- Ничего, ничего! Значит, спим тут, нежимся, водичкой похмеляемся, расположение самовольно покидаем, а то что в части тревога, а самолёт в воздух поднимать некому, нам наплевать!
Тревога? Я насторожился. Тревог пока что не было. Это ещё что такое? Я выпил ещё стакан воды, хоть и не лезло, про запас, сказал Старшине и Буфетчице: "да пошли вы", и вышел.
Сперва я хотел что есть духу бежать к ангару. Но утро было таким свежим и солнечным, что мне расхотелось. В самом деле: в животе плещется целый аквариум, голова не то чтобы болит, но как-то сопротивляется любой нагрузке, будь то мысль, или просто резкое движение. В конце концов, я офицер, спать в казарме не обязан, (кстати, куда лётчики и Полковник деваются на ночь?) на тревогу меня должен вызывать посыльный, а Старшина - не посыльный, может, он врёт всё про тревогу. Я устал, мне надо отдохнуть. В степь не пойдёшь - днём часовой может заметить как я лезу через забор. Днём в степи спать плохо - солнце припекает. Можно, конечно, выйти через КПП. Но - тревога! Могут не выпустить и офицера. Хотя нет, наверное выпустят, но там можно встретить кого-нибудь из лётчиков, а он мне скажет про тревогу и, если я не пойду к Полковнику, получится, что я знал о тревоге, но проигнорировал её. Пойду-ка я в казарму, там наверняка сейчас никого нет, все на тревоге.
Когда я входил в казарму, дневальный очнулся, козырнул, и снова впал в полуобморочное состояние, как и положено в наряде. Я беспрепятственно добрался до своей койки и лёг спать.
(Прод. след.)