"Выпить сразу - против безумия толп". Рэй Брэдбери - Таня Левина Ясноокая
Мистическая новелла. Перевела с английского: Таня Левина Яснооокая
Стояла адски жаркая июльская ночь.
Это была одна из тех самых душных ночей в Нью-Йорке, когда дьявольская жара не даёт уснуть до самого утра. Обливаясь липким потом, ты мечешься в постели без сна до двух часов ночи. Поняв, уже не уснёшь, ты вскакиваешь, наспех одеваешься и мчишься на улицу, ныряя в ближайшее в метро. Но и там - адское пекло, огненная геенна, внутри которой с визгом и скрежетом мчатся поезда.
- Ад, - пробормотал Уилл Морган.
Это и было настоящий ад.
Жители Нью-Йорка, тысячи мужчин и женщин, изнывающих от жары, также, как и Уилл, вдруг ринулись посреди ночи в метро, пытаясь сбежать из каменных джунглей. Они мчались в вагонах метро в поисках океанской свежести и прохлады. Толпы людей сновали с материка на остров, из Бронкса на Кони-Айленд, туда и обратно. И так каждый день, каждую ночь. Измученные люди мчались, чтобы окунуться в волны океана, надышаться свежим солёным воздухом, наполнить себя его силой, чтобы хоть как-то дотянуть до первого спада жары, до Дня Благодарения.
Вдруг откуда-то со стороны Манхэттена повеяло свежим ветерком. Уиллу захотелось вырваться из метро и слиться с этой прохладой - прямо среди ночи, не дожидаясь рассвета!
Оглушённый грохотом, Уилл рассматривал на щиты с рекламой зубной пасты. Белозубые челюсти с маниакальным упорством скалились с глянцевых картинок. Нелепо жизнерадостные куплеты призывали не экономить на здоровье зубов.
"Какой бред", - подумал Уилл.
Он со стыдом узнавал биения собственной рекламной мысли. Работая в отделе рекламы, он неплохо зарабатывал себе на жизнь благодаря сочинительством этих дурацких стишков и песенок. Хвалебные оды к залежалым товарам вызвали у него чувство острого стыда за своё ремесло.
Теперь он сполна вкушал поды своего "творчества". Весь путь, пока он мчался в подземке в вагоне метро, фальшивые улыбки с биг-бордов преследовали его, под аккомпанемент навязчивых песенок, от которых его самого уже мутило до тошноты.
Громко завизжав, поезд остановился. Рядом, на соседней коллее, сделал остановку такой же поезд.
И - кто бы мог подумать! Там, у открытого окна, сидел никто иной, как Старик Нэд Эминжер!
Вот уже много лет они работали в одной компании. Хотя они были одногодками, - обоим стукнуло по сорок, - Нэд выглядел значительно старше. Мешки под глазами, мешковатый костюм, рубашка, год назад как вышедшая из моды. В довершение к портрету - следы отчаянной борьбы с облысением и перхотью...
Уилл Морган высунул голову из окна.
- Эй, Нэд, сукин сын! Какими судьбами?
- Уилл, паршивец! С каких это пор ты тут катаешься по ночам?
- Я-то? Каждый раз, как нападает эта чёртова жара! И так - с сорок шестого года.
- Вот и я так! Ну, рад был с тобой повидаться!
- Да ладно врать!
"Врааать!
Врааать!
Врааать!" - вот и всё, что повторило за ним это эхо в тоннеле подземки.
Взвизгнула сталь, и оба поезда исчезли в подземелье.
'Странная встреча, - подумал Уилл Морган, - столько лет сидим в одном офисе за соседними столами. Карабкаемся вверх по карьерной лестнице. Соперничаем. И вот именно сегодня, среди ночи нам было суждено столкнуться в метро, на полпути к океану, под каменными джунглями Нью-Йорка'.
* * *
Через полчаса Уилл уже выходил из метро на Вашингтон-сквер. Когда-то здесь был его родной квартал. Прохладный ветерок коснулся лба, и Уилл зашагал в ту сторону, откуда веяло прохладой.
Вскоре он оказался на тихой заросшей аллее.
Жара мгновенно спала. Здесь, в зелени деревьев, было градусов на десять ниже, чем в городе.
Уилл шёл по наитию, следуя за ветром, чтобы не сбиться с курса.
Порыв ветра вдруг донёс изумительный запах, напомнивший ему ароматы "Ледяного Замка".
Уилл вспомнил, как ещё мальчишкой, он таскал оттуда кубики льда. он натирал ими щеки, с визгом засовывая их себе под рубашку, - и его сердце билось часто и гулко. В знойные летние деньки лёд был спасением от жары.
Ветерок вёл его вглубь аллеи.
Наконец, Уилл оказался в узком переулке. Вдруг он остановился как вкопанный: так вот откуда веяло этой прохладой, давно забытыми запахами Ледяного Замка!
Он оказался возле небольшого домика с остроконечной крышей и стеклянной витриной.
В нижнем этаже была старинная прачечная, совмещённая с аптекой.
Вывеска гласила:
"МЕЛИССА ЖАББ, КОЛДУНЬЯ.
ПРАЧЕЧНАЯ, ДУШ
ЕЖЕНОЧНО ДО 9 УТРА.
СТИРАЮ ВАШИ ПРОБЛЕМЫ.
СДАЙТЕ УТРОМ СВОИ ЗАБОТЫ,
ВЕЧЕРОМ ПОЛУЧИТЕ ИХ СВЕЖЕ-УЛАЖЕННЫМИ".
И ниже - шрифтом помельче:
- Чары, заклятья, все виды колдовства
- Эссенции против ядов атмосферы, и в жару, и в стужу.
- Настойки для быстрого роста карьеры
- Бальзамы для манипуляций сознанием босса
- Эликсиры молодости - вытяжка из мумий, по рецептам древних корпораций жрецов
- Снадобья от ярости и вспышек гнева
- Зелья от паранойи для водителей
- Пилюли от навязчивого желания заплыть в центр океана
- Капли против безумия толпы.
Уилл дёрнул ручку. Безуспешно. Дверь заведения была заперта. Он решил осмотреть уличную витрину.
В стеклянной нише были расставлены пузырьки с наклейками:
АБСОЛЮТНО БЕЗУПРЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
СВЕЖАЙШЕЕ ДЫХАНЬЕ ЛАСКОВОГО АПРЕЛЬСКОГО ВЕТРА
ТИШИНА И ХРУСТАЛЬНАЯ ПТИЧЬЯ ТРЕЛЬ
Уилл постучал в дверь.
- Войдите, - отозвался приглушённый женский голос.
Дверь бесшумно отворилась внутрь.
Потянуло холодом ледяного склепа. Тусклое освещение с улицы позволяло рассмотреть просторный пустой зал. В центре зала на трёх кОзлах покоился внушительный брус льда. По бокам ледяной глыбы свисали сосульки.
Ледяной брус был точно таким же, как в его давних школьных воспоминаниях.
- Так-так, - пробормотал Уилл. - Как же это я сразу не догадался? Ведь это и есть "Ледяной Замок" Снежной Королевы.
* * *
Тогда, в детстве, они называли Ледяным Замком местную скобяную лавку. Никто не знал, для чего хозяина сделал совершенно невероятную витрину в своей лавке. В глубине большой ниши он выставил огромный ледяной брус. Брус напоминал роскошную ледяную кровать с высокими бортами.
Внутри ледяной глыбы, как в хрустальной гробнице, лежала настоящая, живая женщина. Поговаривали, будто она - его жена и что он сам - бывший цирковой иллюзионист. Зачем он выставил на витрине эту ледяную глыбу с женщиной внутри, судачили люди? Кто-то утверждал, что это механическая кукла на батарейках. Просто рекламный трюк. Для привлечения клиентов. Так или иначе, но все сходились на том, что хозяин скобяной лавки немного "не в себе".
Бывало, как только стемнеет, Уилл и ещё четверо мальчишек тайком убегали из дому - поглазеть, как сладко улыбается она во сне, лёжа в своей ледяной опочивальне. Женщина имела собственное имя. На стенке бруса хрустальными выпуклыми буквами было выведено:
"Мисс С.НЕЖНАЯ".
Каждую ночь она ждала в своей снежно-ледяной постели, - точно как настоящая Снежная Королева. Глаза её были закрыты. Однако, грудь вздымалась и опускалась при каждом вздохе. Вот это был фокус так фокус!
...И опять всплыли его школьные воспоминания о тайне Ледяного Замка. Это был совсем иной, хрустально-прозрачный мир, будто вырезанный из снежных зимних видений. И даже в летнюю жару, эти давние полу-сны, полу-воспоминания навевали нежность, покой и прохладу...
Много жарких ночей в то лето простояли они у витрины Ледяного Замка. Пятеро четырнадцатилетних мальчуганов, стояли, как зачарованные, уставившись на спящую королеву льда и снегов. Одним из его школьных друзей был Нэд. Подростки дышали на стекло, подёрнутое морозными узорами инея. Уиллу казалось, что жар его дыхания вот-вот растопит ледяную усыпальницу Снежной Королевы. Но лёд заколдованного Замка никогда не таял.
* * *
Луна освещала переулок. Уилл вошёл внутрь. Входная дверь аптеки оставалась открытой. Свет луны падал внутрь помещения, частично освещая его. Уилл сделал пару шагов вглубь и оказался в пустом просторном холле с узкой лестницей на второй этаж. Посреди холла высилась ледяная тумба.
"Господи, ну, конечно, - всё так и есть! Всё так же, как и было, - изумился Уилл. - Это же бывшая скобяная лавка, наш волшебный Ледяной Замок! Всё та же ледяная глыба! Только теперь она не в витрине, а в центре холла. Знакомые очертания - точеные линии, восхитительная плавность шлифованных углов ледяной кровати".
Если так, то внутри - должна быть она, его Снежная Королева из давних детских видений.
В полутьме Уилл коснулся рукой ледяной глыбы. Полу-прозрачное ложе было пусто. Но ведь женщина как будто только что была внутри! Неужеи она взяла и выпорхнула из своей обледенелой усыпальницы? Выпорхнула и исчезла.
Куда же она могла подеваться?
- Я здесь, - ответил женский голос.
По ту сторону ледяного склепа, в дальнем углу зала, двигались тени...
- Хорошо, что вы пришли! - сказала женщина. - Войдите. Закройте дверь.
Уилл затворил входную дверь, и стало совсем темно. Он слышал, но не видел хозяйку. Только шорохи и тени. Он чувствовал, что она где-то рядом, среди этих теней. Стоит протянуть руку - и он ощутит её прохладное тело, по-прежнему юное и упругое, если столько времени покоилось в ледяной усыпальнице. Он чувствовал, что они стоят по разные стороны ледяного бруса. Уилл топтался, не зная, с чего начать.
- Итак. Вы пришли. Но зачем? - произнёс её голос.
- Не знаю. Жара доконала. Вышел побродить. Зашёл в метро. Почуял прохладный ветерок - пошёл по следу. Ноги сами привели меня сюда. Крыша съезжает, что ли?
- Хорошо, что вы пришли, - повторила она. - Как раз вовремя. Я помогу вам. Вы ведь прочли мою вывеску?
- Колдунья? - засмеялся Уилл. - Полагаю, это шутка. Рекламный ход. Экстрасенсы,психоаналитики, астрологи, - я не верю им ни на грош. Куда меня только ни заманивали. Друзья обижаются, а я убеждён: доктор Фрейд - шарлатан и прохвост, дерущий лёгкие деньги с простаков. Слава Богу, он уже двадцать лет как в могиле, а с ним заодно убрались и вся его шарлатанская братия.
