Белые стены церкви, возвышающейся над ровной гладью воды, выглядели торжественным победным флагом, раскинутым под свинцовым небом. Флагом, поднятым в честь победы сил покаяния и добра, над коварством и хитростью.
***
Юный австрийский монах Вольфганг стоял на холме и тревожно всматривался вдаль. Ветер трепал полы небрежно надетой рясы, гулял в русых волосах, неприятно обдувал лицо с тонкими, немного детскими чертами. В той дали виднелось озеро, тёмные воды которого искрились от солнечных лучей. Склонив голову и прижав худые руки к груди, он тихо произнес - "Господи, направлявший мою руку, клянусь собственной душой, воздвигнуть на выбранном Тобой месте церковь, дабы прославить имя Твоё".
Предшествовало всему странное событие, произошедшее с ним этим утром: по обыкновению отправившись колоть дрова, Вольфганг с изумлением обнаружил, как из деревянной рукоятки его старого топора показался крошечный светло-зелёный росток. Истолковав увиденное, как 'знак Божий' и поняв, что теперь нужно делать, монах бегом отправился к холмам и резвой ланью взобрался на высочайший из них. Стоя на вершине, он, что было силы зашвырнул топор, который невероятным образом долетел до самой озёрной воды и погрузился в нее с глухим звуком, не вызвав брызг.
Весь последующий вечер Вольфганг был мрачнее тучи, и выглядел настолько измученным, что казалось, будто на него обрушилась вся тяжесть небесного свода. Он хмурил изогнутые брови, тщетно пытаясь разгадать, для чего же суровому Богу нужна церковь, непременно построенная на воде. Невыполнимость этой затеи страшила юного послушника, но сильнее всего он боялся Господнего гнева, вызванного неисполненной клятвой. Не найдя ответов в уме, отчаявшийся юноша принялся искать их у Бога. Но всё время молитвы его не отпускало страшное ощущение того, что за ним пристально наблюдают. Обернувшись, Вольфганг вскрикнул и в ужасе сполз на пол, умудряясь одной рукой держаться за серебряный нательный крестик и одновременно виртуозно перекрещиваться другой. В самом тёмном углу кельи притаился Дьявол, который всё это время терпеливо ожидал окончания молитвы.
На деревянном столике догорала свеча, слабо освещая стоящие на нем иконы со святыми ликами, изображенными на них. Лики взирали на Вольфганга привычным ему, осуждающим, но в то же время смиренным взглядом, напоминающим взгляд матери, смотрящей на своего непутёвого сына, а зеленокрылый Дьявол, до этого тихо сидевший в углу, начал пищать мышью, рычать львом и петь сладким девичьим голосом странные песни на давно позабытых языках. Так продолжалось до тех пор, пока напуганный до полусмерти Вольфганг наконец не решился заговорить с ним.
- Я слышал, монах, молитвы твои - опередил его Дьявол, заверещавший одним из своих голосов - и пришел на зов твой.
- Не к тебе были н-н-направлены мои м-молитвы - заикаясь возразил Вольфганг, почувствовав, как его сердце забилось в груди загнанным в клетку голубем - и н-не к твоему имени взывал я. Ни к одному из твоих имен.
- Ох, и ошибаешься же ты, монах! Поклявшись своей душой, ты направил свои слова в мои уши и слова эти были мной услышаны. Недаром пробились они сквозь толщу могучих вод, к самому илистому дну и долетели в итоге до меня самого. Не ведая того, истерзал ты, Вольфганг, мой слух своими горячими речами, так что не мог я на них не откликнуться. Теперь же, хочу я только одного - погаси свечу, отверни лики и подходи ко мне ближе, настала твоя очередь послушать меня. - Произнеся это, Дьявол обнял себя кожистыми крыльями с зелёным отливом, и затих в сладком ожидании.
Вольфганг, занесший было руку для того, чтобы снова перекреститься, почувствовал в ней небывалую тяжесть, будто десяток маленьких чертей ухватили его за рукав рясы и с силой потащили и без того ослабевшую руку вниз.
Господи, сохрани раба своего - прошептал про себя монах - спаси и сохрани. Спаси.
- Прошу, не бойся меня, дитя. Не стоит бояться. Сегодня я званый гость, пришедший с желанием помочь - в этот раз Дьявол говорил вкрадчивым женским голосом, заставляющим дрожать угольки в гаснущем камине.
- Помочь? - изумился Вольфганг, почувствовав, как его страх действительно куда-то уходит. - Разве ты в силах помочь мне?
В ответ Дьявол заливисто рассмеялся, обнажив белоснежные хищные зубы.
- А ты то, наверное, думал, что тебе хватит собственных сил для того, чтобы воплотить столь грандиозные планы в жизнь? Во мне же можешь не сомневаться. Но прежде чем я продолжу, погаси свет и отверни лики - так разговор наш останется для всех тайной, известной лишь нам одним.
Монах, прельщенный и заинтересованный, ощутив небывалую легкость в левой руке, отвернул ею лики, стоявшие на столе и одним дуновением погасил и без того догорающую свечку. Только камин, со своими почти истлевшими угольками, не давал комнате погрузиться в окончательную тьму, а в соседнем углу точно такими же злыми угольками отсвечивали крошечные глазки Дьявола. Через секунду в остывающем камине что-то пыхнуло, разбросав вокруг золу и уголья, и потушив его окончательно. В келье воцарилась тьма: по стенам пробежали чьи то тихие шепотки, каминное нечто вовсю заскреблось по каменным стенкам, и Вольфганг краем уха услышал, как кто-то ещё уже принялся грызть лежавший на столе и недоеденный им с самого утра, хлебный сухарь.
- А теперь сними крест и разденься донага - скомандовал Дьявол заливистым густым басом - подойди ближе. Угольки его глаз то затухали, то разгорались зловещим огнем.
Этой ночью луна не показывала своего лица из-за черных туч и ни один шорох не нарушал всеобщей тишины. Казалось, даже озерная вода застыла в ожидании чего-то, только кружившие во тьме светлячки не обращали никакого внимания на непривычный ход вещей, и как ни в чем не бывало, продолжали наполнять собой прохладу летних сумерек.
И действительно, никто не слышал, какими речами уговаривал Дьявол Вольфганга, но известно, что искушал он его с тем же коварным усердием, с каким искушал он такую же нагую Еву в Райском Саду. Но не румяное сочное яблоко предлагал он монаху, а нечто иное. В комнате, объятой тьмой, слышались обрывки фраз: "Белокаменная церковь вырастет на земле Австрийской, на том самом месте, которое указал твой топор. Будет она отражаться в стоячей озерной воде и поражать своей необыкновенной красотой, притягивая к священным стенам тысячи паломников со всего необъятного Света".
- Но что мне дать тебе взамен? - слышался отчаянный полушепот монаха.
- Душу - последовал незамедлительный ответ.
И Вольфганг согласился, протянув в знак согласия свою руку Дьяволу, но через секунду, с криком отдёрнул её: ему показалось, что вместо рукопожатия, в его ладонь кто-то в шутку подсунул раскаленную кочергу. Через секунду, хриплый крик утреннего петуха прорвал зловещую тишину и в келью пробился первый робкий луч утреннего солнца. Удивлению и страху молодого Вольфганга не было предела, когда вместо ужасного ожога, он заметил на своей ладони темное пятнышко, похожее на родинку. Распятье, висевшее на одной из стен, было перевернуто вверх ногами, а в камине, в котором вместо потухших углей аккуратной кучей лежали дрова, почему-то действительно не обнаружилось кочерги.
Но только каждый из двух, мнил себя хитрее другого.