Набросив на плечи шубу, Маша вышла на крыльцо, позвать внука обедать. Глядя на лёгкие размашистые движения, которыми он разбрасывал снег по обе стороны от центральной дорожки, она вдруг вспомнила то далёкое время, когда вот так же стоя на крыльце, любовалась мужем, сыном и внуком, превративших уборку снега в весёлую игру.
Всё началось с того, что разгребая снег, сброшенный с крыши, каждый пытался незаметно осыпать им другого. Затем, побросав лопаты, все трое начали играть в снежки, толкать друг друга в сугробы, и лишь когда силы были на исходе, заключив мировую, они дружно принялись очищать дорожку, ведущую к крыльцу.
Скрестив над головой руки, Дмитрий подтвердил окончание работы, и направился к дому, похлопывая лопатой по верхушкам сугробов, окаймляющих дорожку.
У лестницы, он воткнул лопату в сугроб, отряхнулся, затем взбежал по ступенькам и обняв бабулю за плечи, вошёл с ней в дом.
- Что, с морозца аппетит сильно разгулялся? - улыбаясь спросила Маша, наливая внуку из пузатой фарфоровой кастрюли, вторую порцию куриного супа.
- О да! Честно говоря, такого аппетита у меня давненько не было. Я когда нервничаю, вообще есть забываю, - ответил Дима, отламывая кусочек от хлеба, лежащего на блюдце.
Поставив тарелку перед внуком, Маша погладила его по голове, после чего взглянув в окно грустно сказала.
- Если ты не против, то я и сегодня переночую у тебя, а завтра просто выеду пораньше.
- А Катя?
- Я позвоню ей и предупрежу.
- Хорошо, оставайся, тем более что мы не договорили.
Покончив с основными блюдами, Маша принялась готовить стол к чаепитию, а Дмитрий принёс дров, и разжигая в камине огонь задумчиво спросил.
- Как ты думаешь, твоя мать стала счастливой там, куда уехала от тебя и твоего отца?
- Не знаю. Я не желала ей зла, но и счастья не желала, поскольку считала, что она его не заслуживает.
- А наша Катя?
- Ну, во-первых, твоя дочь, пока мест не натворила ничего такого, чтобы стать несчастной, на всю оставшуюся жизнь. А во-вторых, понятие счастья у всех разное. И всё же, я склонна верить, что победит здравый смысл, а не дурная наследственность, которая из неё полезла. Проблема в том, что Катя унаследовала от моей матери не только красоту. Человеку, у которого отсутствуют такие качества как стыд и нравственность, живётся, несомненно легче, чем тем, у кого они есть. Главное, чтобы Катя не вошла во вкус к такой жизни, и не опоздала с выводами.
- Но мы же можем ей помочь. Подскажи только как? Я готов на всё, чего бы это не стоило!
- Ай да молодец Дима! Ещё скажи любой ценой! Не уж то, у тебя имеется что-то лишнее иль совсем уж не нужное, чего бы ты мог вот так легко отдать? Может любимую жену, работу, друзей, и наконец меня и твою матушку, а? Запомни, любимый внук - только дурак решает проблемы любой ценой! Хуже всего потом прийти к выводу, что цена того не стоила.
- Прости, я что-то не то сказал.
- Ничего, я понимаю. Ты в растерянности, ты мечешься не зная, что предпринять, поскольку в такой ситуации впервые. Ведь в нашей семье ничего подобного никогда не случалось. Но хочу тебя обнадёжить. Ты помнишь профессора Якова Михайловича и его жену Лилию Игнатьевну, что жили через два дома от нас. У них в саду великолепные вишнёвые деревья растут, и каждый раз после сбора урожая они приносили нам корзинку ягод.
- Да, помню. Ты и матушка готовили вареники с этой вишней, а потом, в знак благодарности, вы приглашали профессорскую чету в гости. Профессор, кажется был биологом? Он скончался года три тому назад. А жена его как, до сих пор здесь живёт?
