Величественные жители Брюгге избегали парка Минневотер, особенно летними вечерами, не потому, что он был непривлекательным, потому что это был красивый парк, или потому, что их раздражали спаривающиеся кролики на лужайке, а из-за джентльменов, которые оставались там на закате, мужчин, предпочитавших уединенность зарослей публичности парка. газон, когда природа вынудила их сделать это. Несмотря на улучшение, с которым некоторые граждане боролись против существования такого курорта, полиция оставила парк Миннуотер нетронутым. Даже осенью, когда заросли сбрасывали свой защитный покров и можно было что-то видеть сквозь кусты, политика терпимости оставалась в силе при условии, что ‘Кожевенники’ держались в стороне средь бела дня.
Йос Виан, более известный в окружении как Иван грозный из-за клочковатой бороды, которая развевалась под его подбородком, как нитка сахарной ваты, редко появлялся в парке и уж точно никогда осенью, но сегодня вечером у него не было выбора. Тон напоминаний, которые сыпались в его автобус с регулярностью часов, становился все более угрожающим, в результате чего ужас перед жадными судебными приставами начал приобретать все более гротескные формы. Что еще хуже, копилка, которую его мать скопила на старость, тоже исчезла. Нет, у Джоса Виена не было выбора. Без денег он не мог жить. Он предпочитал все бедности.
Он припарковал велосипед у деревянного моста, соединявшего парк с укреплениями, и задумчиво побрел по набережной к месту, где должна была состояться сделка, со сведенными судорогой плечами и испуганным сердцем. От аванса, которым он должен был поделиться со своими друзьями, Фрэнк больше не отказывался, что само по себе было неплохо, потому что ключ, который он затемнил самостоятельно, стоил гораздо больше, чем чертежи, которые он получил от Оливье. Джос Виен повел плечами, чтобы разрядить напряжение. Это сработало. Почему он должен волноваться? Его клиенты располагали достаточными финансовыми ресурсами. Это было общеизвестно. Такая скорость не сработала бы. По крайней мере, это то, что он пытался внушить себе.
"Если ты хочешь произвести впечатление на своих коллег, ты должен уйти таким, какой ты есть сейчас", - сказал Ван-ин немного вяло.
Ханнелоре стояла перед зеркалом в нижнем белье. Она уже примерила три платья, костюм-плащ и юбку. Даже Боб, датский дог, который в остальном никогда не ерзал, завилял хвостом у дверного косяка.
- Таким, какой я есть сейчас, или таким, какой я являюсь сейчас?’
Ван-ин поднял брови, но прежде чем он успел отреагировать на каламбур, Ханнелоре расстегнула лифчик.
"Этого достаточно для сэра?’
Хотя результаты пункции биопсии, которую Ханнелоре сделали на прошлой неделе, были отрицательными, и она бурно отпраздновала хорошие новости с Ваном в тот же вечер, казалось, что она только сейчас начинает понимать, что могло бы с ней случиться, если бы опухоль в ее груди была злокачественной. Мысль о том, что она, возможно, была обязана этим неожиданным доходом вмешательству высшей силы, ей не нравилась, и беспокойство по этому поводу вызывало как умиротворение, так и беспокойство: умиротворение, потому что судьба явно была благосклонна к ней, и беспокойство, потому что оно было основано на произволе и, следовательно, несправедливо. С тех пор она стала более тихой и раздражительной. Даже ужин, который Молодежная палата коллегии адвокатов Брюгге организовала сегодня вечером по случаю открытия нового судебного года, пикник, которого она в остальном очень ждала, не смог изменить этого. Ван-Ин попытался переломить ситуацию.
- Тебе не нужно спешить, милая. Вечеринка начнется только через пятнадцать минут.’
Он научился понимать ее меланхолические настроения, потому что они были недолговечными и постепенно ослабевали по мере того, как проходили недели. Это было благоприятное развитие событий, которое резко контрастировало с вынесенным ему приговором, потому что, в отличие от хороших новостей, полученных Ханнелоре, результаты анализа его крови были далеки от блестящих. "Если ты хочешь перевалить за шестьдесят, тебе придется полностью воздерживаться", - ледяным тоном сообщил ему врач на прошлой неделе.
- На твоем месте я бы не был таким снисходительным.’
