Славно никуда не торопясь плыть по небыстрой сибирской речушке. На катамаране он и внучата. Зеленоглазому Тиму двенадцать, опытный скаут. Споро ставит палатку, разжигает костер, запекает в золе пойманную за день мелкую рыбешку, опекает привереду-брата. Белобрысому Нику восемь, для него все внове. Большое приключение, обещанное дедом по случаю окончания первого класса. Удачное лето, сверху жарит солнце, снизу прозрачная вода отражает его блики, и за несколько часов пацаны загорели до черноты. Им в этом возрасте ультрафиолет не страшен, но на всякий случай двое суток сплавлялись ночью, днями отсыпаясь да собирая вдоль берега первую лесную ягоду. Расставаться с дедом мальчишки не хотели, потому пришлось дать обещание, что на следующий год, если удастся, путешествие будет повторено. Что это получится, не верилось. Долго искал Герман воплощение Врага. И нашел, в этот раз ошибки быть не могло. Но окончательно проверять придется самому, а очевидно, что встречи с демоном ему не пережить. Потому и сделал себе подарок, провел с внуками последнюю неделю жизни. А началась вся эта история очень давно...
Середина июня 336 года до н.э.
Белые
Велик Вавилон. Многие посягали на его тысячелетнее право называться городом городов. И где они? Давно разрушена Ниневия, столица надменной Ассирии, кости надменного Ашшурбанапала и его предков выброшены из могил. Веет ветер свежей золой над руинами дворцов Персеполя. Покорены и забыты царства хеттов, миттани, Урарту. Вавилон же стоит и всегда стоять будет. А захвативший город выскочка с Запада, что до срока возомнил себя богом, уже простился со своей армией и скоро уйдет в небытие.
Об этом перешептываются два стражника у входа в опочивальню властителя. Голоса их - как шелест листьев, на расстоянии ладони глохнут и сливаются с шумом живущего своей жизнью города.
- А если не умрет? - тот, что моложе и стройнее, с горящими лихорадочным блеском антрацитовыми глазами.
- Тогда врываемся, рубим и пытаемся уйти. - второму за сорок, уставший ветеран, культяпки пальцев на левой руке. - Еще года три, и он станет неуязвимым, как Ахиллес. Если мы не сбросим его в Аид, этот черный камень унесет за собой в бездну весь мир.
- Он же все равно когда-нибудь вернется. - Молодой не боится смерти. Но для него неприемлема очевидно бессмысленная погибель.
- Через сотни лет, - тяжело и спокойно смотрит старший, - Этот срок стоит наших жизней. Потом найдется, кому Его встретить. И пусть они исполнят свой долг так же, как мы...
Черный
Тяжелый красный балдахин закрывает широкое ложе. Шум фонтана над внутренним бассейном как последний якорь, за который цепляется ускользающее сознание. Нет сил повернуть голову, поднять руку, чтобы прогнать всех и умереть в одиночестве. Онемела шея, из пересохшего горла не выдавить ни звука, и воздух с трудом проталкивается к задыхающимся легким. Индийские благовония смешиваются с аммиачным запахом мочи и разлагающихся внутренностей. Но проветривать покои можно только ночью, солнечный свет раздражает больного, потому окна закрыты черными пологами. Давит и высасывает последние силы жадное внимание приближенных, что сбежались увидеть, как умирает живой бог. Многие боятся ухода Александра Великого. Другие жаждут его смерти. Кто из них убийца, кто посмел помешать исполнению великой цели? Иола, что терял должность наместника Македонии? Селевк, который тайно мечтает о собственном троне? Роксана? Глупая сучка, и причина - ревность к гарему из трех сотен наложниц, к отравленному, как теперь ясно, таким же способом Гефестиону? Или бактрийка возомнила, что сама сможет править огромной Империей? Страну разорвут на части соратники, которых только воля Александра удерживает от желания насладиться заслуженным покоем. И супруга с сыновьями долго не протянут. Кому нужны имеющие династические права на империю соперники?
