Эпизод по истории Гуцульщины в первой половине XIX в.
1. Источники труда
2. Барщина на Буковине в 2 чв. 19 в.
3. События 1843 – 1847 гг.
4. Кобылица послом в Вене (1848 г.)
5. Кобылица проводником крестьян
6. Власть охотится за Кобылицей
7. Оценка деятельности Кобылицы
Лукьян Кобылица
1. Источники труда
Иван Франко
«Весна народов», как называют иногда 1848 год, была довольно бурной и беспокойной. В ней не только сходилось то, что посеяно в предыдущих временах тяжелого гнета, но и сеяно с лихорадочной спешкой много таких зерен, которые должны были посходить позже. В Австрии, по отношению к марту 1848 г. дремала, словно замерзший пруд, под корой бюрократического германизма, вспыхнули волны национальных и социальных противоречий; где до сих пор слышно было только мурлыканье доносов, распоряжений и патентов или острые призывы о «beschränkten Unterthanenverstand», а что самые скромные вопросы либералов «Darf ich so frei sein, frei zu sein?», теперь раздались громкие окрики: конституция гвардия, исторические права народностей, а за ними последовали и другие: прочь с барщиной, прочие с иезуитами, прочие с привилегиями верст и национальностей, автономия, федерализм и социализм!
Все это смешивалось и переплеталось, перескакивало от восклицаний всемирной любви и братства моментально к проявлениям дикой расовой и классовой ненависти, от шумных заявлений о свободе и равноправии к действующим нападениям на тех, кто думал иначе, к тихим доносам и публичному оббрасыванию болотом. Импортируемые с запада либеральные и радикальные идеи удивительно ломались и карикатурировались на нашей неровной почве, смешивались с домашними традициями барщинных суток, вызывали появления необычные, часто комические, чаще трагические, во всяком случае интересные, как все появления разволновавшейся человеческой природы. рамок престарелого строя, ищущего нового русла, нового равновесия общественных элементов.
Среди этой вьюги необычных появлений заслуживает пристального внимания эпизод, которого зрелищем был благословенный уголок нашего края, заселенный гуцулами, окрестности над реками Черемошем и Путиловкой, в бывшем Русско-Кимполунжском околице, в нынешнем Вижницком уезде на Букове. Героем того эпизода был гуцул Лукьян Кобылица, простой, неграмотный крестьянин, благодаря необычным обстоятельствам бурных лет занявший некоторое место в истории того времени и обративший на себя внимание немецких и славянских историков.
В 1848 – 49 гг. известия о нем печатаются в польских, русских и германских газетах; в более поздних временах ему посвятили более или менее подробные студии Вурцбах в своем «Биографическом лексиконе», Гельферт в своей «Истории Австрии», Кайндль в своих студиях о Буковине, проф. Смаль-Стоцкий в своей «Буковинской Руси» и проф. О. Колесса. Но не достаточно этого: сам гуцульский народ превозносил его память в песнях и не забыл его имени до сих пор, навязав к нему разные легенды, и талантливый буковинский поэт Федькович превозносил его память в поэмке, которая во время ее написания выдалась так смела и революционна, что ее более 20 лет не смели не то печатать, но даже переписывать, так что она дошла до нас только в одной, случайно спрятанной копии.
Вотся поема Федьковича, которой одинокую копию я нашел в 1878 году впервые обратила мое внимание на личность Кобылицы. В г. 1882 – 1883, находясь в Окне в доме д. В. Федоровича и собирая материалы для жизнеописания его отца Ивана Федоровича, я нашел в тамошнем архиве некоторые причинки, а из уст д. В. Федоровича и его матери Каролины Федоровичей то, что рассказывал о Кобылице покойный Иван Федорович.
Позже я начал через знакомых добиваться более подробных и полных известий и, благодаря ласковому вниманию д-ра Теофила Окуневского, получил в р. гуцулов, священников, чиновников и т.д., знавших хорошо те события. Позже, будучи в 1898 г. в Долгополе над Черемошем, я слышал также кое-что о Кобылице от тамошнего 72-летнего гуцула Освицынского. Материалы по устной людской традиции собрали слишком Купчанко, д-р Ол. Колесса и проф. Кайндль; в текущем году собрал некоторые новые материалы д. Р. Заклинский, и этими новыми материалами я не мог воспользоваться.
На основе тех печатных и рукописных материалов я и берусь изобразить тот эпизод «бурных лет», который имеет в своей ячейке Лукьяна Кобылицу.
Примечания
«Весна народов», как иногда называют 1848 год… – Речь идет о буржуазно-демократической революции 1848 – 1849 гг. в многонациональной империи Габсбургов.
