перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
Оригинальное название: The Devil's Dozen
Первая глава
Вы когда-нибудь видели муравья, застрявшего в песчаной воронке? Эту воронку построил муравьиный лев, насекомое, которое сидит в центре и наблюдает, как его жертва тщетно пытается выползти. Но углубление имеет склоны, образующие почти прямой угол, из-за чего песчинки теряют сцепление, вырываются на свободу, и муравей падает обратно на дно. Муравьиный лев дожидается, пока его добыча не одолеет от истощения, а затем убивает ее.
Я знал, что должен чувствовать муравей. Я перевернулся, лег на живот и попытался найти устойчивую точку для пальцев. Но вулканический пепел хуже песка. Сцепления нет вообще. Пальцы скользят по нему, как по воде.
Магнум 44-го калибра снова взвизгнул. Пули вонзились глубоко в пепел. Пуля послала мне в глаза гейзер пыли и ослепила меня. Я поперхнулся и втянул в легкие еще пепла. На высоте 17 000 футов мне было достаточно трудно дышать в обычных условиях. Но мои беды, казалось, подошли к концу.
Теперь я действительно упал. Весь пепельный склон развалился. Камни покатились, сначала поменьше, потом покрупнее. Внезапно я взлетел как колесо, пытаясь защитить голову руками. Звук тонн пепла и камня был оглушительным. Я шарил вокруг, пока не нашел твердый кусок скалы и не скользнул под него. Я упал со скалы. Я знал, что у меня есть шанс выжить, если только я смогу удержаться на нависающей вершине скалы. И если бы этот кусок камня не соскользнул.
Вал продолжал скользить еще шестьдесят секунд. Последовавшая за этим тишина была ужасной, ее нарушал только пронзительный крик ворон, вскочивших со своих мест.
Мои красные глаза наполнились слезами и смыли пыль. Пейзаж подо мной был погребен. Две реки пепла все еще шевелились. Даже под защитой нависшей скалы я был по грудь в пепле.
Я осторожно взял в руку сверток, который носил под рубашкой. Это был мой Люгер, завернутый в носовой платок. Я снял платок с большого пистолета и стал ждать.
Через тридцать минут я услышал, как они идут: двое мужчин. Их ноги через равные промежутки времени шлепались в пепел, так что я мог быть уверен, что они использовали веревки. Когда они остановились, я услышал, как они ковыряют прикладами пепел. Наконец они прошли и остановились, в пятидесяти ярдах слева от меня.
Мужчины были одеты в горную одежду, покрытую пеплом, и каждый держался за нейлоновую веревку одной рукой, а в другой держал полуавтоматический пистолет 44-го калибра. Но на этом сходство заканчивалось. Один из них был молодым и крепким, загорелым чикано. Второй был старый и бледный, худой, как палка. Между губами он держал сигару.
Я навел прицел «Люгера» сначала на одного человека, потом на другого. Люгер стреляет очень точно, поэтому требуется небольшая коррекция отклонения. У большинства Люгеров длинный ход спускового крючка, но не у моего. Курок выдвинулся вперед в тот момент, когда я коснулся спускового крючка.
Голова чикано дернулась назад, когда моя пуля прошла в дюйме от его подбородка, именно там, где я и хотел. Старик, Хоук, сжал свою вонючую сигару в ухмылке, которая расколола его лицо надвое. Хоук был моим боссом, и у него было странное чувство юмора.
«Не говори мне, что ты сумасшедший, номер три», — рассмеялся он. «Это была твоя идея тренировочных учений».
Я встал, шатаясь, и не мог не смотреть вверх по склону, опасаясь, что начнется новый оползень. Там не было ничего, кроме черного пепла и вулканической породы, и все было очень тихо; а далеко вверху, словно фон открытки, ледяная шапка горы Попокатапетль. Несколько воронов и стервятников в отчаянии кружили вокруг.
— Хорошо, — ответил я. «Теперь твоя очередь заниматься спортом».
Хайме — американец мексиканского происхождения, присоединившийся к AX в прошлом году, что означало, что он был чем-то вроде номера 200. Внезапно у него появился интерес к вулканическому пеплу. Он тыкал в нее сапогами и насвистывал латинскую мелодию. Хоук стал орнитологом и изучал летающих птиц. Через минуту их сильного малодушия мой гнев утих, и я убрал пистолет. Затем я медленно пошел в направлении моих коллег.
— Хороший выстрел из пистолета, — прокомментировал Джейме, потирая подбородок.
— Я знал, что ты не умер, Ник. Хоук ткнул пальцем в мою ушибленную грудь. — Ты единственный агент, которого я знаю, который не умирает в своей постели, я имею в виду во сне. Вы просто раздражены, потому что вас немного раздражает смерть в трюке, который вы сами придумали. Проклятая игра.
Разреженный воздух был ветреным, и он не мог зажечь сигару.
— Кроме того, — предложил Джейме, — я не понимаю, как вы забрались так высоко. С научной точки зрения невозможно подняться по склону, покрытому вулканическим пеплом».
— Другими словами, — сказал я, — если бы я не забрался так высоко, я бы не упал так низко. Еще одна блестящая идея, Хайме, и ты снова в ЦРУ.
— Не вините этого мальчика, — сердито сказал Хоук. Неспособность зажечь сигару, казалось, беспокоила его больше, чем моя возможная смерть. По крайней мере, это было выражение его лица, которое он был счастлив показать мне. Он действительно думает, что меня невозможно уничтожить. Однажды я снова удивлю его.
— Что это за воздух, — проворчал он. «Неудивительно, что здесь ничего не растет».
«Если бы вы купили чистые и приличные гаваны, у вас не было бы этой проблемы».
Хоук нахмурился. Ему нравятся его дешевые сигары и изношенные костюмы, может быть, так же, как другому парню нравится его сучка.
