"Блюдем Русские земли, каждый да держит отчину свою".
Древняя Лаврентьевская летопись.
Прогноз погоды обещал без осадков, поэтому с утра зарядил мелкий, октябрьский дождь.
Холодные капли, прыгали с крыши, разлетаясь ледяными брызгами, влажность скапливалась в плотный туман, окутывая окрестности старой деревушки серой дымкой. Кот Базиль, брезгливо подрыгал всеми четырьмя лапами и отказался выходить на улицу, закопав нечто пахучее в горшок с поникшей геранью.
- Ай-яй-яй Базиль! Опять ты за свое! - старуха погрозила толстому котище пальцем и в конец обнаглевшее животное, было взято за шкирку и выдворено за дверь.
Старуха прошаркала к печке и подложила в огонь еще одно полено. Зябко поежившись, она завязала на своей вечно ноющей пояснице, пуховый платок и вернулась к прерванному занятию. Забравшись на колченогий стул, она прибивала гвоздями к стене пожелтевшее фото. Вдруг, молоток соскользнул и пребольно ударил ее по руке:
- Que diable! (фр)- выругалась старуха и боязливо оглянулась.
Черная "ауди", представительского класса, мчалась по узкому областному шоссе, совершая дерзкие маневры, между некстати попадавшимся машинами.
Водитель - прыщавый молодой человек, явно не так давно севший за руль сокровища, упивался скоростью, стараясь при этом угодить хозяйке сидевшей на заднем сиденье.
Хозяйка сидела темнее тучи и поджав узкие губы так, что они превратились в еле угадываемую полоску. Она смотрела в окно. Ее глаза обычно бесцветно-серые, потемнели от злости, а худые руки тряслись от еле сдерживаемого гнева.
Дорога петляла то через лес, то тянулась среди деревень, то сворачивала на узкие улочки районных городов, снова петляла через лес. Наконец, сделав лихой поворот, машина остановилась в небольшой деревне с красивым названием - "Успенское".
Водитель выскочил из машины и услужливо открыл дверь хозяйке. Дама протянула свою руку в тяжелых старинной работы перстнях, скривив при этом губы в подобие улыбки. Молодой человек с величайшим почтением помог хозяйке выйти.
Подобрав полы дорогого пальто, она зашагала по мощеной старым булыжником дороге. Подойдя к церковке, полуразрушенной и обветшавшей, еще в годы советской власти, дама остановилась перекреститься. Картинно совершая поклоны, она украдкой поглядывала по сторонам, не наблюдает ли кто за ней.
Закутавшись в тонкий шелковый платок двинулась дальше. Свернула с мощеной дороги на разбитую в канавы грунтовку, прошла вдоль заросшего тиной, засыпанного осенними листьями пруда и торопливо зашагала по еле заметной тропинке. Остановилась дама возле старого дома.
Дом, точнее то что от него осталось, стоял среди огромных столетних лип, опутанный разросшимися кустами и пожухлой травой. От времени он совсем потемнел, сделавшись черным и незаметным среди отыгравших осенними красками деревьев. Проведя по старой скамейке рукой обтянутой, из кожи тончайшей выработки, перчаткой, она неспешно поднялась по скрипучим ступеням на крыльцо и попыталась открыть дверь. Однако, к ее полному изумлению, дом, вид которого был абсолютно не жилым, оказался заперт.
Разгневавшись, дама вновь огляделась и дала волю чувствам - пнула старую дверь ногой. Дверь жалобно скрипнула, дама выругалась.
Оглядевшись по сторонам, она достала из кармана связку ключей и попыталась отжать замок. Тщетно. Задыхаясь от злости, дама обошла вокруг негостеприимного дома в поисках еще одного входа, но не найдя ничего похожего, и здорово исцарапавшись, решила вернуться. В машине, схватив телефон, она стала набирать номер, а шофер, боязливо поглядывая на нее в зеркало, отметил про себя, что вернулась хозяйка еще злее.
- Где тут администрация, давай туда - скомандовала дама.
Как только затихло чваканье грязных луж, расплескиваемых модельными сапожками балованной, денежной бабенки, на старой лавочке возник серый котище. Огромный, одноухий, с желтыми как две луны глазами, он лениво зевнул вслед непрошеной гостье, обнажив при этом свой весьма поредевший оскал.
Окно тихо отворилось и из-за грязной тряпки, заменявшей занавеску, показалось взволнованное лицо старухи. Осмотревшись, насколько могло позволить слабое зрение, она вздохнула:
- Кажется, ушла? - обратилась старуха к сидящему коту. - Сегодня нам повезло, но она все равно вернется.
Закрыв окно, она села на старый диван, губы ее вдруг затряслись, и по морщинистой щеке пробежала слеза.
Вся ее жизнь, такая неожиданно длинная, прошла в этом доме, в этой комнате, где она родилась и в которой теперь сидела старухой, безутешно рыдая.
Давно минули те времена, когда старый дом, был частью огромной усадьбы, принадлежавшей некогда знатному роду - Буланиным.
Давно канули в историю, красочные балы, приемы, французы -гувернеры, лихие кавалергарды на лоснящихся лошадях и дамы в шикарных туалетах, открывающие им свои объятья. Исчезла страна " Евгения Онегина" и " Мертвых душ", где белые дома с колоннами, в тенистой чаще лип, с сонными прудами и белыми силуэтами лебедей.
Все это вмиг разбилось, разлетаясь по миру, поддетое и подгоняемое красным большевитским штыком, сохранившись лишь в байках пересказываемых мамками своим чадам.
Правда остался в Успенском еще один человек, хранящий в себе память о минувшем, и память эта всю жизнь преследовала ее страшным кошмаром и тоской по навек потерянной семье.
***
Анна Петровна, появилась на свет в 1910 году в семье потомственного русского дворянина Петра Андреевича Буланова. Аннушка, как звали ее домашние, была третьим и самым младшим ребенком в семье. Даже сейчас в свои без малого сто лет она прекрасно помнила благородное лицо своего отца, его пышные усы и военную выправку. Помнила она черные живые глаза матушки, ее смуглое, приятное лицо и нежную улыбку. Матушка Мария Ивановна умерла, когда Аннушке было четыре года, оставив ее на попечение отца, тетушки по материнской линии и двух старших сестер Лизы и Натальи. Помнила, как сестры и тетушка баловали ее сверх меры, одаривая красивыми нарядами, всегда прощая детские проказы и смеялись ее шалостям. Помнила выезды, когда сидя в коляске она любовалась Петербургом. Помнила даже, что на ней была тогда шляпка украшенная васильками, перевязанная широкой лентой. Помнила, как один раз возвратясь домой, она нашла там чужих людей, которые сказали отцу, что надо опечатать все имение и срочно уезжать. Как в страшной давке из людей, отец упал, выпустив руку Аннушки, а толпа, подхватив хрупкого ребенка, оттеснила ее далеко в сторону. Как страшно кричала и плакала она, слыша гудки отъезжающего паровоза.
