Лелькин Константин Павлович : другие произведения.

Детство в Салаире. Воспоминания без гламура. Полный текст

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ребёнок, потом школьник,1955-1968 г.г. жизнь окраиного рудничного городка на юге Кузбасса, в Сибири. Широко открытыми детскими глазами.

  Сегодня в Салаире.
  Иду вверх по улице, продолжению шоссе от Гавриловки, каменные глыбы с табличками улиц - потрясающе ! - так и должно быть в городе карьеров и шахт ( будто снова, как в детстве, подпрыгивает земля от взрывов в карьере и вот такие же глыбы породы взлетают на воздух), жарко.. вот поворот к улице в центр Салаира ( налево - почта и Храм, направо ДК и Рудник) .. сколько Первомайских и Ноябрьских демонстраций в снег и дождь пройдено этим маршрутом ! Пустырь на углу, на повороте. Что же здесь было.? И, как не бывало июльской жары 2009, - туман от мороза, уходящая вниз по улице вереница тёмных неподвижных груд на разнообразных, самодельных санках, переступающие, закутанные тёмные фигуры, вспышки звёзд на провальном небе ( никогда не видел звёзд крупнее и ярче и неба чернее, чем в Салаире!) - мама и бабушка привезли меня на санках в очередь к " Продторгу", сколько мне лет? - ещё до школы,- значит, сейчас год 1955-1957. На санях, такие же как я, члены семей, на них ( и меня) положены продукты, мука (?), родители ушли на работу, - как и все работающие, дети постарше - в школы "Продторг" открывается в 8 час. утра - очередь из дошкольников и бабушек ждёт. Я закутан во всё, что возможно одеть, чуть ли не половиками укрыт, бабушка одета так же, обвязана платками и шалями . Салаирский мороз .. кто понимает. И вся безмолвная очередь - такая же. Помню порог в "Продторге" высоченный, мне в моих одёжках не перешагнуть, только перевалиться на струганные плахи продторговского пола, бочки вдоль стен , высоченный прилавок поперёк магазина . Сквозь завязанные уши шапки и накрученные платки - человеческий гул.. лишь бы не стоптали.
  Минуло десятилетие. Бегу по этой же улице, тогда ещё засыпанной, гавриловским шлаком, в этот же магазин на углу, в кармане заветные 1 руб 40 коп.- именно столько стоила долгоиграющая пластинка( " Музыкальный калейдоскоп", " Мелодии эстрады", а, быть может и журнал с гибкими пластинками " Кругозор"? - впрочем, нет, " Кругозор" продавался годами позже и только в киоске " Союзпечать" ,в том, что был рядом с магазином "Ткани" , а в " Продторге", справа по прилавку, там где цинковые вёдра и тазы, там за прилавком, на стеллаже стопка пластинок -Завезли ?
  Вот там, на одной из этих пластинок ( в памяти 14-серия) , Вокально инстр. анс. исполняет нар. англ. песню " Девушка". Да это же "Beatles"- "Girl" !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Кто бы, что бы не говорил, но " Гёрл" - была первой песней Битлов, записанной для нас нашей всесоюзной " Мелодией"- Слава ей, !
  " И теперь мне часто будет сниться дева в белом платье, счастье для поэта - только сон.. О, Гёрл !
  Нет " Продторга",- пустырь , нет и " Культторга" рядом с ним - первые мои гантели там куплены. " Счастье для поэта - только сон" .
  
  
  От "Рока на костях" до DVD.
  
  . Салаир.Чья-то квартира. Облака табачного дыма. На стуле, столе - россыпи коряво нарезанных дисков из использованной рентгеновской плёнки ( это я принёс плёнку, откуда взял - сейчас не помню). На моих глазах вершится тайнодействие. Острая патефонная игла обматывается тончайшим "нихромом", обмотка изолируется капелькой канцелярского клея, а к кончикам нихрома - с десятой попытки - крепятся две длинных медных невесомых проволочки-волоска в шёлковой оплётке, эти проволочки через тумблер припаиваются к клеммам батарейки. И с хирургической осторожностью, затаив дыхание, всё сооружение переносится к "станку" из двух электропроигрывателей и патефона. И вот, патефонная игла с нихромовой обмоткой закреплена в головке одного из проигрывателей, - это будет пишущий агрегат. Прямо на головку пишущего агрегата подаётся "выход" второго проигрывателя - воспроизводящего, в свою очередь, головка пишущего проигрывателя, соединена ниткой с головкой патефона. Рентгеновская плёнка крутится на "пишущем", а бесценная "фирменная" пластинка с "роком" - на " воспроизводящем", какая-то "классика" подготовлена на патефоне. Всё. Поехали. Одновременно, в три пары рук, все три головки, проигрывающая, пишущая и патефонная, опускаются. " Ту зе лай, ту зе лай.." - истошный голос Пресли понёсся с "фирменного" диска на раскалённую пишущую иглу, а нитка от головки патефона, ползущей по пластинке с классикой, потянула пишущую головку по крутящимся костям рентгеновской плёнки. Началось " тиражирование". О, этот божественный запах и шипение разогретой рентгеновской плёнки! Один " диск" - мой! Это " рок на костях", теперь главное - спрятать эту плёнку от глаз родителей .. Пройдут годы, метровая стопка " "винила" перекочует на дачу. Заезженные в скрип-хрип рентгеновские "роки" пойдут на "дымовухи", растеряются по дискотекам, во всяком случае, ни одна из плёнок не дожила до февраля 1977 года, до первой нашей с Галиной совместной покупки. А первая наша самостоятельная покупка была - "Аккорд 001 - стерео"! С двумя динамиками! Куплено за "сумасшедшую - в две зарплаты" цену! Помните тестовый стерео -диск, с кряканьем утки, летящей через комнату, от одного динамика к другому? Мурашки по коже от восторга, - вспомнили! И так не понятно прозвучали однажды под свист ночных "глушилок" слова Севы Новгородцева: " У нас теперь только "компакты", а что вы будете делать с вашими "винилами"?" ( " Сева - Сева Новгородцев, город Ландон, Би- Би- Си!). Болтаются где то, если ещё не выкинуты, разновеликие, боббины с магнитофонной лентой ( "саморезка" ?2, " "бумажная" ? 6, "нейлоновые" ? 10, ? 10 а), не так давно, вытащил я " на помойку" картонные коробки - не менее пары пудов - магнитофонных кассет - разбирай, кому надо! Никому не надо.., а ведь за своим " двухкассетником" я специально в Москву сгонял- мне этот " маде ин Франс" - двухкассетник в качестве гонорара за радио-лекции, "из-за бугра" привезли.
  И печально скользит взгляд по полкам с MP-3 и DVD ...
  
  
  
  
   Воспоминания. Детство в Салаире.
  
  Рудник и цыгане, из рассказов моего папы.
  Общеизвестна забота Советской Власти о безопасности и комфортности труда Кузбасских Горняков. Вот, однажды, в Дирекцию Рудника "сверху!" пришло строгое распоряжение немедленно обеспечить наличие в стволовой, в проходной и др. местах скопления трудящихся бачков для питьевой воды, предписывалось, чтобы бачки были определённого объёма, из лужёной жести, снабжены самоварным краником и кружками. Дирекция Рудоуправления отрапортовала: "Бу-сде ! ". Снабженцы зарыскали по ближним и дальним базам. Но ... такие же в точности строгие распоряжения "сверху!" относительно бачков получили одновременно по всей Советской Стране все советские предприятия. Бачки и краники мгновенно стали недостижимым дефицитом. А уже грядёт проверка выполнения распоряжения. И кто-то, в Рудоуправлении, догадался: "А не пригласить ли к нам цыган жестянщиков - лудильщиков? Цыгане-то за милую душу эти бачки сварганят, и выйдет лучше, чем фабричные!". И пригласили цыган. Цыгане приехали с жестью и инструментами, славно потрудились. Новенькие бачки с краниками и кружками (на цепях) засияли лужёными боками по всему Руднику. Но! Распоряжение-то обеспечить наличие бачков было. А финансовое обеспечение запаздывало. Не было в бухгалтерии Рудника такой статьи, чтобы цыганам работы оплачивать, и "Сверху" такого указания не было.
  Денежки цыганам за исполненную работу не выдали. И так цыгане просили, и этак просили - денег нет. И тогда.. на Рудник, в здание Рудоуправления просочился весь табор. Цыганята шныряют под ногами (тащат всё подряд) . цыганки и худющие, и сисястые трясут юбками среди кульманов, просят ручку позолотить, кормят грудью младенцев. Гвалт, треск, грохот. В коридорах ковры развёрнуты, перины.. , мебель на костры волокут. На вторые сутки осады директор не выдержал: собственноручно, из каких-то неведомых сбережений (говорили - личных), оплатил работу жестянщиков-лудильщиков. Табор мгновенно слинял и испарился. И только кучи дерьма по всем углам и за всеми дверями благоуханно подтверждали, что этот двухсуточный кошмар - не приснился служащим Рудоуправления. Да, это было упущение Советской Власти: не достаточно профессионально было в СССР поставлено обучение кочевых народов пользованию унитазами ( впрочем, в Рудоуправлении унитазов не было, во дворе, под тополями, стоял монументальный, две на две дырки, туалет типа сортир).
  
  Малярия в Салаире.
  Старое фото. Из детской ванны торчат три стриженные головки, Мама купает меня с сестрёнками. Живые скелетики. После малярии. Откуда в Кузбассе малярия? - Однажды в Салаир привезли два автобуса девчонок школьниц, не русских, из переселённых народов, кажется, - каракалпачек. При переселении народов Советские власти предусмотрительно отнимали детей от их родителей ( в точном соответствии с " Коммунистическим манифестом" К. М. и Фр. Э.) и передавали детей на идеологически правильное воспитание в гос. учреждения. Где-то, кто-то решил организовать в Салаире обучение детей женск. пола, изъятых из семей перемещённых народов, штукатурному ремеслу. В это же время в Салаире была "зона", зека строили рудничные здания, ДК Горняков. Перепуганных деревенских девчонок каракалпачек, будущих штукатурщиц, разместили работать на тех же, общих с зека, стройплощадках. И, в первые же дни, произошли насилия с последующими, неизбежными самоубийствами обесчещенных девчонок. Спасать своих дочерей откуда-то со спец. поселений сбежали и явились в Салаир взрослые каракалпаки. Была поножовщина. Кровь замыли. Каракалпачек срочно вывезли из Салаира, вскоре и " зону" вывели за черту города. Малярия, завезённая южанами, осталась. - "Усиленное питание - единственное, что может спасти детей", - сказал врач. Для меня и моих сестрёнок с хлебокомбината был украден бочоночек обрата. Помню этот бочонок, в барачном углу, укрытый от посторонних глаз фуфайками и половиками. Помню и усиленное питание: каждое утро по кружке обрата мне и сестрёнкам. Да, вот эта самая белесая дурно пахнущая жидкость, на которой обычно замешивают комбикорм на свинофермах, спасла жизни мне и моим милым, родным кузинам. Кружка обрата в день и хрустальный воздух Салаира.
  Кстати. Кто-нибудь, здесь, может рассказать о судьбе других перемещённых: чеченцев, - которых поселили недалеко от Салаира, в селе Чувашпай? Мой покойный дедушка, Городничев Василий Максимович, очень благожелательно отзывался об этих поселенцах, вместе со стариками-чеченцами плотничал по колхозам (оплата - покос, поляна , где можно накосить сена, а сено поменять на продукты). Помню из детства, как поздним вечером, скрытно от глаз комендатуры, появлялись чеченцы переночевать в дедушкином доме. Видимо, общность судьбы сближает сильные натуры. (Среди зимы, семью дедушки, его родню, вытащили из домов - в чем были - посадили в сани и вывезли в тайгу, высадили. Кто-то из стариков успел бросить в сани ящик с инструментами, топор. В тайге собрали шалаш, жили, питались " в основном корой с деревьев" . Из восемнадцати детей, что оказались в санях, к весне выжили шестеро. Остальных похоронили в снегу. Помню спокойный, ровный голос покойной бабушки Анны Константиновны Городничевой: "Нечем было мёрзлую землю долбить". Выжила и моя мама. Весной советская власть смилостивилась, уцелевших - вновь в сани - и на "стройку коммунизма" под Томск, потом - по другим стройкам, до Салаира. Помнят ли русских крестьян Городничевых и Байгачёвых ( родители бабушки) в их родной деревне Криводаново Большереченского района Омской области ? - Навряд ли:
  Советская власть, прежде чем убить души - истребляет память и озлобляет людей до состояния "совков". Из шестерых выживших в тайге детей, в Ленинск Кузнецке оказался мамин брат Пётр Васильевич Городничев, работал на водовозке, его супруга Раиса Матвеевна Городничева долгие годы преподавала рисование в школе на Лапшиновке. Троих сыновей родили тётя Рая и дядя Петя. Старшего Сашу недавно похоронили. Младший Володя, лётчик, погиб в 1982 г. после Афгана. Средний, Юра - под Москвой. У Володи в Ленинске оставался сын. Погиб. Могилу его я не смог найти. Рассказали, что убит в драке с приезжими азербайджанцами, они же сожгли крест на его могиле. Как было точно, не знаю.
  
  Помнит ли кто артельный старательский промысел золота в Салаире?
   "Кто золота не мыл, тот голосом не выл", - поговорка моего покойного дедушки Василия Максимовича Городничева. В сосновом бору, вдоль лога от Белоглинки до Мичуринских Садов, повсюду вокруг Салаира были заросшие травой и кустами стрательские ямы - как будто воронки после бомбёжки с круговыми валами песка и разноцветной гальки. А в бору - смертельно опасные ловушки: старательские шурфы (и дудки), не засыпанные, просто прикрытые прогнившими бревенчатыми настилами, поросшие мхом и папоротником. Не наступи - наступишь и смерть на 20 метровой глубине!
  Бутылка из под шампанского, по горлышко полная золотого песка, весит ровно пуд (16 кг).
  Маленький самородок называется "таракан".
  
