Этот дом я купил сразу после развода. Не знаю, что сыграло главную роль при принятии столь ответственного решения, - то ли стремление поскорей избавиться от ностальгии по разваленному "семейному гнезду", то ли желание доказать всему миру и, в первую очередь, самому себе, что жизнь - новая, свободная, полная радужных перспектив, только начинается. Собственный дом - это ведь не просто место проживания. Это символ стабильности окружающего мира, это оплот душевного равновесия, это плацдарм для завоевания будущего, - короче, это то, ради чего стоило влезать в сумасшедшие долги.
Для агента по недвижимости я, наверное, был подарком. Первый же показанный им дом пришелся мне по душе, и мы, не торгуясь, оформили сделку в течение какой-то недели. Меня устраивало все - и относительная удаленность от города, и почти сорокалетний возраст строения - отнюдь не ветхого, а наоборот, вызывающего ощущение надежности и обжитости, и довольно большой, в добрый десяток старых деревьев, сад на примыкающем участке, и полный набор мебели, оставшийся от прежних хозяев - фактор немаловажный для новоиспеченного холостяка.
О таком жилище я мечтал, наверное, всю жизнь. Ничего лишнего, ничего кричаще-аляповатого, даже стены были выкрашены в спокойные теплые тона - именно такие, которым я всегда отдавал предпочтение. Внизу располагались кухня и гостиная. Скрипучая деревянная лестница вела на второй этаж, к спальне и кабинету. Особый шик дому придавал настоящий дровяной камин в уютном закутке первого этажа. Конечно же, в этом закутке будет лежать большой цветной ковер! Конечно же, напротив камина будет стоять мягкое глубокое кресло! А зимой, когда за окном сплошной стеной повалит снег, я разожгу огонь и буду смотреть на диковинный танец языков пламени под аккомпанемент треска сухих дров... И пусть мягкий свет растекается по ковру из-под зеленого абажура, а в огромном бокале, согретом теплом ладони, чуть колышется рубиновая плоть вина...
В общем, в этом доме мне нравилось все. Единственным предметом, показавшимся мне чужеродным еще во время первого визита, было огромное зеркало в массивной дубовой раме, висевшее в прихожей. Вернее, даже не само зеркало, а кусок темной полупрозрачной ткани, покрывавшей его. Ткань эта создавала ощущение траурной тревоги, - и надо ли говорить, что в день переезда, когда последняя коробка с моим немногочисленным скарбом была перенесена в дом, я первым делом сдернул с зеркала эту паранджу.
На меня смотрел крепкий мужик сорока с небольшим лет от роду, с короткой, "под ноль", стрижкой, маскирующей обширные залысины, с крупными чертами лица, опущенными уголками рта и чуть выступающим вперед широким подбородком, который, - ну как себе не польстить, - в народе называют "волевым". Особых претензий к своему внешнему виду у меня не было, и я подбадривающе подмигнул отражению - мол, все в порядке, дружище, жизнь только начинается. Мне показалось, что мужчина в зеркале едва заметно хмыкнул в ответ, саркастически улыбнулся кончиками губ, и лишь потом повторил за мной подмигивание, - мол, ну-ну... поживем-увидим.
...Жизнь после развода наполнилась кучей всевозможных забот, о существовании которых я никогда раньше особо не задумывался: стирка, глажка, готовка, уборка - все это отнимало немало времени, но, как ни странно, доставляло удовольствие. Мне нравилось ощущать себя самостоятельной, не зависящей ни от кого личностью. В дополнение к ежедневной бытовухе, всегда находилось что прибить, подкрасить, подремонтировать, - и дом постепенно становился по-настоящему "моим". Я понял, что быть Робинзоном на необитаемом острове, в общем-то, не так уж и плохо. Особенно, когда знаешь, что никакая Пятница не посягнет на твою идиллию. По крайней мере, в ближайшие несколько лет.
Все, что было связано с самим разводом, и тем, что ему предшествовало - боль, досада, разочарование, обида, злость, - все это упаковалось в маленький герметичный ящичек, и спряталось в самую отдаленную кладовку сердца. Я старался не вспоминать ни о чем: что было - то было, что сделано - то сделано. Глупо травить себя ядом прошлого, - гораздо разумней наслаждаться плодами настоящего. Я и жил, руководствуясь этой нехитрой философией.
В один из выходных дней я возился в саду, пытаясь привести в порядок заброшенный прежними хозяевами цветник.
- Привет! - неожиданно раздался у меня за спиной тонкий детский голосок.
Я обернулся. Никого. Послышалось? Наверное. Я уж было собрался вернуться к прерванной работе, но тот же голос остановил меня: "Эй!" Присмотревшись, я увидел за высокой "живой изгородью", отделявшей мой участок от соседского, девчушку лет шести. Она стояла этаким неподвижным столбиком, прижимая к себе большую рыжеволосую куклу, и глядела на меня широко открытыми голубыми глазищами. Я помахал ей рукой. Девчушка даже не шелохнулась.