Помнила комнату, прокуренную табаком и кучку чумазых детей теснившихся около стола, за которым председательствовала толстая тетка, распределяя их по приемникам-распределителям. Потом был детский приют, голод.
Однажды ее вместе с другими детьми перевозили в один из освободившихся особняков. Было лето и сидя на подстилке из свежего сена, Аннушка выбирала из сухой травы, подсушенные полевые васильки, вплетая их себе в косы. Она все время думала об отце и сестрах. Где они? Живы? Опасаясь, что ее будут дразнить приютские дети, она притворилась, что не помнит чья и откуда. Как вдруг! Сердце ее бешено заколотилось, знакомые поля и церковь на высоком холме, лес, в котором она знала каждое дерево. Глаза защипало. Аннушка не могла поверить! Волею судьбы дом, в который перевозили детей, оказался ее родным домом!
Бледная как тень она стояла и безмолвно разглядывала расхищенное и полуразрушенное свое имущество, держа в руке единственное, что осталось с ней - ключ. Маленький серебряный ключ,как тот что отец всегда носил при себе.
За год до их отъезда из имения, отец сделал три копии и повесил их на шеи дочерей, наказал хранить: " до положенного срока". Сжимая ключ в похолодевшей ладошке, она прошла в комнату, где раньше был кабинет отца. Там нашла два портрета родителей. Вырванные из позолоченных рам портреты валялись на полу, засыпанные штукатуркой, раздавленные грубым сапогом. Осторожно подняв их, Аннушка вышла из дома с портретом в каждой руке. Незаметно спустилась в подвал дома. Найдя скрытую дверь, открыла ее. Убедившись что все цело, Аннушка спрятала портреты и тихонько выскользнула назад. Теперь у нее был тайник. Дверь была так искусно спрятана, что она сама никогда бы ее не нашла, если бы не знала домашних секретов.
Почему бывшие дворовые люди, а ныне хозяева ее несчастного дома, не выдали ее, она не знала. Может, не признали в этом худом, изнеможенном выпавшими страданиями ребенке, бывшую свою барышню, а может пожалели ее, не став выдавать.
Правда, однажды, зимой, когда они с ребятами тащили на санках воду, ей встретился бывший их конюх Тихон. В прежние времена он часто играл с Аннушкой, катая на рыжей кобыле Нике, и мастерил забавных кукол. Страх быть узнанной, обжег ее, но бывший конюх лишь равнодушно посмотрел на Аннушку и продолжил свой путь.
Шло время. Аннушка росла, привыкая к новой своей жизни. Имя и отчество она оставила прежнее, только фамилию изменила. Теперь она была Анна Петровна Воронова, по фамилии воспитателя приюта.
Ей было уже семнадцать лет и из худого долговязого ребенка, она превратилась в высокую, статную девушку, с белокурыми волосами и большими васильковыми глазами. Живой ум и склонность к наукам, определили ее дальнейшую будущность- Аннушка осталась в детской коммуне учителем.
Дом, это был ее дом, малая родина и единственная нить связывающая с семьей. Здесь прошло ее детство, здесь она осознала и поняла, что маленькая, как родинка на шее, землица и есть то большое, что зовется Отчизной. Она была уверенна, что раз уж судьба распорядилась, оставив ее здесь, то она должна стать хранителем родных стен. Главным богатством, оставшимся с ней, были книги - французская, английская, русская литература, драгоценные издания, которые составляли главную библиотеку семьи. Конечно, большая часть ее была истреблена, но то, что осталось было настоящим кладом. Она много читала - обычно по утрам или на ночь, лежа в постели, пряча драгоценные книги между потрепанных учебников, наслаждаясь уже тем, что касалась страниц, которых касались, любимые пальцы родных. Огромная библиотека отца была почти полностью утрачена. Остался лишь шкаф с книгами и то сохранился лишь потому, что был внизу в потайном кабинете отца.
Было теплое, июльское утро, по обыкновению взяв одну из книг, Аннушка расположилась на каменистом берегу, небольшой речушки, что протекала внизу усадьбы. Бултыхая ногами в воде, девушка грызла кислое яблоко, наслаждаясь тишиной и теплыми лучами утреннего солнца. Как, вдруг потеряв равновесие, едва не упала в воду. Испугавшись, что может испортить дорогую ей книгу, девушка успела отбросить ее на траву. Тяжело шлепнувшись, почтенный фолиант раскрылся, вытряхнув из толстых страниц конверт. Аннушка быстро оглянулась, убедившись, что поблизости никого нет, осторожно его подняла. Конверт и бумага были высшего качества, а яркие чернила не утратили своего цвета. Дрожащими от волнения руками, она развернула письмо и стала читать:
6 февраля 1916г.
Петербург.
Дорогой Петр Андреевич.
Получила Ваше письмо и благодарю за содействие в порученном Вам деле.
Ваше беспокойство по поводу дочерей понятно и в свою очередь
гарантирую Вам, что дам им полное свое покровительство и помощь.
Признаюсь, была рада узнать, что строительство близко к завершению и это очень хорошо. Мы, очевидно, вступаем в опасную полосу, наступление которой давно предчувствовалось. Мое влияние теперь еще очень велико, но я вижу немало лиц способных помешать делу. Я уверена, что худшее еще впереди и кризис еще не миновал. Но я верю в то, что этот кризис очистит русскую атмосферу, и тогда наши труды будут оценены. Посылаю Вам помощника; после оставьте его при себе.
Благодарю Вас за Вашу дружбу в тяжелые минуты моей жизни.
P.S Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quiqu"il y ait des choses dans ce livre difficiles a" atteindre avec la faible conception humaine, c"est un livre admirable don"t ???? la lecture calme et eleve l"ame. ( Прочитайте книгу заклинаний которую я вам посылаю, она имеет здесь огромный успех. Хотя в ней вещи которые трудно понять обычному уму человеческому, но это превосходная книга, чтение ее успокаивает и возвышает душу.).
Письмо было без подписи.
Анна вновь и вновь перечитывала его, мрачное предчувствие тревожило ее. Она знала, где в ту пору велось строительство, и сердце ее тревожно забилось.