- Дайте мне вашу руку! - попросила она.
Он протянул ей руку в темноте. Невидимые пальцы коснулись его ладони. Рука были нежной и прохладной, как у маленькой девочки, достававшей мороженное из холодильника.
.
- Ерунда, - усмехнулся Уилл. - Я не верю, - ни в гадания, ни в магию, ни в колдовство.
- Я не гадаю на картах, Уилл.
- Уилл? Откуда вы узнали моё имя?
- Это было не сложно.
- Вы просто случайно угадали.
- Оно написано у вас на руке.
- Гм. Значит, вы утверждаете, что вы колдунья? Прямо средневековый мрак, - засмеялся Уилл. - Ну, допустим. А чем вы можете это доказать?
- Вы скоро сами убедитесь, - ответила она. - Не пройдёт и суток.
- Посмотрим, - улыбнулся Уилл. - Вот вы, объясните мне, что делать колдунье в Нью-Йорке, в лето тысяча девятьсот семьдесят четвертого года от рождества Христова?
- Ну, а тогда ответьте мне вы. Если не в Нью-Йорк, то где ещё людям так нужна помощь ведьмы? Вы посмотрите на толпы этих несчастных, обезумевших людей. Разве они не жертвы Нью-Йорка? Разве они не сходят с ума от "прелестей" этого города-монстра?
- Что-то в этом есть. Сейчас тут все немного свихнулись... Ну, а сами-то вы - как, ещё не "того"?
- Нет, - засмеялась она. - Я колдунья, и этим всё сказано. Вообще-то, официально, это аптека. Здесь много лекарственных трав. Но что поделать? Такое ремесло как "ведьма", не выбирают.
- С чего вы взяли, что вы ведьма?
- Каждая ведьма рождается на истинные нужды своего времени. Меня породил сам Нью-Йорк. Ведьма выходит из недр его преисподней. Все самое отвратительное, что есть в этом городе, - и велело мне явиться на свет.
- Чушь, - сказал Уилл.
- Разве? Вот вы, как только поняли, что сходите с ума, сами нашли дорогу ко мне.
- Я просто искал прохлады.
- Дайте-ка мне другую руку, Уилл, - попросила она.
Её лицо в полутьме казалось в призрачно-холодным. Он почувствовал, как взгляд её скользит по его дрожащей ладони.
- Ну, почему, почему вы так долго не приходили? - спросила она печально. - Вы и так уже почти опоздали. Слишком поздно. Остаётся менее суток.
- Поздно? Для чего?
- Чтобы спасти вас. Завтра вы потеряете всё. Сегодня - ваш последний шанс, - сказала она
- Это просто ваши фантазии.
- Нет. Вы должны поспешить. Ещё немного, и вы уже не сможете принять мой дар.
- Какой ещё дар? - Сердце его бешено заколотилось.
- Душевный покой, - ответила она. - Безмятежность. Тишину среди бедлама. Счастье. Успех.
Вы спросили, зачем я здесь, в это адское жаркое лето?
Я - лишь дитя порока,
ядовитого ветра,
прильнувшего к телу
Восточной Реки,
покрытой зловонными
пятнами нефти.
Но дитя этой Тьмы -
внезапно восстало
против сил,
что его, породили...
против ярости
и безумия
толп.
- Поясните.
- Вы ведь встречали людей, готовых затравить, загрызть всех вокруг? Их и злоба, зависть и ярость - она-то и произвела меня на свет! Но я знаю, как помочь этим несчастным. Мое колдовство обращено вспять, против сил тьмы, породивших меня. Подобное лечится подобным. Это - магия подобия. Она действенна... и она не может навредить.
Я готовлю снадобья против смрада ночей, отравленных миазмами гниющих помоек Нью-Йорка... Мельчайшие дозы ядов, растворенных в сыворотке крови больных, способны вывести токсины из их измученных тел. Фильтруя их лимфу, я готовлю вакцину из шлаков их собственной желчи. И это самое эффективное противоядие от той отравляющей злобы, что разъедают их изнутри...
- Я этого не понимаю - пробормотал Уилл.
- Это как напоить змею её же ядом.
- Ужас.
- Да. Но именно так и изгоняют 'бесов' сознания. Мне жаль этих несчастных, гниющих заживо в нечистотах собственных мыслей.
- И как вы это делаете?
- Я нашла древнейшие рецепты жрецов. Освоила, как добавить пациентам в плазму их крови целебные анти-тела - против язв и пороков, разрушающих их изнутри. Это даёт им стойкий иммунитет на всю жизнь. Все грехи, все пороки - всё это можно убрать, стереть, вычистить, - стоит им только захотеть. Алчность, обжорство, пьянство, блуд, уныние, зависть, гордыня и гнев... Всё.
Эликсир молодости - это реальность. Океанская свежесть, морская соль могли бы продлить им молодость тел, разгладить морщины, освежить дыхание, остудить гнев и отрезвить разум. В моих запасах есть средства от всех всех недугов ума, всех душевных расстройств. От безумия, охватившего сегодня целые толпы людей.
- Не верю. Не лечится это никакой магией.
- Вы говорите так же, как и те несчастные, загнанные мужчины, приходившие ко мне за помощью. Если бы только они мне поверили! Тогда их ещё можно бы было спасти!
- Ну ладно. А что делать мне?
- Вы ведь и сами уже поняли, что смертельно больны! Нью-Йорк убивает вас. Разве нет? Манхэттен - это и есть ваш палач. Но я могу исцелить и защитить вас, став вашим щитом
- Каким же образом? - воскликнул он.
- Уилл, я всему вас научу. Я стану вашим Хранителем.
Как невидимая свора гончих псов,
защита моя окружит вас кольцом
и последует за вами повсюду.
Грохот метро больше никогда
не затронет вашего слуха.
Ядовитые газы и выхлопы
больше не отравят вам лёгких
и не смогут выжигать глаза.
Вода из холодильника в вашем офисе
будет сама превращаться
редкие благородные вина.
Я научу ваш язык ощущать за обедом
вкус самых спелых фруктов из райских садов.
Ни один грабитель не тронет вас -
какой-нибудь коп всегда окажется рядом.
Вы станете везунчиком.
Такси будет останавливаться
прямо возле вас,
не успеете вы и глазом моргнуть,
а оно уже здесь.
Вам предложат самые удобные места
на лучшие концерты -
стоит вам просто заглянуть
в театральную кассу.
Зелёный свет светофоров,
как по команде, загорится
для вашей машины
по всем площадям и проспектам,
начиная с 58-й авеню.
Везде всегда вам будет
гореть зелёный свет -
но только...
если только я буду с вами!
Решайтесь.
Уилл молчал.
- Если вы останетесь со мной, ваш дом станет тенистой долиной в тропических джунглях. Я наполню его пением птиц и словами любви. Прохлада останется с вами с начала июньской жары до последнего часа Праздника Урожая. Прохлада будет с вами все лето. И пока в поездах к побережье мимо вас будут тащиться полуживые трупы, - пассажиры, раздавленные жарой, мы с вами будем свежи и полны сил.
Спальни будут полны хрустального звона. В кухне, прохладной, как чум эскимоса в июле, всегда найдется мороженное в вине с шампанским.
А хотите - клубничный коктейль со взбитыми сливками - только в детства мама умела взбивать его вам. Такой сейчас его подают только у Ротшильда в ресторане "Шато Лафит".
Свежие абрикосы круглый год.
На завтрак - стакан апельсинового сока после освежающего ночного сна. Холодное молоко на завтрак... А на полдник - влажные поцелуи с ароматом прохладных персиков. А под боком, как говаривала незабвенная Эдит Уортон, всегда будет самое вкусненькое - мое прохладное тело вкуса слив, покрытых инеем. Что скажете, Уилл? - улыбнулась она.
- Круто,- выдавил из себя Уилл. - Но так не бывает.
- Бывает. В любой невыносимый день, когда вам захочется улизнуть с работы пораньше, один звонок вашему шефу, и вас отпустит. А скоро вы и сами станете боссом. Над всей вашей компанией.
Вы будете уходить домой, когда вздумается, зная, что на обед вас ждёт холодный цыпленок с вином и фруктами и сладкий десерт. Этим десертом буду я. Зимой всё будет наоборот - вам будет тепло и уютно со мной. Снежинки на улице будут и таять на ваших ресницах. Вы будете всегда возвращаться в наш тёплый уютный дом. Очаг, хранимый с любовью, никогда не остынет.
'Мой милый пёс, приляг у моих ног на ковре у камина'...
Уилл, у вас будет всё, что нужно для счастья. А взамен я прошу немногое.
- Что?
- Вашу душу.
Он вздрогнул, чуть было не отбросив ее руку.
- А хотите, я прямо скажу вам, чего я действительно от вас хочу? -
- Сделайте милость, - пробурчал Уилл.
- Женитесь на мне, - сказала она.
'То есть, продайте мне вашу душу?' - подумал он.
Она прочла вопрос в его глазах.
- А разве не этого вы ожидали? - Она залилась серебристым смехом. - Вы, что же, хотите всё это даром, по волшебству? Просто так, ни за что? - Она помолчала и добавила:
- Душу нельзя продать, - ответила она на вопрос, заданный в его мыслях. - Продав, ты теряешь ее безвозвратно. Навсегда. А потеряв, уже никогда и нигде не найдешь.
- Я её и не продам.
- Уилл. Но ведь душу можно и подарить. Подарить в обмен на такую же человеческую душу.
Уилл закашлялся.
Жестом руки она остановила его кашель.
- Неужели я прошу слишком многого? - воскликнула она.- За всё, что готова вам дать?
- Я должен это обдумать! - сам того не заметив, он отступил на шаг.
Теперь её голос звучал очень печально:
- Если вам обязательно нужно обдумать дело заранее, оно никогда не будет сделано.
- Но ведь я совсем не знаю вас. И я не вижу вас. Я не знаю, верить вам или нет.
- Когда вы открываете новую книгу, вы ведь уже с первой страницы знаете, интересно вам или нет. Если книга не захватила вас с первых строк, выкиньте её.
Или пьеса. С первых реплик актёров она либо нравится вам, либо нет. И если нет, - просто встаньте и уйдите. Иначе в конце вы будете зевать от скуки, пока вас не сморит сон.
А женщина? Любой мужчина отличит в толпе красивую женщину сзади, бросив ей вслед лишь мимолетный взгляд. А счастливую жизнь - разве можно спутать с неудачной?
Я принесу вам счастье, удачу и успех. Сегодня удача вам будет особенно нужна.
- Включите свет. Пожалуйста.
Она засмеялась:
- Здесь нет электричества! Вы же сами сказали - средневековая ведьма. Здесь и есть - полный мрак.
- Да уж, - усмехнулся Уилл. - И как же вы стираете бельё ваших клиентов?
- А кто вам сказал, что я стираю их бельё? - она снова засмеялась. - Да, я стираю. Но не простыни и не рубашки. Я стираю память. Стираю проблемы, дурные воспоминания, злые мысли, скверные привычки. Стереть можно всё, что тебе мешает.
- Откуда мне знать, что вы и в самом деле красивы и молоды?
- Ну, так убедитесь в этом сами! Просто шагните в темноту.
