На поляне был колодец, а воды в колодце не было. Так бывает со старыми колодцами, оставшимися без людей. Но девушка, из всего творившая игру, уверенно заявила:
- Будем ловить в нём рыбу!
Юноша бросил гитару на траву, выломал длинный прут в орешнике и сунул его в пустой колодец, приборматывая:
- ...берегитесь, рыбаки, на подходе рыба-кит!..
Девушка тут же оборвала игру, шлёпнулась рядом с гитарой и, завесив один глаз прядью волос, спросила:
- Ты рад, что остался со мной?
Вместо ответа он уронил прут в колодец, опустился перед девушкой на колени и поцело-вал... вернее, попытался поцеловать её, потому что она увернулась, перекатившись на спину, и продолжила:
- Рад, что будешь сочинять песни только для меня?
Он опустился в траву, ткнулся лбом ей в плечо, борясь с собой. Однако то, чего не надо бы говорить, всегда выговаривается:
- Рад, что не к кому ревновать тебя!..
У девушки блеснули глаза, ей как раз того и надо было:
- Неужели ты ещё не понял? Ревность и лю-бовь несовместимы, потому что ревность - чув-ство собственника, несовместимое со свободной любовью, а настоящая любовь всегда свободна!
- Ты хочешь сказать, что... если бы кто-ни-будь из них остался с нами, ты могла бы мне... изменить? Что же это за любовь?!
- Ты так и не понял. Боюсь, что и не пой-мёшь. Изменить можно человеку, но не любви. Любовь больше человека. Ради любви не только можно, но и нужно жертвовать человеком, потому что любовь важнее. Так называемая верность - такой же враг любви, как и ревность... это вообще одно и то же, просто буквы переставлены, анаграмма... это жертва любовью ради человека, большим ради меньшего. Победа собственности. Гибель любви. Постарайся понять: любовь должна иметь всё - человек не должен иметь ничего.
- Ничего? Но ты вот, сколько я тебя знаю... - он запнулся, пытаясь прикинуть, сколько он её знает, - ...щеголяешь в джинсовом комбинезоне и что-то никому не собираешься его отдавать...
- Умнее ничего не мог придумать? Ты думаешь, я дорожу этими тряпками? Я бы его от-дала первому, кто попросил бы; я могла бы ходить в мешковине, я могла бы пройти по Городу голой! А ты мог бы? Мог бы, а?!
Их джинсовые одежды выглядели, как униформа, а разнообразные феньки - как знаки раз-личия. Судя по их количеству, девушка явно была чином выше.
- Боишься ссоры? Всего ты боишься: холода, боли, ссоры, моей измены... что ж ты за мужчина?
Девушка провоцировала его совершенно открыто. Для неё все люди делились на два типа: те, кого можно подавить, чтобы потом ими управлять, и те, кого нельзя. Она ещё не знала, что юноша - из тех, кого можно подавить, но кем невозможно управлять.
Он взял гитару, отошёл в сторону, сел на пень и стал мрачно перебирать струны. Девушка последовала за ним и стала напротив:
- Надулся? Опять истерика? Господи, как ты мне надоел!
Он не ответил.
- Ах, ты уже и говорить со мной не желаешь? Ладно, сиди, а я пошла на разведку местности. Если не вернусь, можешь меня искать. Может, и найдёшь...
Слушая, как трещат кусты, через которые, демонстративно не щадя свои "тряпки", продиралась девушка, юноша не бросился ей вослед, сам остался доволен, что совладал с собой и не бросился, взял аккорд и вполголоса запел. Петь ему не очень хотелось, но он был уверен, что искусство должно помогать именно в такие минуты:
Наши корабли в бою горели.
Цезарь и Помпей за нами гнались...
Постепенно он повысил голос, вроде и вправду помогло...
Нас топили, вешали на рее,
применяли к нам психоанализ...
Кусты снова затрещали, только с другой стороны. Юноша сделал каменное лицо и запел громче:
Пули, пули - райских птичек стаи -
Неспроста насвистывают в уши.
Где уж вам понять, что нас заставит
Добывать, рискуя жизнью, ужин!
