|
|
||
Он шёл уже много часов. Деревья расступались перед ним, образуя тропу там, где её заведомо не могло быть, едва завидев отблеск Камня у него на груди. Лишь однажды на него бросилась жёлтая птицерыба, самое свирепое и самое тупое существо в лесу; она рассыпалась в прах, едва коснувшись щупальцем Камня.
Он даже не взглянул на неё. Он устал. Это выдумки, что люди их цеха не устают. Не так быстро, конечно, как простые смертные, но зато гораздо сильнее. Когда он снимет Камень... но об этом сейчас не хотелось даже думать.
Кусты шарахнулись влево и вправо, и он вышел на поляну. По периметру её возвышались менгиры, а в центре - полуразрушенный нураг, уменьшенная копия той, Первой Башни.
Он подошел и коснулся Камнем стены башни. Стена расступилась, и он шагнул...
...и оказался в начале своего пути. Так было уже дважды, и он знал, что рано или поздно возьмёт верх. Пусть живущий в Башне сопротивляется сколько может...
Он снова вышел на поляну и снова коснулся стены Башни. И на этот раз Живущий в Башне вышел ему навстречу, и при виде его пришедший впервые ощутил смутное беспокойство, потому что сила Камня велика, но не беспредельна, а на каждую силу есть своя противосила...
И Живущий в Башне рассмеялся, и смех его был невесел, и сказал, что об этом надо было думать раньше и что ежели Пришедшему так приспичило его уничтожить, то так тому и быть. Но поскольку и Поляна, и Лес, и весь Этот Мир, в том числе и Пришедший, созданы им, Живущим в Башне, то всё это исчезнет вместе с ним.
- Ты готов? - спросил он, и Пришедший не нашел, что ответить, а только схватился за Камень. И Живущий снова рассмеялся коротко и заколебался, точно нагретый воздух. И Пришедший взглянул на себя, потому что он не был трусом, и увидел, что то же происходит и с ним.
И тогда оба обратили взгляды к Лесу, чтобы увидеть распад своего мира. Но Лес только ближе придвинулся к Поляне, ибо и деревьям свойственно любопытство, а страха, в отличие от людей и магов, они не ведают.
И тогда Живущий и Пришедший обратились в камни, неотличимые от прочих камней на поляне, потому что когда маг уничтожает созданный им мир, это не обязательно означает исчезновение мира для кого-нибудь, кроме самого мага...
...И тогда я, автор, вышел на Поляну и взял Камень с поверхности того камня, что был ближе к краю. Он не изменил свой цвет, и это означало, что силы его на пределе - молодой Камень убил бы меня мгновенно, и этот рассказ не был бы дописан. Правда, и за прикосновение к старому Камню расплата неминуема, но ведь за всё приходится платить. Хотя мы, авторы, наловчились оттягивать расплату до бесконечности и так привыкли к этому, что искренне удивляемся, когда нам всё же предъявляют неизбежный счёт.
И я отнес Камень ей, свету моего дыхания и дуновению моих глаз, но, конечно, не отдал в руки и даже не позволил посмотреть на него, а только зажал покрепче в кулаке и попросил её назвать самое заветное желание; и всеми своими силами, которых оставалось не так уж много, потому что нести даже старый Камень очень трудно, если ты не маг, пожелал: пожелай того же, чего желаю для тебя и я!
Но она, и этого следовало ожидать, лукаво пожелала, чтобы я написал этот рассказ. И я, куда денешься, написал его и ещё много других рассказов, и не только рассказов, и получил "нобелевку"; правда, инфляция к тому времени достигла такого размаха, что премии едва хватило купить ей мороженое. Хорошо ещё, что она очень любит мороженое; а я к тому же купил самое её любимое, земляничное.
А расплата ко мне пришла в своё время - я тоже окаменел. Но это оказалось совсем не страшно - куда страшнее мне было, когда в юности я предсказал себе, что превращусь в дерево.
Я счастлив теперь - когда она летит за своими эмрами, то иногда отдыхает на мне. Я пытаюсь сказать ей что-нибудь, и она понимает мой язык, хотя и не говорит на нём. Но разве недостаточно, если тебя понимают?
И тишина...