Ледовской Дмитрий Александрович : другие произведения.

Клыки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Террористы взрывают жилой дом в Москве. Автор прослеживает жизнь оставшихся в живых жителей дома и их собак, организаторов взрыва. Ошеломляющее сплетение судеб, ненависти и любви, словно объединяют две великие религии - православие и ислам.

  
  
  
  
  
   Дмитрий Ледовской
  
  
  
  
  
  
  
   К Л Ы КИ
  
   Роман - Экспресс в 2-х частях
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Москва
   2012 г.
  
  
  
  
  
  
  
   Часть 1
  
   НИКТО НЕ ХОЧЕТ БЫТЬ СОБАКОЙ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Все фамилии, имена, клички собак - вымышлены.

Любое совпадение - случайно.

   Автор.
   Глава 1.
  
   УТРО
   Они выходили всегда первые, в 6 часов утра. Консьерж видел в свое окошко, как мужчина, опираясь на трость и морщась от боли, умудрялся нежно подталкивать серо-черный комочек под зад, и собака, которой исполнилось уже девятнадцать лет, ничего не видя и не слыша, не подымая головы, автоматически переставляла лапы, терпеливо перешагивала через ступеньки и замирала перед входной дверью подъезда. Хозяин, если замечал взгляд консьержа, менял гримасу боли на искаженную улыбку (у него нестерпимо ныло правое бедро, где разваливался старый протез) и кричал:
   -Здорово, Митяй! Мы ещё живы и даже не описались!
   -Честь имею! - отвечал консьерж.
   Так было и сегодня, в мёрзлую ноябрьскую пятницу. Псина по имени Джуба стояла не шевелясь. Писать ей хотелось нестерпимо, но она знала, что сначала надо перешагнуть через холодный железный порог, потом пройти немного вперед, и лишь когда под лапами окажется мёрзлая земля, а не бетон перед подъездом, можно было чуть присесть и облегчиться. Так и случилось. Холодный ветер пробился ей под свалявшуюся шерсть, под лапами почувствовалась земля, и Джуба, исполнив свое дело, немедленно захотела домой, в тепло. Хозяин это понял, дернул за поводок, собака медленно развернулась, и пара страдальцев вернулась в дом. Пока они преодолевали три ступеньки вестибюля, дверь большого лифта разъехалась и два веселых сеттера, Герда и её сын Рей, на длинных поводках, которые еле удерживал дурашливый парень, студент Владимир Сизкович, с лаем запрыгали перед ничего не понимающей и не слышащей Джубой.
   -Эй! - крикнул автоматически старик, знающий, что эти добродушные собаки ничего не сделают его старухе.
   - Привет, дядя Жорж! - студент перепрыгнул через ступеньки прямо к двери подъезда, собаки мгновенно рванули за ним.
   -Привет, привет, стиляга вонючий, - пробормотал не слышно для студента, но заметно для консьержа, дядя со странной фамилией Жорж, - иди гуляй... Чтоб ты сдох со своими легавыми.
   Митяй, мужик 60 лет, майор-ракетчик в отставке, внимательно посмотрел, есть ли грязные следы после лап Джубы. Мраморный пол был чист, мерзлая земля не пристала к подушечкам лап старухи, и консьерж облегченно вздохнул: можно было не протирать влажной тряпкой пол вестибюля.
   В это время в квартире N 92, на 13 этаже, здоровенный мастифф Джон безуспешно пытался разбудить своего хозяина, артиста Влада Патришевского.
  
   -2-
   Тот трудно и хрипло спал, лежа на правом боку, левой ладонью придерживая широкий голый зад незнакомой для собаки женщины с коротким волосами. Собака шарахалась именно от неё, так как пахла она черте чем - какой-то дикой смесью спиртного, косметики, табака, пота и слюны.
   Джон уже применил все известные ему способы - вылизал открытое ухо хозяина, потом поскулил, потом попытался полизать пятки артиста, но тот быстренько спрятал ноги под мятую цветную простыню, а попыткам проникнуть прямо к губам хозяина (это был верный способ, Джон знал!) мешала, прильнувшая к хозяину, чертова баба. Вот уже кого кобель бы рванул всей пастью, если бы не этот жуткий запах! Но на улицу хотелось нестерпимо, ведь Джон сожрал не только свой дежурный корм, но и груду котлет, которые приволокла с собой после вечернего ужина эта парочка. Пёс сел возле головы хозяина и яростно залаял басом. Результат был неожиданным. Женщина вскочила, тряся обвислыми грудями, ойкнула, споткнулась о мужчину, выпала из постели прямо на взвизгнувшего и испугавшегося Джона, и, схватившись за живот, рванула в туалет. Артист же мгновенно плотно, с головой и ногами, завернулся в простыню, и Джон понял, что он не встанет сейчас. Тяжело вздохнув, опустив башку, мастифф прошествовал на кухню и мстительно навалил громадную кучу возле дверей на лоджию. Всё это произошло секунду в секунду, как задёргалась на унитазе перепуганная до расстройства желудка гостья. Они снова встретились через десять минут, нос к носу, возле спальни, и Джон, виновато отвернув голову, пропустил в комнату женщину. Сам же, с трудом, прячась от будущей неминуемой кары, залез в узкий промежуточек между стеной и шкафом в прихожей и положил голову на лапы.
   А красавица, хаски Каси, точно знала, когда её выведут погулять. Только-только она очнулась от сна, где видела себя в упряжке таких же собак, тащивших нарты по белоснежной и веселой пустыне, как ласковые руки хозяйки Тани стали почёсывать её за ушами. Каси потянулась, а Таня тут же стала расчёсывать её светло-желтую, блестящую шерсть, заглядывая в голубые, собачьи глаза и приговаривая:
   -Проснулась моя собака! Проснулась моя умница? А что во сне взвизгивала, что снилось? А ну-ка, хватит тянуться, пошли гулять..
   Консьерж не мог пропустить равнодушно только Каси. Он вышел из своей комнатушки, присел перед собакой, заглянул в глаза, погладил её теплую голову, шею, почесал брюхо, пожал протянутую лапу и, довольный, встал. Митяй почему-то был уверен, что если он пообщается именно с Каси, то день сложится удачно. Поэтому, сев у окошка сторожки, он уже равнодушно смотрел, как вышли гулять поочерёдно пудель Васёк с молчаливой Ниной Ивановной, могучий и спокойный боксер Лайза с председательницей правления этого кооперативного богатого дома, высокой блондинкой Ириной
   -3-
   Леваневской, умная и независимая такса Виола с громадным бизнесменом Яковом Фридманом... Не было только величавого сенбернара Фокса и дога Маркиза, которого безумно боялся маленький, почти карлик, уборщик и дворник, сирота из дальнего, азиатского детдома, которого все звали Зали, сокращенно от Залимхана и так далее, не в силах запомнить всего его сложного и длинного имени. Он как раз появился в вестибюле с метлой в руках. Боязливо огляделся и спросил майора:
   -Собаки злой нет?
   -Нет, Зали, нет! - Митяй встал навстречу малышу 30 лет, пожал его крохотную мокрую ладонь. - Честь имею! Как дела? Принёс мне сто долларов?
   -Какой сто? - нерешительно улыбнулся Зали. - Опять шутишь?
   -Шучу, шучу! Просто у меня завтра день рождения, а денег нет.
   -И у меня нет... Никогда нет!
   -А в получку?
   - Коплю на невесту. На книжке. А злой собака уже гулял?
   Ответить консьерж не успел. Из дверей второго, малого лифта, мощно, но спокойно натягивая поводок, за который держалась высокая и худая, всклоченная дама по имени Изольда Абрамовна Храпова, выбрался Фокс. Зали сжавшись, отошел в сторону. Сенбернар медленно обнюхал дворника, который стал будто ещё меньше и почти не дышал. Изольда Абрамовна весело защебетала:
   -Ну, что вы боитесь, Залинька? Собачка же играет. Ну, посмотрите?
   Зали скосил глаза, а Фокс спокойно повлёк за собой хозяйку дальше, на улицу. Только-только Зали передохнул, как с лестницы чёрного хода с оглушительным лаем вырвался Маркиз. Как оказался Зали на крохотном козырьке, высотой два метра над дверью, - никто заметить и понять не смог. Маркиз, рыча и беснуясь, стал прыгать перед дверью. С клыков собачины стекала пенная слюна, у Зали стали закатываться глаза, консьерж, тоже испуганный, всё-таки пробрался к двери и распахнул её. Дог весело вылетел на волю.
   -Слезай! - приказал майор и принял на свои лапы тщедушное тельце. - Ну, что ты такой трусишка? Кстати, намаз сегодня делал?
   Глаза Зали растерянно округлились:
   -Нет, - тихо сказал он, - не успел. Грех какой...
   -Ну, вот - нагрешил, собака тебе и попалась. Да, успокойся, всё, собака далеко. Стой! А где же хозяин-то?
   Сзади раздался тонкий голос:
   -Посторонитесь, любезные!
   В фойе появился невысокий, с большим животом, короткими ногами и важными движениями толстых и округлых рук, преподаватель и профессор
  
   -4-
   математики Николай Августович Засько, одетый в теплое пальто и меховую шапку. Он держал в руках поводок от ошейника Маркиза и совершенно не
   выражал никакого волнения, что его дог метался по улице абсолютно свободным. Лай Маркиза был слышен хорошо. Митяй хотел было сказать хозяину несколько "теплых слов" о том, как надо обращаться с собакой, но не успел. Профессор уже вышел. Консьерж злобно хмыкнул ему вслед. Подхихикнул и Зали. Майор вздохнул:
   - Сорвался с поводка Маркиз! Поганая всё-таки собака. А хозяин ещё хуже! А, тебе же ключ от подвала нужен? Пошли...
   Они подошли к сторожке, некой прозрачной комнатушке в углу вестибюля, и там консьерж, вручив Зали ключ от подвала, плюхнулся на узкий диванчик и включил телевизор - начались утренние новости.
   Зали же опасливо вышел на улицу, обежал дом, примчался к чёрному входу, юркнул по узкой лесенке к дверям подвала, торопясь, открыл тяжелые металлические двери и включил мутный свет. Три-четыре крысы не спеша удалились от разбросанного по бетонному полу мусора, одна тяжело выпрыгнула из мусорного контейнера, и Зали занялся привычным делом - подмел пол, разбросанный мусор закидал в контейнер и приготовился к самому тяжелому - вывозу этого громадного металлического ящика на улицу, где его вскоре должен был опорожнить подъехавший мусоровоз. Только он уперся своими тонкими ручками в стенку контейнера, как в пролёте дверей появился широкоплечая фигура, и мягкий, густой голос произнес:
   -Селям Алейкум!
   Это был Ахмед.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -5-
   Глава 2.
   РАННИЙ ДЕНЬ
   День медленно закипал в доме-башне на всех его 16 этажах. Леваневская, помыв собаке лапы, выпила стакан зеленого чая, развернула тетрадь, куда заносила все дела на ближайшее время и внутренне ахнула: их было ровно десять и почти все - с выездом в разные районы Москвы. Решительная и волевая, недавно расставшаяся с мужем, но сохранившая его в официальных бумагах, да и в отношениях, благо он в Москве бывал редко, она работала и яростно, и умело. Но первым делом значилось это, и она немедленно взяла телефонную трубку.
   Консьерж откликнулся почти мгновенно, и Ирина заговорила:
   -Дмитрий Иванович, дорогой, выручайте!
   -Так... - помолчав, ответила трубка.- Второе дежурство?
   -Конечно! Опять эта старуха разболелась, а вторая - уехала в Ногинск. Вы же у нас один мужчина на вахте, в расцвете лет, офицер, сильный...
   -Не преувеличивайте мои силы. Ночь не спал. Давление. Да и опять...
   -Что, Зина? - ахнула трубка.
   -Именно, опять эта Зина... Зи-за! Поганая Зи-за!
   История с Зиной Засько, дочкой профессора, началась месяц назад. Это высокая девица 25 лет, обладающая конопушками вокруг носа и вечно криво сидящей шапкой, повадилась приходить домой пьяной и именно поэтому напрочь забывала код замка или сам магнитный ключ. В ещё теплую сентябрьскую ночь она пришла растрепанная, икающая (но в шапке), долго нажимала то кнопку звонка, то глазок видеокамеры. Митяй нажал кнопочку, автоматически снимающую дверь с электронного запора, но Вера никак не могла сообразить, что теперь надо всего лишь взять за ручку и открыть свободную дверь. Она продолжала плямкать пальцами по кнопке и глазку. Разъярённый Митяй (он только что заснул) вылетел к ней и рявкнул:
   -Жрать водки надо меньше! А ещё дочь профессора! Проходи, пьянь!
   Зина Засько подняла на консьержа мутные глаза. Что-то щелкнуло у ней под шапкой, она обхватила щеки Митяя потными ладонями, и, простонав, "Ты ждал меня?", впилась водочно-слюнявым ртом в сухие уста мужчины. Митяй судорожно оттолкнул девицу и не удержался - легко шлёпнул её по щеке. Шапка слетела на землю, и пока консьерж поднимал её, Вера, похоже, немного отрезвела. Она вперила в мужчину неподвижный взгляд, снова криво нацепила поданную шапку, на полусогнутых ногах прошествовала к лифту, ещё раз, но уже озлоблённо-хмуро глянула на Митяя и хмыкнула, зайдя в лифт. Начала мстить она сразу и делала это каждое дежурство майора. Первым делом теперь, приходя домой чаще всего к полуночи, она "не находила ключа и забывала код", нагло трезвонила. Митяй, конечно, уже не выходил к ней наружу, но просыпался, открывал дверь и провожал раздражённым взглядом
   -6-
   худую фигуру девицы, стремглав, но обязательно хмыкнув, пролетающую мимо. Сон улетал от него на добрый час. Затем она придумала новую каверзу. Каждую ночь, в три-четыре часа, в самый Митяев сон, она заказывала покупки в ночных магазинах с доставкой на дом и каждый раз сообщала доставщикам:
   -У нас дежурит консьерж. Он никогда не спит, звоните ему!
   Доставщики (а приносили они форменную чепуху - пару банок сока, связку бананов), добросовестно привозили заказанную покупку, и в каморке консьержа в глухую ночь начинал трезвонить ночной звонок. Сон прерывался окончательно. Так было и сегодня...
   -А что ей принесли? - поинтересовалась Ирина. - Два апельсина?
   -Похоже, пиво... Кстати, мне вот поесть сегодня нечего...
   -Я вам принесу и первое, и второе, и ужин! И кофе! А с ней мы что-нибудь придумаем!
   -Чего тут придумаешь? А что будет на "второе"?
   - Мясо! - председательница почувствовала "согласинку" в голосе майора и явно оживилась. - Ну, что уговорила? Оплата двойная!
   -Вот это самое соблазнительное! Женщина сказала "надо", а мужик ответил - есть! Честь имею!
   -Спасибо, спасибо, спасибо! Целую, целую, целую! Мы спасены!...
   ...Дядя Жорж лапы Джубе не мыл уже давно. Он разогрел ей вчерашнюю кашу, бросив туда ещё кусок масла и подлив молока, но собака, постояв над миской и даже ткнувшись в неё носом, есть не стала, а медленно подошла к двери.
   -Что, опять? - ахнул старик. - Ну, у меня сил нет! Нога болит! Ну, может, потерпишь?
   Но собака сделала ещё полшага и уперлась носом в дверь. Делать было нечего. Жорж морщась, постанывая, снова оделся, нацепил пошарпанный поводок на собаку, взял палку и, хромая, вышел на лестничную клетку. Ближний, большой лифт был на самом верху, ждать было долго (нога болела всё сильнее), а пройти два метра ко второму лифту было не под силу.
   -Ублюдки! Кто там на лифте катается? Напустили полный дом азиатов! Сволочи!
   Консьерж прислушался к бубне дяди Жоржа на втором этаже и пожал плечами. Помочь им было невозможно.
   ...А весёлый балбес, студент Сизкович был занят абсолютно несвойственным ему делом - он тщательно убирал квартиру, оставленную ему на два года родителями, работавшими в Англии. Обе собаки, ненавидевшие уборку, особенно вой пылесоса, были изгнаны на лоджию, где они возмущенно лаяли и поочередно прыгали лапами на дверь. Прекрасно выдрессированные, постоянно выезжающие прежде с отцом студента на весенние и осенние охоты,
  
   -7-
   собаки медленно деградировали под началом человека, абсолютно не занимающимся с ними. Мало того - накормив псин надоевшим педигреем , студент запирал их или в лоджии или в родительской комнате, нередко забывая
   и погулять с ними. И собак донимали невыносимые муки, их тела доходили до судорожной дрожжи, но не гадили мама и сын, терпели иногда почти сутки.
   Сегодня же для них всё складывалось неплохо (погуляли почти полчаса), но бесила уборка. Хозяин же вытер пыль, пропылесосил обе комнаты, а сейчас спешно менял простыни на необъятном диване, ибо именно сегодня в его квартире было решено провести "групповуху, то бишь, групповой секс. Три девчонки-второкурсники и три юноши с третьего курса.
   -Идеально!- радовался студент, шурша бельём. - Все чувихи - миляги! Все пацаны - без дури!
   Немного отравляло ему предвкушение от предстоящих сладостей то, что идею подала его девушка, пухленькая, полногрудая и очень скромная на вид Наташенька. Они позавчера в своей привычной компании играли в "бутылочку", целовались, а вдруг она сняла свои круглые старомодные очки и скромно-скромно сказала:
   -А что мы только целуемся? Я вот читала, что групповой секс повышает иммунитет, снимает стресс! Придаёт уверенности. Давайте перейдем к настоящему делу! Ради здоровья душевного и физического..
   Сизкович, только что осушивший бокал пива, удивился:
   -Ты, Нат, что, в натуре? Серьезно?
   -А почему бы нет? - подхватила веселая и заводная Стела. - Нат, ты молодец! Мы все давно уже не девицы, жизнь скучна, острых ощущений мало. А мы все здоровы, надеюсь? Ну, без венерологии? Так что? Давайте! Только не сегодня, у меня завтра четыре пары!
   -В пятницу! - подхватил Роберт, в чьих жилах текли армянская, украинская и даже немецкая кровь. - Класс! Это будет ярко! А в субботу отоспимся!
   -А у кого есть опыт? - засомневался пухлый и основательный Игорёк. - Вдруг, не получится?
   -Ну, сачканешь немного! - засмеялся Роберт. - Поможем, чем можем! Правда, Марина?
   Марина, прекрасно одетая, с умным и волевым взглядом девушка, презирающая курево, наркотики, подруг и учёбу, усмехнулась:
   -Можно пойти на этот эксперимент! Я - за!
   -Ну, раз все за - то решаем, кто что принесет! - засуетился Роберт. - Я - бутылку коньяка, нет, две! Хачапури, зелень..
   Сизкович, всё ещё немного ошеломленный предложением Наташи, пообещал приготовить мясо, купить водки и пива.
  
   -8-
   -Я принесу сладости, - сказал, наконец, Игорек, - и пару бутылок шампанского.
   -Ну а мы, - весело сказала Стела, - принесём наши прекрасные тела, страсть и нежность!
   Парни радостно захлопали.
   -И презервативы, - тихо добавила Наташа.
   ...Такса Виола лежала на диване и прятала нос под хвост. Ей был противен запах едкого лекарства, которым Яков Фридман яростно растирал свои красные, в гноящихся прыщах ноги. Бизнесмен пыхтел, постанывал, а потом, заглушив стоны, кричал в мобильный телефона, зафиксированный у него в ушах и на гортани:
   -Господин Красавин! Никаких перегрузок! Только прямая доставка! Мы на перегрузках с авиа на железку потеряем весь доход! Фу, вонь какая! Нет, это не вам. В аэропорту есть такой Гугнидзе! Наздар Гогиевич! Сейчас я вам дам его телефон... нет, сам не успеваю. Мне надо... Мне нельзя выйти из дома надолго! Суньте ему триста тысяч! С ума сошли, конечно, рублями! Возьмёт! Скажите, что и дальше будем работать вместе... Сегодня, кстати, не получится. Он будет завтра. А, как раз, приедете ко мне часиков в одиннадцать...Конечно, вечера. Возьмете деньги и утром в аэропорт. Чтоб я так жил... Нет, это наше, одесское. Ещё не забыл!
   Виола не выдержала. Она подняла свою узкую морду, чихнула и, пройдя длинный коридор, вошла в третью, самую дальнюю комнату, где на широкой кровати лежала под белым покрывалом бледная, молодая женщина с распущенными волосами. Она медленно повернула голову в сторону собаки, слабо улыбнулась. Виола подошла вплотную, туркнулась холодным носом в узкую опущенную ладонь, собралась было прыгнуть на кровать, но и здесь её остановил запах каких-то лекарств, в изобилии стоящих на красивой и большой коричневой тумбочке. А ещё, совсем некстати, в спальню вошел хозяин, вонявший так, что даже женщина поморщилась, и Виола, возмутившись окончательно, коротко ворконула и прямиком направилась в кухню. Яков же присел на край кровати и мягко, с необыкновенной теплотой и нежностью, спросил:
   -Ну, что, моя ласточка? Женушка моя милая? Может, хватить болеть? Может, женушку все-таки отвезти в больничку?
   Женщина отрицательно качнула головой.
   -Ты же знаешь, - тихо сказала она, - ты же всё знаешь... Что ж ты меня к чужим людям гонишь, Яша?
   -Я не гоню, не гоню! Упаси Бог! - у Фридмана навернулись слёзы. - Но там же могут больше помочь.
  
  
   -9-
   -Не помогут, - неожиданно твёрдо сказала женщина.- Раз вернули домой - значит, не помогут! А уколы и ты мне прекрасно ставишь. Кстати, пора! Вон те ампулы...
   -Я знаю, ласточка, я всё знаю! Давай-ка я поверну тебя на бочонок, ах, да, на бочок, правда, смешно? Ах, какие у тебя прекрасные ручки!
  
   Он поцеловал ладони женщины, и она почувствовала в них влагу. Яков плакал. Женщина погладила его курчавые волосы, редеющие на макушки, и шепнула:
   -Ты же знаешь, мой отец был ярым антисемитом. Смешно... Если бы он знал, сколько ты для меня делаешь..
   -Возьми мою жизнь, Сашенька, только живи сама...
   -Ну, это как решит Господь! - голос жены снова отвердел. - Я прожила три волшебных года с тобой! И это ой как много! Когда... (голос её стал прерываться) когда жизнь сжимается как шагреневая кожа, эти три года, как... как три столетия... Давай, делай укол.
   ...Таня, как всегда перед уходом, делилась планами с Каси:
   -Он очень красивый и умный. Зовут его Макс. Как собаку. Может, гордый, а, может, застенчивый. Он начальник большого отдела! О! - женщина подняла длинный палец. - Его все уважают! А мы идём после работы в кафе. Потом, он, наверное, попросится ко мне в гости. А что мне делать? Не пустить? Не знаю. Но, на всякий случай, там, в холодильнике - шампанское и виноград. И конфеты. И пирожные. Так, случайно. И колбаска там есть и сыр, и коньячок. Так, случайно... И рыбу в фольге я приготовила. Тоже случайно. Может, пусть приходит?
   Каси вертела головой, почти стонала, понимания настроения хозяйки и уже горюя, что вот Таня уйдёт опять на целый день, а ей скучать и скучать...
   -Да! - вспомнила Таня. - Я же приеду намного позднее. Как же ты терпеть будешь? Ай, я нашего вахтёра попрошу! Идея! Он же тебя так любит. И ты с ним погуляешь. Ура!
   Таня постояла перед зеркалом. Стройная, с гривой светлых волос, серыми, с необычным разрезом, глазами, она явно нравилась сама себе.
   -Да! - сказала Таня. - Мы девушки умные, красивые, нам не хватает только немного удачи. Будем сдержанными, но не постными, будем откровенными, но не болтливыми, будем сексуальными, но не распущенными!
   Хлопнула дверь. Каси постояла перед ней и легла, сунув нос к узенькой, не видимой глазу щелке под дверью, откуда, всё слабея, струился легкий поток воздуха, где был и сладостный, любимый запах от сапог хозяйки.
   Эту собаку, ещё щенком, привёз хозяйке её камчатский друг, организатор и участник знаменитых собачьих гонок по Камчатке и Чукотке, Саша Пенчин.
  
   -10-
  
   Он, немногословный и всегда влюблённый в Таню, передавая теплый, пушистый комочек, сказал, волнуясь:
   -Мне в Москве не жить всё равно! А тебе на Камчатке. Так пусть её живой символ, хаски, будет с тобой всегда. Гуляй с ней почаще, всё-таки северянка. Имей в виду - она ещё без имени, отца звали Касим, а мать - Силга. Можно назвать...
   -Каси! - подхватила Таня. - Ка и Си! Ура!
   Саша улетёл в свой сказочный, пыхтящий вулканами и взрывающийся гейзерами, край, а Каси не просто прижилась в этом доме, но и стала настоящей любимицей, благодаря красоте, ровному характеру, понятливости и вежливости.
   Консьерж проводил взглядом фигурку Тани и вздохнул.
   -До чего ж хороша, - пробормотал он, - аж помолодеть сразу хочется.
   В вестибюле возникла индийская семья - муж, жена и две девочки. Пузатый индус был одет европейски, дети - совсем по современному, а вот жена его, красивая и полная, была разукрашена цветастым длинным платьем, шалью, пятном на лбу и массой браслетов.
   -Праздник? - полюбопытствовал Митяй.
   Индус важно кивнул, а жена улыбнулась весело:
   -Плазник! Плазник! В нашем посольстве собираемся. Сцастливо оставаться!
   -Счастливо нагуляться, - пожелал им вслед Митяй.
   -Вот суки! - раздался сзади скрипучий голос Жоржа. - Ишь ты - гулять пошли! Полчаса лифт держали, черножопые... А мы с собакой мучаемся, ждём...
   -Слушай, Жорж, - полюбопытствовал консьерж, - а почему ты никогда собаку не ругаешь? Ведь она тебе покоя не даёт...
   -Джубу? - удивился Жорж, и голос его как помягчел, словно смазался маслом. - Она же беспомощная... она же со мной девятнадцать лет! Пережила и смерть жены, Клавы и гибель моего сына, дурака поганого, от наркотиков сгинул! Выродок! А Джуба... она, дорогой мой, собака! Просто старая собака, какой на неё гнев может быть. И больна вся насквозь...
   -Так усыпи. Не дай её мучиться...
   -Не могу! Ведь не усыпи, а убей! Понимаешь - убей! Нет, не могу...
   ...- Они все собаки, запомни это!
   Ахмед закурил длинную, коричневую сигарку. Они сидели на корточках возле подвала, только что загнав уже пустой контейнер в подвал и закрыв туда двери.
   -Нет, не все, - слабо возразил Зали. - Дядя Митяй хороший. Дядя Жорж, хоть и ругается - хороший. Я у него часто макароны ем с мясом. А начальник
  
   -11-
   мой, тётя Ира, мне деньги даёт, никогда не кричит. Здесь дети красивые живут. Мусульмане! Люди хорошие. Плохих мало. И людей и собак - мало.
   -Ладно, ты всех прощаешь, это правильно, Аллах милосерден. А ты добрый. Может, слишком добрый?
   -Слишком добрым быть нельзя. - неожиданно твёрдо заявил Зали. - Можно быть только слишком злым. А в Коране так сказано: "Есть ли воздаяние за добро, кроме добра?"
   -Вон как? - удивился Ахмед и внимательнее всмотрелся в Зали. - Ты Коран чтишь? Ведь да? Аллах акбар?
   -Аллах акбар! - эхом отозвался Зали. - Я...
   -И мы все его слуги, - перебил Ахмед. - Так вот, где - то ближе к полуночи я завезу тебе три, может, больше, мешка сахара. Только на ночь! Но надо, чтобы никто этого не знал.
   -А дядя Митяй?
   -И он. Ты же говоришь, что он ложится спать рано? В одиннадцать?
   Зазя кивнул.
   -Ну, вот, чёрного хода он не видит. А утром, часиков в пять, мы сахар вывезем...
   -Мешки крысы погрызут.
   -Не погрызут, у нас сахар особенный, с горчинкой, - слегка усмехнулся Ахмед, - ты тоже не пробуй. А деньги, вот возьми... Здесь тысяча долларов. Можешь не считать.
   -Как много! - удивился Зали, принимая узкий конверт - За сахар так много?
   -Аллах щедр! - торжественно сказал Ахмед.- А мы его слуги! Прощай! И помни - никому ни слова.
   Ахмед быстро и легко поднялся, отшвырнул сигарку и почти бегом подбежал к неказистым "Жигулям". Зали проводил его грустным взглядом, встал и начал сгребать метлой, которая была намного выше его роста, осенние листья, густо осыпавшие площадку перед чёрным ходом дома. Работы было ещё очень много. Надо было сгрести листья здесь, потом перед подъездом ещё одного дома, стоящего метрах в пятидесяти отсюда, затем вернуться в дом-башню, помыть нижний этаж, полы в лифтах, навести порядок в подвале. Просьба Ахмеда его особенно не озадачила, жаль было только вечернего времени, которое он тратил только на одно - чтение Корана. Этому благостному занятию он посвятил уже много лет, и даже нудно работая, устало засыпая, он нередко вспоминал главы святой книги, а губы, почти неслышно, произносили те суры, что ждала в эти моменты его душа.
  