***
Возле одноэтажного белого здания, поселковой администрации сверкая на солнце, остановился шикарный автомобиль черного цвета. Событие это было, почти единичным для маленького областного поселка и масштабным, как если бы пожаловал сам президент.
Толстая вахтерша, забыв про свой чай, вперилась в окно. Наспех стряхнув с себя крошки от сухарей, она ринулась в кабинет начальника.
За длинным столом, сидел немолодой мужчина с большой лысиной и усами похожими на сухие водоросли.
Антон Константинович, так звали местного главу администрации, занимался привычным для себя делом: прикрыв глаза, он слушал по радио последние новости и дремал. Обычно, плотно пообедав, он располагался в старом казенном кресле и отдавался приятной дреме до конца рабочего дня, но сегодня он сидел, в неловкой позе, а на его бледном, болезненном лице, застыло мученическое выражение. Вот уже три дня как его изводили желудочные боли. От постоянных спазмов он не мог полноценно есть, а рези не давали уснуть ночью. Сейчас, после небольшой дозы таблеток и домашнего варенца, боли слегка стихли, и он мог немного задремать. Как вдруг, дверь с грохотом распахнулась и в кабинет, чуть ли не кубарем, влетела вахтерша. Показывая на окно, она выстреливала ругательствами, усиливая их зверскими гримасами.
Антон Константинович встал. Сделав вахтерше знак, что бы та заткнулась, подошел к окну. Он увидел, как из дорогой машины вышла женщина. Она шла или точнее сказать плыла той царственной походкой, в которой безошибочно угадывалась принадлежность к "сильным мира".
Антон Константинович удивленно приподнял свои тонкие брови и хмыкнул:
- Интересно, кто это? - и тут же обратился к вахтерше - Ты Павловна скажи Маше, чтобы, на всякий случай, чаю заварила и конфет купите. Держи... - порывшись в пиджаке, он протянул онемевшей тетке две мятые сторублевки.
- Начальство, - протянула вахтерша. - Тут бутылку надо покупать, а не конфеты, - но узрев гневный взгляд шефа, быстро схватила деньги и двинула в магазин.
Столкнувшись в дверях с "начальством", Павловна трусовато заулыбалась:
- Пожалуйте! Антон Константинович на месте.
Любовно прикрыв за дамой дверь, вахтерша тут же приникла к ней ухом. Постояв несколько минут, она так ничего и не расслышав, плюнула и торопливо зашагала вон.
В это время, в кабинете, шла церемония знакомства.
Визитером оказалась жена одного из крупных политических деятелей - Людмила Ивановна Курова. Улыбаясь белоснежной улыбкой, дама привычно протянула в приветствии сухую с длинными пальцами руку и улыбнулась, подчеркивая радость знакомства. Пожав холодную как лед руку дамы, Антон Константинович сухо представился и пригласил присесть:
- Очень рад. Извините, холодно в кабинете, отапливаться только начинаем. Может быть чаю?
- С удовольствием, - ответила дама, зябко поежившись.
Устраиваясь в сильно продавленном кресле, Людмила Ивановна потихоньку разглядывала скудное убранство кабинета. Длинный стол для заседаний, сервант, в котором кружочками располагались тусклые фужеры и щербатые чашки, старый шкаф, доверху набитый запылившимися книгами, папками, бумагами и канцелярскими принадлежностями. На окне висели желтые занавески, а на окрашенном белой эмалью подоконнике стоял горшок с буйно цветущей геранью.
Людмила Ивановна отметила, что не смотря на скудную обстановку, в кабинете было довольно чисто и приятно пахло лимоном.
Дверь открылась, вошла молодая женщина с добрым, красивым лицом. Она прошла к столу, поставила небольшой поднос с чайным сервизом и удалилась. Людмила Ивановна взяла чашку, но, так и не решившись сделать глоток, поставила ее обратно.
- Вы конечно удивленны моему визиту. Дело, о котором пойдет речь, весьма щепетильное и мне бы очень хотелось чтобы Вы отнеслись к нему с большим пониманием и ответственностью, - Людмила Ивановна говорила приятным, хорошо поставленным голосом четко и со значением произнося каждое слово.
- Гм, - Антон Константинович молча слушал. Его желудок, вновь давал о себе знать, отзываясь неприятной резью.
- Деревня Успенская, входит в ваше ведомство?
- Да. А в чем дело?
- Меня интересует... старый дом.
- Хотите купить? - Антон Константинович устало потер лоб.
- Дом, который меня интересует, очень старый. Я бы даже сказала, это просто груда гнилых бревен. А вот место... Место чудесное, то, что мы с мужем как раз и искали. Так что, Вы могли бы нам помочь в его покупке?
Тонкие брови Антона Константиновича опять поползли вверх. Помочь? Будучи честным мэром маленького поселка он не занимался никакими "такими делами". Поэтому, результатом его долгой работы на этом месте была лишь язва и старенький москвич. Правда, он мало занимался и своими прямыми обязанностями, утешая себя тем, что текущие дела, всегда исполнялись вовремя.
С самого начала, он догадался, о чем пойдет речь. Конечно, он не знал, о каком доме, но в том, что дама попросит весьма солидный кусок земли, был уверен. Мода на покупку землицы российской, в особенности на местах бывших дворянских усадеб с недавних времен захлестнула всю страну. Он был даже удивлен, что до сих пор его еще никто не потревожил. Понимал он и то, что эта дама - весьма "крупная рыба", из семейства акул и отказать ей будет очень сложно, а, скорее всего, невозможно. Решив немножко слукавить, и для порядка нахмурившись, он притворился, что не понимает о чем идет речь.
- Все что от нас зависит, необходимые документы поможем оформить. Мы не бюрократы какие-нибудь. Пусть хозяева дома, который Вы хотите купить, приходят, и мы все решим.
- Милый Антон Константинович. Дело-то как раз в том, что дом, о котором идет речь - заброшен, там никто не живет,- дама посмотрела на него, словно бы поздравляя его с этим открытием.
- Заброшенный дом в Успенском? Странно... Вы уверены, что ничего не путаете? - переспросил Антон Константинович, чувствуя неприятный холодок в животе.
- Ай-яй-яй, - дама сверкнула льдом серых глаз. - Не все знаете о вверенном Вам поселке. Хотя понимаю, дом, такой старый, что его скоро и из-за деревьев то видно не будет. Еще годок другой он просто сгниет. Так что мы вам посланы самим Господом и наше соседство, будет спасательным кругом не только для Вас, но и местных жителей. Считайте, что в Успенском уже есть и новая дорога, и восстановленная церковь, а если мы подружимся... - дама бесцеремонно похлопала его по руке, - то будут и уличные фонари, а может и средства на комфортное обустройство администрации.
