В кошачьих глазах отражается осень. Желто-зеленая радужка - листья и ослепительно-яркий, солнечный свет, прощальный подарок сентября - и узкий черный зрачок, в котором непостижимым образом умещаются ночи, холод и ожидание весны.
Я рисую. Сегодня впервые за долгое время достала альбом, кисти и краски. Они пахнут льняным маслом и еще немножко растворителем. Н"гаи-Кутуми наблюдает, а я рисую розовую кошку на желтой луне. Смешное занятие для взрослого человека. Вот если бы у меня был талант и специальное образование... а так... бесполезная трата времени.
Но мне нравится.
- Расскажи что-нибудь, - попросила я Н"гаи.
- Сказку?
- Можно и сказку.
- О чем?
- О чем угодно, - рисованная кошка жмурилась и выглядела совершенно счастливой. Совсем как я.
- Розовых кошек не бывает, - уверенно заявила Н"гаи, - вы, люди, вечно стремитесь к тому, чего нет. Взять хотя бы одного моего знакомого...
Сколько он себя помнил, он всегда мечтал о полете. В детстве родители улыбались и шутили: дескать, вырастет, непременно станет летчиком. А он не хотел летчиком, ему казалось, будто самолеты уродуют небо железными крыльями, рвут облака лопастями пропеллеров и травят их бензиновой гарью. Мама говорила:
Он не видел самолет, он видел белый уродливый шрам на чистом лице неба. Правда, следы-шрамы исчезали быстро, но ему все равно казалось, что небо не любит самолеты.
Другое дело полететь самому. Оседлав ветер, подняться высоко-высоко, нарвать букет звезд и рухнуть вниз, ощущая, как сладко замирает сердце от страха и восторга... Он даже чувствовал, как дрожат от натуги невидимые крылья, и поет воздух.
Но родители лишь смеялись. И сверстники смеялись тоже. Сверстники мечтали о космосе и десанте, чуть позже - о престижном ВУЗе, компе и мобильнике круче, чем у соседа. Еще позже - о деньгах, особняках на Рублевке и о том, как обойти коллегу по работе или съездить в отпуск за счет фирмы.
А он по-прежнему мечтал о небе.
Он пробовал летать, так, как летают все люди - в железной коробке, оснащенной двигателем и кучей приборов - но быстро устал. Приборы требовали постоянного внимания, а стены кабины мешали чувствовать небо, и тогда он ушел.
- Сумасшедший, - сказали родители.
- Идиот, - сказала жена и тоже ушла.
Тогда он решил исправиться и начал мечтать о деньгах и том, как построить на Рублевке дом и вернуть жену. Но эти мечты были какие-то неудобные, точно украденные башмаки, а небо, небо возвращалось во снах, манило полетом, ветром и букетами из звезд.
Однажды он их нарисовал, звезды, собранные в колючий букет, тонкие стебельки, хрупкие, как первый октябрьский лед, и длинные, острые лепестки. Простой карандашный рисунок занял целый тетрадный лист и очень понравился Анечке, соседской девчонке, которая иногда приходила послушать "про небо". Анечка принесла альбом и краски...
Спустя неделю он купил несколько готовых холстов, краски, палитру и много-много кисточек - он не знал, какие понадобятся, и на всякий случай приобрел штук двадцать. Он рисовал все, что помнил: тучные стада кучевых облаков и тонкие седые нити перистых, букеты звезд и жестокие самолеты, рвущие нежное полотно небосвода, оседланный ветер и крылья, которых у него никогда не было.
Он не помнил, кто и когда впервые купил его картину. Он не понимал, что люди вообще находят в этих картинах, ибо ему самому они казались несовершенными, тусклыми, лишенными жизни подобиями настоящего неба, и всякий раз, дописывая очередное полотно, он остро осознавал собственную беспомощность, но продолжал надеяться. Когда-нибудь он смешает краски так, что на холсте поселится теплая, полупрозрачная синева с легкими пушинками облаков, рыжее солнце и тающий цветок последней звезды...
Когда-нибудь...
Невидимые крылья за спиной с готовностью тянулись к небу.
Н"гаи-Кутуми замолчала. Странная история, непонятная и загадочная, как недописанная картина.
- И чем все закончилось? - Я подарила желтой луне подружку, теперь над белыми горами плыли две луны и одна розовая кошка. Симпатично получилось. - Он стал богатым, знаменитым и умер в почете и славе?
- Стал. Богатым и знаменитым. А однажды он забрался на крышу двенадцатиэтажного дома и прыгнул вниз.
- Наверное, решил, что та самая, заветная, картина написана и у него получится полететь...
- Нет. Он понял, что никогда ее не напишет, и решил не мучится. Наверное, все-таки он был немного сумасшедшим. Все мечтатели немного сумасшедшие.