Ее голос звучал резко и неприятно. Одной искры было достаточно, чтобы вызвать огненный шторм.
- Я просто хотел помочь тебе, милая.’
- Тогда скажи мне, что надеть, черт возьми.’
"Разве я этого не говорил?’
Ван-ин выдавил из себя улыбку и поджал губы.
‘Plais-moi et fais comme t’es nue’, grapte hij opgelaten.
Это могла бы быть фраза из песни Генсбура: "Мне нравится, что ты здесь, и я люблю тебя...’
- Итак, сэр хочет, чтобы я доставил ему удовольствие.’
Ханнелоре решительно сняла трусики, достала из шкафа белое льняное платье и надела его.
"Это так вкусно?" - спросила она с сияющими глазами.
Боб перестал вилять хвостом и сел неподвижно, как может только датский дог. Ван-Ин закурил сигарету, ожидая, что Ханнелоре сменит платье с вырезом на что-нибудь более стильное.
"У тебя уже есть один поклонник", - сказал он, подмигнув собаке.
Неодобрение в его голосе и намек на интерес, с которым Боб уставился на нее, не понравились Ханнелоре. Она отвернулась от него, посмотрелась в зеркало и повернулась вокруг своей оси. Шуршащее белье создавало волнующую прохладу. Что с тобой было не так? Когда в прошлом году они были гостями в провинциальном доме на обеде по случаю счастливого въезда Филиппа и Матильды вместе с другими известными людьми, на ней тоже ничего не было под платьем, и он нашел это весьма волнующим.
- Ты ведь не ревнуешь, правда?
Ханнелоре обернулась и сделала глубокий реверанс. Зрелище было захватывающим.
"Ты же не собираешься..."
Ван-Ин выдавил сигарету в чайное блюдце.
- В прошлый раз у тебя не было с этим никаких проблем, милая.’
"Потому что ты не сказал мне, пока мы не сели за стол", - прорычал ван.
"Тогда как я должна доставить удовольствие своему “мужу”? В темной комнате?’
"Дело не в этом.’
"Тогда в чем же дело?’
Признание в том, что он не видел вечеринки без алкоголиков, испортило бы ей выход в свет и подтвердило бы клише о том, что мужчины - эгоистичные, мелкие существа, которые кричат об убийстве и стреляют при малейшем недомогании, поэтому Ван Ин сказал, что ему показалось очень волнующим, что сегодня вечером она не наденет нижнее белье.
- Скажи, что ты это серьезно.’
Женская психика подобна дому со множеством комнат. Мужчины, которые хотят посетить их все, рискуют заблудиться в них или быть выпущенными через черный ход. За эти годы Ван-Ин понял, что из всех комнат холл - самая важная, поэтому он обнял Ханнелоре за плечо и крепко ее обнял.
Это были крепкие парни с широкими плечами и холодными глазами. Когда Джозеф Виан попытался объяснить им на ломаном английском, что он хочет больше денег в обмен на ключ, у них создалось впечатление, что они могли бы помириться, но когда он назвал сумму, превышающую ту, о которой они договаривались, дружеское настроение внезапно изменилось. Атмосфера стала мрачной. Мужчины отступили в чащу, чтобы поразмыслить. Беседа была оживленной, и хотя она велась шепотом, Виаен могла сказать, что возникла проблема, по рубящим движениям, которыми они усиливали дискуссию. У него не было много времени подумать об этом, потому что как раз в тот момент, когда он уже подумывал о тихом побеге, из чащи вышли мужчины. Один из них улыбнулся.
‘ Мы договорились, дай мне ключ.
Улыбка резко контрастировала с тоном, который он произнес. Хотя нервы пробегали по всему его телу, Виан предположил, что это внесет понимание в его ситуацию.
"Мне нужны дополнительные деньги", - сказал он на своем лучшем английском. ‘Если у вас их сейчас нет, я...’