Антон Константинович поморщился. Он глотнул уже остывший чай и закурил. Ему был неприятен этот разговор.
Конечно, он знал про этот дом. Бывшая усадьба, какого-то графа. Дом был на балансе его поселка. Но отнюдь не пустой. Старая бабка, бывшая учительница, ныне почетный пенсионер, а также огромная заноза в ребрах всей администрации по сей день, там проживала. Ежегодно он сам лично поздравлял ее с большими праздниками, снабжая старуху редкими подарками от администрации пенсионерам. Много раз он настойчиво предлагал одинокой пенсионерке, переехать в дом для пожилых людей и: " перестать рисковать своим здоровьем и репутацией поселка!", но вредная бабка, категорически отказывалась съезжать, предпочитая жить в спартанских условиях. Несмотря на солидный возраст, старуха была довольно крепкой и на редкость не сговорчивой. Боясь, что ее выселят за какие-нибудь долги, она исправно оплачивала счета за жилье и весьма неохотно принимала гуманитарную помощь из рук администрации. Такую бабку, теплой кашей не заманишь. Решив оставить упрямицу спокойно доживать свой век, администрация в лице Антона Константиновича, намеренно свела свою заботу к нулю. В надежде что пенсионерка вскоре сама переберется в скорбный дом.
Теперь же, Антон Константинович опасался, что визитерша не с проста вынюхивает про этот дом. Увидит, в каких условиях живет старуха и кто знает, что будет. Сейчас ничего не стоит состряпать дешевую статейку, а потом газетенки радостно запестрят душераздирающими фотографиями из жизни бедной старушки и мерзавца - мэра. На минуту представив это, у несчастного Антона Константиновича потемнело в глазах. А ему так мечталось спокойно уйти на пенсию и тихо растить на даче огурцы.
Пока он размышлял над тем, как бы это ему лучше выкрутиться, дама уже перешла к теме помощи областным поселкам. Размышляя вслух, она всячески намекала на полезность их знакомства, суля недурные перспективы.
Слова гостьи лились медовой рекой, а по спине Антона Константиновича бежали мурашки величиной со слона. Он чувствовал, что этот визит будет началом очень больших и весьма неприятных для него перемен.
- Так мы договорились? - дама улыбалась ему своими безупречными фарфоровыми зубами.
- Тут не все так просто... - начал мямлить Антон Константинович.
- Конечно, непросто дорогой Антон Константинович, но я уверенна, что вместе мы все преодолеем. Так значит завтра и поедем смотреть. - Дама встала прощаться.
- Подождите - остановил ее Антон Константинович
Людмила Ивановна нервно дернула бровью.
- Вы говорите так, словно бы дело уже решилось. Дом этот вовсе не пустой... - бросив осторожный взгляд на выжидающе смотрящую женщину, он продолжил, - там еще живут.
Людмила Ивановна усмехнулась, словно и без него это знала.
- И кто же там живет? - протянула она, нервно облизав пересохшие губы.
Антон Константинович, заметил, что ее руки чуть заметно дрожат.
- Как Вам сказать, это очень пожилая женщина, бывшая учительница. Она когда-то преподавала в этом доме. В смысле, когда там была школа. Никак не хочет покидать привычных стен. Так, что мы пока не сможем Вам помочь.
- Значит, там была раньше школа? - спросила Людмила Ивановна, задумчиво.
- Школа, больница, даже детский приют... много чего. А вообще это бывшая графская усадьба. Памятник истории, - это он произнес даже с гордостью.
- Хорош памятник! - Тряхнула кудрями дама, зычно рассмеявшись. - Мы можем сегодня же поехать туда и обо всем договориться!
- Нет, мы туда не поедим, - тихо оборвал ее Антон Константинович.
Дама перестала улыбаться и холодно на него посмотрела так, что несчастному мэру показалось что на него смотрит кобра.
- Посмотрим, - сказала она, и немного подавшись вперед, добавила - Думаю, Вы уважаемый Антон Константинович, не совсем понимаете кто к Вам приехал.
Сказав это, дама развернулась на своих острых каблучках и вышла, громко хлопнув дверью.
Утро следующего дня пришло в старый дом яркими солнечными лучами. Кот Базиль, сидел на крыше и хрипло мяукал на проносящихся мимо синиц. Анна Петровна открыла глаза. Сегодня первый раз за многие годы, она проснулась в покое. Воспоминания, грустные и веселые, которые перебирала она весь вчерашний вечер, взбодрили ее дух, придав ей уверенности и сил.
Ночью ей снился отец. Будто бы он наклонился, над кроватью и нежно гладил ее по голове, а она, все еще та маленькая девочка со смешными колечками волос. Поэтому сегодня она встала такой бодрой и веселой, словно бы к ней действительно вернулась давно ушедшая молодость. Прибив последнюю фотографию к стене, старуха полюбовалась результатом своей работы и осталась довольна. Затем, взяв ведро, она вышла на улицу.
Яркое солнце на миг ослепило, и старуха, немного постояла на крыльце, прежде чем двинулась дальше. Сегодня был легкий морозец, грязь исчезла, подмерзнув, а покрывшиеся тонким прозрачным льдом лужи, с застывшими в них желтыми кленовыми листьями, посверкивали в солнечных лучах.
Дойдя до колонки, она принесла воды и заварила чай. Сегодня он был крепким, сочного оттенка и заваривался в любимом белом чайнике. На душе ее было светло. Теперь, она точно знала, что время ее пришло.
Анна Петровна постелила на стол белоснежную, льняную скатерть. Срезав с батона, жесткую корку порезала хлеб. Достала масло и села завтракать. Скрипнув, дверь в комнату приоткрылась. Старый Базиль был явно расстроен неудачной охотой. Равнодушно пройдя мимо миски с молоком, кот бесшумно прыгнул на стул и свернулся серым комком. Старуха с нежностью посмотрела на своего любимца.
- Кажется мой друг, вы снова потерпели неудачу? Смиритесь. Увы, мы оба, уже далеко не молоды. - Она задумчиво посмотрела в окно и удивленно приподняла тонкие брови - напротив окна стоял высокий юноша.
В очках, с длинными темными волосами, туго стянутыми в хвост, он был настолько худым, что если бы не черные усики над верхней губой, то его вполне можно было принять за девушку. На юноше была одета цыплячьего цвета куртка, из-под которой выбивался, толстый зеленый свитер, а худые ноги были втиснуты в узкие, синие брюки и высокие, кожаные сапоги-ботфорты. Не замечая слежки, юноша стоял, вытянув перед собой руки и сложив пальцы в подобие рамки. Рядом с ним, был мольберт и довольно внушительных размеров рюкзак.
