Если разобраться в сущности всей моей жизни, то большую её часть я прожил в окружении детей: своих и чужих - а это и не важно - чьих, так как само их присутствие в непосредственной близости от меня, так или иначе, формировало и моё ощущение мира, который, с их участием, становился более красочным. Шестилетний курс обучения в Ленинградском Педиатрическом институте, позволил мне внимательнее относиться к их проблемам, и не обязательно связанным с заболеваниями, у некоторых из них. По окончании института, я не стал классическим детским хирургом, но знание мною детской патологии, позволяло применять своё умение, зачастую, вынуждаемое обстоятельствами, - столь широко, что подводя итоги многолетней работы, я с удивлением обнаружил среди моих пациентов такой возрастной разброс, какой, пожалуй, встретится теперь редко у кого-то из практикующих врачей. В моей практике были оперативные вмешательства выполненные новорожденным недоношенным детям, и пациентам более чем почтенного возраста - девяноста семи лет. Безусловно, - этот возрастной разброс мог быть возможен только в местах, вынужденной изоляции от крупных медицинских центров, и при тяжелых метеоусловиях, не способствующих срочному вывозу детей в специализированные медицинские учреждения. Многое у нас чему-то не способствовало, но всё это, - так или иначе, остаётся вынесенным, как бы, за скобки, в которых, вместо пояснения, можно ставить только многоточие, или многозначительные знаки вопроса. Вилюйский этап моей работы, займись я дотошным разбором этого периода, потребовал бы множества разъяснений по поводу этих многоточий. Но, не только с больными детьми приходилось мне общаться, но и с абсолютно здоровыми: дарившими мне самые, подчас, забавные наблюдения, которые, естественно, мне приходилось делать и в своём доме. Моему старшему сыну, бывшему, в описываемую мною пору, восьмимесячным ребёнком, по части - покушать, далеко ходить не было нужды; мама всегда "под рукой". С нами живёт средняя сестра моей супруги, Лена - десятиклассница, подруги которой были частыми гостями в нашем доме, и их интерес к нашему Серёжке - был неподделен. Пятнадцати - шестнадцатилетний возраст их, - этому интересу явно способствовал. Флирт этих девочек с будущим материнством - был откровенен, и с той же откровенностью - непосредственен. При каждом удобном случае, Серёжка оказывался на их руках, но чего можно ждать от ребёнка, основной потребностью которого было инстинктивное желание "сходить" лишний раз в столовую, которая, по его предположению, находится за вырезом платья каждой женщины. Возраста женщин, Серёжка, в ту младенческую пору, - различать ещё не научился, и однажды, оказавшись на руках Лениной подруги - тоже Лены, - ярко выраженной блондинки, тут же запустил свою руку за вырез её платья, и потянул к себе Ленину грудь, одновременно, сладострастно почмокивая губами. Растерянность Лены была неподдельной, а грубое требование ребёнка, в этот момент напоминало насилие ландскнехта, поймавшего в занятом им городе доступную его насилию горожанку. Естественно, я, в разрешение этой ситуации вмешиваться не стал, и со смехом наблюдал за исходом борьбы "желания", с "невозможностью". Серёжка был настойчив и цепок, а Лена, демонстрирующая тактичность, с возможной в этой ситуации мягкостью, пыталась высвободить свою грудь из хватки мощных "мужских" рук. Победила всё-таки она, возможно, слегка обидев ребёнка, нашедшего вскоре компенсацию своему неутолённому голоду в маминой груди.
В пору моего длительного, и, на протяжении продолжительного времени, не слишком успешного ухаживания за своей будущей женой, я довольно часто был гостем в её доме, где более желательным моё присутствие считали только две её младшие сестрички: Лена и Маша, различие в возрасте с которыми, у Наташи было в семь и десять лет. Лене, - средней сестре, в эту пору было двенадцать лет - нимфеточный возраст, по определению Набокова, а это, - в свою очередь, подразумевает и определённый стиль поведения. Лена, была девочкой яркой, - обращавшей на себя внимание каждого мужчины - любого возраста. Привлечь к себе внимание мужчин - первоочередная, но не осознаваемая пока потребность этого возраста девочек, реализовывать которую, без всякого опасения для себя, она могла только со мною, а своим прикрытием, она использовала младшую сестрёнку - Машу, с которой, подкараулив за дверью комнаты, нападала на меня, завязывая возню, исход которой был почти всегда один и тот же: обе они оказывались повержены на тахту; уложенными друг на друга. Изредка, и я поддавался этой паре, понимая, что ежедневные поражения в игре, удовлетворения принести не могут. Эта, - постоянно повторяющаяся их игра, длившаяся не один месяц, во многом напоминала мне игру котят - подростков, пока ещё играющих в настоящую охоту, и прервана она была, совершенно внезапно и резко; во время игры, опять же, - по инициативе Лены. Она повзрослела. О Лене, можно найти упоминание здесь же, в рассказе "Плот", фигуранткой которого она стала случайной, но достаточно ярко демонстрирующей манеру поведения этого, - тогда ещё, ребёнка. Если покопаться; за нею много чего должно числиться, выходящего за пределы обычности, и это - я полагаю, является качеством интересной жизни, рутина в которой не нашла себе места, или, ей был отведен самый заброшенный, - самый тёмный угол.