Вурцбах Констант (1818 – 1893) – австрийский библиограф. Был библиотекарем Львовского университета, затем правителем административной библиотеки Министерства внутренних дел в Вене. Издал упоминавшийся И. Франко «Биографический словарь Австрийской империи» в 60-ти томах, напечатанный в течение 1856 – 1891 гг.
Гельферт Йозеф-Александр (1820 – 1910) – консервативный клерикальный австрийский историк, один из руководящих деятелей австрийских ультрамонтанов. Здесь И. Франко подразумевает его «Австрийскую историю» (Вена, 1863). Кроме того, в разведке упоминается четырехтомный труд Гельферта «История Австрии с конца венского октябрьского восстания 1848 г.» (Прага, 1868 – 1886.)
Кайндль Раймунд (1866 – 1930) – австрийский буржуазный историк. И. Франко в своей разведке критически использовал ряд статей Р. Кайндля, в частности, «Подданство в Буковине в годы 1848 и 1849» (1899) и т.д.
Смаль-Стоцкий Степан Осипович (1859 – 1938) – украинский языковед, литературовед и культурно-образовательный деятель Буковины буржуазно-националистического направления. Известна его работа "Буковинская Русь".
Федорович Володислав Иванович (1845 – 1917) – украинский буржуазный общественный деятель в Галиции. В 1873 – 1876 гг. председатель общества «Просвита».
Федорович Иван (1811 – 1870) – прогрессивный общественный деятель Галиции, сын униатского священника, участник польско-шляхетского освободительного движения. В 1848 г. избран в австрийский рейхстаг и галицкий сейм.
Заклинский Роман (1852 – 1931) – украинский писатель, преподаватель Львовской учительской семинарии, издал в 1887 г. первую часть "Географии Руси" (Русь галицкая, буковинская и угорская). Исследовал творчество Ю. Федьковича.
Представляется по изданию: Франко И.Я. Собрание сочинений в 50 томах. – К.: Научная мысль, 1986 г., т. 47, с. 248 – 250.
2. Барщина на Буковине в 2 чв. 19 в.
Иван Франко
Лукьян Кобылица родился в первые годы XIX в.; в г. 1848 г. ему было не более 45 лет. Он был родом из села Плоской на Буковине, в так называемом Русско-Кимполунжском округе, недалеко городка Путилова-Сторонца. Это был гуцул не совсем обычный. Высокий ростом, стройный, он был белый на лице, у него были светлые волосы, густыми кудрями спадавшие ему на плечи, и типичное продолговатое лицо с меланхолическим выражением. Это лицо, добродушное, но при этом важное, с большими блестящими глазами очень напоминало лицо Христа, как его обычно рисуют на иконах. Это сходство бросалось в глаза разным людям, которые знали Кобылицу; о ней в своих рассказах всегда упоминал Ив. Федорович; необычное выражение его лица подтвердил мне недавно также советник Т. Ревакович, который от своего тестя, бывшего мандатора Пирожка, слышал вот какой рассказ:
«Когда по усмирению гуцульского разруха 1843 г. арестовали Кобылицу и привели к Путилову, господа добивались от комиссаров до конца, чтобы Кобылицу публично перед собранным народом наказать палками, надеясь, что это посрамление подкопит его популярность среди народа. Комиссары не были потому противны и велели привести Кобылицу. Но когда он вошел в канцелярию, то хоть и был связан, но выражение его лица, его осанка и его спокойные и умные ответы произвели такое впечатление, что комиссары не решались диктовать ему такую стыдную кару».
Федорович характеризовал его так:
«Все задуманный и нескорый к разговору, Кобылица в течение всеобщего разговора редко вбрасывал свои два-три слова, но эти слова все свидетельствовали о его уме, энергии и скупенной мысли. И вообще вся осанка Кобылицы свидетельствовала о чем-то необычном: он полюбил иногда на какого-то пророка, говорил обрываясь и загадочно, а иногда на мужчину, что привык рассказывать».
При том, как подает о. Билинкевич, он был первым богатырем во все горы, имел много скота; лошадей, овец, молока, пчел, меда, воска, нарядов и всякого достатка. Его женщина была гуцулка, в молодости первая красавица, да и позже, в бурных годах, не казнила еще своей прелести, хотя немного погрубела. Она происходила из славного и влиятельного среди гуцулов рода Ерошок. Детей, насколько можно догадываться, у них совсем не было, а хоть никаких писаных ни устных известий о них не находим упоминания.
