Мой муж — удивительный человек. Он вполне выносит мое пение и просит меня иногда попеть... Даже моя мама этого не выдерживала. Она очень многое могла от меня стерпеть, но всегда просила:
— Только, пожалуйста, не пой при мне.
В музыкальной школе, где я училась по классу фортепиано, был обязательный хор. Когда я пела, руководитель хора нервничал:
— Кто-то у нас гудит, кто-то у нас гудит...
Я переставала петь, только шевелила губами.
— Вот теперь чистенько!
По фортепиано дела тоже были не ахти. Моя первая, строгая учительница, при которой я училась на «хорошо» и «отлично», ушла в декретный отпуск, передав своих учеников другой, очень доброй и мягкой. При доброй и мягкой я совсем обленилась. И когда вернулась первая учительница, обратно она меня не взяла.
Меня исключили из пятого класса музыкальной школы. Моя добрая учительница утешала меня:
— Я могла бы побороться за тебя, но ведь я вижу, как ты мучаешься...
Это было ударом для мамы, которая на этом не остановилась. Она наняла студентку из музыкального училища, и та еще два года приходила к нам домой и занималась со мной. То, что было пыткой для меня, радовало моего старшего брата, который всегда почему-то оказывался рядом, как только начинались занятия. Студентка была симпатичная, с крепенькими толстенькими пальчиками, которые энергично нажимали на клавиши нашего пианино знаменитой фабрики «Красный Октябрь».
Сама мама очень любила играть на фортепьяно и неплохо читала с листа, хотя училась когда-то всего два года у частной учительницы. Наверное, я была в папу, который любил повторять, что на его примере видно: большие уши не всегда означают наличие музыкального слуха.