Всякий ребёнок, вырастающий в своей семье, в той или иной степени перенимает привычки своих родителей, или, с различной степенью внимательности, осваивает их науку, передаваемую изустно. Наше домашнее воспитание, проводимое в отношении двух сыновей, направляло их отношение к девочкам, и детям младше их возрастом, в русло терпимости: к тем, и к другим. Всё это, должно было бы стать со временем той базой отношений, которые они должны будут демонстрировать в создаваемых ими собственных семьях. В Сеймчане, - колымском посёлке Магаданской области, в котором мы довольно продолжительное время жили, нашими соседями по двенадцатиквартирному дому долгое время были только семьи геологов; людей, большей своею частью, достаточно интеллигентных. Закладки своей интеллигентности, они старательно переносили на своих чад. Все семьи этого дома были полными, за исключением, двух: одной бездетной, другой; в которой трёх девочек воспитывала их вдовая мама: женщина активная и пробивная, довольно быстро понявшая, что только жесткий отпор всем жизненным неурядицам, может ей помочь выбраться из той тяжелой ситуации, в которую она попала. Естественно, что и своих девочек она воспитывала в том же - бойцовском духе. Наш младший сын - Костя, семилетний отпрыск, обладатель сангвинического характера, не позволявшего ему долгое время пребывать в печали, тем не менее, как и основная масса мальчишек его возраста, обладал, кроме покладистого характера, ещё и шкодливостью - умеренной, правда. Что у него произошло на улице, где он достаточно продолжительное время гулял, - мы с женой, так и не узнали. Костя влетел в квартиру чересчур, как нам показалось, поспешно, с ярким румянцем на лице, демонстрирующим и его здоровье, и, по всей вероятности, достаточно сильный уличный мороз.
- Что, Костя, случилось? - спрашивает его в дверях мама, которую удивило его столь скорое возвращение с прогулки, с которой его обычно было не выудить.
Кто ж его знает, - может, ребёнок действительно нагулялся, или, замёрз; чем проверишь то и другое предположение, тем более, что нужды у нас в этом обычно не было. Раздаётся звонок в дверь, и Наташа, - Костина мама открывает входную дверь, за которой стоит крупная девочка Костиных лет, дочка той мамы, о которой я только что написал. Кажется, эту девочку зовут Настей, и она просит срочно позвать Костю, чтобы, как она сказала, кое-что ему сказать. Наташа зовёт Костю к двери на рандеву, и не успела сама сделать шаг в сторону, чтобы не мешать общению детей, как в дверной проём скользнул кулак Насти, заехавший Косте по носу. Рандеву, таким образом, состоялось. По всей вероятности, счёт в их личной встрече, как минимум, сравнялся. Выяснить у Кости, что явилось причиной столь странно закончившейся первой официальной его встречи с молодой особой женского пола, - нам не удалось, а от вмешательств в детские разбирательства, мы себя всегда избавляли, считая, что дети столь же быстро ссорятся, сколь и мирятся. Время придёт, и всё: плохое и хорошее - забудется, вмешательство же родителей, большей частью вредно, для обеих конфликтующих сторон.
Ещё несколькими годами раньше, уже старший наш сын, тоже продемонстрировал плоды домашнего воспитания, как и в предыдущем описании, ничего хорошего ему не принесшего. Серёжа вместе с мамой отправился в поход по магазинам, но в сам гастроном, в который направилась мама, заходить не стал, оставшись ожидать её около его дверей. Рядом с ним стоит мальчишка лет 5 - 6, держащий за короткую верёвочку неуклюжую металлическую грузовую машинку. Наш Серёжка, которому в это время было лет десять, улицу не особенно любил, а если и появлялся на ней, то, чаще всего оказывался в компании малышни, чем-нибудь развлекая их. Стоящий около магазина мальчика, тоже, надо полагать, ожидал свою маму, и Серёжино, заигрывающее с ним утверждение, что машинка мальчика больно хороша для улицы, привела к неожиданным последствиям: размахнувшись, малолетний пацан заехал своей машинкой Серёжке по лицу, в кровь разбив ему нос.
- Ну, и что ты сделал пацану? - задал я сыну провокационный вопрос.
- А что я ему мог сделать, если он маленький?
Воспитывая своих детей, я никоим образом не мог предположить, что сами они окажутся в обществе, изначально заряженных на агрессию детей, тем более, что преподана она им их родителями, а, значит, - закреплена в их сознании основательно.
Самыми, пожалуй, интересными можно считать детские высказывания, преимущественно сделанные в первое пятилетие их жизни, что удачно подмечено автором занимательной книжки "От двух до пяти" Г. Успенским. Уверен, что почти в каждой семье найдётся не один десяток перлов, созданных их детьми в этом возрасте. Самое ценное в них, та непосредственность, с которой дети, сами того не сознавая, - их создают, часто используя словарь взрослых, им самим пока не слишком понятный. В конечном итоге, получается забавная белиберда, суть которой бывает самой серьёзной.