- Еще один любитель старины! - Разозлилась старуха.
Обычно, она старалась не показываться любопытным туристам, но сегодняшний "гость", явно хотел задержаться возле ее жилища, а этого как раз она допустить не могла. Довольно грубо выругавшись, она наспех накинула платок и вышла из дома. Дверь зловеще скрипнула, когда она вышла из дома. Завидев, неожиданно возникшую старуху, юноша вздрогнул и отступил назад.
Выпрямив спину, насколько мог позволить ее проклятый ревматизм, она сухо обратилась к гостю:
- Кого-то ищете? - произнесла старуха.
Однако произошло нечто странное. Незнакомец продолжал пятиться назад, в ужасе вытаращив на нее глаза и поскользнувшись, упал прямо в небольшую канавку.
Анна Петровна, заторопилась на помощь. Конечно, она рассчитывала немного пугнуть незнакомца, но быть причиной несчастного случая с ним вовсе не входило в ее планы. Осторожно приблизившись к молодому человеку, она протянула ему руку, и бедняге ничего не осталось, как принять ее помощь.
- Благодарю Вас, - тихо сказал он, смущенно краснея.
Оказавшись снова на ногах, он попытался очистить свой пострадавший наряд. Грязь стекала грязными ручьями, оставляя на его куртке огромные темные пятна.
- Вот возьмите, - старуха протянула свой белоснежный с легкими кружевами платок.
- Спасибо, - юноша с благодарностью принял платок и стал протирать им очки. Подслеповато щуря глаза, он поднял очки к солнцу, проверяя, не разбились ли. - Я думал, здесь никто не живет, испугался. Как глупо...
Старуха внимательно на него посмотрела. Цвет лица, длинные волнистые волосы, точеный нос, да и мягкий тембр его голоса, скорее больше подошел девушке. Не мудрено, он и при виде мыши рухнет в обморок.
- Не бойтесь, я всего лишь очень старая бабка, а не приведение.
Надев очки, молодой человек внимательно посмотрел на Анну Петровну.
- Как это странно...- растерянно произнес он - Если бы Вы знали, как это странно.
- Что же тут странного, я здесь живу и при том уже много лет. Вы, мой друг имеете честь беседовать с живым архивом. Так что, в следующий раз, будьте осторожны, чтобы не натолкнуться на настоящее приведение.
Развернувшись, она зашагала к дому, а молодой человек вернулся к своим вещам. Взвалив на свои острые почти девичьи плечики, огромный рюкзак, он попытался дотянуться до мольберта, но тяжелая ноша сорвалась, рухнув ему прямо на ногу. Несчастный взвыл от боли и присел на корточки, покачиваясь из стороны в сторону.
Анна Петровна вернулась к столу, но завтракать расхотелось. Она посмотрела в окно. Художник сидел напротив окна, облокотив руки на колена и взъерошивая черные волосы. Ей отчего-то стало, его жаль.
Что говорить, избалованный столичный гость, скорее всего первый раз оказавшийся один в деревенской глуши. Много лет она никого не пускала в свою обитель, опасаясь раскрытия ее печальной тайны, но сегодня, все изменилось.
Собравшись духом, она вышла на крыльцо.
- Молодой человек! - Громко позвала Анна Павловна. - Хотите чаю?
Не заставляя себя долго упрашивать, юноша встал и, схватив рюкзак, волоком потащил его к дому.
- Как Вас величать, нежданный гость? - Ласково улыбнулась ему старуха.
- Дмитрий, - он шаркнул ножкой, покривившись от боли.
- Ну а меня Анна Петровна, - улыбнулась ему старуха - Входите, Митя и ничего не бойтесь. Единственное что Вам угрожает, так это споткнуться, на шатающихся досках этого очень старого дома.
Очутившись внутри, Дмитрий осторожно поставил вещи и осмотрелся. Его глаза, постепенно привыкли к полумраку, и он замер в нерешительности.
Он оказался в узком длинном коридоре. Тесовые стены, потолок почернели и закоптились от времени. В темных закоулках дома казалось, действительно можно было столкнуться с приведением. Старуха улыбнулась:
- Когда - то, здесь была большая передняя: стены, лавки, шкапы для верхней одежды, лари были выкрашены белой масляной краской. Здесь всегда пахло ваксой, кожей охотничьих сапог, "шведских" курток и седел... Потом все перестроили, а теперь и вовсе забросили.
Старуха открыла одну из дверей, впуская гостя в комнату. Здесь была печь: белая, кафельная с великолепным цветочным орнаментом - синим по белому фону, в углу стояли большие напольные часы, очень красивые и грандиозно старые. Остальная же обстановка была довольно обычной: стол, несколько стульев, кровать, да почерневший комод. В комнате было чисто, как-то особенно мило пахло вареньем и свежим хлебом.
Одна из стен комнаты, была вся сплошь из старых фотографий. Одни в подрамниках, другие прикреплены старыми булавками, кнопками, ржавыми иголками, а некоторые, что вовсе странно, были варварски приколочены гвоздями. Изображенные на них люди, давно ушедшие и обратившиеся в прах, улыбались со старых снимков, незримо наполняя комнату своим присутствием. Мужские, женские, детские лица, красивые, некрасивые - все они явно принадлежали одному корню, на всех угадывались характерные родовые черты.
- Это Ваша семья? - тихо спросил он, повернувшись к молчавшей хозяйке.
Старуха кивнула, ее руки старчески дрожали, отчего чашки, которые она расставляла, слегка позвякивали.
Потом они молча пили чай. Дмитрий с аппетитом уплетал хлеб, щедро намазанный вареньем из крыжовника. Старуха смотрела на проголодавшегося юношу, улыбаясь его молодости и здоровому аппетиту, придвигая гостю свое скромное угощение. Допив чай, молодой человек отодвинул чашку и громко произнес:
- Mersi madame!
Анна Петровна выронила ложечку.
- Вы знаете французский?
- Немного, - ответил юноша, вновь смущенно краснея.
- Забавно... - старуха внимательно посмотрела на гостя.
Волнистые блестящие волосы, маленький точеный нос и смеющиеся зеленые глаза,...теперь ей показалось, будто бы даже знакомые...
- Так Вы из Москвы? - начала за него старуха.
Казалось, он ожидал этого вопроса и охотно стал о себе рассказывать.