- Это сумасшествие.
- Возможно, - ответила она. - Но вы и так на грани безумия. Оно может наступить уже завтра.
- Мне нужно время.
- У вас его нет. Поймите. Дайте-ка ещё раз мне вашу левую руку.
В кромешной тьме она подошла к нему вплотную.
Уилл послушно протянул ей руку.
- Скажите. А ваша мать... она ещё жива? - спросила она, касаясь его ладони.
- Нет. Умерла десять лет назад.
- О нет, вы ошибаетесь. Она жива! - возразила колдунья.
- Мне было извещение по почте.
- Это ошибка. Я знаю точно, что ваша мать жива. Найдите её, Уилл.
- Откуда вам знать? - спросил он, едва ворочая языком. - Ведь вы недавно в Нью-Йорке, не так ли?
- Вы правы. Только третье лето. И за три года в моё заведение зашли только шестеро мужчин. Двое сразу сбежали, как ужаленные. Они боялись мрака. Ещё двое немного постояли, но ушли. Следующий - пятый - приходил дважды, но потом тоже пропал. Шестой, побывав три раза, признался, что ни верит ни в магию, ни в чудеса. Так же, как и вы. Никто мне не поверил.
- На что же вы жили все эти три года? Если у вас такая катастрофа с клиентурой?
- Ну, я же колдунья, - засмеялась она. - Колдунья всегда что-нибудь, да наколдует себе что-нибудь на ужин.
- Скажите. Зачем вам это? Эта дурацкая игра в ведьму? в невидимку?
- Это не игра. Это трудно объяснить словами.
- Попробуйте. Я хочу понять.
- Хорошо. Ведь вам, мужчинам, важно, чтобы вас любили, - не только за ваши деньги, богатство, положение. Но и за вас самих. А мы, женщины, иногда хотим, чтобы нас любили ...не только за нашу красоту.
- Красота женщины! Перед ней ни один мужчина не способен устоять.
- Я искала того, кто способен поверить... безоговорочно. Поверить и рискнуть.
- И какой в этом смысл?
- Похоже, что никто, увидев любовь так ясно, - вот такую, безграничную, ограждающую от всех забот и печалей, - никто не хочет в неё поверить.
- Но ведь это только картинки - образы, нарисованная вашими словами. А если это всё ложь?
- Но и вы создаёте красивые картинки фальшивых улыбок, рекламируя зубную пасту, которая токсична для человека и разрушительна для эмали зубов. Разве это - не ложь?
- Это моя работа, - сказал он.
- А это - моя жизнь, - ответила она.
- Это вопрос веры. Веры в чудо. Вы ведь просто хотите, чтобы я поверил в ваши способности к колдовству. А я не верю, - вот не верю, и всё. Я вам сразу честно об этом сказал.
- А в удачу вы тоже не верите?
- Нет. Я верю в судьбу. Чему быть, того не миновать.
- Мужчина, который любит и любим, способен изменить свою судьбу. Любовь - это и есть щит...
- Любовь? Да и в любовь я что-то не очень верю.
- Потому вы и вошли в мою жизнь.
- Где вы живёте?
- В этом доме. На втором этаже, над аптекой. Сегодня - последняя ночь. Неизвестно, где мы оба окажемся завтра в полночь.
Уилл пропустил её слова мимо ушей.
- Я хочу вас разглядеть. При свете.
- Говорю же, электричество уже отключено. Аптеку закрывают. Ровно в 12 ночи, согласно договору аренды. Хотя свет мне и не нужен. Я вижу в темноте, как днём.
- А я - нет. Потому и прошу. Зажгите хотя бы свечу.
- Нет. Просто возьмите и рискните. Шагните в темноту.
- А если я сделаю ложный шаг? Я не хочу ошибиться.
- Уилл! Да неужели вы не можете угадать по голосу? Не можете? Как же мне жаль вас! Бывают моменты, когда решать нужно молниеносно. Если вы не поверите мне сейчас, боюсь, что завтра я уже не смогу вам помочь.
- Я должен всё обдумать. Можно, я вернусь к вам сегодня ночью? Что значат какие-то двадцать четыре часа?
- Для человека в вашем возрасте - может быть, всё.
- Мне только сорок!
- Я говорю о вашей душе. А для души это может оказаться слишком поздно.
- Я умру?
- Смотря что вы называете жизнью. В каком-то смысле, да. Завтра в полдень вы можете потерять всю свою прежнюю беспечную жизнь. И тогда толпа с её безумием может вас поглотить. Не уходите. Останьтесь со мной.
- Дайте мне хотя бы день. Мне нужно подумать!
- Хорошо. Дело ваше. Думайте. Но теперь уже на свой страх и риск. С этой минуты я уже ничего не могу обещать вам наверняка. Никаких гарантий с моей стороны!
- О Боже, помоги мне, о Боже мой! - взмолился Уилл, закрывая глаза. Его сердце бешено стучало.
- Вы просите небо о помощи, но при этом сами не хотите её принять. Вы как одряхлевшее дитя. Как жаль, Уилл. А теперь вам лучше уйти.
Она засмеялась, и печальный смех её был тронут горечью.
- Не могу уйти. И не могу остаться. Я будто завис в расщелине миров.
- Вы просто трусите. А знаете, почему? Город поселил в вас вечный страх. Какой-нибудь молодой деревенский парень - чистый душой, простой, как дождь и ветер, как земля и зёрна пшеницы, - тот, наверно, не испугался. Он бы принял меня, не раздумывая, - он был рискнул и остался со мной навсегда. Но житель Нью-Йорка? Скептик, измученный желчью и подозрениями, - как ему поверить в чувство, если он уже не способен чувствовать?
- Я и сам не знаю, на что я способен.
- Уилл. Ты просто не можешь расслабиться. Скажи...Ну, а ты, - чем ты хуже его,- того деревенского парня?
О, мой славный путник,
кто бы ты ни был и куда бы
ни держал свой путь,
стань моим господином!
Остановись и постой,
отдохни и побудь со мной!
Постой в тенистой дубраве
и испей молока моей нежности,
перегнувшись через изгородь,
увитой виноградными листьями.
Останься со мной и останови мой язык,
чтобы я больше не смогла говорить.
Останься и закрой мне рот так,
чтобы я не смогла вздохнуть.
Останься! Я так устала
от пустых обещаний и слов.
Мне, как и тебе, нужна только любовь.
Останься. Прошу тебя. Останься.
Так пылко звучал ее голос, так нежно, так трепетно, так чарующе, что он понял: если он сейчас же не убежит, он - пропал.
- Жди меня завтра в полночь! - крикнул он, выбегая в темноту аллеи.
* * *
В дверях Уилл обо что-то споткнулся. Это была острая сосулька, отколовшаяся от бруса.
Он наклонился, поднял её и кинулся прочь.
Тяжёлая дверь заведения Мелиссы Жабб захлопнулась за ним.
Свет в прачечной на секунду мигнул и погас.
'Значит, она она солгала? Или это была свеча?
Уродина, - ругал он её на бегу. - Старая ведьма! Лгунья! Обманщица! Да кому она нужна? Наверняка ведь страшилище! Страшнее чудовища! Только морочит людям голову! Старая карга! А что же ещё я должен думать? Чёртова ведьма! Спряталась в свою ледяную могилу! Погасила свет! Наврала мне с три короба! Чисто рекламная утка! Все это враньё - от начала до конца! Ложь!'
* * *
Разгорячённый, он едва не сбил с ног ночного прохожего. Парень был ему до боли знаком.
'О Господи, да кто это? Неужто опять Старик Нэд?
Они столкнулись прямо посреди аллеи и замерли, вытаращив глаза от удивления.
"Нэд Эминджер - в который раз за последние сутки! Не слишком ли часто мы стали встречаться - а, Старина Эминджер? - думал Уилл.
Налетев друг на друга, сослуживцы чуть не упали.
"Тут сам еле жив, а ещё - НА тебе! - Старик Нэд. - Принесла нелёгкая.
- Ты чего сюда притащился, старик Нэд? Выслеживал меня?
Нэд едва ворочал языком. Он не был пьян. Смертельная устаость превратила его в зомби.
Уилл всё понял. Этот безумный лунатик с остекленевшими глазами, Нэд Эминджер, плёлся за ним по пятам. С ним творилось то же самое. Он явился сюда в поисках той же прохлады Ледяного Замка. Мокрая от пота одежда прилипла к его телу, лицо блестело от испарины. Подошвы ног припеклись к ботинкам и, распухшие, скрипели от влаги. И шёл он явно по его, Уилла, следам.
Уилла затрясло от злобы. Он схватил Старика Нэда за шиворот, развернул лицом к переулку и сильно толкнул в сторону дома колдуньи. Тот едва не упал.
С невидящим взглядом, смертельно усталый, Нэд послушно заковылял к переулку.
- Давай, старик, топай! Вон туда! Там как раз для таких, идиотов, как ты!
Уилл обернулся. Не загорится ли свет там, в конце переулка, в окнах домика колдуньи? Так и есть, свет приветливо мигнул и зажёгся!
- Эй, Нэд, погоди! - крикнул ему вслед Уилл, уже пожалев о своей злой шутке. - Не ходи туда, старик. Слышишь? Там живёт старая злая ведьма. Она надурит тебя, так же, как и меня.
Но Старик Нэд не обернулся.
Начинался рассвет.
* * *
Был четвёртый час утра. Уилл бежал по аллее к станции метро. Раскалённый воздух по-прежнему обжигал. Уже у входа в метро Уилл Морган вспомнил про сосульку и сунул её в рот. И тут он "выпал" из реальности, будто попав в иной мир.
Это была Любовь.
Это был Восторг.
Это была Женщина.
И это блаженство длилось лишь несколько минут.
К платформе подъеха поезд. В руках у Уилла Моргана уже ничего не было, а тело опять покрывал липкий пот.
Куда исчезло благоуханье и свежесть? Во рту оставался лишь горький привкус пепла.
* * *
Остаток ночи Уилл провалялся постели, так и не сомкнув глаз, не задремав ни на минуту. В семь утра, как всегда, прозвенел будильник.
"Подъём! - скомандовал себе Уилл Морган.- Можно успеть сгонять в Гринвич Виллидж, в переулок, где живёт ведьма, - как там её?' Странное тревожное чувство одолевало его. Он встпомнил её слова о "последнем шансе".
Перед глазами всплыла вывеска, на которой был странные слова... что-то вроде:
"ПРАЧЕЧНАЯ ДУШ"
Всё ещё лежа в постели, он зачем-то пытался вспомнить: стояла ли там точка? Точка или запятая между этими словами, но не смог. Как там было дальше? -
ДО 9 УТРА:
СДАЙТЕ В СТИРКУ СВОИ - что-то там такое? - одежды?-надежды? Невежды? Беды? - победы? Забыл!
А дальше:
ВЕЧЕРОМ ВЫ ПОЛУЧИТЕ ИХ - СВЕЖЕ-ОТГЛАЖЕННЫМИ! -
или, нет: свеже-отлаженными? налаженными? наглаженными? - или, нет, вроде - свеже-простиранными? Какая всё же крутая реклама. Вот ведь запало в башку.
Уилл все пытался вспомнить рекламную вывеску ведьмы Мелиссы Жабб, да так и не вспомнил.
А ведь можно взять такси и быстро смотаться к ней - туда и обратно - и оттуда сразу на работу. Хотя нет. Нельзя ни в коем случае опоздаьт на работу. Ни на минуту.
