перевел Лев Шкловский в память о погибшем сыне Антоне
Оригинальное название: Agent vermist in Rome
Первая глава
У АХ есть несколько люксов в отеле на Манхэттене, который я не буду называть. Я зарегистрировался там после двух недель R&H (отдыха и восстановления) на ранчо AX в охотничьих угодьях Вирджинии недалеко от Вашингтона, округ Колумбия.
В этой организации есть несколько своих агентов среди его сотрудников, и это дает мне домашнее ощущение . Это также удовлетворяет чувствительности Хоука к безопасности; Хоук, серый, анонимный и ироничный руководитель AX. С одинаковой легкостью он отправляет меня в какой -нибудь портовый кабак, кишащий головорезами, но в тот момент, когда я возвращаюсь в США после опасного задания, он наблюдает за мной, как если бы я был непокорным ребенком.
У меня еще оставалось два месяца неоплачиваемого отпуска, и это было отличное место для начала. В моем люксе была огромная спальня с супер-ванной и гостиная с полностью укомплектованным баром. В нем была кухня с обслуживанием номеров, а шеф-повар заставлял вас думать, что вы находитесь в Париже времен Наполеона Третьего, а не в мрачном Нью-Йорке. И обслуживание было сдержанным и эффективным. У меня также была куча накоплений по зарплате, которые скопилась на моем банковском счете.
Я снял трубку рядом с кроватью и назвала коммутатору номер Тигги.
Тигги — это Табита Инчболд. Пятифутовая идеально сложенная английская дворянинка (отец — граф), который променял привилегии местной знати на работу секретарем в фирме по связям с общественностью на Мэдисон-авеню.
«Это Ник Картер, Тигги».
"Ух ты." Ее голос был смесью кокни и австралийского. 'Ты здесь? В городе?' Тигги могла упаковать много смысла в несколько коротких слов.
Потребовалось всего несколько минут оживленной болтовни — беседа Тигги была полна завуалированных намеков на наш последний незабываемый вечер вместе — чтобы договориться о встрече за выпивкой и совместным ужином.
В это время было половина четвертого. Я принял долгую ванну и закончил ледяным душем, чтобы освежиться и вернуться к жизни. В ванной было зеркало до потолка, и я был доволен тем, что увидел. Я снова был в порядке. Ко мне вернулся сброшенный вес, мои мышцы функционировали как надо, и не осталось шрамов от попыток друга-конкурента вырезать кишки из моего живота и использовать их как петлю, чтобы повесить меня. Только слабая серебристо-белая линия показывала, где его острый как бритва нож кукри начал свою работу.
Я намылил лицо и побрился гладко и чисто, прежде чем нанести едкий лосьон после бритья. Вернувшись в спальню, я лениво оделся.
Я скользнул в свою куртку. Чтобы компенсировать место в одежде для люгера Вильгельмины, я наполнил левый внутренний карман кожаным кошельком. Я мельком взглянул в зеркало спальни и не нашел все это неудовлетворительным. Я поправил галстук и был готов отправиться в бар, который мы с Тигги выбрали в качестве отправной точки.
В тот момент, когда я положил руку на дверную ручку, телефон пронзительно зазвонил.
— Черт, — сказал я вслух, но все равно вернулся и взял трубку.
Я поднес трубку к уху и услышал что-то похожее на магнитофонную запись карнавала, только наоборот. Я нажал красную кнопку на телефонном преобразователе, обычном оборудовании в номерах гостиницы нашей организации, и на полуслове услышал знакомый голос. «…и я знаю, что ты в отпуске, но паршивый бюджет, с которым мне приходится работать, означает, что у меня нет ещё таких людей, как ты. Каким бы слабым ты ни был, ты наш единственный доступный агент.
Это был Хоук. Он был на другом конце провода красного телефона и разговаривал со мной из своего офиса в Вашингтоне.
— Я пропустил начало, шеф, — сказал я, призывая все свое терпение. — Не могли бы вы рассказать мне еще раз, что случилось… — Рим, — выпалил он, еще больше затыкая меня. «Что-то вонючее найдено в Тибре. Это что-то — Клем Андерсон, и чертовски мертвый. Клем Андерсон был неважным информатором в Италии. На самом деле он никогда не был частью нашей организации, но время от времени помогал нам, снабжая нас информацией, которую большие ребята из ЦРУ и Интерпола могли не заметить.
Хоук, глава сверхсекретного, самого маленького и самого смертоносного подразделения глобальной разведывательной службы Америки, продолжил: «Он прислал нам кучу расплывчатых предположений о каком-то дерьмовом фильме, который они собираются снять. Такой фильм, в котором шпионаж и контрразведка представлены как гламурное дело. Но вы все об этом знаете.
Однажды в неосторожный момент я сказал Хоуку, что мне очень понравился фильм, который я видел. С того дня он оставил во мне след своим ребяческим и упрямым содержанием. Я был фанатом кино. Одно из тех стойких, непреодолимых заблуждений о моей личной (ха-ха) жизни.
«Сначала я подумал, что это очередная афера в кино на сумму от десяти до двадцати миллионов», — продолжил Хоук. «Но Клем продолжал утверждать, что все гораздо глубже. Я позволил ему исследовать это, потому что он был хорошим человеком, очень полезным в нашей сети. Я уже не обращал на это внимания, но теперь Клем мертв. Так что, возможно, Клем узнал что-то важное. Тебе забронирован билет на рейс Alitalia в 20:15 из аэропорта Кеннеди. У тебя есть час, чтобы успеть на вертолет, который доставит вас из Манхэттена в аэропорт.
«Но, сэр …» — сказал я, наблюдая, как пухлая и сочная Тигги исчезает в тумане.
— Тебе не потребуется больше часа, чтобы прочитать лист данных, — успокаивающе сказал он. — Прямо сейчас он поступает по телексу отеля. Вы найдете код в своем почтовом ящике на стойке регистрации. Все, что вам нужно, находится в этом конверте. Деньги на расходы, удостоверения личности, два паспорта. Я больше не буду тебя задерживать. Я уже вижу, как загораются твои глаза при мысли о веселой итальянской сладкой жизни. Но помните: это работа, а не прогулка». Я упомянул что-то о дополнительном дне в Нью-Йорке, который мне нужен, но Хоук уже повесил трубку. Это была игра, в которую я играл, и Хоук устанавливал правила.
Я позвонил в дежурную часть и попросил принести телекс, который я ждал, вместе со всем, что было в моем почтовом ящике. Затем я позвонил в бар и оставил леди Инчболд сообщение о том, что, к сожалению, меня вызвали по более срочным делам. Когда мальчик на побегушках пришел с телексом и толстым коричневым конвертом, я протянул ему две двадцатидолларовые купюры. Пять долларов были для снего, а остальные — на цветы, которые нужно было доставить Тигги. У меня сложилось впечатление, что они будут для нее таким же большим утешением, каким было для меня задание, которое мне внезапно дали.
Телексное сообщение длиной шесть футов, развернувшееся, как огромный кусок туалетной бумаги, на первый взгляд выглядело не более чем скучным отчетом о будущем чикагской торговли соей. Однако, когда я прочитал его через поляризованный прозрачный пластиковый лист с кодовым номером четыре из конверта, он раскрыл его важное содержание. Полный отчет о действиях и подозрениях Клема Андерсона, мое прикрытие для этого задания с предысторией и второе прикрытие в случае необходимости. Адреса двух контактных домов в Риме и некоторые наспех собранные данные об именах, упомянутых в отчетах Андерсона.
Я прочитал его быстро и аккуратно, разматывая бумагу строчка за строчкой и запихивая в стандартную шредерную машину в наших апартаментах. Чем больше я читал, тем больше убеждался, что Хоук отправляет меня на какую-то охоту за привидениями. Он был прав в самом начале. Это были слухи и сплетни, которые казались более уместными в рекламе фильма, чем в расследовании AX. Несколько твердых фактов, а остальное не более чем пузыри. Лоренцо Конти, итальянский продюсер широкоэкранных спектаклей, наполненных сексом и кровью, участвовавший примерно во всех классических постановках от «Одиссеи» до «Агнца Марии», готовил новую эпопею под названием « Конец света» . Фильм с международной оккупацией о том, что могло произойти во время Третьей мировой войны.
Черт, все, кто когда-либо читал газеты, знали об этом. За исключением, может быть, Хоука, который с трудом просматривал иностранные новости, затем какое-то время наслаждался комиксами, а затем выбрасывал газету.