Пятилетняя Сашенька, - моя внучатая племянница, идёт со своей бабушкой Марией вдоль реки, и речь заходит о купании в ней. Саша: "Придёт какое-нибудь больное животное, и покакает в речку, а ты искупаешься, - и заразишься. Вот, и УМИРАЙ после этого НА ЗДОРОВЬЕ!" Её же: "Дед, а дед, а у тебя ЛЫСИНА ВСКОЧИЛА!" Длительности процесса появления лысины, с временной точки зрения, она ещё не в состоянии оценить, и видеть может только неожиданно обнаруживаемый ею результат. Пятилетний сын наших семейных друзей - Вадик, выслушав по радио какую-то передачу, посвященную Ленину, тут же поделился с мамой, сделанным им открытием, о том, что Ленин жил в окружении своих СОВРАТНИКОВ и СОВРАТНИЦ, главной из которых была Надежда Константиновна. Что называется: устами младенца - глаголет истина. Вадик был носителем множества свойств, большинство из которых было логопедического комплекса, да, плюс к этому, он умел переврать слышимое; превратив его в нечто смешное. Этими его особенностями, развлекая себя, изрядно попользовалась его старшая сестра Лика. Вадик долгое время не мог произнести букву "Р", постоянно заменяя её буквой "Д", чем и пользовалась его старшая сестра, достигшая к этому времени подросткового возраста. Пока их мама находится рядом с детьми, Лика просит Вадика сказать безобидное слово "мороженное", слыша в ответ: "модоженное", и, тут же - поправляет его. Но, стоит маме покинуть детей, как Лика ехидно просит Вадика сказать слова: "мурашки", и "мура". Вадик был по-своему безгрешен в исполнении этого пожелания сестры, которую, непонятно отчего, развеселил его ответ. Из кухни мама слышит довольный хохот дочери. Развлекала она себя и несколько иным способом. Родители находятся в гостях у соседей, отмечающих день рождения супруги хозяина квартиры, а дети: Лика и Вадик - сидят дома, и смотрят телевизор, по которому показывают какой-то концерт, с поющим на нём Хулио Эглессиасом, пение которого мама очень любит. Лика просит Вадика зайти в соседнюю квартиру, и сказать маме, что сейчас поёт её любимый певец. Вадик - доверчивый ребёнок, и чистая душа, с незамутнённым уличной пошлостью сознанием, пошел в соседнюю квартиру, и во всеуслышание объявил маме эту информацию, использовав вместо имени певца бранное слово. Сама Лика стояла в это время в открытых настежь дверях квартиры, и покатывалась со смеху, благо, не была она видна застолью. Мама Вадика - вся из себя, работник культуры, как никак, - замерла, как и все остальные гости. Сцена была сродни финальной в "Ревизоре". Из моего собственного детства, сохранённое маминой памятью: "извоняние", вместо "изваяния", и убеждённость в том, что представитель рабочего класса - это некто, имеющий отношение к авиации, что я и подтверждал словами: "пролетарий - это пилот, и он не может не летать"; по всей вероятности, впервые позволив себе заняться этимологическими поисками. Можно многое увидеть и узнать от детей нового для себя, оценив с их помощью, и некоторые свои поступки - не всегда обдуманные.
Каждое утро, перед работой, я включал радио, чтобы прослушать "Последние известия". Сколько уже раз зарекался я слушать эту часть выпуска "Новостей", но каждый раз забываю о том раздражении, которое они у меня вызывают, перечислением: что, и по поводу чего сказал Леонид Ильич. В сильнейшем раздражении, я выдёргивал штепсельную вилку из розетки, нередко отпуская краткий комментарий, типа: Опять, этот маразматик что-то сказал! Звонок учительницы из школы, в которой учится Серёжа. Около двенадцати часов по полудни, в школе начинается ежедневная политинформация, в которую включены "Последние известия". Однажды, Серёжа прервал её, выдернув штекер из розетки, повторив при этом мои утренние слова. Учительница, в самых учтивых словах, попеняла мне моею неосторожностью в своём доме, порекомендовав, впредь быть аккуратнее в выражениях, и с оглядкой на присутствующих. В нашем доме, утром радио больше не включалось.
Я уже вступил в ту возрастную пору, в которой общаться с собственными детьми приходится, в основном, на житейские, да, производственные темы, да, и те, - уже удаляющиеся своей актуальностью, за порог собственных переживаний за больных. Бывший когда-то моим соседом, - Вова Дылевский, однажды, во втором ещё классе потрясший учительницу своим интересом к копуляции кольчатых червей, и в том же году осиливший огромный том отцовской "Кристаллографии", теперь, сколько я знаю, занимается экологическими проблемами на профессиональном уровне. И Вадик Покровский, тот, который "наградил" Владимира Ильича совратниками и совратницами, тоже окончил университет, похоже, "Биофак". Все эти - бывшие маленькие дети, ставшие уже взрослыми людьми, листают теперь свою собственную книгу жизни, но без помощи своих родителей, многих своих литературных перлов, выданных в раннем детстве, им не вспомнить. Пусть этот мой короткий опус поможет им найти себя прошлого, каждому - самого себя.