  Салаирская пещера.
  В этом году впервые показал сыну лаз в Салаирскую пещеру. Увы, только лаз и метров тридцать крутого колодца в известняковой скале, далее тупик и ещё два лаза: один вверху, справа, другой внизу, на полу, слева. Но ни мне сегодняшнему, ни моему повзрослевшему сыну в эти лазы уже не протиснуться... В 5 -6 классах - я протискивался, далее ползком в кромешной темноте, до невысокого зала закопчённого свечами. Далее то ползком, до на четвереньках, более 200 метров, до выхода в обрыве железнодорожной выемки. При пробивании железнодорожной трассы - вскрыли потолок пещеры, причём в двух местах, довольно далеко удалённых друг от друга. А кто расскажет, зачем и когда строили эту дорогу? Почему бросили недостроенной? Ведь столько километров скалы продолбили (вручную, кайлами, ломами, отработку вывозили тачками - обломки этих тачек ещё встречались в бору в моём детстве), местами даже шпалы уложены, рельсы в ржави - и всё заброшено. Этот лаз в Салаирскую пещеру единственный сохранившийся, а была пещера многоярусной, со многими переходами, залами, колодцами, подземными озёрами на нижнем ярусе..., и ни кем до конца не исследованной. По распоряжению Руденко пещеру взорвали. ( Кто-нибудь помнит этого человека сегодня, помнит его нос картошкой? А ведь жители Салаира чуть не молились на Руденко в его время. Два народных кормильца были в Салаире: Руденко и Кунашко - Начальники Рудоуправления и ОРСа). После того, как в Салаирской пещере без вести пропали трое школьников из Ленинск-Кузнецкого (экскурсия), Руденко распорядился взорвать проходы вглубь Салаирской пещеры. Кроме естественной пещеры, в этой же горе, за Салаирским "морем" проходит штольня, оставшаяся от Гавриловского среброплавильного завода. По этой штольне по сей день стекает вода из Салаирского моря и изливается родником в низинку, ниже промыслов охры. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ Детство в Салаире. - " Я чо, упала с сеновала?" Салаир, декабрь 2011 г. Угасает мой старенький папа, ещё бодрится, пытается сам в магазин сходить, помогает ухаживать за мамой, а мама - лежит, всё реже и всё короче проблески сознания, всё чаще провалы в беспамятство. С помощницей моей Надеждой, полвека тому назад - моей одноклассницей, купаем маму, Надюшка сушит голову мамы полотенцем . мамины, давно подстриженные, уже отросшие волосы, ерошатся в живописном беспорядке. - " Ну вот, я упала с сеновала", - приговаривает Надюшка, расчёсывая мамины седые вихры. До чего же избирательна детская память. Когда-нибудь психологи поймут , почему так мозаично восприятие ребёнка Вот случайно услышанные слово, фраза - и память, вне всяких хронологий, вдруг высвечивает мгновение, стоп кадр, ярко, в лицах, казалось бы навсегда забытых. "Упала с сеновала" - и, вот передо мной наш двор, тот, из далёкого детства. Последние дни тепла, осенние сумерки, столы во дворе + как давно и неправда, а ведь так было: во двор выносили столы, пили чай, все соседи, стучали домино, малышня носилась под ногами + Высокий, до подоконников, штабель наколотых дров вдоль стен, вокруг всего дома. Два ряда стаек напротив. Стайки - дворцы моего детства! Дом мог быть холодным, стены дома могли промерзать, в квартирах под утро мог "надыхиваться" иней по углам, а подъездная дверь дома могла болтаться на одной петле. В стайках ничего подобного не допускалось. Всем двором, перед холодами, замешивали глину с соломой и сухим навозом, конопатили, промазывали каждую щелочку в бревенчатых стенах стаек; старые ватники, половики, обрывки войлока - всё шло на обивку, на утепление дверей. В стайках находилось самое дорогое наших дворов, гарантия нашего, детского благополучия, в стайках жили бурёнки, наши коровушки-кормилицы. А где коровушка - в тёплом стойле, сеном накормленная, тёплым пойлом напоенная, там - тепло, там , в самый лютый мороз . в загончике не замёрзнет и свинюшка: поросёнок, непонятно чем и как откормленный, там и курочки в курятничке не замёрзнут, не поморозят гребешки, и первые два яичка весной зашипят на сковородке для нас, самых маленьких. И в нашем дворе был сепаратор, ручной, общий на весь двор, значит - ну не каждый день, конечно, - на праздники хотя бы, была во дворе и сметанка, и своё маслице намораживалось зимой в эмалированной чашке. Своё было. Потому как на главной улице города стояли три каменных здания: школа ( 26), "Мясо - молоко" и ДК Горняков. Первой, задолго до моего рождения, не с царских ли времён (?) была построена школа, затем воздвигся ДК, и однажды, посередине улицы, поднялись белокаменные стены, колоннада и монументальная вывеска " Мясо - Молоко" + только ни кто с нашего двора, никогда не видели мяса на широких мраморных прилавках этого грандиозного ( как тогда казалось) магазина . Всё, как в обычных " продтоварах": ни мяса, ни молока - всегда в наличии крепкие напитки, курево. Но легко сказать; корова в стайке, - а чем коровушку кормить? " Всё вокруг колхозное - всё вокруг моё!" - ( из песни) Колхозное - да не твоё! Каждый клок травы. Каждый пустырь, обочина дороги и поляна в лесу - либо совхоза, либо подсобного хозяйства, либо лесничества. За потраву - срок, как за расхищение социалистической ( общей - значит не твоей) собственности. Суд скорый, справедливый и по-советски неотвратимый. Трава в полях перестаивалась, превращалась в сухой бурьян - но за попытку накосить, нажать серпом. хоть копёшку сухой травы- неотвратимое советское возмездие: и посадят, и сено заберут, а то и коровку со двора уведут - конфискация. Вот и подряжались взрослые у лесника косить ему сено из расчёта "одна с третьей". Думаете : леснику две копны а вам - одна? Ошибаетесь: из каждой третьей копны лесник отдавал за покос всего лишь её третью часть . Только накосить-то травы - это самое лёгкое. Траву надо сушить, ворошить, сгребать - это уже мы, с грабельками, а главное - сено надо побыстрее вывезти из леса. Почему? - Могут украсть, могут сжечь. За хищение социалистической собственности - суд и срок, за хищение частной собственности - пальчиком пожурят, в лучшем случае. Частное сено можно скоммуниздить (или скоммунячить?) безнаказанно, украсть, сжечь частное сено считалось у иных молодых за доблесть и оправдывалось борьбой с частнособственническими пережитками в советском обществе. А как вывести сено из леса - косить давали на самых труднодоступных, бездорожных заболоченных участках? На двухколёсную дедовскую тележку привязывали копёшку сена, все вместе впрягались в тележку и тянули. Вот на этой тележке, на двух самодельных, высоких кованных колёсах, мы и тянули свою копёшку из лесу, по буеракам, болоту, а потом семь-восемь км до Салаира, да всё больше в гору. Сколько копёшек в стогу? - не менее шести, а коровушке на зиму два стога надо? Вот столько раз и ходили за сеном в тайгу и вытягивали его домой, а затем досушивали во дворе, метали на сеновал - на высокий чердак под крышей стайки. Кажется, до сих пор зудится тело от насохших на пот соломинок, горят воспалённые от сенной трухи глаза, и всё ещё першит в груди надавленной перекладиной тележки . А думаете от чего у моего папы, до самой смерти (так и похоронили) была "неоперабельная" грыжа? Но всё это мелочи жизни. Главное - вот оно, сено, на сеновале! Над каждой стайкой, прямо над стойлом, в потолке дыра, вокруг дыры уложено сено, и дыра заткнута сенной охапкой, в эту дыру сено с сеновала будут сваливать коровушкам. Конечно, одним сеном бурёнка жива не будет, каждый день ей - тёплое пойло. До работы, до ухода из дома - мать выносит тёплое пойло скотине, а отец вычищает из стойла, складывает за стайкой драгоценный навоз ( и удобрение будет , и огуречная грядка) , и перед доением обязательно, тёплой водой омывается вымя бурёнки, ласково, с приговариваниями. Нет света в утреннем стойле - есть маслёнка, лампадка выдолбленная из картофелины, фитилёк тряпочка. А потом родители переодеваются и в седьмом часу утра убегают на работу. И коровушки всё понимали, понимали любовь и заботу. Как забыть их печальные, умные глаза, кормилиц из моего детства. Однажды наша бурёнка повредила ягодицу. То ли бык рогом ткнул, то ли о колючую проволоку порвала - много колючей проволоки вокруг сибирских городов, производство колючей проволоки отменно хорошо налажено советской властью. Только детские песочницы, наверное, колючкой не огорожены. Рану насидели мухи. И вот, вечером, мама и старшая моя сестрёнка вооружились пинцетом, мне вручили маслёнку и пошли в стайку. Я держал маслёнку, подсвечивая её огоньком чёрно-багровую рану, будто решётка мясорубки с кусочками сала в дырочках, сестрёнка держала отведя коровий хвост, а мама пинцетом вытягивала из дырочек в живом мясе личинок мух, весь пол стайки был засыпан ими как белой лапшей. Умное животное стояло не шелохнувшись, терпело, каждая личинка цеплялась изнутри, выдёргивалась с хрустом, всякий раз волна дрожи прокатывалась по шкуре бурёнки. И её благодарные, плачущие глаза + Но однажды советская власть решила окончательно преодолеть частнособственнические инстинкты своего населения. Центральные газеты опубликовали Указ о запрещении содержания крупного рогатого скота населением городов и посёлков городского типа. Стайки было приказано снести и заменить сараями для хранения инвентаря. Во двор пришли забойщики. Рассказать Вам, как захлёбываясь рыдала моя сестрёнка? Как колотилась моя мама? - С того дня я понимаю, что такое "колотилась". Бурёнку забойщики завели на огороды, за стайку, один забойщик держал бурёнку за рога, другой скоро перерезал ей горло и, не отрываясь, тем же ножом, сноровисто отрезал её голову. Голова, с незакрытыми, живыми глазами - За что ? Завалившееся на бок тело, сучащее ногами. Прошло сорок лет, в фильме Александра Невзорова "Чистилище" я увидел, как негры в Чечне отрезают голову живому русскому парню (18 лет, безоружный водила, пригнал по приказу автобус в больницу Грозного). Такие же живые ещё глаза на отрезанной голове, такое же сучащее ногами тело. И те же ухмылки, те же реплики забойщиков. Мы для них просто скот, скот предназначенный для забоя. Где-то слышал, что слово ЧК означает "бойня" . "забой скота" ( Знатоки языка - подтвердите?) . Мясо убитой бурёнки храннть было негде - тепло. Да и кто бы смог есть это мясо. Содранная шкура долго висела на заборе, за огородами, и мы, ребятишки, боялись заходить в тот угол. Приехали заготовители вторсырья, забрали шкуру. И годы потом, вскапывая грядки, натыкался я на клочья рыже-бурой шерсти и ужасом холодело сердце. Рассказывали, что стайки заваливали бульдозером, на дрова разобрать не дали - казённое. Но это всё потом, а в ту осень малышня носилась меж столов, стучало домино.. и вдруг распахнулась дверь стайки, взлетела сенная труха и в облаке пыли явилась наша соседка-молодуха + вот в таком виде + и со словами: - " Я чо, упала с сеновала?" А по лестнице, с торца стайки, путаясь в распущенных шнурках кальсон спасался бегством её "жених". А где ещё уединиться парочке? Поймите, - тронутая войной и несвободой, молодёжь двора жадно хваталась за жизнь, хотела любви - двор был по колено в детях, посмотрите, сколько нас в сугробе на фотографии! А в доме, где сквозь щели перегородок слышен каждый чих, и, если в первом подъезде, на первом этаже пукнет ребёнок, - на первом, на втором этажах, во всех подъездах все уже знают, какой кашей ребёнка накормили. А на сеновале - там тишина, и плотно уложенное - под потолок- сено отделяет закуток одних хозяев от закутка других . Кстати, в альбомах советской живописи встречалась репродукция - стог сена, рядом спящие парень с девушкой, здесь же коса, грабли, вилы - сон после трудового подвига! - в народе эту картину называли не иначе, как "После палки". Сладок сон после "палки" в мягком сене, но одно неосторожное движение, и можно скатиться вниз, вместе с сеном, под ноги бурёнки. И падали, и не раз. Но умные животные вовремя отпрыгивали, - ни кто, ни когда не поранился об их рога. --------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
  
  Вопросы Салаирским "Одноклассникам".
  Чем живёт сегодня Салаир, на каких предприятиях получают салаирцы зарплату?
  Реанимирован Рудник (полиметаллы) ? Реанимирован Золоторудник?
  Что перерабатывает Обогатительная Фабрика? Несколько лет тому назад слышал о молодых энергичных предпринимателях из Санкт-Петербурга, откупивших Салаирский рудник и начавших его восстановление. Тогда же слышал об армянских предпринимателях, перерабатывающих золотой концентрат на Фабрике. Чуть позднее говорили о разработки меди в Салаире, о новой шахте медной добычи. Что сегодня в корпусах " секретного" завода Кедр - так и остался недостроенным? Смотрю Ваши фотоальбомы в "Одноклассниках". Сердце обжигает памятью: скульптура Горняка, здание ДК Горняков, здание Рудника. Что сейчас расположено на рудничной территории - этой загадочной стране моего детства, - стайка пацанят и девчонок с улицы Пролетарской, - мы проползали под проволокой на рудничный металлосклад и далее - везде! Вскипающая во рту газировка из бесплатного(!) автомата в стволовой! Обрезки медных трубок ( для пистолетов-поджиг!), отработанные шахтовые аккумуляторы шахтовых светильников (внутри - щёлочь). Мешки с карбидом (рыбу глушить и банками в небо пулять!). Куда там А.и Б. Стругацким с их зоной пришельцев из " Пикника на обочине - у нас была территория Рудника и её несметные сокровища. А мойка ? Жива ли шахтовая мойка? Покойные дедушка Василий Максимович водил меня и сестрёнок в шахтовую мойку, вообще, не помню, что бы у кого- либо от ДК до ул. Пролетарской стояли бани в огородах - все ходили мыться на Рудник. Покойная моя бабушка Анна Константиновна, покупая кирпичи хозяйственного мыла, никогда мыло сразу не использовала, мыльные бруски лежали и сохли не менее года, сохли, твердели - такими они отлично (насколько возможно в жёсткой салаирской воде) мылились, но не размокали и не расквашивались.
  А из трубы над полом мойки всегда можно было поддать пару, только поверни вентиль!
  Мойка - это котельная. Работает котельная Рудника? Скрежет вагонетки, вывозящей в отвал раскалённый шлак из котельной,- спёкшиеся бардовые глыбы шлака скатывались с отвала и грели зимой наши ладони .А помнит кто-нибудь ацетиленовые шахтовые лампочки (не электрические) , а именно ацетиленовые с их запахом карбида?
  Двухэтажная Столовая Рудника - монументальное здание Ампир - Сколько лет подряд (именно лет, три летних "сезона") проведено в городском пионерском лагере с ежедневным кормлением в этой Столовой (биточки, тефтели, бифстроганы, гарнир - магические, впервые мною услышанные слова!). И длинный деревянный туалет на улице, "старшие" пацаны (там и жили?) всегда прильнувшие глазами к щелям в туалетной перегородке, и едкий хлорный туман - символ моей летней пионерской несвободы и "режима"). Работает Столовая и так же стоит дощатый туалет на улице ?
  
  Снова о школе ?24.
  От Хасана до школы надо было дойти. Асфальта на улицах не было и в помине. Был дощатый тротуар по левой стороне улицы. ( Помните эти занозистые плахи, раскалявшиеся на солнцепёке так, что босиком по ним - только в припрыжку. Непогода превращала тротуары в брызгалки - встал на один конец плахи - противоположный приподнялся - шаг дальше - приподнятый упал и из под него фонтан грязи), и тротуар этот был лишь местами - дальше вброд, по улице. А улица.., пройдите ранней весной по залитой водой, перепаханной пашне, с трудом выдирая ноги из засасывающей жидкой глины,- вот так и до школы. А в школьном дворе вас ждали сварные железные корыта с водой - для мытья обуви. Подумаешь, вода ледяная (сентябрь, октябрь, ноябрь - до устойчивого снега) пополам с жидкой грязью, красные запястья в цыпках, воду в ладошку и на ботинок (бывали и тряпочки в корыте), а в школьных дверях - дежурный контроль чистоты обмыва. Сменная обувь? - Смеётесь - половина в кирзовых, да шахтовых резиновых сапогах ходили.
  Зима. Ветер в лицо. Почему-то всегда в лицо ( Не случайно Салаир по-русски - гора ветров). Школа открывает двери в 8-00 утра, а мы приходили много раньше - выходили из дома с родителями, спешили по рудничным гудкам. Вот кто-то из пацанов и догадался, с сугроба взбираешься на пристройку у школы ( кажется, то была котельная) - далее по коньку обледенелой железной крыши, до стены школы, прямо под окно кабинета биологии - на втором этаже, и в форточку в этот кабинет. Оробело, как вступаешь в чудо. Препараты в застеклённых коробках. Человеческий скелет. Чучела. Кажется, и сейчас помню особый запах препараторской этого кабинета. (Возможно, тогда я созрел для естествознания, 32 года отданные мной химии - всегда мечтая о биологии, так получилось) - в этом кабинете мгновенно пролетал час ожидания открытия школы, далее обратный путь по крыше и - со всеми в двери. Вычислили нас быстро. Отловили, разбирали на Педсовете, ставили вопрос об исключении, но не исключили. Слава Богу, никто не улетел с крыши. А после нас, кто-нибудь додумался так, через второй этаж, попадать в школу?
  
  
  Салаирская "шобла". Первые уроки настоящей "взрослой" жизни.
  
   Это воспоминание специально для Вас , недоумённо пожимающих плечами при чтении моих воспоминаний, неужели в гламуре ( "гламур" , в переводе на русский, - туман, иллюзия, красивая ложь) Ваших собственных октябрятско - пионерских воспоминаний не всплывает подобная этой правда из нашего советского детства , как же Ваши родители сумели поставить оранжерейное стекло между Вами и двором, улицей? .
  
  Собрались все, вся хасановская шобла. ( Хасан - по имени первого жителя, деда Хасана, - наша окраина Салаира). Здесь и серьёзные, молчаливые двадцатипятилетние мужики в пороховой сини наколок, здесь и старшеклассники, тасующие из-за пазухи в карман, из кармана за голенище свои самодельные, с наборными рукоятками, с проточкой для кровостока, "финские" ножики, (как я сам тогда мечтал о такой вот "финочке" украшенной разноцветным "набором" из " плекса" (прозрачных кусочков зубных щёток))! Здесь и галдящие разномастные и разновозрастные пацаны - школьники - каждый с чем-то: кто с заточенной стамеской, кто со свинчаткой или, даже, с поджигой (!), у кого-то обрезки труб в руках, у кого-то штакетины с гвоздями. Мельтешит дошкольная малышня - и я среди них, - под одобрительное похохатывание старших волочащий за собой какой-то дрын из забора... Каждый готов к войне.
   Война не состоялась, неприбытием противника. Хасановская шобла, раскинувшись на взгорке, в кустах у гавриловской трассы, отыхает за сказаниями о бывших и грядущих битвах, о мужской доблести и чести, о женской неверности, и доступности. "Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они".
  И мы, хасановская малышня, жадно внимаем, впитываем основы пацаньей этики, принципы "настоящей взрослой" жизни.
  Главное в жизни - святость карточного долга ! И даже, если всё с себя проиграл, - всегда можешь отыграться, не уронив чести и достоинства - поставив кого-нибудь на карту!
  - Забуриваешь на нарах, всё спустил, играть нечего, говоришь: играю девку! Спрашивают - какую девку? - говоришь: в шинельке там, и в шальке (то есть в пальто, перешитом из шинели, а вместо шапки - шаль на голове). Как узнаешь, что - девка? - Ну, молодую, такую, вообще.
  С командировки когда уйдёшь? - На этой бане. А проволоку как пройдёшь? - Простынку наброшу на проволоку. Ждать где будешь? - На товарняке, в отцепке, в последнем вагоне.
  Во, всё сделаешь, как пацан !
   Кто с тобой играл, покажет где тебя взять. Тебе за побег и девку срока добавят, а ему за показ смягчение режима, или срок скостят!
  И ментов играют, и вохру !
   - Ты к девке спереди-то не подходи. На хрен ей тебя видеть- то. Ты сзади её по башке отоварь чем-нибудь, а затем руки к затылку заверни и мордой её в землю, тогда орать не будет.
  
  Школа ? 24. Второй этаж. Общешкольная линейка. Жёлтые лампочки в ряд под потолком. Белёная извёсткой, с дверными проёмами в классы, стена за спиной. Холодно. Долго. Уставился в пол, на то, как бугрится и расслаивается краска по стыку досок. Носки ботинок на линейках годами выравниваются по этой щели. Голос завуча, голос вожатой, голос директора: "...за аморальное поведение исключить из рядов советских пионеров, ... исключить из числа учащихся школы". Чеканный шаг " освобождённой" пионер-вожатой, сквозь строй вижу, как развязывает она узел и рывком снимает красный галстук (а у меня, пока, только октябрятская звёздочка с Лениным) со съёжившейся девчонки впереди строя. Коричневый фартук девчонки топорщится на её вспученном животе. Откуда-то шёпот: " ...её по весне проиграли...". Не примите за обиду, уважаемая Валентина Петровна, эти события были задолго до Вашего директорства в школе ? 24, задолго до временного, на зиму, - перевода нас, младшеклассников, в здание ШРМ ( школы рабочей молодёжи). В ШРМ мы и взрослые учились в разные смены, но иногда пересекались, во всяком случае, ежедневно лицезрели на крышках парт вернисаж "живописи" "взрослых" - очень познавательной для нашего взросления, будет всё благополучно, - воспроизведу.
  
  Стоит на Салаирском кладбище памятник.
  
