Левина Екатерина : другие произведения.

Соловей для черного принца (общий)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.38*61  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отредактирована! Как причудливы, а порой ужасны игры насмешницы-судьбы! Рядом с деревушкой, куда судьба привела героиню, стоит древний замок, принадлежавший ее деду, графу Китчестеру. Округа полнится сплетнями о старом графе и, в особенности, о выходках его подопечного - странного мальчика с белыми волосами. Поговаривают, что он то и есть наследник! Но, ведь, у старика уже есть наследница... Правда, графу еще надо признать ее права!... Пройдут годы, прежде чем юная Найтингейл отправится к замку... Это навсегда изменит ее жизнь! В этой книге есть все - и грустные нотки, и юмор, и почти сказочный замок с привидениями и скелетами в шкафах, и 'драконы', плетущие интриги, и жуткий убийца, затаившийся среди обитателей замка, и, конечно же, любовь... Но любовь ли? Иногда безумие скрывается за маской любви...

"О, я хочу безумно жить"...

А.А.Блок.

1 ГЛАВА

   Мои родители умерли в канун светлого праздника Рождества. Нет, точнее сказать "отошли в мир иной". Именно так говорили пришедшие поддержать меня толпы соболезнующих деревенских жителей. Они сочувственно сжимали мою руку и горестно вздыхали, выдавливая скупые слезы. И в то же время я не могла не заметить, с каким безжалостным любопытством все обсуждали случившуюся со мной беду. Мне кажется, в это тяжелое время я была больше напугана не потерей близких, а непрерывным перешептыванием у себя за спиной. Резкие пшыканья и цыканья, когда кто-то слишком громко высказывал свои мысли, косые взгляды и желчные ухмылки - всему этому я не могла найти объяснения и потому пугалась еще больше.
   Я хорошо помню тот день. И чем сильнее я пытаюсь забыть, тем отчетливее становятся воспоминания. Порой, все случившееся со мной как в те дни, так и в будущем, кажется мне не столько чередой случайных совпадений, сколько чей-то кошмарной шуткой.
   Помню, я проснулась ранним утром от жуткого холода. В детской никогда не разжигали камин. Впрочем, камины редко разжигались и в других комнатах. При нашей строжайшей экономии тепло считалось роскошью. Чтобы хоть как-то прогреть дом, отец провел от кухонной печи во все комнаты трубы. И, несмотря на то, что он лишь разработал план, а всю строительную работу сделали за него деревенские каменщики, это не помешало ему гордиться отопительной системой, и называть ее своим детищем. Как бы то ни было, в доме тепло было только тогда, когда на кухне кипела работа. По ночам же мы довольствовались остатками тепла. А к утру наши зубы стучали так громко, что мы будили друг друга вместо петухов.
    Моих родителей отсутствие нормального отопления ни в коей мере не смущало. Они были настолько заняты друг другом, что для посторонних мыслей у них не было времени. Их взаимная привязанность была поводом для сплетен в Филдморе, особенно в первое время после приезда, однако родители совершенно не замечали этих пересудов.
   Когда таинственность, окружавшая мистера Эдварда Сноу и его жену миссис Каталину Сноу немного поблекла, жители небольшой деревеньки не только приняли их в ряды уважаемого общества, но и со всем радушием стали опекать, словно боясь, что без присмотра этот ценнейший источник вдохновения для сплетен может иссякнуть.
   Но тайное, сколь не оберегай, всегда становится явным. И уже через пару месяцев весь Филдлмор передавал из уст в уста историю мистера и миссис Сноу. Мне ее много раз рассказывала Мэг, пышная розовощекая кухарка, приехавшая вместе с матерью в Литтл-Хаус. Правда, с каждым разом история дополнялась какой-нибудь незаметной на первой взгляд деталью, так что вскоре стала походить на прекрасную сказку о любви.
   Когда унылые мысли одолевали меня или хотелось отвлечься от блеклых страниц книг, я всегда бежала на кухню. Кухня в моей памяти была необыкновенно светлой и теплой, с парами кипящего мясного бульона и сладким запахом орехового кекса. Мэг уже как будто знала, что я вот-вот появлюсь, и встречала меня кружкой теплого молока. Она улыбалась и непременно жевала красное яблоко. Я знала, что ее улыбка была не столько для меня, сколько от выпитого имбирного эля. А непременное яблоко - чтобы скрыть кисловатый запах. Но это были пустяки, по сравнению с той заботой, какой она окружала меня. Конечно, родители любили меня, но все же их счастье было друг в друге. Порой мне представлялось, что без меня им было бы намного удобнее... В такие-то минуты я и бежала к Мэг. Залезала на стул, брала в одну руку кружку, а в другую - кусок орехового кекса, прислонялась к теплой печи и восклицала те главные слова, без которых, как я знала, она не начнет свой рассказ:
   - Ты же была там с самого, самого начала! Расскажи, как все было на самом деле!
   Я хитро улыбалась и отпивала из кружки большой глоток молока. Время шло, а кухарка делала вид, что пребывает в раздумьях, наконец, она снисходительно кивала:
   - Ну, что ж, раз маленькая мисс Роб просит...
   Она с хрустом откусывала яблоко и заговорщически подмигивала мне.
   - Я, конечно, расскажу, что помню. Только вот беда - память то не молодеет с годами!
   - Да ты что, Мэг! У тебя память самая лучшая во всем Филдморе. Кто в этот вторник напомнил матушке про цветы, которые нужно подготовить ко дню урожая, чтобы украсить церковь? Если бы не ты, она бы так и не вспомнила про праздник.
   Моей матери нравилось принимать участие в сельской жизни. Но чаще всего она занималась этим только в отсутствии мужа, чтобы хоть как-то скоротать время до его прихода.
   - Тем более с такой хорошей памятью, - горячо продолжала я, - ты просто обязана вспомнить что-нибудь еще. Что-нибудь интересное, что пропустила в прошлый раз.
   Мэг одобрительно кивала головой и лукаво поглядывала на меня.
   - Мне кажется, все интересное я вам уже поведала, мисс!
   - Ну, может быть, есть что-нибудь незначительное, - не унималась я.
   - Ну, может быть, и есть...
   Это была своего рода игра. Игра, по своим правилам и записанным ходам, которая объединяла нас и была нашим маленьким секретом.
   - Твой отец, единственный сын графа Китчестера, что живет в Ултшире в огромном замке, - так начинала она свою историю. - Этот замок настолько велик, что там может поместиться вся королевская гвардия!
   Обычно на этом месте Мэг поднимала глаза к потолку и раздвигала широко руки, видимо, пытаясь показать величину замка.
   - Расскажи, что за семья была у отца.
   - О, это самая жуткая семья, скажу я вам, мисс Роби!
   - И, что же в ней жуткого? - не терпела я.
   - Старик! Сам граф Китчестер. У него густая бородища, а глаза, как у бешеной собаки... вот каков ваш дед, мисс Роби! Про него ходило столько слухов, что и не знаешь, где правда, а где враки... Говорят, под замком есть подземелья, где он пытал своих врагов, - на этом месте она всегда понижала голос до шепота. - Там ржавые решетки и длинные цепи, к которым приковывали измученных пленников. Если кто и выходил оттуда живым, то уже не мог смотреть на солнце...
   - Ты так рассказываешь, Мэг, будто сама спускалась туда!
   - Что вы, избави меня бог от этого ужаса! - всплескивала она руками. - Там творится зло, и мне, праведной христианке, в таком месте делать нечего! Еще, я слышала, что души замученных вечно бродят по подземелью. И те, кто живет в замке, слышат по ночам их скорбный плач...
   - Ваш отец всегда был чудаком, - продолжала кухарка. - Он любил гулять в лесу или сидеть на берегу озера и мечтать. А старый хрыч ненавидел его за это и даже отослал в какую-то строгую школу. Но это не сломило вашего отца.
   Я согласно кивала головой.
   - Я тогда работала в Оурунсби. Только, только пришла в дом. Но уже благоговела перед вашей матушкой. Мисс Каталина была любимой дочерью лорда и леди Оурунсби. И самой красивой девушкой во всей Англии. И, естественно, этим двоим суждено было встретиться!
   Она замолкала, бросая на меня победный взгляд, и после короткой паузы продолжала.
   - А произошло это благодаря мне! Да, да, вы не ослышались, мисс, благодаря вашей Мэг!
   Я делала круглые глаза от удивления и восхищения и требовала немедленно все рассказать.
   - А вот как было дело....Как-то отправили меня в лес за грибами. Сначала я боялась заходить вглубь леса и бродила по опушке. Но вскоре поняла, что так я грибов не наберу. Тогда, переборов страх, пошла в самую чащу. А грибов там тьма-тьмущая! Ну, глаза то у меня и разбежались! А когда опомнилась, поняла, что заблудилась. Ох, и жутко мне стало! Я звала на помощь, но кто мог услышать меня! Хоть я и испугалась, а корзину с грибами не выбросила! И вот бреду я по лесу, волоку эту корзину, и тут прямо из кустов выезжает он...
   - Мой отец?
   - Ну, кто же еще! Ох, уж я и обрадовалась! Мой спаситель слез с лошади, посадил меня на нее, а сам взял корзину и пошел рядом. Он так переживал за меня, что решил проводить прямо до Оурунсби. Нам на встречу вышла мисс Каталина, волновавшаяся за меня. Оказывается, я проблуждала в лесу целый день! Представляете, мисс! Когда мистер Эдвард увидал мою госпожу, никакие благодарности ему были не нужны. Во все глаза смотрел на нее. А она на него...
   Тут Мэг опять делала очередную паузу и промокала глаза фартуком.
   - Но его ужасный отец, этот граф Китчестер был против нашей леди. Оурунсби были хоть и знатных кровей, но обедневшими, и не представляли для него интереса. Старик устроил сыну настоящую пытку. Кричал, грозился лишить наследства и запереть в подземелье. Но ваш отец все стерпел. Я помню, какой он был бледный. Ведь, я тайком передавала ему письма от вашей матери. Она тоже не находила себе места от отчаяния. Но ей, по крайней мере, было с кем поделиться, а мистер Эдвард был один-одинешенек.
   - А дальше что было? Как они нашли выход?
   - Так же как и все влюбленные - решили бежать в Гретна Грин. А этот чертовый старикан, - Мэг не стеснялась говорить при мне такие словечки, но я только посмеивалась над этим, - как только узнал о побеге, отправился в погоню. Говорят, загнал десять лошадей до смерти, но наших голубков не догнал. Видно, судьба их хранила.
   - И они сразу же после венчания приехали сюда, в Филдмор?
   - Нет, что вы, мисс Роби. Эти двое отправились в родные края, надеясь все же получить родительское благословение. Но граф приказал молодым убираться с глаз долой... и лишил мистера Эдварда наследства, объявив, что отказывается от него, что нет, и не будет впредь у него сына. Вот так то. Не по христианским законам живут эти Китчестеры.
   - А что в Оурунсби?
   - А что там? Лорд Оурунсби против воли графа не решился пойти. Тем более, у них была еще одна, старшая, дочь, которую тоже надо было пристроить.
   - И что же сделали родители? Они же не могли позволить разрастись скандалу.
   - Конечно нет. Но тут сделала доброе дело сестра мисс Каталины.
   Тетушка в те далекие времена была мне почти посторонней. Она и моя мать совершенно не походили друг на друга. Мать была стройной женщиной с чертами лица, словно высеченными из мрамора. Она была постоянно озабочена состоянием своего мужа и не обращала внимания на окружавших ее людей. Тетя Гризельда, в отличие от матери, так и не вышла замуж. Она говорила о себе, что не способна любить, так как считала себя практичным и рациональным человеком, жившим по велению разума, а не минутной слабости. Тетя была полной и высокой. На ее румяном лице пронзительно сверкали глаза, и когда она смеялась, их почти не было видно. А смеялась тетя довольно громко, что не нравилось матушке и "весьма болезненно отражалось" на ее нервах.
   - Мисс Гризельде, как старшей дочери, по завещанию достался небольшой домик от какой-то дальней родственницы. Эта родственница, как раз вовремя почила.. .ой, ну вы понимаете, что я имею в виду... чтобы в этот дом могли въехать наши голубки.
   - Получается, тетя Гризельда была так добра, что отдала свое наследство матушке?
   - Каждый чем-то жертвует во имя других, моя маленькая мисс Роби, - отмахнулась кухарка. - Вы еще слишком малы, чтобы понять это. А теперь марш отсюда, мне надо готовить к обеду. А то отвлекаете меня тут.
   После я обычно забиралась на чердак, где среди сундуков с вещами дальней родственницы, так вовремя почившей, и развешенных под крышей веников чилиги, размышляла о нашей жизни в Литтл-Хаусе, о древнем замке, о жутком графе Китчестере и еще мечтала когда-нибудь, хоть одним глазком, заглянуть в таинственное подземелье.
   24 декабря было как никогда холодно. Накануне вечером ждали снежной бури, и Мэг радовалась, что на Рождество на улице будет девственно чистый снег. А значит, мы сможем выйти в сад и вылепить настоящую снежную бабу, а не как на прошлое рождество - месиво из грязного талого снега. Она даже припасла самую лучшую морковь, чтобы снежная баба могла пощеголять большим оранжевым носом.
   Помню, в то утро я лежала в холодной постели и смотрела на серую морось за окном. Никакой бури не было, и чистый снег не выпал. Можно было никуда не торопиться. Но потом я резко соскочила на студеный пол. Мы не держали ковров и обходились небольшими плетеными из обрезков ткани ковриками. Босыми ногами я прошлепала до одного из ковриков и пододвинула его к комоду, чтобы одеваться было хоть немного теплее.
   Дело в том, что отец с матерью с утра должны были отправиться в лес за рождественской елью. Обычно отец ходил один и на санях привозил небольшую елку. А потом, когда она оттает, и терпкий елочный дух распространится на всю гостиную, мы с отцом устанавливали ее в деревянную кадку, наполненную песком и опилками. Затем начиналось таинство украшения. Ни мать, ни отец не включали меня в этот процесс. Но мне было все равно. Мне больше нравилось сидеть в глубоком потертом кресле, взяв в руки срезанные веточки, и, вдыхая хвойный аромат, наблюдать за родителями... Это были самые счастливые для меня часы.
   В тот момент, когда я наспех одевшись, вбежала в гостиную, чтобы как всегда принять участие в установке ели, я не подозревала, что этот день будет одним из самых кошмарных в моей жизни. Гостиная пустовала. Видимо, родители еще не вернулись. Я не слишком волновалась, но на всякий случай, осмотрела весь дом, и убедилась в отсутствии саней в садовом флигеле.
   Какие могут быть страхи накануне рождения Христа, когда все живое на земле ликует? Так и мое сердце пело в преддверии праздника.
   Я решила заняться упаковкой подарков. Вынув из потайного шкафчика в комоде свертки, я разложила их на кровати. Всего несколько подарков. У меня не было друзей в Филдморе. Как бы к нам по-доброму не относились, все же нас сторонились, так как мы были чужие и не такие привычные, как жители деревни. Да и родители не горели желанием их в этом переубеждать. Сомневаюсь, что они вообще замечали, что нас сторонятся.
    Но меня не только сторонились, но и открыто насмехались надо мной. Нередко, когда я одна шла по улице, мальчишки обзывали меня, а девочки смеялись. Тогда я не понимала почему. Эти смешки сильно задевали меня, так что со временем я вообще редко стала выходить на улицу и гуляла больше в саду или сидела дома на чердаке с очередной книгой.
   Потом, конечно, я все поняла. Большинство деревенских детей, видели за свою жизнь всего две или три книги. Да и те - религиозного содержания в воскресной школе, где с детьми занималась немолодая уже мисс Пидл, сестра местного викария. Я же пыталась увлечь их рассказами о книгах, приобщить к этому загадочному и необычному миру. Я рассказывала им о путешествиях Симбада, о сказочнице Шахерезаде, о мифах древней Эллады, полных чудес, о сражениях могучих викингов и о многом другом, что казалось мне удивительным, и чем хотелось поделиться. Но теперь я понимаю, что все эти рассказы послужили поводом думать, что я сильно "не в себе" и страдаю слабоумием.
   Первым из подарков я взяла тот, что был предназначен для мисс Элли. Я тепло улыбнулась, вспоминая ее. Мисс Элли была дряхлой старушкой. Еще до моего рождения ее наняли за небольшую плату убираться в Литтл-Хаусе. Со временем мисс Элли стала неотъемлемой частью нашей маленькой семьи. Сама она не имела ни детей, ни близких, и потому считала за счастье находиться рядом с нами и старалась во всем потакать нам. На рождество я вышила ей шелковые носовые платочки. На белом фоне шла простая надпись голубыми нитками "С любовью, на память от Роб". Я перевязала их ленточкой и отложила в сторону.
   Для такой умелицы в кулинарном деле как Мэг я решила подарить необычный нож. Его я увидела у кузнеца Брукса, когда ходила к нему по поручению отца. Нож имел узкое и очень тонкое стальное лезвие с искусно нанесенным на него узором из переплетенных листьев. И что было необычным - нож складывался. С этим подарком у меня было больше всего хлопот. Во-первых, на него ушли почти все мои сбережения. И, если матушка спросит о них, мне придется соврать. А во-вторых, мистер Брукс упорно не хотел продавать нож "сопливой девчонке". Пришлось посвящать в это дело мисс Элли.
   Легче всего мне достались подарки для матушки и отца. Их я нашла недели три назад на ярмарке подержанных товаров. Это было просто чудом.
   В тот день я пошла вместе с Мэг на ярмарку. Мы почти не останавливались, бросая только мимолетные взгляды на товар. Мэг испекла булочки с корицей, и мы несли их к шатру, где разливали чай. И тут я увидела их. Они лежали на вылинявшей скатерти центрального прилавка. Рядом с ними громоздилась чугунная ступка. И я обрадовалась, что хозяевам не пришло в голову использовать их как подставку для тяжелого пестика. Это были книги. Целых две новеньких книги. Их обложки еще сверкали на солнце бархатистым ворсом, а страницы еще хранили непередаваемое книжное шуршание. Как они оказались здесь в этой глуши?! Единственные книги, которые я видела здесь, находились в нашей скромной библиотеке дома. Но они были уже все старые и потрепанные.
   Я слишком суматошно повела себя, пытаясь скорее завладеть этим сокровищем, чем возмутила стоявшую за прилавком женщину.
   - За это надо платить! - выкрикнула она резко.
   Я жадно прижала к себе книги, боясь лишиться их, и нервно затеребила мешочек с монетами. Взяв пару монеток, женщина потеряла ко мне всякий интерес. А я, забыв про Мэг, бросилась домой, чтобы насладиться своим приобретением.
   Забравшись на чердак и засев между сундуками, я расстелила на доски пожелтевшую газету и бережно положила на нее свое сокровище. Затем, взяв в руки одну из книг, с черной бархатной обложкой и заглавием, выведенным золотом, я попыталась разобрать текст. Язык был непонятный. Вроде бы, привычные буквы, но написанные с какими-то черточками сверху. И они никак не хотели складываться в слова. Одно я точно поняла - это пьеса. Я попыталась прочесть заглавие, но витиеватые буквы, украшенные цветочным орнаментом, казалось, плясали по всей обложке, затрудняя прочтение. Наконец одно из нескольких слов мне удалось разобрать. "Шекспир". Не трудно было догадаться, как я обрадовалась своему везению. В нашей библиотеке в Литтл-Хаусе было несколько шекспировских книг с сонетами и комедиями. Матушка ими очень дорожила и редко разрешала их брать.
   Надеясь, что такого произведения у нас нет, я решила, что книга будет приятным сюрпризом для матушки. Потом я подумала про непонятный язык, но вспомнила, что неоднократно видела у нее книги с такими же черточками.
   Я открыла вторую книгу. Она была на английском и почти вся состояла из коротких четверостиший, но иногда попадались и длинные стихи на целую страницу. Прочитав один из стихов, я мало что поняла, но уловила общую грустную тональность. В другом - говорилось о чудесном мире, о котором мечтал юноша. Мне вспомнились рассказы Мэг о том, как отец, будучи молодым, любил мечтать. Посмотрев на обложку, я смогла разобрать только первые два слова из трех "Греческие" и "Элегии". Третье слово было мне незнакомо. Но я уже решила, что эта книга будет подарком для отца.
   Если мать не утруждала себя обязанностями, то отцу приходилось зарабатывать, чтобы прокормить семью. Проект по постройке отопительной системы в доме имел ощутимый успех в Филдморе. Многие фермеры также решились провести в домах трубы для экономии топлива. И в знак признательности мой отец получил небольшое вознаграждение. Окрыленный этой маленькой победой, он начал активно изучать пособия по фермерству и технические и научные справочники, предлагая новые усовершенствования и преобразования. Его знания пригодились не только местным фермерам, но и жителям соседних деревень. Таким образом, отец, хотя и был человеком довольно мягким и мечтательным, но, обладая рациональным умом и достаточной силой воли, чтобы восстать против жестокосердного родителя, начал зарабатывать на жизнь своим умом.
   Я убрала подарки в потайной шкафчик. Я знала, что никто не будет рыться в моих вещах, но мне нравилась эта атмосфера секретности. И только тут, отвлекшись, я обнаружила, что провела в комнате много времени, и никто не позвал меня на ленч. В животе неприятно заурчало от голода.
   Спустившись в гостиную, я опять обнаружила, что она пуста. Торопливо поднялась в спальню родителей, но и там никого не было. Дом стоял пустой и безмолвный. В сердце потихоньку вползал страх.
   Я ринулась на кухню, где обязательно должна была быть Мэг. Я стремительно бежала, слыша, как мои башмаки оглушительно стучат по дощатому полу. Но в какой-то миг, мне показалось, что это вовсе не башмаки, а мое сердце так бешено бьется в груди, и удары гулким эхом разносятся по пустому дому. Уже подбегая к кухне, я услышала, как трещит и шкварится на горячей сковороде жир. Запах жареного мяса распространился по коридору, проникая во все потаенные уголки. Мой живот свело судорогой - так хотелось есть. Я резко остановилась перед дверью. Надо привести себя в порядок. Что скажет Мэг, когда увидит меня растрепанной. Руки начали лихорадочно поправлять волосы. Непослушные от природы, сейчас они были всклочены и щетками торчали во все стороны..
   Я взялась за медную ручку двери. Но рука вдруг стала непослушной. Как будто бы к телу пришили чужую руку. Я не понимала, чего боюсь. Все хорошо, говорила я себе. Мэг там. Сейчас я открою дверь, и она угостит меня теплым молоком. Потом придут мама и папа, и мы будем украшать елку... Потом... Что-то не давало мне закончить мысль. Что-то противное... запах горелого мяса... Я с шумом распахнула дверь и уставилась на печь. На чугунной сковороде горел большой кусок мяса. Он дымился и быстро покрывался черными угольками. Мэг нигде не было.
   Я убежала с кухни и залезла под стол в гостиной. Меня душил страх. Что было тому причиной, я не ведала. Временами мне чудились шаги в коридоре. Я поднимала скатерть и смотрела на дверь, ведущую из гостиной в коридор. Но дверь не открывалась. А шаги не повторялись. Видимо, я задремала. Потом, я услышала, как меня звали. Кричали мое имя. И оно несколько раз повторялось с каким-то все нарастающим утробным воем. Потом появились грязные сапоги с налипшим на них снегом. Их было много. И они долго топтались около стола. Не знаю, в какой миг я увидела родителей. Они лежали на широкой красной доске, которая, казалось, висела в воздухе. Лицо отца я не видела. Оно было повернуто в другую от меня сторону. Только его ухо. Разрезанное пополам и сдавленное. С него капала кровь и исчезала в меховом воротнике тулупа. А вот мама смотрела на меня. Только взгляд ее был застывшим. А лицо - холодным и мраморным. Я дотронулась до нее. Но она не улыбнулась мне. Я сжала ее руку и стала трясти. Сначала слабо, боясь сделать маме больно. Но она не реагировала. Я начала злиться. Почему она молчит и не встает? Со злости затрясла сильнее. Я трясла и трясла, упрашивая ее встать. Говорила, что позову какого-то Пигмалиона. Кто это, я не помнила, но постоянно повторяла его имя. От сильной тряски мама упала с доски. Я вскрикнула, подумав, что она встает. Но она продолжала лежать. А на ее белокурых волосах расплывалось черное пятно.
   Последующие дни я помню отрывками, как в калейдоскопе, менялись лица, отдельные фразы, комнаты. Только вместо красочных картинок, все затянуто черной пеленой тумана и беспрерывным шепотом, похожим на шипение змеи. Отчетливо помню взъерошенные усы кузнеца Брукса. Они все время висели надо мной и смешно дергались. Сам кузнец дико выпучивал глаза и будто бы вращал зрачками. Мне хотелось смеяться, но вместо этого беззвучно открывала рот. А кто-то совсем рядом хрипел:
   - Пигмалион... Пигмалион
   Помню, женщина давала мне воду. Она склонилась надо мной и уговаривала выпить. А я боялась ее бессмысленных, рыбьих глаз. Лишь, когда она пришла во второй раз, я сразу поняла, что это Мэг. Чужая Мэг... Больше я ее не видела.
   Потом я стояла у черной ямы и кидала землю. Земля была мерзлая и обжигала пальцы. Люди вокруг шептались. Я разбирала отдельные слова и даже целые предложения. Я все понимала. Они хотели знать, что будет с бедной сироткой, что будет с таким хорошим домом, и есть ли у меня деньги. Кто-то сказал, что счастливые всегда плохо кончают. А я стояла над черной ямой и все кидала и кидала мерзлые комья земли.
   Тетя Гризельда приехала вечером в день похорон. Из-за нерасчищенной дороги поезд от Лондона задержался. И она не успела. Я сидела в гостиной за столом и не могла уйти, потому что кругом толпились люди - соболезнующие. Как мне хотелось забыться, не понимать происходящего. Но спасения не было. Я все понимала.
   Я первая увидела ее плотную фигуру в дверном проеме. Казалось, она заполнила его весь. Такая она была внушительная. Но я сразу почувствовала облегчение. От нее веяло силой.
   - Что за балаган здесь творится? - пророкотала тетушка. - Вы что не видите, девочка еле держится! Ей нужен покой, а не ваша притворная жалость!
   За ее плечами появился кузнец. И я отметила, что они одинакового роста.
   - Мистер Брукс, прошу вас, выпроводите всех этих людей восвояси, - несмотря на то, что тетушка обратилась к кузнецу, все в зале ее услышали и поспешили покинуть дом самостоятельно.
   Не дожидаясь, пока люди уйдут, тетя Гризельда подошла ко мне и сжала плечо. Было больно. Но я подумала, вот оно, мое спасенье.
   Наверное, я лишилась чувств, потому как очнулась в своей постели ранним утром. Тетушка сидела на кровати рядом со мной. Я заметила, что она была в том же платье, что и вчера. Платье было помятым. А под бусинами глаз залегли круги.
   - Вот ты и проснулась, Найтингеил.
   Ее голос был мягким и вовсе не напоминал вчерашние раскаты грома. Я удивилась, услышав, свое настоящее имя. Меня так не звали уже бог знает сколько времени.
   - Все зовут меня Роб, как Робин Гуда, - сказала я слабым голосом. - Я так придумала, когда из-за лишая мне обрили голову, и я была похожа на мальчика.
   - Я знаю, - тетя Гризельда погладила меня по щеке и легонько сжала руку. - Пусть все старое останется в прошлом. А с собой мы возьмем только настоящее и будущее.
   - Я не понимаю
   - А чего тут понимать? - она снова улыбнулась и на ее круглом лице улыбка получилась очень мягкой. - Ты едешь ко мне в Сильвер-Белл. Теперь это твой дом.
   Я смотрела на нее во все глаза. Мне так хотелось сказать ей, что я никуда отсюда не уеду. Мой дом тут, а вовсе не в каком-то там Силвер-Белле.
   - А теперь послушай, - продолжала она. - Ты не можешь жить здесь одна. Это невозможно. Тебе только тринадцать! Ты еще слишком молода для таких экспериментов. А приют, куда тебя могут отправить не самое приятное место, поверь мне. Единственный человек, который у тебя есть - я. Хочешь, не хочешь, а тебе придется с этим мириться... И потом, я ведь тоже нуждаюсь в тебе. Мы обе остались одни и теперь должны держаться друг друга. Я очень хочу, чтобы мы стали одной семьей... И, договорились, я буду звать тебя Роб, как Робин Гуда! Раз тебе это по душе... Мне кажется, что, подумав, ты найдешь это предложение не таким уж плохим.
   Не отдавая себе отчета, я прижалась к ней.
   - Ну, ну, - успокаивала она меня. - Вот посмотришь, я не такая уж мерзкая старушка. Хотя и люблю покомандовать. Но кто в мои года не злоупотребляет этим!
   - Вы не старушка! - голос мой сорвался, и я впервые со времени смерти родителей заплакала.
   Через два дня, собрав вещи и закрыв дом, мы выехали утренним поездом в Лондон. Там нам предстояла еще одна пересадка до Уилтшира. Уже в поезде я собралась с силами и спросила у тети Гризельды, знает ли она, отчего умерли мои родители. В это трудно поверить, но мне даже не у кого было спросить. Сама я не понимала. А объяснить мне не посчитали нужным.
   - Насколько я знаю, Роби, твои родители попали в лесу под старое дерево. Был ветер, и дерево повалилось. Это трагическая случайность.
   Я кивнула, не зная, что сказать. Все так просто. Простая смерть. Такая глупая трагическая случайность. Тетя смотрела на меня, и во взгляде ее маленьких глаз я уловила какую-то недосказанность. Она поняла, что я заметила это.
   Тетя отвернулась к окну, раздумывая, говорить мне или нет. В эти дни я резко повзрослела, теперь я воспринимала мир иначе. Я поняла, что лучше не пытаться ее расспрашивать. Если она сочтет нужным мне что-то сказать - она скажет.
   Я раскрыла свою полотняную сумку, намереваясь найти какую-нибудь книгу, и погрузиться в ее мир, чтобы отвлечься от реальности. Но вместо книги я увидела четыре рождественских подарка. От воспоминаний у меня защемило сердце. Я дрожащими руками достала их и разложила рядом с собой на сиденье. Тетя Гризельда подсела ко мне.
   - Что это? - спросила она. Я взяла шелковые платочки.
   - Я не успела их подарить. Совсем забыла про старушку Элли. - Голос мой дрожал, когда я показывала тете надпись. - Видите: "С любовью, на память от Роб". Не знаю, почему мне вдруг захотелось ей вышить платки. Я никогда не вышивала раньше. Надо будет отправить ей посылку.
   Тетя молчала. А я отложила платки и развернула следующий подарок. Это был нож для Мэг. Я стала рассказывать, как была бы рада Мэг, получить такой красивый нож на свою кухню.
   Потом я взяла книги. Еще не распаковав их, я начала говорить тете, какое это было чудо, найти книги на ярмарке в деревне. Она посмотрела на них и тихо заплакала. Я первый раз видела, как она плачет.
   - Найтингейл, ты знаешь, что это за книги? - она взяла меня за руки и посмотрела в глаза.
   - Это Шекспир тетя, - сказала я - Матушка очень любит Шекспира. Правда, книга на каком-то непонятном языке. Но мама его знает, правда?
   - Да, знает... знала...
   Она замолчала, потом взяла в руки другую книгу.
   - Это стихи для папы. Они очень романтичные, как раз в его духе, - я слабо улыбнулась. - Хотя, я так и не расшифровала третье слово, что оно означает?
   Тетя Гризельда смотрела на меня, и по ее бледному круглому лицу текли слезы.
   - Найтингейл, я должна тебе сказать про вашу кухарку и ту старушку...
   Когда она это произнесла, я вдруг поняла, что она хочет мне сказать. Я сжала кулаки и уставилась на проносящиеся мимо деревья
   - Мисс Элли умерла в тот же день, что и твои родители. Не выдержало сердце.
   По стеклу зашелестел мокрый снег, и серые деревья за окном стали размываться. Где-то далеко виднелись черные крыши домов, и одинокими огоньками горели окна.
   - Вашу кухарку нашли мертвой на следующий день после трагедии. Зарезалась кухонным ножом. Говорят, она не пережила смерти своей хозяйки и сошла с ума.
   Я знаю. Я видела ее рыбьи сумасшедшие глаза.
   - Найтингейл, книга, которую ты хотела подарить своей матери, на французском языке. Это Шекспир "Ромео и Джульетта". Подарок отцу - это "Древнегреческие Элегии и Эпитафии".
   - Что такое эпитафии?
   - Прощальная надпись на могильном камне.
   Я долго молчала. Теперь между нами не было недосказанности.
   Иногда матушка пересказывала свои любимые книги, которых у нас не было в Литтл-Хаусе. Когда-то она рассказывала и про "Ромео и Джульетту". Даже зачитывала некоторые отрывки наизусть. Помню, я сильно переживала за влюбленных, которые могли жить долго и счастливо, но из-за роковой случайности смерть настигла их в один день...
   - "Но не было судьбы грустней на свете, чем выпала Ромео и Джульетте", - прошептала я, пришедшие на память слова и беззвучно взмолилась, - Господи, прости меня! Простите меня...
   Какие страшные подарки я приготовила родным! Как будто предсказывала их смерть! Как будто все знала! Эта мысль обрушилась на меня, словно дьявольское лезвие гильотины. В глазах соткалась плотная пелена слез. Из-за нее я ничего не различала перед собой. Я часто заморгала. Но слезы не хотели выливаться из глаз.
   - Теперь я вспомнила, зачем мисс Элли платочки.
   У меня не было сил говорить, но слова сами находили выход и рвались наружу.
   - Она сказала, что для ее погребального узелка нужны платочки. Она всегда хотела шелковые. Белые с голубой вышивкой.
   Всю оставшуюся дорогу до Уилтшира мы проехали молча.   
  

ГЛАВА 2

   Трагическая случайность изменила всю мою жизнь. Я лишилась родителей, но обрела тетю Гризельду. Не знаю, что со мною сталось бы, если бы не эта волевая и жизнерадостная женщина.
   В Сильвер-Белле вместе с тетушкой и Финифет зима пролетела незаметно. Горе, постигшее меня в светлый праздник Рождества, не забылось, но со временем притупилось, так что я уже без слез вспоминала своих близких и то время, когда впервые приехала в деревню Гарден-Роуз.
   Я помню, как зимним утром мы прибыли на вокзал в Солсбери. До обеда, когда за нами должны были приехать из деревни, у нас оставалось время, чтобы погулять по городу. Мы выпили по кружке горячего шоколада в кондитерской и забежали в магазин ткани, где тетя сделала крупный заказ. Увидев мое удивление, она пояснила, что занимается шитьем.
   - Это единственное дело, которое мне по душе... Девушкам из приличной семьи, оставшимся без средств к существованию, приходится самим строить свою жизнь. И у них для этого только два пути - выйти замуж или найти место, соответствующее положению. К замужеству у меня, похоже, выработался стойкий иммунитет, так как я еще ни разу не поддалась любовной лихорадке. А выходить замуж без любви - зачем мне такое ярмо на шею?!
   Она немного печально улыбнулась, как мне показалось, сожалея, что ни разу не теряла контроль над своим сердцем.
   - Выбор места тоже небольшой, - продолжала тетя, - либо стать гувернанткой, либо компаньонкой у какой-нибудь капризной старухи. Но какая из меня гувернантка? Мой командный рык вызовет столбняк у любого ребенка. А стать компаньонкой - преждевременно свести в могилу свою нанимательницу. Нет уж, увольте, не хочу брать грех на душу. Я выбрала иной способ зарабатывать на жизнь, совершенно неприемлемый для леди. Стала портнихой. Но меня это не смущает. Я люблю шить.
   На вокзале нас уже ждали. У старой крытой коляски стоял мужчина, поразивший меня своим видом. Он был небольшого роста, но с самыми чудными усами, которые я когда-либо видела. Усы были густыми и пушистыми у основания и залихватски закручивались на концах в тугие спиральки. Я подозревала, что такому эффекту они обязаны не матушке-природе, а искусному цирюльнику. Пока мужчина грузил вещи в коляску, тетя Гризельда шепнула мне на ухо.
   - Бедный Том, вот уже три года участвует в конкурсе "Самый усатый усач" и каждый раз занимает второе место. В этом году он проиграл мистеру Лонгботтому. Тот умудрился отрастить усы в фут длиной в одну и другую сторону!!!
   - Ого, как же он спит?!
   - Говорят, что сидя в кресле, - рассмеялась тетушка. Я тоже невольно улыбнулась. Все-таки, как рада я была, что сейчас нахожусь рядом с ней, а не в опустевшем доме в Филдморе.
   С нами в коляску села попутчица. Это была тощая, как палка, женщина. Даже когда наш экипаж подпрыгивал на кочках, она не шевелилась и сидела ровно и прямо. У нее был длинный нос и узкие губы. Почти бесцветные глаза смотрели цепко, выискивая любую мелочь, за которую можно было бы отчитать и наказать. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она не приемлет любое проявление слабости, как от окружающих, так и от себя.
   Тетушка поздоровалась с ней, и представила нас друг другу, сказав, что теперь я буду жить в Сильвер-Белле.
   - Добро пожаловать, дитя. Вам будет хорошо в нашей скромной общине.
   Это звучало скорее как приказ, чем приветствие.
   - Спасибо, миссис Додд, - только и ответила я.
   - Надеюсь, ты ответственная? И твоей тете, мисс Уилоуби, не придется краснеть за тебя.
   - Я стараюсь, мэм.
   - Разве? Нужно стараться так, чтобы быть уверенным во всем! И в уверенности своей отвечать только "да" или "нет". Тебе все понятно?
   - Да, мэм!
   Под ее суровым изучающим взглядом мне стало не по себе. Как выяснилось из дальнейшего разговора, миссис Дадли Додд ездила в Солсбери по делам комитета, который возглавляла совместно с моей тетушкой. Я заметила, что между ними нет приятельских отношений. Хотя они улыбались друг другу, а тетя фривольно похлопывала ее по руке, отчего лицо миссис Додд кривилось так, будто она пережёвывала лимон.
   Их разговор меня мало интересовал. Сказывалась усталость последних тяжелых дней, поэтому под мерное потряхивание коляски я задремала. Впрочем, спала я не долго.
   - Роб, просыпайся, - услышала я сквозь дрему голос тетушки. - Ты обязательно должна это увидеть. Я себе не прощу, если ты пропустишь такое зрелище.
   Заинтригованная, я посмотрела туда, куда указывала тетя Гризельда, и ахнула.
   На заснеженной равнине в лучах зимнего солнца возвышались громадные вековые камни. На фоне выпавшего снега их поверхность отдавала какой-то особой голубизной, отчего гиганты, обдуваемые резким ветром, казались неясным миражом среди снежных барханов равнины. Даже издали они поражали своей нетленной мощью и глубокой древностью, заставляя на миг замиреть в благоговейном трепете перед величием и таинственностью этого места.
   - Это Стоунхендж! - торжественно объявила тетя. - Очень древнее место. Говорят, что в давние времена его создали язычники, чтобы здесь поклоняться своим богам и на восходе солнца приносить кровавые жертвы.
   В тот момент, при виде возвышающихся из снега могучих плит, мне показалось кощунственным думать об их рукотворном создании. Из коляски я не могла хорошо рассмотреть все, но и увиденное потрясло меня. Я думаю, тетушка поняла это, так как обняла меня и пообещала вернуться сюда, чтобы внимательно изучить руины. Так и сидели мы с ней, обнявшись и провожая взглядом одиноких обдуваемых со всех сторон вековых гигантов, пока они не скрылись из виду.
   В Гарден-Роуз мы прибыли уже в сумерках. Деревня была точь-в-точь похожа на Филдмор, хотя гораздо больше. Пока мы проезжали по улицам, я увидела старую церковь, каменный колодец в центре маленькой площади, утиный пруд, сейчас покрытый льдом, и ряды коттеджей из красных кирпичей и серого камня.
   - Единственное, что делает это место особым, - рассказывала мне тетушка в дороге, - это обилие дикой розы, отчего деревня и получила свое название - Гарден-Роуз. Цветок розы есть даже в гербе Китчестеров, как символ и неотъемлемая часть здешнего пейзажа.
   Весной, вдыхая сладкий розовый аромат, я вспомнила эти слова. И действительно, пышные заросли, переплетаясь, окутывали всю деревню от самых окраин до центральной улицы. Большинство жителей пользовались этим, окружая сады живой изгородью из дикой розы. Воздух с весны до поздней осени был наполнен стойким пряным ароматом, и казалось, что он настолько осязаем, что его можно коснуться рукой и ощутить вязкие, липкие струи.
   Для меня же розы стали неотъемлемой частью тех кошмарных событий, которые произошли в этих местах через несколько лет после моего приезда. Сейчас, когда я пишу эти строки, то с ужасом вспоминаю колючие кустарники с ярко-красными цветами, так похожими на кровь, которая беззвучно капала с их лепестков.
   Сильвер-Белл был примечательным домом. И не оттого, что стоял почти в стороне от деревни у самой опушки леса. А оттого, что весь был увешан серебряными колокольчиками. На дверях, на полках над каминами, на светильниках, на канделябрах и на креслах - колокольчики были везде. И даже в ночные часы дом не переставал издавать мелодичные трели.
   - Колокольчики - лучшее средство развеять хандру! - В который раз заявляла тетушка старушке Финифет, когда у них возникал очередной спор о нужности этих необычных безделушек в доме. - Вспомни сама, доктор Ливингтон посоветовал слушать что-нибудь приятное.
   - Я все прекрасно помню, дорогая Гризельда. В тот день, когда я впаду в маразм, вы останетесь без завтрака, и вряд ли вам повезет с обедом и ужином.
   - В таком случае уже к вечеру тебе придется вылечиться, - фыркала тетушка, - так как я умру от голода, и тебе придется вспоминать дорогу к гробовщику!
   Финифит Моллоу была экономкой тети и ее преданной подругой на протяжении многих лет. Она была еще не старой женщиной, а только вошедшей в зрелый возраст, но к ней все обращались не иначе как "старушка". Она же лукаво называла это - "постепенно привыкать к неизбежному". Фини была угловатой и худой - полная противоположность тетушке. Она всегда ворчала, а будущее ей виделось в темных тонах. Но с тетушкой они превосходно ладили и дополняли друг друга. Основным развлечением для них обеих были длительные споры по всяким пустякам, в которых обе не уступали в своем красноречии и упрямстве.
   - И все-таки, мисс Гризельда, по-моему, доктор Ливингтон советовал вам слушать музыкальную шкатулку с очаровательной музыкой, а не этот трезвон, от которого уши становятся, как у индийских слонов, - не уступала Фини.
   - Тебе и волынки покажутся очаровательными, лишь бы не было моих колокольчиков!
   Разгневанная Финифет удалялась на кухню, чтобы вскоре вновь появится и с новыми силами начать ворчать, придравшись к какой-нибудь мелочи.
   Она, как и Мэг, когда-то жила в Оурунсби и работала там старшей горничной. После смерти лорда и леди Оурунсби старый дом, где выросли обе сестры, пришлось продать. А на оставшиеся после уплаты всех закладных деньги тетя Гризельда купила уютный домик, где поселилась вместе с Финифет. Тетушка нисколько не жалела о продаже Оурунсби.
   - Я никогда не была там счастлива. Мой отец, виконт Оурунсби, разорил нашу семью, играя в карты и на скачках. Чтобы не попасть в долговую тюрьму, он заложил и продал все, что мы имели: земли и старое поместье Оурунсби, дом в Лондоне и даже фамильные драгоценности моей матери. Мы приехали сюда почти что нищими! Но отец не захотел жить в обычном коттедже, а на последние деньги купил большой дом и в память о былом назвал его "Оурунсби". Смешно! Но мне и Каталине этот дом всегда казался символом нашей бедности.
   Я часто проходила мимо него, когда гуляла или шла по делам. Большой красной громадиной он выделялся среди приземистых коттеджей. Его парадное крыльцо украшали две белые колонны, но отчего-то здесь в глухой деревне они смотрелись слишком помпезно и нелепо.
   - А кто сейчас живет в Оурунсби? - спросила я тетю, когда на следующий день после моего приезда она показала мне его. В тот день меня повели знакомиться с местным обществом, поэтому наш маршрут проходил через все значимые объекты деревни.
   - Семья достопочтенного мистера Арчибальда Тернера, пятого сына графа Уэстермленда.
   - Вот не повезло - родиться пятым! - воскликнула я. Но на мою несдержанность, тетя не сделала замечание, как обычно это делала мама или Мэг.
   - У него прекрасная жена, Элизабет. Слишком приветливая для такого незаметного мужа. У них растет девочка примерно твоих лет, чуть младше. Я думаю, вы подружитесь. Она не слишком умна, но характер у нее веселый, хоть и капризный.
   Но не она стала моей первой подругой в Гарден-Роуз, а хмурая и молчаливая девочка из каменного дома с чучелом ворона над парадной дверью.
   В тот день я встретилась практически со всеми жителями деревни. Многие выходили специально, познакомится со мной, прослышав о племяннице мисс Уилоуби. Я увидела и почтальона мистера Лонгботтома с его знаменитыми усами. Он степенно шел вдоль главной улицы. На его голове сидела фетровая шляпа, натянутая по самые уши. Воротник пальто был поднят и доходил до подбородка. Так что единственной частью лица, доступной взору окружающих, были усы. Но какая это была примечательная часть! Шикарные усы, точно в фут длинной в одну и в другую сторону, представляли не только естественное украшение лица мистера Лонгботтома, но и его самое грозное оружие. Поскольку перед выходом тщательно расчесанные в тонкие лучи и намазанные гелем, на морозе они заледенели и сверкали на солнце, как острые лезвия кавалерийских сабель, представляя собой не меньшую угрозу для окружающих. Люди, опасаясь быть задетыми, обходили почтальона стороной.
   Мы же с тетушкой подошли к мистеру Лонгботтому, чтобы приветствовать его, и, уклоняясь от смертельных усов, выдали парочку немыслимых па на скользкой дорожке.
   В плохую погоду во всех комнатах тетушкиного дома всегда горел огонь. Что после холодного и промозглого Литтл-Хауса, я приняла за истинное блаженство. Сидя у камина, я любила слушать рассказы тети Гризельды о деревне. Она с юмором говорила о преподобном Хатсоне, который был "не от мира сего" и вечно путал имена святых с именами великих грешников, а к списку мучеников приписывал половину жителей деревни. О мистере Додде, отставном военном, и его жене, которая командовала мужем так, будто бы обучалась этому ремеслу у самого герцога Веллингтона. И, конечно же, о трех неразлучных "утиных старичках", прозванных так мною за то, что они в любую погоду неизменно восседали на скамейке у утиного пруда. Они считали себя не менее заслуживающими внимание, чем средневековая церквь, и с нескрываемым удовольствием демонстрировали себя с утра до вечера всей деревенской публике.
   Старый Томас работал садовником при соборе в Солсбери до тех пор, пока его умелые руки не свело артритом. И он переехал сюда, как он сообщал всем, "навечно". Два других старичка - это слабоумный Чарли и майор Коулби, бывший агент английской разведки, проводивший свои дни в воспоминаниях об этом знаменательном времени своей жизни. Когда позволяла погода, они усаживались на скамеечке у пруда, и, как три петуха, сидя на жерди забора и подставляя нахохлившуюся грудь солнцу, беспрерывно кудахтали.
   Единственное о ком мы никогда не говорили, это о Китчестерах. Я еще ни разу не видела замка, в котором родился и вырос отец. Но идти туда с тетей мне, почему-то, не хотелось.
   Если жители Филдмора сторонились моих родителей, то здесь тетушка Гризельда, благодаря своему веселому характеру и доброте, пользовалась всеобщей любовью. Поэтому в Гарден-Роуз меня приняли тепло и ласково. Не удивительно, что со временем из застенчивой, неразговорчивой девочки я превратилась в открытое, любознательное создание. Как будто начала жить заново. Именно здесь я впервые почувствовала себя нужной. Я испытывала радость и, в какой-то мере, гордость оттого, что принадлежу к этой маленькой, но дружной семье.
   - Твое появление изменило жизнь этого дома, - говорила тетя Гризельда. - Теперь в Сильвер-Белле живет настоящая семья, а не две старые девы, от скуки весь день предающиеся словесному по...кхм...поединку...
   В то время меня интересовало все. Я рождалась заново, мне хотелось действий и новых знаний. Обитатели деревни охотно принимали участие в моей жизни, а я с радостью предлагала им свою помощь. Такой, беспечной и жадной до любых открытий, была я в тот момент, когда со мной случился неприятный инцидент, надолго оставшийся в памяти местных сплетников.
   - Вы как муравей, мисс Роб, - проворчала мне Финифет на следующее утро после того, как со мной произошло это приключение. - С утра уже на ногах и все трудитесь, трудитесь. Ни минуты покоя. Барышни в вашем возрасте мечтают о красивых нарядах и перед зеркалом крутятся... А вы?
   - Да ладно тебе, Фини, - отмахнулась я. - Ты же знаешь, мне все интересно. Хочется чему-то научиться, испытать новые ощущения.
   На это заявление Финифет хитро прищурилась и злорадно заявила, смакуя каждое слово:
   - Это не вы, а фермерская корова испытала вчера новые ощущения, когда вы трясли ее, да так, что чуть вымя не оторвали, - ухмыльнулась она. - А запашок от вас, скажу я вам, заставил трепетать все деревенские носы от непередаваемых ароматов.
   Я выпучила глаза. Откуда только эта проныра все так быстро узнала!
   Ведь только вчера вечером, миссис Бредли, жена фермера с другого конца деревни, попросила меня посидеть с новорожденным, пока она будет убирать в хлеву. Так как с младенцами я уже сидела дважды, мне это занятие было не интересно, и я напросилась вместо нее пойти в хлев. Мне было любопытно посмотреть, как устроено фермерское хозяйство, а заодно научиться доить корову. На тот момент мне казалось, что дойка - это одно из интереснейших занятий. Свою ошибку я поняла слишком поздно. Не обладая достаточным познанием в коровах, я приложила слишком много усилий, чтобы выдавить из покрасневшего соска хоть капельку молока. Но мои старания не были оценены по достоинству хозяйкой соска, и в следующий момент, когда я, обрадованная полученной капелькой, хотела приступить к дальнейшему добыванию молока, корова коварно лягнула меня в бедро. Да так мастерски, что я упала и, к стыду своему, оказалась в куче навоза, которая громоздилась перед задней стеной хлева. В тот же миг корова еще раз ударила копытом, и ведро со звоном полетело в мою сторону. Уворачиваясь от него, я задела птичий насест, откуда с кудахтаньем сорвались заспанные птицы. Разгневанные, столь непростительным вмешательством в их сон, они набросились на меня, и во все стороны полетели перья и пух. В таком виде и нашла меня миссис Бредли, прибежавшая на шум. Вся измазанная навозом и облепленная перьями, я с позором покинула ферму, решив, что больше никогда не проявлю интереса к жизни скотины. Домой я вернулась уже после того, как отмылась в холодной воде лесного озера, надеясь, что любопытные соседи не узнают о моем позоре.
   Но мои самые худшие опасения подтвердились, что доказали язвительные слова Финифет. Слухи о моем приключении облетели всю деревню. Первое время, я ужасно стыдилась и боялась выходить из дома, чтобы не быть осмеянной. Но и тут тетушка нашла выход.
   - Скажите на милость, - вопрошала она каждого встречного, - что смешного, а тем более позорного в том, что молодой здоровый ум тянется к знаниям?
   При этом тетя так сурово смотрела на собеседника и так грозно стучала о мостовую своим зонтиком, что каждый думал, будто она в любой момент может перепутать дорожный булыжник с головой своего собеседника, если тот не согласится с ней.
   - Девочка обладает сильным характером и стремлением учиться, - продолжала она, когда в ответ на свой вопрос получала еле заметный кивок. - Скажите, многие ли дети настолько храбры, что решат подоить корову, чтобы утолить жажду знаний? Это нужно поощрять, а не высмеивать!
   Она замолкала, выжидающе посматривая на человека с высоты своего роста. Тому ничего не оставалось, как проникнуться сочувствием и пониманием к девочке, стремившейся к знаниям.
   Естественно, полностью разговор об этом происшествии не прекратился. Некоторые до сих пор с шуткой вспоминают о нем, но сейчас мне уже не так обидно, как в былые времена.
   А после этого случая мы решили, что в конце лета я поеду в одну из самых привилегированных, по словам тети, школ для юных особ из благородных семей. В Даремской Академии при аббатстве Святого Эрика мне предстояло учиться четыре года и приезжать к тетушке только на каникулы. Мое образование было сильно запущенным, так как я не имела гувернантки. А недалекая мисс Пидл из воскресной школы Филдмора признавала в качестве науки только теологию, а учебниками - катехизис и библию. Благодаря стараниям матушки, я научилась читать и в основном все знания получала из тех книг, которые находила в библиотеке родителей. Поэтому, все лето я должна была обучаться вместе с деревенскими детьми, чтобы немного подготовиться к Академии.
  

ГЛАВА 3

   Школой назывался ветхий домик, располагавшийся на главной улице между домом почтаря и больницей. Он долгое время пустовал, пока комитет не выделил его для обучения детей. Из-за полусгнивших стен и пола, щелей в крыше, сквозь которые текли целые ручьи, когда шел дождь, в доме было холодно и сыро даже летом.
   - В учебном заведении должно быть свежо, - говорила миссис Додд при звуках насморка и чихания. - Ваша голова всегда должна быть ясной, чтобы правильно и с пользой воспринимать полученные знания. А в теплой душной комнате вы взопреете, ваш маленький мозг отключится, и часы, проведенные с миссис Тернер, окажутся для вас бесполезными.
   И чем теплее было на улице, тем холоднее было в доме. Кутаясь в теплые платки, мы собирались за большим столом, во главе которого сидела учительница миссис Элизабет Тернер. Книги были в единственном экземпляре, поэтому мы делились на две группы. Пока одна группа занималась с учительницей, вторая - делала самостоятельно задания по другому предмету.
   Ближе к обеду миссис Тернер, словно по волшебству, доставала из-под стола флягу с чаем. Мы вынимали из шкафа свои кружки и подходили к ней, чтобы налить сладкого чая. За флягой всегда появлялась корзинка с печеньем, которое исчезало в один миг. После чаепития мы шли на улицу в цветущий садик, где стояла истертая скамья и вокруг нее кривоногие стулья. Там проводили полчаса, обсуждая прочитанное. За это время мы успевали согреться и с новыми силами возвращались в дом, чтобы доделать задания.
   Но бывали дни, когда во главе стола рядом с учительницей восседала сама миссис Додд. Пару раз в неделю она проводила инспекцию в школе, с целью выяснить степень полезности полученных нами знаний и правильность методов обучения. Тогда приходилось отказываться от распития горячего чая, и с утра до обеда зябнуть от холода и ледяного взгляда инспекторши.
   - Бедные вы мои цыплятки, - кудахтала Финифет, когда я прибегала домой. - Совсем окочуритесь с вашим образованием. Небось, уже все мозги отсырели, мисс Роб! Ну бог с ними с мозгами! Для семейной жизни мозги не главное.
   Нас было девять детей. Почти всех я знала, так как они были из Гарден-Роуз. Самыми старшими были братья Бредли, Дэвид и Фред. Им уже исполнилось пятнадцать. Оба были долговязыми, с зачесанными за уши волосами, что придавало им серьезный вид. Но ни о какой серьезности и речи быть не могло. Они были большими шутниками, и вся деревня страдала от их проделок. Обычно их наказывали тем, что заставляли вывозить навоз из того самого злополучного хлева. Навоз был главной темой их шуток и надо мной.
   - Эй, Найтингейл! А мы не знали, что соловьи любят чистить свои перышки в коровьих лепешках, - усмехался один из братьев, когда миссис Тернер выходила из комнаты.
   - Наша Марта ждет, когда ты придешь доить ее. Копыта уже наточила, - вторил другой. И оба заливались от смеха.
   Мне было обидно и досадно, но я молчала, уткнувшись в книгу. Не хватало еще тете Гризельде краснеть за меня, если я ввяжусь в скандал с этими гадкими мальчишками.
   Третьим мальчиком был Рэй Готлиб. Он, как и подобает сыну кузнеца, был крупным и плотным, с широкими грубыми ладонями. Он всегда находился в компании других ребят, хотя сам говорил и улыбался редко. Светло-голубые глаза мальчика часто глядели в пол или исподлобья, но никогда не прямо на собеседника. Несомненно, его родители, в особенности отец, неодобрительно относились к излишней учености сына, который вместо молота и клещей чаще держал в руках книгу и перо. Но совместные усилия тети Гризельды и миссис Додд (наверняка, единственная область, в которой они полностью поддерживали друг друга) убедили их в необходимости хотя бы общего образования.
   Я знала также и Николса Ливингтона, сына деревенского доктора. Он был высоким и худым, с приятной улыбкой на веснушчатом лице. Рыжие волосы его были постоянно взлохмачены, и мальчик расчесывал их пятерней. Он сидел по левую сторону от меня и часто списывал.
   Последний мальчик, как и его сестра, были не из Гарден-Роуз, и я познакомилась с ними только в школе. Била и Грейс Стоун привозили из Китчестера. Их отец был потомственным привратником в замке, а мать помогала на кухне. Дети гордились своей близостью к замку и ставили себя выше других учеников, что проявлялось в некоторой грубости. Оправданием такого поведения им служила фраза: "Мы живем в Китчестере, а вы нет!". И даже братья Бредли терялись и благоговейно замирали, услышав заветное "Китчестер".
   Для многих взрослых, не то, что детей, графский замок был местом почти нереальным. Еще с давних времен строгий запрет не позволял простолюдинам с окрестных деревень приближаться к замку. Любопытных ждало жестокое наказание. Их привязывали к столбу и наносили пятнадцать ударов плетью. С тех пор прошли века, и вряд ли кто-то из живущих в замке вспоминал об этом запрете. Но стойкая боязнь Китчестера укоренилась в округе.
   Не многие жители в Гарден-Роуз могли похвастаться тем, что видели кого-то из знатной семьи. Единственным происшествием за долгие годы, в котором участвовал кто-то из них, была скандальная история моих родителей. Но и этого хватило с лихвой, чтобы заполнить разговором долгие зимние вечера на протяжении многих лет.
   Кроме меня и Грейс были еще две девочки.
   Одна была дочерью мистера и миссис Тернер. Она важничала от того, что ее мать - учительница. Та, в свою очередь, старалась не выделять Виолетту. Спрашивала урок с нее также строго, как и со всех нас. Но отсутствие интереса и неспособность к длительному вниманию к чему-то кроме себя, давали плохие результаты, и девочка часто огорчала мать. Она была на год младше меня, с белокурыми вьющимися волосами и голубыми глазами, опушенными длинными ресницами. Несомненно, она была прелестной. И хотя в школе миссис Тернер не позволяла своей дочери лишнего, но, как я знала из рассказов тети, дома баловала ее. Отчего Виолетта росла капризной и самовлюбленной.
   Другая девочка вызывала мое любопытство и жалость. Она обладала самой заурядной внешностью (хотя свою внешность я тоже считала довольно обычной, но тетя отрицала это, говоря, что я с "изюминкой"). Девочка была маленькой и худой. Прямые темные волосы были гладко зачесаны назад и завязаны черной лентой. На бледном личике выделялись широко расставленные карие глаза с короткими ресницами.
   Утром, когда я заходила в класс, девочка уже была там, и понуро сидела у окна, кутаясь в поношенный платок так, будто хотела отгородиться им от всего окружающего, а не согреться от холода. Она всегда выбирала один и тот же стул с расшатанными ножками, словно опасаясь, что в хорошем табурете ей будет отказано. И никогда не пила с нами чай.
   Возможно, она чем-то напоминала мне меня саму, когда я жила в Филдморе. Такая же чужая и одинокая среди шумной детворы, объект постоянных насмешек. Поэтому, я сразу почувствовала к ней интерес и участие.
   В первое время я была сильно занята и загружена заданиями, которые миссис Тернер давала мне, чтобы я догнала класс. Лишь через пару недель, после моего появления в школе, я подошла к Сибил Рид, именно так звали эту молчаливую девочку.
   Обычно я оставалась после занятий, но в этот день миссис Тернер должна была встретиться с Лонгботтомами, чтобы обсудить некоторые вопросы. Я немного замешкалась, и когда вышла на улицу, то увидела у ворот только одну Сибил. Она обхватила руками худенькие плечи и, прислонившись к деревянному столбу, подставляла лицо солнцу. В этой позе она выглядела еще более беззащитной и потерянной. Я решительно направилась к ней, поняв, что лучшего момента для знакомства мне не найти.
   - Хочешь пойти со мной к утиному пруду?
   Она вздрогнула от неожиданности и, недоумевая, осмотрелась по сторонам, подумав, что обращаются не к ней. Но, не увидев никого по близости, изумленно взглянула на меня.
   - Ты мне?
   - Конечно тебе. У меня есть хлеб. Я его беру, чтобы после занятий сбегать к пруду и покормить лебедей.
   Она молчала, опустив глаза и нервно теребя концы серого платка.
   - Ну как, пойдем?
   - Извини, я не могу.
   Она произнесла это так тихо, что я скорее додумала, чем услышала фразу.
   - Почему? - я решила сражаться до конца. - А Николс Ливингтон говорит, что на пруду заметили двух лебедят. Я никогда не видела птенцов лебедей. Наверное, они прехорошенькие!
   - Нет. Они совершенно лысые с красной морщинистой кожей. И шея у них не изящная, как у взрослого лебедя, а похожа на противного червяка.
   Настала моя очередь удивиться. Только я не поняла, что поразило меня больше, описание птенца или то, что девочка ответила с таким жаром. Обычно она разговаривала равнодушно и на вопросы миссис Тернер всегда давала короткие ответы.
   - О, значит, ты их уже видела?
   - Нет, - прошептала она - мне так сказала тетя.
   - Ну, значит, нам нужно сходить и самим убедиться в этом, - настаивала я.
   Сибил вся сжалась, и мельком обернулась, будто бы ожидая встретить кого-то за спиной.
   - У меня нет причин, не доверять словам тети Тильды.
   - Ой, ну конечно! Пожалуйста, прости, - я смешалась. - Я не имела ничего такого...
   Над нами раскинулась цветущая липа и жужжание пчел, единственное, что нарушало наступившую тишину. Вдруг, на крыльцо вышли мистер и миссис Лонгботтомы. Правда, мужчине пришлось проходить в дверь бочком, иначе в узком проходе пострадали бы его великолепные усы. Они попрощались с нами и степенно двинулись вдоль улицы.
   Следом за ними вышли миссис Тернер и Виолетта. Девочка оставалась ждать мать, так как предпочитала ходить по улице в сопровождении.
   - А, девочки! - воскликнула женщина. - Разве вы еще не ушли?
   - Уже собираемся, мэм, - ответила я.
   Она внимательно оглядела нас обеих и, неожиданно приблизившись к нам, слегка обняла.
   - Дорогие мои, я так рада, что вы подружились.
   Сибил взглянула на меня и отвела глаза, но я успела заметить испуг и недоверие в них.
   - Как хорошо, - тем временем продолжала миссис Тернер, - что вы поддерживаете друг друга. У вас обеих одна беда.
   - Я тоже хочу дружить с тобой, Найтингейл, - громко раздалось за спиной миссис Тернер.
   Уязвленная тем, что ее мать обнимает других девочек, Виолетта подошла к ней и по-хозяйски взяла под локоть. Затем немного надменно окинула взглядом, ставшую еще как будто меньше, фигурку Сибил. Лишь на мгновение презрительная усмешка искривила ее губы. Но уже в следующий момент она обратилась ко мне.
   - На занятиях ты не казались мне глухой, Найтингейл.
   - Виолетта! - воскликнула миссис Тернер. - Грубость - это признак плохого воспитания. Извинись сейчас же. Ты же не хочешь, чтобы о тебе подумали, как о плохо воспитанной девочке.
   - Не отвечать и заставлять других повторять слова - это тоже признак плохого воспитания.
   - Извини, Виолетта, - опередила я, собиравшуюся, видимо, прочитать лекцию о правилах хорошего тона, миссис Тернер. - Я с радостью буду с тобой дружить.
   Красивое лицо осветилось самодовольной улыбкой. Но я тут же добавила:
   - И с тобой, и с Сибил.
   Со стороны Сибил я услышала нервный вздох, а Виолетта холодно кивнула.
   - Ну что ж, тогда моя дочь должна пригласит вас на чай, чтобы отметить это событие. Выберите день, когда вам будет удобно, - радостно предложила миссис Тернер.
   - Пятница на следующей неделе подойдет, - в приказном тоне сообщила Виолетта. - Приходи к двум часам, Найтингейл.
   Я разозлилась из-за такого беззастенчивого игнорирования Сибил и почувствовала, что мое лицо пошло красными пятнами. Миссис Тернер попыталась загладить неловкую ситуацию. Но вышло несколько коряво и даже более обидно.
   - Мы, конечно же, ждем и тебя, Сибил.
   Затем, торопливо попрощавшись, она увела свою дочь, пока та не сказала что-нибудь против.
   - Мне тоже надо идти, - пробормотала Сибил. - Прощай.
   Девочка резко развернулась и побежала прочь от школы.
   - До завтра, - крикнула я ей вслед. Но она не обернулась.
   Дома за обедом я рассказала обо всем тетушке и спросила у нее про Сибил Рид.
   - Несчастное дитя! - вздохнула тетя. - У нее никого нет, кроме Пешенсов. Жаль, что девочка переехала жить к ним. Там такая заупокойная обстановка!
   Я тут же представила себе церковную службу.
   - Ее дядя мистер Руфус Пешенс прилагает большое усердие, чтобы вести жизнь в праведности. Ходили слухи, что он поступал в семинарию, но по каким-то причинам его не приняли. И, слава богу, что он не викарий, а то мне пришлось бы стать ярой атеисткой, лишь бы уберечься от его благочестивых проповедей. Прости меня господи, за такие слова! - тетушка театрально подняла глаза к потолку, как бы прося прощение. - Но его речи могут довести любого нормального человека до приступов истерии. Сибил в этом мрачном доме живется не сладко. Родственники приютили ее не из теплых чувств.
   - А как же ее тетя, миссис Пешенс? Она такая же религиозная, как ее муж?
   - Эти двое стоят друг друга. Тильда Пешенс - скупая и глупая особа. С ней очень трудно найти общий язык даже мне, считавшей своим главным достоинством - умение находить подход к любому смертному!
   Я в этот момент пила чай и, услышав столь скромную характеристику тетушкиных способностей, поперхнулась.
   - А уж наша непреклонная Дадли Додд, каким бы ни была ревностным блюстителем правил, по сравнению с этой женщиной, просто невинный агнец. Нашему генералу Дадли тоже свойственны человеческие чувства и у нее начинается "мягкое несварение желудка, плавно перерастающее в мигрень" при виде Тильды. Поэтому, вся радость общения с ней достается мне.
   - Бедняжка, Сибил. Она выглядит такой жалкой. Кроме того, с ней никто не общается.
   - Мистер Пешенс считает, что дружба способствует увеличению греховных мыслей, а также развращает и растлевает ребенка.
   - Но ведь это не так!
   Тетя Гризельда печально пожала плечами.
   - Значит, ей специально не разрешают общаться с детьми?
   - Ее и в школу не хотели пускать. Но я пригрозила, что следующая воскресная проповедь его преподобия будет посвящена темноте невежества и Руфус будет упомянут, как главный попиратель света знаний. Тогда эти добродетельные люди дали свое согласие на обучение.
   Этот разговор вызвал у меня непреодолимое желание подружиться с Сибил, и попробовать сделать ее существование хотя бы чуточку счастливее.
   Однако на следующее утро девочка даже не посмотрела в мою сторону. Она сидела у окна, вжавшись в стену, словно изо всех сил старалась слиться с ней. Я подошла к ней, приветливо улыбнувшись и протянув руку. Она никак не отреагировала. Но я не из тех, кто легко сдается. Поэтому, придвинув стул, села рядом с ней у окна. В комнате кроме нас были братья Бредли и Стоуны, но они что-то увлеченно обсуждали и не обращали на нас внимания.
   Я не знала, о чем говорить, когда на тебя не обращают внимания, поэтому, молча, сидела рядом с Сибил и смотрела в окно.
   В течение двух последующих дней наши отношения с Сибил так и не сдвинулись с мертвой точки. Но на третий день, когда мы также молча сидели и девочка все также "мрачно сливалась со стеной", кое-что произошло.
   Вошли миссис Тернер и Виолетта. За ними следом шел Николс Ливингтон с пылающими щеками. Его вид меня удивил - он застыл в дверях, нервно переминаясь с ноги на ногу.
   - Ники, что ты там мнешься? - воскликнула Виолетта, и все взоры обратились на мальчика. - Ты можешь положить вещи на мой стул.
   И только тут я заметила, что прятал Николс за спиной. Это была небольшая кружевная сумка, в которую Виолетта складывала листы и писменные принадлежности. Мальчик зарделся еще больше, быстрым шагом подошел к столу и, отодвинув стул, на котором обычно сидела девочка, поставил на него сумку. Сам же сел с противоположной стороны стола и принялся с интересом рассматривать кусок глины, прилипший к носку стертого ботинка.
   Меня эта ситуация позабавила, и я краем глаза покосилась на Сибил. И тут я увидела, как девочка тихо смеется. Она закрыла рот ладошкой, глаза ее были прищурены и лучились смехом. В восторге, оттого, что Сибил наконец-то вынырнула из оцепенелого безучастия, я обняла ее.
   - Сибил, как здорово, что ты развеселилась.
   Но моя несдержанность напугала девочку. Она резко помрачнела и отодвинулась от меня.
   - Я не должна смеяться, Найтингейл, - пробормотала она. - Я забылась. И мне придется прочитать сегодня дополнительную молитву, чтобы Господь простил меня за мою слабость.
   - Глупости! - воскликнула я, рассердившись. - Смех - это естественно для человека. Посуди сама, разве Господь наделил бы человека смехом, если бы считал его грехом?
   - Нет. Но Мистер Пешенс и тетушка никогда не смеются, а значит...
   - Значит, они просто мрачные люди без чувства юмора. И Господь тут ни при чем.
   От этих слов девочка нахмурилась и осуждающе посмотрела на меня. Мне так хотелось поддержать ее и сказать, чтобы она не боялась Пешенсов. Но миссис Тернер попросила занять свои места и начала урок. Поэтому, я только поспешно прошептала ей:
   - Приходи после обеда к озеру. Там недалеко овраг. Через него перекинуто дерево. Перебирайся по нему на другую сторону, и увидишь в папоротнике тропу. По ней ты дойдешь до моего секретного места. Я там часто бываю, когда хочу побыть одна.
   Она кивнула. А я с облегчением вздохнула, поняв, что победила в этой схватке.
   После обеда я набрала в корзину спелой клубники из сада и отправилась к секретному месту - толстому вековому дубу, рассеченному у основания молнией. Между двумя обгоревшими половинами ствола было достаточно места, чтобы там могли находиться три взрослых человека. А для меня одной там был целый дворец. Дыру в стволе я укрыла дубовыми ветками и ворохом папоротника. На землю навалила травы.
   В тот день я пробыла "в дубе" до самого вечера, ожидая прихода Сибил. К вечеру, опустошив корзинку с клубникой, я вернулась в Сильвер-Белл. Тетя Гризельда, заметив, что я хмурюсь, хотела узнать причину, но я, насупившись, уткнулась в книгу.
   На следующий день в школе была проверка. Когда я зашла, миссис Додд уже заняла свое место во главе стола, и мне не удалось поговорить с Сибил, узнать, почему она не пришла. Хотя я подозревала, что, она не смогла вырваться от опекунов. Лишь в конце занятий, когда миссис Додд отвлеклась, чтобы высказать миссис Тернер свои замечания, я обратилась к Сибил.
   - Сегодня? - прошептали мои губы.
   Она робко кивнула и вышла из класса.
   В этот раз вместе с клубникой я взяла кувшинчик молока и рассыпчатое коричное печенье. Видя, как я хозяйничаю на кухне, Финифет поджала губы и проворчала, что уж не беглого ли преступника пригрела я в лесу и подкармливаю нашими продуктами.
   - Дорогая Финифет, - рассмеялась я, - уж поверь мне, в таком случае, вряд ли я обошлась бы столь неподходящими продуктами, как клубника и печенье. Для преступника я бы взяла самое лучшее тетушкино вино и самый жирный окорок из кладовой.
   Финифет недоверчиво осмотрела корзину и посеменила в кладовую, на всякий случай проверить на месте ли припасенный к праздникам окорок.
   Сибил появилась вскоре после моего прихода. При виде ее темноволосой головы, выглядывающей из зарослей папоротника, я ужасно обрадовалась. И вылезла ей навстречу.
   - Как ты умудрилась сбежать из дома? - сразу поинтересовалась я.
   Она потупила взор, и с еле заметной улыбкой на губах ответила.
   - Я и не сбегала. Меня послали отнести мисс Уилоуби псалтырь.
   - А зачем он ей? - недоумевая, спросила я. - У нас же свой есть.
   - В том то и дело, что вчера твоя тетя пришла к нам вся в слезах и сообщила, что потеряла его. А к воскресенью ей обязательно нужно выучить три псалма для службы. А так как у нас все книги в нескольких экземплярах, то она подумала, что дядя ее выручит.
   Когда Сибил заговорила про тетушкины слезы, я поняла, в чем дело. Потому как, тетя и слезы - вещи абсолютно несовместимые друг с другом, а применяющиеся только в качестве самого действенного сверхсекретного орудия, дающего стопроцентный результат.
   Значит, тетя Гризельда решила помочь мне подружиться с племянницей Пешенсов. Ну, тетушка, молодец! Недаром, она говорила, что может найти подход к любому смертному. Меня это развеселило, и я рассказала о своих догадках Сибил. На что та утвердительно кивнула.
   - Я с самого начала так поняла. Поэтому и кивнула тебе в школе. А сегодня, когда я пришла к вам мисс Уилоуби сказала, что напишет тете Тильде записку, будто бы я осталась у вас, чтобы помочь ей выбрать псалмы для изучения.
   Мне было приятно сознавать, что тетя помогает мне. Тем более сама я не могла влиять на Пешенсов, и помощь тети была мне очень кстати. Еще я поняла, что за угрюмостью Сибил скрывается очень ранимая и живая душа. Нужно только дать возможность ей проявить себя. Кроме того, девочка оказалась очень проницательной. За тот час, что у нас был, я попыталась ее разговорить, но она была скована и мало говорила о себе. Но ведь это только начало!
   - Своих родителей я не знала. Отец был моряком и погиб еще до моего рождения. А мать ослабла от переживаний и умерла через несколько часов после родов. Поэтому дядя Руфус считает, что я уже в рождении своем совершила великий грех, убив свою мать, и никакие покаяния и молитвы не уменьшат моих мучений в аду.
   - Но ведь это не твоя вина. Надеюсь, ты сама это знаешь?
   - Да. Но мне все равно больно оттого, что мать умерла, родив меня.
   - Значит, ты с самого рождения живешь с Пешенсами?
   - Что ты, нет. Я до десяти лет жила с бабушкой. Матерью тети Тильды и моей мамы. И лишь когда она умерла, приехала сюда.
   - Получается, ты здесь только три года, а им вон как удалось тебя запугать!
   Она не ответила. Только грустно жевала ягоду. Когда настала пора расходиться, я вспомнила о пятничном чаепитии у Виолетты.
   - Надо что-то придумать, чтобы тебя отпустили.
   - Но ведь, Виолетта не хочет, чтобы я приходила. Она звала только тебя.
   - Но тебя позвала миссис Тернер, а значит, ты должна пойти. Я посоветуюсь с тетей, и она что-нибудь придумает, как вызволить тебя.
   - Я еще ни разу не ходила на чаепитие. Помню, в самом начале было несколько приглашений, но так как дядя Руфус их все отверг, то в скором времени меня перестали приглашать.
   - Не волнуйся, все пройдет замечательно. Никто тебя не отравит и не пристукнет подносом с бутербродами. Хотя, конечно, лучше слечь в постель с шишкой от удара подносом, чем пойти на воскресную службу и слушать, как тетя Гризельда читает псалмы.
   Порой мне кажется, что в моей крови есть капелька цыганской крови. Так как бывали моменты, как будто я наперед знала, что должно произойти в ближайшее время, и бессознательно пыталась поведать об этом. Так, например, с рождественскими подарками для моих родных. И так же в этот раз. Конечно, никто не пристукнул Сибил подносом с бутербродами. Но в результате несчастного случая, чуть не ставшего трагедией, она оказалась в постели и пропустила воскресную проповедь.
  

ГЛАВА 4

   В оставшиеся дни до чаепития у Тернеров я встречалась с Сибил только в школе. Виолетта, видя, что я сижу с ней, в первый день сильно дулась. Но на следующий - пододвинула стул к нам.
   Я, как и обещала Сибил, поговорила с тетушкой и попросила что-нибудь придумать, чтобы девочка могла пойти на чаепитие. Тетя Гризельда сразу же начала активно вырабатывать план действий, прибегнув ко всем имеющимся у нее ресурсам, в том числе и старушке Финифет. Они сидели за круглым столом в гостиной, сдвинув на край фарфоровую вазу с пионами, и усердно обсуждали варианты. Иногда тетя Гризельда довольно посмеивалась, а Фини фыркала и всплескивала руками, да так, что я ужасно боялась за сохранность хрупкой вазы.
   - Нет, мало вам, что весь дом утыкан этими дребезжащими вещицами, как в балагане. Так вы еще хотите устроить маскарад и обманом заполучить бедного ребенка. И на что мне такое наказание - попасть на старости лет в Бедлам!
   - Фини, ты уж определись, что тебе милее - балаган или Бедлам.
   - Да уж, живешь с вами тут, как в цирке Шапито. Осталось только акробатов поселить, да, видать, места нет - клоуны мешают! Сбрендишь тут с вами!
   Мы с тетей смеялись до слез, а Фини, знай себе, сидела с наидовольнейшим видом и бурчала.
   Меня разбирало жуткое любопытство. Но обе заговорщицы как воды в рот набрали.
   - Ох, вы любопытная, мисс Роб! - вздыхала Финифет, на все мои расспросы. - Когда-нибудь вы, с вашим длинным носом, окажетесь в кошачьей миске, как глупая мышь, хотевшая, хоть одним глазком взглянуть, что дали кошке на обед.
   - И ты, Брут! - возмущенно восклицала я.
   За день до чаепития тетя вместе со мной отправилась в школу. Там она отвела в сторону миссис Тернер и стала с ней оживленно переговариваться. Вечером она, наконец, поведала о своей задумке. А утром, я просветила Сибил.
   - Думаю, тетя хочет убить сразу двух зайцев, - говорила я ей в школе. - Во-первых, обеспечить твое присутствие у Тернеров. А во-вторых, благодаря тетиной задумке, мистер и миссис Пешенс не будут против нашей дружбы и должны разрешить нам видеться.
   - О, это было бы просто чудом! - с надеждой в голосе воскликнула девочка.
   Несмотря на страх перед родственниками, Сибил не отступила. Но меня волновало, что в последний момент она перенервничает и своим состоянием может нас выдать. Словно прочитав мои мысли, девочка произнесла, вопреки обуревавшим ее чувствам, спокойно и сдержанно.
   - Не волнуйся, все будет хорошо. Я не подведу.
   А план был, как говорила тетя, довольно прост, как и все гениальное в ее исполнении. И состоял в следующем:
   Достопочтенный мистер Арчибальд Тернер был пятым сыном графа Уэстермленда. Это был довольно старинный, знатный род, и тетя подумала, что, живя бок о бок с одним из них, нам должно быть стыдно не проявить интерес к этой одаренной милостью божьей семье.
   - Главным богатством которой, - со всей почтительностью комментировала тетя, строго подняв указательный палец, - было не наличие золотых монет в сундуках, а количество преисполненных божественной мудрости священнослужителей. Кроме того, благодать Его была так щедра, что из этой семьи вышли четыре епископа и один архиепископ Кентерберийский!
   Заметив, что мы полны праведного интереса к столь величайшим особам, миссис Элизабет Тернер проявила благодушие и позволила себе пригласить меня и мисс Рид к двум часам в Оурунсби, чтобы поведать нам о великих религиозных деяниях предков ее мужа.
   Обо всем этом она сообщила в коротком письме к мистеру и миссис Пешенс. В нем она также попросила проследить за тем, чтобы мисс Рид взяла с собой Библию, так как именно в это время в Оурунсби проходит чтение вслух библейских писаний, - традиция, которую основал один из благочестивых предков Уэстермлендов.
   При воспоминании о чтении Библии в доме Тернеров, тетушка самодовольно хихикала и потирала руки, как при виде сладкого десерта.
   - Что ни говори, Фини, а мозги у меня всегда были с таким количеством извилин, что любой ученый просто от зависти лопнет, - гордо говорила она при этом.
   - А я и не отрицаю этот неоспоримый факт, дорогая Гризельда! Только, кажется, их там уж слишком много! Потому как, создается впечатление, что временами ваши мысли долго блуждают в непролазных лабиринтах, пока находят дорогу к выражению.
   В половине второго я подошла к дому Пешенсов. На мне было строгое темное платье из поплина, с пришитым белым воротничком. Длинные волосы были заплетены в косу и убраны на затылке шпильками. Хотя я не сомневалась, что уже через пару часов от моей аккуратной прически не останется и следа.
   - Никаких ярких цветов и лент! Все должно быть скучно и серо. И сделай лицо строже, никакого веселья! Помни, ты идешь на обсуждение деяний архиепископа Кентерберийского, - увещевала тетя, озорно подмигнув мне. - К тому же, вам надо подумать, что Сибил будет рассказывать об этих пресловутых деяниях дяде. Он, наверняка, завалит ее вопросами.
   - Миссис Тернер принесла в школу книгу, где говорится об архиепископе и других предках Уэстермлендов. Мы сегодня на занятиях ее изучали.
   - Тогда, я думаю, все будет в порядке.
   Пешенсы жили, как и мы, немного в стороне от деревни, на другом ее конце. Ворота Равен-Хауса были открыты. Я вошла в запущенный сад, где росли кусты смородины и маргаритки. Дом из серого камня наполовину зарос плющом, скрыв в густых зарослях окна. Поднявшись на крыльцо, я увидела то, что меня в первый момент сильно испугало. Над дверью на выступе сидел громадный угольно-черный ворон. Его крупные бусины глаз уставились на меня, изучая и, словно раздумывая, - склевать меня или пропустить. Я в испуге отшатнулась. Но птица не пошевелилась, а продолжала, не мигая, следить за мной. Тут я поняла, что это всего-навсего чучело.
   Со временем я так и не привыкла к этому "стражу". Птица выглядела как живая. Было жутко поднимать голову и натыкаться на пристальный взгляд стеклянных глаз. Мне всегда чудилось, что при моем появлении ворон вдруг взлетит, сядет мне на голову и выклюет глаза.
   Я позвонила в колокол, висевший у двери. И внутренне вся сжалась. Сейчас я встречусь с теми, кого так боялась Сибил. Странно, до этого момента я не чувствовала в себе страха перед ее родней, но сейчас меня охватила дрожь. Тяжелая дверь медленно открылась. На пороге стояла девушка с бесстрастным грубым лицом.
   - Здравствуйте, я Найтингейл Сноу, племянница мисс Уилоуби.
   Служанка молчала.
   - Мы с Сибил приглашены к мистеру и миссис Тернер к двум часам, - продолжила я.
   - Я проведу вас в гостиную, - наконец, сказала она таким же грубым, как все в ней, голосом.
   Мы прошли по темному коридору вглубь дома. Мимо меня мелькали бледневшие в темноте закрытые двери. Около самой дальней мы остановились. Служанка достала из кармана фартука внушительную связку отполированных до блеска ключей и, быстро найдя нужный, отперла дверь. Она подтолкнула меня вперед и, бросив скупо: "Ждите!", - хлопнула дверью. Я услышала, как повернулся в замке ключ.
   Очевидно, что в этом доме так принято встречать гостей. Успокоив себя этой мыслью, я села на стул у окна и принялась осматривать скудную обстановку комнаты. Единственное, что привлекло мое внимание - это висевший над диваном крест.
   Когда в замке повернулся ключ, я встала со стула, нервно прижав к груди, словно рыцарский щит, потрепанную Библию. Вошел мужчина. В нем не было ничего чудовищного и отвратительного, хотя при виде его хотелось ужаться до размеров улитки. Худой с непропорционально длинными, как у цапли, ногами, с прыщеватым лицом и тонкой шеей, Руфус Пешенс держался так надменно и строго, что его осанке позавидовал бы сам Папа Римский.
   Он грозно и недоверчиво оглядел меня с ног до головы, задержавшись взглядом на нервно стиснутой в руках книге. Затем, вдруг, согнулся и приблизил свое лицо к моему. Глаза, поблескивающие из-под щетинистых бровей, вонзились в меня.
   - Вы, никчемные сироты, лишь обременительный груз на шеях добросердечных опекунов, - констатировал мужчина. - Вместо того чтобы висеть балластом, вы должны трудиться на благо общества в приютах и монастырях.
   - Да, сэр, - пробормотала я.
   - Но мы, впрочем, как и ваша благодетельница, слишком мягкосердны, чем искусно пользуются черные души, погрязшие во лжи и притворстве.
   Я с ужасом подумала, что ему все стало известно и бедная Сибил теперь будет наказана.
   - Но Господь всевидящ! - тем временем продолжал мужчина. - Он знает, сколько труда стоит нам взрастить грешную уже в рождении душу. Наш первостепенный долг - воспитать ее в терпении и самоотречении, отбить у нее все тщеславные стремления, умертвить любое вожделение плоти в полном аскетизме и ежедневном покаянии, чтобы черная душа, своим смердящим дыханием не оскверняла рабов божьих. Сибил Рид могла бы стать одной из смиренных овец господних, но изгнана из верного стада. В то время, когда все дети чисты и невинны, и дьявол еще не отметил их своим прикосновением, эта прескверная девочка приняла на душу самый страшный грех. И поплатилась своей бессмертной душой.
   Его страстная речь резко оборвалась. И в тишине неожиданно громко прозвучал мой судорожный вздох. Все это время я стояла, затаив дыхание и боясь пошевелиться под давящим взглядом этого человека, опасаясь, что если сделаю хоть малейшее движение, то меня в тот же миг пронзит испепеляющая молния.
   - Но я вижу, в тебе есть похвальное стремление к богу, - неожиданно обратился он ко мне.
   - Да, сэр, - я едва кивнула.
   - И ты добропорядочная христианка?
   - Да, сэр.
   - Замечательно. Скажи, ты каждый день ходишь в церковь?
   - Да, сэр, - в очередной раз выдавила я, не поднимая глаз, так как остерегалась, что он прочтет в них, все те, отнюдь не добродетельные вещи, что я о нем думала в этот момент.
   - И молишься ты утром и вечером?
   - Да, сэр, - вновь повторила я. И добавила для верности, - еще днем - до обеда и после!
   - Замечательно, - изрек он, довольный моим усердием.
   - А сколько времени ты отводишь на молитву?
   - До тех пор, пока на коленях не появятся синяки, - с кротким смущением произнесла я, надеясь, что щеки мои покроются стыдливым румянцем. - Но эта боль мне только в радость, питая во мне стойкость и смирение.
   - О, замечательно! Приятно видеть в столь юном теле стойкий дух.
   Я постаралась покраснеть еще сильнее.
   Мистер Пешенс позвонил в колокольчик у двери. Трель звонка еще не стихла, как в комнату вошла девушка, проводившая меня сюда. "Подслушивала!" - пронеслось у меня в голове.
   - Пусть спустится миссис Пешенс и приведет сюда девчонку, - приказал мужчина.
   Тильда Пешенс оказалась невысокой женщиной с коренастой фигурой и сухим, топорным лицом. Неопределенного цвета жидкие волосы были собраны в пучок на затылке и прикрыты чепчиком. Светлые глаза под нависшими бровями смотрели на мир с таким выражением, будто выискивали, что бы еще спрятать и запереть. Трудно представить себе человека более невыразительного и бесцветного.
   Сибил была в таком же, как и миссис Пешенс, черном платье из саржи. Темно-серый воротничок не оживлял платье, а наоборот делал похожим на монашескую робу. Она, также как и я, нервно стискивала библию у груди. Тетка толкнула ее вперед, а сама встала позади нее, положив свои толстые с широкими ногтями пальцы на худенькие плечи Сибил. Мне почудилось, что девочка согнулась и поникла под их тяжестью.
   - Это Найтингейл Сноу... безобразное имя... - женщина внимательно оглядела меня, под конец осмотра ее губы брезгливо скривились. - Про нее ходит столько разговоров. Уж, не из-за того ли, что она внучка старого лорда... Сопливое дитя! - вынесла она свой приговор и отвернулась, потеряв к моей скромной персоне всякий интерес.
   - Благословение Господу, в нашей нечестивой деревне, еще остались дети, воспитанные в страхе пред всемилостивым царем небесным, - обращаясь к жене, заявил мистер Пешенс и благосклонно поглядел на меня. - Мисс Сноу одна из страждущих.
   - Говорят, что девчонка суетливая егоза и зазнайка, - подала голос тетка Сибил в ответ на речь мужа. - Кстати, вы помните тот... забавный случай, где девочка оказалась в куче навоза?
   -Так значит, это она? - задумчиво процедил мистер Пешенс и нахмурил брови. - Что вы скажете на этот вопиющий инцидент, мисс Сноу. Подобное поведение не простительно для смиренной овцы. Смирение - высшая добродетель! А своей нетерпимостью, вы показали, что вовсе не так добродетельны, как хотите казаться.
   - Не забывайте, муж мой, что с ее дурной кровью, проявление этих наклонностей вполне ожидаемо. Вспомните, кто ее родители! Они попрали христианские заветы и волю отца, и как два преступника, бежали, чтобы предаться дьявольскому влечению плоти.
   Нет, не зря с той минуты, как эта женщина вошла в комнату, я чувствовала к ней отвращение. Видя расположение ко мне мистера Пешенса, она специально говорила гадости обо мне. Если бы не Сибил, я бы открыто возмутилась теми порочащими словам, которые бросила мне в лицо эта тетка.
   Огромным усилием воли, усмирив бушевавшие во мне чувства, я сказала довольно спокойно и даже одухотворенно.
   - Сэр, этот случай, произошедший со мной, уверяю вас, вопреки моему желанию, стал тем поворотным событием, показавшим насколько велико мое заблуждение. Бог указал мне неправедность моего бытия и даровал силу духа, чтобы я смогла стать на путь смирения.
   Я не смотрела на них, боясь выдать свои истинные чувства. Какое-то время длилось молчание, затем мистер Пешенс произнес:
   - Вот видишь, Тильда, Господь прощает рабам своим их невежественную слепоту и дарует надежду занять свое место в многочисленном стаде его. Последуем же и мы его примеру.
   Я подняла голову и увидела, как миссис Пешенс холодно кивнула и с царственным высокомерием, не сочетавшимся с ее коренастой, переваливающейся фигурой и бесцветным, почти неживым лицом, удалилась из комнаты.
   Мистер Пешенс, впервые за все это время обратил внимание на Сибил, стоявшую у двери. Он пронзил ее грозным ненавидящим взглядом, от которого девочка испуганно съежилась.
   - До сегодняшнего дня никакое наказание не подвигло тебя на духовную жажду. Невежество и равнодушие к религиозному свету зародило во мне подозрение в безнадежности твоей души.
   Если до этого мужчина прохаживался из угла в угол, меряя комнату широкими шагами, то теперь он остановился у дивана и долго вглядывался в висящий на стене крест.
   - Я с радостью несу свой крест, воспитывая тебя, и уверен, что мое терпение воздастся мне по заслугам. Но теперь Господь в помощь мне послал эту девочку, вырвавшуюся из мирских соблазнов и ступившую на истинный путь смирения. Надеюсь, что и ты, следуя ее примеру, познаешь всю радость духовного возрождения.
   У меня возникло большое желание поскорее вырваться не от мирских соблазнов, а из этого дома и никогда больше не попадать сюда. Я отчетливо поняла, как горько и одиноко Сибил в этом мрачном доме с этими злыми, высокомерными людьми.
   Время уже подходило к двум часам, а мы все еще были во власти мистера Пешенса. В течение нескольких минут он третировал Сибил своими обвинениями и рассказами о муках ада. Наконец, когда время пробило два часа, мы вышли из Равен-Хауса.
   - Это, как побывать в клетке со львами! - воскликнула я, чувствуя себя так, будто только, что избежала верной гибели.
   Мы опаздывали, и когда серый дом скрылся из виду, стремглав бросились в сторону Оурунсби. В холле нас встречала взволнованная миссис Тернер.
   - Слава богу, - облегченно прижала она руки к груди. - Мы уж думали, что вас там съели.
   - Знаете, мэм, - сказала я серьезно, - какое-то время я сама думала, что именно так с нами и собираются поступить.
   Миссис Тернер заохала и, взяв нас за руки, повела в гостиную. Там уже стоял накрытый к чаю маленький столик у дивана, и были придвинуты два стула.
   Еще раньше я представляла, как окажусь здесь, и какие чувства буду испытывать в старом доме матери и тети. Но вопреки ожиданиям, никакого родственного благоговения я не ощутила. Для меня Оурунсби был всего лишь домом достопочтенного мистера Тернера и его семьи.
   В отличие от мрачного Равен-Хауса, здесь царила совсем другая атмосфера. Оурунсби был просторным с высокими потолками и большим количеством окон, отчего в доме всегда было светло. По-видимому, здесь любили цветы. Так как и на столе, и на каминной полке, и даже на полу стояли пузатые расписные вазы, в которых благоухали лиловые флоксы. А на стенах повсюду висели красочные акварели с яркими букетами цветов.
   - А вот и они, - объявила миссис Тернер, вводя нас в комнату. - Виолетта встречай гостей.
   Ее дочь, сидевшая на диване, поднялась с места и протянула нам руку в знак приветствия. В белых кружевах и с распущенными по спине локонами, девочка была очаровательной. Мы же, в своих темных строгих платьях, совсем терялись на ее фоне и выглядели еще более заурядными.
   - Мы с матушкой испугались, что вас долго нет, - сказала она вместо приветствия. - Уже стали гадать, что же сделали с вами эти мерзкие люди.
   - Летти, эти мерзкие, как ты говоришь, люди - родственники Сибил.
   - Тоже мне родственники! Только запугивают детей, - упрямо ответила девочка.
   Мы расселись. Мать с дочерью сели на диван, а я и раскрасневшаяся Сибил на стулья. Миссис Тернер предложила Летти поухаживать за гостями и разлить чай. Сама же раздала каждому по бутерброду с тунцом. На подносе также была тарелка с печеньем и розетка с джемом.
   - Ну же, поведайте, как все прошло в Равен-Хаусе! - сказала миссис Тернер после того, как мы сделали по глоточку чая. Она живо интересовалась этой историей, так как сама приняла в ней активное участие. После того, как я закончила рассказ, миссис Тернер воскликнула:
   - Пешенсы настоящие тираны! Такое поведение недопустимо!
   - А я бы никогда не смогла пойти в этот унылый дом! - заявила Виолетта, прервав мать. - Не понимаю, как Сибил там живет. Он похож на склеп.
   - На самом деле дом не такой страшный, как кажется, - тихо ответила та.
   - По-моему, самое страшное там - это чучело громадного ворона над парадной дверью.
   - О! Расскажи, Найти, что это за ворон! - воскликнула Виолетта и захлопала в ладоши.
   Я поведала о вороне и о том впечатлении, которое он произвел на меня своим пристальным немигающим взглядом.
   - Это чучело даже страшнее, чем мистер Пешенс, - сказала я в заключение, отчего все засмеялись. Сибил тоже слабо улыбнулась.
   - А почему Руфус прибил его над дверью? - спросила миссис Тернер.
   - Оно висело там еще до того, как он купили дом. По крайней мере, так сказала тетя. А дядя считает, что у ворона взгляд, как у "архангела Гавриила, следящего за всеми прегрешениями рабов Господа и возвещающего благую весть избранным". Иногда, дядя так выжидательно смотрит на чучело, словно надеется, что оно оживет и возвестит об его избранности.
   Мы все снова засмеялись. Владевшее мной напряжение понемногу отступало.
   - Ну, веселитесь теперь без меня, - сказала миссис Тернер, поднимаясь с дивана.
   Уже в дверях она обратилась к дочери:
   - Сокровище мое, будь примерной хозяйкой. И помни о своем хорошем воспитании.
   Дружеская, несмотря на немного надменные взгляды, которые бросала Виолетта, атмосфера расслабила Сибил, и она вела себя не так принужденно. Мы мило болтали, интересуясь друг другом. И даже Сибил говорила, почти наравне с нами.
   - Иногда мне хочется убежать из Равен-Хауса. Я даже представляю, как буду странствовать. Мне кажется, это лучше, чем часами стоять на коленях и читать епитимью. Хотя на самом деле дядя заботится обо мне. Я подолгу молюсь каждый день, чтобы получить прощение у Бога, но, видимо, не достаточно, так как все равно попаду в ад.
   - А он, конечно, попадет на Небеса?
   - Ну конечно, он же все время думает о Боге
   - Как все запутанно! У меня от этих мыслей разболелась голова, - капризно заявила Летти
   - А тебе нравится учиться? - спросила я ее, чтобы сменить тему.
   - Конечно же, нет! - с жаром ответила Виолетта и обвинительно посмотрела на нас, будто бы подумав об обратном, мы сильно оскорбили ее. Поскольку она не успевала в учебе, то решила, что учение - удел тех, кто обделен внешними достоинствами.
   - Будь моя воля, я бы только выучилась читать и писать. Читать - чтобы читать письма моих поклонников, а писать - чтобы отвечать им.
   Мы с Сибил переглянулись, и я представила Гарден-Роуз, заполненный толпой влюбленных в Виолетту молодых людей, лихорадочно строчащих пачки писем своей даме сердца.
   - Но матушка говорит, что через год меня отправят в школу, где обучаются все девочки Уэстермлендов. Там меня научат этикету, манерам, пению и танцам...В общем придадут мне, по словам матушки, светский лоск. А потом я отправлюсь в Лондон и покорю всех своей красотой, - последнюю фразу она произнесла с высокомерием, достойным любой светской львицы.
   - И в тебя влюбится прекрасный герцог или сам принц Уэльский, - сказала я иронически.
   - Вот увидите, обязательно влюбится, - ответила она с убежденностью, не заметив иронии.
   Тут мы с Сибил не выдержали и прыснули со смеха. Увидев это, будущая покорительница мужских сердец надулась, но мы хохотали так заразительно, что и она не утерпела и рассмеялась.
   Чем дальше, тем свободнее мы болтали, и я почувствовала, что мы все трое вполне могли бы стать хорошими подругами.
   - У тебя такое необычное имя, Найтингейл. А у меня самое обычное имя - Виолетта. Никакой романтики. Хотя, конечно же, оно лучше, чем твое имя, Сибил. А я слышала, как мисс Уилоуби зовет тебя Роби, - обратилась она опять ко мне. - Это же мальчишеское имя!
   - Но мне нравится. Когда-то давно я болела лишаем, и меня остригли наголо. На меня все глазели, и я боялась показаться на улице. Чтобы отвлечь меня от насмешек, Мэг придумала игру в "Робин Гуда". Мы смастерили лук и стрелы, и я часами стреляла по мишеням в саду. А еще устраивала разные приключения, спасая обездоленных. Правда, ими всегда оказывались Мэг и мисс Элли, так как других друзей у меня не было... С тех пор меня так и звали - Роби.
   Мы пробыли в Оурунсби больше часа. Когда настало время уходить, мы вместе придумали, что Сибил скажет Пешенсам о митрополитах и архиепископе Кентерберийском. По дороге к ее дому я заметила, что в ней уже не чувствовалось боязни, хотя она и волновалась. У ворот я сказала ей на прощание:
   - Видишь, я же говорила, что будет все замечательно. И Летти оказалась вовсе не такой уж капризной, только чуточку самовлюбленной.
   - Мне очень повезло, что ты стала моей подругой, - прошептала она.
   - А мне повезло, что ты стала моей подругой.
   Когда я пришла в Сильвер-Белл, тетя и Финифет уже поджидали меня, и мне пришлось подробно рассказывать и про Равен-Хаус, и про чаепитие. В паузах, которые я делала, чтобы вспомнить детали, Финифет лаконично выражала свое мнение:
   - Ах ты, ирод!....Вот ведь хрыч лысый!...
   - И никакой он не лысый.
   - Да знаю я! Но будь моя воля, он бы точно облысел! Уж тремя волосинками от меня не отделался бы, - и она сердито грозила кулаком вазе с пионами.
   Это было в пятницу. А в субботу взбесившиеся кони чуть не задавили Сибил.
   Был жаркий день. Пряный аромат цветов наполнял улицу, просачиваясь в дома. Уже с мая месяца, когда зацвела дикая роза, нас повсюду преследовали неугомонные пчелы. Они роились на улице, залетая в дома, садясь на сахарное печенье и увязая в пиалах с вареньем. Первое время мы размахивали руками, отпугивая их, но потом привыкли к бесконечному жужжанию и не стали обращать внимания.
   В тот день миссис Тернер не стала меня задерживать и разрешила уйти вместе с девочками. Мы вышли последними, и увидели, что у дороги все еще стоят, ожидая своей повозки, Грейс и Бил. Каждый день за ними приезжала скрипучая телега, принадлежавшая их отцу. Грейс называла ее "экипажем" и сердилась, когда братья Бредли насмехались над ней. Мы остановились, чтобы попрощаться с ними. Вдруг глаза Грейс расширились, и она указала пальцем куда-то позади нас.
   - Это же из замка! - ошеломленно выдохнула она.
   Мы все разом обернулись, чтобы посмотреть, что так удивило девочку. Далеко в конце переулка ехал крытый экипаж, запряженный парой гнедых лошадей. Они грациозно бежали легкой рысью, звонко чеканя подковами по булыжной мостовой. Такой феномен не часто являлся жителям Гарден-Роуза, и народ высыпал на улицу, поглазеть на редкое зрелище. Экипаж уже проехал половину пути до нас, как произошло неожиданное.
   Одна из лошадей вдруг резко мотнула головой, и, сбившись, повела в сторону. Кучер окриком и хлыстом выправил ее. Но уже через пару секунд лошадь начала безудержно мотать головой, издавая дикое ржание. Затем, в каком-то безумном порыве яростно вскинув копыта и отчаянно, словно испытывая острую боль, заржав, рванула вперед.
   Дальше все произошло стремительно и заняло каких-то несколько минут, но мне казалось, что все движения замедлились, и действие растянулось на многие часы.
   Две неистовых лошади неудержимо мчались на нас, таща за собой тяжелый экипаж. Одна - остервенело мотая головой. Другая - испуганно тараща выпученные глазищи. И над их головами вставший во весь рост шалый кучер: рука с хлыстом поднята и откинута назад для замаха, перекошенный ужасом рот, и напряженная фигура, застывшая в бессильном ожидании неминуемой катастрофы. В моей памяти он недвижим, словно неживая деталь картины. Мой взгляд остановился на тонкой коже хлыста, рассекавшей воздух. И вдруг сильный порыв ветра вырвал хлыст из стиснутых пальцев. Он со свистом пронесся над онемевшими людьми и с глухим стуком упал на мостовую. И тогда у меня в мозгу что-то щелкнуло. И я закричала:
   - Назад! Назад! Бегите к воротам!....
   Всего в нескольких шагах от нас школьные ворота. Я рванула к ним. Но, казалось, бежала долго, целую вечность. Передо мной мелькнуло голубое пятно. Это платье Виолетты. Потом заметила мальчика. И вдруг представила его зубы, длинные и кривые... А вот Грейс. Она уже в воротах. Обхватила руками столб и пронзительно завизжала, словно коту на хвост наступили. Сибил нет... Я обернулась. И мой собственный крик оглушил меня. Она осталась на дороге. Темные волосы выбились из ленты, и ветер хлестал их по лицу. Большущие, как блюдца, глаза уставились в никуда.
   А лошади были уже совсем рядом. Я чувствала, как дрожит земля. Физически ощущала страх кучера. Внезапно в окне экипажа появилось что-то белое. "Это Смерть!" - мелькнуло у меня в голове. Смерть нацепила свой жуткий белый балахон. И радуется предстоящей поживе. Нет, она не получит жертвы! Я не знаю - кричала я или слова неслись, словно эти дикие лошади, у меня в голове. Но вокруг неожиданно стало до удушья тихо. Только что-то глухо стучало, сначала неистово, как стук копыт по мостовой, а потом все медленнее и размереннее. И сквозь этот размеренный стук прорезался крик:
   - Прочь с дороги, дура! Убира-а-айся....
   Зачем кричать? Она не слышит! Не понимает!
   И тут я побежала. Точнее, я знала, что побежала. Но тогда мне казалось, я сделала только медленный шаг, потом еще один и еще. Шаги были тяжелые, неуклюжие. И в самую последнюю секунду, в тот миг, когда лошади опалили нас горячим дыханием, я схватила за темные волосы и рванула так, что боль пронзила мою руку. Тело Сибил оторвалось от земли и, словно куль с мукой, шлепнулось недалеко от ворот. Я тоже отлетела и осталась лежать. Ноги уже не повиновались мне. В груди давило. Я издала хриплый стон. И провалилась в забытье.
   Очнулась почти сразу же. Вывихнутая рука нестерпимо болела. Я села и прижала ее к груди. К лежавшей Сибил бежали люди. Я узнала миссис Тернер с перекошенным лицом и мистера Ливингтона. Они склонились над девочкой. Я услышала, что произношу слова молитвы. Доктор кивнул, и миссис Тернер облегченно выдохнула. Я поняла - Сибил жива. В этот миг я увидела кучера, который, ковыляя, бежал к ним. Он яростно размахивал руками, орал и из глаз его катились слезы. Он не обращал на них внимания.
   Значит, лошадей остановили. Я осмотрелась и увидела экипаж. Он лежал перевернутый недалеко от школы. Скорее всего, колеса попали в яму и, потеряв равновесие, он упал. Лошади не смогли тащить, и, волей не волей, прекратили свой сумасшедший бег.
   Только тут я увидела, что от экипажа в мою сторону спешно идет светловолосый мальчик. Его волосы были настолько светлыми, что цвет их можно было принять за белый. Это его голову, высунувшуюся из окна экипажа, я приняла за Смерть в белом балахоне. Видимо, пережитый шок подействовал на меня как-то странно, потому как мне стало ужасно смешно от этой мысли. И нестерпимо захотелось хихикать. Похоже, именно это я и начала делать, так как подошедший ко мне мальчик с отвращением посмотрел на меня.
   - Ты что, блажная?
   Он встал передо мной и сложил на груди руки. На вид ему было лет шестнадцать, но, несмотря на юный возраст, в нем не было ни капли мальчишеского легкомыслия. В его удлиненных миндалевидных глазах не осталось ничего ребячливого. Они глядели дерзко и надменно. И были черными. Таких я никогда не видела.. Лицо его было подстать глазам - высокомерное, с отпечатком самодовольства и спеси.
   - Это твои лошади блажные! - крикнула я со злостью, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Спесивый вид этого мальчика и его слова сильно задели меня. Как он смеет так спокойно и надменно стоять тут, когда его лошади чуть не убили Сибил, а я сижу перед ним с вывихнутой рукой и с ног до головы покрытая пылью!
   - Только настоящая сумасшедшая могла по собственной воле броситься под копыта несущимся лошадям.
   - А что, по-твоему, надо было стоять и смотреть, как гибнет моя подруга?! - горячо воскликнула я. Он смерил меня уничижительным взглядом и холодно произнес:
   - Если человек настолько глуп, что не уходит с дороги обезумевшей твари, из-за него не стоит рисковать!
   - Она не глупа! Это ты глуп, если так думаешь, - я чувствовала, что теряю контроль над собой, но мне было все равно. После всего пережитого, моя перепалка с этим мальчишкой казалась совсем незначительным событием. - Она испугалась! Любой бы испугался!
   - Но ведь ты не испугалась, - мне почудилось, что он даже обвинил меня в этом. - Я видел, как ты командовала всем бежать назад. И все побежали к воротам. И ты побежала. А эта полоумная осталась стоять.
   - Не смей называть ее так! - вскричала я.
   - Я буду называть ее так, как хочу, - отрезал он. - Она дура! И ты дура, раз бросилась за ней. Это была бы никчемная смерть!
   - Но ведь все живы!
   - И что теперь? Будешь петушиться, как бойцовский петух?
   - Я спасла жизнь, идиот! - со злостью крикнула я и вскочила с земли, не заметив, как болью отозвалась вывихнутая рука. Здоровой рукой наотмашь ударила его по лицу, почти с восторгом наблюдая, как кривится надменная ухмылка, и заносчивое выражение лица сменяется недоумением. На бледной щеке расползлось красное пятно от моей ладони. Его черные глаза угрожающе сузились и полыхнули ненавистью, как два вспыхнувших угля.
   - Я тебе этого не забуду! - прошипел он.
   Я не на шутку испугалась. Весь вид его говорил о том, что он выполнит свое обещание.
   Какое-то время мы молча сверлили друг друга взглядом. Оказалось, что он ростом ниже меня на полголовы. И это раздражало его еще больше. Но тут наше бессловесное сражение прервали.
   - Господи, Найтингейл!
   Миссис Тернер бросилась меня обнимать, но я вскрикнула, так как она задела больную руку. Доктор тут же решительно отодвинул женщину в сторону и принялся меня осматривать.
   - Ты в порядке, Найти? Мы так испугались! Аж, душа в пятки ушла... Если бы не ты, она погибла бы! - Виолетта прыгала около меня, торопливо произнося фразы. Я же настороженно следила за мальчишкой, который отошел в сторону и что-то приказывал кучеру. Но вот он, словно почувствовав мой взгляд, резко обернулся и впился в меня своими черными глазищами.
   - Значит, тебя зовут Соловей! - сказал он громко и пренебрежительно, и все обернулись к нему. - Ты вовсе не похожа на жалкую серую птичку.
   - Внешний вид, порой, обманчив, - ответила я свысока, - И маленькая птичка может заклевать ястреба, если будет спасать тех, кто ей дорог.
   - Как точно подмечено! - воскликнул мистер Ливингтон.
   - Да, действительно, точно! - насмешливо ответил грубиян, и взглянул на доктора так, что тот стушевался. - Но это лишь глупые фантазии. В реальной жизни серые птички, это то, чем любят питаться ястребы.
   - И то, чем эти самые ястребы давятся! Особенно, когда они меньше птичек на полголовы! - ехидно добавила я.
   - Такой птичкой действительно подавишься, когда она как кость поперек горла встанет!
   Я понимала, что между нами идет скрытый от чужих ушей диалог. И мальчишка, как будто бросал мне вызов.
   - Мистер Дамьян, все готово. Мы можем ехать, - сказал кучер, обращаясь к нему.
   За время нашей баталии, экипаж подняли, поставив на колеса. Лошади успокоились, и выглядели абсолютно смирными животными. Кучер открыл перед мальчиком дверь, и он, так и не сказав никому ни слова извинений, забрался внутрь. Через минуту экипаж укатил.
   Когда прибежали тетушка Гризельда и Финифет, я была в школе, и доктор обрабатывал мне ссадины. Сибил лежала тут же на импровизированных носилках. Она была мертвенно бледной.
   - Я дал ей успокоительное. Пусть поспит. У нее парочка ушибов, но ничего серьезного. Несколько дней придеться провести в постели.
   Тетушка обняла меня, словно боялась отпускать. Многие подходили ко мне и выражали восхищение моим героизмом. Но я была слишком погружена в свои мысли, чтобы отвечать. Помню, говорили, что лошадь понесла из-за пчел. Еще рассказывали, как я сломя голову бросилась к Сибил. Тут я усмехалась, и вспоминала, какими тяжелыми были мои ноги, как не хотели они двигаться. А эти люди говорят, что "сломя голову"! Лишь единственная фраза, сказанная шепотом, привлекла мое внимание и вывела меня из состояния ступора.
   - Это мальчик из Китчестера! Похоже, наследник самого графа...
   Так вот на кого променял старый граф своего сына и моего отца!
  

ГЛАВА 5

   Этот небывалый для такого тихого местечка, как Гарден-Роуз, случай вытеснил все сплетни из голов деревенских жителей. Я знала, что это происшествие будет перемалываться тысячи раз, пока не обрастет совсем уж невиданными подробностями чудесного спасения. А беловолосый мальчик станет жутким злодеем, покушавшимся на бедную девочку.
   Меня же очень интересовал этот мальчик. Множество раз я прокручивала наш разговор. Точнее обмен взаимными оскорблениями. Я вспоминала, как он уже издали изучал меня, а на лежавшую у ворот Сибил даже не взглянул. Что это - безразличие? Мне не верилось, что он равнодушно отнесся к случившемуся и единственное, что ему хотелось - грубо высказаться о наших недалеких умственных способностях. Мне показалось, что он нервничал, хотя изо всех сил старался казаться спокойным. Но был ли этот испуг только за свою жизнь? Его обидные оскорбления я также отнесла на счет нервного потрясения. Мы оба были слишком взвинчены, чтобы держать себя в рамках этикета.
   О нем знали только со слов кучера.
   - Мистер Дамьян хотел покататься, посмотреть окрестности, - впопыхах объяснял старик.
   И деревенские матроны пришли к выводу, что мальчишка, как и должно Китчестерам, своенравный эгоист.
   - Все им позволено - и в замках жить и людей давить! - дружно вздыхали они.
   Сам же мальчик разговаривал только со мной. Поэтому все любопытствующие пытались выведать нашу беседу. Но я твердила, что из-за шока и сильного падения у меня отшибло память, и я абсолютно ничего не помню. Поэтому, всем сплетникам пришлось довольствоваться своей изобилующей фантазией.
   Пешенсы так и не появились в тот день в школе, хотя к ним посылали несколько раз. После длительного ожидания, носилки со спавшей девочкой доставили в Равен-Хаус. Транспортировка пострадавшей быстро переросла в бурливую процессию из оживленно голдящих жителей деревни во главе с моей тетушкой и воодушевленным доктором Ливингтоном.
   Но на воскресной службе Пешенсы были в центре внимания, что доставляло им поистине нескрываемое удовольствие. Уверенные, что Господь заметил их старания в выполнении долга, и, наконец-то, одарил своей милостью, они заняли первую камью в церкви и, словно королевская чета, принимали сочувствие и пожелания скорейшего выздоровления племянницы. Их явная гордыня и наслаждение никак не вписывались в образ праведников. Меня это развеселило. И когда мы с тетушкой и семьей Тернер подошли к ним, чтобы узнать, как себя чувствует Сибил, я изо всех сил старалась придать своему лицу выражение высочайшего почтения.
   - Я надеюсь, дорогая Тильда, что вы не откажете моей племяннице и мисс Тернер навестить завтра после обеденного чая бедняжку Сибил, - сладким голосом спросила тетя Гризельда.
   Тетя не зря упомянула про чай, дав понять, собеседнице, что ей не придется тратиться на гостеприимство. Миссис Пешенс поджала губы. В ее доме даже тараканы не приживаются - дармовой хлебной крошки днем с огнем не сыскать.
   Однако, памятуя о том, что я все-таки спасла их племянницу, и не пригласить меня было бы не по-божески, она согласно кивнула.
   - Если моему мужу будет угодна эта встреча, то я не буду возражать, Гризельда.
   - Я думаю, не только мне будет угодна эта встреча, но и самому Господу нашему, - склонив голову набок и сцепив на груди длинные пальцы, милостиво отозвался мистер Пешенс.
   Его раскрасневшееся от большого внимания лицо приняло вдохновенное выражение.
   - Ваша племянница, Гризельда, уже доказала, что Всевидящий предназначил ей стать хранителем нашей Сибил, - начал он зычным голосом, стараясь обратить еще больше внимания на свою смиренную персону. - Однако, увы, я со стыдом должен признать, что благодатный свет райских кущ навеки потерян для души Сибил. Я не могу выразить словами тот ужас, который испытываю, видя вместо невинной овечки разлагающуюся в грехе душу волка...
   "Нет, вы упиваетесь этим ужасом", - думала я, смотря на пылающее лицо мистера Пешенса. Оно светилось страстью и благоговением, словно он сам в этот миг находился под сенью райских кущ, озаряемый благодатным светом. Ему нравилось обвинять других людей в грехах, потому что после этого он мог еще раз похвастать своей добродетелью.
   В конце концов, я и Виолетта получили разрешение навестить Сибил. Ее родные не были столь щедры, чтобы выделить племяннице неделю постельного режима. Пешенсы решили, что лучшее лекарство - это работа. И уже в понедельник подняли девочку с кровати и отправили на кухню. В последующие дни они заставили Сибил выдраить до блеска весь дом.
   Когда же Сибил вернулась в школу, она выглядела ничуть не лучше, чем в тот день, когда ее уносили отсюда на носилках. Зато дети, даже братья Бредли, проявили неподдельное участие. Особенно выделился тихоня Рэй Готлиб. Вот уж действительно "в тихом омуте черти водятся"!
   Я уже говорила, что самым радостным моментом в школьные часы было чаепитие. Но Сибил никогда не пила с нами чай. Даже в последнее время, когда начала крепнуть наша дружба.
   Через пару дней после возвращения в школу, она как обычно устроилась у окна, ожидая, когда мы с Виолеттой закончим чаепитие. И вдруг я заметила, как у Дэвида Бредли отвалилась челюсть и из нее выпал недожеванный кусок печенья. Он смотрел в сторону окна. Я обернулась. Перед Сибил стоял Рэй Готлиб. В одной руке он держал жестяную кружку, от которой поднимался пар, а в другой - горсть печеней. Его массивная фигура была напряжена, а широкие плечи ссутулились. Пару секунд он в упор глядел в распахнутые от удивления глаза Сибил, а затем поставил кружку на стоявший рядом стул. Туда же горкой положил печенье. Выпрямившись, он вытер об штаны широкую ладонь от липких крошек.
   - Ешь! Полезно, - пробубнил он ломким голосом и косолапой походкой прошел к выходу.
   Мы так и сидели с открытыми ртами, уставившись на пунцовую девочку, пока Дэвид и Фред не начали свистеть и гоготать. Виолетта тоже захихикала и больно ткнула меня локтем в бок, многозначительно подмигнув. Когда после чая мы вышли в сад, Рэй сидел на скамейке и прутиком чертил каракули на земле. Мальчишки тут же окружили его, подшучивая и задирая. Но тот так мрачно посмотрел на них, что шуточки вскоре прекратились.
   На следующий день Сибил уже сама пошла за чаем, а когда села на свое место за столом, я заметила, как она мельком взглянула на Рэя. Но тот, не поднимая головы, смотрел в свою кружку, лишь кончики ушей ярко алели, выдавая его смущение.
   В общем, этот несчастный случай очень сблизил всех нас. Что касается меня, то я не только стала "своей" в этой компании, но и почувствовала искреннее уважение со стороны ребят. Кроме того, у меня впервые в жизни были подруги.
   С Виолеттой у меня установилась несколько воинственная дружба. Как она считала, Уэстермлендское происхождение и "неописуемая" красота ставили ее выше нас, обыкновенных смертных. Даже моя причастность к Китчестерам не давала мне ничего особенного, по ее мнению.
   - Это все равно, что быть незаконнорожденной, - сказала она однажды. - Хоть ты и носишь их фамилию, но к Китчестерам ты не принадлежишь, потому что твой дед отказался от твоего отца. Вот если граф тебя признает, тогда мы будем с тобой на одной ступеньке.
   - Нет. Тогда я буду наследницей, а ты всего лишь дочерью пятого сына графа, - поддела я ее.
   Лети тут же обиделась. И обрушила весь гнев на Сибил.
   - Зато Сибил самая настоящая простолюдинка! И в больших городах, таких как Солсбери, не говоря уж о Лондоне, такие девочки как я, не имеют ничего общего с такими, как она.
   Когда Летти пыталась командовать нами, то ставить ее на место и поддевать, мне доставляло огромное удовольствие. Виолетта в свою очередь относилась ко мне с большим уважением, чем к Сибил. Ее она немного презирала и называла "тихоней". Но та нисколько не обижалась.
   Мне вообще трудно было представить Сибил обиженной на кого-то. С ее стороны я видела только преданность и неограниченную веру в меня и нашу дружбу.
   Я пришла в школу весной, тогда как занятия в деревне начались с ранней зимы. Миссис Тернер давала мне дополнительные задания, и я быстро догнала ребят.
   - Я уверена, такие же успехи у тебя будут и в Академии, - с гордостью сказала тетя, когда мы в очередной раз обсуждали мое будущее. - У тебя талант к учебе. Станешь самой блестящей воспитанницей.
   А старушка Финифет как всегда начала жужжать.
   - Вот придумали: мерить болото и океан! В нашей школе даже осел станет лучшим, если будет чуть усерднее, чем остальные. А вы сравниваете вон с каким местом - с при-ви-ле-ги-ро-ван-ным! Да там каждая девчушка с умной головой! А не с отмороженной, как тут.
   - А я и не говорила, что будет легко. Конечно, придется трудиться, как же без этого. Но, только получив образование, Роб, сможет думать о будущем.
   Тетушка не раз твердила мне, что возможность совершенствоваться и относительная свобода в выборе дальнейшего пути - мое большое преимущество перед девушками, которым с рождения начертана их главная цель в жизни - достойно выйти замуж и произвести наследника.
   - Наследник! Вот главное достоинство женщины в глазах мужчины! Порой меня просто убивает, то скудоумие, с которым муж смотрит на свою жену. Он видит в ней только механизм по производству наследников. У одной моей знакомой шесть дочерей, но ее муж намерен во что бы то ни стало добиться от нее сына. Нсчастная готова уже на все! Даже на то, чтобы надеть на себя пояс верности, а ключ от него выкинуть в самый дальний овраг, лишь бы только не слышать о долге произвести на свет дите мужского пола.
   Тетушка могла часами рассуждать о глупости женщин и скудоумии мужчин. Фини ее всецело поддерживала, и обе старые девы горячо наставляли меня в вопросах общения с противоположным полом, прочитывая наимудрейшие лекции на тему: "Что за зверь - мужчина. И способы обращения с ним".
   - Запомни, если мужчина говорит, какие великолепные у тебя зубы - значит, он уже разглядел в тебе достоинства здоровой племенной кобылы, способной произвести как минимум четырех сыновей, не считая дочерей! А потому, смело отправляй его гулять на все стороны!
   Естественно, их советы сильно отличались от того, что обычно говорят матери своим дочерям, но я никогда не жаловалась. Тетя со смехом относилась ко многим серьезным вещам и имела особый взгляд на жизнь. Другой темой наших разговоров было мое будущее:
   - И не воображай, что тебя ожидают на каждом углу блага и дары судьбы, - менторским тоном говорила она. - Тебе с твоим характером вряд ли это пошло бы на пользу. Учись как можно большему и ни на минуту не забывай, что ты сама вершительница своей судьбы. Чем ярче твои стремления, тем интереснее пути к их исполнению.
   - Но, тетя, я же могу остаться здесь, с вами. Выучусь шить, как и вы.
   - Дорогая, ты еще не понимаешь какая здесь жизнь. Через пару лет, ты не будешь знать, куда деть себя от скуки и соседей. Словно семечко, упавшее в мертвую почву. Без воды и тепла оно не станет прекрасным цветком и останется всего лишь семечком до тех пор, пока не сгниет...
   Я не представляла, как уеду из Сильвер-Белла, как покину тетушку и старушку Фини, как останусь одна-одинешенка в непривычном и чужом мире. Но, несомненно, тетя была права. Будучи натурой страстной и пытливой, я не смогу провести жизнь в деревенском однообразии.
   Поэтому к концу августа, когда был запланирован мой отъезд, я уже мечтала поскорее оказаться в Академии и окунуться в новые приключения.
   Уже за неделю до отъезда вещи были собраны. Благодаря тетушке мой гардероб пополнился двумя выходными платьями.
   - Для особых случаев, - прокомментировала, улыбаясь, тетя, когда я восхищенно благодарила ее. - В праздничные дни ты должна быть самая прелестная.
   На эти слова я только усмехнулась.
   - Разве серая гусыня может стать великолепным павлином?!
   - Даже гусыня может затмить всех павлинов, если начистит свои перышки и будет держаться с достоинством.
   - Главное не внешнее богатство, а богатство внутреннее! - услышав наш разговор, назидательно вставила Финифет.
   - Да уж, Фини, судя по твоему виду, у тебя все внутренности из бриллиантов! - не замедлила поддеть ее тетя.
   - Тогда вам, мисс Гризельда, как моей ближайшей наследнице, придется меня холить и лелеять! И не дай бог у меня случиться несварение желудка или колики, или, еще хуже, дизентерия, тогда вам придется навеки распрощаться со своим наследством!
   - Ох, Фини, ну и остра же ты на язычок, - сквозь смех пробормотала тетя.
   - Еще бы! Точу каждое утро. Уж всё точило стерла.
   - То-то я смотрю, ты не завтракала. Волдыри во рту выросли, что ль, от усердной заточки? Или от овсянки у тебя бриллиантовая желчь выделяется?
   Долго бы эти две неугомонные подруги соревновались в красноречии, если бы я судейским тоном не подвела окончательный итог их спору.
   - Ничья!
   Обе женщины обиженно воззрились на меня. Еще бы! Они только вошли в раж, а я их прерываю на самом пике азарта.
   - Я, пожалуй, пойду, прогуляюсь, а то в последние минуты мне кажется, что мечта Фини о Бедламе начала сбываться, - воскликнула я. И в следующий миг выскочила за дверь, виртуозно увернувшись от полетевшей в меня диванной подушки.
   В эти дни накануне отъезда я поняла, как была счастлива здесь. С одной стороны, я горевала, что потеряла родителей, но с другой - понимала, что если бы не эта горькая потеря, то я не обрела бы сегодняшнее счастье. Хотя мрачное самокопание не было свойственно мне, я постоянно сравнивала прошлую жизнь с моей теперешней. И чем чаще я это делала, тем отчетливее становились мысли, за которые я корила себя и стыдилась, но ничего не могла поделать. Я с ужасом осознала, что в какой-то степени рада, что в моей жизни произошел такой поворот. Вглядываясь в прошлое, я поняла, что никогда не была дорога родителям по-настоящему. С отцом и матерью я чувствовала себя незваным гостем, забытым хозяевами. Все это было слишком печальным в сравнении с яркой, насыщенной жизнью, которую я вела здесь.
   Именно в это время, чтобы отвлечь меня от раздумий, тетя предложила съездить к древним камням, которые мы видели, когда я впервые ехала в Гарден-Роуз. Она договорилась с Томом Греттемом, который вез нас в тот зимний день с Солсберийского вокзала. Мы ехали втроем: я, тетя и Виолетта. К моему огорчению, у нас не получилось отвоевать Сибил у ее дяди. Никакие уговоры не помогли смягчить твердое сердце мистера Пешенса, уверенного в том, что дикие языческие храмы, пусть даже и превратившиеся в руины, не заслуживают внимания верного раба божьего. Когда же мы выезжали из деревни, то увидели его, бегущего к нам и размахивающего своими длинными руками. Оказалось, что его беспокойство за наши души было так велико, что он решился поехать с нами и проследить за их сохранностью.
   - Ибо, Змей-искуситель, - обличительно вещал он, - часто подстерегает невинных агнцев там, где особенно исступленно поклонялись ему!
   - Я уверена, дорогой Руфус, что сам Господь вложит в ваши праведные руки копье, чтобы сразиться со змием, подобно Святому Георгию!
   - О, ну что вы, Гризельда! Господь знает, что мне еще рано оказывать такую великую честь...
   - Еще рано? - язвительно переспросила Летти. Я наступила ей на ногу, предупреждая быть осторожной. Но, полный восторгов от сравнения его со святым, мистер Пешенс не заметил желчи.
   - Небесный отец следит за совершенствованием детей своих. Он знает, что мой дух куется в строжайшей дисциплине и аскетизме, а помыслы мои чисты и направлены на привлечение...
   - ...смиренных овец? - опять перебила его Виолетта. И в ответ на внимательный взгляд, которым наградил ее мужчина, она скорчила невинную рожицу.
   - Правильно, дитя мое...Так вот, я верую, и должен сказать, что вера моя крепнет с каждой минутой, что я избран для свершения славных дел. И как только дух мой окончательно закалится, дабы дьявол не мог пробиться сквозь сталь моей веры, я услышу благую весть...
   - Которую прокаркает ваш облезлый ворон?
   На тетю Гризельду неожиданно напал удушающий приступ кашля. Она выхватила платок и, трясясь всем своим внушительным телом, принялась громогласно откашливаться. Этот внезапный приступ, привлекший внимание мистера Пешенса, продолжался минуты три. За это время я успела как следует оттоптать ногу подруге, выразительными жестами и мимикой дав понять, что нельзя издеваться над ним. Иначе мы вообще никогда не увидим Сибил. Думаю, все-таки боль в оттоптанной ноге утихомирила капризную девчонку и заставила вспомнить о хороших манерах.
   Мы подъехали прямо к камням, так поразившим меня своим величием и таинственностью еще в тот зимний день. И когда я вновь увидела мощные громады, мое сердце замерло в восторге.
   Гигантские камни оказались еще массивнее и древнее, чем представлялось издалека. Вокруг стояла безмолвная тишина. Лишь резкий равнинный ветер свистел между громадами. Я бродила среди них, трепетно дотрагиваясь до щербатых камней, ощущая приятное тепло, исходившее от нагретой солнцем шероховатой поверхности. Мной, как и зимой, вновь овладело ощущение таинственности, благоговения перед давно минувшими, но все еще могущественными тайными силами, витающими вокруг этого места.
   - Нет! Невозможно поверить, что все это возвели обычные люди, вроде нас, - восхищенно оглядываясь кругом, воскликнула я. - Такие громадины не под силу поднять даже десятку самых крепких мужчин. Наверняка здесь потрудились сказочные существа или волшебники.
   Многие камни уже сильно деформировались от времени, некоторые были повалены и разбиты на множество кусков, тут же вдавленных в землю.
   - В старых преданиях это место - сказала тетя, - зовется "Пляской Великанов". Впервые оказавшись здесь, я поневоле представляла себе безудержные танцы гигантов среди освещенных факелами глыб. Еще мне казалось, что глыбы похожи на этих самых великанов, навеки заточенных в каменные темницы дьявольским проклятьем.
   Я изумленно смотрела на тетушку. Никогда бы не подумала, что этой рассудительной женщине не чужды страстное воображение и романтичность.
   - Вот-вот... именно, что дьявольским! Гризельда вы уже начинаете вести себя неадекватно! Боюсь, что Змей-искуситель уже оставил ядовитый отпечаток в вашей душе, своими парами отравляющий вашу христианскую сущность.
   Мистер Пешенс, держа в руке крест, снятый со стены в доме, совершал уже четвертый обход вокруг каменей. При этом он звучно читал нескончаемые молитвы и торжественно осенял крестным знамением каждую глыбу, надеясь, видимо, избавиться от коварного змия.
   Виолетта всем своим видом изображала презрение. Столько шума по поводу груды камней и только лишь потому, что они лежат здесь целую вечность!
   Через три дня, я уже стояла на вокзале в Лондоне. Тетя Гризельда так крепко обнимала меня, что я боялась превратиться в блин и навеки распластаться на булыжной мостовой. Я знала, что она боится потерять меня, боится, что я могу не вернуться в глухую деревеньку, почувствовав свободу взрослой жизни.
   - Милая тетя, не волнуйтесь, - сказала я, сама не сдерживая слез, - я приеду на Рождество. Обязательно приеду! И мы с вами будем придумывать новые хитрости, чтобы вызволить Сибил из лап Пешенсов... И пусть Виолетта присматривает за Сибил. И вы тоже, тетушка, не оставляйте ее.
   Так, в спешных просьбах и обещаниях мы прощались друг с другом.
   Когда последний гудок разнесся по вокзалу глухим эхом, и поезд обдал нас клубами теплого пара, я рассталась с ними и прошла в свое купе, где меня уже ждала мисс Ливз, учительница из академии, сопровождавшая меня из Лондона в Хартлпул.
  

ГЛАВА 6

   Сама Даремская Академия благородных девиц при аббатстве святого Эрика, находившаяся в семи милях от Хартлпула, меня сильно разочаровала. Со слов мисс Ливз, которая весь путь от Лондона восхищенно описывала мне академию, построенную на руинах аббатства, я представляла величественное здание, окруженное призрачными развалинами. Мое воображение рисовало затемненные залы со сводчатыми потолками, размеренные переливы колоколов... Но в действительности оказалось, что от аббатства осталось лишь две колонны, бессмысленно стоявшие на холме позади учебного здания. А у самого здания лежали несколько плит, почти вросшие в землю. Остальное за века растаскали местные жители на постройку собственного хозяйства. Как я узнала от той же мисс Ливз, в строительстве академии также использовались камни с развалин, что придавало, по ее словам, "особый исторический дух" зданию.
   Когда же мы ехали с вокзала в двухколесной повозке, я еще издали увидела Академию и не сдержала вздоха разочарования. В ней не было абсолютно ничего живописного. Современное четырехэтажное здание из красного кирпича, с широким крыльцом и черными дверями. Единственное, что выделяло его, были те самые серые камни с развалин, вставленные в стены из кирпича, отчего дом походил на некое оборонительное сооружение, только что претерпевшее обстрел каменными ядрами из баллист. Подобное смешение выглядело довольно безвкусным и комичным, а вовсе не придавало зданию "особый исторический дух".
   - Ну как, впечатляет? - поинтересовалась мисс Ливз, всю дорогу вдохновлявшая мое воображение. - Мисс Дарлингтон уверена, что, столько всего интересного может произойти в стенах подобного заведения, где даже земля, на которой оно стоит, пропитана вековой историей.
   - Впечатляет! - согласилась я. Но мое согласие относилось скорее не к зданию, а к его окружению. Поскольку окружавший пейзаж не просто радовал, а именно впечатлял.
   Вдали гордо возвышались из воды утесы, а под ними сине-зеленые волны обрамляли белый песок. Здание Академии располагалось прямо на вершине скалистого берега, нависая над самым морем. У подножия скал, почти у самой воды, теснились низкие домики из грубо обтесанного камня. Во дворах сушились развернутые рыбацкие сети, а вдалеке в море виднелись рыбачьи лодки. Воздух был влажный, с привкусом морской соли и рыбы, и довольно прохладный. Дорога, по которой мы ехали, петляла между деревенскими домами и, извиваясь, поднималась на скалистый холм, где высилась Академия.
   Мне еще не доводилось видеть море, поэтому безмятежная вода, терявшаяся в дымке горизонта, заворожила меня. Сейчас море было спокойным, но впоследствии я видела его бушующим, с вздыбленными волнами, разбивавшимися о скалы, и приносившим с собой северные ледяные ветра, которые безустали завывали в дымоходах, пугая всех живущих в доме надрывными и тревожными звуками.
   - ...она самая приятная женщина, хотя и не менее строгая и требовательная. Но, судя по тому, что писала о тебе мисс Уилоуби, тебе незачем ее бояться.
   Я прослушала, о ком говорит мисс Ливз, но, проведя с ней часы пути, догадалась, что она опять обратилась к своей излюбленной теме - мисс Эббе Дарлингтон, директрисе академии.
   Этой женщиной мисс Ливз была не просто восхищена. Она почитала ее как образец всех наивысших достоинств и добродетелей. Поэтому большая часть ее фраз начинались со слов "Мисс Дарлингтон сказала..." или "Мисс Дарлингтон сделала...". Меня так и подмывало спросить, а что, собственно, делает сама мисс Ливз в стенах Академии и имеет ли она вообще свое мнение и свои мысли. Или директриса обладает и тем и другим в таком огромном количестве, что хватает на весь учительский состав?!
   - Посмотрите, мисс Сноу, видите вон ту пристройку к зданию? - мисс Ливз пальцем указала на приплюснутое строение, прижатое к боковой стене дома. - Это флигель, где стоит большой котел, в котором греют воду. Там же стоят ванны, отделенные друг от друга перегородками, чтобы девушки каждый вечер могли умыться и привести себя в порядок перед сном. Госпожа директриса большая поборница чистоты и телесной гигиены. А вон в том флигеле хранятся различные хозяйственные инструменты, которыми пользуются воспитанницы. Здесь вы найдете все, что вашей душе угодно: от садовых ножниц и грабель, до рыбачьих удил. Мисс Дарлингтон говорит, что легкий труд идет на пользу не только физическому здоровью, но и духовному. Поэтому, все наши ученицы обязаны чем-то заниматься в свободное время.
   Я почувствовала, что с каждыми словами, пусть и сказанными в благоговейном трепете, я проникаюсь уважением к всезнающей Эббе Дарлингтон и ее учебному заведению. Подъезжая к Академии, я уже была уверена, что предстоящие четыре года пролетят незаметно, и мне не придется скучать в безделии или монотонном обучении.
   Мисс Ливз, не дав привести себя в порядок, сразу же повела меня к директрисе. Мы шли по длинному коридору с беленым потолком и вереницей дверей по обеим сторонам.
   - Идемте, мисс Сноу. Мои обязанности провожатой закончатся только тогда, когда вы в целости и сохранности предстанете перед взором госпожи директрисы. И помните, вы должны выказывать колоссальное почтение мисс Дарлингтон, - наставляла меня учительница.
   Дело в том, что тетя Гризельда не очень хорошо себя чувствовала - прострелы в спине, будь они не ладны, - и не могла отправиться в длительную и неудобную поездку в другую часть Англии. Поэтому она попросила Эббу Дарлингтон о помощи. Здесь было принято приезжать с преподавателями, если девочка не могла приехать с родственниками или те не могли найти ей сопровождение. Семья воспитанниц переписывалась с директрисой, и та рекомендовала учителя, который мог встретить ребенка и сопроводить до школы.
   Когда мы зашли в кабинет, я увидела статную женщину очень высокого роста. Она была именно такой, какой я себе ее представляла из хвалебных речей мисс Ливз. Образцовая директриса, немедленно внушавшая трепет и большое уважение. Все ее действия говорили о полной уверенности в собственных силах. Она требовала самого лучшего, а ее окружение, несомненно, это лучшее отдавало, зная, что меньшим она не удовлетворится.
   И все же, она встретила меня с улыбкой, а в голубых глазах светилась теплота.
   - Твоя тетя, мисс Уилоуби, написала нам, что ты рвешься к знаниям, как солдат в бой, - сказала она. - Надеюсь, ты оправдаешь характеристику своей тетушки. Нам нужны отважные солдаты на поле знаний, - она подбадривающее улыбнулась, видя мою робость. - И своим прилежанием будешь показывать пример другим воспитанницам.
   - Я тоже надеюсь на это от всего сердца, мисс Дарлингтон, - искренне ответила я, подумав, что просто обязана не разочаровать ее. Я была тронута поддержкой, звучавшей в ее словах.
   - Надеюсь, поездка была хорошей.
   - Да. Мисс Ливз рассказывала мне об Академии. И увиденное меня очень впечатлило.
   - Думаю, я буду права, если скажу, что наша дорогая мисс Ливз, обладает слишком богатым воображением, - сказала директриса. - Полагаю, ты ожидала гораздо большего, чем пара камешков от уже почти не существующих руин аббатства?
   - У меня тоже богатое воображение, так что все, что я не увидела, я додумала.
   Дерзость моего ответа понравилась ей, и она одобрительно кивнула.
   - Надеюсь, ты также будешь смела во время ответов на занятиях.
   Позже я узнала, что знакомство с новенькими "с порога", - была традиция, утвержденная самой директрисой. Ей нравилось сразу по прибытии знакомиться с девочками и самой провожать их до комнат, по дороге рассказывая об Академии.
   В тот день она пробыла со мной не дольше двадцати минут, но за это время успела рассказать мне не только о правилах академии, но и расспросить о моих умениях и интересах.
   - Воспитанницы делаться на три группы: младшая, средняя и старшая, - начала объяснять она, когда мы вышли из кабинета и направились осматривать здание. - К первой группе относятся девочки с восьми до двенадцати лет. Это те девочки, которые не могут по каким-то причинам обучаться дома с гувернантками. Мы преподаем им общие предметы. В среднюю группу входят девушки с тринадцати до семнадцати лет... Тебе в сентябре - четырнадцать лет. Значит, ты будешь заниматься в этой группе. Программа уже более разнообразна: пение, танцы, этикет, иностранные языки, история, творческие занятия и верховая езда. Большинство учениц на этом заканчивают курс обучения. А дальше - выход в свет и замужество. Нередко девочек забирают, не дождавшись окончания семестра, чтобы они могли подготовиться к дебюту.
   Она сказала это таким тоном, будто злодеи-родители силой увозят несчастных девушек из ее шолы. Когда те в свою очередь только и мечтают о том, чтобы всю оставшуюся жизнь провести за книгой, а вовсе не на бальных вечерах в объятиях кавалеров.
   - Третья же категория девиц, - продолжала директриса тем временем, - это воспитанницы, пожелавшие получить более глубокие и обширные знания...
   Слушая ее, я размышляла, что в эту третью категорию входят девушки вроде меня, которым своим трудом придется обеспечивать себе прекрасное будущее.
   - У нас есть главное правило - "правило любопытного носа". Все наши ученицы должны быть любопытными и любознательными, чтобы им хотелось учиться и познавать, прилагая для этого большое усердие. Все остальные правила вытекают из того, в какие дебри заведет их любопытство в поисках ответов.
   - Это правило я буду соблюдать с первой же минуты, - твердо сказала я. - Так как нос у меня очень даже любопытный и любит соваться в разные истории.
   - Ну и пусть себе суется, - ответила мисс Дарлингтон. - Только необходимо помнить, что этот нос принадлежит леди, а не грубой дочке сапожника. И соответственно любопытство должно распространяться только на те области, которые достойны внимания юной леди.
   Я вспомнила происшествие с коровой. Вот уж, действительно, куча навоза никак не может быть областью достойной внимания юной леди. А ведь если бы не этот случай, то неизвестно куда могло бы завести меня неуемное любопытство.
   Я следовала за директрисой вверх по лестнице на четвертый этаж. На первом и втором - были комнаты для занятий и зал для танцев. Третий и четвертый этажи занимали спальни учителей и воспитанниц. Комната, где я жила вместе с двумя другими девочками, была небольшой с узким высоким окном. Мебель составляли три кровати, застеленные шерстяными покрывалами, шкаф, три тумбы, три тонких стула и стол у окна.
   - Твои соседки прибудут через пару дней. Так что пока ты одна. Пошлю к тебе миссис Вестедж. Она расскажет обо всем остальном, что обязаны знать новенькие.
   Так, с радушием, я была встречена в Даремской Академии. Со временем, когда прошла робость от неизведанного места, я поняла, что это радушие специально поддерживалось Эббой Дарлингтон. Даже речь директрисы с постоянным употреблением местоимений "мы" и "нам" должна была показать общность воспитанниц и преподавателей. Это выделяло Академию среди учебных заведений и делало ее уникальной, чего, впрочем, и добивалась мисс Дарлингтон.
   Я быстро освоилась. Интерес к учебе и чувство соперничества подталкивало меня учиться лучше. Меня немедленно заметили как способную ученицу. И очень часто, когда взгляд директрисы останавливался на мне, я ловила в нем луч одобрения.
   Не скажу, что дни проходили однообразно, и мы были заняты только учебой. На наш выбор представлялись множество занятий, которыми мы могли заниматься в свободное время.
   Мне очень полюбилась рыбная ловля. Я подружилась с девочкой из средних классов, Софи Ларкем, которая тоже была не прочь посидеть с удилом. Но всю прелесть этого занятия я смогла прочувствовать только весной, когда Софи выпросила разрешение рыбачить с лодки, как это делают рыбаки из деревни. Рано утром в субботу, когда не было занятий, мы брали, принадлежавшую Академии лодку, одевались потеплее и отправлялись в море. Конечно, далеко от берега мы не заплывали, но все равно было волнительно сидеть в полной тишине одним посреди густого утреннего тумана, поднимавшегося от воды.
   Софи познакомила меня со своими соседками по комнате, с которыми дружила сама. Мы все были под началом миссис Вестедж, поэтому быстро сблизились. Вместе мы совершали конные прогулки и гуляли в лесу. Особой радостью для нас были походы в деревеньку. В ее бухточке всегда стояли лодки, и слышались крики чаек, паривших низко над водой и высматривавших, выброшенную на песок рыбешку. А старики любили собираться на мосту и, облокотившись о каменный парапет, посудачить об уловах.
   Иногда в сопровождении учителей мы выбирались на деревенские праздники, на которых воспитанницам можно было присутствовать в качестве зрителей, но не участвовать. Кроме того, один раз в месяц вместе со своим куратором мы ездили на целый день в большой город на театральную постановку, после чего пробегались по лавкам и кондитерским. В общем, нам предоставлялась определенная свобода, и мы нисколько не чувствовали себя связанными.
   Хотя жизнь здесь не отличалась особой дисциплиной, за нами велось строгое наблюдение, и я была уверена, что если бы за какой-нибудь девушкой заметили недозволенное, ее тотчас же отправили бы домой.
   "Никакие скандалы тебе не грозят! - писала тетушка. - Ты не какая-то легкомысленная вертихвостка, и ничего общего с ними не имеешь! А все подобные особы, видя твое здравомыслие обходят тебя стороной". Но как она ошибалась!
   Дело в том, что моими соседками по комнате оказались как раз две такие особы. Лидия Маршем была из родовитой семьи, а Моник Дюже из семьи банкиров, и ее сразу же после окончания учебы ждала выгодная партия. Они были похожи - и поведением, и принципами, поэтому быстро нашли общий язык и стали неразлучны.
   Лидия была крупной с розовым телом и пухлыми руками. У нее были большие белые зубы, которыми она сильно гордилась, отчего часто смеялась, широко открыв рот и демонстрируя свою восхитительную челюсть. Впервые увидев Лидию, я вспомнила тетушкины слова. Если судить по зубам, то из нее получилась бы отличная племенная кобыла по производству нескончаемых наследников. Моник, наоборот, была недостаточно развитой для своего возраста, с большущими голубыми глазами, имевшими выражение ангельской невинности.
   Их всегда окружала небольшая группа таких же вертихвосток, которые называли себя "искательницами". И искали они совершенно определенного. Эти девочки считали себя взрослыми, знающими жизнь и любящими мирские блага, очень смелыми и дерзкими. Лидия была среди них королевой - ведь многие могли только теоретически обсуждать близкие их сердцу темы, а она уже имела практический опыт и часто хвалилась этим. Она гордилась тем, что выглядит гораздо старше своих пятнадцати лет, что делало ее, более соблазнительной для мужчин, чем всех ее подружек.
   Однажды я нашла в шкафу книгу, несомненно, принадлежавшую Лидии. Это была "Лисистрата" Аристофана. Больше всего меня шокировало не ее содержание, так как я уже была знакома со многими греческими произведениями и знала о свободе нравов Древней Эллады, а иллюстрации, которые были до безобразия неприличны. Я положила книгу обратно в шкаф, и вымыла руки с дегтярным мылом, словно прикасалась к чему-то мерзкому. Но вечером Лидия устроила скандал, узнав каким-то образом, что я брала ее книгу.
   - Ты шпионишь за нами, грязная лицемерка! А потом докладываешь своей обожаемой директрисе.
   - Если бы это было так, - спокойно сказала я, - вы бы здесь уже давным-давно не учились.
   - Нет, ей просто завидно, - вмешалась Моник. - Разве ты не видишь, как ей хочется стать одной из "искательниц". Да она от зависти лопается, когда мы по вечерам уходим гулять.
   "Гулять" - так назывались почти ежедневные вылазки, которые девушки тайно совершали после того, как все уснут. Эти прогулки начались в середине первого года, когда девушки достаточно освоились и завели "нужные" знакомства среди слуг, чтобы те помогали им во время их ночных походов.
   - Точно, посмотри, как она покраснела! Что, Найти, тебе, прямо-таки, не терпится узнать, чем мы там занимаемся? А, может быть, и самой поучиться? Ты же усердная ученица, в своем старании, глядишь, и меня переплюнешь!
   Они грубо засмеялись. Мне было противно от их слов.
   - Слава богу, что, живя с вами, я не опустилась так низко, чтобы мне захотелось поучаствовать в ваших делах. И я не думаю, что самоуважение позволит мне завидовать вам!
   После этой перепалки, когда они особенно сердились на меня, то презрительно именовали меня "вековухой".

ГЛАВА 7

   Первые рождественские каникулы я провела в Сильвер-Белле. Я ждала этого Рождества с затаенной болью. Ведь это Рождество было годовщиной смерти родителей.
   Но тетя во что бы то ни стало решила не дать мне предаться грусти и заранее сообщила, что намерена устроить самый веселый праздник, какой у меня когда-либо было. Из письма, я узнала, что тетя пригласила гостей: Тернеров и Ливнгтонов. Я огорчилась, тому, что не будет Сибил, но, как мне передала тетя со слов мистера Пешенса, в их семье празднуют Рождество уединенно.
   Я занялась рождественскими подарками. Помня о кошмарном совпадении, произошедшем в прошлом году, я тщательно изучила каждую купленную вещь. Покупки я сделала в Хартлпуле, куда нас специально для этих целей вывезла миссис Вестедж. Для Тернеров и Ливингтонов я приобрела книги; для Николоса - тоже книгу, которая мне чрезвычайно понравилась. Это была история о необычном приключении мистера Робинзона Крузо. Для Виолетты - ажурный веер; для тетушки и Финифет - черные бархатные перчатки с вышитыми серебром цветами. Для Сибил я долго выбирала подарок, так как любую вещь Пешенсы могли забраковать. В итоге, вспомнив о ее старом залатанном платке, которым она укутывалась в школе, я решила купить ей новый. Я остановила свой выбор на темно-сером, по его краю шел небогатый узор более светлого оттенка. Для самих Пешенсов я тоже купила подарки - два карманных молитвенника из кожи с золотым теснением, надеясь умилостивить их этим.
   - Бог ты мой! - воскликнула Финифет, встречая меня в дверях Сильвер-Белла. - Как вы похудели! Ну, чистый скелет!
   - Еще бы, там же нет твоих бисквитов и ягодных пирогов!
   - Вот и я говорю мисс Гризельде - неподходящая это школа для нашей маленькой Роб!
   Мне было в радость оказаться снова в Сильвер-Белле, заново привыкать к неизменным колокольчикам и вслушиваться в красноречивые перепалки женщин. Все наше время было посвящено рассказам об Академии. Мы часто смеялись, обсуждая учителей и воспитанниц.
   Накануне Рождества тетушка завалила меня работой, чтобы я не успевала отвлекаться на горькие мысли. Меня отправили вместе с детьми в лес за охапками хвои. В этой компании были многие из тех, с кем я училась. Кроме того, были Виолетта...и даже Сибил! Пешенсы следовали одной из принятых в деревне традиций, когда за ветками должны были ходить дети. Мы больше болтали, чем резали хвою. Подруги хотели узнать обо всем, что со мной произошло за это время. Поэтому я тараторила без умолка.
   - Я бы очень хотела, чтобы и у меня было о чем рассказать тебе, - вздохнула Сибил, - но у меня все по-прежнему.
   Когда мы в конце похода оказались со скудными охапками, мальчишки решили помочь нам и нарезали кучу ели. Мы даже ужаснулись, так как не представляли, как эту кучу потащим домой. Тогда Рэй Готлиб сделал для каждой из нас по вязанке. А вязанку Сибил поднял на свои широкие плечи, пристроив рядом со своей. При этом он так выразительно посмотрел в сторону Николса, что тот бросился помогать Виолетте. Но, будучи менее крупным, чем Рэй, под тяжестью двойного груза согнулся и закряхтел. Так что Виолетте пришлось поддерживать ветки, чтобы снять часть тяжести со спины парня. Она делала это с таким высокомерием, будто бы королева, снизошедшая до помощи своему слуге. Я же осталась стоять перед лежащей на снегу еловой вязанищей, решая с какого конца мне к ней подступиться. И вдруг увидела братьев Брэдли, возвращавшихся по протоптанной в снегу дорожке.
   - Опять серый воробушек достался нам! Что за невезуха! Нет чтоб учительская дочка! - возмущался один из братьев.
   - Какой воробушек, Дэйв?! Соловей! Помнишь, басня еще есть такая: "Соловей и корова"!
   И расставив ноги, и выпятив грудь, Фред начал декламировать:

Хотел раз соловей напиться молоком коровы.

Вокруг скотины важно он ходил,

И ради капли молока парного

Рулады звонкие отменно выводил.

Уж как усердно соловей старался!

Что от натуги покраснел весь нос,

Да видно наш певец перестарался -

Копытом был отправлен на навоз!

Басни сей мораль проста:

Не лезь! Коли не смыслишь ни черта.

   - Это ты сам придумал? - язвительно спросила я Фреда. - В тебе пропадает великий поэт. Быть может даже величайший поэт всех времен и народов.
   Мальчишка ни капельки не смутился, только усмехнулся, поднимая мою вязанку.
   - А что, очень даже возможно... Дэйв, что стоишь, будто белены объелся, помогай! А то сейчас сам потащишь всю эту кучу мусора!
   После возвращения я помогала тете Гризельде украшать гостиную омелой и хвоей. Особенно мне понравилось делать рождественские венки. Таких украшений мы никогда не делали в Филдморе. Тетя брала длинные ветки ели и, согнув их, связывала в венок. Затем с помощью разноцветных лент крепила на нем еловые шишки, блестящие звезды, звонкие колокольчики, а также апельсины, которые мы купили в Солсбери. Венки мы развесили по всему дому, даже в оконных и дверных проемах.
   Потом меня потребовала к себе на кухню Финифет, якобы, помочь с готовкой.
   - Бог мой! Как подумаю, сколько еще надо успеть! Может быть, вы, мисс Гризельда, не заметили - у меня всего две руки, а не десять!
   Она демонстративно подняла обе руки, в одной была скалка, в другой - сковорода.
   - Это что - прозрачный намек? - в притворном испуге спросила тетя.
   На самом деле Фини сама прекрасно справлялась и только раздражалась, если кто-то лез ей под руку. Я же была призвана опробовать ее кулинарные изыски.
   Усевшись около кухонной печи, я с блаженной улыбкой наблюдала, как появляется очередная партия пирожков - румяных, покрытых золотой корочкой, пахнущих мясом и картофелем. Позже всего она достала маленькие корзиночки с "пробным" пудингом. И по мере того, как я расправлялась, пыхтя от удовольствия, с одной из корзинок, лицо Фини приняло удовлетворенное выражение.
   - Я жду не дождусь праздника. В прошлом году Рождество не справляли. Да как же иначе, когда в семье такое горе... - сказала она, критично осматривая блюда с лакомствами.
   Не смотря ни на что, этот день, пожалуй, был одним из самых счастливых в моем новом календаре, отсчет в котором начался смомента смерти родителей. Я никогда бы не поверила, что могу так радоваться рождественским праздникам после того, что случилось. Это было как-то странно. Я думаю, мне повезло, что мое первое Рождество без родителей прошло вместе с тетей Гризельдой и совершенно не так, как бывало раньше. Это снизило боль воспоминаний.
   Вечером в канун Рождества пришли исполнители рождественских гимнов. Дети спели несколько песен, а мы с удовольствием им вторили. Наконец, во время песни, которая по традиции завершала выступление, тетя подала знак Финифет и та поспешила на кухню за угощением для певцов. Получив свое угощение, дети протянули миску, украшенную красными лентами и веточками омелы, и тетя величественно опустила туда монетки. Все остались очень довольны.
   Утром меня разбудили звуки веселья. Под окном смеялись и желали "Счастливого рождества". Я открыла глаза и подумала: "Рождество!". А потом: "без мамы и папы". От нахлынувших на меня чувств я чуть было не расплакалась. Но тут в комнату вошла тетушка с подарком в руках:
   - Счастливого Рождества, соловушек!
   Я удивилась, она никогда не называла меня так. Но, открыв маленькую коробочку, я поняла. В ней лежала серебряная брошка в виде соловья, украшенная аметистами.
   - Ой, тетя, она такая красивая! Я буду носить ее, не снимая.
   - Я подумала, что она как раз подойдет к твоему синему платью. А теперь тебе лучше поторопиться, а то опоздаем в церковь.
   В церкви после службы мы подошли к Пешенсам, и я вручила им подарки. Сибил была очень тронута, хотя при дяде и тете была сдержана. А вот они восприняли мое внимание как должное, и даже указали на то, что в Рождество каждый обязан делать приятное ближнему своему, именно так заповедал Господь. Хотя сами, почему-то, никому подарки не сделали, даже своей племяннице. Но, слава богу, платок Сибил они оставили без внимания, рассматривая золотое тиснение на молитвенниках.
   Когда в Сильвер-Белле собрались гости, то зажгли камин, около которого лежали толстые поленья. Тут же обменялись подарками. Я очень надеялась, что мои подарки понравились. По крайней мере, Виолетта не расставалась со своим веером ни на секунду. И часто обмахивалась им за столом, бросая пленительные взгляды на Николса. Мне же достался черепаховый гребень для волос, шелковые ленты и кружевной шарфик.
   Мы, дети, за столом сидели все вместе и постоянно шушукались. Одетый в черный вельветовый костюм, с расчесанными на прямой пробор рыжими волосами, Николс первое время сильно конфузился и краснел. И особенно стушевался после слов тети Гризельды:
   - Молодой Ливингтон настоящий джентльмен! Я думаю, ему не составит труда поухаживать за двумя юными леди.
   - Что вы, Гризельда, ему это только в радость. Здесь редко удается продемонстрировать рыцарские манеры.
   После этих слов Летти склонилась к нему и дерзко прошептала:
   - О, отважный рыцарь, скажите же нам скорее, кто ваша Прекрасная Дама! Вы же не хотите, чтобы мы сгорели от любопытства.
   Но Николс лишь пуще прежнего расцвел веснушками и, точно изголодавшийся, набросился на еду, усердно поглощая пирожки и запивая слабоалкогольной ежевичной настойкой.
   Когда все расселись, Финифет принесла традиционного гуся, фаршированного грецкими орехами и мочёными яблоками и поданного с фасолевым пюре. Под радостные возгласы появился рождественский пудинг, величественно доставленный на стол самой тетей Гризельдой. Пудинг был объят мистическим пламенем горящего бренди и украшен веткой остролиста, сохранившей еще свои красные ягоды. За этим волшебным таинством с любовным восторгом наблюдала старушка Фини, выглядывая одним вострым глазом из приоткрытой двери.
   В куске пудинга мне досталась шестипенсовик, а стало быть, и три желания, которые должны были непременно исполниться. Я пожелала никогда не терять больше близких людей, хотя понимала, что это невозможно; вторым желанием было увидеть замок Китчестеров и побывать в таинственном подземелье; и третьим, наверное, как и у всех девочек, мечтавших о любви, - встретить своего прекрасного принца.
   Я поймала себя на мысли, что если бы родители были здесь, то нынешнее Рождество было бы самым лучшим во все времена. Но, естественно, я понимала, что, будь они живы, меня бы здесь не было и все было бы совсем по-другому.
   После торжественного обеда каждый должен был что-нибудь "изобразить". Миновала сия чаша тетю из-за ее внушительных габаритов и мистера Тернера, тихого бледного человека, за все время не сказавшего и трех слов. Он незаметно пробрался к креслу у камина и весь вечер просидел там, молча, наблюдая за остальными. Мне понравилось, как доктор изображал старого шарманщика, а его сын наглую обезьянку, собиравшую плату за представление. Мальчик смешно ковылял по гостиной и тыкал в каждого шляпой с мелочью, корча при этом рожицы и жестикулируя, как настоящая мартышка на ярмарке. Под конец вечера мы исполнили несколько песен, а миссис Тернер прочитала пару стихов о Рождестве.
   Когда все стали расходиться, мы с тетушкой вышли во двор проводить гостей. Тут коварный Николс решил отомстить за подшучивания и обстрелял нас снежками. Естественно, мы с Виолеттой ему этого не простили и при удобном случае завалили в снег.
   Когда я ложилась спать, я подумала, что у меня был самый чудесный праздник. Самое настоящее Рождество!

ГЛАВА 8

   За оставшиеся дни каникул я мало виделась с Сибил. Несколько раз я приходила в Равен-Хауз, но отведенных пятнадцати минут нам катастрофически не хватало.
   Она все еще продолжала ходить в деревенскую школу. Но Тильда Пешенс поговаривала о том, чтобы прекратить "бесполезные хождения" и привлечь Сибил к ответственной работе.
   - Она говорит, что я уже взрослая и должна трудиться, чтобы оплатить их доброту.
   - Но они итак держат тебя за рабыню! Ты делаешь всю черную работу в доме!
   - Тетя сказала, я должна приносить доход, чтобы они могли прокормить меня.
   - Как будто ты ешь, как целый полк голодных солдат! - возмутилась я.
   - Скорее всего, летом дядя пристроит меня к мисс Хатсон, сестре викария. У нее болят ноги и ей трудно одной справляться с делами. Я буду помогать ей с уборкой в церкви и церковном саду.
   Летом, когда я приехала на каникулы, Сибил оказалась занята гораздо боьше. Ее опекуны посчитали, что работа в церкви не слишком тягостная, чтобы отвлекать девочку от мыслей о мирских благах, и не слишком доходная, чтобы удовлетворить их жадность. Поэтому мистер Пешенс решил сделать племянницу своей ученицей. Сам он занимался довольно трудоемким делом - расшифровывал и реставрировал старые религиозные книги, хранящиеся в церковной библиотеке. Это ответственное занятие требовало большой усидчивости и внимательности, что было свойственно Сибил, и она справлялась с работой как нельзя лучше.
   Таким образом, летом девочка была занята с утра до вечера. Но благодаря миссис Тернер и тете, мы могли видеться по вечерам два раза в неделю. Они вспомнили о "традиционном чтении библии и священного писания" в Оурунсби. Эти встречи мы, естественно, проводили не в религиозном совершенствовании, а болтовне и распивании чаев. Эти часы поддерживали Сибил. И мы имели хотя бы эти жалкие крохи.
   До Лондона в конце каникул я уезжала вместе с Тернерами. Так как в этом году Виолетта отправлялась в элитный пансион, где должна была обучаться в течение двух лет светским премудростям. Дорогой мы слушали ее непрерывный щебет о будущих победах.
   За эти годы учебы она расцвела, превратившись из нежного бутона в яркую розу. И ее отполированная красота уже завоевала несколько мужских сердец. Этими победами она беспрестанно хвасталась перед нами, при этом смотря на нас с высоты превосходства.
   Виолетта изменилась. И, как я подумала, не в лучшую сторону. Она стала больше обращать внимания на молодых людей. Если раньше ее пленительной атаке подвергался только Николс Ливингтон, то теперь она старалась очаровать каждого парня, который выглядел хоть капельку красивее восточного верблюда. Своим поведением она напоминала моих соседок Лидию и Моник. Но я все же надеялась, что Виолетта не зашла слишком далеко, как эти особы.
   Время и для меня летело незаметно. В учебе, как и весь первый год, я была деятельна и решительна, что нравилось учителям, и они отмечали меня положительными характеристиками.
   Три года моего пребывания в Даремской Академии прошли довольно спокойно. Но во время летних каникул перед последним четвертым учебным годом моя жизнь наполнилась новым интересом. В то лето я посетила таинственный замок Китчестер...
   Но, все же мне хотелось бы поведать о двух происшествиях, которые внесли некоторый переполох в размеренный ход моей жизни. И в какой-то мере повлияли на дальнейшие события. Оба они случились во второй год учебы.
   Тетушка часто писала мне, рассказывая деревенские новости и сплетни. Я с восторгом читала ее крупные каракули, удивляясь, с каким наслаждением она смакует каждую подробность, расписывая ее на трех или четырех листах. Я же не успевала отвечать на каждое письмо. Из-за этого тетя шутливо обвиняла меня в забывчивости. И говорила, что если бы не ее красочные описания, я бы давным-давно забыла о Гарден-Роуз.
   Но то письмо, которое я получила в апрельское утро, было необычно коротким для ее красноречия. Обескураженная этим, я вышла в весенний сад, где укрылась в оранжерее. В этот раз тетушка со свойственной ей прямотой в серьезных вещах сразу перешла к главному:
   "Дорогая Найтингейл! В нашей деревне произошло несчастье, - я вздрогнула, прочитав эти слова. - Не знаю даже, как относиться к случившемуся: как к спасительному избавлению или как к страшной трагедии. Но думаю, что и то, и другое в этом случае будет правильным. Вчера утром погиб Руфус Пешенс. Я сама не поверила, когда прибежали мальчишки и сообщили. Решила - это злая шутка. И отчитала их. Стыжусь, что могла подумать такое в подобную минуту, но на моем месте любой, услышавший эту историю, подумал бы о насмешке.
   Помнишь ли ты чучело ворона, которое стояло над дверью и своим жутким видом пугало людей? Ты однажды сказала, что Руфус часто стоял под ним. Он будто воображал, что сам Гавриил может заговорить через ворона и сообщить благую весть об избранности его Богом. Так вот, мистер Пешенс, видимо, дождался своего часа! Это жуткое чучело свалилось ему на голову! Все бы ничего. Доктор Ливингтон сказал, что он бы отделался шишкой. Но от сильного толчка Руфус упал и головой ударился о каменные ступени. Удар оказался смертельным.
   Бедная Тильда! С того момента, как увидела бездыханное тело мужа, впала в глубокую апатию. Ни на что не реагирует! Ливингтон говорит, что такое бывает от сильного шока. Не думала, что с виду бесчувственная Тильда может так переживать потерю мужа. Это в укор мне, я была слепа к ней. Мы с Фини волнуемся за ее умственное состояние. Но пока она не пришла в себя всю организацию похорон я и миссис Додд взяли на себя.
   Что касается нашей Сибил, то она пока поживет в Сильвер-Белле. Бедняжка сильно горюет, несмотря на их жестокосердное отношение. Смена обстановки пойдет ей на пользу. А уж, Финифет позаботится о ней как следует! Бледные щеки и худосочную фигуру, старушка приняла как вызов своим кулинарным талантам. И со всей решимостью взялась сделать из Сибил пухленькую лакомку. Уже сейчас я слышу запах творожных лепешек..."
   Я закончила читать. Пока я была поглощена письмом, в оранжерею пришли старшие девушки за зеленью для ужина. Они весело переговаривались, собирая в корзины укроп и редис. Увидев меня, одна из них позвала меня, но я не ответила, задумавшись над случившимся.
   О такой нелепой смерти я еще не слышала! Но все в жизни бывает... Мистер Пешенс и сам был нелепым в своем показном благочестии. Чем эта трагедия обернется для подруги? С одной стороны, тетушка права - это могло быть избавлением. Теперь над Сибил не будет висеть, словно дамоклов меч, страх перед дядей. Но еще неизвестно, что станет с Тильдой Пешенс! Она может не оправиться, и тогда девушке придется неотлучно быть с ней.
   Поднявшись в комнату, я тут же написала ответ. В течение двух недель с нетерпением ждала письма от тети Гризельды. Когда оно пришло, в нем было уже больше оптимизма, присущего ей. Тетушка сообщала, что Тильда Пешенс очнулась от шока. Но стала еще более нелюдимой и мрачной, чем до несчастия. Похоже, потеряв человека, которого любила, ей сделалось все равно - жива она или мертва. Первые дни Сибил ходила в Равен-Хаус, убиралась и ухаживала за теткой. Но однажды обнаружила, что двери дома заперты. На ее стук вышла служанка и сказала, что миссис Пешенс не желает видеть свою племянницу. После этого Сибил ничего не оставалось, как окончательно поселиться в Сильвер-Белле.
   В письме тети было небольшое послание и от Сибил. Читая его, я поняла, что, несмотря на горестные переживания, девушка испытывает противоречивые чувства. Она горевала о потери близкого человека и разрыве с тетей, но в то же время - чувствовала себя свободной и полной надежд. Живя у нас, она стала помогать тетушке с шитьем и увлеклась. Особенно ей удавались эскизы платьев. Обучившись у тети Гризельды на портниху, она надеялась в будущем устроиться в швейную мастерскую в Солсбери. Сибил не оставила попытки примириться с теткой и настойчиво ходила к дому Пешенсов, но там ее так и не приняли.
   Когда я приехала на лето, тетя предоставила нам полную свободу действий. Как и я когда-то, Сибил заново познавала мир, поэтому с охотой шла на любые приключения. Мы гуляли и делали, что хотели. Конечно, в разумных пределах.
   - Умная голова в петлю не полезет, а глупая - везде найдет, где стульчик поставить! - поговаривала тетя.
   Вот в таких благоприятных для авантюр условиях и произошло второе происшествие.
   До этого случая я не обращала внимания на свою внешность и впечатление, которое произвожу на противоположный пол. Я знаю, что не отличаюсь красотой, как Виолетта. И внешность моя самая заурядная. Меня никогда не заботило, что мужчины от мала до велика не падают к моим ногам, сраженные наповал. Однако тетушка уверяла, что во мне есть что-то особенное, изюминка, делающая меня привлекательной.
   - Пусть Виолетта красавица, но ты намного лучше ее! В тебе чувствуется жизнь! И это привлекает людей гораздо больше, чем бездушная красота. Ты интересная, а это гораздо важнее!
   - Но чем же я интересная?
   - Всем, что в тебе есть! У тебя необычное лицо. Живое и яркое. На него хочется смотреть без устали, наблюдая, как меняется выражение, с каждым владевшим тобой чувством.
   - Ну, на лицо Летти тоже хочется смотреть.
   - Да, но оно пустое. Без очарования ее лицо все равно, что крючок без наживки. Одна лишь красота - надоедает. Это как любоваться красивой вазой. Сначала ты ей восхищаешься, а через пару дней ее рисунок кажется скучным и однообразным.
   - Это не мешает мужчинам влюбляться в нее.
   - Влюбляться - это одно. Для этого дела большого ума не надо. А вот полюбит ли кто ее?!
   - Но я еще и высокая! - неунималась я. - Какому мужчине понравится любоваться своей избранницей, задирая голову?!
   Но тетя на мои причитания, только качала головой и загадочно улыбалась. И хотя у меня не было причин не верить ей, все равно ловила себя на том, что заглядывая в зеркало, я иногда желала хотя бы чуть-чуть быть такой же красивой как Виолетта.
   Каждый год в августе после того, как основные полевые работы заканчивались, устраивался большой праздник. Он проходил недалеко от Гарден-Роуз на большой поляне, огороженной с одной стороны стеной леса, а с другой - глубоким оврагом. Весь окрестный люд с нетерпением ожидал предстоящего веселья и начинал готовиться задолго до гуляний. Тетя со смехом говорила о начинавшейся суматохе:
   - Мы живем слишком тихо. А этот праздник очень хороший повод встряхнуть свои заржавевшие от долгого ничегонеделанья косточки! Вот и стараемся вовсю.
   Вокруг шла усердная подготовка. В Сильвер-Белле постоянно крутился кто-нибудь из комитета, а вездесущая миссис Додд беспрерывно отправляла посыльных в Солсбери и окрестные деревни. На поляне, где будет проходить праздник, устраивали кострища. Мужики складывали поленья, смолили бочонки и швыряли их на кучи наваленных веток. Нетерпение ощущалось по всей округе: будут песни, пляски и всеобщее веселье.
   Праздничный переполох захватил и нас. Сибил, которой предстояло впервые оказаться на подобном гулянии, ни о чем другом не говорила. Должна признаться, я тоже ждала этого дня. Было безумно волнующе не спать всю ночь, а ближе к полуночи отправляться вместе с тетушкой на праздник. Мы садились в скрипучую повозку, которой правил словоохотливый парень, и отправлялись через лес на поляну. Я до сих пор помню, как меня охватывала дрожь, когда мы ехали, покачиваясь, по темному лесу, а над нашими головами шумели деревья, сплетаясь длинными ветвями в полог. Вокруг возбужденно перешептывались люди, а в руках мужчин горели факелы, освещая в лесной тьме восторженные лица и вереницу повозок.
   Солнце уже садилось, когда за нами приехал Рэй Готлиб. В этом году он и Николс сопровождали нас на праздник, чему очень радовалась Виолетта.
   - Наконец-то мы поедем, как настоящие леди - в сопровождении мужчин! - довольно заявила она. - Правда, они не больно-то похожи на джентльменов, особенно этот сын кузнеца! Он больше напоминает мне орангутанга, и явно не знаком со светскими манерами.
   - Летти, а ты что видела кузнеца знакомого со светскими манерами? Наверное, вам этот музейный экспонат в пансионате благородных девиц демонстрировали, как единственного представителя вымершего вида мужчин?
   - Опять ты умничаешь, Найтингейл! - обижено воскликнула она.
   - И ничего я не умничаю!
   - По крайней мере, праздник мы проведем с парнями, а не с ревматическими старушенциями!
   - Моя тетя не старушенция! А твоя мама самая замечательная женщина!
   - Эх, был бы тут Стив! А не этот рыжий недотепа Николс, - вздохнула Летти, неожиданно сменив тему. Для нее вообще было свойственно говорить то, что у нее на уме, чем нередко шокировала людей. - Стив бы научил этих деревенщин, как обращаться с дамой!
   Этим летом Виолетта провела несколько недель каникул в гостях у своих родственников, где и познакомилась со Стивом. Стив был ее кузеном, но девушка была влюблена в него отнюдь не сестринской любовью. Он учился в Оксфорде и был самым умным мужчиной в ее окружении. Кроме того, у него была неземная красота и храброе сердце льва. А уж, как он целовался! И про это совершенство нам пропели уже все уши!
   - Но мне кажется, ты была не против, когда тебя сопровождал Николс. Помнишь, как он носил тебе книги в школу?
   - Комнатная собачка тоже носит тапочки для своей хозяйки! - сказала она, самодовольно оглядывая себя в зеркало.
   Мне стало неприятно от этих слов. Я никогда не думала, что Летти настолько эгоистична и жестока. Мне стало жаль Николса, ведь он по-настоящему заботился о ней. Кроме того, вся деревня знала, что он неравнодушен к девушке, но практически не имеет шансов на взаимность. Летти с детства грезила ослепительными франтами с толстыми кошельками и титулами, а сын доктора не блистал ни одним из этих достоинств. Правда, была еще маленькая вероятность того, что Николс сделает себе карьеру, заработав и деньги, и имя. Но тот путь, который он выбрал, явно не годился для этого.
   После школы Николс продолжил обучение, решив пойти по стопам отца и получить медицинское образование. Но молодой человек не желал заниматься частной практикой, как отец, а хотел практиковать в общественной больнице в Солсбери, где пациентами были в основном бедняки и простой рабочий люд.
   - Я видел, что твориться в этих местах. Там стоит грязь и вонь, а за больными нет надлежащего ухода, как будто это не люди, а паразиты. Я хочу изменить этот порядок, хочу стать таким врачом, который бы лечил, а не убивал своих пациентов. Пусть они не благородных кровей, но от этого они не стали менее людьми и менее нуждающимися в правильном лечении.
   Я знала, что Николс добьется своего, и поощряла его стремление. Он всегда говорил о человеколюбии и пользе людям. А Виолетта, наоборот, считала, что лучше позаботиться о себе. И частная практика, была бы хорошим началом карьеры для молодого доктора. Она часто презрительно смеялась над ним и приводила свой главный аргумент:
   - Когда ты голодный и больной будешь замерзать в какой-нибудь дыре без единого шиллинга в кармане, ты ничем не поможешь своим нищим. Ты сам будешь одним из них!
   Из-за этого у них случались постоянные ссоры. И девушка решила, что Николс совершенно не достоен находиться в списке ее поклонников.
   Тернеры пришли к нам в Сильвер-Бел, откуда мы договорились отправиться на праздник. Мы всей толпой погрузились в повозку. Сибил и я залезли на козлы, где сидел насупленный Рэй. Даже праздник не мог вывести его из состояния угрюмости и молчаливости. Я попросила его дать мне вожжи и правила до самого леса, радостно покрикивая на лошадей и погоняя их. Летти, которой не досталось места рядом с нами, обижено сопела. Впрочем, мне и хотелось ее немного наказать за те слова, что она сказала о Николсе. Но быстрая езда вернула ей хорошее настроение, и она радостно вскрикивала, когда повозка подпрыгивала на кочках.
   Когда мы выехали из леса, нашим глазам открылось захватывающее зрелище. Сидевшая рядом Сибил охнула и замерла, в восторге оглядываясь вокруг. Огромная поляна была ярко освещена полыхавшими кострами. А вдоль оврага тянулись цепочки горевших бочек, насаженных на шесты. В той стороне проводились скачки. И нам было хорошо слышно, как разноликая толпа, в свете играющих костров похожая на бесформенного монстра, уже улюлюкала и гомонила, подбадривая своих фаворитов.
   Повсюду слышались песни и музыка. Народа у костров была тьма, не меньше, чем в той стороне, где проводились скачки. Многие облачились в старомодные одежды, специально по такому случаю извлеченные из сундуков. Девушки красовались в соломенных шляпах, украшенных колокольчиками, цветами и лентами. У многих людей лица были разрисованы углем, а одежда испачкана копотью.
   - Это древний обычай, - пояснил Николс, когда мы отделились от наших спутников и впятером пробирались через толпу, осматриваясь, - В такие дни черти веселятся пуще обычного и стараются утащить побольше душ в преисподнюю. Когда пляшешь вокруг костра, твоим соседом может оказаться черт или бес, высматривающий добычу. Чтобы сбить его с толку, нужно намазаться сажей, и тогда он примет тебя за своего.
   - Я тоже хочу намазаться сажей! - тут же заявила Летти.
   - Тут должны быть лотки, где раздают шляпы и угольки.
   - Давайте найдем их! Намажемся и пойдем прыгать через огонь!
   - О, Летти, ты такая храбрая! - воскликнула Сибил, но тут же спросила, - А это обязательно делать всем?
   - Нет, конечно! Это опять обычай, связанный с нечистой силой, - вновь пояснил Николс. - Танцы вокруг костра защищают от колдовства, а если кому-то случится подпалить одежду, значит, он настоящий счастливчик, и никакая нечисть ему не страшна. Поэтому, особо резвые смельчаки стараются прыгнуть, как можно ближе к огню.
   - Но ведь это опасно и глупо.
   - Люди всегда глупы, - сказала я. - Именно глупость заставляет совершать самые невероятные вещи. В опасности вся соль. Ты думаешь, если бы не было риска вспыхнуть, стали бы люди прыгать?
   - Роб, оставь свое занудство! Мы пришли веселиться, а не петь литургии.
   Летти уже надоели разговоры, и ей не терпелось поскорее окунуться в праздничное веселье. Она взяла под руку Николса и потащила его вперед в поисках лотков со шляпами и углем.
   Я тоже прибавила шаг, оставив позади Сибил и Рэя, всю дорогу бросавшего на девушку задумчивые взгляды. Интересно, думала я, о чем они будут разговаривать, когда рядом никого не будет. Мне так хотелось подслушать их. Но, как бы я ни напрягала слух, ничего не услышала.
   Рэй нисколько не изменился с того времени, как я покинула школу. Теперь он работал в кузни отца и на всякую ерунду, вроде книг и писанины, не отвлекался, что очень радовало мистера Готлиба. Он оставался все таким же молчаливым. Только еще шире разросся в плечах, а на руках появилось больше мозолей. После смерти мистера Пешенса Рэй начал более открыто проявлять интерес к Сибил. Нет, он не то чтобы ухаживал. Но иногда помогал ей, как в случае с вязанкой еловых веток на Рождество, или здоровался с ней, забывая при этом про других девочек.
   - В деревне уже давно свели их, - как-то сказала мне тетя Гризельда. - Конечно, им придется подождать пару годков, мальчику только семнадцать. Правда, отец Рэя сообщил мне по секрету, что если бы Руфус был жив, он был бы против такой невестки, несмотря на ее трудолюбие.
   В тот момент, когда я уже подходила к лоткам, огибая какого-то мужчину в шлеме с козлиными рогами, мне на встречу выскочила Летти. Она уже раздобыла соломенную шляпу с белыми лилиями. В ней она выглядела еще более восхитительной.
   - Вот, что мне надо! А уголь мне будет не к лицу, - сообщила она, красуясь. - Я не трубочист, чтобы мазаться сажей. А вот тебя, Сибил, можно и намазать, чтобы скрыть все изъяны.
   - Ей скрывать нечего! - твердо заявил Рэй, опередив мой ответ в защиту Сибил.
   Он грозно взглянул на Летти, и та иронично ответила:
   - Ну, тебе видней!
   Она засмеялась и закружилась, словно никакой размолвки не было.
   - А знаете, что мы обнаружили с Ники? Стол с напитками, там разливают горячий пунш! А хозяйничает простушка миссис Брасли. Ну, та, которая все время улыбается, даже когда сидит в церкви. Не понимаю, почему миссис Додд и твоя тетя поставили ее на такое ответственное место.
   - Наверное, она тоже хочет быть в чем-то полезной и помочь на празднике! - нерешительно ответила Сибил.
   - Тогда нам надо поскорее воспользоваться ее полезностью и выпить пунша! А потом пойдем танцевать и веселиться. Я думаю, что буду плясать джигу пока не упаду.
   - Ты же не думаешь, что мы будем ...пьянствовать? - спросила я.
   Хотя, должна признать, в душе я совершенно не противилась. Это относилось к разряду запретных плодов и делало сегодняшнее приключение еще более будоражащим.
   - Нет, ты все-таки ужасная зануда, Найтингейл! Если не возьмешься за себя, станешь злобным синим чулком или обиженной на весь свет старой девой.
   - Ну и что в этом плохого! Это лучше, чем валяться в канаве, как старик Ансельм, и благоухать на всю округу винным парами.
   - Как что! И ты еще спрашиваешь? - она скорчила брезгливую рожицу. - Будешь ходить с большущим уродливым моноклем и вечно прищуренными глазами. А на твоем носу вырастет целая колония прыщей! Станешь катастрофически непригодна для общества мужчин!
   - Подумаешь, какая незаменимая потеря!
   В ответ она только фыркнула и, развернувшись, побежала к опушке, где стоял стол с напитками. Мы же, посовещавшись, все-таки решили, что глоточек пунша, нам не навредит. Тем более Сибил еще ни разу его не пила.
   Кружки оказались гораздо больше, чем мы ожидали. Но, уже решившись, мы выпили все до последней капли. После этого, разгоряченные напитком и всеобщим весельем, мы побежали к кострам, где уже вовсю плясали и шли игры.
   И хотя я наслаждалась праздником, вместе с подругами водя хороводы вокруг костра и танцуя джигу, мне было как-то не по себе. Я даже не знаю, как объяснить то чувство, которое владело мной. Я видела ликующий взгляд Виолетты, лучистые от восторга глаза Сибил, но сама не испытывала этих ощущений. Мне было беспокойно и неуютно, словно я ожидала чего-то. И моя спина нещадно горела с самого приезда. Сперва, я думала, что это от огня. Но потом, поняла, что огонь тут ни при чем. За мной наблюдали! Наблюдали так, как голодные кошачьи глаза следят в темноте чулана за мышью, играющей кусочком сыра.
   Я поспешно вышла из круга. Надо найти тетушку - с ней мне было бы гораздо спокойней.
   - Ты куда? - крикнула мне Сибил. Ее щеки пылали, отчего она выглядела очень милой.
   - К тете. Хочу узнать, не пора ли домой.
   - Но ведь мы недавно приехали! Еще совсем рано!
   Ей так не хотелось уезжать. И я понимала ее. Почему мои страхи должны касаться других? Может, я опять напридумывала бог знает что! Уговаривая себя таким образом, я немного успокоилась, но танцевать уже расхотелось. Поэтому я направилась в ту часть поляны, где раздавали выпечку и проводили конкурс "Лучший овощ", в надежде найти там тетю Гризельду.
   Беловолосого парня я заметила сразу, как только отошла от костра. Не сомневаюсь, что он решил по тому, как я встревожено оглядывалась, что пора показаться. Его сопровождали несколько ребят, среди которых я узнала Била Стоуна из Китчестера и братьев Бредли. Все ребята держались позади Дамьяна, а он вышагивал во главе и явно был их предводителем. Вот уж никогда бы не подумала, что эти хвастунишки Бредли могли перед кем-то увиваться. Но около него они явно увивались. Даже согнулись немного, так как он был ниже их, и заискивающе лыбились. Меня они не замечали и обсуждали что-то, громко обращаясь к нему. Он же смотрел прямо на меня.
   - Идите, пройдитесь немного! - нетерпеливо произнес он, прерывая их болтовню, и махнул в сторону костра, от которого я только что ушла. - Мне надо кое с кем поговорить.
   Невероятно, но ребята тут же повиновались! Они побрели к кострам и даже не обернулись, чтобы посмотреть, с кем же будет говорить их разлюбезный предводитель.
   Я была слишком поражена, чтобы придумать подходящее приветствие, поэтому просто молча смотрела, как он подходит ко мне. Он сам захотел увидеться со мной, вот пусть и начинает разговор первым!
   Но Дамьян, подойдя ко мне, взял за руку и потянул в лес. Не хочет, чтобы нас видели! Мы прошли немного вглубь и остановились. Он отпустил мою руку и прислонился к дереву.
   Он почти не изменился с того памятного случая, когда его лошади чуть не сбили Сибил. Сколько раз я представляла себе его надменное узкое лицо и черные глаза, насмешливо смотревшие на меня! Представляла, как мы встретимся, и как я одним остроумным замечанием поставлю его на место. Я часами придумывала слова, которые скажу ему при встрече. И вот она - встреча! А в голове пусто, словно в дырявом молочном бидоне.
   Впервые я радовалась своему немаленькому росту. С затаенным злорадством я отметила, что Дамьян все еще ниже меня. Правда, совсем чуть-чуть. Я не сомневалась, что со временем он еще вытянется. Его светлые волосы скрывала объемная кепи, надетая задом наперед, отчего он походил на шалопая. В черных глазах светился интерес, а не презрение, как в тот день, когда я впервые увидела его. Мне казалось, что я вообразила, будто Дамьян выглядит взрослее, чем есть, что он "не такой, как все". На самом же деле, он - самый обычный мальчишка. И все же даже сейчас, в сдвинутых к переносице бровях, в жесткой морщине на лбу, во въедливых алчных глазах можно было видеть его "циничную взрослость".
   Сейчас Дамьян не выглядел таким высокомерным, как в день несчастного случая или как всего несколько минут назад, когда был в группе ребят. Он стоял, облокотившись о вяз, и поза его была нарочито расслабленной. Какое-то время мы молчали. Затем, когда молчание стало уже неприлично затянутым он, наконец, произнес:
   - Помнишь меня, соловей?
   - Как же я забуду Белую Смерть! - ответила я. Сама не знаю, почему именно так! Как только слова вылетели, я пожалела о них. Это было до смешного глупо.
   Он криво усмехнулся.
   - Значит, так меня называют здесь?
   - Вот уж нет. Когда твои лошади бежали на нас, я видела твои волосы из окна экипажа и думала, что это смерть в белом балахоне.
   - Ха, в какой-то степени так оно и было! Но ты не испугалась Смерти?!
   - Ну, ты же оказался не Смертью, - я чуть помедлила и язвительно добавила, - а всего лишь испуганным мальчишкой с белыми волосами.
   - А ты всего лишь резвой птичкой, бросившейся под копыта!
   Мы снова замолчали. Дамьян не смотрел на меня, а разглядывал людей у костра. Я же не понимала, зачем он остановил меня и потянул сюда в лес, если молчит и ничего не говорит.
   - Что, опять без спроса катаешься, как в прошлый раз? - насмешливо спросила я.
   - Мне давно не требуется разрешение старика. Разве ты не заметила - я уже вырос из детского возраста.
   - Из детского возраста, может, и вырос, а вот ростом еще явно маловат!
   - Зато, я смотрю, твой язык стал намного длиннее с нашей последней встречи. Растет, прям, не по дням, а по часам.
   - Тебе подобная скорость тоже не помешала бы. А то такими темпами, как сейчас, ты до самого почтенного возраста в сморчках проходишь!
   Естественно, я понимала, что своими словами задеваю его, но все равно высказала их. Видимо, ночь, пылавшая огнями, танцы и пьянящий пунш сделали свое дело - я стала наглой и смелой, и несла всякую чушь, вертевшуюся на языке.
   Я почувствовала, как он напрягся, но в следующий момент рассмеялся. У него был надтреснутый хриплый смех. Затем он вызывающе сказал:
   - А хочешь знать, почему я здесь? Мне хочется посмотреть на ваши пляски! Говорят, что в давние времена дикари отмечали день плодородия любовными оргиями. Они скакали вокруг костра и плясками доводили себя до неистовства, после предаваясь страстным совокуплениям. Мне не терпелось самому убедиться в этом... Забавно наблюдать, как добропорядочные люди превращаются в буйных дикарей, словно сами вот-вот предадутся...
   - Прекрати!
   Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня. От смущения я вся горела. А тут еще, как назло, разыгралось воображение, и без того разгоряченное пуншем.
   - Я рада, что мы тебя позабавили! - в сердцах воскликнула я. - Надеюсь, по крайней мере, в этот раз твои лошади не взбесились, и все скачущие дикари остались целыми и невредимыми. Хотя в чем можно обвинять бедных животных, когда у них такой хозяин!
   Сказав это, я торопливо развернулась и направилась в сторону поляны. Как он меня злил! Ведь он специально оскорбил меня и всех нас! Да еще таким грязным способом! Хотя я понимала, он сделал это в отместку на мои уничижительные слова. Сама виновата! Вот и нечего обижаться и катить на него бочку. И почему я подумала, что могла бы с ним спокойно общаться, после всех прошлых оскорблений! Мы и минуты поговорить не можем, сразу же цепляемся друг к другу.
   Но Дамьян не дал мне уйти. Он ловко поймал меня за руку и сильно дернул к себе.
   - Ну уж нет, так быстро я тебя не отпущу!
   Вдруг моя нога зацепилась за торчавший из земли корень, и я упала на Дамьяна, больно ударившись локтем о ствол дерева. От неожиданности и боли я вскрикнула.
   - Первый раз в мои объятия бросаются с воплями, - сдавленно произнес он подо мной. - Не думал, что ты окажешься в таком э-э-э положении так скоро. И если смотреть отсюда, положение явно становиться все интересней и интересней...
   - Ты что, решил меня убить! Взыграла горячая кровь Китчестеров? - огрызнулась я, поднимаясь и потирая болезненно ноющий локоть.
   Он встал и отряхнулся. От падения кепи слетела, и в волосах запутались сухие веточки и листья, черными пятнами выделяясь на светлом фоне. У меня так и чесались руки убрать их. Но Дамьян, заметив мой взгляд, тряхнул головой и взъерошил волосы пятерней, избавляясь от мусора. Потом отыскал шапку и нахлобучил ее на макушку, снова повернув козырьком назад.
   - Тебе лучше знать, на что способна кровь Китчестеров! - сказал он, наконец. - Может быть, и на убийство! Я стараюсь не общаться с твоей родней.
   - Вот уж кто-кто, а я точно не знаю! Я никогда не видела никого из них, кроме отца. А отец был изгоем. Он не был таким как они!
   Дамьян вскинул голову и осмотрел меня с ног до головы так, будто бы я какое-то противное насекомое, мешавшееся ему под ногами. Меня этот взгляд еще больше разозлил, и я постаралась ответить ему тем же. Мне даже прикидываться не надо было. Для меня он был самым мерзким мальчишкой, поэтому мой взгляд просто источал ядовитое отвращение. Ему это, похоже, понравилось. Потому как он вдруг расплылся в улыбке.
   - Тогда мы оба ошиблись, соловей. Я не Китчестер. Моя фамилия даже не Сноу, как у графа или у тебя. Я седьмая, нет, десятая вода на киселе и уже не принадлежу к роду. Я сам по себе!
   Мне это показалось странным, так как люди говорили, будто бы он - наследник, а значит должен получить и титул графа Китчестера.
   - Я слышала, что ты живешь в замке, и что ты наследник графа. Значит это неправда?
   - Правда то, что я живу в замке. И то, что я получу замок!
   - Но как ты его получишь, если ты не будешь наследником?
   - Я могу им стать! - загадочно сказал Дамьян. - И потом, меня не волнует титул Китчестеров - мне важен только замок! Он будет мой! А титул может катиться ко всем чертям!
   - А какой он - этот замок? - внезапно услышала я свой голос. Естественно, мне хотелось знать о нем. Только я не думала, что буду расспрашивать этого надменного задаваку.
   Он долго молчал, раздумывая. Сейчас он был серьезным. Очень серьезным. И смотрел куда-то вдаль, разминая пальцами зеленый лист вяза. Затем он взглянул на меня.
   - Тебе действительно хочется узнать о нем? - он пристально вглядывался в мое лицо, словно от того, что там найдет, зависел его ответ.
   - Да, Дамьян! - я впервые назвала его по имени, но он не обратил на это внимания.
   - Он - ЗАМОК! Понимаешь? Не просто стены, потолок, бойницы, подземелья... Нет. Он живой, настоящий! - голос его взволнованно прервался, но он тут же продолжил. - Его камни дышат и чувствуют, как живое сердце в человеческом теле. У него есть своя душа, столь древняя, что уже никто и не помнит, когда она родилась и сколько веков простояла под этим хмурым небом. Порой, слышны шепот и эхо в залах, словно стены переговариваются друг с другом. А иногда отовсюду раздаются скрипы и шорохи. Тогда кажется, что камни хотят вырваться из земли, с надоевшего места и уйти куда глаза глядят...
   Затаив дыхание, я слушала его. В моем мозгу проносились картины ожившего замка. Я представляла, как он бредет по дорогам, - уставшая, древняя развалина. И никому не было дела до его одиночества. Только, может быть, вот этому парню с белыми как снег волосами...
   - Ты сразу полюбишь его! - сказал он уверенно. - Также как я полюбил его, когда увидел впервые, приехав сюда несколько лет назад. С тех пор я не могу представить себе другого места, где мне хотелось бы жить
   - Зачем мне любить его? - удивилась я. - Я никогда не смогу побывать там, а уж тем более жить. Я - отвергнутая! И никто из Китчестеров меня не примет.
   - Примут! Я тебе обещаю! Старику ты сразу понравишься. А он не выгоняет людей, которые ему нравятся. Тебе надо быть только смелее, а не отсиживаться в кустах, избегая родственников.
   Его убежденность была так заразительна, и я на несколько секунд вдруг поверила, что возможно, когда-нибудь... Но потом все встало на свои места. Я хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть от него горькое разочарование.
   - Наверняка, кроме тебя, у графа есть более близкие родственники, которые могут получить и титул и замок?
   - Есть. Ты! - он оскалился, и на кратчайший миг в его глазах блеснули лезвия кинжалов. Я застыла, пораженная его яростным обликом. Но Дамьян не заметил моего замешательства. В следующую секунду он уже сжал кулак и произнес с нескрываемой ненавистью. - Есть еще и другие. Все как один кровопийцы! Старику на них плевать. Бродит привидением по комнатам и, наверняка, даже не заметит, как однажды рассыплется в прах.
   Его слова и реакция удивили меня. Совсем другое я представляла о графе. И уж никогда не подумала бы, что Дамьян может по-настоящему тревожиться о ком-то.
   - Что значит привидением? Разве он не управляет своим поместьем? У нас в деревне все страшатся его. И вообще замок превратился в место жутких преступлений и пыток.
   - Ты же не веришь всем этим сумасшедшим бредням? - он рассмеялся. - Не знаю, может быть, когда-то граф и был чудовищем, но сейчас он обычный одинокий старик, который бродит в ожидании смерти, подкрепляя оставшиеся силы своими воспоминаниями.
   Я задумалась, мне хотелось подробнее расспросить у Дамьяна про графа и его семью, но тот, словно прочитав мои мысли, резко заявил:
   - Если хочешь узнать о своей родне - встреться с ними! Я не сорока, чтобы разносить сплетни о людях, сколь бы омерзительны они мне не были. Старик - единственный среди них, кто вызывает симпатию. Но и о нем я не собираюсь говорить с тобой.
   - Больно надо! Вряд ли в твоих рассказах будет больше правды, чем в сумасшедших бреднях.
   Я заметила, что и мне и ему нравятся наши перепалки. У меня мелькнула мысль, что мы оба специально распаляем друг друга, чтобы вывести разговор на тропу насмешек. Но я отмахнулась от этой мысли, слишком уж крамольной она была.
   - Тебя зовут, соловей. Слышишь? - негромко сказал он, указывая в сторону поляны.
   Я обернулась и прислушалась. И вправду, от костра, где веселился народ, раздавались крики Виолетты. Она быстро шла, держа за руку раскрасневшуюся Сибил, оглядываясь и помахивая своей шляпой. За ними маячили Рэй и Николс вместе с братьями Бредли и Билом.
   - Найтинге-е-ейл! - голос Летти звонко разлетался над поляной. Ей вторили остальные.
   - А она милашка! - высказал вдруг Дамьян, наблюдая за ней.
   Как будто бы я этого не знала! Ну почему, все стразу смотрят на Виолетту, стоит только ей появиться! Никогда меня это не задевало так, как сейчас.
   - Да, она очаровательна, прелестна, восхитительна, умопомрачителна! - выпалила я и раздраженно обернулась к нему. - Есть еще уйма эпитетов!
   Я в смятении подумала, что веду себя глупо. И незачем было так открыто демонстрировать свою обиду. С ним я с самого начала повела себя глупо. А ведь я всегда гордилась, своей способностью мыслить здраво!
   - Ты завидуешь ей! - он нагло ухмыльнулся. - Смелая серая птичка завидует прекрасному лебедю. Надо же, а я думал, что ты совершенна, как трели соловья!
   - Я не за-ви-дую! - По слогам и почти спокойно произнесла я. - Я ухожу, рада была встречи и, надеюсь, больше не увидимся! И спасибо, что рассказал про замок.
   Я благодарила действительно искренне, несмотря на все его оскорбления.
   - Постой! - резко бросил он, и уже в который раз схватил меня за руку. Я подумала, что завтра на ней появятся синяки, так крепко Дамьян сжимал ее. - Не уходи!
   Он сказал это так, словно выплюнул обжигающий кусок пирога, который в голодной спешке жадно откусил. Его лицо на краткий миг исказилось судорогой облегчения, будто бы избавился от чего-то тяжелого, что мешало ему. Но облегчение это было неприятным и противным ему, так как он жалел о нем. Дамьян отпрянул от меня и в ту же секунду уже презрительно усмехался. Как будто бы и не было тех слов, которые помимо воли вырвались у него. Его черные глаза в свете костров неистово блестели, отражая огненное пламя.
   - Тебе сколько лет?
   - Что? - переспросила я, подумав, что ослышалась.
   - Мало того, что у тебя скверный характер, так ты еще и глухая к тому же!
   - Уж кто бы говорил про скверный характер! Сам-то не сахарный фрукт!
   Меня уже второй раз обвиняли в глухоте. Первый раз Виолетта во дворе школы, когда я пыталась подружиться с Сибил. Да уж, эти двое стоят друг друга. Оба - самодовольные типы!
   - Так сколько? - снова спросил он нетерпеливо.
   - В сентябре будет шестнадцать! И в отличие от этих подлиз Бредли, я не позволю командовать собой какому-то...сморчку! Сначала дорасти!
   Несмотря на бушевавшую во мне злость и обиду на него, я была ужасно довольно собой, что смогла поставить его на место! В душе я, прям, сияла от гордости, как начищенная дверная ручка. Но внешне, изо всех сил старалась сохранять спокойствие, чтобы не дать еще одного повода назвать меня дикаркой.
   - Сгодишься...
   - Сгожусь для чего? - удивилась я и насторожилась, заметив, как он нагло ухмыляется.
   - Разве ты не поняла? - его ухмылка сделалась еще шире и наглее. - Мне нужна ты! Я желаю тебя. И собираюсь жениться на тебе.
   В тот момент я осознала, что испытывают люди, когда после долгого падения с большой высоты шмякаются об землю и превращаются в мокрое место. Тогда же я подумала, что меня так сильно расплющило этими словами, что даже мокрого места не осталось.
   Наверное, с разинутым ртом я представляла собой незабываемое зрелище. Как-то не вовремя вспомнилось про растрепанные после танцев волосы. Я попыталась пригладить их, но безуспешно. Мне надо было чем-то занять руки, чтобы успокоить взвинченные нервы, поэтому я отломила веточку и стала тщательно обдирать с нее кожу. Текли минута за минутой, а я все никак не решалась взглянуть на Дамьяна. В голове крутились вихрем тысячи мыслей.
   Не знаю, чего он ждал от меня. Восторженных возгласов или, может быть, рыданий. Сейчас он был уже тем спесивым мальчишкой, который подошел ко мне у школы.
   - Ты молчишь! Сморчок не достоин твоего ответа? - издевательски спросил он. - Или ты думаешь, что мне рано говорить о женитьбе?
   Я, правда, не знала, что сказать. В его словах слышались обвинение и желчь, но в тоже время и горечь. Может, он только разыгрывает меня. И все это - шутка. Я судорожно вздохнула. Мне кажется, он все понимал и все чувствовал, что творится со мной.
   - Ты меня совсем не знаешь, чтобы говорить такие вещи!
   - Я знаю тебя достаточно. Уж не думаешь ли ты, что я упущу из вида того, кто стал мне не безразличен с первой же минуты? Уже через день я знал о тебе все!
   - Но это же абсурд! Нельзя просто так взять и возжелать кого-то с первого взгляда!
   - Почему? Почему нельзя, соловей?
   - Потому что... - я беспомощно замолчала, всматриваясь в его глаза, и боясь того, что могу прочесть в них. Уже в который раз я не нашлась, что ответить ему. Столько слов роилось в голове, но ни одно из них не подходило для того, чтобы объяснить, почему я считаю его слова абсурдными, невозможными, невероятными.
   Пока я подыскивала ответ, Дамьян подошел ко мне совсем близко. Так близко, что в его глазах я могла различить свое дрожащее в свете пламени отражение.
   - Я хочу, чтобы ты знала - я не делаю того, что мне не нужно. И если я решил, что мне нужна ты, значит никто и ничто изменить это не в силах. Я добиваюсь своего любыми способами!
   Сейчас он выглядел каким-то бешенным и вновь скалился, словно в предвкушении добычи. Я не на шутку испугалась, и мне захотелось броситься наутек. Я молча развернулась и пошла из леса, не чувствуя ватных ног и не замечая, куда иду. На этот раз он не остановил меня.
   Я не помню, как встретилась с подругами и тетей, не помню дорогу до дома. Все мои мысли занимал только этот беловолосый "сморчок". А в голове назойливо крутилось: "Мне нужна ты! Я желаю тебя. И собираюсь жениться на тебе". Дома я забежала к себе в комнату и подошла к висевшему на шкафу зеркалу. Долго всматривалась в отражение, пытливо изучая свое лицо.
   Волосы и вправду стояли дыбом. Я всегда их считала наказанием. И даже тетушка при расчесывании иногда в сердцах называла их "лохматой бедой". Они прямые и очень густые, но ужасно непослушные. Все аккуратные косы и тугие узлы распадались уже через час, а волосы путались и упрямыми мочалками торчали в разные стороны. К тому же они ужасного цвета. Хотя тете цвет нравился, и она называла его "каштановым". А мне он напоминал цвет шкуры той злосчастной коровы, которая загнала меня в навоз. "Бурые", вот они какие! Но в свете костров, они, наверное, были огненными. Как у дикарки!
   Светло-карие глаза сейчас казались больше и возбужденно блестели, на щеках пылал яркий румянец. Сейчас меня можно было назвать красавицей. Так оживил мой облик этот совершенно необычный разговор.
   Я была не права, когда сказала, что это происшествие выбило меня из колеи и взволновало меня на некоторое время. Нет. Оно внесло в мою размеренную жизнь тревожное беспокойство и сумятицу в мыслях и чувствах. Эта ночь принесла мне не только волнение, но и бесконечные вопросы, на которые я мучительно искала ответы. Я была настолько поглощена ими, что решила на следующее лето непременно увидеть Китчестер. Посмотреть на замок хотя бы издали и, возможно, еще раз встретить Дамьяна.
  

ГЛАВА 9

   Мы повзрослели. Мне и Сибил шел семнадцатый год, а Виолетте - шестнадцатый. Она закончила пансион, где ее красота "отполировалась" и приобрела блеск необходимый для вступления в высшее общество. Летти всячески старалась подчеркнуть, что она уже не маленькая девочка, а опытная сердцеедка. К нам, не имевшим за плечами ни одного разбитого сердца, она относилась с показной жалостью и презрением.
   - Каково быть невзрачной? Не видеть ни одного пылкого взгляда, не слышать ни одного страстного слова - это все равно, что засохнуть в монастыре! Я бы умерла, если бы была как вы!
   - Не волнуйся, ты не такая, как мы, - отвечала я на эти сетования, - и засохнуть тебе не грозит! Если только захлебнуться в частом поливании.
   Вдобавок с этого лета Виолетта звалась "дебютанткой". Сезон обычно длился от пасхи до августа. И Лети должна была быть готова к весне следующего года. Она ни о чем другом не могла говорить! Даже все еще прекрасный кузен Стив не так занимал ее мысли, как "выезды". Балы... танцы... веселье... и армия поклонников, жаждущих заполучить ее руку.
   В связи с предстоящим выходом Виолетты в свет наш тихий Гарден-Роуз гудел, как пчелиный рой. Повсюду обсуждали волнующее событие, делали мыслимые и немыслимые предположения.
   Я слышала, как однажды миссис Додд, которая, естественно, лучше всех разбиралась в этих вещах, объясняла миссис Лонгботтом:
   - Ну, конечно, двор - это одна грандиозная ярмарка, где девицы выставляют себя напоказ, как роскошный товар. Это торжище, где все уже заранее обговорено и оформлено... Выигрывает тот, кто больше заплатит, или чьи связи обширнее. Однозначно, юная мисс Тернер уже продана! Или сделка будет совершена в ближайшее время после дебюта. Я в этом абсолютно уверена!
   В эти дни я не раз ловила себя на мысли, что вовсе не горю желанием стать дебютанткой. Мне не хотелось оказаться в рядах девиц, демонстрировавших благородному обществу достоинства, имеющиеся у них в активе.
   Тетя Гризельда и Сибил были задействованы в подготовке к этому великому событию и проводили у Тернеров с утра до вечера.
   - Мисс Уилоуби - настоящее сокровище! - неоднократно повторяла миссис Тернер. - Она понимает, что вызвать сюда швею из Лондона, да что там говорить, даже из Солсбери, было бы накладно для нас. И была так любезна, что согласилась помочь нам.
   Но особо обсуждаемой новостью в деревне был предстоящий визит маркизы Грэдфил, которая вызвалась протежировать дебютантку. Виолетта жаждала с ней увидеться, и все время представляла, какое впечатление произведет на нее своим совершенством.
   - Ее услуги стоят дорого, но маркиза очень помогла кузине Джине, - сказала она как-то. - Та такая простушка, а как удачно вышла замуж! Благодаря деньгам, конечно, а не своему личику.
   - Вероятно, деньги приносят больше пользы, чем личико, - не удержалась я от замечания. Но Летти, увлеченная созерцанием самой себя в зеркале, не услышала моих слов.
   Маркиза должна была приехать в середине июля и, познакомившись с Виолеттой, дать окончательный ответ - будет ли помогать Тернерам. Поскольку, как говорила тетя, она колебалась, стоит ли ей связывать свое имя с семьей, чьей главой является всего лишь пятый сын графа, пусть даже и Уэстермленд.
   Ничем и никем не занятая и предоставленная самой себе, я проводила дни в уединении, наслаждаясь любимыми книгами. Расстелив одеяло, я лежала в саду в тенистом уголке и слушала стрекот кузнечиков и жужжанье пчел. Дни текли вяло и сонно, отчего на душе становилось тоскливо. Пресытившись этим бездельем, я решила воплотить в жизнь, давно задуманную идею.
   Были две вещи, которых я желала: во-первых, взглянуть на замок Китчестер, а во-вторых, хотела хоть одним глазочком посмотреть на графа.
   Одна из теорий тетушки гласила: если хочешь чего-то очень сильно, то так и будет. Но при условии, что сделаешь все возможное, чтобы желание исполнилось.
   - Удача и решительность - вот что важно для успеха! - любила говорить тетя.
   Еще в прошлом году после встречи с Дамьяном на летнем празднике, я с уверенностью осознала, что мне просто необходимо, наконец, увидеть этот таинственный замок. Думы о нем занимали мое воображение с самого детства, но за все это время, что провела здесь, я так и не решилась на знакомство с ним. Но в этот раз я ехала домой с надеждой посетить место, где родился и вырос мой отец.
   Но прошел почти весь июнь, прежде чем я обратилась к тете, чтобы узнать дорогу к замку.
   - Ну, наконец-то ты отважилась! - воскликнула она. - Я уж думала, этого никогда не случится!
   - Тетя, а вы сами там были?
   - Конечно! Разве я могу, живя рядом, спокойно игнорировать такую достопримечательность. Естественно, меня никто внутрь не приглашал. Но в округе замка я частенько гуляла, любуясь древними стенами... Да-а... давно я там не была - больше двадцати лет!
   - Но как же разговоры, что к замку нельзя приближаться? Я знаю, что некоторые бояться говорить о Китчестерах. А взглянуть на замок - считают, чуть ли не самоубийством.
   - В деревне полно трусов, веривших в самые нелепые слухи. Причем сами же их и распускают! Уйма людей, из простых, часто бывающих там! Мистер Лонгботтом носит почту, а миссис Додд раз в три месяца посещает замок по делам комитета. Они до сих пор живы и здоровы. Немало и других из соседних деревень, кто работает там.
   - Братья Бредли в прошлом году появились на празднике лета вместе с тем белобрысым парнем из замка. Его еще все считают наследником.
   В следующий миг, я пожалела, что сказала об этом. Тетя внимательно посмотрела на меня.
   - Так вот в чем причина твоей нервозности, когда мы возвращались. Ты сидела пунцовая, словно перезревший помидор. Я, глупая, думала, что все из-за костров! - она тревожно всматривалась в мое лицо. - Он тебе ничего не сделал?
   - Да нет же!
   - Этот мальчишка еще тот стервец! Говорят, он уже сейчас участвует в дурных делишках.
   - Это в каких же?
   - Не думаю, что тебе стоит знать. Надеюсь, тебе больше не придется видеться с ним.
   - Ну, тетя, я же должна быть во всеоружии! Помните - предупрежденного и Бог хранит.
   - Все, что я могу сказать - вместе со своими дружками он занимается преступными делами. Уже немало девушек стали жертвами этой шайки. А в Чейзморе они устроили драку с местными парнями. У этих поганцев были ножи, из-за чего пострадало несколько человек. Кроме того, я слышала, они устраивают безобразные гулянки, в которых участвуют и братья Бредли.
   - Но, тетя, ведь это только слухи!
   - Только не говори мне, что ты собралась защищать этого негодяя! Если так, то ни к какому замку ты не пойдешь! Еще не хватало встретиться с ним в лесу!
   - Я и не думала его защищать, тетя Гризельда! Просто меня удивляет, что вы поверили всем этим россказням. Возможно, Дамьян слишком эгоистичный и наглый, но он вовсе не преступник! Мы разговаривали с ним около двадцати минут, и за это время он до меня и пальцем не дотронулся! И вообще вел себя почти по-джентельменски.
   На это "почти" тетя не обратила внимания и не поняла, что я покривила душой.
   - Видимо, тогда он еще не связался с плохой компанией! И потом, это не россказни. Согласись, Дамьян Клифер слишком приметен, чтобы с ним могли спутать кого-то другого. Года два назад его и двух других мальчишек поймали с поличным. Они по ночам обворовывали торговые лавки. Но так как он из Китчестера, то ему ничего не было. А через неделю, у людей, поймавших их, сгорели дома! И это не случайность! Слава богу, никто не пострадал!
   - А что же стало с Дамьяном и с этими людьми?
   - Насколько мне известно, граф выделил крупную сумму потерпевшим. И до полиции дело не дошло. А вот как поступил граф с мальчишкой, я не знаю.
   То, что я была удивлена и встревожена тетушкиным рассказом - это мягко сказано. Я была просто шокирована! Разумеется, я никогда не думала, что Дамьян невинен, как младенец. Весь его вид говорил об обратном. Но я не представляла себе, как далеко он мог зайти, поощряя свою жестокость. Я больше не чувствовала той загадочности, которой сама же и окружила его.
   После разговора с тетей у меня еще долго перед глазами стояло его лицо, изуродованное кривой усмешкой, а в ушах звучал издевательский смех. Я вспомнила слова, которые он произнес тогда в лесу: "Мне нужна ты! Я желаю тебя! И собираюсь жениться на тебе". Слова, в тот миг казавшиеся такими искренними, так взволновавшие меня, сейчас превратились в злую потеху, которая, наверняка, показалась ему гораздо забавнее, чем все скачки дикарей вокруг костра.
   "Что ж, - с горечью подумала я, - по крайней мере, он на миг заставил меня почувствовать себя не невзрачной"...
   С этого момента я дала себе слово не думать о Дамьяне. Не хватало только занимать голову мыслями о человеке, для которого я всего лишь забавный дикарь, над чьими чувствами можно издеваться и насмехаться в свое удовольствие. Но, должна признаться, что мне было обидно до слез, таким горьким было разочарование.
   Как объяснила тетушка, замок находился в нескольких милях от нашей деревни, но если идти вдоль оврага, который пролегал через все земли Китчестеров, то можно было добраться гораздо быстрее, чем по дороге.
   На следующее утро после разговора с тетей я вышла из дома, взяв с собой шляпу от солнца и укрывшись шалью от утренней прохлады, и отправилась к замку. Примерно через сорок минут быстрого шага, я увидела, что овраг расширяется, а ручей, бурлящий в овраге, становится полноводным. Еще через несколько минут он превратился в бурную речушку. Значит, я приближалась к замку. По словам тети, от этого места до Китчестера всего ничего. Лес уже давно кончился и кругом, куда ни кинь взгляд, была зеленая равнина. Лишь редкие деревья да заросли диких роз и шиповника красили равнинный пейзаж. Над речкой нависали тонкие ивы, окуная длинные ветви в мутную воду.
   И вот, когда я в очередной раз повернула, вслед за изгибом реки, моему взору открылся Китчестер. Я никогда не забуду этого момента. То скудное количество сдержанности, милостиво дарованное мне природой, вмиг испарилось. Я застыла в немом изумлении. Все картины, рисованные моей фантазией, показались мне жалкими по сравнению с богатством оригинала.
   Это было как волшебное видение - сказочный замок, появившийся из легенд об отважных рыцарях и крылатых драконах. Он выглядел таким величественным и неприступным, что мне сразу подумалось о тайнах, хранившихся в его древних стенах. Он стоял в гордом одиночестве обдуваемый всеми ветрами и непогодами на просторном ярко-зеленом лугу.
   Замок окружала высокая крепостная стена, по четырем углам которой возвышались сторожевые башни с узкими бойницами. В стене зияли огромные ворота с подъемным мостом и массивной решеткой, которую когда-то опускали во время осады. Над воротами висел герб Китчестеров. Но издалека я не могла различить его детали. К подножию стен подходил осыпавшийся ров, давно заросший буйно растущей зеленью. Сам замок был облицован тесанным светло-серым камнем. Но со временем камни почернели, заросли мхом и плющом. Донжон, казалось, состоит из множества примыкавших к нему маленьких и больших квадратных башен, по краям которых шел зубчатый парапет.
   Наверное, я долго рассматривала его, потому как почувствовала, что солнце начало припекать. Я спустилась к реке, чтобы немного освежиться, и обнаружила срубленный из бревен мост. С поляны его не было видно, так как нависшие над водой ивовые ветви скрывали его от глаз. Здесь было свежо и прохладно, листва давала спасительную тень. Я подобрала юбку, сняла ботинки и опустилась на мостик, окунув уставшие ноги в речную воду. Отсюда было хорошо наблюдать за замком, и я просидела так около часа, не замечая, как бежит время.
   - Ты что-то совсем тихая и задумчивая, - сказала мне тетя за обедом. - Осталась довольна прогулкой?
   - Конечно! Замок даже лучше, чем я себе представляла!
   - Роб, ты что ходила к Китчестеру? - поразилась Сибил.
   - Да, и собираюсь пойти туда еще! От него захватывает дух! Когда стоишь там и смотришь на него, то думаешь, что это и есть легендарный Камелот. И что ворота вот-вот откроются, и появится на белом коне сам король Артур в сопровождении доблестных рыцарей: храброго сэра Персиваля, могучего сэра Галахада, романтичного сэра Ланселота Озерного...
   - Только не перечисляй всех, Роб! Достаточно, чтобы понять твое настроение.
   - А я представляла замок иначе, - задумчиво сказала Сибил. - Черным от копоти, с полуразрушенными стенами, с острыми пиками башен, где живет жестокий граф.
   - Нет! Он не такой. Я хочу в следующий раз взять свой альбом, чтобы нарисовать замок. Ты посмотришь - он просто сказочный! И я не верю, что в таком замке может жить чудовище!
   Через день я вновь отправилась к замку, захватив с собой альбом и угольные карандаши. Спустившись к реке, я устроилась на бревенчатом мосту, окунув в прохладную воду ноги.
   На отдельных листах я сделала несколько набросков разных частей замка, дабы не пропустить ни одной детали или мелочи, без которых Китчестер утратит свое очарование. Листы я клала вокруг себя, и, чтобы они не улетели в реку, придавливала камушками.
   Время было обеденное, когда я закончила работу. Поняв, что, увлекшись, я засиделась, и за пропущенный ленч Фини наградит меня крепким словцом, я стала торопливо собираться.
   Когда, убрав угольные карандаши в чехол, а листы аккуратно скрепив в альбоме, я поднялась, то увидела, что за мной наблюдает тщедушный человечек, скрытый в ветвях ивы. От неожиданности я оступилась и, потеряв равновесие, ухватилась за перила моста. Но человечек даже не попытался помочь мне. К тому же я увидела, как его лицо сморщилось, и он затрясся в сдавленном смехе. Мне почему-то пришло в голову, что он похож на лепрекона из старинных приданий, скрывшегося в ветвях, чтобы закопать горшочек с золотом.
   Но в руках вместо горшочка старичок держал черную трость. Он выставил ее перед собой и оперся обеими руками. Его щуплая фигурка была облачена в длинный, ниже колен, темно-зеленый сюртук, а на голове красовался котелок такого же цвета. Из-под него торчали собранные в хвост жесткие пакли седых волос. Особенно меня впечатлило его лицо. Оно было желтоватым, изъеденным глубокими морщинами и уродливыми оспинами, с кустистыми бровями и солидным носом, напоминавшим перезревшую грушу. На бороде у него росла редкая поросль и не скрывала лица. От смеха его глазки озорно блестели.
   - Любуетесь замком, мисс? - его голос оказался необычайно громким и каркающим для такого хилого человечка.
   - Надеюсь, я не совершаю самого большого и страшного преступления! - сказала я задорно, хотя сама была настороже.
   - Если только вы не скрываете коварных шпионских замыслов, - поддержал он меня.
   - Вы меня раскусили! Сдаюсь на вашу милость!
   Старик снова сморщился и захихикал.
   - Не часто можно встретить здесь гостей.
   - Да, меня предупредили, что появляться в этих местах опасно для здоровья.
   Не знаю, что со мной творилось - я редко вела себя с незнакомыми людьми столь беспечно. Но старичок был такой забавный, что мне неудержимо хотелось шутить.
   - И вы не трепещите перед Китчестерами и не падаете в обморок при одном только упоминании о них? - спросил он, лукаво щурясь.
   - А разве Китчестерам не достаточно обмороков от половины жителей окрестных деревень?
   - В округе говорят, что граф пьет кровь юных девиц. Разве вас не бросает в дрожь?
   - А я знаю, что графу давно за семьдесят! И это отнюдь не молодецкий возраст, когда можно гоняться за юными девицами!
   Меня саму поразила наглость, с которой я отвечала и говорила все, что мне взбредет в голову. Но с каждой минутой мне все больше нравился наш шутливый обмен репликами. Старичок же веселился вовсю и явно наслаждался моими ответами.
   - А вы, юная мисс, с характером! Одобряю...
   Он вышел из своего укрытия и направился в мою сторону, тяжело опираясь на трость. Но, пройдя немного, остановился у края берега. В этом месте вода сильно размыла землю, и стали видны корни деревьев, переплетенные между собой в причудливый узор, а ветвистые стволы окутывал плющ. Только сейчас я заметила небольшую скамейку, стоявшую под деревьями. Прежде чем сесть, старик тростью очистил ее от сухих листьев и усов плюща.
   - Давно я не приходил сюда! - прокаркал он, усевшись на скамейку и опершись на трость. - Так давно, что даже плющ покусился на мое место, думая, что старик уже догнивает в могиле. Но нет уж! Мне еще рано пировать с дьяволом! Этот лицедей терпелив, а я еще не взял все, что мне причитается здесь на земле!
   - Вы достаточно крепки и выкинете за порог любого, кто придет звать вас на этот пир.
   Старичок довольно хохотнул. Мне показалось, что сейчас он заурчит, как полакомившийся сливками кот. Но, когда он заговорил, голос его звучал серьезно и немного строго.
   - И часто вы тут бываете, мисс...? - он многозначительно замолчал.
   - Роб! Все друзья зовут меня Роби.
   Мне не хотелось называть себя этому чудаковатому старичку. И дело было не в великой тайне моего происхождения. Я боялась, что, узнав, кто я, он станет отчужденным и формальным. А наш разговор будет касаться только двух содержательных тем: погоды и урожая.
   Сейчас же мне выпала хорошая возможность узнать о замке и его обитателях из первых рук, а не из пустых россказней деревенских сплетников. Я ни за что не хотела упускать такой шанс.
   - Я пришла во второй раз. Но собираюсь ходить сюда и в будущем. Надеюсь, вы сохраните мою тайну и не выдадите Китчестерам?
   Старик молчал. Я испугалась, что он окажется примерным слугой, во всем преданным своим хозяевам, и непременно сообщит графу обо мне.
   - Вас он тоже околдовал? - наконец, заговорил он. - Я имею в виду замок?
   - Да, он необыкновенный!
   - Ему 700 лет. Он совсем древняя развалина...- и, щурясь, добавил, - как и его хозяин...
   - Я с самого детства представляла его, но он превзошел все мои ожидания.
   - Так уж с самого детства?
   - Как только услышала рассказы о нем! Он ошеломляет, не правда ли! Не десятки лет, а целые сотни лет повидали и пережили эти стены! Какие секреты могут хранить они? Что чувствуют люди, живущие в таком месте.
   Говоря это, я обернулась к замку, могучей громадой возвышавшейся среди пустынного луга.
   - А вы, Роби, романтичны, как, впрочем, и все девицы, вашего возраста. Только скоро вы забудете о замках, а начнете мечтать о кавалерах и поцелуях украдкой.
   Мне в голову совершенно некстати пришел Дамьян. Но в этот миг я вспомнила не его издевательскую ухмылку, а то, как на празднике лета он поймал меня за руку, когда я собралась уходить, и как неожиданно для самого себя выкрикнул "Не уходи!".
   - Судя по вашему румянцу, уже появился счастливчик, завладевший вашим сердечком!
   Я поспешно отвернулась и нервно замахала альбомом, чтобы остудить пылавшие щеки.
   - Это всего лишь солнце напекло!
   - Ну, ну... не надо так скромничать, вы меня разочаровываете. Такая смелая девушка, а боитесь разговоров об этих слабонервных существах, которые сейчас именуются мужчинами! Теперь они стишки читают да глаза к небу закатывают при виде смазливой мордашки. А раньше, какие дуэли устраивались - звон шпаг, свист пули, горячая кровь кипит в жилах! Мужчина готов был жизнь отдать ради любви дамы!
   - Лучше расскажите мне про замок и его обитателей! - засмеялась я. Мне не терпелось послушать про родственников отца.
   Не боясь запачкать платье, я опустилась на густую траву у берега. О том, что я опоздала на ленч и, скорее всего, дома появлюсь только ближе к вечеру, я не думала.
   - А что про него рассказывать? Вот он, как на ладони! Китчестер-Холл самый древний замок в нашем краю. И, черт возьми, эта рухлядь все еще великолепна!
   - Какая же это рухлядь?!
   - Отсюда не видно разрушений, но они есть. Одно крыло замка почти обвалилось. В 16 веке пытались ремонтировать, но потом забросили, только кое-как придав ему божеский вид. Находиться там опасно - в любой момент могут осыпаться камни. Лестницы в некоторых башнях настолько прогнили, что мы их специально сломали, чтобы избежать несчастных случаев.
   - Но почему граф не отреставрирует замок?
   - Потому что Китчестеры вовсе не так богаты, как принято считать. Это старое чудовище требует постоянной заботы! Оно без конца пожирает фунты, шиллинги и пенсы и никогда не бывает сытым и довольным. Чем больше в него вкладываешь, тем прожорливее оно становится.
   - Но ведь столько арендаторов в округе!
   - Большая часть земель уже давно не принадлежат поместью. Они были распроданы еще предками нынешнего графа. Кроме того, семья всегда была ленива и безответственна. Это привилегия всей знати - медленно деградировать в безделье.
   - Если бы сейчас вас слышал граф!
   - То ничего не сделал бы. Я уже слишком стар для наказания, - засмеялся он, а затем добавил, сменив тему, - могу я взглянуть, что у вас получилось? Вы рисовали с таким упоением. Мне не хотелось прерывать вашу работу.
   - Вы давно здесь стояли? Я не замечала вас.
   - Вы бы и стадо слонов не заметили в тот момент, что уж говорить об одном человеке.
   Я рассмеялась и подала ему альбом с рисунками. Он неторопливо рассматривал каждый набросок и саму картину. Я в ожидании следила за ним, поймав себя на мысли, что мне не безразлично его мнение.
   - Когда вы успели? Для таких работ нужно много времени.
   - Основной набросок замка я сделала еще вчера, когда пришла домой. А сегодня рисовала фрагменты. Картина еще не закончена.
   - Но даже сейчас она впечатляет! По ней видно, что вы были счастливы, когда рисовали ее.
   - Правда? Да, наверное, вы правы, я действительно была счастлива... И счастлива сейчас, когда просто смотрю на него.
   - Вам надо побывать там, - сказал он внезапно. - Хотите, я проведу вас туда?
   "Да!" - чуть не вырвалось у меня. Но разве могла я просто взять и пойти туда. Если бы я не была Найтингейл Сноу, отверженной внучкой лорда Китчестера, то, не раздумывая, согласилась бы на эту авантюру. Старичок молчал, ожидая моего ответа. Он сидел, повернувшись лицом к замку, и делал вид, что увлечен его созерцанием, сощурив глаза от слепящего солнца.
   - Расскажите мне лучше про своих хозяев? - вместо этого попросила я.
   - А вам все еще интересно слушать старика?
   - Конечно! Мне интересно все, что связано со здешними местами.
   - И к чему такое живое любопытство, а, мисс? Не боитесь найти здесь свой "ящик Пандоры"?
   - А что, наступит конец света? Или в Китчестере так много скелетов в шкафу, и они вывалятся наружу, если я чуть-чуть приоткрою дверцу и загляну за завесу?
   - Подглядывать нехорошо, разве вас этому не учили?
   - Нет, меня вообще мало чему учили! Я росла сама по себе.
   - Вот и хорошо! Это только на пользу, когда родители и няньки не вбивают в ребенка различные глупости, которые сами считают крайне нужными для жизни.
   - Вы такой необычный! - рассмеялась я.
   Он и вправду был не таким как все. Хотя он и выглядел смешным, но порой в его голосе проскальзывала жёсткость, а лицо становилось суровым, отчего морщины будто разглаживались и не казались такими уродливыми. В такие моменты он немного пугал меня, и я корила себя за то, что веду себя с ним слишком легкомысленно, вместо того, чтобы бы опасаться.
   - Род Китчестеров один из древнейших в Уилтшире, - начал рассказывать старик, - и живут они здесь с незапамятных времен. Свою родословную, как гласят предания, они ведут от Вильма Снежного. И от его прозвища образовалась их английская фамилия Сноу. Первым графом Китчестером стал сын Снежного. Вильгельм пожаловал ему титул графа за преданность отца и его самого. Он же начал строительство замка.
   - А кто этот Снежный?
   - Он был родственником нормандского герцога Роберта Дьявола, отца Вильгельма. Будущий король Англии был побочным сыном, но герцог признал его наследником, хотя многие бароны были недовольны. Когда в 1035 году Дьявол умер, поднялось восстание против бастарда. Один из тех, кто поддержал сторону наследника и впоследствии отправился с ним в Англию - был его дядька Вильм Снежный, прозванный так за свои белые волосы. Он обладал буйным нравом и жестокостью. В предании говорится, что, когда Вильм был еще юнцом, он возжелал невинную девицу, которая к тому же была слепа. Он силой добился своего и, насытившись, оставил ее умирать. Мать девушки прокляла его и весь его род. С этого момента и до самой смерти он и его потомки должны были носить печать убийцы. В тот же миг черные прежде волосы Вильма побелели. С тех пор в роду некоторые мальчики рождались с белыми волосами.
   - Значит это и есть печать убийцы. И они такие же жестокие, как Снежный?
   - Как знать, это же всего лишь предание.
   - А у графа тоже белые волосы? - я не помнила, чтобы Мэг что-нибудь говорила об этом.
   - Сейчас седые, но когда-то были чернее смоли. Насколько я знаю, в ветви графа уже несколько поколений не было никого с белыми волосами.
   - А как же Дамьян?
   Старичок крякнул от удивления.
   - Вы полны сюрпризов! Откуда вы знаете Дамьяна! Хотя с этим негодником уже знакома половина Уилтшира, причем не с самой лучшей стороны... Его семья имеет к роду самое отдаленное отношение. Дед мальчика - какой-то дальний родственник Сноу, что-то вроде троюродного внучатого племянника кузины прабабки нынешнего графа Китчестера... Я не слишком то хорошо разбираюсь в этих родственных дебрях... Но как ни странно, именно Дамьяна природа наградила белыми волосами, а не прямых потомков Снежного.
   - Может быть потому, что он похож на этого вашего Снежного. Он действительно совершал те вещи, о которых говорят?
   - Знаете, юная леди, говорят о многом, но я не удивлюсь, что он совершал и такие вещи, о каких предпочитают помалкивать.
   - Но ведь он еще мальчишка!
   - Вот уж не соглашусь с вами! Уже в четырнадцать лет он был самостоятельным человеком, который зарабатывал деньги, кормил свою мать и приказывал самому графу!
   - О! - невольно вырвалось у меня. - Расскажите!
   - Вы совсем старика запутали! То про одно "расскажите", то про другое, то третье... Не все же сразу. Будьте терпеливы!
   - Терпение не входит в список моих достоинств!
   - Давайте сделаем так. Чтобы окончательно не запутаться, при каждой новой встрече я буду рассказывать вам о чем-то одном. И вам понятно, и мне не надо напрягать свой дряхлый мозг.
   - Хорошо, если вам так удобно. Сама-то я готова слушать вас хоть до самого вечера.
   - Только рассказчик из меня никудышный. Да и знаю я не много. А что знаю, так то синица на хвосте принесла, - улыбнулся старик.
   - А мне и не нужны личные секреты Китчестеров, я ж не собираюсь их шантажировать! Мне просто хочется немного узнать о них.
   Старичок поднялся со скамейки и комично потянулся, расправляя плечи и затекшие ноги.
   - Я так понимаю, вы пешком пришли. Не из Гарден-Роуз случайно?
   - Да, оттуда. Рано утром пешая прогулка бодрит.
   - В таком случае, встретимся завтра в это же время.
   - Буду ждать с нетерпением.
   Я наблюдала, как он побрел к замку, а потом, пребывая в отличном настроении, поспешила домой. Всю дорогу этот странный старичок не выходил из головы, и я размышляла, кем же он служил в замке. Он никак не походил на простого слугу, садовника или конюшего. Скорее всего, старик либо бывший дворецкий, либо камердинер лорда. Уж больно горделивый вид у него, и до сих пор прямая осанка. Но кем бы он ни был, он явно самый забавный тип из виденных мною.
   Между нами возникла какая-то связь, но не потому, что мы с легкостью хохотали вместе. Необычная встреча доставила удовольствие обоим. "И, похоже, он любит секреты" - решила я.
   Как я и думала, мне хорошенько досталось за пропущенный обед и долгое отсутствие. Фини не разговаривала со мной до самого вечера.
   Я пыталась спрятать распиравшие меня чувства, а свою задержку объяснила исключительно увлечением живописью. Но тетя все мгновенно заметила, сказав, что я напоминаю довольное дитя, которое, втихаря от всех, по лакомилось сахарными фруктами и шоколадом.
   - Что-то ты слишком довольна собой, - она подозрительно посмотрела на меня.
   - Просто день сегодня замечательный, - миролюбиво сообщила я.
   - Значит, близится гроза, - фыркнула Фини. - Кто-нибудь знает, куда я подевала свой зонт?
   Вечером мы с Сибил закрылись в моей комнате, где я разобрала скрепленные в альбоме листы и разложила их на полу. Как я и думала, рисунки Китчестера привели ее в полный восторг.
   Через четверть часа, изучив последний рисунок, Сибил объявила:
   - А знаешь, ты очень талантлива! Не смейся! Я, правда, так думаю! Твои рисунки с душой. Я смотрю и слышу, как свистит ветер в узких бойницах, даже представляю людей, которые могут вот-вот появиться из ворот...
   - Я вовсе не смеюсь! На самом деле, мне очень приятно!
   - Я бы тоже хотела взглянуть на замок.
   - Когда вы закончите наряжать нашу несравненную дебютантку, мы пойдем туда вместе.
   - Тогда этого не случится вплоть до самого дебюта! Она меняет свой выбор каждые пятнадцать минут. Как будто готовится на коронацию, а не на обычный выезд.
   - Я удивлена, что она согласилась не выписывать портниху из "самого Парижа".
   - Но Тернеры ведь не богаты, вряд ли они бы пошли на это.
   - Если б Летти захотела, то не только бы пошли на это, но и сами бы поехали за портнихой прямо в Париж.
   - Знаешь, я рассказала ей про Китчестер. Ну... что ты туда ходила
   - И что же Виолетта? Подумала, что я собираюсь шпионить за своим дедом или выкрасть его и пытать до тех пор, пока он не признает меня своей наследницей?
   - Роб! Как ты можешь говорить такие вещи! - Сибил сделала вид, что возмущена моими словами. - Сначала она и вовсе не обратила внимания...
   - Или сделала вид, что не обратила.
   - Да, нет же, она была занята примеркой и ничего не замечала. Потом, естественно, она расспрашивала меня. И была рада за тебя, что ты наконец-то решилась. И еще, она велела передать, что если ты не проникнешь в замок в ближайшее время, она в тебе навеки разочаруется.
   - Все! - решительно объявила я - Пошла готовить отмычки. Для профессионального взломщика какие-то там графские развалины - не проблема! Так и передай ее высочеству.
   - В таком случае, ее высочество захочет лично проверить, как ты орудуешь отмычкой! Но серьезно, Роби, как бы Летти ни была увлечена предстоящим сезоном, она действительно переживает за тебя. Все это время ты была равнодушна к Китчестеру, и это было так не похоже на тебя, что мы начали беспокоиться. Мне даже кажется, что из нас двоих Летти беспокоилась больше. Я то лучше понимаю тебя! Одно время, она хотела подговорить мальчиков, чтобы они силой отвезли тебя туда и там бросили. Ты зашла бы в замок и... все было бы хорошо.
   - Надеюсь, она давным-давно забыла эту идею? Иначе, главной сенсацией будущего сезона станет несравненный темно-синий фингал под глазом очаровательной мисс Тернер. Вот уж, это точно принесет ей гораздо большую известность, чем ее красивое личико.
   - С каких пор ты стала такой кровожадной, Роби? - я заметила, что она изо всех сил пытается сдерживаться, чтобы не рассмеяться.
   - Как говорит наша Фини: "возраст сказывается"!
  

ГЛАВА 10

   - Между прочим, я так и не знаю вашего имени! - заявила я старичку, сразу же, как только увидела его на следующее утро. - Кто вы? Кем работаете у Китчестеров?
   Я долго гадала, кем бы он мог быть в замке, перебирала в памяти все рассказы Грейс и Била о прислуге и работниках поместья. О самих хозяевах, сколько бы мы их не пытали, они мало что говорили, так как сами почти не знали и не видели их, хотя взахлеб делились сплетнями и догадками, и правды в их рассказах было еще меньше, чем в рассказах Мэг. Я так и не пришла к определенному выводу. И решила сразу же выяснить этот мучивший меня вопрос.
   - Во времена моей молодости, Роби, было принято сначала здороваться, а уж потом задавать вопросы. И насколько я знаю, законы этикета не менялись за последние годы. Или я ошибаюсь?
   Я немного смутилась. Сколько раз ругала я себя за свою торопливость. И вот опять, стоит мне увлечься, как я сразу мчусь впереди ветра.
   - Извините! И, конечно же, доброе утро! У меня полно недостатков, но этот, наверное, самый большой. Я не могу оставаться сдержанной, когда во мне бушует любопытство и голова занята нераскрытыми загадками.
   - А не надо быть сдержанной, Роби. Если бы люди сдерживали себя в порыве познания, мы бы до сих пор жили в пещерах и носили звериные шкуры. Надо всего лишь чуть-чуть подумать, прежде чем действовать.
   - Вот и тетушка мне твердит то же самое: "Сто раз подумай, прежде чем что-то сделать", а я наоборот всегда наворочу сто дел, прежде чем остановлюсь и подумаю, то ли я вообще делаю.
   - Ну, это не беда, главное вовремя остановиться и ответить за последствия, - он подмигнул мне, комично сощурившись.
   Увидев старика, я опять поразилась его необычной схожести с лепреконом. Маленький, сморщенный с увесистым грушевидным носом и в зеленых одеждах, он сидел на скамейке, выставив руки перед собой и опершись ими о трость, и наблюдал, как я устраиваюсь на траве. Котелок он снял и положил рядом с собой. Под шляпой голова у старика оказалась вся в проплешинах, но это не мешало ему отращивать жесткие волосы и стягивать их шнурком в хвост.
   - Так значит, и моя скромная персона тебе небезынтересна?
   - Сомневаюсь, что найдутся люди, которые будут к вам равнодушны.
   - Хм... думаю, ты права, почти все люди в моем окружении питают ко мне сильные чувства.
   - Вот видите! Вы необычный человек и, наверняка, вас все любят!
   Внезапно он рокочуще рассмеялся. Я до сих пор не могла привыкнуть к его громкому раскатистому голосу, который не соответствовал щуплой фигурке.
   - Я могу пересчитать по пальцам одной руки тех людей, которые меня любят. Да и те, при ближайшем рассмотрении, "любят" меня по той причине, что я могу им дать то, что они хотят.
   - Я не верю в это! Неужели нет людей, которые бы просто любили вас? А ваши родные?
   - По-моему, мы отвлеклись от темы, мисс. Мне казалось, ты хотела услышать о Китчестерах, а не о моих стариковских проблемах... - но, заметив упрямое выражение на моем лице, добавил. - Однажды Диоген, возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было народу, ответил: "Народу много, а людей немного". Так и у меня - родных много, а близких - никого. Так что мне любить некого, так же, как и им - не за что любить меня... Кстати, мое имя Лемуэл.
   - Лемуэл! Как необычно. Вы и впрямь, как настоящий лепрекон!
   Несколько секунд он смотрел на меня непонимающе, а потом расхохотался, да так, что скамейка под ним опасно затрещала и накренилась, грозя опрокинуть старичка. Но все обошлось. На земле оказался лишь котелок, упавший от сильной тряски и покатившийся по крутому склону к самой реке. Я соскочила и схватила его, не дав упасть в воду. Затем, отряхнув от земли и сухих травинок, передала его владельцу.
   - Сейчас редко встретишь таких живых девиц, - сказал он, отсмеявшись и нахлобучив котелок на голову. - Ни в коем случае не меняйся! Никогда не угадаешь, какой фортель ты выкинешь в следующее мгновение...
   Он хотел еще что-то сказать, но замолчал и задумался, опустив голову и выводя тростью на земле корявые знаки. Не дождавшись продолжения, я ответила:
   - Уверяю вас, я вполне устраиваю себя и не собираюсь меняться... Теперь, может быть, перейдем к нашим баранам, ой...то есть к Китчестерам?
   - Ну что ж... с кого же начнем?
   - С графа, конечно! Больше всего мне не терпится узнать про него, - заявила я старичку
   - Кто ж прыгает от закуски к десерту? Так у тебя интерес к остальным блюдам пропадет. Оставим графа напоследок. В конце концов, у старика не так много родственников, чтобы рассказ о них занял много времени, и ты не успеешь соскучиться.
   Мистер Лемуэл принял расслабленную позу и сложил руки на животе.
   - Итак. Пожалуй, начнем с сестры графа - Элеоноры. Это, наверное, единственный человек в замке, кого тебе следует опасаться.
   - Мне незачем ее опасаться! Я не собираюсь знакомиться с ней!
   - Пути господни неисповедимы, - хмыкнул старик.
   - Но эти пути проходят мимо меня! - упрямо отрезала я.
   Он говорил так, будто бы знал обо мне все. Я встревожилась, ведь если это так, то он мог рассказать о моем интересе к Китчестерам графу. Но старичок больше ничего не сказал. Он достал из внутреннего кармашка сюртука кривую трубку и начал заботливо набивать ее табаком из кисета, висевшего на поясе. После чего долго раскуривал, пыхтя и жмурясь от удовольствия. От трубки поднялось плотное терпкое облачко, и старик задымил еще усерднее, выдыхая вверх тугие кольца дыма. У меня защипало в носу, и я приглушенно чихнула, зажав рот ладонью.
   - Леди Элеонора Редлифф, в девичестве Сноу, значительная особа в замке, - тем временем продолжил старик. - Любительница закулисной игры, в которой сама предпочитает выступать режиссером. Ее основное занятие - плести интриги и дергать за ниточки своих марионеток.
   - И кого же она дергает? Едва ли граф позволит управлять собой собственной сестре.
   - Сейчас ему уже наплевать, что кто-то решает за него семейные дела, - после недолгого молчания ответил старик. - А сестра графа с большой охотой берет эти заботы на себя. Она верховодит и в собственной семье, состоявшей из ее тщедушного мужа, отставного полковника Ферджиса Редлиффа, дочери Эллен и зятя Мэтью Уолтера. Не скажу, что кто-то из них заслуживает хоть капельки уважения. Но леди Элеонора считает своим долгом каждый раз указывать им на этот недостаток. Ее любимый способ общения с ними - презрительные намеки и бесконечные упреки их убожеству.
   - Они что инвалиды?
   Старик кисло усмехнулся:
   - Нет, они убоги в другом. Один - непросыхающий пьяница, чьи мозги, если таковые когда-то и имелись, давно проспиртовались и атрофировались. Полковник до сих пор уверен, что его "маленькая слабость" для других остается незаметной. Он ворует бутылки и набивает ими сюртук и даже засовывает в сапоги, становясь при этом похожим на вздутое огородное чучело. Крадясь по дому и думая, что никто не замечает торчавших из рукавов горлышек, отяжелевших карманов и звона стекла, он выискивает укромное местечко, где в строжайшей тайне предается возлиянию. Но быстро отключается и храпит до тех пор, пока не протрезвеет. А потому на его воняющее перегаром тело можно наткнуться в любом месте дома, даже самом неожиданном. Служанки иногда, услышав раскаты храпа под лестницей или в темном чулане между витками колбас, разбегаются в страхе, крича, что там привидение.
   - Как же граф терпит такого чудика? - спросила я сквозь смех. - Почему не запретит пить? А леди Элеонора? Она обязана помочь ему избавиться от пьянства, а не упрекать.
   - Я же тебе говорил, графу давно безразлично, что твориться вокруг него. А Элеонора никогда не допустит, чтобы ее муженек забыл о выпивке. Алкоголь дает ей власть! А своими упреками она еще больше разжигает в нем желание напиться.
   - Бессердечная особа! Хотя ничего другого о Китчестерах и не скажешь.
   - Надеюсь, ты когда-нибудь увидишь, что и им не чужды человеческие чувства.
   - Сомневаюсь! А что другой? Зять леди Элеоноры. Почему он не достоин уважения?
   - А, этот... Занудный тип. Ему нужна жалость, а не уважение. Неприметный, пустой...
   - Я уже сочувствую ему!
   - Вот-вот. Эллен тоже сочувствовала ему и двадцать лет назад вышла за него замуж. Хотя могла бы сделать солидную партию. Его никчемность и тоска во взгляде вызывают умиление в сердцах таких глупых куриц, как Эллен.
   - Она любит его?
   - Разве я говорил о любви? Была лишь жалость, ну и честолюбие. Она решила, что сможет изменить его, сделать из козявки настоящего мужчину...Все девицы полны стремлений перекроить под себя мужчину, даже если он и заслуживает такой участи...
   - Вот уж нет, если я полюблю мужчину, то таким, каков он есть - со всеми достоинствами и недостатками!
   - Все вы так говорите, по-первой! А потом даже достоинства, привлекшие вас, после замужества превращаете в недостатки.
   - Мне не надо далеко ходить за примером, чтобы возразить вам. Моя мать восхищалась моим отцом и не видела в нем ни единого изъяна. Он с самого их знакомства был для нее кумиром, которому она покланялась и ради которого жила. Впрочем, как и она для него.
   - Возможно, ты права! Многое в жизни не так, как представляется. Тяжело осознавать свою неправоту, когда стоишь уже на пороге смерти. И ничего нельзя изменить. Я лишь относительно недавно осознал, что был слеп и не видел в людях настоящих чувств.
   - Тогда вы многое потеряли. И, наверняка, причинили кому-то боль своим непониманием.
   - Ты даже представить не можешь, сколь много я потерял и скольким причинил боль! - старичок ссутулился, низко опустив голову. Рука с трубкой застыла в воздухе.
   - Может быть, еще можно что-то исправить?
   - Нет! Мы всегда вспоминаем о спасительной воде, когда пожар уже спалил весь дом... Но мы опять отвлеклись от "баранов"... - он надолго замолчал, попыхивая и смакуя вкус табака.
   - Эллен не слишком быстро осознала, с кем связала себя. Еще долгое время после свадьбы она по мере своих сил пыталась воздействовать на никчемного мужа, и как могла, защищала его от нападок матери, не скрывавшей радости, что власть в семье осталась при ней.
   - Эллен так ничего и не смогла изменить? Мне действительно жаль этого человека. Но разве граф не запретил ей выходить замуж за такого человека. Я не думаю, что ему хотелось иметь бесхребетного родственника. Однажды он же запретил...
   - Да что ты все время "граф" да "граф"!... - зычно воскликнул старик и с силой ударил трубкой о скамейку. - Только и говоришь о нем. Можно подумать, что этот вредный старик сам Господь Бог, явившийся в наши скромные земли.
   - Но ведь он ваш хозяин и владелец этих земель! Естественно, я говорю в первую очередь о нем. Тем более именно о нем ходят множество слухов, а не о Мэтью Уолтере!
   Я не понимала, почему мой интерес к графу так раздражает мистера Лемуэла. Он затянулся и, подняв вверх голову, прерывистыми выдохами выпустил дым, смешно дергая при этом обвисшим кадыком.
   - Графу тогда было не до замужества племянницы. - как ни в чем не бывало продолжил старичок. - Только случился скандал с Эдвардом, который взбунтовался против отца. Ты ведь уже слышала эту историю. До сих пор болтают об этом на все лады.
   Я кивнула. Мне ужасно хотелось услышать о том, что произошло с моими родителями из уст человека, являвшемся свидетелем тех событий. Но мистер Лемуэл не стал распространяться на эту тему, а я побоялась расспрашивать старика и тем самым привлекать его внимание.
   - Если сын не слушает отца, то, что уж говорить о племяннице! Тем более в свадьбе Эллен не последнюю роль сыграла ее мать.
   - Это она все организовала?
   - Мэтью - сын одной из ее закадычных подруг. Элеонора всегда боялась, что с появлением зятя потеряет свою значимость и не сможет единолично управлять домочадцами. Вот она и решила приобрести себе такого зятя, который не будет соперничать с ней. Эллен же ограниченная, недалекая особа, заботившаяся больше о своем чахлом здоровье, чем о своей судьбе, всегда относилась к жалким созданиям, вроде Уолтера, с особым расположением, считая их незаслуженно обделенными обществом и Богом. Поэтому она легко повелась на доводы матери, что этот слизняк станет идеальным мужем, которого она облагоденствует и перевоспитает.
   - И сколько времени понадобилось Эллен, чтобы понять, что мать поймала ее в ловушку?
   - Думается мне, она до сих пор не поняла этого. И уже вряд ли осознает когда-нибудь. Она и раньше не отличалась особым умом, а теперь и вовсе осталась без него.
   - Почему? Она сумасшедшая?
   - Ну, можно сказать и так.
   - Ее держат взаперти и одевают в смирительную рубашку, как в Бедламе?
   - Упаси нас от такого позора, - покаркал старик. - Ее поведение ничем не отличается от остальных в доме, она ведет себя вполне здраво. Но временами в ее мозгу замыкает малюсенький винтик, и она начинает говорить странные вещи.
   - Какие?
   - Ишь ты, сразу "какие"! Извольте поскромничать в своем любопытстве.
   - Вы что - не знаете?! - для меня было удивлением, что старичок может чего-то не знать.
   - Я ж не Дельфийский Оракул, чтобы знать обо всем на свете.
   - Но из-за чего Эллен стала такой? Уж это вы просто обязаны знать!
   - Она очень болезненная. Здоровье ее и до свадьбы оставляло желать лучшего. А после нескольких лет постоянных выкидышей она превратилась в ходячего мертвеца. Впрочем, никто и не удивлялся - все были уверены, что этот слюнтяй никогда не сделает ей здорового ребенка. А эта дурица продолжала настаивать! И тем большей неожиданностью для нас было узнать, что она все же смогла зачать и выносить сына Лемуэла.
   - Лемуэла?
   - Да, и не удивляйся - у нас здесь это весьма распространенное имя для первенцев мужского пола. Кстати, и графа зовут Лемуэлом, если ты не знала.
   - Откуда бы мне знать? Я только и слышала, что "граф Китчестер" или "ужасный старик".
   - Вот и мальчика Эллен назвала этим традиционным именем.
   - Эллен, наверное, была безумно счастлива!
   - Не то слово!
   - Но причем здесь ее сумасшествие?
   - Хм... - старичок весь сморщился и хмуро глянул на меня. Я поняла, что опять тороплю события. - Эллен стала больше следить за собой и реже вспоминать о своих мигренях и несварениях. Дни и ночи напролет она проводила у кроватки Леми. Даже Элеонора лишилась власти над ней.
   - Почему судачат о "жутком графе", когда есть еще боле чудовищная особа. О ней даже выдумывать ничего не надо!
   - На самом деле Элеонора, хотя и любит управлять всем, сама очень ленива и мало показывается на людях. Если только эти люди приглашены в замок. Периодически она выезжает в Солсбери и Лондон и иногда по пригласительным. Она практически сама не ведет дел, но руководит и строжайше следит за всем. А делами занимается ее личный секретарь мисс Джессика Рассел, весьма современная девица. Хотя может быть уже далеко и не девица, по крайней мере, она к этому располагает...
   - Мистер Лемуэл! - возмутилась я наиграно, хотя щеки от такого замечания у меня вспыхнули. - Не забывайте, что подобные вещи не предназначены для ушей юной леди!
   - У старого хрыча самого винтики отказывают в голове! - засмеялся он, прищурив глазки и растянув узенькие губы в довольной улыбке. По нему было видно, что сказал он это специально, чтобы смутить меня, и вся сцена доставляет ему удовольствие.
   - Обещаю присматривать за своим нескромным языком!
   - Уж лучше присматривайте за своими мыслями!
   - Итак, Эллен была счастлива. Но недолго. Через одиннадцать месяцев мальчик умер. Он заболел, но никто даже не мог подумать, что легкая простуда окажется смертельной. Сама понимаешь, каким это было ударом для нее. С тех пор она не в себе.
   - Бедняга! Такое горе сведет с ума каждого, даже самого хладнокровного человека.
   - Сейчас она редко покидает свою комнату и ведет почти отшельнический образ жизни. Но Уолтер в меру своих сил заботся о ней. Правда, укутывание плеч жены и срывание для нее ветки розы в саду сильно выматывает его, и уже к обеду он лишается сил.
   - Судя по вашим рассказам, он итак дошел до пика своих возможностей.
   Ну вот, я уже начинаю смеяться над Мэтью Уолтером. Хотя сама же считаю подобное поведение недостойным.
   В этот день мистер Лемуэл ничего больше не рассказывал о Китчестерах. По его словам, больные кости уже требовали мягкого кресла, а голова кружилась от переизбытка свежего воздуха. На что я ответила, что сомнительно, будто бы воздух произвел на него такой эффект, а вот злоупотребление крепким табаком запросто могло сказаться на состоянии его головы.
   Мы распрощались, оставшись довольны друг другом. На следующей неделе условились встретиться на этом же месте у реки и продолжить разговор о хозяевах мистера Лемуэла.
   Я с нетерпением ждала условленного дня. И не только из-за того, что мне хотелось поскорее услышать продолжение рассказа о Китчестерах. Мой новый знакомый чрезвычайно понравился мне. Этот человек завораживал, подобных ему я никогда не встречала. Все в нем располагало: и мимика его забавного морщинистого лица, и насмешливая самоирония, и лукавые смешки, как над собой, так и над окружающими, и в то же время полная уверенность в каждом произнесенном слове и энтузиазм, не свойственный людям его возраста.
   Тетя и Фини естественно заметили перемену в моем настроении. Если в самом начале лета я была бездеятельна и задумчива, то сейчас я не находила себе места и активно искала, чем бы занять долго тянувшееся до встречи время. Дошло даже до того, что я взялась протирать тетушкины любимые колокольчики от накопившейся на них пыли, о чем уже через час сильно пожалела. Честно скажу - работа была нелегкая и весьма трудоемкая. Потому как звонких безделушек в доме оказалось больше пятисот. Дальше этой цифры я была уже не в состоянии считать. Кроме того, мне приходилось постоянно рисковать, совершая акробатические трюки на нагромождении стульев, чтобы достать до висевших на потолках колокольчиков. Фини, наблюдая за моими действиями, громко охала и хваталась за голову, когда ей казалось, что гора стульев не выдержит, и я кубарем полечу вниз.
   - Да что вы за егоза такая! Все вам не сидится спокойно, словно шило кое-где застряло!
   Вечерами тетя Гризельда задумчиво посматривала на меня, но вопросов не задавала, понимая, что я расскажу о своем секрете сама, когда посчитаю нужным. Хотя временами бросала на меня выразительные взгляды, а старушка Фини ворчала и язвила пуще прежнего, обвиняя меня в преступном сокрытии и тайном умысле.
   Наконец, я опять сидела на берегу реки у замка, дожидаясь мистера Лемуэла. В это утро старичок долго не появлялся. Я уже начала волноваться, беспокоясь, что с ним что-то случилось или он забыл о нашей встрече и обо мне. Наконец его маленькая скрюченная фигурка показалась вдали. Двигался старик очень медленно и тяжело. Я пошла ему навстречу и подала руку, чтобы он оперся на нее. Вблизи мой новый знакомый выглядел еще более болезненным. Он устало улыбнулся мне и кивнул в знак приветствия.
   - Вам не надо было вставать с постели, - сказала я, когда усадила его на скамеечку у ивы. - Наша встреча - не такое уж важное событие. А вот у вас теперь могут начаться осложнения.
   - Мне гораздо приятнее и полезнее находиться тут с тобой, Роби, чем в своей постели.
   - Я не врач, и не могу быть вам полезна. Давайте я отведу вас домой, где за вами будут как следует ухаживать.
   Бледное лицо старичка расплылось в ухмылке, и он просипел:
   - Уж лучше прямиком в ад, там я получу гораздо больше заботы, чем в своем родном доме.
   - И все же я настаиваю. Утренняя прохлада и роса - не лучшее лекарство. А я хочу услышать ваш рассказ до конца, а не половину из-за преждевременной кончины рассказчика.
   - Ну уж нет! Так легко мои любимые родственнички от меня не отделаются! Да и я сам не намерен лишать себя удовольствия немного помучить их своим присутствием.
   - Я смотрю, у вас, мистер Лемуэл, такая теплая и дружная семья! - иронически заявила я.
   - Ты как всегда зришь в корень! - он на мгновение взглянул на меня, и в его замутненном болезнью взгляде было столько невысказанного горя, что мне стало безумно жаль маленького одинокого старика. - И все же я надеюсь, что есть на свете человек, которому я небезразличен. Я не могу потерять его, Роби! Я совершил в своей жизни слишком много непростительных ошибок и боюсь, что не заслуживаю его любви и сочувствия. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы этот человек простил меня и понял!
   Я была сбита с толку его горькими словами. С самого начала нашего знакомства я видела от этого человека только теплоту и радость. И хотя он и заявлял о своем дурном характере и неуживчивости с другими, я не верила в то, что он может быть одинок и несчастен. Но сейчас, чувствуя, как дрожит сжимавшая мою ладонь старческая рука, я поняла всю глубину его горя.
   - Мистер Лемуэл, прошу вас, выслушайте меня, - мне хотелось утешить его, подбодрить, и я надеялась, что мои слова хотя бы немного уменьшат его боль. - Мы мало знаем друг о друге, но даже этих знаний мне достаточно, чтобы назвать вас своим другом! В свою очередь, я надеюсь, что и вы видите во мне друга. И, признаюсь, я счастлива, что встретила вас! Да, я ничего не знаю о вас и ваших ошибках. Но каждый из нас имеет за своими плечами целую кучу таких непростительных ошибок, такова судьба любого живого существа - и осуждать за это глупо и мелочно. Я считаю, главное не то, каким вы были когда-то, а то какой вы сейчас! Я же вижу, как вы страдаете и переживаете, как глубоки и искренни ваши чувства. Прошлое не осталось бесследным - вы изменились, и я ни сколько не сомневаюсь, что в лучшую сторону. Уверена, и тот человек, о котором вы говорили, увидев это и поняв всю степень вашего раскаяния, простит вас и полюбит всей душой.
   - Если бы это было так, Роби... - он отвернулся от меня, так чтобы я не могла видеть, какое впечатление произвела на него моя речь.
   Мы долго молчали. Я сидела у его ног, облокотившись о скамейку, и моя рука была стиснута в его горячих сухих ладонях. Я чувствовала, как его лихорадит, и все сильнее тревожилась.
   - Вам нужно идти! - я настойчиво потрясла его. - Вы весь горите. Если протяните, то, боюсь, доставите своим родственникам намного больше радости, чем рассчитывали.
   Мои слова вывели старика из оцепенения, и он попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. С трудом поднявшись, он оперся о мою руку, и мы побрели в сторону Китчестера. Я не могла оставить его одного, но и приближаться к замку мне не хотелось. С каждым новым шагом мне становилось все неуютнее. Я поймала себя на том, что в нервном напряжении всматриваюсь в окна, ожидая увидеть размытый силуэт графа.
   - Ты даже не представляешь, Роби, как я благодарен тебе за эти слова. Я не заслужил твоей теплоты и поддержки.
   - Я уже сказала, вы стали мне другом! Вы хороший человек. Кроме того, своей прямотой и самоиронией вы напоминаете мне мою тетю. Редко можно встретить людей, которые не боятся говорить прямо и открыто, и смеяться, как бы плохо им не было на душе в этот момент.
   - Не думал, что в сельской глуши еще встречаются такие привлекательные личности, и меня самого причислят к этим редким экземплярам, - сипло рассмеялся он.
   - Вам обязательно надо с ней познакомиться. Скорее поправляйтесь и приезжайте к нам в Гарден-Роуз.
   - Мне доставит громадное удовольствие, если ты и твоя тетя примите меня. Но еще не время. Еще слишком рано.
   - Иногда, мне кажется, что вы говорите загадками и некоторые ваши фразы имеют двойной смысл. Так ли это? Или я опять иду на поводу у своего богатого воображения?
   - Мы, мисс, на то и старики, чтобы мудрить и секретничать. А иных возможностей привлечь внимание молодых к нашим усохшим персонам нам не дано. Кроме того, лукавство и озорство гораздо привлекательнее святой простоты.
   - И все же, в ваших словах слышится совсем иное, чем лукавство и озорство.
   Мы были на полпути к замку, когда в воротах появился всадник. Он быстрой рысью преодолел подъемный мост и, пришпоривая лошадь, устремился в противоположную от нас сторону к видневшейся вдалеке деревне. Мое сердце предательски подскочило в груди и болезненно сжалось до размеров булавочной головки. Я, не отрываясь, следила за удалявшейся фигурой и всей душой жаждала, чтобы всадник с растрепанными на ветру белыми волосами обернулся и увидел меня. В то же время я была так напряжена, что готова была сорваться с места и, бросив больного старика, без оглядки ринуться прочь, как можно дальше от столь манящего своими тайнами замка и ненавистного мне, но все же непреодолимо влекущего к себе, Дамьяна.
   - Ты так вздрогнула, Роби, будто увидела привидение!
   - А что у вас в Китчестере приведения гораздо активнее, чем в других частях Англии? И не только бродят ночью по замку, но и выезжают верхом на прогулку для поддержания спортивной формы? - шутливо спросила я, стараясь казаться равнодушной.
   Старик выразительно хмыкнул. Он остановился отдышаться. Каждый шаг давался ему с трудом. Я уже не в первый раз за это утро задалась вопросом, как в таком состоянии он еще умудряется смеяться, шутить и поддерживать разговор.
   - В умах арендаторов в последнее время мальчик, бесспорно, занял почетное место виновника всех мыслимых несчастий в округе, - заметил старичок, отдышавшись.
   - Даже переплюнул самого графа Китчестера?
   - Легенда графа уже устарела. Людям требуются новые герои скандалов.
   - А вы сами согласны с их мнением о Дамьене?
   - Я никогда не буду согласен с тем, что исходит от светлых деревенских умов.
   - По-моему вы слишком предвзято относитесь к здешним обитателям.
   - Роби, за свой долгий век я наслушался столько белиберды, что имею право судить о степени развития интеллекта в нашем скромном обществе, - он сделал паузу, прерывисто кашлянул в носовой платок и им же вытер капельки пота, выступившие на лбу. - Поэтому, пока маразм не завладел моим мозгом, своему суждению я выражаю гораздо больше доверия, чем всем мнениям местных интеллектуалов.
   - И каково же ваше авторитетное мнение о Дамьяне?
   - Этот мальчишка далеко пойдет.
   - До самой Австралии? - засмеялась я.
   - Хе-хе, надо было сослать его туда еще в раннем возрасте. Может быть, к этому времени он уже перебесился и набрался бы уму разуму. Рудники и кандалы - хорошие учителя.
   - Значит, вы все-таки считаете его преступником?
   - Упаси боже! И надеюсь, мальчишка до этого не опуститься. Он вовсе не так плох, как хочет казаться.
   - Разве? Не думаю, что найдется кто-то еще, кто согласится с вами.
   - Узнаешь его поближе - согласишься!
   - Не думаю, что...
   - Ты, может, и не думаешь, а я думаю!
   - Но...
   - Достоинство девиц - редко думать или не думать вовсе. Поэтому судьбу их решают другие.
   - Уж не хотите ли вы сказать, что решили за меня мою судьбу! - выпалила я на одном дыхании, не дав старику прервать меня.
   - Я повторюсь: пути Господни неисповедимы...
   Слова мистер Лемуэл произнес неразборчиво и тихо, давясь от подступившего сухого кашля. Усилия, какие употреблял он, чтобы поддерживать наш разговор, казалось, превышали его силы. Я заметила, что последние минуты дались ему особенно тяжело. Хоть он и крепился, пытаясь выглядеть бодрым, но болезнь все больше одолевала его. Тяжелая одышка и хриплый кашель, которому конца не было, совсем измотали старика.
   После приступа, стараясь по возможности придать своему лицу спокойное  выражение, он произнес с меньшей, однако, против прежнего твердостью:
   - Если говорить о Дамьяне, то мальчику нужно время, чтобы перебеситься и привыкнуть к другой для него жизни.
   - Что значит - другой?
   - Там где Дамьян жил раньше вместе с матерью - он должен был делать все, чтобы выжить. Справедливость, честность, доброта и все другие красивости не слишком хорошие помощники в добыче куска хлеба и в каждодневной борьбе со смертью. Он слишком рано узнал взрослую жизнь, и не с самой ее лучшей стороны.
   - Он жил в бедности, до того, как приехал к вам? - я была поражена этим открывшимся фактом, и сбита с толку, потому как, представляя заносчивое, высокомерное лицо Дамьяна, не могла поверить в это.
   - Об этом поговорим потом, Роби! - осадил меня мистер Лемуэл, остановив тем самым поток одолевавших меня вопросов. - Я слишком устал, и уже не способен здраво мыслить. Вижу, вижу... хочется все узнать, но потерпи до следующей встречи.
   Такая неожиданная концовка нашей беседы привела меня в полное замешательство. Кроме того, я злилась на себя за то, что не смогла скрыть от старика свой интерес к Дамьяну. Я ведь знала, что рано или поздно мистер Лемуэл заговорит о нем, и с трепетом ждала этой минуты, представляя, как буду хранить полное равнодушие и, ни капельки не волнуясь, слушать рассказ об этом неприятном, заносчивом типе.
   Но теперь я поняла, что все эти мысли были попросту смешны. До сих пор предательское сердце отстукивает ритм конских копыт, а перед глазами встает беловолосый всадник, растаявший в утренней дымке. Даже те несколько секунд, когда он выехал из ворот и умчался вдаль, принесли мне мучительное волнение и тревогу. Безумно хотелось узнать о нем все, что только возможно!
   Мы в молчании подошли к воротам и остановились на широком, растрескавшемся от сырости и времени подъемному мосту. Издали я не могла представить себе реальных размеров крепостной стены и ворот, но сейчас, стоя прямо перед замком, у меня захватило дух от их мощи. Неизгладимое впечатление произвели уродовавшие серый камень стен боевые шрамы, оставленные осадными орудиями. Местами эти выбоины были запорошены комьями грязи, а из трещин в каменной кладке пророс жухлый мох, отчего создавалось ощущение крайней ветхости. Прямо над нами на воротах крепился геральдический щит, заостренный сверху и с выступающими краями. С обеих сторон его поддерживали вырезанные в камне львы с веточками роз в зубастых пастях. Распустившийся бутон розы, покоившийся на двух перекрещенных знаменах, также являлся главной составляющей фамильного герба Китчестеров. Несмотря на то, что от времени цвета поблекли и потерлись, все еще можно было рассмотреть детали и прочитать заглавную надпись, выписанную строгими прямыми буквами: "Semper immota feles!".
   - "Всегда непоколебимая верность!" - перевел мистер Лемуэл, заметив мой интерес.
   - Это из-за Вильма Снежного и его преданности Вильгельму.
   - Да, и семья никогда не нарушала своего слова. Ни один из монархов не мог усомниться в нашей верности.
   Договорившись о следующей встрече и выслушав мои горячие пожелания скорейшего выздоровления, старик, опираясь на черную трость, поковылял к воротам. Но под низкими башенными сводами он остановился и обернулся ко мне. Между нами было небольшое расстояние, поэтому я отчетливо услышала его надтреснутый, каркающий голос:
   - Нужно принять уроки, которые преподносит нам жизнь, и помнить их. Даже самое непроглядное настоящее может иметь светлое будущее. Обязательно что-то должно измениться в лучшую сторону, и жизнь войдет в новую колею.
   Я не нашлась, что ответить на эти слова, но старичок и не ждал моего ответа. Он выдержал паузу и закончил еще более загадочно, чем начал:
   - Вот увидишь, Роби, перемены не за горами...
  

ГЛАВА 11

   - Роб, я тебя не отвлеку, если немного побуду с тобой? - спросила Сибил, отворяя изящную металлическую калитку, ведущую в сад
   - Я буду только рада, если кто-то составит мне компанию, - ответила я, оборачиваясь. - Еще полчаса тишины и я начну рассказывать цветам анекдоты, чтобы хоть как-то развеять скуку.
   В этот день я коротала время в саду, безжалостно выкорчевывая сорняки, и пыталась хоть немного придать нашему садику тот самый "ухоженный" вид, какой миссис Додд считала единственно правильным.
   - И никаких творческих экспромтов! - комментировала Дадли Додд, накануне давая указания тетушке, как правильно обустроить сад к приезду маркизы Грэдфил. - Все клумбы должны быть геометрически одинаковы - в форме квадрата. Благородные дамы отличаются чувствительностью. Многообразие форм может навредить их восприятию. В этом случае эстетическое наслаждение садом перейдет в тягостную нервозность. Чего мы, Гризельда, естественно, не хотим. Многоуважаемая маркиза должна оставить о нас только самые благоприятные впечатления.
   Мы, разумеется, согласились, что от сорняков необходимо избавиться. Однако не выразили должного желания доставить маркизе наслаждение, разбив клумбы на ровные квадраты, чем задели гордость миссис Додд и, как она после распространялась в бакалейной лавке, выказали дерзкое пренебрежение к ее чувству прекрасного.
   Нам нравился наш сад. Немного запущенный: с разросшимися за клумбы цветами, с неподстриженной живой изгородью из дикой розы, густой махровой травой и тенистым лесом, подобравшимся к самому дому. В саду приятно было отдохнуть, развалившись с книгой под навесом яблонь, или прикорнуть на часок другой в кресле-качалке, как делали тетушка и Фини. И мы ни за что, не хотели портить его очарование ради маркизы. Тем более у нас не было уверенности, что эта благородная дама разделяла спартанский образ мышления миссис Додд и, так же как она, питала любовь ко всему точному и однообразному.
   Я поднялась с колен и отряхнула старое платье от налипших комьев земли. Оставшаяся грязь уже настолько въелась в ткань, что очистить подол оказалось делом безнадежным.
   Мы прошли по галечной дорожке к яблоням, где в их тени было расстелено покрывало, и рядом с ним стояла корзинка спелых плодов, которые я собрала чуть ранее. После непродолжительной попытки занять место на покрывале так, чтобы не заляпать его грязью, я уселась прямо на траву, решив, что нет смысла беспокоиться о чистоте задней части платья, когда передней - терять уже давно нечего.
   - Еще часок, и тетя Гризельда не узнает свои живописные клумбы, - сказала я, довольно осматриваясь кругом.
   - По крайней мере, благодаря тебе она увидит, какие цветы растут у нее в саду.
   Я выразительно хмыкнула.
   - Вряд ли тетушка отличит молочай от габрантуса! Она даже репейник принимает за декоративное растение и норовит преподнести его Дадли Додд, углядев схожесть между ними в характерной цепкости.
   - Не думаю, что миссис Додд оценит такой букет, - хихикнула Сибил и потянулась к корзине с яблоками. Она выбрала самое маленькое и, достав из незаметного кармашка на поясе узкий белоснежный платочек, вытерла его.
   Мы некоторое время болтали, перекидываясь шутками и похрустывая сочными яблоками. Только сейчас я заметила, что Сибил улыбается немного натянуто и, несомненно, пытается скрыть беспокойство. Я вдруг подумала, что мы уже тысячу лет не сидели вот так вдвоем, позабыв, как в один миг стать друг другу самыми родными и близкими. В последнее время мы только и делали, что перебрасывались короткими фразами и убегали по своим делам, не замечая ничего вокруг из-за собственных тревог.
   Сибил бежала в Оурунсби, откуда приходила измученная постоянными упреками и капризами Виолетты. Даже замечания тети Гризельды не останавливали дебютантку. Окрыленная предстоящими развлечениями в Лондоне и мечтавшая затмить всех первых красавиц, Летти решила, что гардероб - это главное средство в достижении успеха, естественно, после идеальной внешности. Он обязан быть совершенен, выделяя ее из толпы пресных девиц и подчеркивая ослепительную красоту. Поэтому Виолетта придиралась ко всему, что, как ей казалось, не соответствовало умопомрачительному образу, который она рисовала в фантазиях.
   Я же в своих думах была далеко от привычного мира: от любимой тетушки и дорогой Сибил, от уютного Сильвер-Белла и суетного Оурунсби, где правили легкомысленные мечты Виолетты. Мной полностью завладел Китчестер. Не проходило ни минуты, чтобы я не подумала о сером замке, гордо возвышающемся среди бескрайних лугов. Я совершала воображаемые экскурсии, отчего влюблялась еще больше в его древние стены. Но чаще всего я думала о старом плуте - мистере Лемуэле. Именно из-за него я много дней не находила себе места и волновалась, что не укрылось от острого взора тетушки Гризельды и вездесущего - Фини.
   Уже две недели я пребывала в неизвестности о состоянии здоровья мистера Лемуэла. После той встречи, когда я оставила его больного у ворот замка, мы больше не виделись. В условленный день я прождала его до самого вечера, но он так и не появился. Не решившись пойти в Китчестер и напрямую заявить о себе, чтобы разузнать о здоровье старика, мне пришлось уйти. Но съедаемая тревожными мыслями, я каждое утро отправлялась к замку, в надежде увидеть пышущего здоровьем мистера Лемуэла, как ни в чем не бывало сидящего на скамеечке и дымящего трубкой. Но надежды мои оставались бесплодными. Я в одиночестве просиживала на берегу реки до обеда, а затем возвращалась домой, чувствуя всевозрастающее с каждым днем беспокойство. Полное бессилие из-за трусости перед родственниками отца делало беспокойство еще более острым. Я всячески пыталась скрыть тревогу, однако все в доме заметили, что со мной твориться неладное.
   - Вы сегодня рано закончили. Еще только начало пятого, - сказала я, убирая крохотные часики в кармашек платья. - Неужели гардероб готов?!
   - Какой там! - вздохнула Сибил. - Мы завершили только эскизы и подбор материала к выходным платьям. Там их столько, что хватит на целый батальон девиц! Не представляю, когда Виолетта успеет их все надеть.
   - О, она без труда справится с этой нелегкой задачей!
   - А еще надо подобрать ткань для прогулочных платьев и утренних... И самое главное, все это еще нужно сшить!
   - Бедняги! Боюсь, если продолжите такими темпами, вы не успеете до весны.
   - Мисс Уилоуби не унывает! Она надеется, что приезд маркизы Грэдфил благоприятно скажется на нашей работе.
   - Ха, боюсь, тетя зря полагает, что при маркизе Виолетта превратиться в ангельское создание и не будет демонстрировать свой скверный характер, устраивая истерики из-за цвета и фасона.
   Сибил рассеяно пожала плечами. Во время разговора лицо ее было крайне сосредоточенным, как будто выполняла сложные математические расчеты. Временами она хмурилась и беспокойно поглядывала на меня, но тут же отводила взгляд, испугавшись, что я замечу ее смятение.
   - Ты хотела о чем-то поговорить? - спросила я напрямую.
   - Да... то есть, нет... - она замялась, но затем быстро сказала. - Маркиза Грэдфил приезжает уже завтра! А послезавтра в Оурунсби будет вечер в ее честь. Мы приглашены. Мисс Уилоуби боится, что ты можешь уйти на целый день и забыть о вечере и обо всем на свете, как поступаешь в последнее время. И еще она горячо надеется, что всю неделю пребывания маркизы, ты будешь с нами в Оурунсби - помогать ей и миссис Тернер.
   - Как, разве маркиза приезжает завтра? - недоверчиво воскликнула я. - Но ведь еще слишком рано... Или уже не рано?
   С нескрываемым волнением Сибил порывисто протянула ко мне руки и сжала мои ладони. Ее лицо раскраснелось, и каждая черта выдавала ее внутреннее смятение.
   - Роби, что с тобой происходит? - умоляюще произнесла она. - Ты в последнее время совсем на себя не похожа!
   - Разве? Не замечала за собой никаких изменений, - я резко поднялась и, схватив полупустую корзинку, начала торопливо собирать яблоки, лежавшие в траве под деревьями.
   - Ты стала угрюмой. Ни с кем не разговариваешь, постоянно молчишь и даже не слышишь, когда к тебе обращаются. Сейчас ты не та Найтингейл, которая учила меня смеяться и радоваться каждому мигу прожитой жизни...
   - Все меняются! Ты тоже уже далеко не та запуганная девчонка! - фыркнула я.
   - ... Ты побледнела, осунулась...стала забывчивой! Мы ужасно беспокоимся за тебя!
   Она замолчала, подыскивая слова, видимо, собираясь сообщить мне нечто щепетильное.
   - Мисс Уилоуби... ты же знаешь ее прямолинейность, так вот... она высказала теорию, будто все, что с тобой творится, - это бесспорные признаки любовного недуга! Но, если так, ты могла бы довериться мне! Ты ведь знаешь, что я буду безумно рада за тебя.
   Я слишком рассердилась из-за столь откровенного обсуждения обитателями Сильвер-Белла моих чувств, чтобы ответить подруге с достойным спокойствием. Вместо этого я дала волю своему раздражению, копившемуся во мне все эти тревожные недели.
   - Подумаешь, забыла о всеми давно ожидаемой маркизе! Это ведь не значит, что у меня начался период любовного недомогания, сопровождаемый ранним склерозом. А тебе бы не следовало шпионить на Финифет и тетю. Это ведь они тебя прислали?! Сама бы ты никогда не стала вмешиваться в чужие дела. Ты слишком деликатна!
   Сказав это, я тут же прикусила язык, но было уже поздно. Сибил нервно вздрогнула, уязвленная моим грубым отпором. Никогда прежде я не вела себя с ней подобным образом, и от этого мое поведение показалось мне еще более омерзительным.
   - Прости, не знаю, что на меня нашло! - умоляюще попросила я и опустилась рядом с ней на покрывало, позабыв про грязное платье. - Я веду себя безобразно. Я, и вправду, в последнее время рассеяна и слишком взвинчена. Готова сорваться с цепи при малейшем всплеске раздражения.
   Я пододвинулась ближе к подруге и обняла ее. Мне отчаянно хотелось поделиться с ней своими переживаниями, но я боялась, что Сибил начнет задавать вопросы, на которые мне не хотелось сейчас отвечать. А без объяснений она не поймет, что твориться у меня на душе.
   - Фини пообещала испечь мои любимые земляничные вафли, если я выужу из тебя признание, - откровенно сказала Сибил. - Но я итак хорошо отъелась на ее кушаньях! А если еще буду злоупотреблять подобными взятками, то боюсь, дверные проемы придется значительно расширять... И будь уверена, я отказалась не только из-за страха перед пышными формами.
   - Я знаю, Сибил! - признала я виновато. - Просто в голову лезут всякие глупости и, словно кукушата, выкидывают из родного гнезда разумные мысли.
   - Я пришла сама, Роб. Возможно, я повела себя дерзко, но думаю, что поступаю правильно.
   Не дождавшись моего ответа, она продолжила:
   - У меня больше не осталось сил видеть тебя в таком состоянии и мучиться, не зная как поддержать тебя. Я знаю, когда придет время, ты все объяснишь, если посчитаешь нужным...
   - Умоляю тебя, не говори глупостей! - перебила я ее. - Уж кому, как ни тебе, я могу довериться всей душой.
   - Все же надеюсь, ты хотя бы немного облегчишь мою тревогу... Я не знаю, что думать...Я боюсь, случилось ужасное, и ты стыдишься признаться... - она испуганно посмотрела на меня. - Ты думаешь, я отвернусь от тебя?
   - О чем ты, Сибил?
   - Я... мне кажется...
   Она запнулась, покраснев до самых волос и окончательно смутившись. Затем глубоко вздохнула и выпалила:
   - Мне кажется, ты попала в непоправимую беду. Когда сердце безумно любит, оно глухо к доводам рассудка. Я пойму, Роби! Я ведь тоже люблю... Хотя я никогда не поддавалась безумству и не знаю, каково это - слепо бросаться в омут...
   - Сиб, что ты такое говоришь! - ахнула я.
   Ее подозрения были просто возмутительны. Я никак не ожидала такого от Сибил. И мне стало до ужаса обидно, что она подозревает меня в недостойном поведении. Я уже хотела отчитать ее за весьма нелесное обо мне мнение, когда мне пришло в голову, что угрюмая задумчивость и скрытность, свойственные мне последнее время, а также длительные прогулки, на самом деле могли послужить серьезным поводом к подобным подозрениям. Я поняла, что не могу укорять Сибил. А наоборот, должна быть благодарна ей за то, что она вовремя открыла мне глаза.
   - О, Господи! Я глупая, как трухлявая пробка! - она закрыла лицо руками. - Как я могла такое подумать! Я так виновата перед тобой!
   - Чушь! Я сама поставила себя в такое позорное положение. Из-за неуместного тщеславия я заставила близких усомниться во мне. Мое поведение было просто непозволительным.
   - Но и я повела себя не лучшим образом!
   - Ты повела себя, как настоящий друг! И, знаешь, я сейчас подумала, - все, что я скрываю, вовсе не требует такой таинственности. Мне не стоило совершать такую глупость и заходить слишком далеко в желании посекретничать.
   После недолгого размышления я поведала Сибил обо всем, что произошло со мной: о частых походах к Китчестеру, о моей "влюбленности" в замок, о знакомстве с мистером Лемуэлом и его рассказах, о своей привязанности к нему и тревоге, которая не давала мне покоя в эти дни. Она молча слушала меня, напряженно склонившись и перебирая узкие стебельки травы.
   Начав говорить, я уже не смогла бы остановиться, если бы не боялась дойти до излишних подробностей, неосторожно упомянув о Дамьяне. Я не осмеливалась пересказывать о нем, так как едва ли успешно скрыла бы от Сибил свое волнение. Даже самой себе я не могла откровенно признаться, какие чувства испытываю к нему. Я уверяла себя, что в основе моего интереса к нему лежит лишь девичья восторженность от лестного внимания к моей обыкновенной персоне.
   Разговор этот немного успокоил меня. Я избавилась от тяготившего меня секрета, а в лице Сибил обрела собеседницу, готовую поддержать меня. Естественно, она задавала мне вопросы. Но мои ответы были так сбивчивы, что едва ли она понимала меня.
   - Теперь ты знаешь, почему я схожу с ума! - воскликнула я. - Может быть, старик давно умер из-за болезни.
   - Но ты и впрямь не можешь пойти к ним без приглашения, даже если цель оправдывает такой поступок. Кроме того, ты уже несколько лет живешь в Гаден-Роуз, и твой дед не выразил никакого желания встретиться с тобой.
   - И это печальная истина! - усмехнулась я.
   - Будет верх неприличия, если ты придешь туда, где тебе не рады, - она замялась, испугавшись, что ее слова разбередят больную рану. Но я кивнула, соглашаясь с ней.
   - А знаешь, ведь мы можем узнать о твоем знакомом! - вдруг сказала она радостно.
   - Я уже перебрала все способы! Я не могу идти в замок. И ты тоже.
   - А нам и не надо идти. Пойдет Рэй!
   - Рэй?! - переспросила я и удивилась, как же я сама не догадалась о нем.
   - Я уговорю его побывать в Китчестере. Ты опишешь ему старичка, а он отправится к Билу Стоуну. Уж Бил то должен знать такого приметного, по твоим словам, человека.
   - Ты права! Ох, Сибил, как же я рада, что ты выпытала из меня все секреты!
   С меня словно гора с плеч свалилась. Я расцеловала Сибил и предложила сегодня же встретиться с Рэем. Надо только склонить тетушку совершить вечерний променад в другой конец деревни и нанести визит Готлибам под благовидным предлогом починки каких-нибудь испорченных ножей или железных садовых инструментов.
   Но нужно еще закончить работу в саду, подготовив его к приезду маркизы Грэдфил, которая, возможно, почтит наш скромный домик своим присутствием и получит эстетическое наслаждение от созерцания ухоженных клумб. Вспомнив, что долгожданный приезд наступит уже завтра, я с удвоенной энергией принялась рыться в земле и выдергивать сорняки, злясь на острые комья, больно впивавшиеся в колени.
   Сибил же опять отправилась в Оурунсби, где шла активная подготовка к встрече гостьи. И миссис Тернер привлекла к работе всех, включая и свою дочь. По словам Сибил, когда она уходила оттуда, Летти собиралась протирать фарфоровые вазы, и битый час до этого тщетно жаловалась на несправедливую долю.
   На прощание, когда Сибил скрылась за узорчатой калиткой, я окликнула ее и весело сказала:
   - И вовсе ты не пышечка. Ты просто расцвела и похорошела. Так что можешь смело есть свои любимые земляничные вафли!
   Сибил покачала головой и лукаво ответила:
   - Роби, это чистейший вздор! Я осталась такой же, как была, и ни на йоту не изменилась.
   Но сама она прекрасно понимала, что это не так. Все, кто знал ее, с радостью отмечали положительные изменения в девушке и старались выказать ей свое расположение.
   Особенно усердствовал в этом деле майор Коулби из троицы "утиных старичков", являвшийся в последнее время самым верным и преданным поклонником Сибил. Во время наших редких прогулок, мы не раз заставали майора и его неизменных спутников у утиного пруда, где проходили их собрания. Дружная троица, восседавшая на шаткой скамейке и горячо рассуждавшая о прелести ревматизма и романтике шпионских вылазок, при нашем появлении замолкала и, чтобы не показаться невежливыми, нам приходилось перебрасываться с ними парой фраз о погоде. Перед тем как распрощаться, мы каждый раз имели удовольствие испытывать на себе изысканную галантность майора. Его чары, не утратившие с годами свою неотразимость, должны были не только доставить нам приятное и выставить майора истинным джентльменом в наших глазах, но и пленить нежное сердце моей дорогой подруги.
   Обычно к концу разговора красное морщинистое лицо майора приобретало выражение крайней умильности. Со свойственной ему пылкостью он начинал ежеминутно вскидывать руку к левой груди и тоскливо вздыхать, пеняя на щемящее, страждущее сердце. Затем старик с заискивающим поклоном поднимался со скамьи и, протянув руки в безмолвном призыве, делал скромный шаг в сторону Сибил. После чего действие переходило в торжественные расшаркивания, длившиеся порядочно долгое время. Наконец, застыв в глубочайшем поклоне над нежной ручкой объекта своего томления, майор приступал к прощальной тираде
   - И где же вы, прекрасная мисс Рид, скрывались все это время? - выводил он елейным голосом. - Смею сказать вам, что вы чрезвычайно осчастливили нас, внезапно озарив своим благодатным присутствием однообразие нашего скудного времяпрепровождения. В волнении от моей нескромной дерзости, за что заранее прошу глубочайшего извинения, осмелюсь сравнить вашу очаровательную красоту с великолепием нежной розы, благоухающей изысканными ароматами. Только ее роскошные лепестки, составляющие столь совершенный в своем изяществе и простоте бутон, достойны олицетворять вашу ангельскую прелесть. И позвольте сообщить вам, что мы получили высочайшее удовольствие от вашего необыкновенно приятного во всех отношениях общества и льстим себя надеждой, что в скорейшем времени вы снизойдете до того, чтобы вновь украсить своим присутствием наше скромное собрание.
   Тут он неожиданно вспоминал обо мне (или о нас, если с нами была Виолетта) и рассыпался в извинениях, что за брильянтовым сиянием неотразимых глаз мисс Рид не заметил ее не менее очаровательной спутницы.
   - И вас, конечно же, любезная мисс Сноу, мы всенепременно рады видеть. Ваши чары не оставят равнодушными многих представителей мужского пола.
   - И на том спасибо, вседражайший майор Коулби! - благосклонно отвечала я, состряпав приторно-жеманную мину. - Рада, что я, по крайней мере, не благоухаю изысканными ароматами, а привлекаю внимание только своими чарами.
   Оценив искусность майора Коулби во владении словом, мы спешили покинуть утиный пруд, чтобы ненароком не нарваться на еще какую-нибудь демонстрацию достоинств этого всесторонне развитого старого джентльмена, охваченного пылким чувством. Хотя встречи с "утиными старичками" неоднократно заканчивались подобным образом, но каждый раз в моменты бегства мы были сражены наповал подобным рвением в проявлении учтивости к моей подруге.
   И все-таки немалая доля правды в его цветистых комплиментах была. Сибил действительно похорошела. Пропала угрюмая неразговорчивая девочка и вместо нее появилась нежная, чуткая, уверенная в себе девушка, с огромным запасом добра в сердце. Теперь глаза ее лучились, на щеках играл восхитительный румянец, и она сделалась "очень даже премиленькой", как выразилась Виолетта, вынужденная признать, что ее подруга значительно преобразилась.
   - Думается мне, что всем этим превращениям мы обязаны ее кузнецу.
   Сказала она однажды, когда выдалась свободная минутка между примерками, и Летти забежала к нам поболтать. Мы вдвоем поднялись наверх и закрылись в комнате, оставив в гостиной старушку Финифет, недовольную тем, что ей не удалось поучаствовать в нашей беседе и непременно наставить нас уму-разуму. С безмолвным укором Фини провожала нас взглядом, когда мы поднимались, и, казалось, что даже вязальные спицы в ее руках начали ворчливо отстукивать, сетуя на наши непутевые головы и баловство.
   - Фини сейчас тяжело. Тетушка и Сибил практически весь день у вас в Оурунсби и ей некого поучить и не с кем поспорить, - заметила я, усаживаясь в кресло. Летти же забралась на кровать и устроилась по-турецки, сильно задрав платье и оголив стройные ноги. Я тот час же пожалела, что оставила Финифет внизу. Она, не считаясь с приличиями, тут же научила бы Виолетту правилам поведения юной леди на людях. И если бы хорошей затрещины оказалась не достаточно для понимания некоторых нюансов, то, не сомневаюсь, Фини применила бы и более действенное средство, от которого ее ученица вообще длительное время не смогла бы сидеть.
   Но Виоллета не замечая моего недовольного взгляда, продолжала обсуждать Сибил:
   - Ждет не дождется, когда этот чурбан решится сделать ей предложение. Как там его зовут: Бил... Том... Джон... А вспомнила - Сигизмунд! Хотя, нет...
   Я немного отвыкла от колкостей и беззастенчивых издевок, которыми Виоллета неустанно награждала Сибил.
   - Ах, представляешь, я тоже забыла имена твоих воздыхателей! - тут же выдала я, всплеснув руками. - Сколько их у тебя было? Помню только твоего "само совершенство" кузена Стивена, а еще виконта Хьюлиза, это который "лакомый кусочек"... И, конечно же, учитель танцев! О, какой был мужчина! А как же его звали то...
   - Ну, хорошо, хорошо! - раздраженно согласилась Виолетта, и после короткой паузы обиженно добавила. - И почему ты всегда на ее стороне? Ты только и делаешь, что смеешься надо мной и всячески принижаешь. Ее отец был моряком! А все моряки - это чернь и сбежавшие преступники. Уже по этой причине мы не должны были допускать ее в свой круг. В конце концов, она нам никто, и мы не обязаны принимать ее близко к сердцу.
   - Значит, вот как ты думаешь о своей подруге?
   Видимо, услыхав угрожающие нотки в моем голосе, Летти пошла на попятную.
   - Ты же знаешь, я этого ей никогда не скажу! Я всегда была рада нашей дружбе.
   Ее кислый вид и не наигранное огорчение немного смягчили меня, но я прекрасно понимала, что Летти не хочет рисковать нашей с ней дружбой.
   - Представь, - ответила я ей, - что о тебе, дочери всего лишь пятого сына графа, живущей в захолустье и не имеющей за душой ни гроша, думает единственная дочь герцога Эддингтона, наследница всех его огромных богатств, чей муж станет обладателем несчетного числа титулов. Не думаю, что во время сезона ты будешь хоть как-то конкурировать с ней, как бы страшна и глупа она ни была. Ты лишь букашка, недостойная находиться в ее кругу.
   В этот раз Виолетта сердито взглянула на меня и ее губы искривились, словно она вот-вот потеряет над собой контроль. Но она упрямо фыркнула и схватила лежавшую сзади подушку, начав сердито наминать ее. Мне подумалось, что на месте подушки она представляет меня.
   - Я не дура, и знаю, что мое положение не так высоко, как бы мне хотелось! Но мы должны считаться с определенными правилами и не поднимать всяких простолюдинов до нашего уровня, дав им понять, что мы можем быть равны.
   - С каких пор ты решила считаться с правилами? - мне было тяжело слушать рассуждения Виолетты и оставаться спокойной. - Я очень ценю нашу дружбу, и не хотела бы из-за расхождения взглядов терять ее...
   - И я тоже, Найти!
   - Но я не могу быть равнодушной, когда ты не во что не ставишь Сибил! Она мне близка, так же как и ты. Мы уже не дети, чтобы говорить необдуманно, и не отвечать за свои слова.
   - Давай не будем создавать друг другу мигрень! - раздраженно воскликнула Летти. - Опять эти проповеди! Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, ты непременно поднимаешь шум. Тебе все не по вкусу! Почему ты всегда стараешься испортить мне настроение?
   - А почему ты до сих пор ведешь себя как капризный ребенок!
   - Зато ты у нас всегда была взрослая, и твоей серьезности с лихвой хватало на нас двоих.
   Виолетта легкомысленно засмеялась, из чего я поняла, что этот спор ей надоел, и она хочет поскорее завершить его. Но тем не менее она не оставила презрительного тона, когда продолжила говорить о Сибил и Рэе. Наш разговор лишь подтвердил мои подозрения, что за всем ее показным презрением и насмешками скрывалась жгучая зависть.
   - Фи, тоже мне поклонник! - Летти сморщила нос, словно ей неприятно само воспоминание о Рэе. - У него не лицо, а один сплошной угль. А руки! Ты видела его руки! Да он такими лопатами запросто прибьет, когда обниматься полезет!
   - Попробуй целый день молотом постучать - и твои белоснежные ручки станут не менее привлекательными.
   - Из-за своего скудоумия он и двух слов связать не может. Разве он расскажет женщине о ее несравненной красоте и совершенстве!
   - Рэй не из тех, кто чешет языком по пустякам. И вообще, если женщина сама без чьей либо помощи не может понять, что она красива, значит она не так уж и совершенна, а, скорее всего, глупа или слепа.
   - Твоя манера мыслить, несомненно, приведет тебя к печальному финалу старой девы, - съязвила Летти. - Ни один мужчина не одобрит твоих возмутительных высказываний.
   - Если ум - это прерогатива старой девы, то я буду рада стремиться к подобному финалу. Возможность свободно высказывать разумные мысли, даже будучи старой девой, намного достойнее, чем всю оставшуюся жизнь разыгрывать глупую дурочку в угоду мизерным умственным способностям мужа.
   - Я всегда считала тебя немного странной, Найтингейл!
   Летти жалостливо посмотрела на меня, словно разглядела во мне пропащего человека. Но уже в следующий момент она, по своему обыкновению, перескочила на другую мысль:
   - Тебя не печалит то невероятное обстоятельство, что самая невзрачная из нас получает первый приз. Это несправедливо! Из нас троих - я первая должна выйти замуж!
   - А почему это меня должно печалить? Наоборот, я радуюсь тому, что Сибил встретила достойного человека и любима им. А участвовать в борьбе за первый приз и при этом чувствовать себя лошадью на скачках меня как-то не прельщает.
   - Матушка говорит, что это счастливое событие случится не скоро, - заметила она, обдумав мои слова и решив, что лучше всего пропустить их мимо ушей. - А наши сороки про них уже всласть растрещались! Не удивлюсь, если начнут болтать об их бегстве в Гретна-Грин. Кстати, здесь последними, кто совершил этот скандальный побег, были твои родители. И для них все закончилось не так уж радужно!
   Трудно было ожидать, что у Виолетты со временем появится хоть капелька деликатности, которой она всегда была полностью лишена. Напротив, ее бесцеремонность возросла и временами становилась крайне неприличной, направленной на то, чтобы ранить человека.
   - Тебе незачем лишний раз напоминать мне об этом! - сказала я резко.
   Она опустила глаза.
   - Ах, ну да, прости! А Сиб тебе ничего не говорила?
   - Нет. Она полностью поглощена твоим гардеробом.
   - Вот уж не полностью! Там же нечего делать! - возмутилась Летти. - Всего то несколько новых платьев. И скажу честно, она не слишком усердна! Я постоянно замечаю за ней неряшливые швы с грубыми стежками. То, что я ее подруга, еще не значит, что можно халтурить!
   Ее возмущение я благополучно игнорировала. Потому как, зная ее характер, я была уверена, что на мои протесты, она найдет еще кучу недостатков в работе Сибил и заодно припишет погрешности и тетушке Гризельде, лишь бы настоять на своем и потешить самолюбие.
   - А потом ты забываешь, есть еще и миссис Пешенс, тетя Сибил, - продолжила я, после того как она замолкла. - Еще неизвестно, как отнесется она ко всему происходящему.
   - Сиб не такая дура, чтобы упускать возможность обзавестись мужем, быть может, для нее единственную, из-за какой-то сумасшедшей тетки.
   - И все же Тильда Пешенс единственная ее родственница. Сибил хотела получить благословение, прежде чем войдет в другую семью.
   - Ну, тогда она будет ждать до самой смерти. Тетка даже не принимает ее и отказывается видеть. Какие тут могут быть надежды?
   - Сибил все же надеется.
   - Ну, и гусыня! - пренебрежительно отозвалась Летти.
   Откинувшись и подняв глаза к потолку, где над кроватью на атласных голубых лентах висели серебряные колокольчики, она опять сменила тему и принялась мечтать о Лондоне. От балов и маскарадов, захвативших ее, Летти перешла к перечислению светских мест, где непременно следует побывать, а также нужных людей, с которыми необходимо свести знакомство.
   - Мы выписали у родственников отца все номера Таймс, чтобы быть в курсе светских новостей. Они обещали присылать нам каждый месяц новые. До чего же неприятно находиться в положении бедных родственников. Отец не хочет и слышать о лондонской подписке. Для его умственных процессов достаточно еженедельно читать "Уилтширский вестник".
   - Полагаю, к сезону ты все же будешь во всеоружии, как в знании нужных имен, так и в обладании правильными знакомствами.
   - Моя бабка, графиня Уэстермленд, обещала свое покровительство и на время сезона предложила пожить у себя в Кенсингтоне. Представляешь, Кенсингтон! - Летти мечтательно закатила глаза и вздохнула. - Ах... там кругом одна роскошь. А графский особняк - восхитителен! Он такой огромный, аж дух захватывает! Одно только парадное крыльцо в два раза больше, чем холл в Оурунсби.
   - И, наверное, там самые прекрасные соседи, которых можно только желать: герцоги, маркизы и прочая титулованная нечисть.
   Моя насмешка не достигла цели. Виолетта была настроена не замечать колкостей, когда предавалась мечтам о будущих успехах.
   - Бабка должна замолвить за меня словечко перед влиятельными особами. Хоть в этом от нее будет какая-то польза, ну и, конечно же, Кенсингтон... Она слишком стара, чтобы сопровождать меня на балах и развлечениях. Для этого мы и нанимаем маркизу Грэдфил.
   - А твои многочисленные дяди и тети? Разве они не могут предложить тебе попечительство?
   - Я не знаю, почему отец не желает, чтобы я дебютировала вместе с кузинами.
   - Мне кажется, я понимаю почему, - хитро сказала я. - Против не твой отец, а родственники - ведь кузинам также нужны мужья. А когда поблизости ты, все мужчины внезапным образом слепнут, и прелести других девиц остаются незамеченными.
   Ей польстило мое замечание, и она самодовольно заулыбалась.
   - Мой дебют будет стоить целого состояния, так говорит отец. И он возлагает большие надежды, что в свой первый выход я обручусь с человеком влиятельным и располагающим средствами. Тогда избавлю их от расходов на следующий сезон, которые они вряд ли потянут.
   - И ты согласна с таким расчетливым подходом к браку? А как же любовь?
   - Глупая! - Летти засмеялась. - При чем здесь любовь? Муж обеспечит мне достойную жизнь. И не важно, какие чувства я к нему испытываю, если он оплачивает мои аппетиты. Я буду ценить его до самой смерти, а то и после, если он оставить меня богатой молодой вдовушкой.
   - А аппетиты у тебя зверские, к слову сказать, - поддела я ее. - Ты голодна, как волк, когда дело касается развлечений и драгоценностей.
   Она с достоинством выпрямилась и, гордо выпятив подбородок, сообщила:
   - Естественно! Чем эффектнее женщина, тем ярче ее желания и неумеренней потребности.
   Я от души расхохоталась.
   - Ну что ж, от всего сердца желаю тебе, чтобы возможности и размер кошелька твоего будущего мужа всегда совпадал с твоим нескромным самомнением.
   В ответ на это пожелание она ответила весьма выразительно, запустив в меня пуховой подушкой. Но та не долетела до кресла, а повисла на низком кроватном столбике, венчавшемся деревянной шишкой. Послышался резкий звук рвущейся ткани и на пол посыпался густой ворох белых перьев. Увидев, какой неожиданный поворот приняли события, Летти решила не останавливаться на этом. Соскочив с кровати, она загребла целую охапку перьев и одним прыжком преодолела расстояние до кресла, в котором сидела я и, к своему стыду, пребывала в некотором ступоре. Под раскатистое "у-у-у-ух" она вывалила все это пушистое счастье мне на голову и в полном восторге от своей детской проделки захлопала в ладоши и закружилась по комнате. Пуховый душ привел меня в чувство и я, прежде чем Летти заметила, схватила вторую подушку, лежавшую на кровати.
   Когда на крики и возню в комнату влетела запыхавшаяся Финифет, ее глазам предстала картина крайне необычная для тихого домика, где живут скромные и весьма достойные леди. Мы с Виолеттой, хохоча, прыгали по комнате и колотили друг друга наполовину опустевшими наволочками. А вокруг нас бушевала белоснежная буря, оседая спутанными комочками пуха на опрокинутом кресле, развороченных матрасах и, неизвестно как оказавшейся на нашем пути, глиняной ночной вазе, увы, разбитой вдребезги.
   - Мисс Сноу, вы ведете себя неблагородно, - с титаническим спокойствием произнесла Финифет. - Разве вам не говорили, что битьё подушками своих собеседников не практикуется в приличном обществе?
   Она, не моргая, смотрела на нас своими цепкими глазками и ни одна эмоция не отразилась на ее заостренном лице.
   - Разве? - крикнула я, уворачиваясь от Леттиного снаряда. - Кажется, и в моем воспитании есть множество белых пятен. Обещаю, если когда-нибудь окажусь в Букингемском дворце или Сент-Джеймсе, то не буду набрасываться с подушкой на каждого, кто будет мне представлен. Иначе в "списке придворных дам" отметят, что я не слишком благородная леди.
   Острый нос Финифет дернулся, но ответила она также хладнокровно, как и до этого:
   - Когда закончите.. э-э.. общение, я буду рада, если вы соблаговолите позвать меня, мисс Сноу. Думаю, мы прямо сегодня и начнем устранять ваши "белые пятна". Вы как предпочитаете обучение: аристократическим способом, то есть, розгами; или же, как принято в деревнях, - палкой?
  

ГЛАВА 12

   Маркиза достигла Гарден-Роуза к полудню. Весть о ее приближении, благодаря мальчишкам, специально отправленным контролировать ситуацию на дороге, стремительно распространилась от дома к дому. И когда изящная карета с лакированными дверцами и старым грумом на запятках въехала в деревню, то многие жители высыпали на улицу, чтобы приветствовать знатную особу. Вероятно, никогда прежде тщеславие маркизы не было удовлетворено таким обильным почтением. Убранная занавеска в окне кареты, свидетельствовала о благоприятном впечатлении, которое произвели на нее низкие поклоны и глубокие приседания. От избытка удовольствия и в угоду своему самолюбию маркиза пошла на более решительные действия и продемонстрировала встречавшим ее узкую, отяжеленную огромными перстнями руку в шелковой перчатке.
   Этот царственный жест вызвал у нас с Сибил улыбку. Стоявшая рядом с нами величественная, несмотря на богатство оборок на лиловом платье, тетя Гризельда заметила наше неуместное веселье, гласно цыкнула и погрозила нам розовым зонтиком.
   В этот день тетя в качестве главы комитета обязана была находиться с Тернерами в Оурунсби. Миссис Додд, как ни шли ее желания вразрез с желаниями самого комитета, вынуждена была согласиться, что мисс Уилоуби, как дочь виконта, обладает большими привилегиями, и именно она достойна засвидетельствовать от имени всех добропорядочных жителей Гарден-Роуза глубокое почтение и искреннюю радость от столь приятного присутствия, которым удостоила этот тихий уголок маркиза.
   Накануне вечером тетя выразила явное сомнение в успехе поставленной перед ней задачи.
   - Вот ведь, наслал на меня бог казнь египетскую! Разве я гожусь для этой парадной миссии?! - сетовала она, отточенными движениями сматывая высушенную пряжу. - Я не настроена метать бисер перед какой-то залетной штучкой!
   - Боюсь, вашей генеральской выправкой вы только напугаете маркизу, - вклинилась я.
   - Ты, безусловно, права, Роби! Нужно смягчить свой образ. Думаю, лиловое платье подойдет как нельзя лучше, - она задумчиво почесала подбородок. - Пышнее рюши на груди, побольше нижних юбок, на поясе розовый кушак, завязанный легкомысленным бантом. И еще обязательно та розовая шляпка со страусиными перьями и в тон ей зонтик с бахромой...
   - О-о! - выдохнули одновременно я, Сибил и Финифет.
   - Но даже этих усилий будет недостаточно, - подвела итог тетя. - Вряд ли на завтрашней встрече я блесну виртуозным исполнением льстивых речей... Сиби, ласточка, подай вон ту плетеную корзину со стола в ней еще достаточно места для этих клубков.
   - А, по-моему, из нее уже сыпется через край! - возразила экономка, когда Сибил, отложив шитье, поднялась и направилась к указанной корзине.
   - Не городи чепухи, Фини! Ты уже совсем ослепла, если не видишь, где расположены края. В нее еще поместится десять клубков!
   Мы втроем с подозрением оглядели набитую доверху клубками корзину в руках Сибил. И Финни мстительно съехидствовала:
   - Если вы так же уверенно судите об отсутствии у вас таланта к лести, то могу точно сказать - возложенную на вас миссию вы выполните с большим успехом.
   Тетушка в немом изумлении уставилась на Финифет, и по мере того, как она осознавала сказанное, полное лицо ее наливалось гневным румянцем. Когда же гнев овладел ею настолько, что в бусинках глаз появился лихорадочный блеск, она высокомерно поднялась с дивана и прошествовала через всю гостиную к Сибил. Отобрав корзину, ставшую предметом столь пристального внимания, тетя водрузила ее на стол и, отсчитав из кучи только что смотанных клубков ровно десять штук, с быстротой и ловкостью фокусника втиснула их в узкие просветы.
   - Вуаля! - победно воскликнула она, когда последний клубок обрел свое место в злополучной корзине.
   Мы, затаив дыхание, наблюдали за представлением. И никто из нас, даже недоверчивая Фини, не посмел больше сомневаться в словах тети Гризельды.
   - Ну ничего, сочиню я мало-мальски приличную речь! Я и не с таким лихом справлялась! - решила тетя, и довольная, что утерла нам носы, отправилась к себе готовиться к встрече.
   Надо отдать должное, она отработала свой выход бесподобно. Все присутствующие, в том числе и маркиза, услышав высокопарное приветствие, уверились, что мисс Уилоуби невообразимо счастлива засвидетельствовать всевозможные благоговенческие чувства дражайшей гостье.
   Маркиза Грэдфил решительно не совпадала с тем образом, какой мы нарисовали по слухам.
   Когда карета остановилась около парадного крыльца, наша небольшая группа заторопилась навстречу. Миловидное лицо миссис Тернер расплылось в улыбке, ее муж казался непроницаемо серьезным, а Летти трепетала от нетерпения увидеть светскую даму. Тетушка шла позади хозяев, но голову, увенчанную розовой шляпкой, держала с таким надменным видом, а рюши на объемной груди вздымались с таким степенным достоинством, что спустившийся с запяток лакей обратился именно к ней, объявляя о прибытии госпожи.
   В тот же миг отворилась дверца, и, не дождавшись, когда опустят ступеньку, выпрыгнула молодая женщина. Она сладко потянулась, чем привела всех в полное замешательство. И томно сообщила, что дорога была скучна, длинна и отвратительна, а на ухабах ее подбрасывало вверх и швыряло по всей карете. После чего она деловито потребовала скорейшего знакомства с нанимателями. Мистер Тернер ограничился лишь кратким приветствием, зато дамы были словоохотливы. Пока шло знакомство, из кареты появилась престарелая горничная. Она посетовала на боли в спине и рассеянность хозяйки, позабывшей ее разбудить.
   Леди Грэдфил обладала запоминающейся внешностью. Правда, рыжеватые волосы казались ярче того оттенка, который могла дать им природа, а зеленые глаза сверкали, будто маркиза поднимала себе настроение глоточком горячительного. Вела она себя эмоционально, и даже несколько боевито. И хотя Тернеры наняли маркизу для того, чтобы она ввела Виолетту в свет, она сумела поставить себя так, словно оказывает им большую услугу, снисходя к их положению.
   В первый же час леди Грэдфил перезнакомилась со всеми и потребовала тут же коротко рассказать о той роли, какую каждый из нас играет в подготовке ее протеже к дебюту.
   Оставшись довольно всей сделанной работой, она отметила несомненный дар Сибил в создании эскизов, чем сильно растрогала ее и расположила к себе. Кроме того, обдуманно или нет, маркиза пообещала Сибил замолвить за нее словечко в мастерской мадам Кюри в Лондоне, где одевается все модное общество. И в течение недели постоянно напоминала ей об этом обещании, поддерживая в ней искру надежды.
   Разумеется, Сибил загорелась этой мыслью и после отъезда леди Грэдфил долгое время пребывала в состоянии эйфории, каждый день ожидая письмо от мадам Кюри с приказом немедленно приехать на собеседование. Мои сомнения и недоверие к словам маркизы, сказанным столь легкомысленно, только чтобы возвысить в наших глазах чувство собственной значимости, она решительным образом отвергла:
   - Мне не хотелось бы неосмотрительно осудить ее, - заявила Сибил. - Ты слишком торопишься, полагая, что она бесчестная особа, потакавшая своему тщеславию.
   - Но прошло уже достаточно времени, чтобы убедить тебя в этом.
   - Возможно, она легкомысленна. И я могу согласиться, что из-за своей рассеянности маркиза могла забыть о данном слове. Но это не значит, что она не выполняет свои обещания... когда вспоминает о них.
   - Это меня больше всего и удивляет в тебе! - поразилась я. - Ты, с твоим здравым умом, способна так перевернуть недостатки людей, что они становятся просто невинными слабостями!
   В день, когда был назначен прием в честь почетной гостьи, мы пришли раньше остальных приглашенных. Тетя, маркиза и миссис Тернер устроили совещание, обсуждая достоинства и недостатки Виолетты. В целом, как я потом узнала, леди Грэдфил одобрила свою подопечной но, как она деликатно добавила, первое представление нередко бывает обманчивыми, поэтому предложила подождать и присмотреться.
   Нам же с Сибил посчастливилось стойко выдержать получасовое выступление Лети, полное упреков и злости. Подругу чрезвычайно задело, что гостья оказалась вовсе не так стара, как ей представлялось. Элегантность, яркость и живость характера показались Летти самыми вопиющими недостатками в ее будущей компаньонке. И если бы леди Грэдфил была на несколько лет младше, то, несомненно, обрела бы в лице мисс Тернер самого заклятого врага.
   - Неужто боишься, что маркиза составит тебе конкуренцию? - поинтересовалась я, когда закончился бесконечный поток излияний.
   Летти аж всю передернуло от негодования.
   - Как тебе могло прийти в голову сравнивать меня и эту... вдовушку!
   - Иначе я никак не могу объяснить твоего неумеренного раздражения ею, - спокойно пояснила я. - Не все ли равно, как она выглядит? Ее задача сопровождать тебя, а не отбивать поклонников. И потом, быть с молодой компаньонкой гораздо приятнее, чем уезжать в разгар бала из-за того, что старую леди, сопровождавшую тебя, замучил ревматизм или подагра.
   Она на миг задумалась, нахмурив брови.
   - Вчера вечером она заснула прямо в гостиной во время разговора с матушкой!
   - Ого! - не сдержалась я, и Летти бросила на меня победный взгляд, а Сибил, сидевшая молча на краю кровати, улыбнулась.
   - Во всем виновата дорога, от которой нежное тело маркизы подбрасывало вверх и швыряло по всей карете! - сообщила я, передразнивая томный голос гостьи. - Подобные гимнастические упражнения, похоже, стоили ей огромных усилий и энергии.
   - Храпеть ей отсутствие энергии почему-то не помешало! - тут же возразила Летти.
   - Тебе нужно думать не о ее храпе или молодости, или других слабостях. А о том, как склонить чашу весов в твою сторону. Тетя говорит, что она еще не решила окончательно - протежировать тебя или нет.
   - Та приличная сумма, которую отец заплатит ей за протекцию, должна полностью избавить меня от всех недостатков. Так что я абсолютно уверена в ее решении.
   Ее цинизм уже не в первый раз поразил меня.
   - Разве у маркизы денежные проблемы? - спросила Сибил.
   - И еще какие! - доверительно сообщила Летти. - Ее муж, игрок и пьяница, осмелился умереть, не оставив ей ни пенса. И, говорят, она даже спасалась от кредиторов на континенте, пока не решила зарабатывать на жизнь таким способом. Конечно, она не совсем то для первого выхода. Актриса... Она была у маркиза третьей женой. Похоже, он начал впадать в детство, когда женился на ней в восемьдесят лет.
   - Теперь понятно, почему она ведет себя так, будто бы находится на сцене, - заметила я.
   - А я восхищаюсь ей! - неожиданно твердо сказала Сибил. - Она достаточно мужественна, чтобы зарабатывать себе на жизнь в обществе людей, которые, в силу предубеждения к ее профессии, презирают и ненавидят ее.
   - Не думаю, что ее это волнует, - сказала я, и Летти закивала головой.
   Зато маркизу волновал любой драгоценный час, который можно было потратить на благо ее подопечной, и потребовала у миссис Тернер, чтобы "портниха со служанкой" ночевали в Оурунсби и уже на рассвете могли приниматься за работу. Миссис Тернер сделала слабую попытку вразумить маркизу и довести до ее занятого делами сознания, что мисс Уилоуби вовсе не "портниха", а Сибил - не "служанка". Самой тетушке было все равно, как к ней обращались. Но со всей прямотой и достоинством, присущими ей, возвестила, что у портнихи есть собственный дом, и ночевать они будут в нем, и что работать они будут столько же, сколько до этого, но согласны пожертвовать ради блага Виолетты ленчем, который, так уж и быть, будут проводить в Оурунсби. Обладая достаточной рассудительностью, маркиза пришла к выводу, что в данной ситуации лучше не ввязываться в утомительный спор и, пожаловавшись на головную боль от какого-то загадочного шума, удалилась к себе.
   Мы отметили страстную любовь маркизы к совещаниям. За эту неделю она провела пять совещаний, где не уставала отмечать явные улучшения, произошедшие в Летти со дня ее приезда. И всегда зеленые глаза маркизы оценивающе следили за девушкой. Поначалу она явно собиралась добиться от нее беспрекословного подчинения, но вскоре поняла, что встретила достойного противника. Главным, что занимало мысли маркизы, - была возмутительная, просто невероятная косолапость, которая по ее словам, была характерна для походки девушки.
   - Ты не танцуешь, а ползешь, как телега, груженная бочками с рыбой! - в раздражении вскричала как-то маркиза, когда они уже второй час отрабатывали некоторые особенно не удававшиеся девушке движения. - Надо двигаться грациозно, а не переваливаться!
   Оскорбленная до глубины души, Летти потеряла голову, как всегда с ней бывает, когда задеты ее чувства, и в ответ выпалила не менее оскорбительные для маркизы слова:
   - А вы, видно, неоднократно имели дело с телегами, гружеными бочками с рыбой, раз имеете о них такое превосходное представление!
   После этих слов, услышанных во всех уголках дома, все семейство окаменело в ожидании неминуемого скандала. Миссис Тернер успела даже представить за эти короткие несколько секунд, какая судьба ожидает их, после того, как Виолетта своими сказанными в горячке словами погубила репутацию их многоуважаемой семьи.
   Но маркизе настолько пришлась по душе безрассудность подопечной, что она расхохоталась и заявила, что девушка, безусловно, вызовет фурор в свете, и среди серых и скучных девиц будет блистать своей страстностью и остроумием.
   - Это не значит, что тебе не надо трудиться, отрабатывая свою походку! Даже алмаз нужно огранить, прежде чем он засверкает во всем великолепии, - веско закончила она.
   Когда я наведывалась в Оурунсби, то только и слышала о том, что в тот знаменательный день, когда Летти представят ко двору, она станет "открытием сезона". Но накануне отъезда леди Грэдфил нанесла подопечной сокрушительный удар, обнаружив у нее недостаточно тонкую талию. Возмущению маркизы и обидам Виолетты не было предела. В срочном порядке было приказано сшить для нее новые корсеты, и затягивать тело девушки так, чтобы шнурки лопались от натуги. А ее саму, согласно строжайшей инструкции, держать на хлебе, воде, вареной морковке и маленьком, очень маленьком кусочке холодного мяса.
   В конце концов, когда леди Грэдфил покинула гостеприимный Гарден-Роуз, Летти выразила огромную надежду, что ее отец все-таки сумеет уговорить дорогих дядюшек и тетушек, чтобы она дебютировала под их покровительством. Летти зашла так далеко, что даже пообещала ради любимых ее сердцу кузин не присутствовать на нескольких балах, предоставив, таким образом, им шанс обзавестись мужьями.
   Одним вечерком нам с Сибил удалось вырваться от всевидящего ока маркизы, и мы прогулялись с ней до утиного пруда, где договорились встретиться с Рэем, который должен был пробраться в Китчестер к Билу Стоуну и узнать новости о старике. Он уже ждал и молча присоединился к нам. Втроем мы направились вдоль пруда к навесному мосту, радугой перекинутому через воду.
   Слава богу, присутствие кавалера лишило нас удовольствия выслушивать пламенные дифирамбы майора Коулби. Мы прошли мимо троицы старичков, приветливо кивнув им. Старина Томас, поглощенный мыслями о ревматизме не заметил нас, впрочем, он редко что замечал вокруг себя, если дело не касалось всяких приятных его сердцу болезней. Майор Коулби ревностно оглядел Рэя, но, как и подобает бывшему секретному агенту, тут же овладел собой, скрыв свои чувства за маской холодности и равнодушия, и ответил нам джентльменским поклоном. Зато бедняга сумасшедший Чарли при виде нас обрадовался за троих. Он широко заулыбался, обнажая редкий ряд почерневших от табака зубов, и замахал нам обеими руками, растопырив пальцы. Но, вдруг заметив, что Коулби не выказывает нам обычного радушия, с силой заехал ему локтем под ребра и с возмущенным возгласом "мисс Рид!!!" стал тыкать в нас пальцем до тех пор, пока тот вымученно не улыбнулся.
   Я шла немного впереди и увлеченно бросала уткам крошки хлеба, который неизменно брала с собой, приходя сюда. Через пару минут я разбросала практически все угощение, а другой причины держаться в стороне от парочки и дать им немного побыть вдвоем, у меня не было. Я стала экономно крошить оставшийся кусочек. Уткам эта резкая перемена не понравилась, и они затеяли кутерьму, нагло вытягивая шеи в поисках крошек и налетая друг на друга.
   Но парочка не заметила разыгравшегося побоища. Хотя они шли, не разговаривая, даже не посвященному человеку было заметно, как они поглощены друг другом. Расстояние между ними было позволительное, и если бы какая-нибудь степенная матрона увидела их сейчас, то совершенно расстроилась бы, не найдя абсолютно ничего неприличного в их поведении. Однако я успела уловить, как в момент встречи его красноватая огрубелая от работы ладонь обвила ее узкую ладошку, полностью утонувшую в ней, и на краткий миг сжала, с неожиданной и от того еще более удивительной нежностью.
   Мы подошли к мостику и облокотились о невысокие перила. За это время я не слышала от нашего кавалера ни единого слова, хотя не сомневалась, что ни Сибил, ни он сам не находят в этом ничего странного. Мне, разумеется, хотелось бы услышать рассказ о его посещении замка и новости о мистере Лемуэле. Я сгорала от нетерпения, но понимала, что если я буду торопить Рэя, то вообще ничего не добьюсь. Наконец, после недолгого любования кувшинками, росшими в зеленых зарослях плавуна под самым мостом и вдоль берега, он заговорил. Но к моей досаде, он и тут оказался немногословным:
   - Бил сказал, есть один больной старик по имени Лемуэл, которого он знает.
   - И... - не выдержала я, когда пауза затянулась. - Чем он болен? Тяжело? Он при смерти?
   - У него гнойник под зубом.
   - Какой гнойник? Где? - не поняла я.
   - Под зубом, - терпеливо пояснил он. - Десна нарывает. Щека раздулась.
   - Понимаю... точнее не понимаю. Когда мы виделись с ним в последний раз, он уже болел, но признаков флюса не было. Скорее, это была сильнейшая простуда, и его лихорадило.
   Рэй только пожал плечами.
   - Наверно, это не твой знакомый, - предположила Сибил.
   - Других больных с таким именем Стоун не знает.
   - А что-нибудь еще он тебе сказал о старике?
   - В начале лета отправляли его в Чейзмор к зубодеру. Но тот через день приехал. Все с гнойником. Теперь поедет в Солсбери.
   - Это не он, Сиб. Точно.
   Я уже была абсолютно уверена в этом. Снова всколыхнулись мучившие меня переживания. Я впала в мрачное состояние и уже не замечала, что Сибил пытается меня поддержать. По крайней мере, обнадеживало то, что никакого Лемуэла в замке не хоронили.
   В задумчивости я не услышала, как Рэй задал мне вопрос. Ему пришлось повторить дважды, прежде чем я опомнилась:
   - Зачем ты туда ходишь?
   - Куда?
   Он угрюмо посмотрел на меня, и под его взглядом я уверилась, что бестолковее меня нет никого в целом мире.
   - В замок. Тебя видят в той стороне.
   - Неужели? - протянула я. - И часто видят?
   - Достаточно! - отрезал он неприветливо.
   - А кто?
   Он не ответил. Подняв лоснящийся камешек, он запустил его в воду и стал пристально наблюдать за разраставшимися кругами. Когда вода успокоилась и сделалась гладкой, как зеркало, Рэй произнес, все еще смотря на воду:
   - Не ходи туда. Нечего тебе там делать!
   - Но, я должна! Это моя семья!
   - Не придумывай. Они другие.
   Я хотела возразить ему, сказав, что Китчестеры ничем не отличаются от обычных людей, но не нашла аргументов. И еще больше расстроилась. Разве я знала - какие они? Все, чем я располагала, были насмешливые рассказы старика и мои собственные неуемные фантазии, в которых владельцы замка порой представали в комичном свете.
   - Не жди от них хорошего - там только беды.
   - Не будь таким суеверным, Рэй, - засмеялась я, при виде его сдвинутых бровей. Поняв, что я не послушаю его, и все равно буду ходить к замку, он равнодушно отвернулся от меня и, сдержанно распрощавшись с Сибил, зашагал прочь.
   Через несколько дней я наконец-то увидела старика. Моей радости не было предела. Еще издалимое внимание привлек белый дымок, сочившийся сквозь ивовую зелень. Я поняла, что мой знакомый ждет меня. Подобрав юбку одной рукой, а другой, придерживая широкополую шляпу, я со всех ног бросилась бежать к берегу, где в зарослях ивы на скамейке, лукаво щуря глазки и беззастенчиво ухмыляясь, сидел тщедушный старичок. Он был все в том же темно-зеленом костюме и высокий, похожий на церковный колокол, котелок лихо кренился набок, придавая старику самый что ни на есть плутовской вид. Трость его валялась рядом у ног, а сам старик, расслабленно облокотившись о дерево, нежился на солнышке, беззаботно попыхивая трубкой и выпуская густые клубы дыма. От восторга, переполнившего меня при виде его сухонькой фигурки, я бросилась ему на шею и расцеловала в изборожденные морщинами и оспинами щеки.
   - Ну всего обслюнявила, бесстыдница! - гаркнул он, высвобождаясь из моих объятий и довольно блеснув глазками, добавил. - Зацелуешь старика до смерти! Сердце то никудышное - куда мне такие удовольствия! Тут и до рецидива недалеко!
   Не обращая внимания на его бурчания, я опустилась рядом с ним на скамейку и, сжав его горячие исхудалые руки, воскликнула:
   - Признавайтесь, сейчас же, как вы! Я ужасно переживала! Поверьте, у меня просто нет слов, чтобы описать вам, как я волновалась все эти дни. Вы не появлялись, и я не знала, что с вами: больны ли вы все еще или уже здоровы... О, простите я опять слегка напориста!
   - Слегка? - шутливо переспросил он, вопросительно наморщив кустистые брови. - Хватаешь за грудки человека, еще не пришедшего в себя от твоего приветствия, и выколачиваешь из него последнее, что осталось в нем живого!
   - Вы бессердечны! - притворно возмутилась я. - Оставьте мне хотя бы крохотный шанс оправдаться!
   - Никаких оправданий! Иначе я останусь здесь, навсегда пригвожденный к этой хлипкой скамейке твоей "легкой" напористостью.
   - Вместо того чтобы заниматься языковой гимнастикой и острить, тратя драгоценное время, лучше бы поведали о себе! - заметила я чопорным тоном, развеселившим его. Отсмеявшись, он снял с головы котелок и принялся обмахивать им раскрасневшееся лицо, то и дело, ухая и вздыхая. От жары редкая растительность под котелком взмокла и более короткие волосики, выбившись из патлатого хвоста, встали дыбом, образуя ершистый ореол. Но в следующий миг лицо его сделалось серьезным, если не сказать печальным. Озорной блеск в глазах поблек, и сам он весь словно скукожился, нахмурившись от непонятной мне тревоги.
   - Роби, это я должен оправдываться и просить прощение...
   В его голосе послышалась глубокая горечь. Он пристально уставился в одну точку, и рука с позабытой трубкой, покоившаяся на костлявом колене, начала мелко дрожать. Я, замерев, ждала, что он скажет. Почему-то казалось, что старик сейчас думает совсем о другом, гораздо более существенном для него, нежели пропущенные из-за болезни встречи.
   - Мне тяжело говорить. Но говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать... Разве мог я представить, что окажусь в чем-то не прав, в чем-то ошибусь... Но об этом мы поговорим позднее. Сейчас же я должен признаться...
   - Мистер Лемуэл, мне достаточно знать, что с вами все хорошо. И не нужны оправдания.
   - Я - одинокий старик, Роби, и к тому же отпетый эгоист. Я не привык отчитываться за свои поступки; а тем более - к тому, что обо мне кто-то волнуется... Но, как мне показалось, ты переживала за меня. Или, может быть, я не разобрался в ситуации?
   - Ну хорошо, в чем же вы хотите признаться? Не томите!
   - Я слишком самолюбив, чтобы выражаться кратко, - ухмыльнулся старик. - На самом же деле, мое признание слишком простое, чтобы интриговать им... Дело в том, что почти две недели я провел в Лондоне, занимаясь очень важным для меня вопросом. Длительное время я откладывал его, и лишь недавно принял окончательное решение. Моя поездка была не запланированной, а скорее вынужденной. Тем более здоровье дало мне хорошего пинка, и пришлось поторопиться, пока не стало поздно.
   - Значит, вы не были больны все это время?
   - Я был болен до поездки. И, действительно, целую неделю пролежал бревном в постели. Все с надеждой ожидали, что меня наконец-то приберут к рукам мои рогатые сородичи, но, видать, огненная яма в те дни была набита доверху, поэтому черти решили попридержать мою никчемную душонку наверху, пока не освободится тепленькое местечко.
   - Такое негостеприимство, наверняка, опечалило вашу родню! - заметила я. - Но вы можете хотя бы о своей жизни говорить серьезно?!
   - Если серьезно - то сейчас я бы вовсю куролесил на аидовом пиру! Но мальчишка вовремя подсуетился и привез из Солсбери докторишку. А тот оказался головастее, чем местные шарлатаны, и проворнее старухи с косой.
   - Вы могли умереть! И вы говорите об этом так беспечно, словно ничего не случилось!
   - А разве что-то случилось? - простовато спросил старик и хитрюще подмигнул мне.
   Я же упрямо нахмурилась:
   - Значит, я должна благодарить врача за то, что он вытащил вас с того света.
   - Кто бы вытащил оттуда его самого! - воскликнул старик и с ехидцей добавил. - У него маленькая слабость к морфию.
   Я понимающе кивнула. А он продолжал, все более распаляясь:
   - Из-за своего пристрастия докторишка и сам на живого не больно похож: тощий, как хворостина. Ходит - костями бряцает, а чихнет - так сдует в окно и не найдешь куда ветром снесло... Первое время я его от постели гнал, думал, что призраки посещать стали, значит час близок... Но гонору в нем, как у монаршего мопса, - сколько его ни прогоняй, а он все пятится тощим задом и тявкает, пока не охрипнет. Так и этот гиппократ, пока не влил в меня полбочонка микстур, не отстал. А его новомодный горчичник - "истинное средство от всех болячек" - все нутро мне, старику, выжег!...Мальчишка то специально этого кровопийцу приволок, точно знал, что вцепиться он в меня своими присосками! Да еще и позабавился, небось, глядя на мои мучения из-за этой пиявки... Но, ведь, как понял, что никому другому не одолеть моего упрямства!
   Всю сознательную жизнь я пребывала в блаженном неведении относительно своей склонности к дурным поступкам. Однако в эти минуты я в полной мере осознала всю глубину своей испорченности. Ибо невыносимые страдания мистера Лемуэла вызвали во мне взрыв бурного веселья.
   - А вы говорите, что некому о вас заботиться!
   - Ха, этот несносный малец позаботится даже о дьяволе, если найдет в этом выгоду!
   - Уж не о Дамьяне ли речь? - спросила я, озаренная догадкой.
   - А кто ж еще осмелится ... - старик вдруг закашлялся, а когда приступ прошел, закончил, - осмелится действовать без указаний графа.
   - А разве граф был против того, чтобы пригласить к вам доктора?
   - Нет, но он не имел ни малейшего понятия, что собирается делать мальчишка. А тот в свою очередь даже не посчитал нужным поставить графа в известность.
   - И что же сделал Дамьян?
   - Да ничего ужасного, наоборот, спас мне жизнь, - признался мистер Лемуэл с кривой усмешкой на губах. - Мальчик спустил с лестницы шарлатана, который объявил, что мой механизм истерт до дыр, и надеяться не на что. Затем отправился в Солсбери, сказав Джордану (это дворецкий), что привезет доктора. Вечером на следующий день они приехали. Правда, докторишка пытался протестовать и шепотом поведал, что его вывезли силой. Но, когда он увидел меня, согласился, что его похищение было оправданным, и с рьяным усердием принялся за работу. Впрочем, усердие его было рьяным не от большой любви к работе. А от того, что похититель пообещал пристрелить его как вшивую собаку, если к утру я не почувствую себя лучше... Позднее мы узнали, что Дамьян загнал до смерти двух лошадей. Одна сдохла в конюшне сразу же, как только они прибыли в Китчестер. А другая прожила еще полночи.
   - Стало быть, он так боялся за вас! - воскликнула я, пораженная рассказом. Вряд ли я могла когда-нибудь предположить, что Дамьян может испытывать столь сильные переживания и страх за кого-то другого кроме себя.
   Старик скривился и покачал головой.
   - Девочка моя, не питай иллюзий на счет этого сорванца. Еще ребенком он отличался своей горячностью и нахальством, и всегда умел добиваться желаемого, но скорее мир перевернется с ног на голову, чем Дамьян совершит что-то только во имя бескорыстных чувств.
   - Но что ему потребовалось от, простите, немощного старика?
   - Вот уж знать не знаю, ведать не ведаю! - весело соврал он, и все внимание обратил на свою любимую трубку. Несколько минут он сидел с закрытыми глазами и блаженно почавкивал, смакуя терпкий дым.
   Я не решалась прервать его во время табачной медитации, но когда он открыл слезящиеся глаза, спросила, не скрывая своего волнения:
   - По-вашему Дамьян бесчувственный интриган?
   - Нет! Дамьян вовсе не бесчувственный. Иногда он бывает просто бешенным, и тогда даже я не могу влиять на него. Но какие бы страсти ни кипели в нем, он будет неотвратимо двигаться к поставленной цели, сметая на своем пути все преграды и вытравливая из сердца любое чувство, мешавшее ему.
   - Но это невозможно! Сердце не ботинок, который можно снять и вытряхнуть, избавившись от чувств, как от мелких камушков.
   - Ты, еще чиста и наивна, как полевой цветок.
   - Возможно, мой жизненный опыт еще не достиг тех внушительных размеров, когда я могла бы судить о жизни со знанием дела. Но вы говорили, что Дамьян рос в нищете, может быть, все дело в этом. Когда приходиться бороться за каждый пенни, а соответственно и за свою жизнь, то невольно станешь расчетливым и циничным, запрятав в глубине души сокровенные чувства.
   - Честно признаюсь, мальчишка хоть и большой негодник, но мне он всегда нравился. В моем окружении он единственный, несмотря на свою молодость, кто заслуживает уважения. У меня на него большие надежды! И очень надеюсь, что ненапрасные.
   - И чем же, он заслужил такую почесть? - скептически спросила я.
   - За многие годы в Китчестере появился хоть кто-то, кто может спасти эту рухлядь от окончательной разрухи. Естественно, мальчик не в силах сделать все, что необходимо для полного возрождения Китчестера, но у меня есть все основания надеяться, что он сможет вытащить семью из долговой ямы и вдохнуть в стены замка вторую жизнь.
   - Я и не предполагала, что Дамьян имеет в замке такой вес, - я была удивленна этой впечатляющей характеристикой и не менее обрадованная ей. Сейчас я поняла, как мне безумно хотелось услышать о Дамьяне хоть что-нибудь положительное. - Одно время из-за деревенских слухов я думала, что он графский наследник, но в прошлом году Дамьян сам опроверг это, сказав, что только может им стать.
   - Опроверг, говоришь? - мистер Лемуэл задумался, обмахиваясь котелком. - Никогда не замечал в нем стремление к честности. Можно предположить, он наоборот будет хвалиться своим возможным в будущем особым положением в Китчестере, даже если на данный момент он никто, всего лишь один из дальних родственников, живущих в замке.
   - И, тем не менее, из ваших слов выходит, что он играет важную роль, и, во что мне верится с трудом, распоряжается в замке?
   Старичок отрывисто расхохотался и в порыве стукнул по коленке рукой с трубкой, просыпав на штанину тлеющие крупицы табака. Резко замахав котелком, пытаясь смести крупинки, он раздул их еще сильнее, и в ноздри ударил едкий запах тления. Я торопливо стряхнула угольки с его ноги, пока старик не принялся тушить их, воспламенив еще сильнее.
   - Вот увалень древний, - раздраженно буркнул под нос старик и, обращаясь уже ко мне, громко ответил. - Мисс, в Китчестере распоряжаются все, кому не лень оторвать свои затекшие кости от кушетки, и доставить себе тяжкий труд - открыть рот и произнести пару слов в приказном тоне. Была бы только хоть мизерная польза от этого несомненного таланта.
   - Леди Элеонора должно быть против вмешательства Дамьяна в дела? Судя по вашим рассказам, она с особой кровожадностью относится к тем, кто посягает на власть в доме.
   - Хе-хе, война между ними была с самого его появления, - захихикал старичок. - Самоуверенный мальчишка и надменная царичка, обнаружившая, что и ее приказы могут пролетать мимо ушей, а ее словам придавать столь мало значения, что тут же забывать их.
   - Он намеренно злил ее?
   - Еще как! Мальчишка делал все наоборот. Элеонора приказывает молчать, а он громко и фальшиво орет похабные песенки, от которых даже у меня скручивало уши, или вырядится в грязные лохмотья и давай, эдаким голоштанником, мельтешить у нее перед глазами - знает, что старуха всякую дрянь на дух не переносит! Случился даже такой анекдотец... Особое место в гардеробе Элеоноры занимают парики и шляпы, она сильно неравнодушна к ним. После очередной выходки Дамьяна старуха приказала морить его голодом, чтобы сломить "мятежный дух". Но Дамьян и не думал сдаваться - у него полно знакомых, таких же прохвостов, которые воровали для него еду. Да и сам он нередко прихватывал что-нибудь в замковой кухне или на деревенских базарах. В общем, этот суровый шаг только разгорячил его. Через пару дней из комнаты Элеоноры пропали все парики и шляпы. Искали по всему замку, пока кто-то не сказал, что вещи "разгуливают" вокруг замка. Мы все выскочили на мост и обомлели: на лугу паслись лошади, а на их головах церемонно сидели элегантные парики и роскошные шляпы, в которых заботливой рукой были прорезаны дырки для ушей. Нужно было видеть лицо Элеоноры, чтобы понять какое непростительное оскорбление нанесли ей. Лишь безоговорочное решение графа оставить мальчика в замке, спасло его от исправительного дома.
   - Какой бы смешной не выглядела эта выходка, она действительно оскорбительна! На месте графа, я бы не пожалела розг и отлупила этого несносного, своенравного, нахального, грубого...
   - Роби, если перечислять все эпитеты, которыми он, бесспорно, мог бы гордиться, так как прилагает огромные усилия, чтобы в глазах других казаться как можно хуже, то на наш век, боюсь, не хватит.
   - Боюсь, я действительно немного увлеклась, - смутилась я собственного легкомыслия.
   - Что увлеклась - это точно! - крякнул старик и, облизнув пересохшие губы, продолжал, - в конце концов, Элеонора смирилась. Поняла, что Дамьяна не сломить. Но она слишком умна, чтобы открыто бросать ему вызов. Его беспринципность пугает даже такую опытную склочницу... Хотя, уверен, у нее имеются продуманные в деталях планы, как извести мальчишку, но она ни за что не притворит их в действие.
   - Почему же?
   - Дамьян не скрывает, что считает Китчестер своей собственностью. Он бредит замком с той самой минуты, как только вступил в его стены. Уже сейчас он взял на себя управление всеми делами. А Элеоноре наплевать на эту серую груду камней, ее стихия - семейные интриги, где она властвует единолично, до тех пор, пока граф не скажет свое веское слово, что сейчас он делает крайне редко. Если Дамьян удовлетворится только замком, не касаясь семьи и титула, и решит за них все денежные затруднения, то старуха не будет против такого перемирия. Хоть и шаткого.
   - Но как граф позволил мальчишке управлять поместьем?! - возмущенно воскликнула я.
   Пока мистер Лемуэл заново раскуривал трубку, я поспешила высказать мучавшие меня вопросы:
   - Мне не понятно, почему Дамьян считает замок своей собственностью, и почему граф не разуверит его. По-моему, он и так ходит надувшийся, как жаба, от собственного грандиозного самомнения - вот-вот лопнет, если кто-нибудь не усмирит его зашкалившее тщеславие... И вы еще не рассказали, как он попал в замок! И почему граф не осадит его, а терпит все его выходки и непомерную наглость.
   - Кто бы укоротил твой непомерно длинный нос! - подмигнул мне старик.
   - Я слышала это пожелание тысячу раз, но уверяю вас, еще не нашелся ни один смельчак.
   - Похоже, одним носом не отделаться - надо укрощать твой строптивый нрав.
   - О-о, тут потребуются титанические усилия! - напыщенно протянула я, и старик взорвался громогласным хохотом. Внезапно он резко прекратил смеяться и хитро скосил на меня свои маленькие глазки и лилейно произнес:
   - Почему-то меня одолевают смутные подозрения, что в таком щекотливом деле достаточно будет и одного паренька. Но ни кого попало, а только самого несносного, своенравного, нахального, грубого... Я ничего не упустил в твоей оценке?
   Он обернулся ко мне. В его глазах не было ни намека на озорство. Сейчас они не щурились с привычной хитрецой, а смотрели на меня серьезно и немного сурово. Я почувствовала, как мои щеки запылали от смущения, и я, сконфузившись еще больше, уставилась на свои руки.
   Мистер Лемуэл внимательно смотрел на меня, но не прошло и минуты, как он опять расслабился и принялся за любимую трубку.
   - Как я уже не раз говорил, граф Китчестер почти не вмешивается в дела. Сейчас он нелюдим, хотя в это трудно поверить, и ему многое безразлично, в том числе и семейные дрязги.
   - Но почему? Ведь раньше...
   Нетерпеливым жестом старик остановил меня и продолжал:
   - Но, как ни странно, ему не безразлична эта древняя развалина, - он пренебрежительно махнул рукой в сторону серого замка. - Для Китчестера оказалось благом, что здесь появился Дамьян. Он молод, горяч, не боится труда и готов бороться. Знаешь, как он очутился здесь? Узнав от матери, что у его отца есть титулованные родственники, он, недолго думая, написал графу письмо. К тому времени его отец скончался от холеры, а миссис Клифер - инфантильная особа с якобы французскими корнями, - уже долгое время ходила в бывших актрисках и была не востребована на театральных подмостках. Хотя за всю свою карьеру пышнотелая Жаннин сыграла всего лишь две-три рольки четвертого плана... Когда был жив отец, его скромная должность младшего помощника в адвокатской конторе кое-как кормила семью. И еще оставались гроши на оплату общественной школы, где обучались дети бедняков... Мальчишка с утра до ночи шлялся на улице. Но именно это и помогло им выжить потом. После смерти отца Дамьян, двенадцати лет от роду, должен был заботиться о матери... Я практически ничего не знаю о тех двух годах его жизни. Знаю, что он околачивался в одном из притонов в Ист-Енде, где головорезы и убийцы - обычные завсегдатаи; место не самое подходящее для ребенка. Там он делал всю грязную работу за медяки и подзатыльники. А в одну тихую ночь притон накрыла полиция, была масса арестов - об этом даже писали в "Таймс"... Нет, нет, конечно, не думаю, что это Дамьян сдал шайку на Боу-Стрит. Если бы он захотел отомстить за побои, то сделал бы это иначе, чтобы все знали, что это его месть, а не под покровом анонимности... После он сменил множество работ - от разносчика газет и подметалы, до фабричного служки. Все это время его мать находилась в депрессии и никак не могла прийти в себя, чтобы заняться поисками работы. В четырнадцать лет мальчик написал графу. Письмо было всего из нескольких корявых строк с кучей ошибок, но оно удивило старика и последующие за ним события вернули ему интерес к жизни.
   - А что было в письме? - нетерпеливо спросила я, так как мистер Лемуэл замолчал.
   - Всего три предложения. В первом мальчик требовал, - старик ухмыльнулся, - чтобы граф позаботился о его матери. Во втором - сообщал, что согласен переехать с матерью в дом графа, чтобы не доставлять лишние неудобства, находясь вдали. И в третьем - ставил перед фактом, что свое пребывание в графском доме и заботу о матери он полностью отработает.
   - Когда мы встретились с ним первый раз, я подумала, что он выглядит очень взросло. Его взгляд, выражение лица - все было жестким и злым. Как будто он не имеет представления о детстве. Теперь я понимаю, что так и есть... А что же дальше?
   - А дальше... граф забрал их к себе. Жаннин не произвела впечатления. Упаси боже, заботиться о такой коро... кхм... даме. Но мальчишка понравился. А заметив его страсть к Китчестеру, граф стал обучать его ведению дел. Вместе с тем Дамьян работал на конюшне и хлеву. Он сам вызвался, хотя никто не принуждал его, - отрабатывал.
   - А зачем графу уже тогда понадобилось обучать Дамьяна?
   - Узнаешь, - хитро сказал старик, - позже. Хотя, не уверен, состоится ли следующая встреча. Все будет зависеть от тебя и твоего желания видеть меня.
   - Вы опять говорите загадками, - насторожилась я, пытаясь понять намек.
   Но мистер Лемуэл не обратил внимания на мои слова и продолжил:
   - Граф нанял мальчишке гувернера. Но Дамьян наотрез отказался от учителя. Он заявил, что имея такую библиотеку, как в Китчестере, глупо платить какому-то напыщенному словотрепу.
   - Он любит книги? - быстро спросила я.
   - В первую же неделю кончал все свечи, что были в доме, читал по ночам. Кроме молодого Эдварда, сына графа, я больше ни разу не видел, чтобы так упивались книгами.
   - Но это же здорово!
   - Если есть польза, то можно и потерпеть, - проворчал, гнусавя, старик. - Живя в замке первые годы, мальчик еще боялся, что граф может передумать и выгнать его и Жаннин на улицу. Поэтому, практически не устраивал неприятностей и вообще редко показывался в дурных компаниях, предпочитая сидеть с книгой. Но потом он осмелел... и, даже можно сказать, обнаглел! Не буду оправдывать мальчишку. Его поведение никогда не было и не будет ангельским... Ты тоже, наверняка, встретилась с ним не на церковной службе...
   Вскоре трубка мистера Лемуэла потухла во второй раз, и он заторопился домой. Но на прощание еще немного порассуждал о том, каким отличным хозяином будет Дамьян.
   - Этим землям нужна сильная молодая рука, которая будет заботиться о замке и любить его. А в Дамьяне есть толк! У него светлая голова и стальная хватка.
   В ответ на эти восхваления я не сдержалась и съязвила:
   - Еще бы он не имел светлой головы и стальной хватки! Даже дурачок не выпустит из своих рук то, что само плывет к нему. Вряд ли мальчишка из трущоб когда-нибудь мечтал о том, что ему поднесут на блюдечке готовый замок!
   Но старик лишь насмешливо глянул на меня из-под торчавших густыми щетками бровей.
   Мы договорились встретиться в следующую среду. И опять мистер Лемуэл как-то хитровато улыбался, говоря, что расскажет мне о графе все, о чем я пожелаю узнать.
   А во вторник случилось нечто перевернувшее наш дом вверх тормашками. И я, наконец, узнала причину всех хитрых ужимок старика и его таинственных намеков.
   Ранним утром, когда тетушка и Сибил собирались в Оурунсби, к дому подъехал посыльный. Я была у себя в комнате, но из окна увидела всадника, передавшего Финифет письмо. Однако выполнив свои обязанности, верховой не торопился уезжать, а остался стоять на дороге, держа под уздцы лошадь. Видимо, ждал ответа. Я скорее сбежала вниз, чтобы узнать новости.
   - Роби, а вот и ты! - воскликнула тетя, увидев меня. Она выглядела озадаченной, отчего на лбу у нее собралась глубокая морщина. - Это письмо для тебя.
   - Интересно, кто бы это мог быть? - суетливо пропищала Фини, подбираясь ко мне поближе.
   - Ты обязана дать ответ. Парень сказал, ему приказано не возвращаться без ответа.
   Тетушка грозно указала в сторону двери и так сурово посмотрела на меня, что все мои сомнения в том, от кого письмо, испарились.
   Я взяла конверт, неаккуратно залепленный восковой печатью, и развернула его. Внутри лежал желтый клочок бумаги, исписанный мелким косым почерком. С удивительным для меня самообладанием я принялась читать записку, стараясь не раздражаться от того, что Фини, почти прилипилась к моей спине, и, от усердия суетливо подергивая острым носом, силится разобрать мелкие каракули.
   - Ничего особенного, - все с тем же спокойствием сказала я, комкая листок. - Просто у графа Китчестера неожиданно взыграли родственные чувства, и он возжелал встретиться с внучкой.
   - Когда? - тут же потребовала тетя, не обращая внимания на раздавшиеся восклицания.
   - Сегодня. Меня и вас, тетя Гризельда, приглашают на ленч к часу дня.
   - И твой ответ?... - упорствовала тетя, все так же сурово обращаясь ко мне.
   - И речи не может быть ни о каком ответе, - вклинилась, напыжившись, точно бойцовский петух перед противником, Фини. - Это что за "возжелал встретиться с внучкой"! Столько лет не желал, а тут на тебе... приспичило! Будьте, мисс, выше этого!
   - Фини!
   - Все, все, все...сама немота! - экономка обиженно закусила губу, и, явив оскорбленную гордость, удалилась в свою святая святых, в кухню. За ней следом ушла и Сибил, сказав, что хотела бы ухватить на дорожку еще один замечательный пирожок с мясом.
   Я же сосредоточенно прислушивалась к своим ощущениям, все больше удивляясь спокойствию, с которым восприняла это страстно ожидаемое мною событие.
   - Я отвечу согласием, тетушка, - наконец произнесла я. - Я хочу встретиться с графом.
   Тетя вдруг хлопнула в ладоши и от избытка чувств крепко сжала меня в объятиях, да так, что я запищала от ее пылкого напора.
   - Вот и славно! - порывисто выдохнула она, и мне на миг почудилось, что в ее глазах сверкнули слезы.
   - Сиби, ласточка! - отпустив меня, восторженно прокричала тетя в сторону кухни, - Оурунсби отменяется! К черту все тряпки, к черту дебюты и сезоны! Сегодня наш соловушек едет в Китчестер!
   - Тетя, вы ругаетесь, как боцман на пиратской шхуне!
   - О нет, я еще не настолько грамотна, чтобы соревноваться в красноречии с пиратами.
  

ГЛАВА 13

   Ожидая экипаж из Китчестера, мы развлекали собравшуюся в нашем доме толпу визитеров.
   Тетушка еще утром отправила Финифет с запиской к Тернерам, и не прошло и получаса, как к нам пожаловали гости. Весть настолько поразила миссис Тернер, что она, не медля ни секунды, отправилась к нам, чтобы выяснить все подробности. За ней увязалась и Летти, желавшая находиться в эпицентре событий. Под командованием Фини, принявшей весьма важный вид, они ворвались в дом и сходу забросали нас вопросами.
   Однако вскоре выяснилось, что по дороге в Оурунсби, старушка Фини повстречала миссис Додд, совершавшую ежеутренний обход в поисках пропущенных ею за прошедший день новостей или, случайно утаенных от нее, скандалов. Не имея абсолютно никакого злонамерения и вовсе не из хвастовства, коего Фини, по ее же словам, была благополучно лишена, а только из-за распиравшего ее благородного стремления к правде, экономка откровенно рассказала о случившемся. Проникнув вселенскими масштабами события, миссис Додд поспешила распрощаться и строевым шагом, то и дело переходящим в мелкую трусцу, направилась переодеваться для утреннего визита.
   К тому времени как Фини дошла до Оурунсби, благородное стремление к правде распирало ее неоднократно. Она заглядывала в открытые лавки, останавливалась поздороваться с соседями и даже навестила свою приятельницу, жившую на конце деревни. И когда на пороге Сильвер-Белла появилась непреклонная миссис Додд, а следом за ней потянулась вереница визитеров, с жеманными и возбужденными лицами, Фини вся приосанилась, и даже пододвинула свой стул поближе к дивану, где уже сидели Тернеры, чтобы не дай бог кому-то из гостей не пришло в голову, что она в этом деле играет всего лишь второстепенную роль.
   Тетя же претерпевала прометеевы муки, разрываясь между стократным пересказом всех подробностей и убийственными взглядами, посылаемыми ею в сторону экономки. В полдень же мы отправились переодеваться, оставив, зардевшуюся от неслыханного доселе внимания, Финифет потчевать гостей чаем.
   Я не стала надевать что-то особенное и ограничилась простым кисейным платьем в мелкий цветочек, а волосы убрала в строгий пучок, украсив тонкой ленточкой. На груди приколола брошку в виде соловья, украшенную аметистами, которую тетя подарила мне на рождество. Тетушка же тщательно обдумала свой наряд. Когда она спустилась, ее пухлое лицо сияло от удовольствия. На ней была шелковая блуза сливочного цвета, светло-серая драпированная юбка с небольшим турнюром, и в тон юбке жакет с перламутровыми пуговицами. Но причина ее ликования была в чудовищно широкополой шляпе, ослепительно белоснежной, с атласными лентами и роскошным букетом из искусственных ирисов. Гостям тетя категорично заявила, что с такой шляпой, чувствует себя бесстрашной амазонкой и, если потребуется защищать племянницу, то она отправит в нокаут одной правой даже самого графа. Не было ни одного гостя, кто бы позволил себе вольность усомниться в ее словах. Особенно если учесть, что, по слухам, графу было далеко за семьдесят.
   Когда экипаж подкатил к дому, кучер, как и подобает вышколенному слуге, остался совершенно бесстрастным, сумев сдержать изумление при виде толпы провожатых с вытянутыми от любопытства физиономиями. Он опустил ступеньки, и мы под напутствующее благословение миссис Додд забрались внутрь и к огромному нашему облегчению отправились в Китчестер.
   Дорога прошла в полной тишине, лишь свист кучера и отрывистые понукания время от времени нарушали ее. Задумавшись, я следила за проносившимися низко над землей ласточками. Их тревожный полет обещал скорый дождь, хотя ни единое облачко не хмурило безупречную голубизну неба.
   Когда колеса прогрохотали по подъемному мосту, и экипаж въехал во внутренний двор, тетушка, до этого сидевшая с закрытыми глазами, выпрямилась и строго посмотрела на меня.
   - Что бы не понадобилось от тебя старику, так просто он этого не получит, - убежденно произнесла она, когда кучер открыл дверцу. - Он не заставит тебя плясать под свою дудку.
   Не дожидаясь ответа, тетя вылезла из экипажа и прошествовала к парадному входу. Там она застыла и, пока я осматривалась, пристально изучала дверь, словно ничто другое кроме этого деревянного великолепия, ее в целом мире не интересовало.
   Меня же интересовало все вокруг. Я с восторгом осматривала широкий двор, в центре которого стоял пересохший колодец, заросший плющом и вьюном. Вокруг колодца в беспорядке лежали каменные обломки, видимо, перетасканные сюда со всей территории замка.
   Мощеная мелкой галькой дорога тянулась от подъемного моста. У самых замковых ворот стоял ветхий домик привратника с распахнутой настежь дверью и высаженной под окнами огненной геранью. Вдоль дороги распростерся неухоженный газон с густой махровой травой. Чуть дальше начинался сад. В нем не было опрятных клумб и подстриженных шариками кустов, всюду, куда ни кинь взгляд, царили заросли роз.
   Когда мы только въехали во двор, я увидела, что здесь же, внутри крепостных стен, располагались низенькие каменные домики работников замка. Они пристроились позади главного комплекса и так тесно жались друг другу, что на первый взгляд не имели между собой проходов и дорожек. А вдалеке за всеми постройками виднелась конюшня значительных размеров, но уже довольно обветшалая, с просторным загоном для лошадей.
   Бросив тоскливый взгляд в сторону конюшни, я поднялась к тете. Около дюжины стертых ступеней вели к дубовой двери, отделанной коваными украшениями. Ручка на двери была выполнена в виде льва с оскаленной пастью, из которой изгибалась кольцом чугунная роза. Ею то тетя Гризельда и постучала оглушительно в дверь, применив при этом всю свою немалую мощь.
   Через пару секунд дверь отворилась, и перед нами возник необыкновенно величественный человек. Даже тетя на его фоне казалась какой-то незначительной. У него были напомаженные волосы и густые бакенбарды, тянувшиеся до самого подбородка, который был задран так высоко, что во время разговора мужчина обращался больше к потолочным балкам, чем к нам.
   - Мисс Уилоуби, мисс Сноу? - спросил он, мучительно отводя взор от потолка и пяля глаза вниз, на нас.
   - Да, Джордан, - дерзко ответила я, чем повергла дворецкого в неописуемое изумление. Он еще сильнее вытянулся и попытался с высоты своего величия разглядеть в монокль, висевший на длинной цепочке, наглую особу, посмевшую к незнакомцу обратиться без должного почтения.
   Тетя подняла бровь, но ничего не сказала, а прошла вперед и сунула в руки дворецкому зонтик. Все еще недоумевая, он молча принял его и недоверчиво повертел в руках, скосив глаза на шляпу тетушки, которая лучше любого зонтика оберегала ее чувствительную кожу от солнца. Справившись с недоумением, дворецкий снова обрел надменный вид и прокашлялся.
   - Вас ждут! - возвестил он потолочным балкам. - Я провожу вас в пиршественный зал!
   - Давно пора, дружочек! - прокомментировала тетя и решительно направилась вперед.
   На лице Джордана при виде этой решимости промелькнул испуг - не дай бог, гостья проникнет в святая святых без доклада, - и он рванул с места, обгоняя тетушку.
   Отказавшись участвовать в гонках, я немного отстала и огляделась. Мы попали в полутемный коридор с высоким потолком и деревянными панелями на стенах, украшенными оружием. Покрытые копотью балки поддерживали потолок, меж ними нависали гирлянды паутины. В конце коридор расширялся, слева была лестница с высокими резными перилами, круто уходившая вверх и тонувшая в неосвещенном пространстве.
   Дворецкий повернул направо и замер. Перед нами возникла каменная стена с гобеленовыми занавесями и широким арочным проходом. По тому, как пополз вверх подбородок Джордана, становясь практически перпендикулярно полу, я поняла, что мы пришли, и он собирается исполнить свой коронный номер, объявив о нашем визите. В ту же секунду холодное спокойствие, с которым я воспринимала события этого дня, исчезло, как исчезает капля, упавшая на раскаленный уголек. Мне почудилось, что на лбу у меня выступила испарина, а руки сделались непослушными. Я сжала их в кулаки, чтобы унять дрожь, и тетя Гризельда, заметив это, обняла меня, нежно прижав к себе.
   - Мисс Гризельда Уилоуби и мисс Найтингейл Сноу! - вступив в арку, возвестил дворецкий, и, выдержав паузу, низко склонился под прямым углом, и в таком положении попятился назад.
   Под громогласное эхо его голоса, отразившегося от стен, мы с тетей, как по команде, шагнули в арку, и, огибая Джордана, ступили в зал.
   Шесть пар глаз смотрели в нашу сторону. Одни с любопытством, другие равнодушно. Но никто не спешил приветствовать нас. Я почувствовала, как тетя напряглась, и ее руки инстинктивно поползли к бокам, но она вовремя опомнилась и лишь угрожающе выпятила объемистую грудь. Я же решила отплатить им той же монетой и принялась беззастенчиво разглядывать пиршественный зал и собравшихся в нем людей.
   Здесь было просторно и сумрачно из-за узких окон, начинавшихся от середины стены и уходивших к потолку. Каменные стены, как и в холле, украшали панели с натянутыми на них ветхими гобеленами, изображавшими белоснежных единорогов на водопое или у ног красавиц укутанных покрывалом золотых волос, но чаще встречались сюжеты королевской охоты и рыцарских поединков. Кое-где висели перекрещенные мечи и головы вепрей с пожелтевшими клыками. У левой стены ступеньки вели на галерею менестрелей, огороженную перилами и задрапированную тяжелыми портьерами. Она нависала над залом, поддерживаемая двумя деревянными столбами. В полуосвещенных углах поблескивали рыцарские доспехи, напоминавшие часовых, вечно стоявших на своем посту. И я легко могла убедить себя, что они время от времени вскидывают острые пики, отдавая честь хозяевам.
   Длинный дубовый стол, не убранный скатертью, был накрыт к обеду. Каменный пол застилали выцветшие ковры. У дальней стены был выложен огромный камин из овальных булыжников. Камни, особенно у основания дымохода, были покрыты толстым слоем сажи и копоти. Вплотную к нему стоял чугунный экран, защищавший от огня. Сбоку на специальном помосте, огороженном витой решеткой, лежали поленья. Перед камином чуть в стороне от жара располагались два огромных кресла и несколько скамеечек.
   Именно здесь и собралось все семейство. При первом же взгляде, я сразу узнала каждого.
   Ближе всех к нам, облокотившись о высокую спинку стула, придвинутого к столу, стоял полковник Редлифф. Судя по красному отекшему лицу и блаженной улыбке, он уже успел где-то выкрасть бутылочку бренди и распить ее в укромном уголке. На нас он поглядывал равнодушно и, комкая в руках засаленный носовой платок, больше интересовался его содержимым.
   Напротив него расположилась молодая девица. Она вольно откинулась на спинку стула и с излишней непринужденностью рассматривала нас, точно манекены за стеклом магазинчика. Как я догадалась, это была Джессика Рассел - секретарь миссис Редлифф. Черноволосая, с острым подбородком и зелеными глазами, смотревшими нагло и решительно, она была явной любительницей повышенного внимания. Ее изумрудная, оттенявшая цвет глаз блуза, была расстегнута сильнее дозволенного.
   Чуть в стороне сидела Жаннин. Заняв низкую скамеечку, она приняла трогательную позу, отчего стоявшие позади нее доспехи с внушительным двуручным мечом в сумраке зала казались грозным телохранителем, готовым в любую минуту нанести сокрушительный удар в защиту прекрасной дамы. К слову сказать, сильно располневшая, с ярко-красными губами, она никак не вписывалась в образ прекрасной дамы. Наигранность ее положения бросалась в глаза, но Жаннин, как ребенок, наслаждалась произведенным эффектом.
   Мистер и миссис Уолтер находились поближе к камину. Выпрямившись, Эллен сидела на скамеечке, а ее муж, стоя рядом, воодушевленно выводил химическим карандашом в записной книжке, то и дело, обращаясь туманным взором к потолку, словно там обитала крылатая муза. Он и впрямь выглядел бесцветным: тощий, сутулый, с жиденькими серыми волосиками, зачесанными вперед на блестящую залысину, - и если бы не одухотворенный блеск в глазах, в нем не было бы ничего, что обращало бы внимание. На его фоне бледная Эллен казалась привлекательной. Она была стройной молодой женщиной с аристократическими чертами лица и уставшими глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она не была чересчур болезненной и вялой. Одета она была скромно, но со вкусом, в крепово-сизое платье с кружевным воротничком и приколотой на худой груди брошью, которая немного оживляла ее. Ноги женщины были закрыты пушистой шалью, худые руки с синими венами безжизненно лежали на коленях. После мимолетного замешательства, вызванного нашим появлением, она тепло улыбнулась нам.
   И, наконец, в одном из кресел, восседала леди Элеонора Редлифф. Несмотря на совершенно седые волосы и глубокие властные морщины у рта, никто бы не осмелился назвать ее старой. С царственной осанкой и твердокаменной уверенностью на лице в свете каминного огня она выглядела весьма эффектно. Вокруг морщинистой шеи обвивалось ожерелье, должно быть, бриллиантовое. На запястьях и узловатых пальцах сверкали россыпи камней - их было так много, что блеск ослеплял даже с такого расстояния. Голову, словно императорская корона, венчала крохотная круглая шляпка с петушиными перьями, приколотыми массивной янтарной брошью.
   Леди Элеонора едва ли заинтересовалась мной. Удостоив меня беглым осмотром, завершившимся не в мою пользу, она переключила свое внимание на тетю Гризельду. Ее, очевидно, привлекло то творческое безобразие на голове тетушки, которое гордо именовалось шляпой. И хотя на лице леди Элеоноры не отразилось никаких чувств, я была уверена, что она осталась неравнодушна к широкополому чудовищу. И не удивительно, что уже в следующий миг обе женщины обменялись оценивающими взглядами.
   Графа Китчестера нигде не было. Но перед камином стояло еще одно высокое кресло, развернутое к нам спинкой, и меня не оставляло навязчивое подозрение, что старик находится именно в нем, по каким-то причинам оттягивая нашу с ним встречу. Я невольно сверлила глазами кресло, и непонятное беспокойство все больше овладевало мной.
   - Добро пожаловать в замок Китчестер, Найтингейл! - в напряженной тишине слабый голос Эллен прозвучал неожиданно громко. - Я узнала тебя сразу. Ты так похожа на Эдварда.
   Все, кроме ее мужа, повернулись к ней, единственной, кто посмел прервать затянувшееся молчание.
   - Я - Эллен Уолтер, кузина твоего отца. А это мой муж Мэтью. Мы рады, что ты наконец-то...
   - Достаточно, Эллен! - властно прервала ее леди Элеонора. - Уверена, мисс Сноу уже оценила твое гостеприимство.
   Миссис Уолтер побледнела еще сильнее, чем была и, пытаясь скрыть неловкость, закашлялась в батистовый платочек. Ее мать брезгливо поморщилась, словно звук кашля вызывал в ней отвращение, и обратилась к тете Гризельде, демонстративно проигнорировав меня.
   - Мисс Уилоуби, полагаю, вы хорошо доехали? Мы редко принимаем гостей, и еще реже отправляем за ними экипаж.
   Это был явный намек на наше стесненное положение, и если леди Элеонора хотела смутить этим тетушку, то не достигла своей цели. Тетя очень любезно ответила, что кучер, как и следует путному слуге, безупречно выполнил свои обязанности, и что многие могли бы поучиться у него хорошим манерам. Судя по красным гневным пятнам, появившимся на щеках леди Редлифф, этот намек имел гораздо больший успех. Элеонора поняла, что в лице мисс Уилоуби встретила сильного противника, и в ответ лишь едва кивнула, переводя взгляд на стоявшее спинкой к нам кресло. Она будто укоризненно смотрела на кого-то, и у меня все больше крепло подозрение, что там действительно сидит старый граф. Когда же леди Редлифф осуждающе заговорила, обращаясь к креслу, в этом не осталось никаких сомнений.
   - Лемуэл Эдвард Вильм Сноу, восемнадцатый граф Китчестер! Отчего же вы не торопитесь продемонстрировать гостям хорошие манеры и, как подобает, встретить свою внучку? Мы все в большом замешательстве. Ведь это ваши гости!
   - Я трушу, как нашкодивший мальчишка! - услышала я хорошо знакомый каркающий голос, эхом разнесшийся по залу.
   От неожиданности у меня подогнулись колени, и я схватилась за тетушку, чтобы не упасть. Она озадачено спросила, в чем дело. Но я была слишком потрясена, чтобы отвечать. Да и вряд ли смогла бы выдать что-нибудь внятное.
   - ...Прячусь и тяну время, боясь услышать обвинительный приговор за свою проделку, - тем временем грохотал голос. - И надеюсь, что баловство не обернется мне наказанием...
   Я видела, что никто не понимает о чем разглагольствует маленький старик, появившийся из-за кресла. Он был в синем вельветовом сюртуке и таких же штанах, зеленой рубашке и с шелковым красным платком, повязанным на тощей шее кривым узлом. В этой одежде старик выглядел еще смешнее, чем в привычном зеленом сюртуке, и напоминал одряхлевшего линялого попугая. Но ни в его глазах, ни в глазах окружающих не было ни тени смеха. Прежде озорное морщинистое личико старика сейчас было сурово и надменно. Мы, не мигая, уставились друг на друга, и мне показалась, что прошла целая вечность, прежде чем я смогла заговорить.
   - Вы любите дурачить людей, мистер Лемуэл, и уверяю вас, в этом вы настоящий гений!
   Я слишком негодовала, чтобы помнить о собравшихся в зале людях. Поэтому, слегка растерялась, когда тетя и леди Элеонора почти одновременно воскликнули:
   - Вы знакомы?
   Но ни я, ни граф не ответили им. Зато это вмешательство охладило меня. Все-таки я считала себя достаточно разумным человеком, чтобы устраивать безобразные скандалы. Опомнившись, я взяла себя в руки и уже достаточно спокойно обратилась к старику.
   - Зачем вы сделали это?
   Старик выразительно глянул на меня.
   - Ты хотела все узнать! А я захотел доставить себе удовольствие и рассказать тебе обо всем.
   - Вы все разыграли как по нотам. Теперь я понимаю, почему вы не хотели торопиться с рассказом о графе Китчестере и предлагали оставить его на десерт. Ну что ж "десерт" получился весьма эффектным и, надо сказать, поучительным.
   - Нет, это не десерт, Найтингейл. Я обещал, что ты узнаешь все о графе, но я не могу выполнить это, будучи мистером Лемуэлом.
   - Тогда почему вам просто не признаться? Зачем нужен был этот спектакль?... Ах, ну да, понимаю, вы нашли способ развлечься. Ваша жизнь слишком пуста и слишком скучна, чтобы пренебрегать таким подарком судьбы!
   Граф хмыкнул и лукаво сощурился, в один миг, превратившись в того забавного старичка, которого я уже успела полюбить.
   - Я знаю, тебе тяжело сейчас принять все случившееся. Мне многое надо объяснить тебе, чтобы ты поняла и... возможно... простила меня. Но я уповаю на завтрашнюю встречу...
   - Завтрашнюю встречу? - переспросила я с сарказмом. - Вы думаете, что она состоится?
   - Это тебе решать. Ты слишком любопытна, чтобы остановиться в шаге от самого интересного.
   Я не успела ничего сказать. От стола раздалось звонкое хлопанье, и насмешливый женский голос произнес:
   - Браво! Браво! - Джессика сделала еще пару хлопков, продемонстрировав изящные белые руки с длинными пальцами. - Никогда не думала, что семейные сцены могут быть такими захватывающими! Прямо шекспировские страсти! Я жадно ловила каждое слово.
   - А вы впечатлительны! - сообщила ей тетя Гризельда. - Разве это модно в наше время?
   - Хватит сорить словами! - леди Рэдлифф позвонила в серебряный колокольчик, стоявший на низком столике у ее кресла, и без чьей-либо помощи величественно поднялась. - Из-за твоих нелепых эскапад, Лемуэл, обед задержали на десять минут.
   В зал вошла дородная женщина в несвежем фартуке и штопаном чепце.
   - Подавайте обед, миссис Гривз, - велела Элеонора и после того, как женщина вышла, обратилась к графу. - Вспомни же о манерах! Ты не представил нас своим гостям!
   После должного знакомства и перечисления имен, мы прошли к столу и стали рассаживаться.
   - Ты должна сесть рядом со мной! - заявил граф Китчестер. Он отодвинул стул, спинка которого была вровень с подбородком старика, и галантно склонился, почти скрывшись за ним. Я подумала, что почтенный возраст никак не сказался на его актерских способностях. Рассерженная на него, я все же не смогла удержаться от улыбки. Он заметил это и озорно подмигнул мне. И в этот миг я поняла - несмотря на горькую обиду, я чрезвычайно рада, что моим дедом оказался этот необыкновенный старик.
   Нетвердо держась на ногах, полковник Редлифф предпочел занять тот стул, на который он все это время опирался. И таким образом оказался один на другом конце стола. А мистер Уолтер, увлеченный своей музой, и не заметил, когда прозвучало приглашение к столу. После нескольких негромких окликов жены, мужчина вышел из поэтического транса и растерянно огляделся вокруг, соображая, где находится.
   Леди Элеонора расположилась слева от графа, и во время обеда, когда бы я ни подняла глаза, я ловила на себе ее внимательный взгляд. Тетя села рядом со мной.
   Наконец, миссис Гривз и сопровождавшая ее служанка разлили на первое суп, горячий и душистый, но я была слишком взволнована и не почувствовала вкуса.
   - Так вот какая твоя внучка, Лемуэл, - произнесла Элеонора, нарушив тишину.
   - Она вся в Китчестеров! - заметил старик, и мне показалось, что я услышала нотки гордости.
   - Она похожа на своего отца, не правда ли, Эллен?
   - Да, такая же высокая.
   Граф раздраженно схватил салфетку и с силой вытер губы.
   - Внешне, Нора! Только внешне... У нее есть ум и характер. Она не чета нынешним безмозглым девицам.
   - Ведь ее зовут Найтингейл? Какое нелепое имя.
   Мне не нравилось, что обо мне говорят так, будто меня здесь нет. Сердце мое учащенно забилось, несмотря на всю решимость не поддаваться больше гневным эмоциям. Я произнесла тоном, которому попыталась придать и надменность, и дерзость:
   - Я сама могу ответить на все вопросы о себе. И если вас что-то интересует, леди Редлифф, вы можете без стеснения обращаться прямо ко мне.
   Дед поднял свои щетинистые брови и победно взглянул на сестру, мол, вот тебе и доказательство. Она же, не привыкшая к внезапным атакам, изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки, обретя прежнее хладнокровие.
   - Хорошо, я буду иметь это ввиду, мисс Найтингейл Сноу, - кивнула она.
   Я же почувствовала себя победительницей из-за того, что заставила ее отказаться от этой оскорбительной манеры говорить через мою голову. И продолжила:
   - Да, меня зовут Найтингейл! И я не вижу в своем имени ничего нелепого. Уверена, зваться соловьем также достойно, как и иметь фамилию Снег.
   Старый граф разразился громким хохотом. Но тут впервые заговорила Жаннин.
   - Как восхитительно сказано! - у нее был глубокий голос и сильный французский акцент. - Обычные имена слишком скучны и даже безлики. Джейн, Молли, Бетти, Мэри... женщина с таким именем вряд ли вызовет у мужчины полет фантазии, даже если будет совершенна, как богиня. Когда-то и у меня было оригинальное имя! Конечно же, сценическое...Но говорили, что оно мне чрезвычайно подходит.
   - И что же это за имя? - спросила Эллен.
   - Дезире! Оно означает "желанная".
   Леди Редлифф прервала ее и уничижительно заявила:
   - Сейчас тебя уже ничто не спасет... Даже самое оригинальное имя!
   Не дожидаясь ответа, она обернулась к своей дочери.
   - Эллен, ты можешь хотя бы за столом не сидеть с таким кислым лицом!
   - Боюсь, что ничего не могу поделать, мама.
   - Твой умирающий вид вконец испортил нам аппетит.
   Женщина вздрогнула, и нечаянно пролила немного вина на стол. Леди Элеонора брезгливо поджала губы.
   - Извините, мне надо было остаться в своей комнате, - торопливо пробормотала миссис Уолтер, бледнея. - Когда у меня мигрени я страшно рассеяна. Обычно я не спускаюсь к столу.
   - У тебя всегда мигрени!
   Дед, похоже, наслаждался происходящим. Щурясь от удовольствия, он поглощал жареную утку, которую подали вслед за супом, и, запивая ее вином, со смаком причмокивал. Но при этом бросал на всех нас такие хитрые взгляды, что у меня возникло чувство, будто бы старик подстроил нам какую-то весьма эффектную шутку.
   - Как вам наше осиное гнездо? - возвысив голос, весело спросил он, обращаясь к моей тете.
   Тетушка, по-видимому, решила отвлечь леди Редлифф от язвительных нападок на дочь.
   - Чер-р-ртовски интригует! - раскатисто воскликнула она и мило улыбнулась, заметив расширившиеся глаза Элеоноры.
   - Приятно, что хоть кто-то находит этот дом занимательным, - холодно ответила та, а затем обернулась ко мне. - Милочка, я наблюдала за тобой и, надо сказать, ты весьма самостоятельная особа. Удивительно, как у таких слабовольных родителей выросла такая независимая дочь.
   В этот момент ее нос чуть скривился, что свидетельствовало о презрении к обоим моим родителям и, соответственно, к их отпрыску, то есть ко мне.
   - Прямо скажем, неудачное было замужество. Совершенно они не подходили друг другу...
   - Они поженились по любви! - отрезала я - И я не видела ни одну семью, где бы муж и жена так понимали и уважали друг друга.
   - А где Дамьян? - нарочито громко спросила Джессика и дерзко добавила. - Он опять пренебрег вашим приказом, граф?
   Она взяла бокал вина и откинулась на спинку стула, оглядывая собравшихся за столом. Я мельком подумала, что это ее любимая поза. Но меня поразили ее слова. Я только сейчас поняла, что из-за всех сегодняшних переживаний я совсем забыла о Дамьяне. Занятая мыслями о графе Китчестере, я даже не подумала, что могу встретить здесь этого зазнавшегося типа. Застигнутая врасплох внезапным открытием, я оцепенела и уставилась на арочный вход, ожидая, что вот-вот появится Дамьян, как всегда наглый и самодовольный.
   Словно издалека до меня долетели слова Джессики, которая, со свойственной ей бесцеремонностью, пояснила специально для нас:
   - Граф приказал сегодня всем собраться. Сказал, что ожидает к обеду гостей. Но, увы и ах, не назвал имен... Если бы Дамьян знал, кто ожидается, то непременно появился бы!
   - Почему же, мисс Рассел? - спросила я, не удержавшись.
   - Поверь, ему будет крайне любопытно познакомиться с тобой! Найдется над чем поразмышлять после такого неожиданного поворота судьбы.
   - Джессика, оставь свои шпильки. Найтингейл они не понятны.
   - Что вы, леди Редлифф, очень даже понятны, - ответила я елейно.
   Проигнорировав меня, старуха переключилась на Жаннин.
   - Так, где же все-таки мальчишка? Уж ты то должна знать, милочка.
   - Он уехал.
   - Куда?! Лемуэл, что он задумал в этот раз? Мальчишка совершенно самоволен и пренебрегает всеми правилами приличия!
   Мне показалось, что в глазах старика зажглись насмешливые огоньки.
   - Он в Лондоне, Нора. Уехал еще рано утром. Если честно, Дамьян не знает, что у нас гости. Я не говорил ему.
   - Но что он там забыл? Какой финт он выкинул на этот раз?! От его дел так и несет уголовщиной...
   - Тут ты ошиблась. Он закупает инструменты и оборудование, - ответил старик и добавил уже с угрозой в голосе. - Кажется, мы уже обсуждали эту тему, Нора...
   - О, боже, тратит наши деньги на свои бредовые идеи!?
   - Мама, его идеи вовсе не бредовые! Они действительно принесут пользу Китчестеру.
   - Что ты в них смыслишь, дуреха?! Лучше нюхай свои соли - тебе от них больше пользы, чем от абсурдных идей!
   - Но кое-что я все-таки поняла... Совсем немного, что рассказал мне Дамьян.
   Было странно наблюдать, как вялая миссис Уолтер в один миг оживилась. Она выпрямилась, и на щеках появился легкий румянец.
   - У него множество замечательных планов! - сказала она с чувством. - По его словам, они помогут нам вновь встать на ноги. Я не совсем представляю, что он задумал, но это грандиозно и требует огромных усилий... Он хочет расчистить ту землю, что еще осталась в наших владениях, и построить оранжереи для овощей. По-моему, он намерен заключить договоры с заведениями в городах и поставлять туда продукты.
   - Это позор! - воскликнула леди Элеонора. - Невозможно представить, что графские земли подвергнутся такому чудовищному осквернению. Китчестер - не индийская плантация и не ферма! Немыслимо, чтобы старинная семья, чей предок достойно служил самому Завоевателю, могла опуститься до такого непотребства! Представляю, Лемуэл, какое прозвище дадут тебе эти деревенщины: граф-батрак или граф-бобовое зернышко!
   - Посмотрим, как ты заговоришь, когда мальчик получит первую прибыль, - ответил старик и коварно усмехнулся.
   - Эти смелые идеи однозначно перспективны! - поддержала его тетя. - Когда есть земля, которая может кормить, грех выращивать на ней бурьян.
   - Вы знаете, он посещал семинары в Лондоне, - продолжала тем временем Эллен. - И ездил на какие-то крупные фермерские угодья, где несколько месяцев трудился вместе с рабочими и изучал ведение сельского хозяйства.
   - Если Дамьян чем-то увлечен, то идет напролом, - вставила Жаннин и свое слово.
   Она только что расправилась со второй порцией утки и вареного картофеля с мятным соусом и теперь старательно вытирала жирные губы салфеткой, оставляя на ней масляные пятна.
   - Моему сыну всегда нужно гораздо больше, чем он имеет! И из-за этого он не раз попадал в неприятности. Я даже боюсь представить, сколько противозаконных историй на его счету! Это слишком тяжелый груз для материнского сердца...
   - Но, Жаннин, ты должна признать, что он изменился. Он уже давно отказался от своих... грубых наклонностей, - тихо проговорила Эллен. Она тяжело дышала, то и дело, прикладывая к губам платок, и длинные, не свойственные ей речи, казалось, отняли у нее последние силы. - Он любит Китчестер и никогда не предаст его. Это его дом!
   - Я согласна с тобой, - вместо Жаннин ответила леди Редлифф, - мальчик больше внимания стал уделять серьезным вещам. Надеюсь, из его затей получится что-нибудь путное. Если же нет, мы будем посмешищем во всех уважаемых домах Англии... И это будет на твоей совести, братец! Тебе же, Эллен, не стоит так напрягаться, иначе опять сляжешь с нервным расстройством. А сейчас, будь добра, забери своего новоиспеченного поэта и отправляйся наверх. На тебя смотреть без слез невозможно - покойники и то здоровее выглядят!
   - Но, мама...
   - Уверена, гости и твой дядя поймут тебя.
   Властным жестом леди Элеонора дала понять, что разговор окончен. Она отвернулась от дочери и подозвала к себе миссис Гривз, которая в этот момент внесла на широком подносе фарфоровый сервиз и готовилась разливать чай. Твердым шепотом Элеонора принялась отчитывать ее за жирную утку и суп, в котором оказалось слишком много перловой крупы.
   Сложив аккуратным квадратом льняную салфетку, Эллен, не поднимая глаз, медленно вышла из-за стола и, извинившись перед нами, окликнула мужа. Тот сидел с отсутствующим видом и даже не дотронулся до еды, только пощипал кусочек хлеба и отхлебнул малость вина. Его губы быстро шевелились в беззвучном декламировании, а рука периодически вспархивала над столом и замирала в таинственном трепете в дюйме от сосредоточенного чела. На оклик жены он никак не отреагировал. Эллен дотронулась до его плеча и, наклонившись, зашептала на ухо, после чего поэт вылез из-за стола и, как сомнамбула, поплелся за женой, даже не попрощавшись.
   Когда они скрылись, Жаннин завела ничего не значащую беседу.
   - В замке бывают сквозняки, но не в это время года.
   - Когда дуют ветры, по нашим коридорам можно плыть как под парусами, - поддержал дед.
   - Все не так страшно, - добавила сухо Элеонора. - Еще не зима.
   - Когда я впервые приехала сюда, - внесла свою лепту мисс Рассел, - было холодно и ветрено. Помню, я боялась, что слягу с простудой.
   По этому руслу разговор шел в течение всего чая, и в атмосфере ощущалась напряженность.
   Какая непривычная обстановка, думала я, отпивая из хрупкой кружки розоватого фарфора крепкий чай, пахнувший мелиссой. Как ново находиться в древнем замке среди чужих, совершенно для меня непонятных, людей. Кроме того, я чувствовала, что эти люди ведут сложную жизнь, полную скрытых подводных течений, в которой, как неожиданно поняла я, мне захотелось принять непосредственное участие.
  