А может, и не было никакой колдуньи? А может, ему всё это только привидилось ему в ночном кошмаре?
Между тем, раскалённая печь метро снова открыла свою адскую заслонку. Нью-Йорк плавился и сгорал, превращая жизнь в руины.
В то утро Уилл так и не собрался к колдунье. Он принял душ, оделся, наскоро побрился и бросился в метро - в доменную печь города,- только для того, чтобы, в последний раз придя на работу, - потерять её навсегда.
* * *
Дурное предчувствие закралось, когда он поднимался в раскаленном лифте вместе мистером Биннсом, начальником отдела кадров, почти чёрным от загара и злым, как чёрт. Откуда-то взялась уверенность, что сегодня случится что-то непоправимое. Но он даже и не догадывался, что именно сегодня пополнит вновь набиравшуюся армию безработных США.
Биннс выглядел ужасно. Брови кадровика прыгали, рот дёргался, будто изрыгая безмолвные проклятия. Слипшиеся от жары чёрные с проседью волосы, как иглы дикобраза, топорщились у него на голове. Волосы на теле будто протыкали костюм изнутри. На высоте сорокового этажа Биннс уже мало походил на человеческое существо, целиком превратившись в дикобраза.
Служащие офиса напоминали солдат итальянской армии, которых пригнали на войну, уже заранее зная, что война проиграна.
- А где Старик Эминджер? - спросил Уилл Морган, кивнув на соседний письменный стол. Стол Нэда был пуст.
- Звонил, - сказал, приболел, - ответил кто-то из сотрудников. -
Тепловой удар. К двенадцати подъедет.
Задолго до обеда вся система кондиционирования начала впадать в агонию, пока, наконец, не покончила с собой. Суицид техники был зафиксирован в половине двенадцатого.
Две сотни работников фирмы, прикованных к своим письменным столам, превращались в стаю раздражённых зверей, каждый из которых был готов в любую минуту с рёвом выкинуться из окна. Однако, все окна были заколочены наглухо. Будто некий человеконенавистник специально изобрел такие рамы, чтобы ни одна собака не смогла их открыть.
За минуту до обеденного перерыва включился селектор, и голосом мистера Биннс приказал:
- Всем оставаться на своих местах. Всем сотрудникам выстроиться у своих рабочих мест и стоять по стойке смирно. Шеренга должна быть чёткой и ровной.
Сотрудники послушно выстроились. Многих покачивало, как моряков на палубе. Термометр замер на отметке тридцати семи градусов выше нуля.
Биннс не спеша двинулся вдоль длинного колонны сотрудников.
- Итак, дамы и господа, - заговорил он. - Все вы в курсе, что в последнее время в экономике США наблюдается спад. Спад довольно заметный, в каких бы бодрых выражениях ни говорил об этом президент Соединенных Штатов. Но с моей стороны лучше сказать вам об этом прямо в лицо, чем всадить нож в спину.
Совет директоров принял решение, которое может спасти нас всех. С сегодняшнего дня в нашей компании начинается сокращение штатов. Сейчас я буду проходить вдоль колонны и называть тех, кто уволен. Я буду говорить это каждому сугубо лично. Шёпотом. Так будет лучше для всех. Слушайте внимательно. Я буду шептать на ушко: 'Вы. Вы. И вы'.
Каждый, кому это будет сказано,- поворачивается, выгребает из столов свое барахло и выметается вон. Без единого слова. Каждый из уволенных получит выходное пособие, равное месячному окладу. Возражения не принимаются. Итак, начнём.
Постойте, кого-то нет!
- Старика Нэда Эминджера, - подсказал Уилл Морган и прикусил язык.
- Ах, Старика Нээээда? - переспросил мистер Биннс свирепо. - Старика? Ну-ка, повторите, как вы сказали, Морган?
Уилл, Нэд и сам мистер Биннс были одногодками.
Биннс ждал, нервно пощёлкивая пальцами.
- Нэда, - пробормотал Уилл Морган, ругая себя последними словами, - я хотел сказать, Нэда Эминджера. Но он должен быть где-то здесь.
- Уже здесь, - раздался голос опоздавшего.
Все обернулись. В дверях, в конце ряда, стоял Старик Нэд, - Нэд Эминджер. Нэд оглядел команду утопающих, прочитал всеобщий приговор на лице у Биннса и побледнел. Однако, он быстро взял себя в руки и встал в шеренгу рядом с Уиллом Морганом.
Начиналась буря.
- Так, ладно,- сказал Биннс.- Начнём.
Биннс подходил к неугодным и шептал свой приговор. Шаг - шёпот, шаг - приговор.
Двое, четверо, а вот уже и шестеро повернулись и начали молча вынимать папки из своих столов. Уилл Морган вдохнул и, не выдыхая, замер. Биннс подошел к нему и остановился.
'Только не меня! - как заклинание, шептал про себя Морган.-Только не меня!Только не меня! Только не меня!'
Но на Биннса заклинание не подействовало. Кадровик решил поступить по-своему.
- И вы, голубчик, - злорадно прошептал Биннс. - Старик Морган. Сматывайте удочки. Вон.
Морган попятился, ухватившись за край своего стола. Его штормило.
'Старик Морган! Старик Морган!' - щёлкало, как хлыстом, у него в мозгу.
Тем временем Биннс подошёл к Нэду.
- Ну, что, Старик Нэд? - сказал кадровик, улыбаясь.
Морган, закрыв глаза, мысленно молил: 'Уволь его, Биннс, Уволь! Уволь! Уволь! Скажи ему: 'Нэд, ты уволен!'
- Наш славный Старина Нэд, - нежно проворковал Биннс.
Повеяло ласковым бризом южных морей. Морган замигал и втянул в себя воздух, вытягиваясь по стойке смирно. В душном раскалённом офисе вдруг запахло морским прибоем и прохладным белым песком.
- Послушай, Нэд, - сказал мистер Биннс подозрительно ласково. - Я вот тут подумал. А знаешь, что? Оставайся-ка ты с нами. Оставайся, ей-богу. Компания будет рада дальнейшему сотрудничеству с тобой. Старина Нэд.
Уилл был ошеломлён. Он хотел понять причину столь нежного обращения начальства со Стариком Нэдом. Нэд опоздал на 3 часа. Нэд был балбесом и растяпой. Нэд не представлял никакого интереса для компании. Но его и не собирались сокращать.
'Я, точно, схожу с ума', - подумал Уилл.
Повернувшись к оставшимся, мистер Биннс гаркнул:
- Всем спасибо, все свободны. Перерыв на обед! -
Повеселевший кадровик важно прошагал в свой кабинет вдоль ряда осиротевших письменных столов.
Между тем, "убитые" и "тяжело раненые" покидали поле брани.
Оглушённый, Уилл пытаясь собраться с мыслями.
'Почему Нэда не сократили? Почему этого деревенщину - бездаря - неуча - оставили, а меня нет?' - негодовал Уилл.
И вдруг его осенило: 'А что, если это месть злой колдуньи Мелисса Жабб? Вдруг, это её ведьминские проделки? Да нет... Да быть этого не может быть!'
Уилл Морган стал пристально рассматривать Старика Нэда. - Тот стоял у наглухо заколоченного окна, удивлённо разглдывая на Нью-Йорк с высоты 40-го этажа.
Новый Нэд Эминджер был уже совсем иным. Он казался, пусть и не молодым, но и далеко не старым. Мужчина средних лет. Это был уже не тот Старина Нэд Эминджер, который вчера ночью, как идиот, высовывался из окна поезда метро. И не тот Нэд, который плёлся с вытаращенными глазами по тенистой аллее на рассвете.
Этот был помолодевший, новенький Нэд. Этот новый Нэд Эминджер стоял, возвышаясь над всеми, как будто прислушиваясь к далекому зелёному эху, к шуму листвы и ласкового ветерка над волнами, от которых веет прохладой.
Кожа на его гладком лице больше не блестела от пота. Ярко-голубые глаза, ещё вчера покрасневшие от жары, теперь смотрели ясным, спокойным взором. Новая красивая стрижка; - волосы лежали гладко и ровно. Нэд был чисто выбрит, в новом костюме, новой рубашке и дорогом галстуке. И - никаких следов бессонницы на лице.
'И когда это он всё успел?'
Нэд казался безмятежным островком, тихим оазисом в этом неподвижном море мёртвых кораблей - покинутых письменных столов, тонущих под грузом зачехлённых печатных машинок. Эти машинки, как огромные жуки, совсем ещё недавно верещали, оглушая офис своим электрическим визгом...
Нэд стоял, как капитан на мостике корабля. Он улыбался, невозмутимо глядя в окно, будто не замечая прощальный марш ходячих утопленников, покидающих эти свои тонущие корабли. Нэда будто совсем не касалось печальное зрелище чужих разбитых жизней и надежд. Он стоял в какой-то удивительной отстраненности, в своей новой невидимой прохладной нише, в тихой гавани покоя и счастья.
- Нет! - крикнул Уилл Морган и бросился вон из офиса. - Я этого так не оставлю. - Я докажу...
Ветер донёс прохладный чвежий аромат, и Уилл вскочил из-за стола.
Сам не зная почему, Уилл бросился к мужской комнате. Как безумный, он лихорадочно рылся в мусорной корзине, из которой истекал этот восхитительный аромат. Уилл понял, что он искал. Это был прозрачный, почти пустой аптечный пузырёк с этикеткой:
'ВЫПИТЬ СРАЗУ: ПРОТИВ БЕЗУМИЯ ТОЛП'.
Дрожащими руками Уилл откупорил маленький флакончик. На донышке сверкала всего одна, последняя голубоватая капелька, с запахом всё той же волшебной свежести Ледяного Замка.
Уилл выплеснул её себе на язык. Он стоял, пошатываясь, возле окна, заколоченного наглухо.
Вдруг тело Уилла будто начало как будто растворяться в набегающей прохладной волне. От его дыхания повеяло ароматом лугового клевера и свежескошенного сена. Он был свеж, спокоен и полон сил.
Тело пело и ликовало. От радости Уилл сжал в руке пузырёк с такой силой, что тот рассыпался на тысячу звонких осколков. С изумлением он смотрел, как под ногами, растекается волшебный ручеек, и его журчащая вода переливается всеми цветами радуги.
Дверь мужской комнаты распахнулась.
На пороге стоял Нэд. Увидев Уилла, Нэд повернулся и вышел, не сказав ни слова.
Несколькими минутами позже, собрав барахло из рабочего стола Морган спускался в лифте. Набором ручек, пресс-папье и дырокол громыхали на дне его сумки. Девушка-лифтёр сохраняла тактично серьёзный вид. Выйдя из кабины, Уилл обернулся, чтобы поблагодарить её.
Его свежее дыхание коснулось её лица ее, и она одарила его чарующей улыбкой. Это была не привычная дежурная улыбка лифтёра. Она была искренней и прекрасной, наполненной любовью и нежностью. Уиллу хотелось заплакать от наплыва чувств.
Придя домой, Уилл увидел извещение от хозяина квартиры. Срок аренды закончился, и ему надлежало освободить квартиру в трёхдневный срок, ввиду неуплаты. Уилл рухнул на постель и забылся тяжёлым сном.
* * *
Ровно в полночь он был на тенистой аллее. Окна маленькой аптеки в переулке были погашены. Не было вывески на двери:
'МЕЛИССА ЖАББ, КОЛДУНЬЯ'.