Конти был ненадежным и ловким парнем. Даже в самых успешных его фильмах инвесторам оставалась лишь часть прибыли, в то время как Лоренцо, с другой стороны, брал прибыль на содержание своего палаццо в Риме, своей виллы на Капри, своего замка на юге Франции и большое количество любовниц, чучел животных, прислуги и всяких прихлебателей. Но вряд ли это была конфиденциальная новость. Другие уважаемые продюсеры из Лондона или Голливуда следовали той же жадной схеме.
Клем Андерсон сделал сноску о необъяснимом убийстве молодой австрийской звездочки. Убийство, которое Конти, казалось, имел на своей совести, тем более, что вскоре после ее смерти у него случился нервный срыв, и он уволился на два месяца отдыха дома и в клинике. Но это тоже было нормально. Звезды так же заменимы, как секретные агенты. И срывы для звезд большого кино так же часты, как и романы с начинающими актрисами. Партнерами Конти по новому фильму стали сэр Хью Марсленд, бывший британский министр с сомнительной финансовой репутацией, но не чуждый миру шоу-бизнеса и понятных контактов с английскими дистрибьюторскими компаниями. Дэн Пьеро Симка, непостоянный итальянский карлик; политик и банкир-плейбой, а также очень нормальный партнер в таком предприятии, как Верелдейнде. И, наконец, Стадс Мэллори, независимый американский продюсер-режиссер, известный двумя оскароносными фильмами около десяти лет назад.
Состав был таким, как и следовало ожидать от эпопеи Конти. Около десяти топовых имен из Англии, Франции, Италии и Америки. Большинство из них были приглашенными звездами только от пяти до десяти минут, но их имена отлично смотрелись бы в объявлении. Две главные роли сыграли Камилла Кавур, последняя итальянская секс-бомба, и Майкл Спорт, английский вор в законе, у которого были лучшие годы, если не считать рекламной ценности.
Телексное сообщение было полностью уничтожено, как и прозрачный лист. Я опустился на пол в позе йоги, чтобы сосредоточиться и снова просмотреть материал, который уже был у меня в голове. Я позволил своему разуму стать совершенно пустым, а затем все сообщение развернулось снова, как будто я читал его на более высоком уровне концентрации.
Никаких чудес не произошло. По общему признанию, главные герои фильма были аферистами, Клем сделал много заметок о количестве военной техники, собранной для версии Конти о Третьей мировой войне: танки, самолеты, фальшивые ракеты с подземными бетонными бункерами для хранения, но это тоже, было обычным делом. И он также должен был заметить, что с материалами прибыло много итальянских, английских, американских и натовских офицеров связи.
Каждый крупный фильм о войне, даже если он легальный только наполовину, может рассчитывать на официальное сотрудничество правительства. В этом тоже не было ничего необычного. Оставалось только то, что Клем был убит. Но даже это не обязательно имело отношение к его исследованиям фильма Конец Света . Судя по нескольким заметкам, Клем был порядочным человеком, но достаточно сомнительным из-за своего пристрастия к азартным играм и из-за своей постоянной задолженности перед незаконными ростовщиками. И причин, по которым он оказался в Тибре, могло быть гораздо больше, чем его любопытство по поводу киноэпопеи.
У меня было десять минут, чтобы снова собраться. Я взял Вильгельмину, мой Люгер, Хьюго, мой стилет и Пьера, газовую бомбу, из их секретного отсека на дне чемодана и снова упаковал одежду, которую я только что аккуратно повесил в гардеробе спальни. Я снял куртку, чтобы надеть наплечную кобуру. Я закатал рукав и застегнул узкую оболочку стилета. На этом этапе мне не нужна была газовая бомба, куда я ее обычно кладу, поэтому я положил Пьера в карман. Я уже заказал счет, и посыльный постучал в дверь, когда я снова надел куртку.
Я выбросил все из головы и сосредоточился на своей новой личности. В аэропорту Кеннеди я был уже Роджером (Джерри) Карром, богатым техасским нефтяником, у которого на уме только одно — наслаждаться жизнью и понимать, что у него есть доход, который никогда не иссякнет. Это была та роль, которую я любил играть, но Хоук, черт возьми, не дает мне ее достаточно часто.
Как Карру, мне нужно было вкладывать средства в этот фильм не для того, чтобы получить прибыль, а для того, чтобы наслаждаться перспективой общества спелых звезд на завтрак, обед и ужин, а может быть, даже очень, очень поздним перекусом. Мне нравятся такие вещи в моей роли Ника Картера, если бы не тот факт, что это мешало моей работе. Если бы мне пришлось выйти из роли Джерри Карра, у меня было бы второе прикрытие с паспортом; это Бен Карпентер, журналист-фрилансер. Несколько пьяница, распущенная фигура с большей социальной свободой передвижения, чем техасский плейбой.
В аэропорту Кеннеди улыбающаяся девушка, которая выглядела так, будто сошла с картины эпохи Возрождения или одного из последних итальянских фильмов, дала Джерри Карру билет на самолет первого класса. Я дал правильные сигналы в пассажирском туннеле, и меня пропустили без обыска моих личных драгоценностей: люгера, ножа и бомбы.
В киоске в зале вылета я купил достаточно журналов и книг в мягкой обложке, чтобы заполнить полет из Нью-Йорка в Рим на случай, если я не смогу уснуть. В идеале я должен был выспаться в начале задания, но это должно быть сделано естественным образом. Даже лучшие врачи в AX не придумали таблетки, которая дала бы мне сон, из которого я выхожу с такой физической подготовкой и присутствием духа, как мне хотелось бы.
Самолет Jumbojet был заполнен только наполовину, и я был почти один в первом классе. Свет включили с напоминанием не курить, и я пристегнул ремень безопасности. У меня было пять минут, чтобы понаблюдать за моими попутчиками — предосторожность, которую я всегда принимаю, путешествуя ли я в самолете, в автобусе или в повозке, запряженной ослом. Я думал о том, насколько я могу расслабиться и насколько это безопасно.
Пассажиров было всего десять человек. Четверо бизнесменов, близких друг к другу, почти одинаковых в своих темных костюмах и с этими дипломатическими портфелями. Три пары средних лет с золотыми табличками с именами, которые идентифицировали их как членов роскошной туристической группы в мировом турне. Все нормальное, невинное и далекое, оставляя мне целый ряд сидений для себя, с несколькими пустыми рядами впереди и позади меня.
Как только загорелся зеленый свет и мы оказались в воздухе, я вернулся в туалет. Там я снял кобуру с Люгера и ножны со стилета. Вернувшись на свое место, я положил их в собственный дипломатический портфель и повернул замок безопасности. Если мне посчастливится закрыть глаза во время полета, я не хочу рисковать тем, что моя куртка расстегнется, а у моих попутчиков возникнут странные мысли об угонах самолетов и тому подобном . Я как раз погрузился в легкое чтение, когда интерком просигналил о своем присутствии. Соблазнительный, мягкий женский голос сказал на итальянском, французском и английском языках, что будет подана еда.
Стюардесс было две. Я не мог сказать об одноq больше, чем то, что она была там. Но другая привлекла мое внимание с того момента, как я впервые заметил ее. Это была крупная женщина. На несколько дюймов выше моей брошенной Тигги. И пышнее. Она заполнила свою причудливую униформу до последнего дюйма, наклоняясь, чтобы поставить мою еду. В этот момент всего этого было так много, что оно почти заполнило всю комнату. Я вспомнил, что когда-то жил французский король, бокалы для вина которого выдувались точно по форме грудей его тогдашней любимой любовницы. Я мог себе представить, что должен был чувствовать этот человек.
Я сказал. - 'Спасибо,'
Она улыбнулась. И она была из тех женщин, которые улыбались на всем пути от своих длинных, блестящих, красновато-коричневых волос до самых длинных ног, обернутых нейлоном, до кончиков пальцев своих блестящих мини-сапожек.
«За ужином красное вино», — сказала она. «Но у нас также есть Colognola. Красное вино, которое, по крайней мере, не уступает Soave среди белых вин, и оно происходит из региона, где я родилась. Это тоже можно подать.
Ее английский был почти без акцента; только немного скованно в выборе слов, но очень увлекательно.
Я спросил. - "Твоя родина?"
"Венето", сказала она. «В Венеции. Но я из Падуи. Больше внутрь страны.
«Попробую Colognola», — сказал я. «Но при одном условии. .. '
— Так и есть, сэр … — Она взглянула на список пассажиров, который держала в руке. — Мистер Карр? Меня обслуживали последним пассажиром в этой секции, а другая стюардесса уже уехала со своей тележкой. — Что ты попробуешь это вино со мной, — сказал я.
— Это полностью против правил, — твердо сказала она. Но это больше походило на начало чего-то, чем на полный отказ.