Все было вполне обычно; студент пятого курса юридического вуза, в свободное время увлекается живописью и памятниками старины, но что-то в его рассказе смущало Анну Петровну. Скорее не в рассказе, а в легком акценте его речи. Решив не торопиться с выводами, старуха продолжала внимательно слушать.
- Скажите, здесь, ведь, похоже, раньше была усадьба? - вдруг спросил Дмитрий.
Старуха нахмурилась, и тяжело вздохнув, встала:
- Была? Хотя Вы правы, обычно при слове "усадьба" представляется огромный, белокаменный дом, мебель карельской березы и прочее. Но, увы, мой друг здесь теперь почти ничего не осталось, - старуха сделала неопределенный жест.
- - Вы не замерзли? Печь быстро остывает.
Она подбросила в топку несколько поленьев и вернулась к столу.
- И давно здесь живете? - осторожно спросил Дмитрий.
- Достаточно, что бы все помнить и слишком долго для того, что бы помнили меня. Боюсь, что я здесь единственная, живая тень прошлого, поэтому не тратьте зря время.
Молодой человек едва заметно улыбнулся и хитро посмотрел на нее:
- Вы думаете, что я ищу зарытые клады?
- Сейчас многие ищут, - пожала плечами старуха.
- Я не ищу чужого. Хотя очень рад тому, что оказался именно здесь. А Вы знаете, мне хотелось бы написать Ваш портрет. Позволите? Вот здесь на фоне спелых гроздьев рябины, что лежат на Вашем подоконнике, этой комнаты, старинных давно остановившихся часов...
Старуха замахала руками:
-Что Вы! Кому нужен портрет древней старухи, лучше я покажу замечательный парк, там сохранились старые липы и беседка, и если Вы Митя действительно пишите, то я бы советовала Вам запечатлеть именно этот, чудом, уцелевший пейзаж. Пойдемте, я с удовольствием прогуляюсь вместе с Вами и даже проведу небольшую экскурсию.
Молодой человек охотно согласился и через полчаса, они неспешно прогуливались по дорожкам парка, густо засыпанным желтой осенней листвой. Дмитрий галантно придерживал свою новую знакомую под локоток, удивляясь ее прямой осанке и легкой походке.
Анна Петровна с удовольствием шла рядом. Не знавшая семьи, она вдруг явственно и неожиданно для себя почувствовала себя любящей бабушкой.
- Когда- то, здесь все было по-другому - рассказывала она - Первый раз, когда я увидела наш дом, он показался мне сказочным теремом. Красивый деревянный, в два этажа, с большим балконом на котором мы обыкновенно пили чай, любуясь закатом солнца. А теперь, когда подует посильнее ветер, дом начинает скрипеть, стонать и тяжело вздыхать как старик больной одышкой.
- А вот здесь раньше была красивая, мощеная камнем и обсаженная цветами аллея. Она вела прямо к входу церкви. Вон той, что возле пруда. Позади дома была большая конюшня, гордость отца, теплицы, в парке плющевые беседки, качели, белые статуи и бесчисленные клумбы. Все это производило удивительное впечатление.
Они вышли на высокий холм, с которого открывался чудесный вид на ближайшие деревни и безбрежную как море лесную даль. Дмитрий остановился, заворожено глядя на красоту открывшегося перед ним простора.
Анна Петровна наслаждалась прогулкой и воспоминаниями, которыми впервые в жизни делилась вслух. Дмитрий не задавал лишних вопросов, он давно понял, кто его новая знакомая. Единственное чему он не переставал удивляться, так это необыкновенной бодрости, пожилой женщины, которой, судя по всему, было более ста лет. Ее необыкновенно ясному, живому взгляду, мягкому тембру голоса. Она шла, почти не опираясь на его руку, ее седые волосы блестели, словно бы их нарочно покрасили серебрянкой, лицо разрумянилось от морозного воздуха, а в глазах то и дело выступали слезы. На ней было черное, старинного кроя пальто, верхней пуговицей которого служила янтарная брошь, на руках расшитые разноцветным бисером перчатки. Все, голос, одежда, походка делали ее больше похожей на сказочную волшебницу, чем на старую одинокую пенсионерку.
Они подошли к небольшой площадке. Посреди нее высился огромный дуб, под ним были небольшая скамейка и стол. Анна Петровна, утомившись от ходьбы, присела на скамейку. Дмитрий расположился рядом.
- Мне запомнилась наша первая пасха, здесь в Успенском. Тогда отец начал перестраивать главный дом. Мы с сестрами и тетушкой приехали сюда в первый раз. По случаю праздника залы украсили цветами, накрыли столы, съехались гости. В храме шла праздничная служба, а за его толстыми стенами просыпалась молодая весна, таял снег, монотонно журчали ручьи и вдруг, посреди ночной тишины разлился торжественный пасхальный звон колоколов. Вторя ему, отзывались десятки других колоколов, с расположенных окрест церквей сливаясь в дивную музыку чистой души. Волшебство той ночи навсегда осталось в моем сердце, и теперь, я все чаще перебираю эти дорогие мне мгновенья.
Анна Петровна замолчала. Достав из кармана платок, она утерла слезу и махнула рукой, словно бы отметая прочь свои давние грезы.
- Вам должно быть скучно, слушать воспоминания древней старухи. А где, кстати, Вы решили остановиться?
- Не знаю, может, в какой-нибудь гостинице, я честно еще не думал об этом.
Старуха удивленно приподняла брови:
- Гостинице? Сомневаюсь, что Вы ее здесь найдете. Хотя, я много лет почти не выхожу из деревни, может внизу в поселке есть, что-нибудь в этом роде.
- Тогда вернусь в Москву.
Ближе к вечеру, молодой человек стал собираться. Согнувшись под тяжестью рюкзака, он зашагал по дороге на железнодорожную станцию. Анна Петровна долго смотрела ему в след, пока он не скрылся.
Ночью ей не спалось. Ворочаясь под двумя одеялами, старуха никак не могла устроиться. Измучившись, она встала с постели. Надела валенки и зажгла лампу. Взяв карты, она села за стол. Пасьянс всегда действовал на нее успокаивающе, помогая привести в порядок мысли и сосредоточиться.
Свет горевшей лампы, освещал стол ярким кругом, делая остальную часть комнаты, темной и таинственной. Ночная тишина, нарушалась лишь тиканьем часов, да шелестом переворачиваемой карты.
Вдруг на старой мансарде, послышался глухой звук, как будто, что-то упало. Старуха замерла. Затем раздался еле уловимый шелест, и все стихло. Стараясь унять громко стучавшее сердце, Анна Петровна, тихонько подошла к окну.
