Мне сегодня стало очень грустно. Грустно за кого-то.
Этого пациента я сразу узнала. Даже вспомнила, в какой палате лежал!
Он попал в нашу больницу где-то с год тому назад и оказался сущим бедствием: заносчивый и требовательный, даже капризный, как человек, избалованный беспредельной властью и деньгами. "Он бывший юрист", - пояснила медсестра.
Навещал его ежедневно какой-то мужчина, значительно моложе возрастом, но тоже с претензиями. Мы все, было, с облегчением вздохнули, когда юриста того наконец-то выписали.
На сей раз всё было иначе. Во-первых, он очень постарел. Во-вторых, состояние его здоровья значительно ухудшилось: лёгкие, разрушенные многолетним курением, превращали каждый вдох в пытку. Что же самое ужасное, у него началось старческое слабоумие и поэтому в палате постоянно должна была находиться сиделка: кто знает, что ему в голову взбредёт?
А сегодня зашёл разговор о выписке - только не домой на сей раз, а в дом для престарелых. Как выяснилось, у него не осталось никаких близких людей. С женой он развёлся лет 35 назад. Единственный сын умер в прошлом году, что объясняло тот факт, что юриста никто не навещал. Он сам, правда, утверждал, что у него есть ещё двое сыновей: один якобы живёт в Москве (почему в Москве?), а другой в маленьком городке в Мичигане. Имен, адресов и телефонов он, правда, привести не мог, а бывшая жена опровергала все эти теории.
Смотрела я на него, сидящего у окна и глядящего скорбными светлыми глазами на улицу, и представлялся мне он совсем другим, таким, каким был лет сорок и даже двадцать назад. Сидел он, наверно, закинув ногу за ногу, только не в больничной палате, а в кожаном кресле какого-нибудь элитного сигарного бара. Такие же светлые, но острые и цепкие глаза, крючковатый тонкий нос, короткая "ёжиком" молодящая его серебристая стрижка, дорогой клубный пиджак, туфли из мягкой кожи, сигара в одной руке и стакан с коньяком в другой. Молоденькие девочки, затянутые в спандекс и юбчонки, открывающие больше, чем прикрывающие, поглядывают на него с любопытством, потому что выглядит он, ну, очень интересно, а ещё - очень богато. И он тоже поглядывает на них своим снисходительным цепким взглядом, гадая устало, которую возьмёт сегодня на ночь.
Только всё это позади. Молодость ушла. И зрелые годы тоже утекли, просочились сквозь редкую канву времени. И не осталось ничего. Совсем ничего. Один.
Он озабоченно спрашивал врача о том, кто же теперь будет заботиться о его доме. Привыкший быть ответственным за всё в своей жизни, даже сейчас, наполовину выживший из ума, он по-прежнему волновался за порядок, который когда-то являлся его миром.
Вдруг я представила себя на его месте. "Где я и кто эти люди? Чего они все от меня хотят? Тяжело дышать... Как страшно, холодно, одиноко! Не так представлял я последние годы своей жизни, не так... Сын был. Хороший, преданный, любящий. Но пережил я сына своего! За что, за что такое наказание?! Боже, даруй мне полное безумие, чтобы остатки мыслей исчезли и душа успокоилась!" - молила я за него.
Переводить его будем завтра. Я обязательно проведу в его палате побольше времени утром. Подержу за руку, поглажу по плечу. Может быть.