Дальше этого он не продвинулся. Мужчина, который не улыбался, сделал шаг вперед, схватил его за плечи и ударил коленом. В детстве Виен однажды неправильно прыгнул на своем велосипеде. Последовавшую за этим тошнотворную боль, ту самую, которая даже сейчас заставила его потянуться к своим мягким тканям, он никогда не забывал, но, в отличие от того раза, у него не было возможности ощутить ее, потому что в тот момент, когда он нащупал свою промежность, улыбающийся мужчина откинул его голову назад, вытащил из дыры и оттащил назад. и держал его мертвой хваткой, в то время как другой пинал его ногами. Нос тяжелого ботинка раздробил ему ребра, Виейн услышал, как они хрустнули, как голые ветки. Он поднял колени и попытался повернуться на бок. При этом ему удалось защитить свои гениталии и бока, но он не смог помешать палачу начать воздействовать на его позвоночник и почки. Один из таких ударов вызвал вспышку света в его черепной коробке и заставил темноту за веками проясниться. Адская боль утихла. Это выглядело так, как будто кто-то ввел ему наркоз. белый свет распался на мягкие цвета: зеленые, синие и фиолетовые пятнышки, которые удалялись от него, как космические корабли в черной вселенной. Теперь, когда боль утихла, у него не было выбора, кроме как прислушиваться к ритму, с которым на нем застегивались ботинки. Время от времени его тело подпрыгивало, как мешок с картошкой. Ритм лопат породил древнюю мелодию: Dies irae, dies illa Джозеф Виан подумал о прошлом, о своей бабушке, которую он навещал каждую неделю и которая по этому случаю угощала его печеньем и лимонадом. Он вспомнил ее мягкие серые глаза и поцелуй на его лбу, когда он прощался с ней несколько часов спустя. Его бабушка и мать были единственными женщинами, которых он по-настоящему любил. Его бабушка записала это для него в то время, когда остальные члены семьи, включая его отца, отреклись от него. Теперь она вернулась. Одетая в ярко-белый халат, она опустилась на колени рядом с ним и поцеловала его в лоб.
Жужжание, которое с разной интенсивностью поднималось над головами присутствующих и распространялось по коридору к раздевалке подобно жужжанию комариного роя, выдавало, что вечеринка уже в самом разгаре. Ван-ин передал свой плащ девушке, стоявшей за прилавком, подождал, пока Ханнелоре сделает то же самое, и взял жетоны, которые девушка протянула ему. Однако он ни словом не обмолвился о толпе в банкетном зале и ревниво избегал смотреть на часы. С одной стороны, он сделал это для того, чтобы не ударить Ханнелоре по голове, но также и потому, что нервничал, потому что в определенных кругах опоздание было привилегией, которой разрешалось пользоваться только высокопоставленным гостям, чтобы подтвердить свой статус и таким образом обеспечить необходимый интерес. Особенно последнего можно было не заметить, учитывая обстоятельства, такие как зубная боль. Ханнелоре, с другой стороны, от всего этого не страдала. когда она вошла в банкетный зал и на мгновение заглушила гул, она решительно наступила на держатель посоха со стойки, с очаровательной улыбкой приняла нравственный поцелуй, который он уже приберегал для нее весь вечер, и после этого, не дрогнув ни единым мускулом, расправилась с остальными высокими гостями, сделав быструю остановку в дежурствокоторой строго соблюдала иерархический порядок. Ван ин ограничился несколькими кивками, но, кроме хвалебного (или это был ехидный) комментария по поводу костюма, который на нем был надет, больше никто не обратил на него внимания. К счастью, Бикман был среди приглашенных. Прокурор приветствовал его приветливой улыбкой, но после обмена обычными любезностями он тоже сразу заговорил об иске.
- Взяла напрокат или купила? - спросил он с удовольствием в глазах.
"Позаимствовал", - сказал Ван. "За исключением галстука, я получил его от Ханнелоре.’
