Мое тело умирает. Через неделю его должны сжечь в печи крематория. Скорее бы.
А завтра у меня день рождения. Пятнадцать лет.
Утром я снова расколошматил посуду. Сам виноват. Что мешало сосредоточится на этом движении? Чего проще: протянул руку. Зафиксировал пальцы. Сжал кисть. Убедился, что захват прочен. Поднес стакан к губам. Отпил. Поставил на место. Всего-то.
Так нет, увлекся всенетом. Поступил, как здоровый человек: не глядя, что и как делаю. Вот и результат: на ковре, расписанном аквамариновой глубью - рыбки, водоросли - блестящими кораллами добавились осколки. И лужа апельсинового сока. Киберуборщик сразу же выкатился из ниши в стене, довольно урча, смел мусор, вакуумными присосками подсушил пол. А мне вспомнилось древнее: "Посуда бьется - жди удач!". Только этим себя в подобных случаях утешаю. Но все равно неприятно лишний раз убеждаться в том, что инвалид. Иногда, пусть и ненадолго, мне это удается забыть.
Ненавижу свои дрожащие пальцы, отказывающиеся подчиняться ноги. Безвольные мускулы. Вернее, напоминающее тело медузы желе вместо них:
- Вы скоро сгорите! Всё!!
Ну да, я иногда сам с собой разговариваю. Точнее, с чем дальше, тем больше предающим меня телом. Особо-то общаться не с кем. Раньше приходили сердобольные тетки из хосписа, но напускное смирение и трудно скрываемые жалость этих зануд мне были неприятны, и я попросил родителей их больше не пускать.
Завтра мне пятнадцать лет. Я стану ограниченно дееспособным и смогу подписать договор, который закабалит меня до конца моей жизни. Но выбора нет.
Прозвучали такты полонеза Огинского, над дверью запульсировал изумрудным светом маячок. Открылась внешняя дверь переходного шлюза, значит, через минуту зайдет мама. Иногда я злюсь за неё на то, что она меня родила, отказалась от аборта. Ведь тогда никому бы не пришлось страдать. Ни ей, не папе, не мне.
Если бог или природа против появления на свет кого-либо, им надо уступить, иначе всем будет хуже. Но сейчас об этом поздно рассуждать, потому я молчу о своих мыслях.
Отползает в сторону фрагмент стены с стереоизображением соснового бора, вымытого летним утренним дождем. Психологи посчитали, что такие картинки обостряют мое желание жить. Возможно. Но не в этой оболочке.
От комбинезона мамы приятно пахнет хвоей, озоном, лесными травами. Пока моя болезнь не перешла в критическую стадию, мы иногда всей семьей выбирались на природу - покупали лицензию на древнюю русскую забаву - сбор грибов.
Но пять лет назад с моим иммунитетом стало совсем плохо. А последние три года я не выхожу из ставшей моей тюрьмой герметичной камеры. Даже лица родителей и гостей вижу только через пластик скафандров. Все ради моей пользы. Ничтожный, абсолютно безвредный иным микроорганизм или невидимый клещик, миллиарды которых обитают на иных моих соплеменниках, для меня означает смерть.
Я верю в Бога. В его справедливость и всеведение. Я не мог нагрешить в прошлом. Всевышний не ошибается. Наверное, он наказывает меня за будущее.
Если я умру сейчас, то, скорее всего, попаду в рай. Если соглашусь жить, то совершу злодейство и обреку себя на вечные мучения в аду.
Но как знать наверняка? Я жду знака от Бога. Но он не хочет облегчать мой выбор. Значит, и здесь все придется решать самому.
Под глазами мамы морщинки. Они с папой очень сильно постарели за последние годы. На них кабальный договор с "Бинетом", за который не расплатиться до конца жизни.
Но скоро все закончится. Завтра мне пятнадцать, я подпишу гарантийное письмо по ссуде. На следующий день операция - дольше тянуть нет смысла, все ждали только моего совершеннолетия. "Бинет" не хочет рисковать и списывать кредит, если мои родители по какой-либо причине погибнут. Солидарность пациента ввели после нескольких подобных случаев - то ли несчастных совпадений, то ли осознанного выбора людей, не имеющих возможности гасить беспредельно огромную задолженность.
Новое тело - это не рука или глаз. Три года его доводят до стадии половой зрелости, когда возможна пересадка мозга.
- Ну что, посмотрим, как наш мальчик себя чувствует? - хлопочет мама. "Мальчик" - это не я. Это ОН.
Посреди комнаты разворачивается картинка. Похожий на меня парнишка. Только гораздо выше и здоровее. Понятно, фирма поставляет только качественный продукт. Он словно спит в мертвенно-зеленой воде, опутанный паутиной серебристых нитей, щупальцами шлангов.
Клон, выращенный из моих здоровых клеток. Мое право на нормальную жизнь.
- Правда, ты красавчик? - суетится мама.
Я кривлю губы, показывая, что рад. Мама считает ЕГО пустой оболочкой, куда вдохнут мою душу. Просто куском мяса, что вскоре станет её сыном. Таким, о котором она всегда мечтала. Все три года выращивания ОН провел без сознания. Разбуди - и увидишь идиота, не способного ни на что, кроме примитивных физиологических желаний. В случае отказа пациента от операции, а такое бывало, клона не будут убивать, а поместят в одну из государственных клиник для недееспособных.
Он - не человек.
Я смотрю на лицо клона. Иногда его лоб морщится, рот болезненно изгибается, глаза словно двигаются под веками. Я знаю, что происходит. Он видит сны.
Я боюсь, что Бог мне не простит, если я подпишу договор и соглашусь на операцию.