За окном пошел снег. Скрипел старый фонарь, да толстые ветки старой липы, жалобно постанывали от ветра. Его порывы усиливались, стуча в окно, первой снежной крупой. Старый дом, был расположен в стороне от деревни, на самом холме и соседи не могли потревожить ее в такой час. Решив, что это хозяйничает ветер, она успокоилась. На всякий случай вышла в коридор и еще раз прислушалась. Тихо. Она одна в совершенно пустом доме.
Свет лампы, падал на стену с фотографиями, Анна Петровна остановилась, что бы еще раз посмотреть на родные лица. Нахлынувшие воспоминания вновь окутали ее, унося в далекие дни счастливого детства. Перед глазами возникли и ожили, казалось давно забытые образы.
***
Яркий августовский день. В доме с самого раннего утра готовятся к приему по случаю именин Лизоньки. В огромных вазах стоят пышные букеты белых роз. В зале накрывают столы. Горничная Таня раскладывает серебро и фарфор. На высоких хрустальных вазах уложены фрукты.
Петр Андреевич сидит с дочерями в гостиной, а семилетняя Аннушка в нетерпении ерзает на стуле. Перебирая алые ленты на своем платье, она то и дело поглядывает в окно. Ей очень хочется, чтобы скорее приехали гости. А более всего она ждет свою тетку по матери. Аннушке всегда так хорошо рядом с этой красивой, молодой женщиной. Всегда появляясь с торжеством королевы, блистая дорогими нарядами, всегда шумная и веселая, она баловала своих племянниц сверх всякой меры.
Ольга Федоровна, была женой графа Петра Павловича Литке. Стройная, темноволосая красавица, с изумительными, бархатистыми глазами. Находясь в родстве с царской фамилией и будучи особой весьма ловкой и энергичной, она вскоре смогла заручиться большим доверием императрицы и в последствии эти довольно близкие отношения, дали ей власть необыкновенную. Ее салон, пользовался огромной популярностью. Прелестная графиня потихоньку завоевала Петербург и Москву, вызывая жгучую зависть, своим безупречным вкусом, острым умом. Яркая, брюнетка, она обладала такими громаднейшими, голубыми глазами, каких Аннушка больше никогда ни у кого не видела. Когда тетушка начинала что-нибудь рассказывать, в особенности небылицу, то ее глаза все время страшно искрились. Возможно, благодаря именно этой особенности она имела огромное влияние на очень многих людей.
Девочки же ее просто любили и всегда охотно с ней путешествовали. Ольга Федоровна, вечно была завалена какими- то благотворительными спектаклями, балами, елками. Красивая, нарядная, всем известная и всем необходимая, она всегда появлялась последней и отбывала первой. Сыпала массу извинений и исчезала.
Спустя четверть часа, гости начали съезжаться. Петр Андреевич, приветствовал их, а выбежавшая за ним Аннушка, стояла рядом. Подражая отцу и мадам, она протягивала свою пухленькую ручку гостям, вызывая общее умиление.
Наконец приехала, тетушка. Ее автомобиль, фырча, въехал во двор. Ольга Федоровна, неспешно вышла из авто и направилась к входу. Увидев племянницу, она остановилась, и раскрыв объятья крикнула:
Потом был пышный обед. Гости шумно веселились, дети, резвясь, бегали по дому. Звенел хрусталь рюмок и громкие поздравления имениннице. Лиза исполнила трогательный романс, а ближе к ночи в саду, был устроен фейерверк. Разноцветные всполохи, разливались в ночном небе яркими брызгами огней, разрезая темноту уснувшего сада. Гости хлопали в ладоши, Аннушка, сидя на плече отца, радостно кричала, когда в небе загорались огненные шары.
На следующий день была назначена " охота на лисичку". Игра, некогда популярная среди молодежи. " paper hunt"- "охота на лисичку", спортивная игра в которой участвуют всадники. По правилам игры полагалось дать"лисице" уехать вперед на полчаса, и только тогда выезжать на охоту. "Лисица" должна была оставлять везде где проедет свой след - в виде тонко нарезанных полосок бумаги, которыми наполнялся мешок, надетый через плечо.)*
Утро было по-осеннему свежим, хотя уже с раннего утра светило солнце. Верховые собирались в летнем манеже. В конюшне готовили арабских скакунов и высоких орловских рысаков - гордость Павла Андреевича. Отец встречал приезжающих, лично подбирая им лошадей, помогая гостям усаживаться в дорогие английские седла.
Аннушка в новом платье для верховой езды, сидела за столом, заканчивая завтрак. Ее слезинки капали прямо в тарелку, досаливая давно остывшую кашу, но мадам была неумолима. Боясь пропустить веселую прогулку, Аннушке приходилось глотать ненавистную, но очень полезную, по мнению мадам, овсянку. Когда с кашей было покончено, Аннушку отпустили, и счастливая она сидела с отцом на его Вальдо - темно-сером, в яблоках жеребце, перед красотой которого останавливался любой прохожий. Последним явился племянник отца Сережа Нарыжкин, вызвавшийся на сегодня изображать "лисичку".
Все вскочили на лошадей и с часами на руках ждали, чтобы прошло тридцать минут, после того как " лисица" спрячется. Выждав положенный срок, кавалькада затопала и выехала за ворота в парк.
Вначале ехали все вместе, а затем увлеченные красотой осеннего леса и теплой погодой понемногу разбрелись, небольшими группами по разным направлениям.
Впереди всех по обыкновению поскакала Лизонька, превосходная наездница, она всегда старалась вырваться вперед, чтобы потом бесстрашно мчаться по полям, лихо перепрыгивая на своей белоснежной кобыле, овраги и поваленные деревья. Рядом с ней красавец корнет, сзади Володя Буланин, племянник отца, потом ехала Тата, окруженная, как всегда, целой ватагой кавалеров.
Старшее поколение, которому просто хотелось прогуляться, не спеша, блуждало по мягким таинственным аллеям, наслаждаясь тишиной чудного осеннего дня. Был уговор, что к трем часам все должны были съехаться на большой поляне в березняке.
К концу прогулки Аннушка уснула, и проснулась, только когда они с отцом уже выехали на условленную поляну.
