В автобусе Анфиса успокоилась. Дорога укачала, и она положила голову на мое плечо. Я старался не дергаться и не думать о плохом. От плохих мыслей ничего хорошего не произойдет, это как посеять зараженное зерно в землю.
На последней остановке перед поворотом в сторону дач в автобус заглянул военный с красной повязкой, нетрудно догадаться, военный патруль, - и зычным голосом приказал ехать прямо. Только сейчас я увидел, что кроме нас и шофера никого не было. Шофер скучающе смотрел в окно, как будто ему до чертиков надоела глупость человеческая. На мой вопрос, что нам делать, сказал: "Пешим ходом разрешено". Денег с нас не взял.
Мы сошли, автобус дальше покатил по ровному асфальту, а нам предстояло полтора километра топать по обочине, потому что тротуар не предусмотрен, промзона, пешеходы тут редко бывают.
Нас обгоняли крытые машины, над степью до самого моря стояла пылевая завеса.
Дорога петляет, на крутых виражах машины скорость не сбрасывают и не заметят, как собьют человека. Кричи не кричи, такой рев стоит.
Анфиса доверчиво держала мою руку, и я повторял про себя: все хорошо, все будет хорошо, мы вместе, и это главное.
Уже поднимались на пригорок, уже был виден можжевеловый лесок (в войну он был почти весь выжжен, рос медленно, мне по пояс), вдруг из кустов, пригибаясь, вышли военные, не какой-то там патруль, не срочники, а настоящие, побывавшие в бою. Их лица не предвещали ничего хорошего, шаг в сторону - очередь из автомата. Дула были направлены на нас. Я боялся за Анфису. Но она смотрела поверх голов.
- Ваши документы! - Я остановился, не делая попытки рыться в карманах. - Вы к кому?
- К брату, - ответил я.
- Откуда?
- Из Сибири.
- У меня в Тобольске дед с бабкой живут, - потеплевшим голосом сообщил один из патрульных. - Ладно, идите, если знаете дорогу.
Я не стал раздражать военных разговорами, взял за руку Анфису, и мы поспешили в сторону недостроя, тут недалеко.
Кусты можжевельника росли густо, мы шли, невольно пригибаясь, я старался не смотреть на Анфису, чтобы не сбиться с шага. Шла и шла, без истерик, чушь не несла, и ладно.
Под ногами зеленая трава, а там, откуда мы вернулись, снег. Велика и могуча наша страна, слезы навернулись на глаза.
Кусты кончились, уже был виден в дыму второй этаж недостроя. Солдаты штурмовали стены с широко открытыми ртами, но "ура" заглушал визг пилы и бетономешалка у храма. Его еще при мне начали перестраивать, расширять, народу много, все не помещаются, особенно в праздники.
Залаяла собака, Черныш, повизгивая, завилял хвостом, где-то рядом Назар.
- Не бойся, - сказал я Анфисе, - Черныш умный.
Вот и Назар, под кустом, поднял голову.
- Спиря! Нашелся! А я искал тебя. Егор сказал, что не знает, где ты. Кто она? - уже тише спросил он, кивнув в сторону Анфисы.
По голосу я понял, понравилась.
- Моя девушка, я рассказывал о ней. - Он уважительно посмотрел на меня. - Брата ищу, паспорт нужен. Мне сказали, он где-то здесь.
- Здесь его нет, только срочники, - он кивнул на недострой, - разве что там, где блокпост. С утра бегают по степи, техники пригнали, то ли кино снимают, то ли ученья.
- Как ты тут? - спросил я.
- На старом месте, - он показал на трансформаторную будку, - Солдаты не мешают. - Он посмотрел на Анфису, и благодать разлилась по его загорелому до черноты лицу, высветились глаза. Никогда раньше не замечал, что у него светлые, материнские глаза. - Одну ее не оставляй, сам понимаешь, - он кивнул на солдат, штурмующих недострой.
- Да, брось, с ними мы нигде не пересекаемся, небо и земля. Они между жизнью и смертью по необходимости, а мы...
- Хочешь сказать: романтики? Ну-ну, но все же присматривай, - он кивнул на Анфису.
- Отец всегда солдат жалел. Ну, мы пойдем? До ночи надо успеть.