  
  
   -12-
   Глава 3.
   И СНОВА ДЕНЬ
   В вестибюле дома-башни воцарился серый цвет. В этом пустом обширном пространстве наши свое место столик с вазой, мягкие кресла, диван. Дом, в сто пятьдесят квартир, был построен тридцать лет назад, уже испытал два капитальных ремонт и казался его обитателем надёжным, красивым и престижным среди сотен тысяч московских жилищ. Поначалу он был престижным и по составу жильцов - преподавателей Университета, профессуры и их семей, адвокатов, чиновников высокого уровня. Но за последние годы состав проживающих сильно изменился. Пятую часть квартир дети тех самых первых обитателей (в основном отправившимся в мир иной) сдали приезжим из Китая, Индии, Вьетнама, Кавказа, студентам. Дом стал шумным, более грязным, иногда на стенах появлялись, в основном на лестнице чёрного хода, скабрезные рисунки и надписи, с чем неустанно боролись Ирина Леваневская, правление кооператива, и, конечно, дворник Зали и консьержы. Их, защитников, служителей башни, триста сорок жильцов побаивались. Особенно Митяя, единственного мужчины из стражей дома, которого, в отличие от старушек-консьержек, отличали сила, рост, уверенность и громкий голос. Дом все-таки оставался в порядке, новые жильцы, и все собаки, постепенно привыкали к заведенным здесь правилам.
   В середине дня в вестибюле сцепились пудель Васёк и сенбернар Фокс. Спокойный Фокс, убеждённый, что его все понимают и уважают, просто сунулся к пуделю, дабы обнюхать его основательно, да и как-то пообщаться. Ан нет - дурной пуделёк, сначала визжа, стал метаться по вестибюлю, благо, поводка на нём не было, а затем, загнанный в угол, вдруг яростно ощетинился, встал на задние лапы и заорал так яростно, пискляво и злобно, что Фокс отшатнулся в сторону, под ноги своей хозяйки. Изольда Абрамовна также самонадеянно решила расправиться с тихой Ниной Ивановной, но и здесь произошёл полный облом.
   -Вы своего дурачка визглявого на поводке водите! - крикнула Храпова, гладя по башке абсолютно обескураженного Фокса. - А то мы вам тут устроим!
   Что "устроим" - Храпова сама толком не знала, но получила такой отпор от тихой, интеллигентной женщины, какого и представить не могла.
   - Ты что? - свистящим шепотом, оскалив зубы, проявилась вдруг эта тихоня 55 лет, автор двух книг по химии, бывшая ЗЭК по политике, о чём и не подозревала Храпова, всего лишь торгаш и спекулянтка.- Ты что? Смерти хочешь? Вот здесь, прямо в вестибюле? Мой Васёк уголовников брал, овчарок рвал, а я, таких как ты, сама давила...
  
  
   -13-
   Храпова, перепуганная и видом соседки и в особенности словами "уголовников брал" исчезла как мираж. Фокс, естественно, вместе с ней. А Васёк тут же от страха обделался перед сторожкой. Митяй не обиделся.
   -Сейчас, - сказал он политической химичке,- сейчас уберу...
   -Ну, что вы! - всполошилась Нина Ивановна.- Я сама! Это ж мы виноваты.
   Совместными усилиями позор Васька был ликвидирован быстро. Нина Ивановна с интересом оглядела консьержа:
   -Вы такой джентльмен. А приходите - ка ко мне на кофе! Молотый, густой, со сливками! И ликёром!
   Митяй сначала смутился, но вдруг заметил, что Нина Ивановна обладает округлой, тяжёлой грудью, свежим лицом, хорошими зубами и... всё нормально!
   -Можно, - согласился консьерж, - только придётся на утренний кофе, я ведь дежурю...
   -А утром кофе совсем не плох! - улыбнулась Нина Ивановна, да так улыбнулась, что проснулся вдруг в чреслах Митяя мужчина, тот мужчина, что толкал когда-то его хозяина на безумства и подвиги.
   -Приду! - задохнулся майор. - Приду обязательно!
   -Жду с утра!
   Нина Ивановна была быстро проглочена, вместе с нервно трясущимся пудельком, лифтом, консьерж, отдуваясь, как после бега, снова оказался на узком диванчике. А в этот момент Изольда Абрамовна Храпова в своей неописуемо грязной, но заставленной богатой мебелью и безделушками квартире, развалившись и расставив ноги, села в кресло, и вывела на чистом листке бумаги: "Районный отдел милиции. Главному начальнику. Довожу до Вашего сведения, что в нашем доме обосновалась типичная уголовница со смертельно опасной собакой неизвестной породы..." Фокс, похоже, одобрял действия хозяйки, полизывая её ноги, колени и даже обнажённые промежности женщины, на что Храпова реагировала благостно...
   Наконец-то вышел на свет божий и Влад Патришевский. Злой, возмущенный уборкой собачьего кала, артист дергал за поводок, толкал ногой в бок громадную собаку, на что Джон реагировал абсолютно спокойно. Был этот пёс пижонски (чтобы заметили в театре !) куплен хозяином за приличные деньги у одного любителя мастиффов четыре года назад, когда Влад окончательно перебрался из уютного Владимира в сумасшедшую Москву, поближе к высокому искусству столичных театров. За эти годы артист переменил два театра, три квартиры, и Джон перебирался вместе с ним, спокойно перенося тяготы актерской жизни. В общем, артист привык к собаке, жили они, не мешая друг друга, не обижаясь на всякие необходимы мытарства . Например, во время гастролей Владу приходилось отвозить Джона на дачу к
   -14-
   одной редкой почитательнице его таланта, рассчитываясь только целованием рук, цветами. Почитательница была старая и немного сумасшедшая. Джон скучал не агрессивно, охранял дачу и её хозяйку, но всегда, после приезда, Патришевский забирал собаку к себе. На улице Влад разозлился ещё больше - было холодно, мокро и противно. И не только это...
   -Гадина привязчивая, - сказанул он и плюнул в сторону дома
   А дело в том, что спящая в его снимаемой квартире женщина, видимо, не собиралась никуда уходить. У неё разболелся живот, она выпила марганцовки, и... помирилась и подружилась с Джоном. После лёгкого душа пёс принял её запахи уже без отвращения и даже лизнул руки. Намёки Влада на то, что у него вечерний спектакль, полно дел, Гаянэ Григорьевна (в театре - Гэгэ) не приняла.
   -Отыграешь - и ко мне! Роль то у тебя там крохотная...
   -Зато в самом конце, - неуверенно ответствовал Патришевский.
   Неуверенность его была обоснована тем, что Гаянэ была женой художественного руководителя театра, отбывшего на недельку на пляжи Турции после первой премьеры нового сезона. Ссориться с решительной, сексуально озабоченной женщиной ему, всего год назад пришедшему в этот театр, было смерти подобно. Именно она подсказывала мужу, кто должен быть
   играть ту или иную роль, и Владу, было твердо обещано, что в знаковой премьере по пьесе Бомарше ему будет дана роль Фигаро. И вот за это обещание он должен был выполнять сексуальные прихоти тридцатипятилетней, худой и резкой женщины, не имея на это никакого желания и, похоже, уже и сил.
   -Пошли в аптеку, - обреченно сказал он псу, - надо виагры купить...
   Жорж, наконец-то, лег на диван. Джуба лежала рядом на полу, и хозяин, опустив руку, касался её загривка. Нет, не гладил, именно касался. Они погрузились в сладостную дрёму. У человека уходила тяжкая боль из бедра, собака же словно находилась в мягкой вате, где не было ничего - ни звуков, ни видений, ни желаний есть или пить, лишь слабые запахи ещё чуть-чуть давали ей контакт с окружающим миром.
   -Надо ещё купить пожрать, - пробормотал Жорж, - сволочи...
   Это было его последнее ругательство. Он лежал в своём вечном полусне, где короткими всполохами памяти взрывались бои на каменистых склонах Афгана, тяжкая боль госпиталей, просветлялись лица жены и сыны, боевых товарищей, какие-то облака, стальные двери, странные коридоры, куда он уходил вместе с собакой на маленький огонёчек, мерцающий далеко-далеко. В
   эти часы он никого ни ненавидел, теплый ток от шерстки слепой и глухой собаки переплетался с еле мерцающим током жизни его пальцев, и эта невидимая живая нить была словно пуповина двух судеб, такой слабой и такой упорной...
  
   -15-
   Митяй, прекрасно пообедав щами и мясом с фасолью, принесенными заботливой начальницей, почувствовал тяжеленное желание поспать, что было категорически нельзя днём. Преодолевая сонливость и звон в ушах, он стал ходить кругами по просторному вестибюлю, с ужасом думая о том, что впереди еще длинный вечер и полусонная ночь.
   -Кажется, я зря согласился, - шептал себе под нос майор. - Экий герой нашёлся...
   Прогоняя сон, Митяй в то же время накручивал усталость, и Леваневская, выйдя с Лайзой, заметила:
   -Вы, Дмитрий Иванович, сидели бы спокойно и отдыхали.
   -А вы что ж не отдыхаете? - ответствовал страж дома. - После обеда приспнули бы минут сорок.
   -К ветеринару едем, - ответила председатель, открывая дверь. - У Лайзы катаракта объявилась на левом глазу. И что-то не ест сегодня ничего... Лайза, ко мне!
   Понурая Лайза, вдруг, ожила и дернулась навстречу Джону, который величаво и удовлетворенно входил в подъезд. Они осторожно обнюхались и спокойно разошлись. Влад склонился перед Леваневской:
   -Приветствую самую очаровательную председательшу в мире! Позвольте ручку!
   -А и позволю! - засмеялась женщина и потянула ему левую руку, где висела сумочка. В правой был поводок.
   Патришевский, ничуть не смутясь, придержал сумочку, поцеловал руку и с тоской подумал, что эта женщина ему намного милей, чем та, с опустошенным желудком, что ждала его нетерпеливо в постели.
   Ирина почувствовала этот искренний мужской импульс, дрогнула и чуть сжала пальца артиста.
   -Сегодня играете? - спросила Леваневская.
   -Да... - вздохнул Влад. - И допоздна...
   -А когда же пригласите на спектакль?
   -Через месяц-полтора. И не просто на спектакль, а на премьеру, где я буду играть...
   Тут Влад осёкся. Актёрское суеверие не загадывать вперёд, сработало мгновенно. Да ещё и охватила тоска от мысли, что, сколько же надо отработать с костистым телом Гэгэ, дабы реализовать эту самую премьеру.
   -Приглашу! - коротко добавил он. - И не только на премьеру!
   -Я запомню! - взволновалась женщина.- Ой, пора! До встречи!
   Двери лифта и подъезда закрылись почти одновременно. Митяй же продолжил ходить. Спать всё ещё хотелось.
  
  
   -16-
   Глава 4.
   ВЕЧЕР
   -И ты понимаешь - Чехов смеётся, а актёры - нет! Каково? Не видели ничего актёры МХАТа смешного в том, что продаётся вишнёвый сад, гибнет и распадается семья. Шутки Гаева - уродливы, судьба Варвары ужасна! И до сих пор никто не может сделать из этой пьесы смешную комедию. Максимум - трагикомедию! Ты согласна?
   -Конечно! - убеждённо подтвердила Таня, никогда не видевшая спектакля "Вишнёвый сад" и смутно вспоминающая что-то об этом произведении то ли из школьной программы, то ли из чьих - то разговоров.
   -Вот! - радовался как ребёнок Макс Кулаченко. - Я вообще убеждён - Чехов гений малых форм! Рассказов, повестей, ну, например, хороша, хотя и затянута его "Степь". А...
   Голос Макса словно растворялся в дымном полумраке кафе. Таня, выпившая два полных бокала шампанского, была в лёгкой нирване, заставляя себя напрягаться только для того, что бы, что-то ответить разговорившемуся кавалеру. Из последней фразы до неё донеслось: "слишком эклектично!", на что она наобум сказала:
   -Но эклектика - это сложно.
   Макс задумался. Выпил третью рюмку коньяка, морщась, сжевал дольку лимона.
   "Пьёт он хорошо,- отметила Таня, - но не пьянеет".
   -Да! - воскликнул он. - Эклектика сложна и главное, суметь её сделать пластичной...
   "Как там Каси? - вертелось в голове прекрасной женщины.- И как будет дальше? Так и будет про Чехова молоть? А уже десять вечера... Даже на танец не пригласил. Всё молотит и молотит".
   -Всё это прекрасно, - сказала Таня, - но давайте-ка просто... просто потанцуем. Кстати, Чехов прекрасно танцевал!
   -Да? - изумился Макс, неловко протягивая даме руку. - Я не знал...
   "Я тоже",- подумала Таня, кладя руку ему на плечо. Они медленно задвигались под томную мелодию. В полупустом зале кафе танцевали только они одни, и это смущало Макса. Рука его стала потной, и Таня мягко заметила:
   -Макс, всё хорошо! Мне очень приятно быть с тобой...
   Она легко прижалась к нему грудью, и мужчина явно дрогнул. Он даже рискнул прижаться к щеке женщины своей щекой, которая тоже оказалась потной. Таня, естественно, не отдвинулась, а когда мелодия замерла, сказала:
   -Ну, что, время позднее?
   -Да-да! - засуетился Макс. - Сейчас...
  
  
   -17-
   Он подозвал официанта, расплатился с ним щедро, оставив сто рублей "на чай", осторожно вывел женщину на промозглую, сырую улицу.
   -Такси! - крикнул он.
   "Ну, Таня, - сказала сама себе женщина, - теперь не ошибись. Ты или желанная женщина или просто б...ядь. Но, кажется, его не хочу. А! Будь что будет! На Камчатку я не полечу, Саша останется другом (тут что-то кольнуло в сердце), но жить-то надо? Денег мало. А он, кажется, очень порядочный и обеспеченный человек. И красивый - это важно. Как там моя Каси?"
   С любимой собакой Митяй отгулял в девять вечера. Отказать Тане в её просьбе он не мог. Каси была спокойна и дружелюбна, поводок не дёргала, но консьерж всё равно чувствовал тяжкую усталость, хотя и дышал полной грудью и ходил медленно. Майор не любил, в целом, собак (Каси была исключением), своей новой работы и никакой власти. Полгода минуло с того дня, как его бросила молодая жена, увезя из дома всё, что только влезло в большой джип, принадлежащий ничтожнейшему, по мнению Митяя, человечку - суетливому корреспонденту городского телевидения. Остались пустая мебель, один из трёх телевизоров и холодильник. Это событие, резко подкосившее моральный дух бывшего офицера, укрепило его давнее желание бросить тупую работу где-то накануне нового года и вообще уехать из Москвы. Ещё полный физических сил, он подумывал о жизни со старшей дочерью от первого брака и внучкой в Брянской области, где ему, с приличной по меркам провинции, пенсией, было бы приготовлено вполне комфортное место в большом, пятикомнатном доме. Мог он махнуть и на место прежней военной службы в Мурманск, где его ещё помнили и помогли бы устроиться. В конце концов, материальный тыл был обеспечен: московская квартира была его неделимой собственностью, и он мог или продать её или просто сдавать. Но... и это "но" заключалось в том, что он безнадёжно любил свою крикливую, маленькую жену с татарским разрезом глаз, что верил, вдруг, у них, с этим вертлявым существом, что-то не сложится, и она вернётся, вёрнется с восьмилетним Серёжкой, о ком больше всего стонало и плакало сердце немолодого отца Дмитрия Ивановича. Поэтому и ставил себе всё новые и новые даты отъезда большой и кряжистый мужчина, обманывая себя, ненавидя всё больше свое одиночество, свой просительно-дрожащий голос, когда он вымаливал часы свидания с сыном. И, то ли от усталости, то ли ещё от чего, он, вдруг, всхлипнул слезливо. Разозлился, развернулся и пошёл к дому. "Ещё чего не хватало - плакать!" - яростно подумал Митяй, просто плюнул в сторону и всё-таки снова всхлипнул.
   Отведя собаку в её квартиру на седьмом этаже и заперев дверь, майор спустился в свою прозрачную скворечницу, и сразу же приготовил крепчайший кофе. Основная масса жильцов уже прошла, многие уже и отгуляли с собаками. Почти не обратил внимания страж дома на группу молодёжи, проскочившую в квартиру к Сизковичу, отметив только, что девушки громко хихикали, а парни
   -18-
   словно прятали лица. К одиннадцати вечера Митяя неодолимо тянуло прилечь, но вдруг он увидел на мониторе, где проявлялись входящие в наружную дверь, Таню и какого-то мужика. Они встали перед видеоглазком, долго о чём-то говорили, наконец, Таня открыла дверь и пошла через вестибюль. Мужчина робко двигался за ней.
   -Привет, Дмитрий Иванович! - фальшиво непринужденно крикнула женщина. - Как там моя собака?
   -Отлично! - также фальшиво непринужденно ответил консьерж и передал ей ключи от квартиры. - Погуляли, всё сделали, только лап я ей не помыл...
   - Сама помою! Спасибо вам! - Таня пропустила в лифт мужчину. - Спокойной ночи!
   -Честь имею! - автоматически привычно ответил майор.
   Укол ревности был словно приглушен усталостью, и Митяй вздохнул. Можно было укладываться спать. Усталость была так велика, что он даже не удивился, когда перед ним возник Зали, робко протянувший ему руку.
   -Ключ от подвала дай...
   -Так поздно? - медленно удивился консьерж. - Эк тебя приспичило. Что- то не доделал? Бери сам. Если усну, а, наверняка, усну, повесь ключ вот здесь, над дверью. Я её не закрою...
   Зали никогда не работал вечером. Но Митяй не стал углубляться в причины столь неожиданного ночного рвения дворника. Мысли путались, а диванчик манил неудержимо. Митяй уснул почти мгновенно.
   ...Компания "сексгрупповушников" выпила уже прилично. Потанцевали, всё смелее хватаясь руками за самые интимные части тела партнёров и партнёрш, при этом пухлая грудь Наташеньки была уже практически оголена, Стелла скинула юбку и танцевала в одних трусиках. Марина пока держалась своей одежды, но яростно целовалась то с Робертом, то с Владимиром, снявшими рубашки и майки. Роберт уже остался и в одних плавках. Снова уселись за стол, и тут Марина скинула руку Игорька, жадно лапнувшую её бедро.
   -Пшёл вон! - сказала красавица.
   -Ты чё, девушка? - удивился Игорёк. - А как же секс?
   -С тобой? - пьяно удивилась Марина. - Никогда!
   -Марина, мы же групповуху затеяли! - вмешался Роберт.
   -Групповуха - хорошо, - сказала медленно Марина, - но с ним я не буду!
   -Так какая же это групповуха? - Наташенька вообще скинула с себя всё до пояса.- Все так все! От коллектива отрываться нельзя, подруга!
   -Закрой титьки! - крикнула Марина. - Вы чё, офигели? С ним? Групповуха? Да я ему на безлюдном острове не дам!
   Она презрительно ткнула пальцем в сторону Игорька.
   -А у меня на тебя и не встанет, - обиделся Игорёк. - Королева корявая...
   -19-
   -Корявая? - окончательно взъярилась Марина.- Пошли все к чёрту!
   Она схватила со стола и грохнула об пол пустую бутылку, вызвав яростный лай Герды и Рея, запертых в соседней комнате. И рванула вон из квартиры.
   -Стой! - заорала Стелла и выбежала вслед подруги, так и не надев юбки, но набросив на плечи длинный, до колен, плащ.
   В квартире наступила тишина.
   -Вот тебе и групповуха, - тихо сказал Игорёк. - Ладно, ребят, я пойду. Мне здесь делать нечего...
   -Посошок на дорожку... - растерянно предложил Сизкович.
   Игорёк махнул рукой и вышел. Роберт плюхнулся на диван и застучал кулаками себя по груди.
   -Компания распалась окончательно, - подытожил Сизкович.
   -А мы на что? - сказала Наташенька. - А вы что, не мужчины?
   Ноздри её раздулись, и она совсем перестала быть той скромняшкой, какой ей видели всегда. Она схватили за руку Владимира, подтащила к дивану, упала сама на Роберта, яростно впилась в его губы, в то же время сдирая брюки с Сизковича. Через пару минут она уже сидела на Роберте, ритмично двигая тазом и не выпуская из ладони слабо возбуждающееся мужское достоинство Владимира. Он покорно стоял рядом в упавших до пола штанах, положив ладони на пухлые плечи вошедшей в раж юной развратницы, и недоуменно помаргивал, всё ещё не веря, что это и есть групповой секс.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -20-
   Глава 5.
   НОЧЬ
   Зали послушно мёрз возле дверей подвала. Внутрь его не пустили. Чёрные фигуры молча и быстро вытаскивали из "Газели" мешки с "сахаром" и относили их в подвал.
   -Три, четыре пять, - тихо считал дворник.
   -И хватит! - рядом возник Ахмед. - Пять мешков - это хорошо.
   Он нервно оглядывался и спешно курил. Две мужчин, пригибаясь, стремительно исчезли в машине. Ахмед бросил окурок в сторону и жарко зашептал в ухо Зали:
   -Ключик повесь незаметно. Пусть он там повесит... У сторожа вашего.
   Зали осенило:
   -А как же вы заберёте сахар утром? Я же буду спать...
   Ахмед невидимо улыбнулся:
   -Мы приедем к тебе, разбудим. А, хочешь, поехали с нами? Проведешь ночь с правоверными! Шашлык поедим... Потом вернёмся, а? А ключик пока отнеси...
   Зали осторожно прошел в сторожку и повесил ключик на его место - на гвоздик у косяка двери. Митяй спал. Его большие ноги не умещались на диване, и поэтому ступни свои страж дома устроил на табуретке. Зали вышел снова к чёрному входу. "Газели" уже не было, стояли только "Жигули" Ахмеда. Машина мелькнула фарами, открылась задняя дверца, и Зали влез в теплое нутро автомобиля. Рядом с Ахмедом сидел незнакомый горбоносый мужчина, налысо бритый, но бородатый. Он коротко и хрипло приказал:
   -Гони к гаражам...
   -Это Салтан, а это Зали, - познакомил Ахмед.
   -Привет, - буркнул горбоносый.
   Машина с ходу, как-то нервно, рванулась, быстро проскочила огромный проспект, сделала несколько поворотов и остановилась перед рядом гаражей.
   -Вот этот, - сказал горбоносый, - хозяин уже умер.
   Ахмед завёл машину в темное нутро гаража (двери открыл горбоносый), потом гараж был плотно закрыт, но все трое мужчины остались стоять возле него. Зали снова стало холодно. Горбоносый, куря одну сигарету за другой, отрывисто спросил:
   -Сколько?
   Ахмед глянул на часы:
   -Должно быть в полночь. Осталось пять минут...
   -Помоги нам Аллах, - пробурчал горбоносый, - мы отсюда услышим?
   -Нам скажут, - ответил Ахмед и хлопнул по плечу Зали. - Не дрожи, потерпи немного.
   -21-
   ...В комнате было жарко. Наташенька добилась своего. Парни разгорячились, потеряли чувство стыда, и из последних сил выполняли все
   фантазии обезумевшей женщины. Разгоряченная, с каплями пота на лбу, губах, между грудей, на животе, остро пахнущая женщина, не давала партнёрам ни секунды передышки, начисто забыв про презервативы. Каждая клеточка её тела требовала новых ласк, маленькие пальчики, влажные губы, неутомимо и удивительно умело находили у парней новые зоны возбуждения, и как только кто-то из них входил в неё, она начинала вскрикивать и стонать, снова возбуждая желания продолжать эту невероятно сладостную игру. Страстная троица не слышала даже воя и визга запертых собак, которые ближе к полуночи словно взбесились. Лишь раз, в момент передышки, Сизкович крикнул:
   -Тубо! Тихо там!
   Он даже хотел войти к Герде и Рею, взять их и погулять, заодно передохнуть от секса, но Наташенька вцепилась в его ноги, впилась губами в уже натёртые до боли гениталии студента и повалила его на пол, на ковёр....
   А Таня уже успела принять душ, переодеться в соблазнительный халат, одетый на абсолютно обнаженное тело (будь, что будет!), но Макс, сидя в углу дивна, прихлёбывая коньяк, всё говорил. Сейчас его несло на тему исторических и политических мистификаций. Разгорячившись, с каплями пота на лбу, блестя зрачками темно-карих глаз, он убеждал:
   -Таня, ты не верь, не верь в историческую ложь! Гитлер, когда ему было двадцать лет, дружил с Лениным и играл с ним на Капри в шахматы! Каково? Отсюда вывод - уже тогда Гитлер стал агентом Ленина! Или наоборот! А вся эта политическая борьба коммунистов и фашистов - мистификация с целью взятия власти и деления мира! Каково?
   "Господи, - вертелось в голове уставшей женщины, - похоже, он просто дурак. Или слишком умный. Нет, нет, просто увлечён своими идеями, просто не знает о чём со мной говорить... И спать уже хочется. Но неужели он не видит меня". Она умела шелохнулась, прекрасная грудь обнажилась почти до сосков. Голым коленом она прижалась к его плотному бедро, и мужчина... вскочил:
   -Пойми! - он, стоя, допил рюмку коньяка. - Пойми, что мы все живём в мире исторических иллюзий и мистификаций. Была ли Великая французская революция! А кто знает! Мы там были? Не были! Может, всё это придумано и расписано писателями-историками? Каково? А был ли Христос? Были ли Македонский, Наполеон, Де Голь..
   -Де Голь был, - обречённо сказала Таня и прижала к себе голову Каси. - Про него фильм по телевизору показывали...
   Кулаченко, начавший крупными шагами мерить комнату, остановился:
   -Ну, да... Кино! Вот величайший мистификатор века! Вот где ложь и мираж...
  
   -22-
   Таня сникла окончательно. Каси же, непривычно взволнованная, тыкалась розовым носом в руки хозяйки, лизала их, отскакивала, снова подходила, яростно виляя хвостом, оглядываясь на коридор, на входную дверь...
   -Гулять хочешь? - шепнула ей в ухо Таня. - Ведь ты же гуляла с Дмитрием Ивановичем? Ладно, подожди, сейчас оденусь.
   Судя по всему, третья попытка двадцатипятилетней женщины найти надёжного спутника жизни, не удавалась. Первый жених, проживший с Таней три года, предприимчивый, богатый и очень замкнутый бизнесмен (от него и осталась эта квартира), увлёкся 18-летней певицей, укатил с ней в Америку, да там и застрял надолго, вернее, навсегда. Второй претендент в мужья, был уже немолодой журналист, испугавшийся именно Таниной молодости и красоты, расстался с ней, как сейчас говорят, цивилизованно, подарив любимой новый громадный телевизор и дорогое кольцо. Недавнее появление в жизни скромной экономистки нового избранника - Макса, молодого и серьезного начальника в Министерстве экономики, где трудилась и Таня - было воспринято женщиной как заслуженный праздник! Но, праздник пока, явно, не удавался.
   ...А индийская семья продолжала праздник. Хозяин ритмично постукивал негромко в бубен, а жена и две дочки, босые, в легких сари, самозабвенно танцевали на мягком ковре... Они кружились, принимали сложнейшие мимические позы, играли глазами, весело улыбались. Они прожили в Москве уже три года, но ни на йоту не ушли от своих обычаев, праздников, искусства. И почти каждый вечер у них заканчивался или танцами и песнями или чтением индийских сказов или просмотром национальных фильмов.
   Сегодня закончился срок их работы на чужбине, и черед четыре дня они улетали домой, в чудесный город Бахрампур на берегу Бенгальского залива, где их ждал уютный дом в обрамлении тенистого сада. Родни у них не было - все погибли в один из терактов на свадьбе брата жены. Этой семьей снова начинался род Кхана. Так мечтал хозяин. Билеты на рейс Москва-Дели были закуплены заранее, крупная сумма заработанных денег лежала в самом надёжном индийском банке. Они были глубоко благодарны России, давшей возможности сделать им мощный финансовый рывок от уровня жизни семьи среднего чиновника до уровня солидно обеспеченной семьи. Но родными и близкими эта страна, этот город им не стали. Их жизнь в Москве напоминала длительную командировку, где всё было подчинено одной цели - успешно завершить дела и вернуться домой. Ждать, ждать по-восточному мудро, они умели все - и муж, и жена, и даже малышки, Гита и Рита, названные так в честь известных киногероинь.
   Свой праздник был у профессора Засько. Сегодня он добился, что из университета были отчислены два самых ненавистных ему студента. Вражда с этими второкурсниками шла всё время учёбы. Ребята как то сразу не вписались в общую, достаточно неразличимую для преподавателя, массу учеников, были
   -23-
   дерзки, задавали множество странных вопросов, а однажды профессор подсмотрел, как они перед началом лекции изображали его! Да так смешно, что
   весь поток хохотал, свистел, ибо они были похожи на Николая Августовича и надутыми животами, и самодовольными лицами, а главное, репликами, теми репликами, которые профессор считал и умными и важными. Участь хулиганов была решена. Беспрестанные двойки, ежедневные жалобы, на которые не скупился математик, сделали своё дело. Студентов отчислили за неуспеваемость. Поэтому профессор сидел один-одинёшенёк (две жены сбежали от него поочередно давным-давно вместе с детьми, осталась только Вера) на кухне, наливал себе раз за разом по половине стакана дорогой водки, медленно выпивал, закусывал то маринованными грибами, то хрусткими солёными огурцами, мягким черным хлебом, макал в хрен куски хорошо прокопчённого окорока (подарок с Украины), и чувствовал, как душевная радость всё более переплетается с физическим наслаждением, полной негой. Ему даже не мешало то, что облачёно было собственное тело педагога в костюм с тёплым жилетом, рубашку с туго повязанным галстуком, лишь на ногах были вместо ботинок мягкие тапочки. А Маркиз, ненавидящий запах спиртного, убрался на своё место на коврике возле дверей большущей, в четыре комнаты, квартире, и безрадостно спал. Жизнь собаки была скудна. Маркиз не знал даже обычной людской ласки - поглаживания по голове, не знал добрых слов, что от ушедшей давно женщины, что и от самого хозяина. Да и Вера не обращала на собаку никакого внимания. Дог был оставлен хозяину его последней женой, которая, уходя, крупно, продырявив в несколько местах бумагу, написала на прощальной записке следующее: "Боже, как мне надоел ты! Зануда! Живи вот с этим злобным монстром, парочка, что надо! Меня не ищи. Зануда! Зануда! И ещё раз - зануда! Привет алкоголичке Вере". Внешне спокойно принял этот уход профессор, но стал попивать в одиночестве, а иногда с Верой, математик, стал меньше следить и за собакой и за собой. Вот так, одетым, уснул и сейчас хозяин, уронив голову на руки, забытые на столе, в одной из которой застыл пустой стакан...
   ...Уснула и Изольда Абрамовна. Перед сном она начисто переписала заявление в милицию, сложила его в красную, бархатную папочку, где лежали Почётные грамоты за активную комсомольскую деятельность, успехи в социалистическом соревновании в честь Дня торговли, в честь Дня рождения Ленина, годовщин Октября. Штук двадцать было этих грамот. А таких папочек было ещё две, они лежали на пыльном подоконнике, рядом с таким же пыльным кактусом. Закрыв папочку, она удовлетворенно вздохнула и легла на диван:
   -Ну, теперь ты у меня попляшешь!
   Фраза, естественно, была адресована, невидимой Нине Ивановне, а вот следующую тираду Храпова обратила к Фоксу:
  
   -24-
   -А ты что же? Не мог справиться с пуделем хилым? Ты же сен-бер-нар! Спасатель людей! Личность! А ты меня спасти не мог от какой то тётки-
   демократки! Ты - пёс откормленный! Каждый день жрёшь мясо! Каждый день гуляем по три раза...
   При слове "гуляем" Фокс вскочил.
   -Лежать!- крикнула хозяйка, но пёс беспокойно завертелся на месте. -Лежать! Место! Никуда не пойдём! Не заслужил! Всё! А вот если завтра ты не хватанешь этого вонючего пуделя за... то..
   Она завернулась в одеяло и добавила:
   -То не получишь мяса...
   ...Васек лежал на ступнях хозяйки, которая, сидя в уютном кресле, все не могла оторваться от стихов Ахматовой. Читала, улыбалась, клала книгу на колени, снова подносила к близоруким глазам, иногда опускала свободную руку, гладила собачку и снова читала. Такие, похожие как близнецы, вечера она проводила уже несколько лет, после того, как муж, редактор крупного издательства, неожиданно умер от сердечного тромба во сне, четыре года назад. Он за неделю до смерти принёс юного пуделька домой, на что Нина Ивановна решительно заявила:
   -Или этот пёс или я! У нас же уже есть змея!
   -Ну, милая, всего на несколько дней. У него заболела старушка-хозяйка, наша уборщица. Потеряла сознание прямо во время уборки. Инсульт тяжелейший. И этот Васёк...
   -Почему Васёк?
   -Так мы его все зовём. Хозяйка-то носит фамилию Васькова. В общем - пес остался один. Ну, пару дней побудет у нас, найдем ему хозяина и отдадим в хорошие руки.
   "Пара дней" обернулась неделей, муж неожиданно умёр, и Васёк стал постоянным жителем этой, не потерявшей уюта и книжной умиротворённости, квартиры.
   Песик, наволновавшийся после схватки с Фоксом, вздрагивал, иногда нервическая дрожь пробегала по его худенькому тельцу, он взвизгивал во сне, снова и снова переживая прошедшую ссору. Было тепло, уютно и чисто, и женщине даже не хотелось из мягкого кресла перебираться на уже застланную кровать. Иногда она посматривала на подоконник, где в громадном стеклянном ящике, бывшем аквариуме, желтело тело мощного, маисового полоза, подаренного хозяйке шесть лет назад одним из её многочисленных учеников. Безобидная змея как-то незаметно прижилась, но до сих пор пудель не подходил к подоконнику, а когда полоз раз в две недели убивал и проглатывал свою мышь (доставляемую, естественно, хозяйкой), то Васёк забивался в дальний угол и оттуда взлаивал.
  