Обман, везде обман. В древней фригийской столице молодой правитель ужаснул жрецов, разрубив узел, некогда скреплявший колесницу Мидаса. Но богов надуть не удалось, и такая близкая цель завоевания мира ускользает вместе с жизнью. И ощущение собственной неуязвимости, бросавшее в сечу на Гранике и Пинаре, под Гавгамелами и Гидаспом - тоже иллюзия. Иначе бы судороги не скрючивали истерзанное тело, приближая встречу с убиенными им по дороге к абсолютной власти. Клит, Калисфен, Парменион, сколько их было, соратников, ставших отступниками? Лица, лица, залитые кровью, ухмыляющиеся в последнем гордом оскале. Униженные мольбами о пощаде, это жители Фив, Тира, Газы, других городов, что посмели оказать сопротивление. Никогда он не резал больше, чем было необходимо. Гостеприимно открыл ворота македонским фалангам Вавилон и получил щедрые жертвы своим богам. Восстанавливаются разрушенные полтора столетия назад врагом эллинов Ксерксом храмы, местная знать приближена к престолу. Сдался Мемфис, оракул верховного египетского божества объявил Александра сыном Амона, и управление страной оставлено за туземцами. Только отец... Не надо было ему становится на пути Александра. Хотя перед Филиппом есть чем оправдаться, ведь никогда еще слава греков не была столь велика! Отец. Я иду к тебе. Извини меня. За все...
Инкрустированные золотом двери опочивальни разлетелись, словно от удара тараном. Мимо стражников, уже не стесняясь никого, промчался огромный Селевк. К войскам. Уговаривать, торговаться, грозить, успеть опереться на верных соратников, арестовать и казнить наиболее опасных конкурентов. Следом за ним побежали прочие, кто спешит скрыться из Вавилона, кто к союзникам, с коими уже проговорены необходимые действия. Но Селевка им не опередить. Из опочивальни разлился и стал заполнять дворец женский вой. Выше всех голосов - причитания Роксаны. Во все времена горе теряющих заступников одинаково.
Начало мая 1821 года.
Черный
К утру архипелаг накрыла плотная пелена тропического шторма. Небо промыло остров дождевыми потоками, сбросило в океан остатки разорванной молитвами монахов темной волшбы. Водяная пыль за оконным стеклом смазывала очертания кипарисов и эвкалиптов, превращая их в зеленых великанов - сторожей пропахшего мокрым деревом Лонгвуда.
Умереть не удалось. Очень хотелось уйти именно в Вальпургиеву ночь, когда между мирами открыты порталы. Лучшее время покидать 'отработанные' и обретать новые тела. Пестовать неокрепшие души, достигая все больших успехов. В этот раз он снова не сумел завоевать мир, но впервые дожил до возраста, когда его сатанистская ипостась стала открываться человеческой.
В восемнадцать лет младший артиллерийский лейтенант соблазнился мечтой стать властелином планеты. В тридцать шесть осознал, что неуязвим для окружающих и может умереть только по своему желанию. Но лишь к пятьдесят второму году жизни стал понимать, кем является. И вспоминать свои предыдущие рождения. Слишком поздно. Плен, кругом враги, остров стерегут одиннадцать военных кораблей. Не дюжина, потому что любое случайно проходящее судно становится тринадцатым, а это - его число.
Отстраненный от власти государь. Отверженный богом ангел. У духа оставалось право реванша, очередного возврата в мир, новой попытки. У императора - право выбора. Умереть человеком. Или демоном. Второе пока не получилось. Все ночь аббаты в дальнем крыле старого скрипучего дома в два голоса читали святое писание и все же сумели удержать его душу на этом свете. Подарили человечеству еще один спокойный год. Или несколько их десятков, если Наполеон примет покаяние и обратиться к богу.
Бонапарт провалился в тяжелый сон, перешедший в бред. Сладкий сводящий с ума запах Жозефины, она в комнате, прикоснулась к руке: 'Да, мой милый. Наш сын ... все будет хорошо'. У стены мелькнул мальчиший вихор, белозубая улыбка. Ребенка не обидят. Ветеран-гвардеец под заснеженным Малоярославцем с разрубленной щекой, вытекающим глазом: 'Зачем мы здесь, мой Император? Зачем? Зачем все это??'.
... Меняют простыни, перекатывают набухшее нездоровой влагой тело... Обтирают мокрыми тряпками, пытаются напоить. Ни к чему, пора заканчивать... Но все же столько было прекрасного: Франция, соратники, дети, женщины... Не хочу им зла. И не буду ссориться с Создателем...
- Лаз Каз, я умираю, позови священника, - обрюзгший старик открыл глаза, - И сними портьеры. Я снова хочу видеть солнце...
