- Живой? - услышал я веселый голос, - Живой! Давай, берись, мы щас его, быстренько и за ворота.
- Фархат будет недоволен.
- Он не жилец, - кто-то пнул по ноге, несильно, можно сказать, по-дружески, - Фархат спасибо скажет. Нам трупы не нужны. Эй, слышь, одевайся, живо, пока не передумали.
Я пытался встать, но не владел телом. Сильным рывком меня подняли и стали ощупывать. Я замычал разбитой губой, пытаясь узнать, куда дели Анфису.
- Далась она тебе. Переломов нет, ушибы только, эй, не падай, доходяга, можешь сам идти? Можешь, еще как сможешь, - уговаривал охранник и натягивал куртку и штаны.
- Анфиса где? - Я дернулся и упал на матрац с одной штаниной на ноге.
- Слушай сюда, если не прекратишь, сверну шею и выкину на хрен, - разозлился другой, по сравнению с первым очень нервный. Его лицо было так близко, что я уловил запах курильщика. - Живо одевайся, считай, бабой заплатил за свободу. Мы сегодня добрые, - и они оба расхохотались.
Подгибались колени, кружилась голова, я падал, получал тычок, меня поднимали, в основном тот, который меня одевал, нервный повторял:
-Живее нельзя, а то передумаю.
От толчка в затылок я ускорялся и снова падал. Я не мог просто так уйти, без Анфисы не хотел, поэтому тормозил ногами как мог. Но силы не равны, тычками, поддержками и матюгами довели меня до проходной.
Навстречу шли погруженные в себя люди в сером. Некоторые говорили сами с собой, и это напоминало психбольницу, я даже засомневался в реальности происходящего, пока не заметил у парня телефон.
Не выбросили, аккуратно вывели за ворота и слегка подтолкнули. Откуда силы взялись, я рванул назад. Охранник на проходной профессионально послал меня в сугроб. Но я восстал всем телом и упал, перегородив путь людям, охранник заученным движением послал меня в то же место. Так повторялось несколько раз, снег окрасился кровью, как ремейк черно-белого кино. Я бросался на охранника, он отшвыривал, кровь смешивалась со снегом, а я все бросался, повторяя: "Где Анфиса? Без нее не уйду".
- Ты что делаешь? Ты же убьешь его! - закричала женщина в ярко красной куртке.
На крыльце появился еще охранник, сколько же их? отвел меня в сторону:
- Слушай, не пугай людей, ее нет, понимаешь? Увезли.
- Куда?
- Туда, - показал он, и я побежал, вернее, побрел по сугробам, падая и выбираясь.
Обогнул длинный забор промзоны, почти ползком, очутился на заснеженном поле, окруженном сосновым лесом. Небо блеклое, на его фоне четко просматривается дерево с изогнутым на ветру стволом и растопыренными в разные стороны ветками. Их кто-то пилил, для костра, чтобы согреться. Обрубки веток издали напоминают руки с обмороженными пальцами. Полутруп торчит посреди поля, пока не упадет с корнями.
Разве это жизнь, если невозможен широкий жест. Отдать или прибрать к рукам. Рассыпать зерно по вспаханному полю. Или собрать букет.
Жуть как любая нежить. Как копия женщины из воска. Или чучело любимой собачки.
Я говорил вслух, Щука бы сказал: психическая зараза, - куда все, туда и ты.
Немного лихорадило, хотелось залечь в берлогу и спать до весны. А там домой, к морю. В тепло.
Спиной навалился на ствол дерева. Пахло яблоками. Ничего, еще зацветет, еще плоды будут. Кто-то позвал меня. Сквозь желтую пелену проявилась Светка - ветка с пакетом красных яблок. Недаром груши снились.
- Спиря! Ты ли это! Искал меня по свету. По горам и долинам. И нашел за тридевять земель. Нашел наконец! - Она обняла меня, - Жаль, я не дождалась тебя, вышла замуж, мой муж - коммунист, - сказала она голосом комиссара перед расстрелом. Всмотрелась: - Бомж. Ну, это неудивительно при маменькином любимчике - брате. А у тебя есть любимая? - она улыбнулась.
Я кивнул и стал объяснять:
- Нас в рабстве держали, ее продолжают удерживать, а меня отпустили.
- Нужна помощь, - утвердительно кивнула она и, порывшись в сумке, достала кусок картона, - вот визитка, приходи. Извини, спешу, - убегая, прокричала: - Жду!
На красном фоне золотились серп и молот и крылатая фраза: "В правде сила".
В здоровом теле здоровый дух (что первично: тело или дух?) Дом - крепость. (Крепость - дом?) Город - герой. Или герой - город? Пройдоха - начальник, девица - красавица, привяжется и мучает - мучает.
Вот и Анфиса. Ее появление немного напрягло, вдруг догадается, кто такая Светка - ветка. Но отвлекли голоса. Кто-то приказывал: "Да три же! Три, пока не порозовеет. - К губам прикоснулось что-то твердое, тот же голос: - Пей! До дна!"
Жгучая жидкость обожгла горло. Больше ничего не чувствовал, проваливался в сон и выныривал, опасаясь произнести вслух имя бывшей жены, чтобы не услышала Анфиса. Плохо, потому что любовь и обман несовместимы. Светка тревожила, я ведь тоже ее любил. Как совместить двух любимых женщин? Возможно ли это?
Я проваливался в черноту, выныривал и от боли снова проваливался. Спасительная чернота, пусть ад, но там я не ощущал боли. Ничего не ощущал, меня не было. Немного посветлело, приоткрыл глаза, надо мной светился шар. Я повернул голову, на стене висела картина Репина "Бурлаки на Волге" и рядом плакат - многократно увеличенная визитка Светланы. Картину заслонил Сократ, каким я его представлял.