   -25-
   ...А Митяй проснулся от телефонного гудка мобильника. Ещё сонный, он не разобрал, откуда пришёл звонок, но мгновенно очнулся, когда услышал непривычно виноватый, отвратительно любимый голосок жены:
   -Митенька, ты спишь? А я нет, я скучаю... Очень скучаю... И Серёженька тоже. Ты, если мы вернемся, пустишь нас? Пустишь?
   Жена тихо плакала. Митяй задохнулся.
   -Да- да.. О чём речь? - забормотал он, приподнимаясь на диванчике. - Конечно, ведь... мы семья! А Сержик где? Гуляет?
   -Какой гуляет, Мить? Двенадцать ночи. Спит, спит он! И ты спи, завтра поговорим. Честь имею, да? Да?
   -Честь имею... Спокойной ночи.. Ты, точно, вернёшься?
   -Да! - донёсся возликовавший голос.
   Спать Митяй, уже не мог. Волнение было так велико, что к горлу подкралась тошнота, яростно билось сердце. Теперь он радостно решил ещё раз прогуляться и, скинув одеяльце, потянулся к висящей тёплой куртке.
   И в этот самый момент хихикающая Зина Засько ткнула пальцем в пуговичку звонка.
   -Просыпайся, хрен старый, - прошептала она, хмыкнув...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -26-
  
   Глава 6.
   ВЗРЫВ
   Влад Патришевский подходил к дому, чувствуя, как тяжелеют ноги, как всё мерзее становится погода, как суше и противнее становится во рту, как всё страшнее от мысли, что ждёт его в собственной квартире на широком отвратительном диване. После серенького, завершившегося жидкими аплодисментами, спектакля он выпил с двумя товарищами по сцене в гримёрке бутылку водки без закуски, и весь последующий путь в грязном метро с мрачными пассажирами, затем по хлюпающим улицам, был словно путь к казни. Уйти невозможно и идти-то невозможно! В мутной голове он искал пути решения проблемы, одна из них, поменять квартиру, показалась сначала удачной, но потом он махнул рукой и сказал вслух:
   -Всё равно найдёт. Это же ищейка, а не женщина.
   Шаги его становились всё медленнее, тяжелее. А когда в памяти, вдруг, всплыло похотливое, с размазанной на узких губах помадой, лицо, странным образом напоминающее маску Пьеро, он остановился и закурил. Покурив, снова тяжело пошёл, и метрах в ста от башни-громады на узкой аллее, отделяющей дома проспекта от автострады, к нему весело кинулась коричневая и мокрая Лайза.
   -А! - приветствовала артиста Леваневская. - После спектакля? Он прошёл, как всегда, хорошо?
   -Прекрасно! - бодро соврал Влад. - Три раза вызывали!
   -А где ж цветы?
   -Не люблю их таскать в метро, - насупился Патришевский и быстренько сменил тему, - почему так поздно гуляем? И одна! Где же муж и сын?
   - Муж в Италии, сын в спортивном лагере, сейчас же осенние каникулы!
   -А почему же так поздно гуляете?
   -Вы знаете - собака достала! - удивленно заговорила женщина. - Мы никогда так поздно не гуляем. А тут просто с ума сошла. Лаяла, кидалась на дверь. А как вышли из дома - успокоилась и, самое обидное, ничего не делает - ни по малому, ни по большому! Зато успокоилась.
   -Однозначно, обманщица! А ведь собаки могут чуять какую-то беду! А?
   -Ой, не каркайте, Влад! Ну, какая беда, тем более, когда рядом такой мужчина! - Ирина неожиданно испуганно посмотрела на башню. - А дом наш прочен и... красив... Не правда ли?
   Они враз посмотрели на махину дома, уходящую темной башкой в рвано бегущие облака. Было удивительно тихо. Даже притих и вечно бормочущий проспект. На двух, видимых собеседникам, серых стенах, светилось три-
  
  
   -27-
   четыре окна. Спящие, отдыхающие, резвящиеся, жильцы и гости дома, никто, кроме всё чувствующих собак, не знал, что тонкие нити судеб, страданий и
   радостей, жизни и смерти, словно в фокусе, сошлись на часовом механизме, лежащим в груде гексогена.
   -Он похож на ракету на старте, - отметил Влад.
   -Или на крепость.
   -Больше на тюрьму, - пробормотал Влад.
   Он был рад, что оттягивался момент встречи с Гэгэ, снова закурил, но Ирина лукаво улыбнулась:
   -Но в этой тюрьме, вон, в окошке, там-там, на тринадцатом этаже, свет в одной "камере" горит. Похоже, это ваша" камера"? Что, Джон свет зажёг?
   -Да, такой у меня пёс. Он и говорить умеет. Вчера сказал - гони ты всех гостей!
   -И он прав! Ждёт вас, поди... Не спит.
   -Не спит, наверное..
   -Он, наверно, гулять тоже хочет? - фраза была сказана явно с намёком.
   -Верно! - оживился артист. - Вы походите ещё с Лайзой ? Подождёте меня? Я быстренько выйду!
   -Только без гостей, вернее, без гостьи...
   -Ох! - искренне вздохнул Влад. - Дал бы Бог... Может, она спит?
   -При свете? - засмеялась Леваневская. - Кто спит - тот спит! Видите, сколько темных окон?
   Они снова посмотрели на башню, мертво подпирающую небеса.
   -Наш дом - наша судьба! - торжественно сказала Ирина.
   Влад вдруг резко вскрикнул:
   -Смотрите, Ира, дом дёрнулся, ей Богу, дёрнулся!
   Его слова смял могучий порыв ветра, словно выдохнутый домом. Тяжкий гром ошеломил весь окружающий мир, глаза Ирины и Влада запорошились потоком мокрой пыли, а когда они снова могли видеть, то дома уже не было. Была страшная, окутанная паром, искрящаяся странными огоньками темная груда, на которую всё ниже опускалось грязное небо, в которое взлетали тёмные листья, какие-то обрывки бумаг, мусора... И была безумно напуганная Лайза, натянувшая как струна поводок, и рвущаяся куда - то в сторону.
   - Боже... - тихо, ещё не осознавая всего происшедшего, сказала Ира, - что-то случилось? А... дом-то где?
   -Дома нет! - голос Влада сорвался. - Чёрт, что же я скажу её мужу? Она же голая наверняка!
   - О чём ты говоришь... - медленно проговорила непослушными губами Ирина и, вдруг, завизжав, рванулась к дому, волоча за собой упирающуюся собаку.
  
   -28-
   Влад же сел прямо на мокрую землю и, похоже, потерял ощущение себя и времени. Ноги его не держали.
   ...Ахмед и горбоносый враз прислушались. Сомнений не было. Далёкий гул мог быть только эхом взрыва.
   -Слава Аллаху! - сказал горбоносый. - Сколько неверных покинуло наш мир!
   -Ещё неизвестно, ты не спеши, Салтан, - сказал, снова куря, Ахмед.
   -Известно! Другого быть не может, верно, друг?
   -Что? - спросил Зали.
   Он стоял чуть в стороне и почти не осознанно, молитвенно восхищался тревожно волнующимся небом.
   -Ничего, мальчик! - Ахмед подошёл и прижал к себе трясущееся от холода тельце.- Если бы ты знал, как ты славно послужил сегодня Аллаху, какой подвиг совершил! Сейчас поедем праздновать, пить коньяк, есть шашлыки, славить Аллаха...
   Стремительно подкатил серый, длинный лимузин, и чей-то молодой голос весело крикнул из тёмного нутра машины:
   -Гордитесь, правоверные! Кара свершилась! Мы отомстили за наших братьев! Все праведники попадут в рай, а неверные - в ад! Но времени мало, сейчас всю Москву оцепят. В машину!
   Все трое оказались на заднем сиденье лимузина. В руках у горбоносого оказался громадная, оплетенная бутыль вина, он сделал несколько жадных глотков из горла и передал её Ахмеду.
   -Аллах акбар! - воскликнул Салтан.
   -Аллах акбар! - эхом ответили все сидящие в машины.
   Выпил Ахмед несколько глотков сладкого и терпкого вина, но иззябшийся Зали отказался от спиртного категорически и даже сказал тихо:
   -Правоверные не пьют вина.
   На что Ахмед ответствовал:
   -Ночью можно! Аллах не видит.
   -Аллах видит всё и всегда, - ещё тише сказал Зали, но его никто не услышал.
   Машина стремительно мчалась вон из города, мужчин словно охватила какой-то пароксизм воплей и дрожи. Они поочередно кричали "Аллах акбар", "Смерть неверным", "Слава Аллаху", пытались даже делать танцевальные движения руками, хлопали друг друга по плечам, хохотали и пили, пили... Ничего не понимающий, очень уставший, Зали сначала подкрикивал им жиденьким тенорком, потом уснул, а машина всё мчалась и мчалась в навалившуюся ночь, в пустую стынь ноября.
  
   -29-
  
  
   Глава 7.
   СПАСАТЕЛИ
   Подполковника МЧС Антона Лобова сегодня знобило от лёгкой простуды, поэтому он позволил забраться на диван к себе немецкой овчарке Дону и грелся, обхватив теплое тело животного. Пёс, хотя и гордился таким послаблением режима (обычно он спал на своём месте в углу кабинета), лежал тихо, не шевелясь. Ведь в любой момент могла войти хозяйка, и тогда Дона не спас бы никто. Его бы выгнали с дивана. Но когда мобильный телефон заиграл знакомую мелодию "Катюши" Дон вскочил сам. И угадал.
   -Сейчас выхожу! - коротко сказал Лобов в телефон. - Нет, вместе со всеми, моя машина далеко. А пока - передайте коммунальщикам - немедленно отключить все коммуникации. Как, никого нет? Так вызывайте!
   Как ни старался подполковник одеться тихо, ничего не получилось. В обширную прихожую одновременно из двух дверей вышли семнадцатилетний сын Никита и заспанная, раздражённая, жена.
   -Папа, я с тобой! - сразу же сказал Никита и стал одевать кроссовки.
   -Сначала спроси - куда!? И спроси - возьму ли я тебя?
   -Папа, ты куда? Но я с тобой!
   Никита продолжал спешно одеваться. Жена глубоко вздохнула:
   -Боже, как мне всё это надоело! Сколько ж можно? Не жизнь, а ад! Причем, безденежный ад, самый тяжёлый! Ты ж температурил, папуля? А тебя, Никита, я не пущу! Опять перемажешься весь. Вызовы, вызовы, вызовы... А я жду и психую! И почему я не родила девочку?
   Лобов, держа в руках полусапоги, удивился:
   -Всего четвёртый вызов за год, Люда! Всё остальное - учения.
   Никита, уже одетый, доставая мощный фонарь и грубые перчатки, взялся за ручку входной двери:
   -Так что случилось папа? Надеюсь, не как прошлый раз? Никто не провалился под землю... В канализацию?
   -Черт его знает, - Лобов наконец-то обулся , - похоже - взрыв дома.
   -Не пущу! - заверещала супруга, но Никита уже выскочил из квартиры.
   -Ничего, - согласился Лобов, - пускай приучается. Да и не в первый раз он со мной. А ведь хороший парень у нас вырос, а? Боец! Десантник! Продолжатель традиций!
   -Да, - поникла женщина перед закрывшейся дверью и перекрестила её, - вы бойцы, а я мать и жена бойцов. Какое-то вечное "Прощание славянки". Дай Бог им удачи!
  
  
   -30-
  
   В автобусе была уже вся команда Лобова. Прозвучали глухие, вразнобой, "Привет, командир", и замызганный автобус покатил.
   -Что кому известно? - громко спросил подполковник.
   Спасатели (а было их семь человек) переглянулись.
   -Только адрес, - ответил водитель. - То ли взрыв, то ли какая другая авария. А что там - бытовой случай или теракт - никто не знает.
   -Пожарных вызывали?
   Команда снова переглянулась.
   -Мы - не вызывали, - сказал кто-то в глубине салона.
   -Товарищ подполковник, - водитель, управлявший машиной уверенно и чётко, был самый опытный из всех собравшихся, - чего панику гнать? Сколько раз вообще зря приезжали? Через пять минут всё сами увидим...
   Через пять минут команда спасателей ошеломлённо стояла перед дымящейся, величественной грудой развалин, по которой уже карабкался с ломом в руках на самый верх неистовый Никита. Стояли открытые, но пустые две машины "Скорой помощи". Вокруг метались жильцы близлежащих домов, некоторые из них были одеты наспех, кто-то зажёг свечи, словно в церкви, несколько милиционеров бестолково пытались навести порядок, видимо не понимая, какой он должен быть, этот порядок. Лобов всё понял.
   -Матюгальник! - коротко приказал он, и через мгновение водитель вложил ему в руку тяжёлый мегафон.
   -Внимание всем! - мощный голос Лобова заставил всех вздрогнуть. - Всем отойти от развалин дома! Ко мне подойти электрикам, сантехникам и представителям милиции. Соблюдать порядок и тишину! На развалины никому, кроме спасателей, не подниматься!
   Вокруг командира, мгновенно в него поверявшая, сгрудилась толпа. Опытные водитель Гриша и еще один спасатель, суровый и небритый Егорыч, сразу же встали чуть впереди Лобова. И вовремя. К нему первые кинулась Ирина и Лайза. Дон мощным рычаньем остановил Лайзу, а Ирина застряла в крепких руках Гриши.
   -Товарищ! Товарищ! -- кричала Леваневская. - Это мой дом! Я председатель правления!
   -Тихо! - снова рыкнул Антон Сергеевич. - С Вами, женщина, потом. Сантехники есть?
   -Есть! - к нему посунулся низкорослый мужчина в форменной куртке.
   -Немедленно перекрыть все коммуникации к дому! Все!
   -Есть! - ответил сантехник и исчез.
   -Электрики! - кричал Лобов.
   Никто не отзывался. Лобов наклонился к Егорычу:
  
   -31-
   -Давай, разберись, отключи питание. Если будка закрыта - руби замок. Но чтобы всё было обесточено! Всё вокруг! Гриша, немедленно вызывай передвижные краны, телефоны у меня...
   -Я всё знаю, командир! - Гриша был действительно опытен. - Сейчас свяжусь.
   К Лобову, как только он остался без "охраны", решительно подошёл хорошо одетый, высокий мужчина и напористо спросил:
   -Вы здесь главный или кто ещё?
   -А в чём дело? - нетерпеливо ответил подполковник.
   -А в том, что я из соседнего дома! Моя фамилия Рачков. Инженер-энергетик. Первым делом я протестую, если отключат свет, а во-вторых - когда мне вставят стёкла? Стёкол на кухне и в большой комнате нет! Разбито всё от вашего взрыва!
   -Моего взрыва? Ты что, дурак? - спросил изумлённо Лобов. - Ты о чём? Уберите его от меня!
   Мужчину резко оттолкнул один из молодых милиционеров. С вершины обрушенного дома донёсся крик Никиты:
   -Папа! Я что-то слышу!
   Лобов снова прильнул к мегафону:
   -Дамы и господа! Товарищи! Друзья! Прошу полной тишины! Полной! Мы должны услышать, остался ли кто живым! Понятно? Жи-вым!! Считаю до трёх! Раз! Два! Три!
   Слово "три" прокричали хором и сгрудившиеся вокруг командира спасатели. И хотя полной тишины не наступило (по проспекту мчались машины, что-то бормотали сгрудившиеся жильцы, поскуливала Лайза), но Лобов услышал: останки дома как будто глухо стонали, плакали, выли и лаяли.
   -Так! - решил Лобов. - Ребята из госавтоинспекции - быстро обнесите развалины цветной лентой. Спасатели - кайла и лопаты в руки - и на дом. Работайте аккуратно, не мне вас учить. Слушайте! Слушайте в оба уха! Дом блочный, пустот должно быть много! Большие обломки не трогайте, а ты, Дон, ищи! Ищи, мой милый!
   Дон привычно ткнулся носом в первую же дыру и залаял.
   -Ты что? - снова изумился подполковник, спешно поднявшись к собаке. - Здесь-то что может быть?
   Но прыгнувшим на лоб глазам командира из неширокой, заваленной мелким мусором дыры показалась черная рука, за ней перемазанное лицо и донёсся хриплый голос:
   -Ну, сволочи! Помогайте! Собаку, собаку не забудьте...
   -Это дядя Жорж! - закричала Леваневская. - Живой! Живой!
  
  
   -32-
  
   И бросилась к нему. К спасённому с рёвом кинулись почти все, кто был на улице, но на сей раз несколько милиционеров быстро и надёжно встали живой стеной перед толпой.
   -Живой... - скрипел Жорж, которого легко вытащили Лобов и старатель Георгадзе, мощный грузин из Батуми. - Живой. Собаку не пораньте...
   Джубу дядя Жорж крепко прижимал к себе правой рукой и казался абсолютно спокойным. От подбежавших врачей он отмахнулся и, сразу же признав в Лобове начальника, закричал:
   -Вот, вот, черножопые всё это! Взорвали таки нас! Сволочи! А ты где был, начальник? А? Где?
   -Как вы спаслись? - не обижаясь ни на миг, взволнованно спросил Лобов. - Там есть ещё живые? Там, где вы были?
   -Нет никого... громыхнуло, а я лежу на кровати, темно как в жопе... Но чую - сквознячком из дыры тянет. Там углом стены сошлись. Ну и пополз. Собаку в зубы, то есть в руки - и пополз. Труп там чей-то лежит. Раздавлен плитой...
   -Вы точно знаете, что это труп? Может, шок?- спросил подполковник.
   -В Афгане служил, насмотрелся жмуриков, - тихо ответил Жорж. - И мне всегда везло. Как и сейчас. Ох, что-то заплохело мне... Давай своих сволочей эскулапов. Но собаку не отдам...
   Дядю Жоржа всё-таки уложили на носилки и впихнули а машину. Джубу он не отпустил, и она лежала на его животе, пока врачи вертелись в служебном раже вокруг первого пациента...
   - Командир! - подбежал один из спасателей. - Есть первый труп...
   Это была Зина. Она лежала снаружи дома. Всё её тело было цело. Но плита козырька над дверью, рухнув, раздавила ей голову, смешав в кучу кости, волосы, мозги и шапку.
   -Кто это? - крикнула Лобов. - Товарищ председатель, кто это? Опознать сможете?
   Леваневская боязливо подошла.
   -Так одевалась Зина Засько.. - она вгляделась внимательнее - Да, это Зина...С ума сойти. А где же голова?
   -Нет головы. - хмуро ответил Лобов. - Она под развалинами.
   -Боже... - тихо сказала Леваневская, отходя от мёртвой. - Это же счастье...
   -Какое счастье?- изумился не отходящий от неё Патришевский. - Какое счастье? Один спасённый, самый ненужный из всех! Девушка погибла. А там Гаянэ.. В чужой квартире. Собака там. И что мне теперь делать? У кого же счастье?
  
   -33-
   -У меня! Там не было моего сына и мужа! - голос Ирины словно надорвался. - Там не было меня! Лайзы!
   Подполковник понимал - один случайно выживший жилец может оказаться и единственным спасённым. Надо было искать и искать. Дон уже неистово рыскал по развалинам, его, словно отточенный, нюх, впитывал всё, но сколько же было ненужных, поганых запахов. Пёс знал, что главное - найти человека, но резко били в нос запахи собак, кошек, крови, грязи, бытовой химии, заставляя его недоуменно замирать, а потом снова искать точное место, где мог быть человек.
   -Внимание! - снова закричал в мегафон Лобов. - Под развалинами есть живые люди! Мы будем искать их и обязательно найдем!
   Толпа ответила гулом. Подбежал Гриша:
   -Командир! Два автокрана подойдут через час. Едут ещё два отряда спасателей, бойцов двадцать, а я от твоего имени приказал прожектора доставить!
   - Папа! - разгоряченный Никита последним прыжком с обломка бетонной глыбы оказался перед отцом.- Папа, там чётко слышно, кто-то воет! Лай собак!
   -Собак? - Лобов снова припал к мегафону.- Госпожа председатель правления! Ко мне!
   Ирина, заплаканная и всё-таки, чем-то, неуловимо для командира, довольная, оказалась перед подполковником. Лайза жалась к её ногам. Вместе с ней подошёл высокий молодой мужчина в испачканном светлом пальто.
   -Это со мной, - сказала Леваневская. - Жилец нашего дома.
   -Влад Патришевский! Артист! - сорванным голосом представился мужчина.
   -А вы как выбрались? - поразился командир. - Откуда?
   -Я не выбрался, - почему-то обиделся Влад, - я до взрыва был на улице.
   - А-а! Госпожа...
   -Ирина Васильевна Леваневская. Можно Ирина.
   -Подполковник Лобов. Скажите, в доме много собак?
   -Много! Штук десять!
   -Плохо!
   -Почему? - спросили враз Ирина и Никита.
   -Они будут сбивать с розыска нашу ищейку. Значит так, Никита. Передай ребятам, чтобы собак уничтожали на месте!
   -Папа! - поразился Никита. - А если можно вытащить?
   -Людей, людей надо спасать первым делом. Вон, Дон уже с толку сбит этими собачьими запахами. Всё! Это приказ! Хотя, если можно, вытаскивайте и собак. Если только не будут мешать. Стой! А откуда это свет в домах? Кто позволил?
  
   -34-
   Резкий крик раздался на развалинах. Держащий обрывок провода спасатель Михаил Фролов упал. Одновременно вспыхнул свет в окнах такого же стоящего рядом дома-башни. Это инженер-энергетик Рачков, возмущенный отключением света, влез в трансформаторную будку и включил все рубильники, как только Егорыч вышел из будки. Удар тока потряс и Митяя, провалившегося вместе с полом глубоко в подвал, но ещё живого.
   -Кто? Кто врубил свет? - задохнулся Лобов.
   Никита первым подбежал к будке и ни секунды не раздумывая жмякнул кулаком по голове выходящего оттуда с достоинством Рачкова.
   -Милиция! - заорал инженер. - Террористы!
   Никита в незнании замер перед электрощитом, но рядом возник Егорыч и вырубил рубильник. Свет погас. Но еще один обрывок провода, торчащий в одной из пустых квартир, заваленной кипами газет и журналов (хозяин, книгоман, жил на даче ), успел пучком искр вызвать пожар. Легкий дымок
   вырвался наружу и стал густеть и темнеть, закручиваясь в спираль. Пожарные сработали хорошо. Струи воды были направлены на этот участок работ, спасателям пришлось покинуть развалины. Удар тока вызвал потерю сознания у Фролова, но в машине "Скорой помощи" его привели в чувство, и Михаил, отталкивая врачей, вернулся к товарищам. Подкатил ещё автобус с отрядом спасателей. Вскоре они облепили всю гору развалин, Дон и еще две собаки - ротвейлеры Джек и Лорд - неустанно рыскали по всему холму, что-то находили в живом комке запахов и звуков, лаяли, скребли лапами, но добраться до чего-то живого было пока невозможно. Мелкие камни, мусор уже были скинуты вниз, но сдвинуть большие блоки людям было не под силу. Дон встретил коллег по спасению спокойно. Коротко рыкнув на Джека и Лорда, он продолжал совать свой испачканный нос везде, где ощущался запах живого. Он словно очертил для себя свой участок и не мешал ротвейлерам работать. Правда, когда они взлаивали, он садился, насторожив уши, потом снова начинал искать. Он уже разобрался, откуда именно шли запахи человеческих тел и именно там скрёб лапами, и нюхал, нюхал, нюхал. Работал Дон без поводка, и ему не надо было говорить "Ищи!" Он просто не мог не искать. Джека и Лорда с поводка не спускали. Проводники этих собак пытались ударами ломов и кирок как-то облегчить собачью работу. Но пока было всё напрасно. Лобов, тоже яростно шуровавший киркой и лопатой, крикнул:
   -Тишина и перекур!
   К нему сразу же придвинулись две мужские фигуры. Влад Патришевский спросил мягко:
   -А скажите, пожалуйста, когда начнут извлекать тела?
   Лобов так посмотрел на артиста, что тот ретировался мгновенно. Зато Рачков проявился агрессивно и почти в упор.
  
   -35-
   -Вы должны арестовать наглеца, который ударил меня! Вон он (Раков показал на Никиту)! Я напишу заявление! В суд! В суд!
   -Послушайте, - как-то мирно заговорил Лобов, - вы же инженер, это означает - хитромысляший! Понятно?
   -Не совсем, - инженер был сбит с толку, - при чём здесь хитромыслящий? Меня ударили...
   -А при том, что хитромыслящий должен предугадать, когда его просто ударили, а когда начнут пи..дить по полной программе!
   Лобов рывком притянул к себе за ворот Рачкова и яростно плюнул тому в лицо, а взбудораженный Дон одним хватом зубом располосовал энергетику низ кожаного пальто. От мощного толчка Рачков рухнул на грязнейшую землю под ноги Патришевского.
   -Вы... вы видели? - возопил, вставая с четверенек, непобедимый Рачков. - Бьют невинных людей! Спасатели это? Нет! Это убийцы!
   -Да, - сказал себе, а получилось Рачкову, Влад, - тела начнут доставать не скоро. Если достанут! А всё равно, мне не оправдаться.
   -Оправдаться? - изумился Рачков, тряся пальцем перед носом Влада. - Мы будем обвинять! Это произвол!
   -Произвол, произвол... У вас пальто сзади разорвано. - заметил Патришевский. - А вот муж её прилетает завтра. А чего я стою, как пень? Там же Джон!
   С этими словами артист скинул пальто на капот автобуса спасателей, взял валявшуюся лишнюю кирку и решительно полез на развалины. Рачков
   проводил его изумлённым взглядом и оглянулся - надо было немедленно найти свидетелей его "избиения".
   -Так-то лучше, - проворчал заметивший поступок артиста Лобов, - Господи, помоги найти живых!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -36-
   Глава 8.
   ЕЩЁ ЖИВЫЕ
   Взрыв пяти мешков гексогена в подвале не был направленным, профессионально организованным. Мощная волна рванула в разные стороны с разной силой, поэтому дом распался неровно, слегка влево, завалив своими обломками несколько гаражей, стоящих рядом машин, и узкую улочку позади фасада здания. Почти все автомобили сейчас выли различными сигналами противоугонных средств. Но здесь жертв не было. А в самих обломках образовалась масса больших и мелких пустот. Куда попали люди и животные.
   Митяй почти не ощутил взрыва. Ему показалось, что произошел какой-то мрачный кошмар, то ли извержение вулкана, то ли землетрясение. Громыхнуло, куда-то сбросило и...всё. В полной темноте консьерж хотел привычно включить свет, но руки он не ощутил. Дёрнулся, и... пошевелится-то не мог! Свободной левой рукой он коснулся своего правого плеча, которое словно упиралось в стену. А руки не было - она была полностью придавлена рухнувшей плитой.
   -Ни хрена себе! - успел шепнуть консьерж. - Вот тебе и "честь имею".
   В этот момент пришло понимание происшедшего и невыносимая боль. Митяй потерял сознание. Майор не знал, что взрыв под полом произошел чуть в стороне, поэтому вся сторожка словно ввалилась в едко пахнувший и дымный подвал, в той стороне, где была пустота. Он очнулся за секунду до того, как идиот Рачков включил рубильник. Кусок обнаженного провода лежал на груди майора, тело было наполовину затоплено водой, и удар тока оказался смертельным.
   Взрыв словно выбил левую часть стены снизу, и башня посыпалась на бок, создавая треугольники, изломанные пирамиды и кубы, те самые пустоты, о которых говорил Лобов. Весь тринадцатый этаж провалился словно в колодец. Гаянэ, лежащая на диване, летела вниз вместе с ним, а к ней словно прилип яростно визжащий Джон, и так они, обнажённая женщина и собака, почти в обнимку оказались на уровне третьего этаж, прикрытые перевернувшимся диваном, под косо ставшим обломком стены. Все жильцы, жившие выше - на 14, 15 и 16 этажах погибли почти мгновенно. Их переломало, сломало, раздавило, когда стены, потолки, ванны, мебель, падая, перетирали, тискали, рвали их тела, оказавшиеся такими хрупкими... Гаянэ же, просто слегка ушибленная, ничего не понимая, оказавшись в безопасности, ещё не ощущая холода, мгновенно стала выть и кричать. Она орала так, что Джон, инстинктивно искавший защиту в человеке, уперся передними лапами ей в живот, но отползти было некуда! Тогда он тоже яростно залаял. Он звал на помощь своего хозяина, он, безумно напуганный, всё - равно был уверен - хозяин придёт! И лаял так, что заглушил вопли сходящей с ума женщины.
  
