Аннотация: Иногда и военным разведчикам приходится сталкиваться с необъяснимым.
Львовская область. Западная Украина
Разведчики вышли к хутору к вечеру вторых суток - трое обросших, грязных, давно не мывшихся, но решительных и вооруженных автоматами ППШ людей. Честно говоря, никто из них не ожидал увидеть здесь хутор, не обозначенный ни на одной из карт. И, тем не менее, как говорится, хутор имел место быть - большой дом, каких много на Западной Украине, несколько хозяйственных построек, колодец, посреди двора и крытый загон для скотины. В окошках дома горел свет, доносились звуки доброго застолья.
- Сема, давай, - старший, капитан Акимов из Рязани сделал знак рукой одному из своих и разведчик, получивший приказ ловко махнул через плетень.
Как ни странно, собак во дворе не оказалось. Боец тихо пересек дворик и, пригнувшись почти до земли, осторожно подобрался к окошку. Какое-то время он наблюдал за происходящим внутри, затем развернулся и двинулся обратно.
- Там фрицы, восемь человек. Еще баба. Те за столом, а она их потчует. Картоху с салом понужают и горилку жрут, гады, - добавил Семен, шмыгнув носом.
- Та-ак, - задумчиво протянул капитан, - Фрицы - это хорошо. И что горилку хлещут, тоже неплохо, возьмем тепленькими. Оружие, у них, какое?
- Три трещотки на столе лежат, в углу у печки карабины, но там не разобрать сколько, - прошептал в ответ Семен.
Капитан ухмыльнулся:
- Что за баба, здесь подробней!
- А че, - осклабился Сема, - Баба ничего такая, лет под сорок, но все при ней!
- Вот сука, - процедил командир, - Оккупантов привечает. Ну, ничего. Значит, не ждут фрицы гостей. Ладно, старлей, делаем так. Ты давай со стороны амбара залегай, жди моего сигнала, сойкой как обычно, а ты Митрич, - тут старший впервые обратился к молчавшему, до сей поры угрюмому сержанту с автоматом ППШ на груди, - левее, огородами. И там жди. Как сигнал услышите, все к дому. Брать гадов, живыми. Возьмем, там разберемся, что к чему. Приказ ясен?
- Так точно, - отозвался старший лейтенант Семен Кошуба.
Сержант кивнул головой.
- Тогда действуем.
Разведчики бесшумно растворились во тьме. Некоторое время капитан Акимов молча наблюдал за домом. Время перевалило за полночь, а застолье все продолжалось. Внезапно дверь в избе распахнулась, и во двор, с ведром в руке вышла женщина, в длинном деревенском платье, с темным бабским платком на плечах и ведром в руке.
"За водой", - подумал Акимов и точно, хуторянка подошла к колодцу, сноровисто подцепила ведро и начала набирать воду.
Тут капитан весь подобрался - следом за бабой из дома вышел один из немцев. Он был явно не трезв, насвистывал что-то себе под нос, пьяненькой, но целенаправленной походкой пошел к женщине. Когда он проходил через полосу света, падавшую от окна, капитан увидел на нем наброшенный поверх белой рубахи офицерский китель и мысленно обрадовался. Группе был необходим язык. Тем временем, немец начал приставать к женщине, пытаясь задрать подол платья, а она лишь заливисто смеялась грудным голосом деревенской бабы, да отмахивалась от надоедливого фрица.
"Вот сука", - снова подумал капитан и крепче сжал приклад автомата.
В ту же секунду хуторянка стремительно обернулась и пронзительным немигающим взглядом уставилась именно туда, где в высокой траве за тремя полусгнившими старыми бревнами залег Акимов. Капитан был человеком мужественным, воевал с 41-го и повидал всякого, но тут у него мурашки по спине побежали. Он был уверен, что женщина его видеть не могла, и все же, казалось, взгляд ее буравит его насквозь, а вместо зрачков, два красных уголька горят. Разведчику стало не по себе. Он подтянул к себе ППШ и прицелился.
Хуторянка медленно, но без всяких сомнений покачала ему головой. Ему! Черт! Как так! В следующее мгновение немец обнял ее за плечи и повел в дом. Акимов молча лежал, пытаясь осмыслить только что с ним произошедшее. "Наваждение" - мелькнула мысль, но уж слишком оно было реальным. От этих мыслей его отвлекли звуки нестройной матерной немецкой песни, раздавшиеся из дома. В Акимове начала закипать злость. Он всегда злился, когда чего-либо не понимал. Пора было положить этому конец.
В следующую секунду разудалая пьяная песня резко оборвалась на полуслове, и свет в доме погас. Наступила гробовая тишина. Смолкли все звуки. И только стук собственного сердца слышал капитан. "Что за..." - не успел он подумать, как дверь снова отворилась и из дома вышла темная, еле различимая в неверном свете луны фигура. Вышла и замерла посреди двора у колодца.
Акимов судорожно сглотнул. Что-то во всем этом было неправильное, потустороннее. Не могут восемь здоровых, разгоряченных горилкой, матерых солдат смолкнуть так, словно ножом обрезало. Фигура меж тем не шевелилась. И Акимов решился.