. - Ладно, если что, здесь поживете.
Зря вышли дорогу, надо было степью идти. Нас обогнала крытая машина, из кузова выпрыгнули военные: высокий и второй, ниже ростом и похудее. Бравые солдаты, не побывавшие в боях, смотрели по-человечески, с интересом, а не через прицел. Даже Анфиса не испугалась.
- Вы куда? - спросил высокий, изучая Анфисину грудь.
- Нас уже проверяли, к брату мы.
- Он служит? Как фамилия?
- Егор Фадейкин, он недалеко живет.
- Знаешь такого? - повернулся он к худому солдату.
- Да, он там, в массовке, - солдат махнул в сторону моря.
- А, - взгляд высокого стал рассеянным.
Он повернулся к машине, и вдруг воздух взорвался. Грохнуло так, что я прижал ладони к ушам, Анфиса вцепилась в мой локоть. Сплошной гул самолетов по нарастающей, и взрывы, совсем близко.
- Ложись! - закричал высокий. Оба прыгнули в канаву у дороги. Я упал как подкошенный, увлекая Анфису, закрывая ее своим телом. Шум все нарастал, казалось, череп взорвется и разлетится на мелкие куски. Но вот звук стал терпимее, быстро удалялся.
Солдаты, отряхиваясь, вылезли из канавы.
- Улетели, но ненадолго, - сказал высокий и помог встать Анфисе.
Я с трудом поднялся, ощущая дрожь в ногах, двигаться был не в состоянии.
- Давай в машину, только быстро! Неудачное время выбрали. Учения у нас, Земля - Воздух - Вода.
- Куда везти? - спросил шофер.
- Где кино. Только быстро.
Нас везли недолго, выгрузили, я понаблюдал, как самолет в небе разбрасывал фейерверк огней. С корабля стреляли, а по степи мчались бэтээры, попадая в дымовую завесу и выныривая из нее. По степи бежали солдаты, стреляя из автоматов.
Военные развернулись и поехали назад, а я не узнавал родных мест и не понимал, куда-то мы попали. В этом месте росла трава и больше ничего и вдруг разрушенные дома. Неужели успели построить и разрушить?
В проеме двери, все, что осталось от дома, стоял автоматчик, недомерок, в форме времен отечественной войны, с двумя рядами позвякивающих медалей на груди. Он улыбнулся и подмигнул нам.
Анфиса вдруг вырвала руку и с криком: "Спиря, смотри, какие цветочки! Как много их! Синие, желтые, смотри, первые весенние! - стала рвать их и собирать букет.
Нас догнали солдаты с дымовыми шашками.
Кто-то громко ругался, кажется, через громкоговоритель. Я прислушался, нет, не призывает сдаваться, ругается и кого-то грубо обзывает. Кажется, нас с Анфисой. Плотный мужчина вынырнул из дыма, животом Аса напомнил, опустил громкоговоритель и спросил нормальным голосом:
- Вы что тут делаете? Кто вас сюда пустил? Теперь переснимать все придется. Чьи они?
- С пропускника позвонили, - ответил недомерок, - из Сибири, брата ищут, он тут, с нами.
- Так отыщите ему брата, и пусть убираются поскорее.
- Стойте здесь, - приказал недомерок и стал кому-то звонить.
Дым рассеялся, к нам бежал брат, в камуфляже и с автоматом Калашникова.
Брат изменился: профиль все тот же, но взгляд другой, глаза сузились, веки покраснели, морщины избороздили опавшие щеки. То ли нездоров, то ли чем-то недоволен. Обритая голова, уши кажутся большими. Как у меня, когда наголо стригли, боялись вшей.
- Привет, - сказал он. - Жив? - повернулся в сторону Анфисы. - Надо же, непотопляемые. Шагайте за мной.
Мы подошли к вагончику. Его тут раньше тоже не было. На двери вывеска: "Дальше хода нет. Стреляют".
- Эй, есть кто-нибудь? Дежурный! - позвал брат.
Выглянул дежурный, в возрасте под сорок, с залысинами, и замахал двумя руками:
- Сюда, давайте, сюда, вы мешаете съемкам.
- Жди, я скоро, - сказал брат и побежал, придерживая на боку автомат.
В полутемном вагончике с потолка свисали пучки кабеля. Вдоль стены стояли кресла.
- Ой, смотри, Спиря! - Анфиса показала на журналы за креслом, взяла верхний и стала листать, - Смотри же, это я! - и в сильном возбуждении ткнула в цветную фотографию с оборванным углом.
Юная девушка, взгляд с безуминкой, как у Анфисы, в шляпке, перегруженной формами и цветом, смотрела на нас, - это я, мне тогда исполнилось шестнадцать. Смотри, как змея извивается, а это перо страусиное.
Желтая змея с коричневыми полосами охватила знаком бесконечности букет страусиных перьев. Такую шляпу нормальная женщина носить не станет.
Анфиса бормотала о шляпке с вуалью, а я подумал, надо ей купить что-то, защитить голову от палящего солнца, чтобы не сошла с ума, как Ван Гог.
- Ну- ка, дайте посмотреть, - дежурный склонился над журналом, - Реклама шоколада, - он внимательно посмотрел на Анфису, - А что, похожа.
Чужой взгляд на Анфису терзал и царапал душу, уж он - то может себе позволить купить любимой плитку шоколада.
Где-то грохнуло. Нет, не гром, ровный гул самолета.
- Опять бомбить начали, как им не надоедает, круглые сутки взрывают, деньги на ветер, - сказал дежурный.
- Кто стреляет? - спросил я.
- Американцы, кто еще. У нас тут спец сидит, говорит, ничего не понять, то ли авиапулеметы, то ли из пушек, говорят, набрали у реконструкторов. Всю степь вспахали гусеницами, суслики глохнут, выскакивают прямо в собачьи зубы. Много тут стай развелось. Спец научил различать пушки первой мировой от второй, по свисту, из-за разной скорости снарядов. - Он помолчал, потянулся и снова заговорил: - Весь мир ополчился на нас. У них как? Что есть, из того и стреляют, доказывают лояльность НАТО, - он прислушался. - Что делают, ничего не соображают, лишь бы громко, опять пушки с первой мировой.
- Кончай треп, - вмешался мужчина, он сидел в темном углу, и со света я его не увидел.
- Скучно, я ведь уже вторые сутки дежурю. А те все в стрелялки играют.
- Я вздремну, а ты его пошли, - он кивнул на меня, - пусть возьмет четыре порции гречневой каши с тушенкой и чайник чая. Запомни, полный чайник. Сахар не забудь, пусть насыпят в стакан, доверху.
Я позвал Анфису, но дежурный сказал:
- Иди сам, мы ее не тронем.
Что ж, выбора нет, немного постоял в очереди, и кашу с чаем дали и сахара не пожалели.
После еды Анфиса уснула, мужчины тоже спали крепким сном, я выглядывал брата. Вот и он, идет по пыльной дороге и смеется, двое солдат идут рядом и тоже смеются. Он не спешил, наверное, забыл обо мне.
- Егор! - позвал я его.
Он дернул плечом, ствол автомата нацелился на меня. Один из солдат перекинул автомат со спины на грудь, пощелкал затвором. По виду солдата я решил, что патроны настоящие.
- Мой братишка, - объяснил брат, - Давно не виделись.
- А, ладно, поговори, мы подождем.
Солдаты отошли в сторону.
- Давай сразу о делах, - предложил брат.
- Мне новый паспорт нужен. Нам с Анфисой.
- Я не по этим делам.
- Прописка нужна. Отец построил дом на всех.
- Я ж говорю, не при делах. Дом пришлось продать Тарасу, так надо было. Он где-то в Европе. Найди, если сможешь. Но у него дома нет тоже. - Брат злился, я чувствовал это. - Забрали.
- Кто забрал?
- Взорвали домишко, сравняли с землей.
Я не поверил.
- Так не бывает. Брат, не злись, но разве бывает так, что дома взрывают? Ведь не война, ведь только кино снимают. Взрывают декорации. Ты что-то путаешь.
- Если скажу, отжали, тебе легче будет? Нет у меня дома, нет. Понимаешь? Кто сильнее, тот забирает. У меня, у Тараса. У кого угодно. Мать живет в старой квартире. Сколько уговаривал продать ее, не согласилась и права оказалась. Ты ей не нужен, и она тебя не пропишет. Тебе уходить надо.
- Куда? В Сибирь ты нас больше не загонишь. Знаешь, кто нам помог выбраться? Коммунисты.
- Вот как? - брат с интересом посмотрел на меня, - Не совсем дурак, ничего, выживешь. - Он обошел меня и заглянул в вагончик, - Эй, просыпайтесь, войну проспите!
- Магнитные мины суки разбрасывают, - сказал дежурный, я понял, во сне.
Егора кто-то позвал высоким пронзительным голосом. Я увидел бегущую к нам женщину в камуфляже. Лицо показалось знакомым.
- Что раскричалась, люди спят, - сказал брат, когда женщина в камуфляже остановилась рядом с нами.
- Парни сказали, что брат вернулся. И не один. Как же так? - голос стал тише.
Женщина мне не понравилась. Нельзя так, будто брат перед ней в чем-то провинился, весь мир провинился. Брат, посмотри на меня, ты же мой брат, эта женщина случайна, а мы с тобой одной крови. Хотя могла родиться сестра. Сколько нужно времени, чтобы случайное стало необходимым? А если времени нет? Почему нет? Я запаниковал, - от женщины исходила угроза.
В глазах потемнело, видимо, от яркого солнца. Где они? Куда пропали?
Появилась Анфиса, схватила мою руку и закричала:
- Сестра! Сестра! Тана! я нашла тебя! Сестра!
Женщина отвернулась, Анфиса улыбалась, крепко держась за меня. В какой-то момент я подумал, что она в воображаемом мире. Но, как говорится, родство написано на лицах. Вот только выражения разные, я бы сказал, противоположные, по шкале добра - зла.
Женщина повернулась к Егору:
- Ты мне соврал, сказал, что ликвидировал их. Ведь обещал.
Обещал убить? Поняла ли Анфиса, что сказала сестра? Наверняка, да, иначе бы не пряталась за меня.
- Пусть живут, - хрипло произнес брат, - нет смысла, какая теперь разница, нет дома ни у тебя, ни у меня. Пришли, забрали. Все забрали. Сегодня мое, а завтра... - он махнул рукой, - Тарас пытался продать, но концов не найти, все продано - перепродано. Мать в маразме, непонятно, кому и какие бумаги подписывала. Подсуетились из правления кооператива.
- Уходим, - сквозь зубы приказала женщина.
Пара удалялась, спина брата горбилась, голова опущена, как в детстве, когда его дворовая команда проигрывала, а он стоял на воротах. Я догонял его, брал за руку и крепко, как мог, сжимал ее. И теперь я жалел его, хотел догнать, почувствовать его теплую ладонь и сказать: брат, посмотри, как хорошо вокруг, светит солнце. Если светит, значит, все будет хорошо, всем нам хорошо, но он был вооружен, и я не решился его утешить.
Надо идти, Назар ждет нас. Военные не помешают, мы ведь в параллельных мирах. Если что, поселимся в пещере, как апостол Андрей Первозванный.
Анфиса отстранилась, что-то увидела, заинтересовалась. Солнце слепило в глаза, я не сразу заметил солдата в тени дерева. Это миндаль, разросся плотным кустарником. Кроме ивы над водой, в той стороне, где понтоны, деревьев нет, но все равно райское место.
Солдат почти слился с зелеными ветками. Достал из нагрудного кармана шоколад в красно - золотой обертке. Вот от кого предостерегал Назар, от змея - искусителя. Нет, пачка сигарет, закурил, отгоняя дым, Анфиса шагнула в его сторону, держась за меня.
Солдат вышел из тени, посмотрел на меня, кивнул одобрительно и широким ритмичным шагом направился туда, где стреляли.
Анфиса замерла, перевела взгляд на небо, прищурилась, приложила ладонь ко лбу козырьком, и улыбнулась, забыв и о сестре, и о солдате.
Все теперь определилось, и не надо ни с кем делить любовь, она моя, только моя, единственная, я обнял ее.
Вокруг грохотало, взрывалась земля, нарастал и удалялся свист самолетов, а я был так счастлив, как никогда раньше.