  
   -37-
   ...А такса Виола мгновенно взяла инициативу на себя. В момент взрыва Яков Фридман сидел на постели жены, держа её на руках и коленях. Так она
   легче засыпала, меньше терзали боли... Он напевал её смешную песенку про Вилли Винки, а такса тайком пристроилась сзади, и согревала своим телом спину хозяина. Эта комната, словно шахта лифта, рухнула целиком вниз, и, лишь ударившись о какое-то перекрытие, перекореженная, превращенная в кубик, спасла жизнь всем троим. Яков, очнувшись от шока, всё понял сразу. В кромешной темноте он нащупал обрывки постельного белья, одеяла, ощупью закутал потерявшую сознание жену, с ужасом ощутил её кровь на своих руках и тихо позвал:
   -Виола!
   Собака мгновенно лизнула ему руку.
   -Виола! Милая! - хрипло попросил хозяин. - Ищи! Ищи выход! Ты же умница.
   Такса стала искать. Это дело она знала блестяще. Дочь Виолетты, рекордсменки различных собачьих конкурсов, Виола обладала невероятным нюхом, храбростью и умением проползать в самую узкую нору. Она быстро вынюхала узкий, изломанный проход, откуда тянуло уличным воздухом, распласталась, как в привычной работе по поиску грызунов в норах, и поползла. Она ползла абсолютно осмысленно за помощью, она лапами и зубами прорывала, прогрызала себе дорогу, чихала от едких запахов, отдыхала, взвизгивала, несколько раз возвращалась назад, но хозяин говорил одно и тоже:
   -Ищи! Ищи!
   Фридман плотно прижимал к себе тело жены, дышал женщине в рот, нашёл глубокую рану на её голове, смог кое-как забинтовать её обрывком простыни. Но женщина в сознание не приходила. И, щупая её пульс Яков, с ужасом убеждался, что ток жизни становился всё тоньше и глуше...
   Такса, наконец-то вылезла на склоне холма развалин, когда работа спасателей уже кипела во всю и залаяла
   -Откуда эта собака? - крикнул Лобов, всё видевший и всё замечающий - Чья это собака?
   Никто не ответил. Лишь ротвейлер Лорд потянулся на запах сучки, но проводник требовательно скомандовал:
   -Фу! Ищи!
   Лорд недовольно продолжил поиск. Виола же возбуждённо тявкала, бросалась к людям, и Лобов скомандовал Никите:
   -Убрать её! Забери её!
   -Стойте, стойте !- Леваневская опрометью кинулась на развалины. - Эта наша собака. Это Виола, собака Фридманов! Она выбралась! Выбралась!
   -Откуда? - обрадовался Лобов.- Ребята, ищите проход! Это шанс! За собакой следите!
   -38-
   Искать прохода долго не пришлось. Виола быстренько примчалась к своему лазу и требовательно залаяла. Возле неё собрались Лобов, Егорыч, Никита, Леваневская и Патришевский, еще несколько спасателей.
   -Н-да-а..., - протянул Егорыч, когда Никита еле-еле смог просунуть в нору край кирки. - Вот тебе и шанс. Проход-то только для такой собаки и есть.
   Все растеряно переглянулись. Подошел Дон, сунул нос в лаз, вздохнул и сел. Знакомый запах человеческого тела был, но такой далёкий, такой слабый, ведь путь к людям, проделанный таксой, был извилист, узок и длинён.
   -Так! - решил Лобов. - Запоминаем это место. Как приедут краны - снимаем эту верхнюю плиту, а там...
   Он остановился. Там были еще груды железобетона, ещё и ещё... А Виола, поняв, что люди уже никуда не денутся, сунула голову в лаз и поползла назад, к хозяевам.
   -Записку, записку на ошейник! - крикнул Никита, но Виола уже исчезла. Она спешила к хозяевам.
   ...Сизкович погиб почти сразу. Пока Наташенька и Роберт, раскинувшись на диване, утомленно расслаблялись в полной недвижимости, Владимир всё-таки встал, чтоб успокоить собак. Накинув халат, он открыл дверь в соседнюю комнату, и его тут же бросило в сторону и накрыло рухнувшим потолком. Движение распадающейся квартиры продолжилось, и пол под диваном как бы пополз в сторону, обнаженная парочка скатилась под стык стены и пола, и так они провалились на три этажа вниз, давя друг друга телами, так как их всё плотнее и плотнее прижимала другая плита, с торчащими прутьями арматуры. Спасал, как и многим других в доме, диван, куда вмялись эти тела, словно продолжая, но уже страшно и больно, свою греховную игру. От жуткого давления друг на друга их стошнило одновременно, но жить они продолжали, хотя не могли даже кричать. Вокруг была тесная тьма, полная беспомощность и сдавленное, еле пробиваемое дыхание. Судьба собак оказалось иной. Герда, старая и умная, каким-то невероятным чутьем поняла грозную опасность, исходящую от движущихся стен, вылетела в лоджию и прыгнула вниз. Рей же, повинуюсь могучему зову, первым делом рванул к зашедшемуся предсмертным криком Сизковичу, и погиб почти одновременно с ним, успев лишь лизнуть хозяина в скрюченную ладонь. Герда упала снаружи развалившегося дома, её сильно ударило о землю, но она, подвывая и постепенно приходя в себя, отползла от развалин. Прибывшие спасатели даже не заметили её. Собака улеглась за уличными мусорными контейнерами , и пришла в себя лишь через пару часов. Затем встала, прихрамывая, потянулась к людям, и её узнала, опять же, Леваневская.
   -Ещё! Ещё наша собака!- закричала радостно Ирина. - Товарищ начальник! Лобов! Господин подполковник! Это сеттер! Сеттер Сизковичей! Герда! Из шестьдесят седьмой квартиры!
   -39-
   Лобов оглянулся. Ирина тянула за ошейник грязную, дрожащую собаку.
   -Везёт собакам. - проворчал Лобов. - Бывший сеттер... Хороший сеттер. Ну и что ты нам скажешь, сеттер? Герда, да? Где хозяева?
   Герда дрожала и плакала. Лобов коснулся широкой ладонью её затылка:
   -Вот так, сеттер! Собаки спасаются, а люди...
   Он горестно махнул рукой. Лайза, не отходящая от Ирины ни на шаг, лизнула Герду прямо в морду. Ирина вдруг заревела. Не заплакала, а именно заревела, отчаянно, громко, захлебываясь в воплях, пряча лицо в грязную шерсть Герды. А в это время спасатели добрались до первых трупов, жильцов верхних этажей. Там было пятеро детей, двенадцать взрослых. Искореженные, с измененными, изуродованными лицами, они, почти все раздетые, покорно ложились на сырую землю лицами вверх. Подбежал Гриша:
   -Командир! Там какие-то иностранцы! Индейцы, что ли ...
   -Индусы, - поправил его Никита. - Целая семья. В национальных костюмах. Отец, жена и одна девочка...
   ...В живых была только Гита. Ещё до удара умер от разрыва сердца отец, раздавило маму и Риту, а Гита в этот момент, выбежала в узкий коридорчик и оказалась в туалете, словно закрывшего девочку с четырёх сторон от гибели. Крохотное пустое пространство спасло малышку, и она, присев на корточки, закрыла голову руками. Она знала, что всегда, при любых обстоятельствам, надо ждать взрослых. Хотя и было ей очень страшно.
   -Это семья из Индии, - опознала их немного пришедшая в себя, Леваневская, - но нет одной девочки, сестры... такой же (она снова, но уже тише, заплакала) малышки.
   -Может, жива? - спросил Егорыч. - Только, как достать? Где?
   И Лобов вдруг яростно, содрогаясь, закричал:
   -Так, где же эти чертовы краны!? Гришка, звони, звони им!
   ...Таня была уже одета и стояла с Каси в прихожей. Гость же, опомнившись от своего идиотского трёпа, навалился на кету, мастерски запеченную в фольге по тайному Таниному рецепту. Ел жадно, чавкая (ведь женщины пока не было рядом), с наслаждением и был очень довольный собой. До самой смерти, до удара арматуры, пропоровшей ему грудь.
   А на ноги Тани и Каси упала выбитая взрывной волной металлическая дверь, а на дверь - пролёт лестничной клетки. Ноги женщины были раздавлены почти до колен, но и лапы собаки, у самых когтей, также жестко придавила какая-то глыба. Руки человека и передние лапы собаки переплелись. Но Каси визжала и дергалась всем телом, царапала лицо и грудь хозяйки, пытаясь выдернуть из завала задние лапы. Она их всё-таки выдернула, содрав кожу, вырвав когти и тут же стала лизать то щеки потерявшей сознание Тани, то свои изуродованные лапы. Им тоже "повезло" - лестничный пролёт оказался как бы шатром, прикрывшим собаку и женщину от груды тяжелых обломков.
   -40-
   Таня очнулась минут через сорок после взрыва. Каси взахлёб, поскуливая, лизала её лицо. Таня еще не понимая, что произошло, попыталась подняться в серой темноте, но не смогла. Она сумела дотянуться до своих ног, и всё поняла.
   -Ну, что ж, собачка моя, что ж... - Таня стала плакать от ужаса и боли в ногах и бормотать как в бреду. - Несчастье пришло, беда какая-то... А где же Макс? Ой, как больно... Ножки мои пропали, да? Это был взрыв, да? Землетрясение, да? А, за что, собачка моя, за что? Нас спасут, должны спасти... Ты лай, Каси, лай, у меня нет сил кричать... Ой, как больно ножкам... Придите же кто-нибудь, придите на помощь!
   Каси стала лаять...
   ... А самыми везучими в начале этого кошмара оказались Нина Ивановна и Васёк. У них в угловой комнате просто отвалилась боковая стена, и образовался простой выход на улицу, довольно комфортный, так как до самой земли шел пологий склон обломков. После потрясшего её сознание грохота, Нина Ивановна успела накинуть на плечи плед, обуться и, держа пуделька на руках, забыв о змее, осторожно спуститься вниз. В этот момент качнулся и сполз ей под ноги ствол шахты лифта, перегородив выход на волю. И снова повезло. Образовался коридор между домом и коробкой шахты лифта, абсолютно свободный от обломков. Нина Ивановна спокойно вышла и также внешне спокойно, не чувствуя холода и ветра, не думая ни о чём, пошла в сторону от дома. Потрясенная психика вела её всё дальше и дальше от развалин, где только-только появились спасатели, а Васёк все хотел вернуться, дергался в руках хозяйки, но Нина Ивановна словно окаменела. Она шла и шла, не замечая ничего вокруг, не чувствуя холода. Она переходила улицы на красные сигналы светофоров, помутнённая психика вела её туда, где когда-то стоял в самом центре Арбата её, давно снесённый, дом детства. И она остановилась именно там, где ранее был дом, в начале громадного проспекта, ударившего в глаза ярким светом фонарей и фарами машин. Уже чуть рассветало. Нина Ивановна ослеплено потрясла головой, опустила на асфальт Васька, немного постояла, потом повернулась, снова взяла на руки пуделька и так же ровно и быстро пошла назад, к взорванной громаде.
   ... Сенбернар Фокс упорно тянул хозяйку из-под обломков дивана и шкафа. Три поколения его родителей были выучены спасать людей в любой ситуации, небольшую выучку прошёл и он сам. И пёс старательно, совершенно не заботясь о себе, выручал Храпову. И пес и человек были оглушены, смятены, но оба действовали как-то слажено и чётко. Пёс тянул за ворот халата, Изольда Абрамовна молча и яростно "гребла" руками, и вскоре они оказались в свободном и достаточно безопасном пространстве, в углу сплющенной, но сохранившейся комнаты.
  
   -41-
   -Сейчас передохнём, - громко, стуча зубами и трясясь, кутая себя и собаку в плед, сказала хозяйка, - и начнём кричать и лаять! Понял? Спасибо тебе, Фоксик мой! Господи, как темно... Это наверно, взорвался газ у кого то! У Нины Ивановны! Точно! Точно! Ну, мы ещё разберёмся! Ой, как разберёмся! Мы выживем - и разберёмся!
   Фокс, понимавший, что он всё-таки спас хозяйку, был снова важен, но явно обеспокоен. Несколько раз он попытался мощными лапами разгрести бетонные обломки, ранил лапы, но ничего сделать не мог. Иногда он басовито лаял, потом снова, хотя было очень больно, скрёб обломки.
   ...Был жив и профессор Засько. Кухня, где спал математик, сложилась пирамидой, и под этой символической крышей пьяный профессор продолжал долго спать после взрыва. С его ног даже не слетели домашние тапочки, лишь с покосившегося стола свалилась пустая бутылка из-под водки и рассыпались тарелки. Он не чувствовал, не слышал ничего. До самого утра... А Маркиз погиб почти мгновенно. Его большое тело сначала швырнуло вместе с дверью вон, потом он пролетел абсолютно молча метров двадцать вниз и оказался погребенным под грудой мелких обломков.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -42-
   Глава 9
   ЗАЛИ и КОРАН
   Зали начал смутно догадываться, как бы во сне, о происшедшем, когда лимузин уже мчался по полупустой трассе на юг. Он хотел расспросить своих замолчавших как по команде спутников обо всём, что глухо влезало в сознание, но и страшился этого. К тому же усталость глушила его мысли, он грелся и тревожно спал.
   Через пару часов машина словно подкралась к забору с тяжелыми воротами, которые раскрылись автоматически. Зали растолкал Ахмед, и, придерживая за плечи, проводил к узкой металлической двери в двухэтажном доме. Весь участок с домом окружал нежно шуршащий лес. Их уже ждали. В прохладном полуподвале полный мужчина в красной рубахе сразу же подал на длинный стол ещё тёплые шашлыки, зелень, бутылки водки, коньяка, вина, баллоны с пивом, лаваши, громадный арбуз. Зали, оказавшемуся как бы во главе стола, рядом с хозяином и Салтаном, вручили бокал водки.
   -Аллах акбар! - возвестил хозяин. - Свершилось!
   Все выпили до дна, сели за стол и жадно принялись за еду. Зали бокал отставил. Хозяин заметил это...
   -Нет, так не годится! Главный герой, настоящий джигит - и не может выпить бокал водки! Давай, друг!
   Зали неуверенно поднёс бокал к губам, вдохнул терпкий запах водки, закашлялся и снова поставил водку на стол. Загремели голоса, смех, звон бокалов.
   -Он не пьёт! - крикнул Ахмед. - Вообще!
   -И правильно...Друзья! Джигиты! - хозяин грохнул на стол потёртый металлический кейс и распахнул крышку. - Аллах не забывает своих верных слуг! Он щедр! Примите премии за ударный труд!
   Все дружно рассмеялись. На стол посыпались целлофановые пакетики, сквозь которые ясно виднелись пачки долларов.
   -Салтан!! - возвестил хозяин и передал первую пачку горбоносому.
   -Ахмед! Роберт! Джамил!...
   Имена звучали один за другим. Получившие свою мзду вскакивали, прижимали пакетики ко лбу, губам, смеялись и тут же тянулись к фужерам.
   -Залимхан! - напряженно думающий и цепенеющий от догадок, Зали поднял глаза на хозяина. - Ты совершил главный подвиг! Ты - лучший из нас и самый смелый! Прими этот скромный дар, ниспосланный тебе всемогущим Аллахом и твоими друзьями! Ура джигиту!
   Застолица враз вскочила на ноги. Хозяин вручил Зали толстенький пакет и благодушно хлопнул его по плечу:
   -Можешь не считать! Всё точно - пять тысяч баксов! Езжай домой и выбирай лучшую невесту.
  
   -43-
  
   -За что? - спросил в недоумении и ужасе дворник разбитого дома.
   -Святая душа! - крикнул Ахмед.- Он ничего не знал.
   -Ты ничего не понял? - удивился хозяин. - Ты же отправил в ад целый дом неверных.
   -Зали! - снова крикнул Ахмед. - В мешках был не сахар, был гексоген! Взрывчатка такая! Был взрыв! Смерть неверным! Смерть собакам! Твоего дома больше нет!
   -Смерть неверным! - громыхнула застолица.
   Зали вдруг забила такая нервная дрожь, что доллары посыпались из пакета на стол.
   -Э-э! - укоризненно сказал хозяин. - Так не годится... Это ж награда от Аллаха. Собери...
   -Они все погибли? - Зали прикрыл глаза ладонью.
   -Все! - торжественно объявил Ахмед. - Смерть собакам!
   Зали, этот, как казалось всем, ничтожный, малограмотный человечек, жил в двух мирах. Один - бесконечная борьба за существование, дворничные заботы, холод и усталость, полуосмысленные, полусонные мечты о чём-то ясном, красивом и тёплом... И был другой мир, о котором никто не знал...
   -Но Аллах не велел никого убивать! - чётко и звонко сказал вдруг всё понявший Зали. - И я не хотел никого убивать.
   Наступила тишина. Горбоносый и Ахмед переглянулись.
   -Ты знаешь, что такое джихад? - спросил мягко хозяин.
   -Знаю...
   -Это священная война против неверных! И ты стал её бойцом!
   - Но Аллах не велел убивать невинных! - Зали встал и словно вытянулся в струнку. - Аллах не объявлял джихада.
   -Ты, что? - взорвался Салтан. - Ты что, не читал Корана? Аллах велел убивать неверных.
   -Я читал Коран. Там, в одиннадцатой суре сказано: "Это те, которые возводили ложь на своего Господа. О, проклятие Аллаха над неправедными". Это вы!
   Тишина стала осязаемой как плотный воздух.
   -Ты хорошо знаешь Коран? - спросил хозяин.
   -Я знаю его весь...- гордо ответил Зали. - Я читаю его десять лет каждый день.
   -Значит, ты знаешь, что мы убиваем неверных в его славу?
   -Нет... Нет славы в убийстве не на поле боя. Там, в доме, были и дети, и женщины, там был дядя Митяй, Ирина Васильевна. Там были и люди нашей веры. Они невиновны. Мы убили детей и женщин!
  
   -44-
   -Невиновные попадут в рай, дурачок ! - засмеялся хозяин. - Все невинно погибшие попадут в рай. Как и ты! Как и мы!
   -Нет, хозяин, - Зали словно отвердевал и лицом и голосом, - мы не попадём в рай. В суре о муравьях сказано: "А кто приходит с дурным - лики тех повёрнуты в огонь. Разве вам не воздастся за то, что вы делали?". Там так сказано! Вы обманули меня... И вам всем воздастся... адом воздастся.
   -Так! - хозяин растерянно сел на стул.
   Никто не шевелился. Слышно было чье-то сдержанное дыхание и... всё.
   -Ну, что ж ты ещё нам скажешь, праведник? - спросил хозяин. И метнул тяжелый взгляд на Салтана. - Только прошу из Корана! Только из Корана!
   Зали опустил голову и сказал тихо, но услышали его все:
   - "Путь только к тем, которые обижают людей и злодействуют на земле без права. Для этих - наказание мучительное".
   -Молодец! - хозяин громыхнул кулаком об стол. - Это какая же глава?
   -Это сорок седьмая сура, - глаза Зали подернулись обычной мутноватой плёнкой, - она называется - "совет".
   -Так, что, мы все грешники? Нам кара? - Ахмед обвёл изумленным взором всех. - А кто ж тогда праведники?
   Зали молчал. За столом началась лёгкое шевеление. Кто-то поднёс к губам бокалы, Ахмед и Салтан встали.
   -Кто здесь знает Коран? - голос хозяина зазвучал грозно. - Кто ответит безумцу?
   Все молчали. Салтан тяжело сопел, а Ахмед выглядел растерянным.
   -В Коране сказано, - Зали говорил как будто через силу, но вновь наступила тишина, и было слышно каждое его слово, - "они веруют в Аллаха и Судный день, велят творить одобряемое и запрещают неодобряемое Аллахом и стараются опередить друг друга в добрых делах. Они и суть праведники"!
   Он помолчал и повторил:
   - В добрых, добрых делах... Там праведники, а не здесь.
   Маленький человечек встал и, не трогая денег, пошёл к выходу. За ним рванулся Салтан, но хозяин задержал его за руку.
   - Не спеши, - тихо шепнул он в ухо горбоносому, - дальше забора не уйдёт... Возьмешь мой кинжал и так, минут черед десять...
   Затем встал и поднял бокал:
   -Друзья! Соратники! Наш друг немножко болеет головой, - он подождал, пока за столом ни вспыхнул лёгкий смешок, - но он очень хороший человек и совсем немножко помог нам в нашем джихаде! Так, всего домик взорвал. В шестнадцать этажей. Простим его! И выпьем! За праведников, взрывающих дома!
  
   -45-
   Ахмед и Салтан вскоре вышли из дома. Помягчевшая морось остудила их разгоряченные лица, холода мужчины не чувствовали вообще. Они медленно пошли вдоль громадного, глухого забора и остановились. Маленькая, еле различимая в наступающем рассвете, фигурка сидела на пятках на траве, опустив голову. Слышалось бормотанье.
   -Молится, - шепнул Ахмед, - может, не будем его трогать? Он очень добрый, смотри, как он молится.
   -Это хорошо, - почти неслышно сказал Салтан, - он сразу же окажется в раю...
   -Значит, он праведник? - удивился Ахмед.
   Салтан не ответил. Он неслышно приблизился сзади к молящемуся, рывком дёрнул его за лоб на себя и заученным движением перерезал тоненькое горло.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -46-
   Глава 10.
   И СНОВА УТРО
   Кто определит предел человеческого мужества или страданий? Где этот рубеж? Никто не знает. Но есть рубеж у жизни. Это - смерть!
   Прожектора привезли утром, когда было уже совсем светло. Но мощный автокран стал работать раньше, в полумраке, и это сразу же обернулось неудачей. При подъеме первой плиты разрушилась коробка, защищавшая Храпову и Фокса. Собака вырвалась сразу, а тело Теперь Изольды Абрамовны было прижато в узкий угол, где она могла ещё дышать, а, значит, жить. Обезумевший Фокс стал рвать тяжелыми лапами груду бетона, завалившую тело хозяйки. От изменения расположения обломков в отсеке рядом, одна стенка отвалилась, и тяжеленный потолок рухнул на Гаянэ и Джона. Женщина умерла сразу, а псу перебило хребет, и он долго лежал неподвижно, поскуливая и вздрагивая. Вскоре умер и он. Край поднимаемой плиты ударил и Никиту по ногам, по правой голени. Юноша прискакал на одной ноге к автобусу, где явно заболевающий (и трясло от озноба и мутилось в голове) Лобов составлял вместе с Леваневской и участковым милиционером список жильцов дома.
   -Папа! - первым делом сообщил сын. - Там женский крик, я Егорычу сказал.
   -Врача! - коротко приказал командир, сразу определив на глаз, что перелома нет. - Егорыч справится.
   Молодой, с бородкой клинышком врач, приказал Никите снять перепачканные джинсы, обмазал какой-то пахучей мазью опухоль на ноге и плотно забинтовал.
   -Лежать! - приказал подполковник, когда Никита, натянув штаны, явно собрался выбраться из автобуса.
   -Ну - у, пап, - протянул недовольно сын, - всего лишь ушиб.
   -Попей кофе, вон в термосе, и полежи. Потом пойдёшь.
   Лобов знал, что боль и неудобства от ушиба придут чуть позднее, и уж тогда Никита никуда не двинется. Да и хватит - парень поработал на славу.
   - И мне чашечку налейте, - попросила измученная женщина, - сил нет никаких.
   -И я хлебну, - сказал Лобов.
   Пока они пили тёплый кофе из пластиковых стаканчиков, обстановка вокруг развалин прояснилась окончательно. Работали на груде развалил более 30 спасателей и несколько добровольцев из окружающих домов. Приехало четыре команд телевизионщиков, они сумели взять интервью у капитана милиции, двух спасателей. Несколько невнятных слов сказала им и Леваневская. Лобов категорически отказался общаться с прессой, зато Патришевский сам приблизился к одному из корреспондентов и пространно разъяснил, что произошло и в какое время. Говорил он красочно, усиливая
   -47-
   эффект жестами, но мимо него вдруг пронесли труп одного из жильцов. Владу стало почему-то стыдно. Он махнул рукой и замолчал. А телекамеры нацелили свои блестящие клювы именно на трупы, которые все укладывали и укладывали на разостланный недавно брезент. Усилилось движение транспорта по проспекту, оттуда шёл всё усиливающийся шум, и призывы спасателей соблюдать тишину после каждых полчаса - ничего не приносили.
   Лобов подозвал инспектора.
   -Капитан, ты можешь на минуту перекрыть проспект?
   Милиционер задумался, нерешительно посмотрел на автостраду, где в четыре ряда мчались машины в обе стороны. Он знал, что любая остановка вызовет многокилометровые пробки и не только в этом месте.
   -Конечно, может, - как показалось Ирине, она улыбнулась обольстительно, - конечно он всё может....
   Капитан еще раз оглянулся на проспект, на замызганное, с разводами от слёз , искаженное лицо женщины и махнул рукой:
   -Сделаем! Плевать на пробки!
   Через несколько минут два милиционера и капитан с жезлами были готовы перекрыть движение. Но Лобов не мог дать сигнал из-за взбесившегося Фокса. Пёс лаял басом, лаял безостановочно, прыгал лапами на людей, и Егорыч, поймав требовательный взгляд вышедшего из автобуса командира, быстро и умело захлестнул на шее сенбернара длинный шнур. Еще несколько верёвок, шнуров, брошенные другими спасателями, свалили пса с лап. На голову был брошен плотный мешок, но Фокс и сквозь него сумел основательно укусить именно Егорыча. Наконец, полностью связанный, плотно укутанный, сенбернар был заброшен в автобус, стоящий абсолютно пустой и далее всех. Один из спасателей, молодой и боящийся собак, набросил на голову Фокса и пластиковый мешок. Лобов снова припал к мегафону:
   -Внимание! - он смотрел на проспект и дождался, пока машины были остановлены усиленно махавшими жезлами милиционерами. - Тишина! Слушаем!
   Стало действительно тихо. Все замерли, многие спасатели сняли каски и шапки. Молчали розыскные собаки, застыли даже праздные зеваки, но раз за разом стали доноситься с проспекта требовательные гудки автомобилей. Но были всё-таки явственно слышны вопли Храповой. И близко. Лобов махнул рукой, милиционеры отступили к обочинам, и поток машин рванулся снова.
   -Здесь копать! - приказал Лобов и крикнул.- Кто ещё что слышал?
   Подошел пожилой спасатель из другого отряда:
   -Как будто собачий лай, но где - не угадаешь. Очень глухо... Голосов не слышно, стука - тоже.
   Егорыч издалека развёл рукам: "Ничего". Лобов вернулся в автобус и первый раз улыбнулся. Никита спал, свернувшись в клубок на заднем сиденье.
   -48-
   -Устал, мальчишка. Ну, продолжим? - предложил подполковник Ирине - Кто ещё остался? Вот, в двух последних квартирах.
   В дверь заглянула усталая, укутанная в плед, женщина с маленьким пуделем на руках.
   -Скажите, пожалуйста, - глухим голосом спросила она, - а Дмитрия Ивановича, консьержа - не нашли?
   Ирина медленно обернулась на голос и схватилась за грудь:
   -Нина Ивановна? Вы откуда? Вы живы? - она вскочила и обняла рывком за плечи женщину. - Васёк - и ты жив? Командир! Она же была в доме! Как, как вы спаслись!? А кофе, кофе будете?
   -Постойте, постойте, - Лобов ошеломлённо развёл руки, - вы из дома? Как вы выбрались? Когда?
   - А сразу, - также глухо и спокойно ответила Нина Ивановна, - как всё взорвалось - я спустилась сквозь стенку. И ушла. Вас ещё не было...
   -Где спустились? - взревел подполковник и закашлялся. - Покажите! Покажите!
   -Пойдёмте, - согласилась женщина и лунатически пошла к дому.
   За ней тяжело двинулся Лобов, побежала рядом радостная Леваневская, ближе к дому присоединились Егорыч и Гриша.
   -Вот, - сказала Нина Ивановна и показала на открытую всему миру внутреннюю стену её квартира, - вот здесь мы и спустились с Васьком.
   Лобов вопросительно посмотрел на Егорыча.
   -Здесь мы были, за стеной всё глухо, сплошной завал, - Егорыч закурил сигарету. - Она, наверное, вот так, по обломкам в темноте спустилась...
   -А где вы были всё это время? - спросила Леваневская. - Где?
   Нина Ивановна пусто посмотрела мимо, отвернулась и тихо пошла в сторону. За ней побежала Ирина.
   -Так, - Лобов тронул за рукав Гришу, - отведи её к врачам, там психиатр работает. У неё шок. Дайте её кофе. В общем...
   -Понял, командир...
   В этот момент кран повлёк еще одну плиту, и обнаружилась исцарапанная, но живая Храпова. Она очумело поводила полубезумным глазами и молчала, стиснув зубы. Все силы ушли в крик, который длился подряд несколько часов. Её быстро положили нс носилки, вкололи иглу от раствора, банку от которого понесла рядом на поднятых руках пожилая медсестра. Пронесли её мимо ряда трупов, и женщина приподнялась на локте, не в силах оторвать от них ужаснувшегося взгляда. И носилки почти столкнулись с Ниной Ивановной, которую медленно вел за руку врач-психиатр. Всё ещё полубезумный взор Изольды Абрамовны поймал фигуру соседки, и Храпова, сорвавшись с носилок, выдернув иглу из вены, бросилась к женщине,
  