— Правила созданы для того, чтобы их не нарушать или, по крайней мере, нарушать, синьорина, — сказал я. — Синьорина?
— Синьорина Моранди, — сказала она. И снова она одарила меня одной из тех обволакивающих, всеохватывающих улыбок.
«Розана Моранди, мистер Карр».
— Джерри, Розана, — сказал я. «Можем ли мы договориться обойти некоторые из этих правил? Не похоже, чтобы ваш отдел был переполнен. Я вспомнил свою временную роль богатого нефтью плейбоя и нашел в бумажнике двадцатку. «Если ты отдашь это своей подруге, она наверняка сможет позаботиться об остальных пассажирах?»
Улыбка теперь была улыбкой заговорщика.
«Это больше противоречит правилам, Джерри», — сказала она, взяв счет. — Но Анджеле это понравится. Это пара чулок для нее. Я скоро вернусь с Colognola. Оно такое же легкое и мягкое, как Soave, но крепче.
'Как ты?' Я сказал это, прежде чем она ушла.
— Возможно, — сказала Розана. 'Посмотрим.'
Вскоре она вернулась с двумя бутылками Colognola и маленьким подносом с едой для себя. Она опустилась на сиденье рядом со мной и поставила поднос на полку перед собой.
«Осталось всего две недели», — сказала она. «А потом снова начинается хаос . Затем начинается туристический сезон. Все места будут заняты. Все они хотят чего-то другого. И эти толстые старые бизнесмены, которые начинают меня щипать, потому что они читали что-то об этих итальянских щипках и теперь хотят применить это на практике. Мне намного больше нравится, когда не так многолюдно, как сейчас. Даже если общество так не думает».
Она сломала пломбы на бутылках и откупорила их натренированным движением штопора. Она налила немного в мой стакан, чтобы я попробовал. Оно было таким же хорошим, как она и сказала, легким и ароматным, с хорошим послевкусием.
Я кивнул, и она наполнила оба бокала. Мы выпили вместе в невысказанном тосте. У меня было стойкое ощущение, что мы пьем за одно и то же.
После нескольких стаканов Розана отодвинула разделявший нас неуклюжий стул и прислонилась ко мне всем своим весом.
«Так уже лучше, Джерри», — сказала она, останавливая свои невинные карие глаза на моих, а одна рука блуждала по моей руке, которая двигалась к ее груди. Она не оттолкнула эту руку, а сжала ее еще крепче.
Другая стюардесса собрала наши подносы и две пустые бутылки из-под вина. Свет в самолете был выключен, и, насколько я мог видеть, другие пассажиры, бизнесмены и гастролирующие богатые пары средних лет спали. Я не совсем новичок в любви с первого взгляда, но обычно это случается в моменты угрозы, напряжения, кризиса. Никогда, как сейчас: просто, спонтанно и воодушевляюще: от первоначального обмена взглядами за едой к стремительному разряду, которого уже нельзя избежать. В течение нескольких секунд мы опустили спинку другого сиденья, и у нас было все пространство, уединение и удобство, о которых только могут мечтать два человека.
Розана помогла мне снять куртку, не отрывая губ от моего рта. Ее язык был у меня во рту, как потерявшаяся, испуганная рыба. Она стряхнула верхнюю часть своей униформы и быстро избавилась от чулок и туфель. Высокая энергичная женщина с неожиданной нежностью легкой сексуальной бабочки.
Ее ощупывающие руки были повсюду. Под моей расстегнутой рубашкой, теперь бессовестно ниже и более настойчиво, а затем кусающий рот и ищущий язык. Я дал ей столько, сколько получил. Затем я вторгся в нее там, где сходились эти длинные классические ноги, и последовали медленно тянущиеся минуты взаимного экстаза. Это не требовало слов; наши тела уже сказали нам все.
Когда мы вместе достигли кульминации, Розана только глубоко вздохнула с удовлетворением.
Я все еще отдыхал, когда Розана, села прямо и улыбалась рядом со мной. Если не считать легкого румянца и того, что улыбка ее теперь напоминала упитанную кошачью улыбку, она была вполне образцом респектабельной и почтенной стюардессы, уделившей несколько минут болтовне, и ничего больше, с респектабельному пассажиру.
«Если ты когда-нибудь снова захочешь летать с нами, Джерри, — сказала она, — убедись, что делаешь это в межсезонье, как сейчас».
Я спросил. — "Ты занимаешься любовью только в воздухе? — В конце концов, я планирую остаться в Риме на несколько недель. Может быть, я мог бы использовать свободное время, чтобы посмотреть все основные достопримечательности. А это значит, что ты — высшая точка всех изюминок.
— Что ж, спасибо, Джерри, — сказала она. «Я много летаю туда и обратно. Но если я свободна, вы можете связаться со мной по этому номеру. Она дала мне номер телефона, который аккуратно записала в блокнот. «Я думаю, было бы неплохо узнать, что еще мы можем сделать на земле без всех этих людей вокруг нас». Она помахала одной рукой другим спящим пассажирам и захихикала. 'Где ты остановишься? Если это не слишком дерзко, может быть, я могла бы позвонить тебе туда.
— Albergo Le Superbe, — сказал я. «А если меня там не будет, оставьте сообщение».
— Что ты собираешься делать в Риме, Джерри?
Это был невинный и очень очевидный вопрос, но я почувствовал, как сработала моя система предупреждения. Легкое покалывание в шее, которое, как я понял, является инстинктивным признаком опасности.
Это был вопрос, который мог бы задать мне любой, но момент был неудачным. Почти любой сделал бы это гораздо раньше. Подготовка к близости всегда делается с помощью разговора, и никто не ждет секса, чтобы немного смягчить цель. И «цель» — это то, что я почувствовал с первого момента. Мне потребовалось всего несколько десятых секунды, чтобы обработать эту мысль в моей голове.
— Я хочу навестить там киношников, — сказал я, не прерывая разговора. «Этот Лоренцо Конти. Может быть, я вложу немного денег в его новую постановку».
«Ах, Конец Света», — сказала Розана, и я почти увидел, как реле щелкнуло в призраке за улыбающимся, чувственным лицом Мадонны в темно-бордовой рамке. «Если ты будешь встречаться с такими людьми, у тебя не будет много времени для встречи с какой то стюардессой Розаной».
Я заверил ее, что после нашего совместного оргазма она никогда не сможет быть для меня незначительной.
Мы немного поболтали о себе, о лучших ресторанах Рима, о том, какой замечательный отель Le Superbe, и так далее. Это снова были невинные разговлры, но ее выдало то, что после того, как она связала мою поездку в Рим с "Концом Света" , она отбросила всякое любопытство.
Так что мы болтали и дремали в течение нескольких часов, все еще прекрасно. Затем Розана извинилась.
«Еда еще не подана», — сказала она. «Завтрак перед приземлением. Ты не потеряешь мой номер телефона, Джерри?
Я сказал ей, что не буду этого делать.
Я не сказал ей, что отправлю его связному AX в Рим для углубленного расследования синьорины Моранди, ее биографии и всех ее прошлых и настоящих связей с "Концом Света" и покойным Клемом Андерсом.
Глава 2
В аэропорту имени Леонардо да Винея Фумичино под Римом царил полный беспорядок. Я указал правильное имя и быстро прошел таможню и проверку безопасности. Я бросился в бой за такси. Шла обычная забастовка в аэропорту, и конкуренция за такси была жесткой. В конце концов я нашел дружелюбного ублюдка, который согласился отвезти меня с моими сумками в город вместе с двумя другими пассажирами всего за долю на человека сверх общей суммы.
Они получили мою бронь в Le Superbe, и Хоук сделал свои обычные умелые приготовления. Ко мне относились так, как будто я действительно контролировал техасские миллионы. Когда я зарегистрировался, я спросил, зарегистрированы ли также Стадс Мэллори или сэр Хью Марсленд.
— Оба, мистер Карр. Портье с радостью подтвердил данные AX о том, что Le Superbe является неофициальной штаб-квартирой создателей Wereldeinde.
— Тогда я просто напишу им сообщение, — сказал я. В моей руке был кусок гостиничной бумаги, прежде чем я вынул ручку из кармана. Я написал обоим одно и то же, тем самым покрыв риск того, что одно из посланий пропадет. Я хотел связаться как можно скорее. «Дорогой сэр Хью, — написал я (и «Дорогой Мэллори» во втором сообщении), — Лью Кевин велел мне увидеться с вами в Риме. Я хочу, чтобы фильм стал шедевром. И думаю, что "Концец Света" все еще может быть шанс сделать это » .
