Аннотация: "Всегда желанье с разумом боролось, Довольство не спасает от фантазий, В привычном счастье есть однообразье, Дай людям солнце - захотят на полюс". ("Фауст" - Иоганн Вольфганг Гёте)
Непродолжительное время прокурором одного из районов Заволжья работал Путинцев Пётр - лучшего товарища, пожалуй, не сыскать. Это был грамотный специалист, интересный собеседник, но чрезмерно импульсивный возмутитель спокойствия всех и вся, а потому некоторые из моих друзей, да и приятелей величали его не иначе, как 'Петруха-демагог'. Всё-то ему что-то мешало, всё ему что-то не нравилось. Казалось бы, на его месте и не заметил в словах оппонента ничего предосудительного, ничего лишнего, но только не он. Настолько тот был энергичен, что стоило его только зацепить на балконе высотного дома, таки он с ускорением... мог взлететь, словно Карлсон и парить в Небесах Божиих. Следует заметить, что баловал тот пуще нашего, находя в пагубных делах - самое красивое решение. <...>
Его выражение 'Красиво жить - не взаперти же!' - знавали друзья, приятели, да лица, близко приближённые к звёздному телу.
Как-то... он, проверяя в кабинете до полуночи уголовные дела следаков, вдруг, взорвался из-за мелочного пустяка, аки самогонный аппарат у нерадивой тёщи... после бани то. Помешала, видите ль, ему в День Святого Петра, на уличном столбе, неоновая лампа, светящая даже и не в его глаза, а всего то... в окно кабинета. Другой бы встал, задёрнул штору, продолжая работу. Бог в помощь. Как же, ему надо было вставать, бросив работу, а вдруг, да верная мысль в отношении безграмотно составленного обвинительного ментами акта ускользнёт из головы.
Достал тогда из сейфа Петруха пистоль, которыми работников прокуратуры наделили в те лихие годы процветающего в нашем государстве бандитизма... и, прицелившись в лампочку, взял, да и нажал плавно на спусковой курок, посматривая через призму прицела в форточку на негодный для него объект. Раздался глухой такой 'пук'... и нет более той лампы, нет более того дрянного у здания прокуратуры объекта, так уж... мешавшего работе прокурора. 'Пук' то оно 'пук'... но всего же, видите ль, нам в жизни никогда не предусмотреть. <...>
Кто бы знал о том, что мимо столба, на котором висел тот злополучный фонарь, проходила его звездчатая помощница Акулина, распевая свою любимую песенку: 'В тиши парка городского!'... А может: 'Так, здравствуй, поседевшая Любовь моя!'... Но она точно выла.
Так, этот кабинетный глухой 'пук' превратился в кромешной тьме для дивчины - в гром Небесный, ибо пуля так вдарила в металлический защитный колпак лампы, а затем ещё и срикошетила... в железную крышу гаража, да так, скажи, резко, что искры полетели... и не только из глазниц его панды-помощницы, с которой у Петрухи с залётной мадемуазель были и без того натянутые рабочие отношения.
Наперёд забегая, скажу, что с месяц бывшая подружка чесалась от пыли стекла той лампы, словно занималась любовью с барабашкой в ложе, застеленной стекловатой. Ведь чесалась, скажи, даже в тех местах, куда той пыльце и попасть то было совершенно невозможно.
Петро же... усмехаясь в ус, констатировал тайную женскую болезнь от теснейшего контакта с тем домовым, который, со слов оной красотки, её тайно навещал по вечерам. Видевшие ту дивчину воочию, могут подтвердить, что пучеглазая рыжая бестия, расстёгиванием-таки лишь одной верхней пуговицы блузки, могла резко отключить мозг любого полюбовника, которому ничего не оставалось, как только за ней всю жизнь и волочиться, а тем более, прокурору, так как очень уж... охоч тот был до прекрасного любвеобильного роскошного тела.
Акулина же... хотя и рождена мамкой - стервой, но безумно была красива. В полнолуние, видимо, зачата... или на Китунькиной горе. Удивительная её красота была мощным оружием в борьбе со всеми мужичками. Понимая, что любая девочка с персиками со временем превращается в бабушку с курагой или чёртов одуванчик, красавишна Акулина, ничем не гнушаясь, старалась взять от жизни всё.
И прикольная красава-дивчина, не связанная узами Гименея, брала своё, ибо это была не просто гарная дивчина, а таки некое 'вертикальное воплощение горизонтальных желаний' похотливых волочил. Её лакомством, видите ль, был не только шоколад 'Roshen'... Стоило только ей приказать женатому уже тогда, прокурору Петру - таки он остановил бы и своё бьющееся снутри молотом по рёбрам... сердце.