Там во всю шло веселье. Молодежь довольная и усталая собралась за накрытыми столами, они громко смеялись, от души веселясь удачной прогулке. Гости охотно спешивались и сразу усаживались к столам, присоединяясь к веселому пикнику. Не было только Лизоньки и Сережи Нарыжкина. Родственники посмеивались, ожидая, что уж именинница то точно поймает "лисичку". Однако отец то и дело взволнованно посматривал по сторонам, с тревогой поглядывая на часы. Время шло, гости, насытившись прогулкой, начинали зябнуть, ожидая теперь с явным нетерпением. Петр Андреевич уже собирался разыскивать Лизу и Сережу, как они появились. Лизонька была бледна и еле держалась в седле, Сережа ехал рядом, поддерживая ее, казалось едва живую. Все всполошились, кто-то послал за доктором, а когда Лизоньку сняли с седла, то с ужасом увидели, что она без чувств.
Вечером дома было не до веселья. В комнатах тихо, лишь на втором этаже слышались тихие стенанья нянюшки над постелью Лизы, да короткие приказания доктора. В кабинете сидел отец. Сразу постаревший, он молча курил трубку. На диване расположилась тетушка, она тоже молчала, лишь сильная бледность выдавала ее испуг. Аннушка и Тата тихонько сидели в столовой, стараясь услышать хоть что-нибудь о состоянии Лизы. Вдруг дверь распахнулась и мимо них, шлепая босыми ногами, пробежала девушка. Затем послышались торопливые шаги и из кабинета выбежали отец и тетушка. Девушка бежала за ними, радостно причитая:
" Барышня наша! Голубушка!". Не медля ни минуты, сестры тоже побежали вверх по лестнице. Но как только они оказались на верхней ступеньке, их настигла мадам Таньон. Водворив сестер в библиотеку, мадам строго наказала им сидеть на месте, и ушла, плотно затворив за собой дверь.
- Так мы ничего не узнаем, - обиженно засопела Тата.
- Ну что же делать?! - всхлипнула Аннушка.
- А что если... - Тата огляделась по сторонам и зашептала. -
- Ты маленькая, худенькая, пройдешь через книжную дверь и спрячешься за портьерой. А когда кто-нибудь вернется, ты сможешь подслушать, что с Лизой.
- Фи! Это так дурно, подслушивать!
- Конечно, но мы же тоже должны знать, что с нашей Лизонькой.
- Хорошо, - согласилась Аннушка, - только посмотри, пока я прячусь.
Аннушка подбежала к книжным полкам. Быстро отыскав механизм, замаскированный под старинный фолиант, Аннушка нажала на него. Раздался тихий скрип, и дверь бесшумно открылась. С ловкостью мыши-полевки, Аннушка юркнула за тяжелую оконную портьеру и затихла.
- Сиди тихо, я тебя потом выпущу, - услышала она голос Таты.
Стараясь не чихнуть от набившейся в нос пыли, Аннушка замирала при малейшем шорохе, а ее сердце готово было выпрыгнуть от страха. Простояв довольно долгое время, Аннушка успокоилась и даже соскучилась. Наконец, послышались шаги и звук открывающейся двери. Сквозь небольшую прореху, Аннушка увидела, как в кабинет вошла тетушка Ольга Федоровна и высокий седой мужчина. Это был доктор.
У тетушки был измученный вид, она была очень бледна. Войдя в кабинет, она села на диван, устало откинувшись на подушки, и горько заплакала. Доктор принялся ходить взад-вперед, меря своими большими шагами кабинет, что-то обдумывая.
- Dieu! Mon Dieu! - шепотом повторяла тетушка. Она сидела, съежившись, скрутив в плотный жгут свой белоснежный платок. Ее красивые глаза потухли и покраснели от слез, сделав лицо дурным.
Доктор подошел к ней, и тихонько коснулся ее руки.
- Не унывать, не унывать, мой друг. Конечно, случай весьма странный, но будем надеяться.
- Возможно это последствие удара при падении, хотя я все же склонен думать, что у нее сильнейший нервический припадок. Ее что-то сильно испугало.
- Cher doctor, - тетушка взяла доктора за обе руки, - он не перенесет такого удара, если Лизонька умрет, все будет кончено! Вы видели, он слишком любит своих дочерей. Баловство! Господи, как мы наказаны. Ведь я говорила! Я говорила ему, что все эти забавы, это вечное галопирование на лошадях, эти охоты, все это не приведет к добру. Ну, зачем, скажите на милость это нужно девочкам? О Господи! Que voulez vous?( Милый доктор! Что делать? Что же нам теперь делать?! - и она вновь заплакала.
- Успокойтесь графиня, мы сделаем все возможное. Я вернусь наверх, а Вы постарайтесь внушить Петру Андреевичу, что он должен хоть немного отдохнуть.
Доктор направился к двери, но вдруг остановился.
- Я слышал, что Вы послали за каким-то шаманом?
Тетушка устало отмахнулась. Доктор молча покачал головой и вышел.
Аннушка стояла за портьерой, дрожа всем телом. Ей хотелось заплакать, подбежать к тетушке и зарыться в ее объятьях.
" Этого не может быть! Лизонька не умрет! Доктор здесь, он обязательно поможет". Она успокаивала себя, продолжая наблюдать за неподвижно сидящей тетушкой.
Вдруг Ольга Федоровна резко встала и подошла к окну, прямо к тому месту, где пряталась Аннушка. Девочка испуганно заморгала, думая, что ее сейчас обнаружат, но тетушка стояла возле окна, всматриваясь в ночную темноту. Потом повернулась и вышла из кабинета.
Потайная дверь отворилась и показалась встревоженная мордашка Таты. Аннушка осторожно прокралась к сестре.
Очутившись в библиотеке, она упала в кресло, стараясь унять свое громко стучавшее сердце.
- Ну, что там? - торопила ее Тата
Аннушка посмотрела на сестру своими большими васильковыми глазами:
- Плохо. Она все еще не приходила в себя.
У Таты округлились в ужасе глаза, и теперь она уже готова была закричать, но Аннушка заткнула ее рот своей маленькой ладошкой и зашептала:
- Все будет хорошо. Мы немного погодя проберемся наверх и все узнаем.
Но за ними пришла мадам, чтобы проводить девочек в столовую. Там она подождала, когда ее подопечные поужинают, чтобы проводить их в одну из дальних гостевых комнат, чтобы не беспокоить больную. Сестричкам ничего не осталось делать, как покорно лечь спать. Несмотря на такой длинный и тяжелый день сон не шел. Они молча лежали, прислушиваясь к звукам дома.
Где-то в гостиной тяжелые напольные часы звучно пробили полночь. Аннушка привстала на локоть и посмотрела в окно. По аллее ведущей к дому мчался незнакомый экипаж. Послышалось цоканье копыт, и лошади с грохотом промчали мимо.
- Смотри, там кто-то приехал!
Девочки открыли окно и осторожно высунулись наружу.