   Родной мой Салаир, город моего детства. Шахтёрский город облепивший рудничную гору. Старое кладбище на склоне, среди заросших травой. старых могильных холмиков, высокий (как тогда казалось) кирпичный, покосившийся обелиск. Ни оградки. ни таблички. Боже мой! Только три беды есть на свете: болезнь, Смерть и плохие дети... - тогда, в ранние мои школьные годы ( 1958 - 1963), мы, салаирская малышня , подобным не задумывались.., но, носясь по старому кладбищу..как -то умолкали перед этим безымянным обелиском. . Ни кто точно ничего не знал. Только с уха на ухо, шопотом: Пожар был на Руднике. Да - тот кирпичный обелиск, среди безымянных могил, стоял как память о трагедии, о пожаре унёсшем жизни семисот человек (так говорили), говорили, что запрещали хоронить на одном кладбище более трёх человек в день, развозили и хоронили на разных кладбищах, по разным городам области. Кто сегодня скажет, так ли было. Запрещено было печатать некрологи. И кто скажет, что случилось на самом деле на Салаирском руднике. - Говорили, что загорелись кабеля в вентиляционной штольне. Вместо того, что бы отключить задымленный канал, вентиляторы включили на нагнетание - вместо воздуха в шахту погнало дым. Отказал подъёмник клети в стволе. Люди с глубины шахты лезли вверх по креплениям ствола, срывались, сшибали нижних. В нашем доме жила моя первая любовь Аля Казакова ( я был в 3-м классе, она - в 4-м), её старший брат Юра учил меня клеить картонные модели самолётов; его отец погиб в том пожаре, ещё до их переезда в наш дом. Со временем появились воспоминания родных, близких тех, погибших в 1943 г. салаирских горняков, воспоминания медсестры и фельдшера, в больничку к которым привозили и складывали на полу и во дворе поднятые из шахты тела ... десять, двадцать. семьдесят.. Запах лимона, запах яблок - об этом говорят все,без исключения, кто видел те тела, и спокойные, даже улыбающиеся выражения на лицах покойных - люди будто бы заснули. Последними привезли в больничку тела практикантов - шестнадцать юношей и девушку. Вот их то и похоронили в братской могиле,под кирпичным обелиском, девушку положили в средину меж юношами, одели как невесту. Хоронили и плакали: "Вот ведь, война, девки замуж выйти не могут - всех парней мобилизовали, а ты себе шестнадцать женихов забрала такая красивая, молодая" Вот уже несколько лет, я - химик - пытаюсь выяснить, какой же, пахнущий лимонами, газ могла нагнетать вентилляция в шахту, газ, от которого люди как бы засыпали с улыбкой . Среди продуктов горения материалов тех лет (1943 г.) вроде бы, не должно быть подобного газа. С запахом свежей зелени в те годы мог быть Фосген. И Циклон Б - с запахом горького миндаля.., - может быть, салаирцы тех лет, просто не знали, запах горького миндаля. Каждый год Салаир празднует День Шахтёра - последнее воскресенье августа. День Шахтёра - это наш, общий Кузбасский Праздник! В Салаире к Празднику вывешиваются плакаты, в организациях готовятся торжественные собрания, наверное, будет выступление Мэра города перед жителями. Будет Праздничное Гуляние. Кто то напьётся... День Шахтёра - для Салаирцев - особый праздник. День Шахтёра - как День Победы. Праздник со слезами на глазах, праздник, когда ветеранам, нельзя не выпить. Салаир рождён Рудником, Салаир жил Рудником, а Рудник жил Салаирцами, жизнями Салаирцев.. И дело не в авариях, не в трагедиях.. В повседневности: Человеческая жизнь тает в шахте СИЛИКОЗ. Сегодня это слово ушло в забытье, - в шахтах новые технологии, --- а в годы моего детства... Вот взрослые мужики, "забивают козла" за вкопанным в землю двора столом,.. удары костяшек о стол перемежаются покашливанием, ..кажется, что прикашливают все.... Мой дедушка, плотничающий над верстаком, всегда одним, левым глазом к доске . - правый был выбит в шахте, - плотничающий и прикашливающий - не выкуривший ни одной папироски в жизни - прикашливающий .. - шахтовый силикоз. Через дорогу от дома дедушки, дом под громадным дичком (сибирская яблоня), мы, малышня с улицы Пролетарской, по сугробу добираемся до веток этого дичка, усыпанных спаренными, до чего вкусными промороженными "ранетками", - и вечное неодобрительное к этим "ранеткам" ворчание покойного моего родителя: Нечего в тот двор лазить! - И разъяснение для матери: Уж очень он (имя соседа.., каюсь, не помню) кашляет.. Мать: Так силикоз ведь! Отец: А если не только силикоз? Да, шахтовый СИЛИКОЗ - бич шахтёров Салаирского рудника. Невидимая пыль двуокиси кремния, поднимающаяся туманом в воздух при каждом взрыве - и каждый вдох наполняет лёгкие горняка тысячами мельчайших и острейших осколков - то же, что вдохнуть осколки стекла - врезаются эти осколки в живые лёгкие, ранят, раздирают.. - это Силикоз..., а вослед силикозу, на открытые раны в лёгких, идёт Туберкулёз, - помните Туберкулёзный, вечно переполненный диспансер, на окраине Салаира, за Хасаном? И ещё о соседе, на Пролетарской,со двора, где росла громадная яблоня-дичок. Помню его летом: поймав пчелу, садит её на тыльную сторону ладони, что бы ужалила.. и не только он. Такое бытовало поверье в Салаире , что пчелиные укусы лечат силикоз, и не только силикоз.. Туберкулёз вслух не поминали.. это была смерть..
  
  Наши Врачи.
  
   Милые мои сверстники, Вы, хотя бы, догадываетесь, как повезло нам, сегодняшним "Одноклассникам" родиться в Салаире в 1948 - 1951 г.г.? Отбыли свой срок в лагерях, определены на место жительство бывшие москвичи, питерцы, западанцы, - цвет российской интеллигенции. Помните, какие у нас были врачи? Хирурги Столяров, Гук! Помните Салаирский больничный городок? Долго-долго строили эту кирпичную многоэтажку. Дошкольником ловил я на недостроенном больничном чердаке голубей. Говорили, что с умиранием Рудника, больницу отдали под Детский Дом. Так вот, в нашу больницу, к Столярову, приезжали из Москвы и из Питера делать операции на лёгких. Не легенды - факт. Расчет кремлёвских истребителей российской интеллигенции оказался точен. И Столяров, и Гук, и ещё десяток
  талантливых врачей и опытного медперсонала сгинули в Салаире от спиртово-водочной безысходности реального социализма.
  
  Наши Учителя.
  
  Учителя! Какие нам достались учителя! Волей судьбы вырванные из нормальной жизни больших городов, уцелевшие под кирзовыми сапогами ГУЛАГовской Вохры, выжившие на "стройках коммунизма", всю свою любовь к жизни, всю страсть к душевной свободе, всю совестливость свою перенесли они на нас, неблагодарных, не понимающих - как нам повезло ! Но, тем не менее, только в нашем выпуске 1968 г. школы ? 25 - 6 медалистов и 5 из них поступили в ВУЗЫ ! А из предшествующего выпуска Наташа Соловьёва поступила в МГИМО ! ( Ну-ка, кто-нибудь назовёт хотя бы ещё одного выпускника районной школы из всей Сибири, кто смог пробиться сквозь все партийно-бюрократические заслоны тех лет и войти в стены МГИМО?). А библиотеки! Библиотека ДК Горняков, помню узкие проходы между тёмными стеллажами до потолка, всё забито связками книг, с каким упоением ползал я под потолком (поближе к лампочке) по этим стеллажам, глотая книгу за книгой... Все поэты " Серебряного Века" , приключенческая, историческая литература, море довоенных изданий - всё это богатство приехало из конфискованных библиотек, из разгромленных обысками квартир тех же москвичей, питерцев. А специальная и учебная литература! Уже, будучи студентом университета, выуживал я на тех же стеллажах издания, отсутствующие в новосибирских научных библиотеках.
  А люди! При всей блочно-барачной жизни, (найдите в " Поиске" в Интернете документальный рассказ " Танцы на Горбылях"), сравните с танцами в ДК Горняков. Дай, Господи, силы не забыть, не уйти раньше отмеренных сроков, донести до внуков и правнуков Память о Салаире моего детства, со звенящими стрекозами и светящимся ночами хрустким снегом
  .
  Sexual Revolution в школе ? 25.
  
   Не сомневаюсь, что в те годы в Салаире без труда можно было найти семейную пару, которые и жизнь прожили, и детей нарожали - вырастили, а муж за всю жизнь так во отчую и не увидел (в подробностях) гениталии своей супруги. Не было DVD, не было Video, кабельного не было,- да и TV то же не было. На робкую просьбу "показать", жена отвечала: "Уже видел, мамкину, когда на свет рождался !". Читают сегодняшние подростки нетленный роман "Завтрак для чемпиона" Курта Воннегута ( должны читать - роман есть в вузовской программе по "ин. лит." ), читают дразнилку : " Про Африку и Азию читаем в книжке, а у девчонки видны штанишки!" - и недоумевают, ну чем тут дразниться (?), ну, видны, и что с этого (?), сегодня трусы у всех девчонок видны, специально выставляют напоказ, от пояска до мокрого пятнышка! Но, это - сегодня. А тогда, в шестом - седьмом классах, мы начали созревать. В смысле, - достигать половой спелости. Со всеми прыщами, комплексами и помыслами. Говорят, голова современного мужчины на 80% занята мыслями о дамах, кажется у нас, тогда этих мыслей было на все 120 % . А в школе ? 25 - экспериментальной(!) были экспериментальные парты с откидывающейся на шарнирах половинкой верхней доски, и щелью между этими половинками доски. В эту щель в крышке парты было удобно списывать с учебника, ловко заложенного в парту, но ещё удобнее было " подзыривать" в зеркальце - карманное зеркальце можно было прикрепить к носку ботинка, но ещё удобнее и незаметнее было прилепить зеркальце изнутри, к крышке школьной сумки, небрежно "уроненной" под парту. Это зеркальце прекрасно было видно через щель в парте. А правильно сориентированное зеркальце позволяло заглянуть в тайну - всех тайн - под юбку сидящей партой сзади одноклассницы! Что можно было увидеть ? - Рейтузы, трусы... и только? - Остальное дорисовывало воображение. Множились легенды, кто что видел. Менялись местами от урока к уроку. К некоторым одноклассницам выстраивалась очередь. Эпидемия мгновенно охватила все классы, от младших до самых старших. Кончилась сексуальная лихорадка в один день, как и началась. Педсовет. Родительское собрание. Жесточайшая трёпка дома. А дальше? - А дальше началась - полоса Любви. Жив-здоров ли Сёмин? Помнит ли он, как в честной драке, за школой, поставил мне фингал под глазом, - за Лену Дверницкую? Помнит ли Лена Дверницкая Сёмина? И вообще, знала ли Лена, что за право любить её состоялась честная драка, на кулаках, за школой, после уроков? Вал Любви был высок! Но, в эти же дни в Салаир пришла новая всеобщая страсть - "радиохулиганство". "Приставка" к обычному радиоприёмнику превращала радиоприёмник в радиопередатчик, вещающий в диапазоне средних волн, наушник превращался в микрофон, а если был проигрыватель - в эфир можно было передать твист, или, даже рок-энд-ролл, - с пластинки, записанной " на костях" рентгеновской плёнки! Схемы приставок, добывание радиоламп и радиодеталей, пайка в облаке горелой канифоли! Дожидаешься ухода родителей из дома, разворачиваешь радиоприёмник задней стенкой к себе, и подсоединяешь приставку к ножкам радиолампы ( 6П3С). Слухи рассказывали о двух братьях из Гавриловки, поставивших палатку на огороде и просидевших в ней, у радиоприёмника, безвылазно всё лето. Завидовали сыновьям сапожника - он был глухонемой. Удача - попасть в школьный радиоузел - там мощный приёмник "Казахстан". А тех, кто выходил в эфир из радиорубки ДК - было слышно в областном Кемерово! Вот и произошла дифференциация, - видишь вьюношу в школьном коридоре, бегущего со взором горящим - обуян любовью! А вот бледные, зелёнолицые и красноглазые, спящие на ходу, от бессонных ночей и лета без солнца - радиохулиганы!
  Любовь давала свои плоды: перед моими глазами роскошные темно-русые, рассыпающиеся по плечам кудрявые волосы красавицы Нины. И тугие, будто на гвоздь намотанные, густые колечки волос Жени П. Рёбёночек у них родился в первый же год после школы, чьи гены он унаследовал? Какие должны быть красивые густые непокорные у него и волос, и характер, и судьба! А вот чёрные вишенки глаз Галки П. - кажется её свадьба с Борисом Ш была самой первой из всех, кто выпускался из 25- й школы. Галка сегодня живёт в "Одноклассниках", и глаза на её сегодняшнем фото - всё те же.
  А радиохулиганство? Не с нашей ли, совместно смонтированной "приставки" начался путь сегодняшнего подполковника, военного связиста Сергея Д. (а тогда - моего соседа по дому и одноклассника) по стезе радиосвязи ? Жив ли Коля Слёзкин? Помнит ли он нашу с ним совместную антенну, натянутую через чердаки трёх домов и по крышам двух сараев? Общей длины - более километра, связывала два радиоприёмника, позволяла из другого дома вести передачу с той квартиры, где на этот час отсутствовали родители. - не прообраз ли это сегодняшних локальных сетей? Слышу в грохоте и бухании внешних динамиков проезжающего мимо навороченного авто ( дискотека на колёсах!) - наши два динамика, прикрученные проволокой за окном второго этажа, под самой крышей, встречающие " крутым" музоном идущих в школу. А как же сексуальная революция ? - Знали бы вы, сколько песен было " прокручено" специально для любимых - на этих средних волнах с "хулиганских" "радиостудий", сколько прямых и завуалированных объяснений в любви прозвучало в эфире ! И сколько не целованных девичьих губок приоткрылись в волнении у мерцающих в темноте радиоприёмников...
  
   Детство в Салаире. Поджиги. Пистолет Ой! А пару коротких слов про оружие в детских руках. а! - Пока картошка не пригорела.. Оружие называлось " Поджига" .. главное в нём - медная трубка без шва - а всё остальное вы видели в одном из фильмов Брат-2 , там этот брат ( Бодров, да?) поджигу мастерит, спичками набивает, рубленными гвоздями заряжает, а затем вышибает из этой поджиги глаза у американского торговца оружием - знай мол наших - наши круче! Вот за трубками мы лазили в Гаражи ( на автопредприятия) и на Рудник. Набивали так же головками спичек, заряжали - железной дробью ( её таскали , так же подлезши под колючую проволоку ) со складов ГРП ( Геолого разведочной партии) - эту дробь геологи использовали при бурении скважин. Если трубка была со скрытым швом - поджигу разрывало и, обычно, отрывало стрелявшему большой палец на правой руке .. если палец совсем не отлетал - его пришивали в больнице, но подвижность палец терял капитально. Некоторые набивали поджиги не головками спичек, а порохом - в этом случае поджигу разрывало чаще, а если не разрывало - то разворачивало у поджиги ствол, а сноп горящих порошинок прилетал в лицо стрелявшему, оставляя навечно на его лице россыпь синих - как бы татуированных точек - порошинок. Сделал поджигу и я. Кто то из сестрёнок донёс. Папа мою поджигу конфисковал со словами: Ничего не поделаешь - ВЕСНА на дворе, - а весной у всех пацанов начинается эпидемия пиромании и взрывомании. И, взяв с меня клятву, - не стрелять ни из каких поджиг до его возвращения с работы, - ушёл. Вечером папа явился сияющий. Медленно расстегнул сумку и извлёк свёрток, развернул ... и на всю кухню - ОБМОРОЧНО - засиял воронённой сталью пистолет. Большой. Настоящий. Одиннадцати зарядный. Моргулина. И коробка патронов - пятьдесят штук - к нему. Мне было разрешено сделать выстрел в низ кухонной стены. Кухня заполнилась запахом порохового дыма, гильза отлетела на дощатый пол. В стене образовалась аккуратная дырочка в штукатурке - пуля ушла в бревно стены. Сколько лет потом я тайно демонстрировал эту пулевую прострелину приходившим ко мне - специально посмотреть - друзьям. И интерес к этому отверстия не гас, хотя многие видели эту дырку в штукатурке - раз пол ста или более. А на другой день мы с папой пошли на пустырь, забрались в воронку с валом из песка и гальки вокруг засыпанного золотоискательского шурфа. С одной стороны шурфа поставили мишени - с другой стрелял я. И одиночными, и - раз только - очередью. И лёжа, и стоя, и с упора. Лежа стрелял, опирая руку с пистолетом на свёрнутый папин плащ и умудрился прострелить плащ: пуля прошла в землю, аккуратно проделав круглые дырочки через все складки брезента. Страсть к пиромании была удовлетворена, изготавливать другую поджигу меня уже не тянуло. А пистолет папа выпросил на сутки и у него же и купил патроны - у спорт-инструктора на Руднике ( для начальства регулярно проходили тренировочные стрельбы - ГТО - понимаешь ли). Во сколько заныканных от мамы рублей обошлось папе спасание меня от травмы самодельными поджигами - я уже не узнаю. , .
  
  
  
  Детство в Салаире. Помолвка. Сима из Бачат.
  