На поляну вышел человек - пожилой, бородатый, в мятой одежде и резиновых сапогах. Юноша поперхнулся от неожиданности, после чего счёл делом чести сперва допеть следующий куплет:
Прячемся в проливах и прорехах,
Как ножи, завёрнутые в рухлядь.
Флибустьера нынче встретишь редко,
Флибустьеры не даются в руки...
- и только потом распустить каменное лицо, встать и поздороваться с пришедшим.
Тот остановился и посмотрел внимательно, но безразлично:
- Тоже выселили?
- Да... И вас? А вас-то за что? На тунеядца вы вроде не похожи...
- Сектант я. Проповедник.
- А! Сочувствую, в таком случае, вашей секте - она ведь осталась без пастыря?
- Сам себе секта, сам себе пастырь я, - сектант тяжело сел. - В секте моей лишь я один.
- Как же вы... на что жили и вообще?..
- С места на место хожу, куда глаза глядят. Иногда сам к себе с проповедью обращаюсь. Если при том люди присутствуют, их предупреждаю, что не к ним слова мои. Но всё же они иной раз кормят меня. А каждый день не обязательно есть мне. Малого довольно мне.
- Краюху хлеба да крынку молока, - улыбнулся юноша.
- Молока не потребляю, - возразил сектант.
- И мяса тоже?
- Мясо-то как раз да, не жареное только. Гастрит у меня.
- М-да... Я б сейчас и от сырого не отказался... Ну, и о чём же вы говорите в своих проповедях?
- О Боге.
- Вы верите в него?
- Верую.
- И считаете его добрым?
- Добрее меня, стало быть, добрым.
- Не понимаю... Я вообще считаю, что верить в него не надо, есть он или нет. Если и есть, ему наплевать, верят - не верят, его не убудет... Но в принципе стремление верить мне ещё понятно, а вот как можно верить в доброго боженьку, до меня в упор не доходит! Что ж он, видит всё, что творится, и не вмешивается? Мы ведь его дети, так или нет? Вот, скажем, есть у меня маленький сын...
- Нету у вас сына, - впервые улыбнулся сек-тант.
- Да я к примеру... и вот иду я и вижу, допустим, что его метелят пацаны постарше, трое на одного - я же вмешаюсь, растащу их, оставлю хотя бы один на один, чтоб по-честному...
- А если за дело бьют?
- Всё равно это не метод, да ещё на одного...
- По-вашему не метод, а по-ихнему и метод как раз. А вмешаетесь как? Хоть по разу, да стук-нете. А не метод, говорите. Злом лишь зло умножишь...
- А мимо пройти - не зло?!
- Если верить - будет спасение.
- Это что же, я, как последняя сволочь, стану, руки в боки, и буду спрашивать: признаешь, что я твой отец родной - выручу, не признаешь - сам выпутывайся...
- Логизируете, - равнодушно заметил сектант. - Логика хороша в своём, тут не поможет... Аналогия ваша беспомощна. Какой же отец, уж скорей дальний родственник... Kaк вам - обезьяна какая-нибудь в джунглях. Её, небось, выручать не станете?
- А я о чём! Мы ему до лампочки! А скорей всего - он и есть вершина всего зла, которое его волей и творится...
- Дьявол вместо бога, - покивал сектант. - Есть и такая секта.
- Выходит, я тоже сектант? - развеселился юноша.
- Выходит, так. Да все люди - сектанты, от этого куда денешься.
- Ну, я-то ведь не верю всерьёз. Ни в бога, ни в чёрта.
- Это тоже секта. Не просто не верите, а яростно отрицаете. У вас, должно быть, в личной жизни что-то очень неладно. Да не смущайтесь, не у вас одного, у всех почти. А когда особенно неладно, человек или яростно призывает бога, или яростно отрицает. Хоть так, хоть этак, всё опора... За что выгнали-то?
- А... не работал нигде... Песни сочинял и пел на улицах... Предложили работу - петь в ресторанчике, отказался.
- Что так?
- Песня песней, а жратва - жратвой, нечего их путать.
- А что ж это вы так уж жратву презираете?
- Да не презираю я. Наоборот...
Девушка, точно ждавшая за кулисами, почти бесшумно появилась на поляне, мокрая по пояс.
- Я в какое-то болото провалилась, - беспечно заявила она и начала раздеваться.
- Мы не одни, - попытался остановить её юноша.