- Нет, она переехала в город к дочери. Но дело не в этом, а в том, что Яков Михайлович был не просто биологом, а биологом - генетиком. Он из того малого числа учёных, что остались в живых и не покинули страны, не смотря на смертельную опасность. Дело в том, что генетика, как самостоятельная наука, долгое время была в нашей стране под запретом. Это было при Сталине и Хрущёве. О какой наследственности тогда могла идти речь, когда партия была всем! Если человек талантливый, и трудолюбивый, то его воспитала партия, а если бездарность и лодырь, то виноваты родители. Воспитывалась новая порода человека под названием советский. Такой человек, ради любви к партии должен был готов на любые жертвы и подвиги. А тут появились генетики, которые ставили под сомнение утверждение партийных руководителей, чем могли вызвать к ним недоверие народа.
Некоторые ведущие учёные были даже расстреляны. Но были и те, кому всё же удалось спастись, иммигрируя в Америку, или в Европу. Оставшиеся были вынуждены назвать себя приверженцами иных наук, как наш сосед, который во имя спасения стал на время просто биологом. Только после снятия Хрущёва с поста генерального секретаря ЦК КПСС, генетика получила в СССР, статус свободной самостоятельной науки. Так вот наш сосед, мог часами говорить о генетике. Для сравнения он шутливо называл её багажом, этакой авоськой, с которой человек приходит в жизнь. Что в эту авоську положено нашими предками, то и придётся нам носить. В первую очередь это внешние данные, затем болезни, пороки, привычки, и много другое, но.... Что касается характера человека, то он тоже может передаваться по наследству, однако, каким бы он ни был, он не является неизменным на всю оставшуюся жизнь. То есть, если человек хочет измениться, то он может это сделать. Другой характер - другая судьба, а значит и жизнь другая. Это говорит о том, что у Кати есть шанс измениться в лучшую сторону. Как скоро такое может произойти, не известно, следовательно, стоит запастись терпением, а также помнить, что - любовью можно одарить, но можно и погубить. Поэтому, если в ближайшее время она не перестанет чудить, если её поведение превзойдёт рамки дозволенного, с чем вам будет невозможно смириться, то советую не молчать, а высказать своё мнение, но преподнести это в спокойной форме, поскольку криком, нравоучениями, угрозами здесь не помочь, а навредить можно. И не удивляйтесь, если она вдруг решит уйти из дома, и не вставайте тогда преградой у неё на пути. Как бы вы того не хотели, но вам не удастся связать дочь по рукам и ногам, и заставить следовать общепринятым нормам поведения. Отпустите её, дайте уйти, и пусть попробует жить своей жизнью, если сможет, поскольку ей есть что терять. Я уверена, без нашей любви, без атмосферы семьи, в которой она всегда была окружена теплом и вниманием, долго просуществовать ей будет невозможно. И вот когда она это поймёт, то попытается вернуться, но при условии, если будит уверена, что её по-прежнему любят и ждут. Ты понял?
- То, что ты рассказала о генетике, я конечно же знал, просто не доводилось применить эти знания, потому как у меня иной медицинский профиль. Но факты вещь упрямая, и сопоставив то, что тебе доподлинно стало известно о матери, с тем, что произошло с нашей Катей, убеждает в твоей правоте - это действительно наследственность. Я вот думаю, что делать, если она действительно уйдёт из дома? Это же сума сойти можно! Таня и так вся на нервах, да и я тоже.
- Успокоится надо будет и смириться с тем, что дочь выросла и выпорхнула из гнезда. А для вас настало время заняться собой. Или вот что. Ты когда-то сына хотел? - хитро спросила Маша.
- Я и сейчас хочу, - ответил Дима, впервые улыбнувшись за всё время разговора.
- Ну вот, кто ж вам мешает? Забота о будущем малыше, заставит твою жену не волноваться, да и тебе придётся поработать над собой в этом отношении.
- А что, это было бы здорово! Проблемы это конечно не решит, но отвлечься заставит, это правда. Дочь мы по-прежнему любим, а потому придётся набраться терпения, так как в одночасье такие проблемы не исчезают.
- Да уж...- задумчиво произнесла Маша, и с прищуром глядя куда-то в сторону, сказала.
- Вот ещё что. Постарайся под любым предлогом, взять у Кати, подаренные мной серьги. Это буквально на день, может на два. Знаешь церковь на Соколе?
- Конечно.
- Возьми серьги и поезжай туда. Найдёшь там отца Прокопия, передашь от меня большой привет и отдашь серьги ему.
- Зачем?
- Если с ними что-то не так, он это почувствует, и осветит их.
- А что с ними не так?
- Видишь ли, кроме моей матери и твоей дочери их никто не носил. Я была промежуточным звеном, но как уже говорила, любуясь перед зеркалом, лишь прикладывала их к ушам, потому как боялась быть застигнутой врасплох. А ты сказал, что Катя начала чудить именно тогда, когда начала носить эти самые серьги.
- Просто совпадение.
- Не думаю. И вот почему. Люди в старину говорили, что не гоже носить вещи, ранее принадлежащие дурным или больным людям, особенно обувь, а также нательные украшения, кольца, браслеты, серьги, цепочки и так далее. По этой же причине, следует осторожно относиться к ювелирным украшениям, доставшимся в наследство. Но существуют люди, которые чувствуют сущность вещи, и могут сказать, стоит её носить, иль нет. Так вот отец Прокопий, именно такой человек. Если сочтёт нужным, то и о владельце вещи что-то скажет, хотя человека этого никогда в глаза не видел.
- Какой интересный служитель церкви. Ты как-нибудь потом расскажешь о нём?
- Конечно, обязательно! Об этом человеке нельзя не рассказать.
- Ну что ж, я сделаю всё, как ты сказала. Что-то ещё? Ты опять задумалась.
Дима предложил бабуле помочь убрать со стола и помыть посуду, но она ответила, что в этом нет необходимости, поскольку завтра приходит её помощница Валечка, и всё сделает как надо.
- Не забудь позвонить Кате, - напомнила Маша, и поцеловав внука, ушла в спальню.
Убедившись, что поленья в камине дотлели окончательно, Дима подошёл к телефону и набрал домашний номер, но вместо голоса дочери, услышал протяжные гудки, Кати дома не было. Тогда он позвонил соседке и попросил её написать для дочери записку, мол звонил папа и просил передать, что мама возвращается из Ленинграда послезавтра, а он остаётся ночевать у Маши, и воткнуть эту записку в щель дверного стояка на уровне замка.
------------------------------------------
Солнечный луч, прорвавшийся в комнату сквозь узкую щель плотных штор, разбудил Волжанова за пол часа до того, как должен был прозвенеть будильник, но продлевать свой сон ему не захотелось. Он встал с постели, подошёл к окну и резко распахнул шторы. В тот же миг, его ослепила волна яркого зимнего солнца, от чего пришлось даже зажмуриться. Выпавший за ночь снег, словно перламутровое покрывало, закрыв собой всё вокруг, радовал глаз искрящейся красотой и чистотой. Глядя на это чудо, Диме ужасно захотелось вдохнуть тот утренний морозный воздух серебряного бора, который сейчас был за окном, а потому, накинув халат он вышел на крыльцо, закрыл глаза, и подставив лицо солнцу, несколько раз с наслаждением глубоко вздохнул, а затем, смахнув с перил снег, быстро растёр им лицо, шею и грудь.
В доме его уже ожидала большая чашка ароматного кофе, белый обжаренный хлеб, и любимый омлет с сыром. Он ел и улыбался Маше, которая не сводила с него глаз.
Перед тем как уйти, Дима поцеловал бабулю, а потом крепко обняв сказал.
- Спасибо тебе за всё. Ты мой большой друг, и самая лучшая бабуля на свете.
Уже в пути, взглянув на часы, Волжанов понял, что у него достаточно времени, чтобы успеть заехать домой и переодеться. Тем более, в это время Катя должна быть ещё дома, а потому он попросит у неё бабулины серьги и вечером после работы сможет отвезти их в церковь.
Около подъезда, заехав на тротуар, стояла тёмная иномарка, и проходящие мимо люди, не стесняясь в выражениях ругали нерадивого владельца. Оказавшись в квартире, Дима сразу заметил мужские зимние ботинки, стоящие у двери, и мужскую дублёнку, висящую на вешалке рядом с Катиным зимним пальто. Опёршись о стену, он снял обувь, затем шапку, и позабыв снять пальто, побрёл по квартире.
На кухне, на подоконнике под открытой форточкой стояла хрустальная пепельница, наполненная бычками от импортных сигарет. Раковина была завалена грязной посудой. В ведре лежала уйма металлических и стеклянных банок из-под деликатесов и бутылка от французского шампанского. На столе лежала разделочная доска с остатками сыра, буженины и шкурками от сырокопчёной колбасы. А накрытый белой праздничной скатертью стол в столовой, с угощениями, шампанским и коньяком, говорил о том, что вчера за ним ужинали двое... Катина комната была пуста. Глядя на дверь своей спальни, Дима побледнел.
- Неужели они там? - подумал он, и тихонько толкнул дверь рукой.
Не веря своим глазам, он разглядывал дочь, спящую на родительской кровати с не очень молодым мужчиной.
Почувствовав чей-то пристальный взгляд, Катя открыла глаза и долго с прищуром смотрела на отца, соображая, а действительно ли это он. Ужас обуял ею, когда она услышала его голос.
- Доброе утро. Как спалось?
Спохватившись, Катя резко села, и натянув одеяло до подбородка, испуганно произнесла.
- Папа? А-а-а, ты что...
- Ну да, ну да, понимаю. Тебе хочется спросить, что я здесь делаю, в столь ранний час?
Глядя на отца огромными безумными глазами, Катя просунула руку под одеяло, и толкая мужчину, пыталась разбудить его. На что тот лишь отвернулся. Часы, стоящие на трюмо, подсказали Волжанову, что у него осталось совсем немного времени, несмотря на это, просто хлопнуть дверью и уйти он не мог.
- Встала, и пошла вон, - спокойным холодным тоном сказал Дима и добавил, - И этого забери с собой.
Он не успел даже отвернуться, поскольку всё произошло молниеносно. Испуг на лице Кати сменился на нагловатую улыбку и резко откинув одеяло, она встала с постели абсолютно голой. После чего, с издёвкой произнеся, - Да пожалуйста! - прошла мимо отца и вышла из спальни.
Шло время. Ожидая, когда гость покинет квартиру, Дима стоял на кухне, и глядя в окно, думал о предстоящем разговоре с дочерью. Он не знал, что станет ей говорить, и смог лишь настроить себя, при любом раскладе, быть крайне сдержанным и спокойным, дабы в последствии, как предупреждала Маша, ни о чём не пожалеть.
Вскоре послышались быстрые тяжёлые шаги по коридору, затем короткий шёпотливый разговор, и наконец, звук захлопнувшейся входной двери. Через несколько минут, мужчина в дублёнке, всю ночь провисевшей на их вешалке, вышел из подъезда и сел в ту самую тёмную иномарку, которая стояла на тротуаре у подъезда. Машина завелась, но с места не трогалась. Покинув кухню, Волжанов увидел Катю, торопливо одевающуюся в передней. Около неё на полу стояла большая сумка, которая обычно использовалась вместо чемодана.
- Далеко собралась? - спросил он абсолютно спокойно.
- Я ухожу! Ухожу насовсем! Это моя жизнь, и вас она больше не касается! - резким тоном ответила Катя, застёгивая молнию на сапогах.
- Может быть всё-таки поговорим?
- Разговора не будет! Я не собираюсь оправдываться, а тем более слушать твои нравоучения. Живу как хочу!
Продолжая одеваться, Катя потянулась за шапкой, лежащей на полке. В тот момент, отец схватил её за руку и резко развернул к себе лицом.
- Послушай девочка. Мы никогда не были тебе врагами, за что ты так с нами? Завтра приезжает мама, что ей сказать? А бабушке? А прабабушке?
- Отпусти! - закричала Катя и отдёрнула руку. - Меня ждут, дай мне уйти!
- Иди, я не собираюсь тебя удерживать. Только запомни пожалуйста. Если вдруг, когда-нибудь, в тебе проснётся стыд и совесть, если станет нестерпимо одиноко без того, от чего ты сейчас отказываешься, то возвращайся. Несмотря ни на что, мы любим тебя, и будем ждать.
Слова, сказанные отцом, заставили Катю остановиться и замереть, глядя в пол. А он, подняв с пола сумку, открыл дверь, отнёс её к лифту и вернулся.
- Извини, я опаздываю на работу. Так ты уходишь или остаёшься? А то могу занести сумку обратно.
- Ухожу! - зло ответила Катя, и вышла из квартиры, громко хлопнув за собой дверью.
- Вот учудила, так учудила. А бабуля прям как в воду смотрела, - рассуждал Дмитрий, наблюдая в окно как дочь садиться в машину ночного гостя. - Так это что ж получается? Если бы я не заехал домой, то сегодня вечером лёг в эту постель? Фу, мерзость какая!
В следующую минуту, в порыве неимоверной злости он сбрасывал с кровати на пол одеяло, подушки, простынь, а затем, завернув всё это в узел, сел на него сверху.
- Жалко конечно. Танюша расстроится, это был её любимый японский комплект белья. Тёща с тестем с гастролей привезли. Ничего, она поймёт. Вечером выброшу всё это на помойку вместе с матрасом.
Осматривая комнату, Волжанов заметил на прикроватной тумбочке, те самые бабулины изумрудные серьги. Видимо Катя сняла их на ночь, а потом уж не до них было...
- О! Это то, что нужно! - обрадовался он, и положил серьги в кошелёк.
Вытерев со лба пот, Дмитрий только сейчас заметил, что всё это время был в пальто. Времени на переодевание уже не осталось, а потому, он пулей выскочил из квартиры.
-----------------------------------
По дороге на работу, Волжанов сто раз пожалел, что поехал на машине, а не воспользовался общественным транспортом, потому как, перенесённый им шок, мешал концентрации внимания. Ему постоянно сигналили. Он то задерживался на светофоре, то, резко тормозил, пугая пешеходов. А водители, обзывая чайником, крутили пальцем у виска и советовали поставить машину на зимовку в гараж. Понимая, что виноват, Дима искренне извинялся, после чего трогался с места, продолжая думать о возможной реакции жены и матушки на новость о Кате. От этих мыслей у него разболелась голова, что мешало настроиться на рабочий лад.
Переступив порог института, Волжанов бежал в верх по лестнице, еле успевая здороваться с сотрудниками. При этом он не мог не заметить их весёлого расположения духа. Поздоровавшись с главным хирургом, все без исключения отводили взгляд, пытаясь скрыть порыв истерического смеха.
- Да что это со всеми ими? Прям эпидемия какая-то, - подумал он, как вдруг увидел, идущую на встречу старшую медсестру. К большому удивлению, и эта женщина, прежде всегда серьёзная и уравновешенная, с трудом сдерживая смех, смогла лишь сказать, что час назад, по скорой помощи в их отделение поступил мужчина с черепно-мозговой травмой.
- Не хотите ли сказать, что именно по поводу этого случая, пол института умирает со смеху? - поинтересовался Димыч, на что получил следующий ответ.
- Да, именно так. Простите, Дмитрий Михайлович, там ещё кое-что, но я не смогу рассказать подробностей. Вы у кого-то из мужского персонала спросите, а лучше у дежурного врача, он сейчас занимается этим мужчиной. Простите ради Бога, пойду я, - и она мигом исчезла из поля зрения начальника.
И действительно, вразумительный ответ Димычу удалось получить только от дежурного врача. Оказалось, что незадолго до окончания его смены, в отделение хирургии привезли средних лет мужчину с пробитой головой. Сквозь толстый слой бинтов сочилась кровь, но странность была в том, что стонал он и охал, держась обеими руками не за голову, а за область паха, проще говоря - между ног.
Подробности происшествия они узнали от жены пациента, которая и вызвала скорую. А поведала она следующее. Решил её муженёк, покрасить батарею под подоконником. Дело, казалось бы, житейское, но... Была у этого мужика дурная привычка, ходить по квартире в семейных трусах. Постелил он газетку, встал перед батареей на колени, и посвистывая принялся её красить. Так он работал, работал, а тем временем, ихний котёнок наблюдал, как меж ног у хозяина качается член, и в определённый момент прыгнул, впившись в него своими коготками. От испуга и неимоверной боли, мужик со всего маха головой в батарею ударился, да так, что сознание потерял.
Как назло, в момент доставки этого пациента в институт, сломался лифт. И пока его везли по многочисленным коридорам в отделение хирургии, история эта стала известна всем.
За свою практику, чего только Волжанов не видел, чего только не слышал, но такое впервые. Как говорится - и смех, и слёзы. Представив картину происшествия, он не смог сдержаться от смеха, и дежурный врач тоже. Лишь выпив изрядное количество воды, они оба смогли наконец успокоится.
На какое-то время, эта история помогла Димычу позабыть о своей проблеме, и даже ощутить прилив бодрости и сил, но стоило ему открыть кошелёк, чтобы расплатиться за обед в столовой, и увидеть Катины серьги, как его тут же бросило в жар.