Чтобы понять появление и деятельность Кобылицы, нужно до конца бросить глаз на те социально-экономические отношения, среди которых он жил и которых развитие вынесло его на историческую арену. Село Плоска в панщинное время принадлежало к так называемому Русско-Кимполунжскому окрестности, к которому, кроме того, принадлежали села Сергии, Сторонец-Путилов, Тораки, Кисилицы, Дихтинец, Усте-Путилов, Стебное, Долгополе, Конятин Яблоница, Мариничи, Петраши, Ростоки, Пидзахарыч и Межиброды. Те села, спрятанные среди высоких гор, над реками Черемошем и Путиловкой, издавна жили отдельной жизнью, во многом не похожей на жизнь на могилах и на подгорье.
Природные обстоятельства делали здешних обитателей-гуцулов преимущественно пастухами-пастушками, стрелками и дереворубами; полеводство занимало лишь очень малое место в их хозяйстве. От веков они не знали барщины, ибо хотя леса и горные долины были горы паны, но те паны в горах не жили, иногда и в всей своей жизни не показывались туда и довольствовались тем, что их неизвестные подданные составляли им время от времени добровольные. подарки, которые с течением времени обычай сменил на постоянные, но все же очень небольшие дани. Такое состояние застает и утверждает в XVII веке так называемый хризов воеводы Константина Дуки с 28 сентября 1698 г.
Сей хризов признавал крестьянам на собственность почвы, искореняемые ими собственноручно из-под леса, с тем, однако, оговоркой, что такой владелец не смел присваивать себе почву другого подданного. За употребление этих почв подданные платили господам чинш, богаче по 2, средние по 1½, беднее по 1 льву, слишком откупали десятину сена таксой по 2 парада (3 кроны) от сажени и давали десятину под зерно и дани по добыче стрельства и рыболовства. Барщины этот хризов не знает, о лесе и праве выруба не упоминает; земля и леса в тех далеких и неприступных горах не имели в XVII в. никакой стоимости [Ол. Колесса. Юрий Коссован («Заря», 1893, стр. 15). См. раздел См. также: Prof. Dr. RF Kaindl. Das Unterthanswesen in der Bukowina (Archiv für oesterreichische Geschichte, 86, Bd. 2 Hälfte, стр. 671)].
Сей хризов и позже, в австрийские времена, не был законно отменен, хотя экономические отношения между тем значительно изменились, народу намножилось, земли управной прибыло, леса из-за сплавления дерева Черемошем набрали стоимости, по селам, даже по горным селам Молдавско-Кимполунжского окрестностей per fas et nefas начали заводить барщину, а чинши и дани все больше росли. Неудивительно, что и в Русско-Кимполунжском окрестности усматриваем тот же процесс: паны начинают все больше ограничивать волю подданных, разными способами вытесняя от них то новые дани, то служебности.
Подарки, которые по древнему патриархальному обычаю приносили крестьяне новому господину при его вступлении во владение имением, сменяются на постоянные дани. Общее соревнование идет к тому, чтобы обязанности, нормированные до сих пор традицией или устными условиями, переносить на бумагу. Заключаются соглашения между господами и подданными якобы для памяти, но быстро показывается, что соглашения наложили на крестьян такие бремени, которых не знали их родители и деды. Уже в 1803 г. жалуются общины Довгополе, Яблоница, Конятин и Спетки на своего помещика Айваса, добивающегося от них дань брынзой, сыром, повесмами, овечьими шкурами и до того барщины. В том же году жалуются подданные другого господина Джурджована на подобные вымогательства: новые процессы идут в 1814, 1815 и 1825 гг.
Крестьяне добиваются перевода хризового Дука, обеспечение его в заседании почв, лесов и лугов. Паны отвечают, что чинш повышен потому, что подданные не дают десятины, а дань овечу наложена за то, что крестьяне пасут овцы на панских полонинах и рубят дрова в панских лесах. Приговоры судов и обречение надверной канцелярии в тех делах бывали разные, но исполнение приговоров все оставлено господам, которые в случае не полезных для себя приговоров старались вместо их исполнения переводить новые добровольные соглашения и тем вызывали новые жалобы подданных.
Правительству стало, наконец, этого многовато, и декретом с 22 мая 1826 г. было решено, что только такие соглашения господ с подданными имеют правовое стояние, не противоречащие хризовые Дуки или добровольно принятые подданными. Разумеется, что и это эластичное постановление не помогло беде. Паны все умели найти себе среди крестьян соратников, готовых за тщетную надграду подписать им такое соглашение, которое им хотелось; умели перед цесарской комиссией поставить не действительных поручителей общины, а своих заушников, умели, где надо, подплатить комиссаров, проволоки дело или попросту игнорировать цесарские решения, разрушая и обижая непокорных крестьян, а особенно общественных пленипотентов.