   Ленинский рынок, зима, танцую на морозце у киоска.
  - Попить, закусить? Чего будешь? ( Это подошли разносчицы пирожков - разбитная деваха Оля со напарницей).
  - А что есть?
  - Бальзамчик есть, водочка!
  - - А чай?
  - - И чай, и пирожки.
  - - С чем пирожки?
  - Рис с яйцом, сосиска в тесте, с припиздятенкой один остался!
  - С чем - чем?
  - Ты хоть смотри, с кем говоришь, (это Ольгина напарница вступилась)!
   - С капусткой пирожок, с квашенкой.
  Покупаю последний пирожок "с капусткой", разламываю, непередаваемый словами запах перекисшей капусты.. Да, да - прав, прав Николай Васильевич Гоголь: Выражается сильно российский народ!
  Я - маленький, но уже школьник. Родители "на командировке", дети с бабушкой, меня старшая из сеструх Надежда берёт с собой на свадьбу у кого то из родни (не могу вспомнить невесту, наверное, то была помолвка, или просто сватание), может я сам с Надей напросился - а вдруг подъедут из Ленинск-Кузнецка двоюродные братики и сестра, а что, дядя Стёпа (их отец) на водовозке работает, сели да поехали!
  Изба, обе комнаты напиханы народом. Дыхнуть нечем, жара, лето на дворе, но дня два печки топились: жарили - парили, на столах тесно от шанег - пирогов, рыбки и "солёного", от жарёнки и .. - кто помнит столы после "праздника" - поймёт. Спят везде, на кроватях, на сдвинутых стульях, На полу, на ватниках и половиках, оба деда, сваты, раскинулись обнявшись (як тот казак на шляху, что в "Тарасе Бульбе") прямо у порога. Чьи-то руки приводят меня к узкой лежаночке, в закутке между стеной и шкафом, тут бабка спала, забираюсь на лежанку, занавеска задёргивается. Не на долго, поддерживая с двух сторон, на лежанку запихивают взрослую тетку, лет тридцати, я её знаю - это Сима из Бачат, мне, наверное, троюродная, в белом платье, почему-то в стёганных ватных брюках непомерного размера и шахтовых резиновых сапогах. Сапоги с неё стягивают, брыкается, так в штанах и остаётся. Осторожно выползаю из - под её груди, укладываюсь на относительно свободном месте, внизу лежанки, у ног. Спим. Просыпаюсь от толчка, Сима перевернулась на спину, стенка шкафа дребезжит от храпа. Дёргаю её за ногу,- Симка! Эй, Сим!
  Дохлый номер. Нога торчит из ватных штанов сама бесчувственно ватная. В избе тишина - если тишиной можно назвать храп двадцати глоток. На разные голоса, со свистом и с переборами, взахлёб и с проговорами -храп. За окном, каждые десять - пятнадцать минут ревут грузовики: вывозят вскрышную породу из недалёкого карьера - свет фар через окно падает на потолок, отражённый бежит по избе, выхватывая рты, руки, ноги, посуду на столах, на пару секунд заглядывает в наш закуток - на запрокинутое Симкино лицо, на белое платье, задравшееся над штанами. Я как завороженный жду этих мгновений света: колыхающийся как перина живот под задравшимся платьем, тёмный провал пупка - прямо перед глазами. Громадная белая пуговица на верху расстёгнутой ширинки.
  Что произошло, как случилось - не помню. Сердце стучит так, что клацкают зубы, подпрыгивающими пальцами высвобождаю пуговицу: широченные и тяжеленные ватные штаны съезжают сами и вместе с ними приспускаются такие же широченные, почему-то зимние тёплые, с начёсом трусы. От распаренного Симкиного тела всплывает облако, перекрывая в избе перегар, исторгаемый из храпящих глоток. Не могу ни мигнуть, ни отвезти глаз от темного, вроде ваты в йоде, комка в просвете ширинки. Симка вздыхает, её колени, свободные от ватных кандалов, подгибаются, ноги вольно разваливаются на стороны. Слепит нежданная рябь и туман, и резь в глазах, испуганно, рукой на ощупь, натыкаюсь на Симкино мокрое от пота тело, отдёргиваюсь, и тут же свет фар падает на что-то мясное - там. Мгновенно натягиваю на Симку штаны, ломая ногти пропихиваю пуговицу в петлю ширинки. Лежу не дыша, как только не умер. Храпнув, Сима переворачивается на живот, подтягиваю ватники к её пояснице, сворачиваюсь на краешке лежанки, замираю. Как заснул, не помню. В избе светло, кто-то спит, чьи то шаги, Симкин голос из-за кухонной двери. Подкрадываюсь. Видна печка, чьи то трусы на дверце духовки, трусы, и бельё над плитой на верёвочке. Льётся вода. Голоса.
  - Баба Маняша,ты тоже обсикалась?
  - Да сикнула, сикнула.. .
  - Бабы-то все обоссались, Катюх так прям в сватьину постель надула..
  - Да перевернут перину и пусть сохнет, впервой что ли..
  - Симка, а ты чего, обоссалась?
  - Девки-и, не упомню, куда-то ползала, трусов-то нет, бабы Клавины шиворот навыворот, ватники еёшние, а в ногах пацанчик скукужился...
   Симка что-то говорит - ОБО МНЕ? - Грохот сердца не даёт разобрать ни слова, дверь отъехала, я просунулся в кухню.
  Полетел матюжок, кто-то, прикрываясь ладошками, поджала ноги на стул, чья-то девчонка спряталась в тазик:
  - Пошёл, пошёл отсюда!
  Чьи-то руки вывели за дверь:
  - Иди, иди на погреба, там твоих годков завтракают.
  На крышке погреба большая чашка с картохами, кусками жаренины, хреновиной, вокруг чашки вся моя родня и Ленинские Юра, Вовка, Саша, Таня, и Бачатские и с Толмовой..
  Не знаю почему, но я никогда, ни в детстве, ни потом (с чего имел массу проблем) не могу есть из общей тарелки, не могу и всё!
  - Чего не ешь-то?
  - Так это ж Салаирский, они же барчуки, у себя обрат кружками пьют! (* смотри примечание)
  - Ну!?
  - Побожусь!
  - Да врёте всё: Ленка замужняя!
  - Точняк, - позапрошлым летом её пропивали!
  - Ага, как свадьбу пропили, Миха сразу и свербовался на заработки, на три месяца как, а второй год ни письма, ни привета!
  - Ой, Ленка, Ленка (взрослым голосом пропел кто-то из девчонок) - то ли девка холостая, то ли баба мужняя, ой, лихо - то какое!
  - А мы с Вовчиком глядим из сенника, там дыра в стайку, куда сено кидают, а они в стайке маслёнку зажгли (** см. прим.), а сами прям на мешках, на мешках-то и пихаются.
  - Лёнчик ей говорит, чтобы на коленки встала, а Ленка рукой, вот так, маслёнку-то погасила, у меня говорит жопа волосатая, увидишь - любить не будешь.
  - Волосы на жопе?
  Среди присутствующих волосами похвастаться было некому - мечтали - да! - но только на следующий год, старший Саша, в великой тайне, гордо показал мне пробившийся бесцветный пушок.
  Порываюсь рассказать о Симке, молчу - всё одно не поверят.
  Хватаясь руками за воздух, натыкаясь на всё подряд, прямо через погреба, к стайке прошла деваха, простоволосая, в ночной рубахе. Пацаны подхватились за ней. От погребов, через перекошенную дверь видно, как пытается девка задрав рубаху раскарячиться на разъезжающихся по липкому полу ногах.
   От стайки прыжками примчался Вовчик, задыхаясь:
  - У неё, у неё там такая, такая сосулька, и она с неё ссыт.
  - Сам ты сосулька - тот же девчоночий голос - это не сосулька, а волосы так.
  - Волосы? - Собрание благоговейно замолчало.
  Девка возвратилась от стайки, ступила на наш стол - крышку погреба, и, почувствовав твёрдую почву, притопнула, взмахивая мокрым подолом рубахи:
  - Я ни мамина,
   Я ни папина!
  
  И затанцевала к дому. А на крышку, задирая платьице до трусиков, вскочила, кривляясь и передразнивая девку, Людка Тормошенко:
  - Я на улице росла,
   Миня курица снесла!
  Ах Людка-Людка, пацанка, в корень своя - зуб даю! Участница всех наших пацаньих игр и неизменная абсолютная победительница в пускании струи на дальность.
  Зимой, с мостика - трубы теплотрассы - надо было так пустить струю, что бы отметится на заснеженном льду ручья дальше всех. Людка - девчонка!- так умудрялась изогнуться на мостике, что её отметины ложились дальше всех, даже дальше взрослых пацанов! И в прошлом, и в позапрошлом году, но в эту зиму Людка вдруг категорически откажется участвовать в состязаниях и вообще начнёт исчезать и исчезнет из нашей компании (*** см. прим.)
  От стайки вернулся Юрка, о чём-то заспорил с Вовчиком и Танькой - в августе меня привезут к ним в Ленинск, на Лапшиновку, а на день Ивана Купалы мы утащим у дяди Стёпы велосипедный насос, нальём в таз воды, и, из самых хулиганских побуждений, все, по очереди, пописаем в этот таз, а потом этой водой, из насоса, сквозь щели в заборе, будем поливать прохожих. Впрочем, в тот вечер поливали изо всех заборов, а из многих калиток выскакивали с полными вёдрами - так что наше геройство осталось не замеченным, что не мешало нам переглядываться и хихикать! Вовка погибнет в 1982 г., военный лётчик, его больного вывезут в Ташкент из Афгана и на восьмой день Вовки не станет. Вовка так и не будет числиться среди погибших в Афганистане, а его недавно умершая мать, учительница рисования, тётя Рая, так и не получит, до смерти, ни льгот, ни компенсации за потерю сына. Вовкин сын будет убит в Ленинске, в драке с азербайджанцами, они же сожгут крест на его могиле. Юрка, то же лётчик, дослужится до подполковника, поработает в военной таможне, а потом успеет вытащить из Алма Ата под Москву нашу сестру Веру, с мужем и детьми, в самый разгар притеснений русского населения. Татьяна? Ничего не знаю, по слухам - крутой предприниматель в Ленинске, ни разу с ней не пересекался, после того августа с тазиком и насосом.
  
  Поднимаю ладонь от клавиатуры, подношу к лицу, на глазах слёзы, кажется, узнаю с ладони тот, Симкин аромат, что всплыл из-под её соскользнувших штанов, перебивая всё пьяное амбре избы. "С припиздятенкой" - придумают, то же!
  Примечания:
  * Малярию в Салаир завезли спец. переселенцы: кара-калпачки,- которых кто то придумал учить штукатурному ремеслу на стройке ДК и Рудника. Пришла малярия и в наш дом.
  
  - "Усиленное питание - единственное, что может спасти детей", - сказал врач. Для меня и моих сестрёнок с хлебокомбината был украден бочоночек обрата. Помню этот бочонок, в барачном углу, укрытый от посторонних глаз фуфайками и половиками. Помню и усиленное питание: каждое утро по кружке обрата мне и сестрёнкам. Да, вот эта самая белесая дурно пахнущая жидкость, на которой обычно замешивают комбикорм на свинофермах, спасла жизни мне и моим милым, родным кузинам. Кружка обрата в день и хрустальный воздух Салаира.
  
  ** Маслёнка: выдолбленная изнутри сырая картофелина, залитая растительным маслом, с фитилём из тряпочки. Очень удобна для спускания в погреб, в стайке, или, если выйти ночью в уборную.
  
  *** Людка Тормошенко, она быстро повзрослела. "Светка, смотри, что из неё вырастет-то, ты смотри!" - выговаривал старый дед Себало Людкиной матери. Что-то выросло: брат - полковник, грудь в орденах (нормально, хохлы - надёжные служаки), оба сына в Москве, один - доктор наук. В Салаире были хорошие учителя.
  
  
  Детство в Салаире. Первая Любовь. Аля Казакова.
  
  Дыхание! Дыхание женщины пахнет яблоком. Яблоком и свежим хлебным мякишем - самое прекрасное, что только может быть на этом свете! Задерживаю свой вдох до её выдоха, что бы ни чуточки от её дыхания не пролетело мимо, не растворилось за зря в этом бездонном чёрном мраке. Она прижалась ко мне всем своим телом, вся, обняла меня за плечи, крепко - крепко, мы одного роста с ней, почти, ну, может быть, я немного ниже, - тем лучше перехватывать всё, до капельки, её дыхание, дышать воздухом, ещё тёплым от её лёгких. Мои ноги тверды. Мои руки уверенно толкают шестом, кирпич стен выплывает из мрака и теряется за нашими спинами, только вода, обтекая плот, журчит в этой тишине. За поворотом - ослепительный свет, подъездная лестница, спрыгиваю с плота в воду, отталкиваясь от моей руки, она перепархивает на сухой бетон ступенек. Рейс окончен. Независимо друг от друга пересекаем двор: она в свой подъезд, я - в свой, провожаю её взглядом, мне ещё предстоит отжать штанины и спрятать мокрые кеды.
  Наш двухэтажный бревенчатый дом был сдан в октябре 1948 г., в 1949 заселён, а осенью 1955 на нашем дворе начали новую стройку: громадный, двухэтажный, кирпичный дом на два подъезда! Лопаты выбрасывали землю из котлована, в деревянных ящиках ночи напролёт мешали бетон, затем всю зиму каменщики возводили стены; в памяти остался визг блока: через него, на верёвке, с потугом вира-майна, скрючившиеся от мороза под серыми бушлатами, работяги тянули наверх поддоны с кирпичом. ... И ещё помню железные корзины, сваренные из арматуры, на арматурных же треножниках. В корзинах полыхал и дымил уголь - отогревались вёдра с раствором, каменщики отогревали руки, а над грудами вываленного из корзин, бардового, с голубыми огоньками, шлака, мы - дворовая малышня, - сушили варежки, грели ладошки. К весне кирпичный дом вырос до крыши... так и остался стоять, кирпичной крепостью с провалами дверей и окон, - на многие годы. Той же весной подвал стройки затопило водой, где по колено, а где и с головой - образовалось подземное, пещерное озеро, полное тайн и мрака. И только для меня в этом озере не было тайн. Плот, сколоченный из поддона для кирпичей и старой двери, шест и знание наизусть опасного извилистого подземного фарватера - сколько девчонок, от самых малявок до совсем взрослых просили: прокати! - Но мой плот и мой шест были только для одной единственной, для Первой моей Любви: для Али - Альбины Казаковой. Сколько нам было в тот год? Я перешёл во второй класс ( или в третий?), Аля - в третий ( или в четвёртый?) Что я помню о ней? Помню как бежал из школы параллельно ей, прямо по сугробам, попадал в неё - гордую, не увёртывающуюся даже, - твёрдыми снежками, обгонял её и, прямо в сугробе, делал стойку на руках и голове - для неё.. , а она , бестрепетно, проходила мимо, не повернув головы... . У неё был брат - Юра, много её старше. Юра клеил модели самолётов, много моделей. И мы с Алей клеили вместе с ним. И ещё у них была мама, а папа умер, отравившись газами на пожаре в шахте рудника, Аля его, папу, и не видела, совсем даже. Недавно, в "Одноклассниках", на форуме Салаира я узнал, что тот пожар, унесший более сотни человеческих жизней, случился в 1943 г. То есть, это Юра мог не помнить отца, и только сейчас мне начало проясняться перешёптывание наших соседей вослед Алиной маме, и почему моя мама, всякий раз выдёргивала меня со двора, стоило мне заиграться рядом с Алей, и уехали они от нас как - то внезапно, уже на следующий год.
  - Куда уехали ?
  - Куда-куда - в Москву! Куда побежал, кто посуду мыть будет?
  В то лето, в жару, мы забивались в тень, строили шалаши, укрывали крыши лопухами. А однажды, в нашей стайке, развернули старые половики - бабушка собирала их для перепряду - и построили кибитку. И забрались в неё. Мы играли в семью, и в кибитке легли спать.., вместе, как взрослые - мы же муж и жена!
  Алин шепот:
  - А мы будем ребёнка делать?
  Мой шепот:
  - Будем!
  - Тогда мне надо трусы снять и ноги раздвинуть...
  - ?
  - Когда ребёнка делают сначала трусы снимают и ноги раздвигают.
  За закрытыми дверями стайки темно, только танцуют золотые пылинки в полосах света, пробивающегося сквозь щели. А в кибитке - остов стола, завешанный половиками, - темнота абсолютная.
  - Я готова... .
  На ощупь веду рукой по выпирающим рёбрышкам, по провалившемуся животику с выступающей шишечкой пупочка.
  - А мне что делать?
  - Сначала надо у меня там проткнуть .
  - Как проткнуть ?
  - Ну, говорили, это как воздушный шарик лопнет... там, внизу .
  Как лопают воздушные шарики я знал. На 1-е мая и на 7-е ноября все школы выходят на демонстрацию. Все девчонки идут с шариками, а все мальчишки бегают и лопают эти шарики. Лучше всего шарики лопать острой щепочкой, не жалко выбросить, если поймают.
  Вылажу из кибитки, нахожу щепочку поострее, шепчу:
  - Я немного открою двери ...
  - Зачем ?...
  - Светлее будет, куда лопать.
  - Мужику туда нельзя смотреть!
  - ...?
  - Если так посмотришь - тошнить будет, а если подглядывать - глаза косыми станут.
  Снова под рукой животик, пупочек, выпирающая круглая косточка, натянутые складки кожи.
  - Ну, скорее ... !
  Крепко зажмуриваюсь и наугад тыкаю щепочкой.
  - Ой, больно, - да не туда же ... !
  Конечно, я знал, что у мальчиков - кончик с дырочкой на конце, а у девочек - пирожок, но как-то никогда не задумывался, где там у них эта дырочка и какая она. Хотя, вместе со всеми, кричал дразнилку и убегал от совсем взрослой Ирки из соседнего дома:
  " Ирка - Ирка, посредине дырка, по краям волоса, туда лазит колбаса !"
   Что такое колбаса ? - Мы, все во дворе, очень хорошо знали. У матери Гальки Сельцовой была "Книга о вкусной и здоровой пище". Очень красивая, в изумительным твёрдом, жёлто-коричневом переплёте, с выпуклой скульптурой, что крутится в кино, перед началом фильма, когда рабочий и колхозница вместе поднимают серп и молот нашего счастья! И потрясающей красоты золотистая бумага с большим портретом товарища Сталина. Галька говорила, что её мамке на работе приказали вырвать эти страницы, где товарищ Сталин, но мамка книгу спрятала, потому что товарищ Сталин умер, и он совсем немного не дожил, что бы у нас было всё, как в этой книге, и ещё мы сейчас учили в школе на пении "На болоте чибис", а её мамка учила правильные песни про Сталина и наше счастливое детство, такое, какое могло бы быть, если бы товарищ Сталин не умер.
  Я то же знал героическую песню про товарища Сталина:
  " Кто там улицей крадётся, кто в такую ночь не спит?
   На ветру листовка вьётся, Биржа-каторга горит !"
  Кто-то из нашего дома куда-то отъезжал, я спросил:
  - Куда поехали?
  - В Москву, за песнями!
  - А мне песен привезёте?
  И через пару дней мне была подарена книжка-тетрадка с песнями, там было много хороших, героических песен про красных командиров и товарища Сталина, скоро тетрадка потерялась, но песню я запомнил и всегда пел.
  Вот мы, всем двором, листали эту волшебную " Книгу о вкусной и здоровой пище", о том, как бы всё у нас было, если бы не умер товарищ Сталин.
  И мы знали, как надо разделывать Осетра.
  И видели большие, красивые рисунки Колбасы, и даже жалко было, что чаще всего Колбаса была разрезанной, и я никогда не задумывался, что эта Колбаса может куда-то лазить.
  