С первого дня Акулина сразила его своей экстравагантностью, особенно причёской 'Аля-Сафари'... и понеслись тогда они в скором поезде сексуальных наслаждений, не видя впереди: ни ярко-красных сигнальных фонарей семафора... ни конечной для них остановки. Так бы они и путешествовали, 'не сорви' на полпути ручку стоп-крана того счастливого для них поезда его красавица, любимая жёнушка.
Хотя Петруха и был следователем от Бога, но супруга оказалась смышлёней, застав врасплох единожды своего суженого в компании с его друзьями и подругами, да в самый, что ни на есть, интересный момент - во время прыжков отдыхающей нагой публики после сауны... в бассейн. То ли жарко в бане было, то ли уговор был со страстными и на всё согласными девами... об их поведении в ту ночку.
Скорее же всего... как мне думается. Теснота нижнего белья надоела юным телам и органам так, что девчушки от них просто избавились, разбросав всё вне помещений той бани. Сексуальные же девицы, удовлетворённые вином, коньяком, фруктами, с большим нетерпением жаждали так нужных им... интимных последствий. А почто и нет. Всевышним же предначертано: 'Любите и размножайтесь!'...
Нашим же саратовским... без комплексов, девочкам, как и китаянкам, видимо, кто-то ещё и показал в детстве, как это делается, а потому темпераменту и бурным их фантазиям могли позавидовать милые девчонки дружественной с нами сопредельной страны - Хохляндии. Нелегко было в ту ночь половозрелым самцам найти в себе силы, но ещё труднее было их в себе удержать. Соблазн же велик.
Весна-с... Желания-с... похоть, страсть, не знаешь: где и с кем навзничь... пасть. Одна извилина и та чёрт-те... на что заострена!
А по девичьим нежным и упругим телам бегали мурашки оттого, о чём и думать то им мамкой ещё в пелёнках было запрещено; чего нельзя было в другой раз и делать. Молодки же, участвующие в этом красивом бардаке, предпочитали не залёживаться в ту юную пору в постели, нежели там нельзя было делать деньги, а просто получить так желаемое для себя удовольствие-с... Полное удовлетворение.
Словно скаковые кобылки, не успев сказать: 'Здрасьте', премилые Создания направлялись в будуар в пеньюаре... с вырезом до пупа, а после горячительных напитков с кипящей ко всем любовью, нагишом... с разбега ныряли в бассейн с песнью своих прабабок: 'Сегодняшний день утопим мы в вине!'... А там уже барахтались другие пары, едва успевающие прятать головы, дабы хоть как-то сберечь причёски от на них сигающих: возбуждённых и, так разящих острый мужской глаз, гладких девичьих, отточенных нашим Создателем, телес.
Словно мотыльков, постоянно слетающихся на огонёк в ночи, и захватила супруга Петрухи этих юных сексуальных особ в сауне нефтебазы, где находили они в ту пору для себя приют, покой и полное сексуальное удовлетворение. Мудрая женщина не стала ни с кем из них тем поздним часом скандалить, а собрав всю модную одежонку вздорных кобылиц, быстренько, видите ль, покинула это премилое гнёздышко разврата, разгула, блуда и половой распущенности, оставив отдыхающих наедине со свалившимися на них острыми проблемами.
На следующий же день с лицом, будто раздавившим тучу подколодных гадин, жена Петра вела приём этих сексапильных девиц уже в своём шикарном особняке и, после тайных и душевных с ними женских переговоров, возвращала тем драгоценности и, вестимо, исподнее.
Что за разговор происходил между ней и помощницей прокурора 'Венерой'... потерявшей вместе со всеми свою одежду в тот вечер, Петру не было известно, но по окончании оного, произошёл разрыв всех отношений с ней. Супруге же... наоборот, последняя стала самой лучшей подругой, что никак не входило в планы прокурора-полюбовника. И он вынужден был тогда держать оборону не только дома, но и на работе.
Что за тактика была избрана его супругой в беседе с девицами, до сих пор остаётся загадкой для мужского ума, но почему-то полюбовницы прокурора становились, впоследствии, лучшими подругами его жены. Я, к примеру, не понимая, и поныне свою голову ломаю.
В поисках приключений, без которых не могли обходиться работники прокуратуры, Петруха вынужден был путешествовать и по соседним районам. Приезжал часто и к нам в гости, чему мы всегда были несказанно рады, так как работе время, а потешиться в компании с ним были и мы не дураки. Ага... конечно, не прочь. И устраивались тогда знаменитые 'постельные' оргии в праздничные и выходные.
А уж... как, помнится, разборчив Петруха был в выборе красивых женщин, то - отдельный разговор. Вот таков он весь и был, наш дружок Путинцев. Только он мог устроить из ничего праздник, который и не намечался, а уж... нежели помечен был Политбюро ЦК в календаре, то и флаг был уже у нас, с юными прелестницами, в руках и о том я поведаю чуть ниже...
Так, перед ноябрьскими праздниками... когда трудящиеся, строившие Коммуну, готовили самоходки с плакатами великих мира сего, крася бороду Карла Маркса, ковырялись и тонировали в носу Энгельса, обмазывали репейным маслом лысину Ильича, заучивая пожелания о здравии партии рулевой, родней которой у народа, пожалуй, никого тогда не было, нас и вызвали на совещание в прокуратуру области. Мы с нетерпением ожидали получить солидный куш за хорошие результаты по раскрываемости преступлений и сажаемости участвующих в них субъектов, что нам не единожды обещали. К празднику то.
- Да туды твою растуды! Так получили! Ага... от хрена уши. Ну, не срамота ль - вручили нам лишь похвальные грамоты. Эти глянцевые цветные бумажки, которые мы раздавали знакомым для утепления и украшения их нужников. На улице. В деревнях. На дачах.
Кто-то из подхалимов и обрадовался столь высокой оценке своей деятельности, особенно по сажаемости уголовных типов, но только не мы. Тут и поступает предложение, которое и мозжечок то ничей не мог посетить, кроме как Петрухи. А заключалось оно в том, чтобы отметить общее наше поощрение, а заодно... и наступление красного праздника: красным вином, красными физиономиями, красными полотнищами и с классными девицами... с красными щеками, да непременно - на столичной московской Красной Площади.
Это уже было что-то новое. Это уже, естественно, было для всех хулиганивших Государевых слуг нечто заманчивое. <...>
И вот уже мы с секретаршами областной прокуратуры: с праздностью на лицах и плотскими утехами на уме, посещаем нам привычный и уютный подвальчик на ул. Горького - 'Русские Узоры'... где затарились всем необходимым. Согласно национальной русской традиции, присели за столик в кабаке перед дальней дорогой часика этак... на четыре, а затем и тронулись. Ну, конечно же... не умом, а в дальний путь. В столицу. Поехали и те, кто изначально не был на ту поездку согласен, ибо совсем не поняли, куда их, таки... вообще, везут.
Один Путинцев наметил в голове маршрут, по которому мы должны были следовать и все ему в конце концов беспрекословно доверились. Конклюдентное согласие выразили даже те, кто был в прострации после нашей национальной традиции - присесть всем на дорожку.
Доверил и я Петру тогда всего себя... без стеснения. Вроде бы. Ну, не помню. Али всё же заспал... с кем-то. <...>
Но только Пётр мог хоть немного растрясти нашу патриархальность с заволжскими девчушками-хохотушками, привлекающими мужчин: как своими грудками - плюс третьего размера, так и вибрирующим бедром и их длинными ногами. На каблуке. И только по приезду в город... кто-то впал в шок, кто в раж, а кто и в сексуальную озлобленность. Но было поздно - тысяча вёрст осталась позади. <...>
- О!.. Да нас здесь никто и не ждёт! - выразили прибывшие своё уныние и грусть дикими возгласами.
Ну как было не попасть на открытие 'Макдональдса'. Но то уже было не для них, так как нужны были совершенно другие впечатления и по другим адресам. Без 'геморроя'... им было в столице тоскливо. Так, на Москва-реку! В ресторан, и именно - в 'Поплавок'. Непременно же туда, где вода, туда, где свежий речной воздух, где свобода, где ряженые цыгане. А это уже, вестимо, наш... поволжский задор.
Вот он, отдых... с этими миловидными огонь-девчушками с волжской свежестью на лицах и нетерпеливыми ахи-вздохами на теплоходе, да на Москва-реке... Ну что могло быть прекраснее, чем посещение прокурорами Первопрестольной... с колоколами и башнями.
Только Петруха... Только он мог устроить этот праздник и ныне вспоминаемый многими, как один из памятных в жизни событий в эпоху построения коммунистического будущего и, естественно, светлого, но утопического прошлого, общества то. Надолго бы задержались они в том 'Поплавке'... не изменись, в одночасье, отношение хозяев теплохода к гостям с периферии, терпение которых просто лопнуло.
Это надо же... Под напевы цыган наши саратовские девчушки на свежем воздухе танцевали 'па-де-де'... на столе и им аплодировала вся та неизбалованная оными танцами московская публика, вкупе с гостями столицы. Затем друг Петрухи - Алексей Михайлович, аж... с самого Кушума, произнеся: 'Как скучно быть похожим на других'... полез к девам на стол, дабы удивить всех 'танцем живота своего'.
Таки удивил... После горячительного... он стал совершать развратно-поступательные движения взад-вперёд, держась-таки, при том, двумя руками за причинное место в такт мелодии, как выполняет их рыжий альфонс Тарзан, за что гостям показали жёлтую карточку.
Ну... предупредили. Но и этого ему показалось мало, и все увидели ирландский танец на столе этого балеро с розовыми 'насисьниками' спереди, да в семейных, в цветочек, трусах... вместо шотландской на бедре юбки, в обнимку с нагой и шокающей москвичкой.
Вот тут-то... всех вежливо и попросил на выход уже 'двинутый' хозяин, вставший в позу большого 'медведя'. Кто-то из чинов сразу же обратил внимание на то, что у москвичей на плавучем средстве закончились аргументы уговаривать залётных гостей и они, тут же, вишь ли, принялись уточнять их национальность, всю родословную и место постоянного жительства. Аж... с революции 1917 года.
Ещё и друг Петра, путаясь в оборках платьев цыганок, начал предлагать свою руку и сердце одной из них... в обмен на левую грудь и её упругое бедро, а потому не дожидаясь, пока их пошлют по-русски, те и решились покинуть злачный московский кабак по-аглицки.
Хозяева столицы, и надо отдать им в том должное, были с заволжскими робятами очень любезны и их щедрости все были крайне удивлены, что с собою на брега Волги они презентовали тем столичное питие и закусь, чего в избытке хватило им на всю обратную дорогу с трёх и пятичасовыми остановками в придорожных гостиницах и перелесках. А так как наиболее усваиваемыми, калорийными и полезными являются лишь халявные продукты, то те не отказались, а с благодарностью и признательностью приняли дары хозяев столицы.
Так, благодаря сообразительности и инициативе дружка-заводилы Петрухи, пока прокуроры уездов добирались до дома, они провели-таки незабываемый недельный отпуск в веселье и праздности. (Нет-нет... ни о каком разврате и думать вы не смейте.) Конечно, нельзя лезть на ёлку , не запачкавшись смолой, но они, надо сказать, любили головой, сердцем и душой, а не только, скажем, гормонами.
По прибытии домой, некоторые из положительных персонажей, обвиняли иных в том, что они, якобы, в столице нашей Родины устроили балаган, распутничая с падшими девицами. Не будем драматизировать трагедию... У меня по этому поводу имеются свои аргументы и корни их уходят не в такое уж... и далёкое прошлое, когда в стране Советов хозяйничали кухаркины дети, непременно в кожанках и скрипучих яловых сапогах, которые обустроили себе прекрасное безбедное сосуществование... и таки просто райскую свою жизнь.
А это, уважаемые господа, уже - история и её уже творили наши деды. А что оставалось делать - продолжать вытворять так, как они натворили, бо впитали то наследство, кое от них получили - с молоком мамушки. Не с работой же любовью заниматься.
Как мудрено, однако, поступили в своё время коммуняки... Для удовлетворения половой своей сути в Коммуне, да в интересах некой их революционной целесообразности, выдумали для себя аж... 'Двенадцать Заповедей'. Как классово-умно для себя предусмотрели одну из первоочередных задач... в интересах всё той же революционной целесообразности и решили, что нельзя не вмешиваться в половую жизнь своих сочленов. Половое должно было подчиняться во всём и всегда только классовому, во всем его обслуживая. Во как!
Клёво то как - маменька родная. Супер... будто я и сам там, в столице, был, словно с ними медовуху взахлёб с графинов пил.
Об этом можно вам, граждане, многое порассказать... Но это уже будет совсем другая история, когда совсем теряешь свою голову, при захлёстывающей тебя волне любви. История, о которой и не поведать то просто никак нельзя. Ведь один день, прожитый в Расее-матушке, приравнивается, поди, к сотне... в любой другой стране, ибо по героическому прошлому наших предков и воле Божьей... только моё поколение не познало ужасов войны, не считая военного конфликта на территории Демократической Республики Афганистан, где в самый последний момент сложил голову мой троюродный брат Райков Владимир, награждённый орденом Красной Звезды. Посмертно. Потому, видимо, мы и тешимся вином, да в дело и не в дело балуем, желая за них: доцеловать, доласкать и долюбить тех девчонок, не дождавшихся из-за безмозглых наших правителей своих любимых со службы, погибших: чёрт-те... за что.
Скорее же всего... ради своих личных амбиций, да высокого уровня притязаний на чужие территории, они и принесли в жертву необстрелянных, и не видевших жизнь наших юнцов, безусых пацанов. А бросили их в пекло той бойни с бородатыми басмачами.