- Мой император, Виньяли за дверью.
- Пусть войдет. А ты и остальные, уходите.
Коричневая сутана, прикрытая шапочкой тонзура. Пронзительный взгляд. Слегка морщится от запаха гниющего человеческого мяса. Потерпи, немного осталось. Долго они боролись за его душу. И помогли победить таящегося внутри демона.
- Аббат, Вы знаете, кто я?
- Догадываюсь....
- Я больше не хочу зла этому миру. Совершите обряд, я приму дары из Ваших рук. Это даст почти семьдесят лет покоя.
Белые
Маленькая комната в глубине дворце Святого Павла. Метровые каменные стены еще хранят драгоценную летом прохладу. Но через узкие узорчатые окна рвется полуденное итальянское солнце, и лаковая поверхность коричневого стола отражает разноцветные блики. Золотые, рубиновые, бирюзовые пылинки пляшут в лучах, что нижут на дольки слегка пахнущий ладаном воздух. Славное молодое вино в старинных медных кубках. Беседа воинов, вспоминающих перипетии выигранного сражения. Пусть бойцы в одеянии священников, но победа, что они обсуждают, важнее, чем Бородино и Ватерлоо.
- Ваше преосвященство, он умер как христианин. Полностью раскаялся и примирился с богом. Очень многое рассказал о Другом. Кроме уточнения информации о предыдущих пришествиях, ничего, что бы мы не знали. Но достаточно подробно о том, как антихрист завладевает душой.
- И как же это происходит? - хрупкое лицо молодого епископа в приталенной пурпурным поясом сутане передернулось гримаской, уголки тонких губ брезгливо выгнулись к подбородку.
- Все здесь, - Виньяли с поклоном передал прелату пачку исписанной с двух сторон бумаги.
- Главное, корсиканец искренне покаялся. И у нас до нового возвращения демона еще шестьдесят шесть с половиной лет. Даже немного больше: пока злой дух найдет несчастную, что будет выносить ЭТОГО ребенка, плюс еще девять месяцев.
- С каждым разом дьявольское семя удерживается на земле все дольше. И возвращается все быстрее. Но в любом случае, черный шар вновь за пределами стола. Свою партию мы выиграли и можем смело представать перед Господом. Да поможет Он нашим преемникам.
Конец апреля 1945 года.
Черный
Дым пожарищ сливается со свинцовыми облаками, скрывая Берлин от ненавистных лучей солнца. В углубленном на десятки метров бункере взрывы не слышны, только надсадно, как бормашина за стеной. Гудит перегруженная системы жизнеобеспечения. Кондиционеры не успевают очищать поступающий по вентиляционным коллекторам копотный воздух, и обшитые сталью казематы пропитаны запахами пота, несвежей одежды, плесени. Почему-то всякий раз приходится умирать в вони. Где бы это не происходило: под грудами тел на поле боя или в шатрах военачальников, на роскошных ложах дворцовых палат или в тюремных кельях под отупляющий бубнеж обложивших его, как зверя, святош. Но в этот раз они живым его не возьмут. До Вальпургиевой полуночи меньше одиннадцати часов. На диване свернулась в клубок и смотрит с обожанием и страхом готовая принести себя в жертву девственница-блондинка. Если даже заартачится, ей уже не спастись. Значит, впервые за тысячи лет демон уйдет 'правильно' и по своей воле. И потому вернется, когда посчитает нужным. Сразу после рождения помня и зная ВСЕ.
... Как хорошо и спокойно было в другом бункере, Волчьем логове в Растенбургском лесу. Покорена почти вся Европа, скоро падет Москва, откроется дорога на Тибет и в Индию. Прохладные летние ночи, полная луна в звездном небе, музыкальные упражнения лягушек во время вечерних прогулок. Доставали только комары, с остервенением набрасывающиеся на любую живую плоть. Можно было защититься репеллентами, но то, что насекомые относились к нему как к окружающим, оскорбляло Гитлера. И местность вокруг была зачищена от кровососов. Вместе с комарами исчезли и жабы, гулять в мертвенной тишине стало неприятно. Потому был завезен свежий слой почвы, расселена новая популяция лягух. Вернулись и комары.