Только теперь девушка заметила бородача:
- У нас гость? Тогда объясни ему, что я раздеваюсь и ему лучше отвернуться, если, конечно, он не предпочитает смотреть.
Бродячий проповедник отвернулся. Девушка разделась, отжала свои вещи и развесила их сушиться по кустам. Юноша снял куртку и протянул ей. Девушка соорудила из неё подобие юбки, даже не подумав поблагодарить, и весело окликнула сектанта:
- Можете повернуться, а заодно и рассказать, кто вы.
Юноша заскрипел зубами и сам сморщился, как ненатурально это вышло. А как, собственно, скрипеть "натурально"?
- Нет, - серьёзно ответил бородач, разглядывая девушку. - Не сейчас, по крайней мере.
- О, это уже нечто. Смотрите, не надумайте слишком поздно. Вы, часом, не монах?
- Почти. Сектант я.
- С вами всё ясно... Ой, слушайте, а правда, что на ваших молитвенных собраниях устраиваются оргии и всякое такое?
- Не знаю. Не с кем собираться мне.
- Ну, ничего, - утешила девушка, - со мной соберётесь.
- Ох, врезать бы тебе! - прошипел юноша себе под нос, но девушка услышала - как многие близорукие, слышала она прекрасно - и стремительно обернулась:
- Да? Ну, врежь! Ну?! Смотри только, потом не плачь! Слыхал про каратэ? Знаешь, что на человеческом теле есть точки, которых достаточно коснуться?..
Юноша не стал дослушивать, глубоко вдохнул и зашагал к кустам.
- Туда не ходи, там болото! - как ни в чём не бывало крикнула ему вслед девушка. Он остановился - на минуту ему показалось, что идти некуда: справа Город, слева болото...
- Наше вам! - возник перед ним, как чёртик из табакерки, высокий парень с быстрыми гла-зами. - О, гитарка! А ну, дай глянуть!
И не успел юноша опомниться, как ловкие руки уже отобрали у него гитару и пробежались по струнам:
- Во лажа, расстроена, как моя семейная жизнь!.. Э, да тут лажи косяками ходят - струны нет! Не, на таком играть - здоровью вредить!
И парень одним движением оказался рядом с сектантом:
- Папаша! Купи струмэнт!
- Зачем?
- Затем! Настроишь и заиграешь! Недорого возьму.
- Она не твоя ведь.
- А ты видел?!
- Иной раз и видеть не надо, достаточно слышать. И то сказать, что сегодня моё, завтра твоим стать может, а твоё - моим. Ничто не принадлежит никому...
- Ну, ты и темнила, дед! Так не берёшь? Ну и чеши спину, сам сыграю...
Всё это произошло настолько быстро, что юноша только теперь опомнился и кинулся к наглецу:
- А ну, отдай!!
- О, чё делается! - изумился тот, уже бренча что-то развесёлое. - Восстание ангелов! Да ты знаешь, сявка... А, ладно, держи свою бандуру, дядя шутит. Всё равно на ней только "Смерть клопа" играть...
И тут он заметил девушку:
- О! Миледи! Да здесь, оказывается, изысканное общество! Рад приветствовать категорическим путём и позвольте быть у ваших ножек!..
- Заткнись! - не выдержал юноша.
Быстроглазый лишь покосился в его сторону и снова обратился к девушке:
- Пардон, пани, этот лох всегда такой деловой?
- Всегда, - ответила девушка, разглядывая парня с интересом. - А ты кто? Тоже выселили?
- Выпустили, мисс! Вы-пу-сти-ли!! И если вас волнует моё место в системе распределения матблаг, то колюсь, как на очной ставке: я вор в законе!
Его внимание опять переместилось на про-поведника:
- Батя! У тебя пожрать нету? Меня в моём санатории последним завтраком накормить забыли!
Проповедник лишь молча покачал головой.
- Вот ты бы и достал еду! - посоветовала девушка. - Тебе же это плюнуть раз.
- Сeньорита, не продолжайте! Вас понял, спешу заключить колдоговор на благородных основаниях: я приношу жавчик, а вы позволяете мне смотреть, как вы его схаваете! Ждите меня тут!.. А ты, чуха, её не обижай! Я те ещё права покачаю, на цырлах передо мной будешь...
И вор нырнул в кусты.
- Как насчёт свободной любви за харчи? - поинтересовался юноша. Девушка смерила его взглядом:
- А ты... подумал... о том, что я, может быть, голодна? Тебе плевать, правда? Тебе одно надо!
Юноша, чтобы не отвечать, закусил зубами кулак до крови.
- Говорить буду! - провозгласил вдруг проповедник, вставая. - Все слова мои обращены только ко мне самому и ни к кому более! Ничего не знаю я о Нём, но и никто ничего не знает. Одни в небе его ищут, другие - в реках и горах, деревьях и статуях, громе и чуме, а есть и такие, что себя за Него принимают. Но Он, быть может, в зубной щётке, старой и негодной почти; утром зубы чистите вы ею кое-как, и один волосок в горле у вас застревает, и целый день слёзы катятся из глаз у вас, и не так звучит голос ваш, как обычно, и чувствуете вы себя к вечеру измо-чаленным и не идёте на свидание, и ваша любимая за вашего соперника замуж выходит...
Юноша дёрнулся и почти бегом ушёл в сторону болота.
- ...и трое детей, которые у вас с нею могли бы быть, - продолжал проповедник, - не рождаются на свет, а вечером вас останавливает у дома грабитель, и хотя вы шире в плечах и выше на голову, но уже лишены волоском воли к сопротивлению и вкуса к жизни, и отдаёте кошелёк с пиджаком вместе; правда, в кошельке всего и было, что лотерейный билет, но на него-то и упал выигрыш - яхта, на которой предстояло вам совершить кругосветное путешествие и прославиться; и, войдя в квартиру, ломаете вы почти что законченный вечный двигатель второго рода, каковой собирали по винтику не один месяц, и открываете газ на кухне, а огня не зажигаете... Велико могущество Бога, и гнев Его страшен, аминь!
Девушка, слушавшая сперва с усмешкой, потом с некоторым интересом, при последних слoвах неожиданно взвилась:
- Бог, бог!.. почему ваш бог так со мной обошёлся?! Знаю, скажете: это не он, это я сама, да?!. значит, я сама виновата, что была в детстве жуткой веснущатой уродиной в очках? что меня иначе не звали, как бруцеллёзной коброй?!! что я их всех не-на-ви-жу!!! Ежедневный аутотренинг, гимнастика, каратэ... это всё ненависть!!! Я могу спокойно избить среднего мужика, да и с двумя справлюсь... я проехала на байке без тормозов по парапету, у меня лучший прикид, лучшая коллекция дисков в Городе... я провозгласила свободную любовь... я стала образцом, мне подражали... какие они все дураки, дуры набитые, знал бы кто!!. вот он любит меня, я же вижу! а мне плевать, я никого не люблю, никого и ничего!.. да зачем я говорю всё это?.. и кому, господи?!.
- Аминь! - подытожил проповедник.
Несколько минут молчали.
- Есть хочется, ужас, - вдруг тихо сказала девушка.
- Если вы надеетесь... - проповедник мотнул головой в сторону, куда ушёл вор, - то напрасно. В Город он не проникнет, кордоны всюду поставлены. Не шутя избавиться решили от нас.
Шорох, шорох, осторожные шаги - и:
- Доброго всем здоровьичка! - выкатилась на поляну женщина могучего телосложения и неопределённого возраста, с мешком за плечами.
Сектант кивнул, девушка дёрнула плечом.
- Да что ж ты, красуля, носик-то воротишь? - пропела женщина. - Вон ведь всё твоё не через мои ли руки-то прошло? И то вон, и то... - она обвела жестом всё, что сохло на кустах. - Вот разве это не моё... - задумалась она на импровизированную юбку девушки. - Надо быть, Сухонькая спроворила...
Привлечённый новым голосом, явился юноша, бродивший, видимо, неподалёку.
- Так и есть, она, зараза этакая! - определила женщина, увидев джинсы и рубашку юноши.
- А-а, и вы к нам? - преувеличенно обрадовался юноша. - Все городские пижоны наверняка в трауре...
- Кабы так, а то ведь там Сухонькая осталась! Она-то хитрая, в комок пристроилась, переждёт, а я вот, дурында...
- Ну, не расстраивайтесь, попрут и её. То-то вы здесь перегрызётесь! Как пауки в банке.
- Охальник! - махнула рукой женщина и повернулась к сектанту:
- Святой отец, небось, обижали они вас тут?
- Сколько уж вас просил я не называть меня так! Не отец я вам и уж подавно не святой!
Бесшумно, как кошка, вышел из кустарника вор. Его не узнать было - такая унылая стала физиономия.
- Хана, - горько сказал он. - В Город не пройдёшь...
Тут он увидел спекулянтку, и некое озарение посетило его. Поманил юношу:
- Канай сюда!
- Зачем?
- Не трынди!.. Дело есть... на сто тысяч...
Они отошли в сторону.
- Значит, так, - деловито сообщил вор, - я её отвлекаю, а ты мешок сбондишь... Ти-ха! В мешке наверняка жратва, сечёшь? Грабь награбленное!
- Но... почему я? Может, я лучше отвлекать буду?
- Во тупарь! Да меня она знает, как облупленного, на выстрел к себе не подпустит, на три метра за спиной унюхает!
- Нет... я не смогу... Может, он? - юноша кивнул в сторону сектанта.
- Ему она и так отвалит... Не коси под графа, девчонку хоть пожалей - сколько она, по-твоему, может сидеть, не жрамши?
Тем временем спекулянтка извлекла из мешка батон, кольцо колбасы, ножик, быстро соорудила два изрядных бутерброда и один предложила сектанту:
- Кушайте, батюшка!
Тот взял, церемонно поблагодарил и, жуя хлеб, протянул колбасу девушке:
- Ешьте!
- ...пасибо... - пробурчала полным ртом девушка.
- На здоровье! - поклонился сектант.
- Ну вот, - весело сказал юноша вору, - мне уже нет причин участвовать в этом деле.
- А сам чё, жрать не хочешь?
- Перебьюсь.
- Ну и соси лапу... пихарь мамин!
Юноша улыбнулся и отошёл, стараясь не смотреть на жующих. Запел:
Золотой подводной лодкой
Выплывает новый день.
У пирата век короткий -
До пожара на воде.
В загрязнённом океане,
Между двух материков,
Предпоследнее гулянье...
- Послушайте-ка притчу, - тронул его за плечо подошедший проповедник, уже прикончивший свой паёк. - Было это в годы первой мировой... а может, и гражданской. В степи под Херсоном нашли то ли чекисты, то ли махновцы старый, ещё довоенный оружейный склад и, как водится, поставили около него часового. Ну, тот стоял, бдил, как вдруг показался некий старик и спросил, не хочет ли, мол, служивый выпить, а то самогон имеется. Солдат ему, что пост покидать нельзя, ответил, а старик ему: "Да я и сюды принесу, халупа-то моя рядышком...". Сбегал, бутыль притащил и связку бычков вяленых. Плеснул на камень, поджёг - синим пламенем полыхнуло. Солдатик, понятно, тут же про бдительность забыл, выпили они со стариком, рыбкой зажевали, и старик часовому о своих размышлениях поведал про то, как в землю уходит всякий отброс, мусор, навоз, помои, оттуда же трава, зерно, ягода и прочая пища всякая прёт. А что, ежели процесс сей усовершенствовать, стадию перегноя убрать? Ну и попробовал: птичий помёт собирает, козьи катышки, коровьи лепёхи, человечий кал опять же - и самогон гонит, ну да, тот самый, что они сейчас пьют... Как услышал солдат, выворотило его наизнанку раз и другой, бросил ружьё и бежать кинулся, а старик за ним бежит и кричит расстроенно: "Постой, да ты ж видел, оно ж горело!"...
- Оно ж горело... - задумчиво повторил юноша.
- Горело, - подтвердил проповедник.
- Вы считаете, надо вернуться в Город?
- Ага, уже ты вернулся! - подал реплику вор. - Мне и то не светит...
- Минутку внимания, граждане! - на поляне появилась новая личность, в слегка блестящем сером костюме, с чуть заметной лысинкой и соответствующим брюшком. - Как представитель городской администрации, должен соо-щить вам, что, будучи выселены из Города, вы отнюдь не брошены на произвол судьбы. Здесь будет организована показательно-трудовая колония, в которой вам всем предстоит упорным трудом зарабатывать себе право на отдых и возвращение в Город по прошествии определённого срока...
- Да что вы все смотрите, дайте ему кто-нибудь в морду! - вскочила девушка. - Мужики вы или нет? Или я сама сейчас!..
- Рекомендую не заниматься подстрекательством; нападение на меня при исполнении служебных обязанностей будет строго караться; в течение суток сюда будет доставлен запас пищи на первое время и инвентарь; будем вести дренаж и осушать болото; вас... - палец упёрся в грудь вора, - назначаю моим заместителем!
- Очень рад, что меня правильно поняли; имеющийся в наличии запас пищи немедленно конфисковать и распределять по моим указаниям!..
Вор неожиданно стукнул спекулянтку по рукам и выхватил мешок.
- Очень хорошо, - похвалил новоявленный начальник. - Спокойно! - это уже относилось к спекулянтке.- Иначе к вам будут применены меры второго порядка!
- Может, счас распределим? - заикнулся вор.
- Повторяю, по моим указаниям! - мешок перекочевал к начальнику. - Сначала я вкратце расскажу о распорядке, целях и задачах колонии, которую нам с вами ещё предстоит создать...
- А петь в колонии можно будет? - спросил юноша.
- После согласования репертуара и в нерабочее время. Кстати, музыкальный инстумент попрошу сдать мне.
- Разрешите немножко спеть напоследок... У меня репертуар хороший, про любовь и про пиратов...
- Про пиратов не подходит. Про любовь можете исполнить отрывок.
Юноша ударил по струнам:
Горбатый Рено, ковыляя, бредёт
к неизвестному Риму,
толкая обломок колонны;
и лепится путь голубой.
Верёвка кровит, и
на спутанных улицах рынка
его проверяет дубина,
его проверяет любовь.
Он просит подать на строительство
равного храма.
Повсюду мерцает пиастров и перстней
старинный запас.
И снова Рено, пригибаясь, наносит
смертельную рану...
- Достаточно! - оборвал начальник. - Такая уголовная романтика нас не устраивает. Будьте добры сдать гитару...
- Добрый день! - негромко сказал кто-то. Все обернулись.
Ещё один персонаж, незаметно вышедший на поляну, внимательно их рассматривал. На нём были чёрные брюки, застёгнутая наглухо тёмно-коричневая кожаная куртка, а руки он держал в карманах.
- Тоже выселены? - спросил начальник.
Новоприбывший отрицательно качнул головой.
- В таком случае... что вы здесь делаете?
- Пришелец я.
- В каком смысле?
- В смысле: из космоса. С Альфы Центавра, если угодно. И теперь я возвращаюсь.
- Так, только психов нам тут не хватало, - хмыкнула девушка.
- Для этого мне придётся убить одного из вас. Извините, но тут ничего не поделаешь. Так мы перемещаемся. В момент насильственной смерти тело испускает большой пучок энергии. Для моего возвращения достаточно, - и он вынул из кармана правую руку с длинным ржавым ножом. - Знаете, вам вообще-то ещё повезло: вот пришелец из центра Галактики вынужден был бы убить несколько тысяч землян. Между прочим, как по-вашему, отчего у вас тут постоянные войны?
Вдруг он чуть улыбнулся:
- Но можно и иначе. Если хотите, пусть кто-нибудь убьёт меня. Энергии выделится примерно столько же, и я попаду к себе, только в виде трупа. Ну, это мелочь, там меня восстановят. Наша технология, видите ли, вашей не чета. Не хухры-мухры, как у вас говорят.
- Так, может, вы сами себя убьёте? - спросил юноша.
- Нет, к сожалению, так нельзя. Это будет уже не убийство, а самоубийство, энергии выделится гораздо меньше. Этак я могу запросто застрять где-нибудь в открытом космосе. Удовольствие ниже среднего, знаете ли...
- Прекратить! - взвизгнул начальник. - Я, как начальник колонии при исполнении служебных обязанностей, приказываю...
- Тебя и убью, - спокойно сообщил пришелец. - У начальников энергии обычно много.
- Не-ет!! Я не начальник!!! Меня тоже выселили! Я аферист, я просто всех обманул, это моя профессия!..