Я поставил большую неразборчивую подпись, и клерк бросился за скрепками для визитных карточек, которые дал мне Хоук, идентифицировав меня как члена представительного хьюстонского джентльменского клуба .
Посыльный отвел меня на шестой этаж, в номер, который выглядел более элегантно, чем тот, что я оставил в Нью-Йорке. Le Superbe начал свою гостиничную жизнь в яркие времена на рубеже веков и, с его многочисленными изменениями стиля и реконструкциями, никогда не следовал современной тенденции увеличения заполняемости путем разделения своих люксов на более мелкие помещения. Я вынул две новые купюры в 1000 лир для посыльного, а затем вручил ему одну из 5000 и велел ему возвращаться на максимальной скорости с самой последней и самой полной картой Рима. Я довольно хорошо знал город, но планировал быстро освоиться, ожидая ответа от моего лучшего набора: двух сообщений.
Он вернулся прежде, чем я закончил распаковываться. В качестве награды я отказался от сдачи, которую он хотел вернуть.
Я потратил пять минут сосредоточенного внимания на карте, которая в разложенном состоянии покрывала половину моей кровати в стиле барокко. Я подтвердил свое знание прошлого, заполнил несколько смутных пятен в памяти и определил местонахождение наших контактных адресов: один в благородном Париоли, другой в шумном Трастевере по ту сторону Тибра.
Для дальнейшей необходимой и привычной рутины я вынул «Люгер» из дипломатического кейса, разобрал его и капнул маслом на ударный механизм. Затем я разделся на пять минут йоги. Затем я лег, чтобы немного отдохнуть, чего Розана так счастливо лишила меня в самолете, желая забыть об этом до конца дня, если потребуется.
Если бы я не получил ответа на свои сообщения, что-то было бы не так, потому что чем больше я думал о Розане — факте, что ее стимулирующая прелюдия была одновременно эффективной и эротической, — тем больше я убеждался, что она как-то связана с "Концом света".
Я погрузился в глубокий сон, и мне приснился приятный сон, который был расслабленным воспроизведением моей встречи с Розаной. Только в моем сне в самолете больше никого не было и дела обрабатывались немного тщательнее. Пока не прозвенел тревожный звонок.
Я проснулась быстро и был недоволен. Телефон зазвонил. Я снял трубку с крючка.
— Мистер Карр? Женский голос с легким иностранным акцентом.
— Вы присоединитесь к разговору?
— Сэр Хью Марсленд для вас. Минутку, пожалуйста.
Я подождал, и слишком теплый, слишком вибрирующий голос занял место девичьего.
— Вы говорите с Хью Марслендом, мистер Карр, — сказал он. (Всегда остерегайтесь, если англичанин забывает свой титул слишком рано.) «Я получил ваше сообщение. Лью очень предусмотрительно посоветовал вам связаться с нами. Как поживает этот старый дурак?
Я ответил информацией, которую Хоук передал мне по телексу. Лью, этот старый сумасшедший, путешествовал на своей яхте « Безумная Джейн» у берегов Даймонд-Рид вместе с Мими, пятой миссис Кевин. Пришлось поздороваться от них обоих.
— Боюсь, с финансовой стороной « Конца Света» все в порядке, дорогой, — сказал сэр Хью, немного вспомнив Лью. — Но нет никаких причин, почему бы нам не встретиться, чтобы немного расслабиться в la bella Roma. Ренцо Конти и кое-кто из нас хотим встретиться, чтобы выпить и провести вечер. Я был бы рад, если бы вы присоединились. Скажем, около половины седьмого в зале «Монца»?
Я сказал, что мне это понравится.
Короткого разговора было почти достаточно, чтобы составить представление о сэре Хью во плоти и крови. Грамотный и хорошо воспитанный англичанин с фальшивой внешностью общества крутых парней, которому приходилось маскировать свой снобизм, чтобы он мог заработать фунт, марку, франк или лиру, которые он не унаследовал, как другие мальчики. И было почти наверняка, что в "Конце Света" найдется место для еще большего количества денег. Это было только сказано, чтобы сделать вклад более привлекательным для тупого, богатого техасца, заставив его казаться ненужным, так что, если они поймают меня, они уговорят меня и притворятся, что тоже хорошо проводят время.
Было всего пять часов пополудни, и мой продолжительный отдых устранил дискомфорт от разницы во времени. Я смог с пользой использовать те два часа, которые у меня остались до того, как игра началась. Я оделся (и мысленно сделал себе заметку купить еще несколько ярких рубашек и аксессуаров, чтобы сделать свой образ еще более убедительным) и спустился на лифте, позолоченной металлической клетке, в вестибюль.
Швейцар вызвал такси, и я поехал на Пьяцца Навона, удивительно красивое и туристическое место. Вместо того, чтобы занять столик на террасе Tre Scalini, я пересек площадь, свернул на несколько поворотов и вернулся на свой маршрут, Corso Vittorio Emanuel. Я приехал как раз вовремя, чтобы сесть на автобус до Трастевере. Был теплый весенний день, и автобус был битком набит, и казалось, что ты застрял на складе, полном запаха несвежего белья, но я знал, что избавился от преследователей.
Контактным адресом была ветхая, скудно обставленная угловая квартира над табачной лавкой, где продавались сигареты, соль и лотерейные билеты. Я поднялся по шаткой лестнице и постучал три раза. Дверь открыл худощавый парень лет двадцати с льняными волосами, похожий на безработного тракториста. Идеальная маскировка среди интернационального, бродячего студенческого населения района. Он сохранял свою вялую позу наркоман, пока не закрыл и не запер за мной дверь.
Затем он вышел из своей позы и стал выглядеть немного более человечным.
— Хайман, ЦРУ , — сказал он. — Мне сказали, что ты приедешь. Вы Джерри Карр, не так ли?
'Именно так.' Я пожал ему руку.
« Мне очень жаль Андерсона, — сказал Хайман. «Мы понятия не имели, что он делает. Я обыскал все его вещи, и у нас до сих пор нет зацепок. У него была некая дикая теория о "Конце Света". Но единственный заговор, который я вижу в этом, — это обычная попытка подоить инвесторов и, может быть, даже публику». Он впустил меня в заднюю комнату, в которой была такая же смертельная атмосфера, как и в первой комнате. Все-таки какая-то организованность в этом должна была быть, потому что он подошел вплотную к старому дивану, отодвинул беспорядок на полу и вытащил из-под него картонную коробку.
«Может быть, вы найдете что-то, что мы упустили из виду», — сказал он без особой убежденности. «Это его вещи, за исключением одежды, в которой он был найден, его единственного хорошего костюма, в котором он был похоронен, и еще кое-какой одежды, которую его служанка продала на блошином рынке».
— Его служанка? Мои уши навострились от возможной подсказки. «Кора. Американская студентка. Предположительно, — сказал Хайман. Последняя из длинной серии. Нет мотива в этом направлении. Мы проверили. Но вы можете получить ее адрес, если хотите. — Возможно, — сказал я. — Но сначала позволь мне разобраться с этим.
Я не отмахиваюсь от ЦРУ. Но были времена, когда AX узнавали о вещах, которые они упускали из виду. И редко бывало наоборот.
— Я буду в другой комнате, если понадоблюсь, — сказал Хайман. «Бьюсь об заклад, я тут единственный, кто должен жечь гашиш в кадильнице, чтобы скрыть тот факт, что я курю Camel».
Я сел на расшатанный диван и стал осматривать содержимое коробки. Мне не на чем было остановиться. Все повторения того, что я уже знал из телекса. Куча неуклюже написанных записок Андерсона самому себе обо всем на свете; от свиданий с Корой и другими девушками до заметок о Конти, Марсленде и Мэллори. Клем Блессид Андерсон был хроническим писакой. Это такая же плохая привычка для сотрудника секретной службы, как и болтать в пьяном виде. С другой стороны, я знавал хороших агентов (никогда не первоклассных, но все же хороших), которые в пьяном виде так много болтали и сообщали столько противоречий, что сводили с ума контрразведчиков, пытавшихся извлечь из их болтовни крупицу правды. То же самое можно сказать о каракулях и заметках Андерсона. За исключением того, что сошел с ума не враг, а я, Ник Картер, ищу возможность, которая могла бы исключить возмездие, и ищу ключ к разгадке того, что могло стать причиной его смерти.
Было только три заметки, которые не были дубликатами того, что я раньше хранил в своей голове. Неясный набросок с именами Конти, Марсленда и Мэллори, образующими треугольник вокруг буквы L. За ним вопросительный знак и неразборчивое примечание, которое могло означать CH, обозначение номерного знака Швейцарии. А за этим следует что-то, что читается как Юнгфрау, альпийский шпиль в Швейцарии, или по-немецки — девственница (крайне маловероятно), или Юнкер — по-немецки дворянин, или Джанки — наркоман. Или, может быть, какое -то кодовое слово. Второй была более четкая нота, состоящая не более чем из «R». «R» и курьер? Но кто это? В мгновение ока мои мысли вернулись к Розане.
