Вечером к месту боевых действий, наконец, прибыл и сам воевода Дитерихс с многочисленной охраной и со свитой генералов, полковников и адъютантов. Его штаб остановился в 10 верстах к северу от деревни Павловки, в наскоро установленной на поляне штабной брезентовой палатке, окружённой со всех сторон лесом. Здесь главнокомандующий собрал экстренное совещание командиров частей, куда пригласили и полковника Каличева.
Дитерихс мог бы ещё длительное время отсиживаться в своей ставке в глубоком тылу, если бы не тревожные сводки об отступлении войск по всем направлениям. Будучи крайне недовольным результатами последних боёв и раздражённым вынужденной необходимостью своего личного присутствия в войсках, воевода сначала прошёлся с уничтожающей критикой по всем командирам групп - генералам Смолину, Молчанову, Бородину, Глебову, обвинив их в неспособности командовать вверенными им войсками.
"Просто уже не на кого положиться! Всё приходиться делать самому!" - такими словами Дитерихс закончил свой пространный обвинительный монолог. Окружавшие воеводу штабные, с выражением благоговения и явного сочувствия на лицах, одобрительно кивали и видимо полностью с ним были согласны. Боевые генералы, стоявшие напротив этой забавной толпы единомышленников, как нерадивые школьники, молча, выслушали критику в свой адрес, даже не пытаясь возражать или оправдываться перед вошедшим в раж воеводой. Затем очередь дошла и до полковника Каличева.
"Как же вы, полковник, умудрились, отступая целый день, потерять ещё 150 человек личного состава? И это когда у нас каждый солдат на счету. Вы понимаете, что после такого, с позволения сказать, командования у нас солдат очень скоро не останется вообще? Это просто непостижимо! Немыслимо! Когда, наконец, вы научитесь воевать?! Что вы на это скажете в своё оправдание, полковник?!" - раздражённо выкрикнул Дитерихс.
Михаил вышел вперёд, невозмутимо посмотрел в глаза командующему и спокойным голосом ему ответил: "Я скажу, ваше высокопревосходительство, что не нужно было отдавать идиотских приказов о сдаче укреплённых позиций Спасска. На них, при наличии боеприпасов, мы могли бы обороняться длительное время, постоянно изматывая в бою противника. Я не знаю, в какую больную голову пришла такая "блестящая" идея, после которой наши измотанные части, практически не имея кавалерии, вынуждены были на открытой равнинной местности сражаться с превосходящим в разы по численности и по вооружению противником. Ещё я скажу, что это просто чудо, что нас всех не перебили красные, как младенцев, после таких гениальных приказов, господин воевода!".
Лицо Дитерихса покраснело от гнева и он, совершенно потеряв самообладание, закричал в ответ: "Да как вы смеете, полковник Каличев, хамить старшему по званию и обсуждать приказы Генерального штаба! Это что, бунт?! Я прикажу вас немедленно арестовать!". "А вы попробуйте, генерал! У меня в Павловке 600 штыков и 200 сабель с артдивизионом. А мои люди горят желанием повстречаться с теми, кто их загнал в эту кровавую мышеловку. Вам не уйти отсюда со своей талантливой свитой, если только мои солдаты узнают о моём аресте. Так что, советую вам не испытывать судьбу, господин воевода! " - уверенно заявил Михаил.
"Вон отсюда! Развели тут анархию и партизанщину!" - закричал в бессильной злобе Дитерихс, при этом отлично понимая, что в сложившейся ситуации он ничего не сможет сделать со строптивым полковником. Михаил отдал честь присутствующим генералам, развернулся и вышел из палатки командующего. На поляне возле опушки леса, сидя верхом на лошади, его поджидал Сергей Краснов, держа под уздцы коня Михаила. "Что-то разошёлся сегодня воевода, даже отсюда был слышен его крик. Досталось тебе, командир?" - сочувственно спросил Краснов. "Да всё нормально, Серёга. Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона! Поскакали в полк" - сказал Михаил и ловко вскочил на своего коня.
Тут из палатки вышел генерал Смолин и сразу подошёл к Михаилу. Лицо его было красным от волнения. "Ну, ты даёшь, Михаил Петрович, в таком состоянии командующего мне ещё не приходилось видеть. Рвёт и мечет! Раззадорил ты воеводу, теперь долго не успокоится" - озабоченно заметил генерал. "Должен же кто-то ему правду в глаза сказать, если штабные из его свиты своей глупостью совсем ему голову заморочили. Да ещё воевать меня учат, по принципу: не можешь сам - учи другого" - с иронией ответил Михаил.
"Всё ты испортил своей правдой, Михаил Петрович. Я на тебя представление подал воеводе на звание генерала, а ты ему вдруг такое ляпнул. Теперь вряд ли подпишет" - заметил Смолин с разочарованием в голосе. "Я не за звания и ордена воюю, а за идею. Просто нет никакого желания большевикам отдавать Россию, да видно с таким командующим придётся. У меня такое предчувствие, что очень скоро все наши награды и звания не будут стоить ровно ничего" - заметил Михаил и, пришпорив коня, поскакал с Красновым в сторону Павловки.
На следующий день генерал Дитерихс, находясь у себя в кабинете и разбирая кипу бумаг, принесённых ему на подпись, наткнулся на досрочное представление полковника Каличева к званию генерала. Воевода вдруг мгновенно переменился в лице и, с яростью разорвав в клочья ни в чём не повинный листок бумаги, бросил его в корзину для мусора.