Так же и с людьми. Избываешь в них человеческое, делаешь слепыми исполнителями своим прихотей и одновременно у подчиненных уходят сметка, инициативность, воля. Стоит отвлечься от управления, и любой смышленый враг легко бьет твои армии. Пытаешься пробудить радость к самостоятельному мышлению, эмоциональность, личную привязанность, и тут же слуги начинают задумываться о разумности твоих целей. Рефлексировать при выполнении приказов и даже отступаться. По образу и подобию своему бог лепил человека. Потому изделие так ненадежно. И он докажет Создателю ущербность его любимых творений. Пусть Демиург поймет, что ошибся с людьми. Или смирится с пониманием, что сам немногим отличается от несовершенства всего им созданного.
В этот раз мятежный дух сделал ставку на государство, униженное и оскорбленное Версальским миром. Но казавшаяся перспективной нация оказалась недостойной власти над миром. В феврале сорок третьего года Гитлер полностью осознал, кем он является. И потребовал от осажденных в Сталинграде войск умереть, но не сдаваться. Они предали его и капитулировали, чем доказали, что немецкий народ не способен быть его оружием, и потому судьба этих людей стала ему не интересна. Что же, он завоюет власть над планетой с иной нацией. Чуть позже.
- Ева, ты готова? - правильно подобранное имя, пусть задумаются над аллегорическим смыслом его последнего в этом существовании спектакля. Голубые глаза девушки заполнились слезами, она даже не кивнула, а послушно уронила голову.
- Проглоти это. - вялые челюсти разжимаются, таблетка исчезает в щели между открытыми навстречу пальцам мужчины пухлыми губами.
- Проглоти! - властно и настойчиво. Невидящие мокрые глаза, непроизнесенная детская мольба 'как ты можешь со мной так поступать?'. Но яд уже проваливается по пищеводу. Две-три секунды, паралич дыхательных путей и стройная женщина, пытаясь поймать ртом ускользающую жизнь, тряпичной куклой оседает на серую кожу дивана.
На него яд может не подействовать, все надо делать иначе и самому. Невысокий уродец с отекшим лицом вкладывает ствол револьвера в мгновенно заполненный кислой слюной рот. Зубы стукнули о металл, схватились ноющей болью. Ничего, это не надолго. Выстрел разносит череп, выбивает кипящие мозги на френч песочного цвета, одетую как невеста девушку, ворсистый ковер. До скорой встречи, бесхвостые обезьяны.
20... год
Белые
Широкое, во всю стену окно словно опрокидывает помещение на распростертый под ногами город Далеко внизу - крыши домов, простые и с вертолетными площадками, кортами, бассейнами, зелеными садами и даже огородами. А впереди, между столбами небоскребов, сливается с горизонтом узкая полоска бирюзового моря.
К горлу подкатывает дурнота и полный до похожести на бильярдный шар старик, поматывая в стороны обритой до синевы головой, словно откатывается к центру огромного кабинета.
- Не понимаю Вашего пристрастия к пентхаузам. Конечно, на нижние этажи стекает негативная энергия, что тоже нехорошо. Но к чему вообще отходить от давних традиций? У нас в Европе штаб-квартиры в старых замках или небольших особнячках, удобно и стильно.
- Вы не любите высоту, коллега? - его седовласый ровесник с лошадиным лицом и глубокими продольными морщинами на щеках ухмыляется, ловя взгляд собеседника, с которым до того общался только заочно, - Я тоже, как и скорость. Именно потому мы с Вами и дожили до своих лет. Но в этом здании сотни организаций, тысячи людей, и наши службы растворяются в их массе, как крупинки соли в воде. Это в первую очередь - вопрос безопасности. Одиннадцатое сентября Ему еще раз не повторить. И мы ведь до сих пор точно не знаем, кто исчадие ада. При общей уверенности, что Он давно среди нас. Лично я подозреваю всех рожденных после сорок шестого. А таких все больше и больше. В отличие от нашего поколения.
- И поэтому Вы выступаете против приема в Высший Совет молодежи!? Кстати, Герман родился в рождественскую ночь сорок пятого.
- Да, но недоношенным. Его могли зачать и в начале мая. Есть и более весомая причина, по которой я прошу Вас помочь по крайней мере заблокировать его возвышение. Что-нибудь выпьете? - Седовласый, не вставая из черного кожаного кресла, перекатился вместе с ним на полметра к коричневому шкафу у края стола, - полагаю, виски?