Не было ни пузырьков, ни флаконов в стеклянной витрине.
Уилл стучался в дверь уже целых пять минут, но никто не открывал. Тогда он начал колотить в дверь ногами.
Наконец, будто со стоном, нехотя, дверь отворилась. Усталый голос тихо сказал:
- Войдите.
В помещении было сыро, и также душно и жарко, как а городе. На полу, под козлами с ледяным брусом, стояло строительное корыто. Брус льда быстро таял, уменьшившись наполовину. Вода непрерывно капала с её краёв. Брус был обречён на гибель. Ещё немного, и куски его рухнут на пол. Но Уиллу было всё равно.
Он верил, где-то в глубине здания его ждёт Мелисса, прекрасная молодая аптекарша, чьё имя таило в себе прохладный аромат свежих листьев зелёной мяты.
Вспыхнуло электричество. Уилл зажмурился от яркого света. Перед ним стояла Мелисса. Он едва не задохнулся от изумления.
Она была молода, стройна и ослепительно красива. Золотистые волосы, белая кожа, изумрудные глаза. От этой сияющей красоты Уилл потерял дар речи.
Да, хозяйка аптеки ждала его.
Она стояла в дорожном платье и шляпе, среди упакованных коробок и чемоданов. Было ясно без слов, что она собирается покинуть этот дом навсегда.
Ещё не придумав, что сказать, Уилл открыл было рот, но она опередила его:
- Уилл. Напрасно вы пришли. Я ведь предупреждала. Теперь уже поздно.
- Никогда не бывает поздно! - воскликнул он.
Уилл не сводил с неё глаз.
- Увы. Вы опоздали, сказала она. - Вчера ещё я могла вас спасти. Но за последние двадцать часов внутри вас оборвалась последняя тонкая ниточка. Она,- или её лучшая часть - улетела в никуда. Бесцельно, бессмысленно. Я это чувствую. Знаю. Её больше нет, нет, нет. Понимаете?
- Нет, не понимаю. Что ещё за идиотская ниточка? Чего больше нет, чёрт побери?
- Вашей души, разумеется. Она проглочена. Исчезла. Внутри у вас пустота.
Свет в помещении погас.
Из темноты протянулась её рука. Она была прохладной и нежной. Рука дотронулась до его груди. А может, ему это только почудилось? Её пальцы скользнули вдоль его груди, прошли между его ребер, проверили его легкие, бронхи, диафрагму... биение несчастного сердца.
- Я так и думала. Её больше нет, - повторила она еще печальней.
- Этого не может быть, - крикнул Уилл.
- Мне жаль. Но это так.
- Это какие-то дурацкие фокусы!
- Это фокусы города-монстра. Город развернул вас, как конфету в обертке, и проглотил, вышвырнув оболочку. Теперь вы - как покрытая пылью пустая бутылка из-под молока, брошенная в подъезде пентхауса. Паук уже затягивает паутиной ее горлышко. Грохот транспорта превращает в месиво ваш измученный костный мозг. Подземка высосала из вас дыхание, как кошка высасывает душу из младенца.
- Мелисса, нет.
- Да. А с вашим головным мозгом расправились печатные машинки и пылесосы. Телевидение записало вас в нервных конвульсиях призраков, разгуливающих на пыльных серых экранах. Свирепый красный бульдог - городской автобус-экспресс - уже уносит ваши последние уцелевшие кости, заглатывая их пастью своих дверей с резиновыми губами.
- Прекратите этот бред. Вы ведь обещали, что дождётесь меня.
- Нет, Уилл. Всё было сказано: гарантий не будет. Вчера всё могло пойти по- другому... Молниеносное решение могло вас спасти. Но всё кончено.
- Это несправедливо.
- Так часто бывает. За один шаг к вершине вы вдруг сходите с тропы. И тогда победа достаётся тому, кто шёл по вашим следам. Ему остаётся только нагнуться и подобрать победу.
- Это нечестно.
- Увы. Это был ваш собственный выбор.
Она покачала головой.
- Но ведь ещё можно
- Нет, Уилл.
- Но как же так? Вы ведь дали мне надежду.
- Я сделала всё, что могла. Сегодня вы были на волосок от гибели...Но... Бесплатных чудес не бывает.
- Послушайте. Ведь я вам поверил. Я пришёл. В вашу аптеку. К вам. Я пришёл к вам за лекарством. За помощью. В вашу прачечную душ.
- Я здесь больше не хозяйка. Такси подъедет с минуты на минуту.
- Поздно. Город отравил вашу душу. Алкоголь растворил то, что осталось. Компьютеры проглотили этот мутный осадок, пропустили через свои кишки и распечатали на бумаге содержимое вашего мозга. Ваши песенки, стишки и рифмовки о зубной пасте, лучшей во вселенной, звучат в метро и с экранов телевизоров.
Рекламные картинки расклеены в вагонах метро, везде,куда ни взгляни. Дыроколы раскроили вас в конфетти, и это стало прахом вашей души. Её пепел измельчён в труху и развеян над люками сточных канав.
Вы потеряли не только душу.
Прощайте.
На секунду ему показалось, будто женщина легла в ледяной брус и закрыла глаза.
- Нет! - крикнул он.- Я всё понял. Вы просто хотите меня проучить. Послушайте! Я всё решил! Я готов жениться. Выходите за меня замуж! Выходите за меня зам...
От его крика ледяной гроб, наполовину стаявший, раскололся на куски и рухнул. Останки ледяной глыбы обрушились на пол, опрокинув корыто с серой водой.
Очертания прекрасной женщины таяли в них, ручейками стекая вниз.
Колдунья Мелисса Жабб исчезала с лица земли буквально на его глазах.
"Мой разум меня покинул", - вдруг понял он.
Уилл метнулся к двери, пытаясь спастись от безумия.
Скорее бы нырнуть в темноту прохладной душистой аллеи. Он искал дверь, но двери не было. Как будто дверь исчезла, замуровав его в этом душном влажном склепе. Со всего размаху Уилл попытался выбить невидимую дверь плечом...но лишь больно ушибся, налетев на стену.
Вдруг неведомая сила вытолкнула его наружу. Уилл он оказался на узкой улочке, возле двери аптеки, наглухо заколоченной крест-накрест досками.
Кричать было бессмысленно. Он остался совсем один в глухом переулке.
Без работы, без денег, без квартиры, без семьи, без детей, без друзей. Без рассудка. Без души. Без счастья и надежд.
* * *
Ровно через год, жарким июльским вечером, впервые за триста шестьдесят пять дней, он снова встретил Нэда Эминджера у входа в метро.
И опять, как тогда, будто унося тысячи душ в преисподнюю, в подземке с визгом неслись поезда. Стены содрогались от грохота, лязга и скрежета. Кишащую толпу людей, будто лавину живой массы, то выбрасывало наружу, как из чистилища, то вихрем засасывало вниз,как в ад.
И над всем этими кругами Дантового ада безмятежно возвышался старик Нэд Эминджер. Нэд, наполненный прохладой, как зелёные листья мяты под душистым летним дождем.
Вокруг плавились восковые фигурки пассажиров. Нэд же, казалось, ступал по дну только ему принадлежащего ручья, где всеми цветами радуги переливалась волшебная форель.
- Нэд! - закричал Уилл Морган. Он подбежал к нему и начал трясти его руку. - Старик Нэд! Мой дорогой, мой самый лучший друг!
- А может, и правда - лучший? - лукаво спросил молодой Нэд, широко улыбаясь.
"О боже, ну, конечно же, правда! Истинная правда! Милый мой Нэд, прекрасный Нэд, - друг, какой встречается только раз в жизни! Дыши на меня, Нэд! Одари меня благоухающим дыханьем своей удавшейся жизни!"
- Как ты оказался в метро? - спросил Уилл. - Ты же теперь не ездишь подземкой?
- Не езжу,- хитро улыбнулся Нэд, обнажая два ряда безупречно белых зубов. - Просто встречал тут одного... старого приятеля.
- Кстати, говорят, ты теперь президент компании, Нэд? Это правда?
- Да, это правда. Ну, а ты как? Почему ушёл вдруг от нас? Исчез куда-то - аж на целый год. А мне так нужен был начальник отдела - художник как раз с твоими талантами. Слушай, а хочешь, зайдём ко мне, пропустим по стаканчику?
Свежий светло-кремовый костюма Нэда источал еле уловимый аромат мяты. Несмотря на нестерпимую жару, от костюма шёл ледяной дымок, как от запотевшей бутылки лимонада.
Приятели стали ловить такси, примкнув к длинной очереди. Простояв минуту среди кричащей толпы, с её оглушительной брань, среди воплей, пронзительного визга и гудков клаксонов, Нэд вдруг легонько взмахнул рукой. Как по взмаху волшебной палочки, такси послушно подрулило и замерло возле них. Дверки распахнулись.
Они сели и покатили в Безмятежность.
В сумерках, у высотного дома, где жил Нэд, из темноты навстречу им шагнул человек с пистолетом.
- Деньги! - скомандовал он.
- О'кей. Ты их получишь. Но попозже, ладно? - невозмутимо ответил Нэд, улыбаясь и дыша на бандита свежим ароматом летних яблок.
- О'кей, джентльмены, - смиренно ответил грабитель, пряча пистолет и давая им пройти. - Попозже так попозже. Я могу и подождать. Хоть до полуночи.
Уже в лифте, Нэд сказал:
- А ты слыхал, что я женился? На днях отмечаем годовщину. У меня превосходная жена.
- Она... - хотел спросить Уилл и запнулся, - она очень красивая?
- Красивая? Как тебе сказать. Нет. Она не просто красивая. Она - восхитительная. Тебе понравится. И наша квартира, надеюсь, тоже.
'Ну, да, - подумал Морган, - ещё бы:
зелёная поляна,
хрустальный звон,
изумрудный ковёр
прохладной травы
на полу...'
'Приляг, мой пёс,
в моих ногах,
приляг
у очага;
мои печали
ты унёс,
сказав,
что дорога;
и ты слезу мою утёр,
вернув в долину грёз;
на мягкий
шерстяной
ковёр,
приляг,
мой верный
пёс'!
...Слышал, я всё это уже где-то слышал!'
Они вошли в просторную квартиру. Она и в самом деле была как тропический остров.
Молодой Нэд разлил холодное шампанское из запотевшей бутылки в высокие бокалы. Он бросал в них кубики льда из серебряного ведёрка, и они звенели, как хрустальные колокоьчики...
- Ну? За что выпьем? - спросил Старик Нэд.
- За тебя, Нэд. За твою жену. За меня. За полночь, которая вот-вот наступит... и всё закончится.
- Да? А при чем здесь 'полночь'?
- А при том, что в ровно полночь я спущусь на лифте к бандиту, который уже заждался там, внизу со своим пистолетом. К тому парню, которому ты пообещал дать денег. Ты ведь сказал ему: 'Попозже'. И он ещё поверил: 'Попозже так попозже'.
- Думаешь, он ждёт?
- Да. Ровно в полночь я буду там с ним один на один. Денег у меня нет. Дать мне ему нечего. Он зол и пьян. Стало быть, ночка меня ждет нескучная. Смешно, правда? До нелепости смешно, просто обхохочешься.
Молодой Нэд промолчал, думая о своём.
"И дыхание моё -
самое обыкновенное -
не остановит его,
не собьёт его с толку
своим благоуханием
дыни и груш.