Я подошел к кустам и присел на корточки. Теперь мы были как бы одного роста.
- Привет, - негромко сказал я.
Моя маленькая соседка молчал. Прошло не меньше четверти минуты, и, наконец, она произнесла, тщательно выговаривая каждое слово:
- А я тебя совсем не боюсь.
- А чего меня бояться? - спросил я ее с улыбкой.
- Мама говорит, что ты нелюдимый.
Я пожал плечами.
- А ты людимый, - закончила фразу девчушка, - только у тебя настроение плохое.
- Тебя как зовут, психолог?
- Мама говорит, что на улице нельзя знакомиться с про... с просторонними, - с видом великосветской леди произнесла малышка.
- Но мы же с тобой не посторонние. Мы - соседи, - я еле сдержался, чтоб не рассмеяться от серьезного, чопорного выражения ее лица. - И знакомимся, кстати, не на улице, а в саду.
Она задумалась. Потом сказала:
- Все равно. Мы же с тобой просторонние соседи...
- Но ведь если мы с тобой познакомимся, то перестанем быть посторонними, так?
- Нет, не так, - после небольшой паузы ответила маленькая леди. - Но я спрошу у мамы...
И тут же сменила тему:
- Я вижу тебя каждое утро, когда иду в садик. У тебя всегда плохое настроение.
- С чего ты взяла? У меня очень хорошее настроение, особенно по утрам.
- Нет, плохое, плохое! - она даже притопнула ножкой, настаивая на своем. И безо всякого перехода спросила: - У тебя ведь нет детей, правда?
Я развел руками:
- Нет, детей у меня нет...
- Вот поэтому у тебя всегда плохое настроение... Мама говорит, что я - ее радость. А у тебя никакой радости нет.
Я промолчал, не найдя подходящего ответа.
- Ладно, - сказала девчушка, - я пойду. Мне еще ее покормить надо, и спать уложить, - она кивнула на свою куклу. - Пока! - и развернувшись, зашагала прочь, по дороге что-то нашептывая на ухо своей любимице.
А я начал собирать инструменты: копаться в цветнике расхотелось...
Вернувшись в дом, я первым делом подошел к зеркалу. С минуту разглядывал свое лицо, - пожалуй, моя соседушка права: когда у человека хорошее настроение, он выглядит иначе. Строг. Суров. Неприступен. Маска, маска! Я-то знаю, что это всего лишь защита, а там, под ней, - совсем другой человек. Когда-то даже специально отрабатывал этот ледяной взгляд: моя "бывшая", помню, частенько зудела: "Ну, посмотри на себя! Пацан пацаном! Щенок игривый, а не мужик! Кто тебя с такой рожей возьмет на серьезную должность?" ...Давно это было, ох, давно. Где те должности, где та "бывшая"? А маска, гляди-ка, прижилась. Вросла, так сказать, в плоть и кровь...
Ночью мне приснился сон. Я иду по тонкому-тонкому льду. Он прогибается под весом моего тела, чуть пружинит, - и кряхтит, как будто каждый мой шаг причиняет ему нестерпимую боль. Вдоль моего пути, по обеим сторонам, выставлены старинные греческие амфоры. Высокие, в пол моего роста. Я прохожу между ними, словно сквозь строй почетного караула. Из одежды на мне - легкая туника да грубые кожаные сандалии, но, несмотря на этот, явно не по сезону, гардероб, холода я не чувствую.
В самом конце "амфорной дороги" вижу небольшую полынью. Подхожу к ее краю, и смотрю вниз. Вместо темной воды и отражения неба - вид с крыши многоэтажки. Здоровенной, этажей в двадцать, а то и все тридцать. Кружится голова, но я не в силах отойти назад. Где-то далеко внизу микроскопическими черными точками снуют люди и машины. К горлу покатывает тошнота, ужас сжимает сердце, живот сводит ноющим спазмом, - и я срываюсь вниз. Лечу, покрываясь липким, холодным потом. Отчетливо вижу каждую травинку в месте своего падения... Кричу от отчаяния и страха... Встречный ветер заталкивает мне крик обратно в глотку... Не-е-е-ет!.. И когда до земли остается не больше метра - просыпаюсь.
...Картинки недавнего кошмара еще мелькают перед глазами. Проходит какое-то время, прежде чем я начинаю осознавать, что моя реальность - не там, в безысходной жути полета, а здесь, в спальне, освещенной бледным светом полной луны. Делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь унять сердцебиение, затем встаю с кровати, подхожу к окну, и распахиваю его настежь. Поток свежего ночного воздуха врывается в комнату. Становится прохладно, но этот маленький дискомфорт - ничто по сравнению с упоительным чувством возвращения с того света.
Достаю сигарету из лежащей на подоконнике пачки, закуриваю, с наслаждением вбираю в себя легкий ароматный дым, и, выдохнув, наблюдаю, как белой прозрачной шелковой лентой растворяется он в густой синеве ночи, унося прочь обрывки моего безумного сновидения.