«Кубинские товары находятся в запрещенном списке». Он был в патриотическом угаре. «Но что касается этого испытания, Ник, я верю, что оно имеет определенный потенциал».
«Я знал, что этот садистский элемент понравится тебе».
— Но, — быстро продолжил Хоук, — с веревками и без оружия. Мы могли бы использовать таймер.
— И еще одно, — нерешительно добавил Джейме. "Если я могу сказать кое-что."
'Пожалуйста продолжай. Извините, если я был немного взволнован. Оползни просто что-то делают со мной».
— Я имею в виду, — сказал Хайме, — я из семьи альпинистов. Раньше в Пиренеях, а затем в Сьерра-Мадре. Если вас застал оползень, сворачивайтесь. Это защищает вас, когда вы падаете, но еще важнее, если вас засыпет. Свернувшись в шар, вы получаете меньший вес сверху и можете создать воздушное пространство между руками и грудью. Другое дело, если тебя надолго закопаают, температура тела лучше держится, когда ты свернулся калачиком.
«Спасибо, Хайме», — ответил я, обдумав его предложение.
В то время я не знал, насколько важным станет для меня этот совет, но я уважал его за то, что он сказал, и за то, как он это сказал. Он был хорошим парнем. Это было последнее, что я когда-либо думал о Хайме Монтенегро, по крайней мере, до его смерти.
Вторая глава
Два месяца спустя. Хоук взвалил на меня бумажную работу: такую работу я ненавижу. Но командир обременяет меня этим, потому что, если он умрет, естественным или неестественным образом, я буду следующим командиром. В AX нет N2; который давно умер. Поэтому время от времени, просто чтобы сделать Хоука счастливым, Ник Картер, Киллмастер, садится за стол и играет в клерка. В любом случае, это дало мне возможность увидеть, какие новые таланты всплывают в административном пруду.
Я делал бумажные самолетики из последнего предложения ЦРУ, когда Хоук вызвал меня к себе в офис. Обычно в его голосе звучит своего рода сардонический юмор. Не в этот раз, и я скомкал самолет в комок.
— Входи, Ник. Хоук указал на стул.
Он не был зол или подавлен, потому что человек, который дает опасные задания, не может позволить себе быть сердитым или подавленным; это влияет на его эффективность. И под давлением он не может выпить, потому что это становится привычкой, и он не может позволить себе амфетамины, потому что это сделает его ненадежным. Но если агента AX убили на работе, я мог сказать это, взглянув на него, потому что Хоук выглядел немного более уставшим, чем обычно.
Он снова закутался в складки своего костюма и сел за письменный стол, настолько покрытый прогаром от сигар, что он напоминал мостик линкора. Мы были окружены картотечными шкафами, выкрашенными в обычный для правительства темно-серый цвет. Шкафы были так загромождены отчетами только для президента, что ящики едва закрывались. Гений Хоук работает в отряде, где безопасность кажется далекой, но если вражеское агентство когда-либо попытается проникнуть в штаб-квартиру AX, им понадобится хорошо вооруженная бригада, чтобы получить доступ к его записям.
«Помнишь те тренировочные упражнения, которые мы пробовали в Мексике, Ник?»
'Да. Я понимаю, что часть обучения новичков теперь лежит на наших плечах».
«Как вы думаете, что мы получаем из этого упражнения?»
«Фитнес, например. Хотя это должно действительно проверить характер. Пусть человек несколько дней бегает по дюнам, преследуемый багги с автоматом. Первый день не так уж и сложен, просто немного извращенного веселья. На второй день он обезвожен, и его ноги лишены кислорода и настолько окоченели, что ему приходится бежать исключительно силой воли. На третий день у него галлюцинации. Люди в багги, которые стреляют в него, больше не тренируют его, играя с ним в эту игру. Они не что иное, как черные силуэты, пытающиеся убить или захватить его. Если наш человек на тренировке не сдастся к тому времени, он отличный парень. И если он предпримет разумную попытку убить своих преследователей, он для нас действительно хорошая находка».
«Что, если он не перестанет бежать или не бросится вверх?»
«Тогда он хороший, разумный агент, но не подходит для AX. Приносим свои извинения и даем ему прекрасную рекомендацию в качестве государственного служащего в другом месте».
Хоук оторвал кусочек табака от тонкой верхней губы. «Этот мальчик, который приехал с нами в Мексику, Хайме Монтенегро. Как ты думаешь, Ник выдержал бы он это испытание? Мне потребовалась секунда, чтобы подумать. Хоук может показаться неряшливым человеком, у него нет времени на расплывчатые ответы, и он презирает ложь. Я вспомнил, как Хайме говорил со мной на горе.
'Да.'
Хоук порылся в своем столе в поисках сигары. Я не хочу говорить «свежая сигара», потому что это просто неподходящее описание для курительных палочек такого типа.
'Что ж.' Он загорелся. — Я рад, что ты это сказал, Ник. Джейме был вашим поклонником. Вы, должно быть, заметили, что я сказал «был». Сегодня утром он всплыл, буквально выброшенный на берег в заливе Теуантепек. Его замучили до смерти. Знаешь, держали человека под водой, пока он не заговорит. Местная полиция подумала, что это обычное дело об утоплении, но наше вскрытие было более полным. Среди прочего, оно показало, что в его желудке и легких была соленая вода».
«Он скорее убьет себя, чем заговорит». Я закончил мысль командира. Преднамеренное открытие пищевода в погруженном состоянии требует огромного мышечного контроля, не говоря уже о форме героизма, которая поразила меня. — Каково было его задание?
«Наркотики. Наркотрафик из Панамы в Тусон. Он был послан в помощь Федеральной оперативной группе по борьбе с наркотиками».
Я старался не показывать своего удивления. Хоук никому не одалживал своих людей. Он поднял брови и увидел мое каменное лицо.