Ведь не зря же он,
одуревший и злой от жары,
ждал всё это время,
сжимая в потной руке
свой нагретый пистолет.
Не правда ли, Старина Нэд? Какую великолепную шутку ты сыграли со мной - точнее, вы оба!"
- Ну, что? Выпьем? - спросил Уилл.
- Выпьем!
Звонко чокнувшись, они выпили и рассмеялись.
И в этот миг, - под звон хрустальных фужеров,- в гостиную вошла она. Восхитительная жена Нэда. Она услышала, как мужчины смеются, -каждый о чём-то своем, - и засмеялась вместе с ними.
- Знакомьтесь. Мелл - это Уилл. Уилл - это Мелл.
Уилл прикоснулся губами к её прохладной руке.
Она улыбнулась одними уголками губ.
И только глаза её, встретившись с глазами Уилла Моргана, наполнились слезами.
И он понял, по ком она плачет.
* * *
_____________________________________________________________________
Перевела с английского:
Таня Левина Ясноокая, 1980 г.
Авторизованный перевод мистической новеллы Рэя Брэдбери (США) 'Выпить сразу: против безумия толп'
выполнен по тексту издания:
'Drink Entire: Against the Madness of Crowds' by Ray Bradbury.
Отредактировано по тексту:
'Drink Entire: Against the Madness of Crowds' by Ray Bradbury.
From:
Ray Bradbury Collection
'I Sing the Body Electric & Other Stories'.
AVON'S BOOKS, (First Avon Books Trade Printing: May 1998).
Printed: New York,
USA.
Мистическая новелла
'Выпить залпом: против безумия толпы' (перевод с английского)
Это была одна из тех адских июльских ночей, невыносимо жарких и душных, когда ты без сна лежишь пластом до двух часов ночи, потом подскакиваешь в постели, обливаясь липким потом, и тащишься в раскаленную печь метро, эту разверзшуюся гиену, где с оглушительным визгом вылетают испод земли поезда.
- Ад, - прошептал Уилл Морган.
Это и был сущий ад наяву. Озверевшие от пекла, измученные толпы людей носились всю ночь напролет туда-сюда из Бронкса на Кони-Айленд и обратно. И так - час за часом - мчались они в поисках соленого дуновенья океанского бриза... Чтобы, вдохнув его свежесть, дожить до первого спада жары, до передышки - праздника осени Благодарения.
Вдруг откуда-то, кажется, со стороны Манхэттена - слава Богу! - повеяло прохладным ветерком. Поскорее бы выйти и найти ее - эту прохладу - сейчас, не дожидаясь рассвета!...
Оглушенный, он смотрел, как проносятся мимо него реклама зубной пасты, с маниакальным упорством разевая свои чудовищные белозубые челюсти.
- Вот проклятье!
Ну, да, - это были его собственные биения рекламной мысли. Эти улыбчивые гримасы, эти осклабленные пасти, они так и преследовали его всю дорогу, пока он мчался вдоль Манхэттена в адской духоте ночного метро.
Наконец, застонав, поезд остановился. На соседней колее стоял встречный поезд.
Кто б мог подумать! Там, у открытого окна в поезде напротив сидел Старина Нед Эминжер. Старина? Ведь они одного возраста, обоим по сорок, хотя - как сказать...
Уилл Морган высунул голову из окна.
- Эй, Нед, сукин ты сын!-
- Уилл, паршивец! И часто ты тут катаешься по ночам?-
- С сорок шестого года - каждую проклятую жаркую ночь!-
- Вот и я так! Ну, рад тебя видеть! -
- Да не ври!
Взвизгнула сталь, и они оба исчезли в темноте, разъехавшись в разные стороны.
'Господи, - подумал Уилл Морган, - двое людей ненавидят друг друга, сидят на работе за соседними столами... Стиснув зубы, оба карабкаются по служебной лестнице, делая карьеру... И вот однажды в три часа ночи они сталкиваются носом к носу в этом подземном аду под Нью-Йорком, который уже расплавился от жары. 'Не ври! - не ври! - не ври-и-и!' - вот и все, что повторит за ними гулкое эхо в тоннеле подземки...'
Через полчаса он уже вышел на Вашингтон-сквер. Прохладный ветерок вдруг снова легонько коснулся его лба. Он направился туда, откуда дул этот ветер, и оказался на тихой заросшей аллее...
Жара вдруг мгновенно упала градусов на десять.
Теперь главное - не сбиться с курса! - прошептал он.
От ветра запахло Ледяным Замком его детства. Он вспомнил, как еще мальчишкой, в знойные летние деньки он таскал из Ледяного Замка кубики льда, натирал ими щеки, с визгом засовывая их себе под рубашку, - и его сердце билось часто и гулко...
Прохладный ветер привел его к концу тенистой аллеи, в узкий переулок, к маленькой прачечной с застекленной витриной. Вывеска гласила:
МЕЛИССА ЖАББ, КОЛДУНЬЯ
ПРАЧЕЧНАЯ, ДУШ
ЕЖЕНОЧНО ДО 9 УТРА:
СДАЙТЕ В СТИРКУ СВОИ ПРОБЛЕМЫ -
ВЕЧЕРОМ ВЫ ПОЛУЧИТЕ ИХ СВЕЖЕ-РАЗРЕШЕННЫМИ.
И ниже - шрифтом помельче:
-Чары, привороты, заклятия.
-Зелья против отравляющего эффекта атмосферы -
как ледяной, так и накаленной.
-Настои, побуждающие вашего начальника дать вам повышение.
-Бальзамы, мази, эликсиры молодости из праха мумий - по рецептам глав древнейших корпораций.
-Снадобья от шума. Средства для разряжения нездоровой обстановки.
-Лосьоны от паранойи: рекомендовано водителям грузовиков.
-Пилюли от навязчивого желания заплыть за нью-йоркские доки.
На витрине были расставлены пузырьки с наклейками:
АБСОЛЮТНО БЕЗУПРЕЧНАЯ ПАМЯТЬ,
СВЕЖАЙШЕЕ ДЫХАНЬЕ ЛАСКОВОГО АПРЕЛЬСКОГО ВЕТРА,
ТИШИНА И ХРУСТАЛЬНАЯ ПТИЧЬЯ ТРЕЛЬ
Он засмеялся и остановился: вот откуда веяло прохладой!
Дверь заскрипела.
...И опять всплыли детские воспоминания о снежном гроте Ледяного Замка. Это был совсем другой, прозрачный мир, выхваченный из зимних снов. И даже летом, когда становилось невмоготу от жары, эти сны навевали прохладу.
Уилл постучал.
- Войдите, - прошелестел еле слышно незнакомый голос. Дверь бесшумно отворилась внутрь. Повеяло холодом склепа. На трех козлах покоился огромный брус льда, - такой же, как в самом ярком февральском воспоминании его детства. По бокам ледяной тумбы свисали сосульки.
- Так-так, - пробормотал он.
* * *
Тогда, в детстве, в его родном квартале, они называли Ледяным Замком застекленную витрину скобяной лавки.
В той витрине, внутри точно такого же ледяного бруса лежала настоящая, живая женщина - жена лавочника, бывшего фокусника. Они гадали: для чего - рекламный трюк? На стенке бруса хрустальными выпуклыми буквами было выведено ее имя: Мисс С.НЕЖНАЯ.
Ночь за ночью спала она во льду, как настоящая Снежная Королева. Бывало, как стемнеет, Уилл и еще несколько мальчишек-подростков тайком выбирались из дому - поглазеть, как сладко улыбается она во сне, в своем прозрачном ледяном гробу. Это был фокус так фокус! Половину ночей в то лето провели они, пятеро четырнадцатилетних мальчуганов, уставившись на нее. Потрясенные, они часами простаивали там, жарко дыша на стекло витрины, подернутое узорами инея. Они ждали, что их горячее дыханье растопит ледяной брус. Но лед заколдованного Замка не таял...
* * *
- Ну-ка, ну-ка! - пробормотал Уилл. - Так вот оно что!..
Уилл сделал еще два шага и оказался внутри ночной аптеки-прачечной.
- О Боже, ну, конечно - все так и есть! Все так же, как и было, - подумал Уилл. Да ведь это та же ледяная глыба! Знакомые очертания - точеные линии, восхитительная плавность шлифованных углов...
И внутри - она, его снежная принцесса из зимних снов... Стоп! а глыба-то пуста! Как будто секунду назад ледяная женщина выпорхнула из своего белого кокона и исчезла... Исчезла, но где?
- Здесь, - прошептал голос. По ту сторону блестящего ледяного склепа, в дальнем углу, двигались тени.
Как хорошо, что вы пришли! Войдите и затворите дверь, - произнес женский голос.
Он чувствовал, что она где-то рядом, среди этих теней. Стоит протянуть руку - и он ощутит ее прохладное тело, по-прежнему свежее, если столько времени покоилось в ледяной тумбе.
- Вы пришли... но зачем? - спросил ее нежный голос.
- Жара доконала меня. Бродил. Ездил. Почуял прохладу - вот и пришел, сам не знаю, почему... Съезжаю я, что ли?
- Здесь вам помогут, вы не ошиблись. -
- Но это же бред! Я не верю в психоаналитиков. Друзья меня не выносят, потому что я прямо говорю: господин Фрейд-Прохиндей скончался двадцать лет назад, а с ним и все остальные шарлатаны. Не верю я не верю ни в астрологов, ни в экстрасенсов, ни в хиромантов...
- Я не гадаю по руке. А хотя ... дайте мне вашу руку!
Он протянул руку в темноту. Невидимые пальцы коснулись его ладони. Рука были нежной и прохладной, как у маленькой девочки, достававшей мороженное из холодильника.
- На вашей вывеске сказано, что вы колдунья. Но что делать колдунье в Нью-Йорке летом тысяча девятьсот семьдесят четвертого года нашей эры? - спросил Уилл.
Ну, а тогда ответьте мне, если не Нью-Йорку, кому еще сейчас так нужна колдунья, как не его несчастным обезумевшим жертвам ?
Что правда, то правда. Мы все здесь свихнулись от жары... Ну, а вы-то сами - не того...?
- Каждая колдунья рождается на истинные нужды своего времени, - сказала она. - Меня породил сам Нью-Йорк. Я вышла из недр его преисподней. Все самое отвратительное, что есть в этом городе - все это зло и велело мне появиться на свет. Вот и вы, когда вам стало плохо, вы - сами не зная почему - пришли, чтобы найти меня здесь.
Дайте-ка мне другую руку, - попросила она.
Ее лицо в полутьме казалось в призрачно-холодным, и все же он почувствовал, как взгляд ее движется по его дрожащей ладони.
- Ну почему, почему вы так долго не приходили? - спросила она печально. - Вы и так почти опоздали. Уже почти совсем поздно.-
- Поздно для чего? -
- Чтобы спасти вас. Вы уже не сможете принять мой дар.-
- Какой еще дар? - Сердце его бешено заколотилось.
Вы спросили, зачем я здесь, в это лето? Я - лишь Дитя ядовитого ветра, прильнувшего к телу Восточной Реки, покрытой зловонными пятнами нефти. Но Дитя Тьмы - оно вдруг восстало против тех самых сил, что его и породили.
Вы ведь встречали людей, готовых затравить, загрызть своих ближних? Их испепеляющая злоба, их ярость - она-то и произвела меня на свет! Но я знаю, как помочь этим несчастным. Ибо мое колдовство обращено против зла, породившего меня. Подобное лечится подобным. Это - белая магия. Она действенна и безвредна.
