Аннотация: Первый, небольшой отрывочек. Можно сказать пролог. Писаться будет редко, но надеюсь метко.
Существует множество ключей от темной магии. Один из них красного цвета, ключ из кровавого злата. Имя ему - ненависть.
Удар, удар и еще удар. Маленькие ручки опускаются и поднимаются с совсем не детской силой. Удар, удар. Теплые капли красного цвета разлетаются во все стороны, они попадают на дорогие обои светло-фисташкового оттенка, падают на паркетный пол, оседают на руках, а иногда, попадая на губы, оставляют соленовато-металлический привкус. Удар. Нож уже немного погнулся и кажется затупился, но это не волнует наносящего удары один за другим, ему нравится сам звук. Хлюп, нож входит в теплую плоть, хлюп, он движется обратно, разрывая мышцы и кожу. Еще ему нравится ощущение твердости в руке, обычный китайский нож, из обычной дешевой стали, но кажется, что ты держишь в руках саму судьбу. Он не может остановиться, он двигается по инерции, уже не руки опускаются и поднимаются, а сам нож тянет за собой своего хозяина. Под ним натекла довольно большая лужа, он сидел возле тела на коленях и дешевые трико, стиранные уже не в первый раз, намокли, пропитались теплотой и красным цветом.
Он оглядывается по сторонам. Такой знакомый и привычный дом вдруг обрел некую Тайну, особую притягательность, загадочность. Он поднимается и смотрит на плоды своего труда. Отличная картина, раскинув руки, на полу с раскромсанным животом и перемолотыми в труху кишками валяется тело толстяка. Тело. По-другому и не назовешь, он с неким презрением, не отрывая взгляда, смотрит и его лицо искажается в гримасе отвращения. Он ненавидит этого человека, тот уже мертвец, а он до сих пор его ненавидит. Но теперь к этой ненависти примешивается чувство удовлетворения и превосходства. Его сила оказалась больше, его желание масштабней, он смотрит сейчас сверху вниз, а не наоборот. Но чего-то не хватает. Он оглядывается, на него накатывает какая-то паника, что-то в этой картине не выполнено до конца, не хватает пару мазков до шедевра.
Уже давно лежат в своих кроватях тела еще двоих. Одна - женщина, мерзкая старая вобла. Зато сейчас любой ангел позавидует ее улыбке, кроваво-красной улыбке в районе шеи. Он улыбается, паника немного успокаивается, но не проходит окончательно. Есть еще один, его возраста. Тот вообще не доставил проблем, один удар и несколько сантиметров заточенной с одной стороны стали погружается в глаз, а за ним и в мозг. Хотя он немного подергался, но это было уже после удара, так что не считается. Улыбка на его лице превращается в ухмылку. Но все равно чего-то не хватает.
Его словно пронзает ударом электричества. Эврика, озарение, он знает, что нужно делать. Он склоняется над телом толстяка. Нож затупился и погнулся, но еще сгодится для своей цели. Он начинает отрезать толстяку кисть руки. Вначале аккуратно, он действует скорее по привычке, все мы режим колбасу или хлеб, так, что ничего удивительного в его плавных движениях нет. Однако что-то мешает и это его злит, раздражает. Даже после смерти этот толстяк доставляет ему неприятности. Он с остервенением начинает наносить удары кончиком ножа, чаще промахиваясь и попадая по полу. В конце концом ему удается отчекрыжить желанный кусочек этого мерзкого человека. Он берет кисть за пальцы, перехватывает ее поудобнее и окунает в натекшую из-под толстяка лужу крови.