«Прямой личный приказ из Белого дома заставил меня одолжить Джейме», — заявил Хоук. «Я сказал Хайме притормозить, пока более опытные из нас не освободятся. Он во многом был похож на тебя. Он ненавидел выполнять приказы.
— Я был свободен, — напомнил я Хоуку.
«Вы не просто опытный человек, N3. Вы слишком важны, чтобы посылать вас каждый раз, когда президент тянется к своему телефону». Он вздрогнул. — И, черт возьми, Джейме тоже.
Не было никакого смысла добавлять мое сожаление к тому, что он чувствовал. Но если это была твоя проклятая должность администратора, я никогда не хотел им быть.
— Что мы должны предположить?
«Нечего предполагать». Губы Хоука сжались в горькую складку. «Особых следов на теле нет. Мы понятия не имеем, где в последний раз видели Хайме, хотя он направлялся в Пуэрто-Валларта».
«Сегодня днем мы нашли его радиостанцию в Панама-сити. В прилагаемом блокноте не было никаких сообщений, но были видны следы записи на последнем вырванном листе. Одно слово: Снеговик.
Хоук развел руками. Я покачал головой.
— Это ничего для меня не значит, — признался я. «И кокаин, и героин называются «снег», так что это может означать кого-то, кто занимает очень высокие позиции в этой сфере. Вы рассмотрели все варианты?
«Каждое дело. Также названия зарегистрированных яхт, рыбацких лодок и судов под каждым флагом. Может быть, Джейме просто что-то нацарапал или придумал прозвище для кого-то, кого он подозревал.
«Хайме говорил по-английски, но думал по-испански», — заметил я. «Не так уж очевидно, что он выбрал английское прозвище. Я думаю, что Снеговик — это реальный человек или реальная вещь. Итак, когда я пойду, чтобы это узнать?
— Забудь об этом, Ник. Забудь, что я когда-либо упоминал имя Снеговика. Хоук поднял руку, прежде чем я встал со своего места. 'Подожди минутку. Предположим, вы отправляетесь в Панаму и там или в Пуэрто-Валларте находите убийцу по имени Снеговик и убиваете его. Это месть и ничего больше. Федеральная полиция годами арестовывала рядовых наемников мафии, и остановило ли это торговлю наркотиками? Без шансов. Почему мы должны им подражать? Я хочу чистую операцию AX: Killmaster, продвигающую нас прямо к вершине торговцев наркотиками мафии. Не играйте в месть с мальчиками из мафии. Мы наносим ответный удар, но делаем это по-своему».
Мы вышли из его кабинета и спустились в холл и проекционную комнату. Она была бы для обычного посетителя ничем иным, как классом вечерней школы, а значит, не произвела бы на этого посетителя никакого впечатления. Профи мог бы заметить рамку радара, который отмечал вес, рост, физические характеристики и количество оружия каждого человека, вошедшего в маленькую аудиторию.
Там уже был доктор Томпсон из отдела спецэффектов, у проектора стояла секретарша Хоука. Мы с доктором пожали друг другу руки. Погас свет.
На экране появилась карта Северной и Южной Америки. Красные стрелки из Канады, Мексики, Панамы, Парагвая и Бразилии указывали на Соединенные Штаты. «Линия наркотиков Западного полушария», — объявил Хоук.
«Насчет линии США-Канада, потому что здесь более свободная таможня. Через Панаму для судоходства - ей занимался Хайме. Но это лишь малая часть общей картины».
Щелкнул проектор слайдов, и на экране появилась карта мира. Теперь были линии из обеих Америк, из Европы, Гонконга, Гуама и Сайгона.
«Мы должны разобраться с этим. Десятки различных маршрутов. А Панамская линия — одна из наименее важных.
«То же самое касается Юго-Восточной Азии. Вот западный трафик.
Еще один щелчок, и мы посмотрели на карту Европы. Там пролегали маршруты, не имевшие ничего общего ни с поездами, ни с самолетами. Эти линии были подземными магистралями ближневосточного опиума с остановками по обе стороны железного занавеса.
«Палермо, Неаполь, Афины, Белград, Барселона, Марсель и Мюнхен», — отбарабанил Хоук. — Но настоящие столицы — две последние, Марсель и Мюнхен. Восемьдесят процентов героина в Соединенных Штатах производится из опиума, перерабатываемого в одном из этих двух городов». Затем появился слайд портового города Марсель, промышленного района на Средиземном море.
— Это старый центр производства героина. Мне не нужно рассказывать тебе, Ник, как корсиканцы сделали Марсель городом-монополистом в торговле наркотиками. В последнее время французы занялись своей проблемой наркотиков, и корсиканцы, возможно, не остановились, но атмосфера в Марселе уже не такая комфортная, как раньше. Что принесло сюда много торговли.
Производство в Марселе было заменено производством в Мюнхене, немецкой столицы Баварии, полной различных предприятий.
«В Мюнхене тысячи турецких фабричных рабочих, рабочих, занимающихся контрабандой турецкого опиума. До сих пор их операции были успешными, поскольку в Германии конституционно действует децентрализованная полиция. Но немцы также организуют бригаду по борьбе с наркотиками, что приводит нас к очень интересной ситуации. Впервые за многие годы модель потребления героина меняется неправильным образом. Мафия больше не может полагаться на свои старые контакты, как раньше. Они рассматривают новые маршруты, построенные за счет новых контактов. И это наш шанс.
«Кажется, я догадываюсь, куда вы хотите пойти», — перебил я. «Вместо того, чтобы подходить к проблеме со стороны, я должен представиться мафии как европейский торговец наркотиками с безопасным маршрутом».
«И быть приглашенным мафией в качестве партнера, желанным гостем, а не пытающимся что то пронюхать агентом. Это правильно.'