   -49-
   охватила её измазанными руками и захрипела, прерывая еле различимые слова, поцелуями сухих, потрескавшихся губ:
   -Жива...жива... Милая моя, и я жива. Прости меня! Все погибли! Вон там лежат в рядок! Я дура - жива, и ты - жива. Мы живы. И Васёк твой жив!
   Она чмокнула и пуделька в курчавую головку. Лицо Нины Ивановны дрогнуло и ожило.
   -Изольда Абрамовна! - оцепенение лопнуло, словно гнойный пузырь, она заплакала и тоже стала целовать спасённую. - Вы - живы! Простите и меня, дуру! Мы живы! Бог спас нас!
   Женщин упорно разъединяли медики. Они же цеплялись друг за друга как влюбленные, как дети за родителей, Нина Ивановна при этом оживала всё явственнее, а Храпова слабела и, похоже, медленно теряла сознание, и её, в конце концов, вмяли на носилки и внесли в "скорую". Пришедшая в себя окончательно, Нина Ивановна крикнула вслед:
   -А где ваш Фокс?
   Но ответа уже не было.
   ... Каси всё ещё лаяла. Стиснутая обломками, имея крохотное пространство перед телом Тани, собака всё-таки что-то ощущала сквозь толщу завалов движение, какие-то неуловимые, дальние запахи приходили к ней. Каси ощутила, что груз, навалившийся на хозяйку и её спину, как бы чуть полегчал. Это там, наверху, убрали уже несколько крупных плит, и вместе с микроскопичным облегчением тяжестей пришли и новые запахи. Каси лаяла... Таня снова очнулась. Забытье было с ней постоянно, боль в ногах стала глуше, монотоннее. Её спасало ещё тёплая одежда, теплое тело собаки, хотя Каси частенько и царапала её лицо. Приходя в себя, Таня все слабее и глуше повторяла:
   -Лай, Касинька, лай... зови на помощь... К нам всё равно придут.
   Потом она дрожащими пальцами пыталась найти свои ноги, натыкалась на край плиты чуть ниже колен и тут же снова теряла сознание от ужаса, страха и потери сил. Спасатели всё-таки шли к ней, пытаясь выйти именно на лай собаки. Разбирая завалы, расчищая склоны развалин, они скидывали его равномерно в разные стороны и незаметно полностью завалили проход, куда вылезала Виола.
   Этого не заметил никто. Такса же, пытаясь в очередной раз выбраться наружу, уперлась в непроходимую стену. Каким-то чудом, молча, она сумела извернуться и вернулась к хозяевам. Яков, согбенный, измученный, держал на коленях холодное тело жены. Она умерла уже час назад, но положить тело в сторону, да, вообще, куда бы то ни было, стало невозможно. Пространство сузилось до очертания этих двух тел. Яков не мог уже и плакать. Поняв, что жена умерла, он, содрогаясь, закричал, захлебнулся едкой пылью, потом прижался воспаленными, пересохшими губами к лицу покойницы и так замер.
   -50-
   Вернувшаяся Виола лизнула его в ухо, затем беспокойно отпрянула от тела хозяйки и прижалась к обнаженным ногам Якова. От теплого комочка у ног Фридман дрогнул, опустил вниз правую ладонь. Его пальцы коснулись обломка
   стекла, и Яков, вдруг, рассмеялся. Он сжал это желанное, словно судьбой подаренное ему лезвие, сумел донести его до локтевого сгиба и стал спокойно, не вздрагивая, не напрягаясь, резать вены. Теплая кровь закапала и на жену, и на собаку, Виола заскулила, а Яков, словно счастливый, словно освобождённый, улыбался во тьме, чувствуя, как спасительное, блаженное, небытие берёт его к себе все более властно и уверенно. А Виола умерла вслед за Яковым от тяжелейшего инфаркта. Поняв, что оба хозяина мертвы, она судорожно взлаяла, дернулась и, вжимаясь мордой в ещё тёплую подмышку человека, просто умерла.
   Наташенька стала сходить с ума почти сразу же после того, как на несколько секунд поняла, что произошло. Она была прижата, вмята, в мускулистое тело мужчины, сзади давила стенка дивана, безумно болела грудь, где были сломаны почти все рёбра, во рту перекатывались выбитые зубы, которые она не могла выплюнуть, так как и лицо её было плотно прижато к голове Роберта. Парень умер после того, как его спину до самого сердца пропорол какой-то металлический штырь. Это случилось во время почти незаметной подвижки бетонных глыб, которые словно жили своей, каменно-равнодушной жизнью. Наташеньке легкий приток воздуха помогал дышать и иногда приходить в себя. Но полного понимания так и не пришло. Когда девушка очнулась первый раз, то сознание было ясным какие-то мгновения. Затем пришли ужас и серая полутьма. Когда она очнулась второй раз, то ничего осмысленного уже не было. Сознание девушки было словно мерцанием черно-белых кадров старой киноплёнки, где сначала было всё в полном беспорядке. Кадры были ни о чём. Но после каждого нового смутного, не понимаемого самой девушкой, прояснения, сквозь смесь лиц, домов, улиц, моря, птиц, боли, крика, всё явственнее проступал острый и хохочущий лик мужчины с чёрной бородкой, кривым ртом и черными рожками. Лик Сатаны...
   ...Толпа вдруг заволновалась, послышались крики "Живой, живой". Лобова словно выбросило из автобуса, за ним заковылял и Никита. На руках спасателей сидел хорошо одетый мужчина, отупело оглядывающийся вокруг. Егорыч поддерживал его за спину и, высовываясь оттуда, кричал, смеясь:
   -Живой! Без травм! Чудо, командир!
   -Это профессор Засько, - опознала его немного поспавшая в автобусе Леваневская. - Боже мой! Совсем живой... Как это случилось?
   -Он был как бы в пирамиде, - складывая ладони уголком, рассказывал Гриша, - вот так! И его ничего не тронуло...Правда, запашёк от него...
   Острый запах спиртного ощутил и Лобов.
  
   -51-
   -Вот уж поистине - таким море по колено, - пробурчал он, - в "скорую" его! Ирина Васильевна, сообщите милиции его данные. Ну, слава Богу - ещё один спасенный.
   -Четвертый всего, пап, - тихо подсказал Никита..
   -Заткнись! - яростно ответствовал отец. - Старик - раз! Женщина с пуделем - два! Артист - три! Ирина Васильевна - четыре! Этот - пять! Вон под плитой женщину целую нашли. Шесть! Шесть душ живых! Кстати, где артист?
   -Где-то работает, - тихо ответил сын, - ты не сердись... Иди отдохни.
   -В могиле отдохну... Ты вот ногу не тревожь. Иди сам в автобус, работник из тебя сейчас никакой. Эй, дайте лопату - пошурую еще немного...
   Патришевский уже не мог работать. Передохнув, он попил кофе и съел сосиску в тесте в одном из питательных пунктов, развёрнутых вокруг. На правах признанного спасателями волонтера, он вернулся на место раскопок и продолжал, незаметно для окружающих, искать тело Гаянэ. Он посматривал на
   длинный ряд трупов, которые после опознания прибывшими родственниками, запаковывались в мешки и увозились, незаметно подходил к тем телам, какие извлекали уже один за другим из уменьшающихся развалин, но Гаянэ всё не было. Ход работ стал более плавным, менее судорожно спасатели ворошили обломки, работая с почти угасшим энтузиазмом. Они устали, и исчезала
   надежда найти живых... Неожиданный всплеск эмоций вызвал маисовый полоз, ярко блеснувший на сером пологом склоне.
   -Змея! - закричал пожилой спасатель. - Кобра!
   И тут же ударил её лопатой. Подбежали еще несколько человек и стали терзать гибкое тело ударами кирок и лопат. Это увидела Леваневская.
   -Постойте, не убивайте, это полоз Нины Ивановны! Он безвреден!
   Её слабый голос не долетел до невольных убийц. Когда Ирина добралась все-таки до них, то с полозом всё было кончено, лишь небольшие куски разрубленного тела конвульсивно подрагивали в последней агонии.
   -Что же вы? - укоризненно прошептала Ирина.
   -Да кто его разберёт? - устало возмутился пожилой спасатель. - Думали - ядовитая...
   -Людей спасать надо, а не змей, - злобно сказал кто-то сзади.
   -Нашли! - накрыл всех крик чуть в стороне, где работал Лобов.
   Спасатели извлекли два, словно слипшихся, обнажённых тела Роберта и Наташеньки. Юноша был мёртв давно, а на шее девушки врач ощутил слабое биение пульса.
   -В машину, - приказал врач, мгновенно вколол ей в руку лекарство и помчался рядом с носилками, куда положили измятое, словно не человеческое, тело со сломанными рёбрами и выбитыми зубами.
   Никто не обратил внимания на жутко греховную позу двух тел в смертельном объятии, лишь лёгкое шушуканье пробежало в группе женщин,
  
   -52-
   терпеливо наблюдающим всё с самого утра. Здесь уже появились мужчина и женщина в монашеских одеяниях, которые начали собирать деньги "в помощь
   семьям погибших". Лобов хотел было прогнать просителей, но махнул рукой. Не до них было, да и усталость, густо замешанная на простуде, всё более лишала его желания принимать лишние решения. Он впрыгнул в автобус и бросил Никите:
   -Вот и седьмая спасённая ! Сейчас Ирина Васильевна опознает их...
   Но Леваневская не знала ни Роберта ни Наташу. Не знал их никто из собравшихся родственников жильцов башни. А мёртвый Володя Сизкович был ещё далеко от живых, да и сказать ничего бы не смог. Наташеньку внесли в салон "Скорой помощи". Она на миг открыла глаза, даже приподнялась, вперила остановившийся, словно прикрытый мягкой плёнкой безумия, взгляд в бородатое лицо молодого врача и крикнула надломлено и хрипло:
   -Чёрт! Чёрт! Это расплата! Больно как...
   И снова откинулась, уже в полном беспамятстве бормоча:
   -Чёрт, чёрт пришёл за мной. Я не готова... Пришёл чёрт...
   Потрясенный врач прикрыл ладонью глаза и впервые за свою практику криво и быстро перекрестился.
   После спасения Наташеньки спасатели с проснувшейся надеждой яростно работали в том месте, откуда всё явственнее доносился лай. Лобов вместе с Никитой вернулся на раскопки, когда стало ясно, что нашли новую пустоту. Приползла вечерняя темнота, но энергетики включили четыре прожектора со всех сторон бывшего дома. Уже не объявляли "тишину". Все силы были направлены к лаю Каси.
   ... От яркого света прожектора Таня очнулась и открыла глаза. Над ней, покачиваясь, уплывала мощная плита, та самая, что недавно давила ей на ноги. Обезумевшая от счастья Каси то лизала взахлёб лицо хозяйки, то руки спасателей, укладывающих девушку на носилки, то успевала лизнуть и свои израненные лапы. Тане мгновенно всадили в вену иглу, подняли банку с раствором, принесли в машину, и здесь врач, глянув на ноги женщины, прошептал:
   -Вот черт...вот это ужас... В реанимацию! Хирургию!
   Каси пыталась влезть в машину, но не могла. Лапы отказывались ей служить, да и санитары отпихнули собаку. Леваневская была тут как тут. Она схватила за шею собаку и закричала вслед уезжающей "скорой":
   -Таня, не волнуйся, я заберу Каси! Сегодня же! Я возьму её на дачу!
   Лайза подошла сбоку к хаске и тихонько толкнула её носом. Каси неотрывно смотрела вслед машине. Она словно окаменела, а Ирина присела рядом и стала гладить невероятно грязную спину, шею, голову собаки, снова легко плача и все-таки радуясь...
   -53-
   И здесь случилось последнее живое чудо. Лобов уже передавал "дела" командиру новой смене спасателей, худощавому майору с калмыцкими скулами и невесело шутил:
   -Тебе, друг, остались только трупы. Хлопот поменьше, мёртвые ведь не кусаются, сам понимаешь.
   -Шансов нет?
   -Шансы-то есть всегда, но вот начал мороз подбираться. Вам работать ещё сутки, не меньше. Так что жмуриков насмотритесь вволю. И я уже сдох. Нет ни сил. Ни желания... Простуда замучила.
   -Иди, командир, отдыхай... Мои уже заменяют твоих. Водки хочешь?
   -Хочу, но не буду.. "Сломаюсь" сразу. А это что?
   В дверь автобуса, спотыкаясь на ступеньках, влезал Егорыч с кулем одежды в руках. За ним торопилась Леваневская.
   -Вот, командир, - Егорыч завозился с кулем, и на свет появилась черноволосая головенка ребёнка с круглыми, блестящими глазами.- Просто сидела у стены. В гальюне. Одну стену-то мы оттащили, а она сидит и молчит. Жива! Ни царапинки! Ты чего молчала?
   -Это девочка Кханов, индусов, - голос женщины бился на последней грани усталости.- Они квартиру здесь давно снимали. Их нашли, они все погибли! А она.. это же Гита! Ты Гита?
   Девочка молча кивнула. Лобов принял на руки малышку, и она вдруг крепко охватила его шею.
   -Врач смотрел? - дрогнув, спросил подполковник.
   -Смотрел, - Егорыч измученно сел прямо на пол автобуса, - сделал ей укол, признал небольшой шок, и тут его позвали куда-то. Я её в охапку - и сюда.
   -Все родители погибли? - отрывисто, что-то стремительно решая для себя, спросил командир.
   -Да-да! - подтвердила Ирина и села рядом с Егорычем. - У этого семейства и родичей никого нет. Мне Кхан рассказывал. Ну, папа её. Они всей семьей приехали на заработки и...вот, Гита одна.
   Ирина уже не могла плакать. Сухими, воспалёнными глазами она смотрела на девочку и говорила как бы речитативом, в одном тоне:
   -Я сейчас уеду. За мной брат приехал. У него "Мерседес". Все собаки со мной - Лайза, Герда и Каси. Все теперь будут моими, я их на даче пристрою... А вы девочке помогите. Она ведь теперь совсем одна. Надо, наверно, в посольство сообщить? Вы это сделаете? А я на дачу, на дачу...
   -Никита, ну-ка прими сестрёнку! - Лобов попытался передать девочку сыну, но Гита не отпускала шею офицера.
   -Ну и ладно, - Лобов сел рядом с юношей, ещё нежнее прижал к себе крохотную индианку и тихо шепнул:
   -54-
   -Давай, сынок, собирай наших и - ходу отсюда, пока твою сестрёнку не отобрали. Понял? Вот нашей маме и девочка. Давай, давай, не делай изумленную морду. Собирай команду.
   Никита ошеломлённо-обрадованно кивнул, выбрался из машины и закричал в мегафон:
   -Команда подполковника Лобова! Вам - отбой! Все в автобус!
   Спасатели изнурённые, потухшие, но всё-таки глубоко, душевно удовлетворенные своим безумным, отчаянным трудом, медленно собирались в автобус. Егорыч наливал каждому по полстакана водки и говорил:
   -Помяните погибших и... за живых!
   Выпил даже Гриша, он знал, что машину со спасателями никто сегодня не остановит, и вскоре автобус мягко, уже не спеша, покатил от страшного места, где уже во всю распоряжался командир новой группы спасателей. Они
   выдворили за ограждение Патришевского, который, так и не найдя Гаянэ, несколько приободрился.
   -Нет и нет, - бормотал он, очищая пальто от грязи, - может, никогда и не найдут. А я пока переведусь в другой театр... Завтра же! Жалко, Джона не нашел. Погиб псина, погиб... А мне пора спать!
   Тут он сообразил, что спать-то ему сегодня и негде. Родители жили в другом городе, сестра вообще укатила заграницу, близких друзей у него не было. Но были женщины... Быстро перебрав в уме возможные варианты Влад набрал номер на мобильном телефоне.
   Автобус с командой Лобова проехал мимо той "Газели", куда бросили сенбернара. Егорыч как будто вспомнил о собаке, но досадливо махнул рукой. "Разберутся и без меня", мелькнуло в уставшей голове. Но разбираться уже было не с кем. Фокс умер, задохнувшись в пластиковом пакете.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -55-
   Глава 11
   МОЛИТВА
   Ахмед, раздумчиво бредя босиком по прибрежной легкой волне, почти столкнулся с Лобовым, который также раздумчиво шёл за Гитой, весело собиравшей ракушки на тёплом берегу. Ахмед извиняющее кивнул, хотел что-то сказать, но у подполковника зазвонил мобильный телефон.
   -Антон Сергеевич! Антон! - кричала Леваневская. - У нас Таня пошла! Понимаете? Ноги ей сохранили! Всё хорошо! Я скоро заберу её к нам! У нас дача тёплая, с магистральным газом. Нам квартиры дают - и мне, и Нине Ивановне, и Тане! А Изольда Иванова умерла. От шока. А девушка, та, голенькая, так ничего не помнит. И мы не узнали, кто она и откуда. Она и живёт в психбольнице. А дядя Жорж попал в Дом престарелых. Ну, тот, первый спасённый, старик. И собака его жива! Её зовут Джуба! Все мои собаки живы, только Каси хромает и скучает очень по Тане! А как вы? Мне Никита сказал, что вам дали путёвки, и вы в экзотической стране? В море купаетесь? Всё понятно! Ну, пока! Привет, Гите! Привет жене!
   Подполковник, так и не вставивший ни слова, улыбнулся и спрятал телефон. Он присел на узкий, нагретый камень. К нему подошла похудевшая, но и помолодевшая жена.
   -Ну, что, Людочка? Пора обедать?
   -Пусть поиграет еще, нам отдыхать то осталось два дня всего...
   Она присела рядом и положила голову на плечо мужа. Потом шепнула:
   -Может, теперь уйдешь с этой службы? У нас теперь столько будет забот с малышкой. А то, вдруг, с новой аварии ещё ребёнка принесешь?
   -А если и принесу?
   -Так... Куда ж я денусь?
   -То-то! - Лобов обнял жену. - Уж дома поговорим. А насчёт службы - бред! На мою пенсию не проживёшь.
   -Я же работаю. Да просто найди работу полегче.
   -Т-ю-ю! Фьюить! - Лобов аж присвистнул. - Да загорюю я на другой работе! И потом - спасать, это не просто работа. Это - мой образ жизни. Да, как мне кажется, и твой?
   -Да уж...- женщина грустно улыбнулась. - Будем спасать и дальше...
   Ахмед поднялся на второй этаж в двухместный номер, где полупьяный Салтан наслаждался крепким виски и каким-то боевиком на широком телеэкране. На этом малоизвестном африканском курорте они прятались второй месяц, изнывая от безделья и тоски. Ахмед не пил, читал Коран и был чем-то удручён. Салтан хлестал виски и вино постоянно,
   Ахмед подошел к окну и долго смотрел на мужчину и женщину с ребёнком на берегу моря. Чем-то непонятным они привлекли его внимание,
  
   -56-
   словно встретил Ахмед дальних родственников или людей, как-то связанных с ним.
   -Русские, наверно, - пробурчал он.
   -Значит, собаки, - немедленно отреагировал Салтан. - Сколько ещё их по свету бегает... Вон, посмотри на их морды.... Журнал из Москвы за прошлый месяц. Этих уже нет.
   Ахмед долго читал статью, рассматривал лица погибших под развалинами им же взорванного дома, особенно те, кто был похож на южан и детские портреты.
   -Наша работа! - похвастал Салтан. - Выпей! Смерть собакам!
   -Собаки здесь людей спасали...
   -Собаки спасали собак! Выпьешь?
   -Не хочу. Собаки спасали людей! - с ударением повторил Ахмед. - А мы - убивали людей! Значит, мы хуже собак? Так получается?
   Салтан удивленно сел.
   -Ахмед. Что с тобой? Это война! Война с неверными за нашу правду!
   - У каждого своя правда. А ты помнишь Зали?
   -Помню... А в чём дело?
   -Я всё думаю о нём. Зачем мы его убили?
   -Э-э! Ты что? Он же выдал бы нас! Он пожалел этих собак!
   -Но ты сказал, что он попадёт в рай? Значит, он праведник?
   Сбитый с толку, Салтан пожал плечами. Ахмед тронул раскрытый Коран, лежащий на легком, тростниковом столике.
   - Я Коран читаю и читаю. Всё, что говорил Зали - всё правильно... Получается, он праведник, а мы - собаки! Да нет - хуже собак.
   Салтан стал темнеть.
   - Брось эти мысли! Какой такой праведник? Какой такой рай? Ты что, веришь во всё это?
   -А ты нет? - поразился Ахмед. - Как? Ты же правоверный!
   Салтан иронично улыбнулся, но потом спохватился:
   -Конечно, верю! Аллах велик...
   -Не говори об Аллахе...
   Ахмед взял коврик и расстелил его на балконе. Салтан откинулся на диване:
   -Ты что, будешь намаз делать?
   -Я буду молиться за Зали. Он мне снится каждый день. Я буду просить прощение за наши грехи. За смерть невинных...За праведников!
   -Каких праведников? За русских?
   -За всех, кто невинно погиб! И за праведника Зали... Если хочешь, перережь мне горло, как Зали...
  
   -57-
   -Ты с ума сошёл? - Салтан вскочил. - Ты - мой друг! Ты мне ближе брата! Что с тобой? Очнись! Будет беда. Не становись собакой!
   -Быть собакой - не самое страшное! Страшное - стать псом.
   -Ахмед! Ты вступил на скользкий путь! Не предавай нас! Нашего великого дела!
   - Предать можно только праведников. А стаю псов...Я читаю Коран! Понял? Каждый день, как Зали! И буду молиться за него...
   Ахмед разгладил коврик, тяжело вздохнул, сел на пятки и, обратившись в сторону Востока, начал молиться. Салтан мрачно смотрел на него...
  
   К О Н Е Ц 1-й части
   --------------------------------------------------------------------------------
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -58-
  
  
  
  
  
  
   Часть 2
  
  
  
  
   СОМКНУТЫЙ КРУГ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -59-
   Глава 1
   РОДЯ
   - Сними крестик! - повторил Салтан.
   В этот момент горизонт полыхнул грозовым раскатом, оранжевая пелена окрасила извилистую гряду гор. Из палатки высунулась бородатый, с седыми проблесками, негр, широко улыбнулся и провел ребром ладони под подбородком. Этот жест, означающий перерезание горла, он повторял по несколько раз в день, автоматически, чтобы он ни делал, даже во время естественных отправлений. Последнее время Ахмед уже не мог видеть этот идиотский жест, он доводил его до немого бешенства, до еле сдерживаемого желания действительно перерезать горло здоровенной, тупой туши, перебравшейся к ним в отряд из глубин Африки. Он скрипнул зубами и посмотрел на стоящего перед Салтаном щуплого, босоногого, сгорбленного русского солдатика в изорванной курточке. Его доставил Абу, тот самый негр, оглоушивший солдата ударом приклада автомата позавчера и притащившего его на себе сюда, в потаённое место в горах, где они втроем охраняли хорошо замаскированный склад оружия: автоматы, гранаты, боеприпасы, взрывчатку. Охраняли и деньги отряда - в валюте, рублях. Основные силы отряда с приближением холодов спустились ниже и растворились, как мирные граждане, в своих аулах и станицах.
   - Сними крестик, сам снимешь - дам пожрать. А, скажешь - Аллах абкар - отпущу домой, ну? - Салтан потряс лепёшкой.
   Редкие капли дождя упали на плечи солдатика. Тот сгорбился ещё больше, и Ахмед вдруг содрогнулся. Словно Зали возник перед ним, крохотный Зали, ревностный адепт Корана, и Ахмед резко вскочил.
   - Ты чего? - удивился Салтан.
   - Дождь начинается, - хрипло сказал Ахмед, - оставь его...
   - Ну-ну, - согласился, хмыкнув, Салтан, - так и стой под дождём, православный воин. Богатырь!! А как захочешь отдохнуть и пожрать - крикни - Аллах абкар! И крестик сними.
   Салтан нырнул в палатку. Ахмед секунду постоял перед солдатиком, тяжело вздохнул и отправился за Салтаном. В палатке уже вовсю распоряжался Абу. Он набросал на расстеленную на земле скатерть куски лепешки, мясо, огурцы, помидоры, пучки лука. Палатка содрогнулась от резкого порыва ветра, дождь обрушился яростно и злобно. Ахмед нерешительно спросил:
   - Может, солдата этого... ну, там, укроем?
   - Потерпит, - жуя, ответил Салтан. - Сейчас поедим - я спущусь в аул, узнаю, что с ним дальше делать. Думаю, он ничего не стоит. Утром приду.
   Негр провел ладонью под подбородком. Ахмед опустил глаза. Снова бешенство горячей волной окутало его мозг. Негр же, съев здоровенный кусок баранины и пучок зелёного лука, рухнул на теплые козьи шкура и мгновенно
   -60-
   захрапел. Салтан накинул куртку-ветровку, приладил под неё пистолет и длинный кинжал. Вслед за ним из палатки выбрался и Ахмед. Дождь кончился так же быстро, как и начался. Звезды уже высыпались над горами и, казалось, их можно потрогать руками. Мир стал холодным, хрупким, успокоенным и чистым. Солдатик сидел возле скалы и дрожал так, что звякала цепь, которой он был прикован за левую ногу к вбитому в камень кольцу.
   - Сними крестик, - сказал, проходя мимо, Салтан и ударил паренька носком тяжелого армейского ботинка в бок.
   Пленник даже не охнул. Салтан начал спускаться по крутому склону, крикнув Ахмеду:
   - Завтра всё решим. Если он нам не нужен - отдадим его Абу.
   Ахмед дождался, когда Салтан растворился в негустом кустарнике окончательно, нырнул в палатку, выбрал помягче кусок мясо, лепёшку, помидор, накинул на плечи одеяло и выбрался к пленнику.
   - На, поешь, - хрипло сказал Ахмед и набросил на худенькие плечи солдата одеяло.
   Солдатик стал есть, морщась от боли в разбитых губах. Ахмед присел перед ним на корточках и жадно вглядывался в некрасивое, мокрое лицо, находя и теряя в нём черты Зали. Паренек поел и поблагодарил тонким голосом:
   - Спасибо! Теперь легче.
   - Ты скажи, - Ахмед посунулся к пареньку, - ты почему не хочешь снять крестик? Сними, Салтан отпустит тебя, он верен своему слову. Ты нам особенно не нужен.
   Солдат удивленно посмотрел на Ахмеда:
   - Как же сниму? Его мне мама одела.
   - Послушай, как тебя зовут...
   - Родя. Ну, Родион, Родей меня в роте зовут.
   - Родя, Родя! Ты же останься в своей вере, только сними крестик.
   Родя медленно покачал головой. Он как-то горько и в то же время сожалеющее вгляделся в Ахмеда:
   - Снять крестик - значит предать. Веру свою... Не могу. А что скажет Бог?
   - Ты хорошо знаешь, что скажет Бог?
   - Нет. Но он скажет - ты испугался и снял крест. Обязательно скажет.
   Ахмед вздохнул. Паренёк нравился ему всё больше и больше, и он даже обнял его за плечи. Родя видно, обрадовался этому, ведь так стало теплее.
   - Ты пойми, - густой и мягкий голос Ахмеда словно убаюкивал пленника.- Я верю в Аллаха, ты в Христа. Ты можешь остаться живым, снова верить, молиться, искать свой путь к Богу. Он-то, Бог, один для всех! В чём бы мы ни были - в чалме или с крестиком.
  