Если бы ученые захотели измерить средний коэффициент интеллекта магистратуры, опираясь на разговоры, которые они подслушали на приемах и вечеринках, они неизбежно пришли бы к выводу, что большинство ученых-юристов принадлежат к учреждениям для менее одаренных. По крайней мере, так он думал, когда полчаса спустя курил сигарету (между супом и закуской) на тротуаре перед банкетным залом. Он был сбит с толку приподнятой атмосферой, но больше всего его раздражало подростковое восхищение, которое гости проявляли к Ханнелоре, когда она появлялась по соседству. Казалось, они пронюхали, что на мисс Следственном судье под платьем ничего не было, и воспользовались этой возможностью, чтобы совершить с ней виртуальное прелюбодеяние, не подвергаясь за это судебному преследованию. При обычных обстоятельствах Ван-Ин отреагировал бы на свое разочарование в баре, но сегодня вечером это было невозможно, учитывая запрет, наложенный на него врачом. ". Он закурил новую сигарету и перевел взгляд на другую сторону улицы, где десятки людей смотрели перед театром в надежде получить еще один билет на современную версию "Выпускника, пьеса, которая стала известна благодаря туповатому стриптизу и в которой главную роль теперь играла помешанная на средствах массовой информации фламандская писательница, которая из-за отсутствия успеха променяла свое перо на сцену. Ван-Ин невольно улыбнулся. Он попытался представить, сколько людей толпилось бы у прилавка, если бы Ханнелоре играла роль миссис Робинсон, которая была главной. Возможно, этого было достаточно, чтобы убедить городские власти построить новый театр, в котором было бы в десять раз больше мест. Ван-ин утешал себя мыслью, что до этого никогда не дойдет. "Шоу", которое Ханнелоре устроила на вечеринке the Young Chamber, к счастью, предназначалось только для него. Как раз в тот момент, когда он собирался вернуться в дом, вдалеке послышался вой полицейской сирены. Поскольку суматоха быстро приближалась, он на мгновение задержался перед входом в банкетный зал, но когда стало ясно, что приближающаяся полицейская машина была сбита в направлении театра, он решительно развернулся и легкой рысцой побежал к углу Академической улицы.
Стиль вождения бригадира Брейноога был неортодоксальным, но не менее эффективным. Более того, он знал Брюгге как свои пять пальцев, поэтому обычно ему удавалось первым прибыть на место преступления. Когда дежурный офицер по бортовому радио призвал все патрули молниеносно направиться в Минневотерпарк, Брейноог сделал то, чего от него ожидали, и, хотя во время вызова он находился в Гентофе, он высоко оценил свои шансы первым прибыть на место происшествия. Он пронесся по Академической улице, затормозил на пересечении с Вламинкстраат и на мгновение посмотрел налево, прежде чем повернуть. Хотя Брейноог никогда не видел Вана в костюме, он сразу узнал своего начальника. Он остановился и выключил сирену. Это не продлилось долго. Он перешел улицу и спросил Брейноога, что происходит.
"Дзен были у гончара, которого постучал мул Зун", - сказал Брейноог из plat Brugs.
"Он действительно готов?’
Брейноог пожал плечами. Это был не первый случай, когда геи подвергались насилию в Миннуотер-парке. Брейнооге не возражал, если бы они отделались несколькими ушибами, но на этот раз больные братья, оказавшие первую помощь, вызвали бригаду скорой медицинской помощи.
"Они все еще работают над этим", - сказал он, как будто это была неисправная машина.
Ван-ин выбросил сигарету в канаву, обошел полицейскую машину и сел на пассажирское сиденье. Еще до того, как дверца захлопнулась, Брейноог уехал, визжа шинами.
- Не забудь включить сирену, Роберт.’
- К вашим услугам, капитан.’
Хотя они мчались по Гельдмунтстраат со скоростью девяносто километров в час, Брейнооге не мог не посмотреть в сторону. Ван, одетый в костюм, выглядел так же необычно, как репортаж кронпринцессы в обнаженном виде в Playboy.
"Большинство моих коллег не узнали бы вас", - ухмыльнулся он.
Брейнооге, который не хотел объяснять, почему он взял себя в руки, рявкнул, что ему нужно следить за дорогой, и от волнения закурил сигарету, уже в сотый раз за сегодняшний вечер. Однако бригадиру было наплевать на характер своего начальника. Ухмылка по-прежнему играла на его губах.
- Ты ведь не пил, правда? - Спросил Ван-Ин, когда они въезжали на раскачивающемся поезде на песок.
Брюноог не показал, что он знал о том, что Ван-ин знал о том, что он иногда пил пиво во время вечерней службы. Это могло быть, за исключением сегодняшнего вечера.
"Я сидел у Бостунов", - сказал он с наигранным возмущением.
Все полицейские знали Бостунов. Пара ссорилась по меньшей мере дважды в месяц, каждый раз, когда у них заканчивался алкоголь. Соседи каждый раз вызывали полицию.