  Грохот, скрежет, ослепляющий свет из отодвигаемой двери стайки - папа !
  Алька метнулась в лаз курятника - за стайкой курятник с насестами, правда куры сейчас гуляют во дворе.
  Отец щурится со света, пытаясь понять, кто в темноте.
  - Я, папа, играю, дом строю!
  Взгляд отца обегает пыльный дровяник, загаженные курями ящики, мою кибитку, со съехавшими на пол половиками....
  - Живо! Дрова, растопку, сегодня колонку топить будем !
  Колонка. Наш дом был сдан в 1948 г. как барак - удобства на улице ( громадный, заледенелый, с не закрывающимися дверьми из побеленных досок, намёрзшими полуметровыми кучами над каждым очком). Зато у нас был Кран на кухне, и из крана текла чистая, холодная вода! И не нужно было таскать неподъёмные канистры ( видели картину "Тройка" - где развесёлая гоп-компания тянет по морозу санки с бочкой воды, и собачка ? - Вот - вот !) И мама тогда сказала папе, что всё, - она счастлива и ей больше ничего не надо !
  Оказалось - надо. Сначала через пол продолбили стояк для слива и на кухне притулился унитаз, затем перегородка отделила унитаз от кухни, а затем за этой перегородкой возникли ванна и колонка - самодельная железная печка, круглая и высокая, как самовар, с бачком для нагрева воды.
  А ванна была техническая, списанная с обогатительной фабрики, ржавая и неподъёмная, как вагонетка, она валялась на фабричной свалке, пока папа с друзьями не перевернули её, натаскали в неё воды до краёв и влили в неё банку соляной кислоты - утром бурую жижу слили и ополоснутая ванна засияла белой эмалью ( как яичко!). Всем двором эту ванну тащили к нам и устанавливали за перегородкой - первая ванна в нашем дворе - и мыться в ней ходил весь двор. По праздникам, или когда надо, колонку растапливали, от одного протопа кипятка как раз хватало на полную ванну горячей воды. За один, или два раза, в одной воде мылась сразу вся малышня двора, потом колонку протапливали для взрослых.
  Сегодня - моемся! Значит, я всё-таки смогу лопнуть шарик у Али! - Правда я не знал, лопают ли шарики в воде, наверное лопают...
  Оказалось, что сначала будет мыться какая-то чужая тётя, все девчонки - вместе с ней. А потом уже мы....
  И ещё воспоминания про Алю Казакову. Бочки.
   К осени вытаскивали бочки из погребов. Стеклянных банок не было, огурцы, капусту, грибы - квасили и солили в деревянных бочках. Бочки отмывали, промазывали варом, но сначала - распаривали. В бочки наливали воды и опускали туда раскалённые в печи камни, вода кипела, а потом целый день стояла в бочках тёплой. И мы всегда дурачились у бочек, ныряли в них вниз головой, при этом надо было упереться в дно бочки руками, пускать пузыри, а ногами крутить и махать над бочкой, а все остальные должны были орать и хватать занырнувшего между мотающихся ног. Ну, просто игра такая, и пацаны заныривали, и девчонки, и хватали и те, и другие. Конечно, я был у той бочки, где была моя Аля, и, конечно, я первый схватил ладошкой её трусы между её летающими над бочкой ногами.
  Но это дурачество увидела из окна моя мама, и немедленно увела меня со двора, она всегда меня уводила, если я заигрывался с Алей. Но, в этот раз, мама не крикнула из окна, а сама спустилась со второго этажа и, молча, за руку, потащила меня домой, а дома утащила за перегородку, прижала мою руку к ванне и с размаху ударила меня по руке какой-то палкой ( или трубой - подхватила по дороге домой?). Я даже не успел закричать, как мама с размаху ударила во второй раз и снова, и снова. Бежать было некуда: с боку стена, с другого - ванна, проход к двери преграждала мама с трубой в руках. Я кричал, кричала мама молотя трубой по моим рукам, локтям, голове. Последнее, что я помню, как кто-то, кажется соседская Людка, обхватив сзади руками, оттаскивала кричащую маму от меня. Потом, я в постели, сестрёнки плачут, я лежу с перемазанной йодом, перебинтованной головой, а жёлтая от йода ладонь и пальцы моей руки обмотаны жёлтыми бинтами и примотаны к какой-то дощечке, и всё болело так, что я не мог ни говорить, ни дышать.
  Пальцы на руке заживали долго, а зажив, долго не желали сгибаться. Откуда-то были найдены старые "Прописи", и я, сидя за столом, должен был макать перо в чернильницу и чернилами обводить прописные буквы:
  " Утро красит нежным цветом
   Стены древнего Кремля"
  Ручка вываливалась из моих деревянных пальцев, чернила расплывались по прописям, снова летали в воздух тапок и полотенце, снова убегал я вокруг стола от мамы, прятался, удерживая дверь. И снова обводил чернилами гнусные припевки:
  " Просыпается с рассветом
   Вся Советская земля"
  Обводил до синего, невыносимо болезненного продава на указательном пальце, до головокружения и падания под стол.
  " Холодок бежит за ворот,
   Шум на улице сильней,
   С добрым утром милый город.
   Сердце родины моей"
  Какая мразь это выдумала? "Холодок" - когда тормошат утром, стягивают одеяло, а мы с Олей прижимаемся, обхватываем за ноги друг друга, что бы уберечь между собой хоть толечку ночного тепла, - спали мы с сестрёнкой под одним одеялом, валетиком, на узкой лежанке, и хотя каждый вечер звучало мамино: " Руки поверх одеяла, кому говорю, руки поверх одеяла!" - руки всё равно оказывались под одеялом, а одеяло обёрнуто вокруг как кокон..., с вечера печка была натоплена, но к утру в углах комнаты появлялся снег ( иней, куржак), и надо было топать босыми ногами по ледяному полу, и из крана текла ледяная вода. А потом в школу ( ?24) вверх, вверх в гору и гору, а ветер всегда в лицо, Салаирский, ледяной ветер с острыми крошками льда, и от холода на этом ветру у меня всегда болел живот - проклятье детства - внезапно накатывающая острая боль, резь под рёбрами, в центре живота, - такая, что приходилось садиться на корточки спиной к ветру и замерзая ждать, пока боль отпустит, и ни кто из взрослых не верил, что болит живот ("не тяни в рот что попало, не ешь немытыми руками"), а теперь ещё надо было натягивать зубами варежки на негнущиеся и страшно мёрзнущие пальцы.... .
   Почему мама схватилась за трубу, почему с размаху колотила меня трубой по пальцам, поймавшим за промежность нырнувшую в бочку девочку? Какое переживание из маминого детства обожгло маме глаза и затмило мамино сознание?
  Однажды, моя покойная бабушка рассказала, как их большую крестьянскую семью из деревни Криводаново Большереченского района Омской области ночью подняли с постелей, и, кто в чём был, погрузили в подводы ( спаслись, говорила бабушка, только потому, что кто-то из стариков успел забросить в подводу ящик с инструментами, топор, пилу). На подводах вывезли в тайгу и выкинули в снег, посреди зимы. Как разожгли костёр и всю зиму поддерживали огонь, бабушка не говорила, теми инструментами соорудили шалаш, в нём и жили, питались, в основном, корой с деревьев. В тех подводах оказалось восемнадцать детей, к весне выжили шестеро, остальных "так в снегу и похоронили, несем было мёрзлую землю долбить", - помню спокойный тихий голос милой моей покойной бабушки, труженицы и праведницы. Весной вновь приехали подводы, тех, кто выжил, погрузили и отвезли в Томск на стройку, потом - на другие стройки народного хозяйства, пока не привезли на Салаирский рудник.
  С чем пришлось встретиться моей маме - одной из тех шести выживших детей - пока она взрослела на этих советских стройках социализма, мама ни разу, ни кому, ни когда не рассказывала.
  Недостроенный кирпичный дом, со всеми его катакомбами, вертикалями печных дымоходов, штольнями меж перекрытий, - это наша площадка, полигон наших суровых дворовых игр.
  Вверху, в нише окна притаилась Валя Сельцова - моя соседка с первого этажа, младше меня года на три, внизу, под её ногами, в кирпичном проёме съёжился я - мы последние, не обнаруженные врагами партизаны, и если мы сможем продержаться незамеченными ещё хотя бы полчаса - наши победят! Но Валюшка ёрзает и хныкает, я как могу, шепотом уговариваю её крепиться, враги носятся мимо нас по всему этажу, заглядывают, пересвистываются, чудо, что мы ещё не обнаружены.
  И вот, Валюшка поднимает вверх штанину своих широченных трусов, оттягивает в сторону. На ней, на мне, как и на всех в нашем дворе - на взрослых и детях, одинаковые чёрные, сатиновые трусы, в них дети носятся по двору, в них ходят на физкультуру, в них же взрослые крутят на турнике и купаются в Салаирском море, - эти трусы для всех практически одного размера и подгоняются только длиной вдёрнутой резинки. Валюшка, сидя на корточках, высвобождает из -под трусов свой пирожок, прижимается боком к стене и начинает отливать, целясь в щель в кирпичной кладке. Солнце освещает проём окна и, снизу, из сумрака, мне в мельчайших деталях виден Валюшкин "пирожок". Я впервые узнаю, что пирожок у девчонок красного, будто ошпаренного или натёртого цвета, что дырочка в нём совсем не по середине, как в дразнилке, а на верху, и дырочка эта высовывается при писании из узкой плотной щелки идущей вдоль пирожка, и из этой дырки вылетает не струйка, а как бы, если прижать пальцем шланг при поливке огорода. Я вижу, как капельки сбегают двумя ручейками по обе стороны пирожка, собираются промеж Валюшкиных ног и быстро-быстро капают с её попки прямо на подоконник, и теперь я понимаю, почему мама так сердится на Надежду, когда та не садится на ведро, а просто задирает подол платья над ним.
  Всё. Валюшка опускает штанину, поддёргивает трусы и, перегнувшись с подоконника, подозрительно смотрит вниз, на меня, а я делаю вид, что всё моё внимание приковано к пересвистывающимся в проходах врагам.
   Но, потом, когда мы выбирались со стройки, я не удержался:
  - А я у тебя видел.
  - Ни чо ты не видел!
  - А ты отливала, а я всё видел.
  - Правда?
  - Честное слово!
  - Ой, мамочки-и, что теперь буде-ет !
  - А что будет?
  - Не знаю, теперь у меня ребёночек буде-ет, - от тебя.
  Весь вечер я тренировался, как сказать моим родителям о неизбежном. Одев праздничную рубашку и нацепив новогодний галстук-бабочку, я закрылся в ванной и, стоя перед зеркалом, репетировал: Дорогие мама и папа я непременно должен сообщить Вам, что у нас с Валей Сельцовой скоро будет ребёнок!
  Стук в дверь, оборвал мой пафос - Оля сообщала, что меня вызывают. На лестнице ждала Валюшка, выбежали с ней из подъезда, и она, блестя чёрными глазёнками, быстро-быстро проговорила :
  - Не получится ребёночка-то, Галька сказала, чтобы завёлся ребёночек надо долго-долго целоваться!
  Обо всём этом я вспомнил 26 лет спустя, когда в Московском НИИ Глаза Мадина Кубалдулаевна Куралова - ученица хирурга Фёдорова - делала мне склеропластику глаза, а заодно подрезав мышцы глазницы, исправила обнаружившееся косоглазие.
   Вот и вспомнишь ! Аля:
  - Мужику туда нельзя смотреть! Если так посмотришь - затошнит, а если подглядывать - глаза косыми станут.
  Значит, бывает, не врут народные приметы!
  А в нашем доме, под квартирой стареньких моих родителей, живёт внук Валюшки Сельцовой, и у него уже есть юная возлюбленная, и сколько бы я не приезжал, видел их только целующимися, значит скоро Валюшке быть прабабушкой.
  
  
  
  
  
  -
  -
  
  
  
  
  
  
  
   Детство в Салаире. Беспризорники, детская проституция в СССР.
  
