Аннотация: Рассказ - финалист конкурса альманаха "АвторЪ".
Рассказ занял 6-е из 17 мест в 1 группе Внеконкурса "Далёких берегов-2011" (60 баллов при набранных призёрами 79-76-73)
Восемь часов долгого дня Пал Иваныч корпел на работе. По вечерам, засыпая, кутался во влажные простыни панельной однушки на тринадцатом, несчастливом, этаже. Он был домосед по призванию, поездки как отдых не жаловал, да и не предложит турфирма билет в зачарованное место, куда уносит прихоть воображения.
Жизнь не то чтобы устраивала... Пал Иваныч привык. И к нему привыкли. Чуть замкнут? Чудак, это да, но разве нелюдим? На него не шикали, ему улыбались. Он был левшой - с рождения два месяца не действовала правая рука, родовая травма. Потом все прошло, только глаза остались чуть разными, но это если знать. Ну и в столовой, конечно, все левые стулья были его - иначе мешал.
Однако память о неподвижности осталась в глубине. Пал Иваныч доверял не силе, не напору логики - сила хрупка, логика непостоянна. Он верил интуиции, не значащим приметам, вроде не так положенной книги, фразы из приемника, случайно совпавшей с проговоренной в мыслях. Даже снам...
Страшно признаться. Он знал, что в снах, как при сильном увеличении, видно все, что ускользает в дневной жизни. Или что сознательно прячут. В снах есть места, где он побывает в будущем - по делам или так. Иногда для проверки он чертил на клочках ночные ориентиры, чтобы на месте не забыть подробностей, сравнить призрак с дневным оригиналом.
Но часто Пал Иваныч боялся снов. Тех, где страшные, не зависящие от него события по приметам должны были перекочевать в явь. Он никому не говорил - нелепо же объяснять, что знаешь свой срок. Родился в шестьдесят шестом, проживешь шестьдесят шесть и умрешь в тридцать третьем, в середине марта? А Пал Иваныч знал. И сторонился, бежал знания. Как всякому человеку, ему было страшно. А еще... Перед едой в конторском буфете он дважды мыл руки, иначе ложки и ножи прилипали к рукам.
Пал Иваныча тянуло к общительным и свойским, не смотревшим в инфернал людям. Слесаря и дворники с рубиновым жаром лица были его любимой компанией. Зато болезненные эстеты, люди истерично утонченные, способные задеть потайную струну, отталкивали и пугали.
Жены не было. Такая же простая женщина, торговавшая возле дома в ларьке водкой, часто приходила на его тринадцатый этаж. Денег не просила, но не потому, что любила (об этом речи не шло), просто списывала его "закидоны" и предрассудки на комплексы большого наивного ребенка, стыдливо прячущего наивность за картонные слова. Сам Пал Иваныч тоже не думал, что тут надо платить. Изредка, под настроение, отдаривался цветами, коробкой конфет, криво вбитым гвоздем.
Раз в неделю приходила сестра. Совершала влажную уборку, стирала, по обстоятельствам что-то чинила. Она жила неподалеку, с мужем, маленьким ребенком и большой собакой. Про свою жизнь не любила рассказывать. Да и особого взгляда Пал Иваныча не нужно было, чтоб понять, как одиноко и неуютно дома и на душе. Провалившиеся глаза, сорванный в истерику голос, иголочки седины...
И все же... "Когда ты это сделала?" - боясь спросить, только подумал Пал Иваныч, и сам ответил: - "Две недели назад. Девочка моя родная, ты же так хотела второго ребенка..."
Вслух Пал Иваныч спросил:
- Как дела со здоровьем?
Измотанная уборкой на два дома, сестра подняла на него злые, выплеснутые в бессонницу глаза:
- Издеваешься? Ухаживаешь за ним, балбесом, гладишь-моешь-стираешь, а он еще здоровьем интересуется! Совесть у тебя, бездельник чертов, есть?
Брат любил ее больше жизни, погибал от невыразимой нежности и сострадания. Но беда в том, что не умел Пал Иваныч перебросить мостик от невысказанного чувства к словам. Сострадание превращалось в неуместную жалость, холодную, оскорбительную и злую. Стоило начать, как ему же и доставалось.
Вокруг ходили люди, у которых болела голова, заканчивались деньги, ломалась машина, которым безответно нахамили в толпе. Кто, в конце концов, просто не выспался... Пал Иваныч привычно смотрел на разноцветие страстей и удивлялся только двум вещам: что никто, кроме него, этого не видит, и стойкому нежеланию людей, даже близких, принимать участие и заботу. Ладно, невесомы слова утешения. Но злым-то словом убить можно? Его - да. И Пал Иваныч снова шел забыться среди тех, кто свободно владеет таблицей умножения и держит в памяти два-три непыльных шлягера.