   -61-
   - Да, - тихо ответил солдат, - но есть и другое - верность своей вере, маме... Я обещал ей никогда не снимать его.
   - Ты хорошо знаешь Библию?
   - Плохо. Я и молитвы не все знаю... Я грешник. Но я знаю - святой огонь сходит ради всех, кто верит.
   - Какой огонь? А-а-а...тот, что в Ерусалиме? Ты там был?
   - Там была моя мама. Она знает Библию хорошо. А я ленился читать её. Но я знаю - Библия наша душа.
   - А Коран?
   - Пусть Коран - ваша душа. Но он пришел позднее. Библия была первой.
   Ахмед стиснул зубы и отодвинулся от солдата. Потом усмехнулся и снова обнял его за плечи:
   - А я знаю Коран наизусть. Был у меня друг, Зали, его зарезали свои же за то, что он знал Коран как надо! Не как они. Я даже хотел уйти из отряда. Я не верю в наше дело. Слишком много мы убивали невинных. Но я тоже грешник, я ведь взорвал дом в Москве. Мирный дом. Погибли почти все... Дети, женщины...
   Ахмед закрыл ладонью глаза. Солдатик вдруг погладил его по голове. Ахмед вздрогнул. Словно материнское тепло хлынуло ему в душу и сердце.
   - Родя, - голос его расслабился и словно потёк, - ты должен жить. Я помогу тебе. И им тоже... Я ведь три раза уже был в Москве. Я разыскал всех оставшихся в живых.
   - Зачем? Ты мучаешься?
   - Да, это мучает меня. Я нашёл всех! Мои товарищи не знают этого. И, понимаешь, я находил их как-то странно. Я словно знал где кто. Аллах вёл меня. Там есть сумасшедшие, одна девушка. Есть другая девушка. Она святая! Она красивая как, как... это небо! Эти звёзды. Я всё время думаю о ней. Ведь Аллах сохранил ей жизнь. Для чего? Я приду к ней. Это правильно?
   - Это правильно, - Родя совсем сжался под одеялом, - а ты хороший. Бог посетил тебя. Прости, я хочу спать, нет сил. Так болит бок...
   Ахмед засуетился. Он снова нырнул в палатку, и тут же вспомнил, что ключа от замка цепи лежал в кармане той куртки, что одел, уходя, Салтан.. Ахмед вернулся к пленнику и попытался руками разжать звенья цепи. Это было бесполезно. Он только окровянил пальцы рук.
   -Всё равно, - бормотал Ахмед, - я освобожу тебя. Я не дам тебя убить.
   Из палатки очумело высунулся Абу. Провёл ладонью под подбородком, вылез и здесь же, у входа, стал мочиться. Потом, видимо хорошо выспавшись, стал прохаживаться как часовой вокруг палатки, положив громадные ладони на автомат. Ночь продолжала быть прозрачной и хрупкой, гряда дальнего хребта словно кружила своими зубьями небесный звёздный диск. Глаза Роди были полузакрыты.
   -62-
   - Сделаем так, - решил Ахмед, - ты поспи, наберись сил. Вернётся Салтан - я уговорю его. А, может, снимешь крестик? Ради меня? Ради жизни?
   - Отряд не заметит потери бойца, - как то странно, словно напевая, сказал пленный.
   - Что? - не понял боевик.
   - Есть такая песня - "Гренада". Я же играю на гитаре и пою. Вот в ней есть слова - "отряд не заметил потери бойца". Я её пел в роте, ребята подпевали...
   - Так ты музыкант... Красивая песня?
   - Очень! - Родион оживился. - Но там ещё есть - "я видел над трупом склонилась луна..." и... и...
   Здесь голос Роди дрогнул, и в нём прозвенели слёзы.
   - Ты не плачь, - сердце Ахмеда сжалось, - ты отдохни от всего. А, может, все-таки снимешь крестик? Тогда и вернёшься в свой отряд! И он не потеряет своего бойца. Сними! И мы вместе споём эту... "Гренаду"?
   Родя, засыпая, словно проваливаясь в небытие, отрицательно кивнул и снова прошептал:
   - Я видел - над трупом склонилась луна...
   - Сегодня нет луны, - сказал Ахмед, - а ты откуда родом? Где твоя мать?
   - Я из владимирщины, - словно очнулся Родион, там есть такое место - Боголюбово, а там недалеко и моя деревня. Церковь там...
   -Все там... ну, православные?
   -Почти все.
   - И все не сняли бы крестик?
   -Кто верит по - настоящему - не снял бы.
   -Как это - "по настоящему"?
   -Это значит - всей душой.
   Родион явно устал и начала засыпать, клонясь на бок. Ахмед приказал Абу:
   - Ты охраняй его. Понял? Не трогай.
   Негр улыбнулся и провел ладонью по горлу.
   - Нет! Идиот, - хрипло просипел Ахмед, - мразь тупая. Охраняй!
   Абу кивнул.
   - То-то, - прошептал Ахмед.
   Он достал из палатки одеяло, закутался в него и сел напротив уснувшего Родиона. Доверять до конца негру он не мог. Абу пожал плечами и нырнул в палатку. Он решил, что Ахмед сам решил охранять солдата. В палатке он ещё раз поел, допил остатки воды и заснул храпящим, животным сном полуживотного, получеловека, не забыв провести ребром ладони по горлу...
   Ахмед очнулся от полусна, когда неумолимое солнце ударило по нему ещё прохладными лучами. Родя же не шелохнулся. Он спал, закутавшись в
   - 63-
   одеяло целиком, с головой и пятками. Ахмед посмотрел на часы. Было уже девять утра, а по его подсчётам Салтан должен был прийти не раньше полудня. Ахмед озябливо потянулся. Ему, принявшему решение спасти Родю, было необыкновенно легко. И он решил приготовить завтрак. Но в палатке, где продолжал спать Абу, воды не было ни в пластиковых бутылках, ни в большой канистре. Чистейший родник было метрах в трехстах, и Ахмед, прихватив канистру, бодро отправился к нему, легко перепрыгивая через камни, продираясь грудью сквозь колючий кустарник.
   Родник был тонок и тих, казался какой-то изящной, живой скульптурой. Ахмед приладил под струю канистру, с наслаждением закурил и развалился на камнях. Солнце уже во всю терзало горы, заставляло их просыпаться, начинать
   новый день, просто жить. Ахмед под мерное журчанье ручейка впал в лёгкую дрёму. Очнулся он, когда вода уже давно наполнила канистру и переливалась через горлышко на умытые камни. Эту воду пила тёмно-зелёная ящерка, поднимая узкую мордочку и вытянув острый хвостик. Ахмед цыкнул на неё и, с удовольствием ощущая тугую мощь в руках, взял канистру, завинтил пробку и двинулся в обратный путь. Он шёл мерно и уверенно и всё-таки один раз споткнулся. И показалось, что примчался к нему острый тонкий вскрик. Оттуда, от палатки. Он вздрогнул и заторопился. Глухая тревога вдруг охватила его как плотный туман, и Ахмед, словно выныривая из него, уже побежал. То, что он увидел, поразило его как ожог. У палатки, покуривая, стоял Салтан, а Абу, присев на корточки, своим длинным тесаком отрезал голову Роде. Солдатик был уже мёртв, и Абу, пнув голову, сдернул с трупа крестик и засмеялся. Ахмед не раздумывал ни мгновенья. Единым вихрем он влетел в палатку, выскочил оттуда с "калашом" и длинной очередью распорол грудь негру. Потом выстрелил ему в упор в глаза, крича что-то нелепое и бессмысленное, стал яростно топтать бездыханное тело. Затем навёл ствол автомата на Салтана. Тот был бледен и спокоен. Замерли оба. Салтан улыбнулся и поднял ладонь.
   - Ты хочешь убить своего друга? - голос Салтана был тих, но твёрд. - За что? Командир велел уничтожить пленного. Это был приказ. Я и сказал об этом Абу. Ты убил его зря, хотя я сам не любил его. Но мы скажем, что его убил солдат. Вырвался, схватил автомат...
   - Замолчи! - голос Ахмеда рвался. - Брось сюда свой пистолет и ключ от цепи. Давай, я готов на всё. Вы не люди, вы - бешенные собаки! Родю, Родю убили... Зали убили! Бросай пистолет и ключ от цепи! Бросай мобильник!
   Салтан также спокойно отбросил Ахмеду пистолет, мобильник и ключ. Ахмед заставил его сесть на землю, отстегнул от цепи лёгкое тельце Родиона, посадил на цепь Салтана. Тело солдатика он отнес за крутой утес, забросал камнями, а тушу Абу подтащил к краю недалекого обрыва и яростно сбросил вниз, успев вытащить из мёртвого кулака окровавленный крестик Родиона на витом шелковом шнурке. Несколько секунд он смотрел на крестик, потом, не
   -64-
   вытирая, осторожно положил его во внутренний карман куртки, туда, где лежали документы. Забрав из тайника, оборудованного в узкой, приваленной камнями расщелине, деньги (их было немало) затолкал пачки купюр в заплечный мешок, снова подошел к краю обрыва и сбросил туда два автомата, мобильный телефон Салтана. С собой он взял пистолет и кинжал.
   - Я ухожу, - сказал он Салтану, - и будьте вы все прокляты, чтоб собаки терзали ваши тела!
   - Тебя всё равно найдут. Прощения тебе не будет. Ты стал собакой!
   - Замолчи! Ищите, но другого пути у меня нет. А вашего прощения я бы и не принял. А ты, друг, читай Коран, читай день и ночь и, может, тогда ты придешь ко мне. Снова, как друг, а не как прикованная собака. Прощай... За тобой всё равно через два дня придут. Потерпи, как терпел Родя.
   Набежавшая нивесть откуда туча мохнатой лапой скрыло солнце. Ахмед постоял над могилкой Родиона и, вдруг, неловко, перепутав последовательность, перекрестился и испугался. Ему показалось, что кто-то в глубине неба, облегченно и глубоко вздохнул, что дрогнули горы, а там, за утесом стал кто-то смеяться. Но он был один, даже Салтан не видел его. Оглянувшись, он быстро стал спускаться вниз. Салтан увидел его фигуру уже на склоне, проводил долгим взглядом, потом дотянулся до одеяла и накрылся им. Хлынул дождь, смывая следы крови, стреляные гильзы...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -65-
   Глава 2
  
   ВСТРЕЧА
   Эта была их первая полноценная встреча в годовщину взрыва дома. Собрались на даче у Леваневской. Приехала на такси Таня с Каси. Нина Ивановна, как всегда с пудельком Васьком на руках, приехала на электричке и ещё славно прогулялась по засыпанным мягкой листвой улочкам дачного посёлка. Лобов, ставший уже полковником, и сын на своем джипе тоже привезли с собой собаку, их спокойный Дон никак не отреагировал на нервные обнюхивания Лайзы и осторожное внимание постоянно дрожащей Герды, так и не отошедший от потрясений в её собачьей судьбе. Затем собаки разбрелись по обширному, желто-блёклому участку дачи.
   Стол накрыли на просторной веранде. Громадный букет белых роз водрузили в центре, Ирина Васильевна приготовила поминальные блины, рисовый кулеш, громадную миску с салатом. Нина Ивановна привезла домашние котлеты, сыр. Никита ловко вскрыл бутылку красного вина и разлил вино по бокалам. Первой он налил Тане, и, не в силах оторвать взгляда от лица девушки, пролил несколько капель на стол.
   -Эй! - прикрикнул отец. - Аккуратней, не воду льёшь...
   И сам вперился в лик Тани. Волшебно неземным стало лицо девушки за минувший год. Как будто самих изменений не было. Но лёгкая, почти невидимая и какая-то грустная улыбка, глубокий свет глаз, лёгкие складки у губ словно довели до совершенства прекрасное лицо...
   -Какая вы красивая, Танюша, - сказала Нина Ивановна, принимая бокал.
   -Да уж, - подтвердила и Леваневская, - глаз не оторвать...
   - Мне бы ножки покрепче, - улыбнулась Таня, - а то опять обещают операцию. Всё хромаю...
   -Операцию так операцию! - решительно сказала Ирина Васильевна. - Всё равно - самое страшное позади. Мы живы, квартиры нам дали.
   -Кстати, как вы устроились? - поинтересовался Лобов.
   -Мы с Таней на одной лестничной клетке. У меня трехкомнатная, а у Тани - двух. Этажом ниже - однокомнатная Нины Ивановны. Район хороший, рядом парк. До метро далековато, ну, да бог ним, метро...
   - А дядя Жорж так и живет в Доме престарелых. И собачка его жива, я была у него в гостях, - добавила Нина Ивановна, опуская на пол пуделька, - вот про остальных не знаю.
   -А что остальные? - продолжала Ирина Васильевна. - Профессор Засько жив и здоров...
   -Такой же важный дурак? - спросила Нина Ивановна.
  
   -66-
   -Да,- не расслышав, ответила Ирина Васильевна, и все улыбнулись. - Он получил квартиру в соседнем доме. А та, сошедшая с ума, оказалась студенткой, приезжая из Магадана. Родителей нет, вернее есть мать, но она алкоголичка, лететь в Москву отказалась. Так и кричит девушка что-то про чёрта. Несколько человек так и не опознали.
   - А я как просыпаюсь - вижу плиту, она поднимается от ног моих, - Таня побледнела и прикрыла глаза рукой.
   Наступила тишина. Решительно встал Лобов, подняв бокал:
   -Ну, что ж, помянем погибших!
   -Да-да! - Леваневская потрясла кипой бумаг. - Вот список - триста двадцать человек, триста двадцать!
   И заплакала, всхлипнули и Таня, и Нина Ивановна.
   -Три роты бойцов, - тихо сказал полковник, - как на войне.
   Все встали. Наступила горькая тишина, слышно было, как шелестят ветви деревьев, роняющие остатки листвы. Вдруг басовито залаял Дон, ему вторили Лайза и Каси, и даже Васек что-то пискнул под столом. Все оглянулись и узрели на тропке, ведущей к калитке, высокую фигуру в длинном пальто и замотанном вокруг шеи шарфом. Фигура была окружена собаками, а мужчина держал над головой какой-то шевелящийся комочек.
   -Это Патришевский! - крикнула, выскакивая во двор, Леваневская.- Я ему эсэмеску послала. Влад! Влад!
   Она схватила его за рукав и привела на веранду. Во время пути Лайза, Каси и даже Дон плотным кольцом окружали артиста, взлаивали, так как он нёс на руках серебристо-серый комочек, тоже тявкающий на всех. В стороне осталась только Герда. Ей было наплевать на всё.
   -Привет! - сказал Влад. - Извините за столь шумное вторжение, это из-за него.
   Он показал всем крохотную собачку, тревожно озиравшую собравшихся.
   -Это йоркширский терьер! - объявил артист. - Зовут - Торнадо!
   Вот тут порхнул за столом настоящий смешок. Разрядка словно встряхнула гостей, и через пару минут все снова уселись за столом, выпили вина, стали есть.
   -Еле нашёл вас, черте сколько надо добираться, - сообщил Влад, скинув пальто и оказавшись в белом свитере, - людей-то никого. Дачи почти пусты.
   - Что ж хотите, это уже Владимирская область. Специально подальше от Москвы дачу строили. Воздух чище...
   -Я видел вас! - вдруг вскричал Никита. - Вы играли в сериале про наркоторговцев! Вы играли... бандита!
   - Тоска, а не сериал, - вполголоса сказала Нина Ивановна. - Но на бандита наш гость похож.
  
   -67-
   -Ну да, - скромно потупился Влад, - я теперь в кино, да на телевидении, из театра пришлось уйти, я ведь всё рассказал её мужу... Ну, про ту, которая была со мной. Гаянэ... Гэгэ.
   - Ну, и как муж? Он же режиссер был? Ваш шеф? - въедливо спросила Нина Ивановна. - Дуэли не было?
   - Не было. Он женился на молодой актрисе, - Патришевский оживился, - по-моему, он даже рад был всему. Но уйти мне пришлось всё равно.
   - Очистили совесть? - Леваневская вздохнула. - Тело-то вашей... гостьи мы нашли через месяц.
   - Вернее то, что осталось от тела, - добавил Лобов.
   - Да уж, - артист поник головой.
   Никто не знал, что увидев на опознании то ужасное, полуразложившееся, что осталось от Гаянэ, Патришевский начисто перестал интересоваться женщинами. Не помогали ничего - ни вино, ни новые знакомства, ни даже удачные съемки в кино. Как будто кто-то ударил его в пах - и всё отмерло.
   - Как здорово, что мы снова вместе, - артист выпил вина, продолжая держать Торнадо левой рукой, - а, кстати, нашли террористов?
   - Чёрт его знает, - Лобов досадливо поморщился, - нахватали многих, а толку - ноль. Всех отпустили. Всё-таки следствие склонилось к мысли, что главный взрывник - ваш дворник. Он то и исчез без следа после взрыва.
   - Этого не может быть! - твёрдо сказала Ирина Васильевна, а Нина Ивановна подтверждающее кивнула. - Он был как святой.
   - Всё может быть, всё! - с нажимом повторил полковник. - Уговорили, напугали, обманули, в конце концов.
   Снова все замолчали.
   -А как Гита? - всколыхнулась Леваневская.
   -Отлично! - Лобов широко улыбнулся. - Уже играет, дурачится...
   -А как танцует! - воскликнул Никита. - А зовёт меня - блатишка! Сегодня с мамой в зоопарк пошли.
   -Документы мы ей справили без помех, - добавил отец, - уже она - Гутиера Лобова! Своя комнатка...
   Патришевский вдруг шлёпнул себя ладонью по лбу:
   - Во время напомнили про комнатку! Ирина Васильевна! У вас в доме нельзя снять мне квартирку? Наша студия в двух кварталах от вашего дома.
   Леваневская задумалась:
   -Я же, Влад, сейчас не у власти, хотя в правление дома уже вошла.
   Все захлопали.
   -Наш пострел везде успел, - въедливо добавила Нина Ивановна.
   -Хотите, снимите у меня комнату? - сказала вдруг Таня. - Мне деньги нужны.
   - У вас? - Влад задумался.
   -68-
   В первое мгновение он чуть ни согласился, но потом опомнился. Жить в квартире с чужой, молодой, да ещё больной женщиной - проблема. И сам
   окажешься как в тюрьме, да и предсказать, как сложатся их отношения - невозможно.
   - У меня есть предложение получше, - прервала неловкое молчание Нина Ивановна. - Я перебираюсь к Тане, заодно беру на себя уход за ней, а свою квартиру сдам вам, господин артист. Деньги пойдут Тане. А у меня пенсия приличная.
   - Согласна! - Таня захлопала. - Какая вы умница.
   - Гениально! - подтвердил и Лобов. - Все свои, легко вернуть всё в прежнее положение, если, что не так.
   - Здорово, - Патришевский облегченно вздохнул, - во вторник - я переезжаю!
   Его взгляд пересёкся с взглядом Леваневской, которая улыбнулась ему. Артист дрогнул и послал ответную улыбку. И испугался. Та искорка, что когда-то тлела в нём при встречах с этой красивой блондинкой, так и не возродилась. Что-то почувствовала и Леваневская, досадливо поджавшая губы. Во дворе снова всполошились собаки. На сей раз лай Дона, Лайзы и Каси был другим, с нотками истерики и злобы, подвыла и Герда.
   - Кто там ещё? - удивилась Леваневская, пробираясь к выходу.
   - Перекур! - объявил Лобов, вставая из-за стола. - Все на воздух.
   Последней, опираясь на небольшой костыль, вышла во двор Таня. Вся компания, не спеша, подошла к калитке. Там, снаружи, оказался широкоплечий, черноволосый мужчина в ладной кожаной куртке, потертых джинсах. У его ног лежали две корзины, одна с грудами цветов, вторая, судя по верхней части поклажи, с фруктами. Чуть далее стояло такси. Собаки всё лаяли.
   - Вы к кому? - спросила Ирина Васильевна.
   - К Тане и к вам, - голос Ахмеда прерывался, лицо покрылось каплями пота.
   - Танюша! - позвала Леваневская. - Это к тебе.
   Таня подошла. Компания встала перед калиткой. И вдруг всем стало очень тревожно, словно темная, опасная волна накрыла людей и собак, которые даже перестали лаять. Ахмед замер, глядя в лицо девушки, потом словно посунулся вперёд, отшатнулся как от удара и вдруг схватил корзину с цветами и вывалил её перед девушкой. На землю упали нежные красные и белые розы, благородные георгины, яркие астры, пионы...
   - Это тебе! И всем! - крикнул Ахмед, просовывая в калитку и корзину с фруктами. - Кушайте на здоровье! Это от сердца, не бойтесь. Я друг, друг! Я от всего сердца! От всего!
  
  
   -69-
   Он резко отвернулся, кинулся к машине, забрался на заднее сиденье, такси рвануло и быстро укатило по узкой дачной улочке. Все переглянулись недоуменно.
   - Кто это? - спросил Лобов, отбрасывая сигарету. - Ваш знакомый?
   - Нет, я его не знаю, - ответила Таня. - Хотя где-то, кажется, видела.
   - И я видела! - вскрикнула Леваневская. - Он, кажется, я не уверена до конца, приходил в наш дом, помогал Зали. До взрыва.
   - Вот так компот! - Лобов усиленно задымил сигаретой. - Что-то странное. Задержать бы его...
   - Ничего странного! - Никита покраснел. - Влюблён он в Таню... Я его понимаю.
   Юноша покраснел ещё больше. Нина Ивановна, начавшая собирать с земли цветы, вставила:
   - По крайней мере это красиво - высыпать у ног любимой такой букет. Эти южане умеют ухаживать. И фрукты прекрасные. Возьмите, возьмите! - приказала она Лобову. - Не отравленные.
   - Это надо ещё проверить, - пробормотал полковник, подымая тяжелую корзину, - надо на собаках проверить.
   - Собаки фрукты не едят, - сказал Патришевский, отщипывая виноград, - очень вкусно.
   Вернулись к столу, выпили ещё немного, поели действительно прекрасных фруктов. Разговор не клеился, неясное чувство тревоги после визита таинственного южного гостя вязало мысли, путало беседу, только Патришевский с удовольствием рассказал о съемках сериала. Стали прощаться. Лобов отозвал в сторону Леваневскую и вполголоса сказал:
   - То, что этот... гость знал вашего дворника - может быть ключ к поиску террористов. Если ещё раз увидите - сообщите или мне или следователям. Телефоны же есть?
   - Есть, есть!
   - Добро! Так, мой джип вместит всех! Рассаживайтесь.
   - Я пока остаюсь, - сказала Таня, - мы вернемся через недельку.
   - Да-да! - подтвердила Ирина Васильевна. - Пускай девочка подышит ещё свежим воздухом.
   Никита помрачнел, вздохнул и пошел открывать ворота. Нина Ивановна, усаживаясь с Васьком на просторное заднее сиденье, сожалеющее заявила:
   - Опять в ненавистную Москву...
   - И я не люблю её, - сказала, целуя в щёчку подругу, Таня.
   - Черт его знает, - Патришевский угнездился рядом с Ниной Ивановной, положив за пазуху Торнадо, - и она стала мне как-то плоше. Хотя...
   - Хотя у вас успех, а, значит, деньги! - подытожила Ирина Васильевна. - Счастливого пути! Не ругайте наш город. Уж какой есть... До встречи?
   -70-
   Влад понял, что последние слова относятся к нему, и сделал вид, что не услышал их. Джип умчал гостей, и две женщины и три собаки пошли к дому. Женщины, не приглашая собак, зашли на дачу, убрали со стола, прошли в прохладные комнаты, затопили камин в гостиной и уселись перед телевизором,
   взяв по чашке чая. Смотрели недолго, уже в восемь часов Таня приняла необходимые лекарства и улеглась спать.
   Собаки остались на участке. Каси, после взрыва, перестала любить любое замкнутое пространство. Она, даже в городе, в квартире, упорно выбиралась спать на балкон, неохотно возвращалась в комнаты. Собака стала как будто больше думать, изучать людей, особенно незнакомых, стала более осторожной, чуткой, чуть более злой. У неё, по непогоде, иногда болели лапы, тогда она замыкалась, ворчала что-то, поскуливала и злилась.
   Лайза изменилась мало. Но более покладистая по характеру, нраву, всецело следовала за Каси, подчиняясь её более сильной воле и независимости. Она тоже осталась во дворе, приладилась возле улегшейся хаски и вскоре безмятежно уснула. Герда же доживала свой истерзанный и безрадостный век в полусне, полубодрствовании, слабо реагируя на всё, что окружало её. Она нескладно повозилась на сухом участке земли и тоже забылась в чёрном сне.
   Чуть позднее, но, конечно, в комнате, уснула и Ирина Васильевна. Спали крепко, не слыша, как заворчали и гавкнули пару раз Лайза и Каси. Утром возле забора, напротив спаленки, где спала Таня, женщины нашли ещё одну груду цветов...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -71-
   Глава 3
  
  
   СУД
   Салтан кашлял мучительно и долго. Три дня, проведённые на цепи под ливневыми дождями, надломили его крепкий организм. Сутулый командир отряда боевиков по прозвищу Хан терпеливо ждал. Ждали и четыре его товарища, сидящие на пятках на ковре возле той самой палатки. Они пришли сюда рано утром, освободили Салтана от цепи, переодели в сухую одежду, согрели, накормили его, вкололи ампулу антибиотиков и только что выслушали рассказ обо всём, что произошло здесь недавно. Холод медленно уползал в узкие расщелины и ущелья, солнце уже грело, но Салтана продолжало трясти.
   -Так что ж с тобой делать? - спросил Хан. - Ведь ты достоин смерти. Здесь же!
   Салтан побледнел, но промолчал. Чувство вины подавляло его волю. Он наконец-то перестал кашлять и сгорбился под сухим одеялом. Салтан поднял голову к солнцу:
   -Дай мне отряд. Я искуплю свою вину кровью неверных. Пусть их будет сто, тысяча! Я искуплю! Не надо отряда - я один пойду!
   Хан отрицательно покачал головой:
   -Мы сейчас не воюем с федералами. Перемирие и надолго. Отряд распущен. Вот нас и осталось всего пятеро. И ты... потерявший лицо.
   -И наши деньги! - воскликнул один из сидящих, худощавый и пожилой боевик
   -Ты знаешь, сколько было денег? - Хан встал. - Нет? Так я скажу - больше миллиона долларов. Это наши деньги! Завоёванные кровью, смертью!
   -Собака! - заорал толстый и бородатый боевик. - Где деньги?
   Он упруго вскочил и ударом ноги опрокинул Салтана на землю. Молодой боевик тоже подбежал к Салтану и с видимым наслаждением стал месить его ногами, вскочив на грудь и топча её. Он даже покрякивал сладострастно.
   -Хватит! - крикнул Хан.
   Молодой не услышал. Тогда четвёртый, мощный и спокойный член отряда громадного роста, встал, ударил молодого по голове, потом схватил за талию и оттащил от Салтана. Тот с трудом сел, вытер кровь с лица и снова мучительно закашлялся. Хан повёл руками, словно очерчивая невидимый круг, молитвенно поднял глаза к солнцу, затем провел ладонями по лицу:
   - Видит Аллах - я не хочу смерти моего друга! Я верю ему! Кто ещё верит нашему боевому товарищу?
   Все молчали.
   - Кто верит Салтану? - снова спросил командир.
  
   -72-
   - Я верю, - сказал могучий, - он не предатель, но он виноват. Чёрт с ним, этим негром, он не наш, но деньги, деньги.
   - Мы остались нищими! - закричал толстый, содрогаясь. - Смерть ему!
   - А я не верю, что Ахмед предатель, - молодой боевик ударил себя кулаком в грудь, - он был самым смелым бойцом! Он учил меня стрелять! Я читал с ним Коран. Иншаллах!
   Молодой боевик был дерганный и путанный. Он то пытался предстать перед всеми как знаток Корана, то во всем сомневающийся мудрец, но выпирал из него злобный, малограмотный и удивительно наивный юнец, гордящийся тем, что его взяли на этот суд, почти шариатский, что слушают его...
   - Я думаю, - вдруг предстал "думающим" молодой боевик, и даже руки скрестил на груди, - что нужно быть внимательными и разобраться, что заставило его так поступить. Он же взорвал дом! А потом...
   - А потом он стал другим, поле того как просидел на курорте. На бережку тёплого моря. Последнее время он не стрелял в федералов! - вспомнил Хан. - Он стал набожным и мирным...
   - Мирным? - задохнулся Салтан. - А как он убил Абу! Он меня чуть не убил.
   - Но не убил же, почему то. Ты, Салтан, виновен и достоин смерти, - спокойно сказал пожилой, - даже если всё, что ты сказал - правда. Но как вернуть деньги?
   - Вот! - Хан поднял ладонь. - Убить его мы можем всегда. Но сначала пусть найдет наши деньги, найдет Ахмеда и убьёт его. Тогда мы снова соберём суд и решим, что делать дальше. Все согласны?
   Он медленно обвёл всех взглядом. Толстый кивнул, пожилой молитвенно соединил кончики пальцев, молодой злобно посмотрел на здорового боевика, который как-то даже благодушно ответил ему спокойным взглядом.
   - Тогда, - сказал Хан, - так и решим. Аллах абкар!
   - Аллах абкар! - хором ответили все.
   - Ты свободен, - заявил Хан, - возьми оружие, возьми документы. Обязательно возьми заграничный паспорт. Отдохни несколько дней дома, ты ещё слаб. И иди! Иншаллах!
   - Иншаллах! - подхватил молодой. - Аллах да пребудет с тобой...
   - У меня нет денег, - Салтан потупился, - надо же ехать... А куда?
   - Где потерял там и взял, - взвизгнул толстый.
   Хан усмехнулся:
   - Продай дом, машину... У тебя ведь есть ещё один, где живёт твоя семья. Мы не тронем их. Я куплю твой новый дом. И ищи. Я думаю, Ахмед должен быть в Москве или уехать из России. Он был странным последнее время.
  