  - Эй, пацан! На нас с тобой кто тянет? А кто на нас тянет, а?
  Этот сиплый, простуженный, совсем не детский голос из под груды на дрова привезённых мазутных шпал и шахтовых брёвен, драный ватник-фуфайка, серое общербленое дождём и морозами безгубое лицо - может младше меня, может старше - пытается встать, не получается, пьяный? - Нет, голодный. Сегодня бы сказали: "Против кого дружить будем?" - Предложение помощи и покровительства - за хлеб.
  - Притащи хлеба, пацан, а ? Притащишь, а?
  Да, хлеба. Деньги ему не нужны, - это даже мне, малолетке, понятно, не надо ему денег. Ни в магазине, ни на рынке ему ничего не продадут, и не подадут, ни крошки хлеба, да и не пустят его в магазин, все женщины, вся очередь к прилавку на одно лишь его появления в магазине зайдутся единым ором и в десяток рук выкатят, выкинут его за порог магазина да ещё и прибьют.
  - Они .. уже всех достали.. ничего нельзя оставить.. всё тащат.. картошку из погреба.. яйца из под кур.. крысы !... хоть капканы ставь!...
  Зима? Где же они зимовали? Теплотрасса - там только кошка пролезет, не было нынешних теплотрасс в заснеженном рудничном Салаире : в наших домах и бараках топились печки, и бань в огородах не было - все ходили "в свой день" в шахтовую мойку.
  Однажды я видел, как они спали - вместе с нашими дворовыми собаками, в собачьей норе под стайкой. Ночью, в свете чьёй-то отцовской шахтовой проводки (фонаря) мы заглянули в дыру, что вырыли наши дворовые ( всех и ничьи) собаки под нашей стайкой - там, между двумя собаками, обнявшись с ними, скрючился (лась) кто-то из них. Да, между собаками, - теплее..
  Странно, я помню имена этих собак: Тобик и Альма - здоровенные псы, готовые загрызть любого чужого, зашедшего на наш двор, но позволяющие нам, дворовой малышне, виснуть на них, держаться за их клыки ( было и такое фото!), обогревающие своими телами беспризорных.. , помню, как звали наших собак, но вот имён беспризорных я не помню, ни имён, ни кличек - по одному, реже по двое- трое, появлялись они во дворе, жили, исчезали Странно так же, - сегодня (убереги, Господи, от сумы и от тюрьмы) " бомж", "запах бомжа" стали понятиями нарицательными. Тогда этого запаха мы не замечали - мы играли с ними в пристеночек, тусовали с ними засаленные карты, разбегались при появлении милиции. Мы знали и понимали: милиция для них - это смерть.* (Смотри примечание 1).
  Здесь, на дворах, питаясь ворованной из погребов "картохой" (а что там ещё могло быть, в наших-то погребах?) и кусками хлеба, зимуя в норах с собаками, они были хотя бы живы, какое-то время, - в милиции, в распределителе, в колонии была смерть, скорая и неминуемая. Мы это знали из рассказов тех, кто как-то умудрились сбежать из этих распределителей и детдомов. Потом мы прочитали и "Республику Шкид ( Школа имени Дзержинского)" Лёньки Пантелеева, и книгу Макаренко, и писали сочинение об его образцовой колонии. Помню, как хмыкал папа, читая мой патетический шедевр о советских колонистах Макаренко. Папе моему хлебнулось от души по этим детским колониям - увезённый младенцем в Харбин, вернулся четырёхлетним, в 1923, со своей матерью в СССР, и пошли бесконечные лагеря, ссылки, колонии и поселения. Рассказывал, как на стройке Магнитки увидел с пацанами что-то красненькое за колючей проволокой, на грядке в огородике начальника колонии, подкопали, залезли, сорвали, разделили и съели, без соли. Не понравилось. Это был первый помидор в жизни папы. И как потом, и не один день, выколачивали из них, 12-14 летних пацанов, признание, кто разорил огород, кто сорвал помидор. Папа выжил. Чудом.
  И ФЭД у нас дома был, папин первый фотоаппарат, первая папина дорогая покупка - фотоаппарат собран в колонии имени Феликса Эдмундовича Дзержинского - наркомана-кокаиниста, который очень любил детей.** ( Смотри примечание 2.) Только фотоаппарат этот не должен был попадаться на глаза маме. При виде этого фотоаппарата белели мамины глаза, становились белесыми, и дальнейшее могло быть непредсказуемым. Мамину крестьянскую семью вывезли в тайгу и выбросили зимой в снег. За зиму из восемнадцати детей выжили шестеро, остальных так в снегу и похоронили, нечем было мёрзлую землю долбить. Весной, тех кто выжил, вывезли на стройки народного хозяйства, в те же колонии и поселения. Но при всём этом пресекалось любой наше общение, и моё, и сестрёнок, с беспризорными на нашем дворе. Непостижимым для нас образом родителям немедленно становилось известно о наших играх с "ними" - и следовала жесточайшая лупцовка, особенно жестокая, если мы осмеливались приводить "их" в квартиру или, даже, просто в подъезд. Как родители догадывались ? Сегодня я понимаю - по запаху.
  Помню последнюю встречу с беспризорными на нашем дворе. Под Новый год, крутой мороз, за нашими стайками соседи устроили сенник: в досщатой загородке два стога сена. приваленные к стенке стайки с коровой, вот под этими стогами и обнаружилось убежище беспризорных: под стогами они прятались, ночами грелись коровьим теплом. Наверное, корова разделяла с человечьими детьми своё тёплое пойло. Не знаю. Всё как в чёрно белом старинном кино. Только два цвета: чёрный и белый, нет тени и нет тонов. На дворе черная громада грузовика с жестяной будкой вместо кузова. В подъезде наш сосед Саня Постников, наша Салаирская знаменитость - футболист, обняв, удерживает Тобика, сжимает его пасть, прямо у грузовика кашляет, захлёбываясь чёрной кровью, навылет простреленная Альма. Пройдёт совсем немного лет, и через замёрзшую лужу вот такой же, чёрной крови, будем мы переступать всю зиму, по дороге в школу, лужу крови зарезанного финкой под сердце, после танцев в Клубе, Сани Постникова. От коровьей стайки два милиционера, в полушубках, в ремнях, тянут по снегу беспризорника - девчонку. Тянут за руки, каждый за свою, не спеша тянут, через весь двор. Чёрные ступни девчонки царапают утоптанный снег двора, на девчонке ничего нет, вообще ничего, только мазутный ватник, задравшийся ей за голову. Девчонка тащится голым животом по снегу, струна позвонков по чёрной спине, не ягодицы - два мосла, обтянутые кожей, спичечные ножки девчонки расползаются открывая безволосую промежность. Милиционеры дотащили девчонку до грузовика, подняли в железную будку её голову и руки, тут же взявшись за её ноги, каждый за свою, разом кувыркнули тельце девчонки в будку, последний раз мелькнула на весь двор её нагота, в будку полетел свалившийся мазутный ватник, лязг дверцы, железного накладного засова, щелчок навесного замка . Милиционеры, оба, пропихиваются в кабину, к шофёру. В клубах дыма, пробуксовывая по льду, грузовик выползает со двора. Злость милиционеров понятна и объяснима: столько добираться до этого грёбаного Салаира, по морозу, по бездорожью, и сейчас мёрзнуть четыре, если не больше, часов езды до Кемерова, прыгать и вилять по ухабам ледяной дороги, а всё считай, в пустую съездили - поймали
   только эту еле живую малолетку, а два пацана убежали из-под стогов , по сугробам, спрятались, бросили в сене свою подругу.
  Двор провожает отъезжающий грузовик.
  - Околеет девка, замёрзнет.
  - Ни чо! Вот щас за город отъедут, разложат на снегу-то и прогреют, все разом , как следует!
  - А ей, вроде как, не привыкать: вон, дыра - то в жопе !
  - Да не стучал никто! У них там щепки горелые, спички - грелись.., запалили бы сено, и стайки бы сгорели, и корова, и дом бы загорелся - куда бы нам всем зимой -то потом, а ?
  Женщины столпились вокруг замолчавшей Альмы.
  - Подорожник бы приложить, что бы дробь-то вытянул.
  - Да не дробь там, дура, - пуля!
  Альму переворачивают обледенелым от крови боком вверх, находят выходное отверстие.
  - Бабы, да она остывает уже !
  Кто-то плачет навзрыд:
  - Сволочи, за что собаку - то?
  Однажды, по дороге в школу, в одной из бросающихся на забор цепных собак, я вдруг узнал Альму. Сам себя не помня, перемахнул через забор, бросился к собаке, обхватил её морду, целовал её нос, лоб : Альма - Альма - Альма !
  Выскочивший с дрыном хозяин оторопело стоял рядом с нами: повизгивающей крутящей хвостом собакой и пацанёнком осыпающим её поцелуями и слезами. И пока эта собака была на этом подворье, я каждый день кормил её с ладони - мягкие-мягкие, тёплые губы - крошками от сушек, кусочками школьного пончика с повидлом, домашними сухариками - нашим, с сестрёнками, лакомством ни кусочка хлеба у бабушки не пропадало - всё резалось на кубики и высушивалось в духовке, и ссыпалось в мешок, даже с простым, несладким чаем, эти сухарики были удивительно вкусны!
  Мелькнувшие в воздухе спички - ноги и прозрачную кожу, обтягивающую круглые, как два кулачка, косточки на жопке девчонки, лязг и грохот отъезжающего грузовика, - я вспомнил лет четырнадцать спустя, в Красноярске, зимой 1969, когда, не раздеваясь, забирался под одеяло и всё равно не мог уснуть от холода, не выдержал, пошёл ночью "разбираться" в котельную при университетском общежитии - деревянном дореволюционном строении, бывшей конюшне купца Юдина ( того самого, в чьей библиотеке В. И. Ленин экономические журналы почитывал), толкнул перекошенную дверь, наклонив голову вошёл в темноту котельной и увидел, совершенно голую девчонку, точно такую же, как та, которую не спешно тянули милиционеры, животом по льду и снегу двора моего детства, при свете свечного огарка, под тонюсенькой струйкой холодной воды из под крыши нетопленой котельной, стоя на обледенелом полу, девчонка пыталась помыться.. Меня девчонка вроде и не заметила, и только, когда я, сослепу, подошёл к ней почти вплотную, глянула мне в лицо и. прочитав в моих глазах удивление, принятое ей за желание, с такой тоской вышла из - под воды и пошла к скамье у стены котельной, что я напугался :
  - Нет-нет, не надо мне, я так, просто так!
  И быстренько убрался из этой ледяной мойки. Котельную, кстати, переморозили ещё в начале зимы, и до весны мы жили без тепла и без воды. Умывались из колонки, по дороге в Университет.
  Это университетское общежитие Крас. КФ НГУ, на Каче, в бывших садах купца Юдина, достойно отдельной повести: в деревянном двухэтажном здании были большие залы, в которых громоздились двухэтажные кроватные нары и обитали студенты по шесть и восемь человек в комнате, но были и закутки на двух и на одного жильца, была и отдельно стоящая полуземлянка - флигель, в котором жили "вечные" студенты, в общем взрослые, отслужившие в армии мужики, заправлял у них парень на протезе вместо ноги. Вот там, в этих одно - двухместных закутках и во флигеле и приживались беспризорные девчушки.. Пацаны и девчонки постарше считали "западло" "жить" в студенческих комнатах - у них были иные "темы" и промыслы, малолеткам же податься зимой было некуда. Кстати, такие малолетки появлялись среди зимы и в наших комнатах: в резиновых ботах на босу ногу, в летних курточках - ветровках или вечных ватных куфайках, замотанные какими-то платками, они возникали в дверном проёме, шмыгая простуженными носами, согласные на всё за ночлег под крышей и хоть какую-то еду. А впервые я столкнулся с ними в первые же дни приезда в Красноярск, в столовой общепита на той же Каче: по дороге из Университета в общагу, я заскочил в столовую, очередь к раздаче, достаиваю, беру поднос, пол - щей, котлета с гарниром лапша, пара кусочков хлеба, чай - быстренько "срубал" и с подносом иду к столу для грязной посуды. У стола - очередь, от очереди ко мне подходит мужчина, берётся за мой поднос:
  - Можно?
  Отдаю поднос и вижу, как кусочком моего недоеденного хлеба мужчина протирает мои тарелки, съедает хлеб, ставит поднос на стол и становится в конец очереди, а его место занимает какой - то ребёнок, тут же подхватывающий поднос у подошедшего за мной посетителя столовой - снова съедаются все остатки и ребёнок отправляется в конец очереди. Поражает, что большинство в очереди - девчонки, совсем школьницы.
  Мне объяснили, что это всё тунеядцы, фарцовщики, стиляги, анекдотчики - высланные из больших городов и отбывшие срок и члены их семей, а девчонки - ещё и самоволки, без решений сельсоветов, покинувшие свои колхозные деревни, сбежавшие в город, где и задержаны, и осуждены за пребывание без документов, - всем им определена граница для жительства, не западнее левого берега Енисея. На работу их не берут - нет прописки, прописку им не дают - не имеют работы, уехать обратно в деревню не на что, да и сельсовет не примет осуждённых без направления. Замкнутый советский круг.
  Из замёрзшего вконец общежития на Каче нас расселили: кого - куда, часть в общежитие техникума, часть - в подвалы здания Университета, часть поселили прямо в аудиториях Университета. Вскоре все собрались в новопостроенном кирпичном общежитии в Академгородке. А осенью, по традиции, все студенты "выгоняются" на "сельхоз. практику", на уборку урожая в подшефные совхозы и колхозы.
  В поезде, по дороге на "практику", я "положил глаз" на смугленькую, сероглазую, стройную девчушку: вроде как первокурсница, даже познакомились - Света, я восхищался её глазами, стихи ей читал, поцеловать - не решился. В деревне, в первый же день, Светика я потерял. Нашёл неожиданно, в складском помещении зерносушилки - скопление старшекурсников, в их тесном кругу, на тюке пустых мешков, лежит на спинке моя Светик, голые, смуглые ножки её закинуты на плечи какого-то парня, а он трудится над сероглазой Светиком с энергией и мощью асфальтного перфоратора (отбойного молотка). Протискиваюсь сквозь кольцо, ждущих очереди, Светик узнаёт меня, говорит с трудом:
  - Уйди ... тебе ... тоже ... достанется ... потом ... молчи только.
  Ну. молчать мы с детства научены.
  - Ах. эта - то! Да училась на художницу, питерская, выслали за абстракцию, за Енисей, да вот, на Каче и прижилась у Колченогого, с ним и в новой общаге. В колхоз зацепили, что б скучно не было.
  
  Примечание 1. Всё, что Вы только что прочитали - это мои детские воспоминания (1955 - 56 и 1969 г.): фотографический снимок широко открытыми детскими глазами, всё так было. Ребёнок не сравнивает: а как должно быть? Ребёнок не спрашивает: почему всё так?. Но вот взрослый человек И. Л. Солоневич, вот его воспоминания ( 1934-35) " Россия в концлагере": "... я, соседи по привычке сливали свои объедки кастрюлю. Когда однажды я вырвался из УРЧ, чтобы пройтись - хотя бы за обедом, - я обнаружил, что кастрюля, стоявшая под нарами, была полна до краев и содержимое ее превратилось в глыбу сплошного льда. Я решил занести кастрюлю на кухню, поставить ее на плиту и, когда лед слегка оттает, выкинуть всю эту глыбу вон и в пустую кастрюлю получить свою порцию каши.
  Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Была почти уже ночь. Пронзительный морозный ветер выл в телеграфных проводах и засыпал глаза снежной пылью. У палаток не было никого. Стайки детей, которые в обеденную пору шныряли здесь, уже разошлись. Вдруг какая-то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:
  - Дяденька, дяденька, может, что осталось, дяденька, дай!..
  Это была девочка, лет, вероятно, одиннадцати. Ее глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском. А голосок автоматически, привычно, без всякого выражения, продолжал скулить:
  - Дяденька, да-а-а-ай!
  - А тут только лед.
  - От щей, дяденька?
  - От щей.
  - Ничего, дяденька, ты только дай... Я его сейчас, ей-Богу, сейчас... Отогрею... Он сейчас вытряхнется... Ты только дай!
  В голосе девочки была суетливость, жадность и боязнь отказа. Я соображал как-то очень туго и стоял в нерешительности. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук... Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего - только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, словно своего ребенка, запахнула зипунишко и села на снег. Я находился в состоянии такой отупелости, что даже не попытался найти объяснения тому, что эта девочка собиралась делать. Только мелькнула ассоциация о ребенке, о материнском инстинкте, который каким-то чудом живет еще в этом иссохшем тельце... Я пошел в палатку отыскивать другую посуду для каши своей насущной.
  В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, ползая под нарами в поисках какой-нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тела растопить эту полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной - но все же пищи. И что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.
  Я очень больно ударился головой о какую-то перекладину под нарами и, почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой, частой дрожью.
  - Дяденька, не отбирай! - завизжала она.
  Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я что-то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Девочка вырвалась в истерии у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал ее и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи-то объедки, полпайка Юриного хлеба и что-то еще. Девочка не ожидала, чтобы я протянул ей их. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга.
  Я стоял перед нею пришибленный и растерянный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к себе самому. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Мы, русские интеллигенты, зная ведь, чем была "великая французская революция", могли бы себе представить, чем будет столь же великая революция у нас!.. Как это мы не додрались? Как это все мы, все поголовно, не взялись за винтовки? В какой-то очень короткий миг вся проблема гражданской войны и революции осветилась с беспощадной яркостью. Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики - в Лондоне, капиталисты - в Наркомторге, профессора - в академии. Без вилл и автомобилей, но живут... А вот все эти безымянные мальчики и девочки?.. О них мы должны были помнить прежде всего, - ибо они будущее нашей страны... А вот - не вспомнили... И вот на костях этого маленького скелетика - миллионов таких скелетиков - будет строиться социалистический рай. Вспоминался карамазовский вопрос о билете в жизнь... Нет, ежели бы им и удалось построить этот рай - на этих скелетиках, - я такого рая не хочу. Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: "не мешайте детям приходить ко мне..." Какая подлость. Какая лицемерная подлость!..
  
  ** Примечание 2. Беспризорные будни. Детская колония. Самоохрана - это человек 300 ребят, специально подобранных и натасканных для роли местной полиции или точнее местного ГПУ.
  Они живут в лучшем бараке, получают лучшее питание, на рукавах и на груди у них нашиты красные звезды. Они занимаются сыском, облавами, обысками, арестами, несут при ВОХРе вспомогательную службу по охране лагеря.
  Остальная ребячья масса ненавидит их лютой ненавистью. По лагерю они ходят только патрулями. Чуть отобьется какой-нибудь, ему сейчас же или голову камнем проломают или ножом кишки выпустят.
  Обходим бараки, тесные, грязные, вшивые. Колония была насчитана на две тысячи, сейчас уже больше 4-х тысяч, а ленинградское ГПУ все шлет и шлет новые "подкрепления".
  Сегодня ждут новую партию человек 250. Ченикал озабочен вопросом, куда их деть. Нары в бараках в два этажа. Придется надстроить третий. Тогда в бараках окончательно нечем будет дышать. В бараках то и дело вспыхивают то кровавые потасовки, то бессмысленные истерические бунты, кое-кого и расстреливать приходится, конфиденциально поясняет Ченикал.
  Особенно тяжело было в конце зимы, в начале весны, когда от цинги в один месяц вымерло около семисот человек. А остальные на стенку лезли: все равно помирать.
  От рассказов Ченикала, от барачной вони, от вида ребят, кучами сидящих на нарах и щелкающих вшей, становится тошно.
  Ведь это же дети, разве они виноваты в том, что советская власть расстреляла их отцов, уморила голодом их матерей, выбросила их на улицы, где им оставалось или умирать с голоду, как умерли миллионы их братьев и сестёр, или идти воровать. Разве они, эти дети виноваты в том, что партия проводит коллективизацию деревни, что партия объявила беспризорность ЛИКВИДИРОВАННОЙ, что на семнадцатом году существования социалистического рая их решили убрать куда-нибудь подальше от посторонних глаз. Вот и убрали в приполярные трясины, в цингу, в туберкулёз. Я представил себе бесконечные полярные ночи над этими оплетёнными колючей проволокой бараками и стало жутко. Да, здесь-то уж эту беспризорность ликвидируют в корне. Сюда-то уж мистера Бернарда Шоу не повезут."
  
  Воспоминания И. Л. Солоневича ( 1934-35 - Ленинградская область). Мои детские воспоминания (1955 - 56 - Салаир), далее - первые студенческие (1969 - Красноярск). Всё абсолютно, до деталей похоже, как похожи последовательные томагрофические срезы - этапы необъявленной войны (ответьте только, сами себе ответьте: с кем тридцать пять лет подряд воевала советская власть. А что сей час ?
   Были на форумах темы беспризорности сегодня, детской проституции сегодня. И я обещал, когда - то, добавить свои свидетельства об этих, не гламурных фактах бытия. Так уж получилось, что с 1993г. довелось мне попасть в рабочую общагу на окраине шахтового Кузбасского городка, здесь небо затянуто облаками сажи из труб, здесь снег лежит пополам с золой и угольной пылью, из девяти шахт - шесть стоят, а обе фабрики откуплены ( москвичами?) под их торговые центры. И вот в коридорах, мойках, на задворках этого общежития, на моих глазах, выросло уже второе поколение детей - беспризорных при живых родителях. Сколько раз взлетали мои пальцы над клавиатурой - и замирали: мне жалко, жалко до слёз этих девчонок и пацанчиков, больше всего на свете боюсь я добавить боли в их и без меня истерзанные судьбы: как не скрывай под вымышленными именами - всё узнаваемо, всё на памяти окружающих. Они прятались за моей дверью от пьяного психа их родителей, на моих глазах и не раз их родителей уводила милиция, увозили санитары. " Если дом не наполняется детскими голосами - он наполняется кошмарами" - кто так сказал? - Звенит в ушах тишина, не по себе, сердце наполняется тревогой, если за железной дверью моей общаговской комнатки вдруг затих круглосуточный рёв и ор, грохот десятков носящихся ног, если общежитские девчонки, как вспугнутые, взъерошенные синички, молчаливой стайкой облепили подоконник у туалета в торце коридора, а пацаны столпились на выходе - значит сейчас опять понесут носилки под простынёй - суицид, водка, суррогатный спирт. Необъявленная война с собственным народом. Алкогольный геноцид своего населения ( своего ли?), и дети - осколки этой войны.
  - Дядя Костя, Вы меня узнаёте ? - Присматриваюсь: под пепельно черными лохмами ( мода этих лет), черными веками и губами, узнаю помутневшие черты той двухлетней девчушки, на визг которой выскочил я из комнаты, наперерез её отцу ( давно уж похоронили, мир твоему праху Т., не раз Ты мне помогал и однажды спас меня, прости, что вспоминаю) :
  - Сука грёб...ая , тварюга, проститутка, бля...на, догоню - всю жопу распинаю !!!
  Стены падают на него то с одной, то с другой стороны, дочь визжит, где-то под ногами, выкручиваю из его рук дубину (ножку от стула?), оттаскиваю и этой же ножкой закрываю его в его же комнате, и пока сотрясается подпёртая дверь, подхватываю на руки заходящуюся в крике малышку, уношу к себе, чувствуя как не по - детски колошматится её сердечко. Кормлю отваренными макаронами, обжаренными с яйцом - мой обычный ужин, ест чуть ли не руками, напихивая полный рот.
  - И где же ты была?
  - А, - да с "ляпками" влипла , откинулась вот, девчонки на пятом к себе взяли.
  (Обычная общаговская беда - ляпка то есть доза опия, - компания малолеток на пятом этаже, что поселились в комнатке с парализованной бабушкой, - кормят, судно её выносят, живут, " работая" ночами, вместе с таксистами, на ближней стоянке).
  Соображаю, сколько же ей сейчас лет - ни как не больше 14. Вот как о ней писать, об её подругах, об их попытках выжить в нашем, идиотском взрослом мире? Сегодня она в деревне, какой-то парень увёз её с собой, к своим родителям, родила ребёночка - как рассказать так, что бы прошлое жёстким рикошетом не искорёжило их, только начавшую складываться, судьбу ?
  И всё-таки, если читателям окажется интересным, попытаюсь рассказать, хотя бы в нескольких новеллах. Жду Вашего мнения.
  