В-третьих, в середине пустой карточки буквы «АА». У Клема были проблемы с алкоголем, и он, возможно, собирался связаться с Римским отделением Анонимных Алкоголиков, но это казалось таким же надуманным, как и моя предыдущая «девственница».
Я поблагодарил Хаймана, записал адрес Коры и ушел. Она жила в гостевом доме неподалеку. На всякий случай я прошел несколько переулков к площади Санта-Мария, такой же обычной туристической остановке в Трастевере, и поймал такси.
У меня еще было немного времени, чтобы купить пару ярких рубашек и пару высоких сапог из крокодиловой кожи, чтобы поддержать свой имидж техасца. И у меня еще было немного времени, чтобы побриться в своем номере и переодеться для встречи.
Вдохновленный мистикой гонок серийных автомобилей, зал Le Superbe в Монце был украшен репродукциями старинных автомобилей так же, как некоторые английские пабы украшены репродукциями лошадей и охотничьих собак. Теперь, в половине седьмого вечера, его наполняли съемочные группы Конти, некоторые из следующих, и самые красивые и опрятно одетые женщины, которых я когда-либо видел, собравшимися под одной крышей.
Я вошел в комнату Монца с несколько шизоидной манерой поведения, которая, казалось, лучше всего подходила Джерри Карру. Наполовину неуверенность незнакомца и наполовину высокомерие человека, который знает, что может выписать любой чек на восьмизначную сумму. Я проигнорировал официанта, пытавшегося провести меня к столику, остался на месте, наполовину загораживая вход и вглядываясь в соблазнительную темноту.
Я все еще щурился, когда ко мне подошел высокий, плотный мужчина с красным лицом, лысеющей головой и тугими рыжими усами над верхней губой.
Джерри Карр? Хью Марсленд. Я узнал голос из телефонного звонка. — Я рад, что вы смогли прийти. Мы все в том углу. Он махнул мясистой рукой в неопределенном направлении. «Приходите и поддержите счастливую компанию с его гаремной компанией». Он издал храпящее ржание, и я последовал за ним.
В его группе и группе Конти было сдвинуто вместе несколько крошечных столиков. Меня познакомили с Лоренцо Конти, Ренцо с друзьями, Стадсом Мэллори, стареющей звездой Майклом Спортом, цветущей, потрясающей Камиллой Кавур и другими. Я заказал двойной «Чивас Ригал» со льдом, сел в позолоченное кресло между сэром Хью и Конти и попытался вглядеться в темноту, чтобы разглядеть своих новых товарищей .
Сэра Хью я уже описал. Нужно только добавить, что между его лысеющим черепом и рыжими усами у него было веселое и невинное лицо воспитанника английского интерната, хотя ему было далеко за сорок. Он выглядел как веселый и жизнерадостный ребенок, пока я не увидел его глаза. Крутые, расчетливые шарики из нержавеющей стали. Он был высоким и несколько коренастым из-за того, что давно ушел из спорта.
Ренцо Конти был другой крайностью. Невысокий, около пяти футов, стройный и элегантный, всего 56 лет, по моим данным, с иссиня-черными волосами. Либо это было естественно, либо это была лучшая покраска, которую я когда-либо видел. Он был чисто выбрит, имел аристократический нос и темно-карие глаза на загорелом лице. Его серо-зеленый костюм из мохера был сшит по индивидуальному заказу с итальянским совершенством. На нем была бледно-зеленая шелковая водолазка. На левом запястье у него был золотой «Ролекс». На его правом безымянном пальце было старинное кольцо с печаткой из светлого золота. Он улыбнулся и показал полный набор блестящих белых зубов; лучше, чем у большинства его звезд.
Стадс Мэллори был большим, как Марсленд. Но он явно был намного толще, несмотря на дорогой пошив его пушистого твидового костюма. Все в нем было таким новым, отражающим его новообретенное процветание, что вам не нужна была дополнительная информация, чтобы заметить это. Не знаю почему, но кто-то вроде Ренцо может впервые ходить в костюме, и все равно создается впечатление, что его семья носила его из поколения в поколение. В то время как кто-то вроде Стадса выдавал ядро фальшивости, несмотря на все фунты, которые он вложил в свои дорогие костюмы. У Стада было длинное и уродливое лицо, такое уродство, которое некоторые дамы, на которых легко произвести впечатление, называют привлекательным. Особенно со шрамом на левой щеке. В любой благополучный период своей карьеры он мог бы е удалить. Так что он, должно быть, хотел сохранить его, как память о своем прошлом Его глаза были бледно-голубыми.
Майкл Спортс. Вы, несомненно, знаете его по фотографиям. Он необычайно красивый англичанин, чуть менее потрепанный, чем можно было бы предположить по его внешности на широком экране. Выглядит на сорок, и расскрывает свой настоящий возраст в пятьдесят с лишним лет, только в конце напряженной ночи со стервами и выпивки.
Камилла Кавур снова была чем-то совершенно другим. И кое-чем, на чем стоит сосредоточиться на мгновение. Она выглядела лучше, чем предполагалось в ее кинообразе, и этот кинообраз сделал ее секс-символом всего за два коротких года. Едва ли она могла быть выше ста шестидесяти футов босиком или весить больше ста фунтов, но результат был совершенным. Ее мягкие каштановые волосы были подхвачены желтой бархатной лентой и ниспадали на спину. Ее фантастическое тело было заперто в обтягивающем оранжевом платье, обтягивающем две выступающие груди сливообразной формы. Когда она повернулась, чтобы ее представил сэр Хью, два темно-карих глаза, почти такие же черные, как спелые оливки, имели ослепительный эффект двух 250-ваттных ламп.
Остальное составляли меньшие боссы, сотрудники, актеры и актрисы, о чем сэр Хью уже сказал мне по телефону. У меня возникло стойкое ощущение, что вся вечеринка была устроена для доверчивого Джерри Карра, плейбоя и возможного инвестора.
Официант, одетый так, словно сбежал с поля боя XVII века, принес мне виски, а Ренцо, уже мой большой друг, предложил мне сигарету из плоской платиновой трубки, украшенной гербом. Возможно, герба семьи. Я вежливо отказался от сигареты и вытащил свою собственную марку, сигареты с фильтром, которые я предпочитаю. Они сделаны на заказ и украшены монограммой C, которая может сойти за Carr или Carter. Камилла в восторге заворковала и спросила, можно ли ей тоже. Я просто хотел доставить ей удовольствие. Она доверительно наклонилась и превратила прикуривание в особый, интимный акт.
— Оооо, — разочарованно сказала она после долгой затяжки. — Это обычный табак, мистер Карр.
— Прости, — сказал я. «Я понял, что итальянская полиция довольно сложно относится к марихуане».
— Пух, — сказала она. «Для бомжей и хиппи — да, но не для таких, как мы. Дотторе Симка, который скоро прибудет, имеет высокое политическое положение, и все знают, что его выносливость частично связана с кокаином. То же самое касается Ренцо.
— Нет, — сказал я, соответственно впечатленный. — Зови меня просто Джерри, — добавил я.
«Если ты будешь звать меня Камиллой», — сказала она. Она посмотрела на меня на мгновение. «Думаю, я сяду рядом с тобой , Джерри», — сказала она. «Даже если твоя сигарета — обычный табак». Я не знаю, что она сделала с G, но это звучало как что-то среднее между Ch и Dsj, и от этого у меня по спине побежали странные мурашки.
Теперь у нас была небольшая площадь для нас четверых: Камиллы, сэра Хью, Ренцо и меня. Камилла прижалась ко мне так близко, что между нами не было места даже для папиросной бумаги.
«У Джерри есть планы участвовать в « Конце света», — сказал сэр Хью со сдерживаемым смехом. — Но я сказал ему, что боюсь, у нас полно денег. Верно, Ренцо? — Боюсь, я тоже так думаю, — сказал Конти. «Это бюджет в восемь миллионов, очень большой в наши дни, и у нас уже есть два дополнительных миллиона на возможные задержки и инфляцию. Большая часть нашего бюджета уходит на необычный реквизит и «спецэффекты». Уничтожаем целые машины. Около десяти съемок вот-вот начнутся. Будут потоплены огромные флоты, не говоря уже о карманных деньгах в полмиллиона долларов на гонорары звезд вроде Камиллы и популярного Мистера Спорта. Мы также используем самых больших звезд из каждой страны, включая Россию и, впервые, Китая, для гостевых ролей».