Но вот в г. 1838 именовано старостой в Черновцах бывшего станиславовского старосту Казимира Мильбахера, мужа, искренне благосклонного крестьянам а ненавистного шляхте, которая не называла его иначе, как кривым чертом. В случае перед 1838 годом кем-то из интеллигентных русинов, хотя в духе народной песни, и опубликована проф. Грушевским в «Записках», т. XVI, Miscellanea, с. 5 – 6. Читаем в ней между прочим:
Теперь у нас в Станиславе хорошо хлопом быть:
Чтобы с хлопа кожу рвали, того уже не слышно.
Все патенты для подданных по доминам гнили,
Пришел здесь Мильбахер – все они их учили.
Атамана ся не боя – что мы тот котюга!
Да я себе сейчас хозяина, а он дворовой слуга.
А окомон что мы сделаем? Не смеет наказывать.
Когда я пойду к старости, будет он иметь,
Сейчас скажет комиссарам протокул писать,
А визум И репертум от Захира дать.
Затем господина вокомона заперт на ратушу,
Чтобы там я научил, что и я имею душу.
Далее стихотворение называет Мильбахера «хлопским папой», передавая и здесь настоящую фамилию, по которой крестьяне величали того необычного мужа].
[Буковинские помещики, разумеется, рады были считать Мильбахера не только злым мужчиной, но и круглым дураком (см. цитату в тексте на стр. 254). Странно, однако, что и проф. Кайндль понемногу приклоняется к тому взгляду, утверждая (Das Unterthanswesen, стр. 652), что Мильбахеров обежник был издан vielleicht auch wenigstens zum Theil aus Unkenntniss der Sachlage. Это взгляд совсем ошибочный. Мильбахер очень основательно познакомился 8 фактическим состоянием буковинского крестьянства и его правовыми основами. Это мы надеемся доказать, публикуя мемориал, заключенный Мильбахеровым подвластным, тогда губерниальным концептовым практикантом Остерманом, под [названием] «Geschichtliche Darstellung der Gesetzgebung bezüglich des Grundbesitzes und der Ur концы, для оправдания Мильбахерового циркуляра с 29 июня 1838 г.]
Разглядевшись в отношениях, Мильбахер выдал уже 29 июня 1838 г. памятный циркуляр (ч. 12748), которым признал не важными все соглашения господ с подданными, где налагался на крестьян обязанность делать барщину, не смотря на то, эти соглашения были утверждены окружной властью или нет. Какой переполох поднял этот циркуляр среди буковинской шляхты, виден еще в 1848 году в изданном помещиками о запоминающемся письме.
«В г. 1838, – читаем там, – буковинским округом заведовал надворный советник М[ильбахер], мужчина безрассудный и очень вспыльчивый. Уже в ту пору он без страха и угрызений совести развивал мысль о такой катастрофе, как та, что в г. 1846 сотряслась в Галичине. Обожником с 29 июня 1838 г. он толковал буковинский status quo по своему подобию и пониманию и приказал со всех амвон опубликовать права помещиков, ощипанные со всех сторон. А когда к нему кучами начали давиться крестьяне, он выяснял им, что все заключенные и окружной властью неутверждаемые барщинные соглашения надо считать не важными и не бывшими. И вот брошена искра словом и письмом, и быстро все было охвачено ярким пламенем, а помещиков, выступивших с протестами против этой самовольной хозяйки чиновников, бюрократия окричала вымогательствами крестьян и бессердечными тиранами».
Таким образом Буковина при общем мятеже мыслей уже в г. 1838 – 39 была близка к такой катастрофе, которая в 1846 г. случилась в Галичине.
«Это не увеличение, – говорится далее, – но грустная, общеизвестная правда, что в то время помещики и посесоры, угрожающие в своем существовании, презираемые подданными словом и делом, высмеиваемые и преследуемые начальником округа (то есть Мильбахером), умирали с грызоты, боже или сами себе отнимали жизнь». Czernowitz, 1848. с. 43 – 45].
Разумеется, не все паны брали себе так к сердцу это трагическое положение; они выслали как стой зажаления на Мильбахера в губернию, которая обежником с 22 апреля 1839 г. упразднила обежник Мильбахера и признала важность «добровольных», господам так любых сделок. Да еще мало было господам. Когда в сентябре 1839 г. брат императора Фердинанда архикнязь Франц Кароль был на Буковине, помещики жаловались перед ним на Мильбахера, а, осмеленные ласковым послушанием у него, в марте 1840 г. выслали депутацию к императору и добились того, что высшим постановлением ] 21 падолиста 1840 Мильбахер перенесен во Львов (см. Kaindl, op. cit., 652 – 653).