Я готовлю снадобья против смрада этой ночи, отравленной ядом гниющих помоек Нью-Йорка... Мельчайшие дозы ядов, растворенных в сыворотке крови больных, способны изгнать из их измученных тел все миазмы и шлаки. Фильтруя их лимфу, я готовлю вакцину из ядов их собственной желчи. Пока это самое эффективное противоядие от той отравляющей ненависти, от тех нечистот, что разъедают их изнутри...
Жаль этих нечастных, гниющих заживо в клоаках их собственных мыслей.
Я нашла, как добавить в их плазму анти-тела против зависти; это дает стойкий иммунитет на всю жизнь. Эликсиры прохлады могли бы продлить им молодость тел, разгладить морщины, освежить дыхание, остудить гнев и отрезвить их разум. В моей аптеке есть любые лекарства - против всех видов душевных расстройств, средства от всех безумий толпы. Если б только они мне поверили, их еще можно бы было спасти!
А вы? Вы ведь и сами знаете, что смертельно больны! Нью-Йорк убивает вас... разве не так? Манхэттен... это он - ваш палач. Позвольте же мне стать вашим щитом!
Но как? - воскликнул он.
- Вы станете моим учеником. Как невидимая свора гончих псов, защита моя окружит вас кольцом и последует за вами всюду. Грохот метро никогда не покоробит вашего слуха. Ядовитые газы и выхлопы больше не отравят вам легких и не смогут выжигать глаза.
Вода из холодильника в вашем офисе будет сама превращаться редкие благородные редкостные вина.
Я научу ваш язык ощущать за обедом вкус самых спелых фруктов из райских садов. Ни один грабитель не тронет вас - какой-нибудь коп всегда окажется рядом. Такси будет останавливаться возле вас, не успеете вы и глазом моргнуть. Вам предложат самые удобные места на лучшие концерты - стоит лишь вам случайно заглянуть в театральную кассу. Зеленый свет светофоров, как по команде, загорится для вашей машины по всем площадям и проспектам, начиная с 58-й улицы. Везде всегда вам будет зеленый свет - но только... если только я буду с вами!
Если вы пойдете со мной, наш дом станет тенистой долиной в тропических джунглях. Он наполнится пением птиц и словами любви. Прохлада останется с вами с первого дня июньской жары до последнего часа Праздника Урожая. Прохлада будет с вами все лето, пока в поездах на морское побережье мимо вас будут тащиться полуживые трупы, - пассажиры, раздавленные жарой.
Наши спальни будут полны хрустального звона. В кухне, прохладной, как чум эскимоса в июле, всегда найдется мороженное в вине с шампанским или клубничный коктейль со взбитыми сливками - такой, какой только мама взбивала вам в детстве... сейчас его подают только у Ротшильда в ресторане Шато Лафит. Свежие абрикосы круглый год.
На завтрак - стакан апельсинового сока после освежающего ночного сна, охлажденное молоко на завтрак, а на полдник - влажные поцелуи с ароматом прохладных персиков. А под боком, как говаривала незабвенная Эдит Вортон, должна быть самая вкуснота! - таким оно и будет: мое прохладное тело вкуса слив, покрытых инеем.
В любой невыносимый день, когда вам захочется улизнуть с работы пораньше, я позвонить вашему шефу, и вас отпустит. А потом вы и сами станете боссом. Будете уходить домой, когда вздумается, зная, что на обед ждет холодный цыпленок с вином и фруктами и ... я. Зимой все будет наоборот - вам будет тепло и уютно со мной. Ваш очаг, бережно хранимый, никогда не остынет. 'Мой милый пес, приляг у моих ног на ковре у камина'... Снежинки будут падать и таять... Словом, у вас будет все, что нужно для счастья - ибо вам дано будет все. А взамен я прошу немногого. Только лишь вашу душу.
Он замер и чуть было не отбросил ее руку.
- А разве не этого вы ожидали? - Она залилась серебристым смехом. - Вы, что же, хотите все это даром, будто по волшебству? Просто так, ни за что? - Она помолчала и добавила: - Конечно, душу нельзя продать. Продав, ты теряешь ее безвозвратно. Навсегда. А потеряв, уже никогда и нигде не найдешь ее вновь. Но ведь душу можно и подарить. Подарить в обмен ... на такую же человеческую душу ... А хотите, я прямо скажу вам, чего я действительно от вас жду? -
- Сделайте милость!- пробурчал Уилл.
- Женитесь на мне, - сказала она тихо.
'То есть, продайте мне вашу душу', - подумал он, но промолчал. Она прочитала ответ в его глазах.
- Боже мой, ну, неужели я прошу слишком многого? - проговорила она.- За все, что даю? -
- Я должен это обдумать! - Сам того не заметив, он отступил на шаг.
Теперь ее голос звучал очень печально:
- Если вам обязательно нужно обдумать дело заранее, оно никогда не будет сделано... Когда вы открываете новую книгу, вы ведь уже с первой страницы знаете, интересно вам или нет. Или пьеса... если она не захвалила вас с самого начала - вы знаете, что в конце вы будете зевать от скуки, если только вас не сморит сон. А разве вы не отличите в толпе красивую женщину, бросив ей вслед лишь мимолетный взгляд? А счастливую жизнь - разве можно спутать с неудачной?
- Почему вы не хотите выйти на свет? Откуда мне знать, что вы и в самом деле красивы и молоды? -
- Убедитесь в этом сами! Для этого нужно рискнуть - просто шагнуть в темноту. Да неужели же вы не можете угадать по голосу? Не можете? Бедняга, мне жаль вас! Если вы не поверите мне сейчас, я уже никогда не смогу быть с вами. -
- Мне нужно подумать! Я вернусь завтра ночью! Что значат какие-то двадцать четыре часа? -
- Для человека в этом возрасте - может быть, все.-
- Мне только сорок! -
- Я говорю о вашей душе, а для нее может быть слишком поздно. -
- Дайте мне время - ну, хотя бы сутки!-
- Хорошо, даю. Но теперь уж на ваш страх и риск - никаких гарантий! Больше я ничего не могу пообещать вам наверняка.
- О Боже, помоги мне, о Боже мой! - взмолился Уилл, закрывая глаза.
- Как жаль, что, прося Бога о помощи, вы сами не хотите ее принять. Боюсь, что вам лучше уйти. Вы как одряхлевшее дитя. Как жаль... Как жаль! А ваша мать... она еще жива?
- Умерла десять лет назад. -
- О нет, она жива! - возразила Мелисса.
- Откуда вам знать? Ведь вы недавно в Нью-Йорке? - спросил он, с трудом ворочая языком.
Она засмеялась, и печальный смех ее был тронут горечью.
- Я здесь уже третье лето. И за три года в мое заведение зашли только шестеро мужчин. Двое сразу убежали. Двое немного постояли, но ушли. Еще один пришел второй раз, но потом исчез. Шестой, побывав три раза, признался, что ему трудно поверить. Похоже, что никто, увидев любовь так ясно, - вот такую, безграничную, ограждающую от всех забот и печалей, - никто не может в это поверить. Какой-нибудь молодой сельский парень - чистый душой, простой, как дождь, как ветер и зерна пшеницы, - тот, наверно, мог бы остаться со мной навсегда. Но житель Нью-Йорка? Скептик, измученный и подозрительностью - может ли он поверить в то, на что сам уже не способен?
Ну, а ты, чем ты хуже его? О, мой славный путник, кто б ты ни был и куда б не держал свой путь, стань моим добрым господином! Остановись, отдохни и побудь со мной! Постой в тенистой дубраве и испей молока моей нежности, перегнувшись через изгородь, увитой виноградными листьями. Останься со мной и останови мой язык, чтобы я больше не смогла говорить. Останься и закрой мне рот так, чтобы я не смогла вздохнуть. Останься! Я так устала от пустых разговоров. Мне, как и тебе, нужна только любовь. Останься. Прошу тебя. Останься.
Так пылко звучал ее голос, так нежно, так трепетно, так чарующе, что он понял: если он сейчас же не убежит, он пропал.
- Приду завтра в полночь! - крикнул он, выбегая в аллею.
* * *
Уилл обо что-то споткнулся. Это была острая сосулька, отколовшаяся от бруса.
Он наклонился, поднял сосульку и кинулся прочь. За ним громко хлопнула дверь.
Свет в прачечной мигнул и погас.
'Уродина, - думал он на бегу. - Страшилище! Наверняка ведь страшна, как чудовище! Только морочит людям голову! Старая карга! А что же еще я должен думать? Чертова ведьма! Спряталась в свою ледяную могилу! Погасила свет! Наврала мне с три короба! Чисто рекламная утка! Все вранье - от начала до конца! Она...'
Он вдруг чуть не сбил с ног ночного прохожего.
'О Господи, опять этот Нед Эминджер - уже второй раз за последние сутки! Не слишком ли часто мы стали встречаться - а, Старик Эминджер?'
Они вцепились друг в друга прямо посреди аллеи и замерли, вытаращив глаза от удивления.
Несмотря на четвертый час утра, раскаленный воздух все еще обжигает! Сам еле жив, а тут - на тебе! - Старика Неда принесла нелегкая в эту аллею. Как лунатик с остекленевшими глазами, тащится он поисках неуловимой прохлады. Мокрая от пота одежда прилипла к телу, лицо блестит от испарины. Подошвы ног припеклись к ботинкам и, распухшие, скрипят вместе с ними.
Налетев друг на друга, они оба чуть не упали. Уилл затрясло от злобы. Он схватил Старика Неда в охапку и вытолкнул в глубину темной аллеи. Не загорелся ли снова свет там, в конце переулка, в витрине лавки? Так и есть, свет мигнул и зажегся!
- Нед! Давай, топай! Вон туда! Там как раз для таких, как ты!
Почти ослепший от зноя, смертельно усталый, Старик Нед Эминджер послушно заковылял по переулку.
- Эй, погоди! - крикнул ему вслед Уилл Морган, уже пожалев о своей злой шутке, но Эминджер не обернулся.
Уже в метро Уилл Морган вспомнил про сосульку и попробовал ее на вкус.
Это была Любовь. Это был Восторг. Это была Женщина.
К платформе с ревом примчался поезд; руки Уилла Моргана уже были пусты, тело покрывал липкий пот.
Куда исчезло благоуханье и свежесть? Во рту остался лишь горький привкус пепла.
* * *
Было семь утра. За остаток ночи Уилл так и не сомкнул глаз, не задремав ни на секунду.
Где-то огромная испепеляющая печь метро опять открыла свою адскую заслонку - Нью-Йорк сгорал, превращаясь в руины.
'Подъем! - скомандовал себе Уилл Морган.- Живенько! Галопом в аллею, в Гринвич Вилидж, в переулок, где - как там ее?...'
Перед глазами всплыла вывеска, на которой было что-то вроде:
'ПРАЧЕЧНАЯ ДУШ'
Лежа в постели, он вдруг попытался вспомнить, стояла ли запятая между этими словами, но не смог)... Как там было? -
ДО 9 УТРА:
СДАЙТЕ В СТИРКУ СВОИ - что-то там такое? - одежды?- надежды? - беды? - победы -? - забыл! - А дальше:
ВЕЧЕРОМ ВЫ ПОЛУЧИТЕ их - СВЕЖЕ - ОТГЛАЖЕННЫМИ! -
или, нет: свеже-отлаженными? налаженными? - или, нет, вроде - свеже-простиранными? - Уилл все пытался вспомнить рекламную вывеску ведьмы Мелиссы Жабб, да так и не вспомнил.