Он обходит весь дом. Прислонив кисть, теперь уже в обоих смыслах кисть, к стене он ведет линию параллельно полу и потолку. Не раз приходиться возвращаться к телу, чтобы обмакнуть кисть, смочить ее новыми красками. Наконец работа закончена, весь первый этаж обведен кровавой чертой. Окна, двери, кухонные приборы и шкафы, все перечеркнуто. Он берет табуретку на кухне и тащит ее с собой обратно к телу. Встав на стул, он нервными, дергаными движениями выводит на потолке, прямо над телом пятилучевую звезду. Ему хорошо, его захватывает азарт, тело пронзают невидимые токи энергий или ему только это кажется, в любом случае отличное ощущение. Еще две звезды появляются над женщиной и его однолеткой, но они не важны, поэтому он возвращается к телу толстяка, он подспудно чувствует, что он главный, ключевой элемент в картине. Его качает, словно он вошел в шаманский транс, его захватывает это ощущение. Словно он поймал волну, стал одним целым с биением своего сердца и всем миром. Он знает, что делать.
Ножом, тем самым ножом, что отнял жизни ненавистных ему людей, он вырезает на своей левой руке круг. Боли нет, ударные дозы адреналина и эндорфинов просто не дают ей дойти до адресата. Он поднимает руку, вытягивая ее вверх, и нараспев произносит хриплым голосом:
Звезды над тремя мертвыми людьми начинают зажигаться зеленым, кислотным светом. Они все ярче и ярче. Вот они уже кажется горят, но жара от них нет, наоборот, его охватывает приятная прохлада. Он смотрит, не отрываясь, в центр звезды и потолок, та его часть, что очерченная пятилучевой фигурой, начинает проваливаться. Проваливаться вверх.
Абсолютная тишина. Не слышно соседей, работающего на втором этаже телевизора, нет звуков машин проезжающих за окном. Только тишина. И в этой тишине, из звезды появляются, медленно выползают, словно принюхиваясь или стараясь прощупать дорогу впереди, темные, мерзкого фиолетового цвета, щупальца. Вот они дотягиваются до тела, восемь, а может пятнадцать, толстых как три руки взрослых мужчин сложенных вместе, щупалец, натыкаются на толстяка. Их сложно сосчитать, сама их форма настолько противна людскому взгляду, не подходит этому миру, что сосредоточится на их движениях очень сложно. Наткнувшись на толстяка, щупальца начинают жадно, с расторопностью отхватывать от него куски и втягивать их в потолок. Все происходит в абсолютной тишине. Не слышно рвущихся связок и хруста костей. Оттого этот вид кажется таким нереальным.
Он затаил дыхание. Он не может пошевелиться. Нет, его охватил не страх. Восторг. Лучшей смерти и мести за все, что с ним сделали эти мрази и не придумаешь. Поэтому сейчас он стоит и наслаждается зрелищем. Так можно наблюдать за питанием льва или тигра. Хищная грация и красота, соединенная в убийственно опасном существе притягивает взор и не дает возможности отвести взгляд.
Не осталось даже крови. Щупальца съели его полностью, не осталось даже напоминания, что этот человек когда-то существовал в этом мире. То же самое случилось и с остальными двумя, он не видел этого, но знал, что так оно и есть. Щупальца втиснулись обратно, а из пятилучевой звезды горящей зеленым светом потекла вниз, жидким туманом, темнота. Исчез пол, исчезли стены и вид за окном, исчез потолок и горящая на нем звезда, остался только парень, совсем мальчишка. Он стоял посреди темноты и смеялся самым радостным в его жизни смехом. И не его вина, что любой прохожий услышавший такой смех покрылся бы холодным потом и мурашками, бегущими по спине вдоль позвоночника. Смех гиены, смех сумасшедшего, смех самого счастливого человека во всем мире.
Он подхватился с постели. Резко, одним рывком вырываясь из объятий сна. Он не помнил, что ему снилось, но смутно чувствовал, что этот сон сниться ему не в первый раз. А еще у него почему-то было чертовски хорошее настроение и на лицо сама собой выползала улыбка.
На улице раздавался привычный утренний шум. С кухни слышалась возня проснувшихся и готовящихся к уходу на работу людей. А Гарри Поттер в своей каморке, как он ее называл, которая на самом деле была чуланом под лестницей, потирал свою левую руку. Она почему-то немного ныла.