Примечания
Он был родом из села Плоской на Буковине… – Современные исследователи пришли к выводу, что Л. Кобылица родился в с. Путила Сторонець Русско-Кимполунжского округа (ныне поселок городского типа Путила Черновицкой области). В Плоской он долгое время жил, имел там свое подворье.
…хризов воеводы Константина Дуки с 28 сентября 1693 г. – Дука Константин (? – после 1704) – молдавский хозяин в 1693 – 1695 гг. и в 1700 – 1703 гг.
Грушевский Михаил Сергеевич (1866 – 1934) – украинский историк.
«Записки» – Речь идет о «Записках Научного общества имени Шевченко» – издании Научного общества имени Шевченко во Львове. В них печатались монографии, статьи, документальные публикации, обзоры выходивших в Галичине журналов, а также в России, Польше, Венгрии и других странах. Здесь был опубликован ряд трудов И. Я. Франко, М. И. Павлика.
…катастрофу такую, как та, что в г. 1846 сотряслась в Галичине. – Речь идет о национально-освободительном восстании польской шляхты 1846 г. в Галичине, в ходе которого развернулось антифеодальное движение крестьян.
… архикнязь Франц Кароль… – Франц-Карл (1802 – 1878), эрцгерцог, сын Франца II, брат австрийского императора Фердинанда. В 1836 – 1848 гг. правил при Фердинанда.
Представляется по изданию: Франко И.Я. Собрание сочинений в 50 томах. – К.: Научная мысль, 1986 г., т. 47, с. 250 – 255.
3. События 1843 – 1847 гг.
Иван Франко
Раскаты, вызванные этими событиями, довели до крестьянского бунта, что взрыв в Путилове 1843 г. Хватило и других, менее важных обстоятельств, которые привели к взрыву. О Плоске знаем, что там фермент шел из того, что село было разделено между двумя владельцами: половина принадлежала к помещику Ромашкану, а вторая – к камере [Theofil Bendella. Die Bukowina im Königreiche Galizien, Wien, 1845, с. 36]. «Местная администрация, – жалуются в 1848 г. помещики, – остро смотрела на пальцы господам, но в камеральных добрах смотрела сквозь пальцы на всякие схватки» (Ueber den Ursprung, стр. 47); это надо понимать так, что в камеральных добрах крестьянам было легче, и для того, что были подданными частных лиц, досаднее чувствовали неодинаковость положения и бунтовали. Особенно путиловский помещик Джурджован вызывал против себя упорную ненависть подданных своей жестокостью и прижимами: эта ненависть звучит до сих пор в песнях и рассказах народных, а в 1843 г. была главным мотивом бунта.
Крестьяне сетовали, что им запрещают рубить дрова даже в их собственных лесах, жаловались на овечью дань, на высокие чинши (до 60 г. – от чего?), на дань брындзой и на то, что господин силует их к барщине [Д-р Ол. Колесса. Юрий Коссован («Заря», 1893), с. 16]. Особенно за лес шла самая упорная ссора; это утверждают до сих пор спрятанные в памяти воспоминания местных стариков (см. «Жизнь и слово», III, 234). В Путилове взбунтовавшиеся крестьяне допускались ущерба на барских побережниках; по одним рассказам обсаливали им волосы («Жизнь и слово», III, 234), по другим – потрепали их, поналивали им горячей смолы на головы, а руки распинали на патыки и так их пригнали из леса к господину и говорят: «Что -Сто нам за волков в лес прислали? Нам волков не нужно» («Этногр[афический] сборник», V, 144 – 145).
На помещиков напал страх; в Черновец побежали тревожные вести о бунте в горах, и тамошний староста выслал комиссаров с 900 мужами войска в Путилов. «Но люди, – рассказывает старый, свиш 70-летний гуцул Освицынский в Долгополе, – сошлись перед воинами, более 500 человек, и поклякались перед ними. Тогда комиссар говорил, чтобы ему выдали мятежников. Они не хотели, он сам выбрал каждого десятого, взял 50 человек, а остальных пустил: войско поставил по домам. Воины резали волы: кожу оставляли, а мясо варили и ели» («Этн[ографический] сборник», V, 145). Не довольствуясь тем, они забирали и из хат всякие виктуалы. Современная песня говорит: