Аннотация: На конкурсе мистического рассказа "Отражения", 2013 г. занял 6-е место в группе (из 16-ти рассказов), в финал не попал.
БОЖИЙ СУД
Немногочисленные зрители в сумрачном зале суда тихо томились в ожидании необычного представления. Зал был небольшой - всего на семь рядов деревянных кресел. На передние ряды с возвышения напирал массивный длинный стол, накрытый темно-синим, в звездах бархатом с золотыми кистями по краям. Над столом парили три высокие, строгой прямоугольной формы кресла. Их вытертые деревянные спинки и отполированные подлокотники внушали уверенность в незыблемости законности. Всеобщее внимание привлекала пустая клетка у стены, рядом с дверью. Завораживали толстые, в руку, черные чугунные прутья, схваченные на перекрестьях коваными кольцами. Да-а... Отсюда, попадешь, не вырвешься! Взгляд непроизвольно скользил к двум узким окнам напротив. Но и там такие же решетки, вделанные в стены замковой толщины. Низкий сводчатый потолок, грубо оштукатуренный и ровно закопченный, давил на входящих. Слышался осторожный скрип половиц и кресел, да шуршание одежд.
Вдруг застучали сиденья - все встали, не отрывая взглядов от клетки. Там появился тот, кого собирались судить. А в том, что это он, ни у кого сомнений не было - кто же по доброй воле окажется там?
Так вот какой он! Тот, в кого верили и не верили, кем клялись и поминали всуе. Казалось, его, бестелесного, но на вид совершенно живого, сейчас можно было запросто потрогать или взять у него автограф. Но никто, конечно, не решался на такое, боясь даже этих своих дерзких мыслей. Ведь он легко читает в сердцах!
А богатырского сложения пухлощекий бородатый старик в аккуратном светлом балахоне сам внимательно, с хозяйским видом, как пастух, пересчитывающий овец, изучал присутствующих... Здесь были мужчины и женщины, по-разному одетые и с разным состоянием души. Их взгляды выражали и любопытство, и испуг, и сочувствие, и поклонение... Детей не было. Побоялись привести! И - правильно сделали...
- Встать, суд идет!
Никто не заметил, как вошел этот распорядитель в парадной офицерской форме. Но от его громкого командирского голоса все вздрогнули и... дружно сели. За решеткой сощурились глаза, искривился в ухмылке рот.
- Встать, суд идет!
Вновь застучали сиденья и заскрипели половицы. Только подсудимый остался невозмутимо сидеть в своей страшной клетке.
Вошли судьи в красивых блестящих черных мантиях, заняли свои места. Все сели.
- Ввести подсудимого, - не отрываясь от бумаг, привычно пробубнил один из судей, тот, что постарше. Он был точно такой же седой, как подсудимый, но обычного роста, худощавый, и лицо его было в морщинах.
- Кхе-кхе, - офицер покашливанием привлек к себе внимание судьи и кивнул в сторону клетки.
Взгляд судьи, брошенный туда, из решительно-беспокойного, стал крайне недоуменным, и офицер, а вслед за ним и зрители глянули на клетку.
В ней никого не было. Только здоровенный сундук из желтоватого металла слепил глаза.
- Что за черт! - вырвалось у офицера.
- Мы же договорились..., - закатив глаза, неуверенно и умоляюще произнес судья в пустоту, и осекся.
По клетке взад-вперед, вверх-вниз по-обезьяньи запрыгало странное существо угольно-черного цвета с длинным тонким хвостом и поросячьим рыльцем. Светлые рожки и недобро горящие желтым мерцающим огнем узко посаженные глазки выдали в нем черта. Метания нечистого прекратились столь же неожиданно. Закрывая собою сундук, медленно появился знакомый ослепительно белый балахон, а над ним - благообразное лицо подсудимого. В какой-то миг черт с размаху налетел на балахон и исчез. Белизна одежды человека за решеткой поблекла. В его взгляде скользнула ирония.
- Начинаем, - обрадовался судья, делая вид, что не замечает насмешливого взгляда подсудимого.
- Ответьте суду, как вас зовут? - быстро спросил другой судья, явно опасаясь, что мужчина вновь исчезнет из клетки.
- Господь Бог, - машинально ответил тот, что был за решеткой, и недовольно насупил седые брови.- А что, и так не видно, что ли? - проворчал он. Это добавление зрители скорее не услышали, а почувствовали.
- Это вы там, - главный судья неопределенно махнул рукой в сторону зарешеченного окошка, - Господь. А тут - просто, господин...
- Итак, господин Бог, - не дав подсудимому возможности оспорить это беспардонное переименование, как можно увереннее подал голос третий судья, самый молодой, - ваше местожительство?
Такая вопиющая безграмотность, граничащая с наглостью, совсем огорошила подсудимого, и он еще раз машинально ответил:
- Небеса, - но опомнился и с самым серьезным видом уточнил, - Седьмой этаж, третье облако налево.
Секретарь добросовестно занес и это в протокол.
- Ха-ха-ха! - громовые раскаты тут же потрясли зал. По решетке загуляли электрические разряды, сыпля искрами. Из-под потолка припустил дождик.
- Ха-ха-ха! - гремело из вновь опустевшей клетки.
Секретарь зачеркнул написанное, скомкал и выбросил в урну мокрый лист. Раскрылись и тут же закрылись дрожащие зонтики.
- Я - повсюду! - грозно продолжил принявший человеческий облик назвавшийся Богом человек, - А наипаче, в душе у каждого, - уже тише и проникновенно назвал он свой истинный адрес.
Седой судья смело перебил его:
- Мы сейчас судим вас, а не каждого. И как раз за каждого вы и ответите! Вы, господин Бог, знаете, за что вас судят?
По наступившей тишине, будто исходящей из остановившихся глаз Бога, судья понял несерьезность, наивность своего вопроса: Богу ли не знать? И поэтому переформулировал вопрос, чтобы его поняли зрители:
- Господин Бог, вы обвиняетесь в создании людей по своему образу и подобию! Что вы можете сказать - в свое оправдание - по сути обвинения?
- Я потому и согласился на этот м-м-м... суд, чтобы поставить всё на свои места, - жестко чеканил слова Бог. - А то делают из меня, Господа Бога, Господа, - все более металлизировался всепоглощающий голос, - хозяина рабов, - казалось, что Бог сейчас врежет кулаком по воображаемому столу, - какого-то добренького хлюпика-дедушку, любящего всех! Как шандарахну сейчас молнией! Молитесь!!! - приказал он, - Ха-ха-ха! Бесполезно!!! Я не смотрю на лица!.. Кто - ты, что - ты... Я - хозяин!..
- По сути, пожалуйста, - взмолился судья, прищурив глаза и выставив ладонь.
От гнева подсудимого решетка раскалилась, и сквозь яркий свет невозможно было на него смотреть. Присутствующие опасливо сдвинулись к окнам.
"Интересно, решетка заземлена?", - вертелась, как червяк на крючке, единственная мысль. Судья уже сожалел, что взялся провести этот суд. "И дернул же меня черт начитаться Библии!" - запрыгала еще одна мысль в седой голове.
Тут же в клетке заскакали несколько чертей. Решетка стала быстро остывать, и черти, визжа, потянулись мерзкими лапами к судьям. И снова всех поразила ослепительная белизна одежды Бога и его сияющее умиротворением лицо...
Когда черти вернулись на место, Бог с прежней суровостью продолжил:
- По сути? Тогда - с самого начала... Вы помните - из первых слов моего откровения... ну, то, что вы называете Книгой, Библией, Священным писанием... - как я мучался, когда, еще не имея никакого образа, одним только духом своим носился в кромешной тьме, ища пристанища. Кругом же была одна вода! Думаете, приятно? Приятно?! - с угрозой повторил свой вопрос Бог.
Испуганные зрители и судьи увидели резкое вздергивание густых бровей подсудимого, звездное мерцание его красивых голубых глаз, и... зал мгновенно заполнил непроницаемый, вязкий мрак, перемешавший верх и низ, право и лево. Хлынул ледяной ливень.
- Приятно?! - громоподобным голосом Бог перекрыл водопадный шум.
Вспышка молнии осветила пузырящуюся поверхность воды, стоящих на столе судей и зрителей, плывущих к спасительному судейскому "ковчегу".
- Нет, нет, не приятно, очень плохо, не надо! - неслись захлебывающиеся голоса.
- Да будет свет! - величественно произнес со всех сторон подобревшим голосом Бог.
Когда вода схлынула через окна и дверь, и люди пришли в себя, Бог, абсолютно сухой, как ни в чем ни бывало, продолжил из-за решетки:
- При Ное люди тоже не верили, что мне было плохо. Так вот, когда я при свете увидел одну только воду, то сразу, ну почти сразу сообразил, что надо делать: взял и просто-напросто раздвинул ее, сделав океан и облака, а между ними получилось небо.
Нескрываемая гордость собой резко сменилась разочарованием:
- Но и там мне было неуютно. Верите?
- Верим, верим, верим... - хором закричали все и притихли.
Ничего не случилось: небо, слава Богу (трижды слава, семижды семь слава доброму-доброму Богу!), не рухнуло, а под ногами был надежный, хоть и мокрый, в лужах, пол.
Бог самодовольно ухмыльнулся. В его глазах ясно читалось: "Ну, что, теперь, кажется, стали понимать, кто - господин, и что - рабы..."
- Можете не продолжать, господин Бог, - ловко воспользовавшись паузой, привычно взял в свои руки ведение процесса упрямый судья, - Затем вы вновь раздвинули воду, ту, что в океане, и сделали сушу посреди океана. И она, в отличие от неба, вам понравилась. Не так ли?
Бог милостиво молчал. Судья уверенно продолжил:
- "И увидел Бог, что это хорошо", - прочитал он в Библии и обвел взглядом зал: "Вот видите, и я не голословен".
- Хорошо-то хорошо, положим, лучше воды...
- Лучше, лучше..., - вступил хор зрителей.
Взмахом руки подсудимый прекратил галдеж и продолжил:
- И лучше неба. Но вы хотели бы жить в пустыне?
- Нет, нет, нет! - усердно затараторили зрители.
- И я тут же придумал, - с превосходством во взгляде по-детски блестящих от радости глаз, Бог в упор посмотрел на судью, - насадил на суше траву и деревья. Но не повсюду, конечно, а только там, где воды было достаточно - в местности, где текли четыре реки, названные позже людьми Фисон, Гихон, Хиддекель, сейчас это - Тигр, и Евфрат. Так? - Бог остановился, ожидая пока судья найдет в Библии нужное место.
И, как бы рассуждая сам с собой, задумчиво и тихо пояснил:
- Мне нужна была мягкая постель - вот, зачем трава. И тень - от деревьев. А с другой стороны, я не хотел из-за каждой мелочи напрягать свой любимый дух, только-только начавший привыкать к отдыху. И я придумал: пусть все образовывается само собой. Чтобы росло из уже созданной земли - это раз. Чтобы само приспосабливалось к условиям жизни - два. И чтобы не было вечным - а вдруг мне результат не понравится? - три. Ну, и чтобы само по себе плодилось и размножалось...
Бог, считая, энергично загибал свои мясистые пальцы с холеными ногтями. Незагнутым остался большой палец. Он победно указывал вверх, в потолок, и далее в небо, как бы подтверждая свои слова, записанные в Библии, что всё получилось "хорошо весьма".
Создатель размножающейся травы собирался продолжить, но младший судья, с волнением в голосе, выпалил:
- А что, разве вы, господин Бог, не знали конечный результат, если опасались, что он вам мог не понравится?
Установилась неприятная тишина. Но неподдельное удивление, детская наивность вопроса не вызвали гнев подсудимого. В его глазах читалось лишь недоумение. Мгновенно осознав бестактность своего вопроса, судья столь же искренне его пояснил:
- Ведь вы - всезнающий. Это все знают... Так считается... - молодой судья запутался в извинениях и замолчал, покраснев.
Выждав некоторое время, пока покраснение приобрело наивозможную интенсивность, Бог приступил к обстоятельному объяснению:
- Если бы я знал конечный, вернее, бесконечный результат, то зачем бы мне хоть что-то надо было бы делать? Я и так бы всё знал...
- Это что же получается... - театрально развел руки главный судья.
У него перехватило дыхание от возмущения, и после паузы он продолжил:
- Вы признаёте, что начиная творение, понятия не имели, что сотворите? Вы не знали... и не хотите знать будущее? Наше будущее?!
Зал заволновался, но не слишком усердствуя, четко зная, предчувствуя свое ближайшее будущее.
Ни тон вопроса, ни шумок в зале не вывели Бога из философского состояния духа:
- А зачем мне знать будущее, если оно и так будет?.. - Но замершие в недоумении глаза судьи, требовательно ожидающие конкретного ответа на конкретный вопрос, вернули Бога к своим баранам. - Ах, ваше будущее?! И вы всерьез полагаете, что оно меня интересует? Вот вы разве думаете об одной отдельной клеточке собственного тела? Так что же вы хотите от меня?! Чтобы я думал о каждом из вас? Да вы что - рехнулись?! Хоть одна ваша молитва, обращенная ко мне, исполнилась?!
- Да. Да, - сквозь напуганную тишину прорвались робкие, но уверенные голоса.
Разошедшийся Бог остыл:
- Это - не я. Это - ваша вера. Вера творит чудеса.
Видно было, что подсудимому наконец-то стало стыдно за свои дела. Судья не мог упустить представившуюся возможность и решил дожать:
- Ладно - мы. Но - вы! Это же безответственно!
Однако эффект оказался обратным. Бог рассмеялся:
- Ха-ха-ха! А перед кем отвечать-то было!
- Перед совестью, - не сдавался судья.
Этот ответ еще больше рассмешил Бога:
- Так совесть-то и есть - я. Ха-ха.
Хохотнув, Бог продолжил:
- На чем я остановился? Я создал живое так, чтобы оно само плодилось и размножалось... Ну, вот, - Бог удовлетворенно развел руки, приподняв их. Взорам зрителей открылись изнеженные розовые ладони без единой линии судьбы. Затем непроизвольно опустил их на прутья клетки. Так, как бы держа клетку в своих руках, Бог продолжил, - И все пошло своим чередом: трава, плодовые деревья...
Бог погрузился в приятные воспоминания.
- Травка у меня получилась такая мягкая... А еще: аромат и удивительные краски цветов. А успокаивающий шелест листвы? А приятные на вкус, как оказалось, ягоды и плоды. Тень и прохлада. Разве это плохо?
Проникновенные слова убаюкивали. Будь, что будет, но отвечать никому не хотелось, не было сил разомкнуть уста: плохо ли, хорошо ли... Веки сами собою сомкнулись. Сквозь дрему возникали чудесные райские картины: лужайки в прохладном саду, усыпанные благоухающими цветами, повсюду с тенистых деревьев свисают - стоит только руку протянуть - аппетитные плоды... Совсем не плохо...
- А плоды... - попытался было направить мысль Бога в нужном для себя направлении неугомонный судья, первым вернувшийся из забытья в реальность.
- Познания добра и зла? - подыграл ему Бог и наконец-то отпустил прутья.
- Да-да, яблоки. Что за сорт? - перебивая и Бога, и судью неожиданно выпалил офицер и вжал голову в плечи.
Даже многоопытный судья не придал значения тому, что за миг до выходки офицера по лицу Бога промелькнула светлая тень, в глазах загорелись задорные огоньки.
По решетке пробежали разряды, и тут же громыхнуло:
- Ха-ха-ха, ха-ха-ха!
Успокоившись, Бог продолжил, вытирая слезы:
- Будут вам и... яблоки. Хе-хе-хе. Будут вам и... груши. И арбузы с ананасами. Но почему все же - яблоки? Где в Библии вы это прочитали? - вновь начал распаляться Бог. - Плоды. Плоды! Плоды!!! - рявкнул он.
- Да, да, да..., - опередили судью зрители, уловив не столько иронию, сколько скрытую угрозу. Еще раз мокнуть под холодным ливнем не хотелось.
- Потом я сделал солнце, луну и звезды. Потом... А, кстати, хотите узнать, для чего я их создал?
В напряженной тишине оглушительно прозвучал чей-то шепот:
- Чтобы светло было...
- Взялись судить, а Библию не соизволили почитать, - искренне огорчился Бог, его голос задрожал, - Свет я создал в первую очередь. Забыли? Я только что говорил...
Всем стало жалко старика.
Судья цыкнул:
- Тишина в зале!
- Просто мне так захотелось красоты... Пустое небо, - какая гадость! А так... Закаты, рассветы..., - мечтательно тянул Бог. - Лежишь на травке, вдыхаешь аромат цветов, наслаждаешься вкусом плодов, звездочки мерцают... А как я их красиво расположил, а? Птички поют...
- Так все это ради красоты? - не сдержал восхищения молодой судья.
- Красоты?! - сморщился Бог, - кто такая Красота, чтобы ради нее работать? Ради красоты! Нет, уж, - честно сознался подсудимый, его голос снова приобрел молодцеватую упругость, - ради себя, исключительно ради себя, любимого. Чтобы мне хорошо было. Чтобы мне красиво было. И - полезно! - неожиданно жестко добавил Бог и вновь перешел на деловой тон. - Всякую живность я создавал, чтобы она мне служила. Те же птицы пели мне песни о любви ко мне, подносили мне дары сада. Все животные мне верно служили. С каждым новым шагом эволюции они становились все более умелыми слугами. Но когда появился человек...
Судья не смог сдержать удивления:
- Уточните, подсудимый..., извините, господин Бог, эволюцией или из праха вами создан человек?
- Сам ты обезьяна, - раздался нарочито громкий шепот из зала.
Судья посмотрел на офицера.
- Гражданка, делаю вам предупреждение, - перевел судейский взгляд в слова офицер.
Бог пропустил вопрос судьи.
- Когда у меня появился человек, я понял, это - то, что нужно! Ведь не с лица воду пить... Животные приносили мне каждое что-то свое. Человек же - все. И хоть он был уродлив - передвигался всего на двух задних ногах, - мне так понравилась его работа, что именно человеческий образ я принял за свой основной. А чем я до человека только не становился! И светом, и небом, и водой, и сушей, и травой, и деревом, и всякой скотиной. И позже - по необходимости - я превращался то в куст горящий, то в облако, а то и вулканом был... Помнится, ради смеха в старую ослицу вселился, - предался воспоминаниям Бог, - То-то пророк Валаам был потрясен, когда она заговорила!.. Но бил - меня, как скотину, причем зверски! Пришлось вскоре у него отобрать жизнь...
- Простите, а говорящий змей - это тоже вы? - не подумав, спросил судья и осекся...
Зал приготовился к молниям и громам. Но Бог, нисколько не смутясь разоблачением, встал и тут же сознался:
- Я, а то кто же!
И с высоты своего роста гордо и насмешливо обвел зал тяжелым взглядом.
- Но зачем?! - вскричал судья.
Бог в задумчивости сел. Придвинул сундук к решетке. Взялся руками за прутья. Оперся о поперечный прут высоким лбом. Толстенная железяка медленно погрузилась в большую голову, а лицо продолжало наезжать на зал, поглощая прутья решетки. Вот уже Бог своим грузным телом наполовину пересек решетку и только тогда тихо-тихо, шепотом произнес в оцепеневший зал:
- А вы думаете, легко вас обвести вокруг пальца? Столько неверующих! Позор мне, позор на мою седую голову! - С горечью, но слишком уж театрально продекламировал Бог. - Цирковым фокусникам, шарлатанам, каким-то негодным целителям..., - с надрывом, брезгливо и злобно проскрипел он, - больше верят, чем мне, создателю!.. Они хоть одно потрясение гор совершили, хоть один город огненным дождем из вулкана разрушили, как я Содом и Гоморру? Что - огненный, простой дождик пролили на землю? Или, может быть, новую болезнь на людей навели? Нет, - это умею только я, Создатель! - почитайте Библию, - гордо подытожил Бог и презрительно добавил. - Они же - только лечат. Да и то, сказать, - с моего, Божьего, соизволения-то.
- Как судья судью я вас очень хорошо понимаю. Но все-таки зачем, зачем вам это нужно было - змеем? - тоже шепотом продолжил докапываться до истины судья.
Бога как холодной водой обдало. Он отпрянул от решетки, с грохотом отодвинув массивный сундук, и, по-бабьи уперев руки в бока, выпалил:
- Вот дурак, прости Господи!
Судья тоже не смог сдержаться:
- За оскорбление суда вы будете удале...
Но не договорил, почувствовав жуткую враждебность зала.
- Простите, господин Бог! Это я по привычке. Забылся...
Бог простил.
- Поставьте себя на мое место, - принялся давать показания подсудимый, но, заметив, как зрители слегка отпрянули от клетки, громыхнул, - Ха-ха-ха!..
Отсмеявшись, Бог продолжил:
- Сделав первого человека, я сразу увидел, что он очень сообразительное существо. Я опасался делать ему помощника таким же способом, как сделал его - из земляной пыли. Тогда я взял самую ненужную ему косточку...
Бог рукою изобразил, как выворачивал из тела ребро. Дунул в кулак. Раскрыл ладонь, как бы выпуская птичку на свободу...
- Казалось бы - плодитесь и размножайтесь. Как это делали все, кого я создал до этого. Тем более, я и мужчине, и женщине сразу же приказал это делать. Так нет же, ходят голыми, и никакой реакции. А мне позарез нужны были рабы. Я как раз задумал расширить свой сад, чтобы вся суша стала садом. А то живешь в этом раю меж четырех рек, как тигр в золотой клетке
Все, затаив дыхание, слушали.
"Хоть бы никто тигра не представил в воображении", - взмолился судья, заметив, как слегка заблестели желтизной прутья клетки.
- Вот тут-то я и придумал этот фокус... эту шутку, - уточнил Бог, - с плодами. Не думайте, я их не обманул - Адама и Еву. Плоды были настоящими. Самый лучший сорт. Пришлось, конечно, людей слегка подзадорить - попугать смертью: мол, плоды ядовитые - съел, и амба!
- Господин Бог, выражайтесь яснее - все идет в протокол. Не "амба", а "умер". Да?
- С кем поведешься... По образу ведь и подобию, - ехидно уточнил подсудимый.
- Дальше, пожалуйста... "Умер" и...
- Конечно, им стало любопытно. Но страх пересиливал. Вот тогда-то я и принял образ ...
- Змея! - подсказал нетерпеливый женский голос из зала.
- Змеевика, - пошутил какой-то мужчина, видимо, вспомнив медицинскую эмблему со змеей, обвитой вокруг бокала.
- Я уговорил женщину, а та - мужчину, - и Бог заговорщицки подмигнул отчаянному шутнику.
- Похоже на правду, - глядя в книгу, поддержал Бога судья. - Информацию, которую сообщает змей Еве, он мог узнать только от Бога. Или сам, будучи Богом. Но тогда, - судья перевел взгляд на подсудимого, - это в корне меняет дело. Люди перед вами, господин Бог, не согрешили, раз вы сами же их и соблазнили. Соблазнили... - задумчиво повторил судья и по-архимедовски воскликнул, - Так вот почему в основной христианской молитве обращаются к вам: "Да не введи нас в искушение"!
Он победно обвел взглядом зал и торжественно заключил:
- Так, значит, нет и первородного греха...
- Да, он мне уже и не нужен. Это - проблемы вашей церкви. Я своего добился: объевшись-обпившись, Адам перестал видеть в Еве своего ребенка, Ева совершенно забыла, что Адам - ее мать... Они увидели друг в друге только мужчину и женщину...
- А вот этого в вашем откровении нет! - наконец-то уличил Бога судья. - Где тут про ребенка? Где тут про мать? А?!
Бог внимательно посмотрел на протянутую к нему Библию и побагровел. Решетка начала раскаляться.
- Это кто писал? Ты?! - прорычал Бог.
И обратившись к самому молодому судье, приказал:
- Читай! Глава вторая. Стих... э-э, - Бог закатил глаза к потолку, вдоль и поперек изрезанному извилистыми трещинками, как человеческий мозг складками, - двадцать третий. Давай.
- "И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей..."
- Стоп! Видишь, Адам сознавал, что Ева его дочь. "Кость от костей и плоть от плоти", - любовно повторил Бог написанное собою, - Дальше!
Решетка приобрела обычный черный цвет. Главный судья покраснел: как он мог не заметить такого очевидного факта?
- "Она будет называться женою: ибо взята от мужа". Всё.
Видите, Адам поначалу совсем не считал Еву женой. В ответ на мое благословение им плодиться и размножаться, он перечил мне, что она лишь будет когда-нибудь называться женою, - Бог сделал ударение на словах "будет" и "называться", - И Адам объяснил мне причину своего непослушания: "Ибо взята от мужа", то есть Ева рождена от него. Это, конечно, благородно не спать с дочкой. С его стороны. Но мне нужны были рабы, много рабов для освоения целинных земель. И мне наплевать, кем они там себя считали!.. Так вот, повторяю, только вкусив плоды с дерева познания добра и зла Адам про все забыл. А с осовевшими глазами Ева ему вообще стала казаться красавицей. И вот, у меня появился законный повод турнуть их из сада в пустыню, на озеленение. Так что, благодаря плодам... и мне, разумеется, моей хитрости, и пошел плодиться род человеческий. Иначе бы до сих пор одни Адам с Евой на всей Земле жили бы. Кто бы меня сейчас судил? - с деланной грустью заключил Бог.
- Вы так рассказываете о вкушении плодов познания, будто речь идет о, извините, попойке, - и взяв протокол, главный судья зачитал, - "обпившись", "с осовевшими глазами... стала... красавицей"... Да, а что, разве Ева не была красивейшей из женщин? - судья явно придирался к мелочам.
- О, Боже, - простонал Бог, - из каких женщин? Я создал первым - мужчину. Чтобы работал. Понимаете, такой крепкий парень, ничего лишнего, все идеально сделано для работы, - как учитель несмышленому ученику принялся втолковывать Бог, - Потом я сделал Адаму помощницу. О красоте лица я вообще не думал! Просто сделал ее точь-в-точь похожей на Адамчика. А он взял, да заартачился: мало того, что дочь, так еще и не привлекает! Вот тут мои любимые плоды и пригодились. Как говорится, нет некрасивых женщин, есть мало вина...
- Господин подсудимый, ну опять, - при чем здесь вино! - взмолился судья.
Бог с минуту молча смотрел на судью. Судья упорно выдерживал недоумевающий взгляд. Наконец Бог хлопнул себя ладонью по лбу и застонал, будто от зубной боли:
- У-у-у!.. Вот оно что! Как огрубел за работой человек! - сокрушенно покачал седой головой Бог, - Поэзии совсем не понимают...
И, рассуждая сам с собой, пояснил:
- Ну, да... Ведь Библия по сути - несравненная по иносказательности, метафоричности, цветистости восточная литература... Потому что написана мною посредством особо одаренных представителей восточного народа, избранного мною, чтобы быть моими самыми преданными рабами... И, между прочим, изначально написана только для этого восточного народа... А почитают ее в основном на рациональном Западе... И - пусть бы: чем больше прислужников, тем лучше. Но читают - и не понимают... Как можно: плоды - и яблоко? Яблоко - плод, персик - плод...
При этих словах в руках Бога появилось по названному им плоду. Даже в его больших ладонях красно-желтое яблоко и желтовато-красноватый персик казались громадными.
- Все большое - плод, - обобщил Бог и резко сжал пальцы, между которыми брызнул сок и на пол засочилась мякоть, - а маленькое, на одной веточке - плоды.
Бог принялся тщательно вытирать ладонь о ладонь, скрещивая пальцы, и когда закончил, ладони как бы сами собой раздвинулись, и в них оказалась большая гроздь мелкого лилового винограда, аппетитно поблескивающего каждой ягодкой.
- Гроздь винограда - плоды. А съесть плоды означает - выпить вина. Как там у меня про плоды написано? Читай! - приказал седой седому.
- "Только плодов дерева... не ешьте...". А вот еще: "И взяла плодов его, и ела". Да, плоды. Во множественном числе. Но ведь с дерева, - не сдавался старик судья, - А виноград - не дерево.
- Но не трава же, - от возмущения Бог развел руки, уронив исчезнувшую, не долетев до пола, гроздь, и между ладонями треснула маленькая молния. - Читай, что я создал на третий день.
- "И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву сеющую семя, дерево плодовитое".
Видно было, что Богу очень нравится слушать написанное собой.
- Где тут кусты или лоза, или, может быть, лианы? Библия - не ботаника! Библия - поэзия!
На этот раз старший судья смолчал. Спорить с поэтом о его творчестве, или, Боже упаси, таланте?
- А я согласен с господином...э-э-э... Богом, - быстро, но запинаясь от волнения, заговорил самый молодой судья, - Дерево познания... добра и зла. А что... такое познать добро и зло? Это - познать... истину. Ведь истина - она и не хороша, и не плоха, она и есть... - и добро, и зло. Так? - и под одобрительным взглядом подсудимого продолжил увереннее, - А истина - в вине. Так говорится, потому что издавна известно, что у пьяного истина на языке; в старину даже так выпытывали у подозреваемых правду, то есть истину. И вино-то как раз несет людям и добро, и зло. Разве про другие плоды это можно сказать? Так что все правильно получается: дерево познания добра и зла - именно виноград.
- Молодец, понимает поэзию, - похвалил подсудимый, обращаясь к залу, - А про Лота и его двух непутевых дочерей тоже знаешь?
- Да, - зарделся судья.
- Расскажи.
- Причем тут Содом и Гоморра? К делу это не имеет отношения, - попытался перехватить инициативу старший судья.
- "Это" не произошло бы без моих плодов. Рассказывай!
- Вместе с Лотом из гибнущего Содома вырвались две его дочки. Полагая, что вокруг больше не осталось мужчин, эти две девственные Евы напоили своего отца вином и по очереди... э-э-э... переспали с ним. Извините, господин Бог, так в вашем откровении и написано: "переспали". После этого они родили по сыну и таким образом продолжили свой род...
- Ну что, - торжествующе произнес Бог, - "напоили отца своего вином"! Совсем, как Ева Адама. Без вина Лот ни за что с дочками не переспал бы. Так и Адам, считая Еву своей дочкой, ни за что... А с вином - познал!..
- Все это, конечно, интересно, - старший судья опередил коллегу, собравшегося было отвечать Богу, - Но какое это имеет отношение к нашему делу? Вы обвиняетесь в создании людей по своему образу и подобию, а не в их спаивании. Кстати, а добавьте-ка этот пункт к обвинению, - дал указание судья секретарю.
- Как это, какое?! А что вас, "кстати", не устраивает в моем образе и подобии?
- Прежде всего - войны, - торжественно объявил судья, довольный тем, что удалось перейти к главному пункту обвинения, - Вы жестокий и кровожадный. И люди таковы, - и увидев недоумение на лице Бога, пояснил, - Да, кровожадный. Начнем с того, что чуть ли не на каждой странице Библии вы требуете себе кровавых жертв животных.
- Но не людей! Все знают, я боролся с человеческими жертвоприношениями. А тех, кто все-таки приносил людей в жертву своим богам, язычников, я приказывал безжалостно убивать. Ведь человеческая жизнь бесценна...
- Это правда. Но даже спасенных Ноем животных вы сожгли и вдыхали приятный вам дым.
- Не всех.
- Да. Но вы специально взяли в ковчег так называемых чистых животных, коих было большинство, не по паре, а по семь. Что вы сделали с этими несчастными? Молчите?
- Что вы на меня всех собак вешаете? Я-то всегда брал не больше десятой части у людей. Остальную живность съедаете вы сами. Хороши овечки!
- Пусть так. А кто поощрял убийства людей друг другом? Когда один сын Адама убил другого, что вы сделали с убийцей? - судья патетически выставил руку, указывая на подсудимого пальцем. - Вы отпустили Каина на все четыре стороны, запретив людям его даже пальцем трогать!
- А главу двадцатую Второзакония просто страшно и стыдно читать, - не дав Богу ответить на одно обвинение, судья перешел к следующему, - "А в городах сих... не оставляй в живых ни одной души". Что это? А? Вот ваш образ, вот ваше преподобие!
Судья торжествующе обвел взглядом зал и опустил палец, а затем и руку. Всем стало легче на душе. Так вот, кто виноват!
- Неблагодарные! - загремел Бог.
Но никто его уже не боялся. Бог это почувствовал и продолжил помягче, нарочито вкрадчивым тоном:
- Скажите, у волков есть Библия? А у вируса СПИДа? У кита, поедающего миллиарды особей планктона? Нет! Все всех едят, убивают. Этому не надо учить. Такова жизнь. А вот для вас пришлось писать, чтобы меньше грешили. Да, "не оставляй в живых ни одной души". Но где? "В городах сих". Не повсюду! Наоборот, как видите, я сдерживаю людей, - голос подсудимого звучал все увереннее и напористее.
- Ну, подумайте, - с подкупающей простотой и искренностью обратился Бог к зрителям, - зачем мне, хозяину, лишаться своих рабов? А? - и перевел немигающий взгляд просветленных голубых глаз на судью. По щеке Бога катилась слезинка.
"Вот шельма!" - читалось в восхищенном взгляде седого судьи. Он очень быстро сообразил, раньше всех понял, что процесс им уже проигран, и хотелось лишь завершить его красиво, не потеряв лица. "Вот змей, вот гад зеленый! - думал судья, - Это же он специально оставил в тексте своего священного документа лазейки: хочешь, так читаешь, хочешь, этак!"
От этих горьких мыслей судью отвлекла необычная тишина, вдруг установившаяся в зале, и только тогда он заметил знакомое сияние одежды подсудимого. Но вместо ожидаемых потешных и совсем не страшных за решеткой чертят судья увидел, как из клетки к нему - да, да, именно к нему - ползли, извиваясь, огромные темно-зеленые, омерзительные змеи. Внезапно остановившись перед самым его лицом, они разом раскрыли зловонные пасти и слаженным хором сказали на удивление приятным тихим голосом:
- Еще раз повторяю. Когда не было ни земли, ни жизни на ней, я был бестелесным духом. Да, я вдохнул жизнь от себя к вам, людям. И то же самое я сделал с другими тварями. Но все получились разными - из одной земли и от одного духа. И не моя вина, что вы стали такими. Напротив, ваша вина, что я стал таким, как вы. Или мне остаться, ну, например, змеем?
Одинокий женский голос пискнул, умоляюще:
- Не надо!
Судья умоляюще посмотрел в клетку. Бог по-доброму, понимающе кивнул. Змеи повернулись и, переплетаясь, уползли к нему за решетку. Пока они исчезали, судья краешком сознания тихо-тихо прошептал себе: "А ведь блефует, старик. Куда он без нас? Без нашего страха, без нашего почитания, без нашей любви". Но поспешно загнал эту мысль в подсознание и громко, не посоветовавшись, даже для виду, с младшими судьями, устало объявил:
- Не виновен!
Недоумение коллег переплелось с любопытством зрителей, и в зале суда образовалась гнетущая тишина.
- Да пошли вы к черту! - громыхнул из-за решетки ровный, спокойный голос оправданного подсудимого.
Судья даже не стал удивляться, - ему уже было все безразлично. Но это было еще не всё...
Бог, не меняя выражения сердитой строгости на лице, не вставая с сундука, медленно просочился через решетку, как вода через дуршлаг. Величественно воспаряясь всё выше с повернутым к зрителям и судьям лицом, направился прямо в верхний угол зала. Там, под потолком, он замер на миг, как бы прицеливаясь, и с силой приладился между двух безжизненных в своей ровности и гладкости серых стен. При этом формы его богатырского тела подобрались, подобно складкам одежды, образовав вокруг всё еще сурового лица массивную, золоченую, в вензелях раму. Когда до людей дошло, наконец, что перед ними икона, они все, как один, с облегчением начали истово молиться.
Все, кроме одного.
Главный судья проиграл процесс, но не проиграл себя. Седой усталый человек чувствовал себя обманутым, но не обманувшимся.
"Ничего, еще посмотрим, внимательно, ох, внимательно, скрупулезно, букву за буквой изучим твои дела и делишки", - упрямствовал он.
Судья неотрывно смотрел в недвижимые строгие глаза, пытаясь проникнуть за безжизненность изображения. Между двумя седовласыми мужчинами никого не было: ни коллег, ни зрителей. Всё вокруг окунулось в полупрозрачную дымку, и затем стало сжиматься и исчезать. Из мглы приблизились, растворяясь в воздухе, молодые коллеги. Краем глаз судья видел, как их беззвучно шепчущие губы почти одновременно неосязаемо коснулись его щек. В мгновение их лица исчезли, слившись с его собственным, будто дополнив его. Вслед за тем соединились с ним и одетые в мантии их тела. Помощников не стало, он был один. А зрители?
Со всех концов зала, один за одним плавно подплыли к нему и зрители, сходясь, пересекаясь в воздухе, расходясь и вновь сходясь. Судья безвольно принял в себя и их.
Безжизненное изображение не проявляло никакого интереса к происходящему в зале.
А между тем и с мрачным помещением тоже начали происходить метаморфозы. Оно стало сужаться. Стены беззвучно наезжали одна на одну, сминая ряды кресел, пока те не превратились в один-единственный стул, сиротливо стоящий посреди маленькой комнатки со сводчатым ровно закопченным потолком и узеньким окошком. У ее длинной стены, там, где только что стоял судейский стол, появилась односпальная деревянная кровать, аккуратно застеленная темно синим одеялом. Противоположный от иконы угол занимал небольшой желтоватый сундук с покатой крышкой.
Пожилой худосочный монах со строгим морщинистым лицом отрешенно оглядел келью, задумчиво подошел к иконе, на которой был изображен какой-то старец в белом и, заметив непорядок, привычно подлил масла в лампадку.