‘Когда поступил звонок, худшие страдания были уже позади. Моему коллеге оставалось только принять к сведению заявление мистера Бостона. Поэтому я счел своим долгом..."
- Ты не должен извиняться, Роберт.’
Хотя действия Брейноога шли вразрез с правилами, Ван-Ин не счел нужным указывать на это своему подчиненному. В конце концов, он был вполне доволен тем, что бригадир действовал по собственной инициативе, потому что в противном случае он был бы вынужден провести весь вечер в компании кучки Даффи-юристов, а это испытание не перевешивало незначительной процессуальной ошибки.
Несмотря на темноту и дурную репутацию, которой пользовался парк Миннуотер, вой сирен аварийных служб привлек около двадцати любопытных, людей всех мастей, которые в самых разных тонах комментировали жестокое нападение. Ван-ин в кои-то веки обрадовался, что Версавела там не было, потому что голос народа не был сочувствующим жертве. Высказывания варьировались от ’ den dienen got ier Keenen tweede kè mè commen wandelen‘ до " ze kiss ol die potters Moet insloan". Вместо того чтобы ответить зрителям, Ван-Ин проинструктировал нескольких агентов немедленно удалить всех, кому здесь не место, что означало, что всем им разрешалось почесаться, за исключением хрупкого молодого человека лет двадцати пяти. В этот момент двое больных братьев затолкали пострадавшего в машину скорой помощи. Когда врач из бригады неотложной медицинской помощи также сел в машину скорой помощи, ван-Ин понял, что состояние пострадавшего вызывает беспокойство.
"Это Хайме Руис", - сказал один из полицейских, когда Ван-ин спросил его, почему они не отправили молодого человека подальше. "Он вызвал службу спасения.’
- Испанец?’
Офицер кивнул. Ван-ин вздохнул и подумал, где бы ему найти другого переводчика в такой поздний час.
"Он говорит по-французски?’
"Я говорю на пяти языках, сэр", - внезапно сказал Руиз.
‘слава Богу.
Находясь внутри, молодой человек пробовал с некоторым удивлением. Он также не каждый день встречал испанца, который свободно говорил бы по-голландски.
"Я работаю в Европейском колледже", - объяснил Руиз.
- Десять, - сказал Ван.
Он обернулся и спросил Брейнооге, не хочет ли тот позвонить Ханнелоре и рассказать ей, где он и что происходит. Затем он попросил Руиса пройти с ним к одной из полицейских машин, припаркованных на лужайке неподалеку.
"По крайней мере, здесь я могу спокойно принять к сведению ваше заявление", - сказал ван-Ин, когда молодой испанец сел на диван напротив него.
Хотя мальчик не вел себя как гей, он должен спросить его, знал ли он жертву и что он делал здесь так поздно. Это был двусмысленный вопрос, который, вероятно, показался бы болезненным натуралу, но, учитывая место, где разыгралась драма, он все равно был вынужден задать его.
"Я мало кого знаю в Брюгге", - невозмутимо сказал Руиз.
- Я спросил, знали ли вы жертву.’
Хотя Ван повторил свой вопрос дружелюбным тоном, он подчеркнул слово "жертва".
- Конечно, я его не знаю.’
Ван кивнул. Легкое раздражение, прозвучавшее в ответе, не ускользнуло от него.
"Ты чаще приходишь сюда гулять?’
"Нет", - сказал Руиз. "Я попал сюда случайно.’
- Могу я спросить, откуда Вы взялись?
"Тебе обязательно нужно это знать?’
"Нет", - сказал Ван.
Руиз вызвал службу спасения. Парни, которые шантажируют геев, обычно этого не делают. Более того, ничто не указывало на то, что он участвовал в драке. На дорогом пиджаке, свободно висевшем на его плечах, не было ни единой морщинки.
- Вы заметили что-нибудь подозрительное?
"Нет", - сказал Руиз. ‘Когда я нашел истекающего кровью мужчину на земле, вокруг никого не было’.
"Вы прикасались к жертве?’
‘ Нет. Я только что убедился, что он жив.
"Ты изучаешь медицину?" - спросил я немного снисходительно.
"Нет", - сказал Руиз.