— Какая неудача, Ренцо, — вздохнул я. «Я бы отдал последний доллар , чтобы однажды посмотреть такой фильм». Поскольку этот последний доллар должен был быть погребен под более чем двенадцатью миллионами братьев и сестер, вздох Конти был встречен многозначительным хмурым взглядом.
Я была бы рада, если бы Джерри получил долю в нашем фильме, — любезно сказала Камилла. — Я только что встретила его здесь, Ренцо. Ты знакомишь его со мной, а потом снова прогоняешь. Это делает меня несчастной, и вы знаете, как это может быть плохо для фильма: задержки, повторные съемки, врачи, уколы, если я стану несчастным». Ее последний фильм « Мадонна де Сад » стоил на несколько сотен тысяч балов дороже благодаря ее темпераменту и темпераменту. — Спасибо, Камилла, — сказал я.
— Но Камилла, куколка, — запротестовал сэр Хью. «Вы должны знать, что есть предел участию. Мы можем позволить себе некоторые из ваших капризов с дополнительными двумя миллионами.
"Несколько капризов, Хью?" — спросила Камилла, когда одна из ее рук с кроваво-красными ногтями легла на мое колено и слегка сжала его.
— Пожалуйста, Камилла, дорогая, — сказал Ренцо. — Я не имел в виду, что помочь Джерри будет невозможно, просто сложно. И если ты хочешь сделать из этого проблему, может мы что-нибудь придумаем. Но мы должны дождаться Пьеро, мистера Симку, нашего финансового эксперта. У него есть собственный швейцарский банк, и он является нашим политическим связным. Не расстраивайся пока, дорогая Камилла, и ты тоже, Джерри.
Я спросил, когда этот мистер Симка присоединится к нам. Этот швейцарский банк мог быть как раз той связью, которую я искал в странном наброске Клема Андерсона.
— Кто знает, — сказал Ренцо. — Если Пьеро придет, он придет. И если ему сейчас нравится похулиганить в Сенате, то он будет немного позже.
«Он устанавливает свои собственные законы», — сказал Стадс Мэллори. — Как будто он издает законы для Италии.
«Или нарушает законы», — чирикала Камилла.
— Ну-ну, — сказал сэр Хью, по-отечески нахмурившись. «Мы не должны позволять, чтобы Джерри приходили в голову странные идеи».
Ренцо рассмеялся, словно сэр Хью только что рассказал самую большую шутку в мире. И, возможно, это было так.
Затем последовало несколько часов выпивки и бесцельного пиршества в зале «Монца», прежде чем Ренцо посмотрел на свой «Ролекс» и сказал, что пора переместить весь зверинец в ресторан на ужин; на этот вечер он нанял совершенно особенную закусочную.
«Мы можем поесть там, а затем Стадс покажет Джерри часть нашей заимствованной авиации», — сказал он. «Я заработал свои миллионы, совмещая бизнес и удовольствие». Он также смахнул это хвастовство добавлением: «И вот как их снова потерял.'
Согласно моему телексу, он до последнего дня был в долгах перед банками и менее терпимыми частными кредиторами. Но я должен был сказать, что он продолжал вести себя как человек без единой заботы в этом мире.
Шесть лимузинов ждали на извилистой дорожке отеля. Я удостоился чести быть первым. Ренцо, Камилла и я на заднем сиденье. Мэллори и сэр Хью на откидных сиденьях напротив нас, а Майкл рядом с ливрейным водителем.
От отеля до ресторана у меня ушло добрых двадцать пять минут, которые я провел полностью поглощенный собой. С одной стороны, Ренцо с осторожными, но подробными вопросами о моем финансовом положении на случай, если Верелдейнде пригласит меня в качестве инвестора. С другой стороны, Камилла, которая вовлекла меня в некоторые из своих мероприятий . Едва мы вышли из отеля, как я почувствовал на своем бедре маленькую шелковистую руку, проверяющую мою реакцию на ее прикосновения.
«Есть довольно много проблем с получением приличной суммы из Соединенных Штатов, Джерри, — сказал Ренцо. «Несмотря на все эти разговоры о свободном предпринимательстве».
«У меня всегда есть несколько миллионов в резерве в Нассау», — признался я Ренцо.
«Хорошее расположение финансов в Нассау». Сэр Хью повернулся, чтобы присоединиться к разговору. «Никаких проблем, если вы хотите быстро привести свои дела в порядок».
Камилла хихикнула и сжала мое бедро. «Мне гораздо больше нравится, если ты замедляешь свой бизнес», — прошептала она мне на ухо. Она произнесла слова, за которыми последовало движение языка, усилившее свободные движения ее руки.
«Однажды я получил перевод из Нассау, и это заняло всего два дня», — добавил Стадс Мэллори. «Если бы я попытался получить его через Америку, это заняло бы две-три недели».
— И вам нужно было бы заполнить пятьдесят форм на жалкие 400 000 фунтов стерлингов, — фыркнул сэр Хью.
Я тоже фыркнул, но это было от разочарования и удовольствия, которое пришло вместе с этим. Я не знал, сколько еще смогу продержаться под нежными ласками Камиллы, не взорвавшись. Йога дала мне некоторый контроль, но для достижения максимальных результатов требуется полная концентрация. И с языком Камиллы в моем ухе, ее играми возле моего паха, я должен был держать другое ухо открытым для Конти, Мэллори и сэра Хью, и они отвечали, не связывая себя напрямую.
Я стиснул зубы и со знанием дела рассказал о возможностях ряда многонациональных компаний с офисами в Риме или Милане. Я прошептал безмолвную молитву благодарности, когда лимузин наконец свернул на обсаженную кипарисами аллею к нашему ресторану. Камилла издала почти неслышимый сердитый звук, как маленький избалованный ребенок, потерявший свою игрушку, когда она отдернула руку. Машина остановилась. Когда водитель открыл нам дверь, Ренцо повел нас через огромную деревянную дверь старого оштукатуренного фермерского дома. Весь первый этаж превратили в столовую. В кормовой части под двумя огромными вертелами стояли два полных пылающего огня камина, топившихся дровами. На одном вертеле висел очень большой дикий вепрь, жир которого вытягивал маленькие огненные языки из костра внизу. На другом было три гуся и пять кур.
«Мы получаем тосканскую еду в лучшем виде», — сказал Ренцо. Он указал нам на главный стол и остановился, чтобы дать владельцу несколько кулинарных советов.
Остальная группа ворвалась внутрь. Вскоре начался традиционный итальянский ужин из нескольких блюд. За антипастой последовал густой фермерский овощной суп и/или паста. Затем жареный кабан с печеным картофелем и артишоками. Затем курица или гусь с микс-салатом и кабачками. Затем огромные тарелки со сладкими каштанами и кремовыми пирогами. Потом сырная доска размером почти с один из столов и, наконец, в довершение всего всякая разная мелочь, запиваемая бренди, шампанским и граппой.
Камилла села рядом со мной. Она ела все блюда с таким же аппетитом, как и прожорливые жеребцы напротив нас. Если она всегда ела так, то ее маленькую пятифутовую фигуру нужно было поддерживать постоянными и упорными упражнениями. Наша поездка сюда дала мне некоторое представление о том, что это за упражнение. — Господи, — сказал Мэллори, накладывая на вилки спагетти и запивая их кьянти, — клянусь тебе. Что-то есть в этом итальянском воздухе, от чего у меня сжимается живот. Дома два из этих блюд были бы полноценным обедом, а здесь я продолжаю есть».
Где-то между макаронами и вепрем на входе возникло какое-то волнение и по всей столовой прошел шепот.
— Пьеро идет, — сказал Ренцо. «Маленький мудрец».
В поле зрения появился толстый трактирщик, отступая назад и низко кланяясь. А после него я увидел самого маленького человека, которого когда-либо видел. Пьеро Симка был опрятным, эффектно одетым карликом с хорошо постриженными волосами и аккуратной бородкой в форме сердца. Он носил короткую трость с набалдашником из слоновой кости не длиннее четырех футов. В сапогах на платформе на высоких каблуках он был примерно пяти футов ростом.
Его подвели к нашему столику, где официант уже положил на стул две подушки. Все встали, чтобы поприветствовать его, включая Камиллу и, неуклюже следуя за ними, как того требовала моя роль, ваш покорный слуга.
"Пьеро".
'Профессор".
— Наконец-то, — воскликнул Ренцо. «Профессор Симка. Мистер Карр, о ком я вам говорил.