— Отлично, — сказал я. — Кроме одного. Европейские маршруты возглавляют семьи, которые даже ближе друг к другу, чем семьи американской мафии. Мы должны оставаться реалистами. Если я появлюсь как корсиканец, мафия может призвать десять моих предполагаемых дядей и тетушек, чтобы проверить мою историю».
В темноте я увидел, как Хоук кивал и улыбался. «Именно, Ник. Но ты не собираешься быть корсиканцем.
Проектор щелкнул в последний раз, заполнив весь экран ярким цветом, катящимся полотном красных цветущих маков; за ним горный хребет, в котором я узнал Анатолию.
— Ты будешь турком, Ник. Проходим весь путь до источника опиума в Турции. Там корсиканцы получают свой опиум, и по очень веской причине - турецкий опиум очень высокого класса. Из-за огромного содержания морфина он лучше, чем другие сорта опиума».
«Его преимущества просто фантастические», — сказал доктор Томпсон.
«Фермер в Турции выращивает десять килограммов опиума за 330 турецких лир. Это равняется 22 долларам. После того, как опиум был переработан в героин, а затем разделен для уличной торговли в Америке, его стоимость увеличилась до 1 936 000 долларов».
«Мафия выслушает любого турка, который придет к ним с предложением», — заключил Хоук. «А фермеры выращивают мак по всей Турции. Вам вообще не нужно иметь ничего общего с обычными поставщиками».
«Турок». Я провел рукой по лицу.
Это было не самое красивое лицо в мире, но и не самое уродливое. Я повернулся к Томпсону. Как глава отдела спецэффектов, он с особым удовольствием меняет мои черты лица, чтобы мы могли одурачить даже китайцев. Силиконовое пятно держится месяцами. С другой стороны, он разрабатывает милые маленькие инструменты, такие как кольца для пальцев, которые превращаются в трехдюймовую нить гаротты. Я всегда видел в нем нечто среднее между дантистом и волшебником. «Сколько нужно макияжа?»
'Немного. Мы делаем портовый город Измир вашим родным городом, а в Измире достаточно национальностей, чтобы оставить вас неприметным блондином. Ты выглядишь уже достаточно темным и угрожающим, хотя и немного высоким для турка. Томпсон молчал. «Главная проблема в том, что ты немного похож на Ника Картера».
«И ты не совсем неизвестен мафии», — напомнил мне Хоук.
«Грим слегка изменит твой вид, подчеркнет морщинки вокруг рта и придаст волосам другой вид», — сухо заметил ученый.
— Черточка здесь, небольшое изменение там? Никаких боевых шрамов? — спросил я только для того, чтобы увидеть, как Томпсон вздрогнул. 'Хорошо. Я полагаю, есть данные на диалект и идиомы Измира?
«Обо всем позаботились», — любезно прокомментировал Хоук. — Но есть одна маленькая деталь.
Включился свет и смыл маки с экрана, открыв ухмылку Хоука, когда он закурил свою очередную сигару.
— Видишь, Ник. Проблема не в том, чтобы поставлять количество опиума, необходимое для того, чтобы у мафии сложилось впечатление, что вы желанный партнер. Но вам понадобится больше, чем просто опиум. Он есть у всех поставщиков». Он позволил своим словам проникнуть в разум. — Вам придется доказать мафии, что у вас есть надежная система доставки опиума из Турции в Нью-Йорк. И я имею в виду действительно надежная. Если вас поймает таможня, вы отправитесь в тюрьму. Если мафия даже подумает, что это ловушка, что таможня не делает все возможное, чтобы перехватить ваш груз, это может вас убить. В любом случае вся наша операция рухнет.
Я нахмурился. - "Я рад, что вы указали на это." «Корсиканцы перепробовали все, от чемоданов до автомобилей, чтобы перевозить опиум. Ты имеешь в виду, что действительно думал о чем-то, чего не придумали они?
"Не совсем." Хоук выпустил клуб дыма к потолку. — Мы оставили это для вас. У тебя есть неделя, чтобы придумать это.
'Неделя?'
Хоук встал. Внезапно он куда-то очень заторопился. — Ты что-нибудь придумаешь, Ник. Он похлопал меня по плечу. - 'Как всегда.'
Я все еще придумывал турецкие проклятия для нашего командира, когда мы с доктором Томпсоном вошли в одну из подвальных лабораторий. Обычно лаборатория полна оружия, которое находилось под следствием. Теперь там было полно разобранных машин, всевозможного багажа и даже части фюзеляжа самолета.
«Это очень разочаровывает», — признал Томпсон. «Чтобы произвести впечатление на своих будущующих партнеров, вам придется выполнить настоящую миссию. Все, что мы с моими людьми разработали, казалось, уже опробовано или обнаружено таможней. Автомобильные двигатели, фальшивые приборные панели, даже японские радиоприемники. Либо обученные собаки унюхают героин, либо таможня его находит. Некоторые мексиканцы зашивали героин в желудки своего скота, а затем перегоняли стадо через границу, но теперь про это знают. Вы не можете пронести это во фруктах. Если вы импортируете консервы, их необходимо проверять. Со всеми сегодняшними уловками ручная кладь теперь досматривается гораздо тщательнее».
«А как насчет того, чтобы спрятать героин в моем желудке?» – прорычал я.
Томпсон начал рассматривать такую возможность. Я вышел от него со звуками ужаса и пошел к фюзеляжу самолета. Это был салон первого класса, и я заметил, что у одного из широких кресел вогнутое дно.
Это предполагает сотрудничество с уборщиком. Тот, кто убирает самолет после того, как вы прилетели, и прячет груз в своем промышленном пылесосе», — объяснил Томпсон.
— Неплохая идея, — с надеждой сказал я.
«Но это уже случилось в аэропорту Кеннеди на прошлой неделе. Видите ли, у поставщиков в Марселе и Мюнхене есть именно такие лаборатории, и они годами работают над новыми системами. Они сейчас впереди нас.
Он все еще думал о своей проблеме, когда я ушел от него.
В течение следующих пяти дней я вернулся к своим турецким корням и пытался придумать способ переправить 200 фунтов героина в Соединенные Штаты. В первой попытке мне это удалось, во второй раз я столкнулся с проблемой. Специалисты по спецэффектам продолжали звонить мне, чтобы сообщать, как у них дела, но, похоже, безрезультатно. Тайное сокрытие героина в километрах проводки Роллс-Ройса может показаться следователю умным делом, я бы не поставил на это свою жизнь, если таможенник попытается завести двигатель. При этом я имел дело с большой миссией, а не с второстепенной. «Можешь достать со склада аспирин и бутылку «Джонни Уокера»?» — спросила я своего нового секретаря, возвращаясь в свой офис.
"У тебя болит голова?" — спросила она ласково.
«Нет, но будет, когда доберусь до дна бутылки».
Она была пухлой блондинкой в узких кожаных штанах и родинкой возле рта. Ее рот постоянно двигался, посасывая сладости, которые она продолжала употреблять. Она забавно сморщила нос, когда пошла за виски и таблетками. С самого начала я отметил ее как очень забавную и подходил к ней не более чем с несколькими листами бумаги, чтобы что то отпечатать. В отчаянии я начал видеть ее прелести.
На моем столе лежал отчет правительства, который я изучал в течение нескольких дней, обзор всего импорта из Афганистана в Заир и от анчоусов до шелка. «Боже мой, какая толстая книга», — выпалила моя секретарша, вернувшись.
— Да, и страницы тоже очень тяжелые. Может быть, ты когда-нибудь поможешь мне их перевернуть.
'Всегда готова.'
Я увидел, что с бутылкой было два бумажных стаканчика. Каким-то образом мне удалось совладать с собой.
— Позже, мисс ван Хазинга. Потом.'
Пролистал книгу в десятый раз. Но меня отвлек отчет, который печатала моя секретарша. Мои глаза произвольно блуждали по ее длинным, обтянутым кожей бедрам. Ее талия стала уже, и я не мог не наблюдать, как ее сочные груди гипнотически двигались каждый раз, когда она нажимала на букву. Невольно я задумался, а есть ли смысл ее подбадривать. Она, безусловно, будет добровольным компаньоном. Черт, в подходящей ситуации она могла бы быть и умным собеседником.
Затем ее пальцы щелкнули еще одним шариком жвачки между ее красными губами, и я перестал думать об идиллических отношениях с мисс ван Хазинга.
В конце дня Хоук спросил меня в своем офисе. Ну, Ник. Ты уезжаешь через сорок часов. Вы и Special Effects уже придумали систему?
'Да.' Я положил список на его стол. 'Я нуждаюсь вот в этом.'
Его глаза просканировали бумагу за секунду, потом еще дважды.
Я не верю этому. Заказ у португальского экспортера, договор аренды вагона, право собственности на немецкую компанию. Это так просто.
«Отдел спецэффектов хотел скрыть следы, — объяснил я. «Это неправильный подход».
'Я это понимаю. И все же это так безошибочно, так безошибочно, что это почти шутка. Ты сделал это снова, Ник. Поздравляю.
— О, я этого не заслуживаю, сэр. Мисс ван Хазинга была моим источником вдохновения».
Хоук сузил глаза.
Меня всегда поражало, что у такого человека, как Хоук, может быть такой грязный ум.
Глава 3
Солнце блестело на пляже. Прошло пять дней с тех пор, как я покинул штаб-квартиру AX, четыре дня с тех пор, как я прибыл в Турцию, и один день с тех пор, как я отправился в Ливан и в курортные отели Бейрута. Изменения в моей внешности с помощью отдела спецэффектов были небольшими, но эффективными. Я был уже не Ник Картер, а Раки Сеневр, житель Турции, тридцать семь лет, предприниматель. Мои темные волосы были подстрижены и завиты близко к черепу, создавая впечатление, что мои скулы были немного шире. Силиконовая переносица делала мое лицо еще более острым, а то, как скривился мой рот, заставило меня подумать, что я не возражаю против пролития небольшого количества крови. Моим единственным удовольствием был повод курить хорошие турецкие сигареты Sobranie, пока я расхаживал по песку в белом халате и сандалиях.
Хорошо оплачиваемые ливанские проститутки играли в пляжные мячи и выглядели вызывающе, когда я проходил мимо. Я позаботился о том, чтобы надеть платиновый «Ролекс» и безвкусное кольцо с бриллиантом, торговую марку преступника и потенциального клиента, но девушки не решались заговорить со мной, поскольку доктор Томпсон действительно одарил меня свирепым взглядом. Либо это, либо переделка моего лица выявила скрытую жестокость.
Девушек, пляжных полотенец и транзисторных радиоприемников стало меньше, когда я добрался до той части пляжа, которая была монополией очень-очень богатых. Красно-белые полосатые пляжные домики стояли на воде. Здесь международный гангстер задремал в одиночестве, чтобы время от времени нырять с разбега в Средиземное море. Две девушки, хорошо накрашенные, топлесс, хотя и с маленькой грудью, остановились, чтобы высокомерно посмотреть на меня, прежде чем побежать обратно в объятия своих бойфрендов, ожидающих в пляжных хижинах. Я был незваным гостем, говорили их глаза, злодеем. «Если вы ищете мистера Де Сантиса, он там», — сказала худая девушка без подсказок, указывая на ближайший коттедж.
'Спасибо.'
Но я не двигался, пока не увидел, как по их плечам поползли мурашки, а девочки прикрыли руками свои твердые маленькие соски. Затем я выбросил сигарету в песок и пошел в том направлении, куда указала мне худая девушка.
Чарльз «Хэппи» Де Сантис был как раз тем человеком, которого я искал: житель Йонкерса, штат Нью-Йорк, президент двух предприятий по переработке мусора, акционер ипподрома, президент благотворительной ассоциации. «Счастливый» Де Сантис, как его называли, также был советником одной из двух крупнейших мафиозных семей Нью-Йорка. Он был в Бейруте в краткосрочном отпуске, но я планировал сделать это командировкой.
Я почувствовал, как двое мужчин приближаются ко мне сзади. Я чувствовал, как они направили оружие мне в спину, так что не было смысла убегать. Я притормозил, закурил еще одну сигарету и стал ждать.
Это были дородные мускулистые телохранители в узких плавках от бикини и ветровках, небрежно положившие руки на пистолеты в карманах. Темные очки и белые зубы.
"Ищешь кого-нибудь?" — спросил с широкой ухмылкой один из двоих.
У меня есть дело для обсуждения.
'С кем?'
С мужчиной в том пляжном домике. Вот моя визитка. Я буду двигать рукой медленно.
Из халата я достал небольшой целлофановый пакетик с белым порошком. Это было не более четырех унций, но все же стоило около 20 000 долларов в качестве визитной карточки.
Говорящий двух телохранителей широко ухмыльнулся. «Если вы думаете, что собираетесь подсадить мужчину в доме, вы сошли с ума. Он просто подкупает каждого копа в Бейруте.
Если бы я этого не знал, я бы не взял свою визитку на пляж. Дайте ему это. Он может заставить это выкинуть, если захочет. Просто скажи ему, чтобы посмотрел на меня. Я хочу, чтобы он узнал меня, когда увидит меня позже».
Телохранители задумались. Мой подход был профессиональным, и я облегчил им задачу. Я был почти уверен в их ответе. Вы сделаете шаг вперед в каждой сделке, если будете следовать правилам.
Как вас зовут?'
Сеневр. Это турецкое имя.
«Ну, мистер Де Сантис не любит, когда его беспокоят, когда он в отпуске, но я посмотрю, что я могу сделать».
Молчаливый телохранитель остался со мной, пока первый отправился на поиски своего босса.
Через пять минут из палатки вышла девушка. Она была пухлой евразийкой в шикарном прозрачном купальном костюме, которая был частью отпуска Де Сантиса. Смеясь, она побежала к воде.
Через минуту вышел Де Сантис: высокий, седой, с телосложением теннисиста. Он небрежно огляделся, словно размышляя, не погасло ли солнце, а затем спустился к воде, чтобы присоединиться к девушке, чтобы безобидно повеселиться на нежном прибое.
Но он видел меня. Я знал это. И он сохранил мое лицо в ячейках памяти своего мозга.
Я ушел. Контакт был установлен.
Я был в укрытии до конца дня. У меня был дешевый номер в одном из больших курортных отелей, в том же, в котором жил Де Сантис. Я знал, что Де Сантису нужно время, чтобы проверить качество героина, который я ему дал. Телевизор в моей комнате принимал станции из Бейрута и Каира, и мой арабский язык был достаточно хорош, чтобы понять, что согласно программе Израиль потерпел якобы еще одно ужасное поражение. Я заснул в одиннадцать часов. В час дня в мою дверь постучали. Я открыл ее, и пистолет был нацелен в моем желудок. Болтливый телохранитель держал этот пистолет, а другой рукой включил свет. Выражение его лица было таким же пустым и деловитым, как и мое. Другой телохранитель открыл ящики стола, обыскал мой багаж и матрац и обыскал все потайные места, которые могли быть в комнате. Конечно, он нашел «Астру» 32-го калибра, которую я приклеил скотчем под прикроватной тумбочкой. Ему показалось бы странным, если бы не было пистолета. Наконец, когда обыск закончился, пистолет от моего живота был убран, и мистер Де Сантис вошел из холла в комнату, закрыв за собой дверь. Он бросил запечатанную пачку героина на кровать.
— Ты сказал, что хочешь поговорить со мной?
Его выступление было кратким, но не вызывало раздражения. Я думал, что знаю, почему. Занятым людям часто трудно ничего не делать, кроме как отдыхать. Вход в мою комнату добавил дополнительный стимул к его отпуску. Ему было весело, и он был проницателен. Его темные глаза смотрели на меня, суля то ли за сделку, то ли гроб. Для него это не имело значения. И он хотел посмотреть, как сильно я вспотел так поздно ночью.
— Думаю, ты тоже хотел поговорить со мной. Мой английский с акцентом был медленным и глубоким, но не слишком насыщенным. Я не хотел, чтобы у них были проблемы с пониманием меня. «Я везу в Соединенные Штаты партию первоклассного турецкого героина».
'Ой?' — спросил Де Сантис с намеком на интерес. 'Для кого?'
Он думал, что я посыльный, может быть, даже играю на двоих с моим посредником. На тумбочке стояла бутылка виски и два стакана. Я налил по двойному в каждый стакан и предложил ему один. Он подождал, пока я выпью, а затем отхлебнул.
— Для себя, мистер Де Сантис. Только для себя.
'Действительно?' Он оглядел дешевую комнату. Это не соответствовало моей визитной карточке за 20 000 долларов.
«И насколько велик тот груз, который вы везете с собой?»
«Сто фунтов, мистер Де Сантис».
Пришлось отдать ему должное: он не пролил ни капли виски. Но зрачки его глаз расширились на несколько сантиметров.
— Сотня?
'Вот так. При первой отгрузке. Около 20 миллионов долларов в розницу».
"Первая отгрузка?" Де Сантис глубоко вздохнул и тихо рассмеялся. — Звучит как хвастовство, мистер Сеневр. Не вини меня за то, что я это сказал, но я не знаю, смогу ли я поверить тебе. Сегодня я сделал несколько телефонных звонков. Никто никогда о вас не слышал.
«Ни один из ваших постоянных поставщиков».
'Именно так.'
— Хорошо, — ответил я. «Тогда так и оставим».
— Нехорошо, — отрезал Де Сантис. «Прежде чем заключать с кем-либо соглашение, нам нужны рекомендации».
«Моя визитная карточка — это образец».
«Кроме того, — продолжил Де Сантис, — невозможно доставить сто фунтов наркоты одной партией. Это просто невозможно».
'Я могу сделать это. Вторая партия может быть в два раза больше первой. Поясню, чтобы мы не поняли друг друга неправильно. Неважно, верите ли вы, что это можно сделать или нет. Я везу этот груз в Нью-Йорк. Я делаю вам первому предложение. Если тебе это не интересно, я просто пойду к другой семье, как только доберусь до Нью-Йорка».
'Я заинтересован. Как тебя зовут?'
" Раки."
«Ну, Раки, мне определенно интересно».
— Но ты думаешь, что все это слишком хорошо. Вы смотрите на меня и говорите себе: «Вот турок со сделкой, которая слишком хороша, чтобы быть правдой». Позвольте мне прояснить реальную проблему. Я могу купить этот опиум; это может сделать любой, кто немного знаком с условиями в Турции. Поставщики, которых вы спрашивали, меня не знают? Это хорошо. Было бы глупо раскрывать свои планы перед конкурсом. Или, — я указал на комнату, — мне надо жить в таком стиле, чтобы это привлекало внимание. Нет, настоящая проблема в том, действительно ли у меня есть система для этой доставки. Признаюсь, было бы глупо верить мне на слово. С другой стороны, было бы безумием рассказывать вам о моей системе заранее. Но у меня есть такая система!
Де Сантис допил свой стакан и поставил его на стол. «У каждого есть своя система, Раки». Он встал и жестом указал на телохранителей у двери. — Ну, как я уже сказал, ты меня интересуешь. Если когда-нибудь доберетесь до Нью-Йорка, загляните ко мне.
'Я так не думаю.' Я прошел с ним до двери. — К тому времени это вряд ли того стоило. Спокойной ночи.'
Я был один.
Мое предупреждение было не просто прихотью, и Де Сантис знал это, потому что его работа как советника заключалась в том, чтобы видеть насквозь конкуренцию. Первый приток крупных денег от продажи наркотиков вызвал землетрясение в американской мафии. Многие могущественные старые семьи, заявившие, что отказывались торговать наркотиками, распались. Многие более мелкие семьи, которые покупали «армии» солдат на свои опиумные деньги, стали могущественными. Любая семья, гарантированно получавшая сто фунтов героина, управляла всей нацией. Де Сантис не мог рисковать потерять состояние, даже по слову незнакомца.
Я сделал фигуру человека под простынями из тюка одежды. Телохранитель, который нашел мой пистолет, разрядил его. Но у меня были с собой запасные патроны, и когда я его перезарядил, то завернул Астру в полотенце. Потом я выключил свет, сел в кресло и стал ждать.
Через два часа дверная ручка начала двигаться. Как я и ожидал, Де Сантис «купил» второй ключ у стойки. В комнату скользнула массивная фигура. В его руке пистолет с дополнительными двенадцатью дюймами глушителя. Он подошел к кровати, направил ствол туда, где должна была быть моя грудь, и выстрелил пять раз. Пять приглушенных выстрелов крупнокалиберных патронов. Удовлетворенный, он повернулся к двери и наткнулся на мой кулак. Возможно, он был не таким быстрым, как пуля, но он был усилен моим завернутым пистолетом.
Я поймал своего «убийцу» прежде, чем он достиг земли, и аккуратно уложил его. Я засунул «Астру» за пояс пижамы, смотал полотенце на шнурок и держал обеими руками. Я снова ждал у двери.
Дверь открылась. — Поторопись, Ал… — начал второй телохранитель. Потом он больше ничего не сказал, потому что мое полотенце было обвилось вокруг его шеи.
Я сильно потянул, затащил его в комнату и со всей силы швырнул к стене. На всякий случай швырнул его и во вторую стену. Его немного потрясло на полу. Но это было не что иное, как короткое замыкание в его нервах. Он был тоже отключен.
Я разрядил оба пистолета. Корзина для белья, в которой они собирались спрятать мое тело, стояла в коридоре. Я принес её в комнату и оделся, набив куртку их пистолетами и ключами. Парни не доставляли мне хлопот, когда я запихивал их в корзину, как близнецов. Грязные простыни их прикрыли.
У Де Сантиса был номер на верхнем этаже. Я поднялся на служебном лифте вместе с официантом с широко раскрытыми глазами, который, казалось, догадывался, почему моя куртка вздулась. Незадолго до того, как он вышел на этаж ниже комнаты Де Сантиса, он схватил меня за руку.
«Я тоже партизан, сражаюсь за освобождение Палестины», — объявил он и, когда двери лифта закрылись между нами, приветствовал меня сжатым кулаком. Это один из примеров разницы между отелем в Бейруте и Билтмором. Официанты в Нью-Йорке никогда не вмешиваются в дела мафии.
Я проверил Астру, пока поднимался на верхний этаж. Испанский пистолет больше соответствовал моей новой личности, чем мой Люгер, и это было неплохое огнестрельное оружие. Заводы Astra имитируют Colts и Walthers, и вы не ошибетесь. 32-й калибр поразит все, что я захочу, в пределах ста ярдов, а гостиничный номер не может быть такой длины.
Глава 4
— Это Эл, — прошептал я в дверь Де Сантиса.
В тот момент, когда он открыл дверь, я пнул корзину для белья, ударив дверью о лицо Де Сантиса. Корзина пронеслась через всю комнату, ударившись о журнальный столик, рассыпав по полу белье и убийц. Моя рука была на груди советника мафии, мой пистолет был направлен ему под подбородок, и я мягко толкнул его в кресло.