Проковырявшись все утро, Уилл почему-то так и не собрался в прачечную на тенистой аллее. Он встал, принял душ и бросился в метро - доменную печь города,- только для того, чтобы навсегда потерять свою работу.
Дурное предчувствие закралось, когда он поднимался в раскаленном лифте вместе мистером Биннсом, заведующим кадрами, почти черным от загара и злым, как черт. Уилл почему-то был уверен, он знал почти наверняка, что именно сегодня пополнит только набиравшуюся армию безработных. Брови Биннса прыгали от ярости, рот дергался, изрыгая безмолвные проклятия. Слипшиеся от жары волосы иглами дикобраза топорщились у него на голове и на теле, протыкая костюм изнутри. К моменту, когда они достигли сорокового этажа, Биннс уже слабо походил на человеческое существо, превратившись в монстра-антропоида.
Вокруг бродили служащие, подобно солдатам итальянской армии, которых пригнали войну, заранее зная, что она проиграна.
- А где Старик Эминджер? - спросил Уилл Морган, кивнув на соседний письменный стол.
Звонил, что заболел. Тепловой удар - это из-за жары.-
Подъедет к двенадцати, - ответил кто-то из сотрудников.
Задолго до полудня система кондиционеров начала постепенно выходить из строя, пока, наконец, не покончила с собой. Ее самоубийство было зафиксировано в 11.32. Стадо из двухсот работников фирмы превращалось в раздраженных диких животных, прикованных цепями к своим письменным столам, и готовых в любую минуту с ревом выброситься из окон, заколоченных наглухо. Похоже, некий мизантроп специально изобрел такую конструкцию, чтобы ни одна собака не смогла их открыть.
Без одной минуты двенадцать мистер Биннс по селектору приказал всем выстроиться около своих столов. Сотрудники выстроились. Их покачивало, как моряков на палубе. Термометр замер на тридцати семи градусах выше нуля. Биннс не спеша двинулся вдоль длинного ряда.
- Итак, дамы и господа, - заговорил он. - Все вы знаете, что сейчас в нашей экономике наблюдается спад, в каких бы бодрых выражениях ни сообщал нам об этом президент Соединенных Штатов. Лучше сказать вам об этом прямо в лицо, чем всадить нож в спину. У нас сокращение штатов. Сейчас я буду идти вдоль ряда, останавливаться возле некоторых, кивать и шепотом говорить: 'Вы, вы и вы'. Слушайте внимательно. Все те, кому это будет сказано,- поворачиваются, выгребают из столов свое барахло и выметаются. Каждый из уволенных получит при расчете выходное пособие, равное четырехнедельному окладу. Итак, начнем ... Постойте, кого-то нет!
- Старика Неда Эминджера, - подсказал Уилл Морган и прикусил язык.
- Старика Неда? - переспросил мистер Биннс свирепо. - Ах, Старика? Ну-ка, повторите, как вы сказали, Старика?
Мистер Биннс и Нед Эминджер были ровесниками. Биннс ждал, нервно постукивая пальцами.
- Неда,- пробормотал Уилл Морган, ругая самого себя последними словами, - Нед должен быть где-то здесь...
- Уже здесь, - раздался чей-то голос.
Все обернулись. В дверях, в конце ряда, стоял Старик Нед, он же Нед Эминджер. Нед оглядел команду утопающих, прочитал всеобщий приговор на лице у Биннса, попятился было назад, но взял себя в руки и тихонько встал рядом с Уиллом Морганом.
Так, ладно,- сказал Биннс.- Начинаем.
Биннс подходил к каждому и шептал свой приговор. Шаг - шепот, шаг - приговор.
Двое, четверо, а вот уже и шестеро повернулись и начали молча вынимать барахло из своих столов. Уилл Морган вдохнул и, не выдыхая, замер. Биннс подошел к нему и остановился.
'Ты ведь не мне скажешь этого? - как заклинанье, шептал про себя Морган.- Нет, не скажешь!'
Но он - сказал.
- И вы тоже, - свирепо прошептал Биннс.
Морган попятился, ухватившись за свой почему-то вздыбившийся стол. 'И вы тоже, - щелкало хлыстом у него в голове, - и вы тоже!'
Биннс сделал шаг и теперь стоял перед Недом Эминджером.
- Ну что, Старик Нед, - сказал он. - Морган, закрыв глаза, молил мысленно: 'Скажи ему это, Биннс, скажи ему: 'Нед, ты уволен!'.
- Старина Нед, - нежно проворковал Биннс.
Повеяло ласковым бризом южных морей. Морган замигал и втянул в себя воздух, вытягиваясь по стойке смирно. В перегретом душном офисе вдруг запахло морским прибоем и прохладным белым песком. Ошеломленный, Уилл Морган все еще не понимал причины столь нежного обращения начальства со Стариком Недом. 'Наверно, я схожу с ума', - подумал Уилл.
- Нед, - сказал мистер Биннс подозрительно ласково. - А знаешь, что? Оставайся-ка ты с нами. Оставайся, ей-Богу. - И затем, повернувшись к остальным, объявил:
Все свободны. Перерыв на обед! - Биннс ушел в свой кабинет. Убитые и тяжело раненые покидали поле брани.
Наконец, Уилл Морган смог пристально рассмотреть Старика Неда Эминджера. - 'Почему именно Нед, - думал он, - о Боже, ну, почему?..' - Уилл все продолжал недоумевать. И вдруг его осенило: так это же...
Нед Эминджер, что стоял перед ним, был уже совсем иным, и выглядел он, пусть и не молодым, но и далеко не старым. Где-то средних лет. Но это был уже не тот Старина Нед Эминджер, который вчера ночью, как чокнутый, высовывался из окна поезда подземки. И не тот Нед, который, как сомнамбула, плелся в четыре утра по Вашингтон-сквер с вытаращенными глазами лунатика.
Этот новый Нед Эминджер стоял, как будто прислушиваясь к далекому зеленому эху, к шуму листвы и ласкового ветерка над озером, от которого веет прохладой.
Кожа на его помолодевшем гладком лице больше не блестела от пота. Его голубые глаза, еще вчера налившиеся кровью от жары и усталости, теперь смотрели спокойно и внимательно.
Он казался безмятежным островком, тихим оазисом в этом неподвижном море мертвых кораблей - письменных столов, прогибающихся пол грузом печатных машинок. Эти машинки, будто огромные насекомые, того и гляди в любую минуту снова застрекочут своим омерзительным электрическим визгом...
Нед стоял, невозмутимо глядя на прощальный марш ходячих утопленников, покидающих свои тонущие корабли. Его будто совсем не касалось это печальное зрелище чужих разбитых надежд. Нед стоял в какой-то удивительной отстраненности, в своей новой невидимой прохладной нише, в тихой гавани покоя и счастья.
- Нет! - крикнул Уилл Морган и бросился вон из офиса.
Сам не зная как оказавшись в мужском туалете, он вдруг понял, зачем бежал туда. Как безумный, он лихорадочно рылся в мусорной корзине, из которой шел запах этой необъяснимой свежести. Он нашел там то, что искал. Это был прозрачный, почти пустой аптечный пузырек с этикеткой:
'ВЫПИТЬ ЗАЛПОМ: ПРОТИВ ВЕЗУМИЯ ТОЛПЫ'.
Дрожащими руками он откупорил маленький флакончик. Внутри оказалась всего лишь одна - последняя - холодная голубоватая капелька. Он выплеснул ее себе на язык, пошатываясь перед раскаленным окном, заколоченным наглухо.
И вдруг... тело Уилла будто растворилось в набегающей волне прохлады. Он почувствовал, как от его дыхания вдруг повеяло ароматом лугового клевера и свежескошенного сена.
Уилл сжал в руке пузырек с такой силой, что он вдруг рассыпался на тысячу звонких осколков. С изумлением он увидел, как под ногами, откуда ни возьмись, растекается ручеек, переливаясь всеми цветами радуги.
Внезапно дверь распахнулась. На пороге стоял Нед Эминджер. Заглянув в туалет и встретившись взглядом с Уиллом, он повернулся и вышел, не сказав ни слова.
Несколькими минутами позже, с папье-маше и дыроколом из ящика его рабочего стола, гремящими на дне сумки, Морган спускался в лифте. Выйдя из кабины, он обернулся, чтобы поблагодарить девушку - лифтера.
Должно быть, его свежее дыхание коснулось лица ее, и лифтерша одарила его улыбкой. Это была не привычная улыбка дежурного оператора. Она была искренней и прекрасная, наполненной любовью и нежностью.
* * *
Ровно в полночь он снова пришел в знакомую аллею. Окна маленькой прачечной в узком переулке были погашены. Куда-то подевалась вывеска в витрине: 'МЕЛИССА ЖАББ, КОЛДУНЬЯ'. Не было пузырьков и флаконов.
Уилл стучался в дверь уже целых пять минут, но никто не открывал. Тогда он начал колотить в дверь ногами.
Наконец, будто со вздохом, нехотя, дверь отворилась. Усталый голос тихо произнес:
- Войдите.
В лавке было лишь немного прохладнее, чем на улице. Огромная глыба льда, в которой накануне ему почудилась прекрасная женщина, уже наполовину растаяла. Вода, непрерывно капая по краям, обрекала на гибель оставшийся брусок. А где-то в темноте его ждала сама Мелисса, чье имя таило в себе мятный прохладный запах. Она стояла в плаще, среди упакованных коробок, явно собираясь покинуть свое заведение навсегда.
Еще не придумав, что сказать, Уилл открыл было рот, но ее голос опередил его:
- Ведь я предупреждала вас. Теперь уже поздно.-
- Никогда не бывает поздно! - воскликнул он.
- Вчера еще бы не было поздно. Но за последние двадцать часов внутри вас оборвалась последняя тонкая ниточка. Она, или может быть, ее лучшая часть улетела в никуда. Бесцельно, бессмысленно. Я это чувствую. Знаю. Это так. Ее больше нет, нет, нет. Понимаете? -
- НЕ понимаю. Что еще за чертова ниточка? Чего больше нет, черт возьми? -
- Вы так и не поняли... Вашей души, разумеется. Она проглочена. Переварена. Исчезла. Внутри у вас пустота. Ничто.-
Из темноты протянулась ее рука. Дотронулась до его груди... А может, ему только почудилось, что ее пальцы прошли между его ребер, проверили его легкие, свет его разума, биение несчастного сердца.
- О да. Я так и думала. Ее больше нет, - повторила она еще печальней.
- Как жаль! Город развернул вас, как конфету в обертке, и проглотил, вышвырнув оболочку. Теперь вы - как покрытая пылью пустая бутылка из-под молока, брошенная в подъезде большого дома. Паук затягивает паутиной ее горлышко. Шум транспорта превратил в месиво ваш костный мозг. Подземка высосала из вас дыхание, как кошка высасывает душу из младенца. С вашим головным мозгом расправились печатные машинки и пылесосы. Телевидение записало вас в нервных конвульсиях призраков, разгуливающих на пыльных серых экранах. А свирепый красный бульдог - городской автобус-экспресс - уносит ваши последние уцелевшие кости, заглатывая их пастью своих дверей с резиновыми губами...