В гробовой тишине одинокий зов сойки прозвучал нелепо. Капитан поднялся и, сжав диск ППШ так, что побелели пальцы, в полный рост двинулся во двор. С каким-то облегчением увидел, как от амбара отделилась фигура старлея, а из-за дома, отозвавшись, замаячил силуэт сержанта.
Акимов остановился, не дойдя пяти шагов до безмолвной, закутанной в черное фигуры. Сбоку встал Семен, а вот сержант застыл недалеко от крыльца, держа под прицелом дверь. Вновь наступила тишина.
- Сема, с этой, глаз не спускай. Дернется, вали на месте, Митрич за мной.
Отдав такой приказ, капитан двинул к крыльцу, с удовлетворением отметив, как, вскинув автомат на изготовку, хищно осклабился лейтенант. Сам же с сержантом тихо подобрался к сеням. Митрич достал из кармана штанов трофейный фонарик. По сигналу Акимова в секунду залетели в хату, готовые автоматными очередями погасить любое сопротивление.
Луч фонаря метнулся по горнице, выхватил пустые скамьи, заваленный тарелками с недоеденной картошкой, бутылками с горилкой, дымящимися еще окурками стол. Горница была пуста.
- Командир, глянь, - Митрич высветил лежащие на столе, посреди посуды и бутылок автоматы - три штуки, затем пять немецких карабинов, прислоненных у печи
- На пол посвети, - охрипшим голосом вымолвил Акимов, чувствуя, как на затылке, под пилоткой зашевелились волосы.
На полу, в свете фонаря разведчики увидели застывшие человеческие тени, как если бы за столом сидели люди. Только вот людей не было, а тени остались.
- Уходить надо, командир! - сержант аж посерел от страха, - На нечистую напоролись.
Капитан Акимов был образованным человеком, до войны работал в заводском профкоме, в партии состоял с 28-го, не верил ни в черта, ни в бога, а тут проняло:
- Семен!
Вылетели из избы во двор и замерли. Закутанная в темное фигура исчезла. Посреди двора застыл глубокий, лет девяносто старик, сморщенный, седой как лунь. Гимнастерка обвисла на худом костлявом теле, автомат валялся у ног, пилотка съехала на глаза, в которых застыл потусторонний ужас. С огромным трудом Акимов узнал в нем своего молодцеватого лейтенанта Семена Горчакова..
- Семен..., - выдохнул он, глядя на мелко подрагивающее стариковское тело.
Вокруг стояла полная тишина.
Молча шли через чащу, таща под мышки старика-лейтенанта, легкого как пушинка, пытаясь как можно дальше уйти от проклятого места. Под утро, хрипло, натужно дыша, выбрались из леса. Аккуратно уложили Семена, постелив под голову гимнастерку, нервно курили, с ужасом глядя на вздрагивающее старческое тело. Сержант тихо матерился сквозь зубы, Акимов же все еще не веря, что выбрался из леса живым. Все время, пока шли от хутора в кромешной тьме с помощью фонарика, чудилось ему, что настигают их какие-то тени, стараясь не выпустить, увести в чащу. Он знал, что если собьются, свернут с пути, то конец, живыми уже не быть. Но все же вышли, смогли.
Там же, на привале тихо отошел Семен. Он просто перестал дышать и замер, устремив в небо остекленевший взгляд. Там и похоронили, вырыв могилу ножом и саперной лопаткой. Постояли, выкурили еще по одной. На душе скребли кошки.
Языка таки взяли ближе к вечеру следующего дня, устроив засаду на мотоциклетный конвой, уложив пятерых и выдернув из коляски толстого гауптмана, раздобревшего на украинском сале. Впрочем, сведения, полученные от немца, пришлись как нельзя, кстати, поэтому группа, за успешное выполнение задания была представлена к награде. Лейтенант Горчаков посмертно. В штабе Акимов подробно все пересказал о том, как брали немца и о происшествии на хуторе.
- Извини брат, бывает, перегрелись вы на марше, - посмеивался уже седой подполковник Наумов, начштаба, - Не верю. Сему жалко, толковый был разведчик, но пал как герой, в бою Я же специально ребят посылал проверить, что там за хутор. И летуны летали. Так вот нет там ничего. Лес да поле. И карты не подтверждают. Ты уж не обессудь. А за фрица спасибо, ценю.
Однако на этом капитан не успокоился. Пытался он у местных спрашивать, да те все больше молчали, взгляд в сторону воротили. Лишь один старый престарый дед молвил:
- Тут, тоби, хлопчик, никто не помочник. Кому охота нечистую ворошить?
- Да ты мне дед скажи, что это было, хотя бы. Куда фрицы-то делись? Что с Семой случилось?
- Эк, неугомонный. Сказано - нечистая. Пожрала их вместе с душами вот и весь сказ. Ты сам берегись, хлопец. Как бы и вам беды не вышло. Так-то.
Больше старик ничего не сказал.
Но видно, хранила судьба разведчика. В Венгрии сержант Митрич на мине немецкой подорвался, а вот Акимов всю войну прошел без единой царапины. Ничто его не брало, и умер уже при Брежневе, однако до самого конца голову ломал, что же с ним тогда приключилось и не привиделось ли вовсе.