  
   -73-
  
   Помнишь, он несколько раз ездил в Москву? А зачем? Может, продался федералам... Или влюбился. Ищи! Миллион долларов сразу не истратишь. Ты,
   Роберт, - он ткнул пальцем в молодого, - останешься здесь на два дня. Поищи место, куда перепрятать оружие. Раз Ахмед предал, он может указать наш склад федералам. Потом мы придём, всё перепрячем.
   - А где это место я найду? - недовольно буркнул Роберт.
   - Тебе мало наших гор? - Хан повел руками. - Найдёшь! Это приказ! Найди место, где можно сделать яму. Можешь и выкопать её. Лопаты вон лежат! Иншаллах, дорогой ты наш! А мы пошли вниз...
   Маленький отряд стал спускаться. Налетел рваный ветер. Снова появились тучки. Салтан шел трудно, покашливая, в его груди словно сошлись в клубок боль, кровь и всё растущая ненависть к Ахмеду. Он понимал всё яснее,
   что не сможет жить, пока ни отомстит, и это понимание заполняло его так мощно, что он начал чувствовать прилив сил и уверенности, жар бил в голову и Салтан вдруг заскрипел зубами, застонал. Хан, искоса наблюдавший за ним, одобрительно кивнул:
   - Правильно, джигит! Я знаю - ты найдешь его. Ищи в Москве.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -74-
   Глава 4
   СВЕРШЕНИЕ
  
   То, что клубилось в душе, сердце, мозгах Ахмеда, сам он определить не мог. Тяжелая мужская страсть южанина переплеталась с невиданной для него нежностью, густо замешанными на чувстве вины и жалости. Каждая встреча с Таней бросала его то в отчаянье, то подымала в невероятные, сказочные миражи, пробуждала неясные надежды. И он чувствовал, что незаметно, миг за мигом что-то менялось в отношении женщины. Таня стала улыбаться ему. Ахмед приходил к этому подъезду в новом доме почти каждый день уже второй месяц. Всегда с цветами. В любую погоду. Сначала Таня просто демонстративно выкидывала их в ближайший контейнер с мусором. Но однажды, в начале декабря, увидев, что на глазах мужчины появились слёзы, позвала его:
   - Вы! Даритель цветов, подойдите сюда!
   Ахмед, вытерев глаза рукавом, подошел. Его лицо, после уходя от Салтана, стала суше, глаза потеряли прежний блеск, но стали как будто задумчивее, глубже. Он похудел, стал мягче в движениях, вдумчивее. Можно сказать, что он стал выглядеть как-то интеллигентнее что ли, чище, даже - благороднее. Почти исчезла бравадная спесь, что присуща многим южанам. В пустые вечера, бесконечных блужданиях по Москве, он впитывал столичную жизнь всё глубже, ему стали близкими старые переулки, маленькие кафе. Он бессистемно, следуя наитию, заходил в двери музеев, побывал в Третьяковской галерее, Кремле, ходил на различные концерты, в кино. Эти походы стали нравиться ему. И однажды случилось чудо. Так он определил это событие для себя. Как то вечером, бездумно идя за группой молодежи, Ахмед попал на концерт Берковского, и чуть не закричал от тоскливой радости, когда услышал ту самую "Гренаду", что напевал Родя в предсмертные часы. Она ворвалась в его душа как горная лавина, как стон отчаяния. Он запомнил песню сразу, навсегда, часто напевал её, делая голос тоньше, как у Родиона, и сегодня, в час новой встречи, увидев свою любовь ещё издалека, пропел себе под нос "он песенку эту твердил наизусть" и чуть усмехнулся. Каси заворчала на него, и Таня положила ладонь на башку собаки. Сыпал снег, белые снежинки покрывали густую шевелюру мужчины, и был Ахмед, отпустивший длинные волосы, красив и необычен.
   -Ну, - сказала Таня, - что означают эти приношения? И как вас зовут?
   Она потрясла букетом и села на скамейку возле детской площадки. Долго стоять и ходить она всё ещё не могла. Ахмед осторожно присел рядом. Он вздохнул и пожал плечами.
   -Это всё? - спросила Таня.
   -75-
   -Нет, - вдруг ответил мужчина, - просто.. я не могу по другому. Я - Ахмед. А Вы сами, сами...
   - Что "сами"? - передразнила Таня, а Каси снова чуть рыкнула.
   - Вы - как королева! Вы самая красивая женщина в мире. Я просто не могу иначе. Я не видел, не знал таких женщин.
   -Я - калека, - просто ответила женщина, - у меня раздавлены ноги... Был взрыв нашего дома, и на ноги мне упала стена. Скоро будет новая операция... После Нового года. И у Каси болят лапки.
   Ахмед яростно вскочил. Ударил себя кулаком в грудь, закашлялся и резко отвернувшись, убежал. Каси коротко взлаяла ему вслед. Таня пожала плечами, но букет взяла в дом. Нина Ивановна, уже перебравшаяся к Тане жить, поняла всё сразу:
   - Опять этот неистовый южанин? Вы хотя бы поговорили?
   - Поговорили. Зовут его Ахмед.
   - И что ещё?
   - Да как будто бы всё...
   -Очень содержательно. Но, судя по всему, человек в тебя безумно влюблён, потерял голову. И потом здесь есть то, что волнует всегда - тайна! Ты его пригласи на Новый год.
   -Вот ещё! - неуверенно сказала Таня, устанавливая букет в большую вазу. - Обойдётся...
   Нина Ивановна сожалеющее чмокнула:
   - Он богат, вежлив, красив. Черт с ним, что с Кавказа. Там много правильных мужиков. А, вдруг, это твоя судьба?
   В комнату вошла Каси, а Васёк тут же прижался к ногам хозяйки, мелко задрожав. Хаски ещё ни разу не только не тронула пуделька, но даже не рыкнула на него. Правда, когда у неё болели лапы, и собака мрачнела, Васёк это своей тонкой кожицей чувствовал, нервничал уже заметно, и тогда Нина Ивановна уводила его к себе в комнату, которую снимала у Тани. Патришевский же обосновался в её квартире, исправно платил и также исправно не замечал совсем не настойчивых притязаний на более близкое общение со стороны Леваневской. Ирина Васильевна всё больше переходила в разряд "друзей" артиста, с недоумением фиксируя, что у Влада, похоже, вообще нет женщин. Это ставило её в тупик, попытки докопаться до истины в коротких разговорах и встречах ни к чему не приводили. Но дружба крепла, и в ней появилось то, без чего она бессмысленна - откровенность и доверие.
   До Нового года Ахмед приходил ещё шесть раз. Всегда с цветами, всегда ненадолго. Их разговоры были отрывочны, бессвязны, это были даже не беседы, а словно игра в вопросы и ответы, но несколько раз мужчина словно приоткрывал створки своей души, и Таня узнала, что он сирота, что вся семья его погибла, когда в ходе военной операции вертолеты федералов бомбили
   -76-
   родной аул. Она стала испытывать что-то похожее на нежность, да и, боясь себе в этом признаться, тёмное влечение к этому сильному мужчине, мало того - он стал появляться в греховных снах. Женщина, давно лишенная мужских
   ласк, стала даже представлять себе ночные свидания с этим мужчиной, но пригласить на Новый год не решалась. Не говорила Таня об этих свиданиях никому, кроме Нины Ивановны. Словно берегла эту странную дружбу. Привыкла к нему и Каси.
   Ахмед в костюме Деда Мороза сам пришел в квартиру Тани через несколько минут после наступления Нового года. Таня сначала и не узнала его, решив, что Деда Мороза прислали или с места её работы или от какого-нибудь благотворительного или социального общества. Но когда "Дед Мороз" молча выложил на праздничный стол груду подарков, дорогой коньяк, цветы, то Таня спросила:
   - Вы Ахмед?
   -Дед Мороз я! - с лёгким акцентом ответил гость, нашёл на столе и открыл узкий футляр. Брызнули лёгкие искры от тонкой золотой нити и вправленных легких бриллиантов. Ахмед протянул подарок Тане.
   - Ой, - сказала Нина Ивановна.
   - А это вам! - Дед Мороз передал женщине квадратную коробочку, которую она незамедлительно открыла - там оказалось красивейшее, с рубином, золотое кольцо.
   -Я, - растерянно сказала Таня, взволнованно рассматривая колье, - не могу этого принять. Никак! С чего это? Да кто же вы, в конце концов?
   - А я возьму колечко! - хладнокровно заявила Нина Ивановна. - Давно о таком мечтала. Спасибо вам, Дед Мороз!
   - Пожалуйста, - Дед Мороз, похоже, обрёл уверенность. Он взял из футляра колье, при этом Таня уронила на пол футляр, без суеты и как-то очень нежно, ловко, надел драгоценность на оголенную шею. Его горячее дыхание заставило женщину закинуть голову, и Таня не смогла удержаться. Она подошла к зеркалу и замерла. Колье было изумительным.
   -Скажи "спасибо", - приказала Нина Ивановна, - да пригласи гостя за стол! Ведь вы - Ахмед?
   -Да, - Ахмед одним движением "снял" бороду и усы, скинул на пол шапку, шубу. - Я - Ахмед.
   -Садитесь, - сказала Таня, - я правда, ещё не решила, это колье...но...
   - Бери, дурочка! Мужчина! Налейте-ка нам коньяка! - Нина Ивановна взяла бразды правления в свои руки. - Выпьем и наконец-то начнём праздновать!
   Опьянение пришло очень быстро. Нину Ивановну хватило на три тоста, зато Ахмед сказал их целых пять, витиеватых, сложных, но красивых тостов,
  
   -77-
   где он сплетал в сложную вязь горы, орлов, красивейших женщин, джигитов и желания. После каждого тоста Нина Ивановна уважительно ахала, а Таня
   взволнованно и молча пила вино. Один тост поразил её. Ахмед, держа в руке полный бокал, сказал:
   - Давайте выпьем за то, что люди зовут любовью. Нет, не только любовью мужчины и женщины. Любовью к детям, к людям, к их страданиям, к Родине, горам, равнинам, небу, ко всему, что окружает нас, что попадает в души. Пока мы любим - мы хорошие люди. Человек, не умеющий любить - отверженный, грязный абрек. А человек, умеющий вытеснить ненависть любовью - уже праведник. Я это понял совсем недавно. У меня ещё есть ненависть в душе. Но я её вытесню! Любовью вытесню!
   - За любовь! - поддержала Нина Ивановна.
   - Она, оказывается, ещё жива, - прошептала Таня.
   Ахмед, ловкий и быстрый, наполнял бокалы, сам он почти не пил, только касался губами вина, раскладывал по тарелкам еду, убирал грязные, мыл их. И
   всё время, мимолетно, касался то шеи Тани, то её рук, плеч. И не отрывал от неё взгляда. Комната словно сгущала плотный воздух, в котором бились желания, страх, нега и нежность. Нина Ивановна, внимательно наблюдавшая Ахмеда и Таню, вдруг, когда уже наступил второй час ночи, встала, подошла к Тане взяла за руку Ахмеда и приказала:
   - Поцелуйтесь!
   Ахмед опустился на колени и припал губами к коленям девушки.
   -Так даже лучше, плодитесь, размножайтесь... - нетвёрдо произнесла Нина Ивановна и пошла в свою комнату, по пути выключив верхний свет.
   Ахмед, мягким движением поднял юбку Тани до низа живота и стал медленно, томительно целовать её ноги, опускаясь всё ниже, лаская губами
   бесчисленные шрамы и шрамики. Дойдя до ступней, он снял с ног женщины туфли и стал целовать каждый палец, каждую жилку. Таня, словно погружаясь в неведомую бездну, опустилась с кресла на шубу Деда Мороза, так и валявшуюся на полу, откинулась на спину и, взяв в руки голову мужчину, притянула её к своим губам. И то, чего она смутно хотела, желала, что билось в её искалеченном, но молодом теле, хлынуло к ней от этого неистового, сильного, но неописуемо нежного мужчины...
   Очнулись они утром уже на диване, прикрытые всё той же шубой. Разбудила их Каси, тыкавшая холодным носом в ноги Тани и Ахмеда. Таня сладко потянулась и не удержалась - благодарно поцеловала мужчину в сухие губы. Ахмед медленно открыл глаза, несколько секунд смотрел на женщину, потом сказал хрипло, но всё равно нежно:
   - Я люблю тебя. Ты будешь моей женой?
   Таня улыбнулась и автоматически, по привычке, потянулась к небольшому костылю, стоящему у дивана.
   -78-
   -Надо с Каси погулять, - виновато сказала она. - А ты спи...
   -Нет! - Ахмед пружинисто взлетел с дивана. - Я погуляю, отдыхай.
   - Ты знаешь, - Таня привстала на диване, обнажив нежные плечи и тяжелую грудь, - ты знаешь, сегодня впервые не было плиты... Той, что лежала на моих ногах. Ну, после взрыва. Я просто проснулась.
   - Её больше не будет никогда! - убежденно ответил Ахмед, одеваясь по-военному быстро и ладно. - Никогда и нигде!
   Каси послушно вышла с Ахмедом, который выбрался на улицу, накинув на плечи шубу Деда Мороза. Сделав свои дела, собака весело кинулась к Лайзе., тащившую за собой хозяйку, огромными глазами уставившуюся на Ахмеда.
   - Это... что это? - спросила Леваневская. - Вы от Тани? Вы Дед Мороз?
   - Я от Тани, Татьяны! - весело ответил Ахмед. - Не бойтесь, она мне позволила! С Новым годом! Я Дед Мороз. С Кавказа!
   - С Новым, - лунатически ответила Ирина Васильевна. - Ничего не понимаю. А Таня где?
   - Отдыхает, - пожал плечами Ахмед, которого распирала радость и какое-то чувство превосходства, - устала моя жена от бессонной ночи.
   - Жена? - ахнула Леваневская. - Ваша?
   -А почему нет? - Ахмед засмеялся радостно и звонко, как не смеялся уже несколько лет. - Разве я такой плохой?
   - Ничего не понимаю! - Леваневская даже шлепнула концом поводка весело прыгавшую Лайзу. - Вы расписались?
   - Расписались! Всей жизнью, да! - ответил вдруг помрачневший Ахмед.
   - Привет, Ирочка! - крикнула, выходящая из подъезда Нина Ивановна и опустила на снег Васька. - Доброе утро, Ахмед, чего не разбудил меня?
   - Жалко было будить, - серьезно ответил Ахмед.
   - А Таня спит без задних ног, - как ни в чём не бывало, сообщила Нина Ивановна, - умаялась за ночь девочка. Брачная ночь есть брачная ночь...
   Леваневская потрясла головой, но спрашивать ничего больше не стала. Она попятилась от дружно вставших возле друг друга Нины Ивановны и Ахмеда, потащила за собой Лайзу и пошла со двора в небольшой парк, начинавшийся через дорогу от арки дома и словно заманивающий опушенными инеем деревьями, мягкими дорожками, белыми кустами. Ахмед и Нина Ивановна рассмеялись, а Каси, вопросительно подняв башку, вдруг вздыбилась и положила передние лапы на грудь мужчины. Она признала его.
  
  
  
  
  
   -79-
  
   Глава 5
  
   СЫСК
   Салтан увидел Ахмеда на перроне окраинной станции метро сквозь стекло уже тронувшегося вагона. Издав вопль, похожий на рык, он кинулся к дверям, воспаленными глазами стал искать что-то похожее на стоп-кран, но тщетно. Поезд уже нырнул в кошмар подземелья, и Салтан застонал от бессильной злобы. На следующей остановке он бегом пересёк станцию, ворвался в вагон встречного поезда и через пять минут был там, где видел Ахмеда. Станция была по вечернему почти пуста, редкие, унылые пассажиры ждали свои поезда, и Салтан продолжил поиск уже наверху, куда он домчался, прыгая по ступеням движущегося эскалатора. Но и там Ахмеда не было. Один за другим от грязной и сырой февральской площади отходили автобусы, маршрутные такси. Салтан немного успокоился. Появилась первая ниточка в его беспрерывных, приводящих в отчаянье поисков приговоренного к смерти бывшего боевика. Теперь Салтан знал, что Ахмед всё-таки в Москве и, наверное, не случайно бродил где-то именно здесь, на бездарной окраине столицы.
   До этой встречи Салтан искал врага бессистемно, подчиняясь душевным помыслам, терзающей его ненависти. Устроившись жить у дальних родственников, предоставивших ему комнату в помпезном, почти пустом доме, Салтан поначалу прошёлся по всем тем местам, где они раньше бывали с Ахмедом, где готовили взрыв дома. Но эти очаги террора были уже погашены, боевики разошлись. Ахмеда никто не видел. Затем Салтан продолжил сыск по клубам с игровыми автоматами, казино, ресторанам. Попадая в зал с автоматами, темпераментный южанин не мог удержаться и обязательно садился к какому-нибудь "однорукому бандиту" и просаживал все наличные деньги. А их, денег, вырученных за продажу дома, становилось всё меньше. Правда, один раз ему повезло в казино, он смог на выигранные в рулетку деньги приодеться и продолжить свои поиски еще на месяц. Но с каждым днём усиливалась тревога, всё требовательнее звучали телефонные указания от Хана, и как раз на другой день после мимолетной встречи с Ахмедом, ему была назначена встреча с посыльным от командира. Им оказался тот самый пожилой боевик, участник суда в горах. Они встретились в небольшом кафе возле тупой громады Курского вокзала, где Салтан, волнуясь, заказал плов, зелень, коньяк. Посыльный сидел спокойно, сказав "Селям алейкум" он надолго замолчал, вынуждая Салтана говорить и говорить. Тот рассказал ему всё: как и где искал Ахмеда, что испытал, увидев его на станции метро, о появившейся надежде всё-таки найти врага. Посыльный, услышав о встрече в метро, чуть-чуть оживился.
  
   -80-
   - Это хорошо, - сказал он и отодвинул рюмку коньяка, показывая, что он, как мусульманин, не пьёт, - я передам Хану, что ты на правильном пути, но времени совсем мало. Хану и нам нужны деньги.
   - А..., - Салтан запнулся, - ты мне ничего не привёз?
   - А что я должен был привезти? - иронично удивился гость. - Оружие у тебя есть, задание понятно. Что ещё?
   - У меня кончаются деньги...
   - А у Ахмеда миллион! - посыльный потемнел лицом и вдруг плеснул из рюмки коньяком в лицо собеседника. - Собака! По твоей вине мы нищие, а ты просишь деньги! Хан сказал - не найдешь Ахмеда - будешь добывать деньги как абрек, ночью! Москва богатый город. Понял? Иншаллах!
   Салтан, вытирая лицо ладонью, удручённо кивнул. Посыльный встал:
   - Я скажу Хану, что ты напал на след. Это правда. Ищи в этом районе, ночуй на этой станции. Да, всё-таки кое-что я тебе привёз.
   Он передал ему увесистый пакет.
   - Здесь пистолет с глушителем. Может пригодиться. Аллах абкар!
   - Аллах абкар! - облегчённо подхватил Салтан. - Я найду его!
   - Твой срок - до лета! И мы не шутим - добывай деньги любым путём, ведь Ахмед, наверняка, часть миллиона уже истратил. И не убивай его, не узнав, где он прячет доллары. Лучше, если ты привезешь его к нам живым. Мы казним его дома.
   ...Свою первую жертву Салтан нашёл в марте возле той самой станции метро, где встретил Ахмеда. Поздним вечером юркий бизнесмен выскочил из банкомата и на несколько секунд замешкался возле своей машины. Салтан нанес ему тяжкий удар в голову рукояткой пистолета, вырвал сумку из руки падающего и заскочил в салон ближайшего автобуса. Никто ничего не заметил. Падал лёгкий снежок, ограбленный недвижимо лежал возле передних колес своего "Мерседеса". Когда автобус тронулся, Салтан заметил, что лежащий шевельнулся.
   - Жив, собака, - прошептал боевик, - а жаль.
   Никого не боясь, он проверил содержимое сумки. Там было десять тысяч рублей и семьсот евро. Салтан довольно хмыкнул. В беспрестанном поиске, терзаемый ненавистью, Салтан превращался в городского, абсолютно лишенного человеческих качеств, волка. Он привык спать где попало, брился редко, ел урывками. Чаще всего покупал дешевые чебуреки, беляши, пил сомнительную водку, мочился прямо на улице, не стыдясь прохожих.
   Свой второй грабёж он совершил глубокой апрельской ночью, высмотрев подвыпившую парочку, судя по всему, возвращавшуюся или после ресторана или из какой-то компании. Натянув поглубже вязаную шапочку он встретил их под аркой дома, открывавшую проход во двор только что построенного, наполовину заселенного дома. Молча, он сунул ствол пистолета в лицо
   -81-
   мужчины, левой рукой нырнул тому за пазуху и извлёк увесистый бумажник. Молодая женщина, на свою беду, ахнув, заверещала:
   - На помощь! Грабят!
   Салтан яростно ударил её рукояткой пистолета и тут же повторил удар и по голове мужчины. Два тела рухнули под ноги грабителя. Салтан наклонился, вырвал с кровью бриллиантовые серёжки из ушек женщины, содрал колье, браслеты. Несколько секунд он мучительно боролся с желанием пристрелить их обоих, но несчастные не шевелились. Салтан глубоко вздохнул:
   - Валяйтесь так, собаки, - прошептал он.
   Сыск бандит продолжал непрерывно. Он был настолько уверен, что Ахмед где-то рядом, что перестал выезжать в другие районы столицы. Он мотался возле подъездов, следил за прохожими во дворах, заходил в закусочные, кафе, расспрашивал детей и болтливых старушек. Он похудел, совсем отвык улыбаться, устал... Психика его была на грани срыва, но круг поиска сужался, и совсем немного осталось домов, которые ещё не проверил Салтан. Был там и дом, где жила Таня...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -82-
   Глава 6
   ПРИЗНАНИЕ
   Леваневская сидела, разинув рот, стиснув пальцы рук. Таня тихо плакала, положив правую ладонь на голову Каси, а Нина Ивановна словно окаменела, не отрывая тяжкого взгляда от Ахмеда, скрестившего руки на груди и застывшего в проёме двери. Он только что рассказал всё...
   - И что же теперь? - очнулась Ирина Васильевна. - Надо звонить, сообщать. Ты же убийца. Боже мой - триста человек...
   - Я готов, - почти беззвучно ответил Ахмед, - но надо сначала слетать в Германию, оплатить операцию Тане. У меня есть деньги.
   - Это деньги за наше убийство? За наших жильцов? - спросила Нина Ивановна. - За Митяя, Зину, детей, молодёжь, Фридманов... За собак и людей?
   - Нет, - Ахмед яростно затряс головой, - это деньги отряда. Они не взрывали ваш дом... Это Салтан.
   - Воровской "общак"? - Нина Ивановна откинулась в кресле. - Ну и зачем ты всё рассказал? Совесть замучила?
   Ахмед словно застонал. Гортанный, полузадушенный вопль напугал всех. Мужчина откачнулся от стены и заговорил сбивчиво и горячо:
   - Не знаю! Они убили Зали, потом русского солдата, Родю... Я понял, что, они - звери, что они не правоверные, не истинные мусульмане. Я хотел искупить свою вину перед Зали, Родей, перед вами... Я не мог уже жить, как раньше. Я стал всех искать. Я нашел мать Родиона, она отвела меня в монастырь, и ваш священник простил меня! Христос велик! Так думал Родя и его мама! Вот его крестик, крестик Роди! - Ахмед потряс крестом, который он носил уже вместо чёток. - Мне отдала его мать. Я нашел старика с собакой, подарил ему телевизор, я нашел ту, потерявшую разум. Ей я помочь не смог. Я нашёл всех вас. А Таня вот, - он упал на колени, - Таня святая! Я люблю её, я должен служить ей, пока меня не нашли и не убили... А вы... вы простите меня...
   Наступила тишина, прерываемая глухими рыданиями Ахмеда. Леваневская всхлипнула тоже, а Таня, напротив, перестала плакать и обвела всех изумленным, детским взглядом.
   -Ну, что ж, - горестно всхлипнув, сказала Ирина Васильевна, - надо что-то делать. Я позвоню Лобову, он решит.
   - Зачем? - сухо сказала Нина Ивановна. - Это же солдафон!
   - Как зачем? Надо же что-то решать! Он же наш друг! Солдафон! Ляпнула тоже! Он очень тонкий человек.
   - Как приклад ружья. Прости, конечно. Я груба. Но всё равно он решит по-солдатски. А Судьба и Бог уже решили всё. Прикинь - если ты сообщишь Лобову - Ахмеда арестуют. Того, Салтана, никто не найдет. А остальные мертвы! Зали обвинят во взрыве, сделают главным убийцей. Ахмед не сможет
  
   -83-
   помочь Тане, она останется хромой на всю жизнь. Кому станет легче, лучше? А Ахмед уже платит свою дань этому кошмару. Посмотрите на него...
   Ахмед как куль без остова, лежал на полу. Таня наклонилась к нему, что-то шепнула. Мужчина поднял голову, и все увидели жуткую, искаженную маску страдания, боли и тоски с блуждающими глазами, которые никак не могли остановиться на чём-нибудь.
   -Да, - пораженно подтвердила Леваневская, - похоже, он своё получил. Танюш, а ты что скажешь?
   Таня осторожно, оберегая ноги, опустилась к мужчине и обняла его.
   - Он мой! - тихо, но так, что услышали все, сказала она.
   - Так! - Нина Ивановна встала. - Решаем так - никому ни слова! Таня пусть летит с Ахмедом на операцию. Ещё неизвестно, где сейчас бандиты, этот Салтан, а может, они уже знают, где Ахмед (Леваневская ахнула). Они должны его искать, ведь он взял их деньги. Много взял?
   -Больше миллиона баксов, - глухо ответил мужчина. - Они хорошо спрятаны.
   - Такие деньги будут искать до конца, до смертного часа. Улетайте! Лечите Таню. А мы ничего не знаем, не ведаем... А когда наша сладкая парочка вернётся - решим что делать. А вы там, за кордоном, поищите себе постоянное жильё. И, если сможете, смените фамилии. А если удастся - оставайтесь там. Миллион долларов будут искать! Обязательно будут! Они как навигатор, как маяк, как залежи золота, как сердце Кащея!
   - Может, все-таки сообщить? Наша милиция прикроет, защитит, -Леваневская была явно напугана, - ведь мы уже тоже... ну, в опасности.
   - Наша милиция возьмет себе и деньги, и Ахмеда, - Нина Ивановна презрительно махнула рукой. - Мужика угрохают где-нибудь в зоне, а нас никто защищать не будет, ибо мы никому не нужны. Всё! Возражений не принимаю. И - никаких звонков никому! Ты поняла, председательша?
   Леваневская послушно кивнула и тоже встала. Но тут же опустилась на стул - ноги не держали её. Ахмед, окрепший и успокоенный, поднялся с колен и подошел к Нине Ивановне:
   - Вы - великая женщина!
   - Благодари Таню, я хочу, чтобы она выздоровела. Но и тебя что-то жалко стало. Береги женщину, береги любимую. У вас страшная и горькая судьба, и страдания ваши ещё не испиты до конца. И... покажи мне крест русского солдата... Родиона, да?
   Ахмед протянул крестик на грязном шнурке. Нина Ивановна долго смотрела на него. Потом, возвращая, спросила:
   - Ты читал когда-нибудь Библию?
   - Да, там, у матери Родиона, в монастыре... Она похоже на Коран.
  
   -84-
   - Это Коран похож на Библию, - хмуро сказала Нина Ивановна. - Так Таню сильно любишь?
   - Больше жизни!
   - Коль вернёшься, мы крестим тебя. И обвенчаем.
   Ахмед отшатнулся:
   - Я не могу... как предать веру своего рода? Разве мало я делаю для Тани? И потом - Бог один! А уж как верить - дело души, совести! Так мне и священник говорил, и Родя.
   - Ишь ты, какой подкованный. А ради Тани, ради любви? А Бог один - значит дело-то не в религии, а в поступке! Поступке, джигит наш страдающий! Ну, ладно, об этом потом. Когда вы улетаете?
   - Через три дня, - Таня взяла за руку друга, - мы уже документы оформили и билеты взяли.
   ...Такси вывернулось из арки на шоссе, и Салтан увидел за передним боковым стеклом профиль Ахмеда. Его рука автоматически нырнула за пазуху и извлекла грозный и чёрный пистолет с глушителем, но такси умчалось слишком быстро в наступающих сумерках. Салтан попытался остановить какую-нибудь из пролетающих мимо машин, но водители не желали тормозить перед мрачным мужчиной, забывшим убрать пистолет. Опомнившись, Салтан спрятал оружие и впервые за несколько месяцев, улыбнулся. Теперь он знал, что найдет Ахмеда скоро и где-то здесь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -85-
  
   Глава 7
   КАТАСТРОФА
  
   - Уберите плиту! - кричала Таня. - Она давит мне на ноги! Больно!
   Но никакая плита на ноги девушки не давила. Было темно, треснувший под гнётом снега потолок навис над гостиной этого шале. Ахмед один за другим ставил вертикально все предметы, могущие как-то препятствовать опусканию потолка. Даже узкую кушетку он поставил вертикально, и она уперлась в самый надлом, там, где недавно ещё был красивый круглый светильник. Сейчас он хрустел пластмассовыми и стеклянными осколками под ногами мужчины, в то время как Таня, спрятавшись под хрупким столиком, ощупывала свои ноги, убеждалась, что они целы, но всё равно кричала:
   - Давит на ноги! Ахмед, милый, что это? Почему это снова? Почему с нами?
   - Нет! - Ахмед нырял к ней. - Ноги целые. Не бойся, всё будет хорошо!
   - Ахмед, милый, за что? Чем я прогневила бога? Бог мой, святая Богородица, сын их, Христос, ответьте или помогите! Ахмед, не уходи! Здесь темно...
   - Надо искать выход, - Ахмед выдирался из цепляющих его рук, - надо, иначе мы задохнёмся. Лежи, не напрягайся, ты цела, ты выживешь...
   Мужчина ощупью, но всё равно, судорожно двигался в кромешной тьме. Он хотел найти хотя бы один надлом в стенах домика, чтобы пробиться к снегу и начать его откапывать. В его руках был мобильник, и Ахмед иногда включал его, чтобы осветить помещение, но делал это редко и на секунды. Телефон должен был разрядиться вот-вот, ведь они пытались дозвониться до кого-нибудь целых полчаса, с того момента как лавина накрыла их пристанище. Но всё было тщетно. Никто не отвечал.
   ...Операция прошла чудесно. Немецкие врачи не только восстановили Тане все функции ног, но и убрали, сгладили, все заметные шрамы. Денег, которые Ахмед перевёл в Германию, хватило и на больницу и на то, чтобы месяц-другой отдохнуть и восстановится. Таня предпочла французские Альпы и сама выбрала этот шале у подножия круглой горы с белой снежной шапкой. Ахмеду, коренному горцу, не понравилось, что нижний край небольшой снежной шапки нависал как козырёк всего в метрах пятидесяти от крыши домика. Но Таня настояла именно на этом шале. Здесь она начала ходить всё увереннее, всё чаще оставляя без дела костыль. Они гуляли по склонам гор, играли в снежки на снежной шапке, вечерами смотрели телевизор, ничего не
  
  
  
   -86-
   понимая по-французски, пили каждый день привозимое свежее молоко по утрам, а вечером - мягкое вино. Прислуга, прибрав домик, приготовив обед,
   после полудня уходила вниз, оставляя гостей одних. Таня расцветала, и здесь, ещё вчера, Ахмед впервые услышал яркий смех счастливой женщины. Он был похож на освежающий душ, и темпераментный горец взорвался неистовым танцем, словно летая по небольшой гостиной, стремительно вбегая на деревянную лестничку, ведущую к спальне на втором этаже. Потом он упал на колени перед любимой и впервые спросил:
   - А... если бы у нас был сын, как бы мы его назвали?
   Таня замерла. Она ещё неделю назад поняла, что в неё зарождается новая жизнь, и всё искала случай, чтобы признаться в этом любимому. Она запустила тонкие пальцы в гриву друга и сказала, приблизив губы к его голове:
   - Он обязательно скоро будет, твой сын. А назовём мы его... Родионом?
   Да?
   - Или Залимханом, - голос Ахмеда дрогнул. - Он праведник.
   - Они оба праведника, - голос Тани окреп,- но живём - то мы в России, Ахмедик мой!
   И тут рухнула с гор шапка снега. Та самая, что нависала козырьком над шале. Что спровоцировало сход этой небольшой лавины - никто не знал. Но снег сорвался и полностью накрыл пристанище влюблённых, оборвав электрические линии, перекрыв дороги и тропки. Таня сначала ничего не поняла, она решила, что просто отключился свет, но Ахмед всё понял сразу. Когда заскрипели потолок и стены, когда послышались треск и скрежет ломающихся конструкций, когда наступила кромешная тьма, он крепко обнял женщину, опустил её на пол и прикрыл сверху небольшим столиком. Потом он начал метаться по свободному пространству в поисках любого выхода. Он стучал в изогнутые стены, пытался пробиться сквозь сплющенные окна, ранил руки, ушибался, но всё было тщетно. Попытки позвонить по мобильному телефону заканчивались лаконичным ответом "абонент недоступен" и, в конце концов, обессилев, Ахмед снова вернулся к Тане и сел рядом, положив тяжелую руку на плечи любимой.
   - Я отдохну, - виновато сказал измученный Ахмед. - И буду снова искать выход. Лопату бы найти.
   - Но ведь нас должны искать? - Таня тоже села, отодвинув в сторону столик.
   - Конечно! - голос Ахмеда был твёрд и уверен. - Найдут, куда они денутся...
  