Молодой человек не позволил легко выбить себя из группы лидеров. Что еще хуже, он бесстрастно отвечал на вопросы, которые задавал ему Ван, как будто сдавал экзамен.
"Тогда как вы могли определить, что..."
"У мужчины шла кровь изо рта. По волдырям на его губах я мог сказать, что он все еще дышал.’
- Верно, - сказал Ван.
Тогда Руиз мог бы быть ученым, который научился сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах, но уверенность, с которой он вел допрос, ему совсем не понравилась.
- Вы заметили что-нибудь еще, какую-нибудь деталь, которая могла бы помочь расследованию?’
Руиз наморщил лоб, и его кадык дернулся.
"Я немедленно вызвал службу спасения", - ответил он, немного защищаясь.
"Вы это сказали, мистер Руис.’
Ван-ин сдержанно улыбнулся, сочувственно покачал головой и протянул молодому испанцу бумагу, на которой он записал свое заявление.
‘ Не хотите ли вы подписать это?
Теперь Ван-Ин широко улыбнулся. Он делал это чаще, если хотел отвлечь внимание собеседника.
"Это не более чем формальность", - добавил он, когда Руис нерешительным жестом взял ручку, которую он ему протянул. "Вероятно, это экологическая проблема. Вероятность того, что мы поймаем преступника, мне кажется не очень высокой. Я думаю, что дело будет засекречено в кратчайшие сроки.’
Ван-Ин не сводил глаз с кадыка Руиса. Когда он снова прыгнул, то понял, что что-то не так.
’ Комиссар принимает показания свидетеля, миссис де ондерзоэксрехтер", - сказал Брейноог на цивилизованном голландском, когда Ханнелоре прибыла некоторое время спустя в сопровождении прокурора Бикмана.
Он постучал пальцем по козырьку своей фуражки и указал на полицейскую машину, из которой вышли Ван-Ин и испанец. Когда следственный судья и прокурор молча, даже не взглянув на него, направились в сторону полицейской машины, Брейноог повернулся к ним спиной. "Чем чище люди, тем веселее вечер", - подумал он.
- Ты ведь едешь с нами, не так ли, Роберт?
Ханнелоре вернулась на свои места и взяла Брейнооге за руку. Мягкий взгляд ее глаз все исправил. "Чем позже вечер, тем чище люди", - хотел сказать Брейноуге, но вместо этого сказал: "Конечно, мэм". Уровень серотонина в его мозгу быстро повышался, и то тут, то там кожу начинало покалывать.
- Вам что-нибудь известно о состоянии жертвы?
"Он очень готов", - сказал Брейнооге.
Ван Ин и адвокат Бикман были заняты обсуждением того, как они будут вести это дело. По крайней мере, так казалось, потому что, когда Брейноог оказался в пределах слышимости и услышал, как прокурор поет на трубе над "пинтадо с малиновым соусом", он понял, что никому нет дела до судьбы растленного "поттера", за исключением Ханнелоре, которая позвонила в больницу и попросила отделение неотложной помощи сообщить о состоянии жертвы. Начальство иногда забывает, что своим статусом они обязаны лояльности, которую проявляет к ним маленький человечек, и хотя Брейноге недолюбливал анархистов, он не смог удержаться от шутки.
"Извините, господин прокурор", - сказал он с вытянутым лицом. ‘Мне только что звонил журналист с регионального телевидения. Можете ли вы поговорить с ним через пятнадцать минут в связи с сегодняшним инцидентом?
Ван-Ин посмотрел на Ханнелоре, но у нее тоже не дрогнул ни один мускул, хотя они оба знали, что у Брейнооге не было мобильного телефона.
’ В таком случае, возможно, будет лучше, если я не буду попадаться тебе на глаза, Джозеф, - съязвила Ханнелоре.
Как и Ван Ин, она знала, что Бикман совершил убийство, чтобы попасть на телевидение. Ходили даже слухи, что он тайно посещал курсы подготовки ЖУРНАЛИСТОВ.
- И я хочу пить, - сказал Ван.
Он оглянулся через плечо. На месте преступления Клаас Вермюлен и его помощники из Отдела технических расследований были заняты изучением следов.
"Так что у меня нет выбора", - сухо сказал Бикман.
"Нет", - сказала Ханнелоре. "Кто-то же должен делать грязную работу.’