«Хватит об этом, профессор », — сказал маленький человечек, крепко сжимая мою руку, как когтями. «Мы здесь как друзья. Я Пьеро, Джерри, и я рад познакомиться с вами. Садитесь, чтобы я мог наверстать упущенное в этом распутном обжорстве.
Он безупречно говорил по-английски с легким американским акцентом, в отличие от той британской чопорности, которая обычно наблюдается у грамотных итальянцев.
Его улыбка была открытой и невинной. Но в его маленьком телосложении чувствовался сильный гнев. Это был не тот всегда настороженный взгляд его зеленоватых глаз, а что-то вроде мягкого шороха в его худощавом теле. Единственное, с чем я мог сравнить это, была ночь давным-давно в Палембанге, Суматра. Затем я ворочался семь бессонных часов в своей постели. Пока я не заглянул внутрь и не обнаружил крошечного яркого и блестящего крайта; одна из самых фатальных змей во всей природе.
Его размер не мешал представлениям Пьеро о здоровом питании. Верный своему слову, он с головокружительной скоростью поедал антипасту и спагетти и обогнал нас, когда подали кабана. Потом у него было время поговорить.
Сэр Хью рассказал о моем желании инвестировать в "World End" , о своих собственных сомнениях в том, что это можно устроить, и о замечании Камиллы, что она будет очень недовольна, если я не смогу стать одним из ее спонсоров.
«И ты бы не хотел, чтобы я была несчастна, Пьеро», — добавила Камилла.
— Никогда, мое дорогое дитя, — сказал Пьеро, отрезая большой кусок кабаньей ветчины и прикалывая его к своему лезвию, как миниатюрный ястреб, бросающийся на добычу. — Чтобы увидеть тебя счастливой, мужчина свернул бы горы. А так как я не выгляжу размером с бульдозер, тем больше у меня причин передвинуть их для вас. Дай мне подумать.'
Он закрыл глаза, положил мясо в рот и задумчиво прожевал. Серая бородка двигалась вверх и вниз по его широкому галстуку, пока он жевал и думал.
Он открыл глаза, удовлетворенно подмигивая. «Отказ аргентинцам», — сказал он.
Мне не нужно было играть, чтобы выглядеть ошеломленным. Я спросил. — Что это, Пьеро?
— Я думаю вслух, Джерри, — сказал он. «Иногда не слишком аккуратно. Я имею в виду, что в Буэнос-Айресе есть группа богатых идиотов, которые хотят участвовать в нашем фильме; небольшое участие около полумиллиона. Ничего не было подписано, даже не было рукопожатия.
И весь мир знает, что Пьеро держит свое слово. Но если бы не это рукопожатие, почему бы нашему другу Джерри Карру не занять место этих аргентинцев?
«Почему я не подумал об этом?» — воскликнул сэр Хью с преувеличенным восхищением, как будто он действительно не думал о том, чтобы помочь дорогому Джерри Карру избавиться от части его нефтедолларов в тот момент, когда он закончил читать мое сообщение в «Супербе».
— Ты действительно думаешь, что сможешь это сделать? — спросил я в соответствующем недоумении.
'Смогу сделать?' — сказал маленький Пьеро. — Я уже сделал это, Джерри Карр.
Вот моё рукопожатие, свидетелями которой могут стать все наши друзья». Снова эта крепкая, похожая на когти хватка. — За пятьсот тысяч долларов за участие в "World End" плюс обычные дополнительные расходы. Но это дело юристов и завтра-послезавтра. Больше никаких разговоров о деньгах сегодня вечером. Сегодня мы просто компания веселых друзей, которые хорошо проводят время. Соглашаешься?'
— Хорошо, — сказал я.
— Отлично, — сказал сэр Хью.
— Приятно, что ты рядом, — пробормотал Стадс Мэллори.
— Браво, — воскликнул Ренцо.
Ответом Камиллы было долгое, ласкающее сжатие моего бедра.
До конца ужина дела не обсуждались. Позже мы снова забились в лимузины и поехали в аэропорт, где политическое достоинство Пьеро привело нас мимо часовых в тыл аэропорта, где была собрана первая часть ВВС Верельдейнде. Отчеты Клема Андерсона подготовили меня к чему-то впечатляющему, но я все равно был удивлен. Мало того, что Конти убедил различные правительства предоставить лучшие самолеты своих военно-воздушных сил — реактивные «Фантомы», реактивные «Сейбры» и что-то, что даже в тусклом свете оказалось настоящим B-52, — но также была горстка выставленых летающих игрушек, о которых я знал только из отчетов AX : самолеты, которые даже не упоминались в последнем выпуске All the World's Aircraft, этого незаменимого ежегодного реестра того, кто что производит и кого убивает. Два из этих секретных самолетов были американскими. Три других выглядели как русские модели, о которых я знал только по слухам и тем нескольким контрабандным фотографиям. Их было три, что могло только свидетельствовать о том, что наши непостижимые восточные соседи продвигались вперед гораздо быстрее, чем могла поспевать наша лучшая служба разведки.
Впервые я заметил настоящий энтузиазм у Ренцо, сэра Хью и Стадса. Крошечный Пьеро шел впереди, переходя от одного сокровища к другому, как восхищенный школьник.
«Представьте, если бы один из этих объектов появился над Вашингтоном, округ Колумбия, с символикой Советского Союза, — сказал он, — в тот момент, когда американский самолет появится над Ленинградом, а один из них, скажем, со свастикой, появится над Пекином. Только представьте себе реакцию во всех трех случаях и то, как быстро цивилизация, какой мы ее знаем, придет к концу».
«Это главная тема «Конца света», — прошептал мне Ренцо. «Мы сделаем «Ватерлоо» Лаурентиса похожим на старую комедию Ширли Темпл».
Я спросил. — "Какой-то фильм с посланием?"
Стадс Мэллори расхохотался в пустынном аэропорту. За ужином он постоянно упивался граппой, напитком, который можно использовать почти как топливо для реактивных двигателей, не слишком меняя процесс дистилляции.
— Это сообщение, — сказал он. «Послание мертвому миру». Со своей слегка сутулой фигурой в лунном свете, с басом, исходящим от его длинного сморщенного лица, и с этим черным плащом, накинутым на плечи, он был похож на вампира из фильма одного из его меньших братьев по кино. — Стадс имеет в виду, — серьезно сказал сэр Хью, — что вы правы. Это фильм с посланием, Джерри. И это послание состоит в том, что этот глупый старый земной шар просто не переживет Третью мировую войну со всем оружием, доступным сейчас даже малым странам».
— Доступным даже для кинокомпаний, — сухо добавил я. Сэр Хью рассмеялся. 'Верно. Конечно, эта тяжелая работа необходима только для деталей: взлет, посадка и тому подобное. Наши боевые сцены, некоторые из которых будут самыми потрясающими из когда-либо снятых, будут сняты в уменьшенном масштабе. Игрушечные самолеты над игрушечными городками, пруды, которые будут похожи на океаны, но все невероятно реалистично». «Это новый процесс, — сказал Ренцо. «С компьютерами мы можем заранее запрограммировать целые последовательности. Две армии сражаются друг с другом, разрушение Нью-Йорка бомбардировками, имитация ядерных взрывов. Одно нажатие кнопки и просто такой поворот».
«Тебе вряд ли нужен режиссер, правда, Хью», — поддразнил Стадс. — Я лучше пойду собирать чемоданы. — Вы, Стадс? Человек, который руководил восстанием зулусов в кинофильме? — горячо запротестовал Ренцо . «Наша маленькая-большая война будет так же хороша, как данные, которые мы вводим в компьютеры. И, Стадс, нет режиссера, который мог бы разработать эту программу лучше, чем вы. — Смотрите, вмешался сэр Хью .
«Уже поздно, и мне становится холодно», — тихий голос Камиллы эхом отозвался в игре больших мальчиков. — Мы возвращаемся, не так ли?
— Ты права, дитя мое, — сказал Пьеро, изо всех сил пытаясь освободиться от своего восхищения. «Мои старые кости тоже начинают остывать. Я завидую вам, молодые люди, которые так быстро разогреваются. Он открыто посмотрел на Камиллу и меня.
Обратно мы ехали в том же лимузине. Камилла снова прижалась ко мне. Менее активно, но не менее соблазнительно.
«Сегодня я остаюсь с тобой, Джерри», — сказала она, когда мы вышли из машины.
«Но гостиница…» — подумал я вслух.