- Только не в это время суток, - кривится краем губы толстяк, - И аргументы против наиболее перспективного кандидата должны быть более весомыми, чем дата его рождения.
Секунду подумав, грустно добавляет, - Хотя риск получить Антихриста во главе Общества это вполне убедительный тезис, но через несколько лет у нас не будет иного выхода. Геронтократия не лучший стиль управления. В конце концов, в отличие от дьявольского отродья, мы не можем сделать наши тела неуязвимым для старости и смерти.
Агрессивно размахивая руками, пересекает кабинет наискосок, возвращается к столу, уперев руки в его поверхность, нависает над хозяином кабинета, стальными серыми зрачками впивается в его глаза,
- Знаете, Ваши возражения против самого активного члена общества и главы бесспорно наиболее дееспособных структур тоже наводят на некие размышления. Пусть и родились Вы в тридцатые годы...
Седовласый, не отрывая взгляда от собеседника, открывает тумбу, запускает в нее руку. Толстый пружинит ноги, готовясь скорее не прыгнуть, а перекатиться через стол на собеседника. Из ящика извлекается толстая, бордовой кожи папка, со звонким треском шлепается перед гостем.
- В наших базах данные на миллионы людей. Десятая часть проверена предметно, тысячи временно изолировались для тщательного изучения. До сих пор мы удерживаем несколько сотен подозреваемых в том, что они носители демона. Все это Вы знаете. Но вот данной информацией, - худая рука с длинными пальцами постукивает по рельефной коже, - располагаю только я и те люди, которым я доверяю.
Пауза затягивается. Лысый не спешит брать документы. Ждет объяснений и получает их.
- За последние годы подчиненные Германа по его санкциям, но в тайне от Совета совершили не менее полусотни покушений на убийства. Из них две трети - успешные. Около десятка из погибших - люди старше восьмидесяти, то есть заведомо не носители Врага рода человеческого.
Седовласый откидывается на спинку кресла и голубыми льдинками глаз вопросительно смотрит на коллегу. Несмотря на кондиционированную кабинетную прохладу, крупные капли пота покрывают лицо толстяка, он судорожно втягивает в себя отдающий лимоном воздух, оттягивая сардельками пальцев ворот от горла, хрипит, - Если это правда, Герман орудие сатаны или безумец. И его необходимо немедленно изолировать.
- Я рад, что Вы согласны со мной, - спокойно резюмирует хозяин, - собственно говоря, нам не хватало только Вашего голоса для принятия решения. Если представленные материалы Вас убедят, прошу не мешкать. Мы все понимаем, каковы ставки в этой древней игре. И я вижу, на этот раз от виски Вы не откажетесь.
Книга борьбы (для служебного пользования)
'... Существование Зверя привязано к числу шестьсот шестьдесят шесть. Если проживет Он в теле смертного столько лунных месяцев, то сатанистская сущность полностью покорит человеческую ипостась и вернет Ему память всех предыдущих рождений. Горе, если Антихрист к этому времени еще не заточен или хотя бы не определен, потому что тогда всемеро труднее бороться с Ним...
.... Через треть прожитых лунных месяцев от числа Зверя пробуждает он в захваченной душе мечту о мировом господстве, а еще через такое же время очарованное тело становится неуязвимым, и умереть может только по своему желанию. Даст осечку пистолет, если стрелять в него, порвется веревка, если вешать, погаснет огонь, если сжигать, не задохнется в воде, если топить. Потому нужно держать его в заточении, и читать святые тексты и молитвы, бороться за душу и не давать ей без раскаянья покидать тело, особенно во вторую половину дня тридцатого апреля.
... Если удается убедить человека превозмочь Зверя и покаяться перед смертью, то вновь Его зачнет земная женщина не раньше чем через шестьдесят шесть и еще половину года. Если нет, и умрет Антихрист меньше чем за шестьсот шестьдесят шесть минут до Вальпургиевой полуночи, то вернется когда захочет. А когда при этом добровольной жертвой станет белокурая девственница, то вспомнит Он о себе все сразу при рождении, и это значит, что Армагеддон близок.
... Никогда не победить Антихристу, потому что Создатель не допустит этого, и раньше сотрет мир, дабы создать новый и чистый. Но нужно бороться против Зверя, потому что во время Армагедонна погибнет и Вселенная'.