Хотя нет, был у Пал Иваныча друг, с которым можно говорить на любые темы. Только приходил он нечасто, во всем оставался себе хозяин, да и был ли вообще - нельзя с уверенностью сказать. Друг этот - странное воздушное существо - появлялся на рассвете. Когда медовая янтарная дрема стелет мягкое облачко под голову, распускаются цветы на обоях, а страхи ночные уползают за тени диванных ножек под звон серебряного колокольчика последней звезды. Когда у нормальных людей совсем другие фантазии...
Нельзя сказать, был рассветный гость человеком или кем-то другим. Пал Иваныч никогда его не видел. Размышляя, как тот попадает в комнату, чаще склонялся в пользу окна. Стало быть, гость пользуется крыльями - высота-то немалая. Но делать поспешные выводы, отдавать свой опыт традиционным учениям Пал Иваныч не хотел. С этими "традиционными учениями" у него, честно говоря, отношений не было никаких. Ему просто нравилась формула, подаренная рассветным гостем: "Из яйца должен был вылупиться ангел, но на Пасху яйцо сварили".
Дружба с неясным гостем была так дорога Пал Иванычу, что он боялся неловким словом спугнуть крылатого странника, а потому и думать не смел спрашивать, кто он такой, зачем и как приходит. Он начал уживаться со странными способностями. Оказалось, кое-чем можно безопасно делиться. Не утаивать событий в жизни знакомых, выдавая дело за якобы прогноз. Приятели слушались. Он даже подумывал раскрыть хранимый с детства секрет быстрого подсчета клеток в кроссворде. Хотя это было не откровением, а уловкой лентяя, в целом совпадало с проводимой им "политикой гласности в потусторонних делах".
Пал Иваныч по-доброму завидовал тем, у кого не было шестого, седьмого чувства, а была ее величество Практичность. Ведь он за всю жизнь ни разу, никогда, не купил чего-то такого, в чем потом бы ни нашелся изъян - по невнимательности или умыслу продавца... Ни разу. Да даже в метро Пал Иваныч не видел указателей перед глазами, спрашивая себя - в какую сторону пойти.
Как-то раз, набравшись храбрости, он все же спросил друга, почему он не такой, как все. И вместо туманных отговорок получил четкий ответ - потому что левша. Стоит научиться резать бумагу и мясо правой рукой, как все пройдет. Пал Иваныч изумился - так просто! - повоевал с ножницами, чуть не отхватил ножом полпальца, и поверил. Смирился.
Как-то после работы он шел в магазин. Возле самой двери его грубо толкнули. Пал Иваныч не удержался и левым боком упал на асфальт. Тошнотворно легкий хруст, невыносимая боль. Потом темнота...
В комнате с низким потолком и матовыми окнами душно. В ребра впиваются трубки узкой железной кровати. Кто-то качает, трясет его. За стеной кипит рваный шум. "Где я?.." Пал Иваныча везла "скорая". Врач ставил капельницу, но машину бросало на ухабах, получалось очень больно. А напротив, на странно низком стульчике, примостился медбрат. Он был так огромен, что хотелось спросить - как он втиснулся в дверь? "Наркотик вкололи", - подумал Пал Иваныч. - "Странно, я же только руку сломал. От этого сознание не теряют. И медбрат не должен быть больше прочих..." Только в глазах того было что-то такое - не врачебное. Пал Иваныч понял - это он, утренний собеседник.
- Я так больше не могу. Мне очень больно. Сделайте же что-нибудь. Должен быть выход?
- Выход всегда есть.
- А если это окно?
- Больной, вы с кем разговариваете? - усмехнулся врач.
"Медбрат" наклонил голову, Пал Иваныч увидел, что на месте лопаток у него топорщатся два белых бугорка, и снова провалился в тошную дремоту.
Из больницы выписали через две недели. Кость медленно срасталась, но нервные окончания не слушались. Пришлось учиться все делать правой рукой. И чем лучше у него получалось, тем яснее было, что способности уходят. Незнание простых законов мира сделало Пал Иваныча подозрительным, и в то же время он легко обманывался, доверяя другим. Ему ни к месту хотелось демонстрировать проницательность. Он приставал с вопросами о зубной боли, а то было похмелье. Старушка мирно кормила голубей, он смеялся - помешанная. Вот теперь на него, действительно, стали коситься.
Надо ли говорить, что утренний гость не появлялся. Пал Иваныч не представлял, как найти его и умолять, требовать, просить вернуть отобранный дар. Сны были серы и ничтожны. Только однажды показалась лазурная страна, поманила волшебным горизонтом, и была так красива, что нельзя и мечтать найти ее наяву...
Однажды в травматологию, на седьмой этаж, привезли мужчину средних лет с тяжелым двойным переломом правой руки. Ночью была гроза. Ветер колотил в раму, словно просил кого-то впустить в окно. Потом лил долгий сладкий дождь.
Утром, при обходе, недосчитались больного. Никто не знал, куда он подевался. Не спрыгнул же вниз. Нашли бы тело... Когда приехала сестра, ей ответили, что некий гражданин с легкой походкой и не запомнившимся лицом предъявил все документы и забрал вещи. Зачем? Сказал, что переводит в другое отделение. И добавил, что выход есть - не обязательно в окно.