'Хорошо. У вас было моё предложение. Тебе было неинтересно, и ты пытался меня убить. А теперь давайте поговорим серьезно, мистер Де Сантис.
Он сглотнул, и его кадык задрожал прямо под Астрой. «Конечно, Раки».
«Серьезность означает, что вы платите мне залог в размере 100 000 долларов в качестве аванса за мои услуги. Это не сведет нас с ума.
— Тогда что ты мне дашь? — осмелился он спросить.
«Возьмите мою визитку». Я сунул пакет с наркотиками ему в карман. — Я даю тебе три жизни. Не будь глупым. Просто осмотрите свою комнату и посчитайте.
— Ты не можешь просто уйти отсюда.
«Если бы я просто хотел избавиться от вас, я бы не пришел сюда. Когда я выйду отсюда, я хочу, чтобы ты знал, где меня найти. На самом деле, я скажу вам, где я буду, чтобы вы могли послать представителя. Кто-то, кому вы доверяете и кто может следить за тем, как я организую доставку. Если вы пошлете кого-нибудь за мной, я убью его, и ваш залог будет аннулирован.
Я поднял пистолет примерно на фут; его шея была красной там, где было уперто железо.
«Тебе надо было бежать, Раки».
«Турки — честный народ. В отличие от корсиканцев, которые слишком долго присваивали себе прибыль от турецкого опиума. Я сказал, что готов заключить с тобой сделку, и до сих пор готов».
Де Сантис пошарил в своем портсигаре...
— И как ты себе представляешь получить эти сто штук, Раки? Будешь сидеть у меня, пока мои мальчики пойдут в банк?
Я скажу тебе.'
Было четыре часа утра, но в Бейруте есть банки, которые никогда не закрываются. Там, конечно, есть казино, но есть и частные менялы, люди, которые всегда доступны для частной продажи золота, ограненных камней и ценных бумаг. Я поднял трубку, набрал номер и сказал что-то по-арабски. Когда на линии появился чейнджер, я переключился на португальский. Португальцы меняли деньги в мире более пятисот лет, и мне потребовалось не больше минуты, чтобы объяснить все, что я хотел.
'Что теперь?' — спросил Де Сантис, когда я снова повесил трубку.
«Мы наслаждаемся присутствием друг друга. Курите или пейте, если хотите.
Спасибо. Вы имеете в виду, что мы просто подождем здесь?
«В исламе есть поговорка, — объяснил я консильеру , — и она звучит так: если Мухаммед не может прийти к меняле, меняла придет к Мухаммеду».
Меняла был у нас через пятнадцать минут. К тому времени телохранители Де Сантиса поднялись с пола и теперь угрюмо смотрели в мою сторону с дивана. Никто из них больше не был болтливым.
— Меня зовут Сильвестро Боаз, — представился португалец. Он был небольшого роста, аккуратно одет и строг, как менеджер. Он не представил своего спутника, африканца с бритой головой и плечами, которые, казалось, тянулись от стены до стены. — У вас есть все необходимые документы?
'Да.'
"Что, черт возьми, здесь происходит?" — спросил Де Сантис.
Африканец поставил на стол дипломатический портфель, открыл его и отсчитал одиннадцать пачек банкнот, по десять в каждой: сто сто тысяч долларов.
100 000 долларов для меня. Остальное — комиссионные мистеру Боазу, — объяснил я. Я почесал Астрой то место, где у меня чесалось. — Не думаешь ли ты, что тебе следует начать выписывать чеки?
— Как только у тебя появятся эти деньги, ты умрешь, — прошипел он, затаив дыхание. Я вручил ему его дорожные чеки, которые случайно оказались на столе.
«Я не хочу, чтобы у тебя были судороги при письме, — сказал я, — так что просто напиши свое имя и дату».
Выписка дорожных чеков отнимала много времени. У Боаза была печать на себе, факт, который, казалось, сделал Де Сантиса свирепым.
"Вот и все." Он взорвался, когда вручил последний чек.
«Не совсем», — ответил я, когда меняла убрал свои 10 000 долларов, а я забрал дипломатический портфель и его содержимое. «Мы могли бы также закончить всю торговлю бумагой прямо сейчас. Потому что, как ни смотри, если я просто уйду с твоими деньгами, меня могут назвать вором.
«Я распечатал документы о передаче в трех экземплярах, со свидетелями и официальной печатью», — заверил Боаз Де Сантиса.
'Что теперь?' - Де Сантис посмотрел на меня сквозь португальца.
Пожалуйста, распишитесь здесь, здесь и здесь». Боаз развернул очень официальное на вид, соглашение. — Подпись, — повторил я, двигая «Астру» в руке. Де Сантис подписывался трижды. Затем он прочитал соглашение.
«Здесь написано, что я только что купил 500 акций чего?»
« Hauffmann Ubersee Gesellschaft. Небольшая немецкая экспортная компания, в которой я являюсь руководителем, — сказал я. — И вы не покупали эти акции. Вы только купили право продать такое количество акций в течение года. Я поздравляю вас. Вы сделали надежное вложение.
Кто слышал об этом обществе? Эти акции ничего не стоят».
«Это такой трудный переговорщик, — объяснил я Боозу. Затем я продолжил Де Сантису: «Не будь таким идиотом. У тебя гораздо лучшая сделка, чем ты когда-либо мог себе представить. Я сейчас ухожу с Боозом, так что неделю ты меня не увидишь. К тому времени я дам вам знать, где я. Я оставляю это на ваше усмотрение, хотите ли вы быть разумным партнером или оставаться безумным и злым и потерять контракт, который вы только что подписали.
— Меня интересует только один контракт, — сказал болтливый телохранитель на диване.