  
  Детство в Салаире. Физико-математические олимпиады. Новосибирск. Белоснежка.
  
  
  - "Дрожат одряхлелые кости
  В земле перед боем святым.
  Мораль и сомненья отбросьте !
  На приступ !-
  И мы победим!"
  - Слышите, как вздрагивает земля от слаженного топота миллионов туфель, кроссовок босоножек, чувствуете, как накатывают волны пивного перегара из миллионов слаженно разевающихся юных глоток, видите, как клубятся благоухания "шанели", "габаны", ( и прочих - ужас !- по 450 руб.!!! "брендов" "элитного парфюма" ) из под поцарапанных папиной бритвой подмышек, из под сползающих ( ниже бёдер-такой прикол, воо-ще !) джинсов, шортиков, юбочек.. - как горят их глаза, как пульсирует воздух, раскалённый их решимостью, готовностью "на всё! - даже..."
  - Узнаёте? - Это будущее России идёт штурмовать ВУЗы! Это начались Государственные Экзамены.
  - Родители, одни, - ( как романтично!) - влажным от слёз платочком машут во след : " .. мы сегодня своих голубей провожаем ...пусть летят они летят...".
  - Другие - ( как прагматично!) - давят на нужные "кнопки", набирают телефонные "номера", собирают "конверты" - всё ради любимого дитяти. Кто-то родился с "золотой медалью" во рту, кто-то ежедневным трудом выдирал эту медаль теряя зрение и наживая сколиоз - кто из них "поступит"? А ну-ка - с трёх раз?
  - А я сейчас пытался найти в Интернете одну не типичную художественную тему, сюжет...Так и не нашёл. Каждый из Вас, несомненно, хотя бы однажды пытался заглянуть в зазеркалье. Два зеркала, параллельно, одно напротив другого, горящая свеча меж зеркалами, и в темноте ночи два завораживающих ряда огней, уходящих в бесконечность, за пределы реальности. И кто не пытался - безуспешно - встать на место свечи, взглянуть "туда" ?: Вот и сюжет: те же зеркала, во весь экран, только вместо огонька свечи - миниатюрное, натуралистически исполненное, гиперреальное, будто бы вибрирующее, как огонь свечи (не замечали, как похожи форма дарящего свет язычка пламени и форма женского - устья, дарящего жизнь?), изображение выхваченной, как из воздуха, существующей, как бы сама по себе, (улыбка Чеширского кота), женской ... - вульвы, видно всё: творожный комочек, янтарная капелька - то ли начало, то ли завершение уринации и, в обратной перспективе, от этого устья жизни расходящиеся, как повторяющееся отражение огня свечи, женские лица. Лица туманно прозрачные, исходящие одно из другого, исчезающие одно сквозь другое. Бесконечная череда лиц бесконечно похожих лиц, объединённых общим действом. Бесконечность рас, народов, возрастов, но каждое - в единой общности со всеми другими. Сосредоточённые, расслабленные до дебильности, будто бы медитирующее, и взгляды, - взгляды, застывшие в никуда. Не встречали? Есть люди видевшие такие полотна. Один из них - Ваш слуга, другие.. . В начале перестройки довелось мне подрабатывать в Новосибирском частном Ломбарде, определять содержание драгметаллов, подтверждать "пробу" сдаваемых в Ломбард ценностей. Ломбард был не совсем частным, находился он по ул. Мичурина в цоколе Высшей школы "Органов", охранниками, грузчиками трудились бывшие старлеи и капитаны самых разных родов войск, выдернутые из родных частей для переподготовки в "школе". С одним из этих "охранников", Андрюшей М., мы сдружились. Много было выпито чаю за вечерними беседами, пока я (придя после "основной" работы) в подвал Ломбарда, перепроверял "пробы" на куче сданных колец, брошей, монет и т.п. О чём говорили ? - О бабах, что за вопрос! Ну, и об искусстве, Андрюша оказался неплохим портретистом (профессия обязывает!). Заговорили как-то о советском формализме, о (бульдозерной выставке", а я возьми и брякни, что вот - есть сюжет для "шокирующего андерграунда", и в пяти словах обрисовал то полотно с медитирующими лицами на анатомическом фоне. Андрюша задумался, посуровел:
  - Рассказывай, где и у кого сюжетец срисовал?
  - Да не у кого, честно вру я, - в сортире зеркало на двери, так вот собственная рожа на мысль и подвигла.
  - Проверим, сказал Андрюша.
  Где - то через неделю, мы с ним снова вместе.
  - Верно, говорит Андрюша, оказывается, ты тогда ещё в школе учился.
  - О чём речь-то, Андрей?
  - Да есть у нас музей всякой конфискованной антисоветчины, так там полотно висит - мы его всем потоком раз пять смотрели, за..бись изображение! - Какой только грязи эти гады не придумают! Вообще-то, по тому делу, вещь доков художественных - выше крыши, - какая там "бульдозерная выставка", - атомную бомбу надо, выжечь эту заразу!
  Отдаются эхом от сводов подвала, гаснут в штабели шуб и мехов слова Андрюшиной праведной тирады.
  - А у меня рефреном стучит в висках: "Не получилось, у неё не получилось, вот так, не получилось". Стараюсь не выдать слёзы на своих глазах
  
  Ладно, о чём это мы?
  - Как поступить в ВУЗ в СССР ?
  - Вам приходилось держать в руках однодолларовую купюру (доллар США)? Разглядывали на купюре её символику: всю ту ахинею, что когда-то нанёс на эскиз купюры художник Николай Рерих? Разглядели изображение пирамиды, сияющая (золотая) вершина которой, как бы оторвана от основания и недостижимо плавает над миром быдла, поддерживаемая не явным полем? А в этой вершине - всевидящее око "старшего брата", недремлющих органов"? Это и есть символ Высшего образования в СССР.
  - ВУЗЫ и Университеты, в каждом городе - тысячи ВУЗов! (Что сейчас в десять раз больше? - Может быть). Но в СССР, в каждый из них - Вы могли поступить БЕСПЛАТНО! - Пройти по конкурсу и учиться, сдавая сессии, защищая дипломный проект, получая путёвку в Советскую жизнь. Равные условия для Всех.
  "Все животные равны. Но есть животные, которые равнее других", - Оруэл "Ферма животных".
  МГ,. Бауманка, МХТИ - всё для вас, Вы поступили и из Вас подготовят настоящих советских граждан - миллионы винтиков советской производственной машины! Но, есть МГИМО и есть ещё десятки Вузов, чьи аббревиатуры даже неизвестны "прочим советским гражданам", выпускникам этих ВУЗОВ предстоит пополнить ряды советских небожителей, скромных "слуг советского народа").
  
  "Вы - зачислены в МГИМО, Вы - зачислены в МГИМО" - повторял робот-посланник проснувшемуся в белой горячке герою песни, кажется, Б. Гребенщикова.
  Что бы поступить в МГИМО надо было родиться там, среди ресничек всевидящего ока, в золотой верхушке долларовой пирамиды. Правило без исключений!
  - А вот и нет! Исключение было! По крайней мере - одно.
  Наташа Соловьёва из моего родного таёжного, рудничного Салаира поступила в МГИМО! Золотая медалистка, она трижды ездила в Москву, трижды сдавала ВСЕ экзамены на ПЯТЬ и трижды получала от ворот поворот "на собеседовании". В четвёртый раз - все четыре "Пять" и прошла собеседование! Правда, не на европейское отделение, и не на Ближний - Дальний Восток, куда-то на азиатское.. Неважно! Важен ПРИНЦИП! Из Салаира - одна за все годы, без "мохнатой лапы", сквозь все партийно - бюрократические мурла и рыла - ПРОШЛА!
  Да, отчислена.
  С первого ( кажется) курса. Слухи по Салаиру ползли самые жуткие: арестована за квартирную кражу, задержана в чужой квартире вместе с валютчиками и фарцовщиками. Десять лет лагерей. В прошлом году, моя одноклассница из Феодосии, оказывается давно общается с Наташей, сказала - всё были сплетни, всё нормально, Наташа в Москве, в крупном бизнесе. Из МГИМО, правда, "ушли по собственному желанию". Слава Богу! Гора с плеч! Наташа Соловьёва в школе была для меня образцом, моделью поведения - она была меня старше года на три, но её достижения в учёбе, в языках, в самодеятельности школьной - это был магнит для меня! И она же занималась организацией школьные олимпиад. Где-то у мамы хранятся среди моих школьных тетрадей и сочинений грамоты и дипломы олимпиад. Как-то махом проскочил я, не напрягаясь, школьные олимпиады, потом городские (физика, математика, биология - как помню) - затем нас, победителей, со всех городов области, свезли в Кемерово, та областная олимпиада - отдельная песня - я пролетел со свистом по физике, но удержался в призовых местах по математике и вышел на зональную олимпиаду.
  Почему пролетел на своей любимой физике? - А, банально, - "Портвейн 777". Пил, не "пробовал глоточек", а пил (!) впервые в своей жизни. Как оказался "Портвейн777" в общежитии, где разместили школьников - иногородних участников олимпиады? Почему подливали и подливали именно мне? Это был мой седьмой (или восьмой) класс. Только сейчас догадываюсь. Для меня олимпиада была как игра. Но для "столичных", кемеровских мам и пап победа их детей на олимпиаде - это была путёвка, гарантия внеконкурсного поступления детей, в ведущие ВУЗы страны! Мы приехали одни, с единственным сопровождающим нас преподавателем. Областные детки были не только с родителями, но и с репетиторами, с врачами, с психологами - всё как сейчас. Каждый - со своей командой! Тем не менее, по математике я прошёл.
  - А при чём тут "СЕКС в СССР"?
  - А Вы видели когда- либо человека с раздвоением личности? Нет? Заблуждаетесь - они вокруг Вас!
   Каждый подросток переходного возраста живёт одновременно в двух мирах: школа, домашние задания, улица, это мир перманентного противостояния родителям и учителям, мир самоутверждения в иерархиях сверстников и т.п. - жесткий, изматывающий, двуличный мир подростковой реальности, но параллельно этому миру, каждый подросток живёт в ином, сладком мире грёз и фантазий, мире тайных мечтаний, и изматывающих томлений на одну и ту же тему, ночами изливающуюся поллюциями. И как вы думаете, когда и где эти два мира начинают сливаться, приближаться к воплощению в реальности ? - Правильно, подальше от знакомых глаз, от родителей и учителей, - например, в дальнем городе, на олимпиаде.
  