Белое и черное
... Так вы серьезно полагаете, что я земное воплощение Антихриста? - звонко рассмеялся хозяин замка, - ну знаете, милый, меня не часто удивляют, но вам это удалось. А почему вы так решили? Про свою деловую удачливость и беспринципность я уже слышал, но, согласитесь, этого маловато для столь фундаментальных выводов?
Герман внимательно оглядел говорящего. Высокий ладный мужчина с симпатичными морщинками на загорелой коже, которому может оказаться равно как сорок, так и шестьдесят. Такой типаж очень нравится выросшим на Хэмингуэе и Ремарке романтичным барышням. Вот только глаза. Лицо, рот, зубы, все смеется, все благожелательно словно выворачивается навстречу. Но в глубине черных, как мокрый угольный пепел, зрачков - усталость, безразличие. Смерть.
- За последние три месяца на Вас было совершено семь покушений, - холодным голосом проинформировал охотник собеседника, - Все неудачные. Дважды не срабатывало взрывное устройство. Дважды в последний момент возникали серьезные проблемы у снайперов. Когда в ваш лимузин въехала цистерна с пропаном, она не взорвалась, хотя для этого было сделано все. И вы единственный, кто никоим образом не пострадал в аварии. Еще вас не удалось сжечь из ручного огнемета и отравить.
- Да Вы просто маньяк какой-то, - с напускным испугом произнес хозяин особняка, - По-хорошему, вас нужно сдать полиции или в психушку, - с интересом вглядываясь в Германа, добавил, - Но вы мне стали нравится. Причем я это говорю абсолютно искренне...
Отойдя к стоящему неподалеку бару, плеснул в широкий фужер коричневый напиток из пузатой бутылки, жестом предложил выпивку гостю. В ответ на его отказ недоуменно повел плечами.
- Знаете, откровенность за откровенность. Вы никогда не задумывались, каково это, умирать десятки раз? А потом, когда впервые за сотню жизней появляется время спокойно подумать, осознать, что на самом деле твой бунт заранее просчитан и ты марионетка в руках того, против которого выступил? Кукла, шарж, задача которого вызвать к себе ненависть других игрушек и погибнуть в войне, потому что шансов на победу нет. Нельзя выиграть, когда в правилах игры заранее определено твое поражение.
Помассировал в длинных пальцах бокал со спиртным, с наслаждением повел хрящеватым носом. - Какой запах! Вы знаете, для меня приятнее аромат коньяка, нежели его вкус. И я больше не хочу ни умирать, ни проигрывать.
Подошел к собеседнику, посмотрел мимо него мертвыми невидящими зрачками, - И потому я навсегда отказываюсь от борьбы за планету. А это значит, что Армагеддона не будет. Миллионы праведников никогда не возродятся и не попадут в Царство Божие. Славная шутка и достойный ответ создателю, вы не находите?
Герман почувствовал, как за спину у него словно вылили ведро холодной воды, неприятно сжало желудок. Зашумела голова, и комната поплыла перед глазами...
- Ну-ну, коллега, не раскисайте, - демон в обличие человека несколько раз шлепнул гостя по щекам, - Безусловно, отсюда вы уйдете на своих двоих, и даже с эскортом. Более того, я постараюсь проследить, чтобы вас никто не обидел. Хотя Охотник на Сатану, убивающий невинных людей, такое на моей памяти далеко не впервые. Знаете, мне кажется, Армагеддон творится внутри человека, в той вселенной, которую вы внутри себя мните. Ну и воюйте сами с собой на здоровье. Я в это вмешиваться не буду. Просто понаблюдаю, сколько нужно лет, чтобы вы сами себя уничтожили. Или, пока Ему это не надоест. Черный шар уходит в отставку, и пускай белые катают сами с собой партию до ее конца. Но кто из вас какого цвета, выбирайте сами. Если вам повезет, вы шустро справитесь с этой задачей и быстро прикончите мир. Только я к этому не буду иметь никакого отношения
У Германа скрутило сердце. Кольнуло так, что перехватило дыхание. Возникли лики тех, кого убивали по его приказу. Нехорошие люди, да, но люди. Как его встретят. Там...
- Эй, врача, мигом, - словно через кипу ватных одеял, издалека он услышал исчезающий голос демона.
- Ну вот и славно. И хорошо. Так оно гораздо лучше. Они все поймут, наверное... - потерял он последнюю в своей жизни мысль, принесшую ему вместе с забвением облегчение...