  
  
  
  
   -87-
  
   Он не сказал главного - что в домике все равно когда-то кончится кислород. Что углекислый газ, как в замурованной подводной лодке, может удушить их намного раньше, чем придёт помощь. Таня же начала молиться вслух. Она молилась бессвязно, путая "Отче наш" с "Благодарением за всякое благодеяние Божие" и молитвой для "Защиты от нечистой силы", иногда она просто кричала в темноту, и каждый вопль пронзал душу мужчины, и он находил в себе ещё силы и снова начинал искать выход из страшной западни. Он пытался пробить стена, обломками мебели ковырял их, ударялся в темноте, не чувствуя боли, об обломки, изломанные углы домика. Джинсы, куртка были уже изорваны, но холода мужчина не чувствовал. Он безудержно искал.. А время неумолимо съедало их жизни, не останавливаясь ни на миг, даже когда они пытались отдохнуть в коротких, снах, когда они судорожно обнимались, грелись друг о друга, забывались на десять-двадцать минут, затем Ахмед снова начинал метаться по домику, стучать в стены, пытаться отдирать двери. Нашлось немного печенья, яблоки, но Таня не съела ни крошки... Она или молчала, сотрясаемая мелкой дрожью или всё чаще молилась...
   - Господи, за что? - кричала и стонала Таня. - Чем я грешна? Пресвятая Дева, Мать Господа всевышнего, помоги! Помоги! Вызволи! Не может быть, чтобы твое наказание было таким страшным. И за что? Я уже была в аду, там в Москве. Но ты же спасла меня! Я помню, помню молитву.. вот, вот, "услыши мою тёплую молитву и принеси пред возлюбленного сына твоего, Господа нашего Иисуса Христа, умоли его да озарит мрачную душу мою светом Божественной благодати Своей ..."
   Молитвы женщины вонзались в мозг Ахмеда, он пытался вспомнить суры Корана, но молитвы Тани мешали, волновали, к тому же иногда, всё перебивая, билась в голове строчка " отряд не заметил потери бойца" или же погребальная "над трупом склонилась луна". Ахмед скрежетал зубами, шептал "иншаллах", его разум был на грани срыва, а движения становились все судорожнее и слабее...
   Таня кричала:
   - Да избавит меня, Нас, от всяких нужд, скорбей и болезней, несчастья этого да ниспошлет мне, нет, нам, тихое и мирное житие, здравие телесное и душевное, да смирит страждущее сердце моё и исцелит раны его, да наставит меня на добрые дела, от вечной муки избавит, Своего Царствия небесного не лишит!" Вот, слышишь, пресвятая Богородица!? Я знаю молитвы! Я знаю ещё "Верую"! Прочесть? Ну, услышь, ну, укажи путь спасения!
  
  
  
   -88-
  
   Психика женщины тоже была на пределе срыва, и Ахмед, уже словно ища защиты у женщины, снова стал ощупью приближаться к ней, бормоча:
   -Какие молитвы тут помогут, какие? Таня, я иду к тебе, не волнуйся! Это мне, мне кара! Это Аллах карает меня! Это возмездие... Но... почему и Тане? Она же не виновата ни в чём! Ты, несправедлив, Аллах, нет, несправедлив...
   Но Таня закричала так, что словно ахнули искорёженные стены, вздохнул и ещё более прогнулся сломанный потолок:
   - Господи! Святая Богородица, не оставь нас! Укажи спасение!
   И тут в темноте, в таинственных тенях, что-то дрогнуло, как бы проявилась перед отчаянным взором молящейся волнующаяся фигура женщины в чуть светящихся одеждах, которая вытянула правую руку и показала направление в дальний угол комнаты. Эта рука покачалась, растворяясь в воздухе, и Таня закричала истерично и радостно:
   - Ахмед! Ахмед! Богородица показала, показала выход.
   Она взлетела на ноги, откинув столик, безошибочно схватила за руку Ахмеда и уверенно, с неожиданной силой, довлекла его до того самого скомканного угла, куда, как ей показалась, показала рука Богородицы.
   - Ну и что? - спросил Ахмед, включив на миг мобильник. - Стена, угол...
   - Отдирай панель, - Таня сама вцепилась в пластиковую обшивку, - отдирай...
   Ахмед нащупал выступивший край обшивки и дёрнул его на себя. Обшивка отлетела неожиданно легко, и в комнату ввалился могучий ком снега, за ним, как в воронку, посыпался снежный поток и вместе с ним пробился тончайший луч света. И послышался лай собаки.
   - Это сенбернар спасателей, - уверенно и облегченно сказала Таня и упала на колени в сыпучую холодную массу. - Спасибо тебе, Богородица! Я - раба твоя! Ахмед, это Богородица, мы спасены! Милый, спасены!
   Потрясенный Ахмед очнулся от столбняка и обнаружил небольшую лопату, стоящую как раз в этом углу, словно приготовленную для него. Он тайком от Тани перекрестился, поцеловал крестик Роди и стал яростно отбрасывать снег. Свет становился все ярче, а лай собаки все громче...
  
  
  
  
  
  
  
  
   -89-
  
   Глава 8
   РЕШЕНИЯ
   Когда в объективе бинокля возникла широкая задница могучего джипа, въехавшего в ворота дачи, Салтан заволновался. Теперь, по его подсчётам, на даче было не меньше семи обитателей, и среди них - четверо мужчин, двое из которых были в камуфляжных куртках, и три мощные собаки. Конечно, ничто не остановило бы его, но он боялся сорвать задание, так и не узнав, где же деньги отряда? Мысль о деньгах, о том, что они беспрерывно тратятся Ахмедом, терзала его как ржавый штырь в ране, заставляя жить, не обращая внимания, что он ест, где спит, чего хочет. Даже свои налёты, грабежи (а их было уже около десятка), боевик совершал как то спонтанно, особенно не раздумывая, и ему везло, просто везло, что Салтан смутно объяснял покровительством Аллаха. Чертыхнувшись, он сполз с развилки невысокого клёна, откуда вёл свои наблюдения, забрался в нутро стареньких "Жигулей", где первым делом жадно выпил полбутылки минеральной воды и расстегнул куртку. По груди его тёк пот, запах давно немытого, по принятому два месяца назад обету, тела был ужасен. Грязная, сваленная, неумело подстриженная борода мерцала крошками, черные каёмки под ногтями были заметны даже в сумраке салона автомобиля. Но по лицу боевика блуждала довольная улыбка. Гонка за жертвой неумолимо приближалась к концу, о чём он и передал Хану ещё вчера, когда узнал почти всё... Начало прояснению было положено ещё полтора месяца назад. Тогда, гуляя с Лайзой, беззаботная и весёлая Ирина Васильевна взахлёб и громко рассказывала Патришевскому о том, где и как лечится Таня, не обращая никакого внимания на бородатого и мрачного южанина, сидящего в неудобной позе на пенёчке неподалеку. А "дежурил" боевик возле этого дома день и ночь - во дворе, парке, на детской площадке... Первым позывом Салтана было лететь в Германию, но, успокоившись, это решение боевик забраковал. Первым делом было мало денег, второе - Салтан был убеждён, что деньги отряда спрятаны в России, мало того - в Москве. Затем он узнал из телевизионных новостей о сходе лавины в Альпах, где сообщили и фамилию Тани и упомянули об Ахмеде. Салтан был даже рад, что они выжили, что теперь наверняка они вернутся в Россию. Так и случилось. И вот сегодня, в июльский жаркий субботний день, отправившись вслед за машиной Леваневской, где были и Ахмед с Таней и Нина Ивановна с Васьком, и Патришевский, ставший уже настоящим другом Леваневской, он добрался до этой дачи. Прибывших веселым лаем встретили Лайза и Каси (Герда умерла весной), Ахмед вскоре запалил мангал, стал жарить шашлыки, а вскоре и прибыл тот самый могучий джип, из нутра которого выбрались Лобов, Никита и спокойный Дон. Собаки, узнав друг друга, совсем по-детски устроили весёлую возню на тёплой траве, даже Васёк попытался изобразить сквозь тихий страх
   -90-
   перед Доном, какое-то веселье. Салтан, изучив обстановку, принял решение попытаться пробраться на дачу ночью и под угрозой смерти вытащить Ахмеда. Если надо - он перестреляет всех, кто станет на его пути, но предатель будет в его руках. Будет! И Салтан взволнованно уснул...
   Вся компания напряженно слушала рассказ Тани. Леваневская тихо ахала, Патришевский сидел, разинув рот и держа на коленях Торнадо, Нина Ивановна была, как всегда, иронично молчалива, Никита скромно и восторженно посматривал на Таню. Лобов же мерил крупными шагами террасу, останавливался, пытливо осматривал Ахмеда и снова начинал ходить. На столе были водка, красное и белое вино, салаты из свежих овощей, остывали шашлыки ...
   - Вот и всё, - сказала Таня, - а вот и мой спаситель, мой муж... Он исполнил волю Богородицы.
   Она обняла за плечи Ахмеда. Нина Ивановна широко перекрестилась, её примеру последовала и Леваневская.
   - Это было предначертание свыше! - Нина Ивановна ещё раз перекрестилась. - Ничего не происходит просто так. И твоё второе испытание - путь к Богу.
   - Вы такая религиозная? - удивилась Леваневская. - Я как то не замечала.
   - Я просто умная. Не верить в Бога - примитив. Не верить в Бога - не верить в дальнейшее совершенство, а верить в то, что слабое, больное и глупое существо, то есть человек - образец! Это мы-то совершенство? Бред!
   - Вы о человеке? - Лобов усиленно задымил сигаретой. - Я признаться, здесь сомневаюсь...
   - Сомневайтесь, это тоже путь к познанию Бога. Но есть что то, что выше нас, совершеннее, могущественнее. Это закон природы. И это, что выше нас - Бог! Что, вы не верите, что путь к спасению Тани указала Богородица? А я верю, верю!
   Патришевский же схватил бутылку водки, стал разливать спиртное по рюмкам, приговаривая:
   - Но надо же отметить такое великое событие! Это же чудо, чудо, хоть пьесу пиши. А кому вина?
   - Мне и Тане, - приказала Нина Ивановна.
   - А мне водки, - решилась Леваневская.
   - Ну что же дальше? - спросил вдруг Лобов, поднимая рюмку с водкой.
   - Что "дальше"? - спросила Таня, переглянувшись с Ниной Ивановной.
  
  
  
  
  
   -91-
  
   - Да то, что Ахмед всё-таки преступник! Сколько людей погибло! Они все перед моими глазами. За что? Ведь даже крохотной идейки у этих подонков-убийц не было! Хотя бы за какую - то правду убивали, за свободу, независимость! Нет, как волк, попавший в стадо оленей - всё рвали и грызли подряд. Детей и взрослых, стариков и молодёжь. Собак! Неграмотные животные, тупые звери... А он, - Лобов ткнул пальцем в сторону Ахмеда, -один из этих волков. Шакалов! И он должен ответить за преступление! Всё, что вы рассказали, конечно, прекрасно, слава джигиту, убеждён, что суд учтёт его новые подвиги, но дом-то взорвал он, и на его совести триста с лишним жизней! Надо же нести и за это заслуженную кару, надо! И потом - следствие по таким делам никогда не прекращается. Всё равно найдут! Он должен сознаться!
   Наступила тишина. Ахмед, покачиваясь как в трансе, вдруг застонал. Таня обняла его за плечи.
   - Отозвался глас солдата, - тихо сказала Нина Ивановна. - Это приказ?
   - Почти! - Лобов выпрямился.
   - Я не против, - глухо сказал Ахмед, - я не против. Только меня ищут и оттуда, из отряда. Кто-нибудь да найдёт.
   - Так! - вмешалась Нина Ивановна. - Сначала выпьем! За счастливое возвращение нашей сладкой парочки! Нашей любимой Тани и ... (она на миг замялась) и замечательного Ахмеда! Полковник, ты пей!
   Выпили. Патришевский и Никита сразу же набросились на шашлыки. Лобов, не медля, налил себе ещё полную стопку.
   - Правильно! - заметила Нина Ивановна. - И я с тобой!
   Выпили ещё. Застолье оживилось, задвигались тарелки, посыпались в них салаты и куски мяса с шампуров. Шашлыки ещё сохранили тепло и были неописуемо вкусны.
   - Отличные шашлыки! - возвестила Ирина Васильевна. - Спасибо Ахмеду...
   - Пожалуйста! - ответил раскрасневшийся джигит. - Это настоящий шашлык, это - мужская работа.
   Застолица ответила одобрительным гулом. Под шумок и Никита осушил почти полный бокал вина. Полковник не заметил и сам проглотил уже третью
   стопку. Он продолжал постоянно посматривать на Ахмеда, и взгляд его, сначала откровенно агрессивный, чуть помягчел. Ахмед, приобретший за время страданий и любви сверхъестественную чувствительность, умение чувствовать тончайшие настроения окружающих, немного освободился от гнёта своих сомнений и опасений перед друзьями Тани. Но Лобов так сразу не сдался.
  
  
   -92-
   - Вот мы пьем с тобой, - заметил он, обращаясь к Ахмеду, хотя тот только слегка омочил губы в вине, - а не должны! Мы по разные стороны баррикад! Я не буду тебя выдавать, но я требую, чтобы ты явился с повинной! Сам!
   - Зачем? - вдруг громко заявил Никита и тут же смутился.
   - Молодец, юноша! - подхватила Нина Ивановна. - Вот именно, зачем?
   - А затем, - веско сказал полковник, - дабы восторжествовал закон! Где властвует закон - там спасение, там порядок.
   Наступила тишина. И поднялась Таня. Откинула мягким жестом гриву волос за плечи и заговорила так, что воздух как будто стал звенеть, наполняясь страстью и чистотой.
   - Закон, вы говорите? Но разве закон это душа? Разве закон - любовь? Этот мужчина не тот боевик, что взрывал наш дом. Его чаша страданий полнее, чем все наши чаши вместе взятые. Он перерожден, он полон страданий и
   любви, а что, закон сделает его лучше? Он будет искупать свою вину всю оставшуюся жизнь, а разве сможет он это сделать, если восторжествует закон и он окажется в тюрьме? Он муж мой, он отец моего будущего ребёнка! Посмотрите на него!
   Все невольно взглянули на длинноволосого, худого мужчину с растерянным и светлым лицом, глубоким, словно уходящим в тайники души, взглядом. Лобов нахмурился.
   - Да! - страстно продолжала Таня. - Он другой. Он светел и чист, может принести ещё много добра...
   - Откуда нам это знать? - полковник откинулся в плетенном, затрещавшем кресле. - Ваше мнение - мнение любящей женщины... Ну, правда, вёл он себя последнее время, неплохо. Но этого мало, чтобы убедить нас, верно?
   Нина Ивановна отрицательно покачала головой. Леваневская сделала строгим лицо, но почему-то улыбнулась. Патришевский никак не мог проглотить здоровенный кусок мяса и страдальчески морщился. Никита, явно не соглашаясь, постукивал кончиками пальцев по столу.
   - Убедить? Ахмед, подойди ко мне! - мужчина послушно подошёл и стал рядом. - Вот наше решение. Мы венчаемся!
   - Он же некрещеный! - возмутился Лобов. - Что вы городите?
   - Завтра он крестится! И через три дня - венчаемся! - голос Тани зазвенел. - Это вас убеждает?
   - Это всё я организовала! - не смогла сдержаться Ирина Васильевна и зачастила. - Мы же во влавдимирщине, на святой земле. У нас здесь рядом маленькая церковь, там за-ме-ча-тельный священник, отец Никодим. Мы всё обговорили, всё-всё. Я - крёстная мама, Влад - крестный отец (Патришевский, слегка задыхаясь, кивнул)! Мы потому и собрали всех сегодня. И хранили тайну! А знаете, как это тяжело?
  
   -93-
   - Папа! Подумай! - воскликнул Никита и словно машинально выпил ещё бокал вина. - Ахмед молодец!
   - Он крестится? - Лобов был изумлён и потрясен основательно.- Это... поступок! Это, действительно, искупление. И это... правда?
   Ахмед глубоко вздохнул и также страстно и ясно, как Таня, сказал:
   -Да! Там, в Альпах, нас спасла ваша вера! Я поверил! И я люблю... И... вы не знаете ничего! В этой церкви крестили Родю... Родиона! Там близко его деревня, я был у его мамы... Она простила меня! Простите и вы!
   Ахмед упал на колени. Все замерли. Растерянно оглядел всех и Лобов.
   - И я всё знала, - добавила Нина Ивановна, - я тоже в сговоре, и я очень люблю эту сладкую, столько пережившую парочку! А закон, господин полковник, что дышло - куда повернул, туда и вышло! Вот мы и повернули... Вы всё ещё против, господин главный спасатель?
   - Наливай! - крикнул полковник Патришевскому. - да не в рюмку, в стакан! К чёрту закон, к чёрту правила! За веру и надежду!
   - За любовь! - крикнула Нина Ивановна. - Эх, напьюсь!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -94-
   Глава 9
  
   КЛЫКИ
   Салтан изнемогал, сидя на жесткой развилке дерева уже третий час. Он был к тому же голоден. Приближалась полночь, а на даче все не могли угомониться. Мало того - вдруг на террасе заиграла музыка, и задвигались явно танцующие тени. Затем во двор выбежала пара - высокая женщина и мужик. Женщина начала обнимать мужчину, целовать, а тот как бы даже немного сопротивлялся, а женщина вскрикивала:
   - Влад! Милый Влад! Смелее!
   Собаки кружились вокруг парочки, затем на крылечке появилась невысокая женщина, покачиваясь, постояла, всматриваясь в полутьму участка, потом громко засмеялась и крикнула:
   - Вас венчать не будем, Ирина Васильевна!
   Влад воспользовался замешательством и юркнул на террасу. Ирина Васильевна подошла к дому, что-то шепнула женщине, и обе, засмеявшись, вернулись к компании. Выходил перекурить Лобов, и тогда Салтан поднимал пистолет и делал губами "пах-пах". Он чувствовал в этом могучем мужике непримиримого врага. Но Ахмед и Таня не появлялись. Потом постепенно, далеко за полночь, пришла тишина. Вывалилась слегка урезанная луна, и Салтан решил пробраться на дачу. Но только он взобрался на забор, как с оглушительным лаем к нему приблизилась Каси. Подлаяла и Лайза, поражённая отвратительным, ошеломляющим запахом существа, возникшего на заборе. Дон подошёл молча. Пёс был приучен отыскивать и спасать, но его тоже возмутил резкий, гадкий запах человека, к тому он почувствовал что то необычное, какую то угрозу, и Дон басовито гавкнул тоже. Скрипнув зубами, Салтан достал пистолет, но вспыхнул свет на террасе, зажглось окно и в соседней даче, где тоже залаяла какая-то собака. На крыльце террасы появился Лобов. Боевик скатился с забора.
   - Ладно, - Салтан давно уже привык, за время своего бесконечного сыска, говорить сам с собой, - переждём. Всё равно эта собака никуда не уйдет. Но где же деньги? А если их нет? С собой-то он их не возит.
   Салтан до сих пор не знал где и как спрятаны деньги. С деньгами же Ахмед распорядился так. После того, как он заплатил за операцию и, понимая, что его ищут и когда-то всё равно найдут, оформил большущий вклад на Таню, поменьше - на Нину Ивановну. Перевёл часть средств в больницу, где лежала безумная Наташа, ещё - в Дом престарелых для дяди Жоржа. Здесь он сделал немного по-другому. Он заплатил за отдельную комнату на три года вперед,
  
  
  
   -95-
  
   купил старику телевизор, холодильник и положил деньги тому на сберкнижку. На вопросы старика Ахмед отвечал просто:
   - Это от нашего Кавказского фонда! В помощь пострадавшим.
   - Ишь, черножопые, - удивлялся дядя Жорж, - людьми стали.
   Старик изменился к худшему, к его ворчливости присоединилось желание постоянно на что-то жаловаться и чаще всего в письменном виде. Его комнатка выходила окнами в красивый березовый лесок, куда он ходил гулять с Джубой, собака даже как то ожила на природе, стала проявлять собачий интерес к жизни, а её хозяин полюбил сидеть у открытого окошка, где и сочинял свои письма-обвинения на персонал пансионата, условия быта, политических деятелей, погоду... И даже получив помощь от Ахмеда, тут же накатал жалобу на несуществующий Кавказский фонд, который, по его мнению, надо немедленно закрыть, а средства фонда передать ему и ему подобных.
   Попытался Ахмед как то определиться и с профессором Засько. Ведь он тоже был жертвой взрыва. Но первая же встреча с математиком кончилась конфузом. Едва Ахмед просто поздоровался с ним возле того дома, где дали квартиру педагогу, как тот заверещал:
   - Я с незнакомцами не общаюсь? Что вам надо - ключи от квартиры, где деньги лежат. Милицию позвать? Ишь ты, какой прыткий! Отойди, любезный!
   Ахмед обежал взглядом пузатую, нелепую фигуру профессора, его напряженно-застывшее лицо и махнул рукой. Всякое желание помочь - испарилось...
   В наличии, в тайнике, сделанном, как и в горах, в расщелине, в лесном массиве, осталось еще четыреста тысяч долларов, и Ахмед их берёг, зная, что Таня, если его найдут боевики, может остаться одна. Надеялся он все-таки спрятаться с любимой женщиной за границей, и Таня, как будто, была не против. Совсем недавно он рассказал Нине Ивановне, где спрятаны эти деньги, твёрдо зная - только она сможет и правильно распорядиться деньгами и не выдать тайну.
   ...Салтан надеялся на одно - под дулом пистолета Ахмеда признается, где спрятаны деньги. Нет - тогда он возьмёт под прицел его женщину. Беспокоило его только то, что вокруг них организовалась большая компания, и он, не боясь никого, чувствовал, что этот здоровый мужик с овчаркой не будет пассивно наблюдать всё происходящее, будет сопротивляться. "Ну и ты получишь пулю, русская собака!" - пробурчал Салтан, влезая в теплый и вонючий салон автомобиля. Он основательно устал, был голоден и уснул мгновенно, проспав главное - утренний выход всей компании из калитки дачи...
  
  
   -96-
   Таня и напряженно взволнованный Ахмед шли первыми. За ними шли преисполненные важности Леваневская и Нина Ивановна, далее, в бессвязной беседе о политике, футболе, рыбалке, театре, кино, неспешно шагали Лобов, Никита и Патришевский. Все собаки, кроме Васька, были здесь же. Пуделька, ввиду его нервности и истеричности, оставили на даче. Дон, Лайза и Каси шли на поводках, чьи концы держали полковник и Никита, Торнадо, как всегда, был на руках у артиста. Возле оградки церкви компания замешкалась.
   - Так! - приказала Нина Ивановна. - С собаками сюда нельзя!
   - Да мы подождём вас здесь, - предложил Лобов.
   -Я тоже побуду с тобой, - поддержал отца Никита, принимая от Влада комочек терьера. - А то Ахмед будет стесняться
   - Поздно стесняться, - сурово сказала Нина Ивановна, - решение принято! Ахмед! Пошли! И не трусь!
   - Я не трусю, - нелепо ответил мужчина, и все рассмеялись.
   Обстановка сразу же разрядилась, и Леваневская весело взяла под руку Ахмеда, а Таня поцеловала друга в щёку. Все участники крещения медленно поднялась по невысоким ступенькам и исчезла за дверьми небольшой, очень уютной и какой-то тёплой церквушки в обрамлении подстриженных кустов и невысоких, года четыре назад, посаженных берёз и клёнов.
   - Не может быть! - прокомментировал полковник, глядя вслед, и нервно закурил.
   -Все может быть! - весело ответил сын. - Любовь - это силища!
   Салтан из окна автомобиля узнал и Лобова и Никиту. Проснувшись и поняв, что он опять упустил жертву, боевик стал накручивать на своем "жигуленке" круги по дачному посёлку, сообразив, что коль машины остались на участке, значит, компания где-то гуляет пешком. Так и нарвался он на Лобова и его сына. Остальных не было. Притормозив машину метрах в сорока от входа в палисадник церкви, Салтан, не зная ещё, что он предпримет, проверил пистолет, свернул с него глушитель, который мешал быстрому доставанию оружию, и стал внимательно оглядываться. Ему и в голову не могло прийти, что Ахмед находится в православной церкви. Поэтому он, выйдя из машины, поискал врага на тропинках небольшого леска, ярко освещенного разгулявшимся солнцем. Просмотрел узкую прибрежную полоску вдоль чистой речки. Чертыхнувшись, он решил уже снова сесть за руль и продолжить поиск на машине, как увидел Ахмеда. Враг вышел под руку с Таней из дверей церкви, улыбаясь смущенно, за ним шли взволнованно радостные Нина Ивановна, Леваневская, Патришевский. Холодея от догадки, всё ещё не веря, Салтан стал мелкими шагами приближаться к воротцам церковного палисадника и услышал...
  
  
   -97-
   -Поздравьте нас! - вскричала Ирина Васильевна. - Таинство свершилось! Ещё один православный вступил в наши ряды. Теперь он под моей защитой, под защитой своей крёстной мамы...
   -Под защитой Бога, - поправила Нина Ивановна.
   - Ну, ты как? - смущенно и сурово спросил полковник. - Нормально?
   - Нормально! - облегченно и весело ответил новообращенный. - Теперь я Алексей!
   Салтан, покачиваясь и скрипя зубами, возник перед бывшим другом, черный, грязный, с мерцающими и словно стреляющими глазами, с пистолетом, направленным в грудь Ахмеда. Боевик уже не думал о деньгах. То, что Ахмед стал православным, потрясло его так, что в голове билась только одна мысль -убить.
   - Предал! Предал! - сипел он сорванным голосом. - На колени, собака! На колени!
   Ахмед оттолкнул от себя Таню и шагнул навстречу врагу.
   - Стреляй, - спокойно сказал он, и вдруг его рука скользнула за ворот рубахи и извлекла оттуда крестик на витом шелковом шнуре. - Узнаешь? Это крестик Роди, Родиона, того, что вы убили с Абу. Помнишь? А Зали помнишь? Кому ты горло, как барану, перерезал?
   Салтан уставился воспаленными глазами в крестик, затем в Ахмеда и выстрелил. Потом выстрелил в падающее тело ещё раз, и ещё. Закричала Леваневская, Патришевский, согнувшись, дёрнулся за оградку, Нина Ивановна потащила за руку в сторону остолбеневшую Таню. Оглушительно залаяли собаки. Каси натянула поводок в упор, даже сдвинув Никиту. Она, опомнившись от испуга от выстрела, почувствовала грозную опасность для хозяйки, напряглась и оскалила клыки. Лайза, беспокойно повертевшись, тоже напружила мышцы и слегка зарычала. А Дон припал на передние лапы, готовясь к прыжку.
   - Стоять! - крикнул Салтан и направил ствол пистолет на Таню. - Всем стоять! Где деньги, сука? Где наши деньги?
   Он резко взмахнул кулаком. Каси зарычала. Таня, не отрывая взгляда от тела Ахмеда, молчала. Боевик ткнул женщину пистолетом в грудь.
   - Пускай собак, - тихо сказал Лобов сыну - Фас! Дон, фас!
   Но Дона опередила Каси. Милая хаски, в которой взбурлила кровь её предков, не боящихся схваток с полярными волками, вырвалась сама, кинулась к Салтану и, прыгнув сзади, впилась тому в черную шею. Дон, стелясь над землей как серо-черный вихрь, успел хватануть пастью кисть руки с пистолетом, а добродушная Лайза, ни секунды не колеблясь, тяжело прыгнула и вцепилась прямо в горло боевика... В разваливающейся, предсмертной памяти Салтана мелькнуло одно: "Собаки! Только бы никто не узнал". И труп боевика лёг рядом с умирающим врагом. Ахмед жил ещё несколько секунд.
   -98-
  
   В угасающем зрении он увидел броски Каси и Лайзы, падение врага и смог даже одобрительно кивнуть. В сознании мелькнуло: "Собаки отомстили". Пока мужчины оттаскивали собак, Таня опустилась на колени перед женихом,
   прижалась лбом к его простреленной груди. Губы Ахмеда шепнули "я видел - над трупом склонилась луна" и так и остались открытыми, отпустив в небо последний живой выдох. Лобов и Никита отвели рычащих, разъяренных собак подальше, привязали их к дереву. Вернулся бледный и продолжающий
   пригибаться Патришевский. Ирина Васильевна пораженно молчала, прижав руки к груди. От церкви подбегали маленький священник и несколько прихожан. И здесь Нина Ивановна важно и пророчески произнесла:
   - Круг замкнулся!
   Ударил колокол...
  
  
   КОНЕЦ
   --------------------------------------------------------------------------------------------------
  
   Ледовской Дмитрий Александрович.
   Член Союза журналистов РФ, автор книг "Лунный свет удлиняет тени", "Бюст", Оды в честь Андрея Боголюбского, гимна г. Владимир, стихов к спектаклям Владимирского драматического театра "Примадонны" и "Соломенная шляпка".
   Тел. дом 8-499-267-69-35, моб. 8-916-137-06-707.
   Эл. Почта: metlofon@mail.ru
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"