  Как я был рад, узнав, что меня везут в Новосибирск! А как был рад, когда узнал, что везёт меня - Наташа Соловьёва! Она едет к родственникам, заодно она - мой "куратор"! О, нет, никаких надежд - даже помыслов, но само ощущение, что мы будем вдвоём с Наташей, в поезде, потом у её родственников. Из всей поездки помню только мороз, морозный туман, летящие сквозь туман огни машин - я впервые в большом городе. Идём сквозь туман по этому городу, впереди Наташа, сзади я - каждую секунду умирая от счастья. Площадь Калинина. Подъезд. Старинный лифт за металлической сеткой. В первый раз в жизни вижу лифт, еду. Так в памяти и осталось лязганье дверей, грохот торможения лифта. Наташа скрылась за дверью. Я оставлен у лифта. Жду. Возвращение Наташи, - холодный, ледяной душ:
  - Я останусь здесь, а тебе сюда нельзя, я сейчас тебя отвезу к нашим друзьям, там побудешь до утра.
  Знаете, что такое отчаяние?
  Лифт. Такси! - Кажется, первое такси в моей жизни, не запомнил, был убит, раздавлен. Подъезд, шикарная лестница, как в кино про штурм Зимнего дворца. Дверь из двух створок.. Раскрылась при нашем появлении. Как же догадались, что мы придём??? (В Салаире, в то время, у нас не было квартирных телефонов). И первое, что помню - запах краски, запах картин, сохнущих на мольбертах.. - с того момента запах краски только что написанной картины для меня ассоциируется с запахом Счастья. Меня раздели, обули в тапочки, на кухне накормили, напоили чаем, провели по длинным, загибающимся коридорам, в большую залу, заставленную книжными шкафами и стеллажами, на широченном диване белоснежные, с хрустом простыни, подушки, одеяла, оставили до утра.
  - Ты спишь ? Пойдём ко мне, отсюда через гостиную свет увидят.
  Высокое, выше меня и крупнее, создание, в прозрачной "тоге" (потом узнал, производство ГДР, называется "комбинация", настоящая синтетика !!!), за руку вывело меня с дивана, в дверь, тамбур, дверь - в залу поменьше, ну, как две наших салаирских квартиры.
  - А ты правда математический самородок, гений?
  - Ну, не знаю, навряд ли.
  - Ага, и папа так же сказал: "Наверное сказать нельзя, но по-видимому, навряд ли".
  Пока я перевариваю эту тарабарскую скороговорку. Создание уселось на высокий стул, одну босую ногу под себя, другую на стул, подбородок на колено, и начало меня рассматривать. В упор. А я замер в ступоре . Под этой тогой у создания.... ничего нет! - Точнее, вверху - ничего, внизу - не вижу, мешает купон на тоге. Но и этого, что сверху, достаточно - теперь мое сердце здесь и навсегда!
  - Пьём чай? Смотрим альбомы?
  - Ну. альбомы, наверное.. (Опережающее представление уже вывалило передо мною горы фотографий: младенцы, свадьбы, похороны, знамёна демонстраций, родственники за заставленными бутылками столами - что ещё, в представлении салаирского пацана, может быть в альбомах?).
  Бум, бум, бум! Стол прогнулся под стопкой здоровенных (метр на метр!) книжищ. Откуда-то сверху мелькнули голые ноги, создание спрыгнуло, показав прозрачные, какие-то ошеломительно красивые, маленькие трусы (потом узнал - производство ГДР, - называются плавки, настоящая синтетика !!!)
  Бум-бум - ещё книжищи!
  - Тебе танцы нравятся?
  - Не очень. (Спортзал, школьные "танцевальные вечера" в нём, моё вечное робкое стояние у стены)
  - А я - о б о ж а ю ! Мой кумир Айседора Дункан! Босоножка! Видишь, и я всегда хожу босиком и без всего, это - поднимается край тоги, показывает плавки - специально для тебя одела. Ненавижу! Хочешь -сниму?
  Киваю, заглатываю воздух, задыхаюсь.
  - Создание кружится по комнате, руки взлетают над головой, ноги на вытянутых носочках летят над полом, что-то немыслимо прекрасное. Мерцание, просвечивающее всеми окружностями, выпуклостями, впадинками ... Как только я не потерял сознание! Плавочки летят мне на колени, боюсь прикоснуться ним, уронить на пол.. А передо мной распахивается альбом.
  - Похоже?
  Рисунки, фото, ч/б, в цвете, танцующие женщины, босые, в белых невесомых прозрачностях, скорее подчёркивающих, чем скрывающих их наготу.
  - Это её Парижская студия, это Нью-Йорк, вот она в Москве.
  Вот это - Есенин!
  Я в ужасе оглядываюсь. Есенин! Самый запрещённый поэт, за его переписанные стихи - исключение из пионеров и из школы!
  (В 1956 г., впервые после Войны, издан двухтомник С. Есенина, за этими двумя тоненькими зелёными книжками мои папа и мама уезжали в областной центр, Кемерово, двое суток (!) сменяя друг друга в очереди, стояли у книжного магазина, а потом папа переплетал эти томики в другие переплёты других авторов, что бы не изъяли вдруг, при обыске. (Ходили слухи, что сразу, после издания зелёного двухтомника, во многих городах он был конфискован и передан в библиотеки, на спец. хранение).
  - Чай-чай-чай! Танцующая, кружащаяся, летящая ставит на стол пиалу с чаем, откуда-то, из поднебесья, её невесомые пальчики сыплют в пиалу беленькие листочки:
  - Жасмин, пожалуйста.
  С каждым глотком ко мне возвращается сознание, жизнь, пытаюсь улыбнуться.
  - А это - мои любимые примитивисты. Руссо! Тигр - смотри!
  - А это Брейгель младший, это шедевр. Лучше написать невозможно: ."Возвращение охотников". Почему-то ни кто, веришь - ни кто (!) не замечает, что это Голландия, а каналы замёрзшие, и море - смотри - море подо льдом!
  Но главное - это я поняла, я! - Видишь костёр, что они жгут? Гроб! Жгут домовину! Это земля так промёрзла, что они не могут могилу выкопать и покойника сжигают! Знаешь как это называется ? - Малый ледниковый период! Десять лет! За эти десять лет Гренланлия - слышишь Зелёная страна! - замёрзла и покрылась льдом, и сегодня там один лёд! Вот, что такое Брейгель!
  А это нельзя даже смотреть, видишь в папку вложен, это альбом Марка Шагала, только за хранение - лагеря! - А папе в Обкоме подарили, без права показа - этот альбом знаешь сколько стоит? - Даже в Берлине, как хорошая пяти-комнатная квартира! - Смотри, это Витебск, видишь, что на заборе написано? ( Смеёмся вместе).
  Мне почему- то невероятно легко и свободно, абсолютная раскованность, неожиданно для себя, поднимаю плавочки, то ли целую, то ли нюхаю - создание заливается смехом
  - А это Энгр! Обожаю Энгра!
  На каждой странице нагие женщины, не как на трофейных картах, на картах, женщины красивее, но у них ничего не видно.
  - Смотри: ни тени стыда, вообще, и при этом - ни капли бесстыдства! Только восхищение женским телом, любование женской наготой!
  - А это - Дали! Дали и его русская принцесса! Представляешь, он всю жизнь рисовал только одну эту Галину, а она до него жила с Аполлинером, с десятком парижских художников и поэтов - и ни один её не ревновал, ни проклинал - все её обожали и преклонялись перед ней! Совсем, как де Сталь, или Елена Багрицкая-Бонер... ой! Забудь!
  Ты понимаешь, чего добивается Дали? - Видишь, вот, вот, видишь - он пытается выйти в четвёртое измерение, изобразить на плоскости в двух измерениях - четвёртое! Ты слышал, как он голый, на коне и с саблей Хачатуряна встретил? - Ага, танец отгремел, Дали ускакал, ворота захлопнулись, а мажордом объявляет: "Аудиенция окончена."! Вот смотри - переводи название, подумаешь, на итальянском: "Мастурбация юной девственницы на рогах персональной невинности" - в ЛИТО ни один перевод не утвердили и этой репродукции нет даже в Ленинке. Это для меня, это я с пяти лет мастурбирую и до сих пор невинна, сама себе не верю.
  А это Климт. Папа не любит Климта, говорит, что Климт унижает женщину. А по мне, так после того, как Тулуз Лотрек унизил женщин, да с Лотреком всё ясно, там одни комплексы. Все ущемлённые мужчины само утверждаются унижением женщин. А Климт - это не унижает, Климт показывает покорение женщин, меня бы кто так покорил! Я себя пишу только в стиле Климта. Вот так. Видишь? Вот Энгр - вот Климт одна натура, одна поза, - видишь в чём разница? Да в перспективе же! - Смотри, прямая перспектива, здесь обратная. Обратная перспектива скрывает объекты эксплуатации женщины, прямая - выделяет. Смотри, прямая перспектива 3/4 , от женщины остались только её, инструменты, демонстративно, даже да-да-исты не додумались.. это Климт!
  Я ошалело смотрю на изображение лежащей на грязном полу женщины, на боку с безобразно подогнутой ногой, так что космато заросшая промежность распахнута зияющей бардово-чёрной щелью с торчащими кусками плоти, с подробностями никогда и ни где мною невиданными, и от всей женщины, лежащей в беспамятстве, на картине - только эта промежность, в волосах и пене, как бы отдыхающая после немыслимой работы..
  - У папы есть зеркало для бритья. С подсветкой, с сильным увеличением. Я беру это зеркало и рассматриваю себя - там. У меня идеальная зрительная память, я сделала массу эскизов себя. И вот, главное, только ты должен молчать? - Я молча киваю.. - я давно уже пишу моменты своих физиологических отправлений.
  Нет-нет, просто дефекация - это банально, есть у Да Винчи.
  Я сделала открытие, вот этого нет ни где и ни у кого. Только у меня! Представляешь! Вот смотри: большая папка полная листов ватмана, на ватманах лица - детские, девчоночьи, взрослые, одни женщины - все уставившиеся в какую-то точку, одутловатые, бессмысленные.
  - Ну?
  Я в растерянности поднимаю глаза. Босоножка вскинув руки летит на семенящих вытянутых носочках -
  - Вот! Вот! Ни кто, ни кто не за-ме-тил !
  - Это из психушки?
  - Нет! Это из ту-а-ле-та! У меня есть свёрлышко, карманное крупповское, раскладное, на ручке. Я захожу в кабинку в туалете и сверлю глазок в соседнюю кабинку. И запоминаю лица в момент дефекации. У меня идеальная зрительная память. И везде, в Союзе, в Париже, в Риме - везде одни и те же лица, одно и то же выражение - если не замечают наблюдения! Ты понимаешь, что это - медитирующие лица? Это же типичная ме-ди-та-ци-я !
  А что такое медитация? Это обращение к общему агрегору!
  Это ли-тур-гия, это общая молитва! Одна, во все времена, по всей земле! И не только у людей. Ты слышал, что бы собака заела кошку, когда кошка справляет свои дела? А ведь в это время кошка беззащитна и выдаёт себя запахом - Нет! А лиса зайца? - Нет!
  Потому что это - ТАБУ ! Ты наблюдал кошку во время её дефекации, так, что бы она тебя не видела ? У кошки то же самое выражение на мордочке! Ме-ди-та-ци-я ! Мы все едины в ЭТОМ и это наша самая древняя ре-ли-ги-я от слова связь - всех друг с другом - всегда.
  И я придумала сюжет: моя попка в момент дефекации - в ней я останусь на все времена. Потом будут подражатели, но моя - останется пе-р-вой ! Изображение доминирующее, от края и до края - фактически один открытый, вывернутый сфинктер, или так же моя уринирующая вагина - изображение точное до анатомичности, но истончённое до прозрачности. И это всё - фон, в обратной перспективе. А на этом фоне - галерея лиц - вот этих- все возрасты, расы, одинаково бессмысленные, отрешённые в самой древней на земле медитации. Это ведь можно назвать - Древнейшая Церковь?
  У меня всё готово, все эскизы, пространство. Остался только формат и монтаж. Здесь нельзя. Нельзя, что бы кто - нибудь узнал, тогда - всё.
  Ты первый, кто это услышал и увидел, ты уедешь и забудешь, хорошо?
  - Кивок
  - А меня папа берёт с собой на выставку. Там его презентация. В Берлине. Западном. Там будет - МОЯ ПРЕЗЕНТАЦИЯ, ни кто не знает - неожиданно. Это будет ШОК, СКАНДАЛ - это сразу сделает ИМЯ.
  Ой, как я рискую, но этой темы нет и не было ни у кого!
  Знаешь, всё ведь могут отобрать, подумаешь - Папа, могут и у него просмотреть все папки, и мои то же.
  Вот, возьми. Сохрани у себя - это наиболее проработанная, здесь всё, вся идея, вся тема, и вот моя подпись. Сохрани, спрячь на годы, на двадцать лет, не менее. Ты защитишься, станешь выездным, вывезешь среди материалов твоего доклада, "там" и только тогда опубликуй. Вот моя подпись, вот моё поручение - заскакивает коленками на высокий табурет, склоняется над столом и долго пишет что-то на обратной стороне ватмана. Пишет, не обращая внимания на позу, на повёрнутые к моему лицу, ничем не прикрытые "объекты эксплуатации". Я не запомнил ни вида их, ни деталей, в глазах расплывалось, терялась резкость.. Запомнил только запах, неожиданно резкий, необычный - может быть от её волнения?
  Ватман чем-то обрызгивается, обсушивается помахиванием, складывается до размеров "общей" тетради. - здесь не разворачивай. Там, у себя, разверни и посмотри, но только один раз, письмо на ватмане не выдержит частого разворачивания.
  Потерпи, ради меня ... здесь вся моя жизнь.
  В глубине квартиры запел будильник. Меня мгновенно вернули на диван, поцеловали, прижались ко мне -
  - Я на занятия. Тебя будут кормить. Потом мыть, постригать, стирать, отглаживать, что бы выставить на состязание, ту ночь ты будешь спать с вечера до утра, я к тебе даже не подойду - создам тебе стимул - вернёшься со щитом - у нас будет еще две-три ночи..., на щите - посадят на поезд и на всегда.. Сохранишь? Сейчас Маша подойдёт, она раньше всех встаёт, домработница наша.
  Исчезла за дверью, щелк задвижка, щёлк - на второй двери.
  И почти сразу в зал вошла домработница. В фартуке. Такая же, как Большая Мама в негритянских фильмах.
  Весь день Большая Мама занималась мною, почти не разговаривала. Но вот, накормив меня невероятно вкусными котлетами с косточкой (!), Господи, да кто же меня мог научить эстетики приятия пищи - уличный котёнок пищащий у чашки с "Вискас". Умилившаяся Б. Мама снизошла до разговоров:
  - Познакомился с нашей Белоснежкой? Да знаю-знаю, разве она пропустит! Танцевала, в белье хоть? - Ну ладно. Не то взяли моду со своей мамашей голышом скакать. Раньше они в Сто - квартирном доме жили - там привидения - сюда вот и приехали, на ул. Чехова. А я с юности, совсем малой еще, в Сто- квартирный пришла - у кого только не служила, такого насмотрелась, жизнь поняла.
  Я молча киваю, почему бы в квартире, где валяются книги метр на метр, стоимостью в пяти-комнатную квартиру в Берлине, не водиться и привидениям? (Много позже узнал я о страшной судьбе жителей Сто- квартирного дома в Новосибирске - аналога Трифоновского Дома на Набережной).
  - У папаши - они сейчас в Крым убыли, на свою дачу персональную - тебе в их кабинете постелено, - скоро выставка в Берлине, по ту сторону. Картины о партизанах. " Ни кто не забыт, ни что не забыто" - называется. Папаша всегда дочку с собой берёт, она одна у них - на старости лет сподобились. Бело снежку нашу в Академию Художеств готовят. Папаша её и в Италию возил, целый год прожили, и в Германию, а в Париж - как к себе на дачу ездят. На выставки всё. Только чует моё сердце - не ладно будет. Сейчас за абстракции то садят. А она всё: "Полак! Полак!". Ой, начудит она со своими абстракциями. Да и папаша то же : "Полак".. а ведь ничего своего, всё казённое - враз всё сгрузят и увезут и печать на дверях.
  - Казённое? - И это? - Касаюсь рукой резной, золочёной ножки стола.
  Загибается край скатерти - инвентарный номер - всё казённое, ничего своего, живут скромно, по Партийному Минимуму! Ты это - ничего от неё не бери. Не давала? Ой-ли? С них-то, с гуся вода, а с тебя за ихнии абстракции спросят, так спросят, и с тебя, и папы-мамы твоих! Да чего я тебе объясняю-то, тебя ведь Наташка привезла? Ты ведь земляк её? - Ну тогда сам всё лучше меня понимаешь, за что люди на каторгах-то маются.
  Пролетел я на Олимпиаде. Со свистом. Иного и быть не могло. До Областного уровня олимпиада - билет в ВУЗ. Республиканский уровень и выше - поиск будущих генераторов математических идей. На Республиканском уровне - уже не задачи потолка школьной программы, и не задачи ВУЗовских программ. Республиканские олимпиады - задачи на нестандартное мышление ребёнка с математическим складом ума, мыслящего математическими пространствами - такими только родятся и очень редко.
  Вот поезд. Плацкарта. Мне не обидно. Единственное - представляю праведный гнев мамы ( моей), перед поездкой я вымогал с неё новую белую рубашку - победителей будут по телевизору показывать! А единственная моя белая школьная рубашка зажелтела от стирок, и рукава мне по локоть, и на груди не застёгивается - вырос.. (Да, я угадал. Мама гонялась за мной со скалкой в руках: " Рубаху ему! Белую! По телевизору покажут!" - Сестрёнка Надя, раскинув руки, вклинивалась между мной и мамой, спасала мою голову. Потом было примирение, были голубцы маминого приготовления. НИ КОМУ Я НЕ СКАЗАЛ НИ СЛОВА О КВАРТИРЕ НА ул.ЧЕХОВА, - жил у родни Наташи, всё как у нас, даже хуже, людей в квартире больше, кормили котлетами и борщом - у нас вкуснее, спал на диване. Простой диван, продавленный, пружина торчит. Правда, рассказал про ЛИФТ!
  А ватман? За столиком в плацкарте, ужиная запеченной курицей (Большая Мама положила мне на дорогу вместе с пирожками, с бутылкой компота. Я даже заплакал, обнаружив в сумке этот подклад). От запаха курицы наверное пол вагона мрачно напряглись и озверели.. проводница - точно фыркнула. И тут слова Большой Мамы прозвучали у меня под черепом: " Так спросят! И с мамы-папы твоих..". И завертелись под моим черепом пять немецких трофейных карт с голыми девушками. Эти карты Серёга Проханов показывал во дворе. За них его и забрали в колонию, дали пять лет - по году за карту. Тогда я выгреб со дна сумки сложенный ватман, сунул под куртку. Потопал к купе проводников, к титану, под которым слепила раскалёнными углями печка - свёрнутый ватман просунулся в печку поверх углей и печка мгновенно загудела. Сброшенный как пружиной, с нижней боковой полки, подскочил мужик, распахнул дверку:
  - Что?
  - Математические задачи: я олимпиаду по математике просрал.
  Мужик осмотрел меня..
  - А, ...ну .
  Мужик вернулся на полку, а я - в свою плацкарту.
  В СССР был и такой СЕКС.
  
  
  
   Презервативы в шахте. Читаю воспоминания о детстве моих сверстников. Улыбаюсь, узнаю в них сам себя , вдруг вспоминаю какую-нибудь мелочь, глупость, казалось бы навсегда забытую, вот, как например - о презервативах. Из детских воспоминаний Элеаноры Крючкович (Шапиро): 'Мы презервативы у родителей тырили и надували как шарики. Даже и не представляли что это такое. ' А у нас, в Салаире, моего детства, ни в одной из двух аптек - в открытой продаже, по крайней мере, - этих советских 'РЕЗИНОВЫХ ИЗДЕЛИЙ ? 2' - не было. Зато эти самые "Рез изд. ? 2" в изобилии были на Руднике. В Стволовой - то есть в том помещении, для тех кто не знает, где в полу дыра, в которую опускают и из которой поднимают на стальном тросе "Клеть" с шахтёрами ( этакий лифт на 400 метров в глубину), в Стволовой стоял бесплатный автомат с холодной газированной водой ( без сиропа) и большой деревянный ящик, с горкой наполненный этими 'рез. Изделиями'. Уже без бумажных оболочек. Каждый горняк ( шахтёр), что спускался в забой , прихватывал с собой горсть этих "изделий". Зачем в шахте презервативы? - Что бы взрывчатка не отмокала, и что бы шашка взрывчатки - такая шершавая колбаска из аммонала, - легче проскакивала в пробуренное для неё отверстие в породе. Шахтёр, перед закладкой взрывчатки, раскручивал презерватив по этой колбаске - ну точно так же, как сегодня учительница в забугорной школе, на уроке секс-просвещения, учит детишек правильно одевать презерватив на фаллоимитатор. Однажды, мы с нашей младшенькой Олей, как всегда, пронырнув под колючку проволоки и пробравшись в промоину под забором, оказались на территории Рудника - первым делом, конечно, прибежали в Стволовую - надуться бесплатной ледяной газировкой - сколько в пузички влезет! - И вот там я впервые увидел содержимое этого ящика, - как раз готовящиеся к спуску в забой горняки рассовывали презервативы по карманам. ( Забавно, ведь сидела где-то на Руднике какая-то девчонка, распечатывала коробки, освобождала от аптечных упаковок эти круглые резинки, пополняла ящик - то же работа!) - Дядь, а это что такое, зачем? - А это, пацан, на барабанные палочки .. - на, отнеси отцу, пусть на палочку намотает, чтоб барабан не надулся! Теперь надо рассказать, как прибежав домой, мы с Ольгой, взахлёб и на перебой начали требовать: - Пап, а где у нас дома барабан? - А как барабан надувается? Детство в Салаире. Поджиги. Чёрный Пистолет. Ой! А пару коротких слов про оружие в детских руках. А! - Пока картошка не пригорела.. Оружие называлось " Поджига" .. главное в нём - медная трубка без шва - а всё остальное вы видели в одном из фильмов Брат-2 , там этот брат ( Бодров, да?) поджигу мастерит, спичками набивает, рубленными гвоздями заряжает, а затем вышибает из этой поджиги глаза у американского торговца оружием - знай мол наших - наши круче! Вот за трубками мы лазили в Гаражи ( на автопредприятия) и на Рудник. Набивали так же головками спичек, заряжали - железной дробью ( её таскали , так же подлезши под колючую проволоку ) со складов ГРП ( Геолого разведочной партии) - эту дробь геологи использовали при бурении скважин. Если трубка была со скрытым швом - поджигу разрывало и, обычно, отрывало стрелявшему большой палец на правой руке .. если палец совсем не отлетал - его пришивали в больнице, но подвижность палец терял капитально. Некоторые набивали поджиги не головками спичек, а порохом - в этом случае поджигу разрывало чаще, а если не разрывало - то разворачивало у поджиги ствол, а сноп горящих порошинок прилетал в лицо стрелявшему, оставляя навечно на его лице россыпь синих - как бы татуированных точек - порошинок. Поджиги мастачили все. Сделал поджигу и я.Мастерил её долго, кропотливо, всё держал в полной тайне, но не утаил. Кто то из сестрёнок донёс. Папа мою поджигу нашёл и конфисковал со словами: Ничего не поделаешь - ВЕСНА на дворе, - а весной у всех пацанов начинается эпидемия пиромании и взрывомании. И, взяв с меня клятву, - не стрелять ни из каких поджиг до его возвращения с работы, - ушёл. Вечером папа явился сияющий. Медленно расстегнул сумку и извлёк свёрток, развернул ... и на всю кухню - ОБМОРОЧНО - засиял воронённой сталью пистолет. Большой. Настоящий. Одиннадцати зарядный. Моргулина. И коробка патронов - пятьдесят штук - к нему. Мне было разрешено сделать выстрел в низ кухонной стены. Кухня заполнилась запахом порохового дыма, гильза отлетела на дощатый пол. В стене образовалась аккуратная дырочка в штукатурке - пуля ушла в бревно стены. Сколько лет потом я тайно демонстрировал эту пулевую прострелину приходившим ко мне - специально посмотреть - друзьям. И интерес к этому отверстия не гас, хотя многие видели эту дырку в штукатурке - раз пол ста или более. А на другой день мы с папой пошли на пустырь, забрались в воронку с валом из песка и гальки вокруг засыпанного золотоискательского шурфа. С одной стороны шурфа поставили мишени - с другой стрелял я. И одиночными, и - раз только - очередью. И лёжа, и стоя, и с упора. Лежа стрелял, опирая руку с пистолетом на свёрнутый папин плащ и умудрился прострелить плащ: пуля прошла в землю, аккуратно проделав круглые дырочки через все складки брезента. Страсть к пиромании была удовлетворена, изготавливать другую поджигу меня уже не тянуло. А пистолет папа выпросил на сутки и у него же и купил патроны - у спорт-инструктора на Руднике ( для начальства регулярно проходили тренировочные стрельбы - ГТО - понимаешь ли). Во сколько заныканных от мамы рублей обошлось папе спасание меня от травмы самодельными поджигами - я уже не узнаю. , .
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"