«Пух. Вы думаете, что Le Superbe - один из тех дешевых отелей, где случайная шлюха должна обращаться к руководству за разрешением? Это роскошный и цивилизованный отель, особенно для джентльмена, снявшего лучший номер, и особенно для нашего с Ренцо друга. Она прижала мою руку к своей упругой маленькой груди. Ее сосок сильно пронзил тонкий слой ткани. Мои заметки о Камилле ясно дали мне понять, что три года назад она тоже была одной из тех случайных шлюх, которые устраивали свои шоу в дешевых розовых отелях. Но деньги, популярность и несколько более избирательный выбор культуры стерли тот период из ее памяти.
Незадолго до того, как мы достигли последнего поворота перед Le Superbe, мы чуть не столкнулись. Потрепанный старый синий «Фиат-500» вылетел из переулка на Пьяцца делла Репаблика прямо на нашу машину. Водитель Ренцо героически дернул руль, и водитель «фиата», крупная горилла в клетчатой спортивной куртке, сделал то же самое. Две машины с визгом остановились бок о бок, носы каждой указывали в разные стороны. Я увидел капли пота на лице другого водителя. Наш водитель выкрикнул ему несколько итальянских ругательств, тот тут же ответил и поехал дальше.
Единственным преимуществом было то, что Камилла приземлилась мне на колени, вцепившись в меня в восхитительном ужасе.
«Боже мой, — сказала она, — я думала, мы умрем еще до того, как ляжем спать».
Ренцо, менее потрясенный, рассмеялся. «Наше славное римское движение», — сказал он. «Ничего страшного, хотя посреди ночи это случается немного реже».
В вестибюле отеля Стадс, сэр Хью и Майкл Спорт, захватившие помощника по производству в машине позади нас, оставили нас одних. Ренцо поднялся со мной и Камиллой в позолоченной кабине лифта на третий этаж, где у него был постоянный номер с не менее постоянным потоком посетителей, в основном плохих парней. Мы продолжили путь на шестой этаж под почти материнской улыбкой посыльного.
«О, я знаю этот номер», — сказала Камилла, проходя мимо меня из гостиной в спальню. «Я думаю, что он красивый. Смотри.' Она дернула за шнур, и занавеска, которую она отдернула, открыла на стене зеркало, простиравшееся от пола до потолка. «О, ты полюбишь меня на широком экране», — пообещала она, смело ныряя в ванную.
Мне не нужно было поощрение, чтобы раздеться. Но Камилле было нечего снимать, и она была голой, как новорожденный ребенок, когда я только снял куртку и штаны. Она помогла мне с остальным, и я был рад, что положил пистолет и стилет в свой чемодан. Маленькую газовую бомбу, похожую на золотую безделушку, можно было оставить на прикроватной тумбочке. Мне не нужно было отвечать на запутанные вопросы, которые могли бы помешать моим нынешним намерениям ...
Мои нынешние намерения, мои чувства, моя горячность — все отражалось в этом зеркале во весь рост. Камилла была права, что я бы полюбил ее на широком экране. И я был прав насчет того, как она обрабатывала свои гигантские блюда из мяса, макарон и антипасты. И нам обоим нравилось быть правыми.
Первый раз был быстрым, бездыханным и инстинктивным. Полежав рядом некоторое время, чтобы отдышаться и нежно исследовать друг друга, мы перешли ко второму, более медленному кругу с длинными паузами и вялыми переменами положения. Мы оба чувствовали покалывание от этого и лежали в тепле и переплетались друг с другом. В зеркале мы словно зависли в невесомости в пространстве, скользя по какому-то четвертому сексуальному измерению.
Но часть моего мозга стала работать сильнее. Мне посчастливилось всегда находить в сексе более сильный стимулятор, чем, например, амфетамин. Возможно, секс вызывал такое же привыкание, но менее вредное для центральной нервной системы. Если Камилле и было известно что-то большее о "Конце Света" , чем ее шестизначная зарплата, кровать была подходящим местом для меня, чтобы узнать. И я мог узнать, только если она была полностью расслаблена. Учитывая действия до сих пор, она казалась в нескольких раундах от несколько более слабой защиты.
Ее миниатюрное тело дюйм за дюймом было таким же восхитительным, как и более сочное тело Розаны. У Камиллы также было небольшое преимущество в опыте и образовании. В этот момент я почувствовал легкую дрожь в ней, дрожь, которая не имела ничего общего с холодом. Я был готов снова проникнуть в нее.
'Си, Джерри. Си, да, сейчас, — сказала она.
Я увидел в зеркале ее маленькое тельце, изгибающееся, готовое для меня, и я уже собирался закрыть глаза для первого движения. Затем я снова широко открыл их, но слишком поздно. В зеркале я увидел, как две мясистые фигуры вошли в комнату из двери в гостиную.
Я попытался обернуться, но первый, жирная горилла в клетчатой куртке, уже ударил меня по затылку кулаком размером с окорок; удар, от которого мог бы упасть бык. Я упал с кровати и приземлился на толстый ковер, где он уперся мне в ребра тяжелой обутой ногой. Из-за тумана боли и затуманенного сознания мне казалось, что я слышу голос Хоука, как в предыдущие дни моих тренировок. Он сказал: «Первое, что вы всегда должны помнить, это то, что вам не будет оправдания, если вас застигнут, когда вы не будете начеку». Возможно, когда-нибудь налогоплательщики благодарной нации поместят эти слова на мой надгробный камень.
Я наполовину осознавал, как второй посетитель вытаскивает Камиллу из нашего сада удовольствий, одной рукой закрывая ей рот, а другой подавляя ее борьбу. Затем он заткнул ей рот кляпом, заклеил его лентой и связал ее рваными полосками тонкой льняной простыни Le Superbe.
Я почувствовал, что теряю сознание, но когда горилла в клетчатой куртке помог своему приятелю крепко связать Камиллу, я схватил Пьера, газовую бомбу. Я спрятал его под мышкой. Я подумал, что никто не будет обыскивать человека, которого он вытащил голым из постели. Мне пришла в голову еще одна мысль. Клетчатая куртка была у водителя Fiat 500, который чуть не протаранил нас. Потом я перестал думать.
Глава 3
Прошло некоторое время, прежде чем я снова начал думать. Но через десять или пятнадцать минут я пришел в себя, связанный, как рулет, на заднем сиденье «фиата-500», мчащегося по незнакомым улочкам. Они не удосужились завязать мне глаза, что было плохим признаком. Очевидно, у них не было филантропического намерения оставить меня целым и невредимым.
Пульсирующая боль в голове была сильной, но, насколько я мог судить, ничего не сломалось, и серьезных травм у меня не было. Мой разум медленно прояснился, по крайней мере, достаточно, чтобы признаться себе, что сейчас я был поражен даже больше, чем когда моя миссия началась.
В то время мое задание казалось не более чем утомительной задачей. Отправляйтесь в Рим и узнайте как можно скорее, есть ли основания в сомнениях Клема Андерсона, есть ли что-то большее, чем просто дорогое и кричащее кинопроизводство. Если бы Клем был неправ, я мог бы собраться и полететь домой, чтобы возобновить свой неоплачиваемый отпуск и наладить разорванные отношения с Тигги. Теперь я знал, что Клем не ошибался, но в чем он был прав?
На первый взгляд все оказалось так, как рассчитывал Хоук. « Конец света » был просто еще одним необычайно трудоемким и дорогим фильмом по сегодняшним бюджетным меркам. Но возмутительные обвинения, вероятно, представляли собой не более чем аферу Конти и его товарищей по несчастью. Скорость, с которой они клюнули на мою приманку, была еще одним подтверждением этого, как и их приятный небольшой подарок в виде Камиллы, чтобы возбудить мой интерес.
Их обширная тревожная коллекция и замысловатое оружие были гораздо больше, чем на самом деле нужно фильму, но это неудивительно, учитывая ту раздутую манию величия, которую так часто можно встретить у великих кинодеятелей. B-52 и прочие новейшие истребители были дорогими игрушками, но в принципе, без огневой мощи, не более опасными, чем дирижабль Гудьира, который летает над заполненным рекламой Римом.
Я должен был признать, что под этой поверхностью существовали другие уровни. Но они все еще были настолько расплывчаты и так мало исследованы, что ничто, от поспешно набросанных Клемом заметок до моего нынешнего похищения, казалось, не имело никакой связи с международным заговором. Все, что я заметил в Ренцо, сэре Хью, Стадсе и даже об этом опасном карлике Пьеро, это то, что они, казалось, желали видеть меня в живых и (с помощью Камиллы) чрезвычайно счастливым. По крайней мере, на время, необходимое для подписания чека на полмиллиона и перевода денег с Багамских островов в их швейцарский банк. Мы, возможно, ели курицу в тот вечер, но никто из людей, которых я встречал, не был из тех, кто убивает курицу, несущую золотые яйца. И Джерри Карр был такой курицей в их глазах.