Утром, уходя на работу, я ненадолго задержался у зеркала, и еще раз пристально всмотрелся в свое отражение. Губы плотно сжаты, мышцы лица напряжены, в глазах - свинцовая тяжесть. "Боже!" - ужаснулся я, - "Неужели таким Терминатором меня видят окружающие?" Так может выглядеть либо тяжело больной человек, которому каждый день приходится преодолевать невообразимые страдания, либо наемный убийца в убогом малобюджетном триллере. Я попробовал улыбнуться. Готов поклясться - все мое естество должно было излучать в тот момент добродушие и мягкость. Я физически чувствовал, что улыбаюсь, - увы, мой зеркальный двойник оставался при этом неприступно холодным, словно не имел ко мне ровным счетом никакого отношения. "Чертовщина какая-то..." - подумал я, но времени на копание в ситуации уже не оставалось: я опаздывал на работу.
В тот день я впервые обратил внимание на то, что сослуживцы как будто сторонятся меня. Где бы я ни появился, вокруг тут же образовывалось пространство, заполненное вакуумом отчуждения. Иногда я ловил на себе взгляды, бросаемые издалека - в них читались настороженность и любопытство. Взгляды были похожи на маленьких пугливых рыбок - стоило их заметить, как они тут же исчезали из виду.
К счастью, моя должность не требовала постоянного контакта с коллегами. Стол, кресло, компьютер и доступ к электронной почте, - вот, собственно, и все, что требовалось мне для работы над проектами. Получил задание, выполнил, переслал дальше, - я был деталью хорошо отлаженного механизма, и мой шеф, Главный Механик этой Системы, мог заинтересоваться мной, только если бы "деталь" начала давать сбои. А сбоев у меня быть не могло - свое дело я знал превосходно.
"Чушь! Мало ли что тебе померещится", - уговаривал я сам себя. - "Люди как люди, со своими заботами и проблемами. Кому какое до тебя дело? Параноик несчастный..." Затем я представил, что являюсь суперагентом некой могущественной разведки, и в настоящее время выполняю сверхсекретное задание: пытаюсь выкрасть программное обеспечение новейшей кофемолки с вертикальным взлетом. Кольцо вокруг меня сжимается, я уже на грани провала. Враги следят за каждым моим шагом, и вон та толстозадая пожилая уборщица, лениво протирающая монитор на соседнем столе, - на самом деле майор контрразведки. Меня развеселил вид уборщицы в майорском кителе, и облачко неясного беспокойства моментально рассеялось.
Однако во время обеденного перерыва, едва успев разложить на столе принесенные из дому бутерброды, я вдруг услышал шепот из соседней ячейки. Разговаривали две девчонки из отдела телемаркетинга:
- ...он действительно сильно сдал в последнее время... развод... переживает... приятный был мужик... у моей подруги бой-френд повесился год назад... когда они расстались... накурился и повесился... ужас... а этот ничего, держится... только страшный стал... знаешь, кого он мне сейчас напоминает? - шепот стал совсем неразборчивым, затем обе громко расхохотались. Неужели это они обо мне? ...И чувство непонятной тревоги вновь кольнуло меня в самое сердце.
После работы я поспешил домой, к зеркалу. Мне казалось, что с его помощью я смогу найти истинную причину своего беспокойства. "Свет мой, зеркальце, скажи..."
- Что? Что ты хочешь обнаружить в этом куске холодного стекла? - вопрошал внутренний голос.
- Не знаю... Мне просто нужно поговорить с тем, кого я вижу перед собой. Я чувствую, что мы близки, вижу, что мы похожи друг на друга, как братья, но, вместе с тем, мы - разные люди.
- Чепуха. Ты - это ты. Какой есть. Кому нужно, тот сумеет разглядеть твою сущность, за какой бы маской ты ее не скрывал.
- Я - монстр. Дикий, ужасный, отвратительный...
- Опять чепуха. Ты добрый, отзывчивый, симпатичный. И знаешь это не хуже меня.
- Я - это то, что люди видят перед собой...
- Ты - это то, что внутри тебя...
- Не льсти...
- Не наговаривай на себя...
- Мне тяжело с самим собой...
- Это они! Они всему виной... Те, кто тебя окружают - тупые, бесчувственные скоты, погрязшие в собственном эгоизме. Разве им дано различить драгоценный бриллиант в куче зловонного мусора? Сказано: "Не мечите бисер перед свиньями..."
- Но я... Но мне... Мне нужно...
- Единственно, что тебе нужно - это прекратить пожирать себя ненужными сомнениями. Живи, как жил, и ни о чем не тревожься. С тобой все в порядке.
- Я не знаю... Но если ты говоришь...
- Еще бы! Верь мне. Мне ли не знать...
И отражение по-дружески подмигнуло мне.
С тех пор не проходило и дня, чтобы я не общался с зеркалом. Я рассказывал ему обо всем: о том, что произошло за день, о своих сослуживцах и старых друзьях-приятелях, о женщинах, с которыми меня сводила судьба в прошлом, - а оно с удивительной проницательностью оценивало людей и события, раскрывая мне глаза на истинную сущность вещей. Я нашел внимательного и мудрого собеседника, верного и всепонимающего друга, терпеливого и заботливого учителя.
Правда, камень, лежащий у меня на душе, становился все тяжелее и тяжелее. Ночные кошмары стали повторяться все чаще: я то падал с головокружительных высот, то становился участником каких-то сюрреалистических мистерий, то выступал в роли жертвы кровавых и изощренных преступлений. Проснувшись в очередной раз посреди ночи в холодном поту, с пересохшим горлом и бешено клокочущим сердцем, я спускался вниз, в прихожую, - и зеркало участливо выслушивало все мои излияния. После разговора с ним всегда становилось спокойней, и пережитые во сне смерти стирались из памяти.
Прошло месяца три с момента покупки дома, и как-то под конец рабочего дня меня вызвал к себе начальник отдела.
- Присаживайся, - указал шеф на стоящий у стены стул.
Было видно, что предстоящий разговор его тяготит, - он старался не смотреть мне в глаза.
- В последнее время с тобой что-то происходит. Возможно, это последствия, - начальник кашлянул, - твоих семейных неурядиц; возможно, ты просто устал, и тебе необходим отдых.
- А что, есть жалобы на мою работу? - глухо спросил я.
- Нет, - шеф поднял голову и посмотрел мне в глаза. - К твоей работе претензий нет. Но выглядишь в последнее время ты неважно.
- Возможно. И что?
Признаться, мне было абсолютно наплевать и на то, как я выгляжу, и на то, что по этому поводу думает начальство. Даже если бы мне сейчас сообщили об увольнении, то никакого волнения я бы, пожалуй, не испытал. Равнодушие, полное и беспросветное, окутало меня плотным коконом.
- Да так, ничего... - начальник, казалось, внимательно изучал мое лицо. - Просто нам бы очень не хотелось тебя потерять. Понимаешь?
Я кивнул.
- Понимаю. Что ж тут непонятного? Увольнять собрались?
- Да почему сразу "увольнять"? - шеф тяжело вздохнул. - Вроде как не за что пока...
- Тогда не увольняйте, раз не за что... - я смотрел вдаль, в бесконечность, расположенную за спинкой кресла начальника, и думал о том, что хорошо было бы сейчас взорваться, наговорить кучу дерзостей, и уйти из кабинета, громко хлопнув дверью. Но, нет... Для этого нужны силы. Много сил. А у меня их почти не осталось...
Начальник молчал. Я тоже. И чем дольше затягивалась пауза, тем глупее становилась ситуация. Претензий к работе нет, увольнять никто никого не собирается, - тогда спрашивается: на кой черт нужна эта душеспасительная беседа нам обоим?
- В общем, так, - наконец заговорил шеф, - в следующем месяце у нас намечается один проект. Очень сложный и очень ответственный. Я думал поручить его тебе. Но для этого ты нужен мне свежий, отдохнувший и, если хочешь, предсказуемый. Поэтому... Поэтому ты уйдешь с работы прямо сейчас, и появишься здесь только через неделю. За это время постарайся привести себя в порядок. За счет фирмы. Договорились? - и шеф выпрямился в своем кресле, давая понять, что разговор окончен.
"Вот так подарок!" - подумал я. "Ни с того, ни с сего..."
Кивнул в знак благодарности, встал, пожал протянутую руку, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь...
Сразу возвращаться домой не хотелось. Я решил немного прогуляться по городу и попить пива в каком-нибудь тихом баре. Главное, в таком, где меня бы наверняка никто не знал.
Не торопясь, я брел по улице, разглядывал витрины магазинов, и не без удовольствия отмечал, что машин становится все больше и больше. Конец рабочего дня, час пик. Машины ползли, как раненые звери, - от светофора к светофору. Время от времени одна из них издавала крик отчаяния и боли, и тогда другие отзывались на этот крик такими же тоскливыми гудками. Водители, унылые погонщики полумертвого стада, с безнадежностью всматривались вперед. Ежедневные пробки воспринимались ими, как своеобразный ритуал заклания собственного времени на алтаре Большого Города - существа прожорливого и равнодушного, которое, тем не менее, в обмен на жертву даровало своим рабам пищу и кров. А я... Я просто шел по улице, радуясь тому, что мне в голову пришла эта идея - прогуляться и попить пива. Наверное, так чувствует себя невольник, неожиданно отпущенный на свободу Высочайшим Указом.
Подходящий бар я нашел километрах в двух от своей работы. Неяркая вывеска мелькнула в одном из переулков, и, свернув туда, я обнаружил под вывеской три каменные ступени, ведущие вниз, к массивной деревянной двери.
Бар как бар. Стилизован под старину, но кого сегодня этим удивишь? Полумрак и прохлада, - хорошо! - и, главное, людей в баре почти не было. Небольшая компашка интеллигентно гуляла за дальним столиком, да бородатый седой старик в замызганном длинном плаще потягивал пиво прямо за стойкой.
Я заказал два "Карлсберга" и соленый арахис. Выбрал себе место в углу, и уютно расположившись, принялся за пиво. Первый глоток - неторопливый и долгий, похожий на плавное течение огромной реки, - наполнил душу покоем и чувством гармонии окружающего мира. Оторвавшись от бокала, я перевел дыхание, подобно пловцу, вынырнувшему на поверхность. Долька арахиса. Еще один глоток, на этот раз короткий и легкий, словно мелкая волна, накатившая на берег. Мысли поплыли бесформенными белоснежными облаками...
"Что со мной происходит? У меня ведь все хорошо..." "Все, да не все..." - ответил внутренний голос. "Сны... Не высыпаюсь, наверное..." "Сны - ерунда. Они - следствие..." "Следствие чего?" "Чего надо, того и следствие... Не сейчас..." "...и взгляды эти косые со всех сторон..." "Вот-вот... шарахаются от тебя люди..." "А чего от меня шарахаться? Не Квазимодо вроде..." "Хм... не Квазимодо... ты в зеркало на себя посмотри..." "Да, в зеркало... Именно... Оно подскажет..." "Уже наподсказывало..." "Ты это о чем?.."
- Вы позволите? - возле моего столика, чуть покачиваясь, стоял старик в плаще. Тот самый. Который пил пиво за стойкой.
Я ничего не ответил, и демонстративно отвел взгляд в сторону. Начинается... Сейчас он мне расскажет, как ходил в атаку, как горел в танке, как изобрел атомную бомбу, как служил визирем у Бухарского эмира, - и в конце непременно попросит на бокальчик. Так сказать, "похмелиться... бывшему регенту..."
- Так я присяду, если не возражаете... - старик с шумом отодвинул стул и уселся напротив меня.
Я прекратил рассматривать стену. Тактика "ничего не вижу, ничего не слышу" в этот раз явно не сработала.
- Чего надо? - глядя в упор на незваного визави, спросил я.
Тот едва заметно улыбнулся, и пожал плечами:
- Да, собственно, ничего не надо. Разве люди общаются только тогда, когда им что-то надо?
- Понятно... Значит, просто пообщаться... "За жизнь"...
Старик радостно закивал головой:
- Вот именно! "За жизнь"... И за "не-жизнь" тоже.
Философа мне только не хватало. Лучше бы он сразу попросил на пиво, и ушел к стойке цедить свой очередной бокал.
- Вы, простите, кто? - спросил я после небольшой паузы.
- Я-то? Допустим, человек.
- Человек... "А может просто послать?" - крутилось в голове.
- А какая, собственно, разница? - весьма дружелюбно заговорил старик. - Что изменится, если я окажусь тем, кто изобрел атомную бомбу, или скажу, что служил визирем у Бухарского эмира?
Мне стало не по себе. В горле моментально пересохло, и я залпом допил остаток начатого бокала. Старик дождался, пока я переведу дыхание, и заметил:
- А послать можно всегда, только агрессия - далеко не лучший способ защиты.
Я пристально всматривался в чуть прищуренные глаза своего непрошеного соседа по столику, и пытался разобраться, чего же в них было больше: спокойствия? добродушия? или издевки над "фраером ушастым", который купился на старый, давно отработанный трюк? Ни в какую мистику я отродясь не верил, и поэтому искал простое логичное объяснение поразившей меня фразе старика. Вариантов было немного, и, в конце концов, я успокоил какофонию обрывочных мыслей версией о случайном совпадении.
- Ну, вот и славно, - улыбнулся мой необычный собеседник. - Человеку трудно жить с грузом неизвестности. А для того, чтобы избавиться от него, - все средства хороши. В любом, даже самом абсурдном объяснении, пользы больше, чем в изнуряющей гонке за призрачным знанием. Как это у вас говорят? Меньше знаешь, крепче спишь...
И старик негромко крякнул, словно радуясь удачной шутке.
"Глупо расспрашивать его, кто он и зачем оказался здесь, в этом полупустом баре", - крутилось у меня в голове. "Еще глупее - оборвать этот странный, но интригующий разговор. Единственное разумное решение - принять все, как есть".
- Так о чем мы будем говорить? - спросил я.
- В принципе, мы можем говорить о чем угодно, - старик отхлебнул глоток из своего бокала и слизнул остатки пены с верхней губы, - но я бы предпочел темы, которые Вас по-настоящему волнуют. Тогда беседа получится увлекательной и небесполезной.
Я придвинул к себе второй бокал, и какое-то время всматривался в шапку пивной пены, - завораживающую, словно плывущее по небу облако. Странное чувство - мне больше не хотелось прогонять старика. Совсем наоборот: мне хотелось рассказать ему все, рассказать безо всяких предисловий и "лирических отступлений". Пусть это будет сумбурный и бессвязный лепет, пусть! Я был уверен: старик меня поймет.
- ...Пусто как-то вокруг, - заговорил я, не отрывая взгляда от пивной шапки. - Душа катится в тартарары... Сдохнуть бы... Так и на это сил не хватает... И не понять ничего... Там, в зеркале - не я... хотя, при чем здесь оно? Все... Все не так... Без руля и ветрил...
Я попытался улыбнуться - получилась робкая и скукоженая гримаска.
- Может, и не при чем, - услышал я чуть дребезжащий голос, - а может, и совсем даже наоборот. Осмелюсь спросить: Вы легенду о Нарциссе помните?
- Ну, так... В общих чертах. Там про грека одного, у которого крыша поехала от собственной красоты.
Старик хмыкнул.
- Любопытная трактовка, но, в целом, она недалека от истины. От той истины, которую скормил миру Овидий. К сожалению, Овидий был всего лишь поэтом, но отнюдь не философом, иначе он бы не пропустил главное.
Я промолчал. Мои познания в древнегреческой мифологии оставляли желать лучшего, и имя Овидия мелькало в памяти в одной обойме с Платоном, Сократом и Гомером, - то есть, ничего конкретного... так, знакомый звук, не более.
- Не тушуйтесь, молодой человек, - правильно поняв мое молчание, поспешил успокоить меня старик. - Мы ведь не об Овидии... Господь с ним. Мы о том, что же все-таки, в действительности, погубило Нарцисса.
Старик выдержал небольшую паузу, и, отхлебнув глоток пива, продолжил.
- Представьте себе: живет себе молодой здоровый парень, - и вдруг, как Вы изволили выразиться, у него "едет крыша". Причем, настолько, что парень в результате умирает весьма экзотической смертью - от истощения.
Старик вдруг резко наклонился ко мне, в его глазах словно блеснула вспышка молнии, и он заговорил жарким полушепотом.
- Оно сожрало его! Оно. Отражение. Оно затянуло его душу, как затягивает трясина глупого неосторожного зверя, решившего прогуляться по болоту. Нарцисс увидел свое отражение в глади лесного озера, - и погиб. А кто-то другой найдет его в глазах окружающих, - результат будет таким же. Отражение, как губка, впитывает каждую мелочь, и многократно усилив ее, возвращает своей жертве. Брось ему сомнение, и оно вернет тебе разочарование. Недовольство обернется агрессией, а недомогание - смертельной болезнью.
Старик перевел дыхание, и, откинувшись назад, на спинку стула, продолжил уже обычным своим голосом:
- А бывает, что отражение, наоборот, помогает... Вот, к примеру, чиновник. Глупый и никчемный. Но занимающий какой-никакой пост. Что он видит каждый Божий день в глазах своих подчиненных? Восхищение его, чиновничьей, мудростью, дальновидностью и прозорливостью. Да, это лесть. Но ведь наш начальник глуп. Глуп настолько, что даже о собственной глупости не подозревает. И лесть, соответственно, принимает за чистую монету. А в итоге - гордый взгляд, расправленные плечи, и ежегодная прибавка к жалованью.
А вот его подчиненный. "Тварь дрожащая", хотя интеллектом на голову выше своего шефа будет. Этого губит деликатность и неуверенность. Посеет он их, и пожнет презрение: начальства, коллег, даже жены и детей. В итоге - мешки под глазами, язва желудка, и вечное недовольство жизнью. И получается, что человек живет так, как диктует ему его отражение.
Я завороженно слушал старика. А тот, закончив свою тираду, сидел с видом ученого, только что просто и элегантно доказавшего мудреную теорему.
- И что, Нарцисс был обречен? Набрел на лесное озеро - и все, никаких шансов спастись? - спросил я.
- О, нет! Конечно же, нет! - замотал головой старик. - Во-первых, еще до озера были восторженные взгляды глупых нимф. "Ах, Нарцисс, как ты прекрасен... Как ослепительна твоя красота..." Дуры легкомысленные... А во-вторых... Во-вторых, никто не бывает обречен с самого начала. Отражение - оно ведь всего лишь ловушка. Для того, чтобы наверняка не угодить в нее, нужно быть либо мудрецом, либо полным идиотом. А обычные люди, Homo Vulgaris, ни к той, ни к другой категории не относятся. Вот и попадаются, как мухи на липкую ленту...
Старик заглянул в свой бокал. Там на дне еще оставалось немного пива, и он одним глотком влил его в себя. Затем поставил опустевшую емкость на стол, тыльной стороной ладони вытер губы, и огляделся по сторонам.
- Мне бы это... Не знаете, где тут у них...
Я пожал плечами.
- Не знаю. Я здесь впервые.
- Пойду, поищу, - старик поднялся из-за стола.
- Можно спросить? - остановил я его.
- Только быстро, - улыбнулся мой собеседник. - Это мысли можно держать в голове сколь угодно долго, прежде чем они выплеснутся наружу в виде слов. А о пиве и мочевом пузыре этого сказать нельзя.
- Зачем Вы рассказали мне о Нарциссе? Вернее, почему именно мне и почему именно сегодня?
- Почему... Зачем... Затем, что в Природе все должно быть сбалансировано: вопросы и ответы, проблемы и решения, все... Но мы как-нибудь поговорим и об этом... - и старик торопливым шагом направился к стойке. Наверняка, чтобы расспросить бармена о комнате с двумя нулями.
А я остался сидеть, глядя в одну точку, расположенную где-то внутри моего бокала. Мысли, словно кусочки пазла, складывались в единую картину, и чем больше законченных фрагментов я видел, тем спокойней становилось у меня на душе. Не знаю, сколько прошло времени: может час, может минут пять, - но я вдруг подумал, что старик что-то долго не возвращается. Мне хотелось продолжить разговор, я даже знал, о чем спрошу его, как только он снова усядется напротив, - но, увы... Он все не шел и не шел.
Наконец, терпение мое иссякло, и, оставив недопитый бокал на столе, я отправился на поиски своего пропавшего собеседника.
У стойки я обратился к бармену, - молодому широкоплечему парню с выбеленными, по последней моде, волосами, который был всецело поглощен протиранием маленьких водочных стопок.
- Простите. А где тут у вас...
Бармен, не отрываясь от своего увлекательного занятия, мотнул головой:
- Туалет - по коридору налево.
- Скажите, - спросил я, - Вы не обратили внимания: старик, с которым я сидел за столиком, - он еще не выходил оттуда?
Парень стрельнул в меня удивленным взглядом:
- Какой еще старик?
- Ну как какой? Высокий такой, с бородой, в длинном плаще...
- Высокий? С бородой? - бармен насмешливо цокнул языком. - Нет, дружище, не было у меня сегодня таких клиентов. И вчера не было. Я бы запомнил...
"Невероятно..." - пронеслось в голове. "Или он врет?" В любом случае, продолжать расспросы было бессмысленно, и, кивнув головой, дескать, ага, все понятно, - я отошел от стойки. На всякий случай сходил, заглянул в туалет. В бачке урчала вода, медленно срывались капли с не до конца закрученного крана, - и никого...
Домой я вернулся затемно. Открыл дверь, и не зажигая свет в прихожей, - дабы не привлечь внимания зеркала, - проскочил вовнутрь. Наверх, в спальню подниматься не стал, - бухнулся, не раздеваясь, на диван в гостиной, и практически мгновенно отключился.
Наутро я с удивлением обнаружил, что чувствую себя на редкость свежо. Выпив наскоро кофе, я уж было направился к выходу, но вдруг остановился. Проходить через прихожую не хотелось. Посмотрев издалека на тяжелую дубовую раму, я развернулся, и покинул дом через заднюю дверь, выходящую в сад. За сегодняшний день мне нужно было обязательно выяснить... Я даже не знал пока точно что именно, но вот откуда следует начинать поиски, - в этом у меня не было никаких сомнений.
Маклера, продавшего мне дом, я застал в его офисе, завалившись туда безо всякого предварительного звонка, наудачу.
- О! Какие люди! - воскликнул он с профессиональным радушием. - Как Ваши дела? Как поживает Ваш дворец? Надеюсь, все в порядке? Чем могу быть полезен?
Я дал выплеснуться его словесному потоку, и произнес, глядя ему прямо в глаза:
- Мне нужна кое-какая дополнительная информация о моем доме.
- Что-то не так? - суетливо спросил он.
- Все так. Но кое-что мне нужно узнать...
- Вы же получили все бумаги при покупке, - как-то беспокойно затараторил маклер, - Все акты, отчеты инспекторских проверок... Дом не новый, но он был в полном порядке... Для своего возраста, естественно...
- Успокойтесь, у меня нет никаких претензий к технической части. Равно как к юридической и финансовой. Мой вопрос - относительно прежних владельцев. Кто они? Почему продали этот дом? Могу ли я с ними поговорить?
Маклер опустил глаза. Казалось, он что-то обдумывал. Я не дал паузе затянуться:
- Послушайте, я понимаю, что как представитель продающей стороны, Вы не обязаны были информировать меня обо всех, скажем так, негативных нюансах. Сделка совершена, и я не собираюсь ее расторгать. Но мне нужно знать больше, чем предусмотрено официальным договором. Понимаете? А это, - я достал из заднего кармана небольшой конверт, - пусть будет скромным вознаграждением за Вашу искренность.
Я положил конверт на стол перед маклером. Тот бросил на него быстрый взгляд, как бы оценивая размер моей благодарности, и заговорил, не поднимая головы.
- В общем... В общем, с прежним владельцем Вам поговорить не удастся. Он покончил с собой. Говорят, не пережил смерти жены. Дом выставили на продажу его родственники. Наследники, так сказать... И еще. Они отказались от всего имущества, которое было в доме. Все вещи остались на своих местах... Мебель, посуда, одежда - все... Кое-что я оттуда вывез, - разумеется, с их согласия, - продал, за сколько смог... Они отказались даже от вырученных денег... Сказали, чтобы я оставил их себе. В качестве дополнительной премии, - если смогу быстро найти покупателя... А тут Вы появились...
И маклер виновато глянул на меня.
Его рассказ меня совершенно не удивил. Нечто подобное я и ожидал услышать. Просто мне нужны были не собственные догадки, а достоверные сведения. Осталось только дополнить картину несколькими штрихами.
- А телефон родственников не дадите? - спросил я маклера.
- Да, конечно... - засуетился он, и порывшись в своей записной книжке, сказал, - Вот... Записывайте...
Записав продиктованный номер, я как бы невзначай бросил:
- Да... У меня к Вам будет еще одна небольшая просьба... Выставьте, пожалуйста, этот дом опять на продажу. Я не суеверен, но знаете...
Риэлтор закивал головой:
- Я все понимаю... И даже не возьму с Вас комиссионных.
Я поблагодарил маклера и поспешил покинуть его офис, - меня ждал еще один важный разговор.
...Телефон долго не отвечал. Наконец гудки ожидания сменились негромким женским голосом:
- Я слушаю...
- Здравствуйте, - сказал я.
- Здравствуйте. Кто это?
- Мы не знакомы, но мне очень нужно с Вами поговорить, - быстро заговорил я, боясь, что меня не дослушают, и разговор окончится, так и не начавшись.
После небольшой паузы женщина ответила:
- Ну что ж... Поговорите... Только предупреждаю сразу: если речь пойдет о Гербалайфе или о Свидетелях Иеговы, я тут же брошу трубку.
- Нет, нет, нет... - поспешил уверить ее я. - Никаких Свидетелей... Гербалайфа... Дело в том, что я - тот, кто купил дом Вашего... отца?.. деда?.. В общем, дом, который вы продали месяца четыре назад.
- Да. И что? - ее голос прозвучал несколько настороженно.
- Я узнал... Совершенно случайно... Что с этим домом была связана... Связана трагедия...
Женщина резко прервала меня.
- Мне бы не хотелось об этом говорить. Все еще слишком свежо в памяти...
- Поймите, - мой голос зазвучал горячо и взволновано, - цель моего звонка - отнюдь не праздное любопытство. Что-то неладное происходит в этом доме. Я был на волоске от того, что совершил Ваш...
- Мой отец.
- ...Ваш отец. И мне обязательно нужно знать все...
Женщина помолчала, видимо, взвешивая мои слова, а затем заговорила короткими отрывистыми фразами.
- Он... ушел... спустя полгода со дня смерти матери... его жены... Он почему-то винил себя в том, что не сделал все возможное... когда она болела... Хотя вины на нем не было никакой... Поначалу он просто замкнулся... Потом стал выгонять нас, когда мы приходили его навестить... Он сильно сдал... Почти перестал есть... К кому мы только не обращались... Врачи говорили о депрессии, гадалки - о сглазе... А он изо дня в день становился все угрюмей и бледней... И слышать не хотел, чтобы перебраться к кому-нибудь из нас...
Последние фразы смешались со слезами. Я слышал всхлипывания и тяжелое дыхание своей собеседницы, но не проронил ни слова в ответ. Наконец я снова услышал ее голос. Голос человека, который взял себя в руки.
- По телефону всего не расскажешь. Если хотите, давайте встретимся, я подробней расскажу Вам об отце ...и о последних месяцах его жизни.
Естественно, я хотел... И мы встретились с ней в небольшом кафе в центре города. Она принесла фотографии отца, и долго-долго рассказывала сначала о нем, потом о том, что происходило с ним после смерти жены. Дополняя услышанный рассказ подробностями, известными мне одному, я получил полную картину того, что происходило в доме на протяжении почти полугода. Но главное... Главное - я понял: то, о чем говорил старик в баре, было правдой. "Эффект отражения" существовал, и "работал" сегодня так же четко и беспощадно, как и во времена мифического Нарцисса.
Вечером я банально нажрался. Прямо в прихожей, перед зеркалом. Я сидел на стуле, глядя на свое отражение, и методично вливал в себя стакан за стаканом. В какой-то момент в глубине полутемного стекла мне привиделся сгорбленный силуэт. "Это он, прежний владелец дома", - узнал я человека с увиденных днем фотографий. Я смог рассмотреть его изможденное лицо с подрагивающим подбородком и огромными черными кругами под глазами. В таком состоянии люди, наверное, воспринимают смерть, как счастливое избавление. Я представил себе, как день за днем зеркало медленно, но верно меняло его сущность, туманило рассудок, и по капле вытягивало из него жизненную силу. А он, словно запутавшийся в паутине мотылек, тщетно пытался вырваться на свободу, не понимая ровным счетом ничего. И только незадолго до своего рокового решения он, вероятно, осознал смысл происходящего. И завесил зеркало темной полупрозрачной тканью. Увы, было уже слишком поздно...
...Я плеснул в стакан очередную порцию, и вскинул руку в молчаливом тосте. В тусклых глазах призрака блеснуло что-то похожее на зависть. Он кивнул мне, и растворился в мутной глубине зеркальной бездны.