ГЛАВА 14

   Ночью я никак не могла заснуть. За окном лил дождь, почти по-осеннему холодный и грозный. Натянув одеяло до подбородка, я тихо лежала, глядя на раздувавшийся от сквозняка кружевной тюль. Голова была свинцовой, и совсем не хотелось думать. Но мысли ворочались в бесконечном водовороте, не спрашивая и не интересуясь, что хочется их хозяйке.
   Я улыбнулась в темноте, вспомнив, как тетушка героически выдержала дорогу от Китчестера в полном молчании, хотя ее так и распирало расспросить о графе. В нетерпении она все порывалась задать вертевшиеся на языке вопросы, но каждый раз лишь крепче стискивала зонтик и усерднее рассматривала на стекле мутные пятна. Дома же, убедившись, что утренние визитеры разошлись, пообещав вернуться на следующий день за подробностями, тетя завела меня в гостиную и, захлопнув перед носом экономки дверь, незамедлительно принялась за расспросы. Возмущению ее не было предела, когда она поняла, какую шутку отколол граф. В порыве она собралась вернуться в замок и свершить справедливую расправу над лживым стариком. Мне потребовалось все мое красноречие, чтобы успокоить тетушку и отговорить от безумств. Но на протяжении всего дня она ходила мрачнее тучи. И даже Фини боялась попадаться ей на глаза и заперлась в кухне, стараясь не громыхать кастрюлями и вести себя как можно неприметнее. Тем более, тетя Гризельда, поминая крепким словцом графа, совсем забыла, благодаря чьей болтливости в доме с утра оказалось целое столпотворение. Поэтому Фини решила не испытывать судьбу, а притвориться, что в этот событийный день единственное что ее интересует - так это наполненная запахом чесночного соуса и прожаренных бараньих отбивных кухня.
   После бессонной ночи я чувствовала себя изнуренной, но настроенной решительно. Под глазами темнели круги, отчего глаза казались больше и блестели воинственным блеском. Стянув волосы лентами, я облачилась в синее шерстяное платье и принялась ждать. Было еще слишком рано для прогулки. Поэтому я взяла книгу, надеясь, что сумасбродства Дон Кихота помогут скоротать время. Но смысл написанного ускользал, и я никак не могла понять, зачем этому нелепому рыцарю сражаться с мельницами. Раздраженно захлопнув книгу, я задула свечу и подошла к окну. Потрепанный том я прижала к груди, обхватив себя руками.
   Какая прогулка может быть в такое утро? За окном тьма только-только начала редеть, уступая место рассветной серости. В толще пасмурного неба клубились хмурые тучи. И туман в это утро казался особенно густым и непроглядным, отчего соседние дома, утратив очертания, походили на неясные тени. Своей массой он будто давил на стекла, стекая по ним струйками воды.
   Я уперлась лбом в запотевшее стекло, напряженно всматриваясь в сизую пелену. Еще четверть часа и можно будет выходить из дома. Я не сомневалась, граф будет ждать меня. Он придет туда задолго до назначенного времени, и будет нервно пыхтеть трубкой, ожидая моего появления, и тревожно гадать: приду ли я, захочу ли вновь услышать его каркающий голос и тот безудержный рокочущий смех, которым он неожиданно взрывался в приступе веселья.
   В доме хлопнула дверь. Я вздрогнула и отлепилась от стекла. Внизу заскрипели полы, и в тишине дома отчетливо раздалось сонное ворчание Финифет. Я не стала зажигать свечу и в темноте надела шляпку с букетиками креповых незабудок. Стараясь не шуметь, на цыпочках спустилась в холл, на ходу торопливо застегивая плащ. В кухне мерцал рыжий огонек.
   Вчера тетя Гризельда прочитала гневную лекцию про оскорбленную гордость и завершила ее, объявив, что участники этого фарса заслуживают хорошей порки. Похоже, выходка графа затронула ее чувства гораздо сильнее моих. Я же не чувствовала себя оскорбленной. Признаю, сильно задело то, что меня провели, как дитя. Но больше я досадовала на себя, так как, и впрямь, оказалась настолько бестолковой, приняв старика за слугу. Представляя его, я удивлялась, как оказалась такой слепой! Но что я знала о графе Китчестере? Ничего! Те сказки, которыми пичкала нелюдимую девочку кухарка Мэг или деревенские враки?
   Открыв парадную дверь, я выглянула на улицу. К самым ступеням подступал густой туман. Я поежилась, окунувшись в холодный, сырой воздух, как в ледяную воду, и застыла в дверях, не решаясь сделать шаг. На миг меня охватила предательская трусость, и отчаянно захотелось прикинуться оскорбленной. Потому как сбежать всегда легче, чем идти вперед. Вернусь в комнату, укутаюсь пледом и зароюсь в ворох книжных страниц. И не будет никаких замков, никаких хитрых стариков, дымивших, как проржавевшие трубы пароходов, никаких белобрысых наглецов...Все тревоги и сердечные дела пусть творятся на страницах книг! А мне они абсолютно, ну, совершенно не нужны... И, вообще, это вредно для нервов! И будет у меня самая обычная жизнь, с тетушкой и Фини, и милой Сибил, самая размеренная... самая заурядная жизнь... Ну уж нет! Я упрямо поджала губы и переступила порог. Дверь за мной с шумом захлопнулась.
   Я направилась вперед и толкнула скрипучую калитку, твердо решив, не обращать внимания на пронизывающую сырость. Я шла, почти не замечая, куда ступаю. Лишь когда ноги скользили или увязали в грязи, так что трудно было идти, я отвлекалась от раздумий и переключала внимание на дорогу. Я волновалась перед встречей и мысленно проговаривала то, что скажу деду.
   Моя беспечная вера в старика сильно пошатнулась. Я понимала, что между нами уже не будет той беззаботной легкости, с какой мы общались. Кроме того, был еще мой отец и та огромная, длинной в тринадцать лет глава моей жизни, которая трагически завершилась в канун светлого рождества. Прошлое... Оно встало между нами непроницаемой стеной и разбередило незаживающие раны. Ведь именно дед стал виновником полного и бесповоротного разрыва с моим отцом. Он, не задумываясь, отверг решение сына и отказался от него, когда тот поступил так, как велело сердце и разум.
   Раньше, не зная старика, я безоговорочно верила и в его жестокость, и его бесчувственность, позволившие вычеркнуть родного сына из своей жизни. Но теперь я не знала чему верить. Я вспоминала его одинокий отрешенный взгляд, когда он с горечью и болью говорил о своих ошибках. Передо мной был истерзанный мукой утраты человек, давно осознавший всю тяжесть своего поступка и раскаявшийся в нем. Сейчас я это видела со всей ясностью. И всей душой хотела выслушать его и попытаться понять. Ведь вопреки всему, я была ужасно обрадована, что мистер Лемуэл оказался мне гораздо ближе и роднее. Я думала о том, как же замечательно и в тоже время необычно, что в этом удивительном, непохожем ни на кого человеке я нашла не только друга, но обрела деда, которого у меня никогда не было!
   Наконец я добралась до бревенчатого моста. Я сильно опоздала, так как пришлось делать крюк и обходить размытый паводком овраг. За ночь низины превратились в вязкие болотины, и я чуть было не поплатилась за свою невнимательность, но вовремя сообразила, что за странные чавкающие звуки слышаться у меня под ногами.
   При моем появлении дед поднялся со скамейки и обрадовано крякнул. Я отчетливо услышала нотки облегчения.
   - Ты пришла, - отрывисто произнес он, как будто бы удивляясь этому факту, и в его глазах затеплились искорки надежды.
   Я остановилась чуть в стороне от него, стараясь придать своему лицу выражение полного безразличия. Но вряд ли этой миной провела старика, так как он заухмылялся и стал потирать ладони привычным жестом, означавшим, что он всем доволен, и что настала та самая приятная минутка, когда просто необходимо закурить трубочку.
   - Вы удивляетесь, будто ожидали совсем другого.
   - Тебя так долго не было...
   Я пожала плечами, продолжая разыгрывать безразличие.
   - Возможно, это моя маленькая месть вам. Заставить вас ждать и мучиться в догадках, не зная, захочу ли я иметь с вами дело. Интересно, сколько бы вы сидели тут, задержись я дольше?
   - Думаю, до самого конца.
   Он произнес слова так тихо, что мне почудился в них двойной смысл.
   Сам же старик начал готовиться к своему излюбленному делу. Достав из кисета мятый платок, он расстелил его на скамейке и выложил огниво, трут и ершики. После тщательного продувания трубки, он выбил ее о тыльную сторону ладони и прочистил мундштук ершиком. Его глубокая сосредоточенность немного нервировала меня. Такое ощущение, будто старик вершит ритуальное таинство. Меня так и подмывало съехидничать и спросить, что ему важнее: разговор со мной или его бесценная трубка.
   Прикрыв от наслаждения глаза, граф наконец-то задымил и, выдержав паузу, тихо произнес:
   - Я бы все равно поговорил с тобой, если бы ты не пришла. Приехал бы к твоей тетке, - признался старик и взглянул на меня сквозь дымовую завесу. Глаза у него слезились, то ли от едкого дыма, то ли от переизбытка чувств. - Ты ведь и сама хочешь этого разговора. Тебе ведь не безразлично... все это. Только вот я не совсем еще понял, что все-таки тебя влечет больше: развалины за моей спиной или твой дед-дуралей.
   Решив, что юлить глупо, когда сама же требую откровенности, я призналась:
   - Да, я ждала этого разговора, - продолжала я, - С утра я готова была забыть все, сделать вид, что не знаю вас. Но поняла, что не в силах отказаться от открывшейся возможности. Когда стоишь всего лишь в шаге от мечты, никакие преграды не способны остановить это шаг.
   - А что, есть какие-то преграды?
   Старик как всегда лукавил.
   - Вы же прекрасно знаете, что есть. И не прикидывайтесь, от вас за мили несет лукавством.
   Я подошла к берегу и ступила на бревенчатый мост. Кажется, десятки лет прошли с того дня, когда я сидела здесь, свесив ноги в воду, и увлеченно рисовала, а под ивовыми ветвями стоял смешной человечек, похожий на лепрекона, в зеленом сюртуке и котелке, и наблюдал за мной.
   - А куда у вас делась борода? - неожиданно выпалила я, и сама же вместе со стариком изумилась столь нелепому началу.
   - Здесь какой-то подвох?
   - Да нет же, - засмеялась я. - В детстве я слушала истории о родителях, и Мэг, описывая графа, говорила, что у него, то есть у вас, седая борода. Я и представляла вас таким грозным стариком с крючковатым носом и длинной лохматой бородищей.
   - А вместо этого я оказался сморщенным коротышкой с жиденькими волосиками на макушке! Не совсем подходящий облик для графа Китчестера, да?
   Мы оба улыбнулись этому замечанию, и натянутость, сковывавшая нас, немного отступила.
   - На самом деле у меня была борода, - сказал дед, ощупывая подбородок, - но я долго болел, после того как... после того как выгнал Эдварда, и все мое бородатое богатство повылазило.
   - Вы переживали?
   - Из-за бороды то? - спросил он и хохотнул, увидев мой возмущенный взгляд. - Думаешь, я совсем бессердечный? Я очень хочу, чтобы ты поняла, почему я сделал то, что сделал, и, если сможешь, простила.
   - Вам не у меня надо просить прощения. Мне вы ничего плохого не сделали.
   Он хотел возразить, но лишь еле заметно покачал головой.
   - Каждый день я проклинаю себя за трусость. Я уговариваю себя, что вся беда в нашей фамильной гордости - все Китчестеры, горды до безобразия, - но я уже слишком стар, чтобы прикрывать правду высокопарными словечками. Я боялся, Роби, страшно боялся, что услышу от Эдварда отказ, и все из-за той же гордости.
   - Но вы даже не попытались! Я не верю, что отец отказал бы вам.
   - Мы в жизни поступаем так, как считаем единственно верным. Но если ошибаемся, то узнаем об этом слишком поздно, чтобы что-то исправить. Мне тяжело признаваться в этом. Я ждал, что он сам вернется! Тогда мне казалось, что я прав, а Эдвард оскорбил меня, не приняв моей воли. Он еще слишком глуп, думал я, а эта ситуация хорошо прочистит ему мозги и научит кое-чему в жизни. Нужда и заботы скоро ему опостылеют, и он прибежит обратно! Так я рассуждал...Но вышло иначе. Время шло, а от него не было ни слуху ни духу. Только тогда я понял, что совершил. И самое неприятное - я осознал собственное бессилие что-либо исправить.
   - Но почему? Я до сих пор не понимаю, почему вы выгнали его, чем вас не устроила моя мать? - мой голос зазвенел. Я чувствовала, как во мне нарастает буря возмущения и горькой обиды за своих родителей.
   - Потому что был слеп! Потому что не заметил, когда мой сын перерос свою юношескую мечтательность. Он стал таким же гордым, как и все Китчестеры. Ему нужна была самостоятельность, а не твердая отцовская рука, которой я хотел управлять им. Боже, как я был зол тогда! Мой собственный сын не захотел подчиняться моим приказам! Это случилось впервые, и оттого было еще более оскорбительным. Я так вспылил, что готов был собственными руками придушить его, но, слава богу, Нора была рядом...
   Старик замолчал, не в силах продолжать. Я же не смела отвести взгляд, боясь пропустить малейшее изменение его лица. И уловила момент, когда этот человек, будто переломался в хребте, его плечи опустились, а тело ощутило весь груз прожитых лет. В один миг он сделался смертельно уставшим. Словно почувствовав мою жалость, он в негодовании на самого себя побледнел и очень громко, почти яростно, крикнул:
   - Да, я жалок! Да, виноват! Я совершал поступки по своей воле и, если не смог справиться с жизнью - не должен винить в этом других! Я требовал от сына того, что был не в состоянии сделать сам. И впал в ярость, когда оказалось, что у него собственное мнение на этот счет.
   Он все больше распалялся. В его глазах зажглись искры гнева, беспощадного, тяжкого, но оттого еще более скорбного гнева на себя и собственное бессилие.
   - Я сразу понял, что Эдвард долго настраивался на этот разговор, и пришел только тогда, когда превратил себя в кремень. Но я не верил в его серьезность. Глупец!
   - Расскажите же, наконец! - прервала его я. Он, вздрогнув, посмотрел на меня, и я поняла, что вырвала его из плена воспоминаний. Его взгляд был рассеянным, словно он не узнавал меня. Но вот он затеплился и старик улыбнулся. Улыбнулся почти по-детски счастливой улыбкой.
   - Ты, внучка, торопыга! - дед снова улыбнулся и, как бы вслушиваясь в звучание слова, повторил с забавной нежностью - Внучка... внученька... Ну-у, раскраснелась, словно на тебе солнце переночевало. Ну-ка, давай, привыкай уже!
   Я рассмеялась, но не от того что мне смешно, а чтобы скрыть смущение, охватившее меня.
   Слушая деда, я задумалась о новом статусе. Какие перемены ждут меня? И ждут ли?
   Граф же рассказывал. И его стариковская память воспроизводила все детали с необычайной точностью.
   Все произошло из-за денег. Уже в те времена Китчестеры испытывали серьезные денежные затруднения. Дом разваливался на глазах, и существовала постоянная угроза попасть под обломки или провалиться. На деньги от арендаторов кое-как поддерживалась видимость достатка: вывозили Эллен в свет и устраивали небольшие приемы для соседей. Поэтому-то граф и задумал женить сына на наследнице. Тем более, крупная рыбка сама плыла в руки: соседнее поместье с недавних пор принадлежало промышленнику с весьма солидным доходом и тремя дочерьми на выданье. Он, как и все торгаши, мечтал породниться со знатным родом и войти в общество. Но в тот момент Эдвард Сноу уже встретился с Каталиной Уилоуби.
   -...Видите ли, он полюбил и горько сожалеет, что не оправдал моих надежд. Мы спорили, но мальчишка был глух ко всем приказам и...мольбам. Все твердил, что у него обязательства. Какие обязательства, кричал я! На что ты, черт возьми, намекаешь? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты треклятый болван и твое приключение имело последствия?! Ведь не явился ты сюда сообщить, что хочешь на ней жениться? Еще чего! Пренебречь долгом и предать семью ради какой-то девки!...
   В порыве волнения граф схватил стоявшую рядом трость и изо всех сил стукнул ей по стволу дерева, так что послышался хруст, и на отполированной поверхности появилась трещина. Старик ничего не заметил, продолжая возмущенно выкрикивать:
   - Чтобы мой сын и наследник женился на дочери нищего! Да черт бы его побрал, если он это сделает! Пусть тогда купит себе метлу и подметает улицы! А я знать не желаю предателей!
   Он резко замолчал, поднеся руку ко лбу. На лбу выступили капельки пота, он стряхнул их пальцами. Ему требовалось отдышаться, чтобы прийти в себя.
   Я же, слушая как завороженная, легко представляла себе все перипетии и чувства отца и деда. Я понимала эту бурю протеста, которую вызвала в графе решимость сына идти своим путем.
   - Не думай обо мне плохо, Роби. Я никогда не был бесчувственным. Но я был беспощаден, и, в первую очередь, к самому себе. Я люблю Китчестер! Мне хочется выть и рвать волосы, когда я вижу, как рушатся его стены, как он по камешку умирает на моих глазах. Всей душой я жажду восстановить замок. И выбрал для этой цели самый легкий путь. Женить сына на деньгах!... Но он женился по любви, и я потерял его... навсегда. И сына и Китчестер. Сейчас дом в еще более плачевном состоянии, а его хозяин, до последнего времени готов был в любой момент слечь в могилу.
   - До последнего времени? Из-за Дамьяна? Вы рассказывали, что с его появлением граф снова ожил и что ему понравился мальчик. Это же были вы.
   - Да, и из-за этого тоже, но есть и другие причины. Гораздо более важные.
   - Какие же? - спросила я и почувствовала глупость вопроса. Вот же я, причина, сижу рядом с ним. Но мне захотелось, чтобы он произнес это вслух, сказал, что я ему просто необходима.
   - Когда появился Дамьян, я увидел в нем того, кто сможет возродить Китчестер. Поэтому я стал учить его вести дела и постепенно внушать мысль, что возможно в будущем замок будет его.
   - Так значит, вы все-таки хотите сделать его наследником?
   - Хотел... Я даже подготовил все бумаги, чтобы усыновить его.
   - О, вы хотите усыновить его? - недоумевая, переспросила я.
   - Для наследования он должен официально войти в круг моих близких родственников, а для этого требуется усыновление. Хотя, конечно, прав он будет иметь гораздо меньше, чем мой родной сын. Я не смогу передать ему свой титул, и заседать в палате лордов он тоже не сможет.
   - Не велика потеря для Англии, - не удержалась я от ехидства.
   - Без Эдварда я лишился наследника. Ты видела мою семью, от этих молокососов пользы, как от клопов, только кровь сосут да дрязги разводят. Что они могут дать Китчестеру? Окончательную гибель! Поэтому, когда на горизонте появился Дамьян, я даже не задумывался. В мальчишке есть все, что я хотел бы видеть в сыне... Ругай меня сколько хочешь! Я знаю, что заслуживаю упрека, но ничего не могу поделать с собой, я так чувствую и честен с тобой.
   - Я не упрекаю вас... ну, может, только самую чуточку.
   Его рука сжалась в кулак, и, прежде чем продолжить, он какое-то время смотрел на нее невидящим взглядом. Несмотря на его высокомерие, он тоже страдал.
   - Мой сын... - старик тяжело выдохнул, слова давались ему с трудом. - На Китчестер ему было наплевать. Поэт, витающий в облаках, писака... Когда я узнал, что Эдвард зарабатывает деньги, я был сильно удивлен. Он мог бы корпеть над писаниной, пытаясь заработать гроши... но чтобы получать деньги за улучшение хозяйства, такой практичности я от него не ожидал.
   - Вы что следили за нами?
   - А ты как думала? С глаз долой из сердца вон! Не мог же я бросить его умирать в нищете. Я нанял людей, которые слали мне доклады. Если бы что-то пошло не так, я оказал бы поддержку. Ну, само собой, тайно. Только этого не потребовалось. Эдвард раскрыл в себе черты характера, о которых ни я, ни, видимо, он сам не знали. Он сумел обеспечить вас!
   - Значит, все это время вы знали о нас и обо мне. И ни разу не захотели встретиться?!
   - Я трусил, Роби. Поверь, я очень хотел... Я вижу, ты мне не веришь, но это правда. Теперь же мы встретились, и я хочу сделать для тебя все то, что задолжал сыну.
   - Почему же вы не приехали, когда узнали о смерти родителей? И почему же столько времени не давали о себе знать? Только не говорите, что боялись?
   - Я знал, что ты в хороших руках. Твоя тетка славится по всей округе. Кроме того, с ней ты быстрее бы пришла в себя после трагедии, чем у нас. Элеонора и Эллен вряд ли дали бы тебе необходимые теплоту и заботу. А вот Гризельда Уилоуби смогла.
   - Да, она самая замечательная тетя.
   - Вот видишь! И потом, я думал ты ненавидишь меня или... или вообще не знаешь о моем существовании. Поэтому я выжидал подходящего момента, чтобы познакомиться с тобой. Не знаю, сколько бы я так выжидал и трусил, если бы не случай.
   - Едва ли наша встреча случайна! Я уверена, вы все подстроили.
   Дед захохотал, да так что захлебнулся собственным смехом и закашлялся.
   - У меня что, по-твоему, дар ясновидения прорезался?!
   Я хмуро сдвинула брови и пожала плечами. А дед, все еще посмеиваясь, объяснил:
   - Вот уже десятки лет я просиживаю на этой скамейке долгие часы, любуясь на бушующие потоки воды. И вот однажды, придя сюда после недолгого перерыва, я увидел девушку. У тебя было вдохновенное лицо, и оно сияло счастьем. Я сразу узнал тебя. Ты очень похожа на Эдварда.
   - Зачем же надо было разыгрывать спектакль?
   - Чтобы узнать тебя, узнать твое отношение ко мне. Представь, если бы я тогда сказал, что я - граф Китчестер, твой дед, что бы ты сделала, а?
   - Наверное, высказала бы все, что о вас думала. И уж будьте уверены, вам бы это ни капельки не понравилось.
   - Вот именно.
   Я почувствовала в его словах неприкрытую грусть и мне стало стыдно, за всю ту злость и обиду, которые когда-то точили мне сердце. Я подошла к нему и сжала его ладони, вкладывая в этот жест все чувства, бушевавшие в моей душе. Он все понял без слов.
   - Мы ведь стали родными друг другу, внучка. Не отворачивайся от меня.
   - Вы правы, мистер Лемуэл. Я уже не могу представить свою жизнь без вас...
   - Ты настоящий Китчестер, Найтингейл. И я думаю, моя новость будет тебе по душе.
   - Какая новость? - насторожилась я. С меня уже было достаточно неожиданностей.
   - Я сказал, что хотел сделать Дамьяна своим наследником. Теперь же мне незачем это делать. У меня есть настоящий наследник, точнее наследница.
   - Но вы не можете...
   - Ты моя кровь, Найтингейл. Ты и только ты, обязана стать владелицей Китчестера. Я не смогу загладить свою вину перед тобой - это невозможно. Но я хотя бы сделаю то, что должен был сделать для своего сына. Именно из-за этого я и ездил в Лондон, где подготовил бумаги, в которых официально признал тебя своей внучкой и составил новое завещание.
   Мне стало не по себе. Его слова ошарашили меня, я никак не могла поверить, что граф действительно предлагает мне подобное. Стать хозяйкой Китчестера! Я обернулась и посмотрела на замок. В сером утреннем свете, окутанный уже почти прозрачной дымкой тумана, он казался таким нереальным, и таким далеким, словно отражение из потустороннего мира.
   - А как же майорат? - выдохнула я, и мой голос прозвучал слишком визгливо.
   - С этим, слава богу, все в порядке. Еще во времена Реставрации мой пра-какой-то-дед сумел с выгодой для себя использовать политическую ситуацию в стране и расположение Карла II, получив разрешение изменить порядок наследования Китчестера. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его дочери и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского пола. С тех пор мы сохраняем это право, и, должен сказать, что наш род один из немногих, кто имеет его...
   - Получается, вы можете отдать замок кому угодно?
   - Э, нет. Я могу завещать замок только человеку близкого круга. Поэтому мне и нужно было усыновление Дамьяна, хотя тут могли бы возникнуть некоторые проблемы. Ты же моя прямая наследница. После моей смерти ты будешь владеть всеми оставшимися землями и замком, а твой сын получит титул графа.
   - Нет, я не могу на это пойти! Вы должны переписать завещание, - я все еще была растерянна и искала слова, чтобы объяснить деду свое нежелание становиться наследницей.
   - Это все слишком неожиданно для тебя. Подумай обо всем как следует. Вот увидишь, скоро ты будешь относиться к этому как к само собой разумеющемуся.
   - Но я, в самом деле, неподходящая кандидатура. Я никогда не жила в таком месте и совсем не представляю, что значит владеть замком. Да мне это и не нужно! И потом, у меня нет ни опыта, ни умения вести большое хозяйство. Я буду так же бесполезна, как и ваши молокососы. Прошу вас, перепишите завещание! Оставьте все, как было до меня. Дамьян любит Китчестер, Он справится лучше, чем я!...Тем более, выходит, вы его обманули. Он... он же возненавидит меня!
   - Не болтай глупостей. Дамьян не дурак, он прекрасно все понимает. Кроме того, я никогда не давал ему гарантий, а лишь говорил о возможности... Не трусь! Ты будешь отличной хозяйкой. В тебе есть и ум, и решительность, и желание действовать. Я уверен, ты, как и Дамьян, принесешь Китчестеру пользу! А если вы объедините усилия, то...
   - Каким образом мы объединим усилия?
   - Э-э, ну сделаешь его управляющим.
   - Вы что думаете, он согласится? Это смешно! В нем столько же китчеровской гордости, сколько и в вас. Дамьян хочет быть хозяином, а не слугой! Тем более, судя по вашим же рассказам, он заслужил это право.
   - Если у мальчишки есть мозги, а они у него, безусловно, есть, то он поймет, что это лучшее, на что может рассчитывать в сложившейся ситуации...Хватит, этот разговор уже утомил меня. Я сделал то, что должен, и не собираюсь менять решение.
   - А я не согласна! Мне достаточно чувствовать себя вашей внучкой и быть рядом с вами. Большего мне не надо. И, вообще, я не хочу переходить никому дорогу, не хочу, чтобы из-за меня человек лишался самого важного в своей жизни.
   На мгновение выражение его лица изменилось. Я подумала, что он может рассердиться на меня, но он спокойно произнес:
   - Хорошо. Ты невероятно упрямая девчонка. Но мне нравится, что ты с характером, как раз то, что нужно - заметив, что я хочу возразить, он поспешно продолжил. - Давай сделаем так: ты никогда не жила в замке, так я предлагаю тебе перебраться в Китчестер... недели на две, на три, сколько сама захочешь. Поживешь, посмотришь что к чему, я познакомлю тебя с делами... И мне радость будет, что ты рядом, да и тебе в новинку.
   Он замолчал, ожидая ответа. Я слушала его сиплое с присвистом дыхание и раздумывала. Все это было так неожиданно. Слишком близко я оказалась к своей мечте. Всю жизнь я грезила Китчестером, хотела исследовать его закоулки и подземелья, узнать все скрытые за древними стенами тайны. И вот, одно слово "да" воплотит мою мечту. Но смогу ли я остаться в стороне? Или замок, как и Дамьяна, околдует меня и засосет в свою пучину? Тогда я буду не в силах отказаться от предложения деда. Хотя, что греха таить, меня и сейчас всю пробирало при одной лишь мысли о замке, и еще чуть-чуть, и я готова была отречься от своих же собственных слов.
   - Ну, что ты молчишь, соловей? - неожиданно прозвучал у нас за спинами насмешливый голос. - Старик ждет, отвечай! Разве ты не знаешь, Лемуэл не любит, когда тянут кота за хвост. Да и другим не терпится узнать каков твой ответ.
  

ГЛАВА 15

   В тот момент я совсем не почувствовала изумления. Как будто бы сердце уже знало, что я непременно увижу его сегодня.
   Он стоял под теми же ивами, что и граф в первый день нашего знакомства. Длинные ветви, ниспадающие до самой земли, почти полностью скрывали его от наших глаз. Но вот Дамьян вышел из-под навеса и подошел к нам, по пути сорвав один из крохотных розовых цветочков, в обилии росших на берегу. На его узком обветренном лице кривилась насмешка, но глаза весело сияли черными угольками. Он подошел ко мне, очень близко, так что мне пришлось сделать шаг назад, но он удержал меня и, протянув руку с цветком, воткнул его в застежку плаща на груди. Затем откровенно смерил меня взглядом.
   - Скромный знак моего восхищения, - прокомментировал он, ухмыляясь.
   - Нескромно преподнесенный, - буркнула я, отступая, как можно дальше от него и прячась за ствол дерева, будто ища укрытия.
   - Все такая же злючка!
   - Все такой же нахал!
   - Хватит выяснять отношения! - зычно пророкотал дед, сидя с наидовольнейшим видом и улыбаясь так широко, что взору нашему открылись дыры на месте коренных зубов. - Как малые дети, черт меня раздери!
   - Так что, соловей, каков твой ответ? - снова задал мне вопрос Дамьян. Его глаза буквально впивались в меня и, хотя в этот раз в них не было и тени насмешки, где-то на самом дне таился огонек злорадного наслаждения. Чтобы скрыть смущение, я принялась теребить розовый цветок. Но пауза затянулась, и мне надо было уже что-то ответить, а я никак не могла совладать с собой и опасалась, что мой голос будет предательски дрожать.
   Все это время я чувствовала его пронизывающий взгляд и это показалось мне оскорбительным. Ни один мужчина не разглядывал меня подобным образом. Я внезапно вспомнила, что на улице ветер и волосы выбились непослушными прядями из-под шляпки, а подол платья и плащ забрызганы грязью. Но откуда такая забота о собственной внешности? Этот вопрос я постоянно задавала себе потом и отвечала на него однозначно: во всем виноват этот пристальный, явно оценивавший меня, и, причем бесстыдно, взгляд.
   Когда же я собралась ответить, дед опередил меня. За мгновение до этого он застыл, в его глазах мелькнуло выражение крайней досады, и в ту же секунду лицо исказилось гневом.
   - Ты лучше сам скажи, какого дьявола ты сюда притащился? - вскричал он. - Ты же должен быть в Лондоне! И долго ты тут шпионишь и вынюхиваешь?! Ты что следил за мной?
   Так вот из-за чего рассвирепел старик. Ему не понравилось, что Дамьян услышал наш разговор. А дед, похоже, не хотел раньше времени оглашать свои планы относительно меня. Видя, что Дамьян молчит, и в упор смотрит на меня, игнорируя старика, граф взревел:
   - Тебе эта девка напела про Найтингейл? Эта вертихвостка тебе все рассказала!
   - Не кипятись, старик, - голос Дамьяна был мягким, будто бы он разговаривал с капризным ребенком. - Я приехал вчера поздно вечером. Все что запланировал, сделал. Даже нашел знающих людей, готовых за приемлемую плату работать у нас... И да, мне рассказала о вчерашнем визите Джесс. Но кроме нее были еще благожелатели, которые поспешили поделиться новостями.
   - Тысячи мокрых куриц! Ничего нельзя сделать по-своему в этом доме, - старик немного утихомирился, но все еще раздраженно посматривал на Дамьяна. Затем, прищурившись, приказал:
   - Проводи Найтингейл! Дорога плохая, грязь, трясины. Я буду волноваться за внучку. А ты ей поможешь, где руку подашь...
   - Где через лужу перенесу, - осклабился Дамьян. От его вида я вздрогнула всем телом, хотя на самом деле вся горела, словно от печного жара.
   - Премного благодарна за заботу, - как можно тверже сказала я. - Я не настолько беспомощна, чтобы утонуть в луже или заблудиться в трех соснах.
   - Ну, ну...- ввернул Дамьян и, поймав мой гневный взгляд, повторил еще более идевательским тоном, - ну, ну... Или, может быть, птичка-невеличка боится за сохранность своих мягоньких перышек?
   - Вы немного не в себе, мистер Клифер? Похоже, вам мерещатся лошади, раз вы то и дело нукаете. Я вам настойчиво советую вернуться в дом, лечь в постель и выпить теплой полынной настойки. Бред как рукой снимет.
   Дед взорвался раскатистым смехом. А лицо Дамьяна приняло угрожающее выражение, хотя в уголках глаз затаились смешинки.
   - Что получил! - не унимался старик. - Ну и характер!
   Я была ужасно довольна собой, хотя понимала, что мне не уйти от расправы и рано или поздно с меня возьмут плату за мои слова. Но сейчас я ликовала.
   - А вам, граф Китчестер, я дам ответ через несколько дней. Мне нужно время подумать.
   На этой триумфальной для себя ноте я гордо кивнула каждому из мужчин и торжественно покинула место встречи.
   Я прошла совсем чуть-чуть, когда услышала за спиной шаги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто преследует меня. Я не стала оборачиваться или прибавлять шаг. Я не намерена была доставлять ему еще большее удовольствие, показывая вновь охватившее меня смятение. Он догнал меня и, приноровившись к моим шагам, пошел рядом. Я демонстративно не заметила его и молча продолжала идти, уставившись под ноги. Сердце бешено прыгало, готовое вырваться из плена груди и, шлепнувшись в траву перед нами, разбиться вдребезги. Я чувствовала себя неуверенно и боялась любым движением или нервным жестом выдать свое состояние.
   И все же мой взгляд так и тянулся к нему. С прошлого лета он не сильно изменился, но мне хотелось как следует рассмотреть его, изучить каждую новую черточку на его лице. Поэтому я украдкой посматривала на него.
   Несмотря на то, что Дамьян был уже давно не мальчишка, он все так же имел вид отпетого хулигана. Худощавый, с взъерошенными волосами, неровными прядями спускавшимися на воротник куртки, с обветренным лицом и самодовольными черными глазами. Его нельзя было назвать красивым, а наглое выражение лица и язвительный взгляд, в котором отчетливо сквозила спесь, не делали его более привлекательным. И все же он притягивал к себе, как притягивает нечто опасное и неизведанное. Такого не пропустишь в толпе.
   На нем была толстая твидовая куртка с широкими отворотами и грубыми деревянными пуговицами, надетая поверх светлой шерстяной рубашки. Из голенища правого сапога торчала рукоять хлыста, видимо, он прискакал сюда на лошади. Но ни я, ни дед не слышали топота и лошадиного ржания.
   Разглядывая его, я поняла, что во мне возникли противоречивые чувства. С одной стороны у меня была неприязнь к нему, но в то же время резкие линии его лица интриговали меня, как художника. У меня чесались руки, так хотелось взять угольный карандаш, чтобы перенести то впечатление, которое вызывал во мне Дамьян, на бумагу. Мне было интересно, смогу ли я написать его. Но тут он прервал мои размышления.
   - Мои поздравления, ты обрела новую, любящую семью! Старик в последнее время вел себя странно, но я не сразу понял в чем, точнее, в ком дело.
   Проигнорировав его сарказм, я спросила о графе:
   - А что странного в его поведении? - заметив, что Дамьян не торопиться отвечать я добавила. - Я ведь мало знаю его.
   - Граф вернулся к делам, начал интересоваться владениями, следить за счетами.
   - Но он же обязан этим заниматься! - изумилась я.
   - Раньше! Он занимался этим раньше. До того, как...- Дамьян резко замолчал, неоконченная фраза повисла в воздухе. Впрочем, ее и не надо было завершать, я прекрасно поняла, что он имел ввиду: до того как в Китчестере появился он.
   - Теперь у меня есть дед, - зачем-то сообщила я, нарушив воцарившееся молчание.
   Он кивнул в сторону замка и, не скрывая презрения, сказал:
   - И еще несколько довольно неприятных родственничков и груда камней.
   Я ожидала, что он сейчас обвинит меня в том, что я встала между ним и Китчестером. Но он только еле заметно улыбался и наблюдал, как его высокие сапоги сбивают с травы ажурные невесомые плетения, усыпанные прозрачными каплями. Рваная паутинка цеплялась за сапоги и, схлестываясь травой, оставалась висеть на острых стеблях серыми клочьями.
   - А ты себя тоже относишь к неприятным родственничкам?
   Дамьян ответил не сразу. Некоторое время он смотрел вдаль, в сторону Китчестера, будто ждал, что замок подскажет ему нужные слова. Его губы все также кривились в подобии улыбки, но появилась какая-то грусть, затаившаяся в каждой черточке его лица
   - Возможно, даже к самому худшему из всех! - наконец ответил он, и мне послышалась в его словах горечь.
   Я хотела выяснить, что это значит, но он оставил мой вопрос без внимания:
   - Как тебе старик? Я никогда не видел его таким довольным. Уже начала вить из него веревки или еще только раздумываешь с чего бы начать?
   - Я полюбила его, - честно сказала я, ни капельки не обидевшись на его слова. Он обернулся ко мне, и меня пронзил острый, как бритва, взгляд, полоснувший по мне.
   - Ты полюбила его... - он сделал паузу, и жесткие складки пролегли у рта. - Знаешь, кто он?! Старик, погрязший с головой в собственном одиночестве, но вот у него появляется маленький любимец - птичка, которая день изо дня поет сидя в клетке, и своими песнями скрашивает ему оставшиеся часы. Он обожает ее, он чистит ей клетку, сыплет самые вкусные зернышки, поит ключевой водицей и сулит все блага мира. Но все же она только птичка, любимица, которую нужно держать под замком, чтобы она однажды не упорхнула...
   - Ты жесток.
   - Он вовсе не такой безобидный, каким прикидывается.
   - Я никогда бы не назвала его безобидным! - почти шепотом сказала я. - Он похож на раненного зверя, который мечется в поисках спасения и готов на все, чтобы получить лишнюю минутку жизни.
   - Согласен, - Дамьян пристально посмотрел на меня, будто увидел во мне нечто удивительное. Под его изучающим и впервые серьезным взглядом я чувствовала себя неуютно.
   - Ты должна знать, Лемуэл из той породы зверей, которые, если уж вцепились в кого-то челюстями, ни за что не отпустят жертву. Он выгрызет ее до последней косточки.
   - А ты? Разве ты не такой? - воскликнула я. - Вы друг друга стоите!
   Я зябко поежилась, когда раздался его хриплый смех, заглушаемый налетевшим порывом ветра. Плотнее запахнув плащ, я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Тусклое утреннее солнце, висевшее над макушками деревьев, еле проглядывало из-за серой слоящейся массы. Небо на наших глазах старилось и снова затягивалось тяжелыми тучами.
   - Осторожно, я ведь могу оскорбиться и потребовать расплату за столь неосмотрительные слова, - внезапно Дамьян сделал один большой шаг и остановился, преградив мне дорогу. От неожиданности я врезалась в него, но тут же отступила. У него была неприятная манера, если он хотел смутить человека, он смотрел на него не моргая. Вот и сейчас он уставился на меня своими угольными глазами, в непроглядной глубине которых полыхало неукротимое яростное пламя. Казалось, он готов был спалить меня заживо, если бы я хоть на миг отвела взгляд.
   - Ты сильно рискуешь, мое золотко, - тон его был обманчиво бесстрастным, и я не на шутку испугалась, вспомнив, все рассказы о его преступных похождениях.
   - Еще скажи, что ты слишком много мне позволяешь. И ни один человек кроме меня не осмеливался язвить тебе, - я выпятила подбородок и нагло ухмыльнулась, понимая, что, скорее всего, выгляжу жалко, пытаясь спастись, уколов его самолюбие.
   - И в чем же твоя исключительность, позволь узнать?
   С облегчением я увидела, как его губы дрогнули, сдерживая улыбку.
   - Разве ты не знаешь? Я не боюсь захлебнуться в твоей ответной желчи!
   - Ты заноза, - не понятно к чему вдруг произнес он и расхохотался, пропуская меня.
   - Ты примешь его приглашение? - спросил Дамьян через некоторое время.
   - Я не собираюсь притворяться, будто раздумываю над этим. Да, приму, потому что всю жизнь ждала этого.
   Ему понравилась моя откровенность, но он и сейчас не оставил свои насмешки.
   - Возможно, тебе придется не по душе то, что ты там встретишь. Серая птичка не приживется в стае акул, изголодавшихся по свежей, не отравленной интригами и ядом крови.
   Я безнадежно взмахнула рукой, пытаясь оградиться от его язвительных слов.
   - Да, это вполне возможно. Вчера нас едва ли встретили тепло, но я начинаю узнавать кое-что о Китчестерах и понимать, что значит - жить в таком месте. Впрочем, то, что я уже знаю, не вызвало у меня радости. Я не хочу быть одной из них.
   Он мне слегка улыбнулся, и его лицо ненадолго осветилось теплотой, такой редкой для него.
   - Вспомни, Лемуэл назвал тебя "настоящим Китчестером". В тебе есть несгибаемое упрямство и их бесценная гордость, которой они кичатся на каждом шагу. Ты больше Китчестер, чем думаешь.
   Я рассердилась, не желая этого признавать. Мне не хотелось представлять себя обладательницей каких-то мифических фамильных черт, и знать, что мой характер весьма предсказуем, потому что об этом позаботились мои предки.
   - Хоть это и банально, но мне хотелось бы считать, что я все-таки сама по себе. И сама...
   Но договорить мне не удалось.
   Перед нами раскинулся овраг, тот самый, который мне пришлось обходить по дороге сюда. Мы заметили его только тогда, когда подошли вплотную к обрыву. Дамьян вовремя отступил назад, я же не успела среагировать и мои ноги заскользили вниз по твердой мокрой глине. Пытаясь сохранить равновесие, я ухватилась за локоть Дамьяна. Но вместо того, чтобы удержать меня, он сделал шаг вперед и, оттолкнувшись, заскользил вниз вместе со мной. Нам еще повезло, что мы не упали, а только проехались по глине, оставив позади глубокую борозду.
   Когда мы оказались внизу, я вдруг осознала, что стою с крепко зажмуренными глазами, все еще вцепившись в его руку, которая теперь оказалась на моей талии и прижимала меня к нему. Он же напряженно посмеивался, уткнувшись носом мне в шею, и его теплое дыхание опаляло кожу. Я подскочила, словно ужаленная ядовитой змеей, и отпрыгнула в сторону, с чавканьем приземлившись на размытый речной водой дерн.
   - Зачем ты это сделал? Мы же могли упасть и кубарем скатиться вниз!
   Волна бессильного возмущения охватила меня, только оно помогло преодолеть охватившее меня волнение. Я прекрасно понимала, что вовсе не эта, по сути невинная, выходка, так подействовала на меня. Кожа на шее до сих пор хранила тепло его дыхания, и я никак не могла отвлечься от этого ощущения.
   - Я твердо стою на ногах, соловей, - и тут же добавил с самодовольным смешком, - Не удержался, надо же тебя немного встряхнуть. Я даже отсюда слышу, как стучит твое сердечко. Признайся, тебе понравилось.
   Последние слова он произнес двусмысленным тоном, явно имея в виду не наше скольжение по склону. В первое мгновение я растерялась, не зная, как реагировать на подобное заявление.
   - Я что, такой страшный? Ты отскочила от меня, как от насильника. Боишься, что я прямо тут же накинусь на тебя?
   Я одарила его любезной улыбкой
   - Не рассчитывай, что я брошусь от тебя с воплями ужаса. Ты еще не настолько чудовищен.
   Уголки его губ слегка приподнялись.
   - А может я только этого и хочу, чтобы ты боялась меня? - он резко замолчал, не отрывая жадного взгляда от моего лица. Его губы скривились в безобразной издевке.
   - Или мне действительно сделать это? Мы здесь одни, никто не откликнется на твои крики, - его масленый голос запорхал вокруг меня. - Скажи мне, ты уже целовалась? Или ты до сих пор целомудренна и невинна, как неоперившийся птенчик...
   Я с трудом удержалась от оплеухи. Ее сладостный звук уже слышался мне, но гордость не позволила дать Дамьяну лишний повод позубоскалить. Поэтому я коротко бросила ему:
   - Тоже мне Казанова.
   Впервые, возможно, он потерял дар речи. Я ощущала его растерянность и могла поклясться, что сейчас он придумывает для меня самые изощренные способы мщения. Он уже начал свою игру, наслаждаясь моим девичьем смятением, и не готов был вот так закончить ее.
   - Казанова?! - в его голосе со всей ясностью прозвучала требовательность, слишком ярая, слишком испугавшая меня - Я единственным, кто будет целовать тебя. Ты меня поняла, золотко мое? Я единственный, кто будет владеть тобой!
   - Я не тюк с шерстью, чтобы мной владеть! - воскликнула я.
   - Нет, ты гораздо более драгоценная вещь, - его газа сузились, выражение лица стало зловещим. - Нет, ты бесценна... Я буду тобой владеть, как самым величайшим сокровищем.
   От этой бесстыдной прямолинейности я разозлилась еще сильнее. Как он красуется, как он самоуверен! Не думая о последствиях, я выпалила первое, что пришло мне в голову.
   - Что за детские выходки! Тебе давно пора оставить свои издевки и вести себя, как подобает настоящему мужчине, а не уличному хулигану. Или ты способен только вредить и лгать, доставляя окружающим людям одни неприятности?! Ты зазнавшийся, самодовольный индюк!
   Бросив ему в лицо слова, я молниеносно развернулась, чтобы не видеть его бурной реакции, и начала карабкаться вверх по склону, откуда мы только что спустились. Так, трусливо поджав хвост, улепетывает дворовая псина, сжавшись всем тельцем в ожидании летящего вслед за ней камня. Вот и я боялась оглянуться, с каждым ударом сердца ожидая мстительного нападения. Но секунды проносились, а сзади была тишина - безмолвная, но почти физически ощутимая от звенящего в воздухе напряжения. Я уже трижды обругала себя, жалея, что позволила слабости взять верх и не встретила его ответ с достойным хладнокровием.
   Как назло овражный склон никак не желал поддаваться моим усилиям. Каждый шаг я делала с трудом из-за налипших на ботинки тяжелых комьев глины. Увесистый груз мешал мне принять устойчивое положение, и я опасалась, что в следующий раз непременно потеряю равновесие. Так и случилось. Сделав очередной неуверенный шаг, я почувствовала, как ботинок начинает скользить. Судорожно вытянув вперед руку, я схватилась за хилый кустик в безнадежной попытке устоять на ногах. И в ту же секунду вырвавшиеся на свободу корни окатили меня фонтаном земляных брызг, и я, больно приземлившись на мягкое место, съехала вниз.
   Нет, земля не разверзлась подо мной, чтобы поглотить меня и скрыть от невольного свидетеля мой мучительный стыд. Даже падение в навозную кучу, мне показалось в этот момент таким незначительно-мелким событием, по сравнению со случившимся сейчас.
   Я так и сидела не шелохнувшись, желая только одного, исчезнуть, раствориться в этой склизкой грязи. Звук шагов нарушил оцепеневшую тишину. Дамьян обошел меня и встал передо мной. Невидящим взглядом я уставилась на его сапоги. В отличие от моих ботинок они не были покрыты толстым слоем глины, лишь темно-бурые пятна с прилипшими к ним разорванными травинками красовались на квадратных носах. "Это несправедливо, несправедливо...". В отчаянии я закрыла лицо грязными ладонями, чтобы не видеть тускло поблескивающих мокрых сапог. Я знала, что этот беспомощный жест не спасет меня от Дамьяна, и с ужасом ждала его жестокого, безжалостного смеха.
   Но он не засмеялся. Вместо этого Дамьян склонился надо мной и рывком поднял на ноги. Я все еще держала ладони у лица, они были настолько одеревеневшими, что я не в силах была разжать их. Когда он принялся отряхивать с одежды грязь, волны ледяной неловкости окатили меня с ног до головы, остужая пылавшие от стыда щеки. Уже в сотый раз я воззвала к своей хваленой гордости, пытаясь вернуть утраченное самообладание. Однако его быстрые прикосновения, еще больше усугубляли мое и без того жалкое состояние. О чем Дамьян, разумеется, знал, и я предположила, что он таким образом мстит мне.
   Стоя в оцепенении, я молила, чтобы он ушел, оставил меня одну. Но уже в следующий миг Дамьян без усилий отвел мои онемевшие руки от лица. Я не смела взглянуть на него и поспешно опустила глаза. Но он не позволил. Сжав холодными пальцами мой подбородок, Дамьян требовательно запрокинул мою голову, заставив посмотреть на него. Вместо омерзения, которого я страшилась, на его лице сияла широкая мальчишеская улыбка. Ветер трепал белые волосы, захлестывая спутанные пряди на глаза.
   - Я похожа на огородное чучело, - пролепетала я и обрадовалась, услышав, что голос прозвучал не так жалко.
   - Еще как! - согласился со мной Дамьян, и водрузил обратно на макушку шляпку, съехавшую на самое ухо. При этом несколько креповых незабудок, любовно пришитых тетей Гризельдой, отвалились и остались у него в ладонях, размокшими, оборванными лоскутами. Крашеная материя от сырости полиняла, испачкав его пальцы голубой краской. Заметив это, Дамьян выругался и со всего размаха зашвырнул крохотные лоскутики в грязь. А затем рассмеялся, увидев мой жалобный взгляд, которым я проводила злосчастные цветы. Я тоже слегка улыбнулась, наблюдая за ним. Былая уверенность возвращалась ко мне. Еще немного и я смогу без стыда и смущения смотреть ему в глаза.
   - Мое поведение было ужасным, - сказала я уже более окрепшим голосом.
   - Отвратительным до самой печенки! Хотя временами все девственницы страдают помутнением рассудка!
   Я открыла было рот, чтобы ответить на его оскорбление, но Дамьян опередил меня:
   - Я шокирован тобой, сведен с ума, ошеломлен, возможно даже, убит наповал... Какие еще досчтоинства ты собираешься мне продемонстрировать? Хотя лучшего эффекта, чем сейчас, тебе уже врядли удастся достичь.
   Внезапно, Дамьян поднял меня на руки и зашагал через овраг. Он уверенно двигался вперед по упругим кочкам и сухим прогалинам, которые каким-то чутьем находил в вязкой жиже из гниющего осота и речного ила. Его руки держали меня крепко и легко, будто я махонькая девчушка, или сам он - мифический Геракл. Подойдя к склону, он не опустил меня, а все с той же уверенностью начал взбираться вверх по скользкой глине. Пару раз мы чуть не скатились вниз, но Дамьян чудом удерживал равновесие.
   Когда мы очутились наверху, я попыталась высвободиться. Но он и глазом не моргнул на мою просьбу опустить меня.
   - Ты помнишь, как мы расстались прошлым летом, Найтингейл? - вместо этого спросил он, шагая вперед. Дамьян редко произносил мое имя и, наверное, от этого мне почудилось, что он выдавил его из себя, заставив язык и рот с трудом произносить каждую букву.
   Мне его вопрос показался до абсурдности глупым. Как я могла забыть об этом? Часы, недели, месяцы я переживала весь наш разговор заново.
   - Ну, не совсем чтобы очень... - пробормотала я. - Помню, мы немного повздорили.
   - Значит повздорили? - Дамьян нисколечко не поверил в мою дырявую память. - А вот я помню все, что сказал тебе тогда. Тебе интересно, зачем я сегодня пришел? Я пришел из-за тебя, соловей. Я должен был... удостовериться в себе. Узнать, до сих пор ли я болен тобой!
   Я боялась отвечать, вдруг ляпну что-нибудь не то и своим глупым ответом испорчу это тревожное мгновение откровенности. Дамьян продолжал идти, все также крепко, без признаков усталости, сжимая меня в своих руках.
   - Ты ведь знаешь, что своим появлением сильно мешаешь мне?
   - Неужели? - голос меня подвел и у меня вырвался только тихий шепот.
   - Пока тебя не было, старик жил только одним - Китчестером. Я воспользовался этим. Изучил каждый камень, каждую травинку и песчинку, чтобы знать, что может принести пользу замку, а старику долгожданное удовлетворение. Мне же - сам Китчестер! Я хотел, - он рассмеялся, но в смехе не было радости, только мучительная тоска, - нет, я хочу владеть им. Но объявилась ты и все разрушила. С самого твоего появления я стал наблюдать за тобой, восприняв тебя как явного врага. Я не дурак, соловей. Жизнь вбила в меня столько опыта, что еще несколько подобных уроков и я просто задохнусь в нем. Но благодаря этому, я умею предугадывать и опережать события. Так и с тобой - я знал, что рано или поздно ты захочешь заполнить чистую страницу под заглавием "Китчестеры". А придя к графу, ты завоюешь его. И тогда для меня будет все потеряно.
   - Ты ошибаешься! - я удивилась, что голос мой не сорвался, хотя я была напряжена до предела. - Я не собираюсь никого завоевывать, я хочу только узнать его ближе. И мне ничего не надо от графа Китчестера.
   - Глупая! Ты уже завоевала его. Даже если ты ничего не хочешь от него, кроме дедовской любви, он все равно сделает по-своему - выбросит одного любимца и пригреет другого.
   - Но я сама не пойду на это! - я чувствовала, что уже не могу сдерживаться и перехожу на крик. - Ты же слышал наш разговор! Ты же все слышал!
   - Да, слышал, но твои слова ничего не значат для него.
   - Также как и для тебя, Дамьян! - мне безумно захотелось, чтобы он верил мне, чтобы никогда не смотрел на меня как на врага. - Все, что я говорила деду, все правда. Я не хочу быть твоим врагом!
   Дамьян остановился и неуклюже, как-то грубо, поставил меня на землю, оказавшись у меня за спиной. Его прерывистое, разгоряченное от быстрой ходьбы дыхание снова опалило меня. Невольно я прижала ладонь к шее, растирая, то место, где его дыхание щекотало кожу. Услышав его смешок, я отдернула руку и стиснула у груди ткань плаща. Он же с каким-то злорадным глумлением зашептал мне в ухо:
   - Найтингейл... Я верю тебе, и можешь избавить меня от этого умоляющего взгляда. Он тебе не идет. Ты же смелая, безрассудная пташка! Но я хочу, чтобы ты знала - хочешь, не хочешь, а ты мой враг. Ты мой самый заклятый враг, Найтингейл. Самый неумолимый и беспощадный, потому как ты уничтожила, раздавила меня, завладела моим сердцем и выпила всю мою душу без остатка. Ты обнажила мои слабости, вывернула наизнанку все мое существо, оставив меня оголенным и беззащитным. Не проходит и дня, чтобы я не проклинал тебя, потому что мне это не нравится, соловей. Мне не нравится, что кто-то владеет мной. И я не успокоюсь, пока мы не поменяемся ролями. Я охочусь за тобой, мое золотко, и как бы ты ни убегала от меня, как бы ни спасалась, я полностью подчиню тебя, ты будешь умолять о пощаде, я завладею тобой. Ты моя! Моя...
   Я стояла ни живая ни мертвая, не чувствуя под ногами твердой земли, не чувствуя бившего по моим щекам колючего ветра. Только одна мысль раненым зверем билась в голове: "Безумен, безумен!". Она пульсировала, застилая пеленой глаза и вселяя слепой ужас. В панике я вырвалась из его хищных объятий и бросилась бежать - бежать со всех ног, не оглядываясь, не разбирая дороги, бежать куда угодно, лишь бы подальше от него. В сердце родился страх, что он бросится за мной, будет преследовать меня, пока не догонит. Но только свистящий ветер гнался за мной попятам. Он подгонял меня, окутывал вихрями, будто, перепутав меня с беззаботным зонтиком, хотел подхватить в свои воздушные лапы, оторвать от земли и умчать вдаль.
   Мне казалось, что бежала я долго. Только когда острая боль пронзила бок и запульсировала, мешая движению, я замедлила бег и обернулась - погони не было. Я пошла медленнее, пытаясь восстановить дыхание, ноги не слушались, и я часто спотыкалась. Ветер все-таки сорвал с меня шляпку и разметал волосы. Представив себя: укутанная в плащ, грязная с ног до головы, с лохматыми спутанными волосами и раскрасневшимися щеками, - я истерически рассмеялась. Что скажет тетя Гризельда! Но с каким-то тревожным безразличием я отмахнулась от этой мысли. Сейчас я была настолько вымотана и опустошена, что просто не в состоянии была ни о чем думать. Мне хотелось только одного - зарыться в плед и уснуть.
   Слава богу, Сильвер-Белл стоял на самом краю деревни, и мне не пришлось никого пугать своим видом. Надеясь незаметно подняться к себе, я сняла грязные ботинки у двери и засунула их за горшки с геранью, затем на цыпочках прошмыгнула в холл и, стараясь не скрипеть половицами, стала подниматься по лестнице. Вдруг из кухни появилась Фини, неся в руках поднос, уставленный блюдцами с пирожками, сахарницей и чашками. Она напевала песенку, и у нее было прекрасное настроение, что с ней крайне редко случалось по утрам. Я затаилась, перестав дышать и молясь, чтобы она не подняла глаза. Но было уже поздно, Финифет заметила меня, оповестив об этом звоном громыхающего железа, разбитого стекла и душераздирающим возгласом:
   - Роби! Ты ли это?! - она прострела ко мне руки, и я могу поклясться, они дрогнули.
   Из гостиной послышались оханья и торопливые шаги. Дверь распахнулась, хлопнув об стену и выпустив встревоженную тетушку. Не замечая меня, тетя уставилась на пол, где в живописном беспорядке валялся ее завтрак вперемешку с осколками фарфора. Уже собираясь устроить экономке хорошую трепку, она, однако, обратила внимание, что руки Финифет неестественно вытянуты, а глаза как-то уж слишком усердно косятся в сторону лестницы и при этом рьяно ей подмигивают. Поддавшись беззвучному внушению, тетя Гризельда обратила свой взор на лестницу. В отличие от Фини она не стала устраивать представлений, а только сдержанно кивнула, оглядев мои всклоченные космы и ошметки грязи на плаще.
   - Ты совершенно измотана. Иди-ка наверх. Я пока сделаю молоко с медом. А Финифет принесет тебе горячей воды. Смой с себя всю эту грязь, переоденься, а потом мы поговорим.
   Я с облегчением отправилась наверх, но тут из-за спины тети появились Сибил и Виолетта. Зная, что утром я встречусь с графом, Летти пришла к нам, чтобы сразу же, как я появлюсь, услышать мой рассказ. При виде меня, она не стесняясь воскликнула:
   - Роби, ну ты и кикимора! - она скривила губы, и, не обращая внимания на попытки Сибил остановить ее, весело произнесла. - Тебя что, тащили волоком по земле?
   - Можно сказать и так, - произнесла я, нехотя отвечая на ее глупое высказывание. Мне было неприятно, что она так потешилась, увидев мое состояние. Летти рвалась сказать что-то еще, но тетя цыкнула на нее и отправила девушек в гостиную.
   Наконец, я поднялась к себе в комнату, где разделась, сбросив грязную одежду в кучу, и устало опустилась в сидячую ванну, с блаженством ощутив, как холод промозглого утра покидает мое тело. В горячую воду Финифет намешала сухой горчицы - это было ее фирменным средством от простуды, - и я хорошо пропарилась, пропитавшись терпким горьковатым запахом. Бессонная ночь и тревоги сегодняшнего утра давали о себе знать - веки отяжелели, и я с трудом заставила себя вылезти из ванны. Засыпая на ходу, я добралась до кровати и провалилась в глубокий, без сновидений, сон.
  

ГЛАВА 16

   Только через пару недель я нашла в себе силы пойти в Китчестер. Дед ждал моего ответа, и нужно было дать его.
   Все эти дни я жила как во сне, с чувством полного равнодушия ко всему. Это было состояние опустошенности и выпотрошенности, какое наступает после страшной бури. Моя встреча с Дамьяном оказалась тем разрушительным шквалом, после которого я поняла, что не выдержу натиска и вот-вот погибну, захлебнувшись в нахлынувших на меня переживаниях.
   Когда я спокойно обдумала разговор с ним, у меня родилась мысль, с каждым днем перераставшая в уверенность, - что я опять обманута. Обманута воображением, распалённым страстным желанием быть любимой. Я нашла тысячи причин не верить Дамьяну, и столько же - почему он сам мог пойти на такой откровенно-беспринципный шаг. То, что я приняла его слова за чистую монету, лишний раз показало мне, как я наивна. Этот человек жесток и циничен, ему ничего не стоило потешить себя, играя со мной в подобные игры. Тем более я стояла у него на пути, и он мог мстить мне, каждый раз изводя и доводя до панического состояния.
   Без зазрения совести Дамьян мог переступить черту, чтобы добиться цели. Знала ли его жестокость границы? Неоднократно я слышала дурное о нем. Я вспомнила о тех людях, чьи дома он и его шайка подожгли, отомстив за себя. И еще десятки подобных рассказов. Мне пришло в голову, что он также спокойно растопчет и меня, если решит, будто я мешаю ему.
   Но в то же время, я была уверена, что его тянуло ко мне. Я видела, как он весь словно вспыхивает рядом со мной. Однако какие реальные чувства живут в нем, я не знала. Может быть, я ему действительно нужна, но только как объект для глумления. Ему нравится играть со мной, нравится загонять меня в угол и наблюдать за моими метаниям. Я же страшилась этих игр. До сих пор я не могла разобраться в себе. Он отчаянно пугал меня и также отчаянно притягивал.
   В один из дней, когда я отрешенно сидела в саду, погруженная в карусель размышлений, терпение тетушки лопнуло. Она решила сама избавить меня от этой, как она выразилась, могильной апатии, и тем самым вернуть меня обществу, а само общество уберечь от преступных действий в отношении меня.
   - Потому что еще чуть-чуть - изрекла тетя, - и я сама лично превращусь в Отелло и придушу тебя, лишь бы не видеть твоих остекленевших глаз!
   Высказавшись, она скрылась в доме и через пару минут появилась вновь, в шляпке с пером и белым зонтиком, твердая и непоколебимая, как скала.
   - Пойдем! - скомандовала она мне. Я беспрекословно отложила книгу, которую так и не открыла, всунула ноги в легкие туфли и торопливо последовала за ней.
   Шли мы не долго. Уже через улицу тетя Гризельда свернула к кособокому каменному коттеджу, утопавшему в зарослях красной бузины. С видом боевого генерала она уверенно подошла к двери и, прилагая массу энтузиазма, заколотила в нее зонтиком.
   - Там же оглохнут, тетя! - воскликнула я. Минуту она мирно прислушивалась.
   - Что-то он не торопится, - сердито сообщила она.
   И вновь стала наносить ритмичные удары по двери, наполняя грохотом весь дом. Замахнувшись в очередной раз, тетя вскрикнула, так как дверь распахнулась, а она не успела отвести руку, и возникший перед нами мужчина тут же получил удар зонтиком по голове.
   Мужчиной оказался Том Греттем, его пушистые усы, закрученные спиральками на концах, возмущенно встопырились, когда он пришел в себя от удара и уставился на нас.
   Оказалось, тетя Гризельда решила прямо сейчас отправиться к Стоунхенджу. И оставив без внимания слабые возражения Тома, приказала запрячь коляску и отправиться в дорогу. Вскоре мы выезжали из деревни, завернув по дороге в Сильвер-Белл, за альбомом и угольными карандашами. Только теперь я начала понимать, что она задумала. Тетя знала, какое впечатление производят на меня древние каменные гиганты. Каждый раз у меня захватывало дух от их величия и красоты. Тетя решила, что если я побуду в этом таинственном месте, да еще и займусь там любимым делом, запечатлев свои ощущения на бумаге, то избавлюсь от угнетавшего меня чувства.
   И она оказалась права. Почти до самого заката я просидела на огромном валуне, впитывая в себя солнечное тепло и красоту камней. Руки без устали порхали, зарисовывая и узоры желтого мха на серой поверхности, и сеточки мелких трещин, и обточенные ветром сколы. Начав рисовать, я не могла остановиться, чувствуя, как сама наполняюсь живительной силой.
   А на следующий день я отправилась в Китчестер. В этот раз я не собиралась идти к нашему обычному месту, а подумала, что имею полное право прийти прямо в замок, прийти без приглашения, как внучка графа Китчестера. Тем самым я хотела дать понять, что готова простить старика и впустить его в свою жизнь. К Дамьяну же я намерена была относиться холодно и не поддаваться на его провокации.
   Стоял пригожий августовский день. После затяжных ливней и холодных туманов лето как будто бы выкроило для нас ласковое тепло. Накануне вечером Том сообщил, что собирается поехать в Солсбери по поручению миссис Додд. Приближался долгожданный августовский праздник, и в деревне шла деятельная подготовка. Пошив гардероба и дебют Летти были вытеснены праздником на второй план и тетушка вместе с миссис Додд начала обходить каждый дом, распределяя обязанности в предстоящем гулянии и давая отдельные поручения.
   Я могла бы гораздо быстрее добраться до замка вместе с Томом. Он сам предложил подвезти меня, не скрывая, что хочет услышать о моем посещении Китчестера. Но времени у меня было предостаточно, и я не могла сопротивляться искушению еще раз пройти по лугам вдоль речки, восстановив подробности нашего разговора с Дамьяном. Я наслаждалась прогулкой: в воздухе пахло теплой землей и травой, и витало какое-то дивное ощущение скорой осени.
   Замковые ворота были открыты. Прямо у входа на мосту играли детей. Мелкими камушками они сбивали вырезанные из дерева фигурки человечков и радостно галдели, когда фигурка с невысокого придорожного валуна падала в пыль. Когда я подошла, дети замолчали и проводили меня взглядом. Похоже, нечасто они встречали здесь чужака.
   Подойдя к парадному крыльцу, я услышала, как кто-то окликает меня. Обернувшись, я сначала никого не увидела, только густые неухоженные заросли роз. Но потом заметила в дальней части сада Эллен Уолтер. Она лежала на длинном шезлонге, одна рука была откинута за голову, а другая лежала на груди, сжав у горла мягкую ткань шали. Рядом с шезлонгом стоял маленький переносной столик с графином воды, стаканом и баночкой нюхательной соли. Я подошла к ней и поздоровалась. У нее было изможденное лицо, и вены на руках показались мне еще синее.
   - Как сегодня тепло! - произнесла она, не открывая глаз. - Даже мои больные косточки требую иногда солнечных ванн.
   - Погода чудесная, - согласилась я.
   С усилием она приподняла веки и взглянула на меня.
   - Не стесняйся, присаживайся прямо на шезлонг. Терпеть не могу, когда кто-то стоит, и мне приходится напрягать шею.
   Я аккуратненько уместилась на краешке, стараясь не сильно беспокоить ее укутанные в плед ноги. Сегодня миссис Уолтер выглядела более уверенной, чем за обедом. Скорее всего, из-за того, что рядом нет ее матери.
   - Здесь так приятно в тени роз, - она слабым жестом указала на высокие кусты, нависавшие над шезлонгом, - и этот нежный запах. Ты чувствуешь его?
   Я втянула воздух, и легкие наполнились приторно-сладким ароматом. Его никак не назовешь нежным, он давил, и хотелось убежать на открытое пространство, где свежий, чистый запах луга.
   - По-моему, он слишком дурманящий, - заметила я.
   - Наверное, ты права, мы так долго отравляемся этим воздухом, что уже не замечаем охватившего нас дурмана.
   Я была удивлена этой странной фразой. Она снова замолчала, и мне показалось, что женщина заснула. Однако когда я уже собралась подняться, Эллен спросила:
   - Ты пришла к Лемуэлу?
   - Да, я хотела бы навестить деда.
   - Славно. Дядя в последние дни подавлен. Он думает, ты все еще в обиде на него.
   - Нет, это совсем не так. Наоборот, я пришла сказать ему, что прощаю его.
   - Вот и славно, - снова повторила миссис Уолтер. - Я рада, что между вами все наладилось. Как долго тяготило Китчестер это несчастье! Иногда мне кажется, сам замок таит в себе какое-то проклятие - слишком много бед обрушивается на людей, живущих тут.
   В этот момент она думала о своей собственной беде - я поняла это по тому, как напряглась ее рука на груди, как побелели губы, сжавшись в горестную линию. Я невольно дотронулась до ее ног, пытаясь передать свое сочувствие, как-то утешить. Но она отодвинулась и сделала это скорее бессознательно, вряд ли почувствовав сквозь толстый слой пледа мое прикосновение.
   - Ты будешь приходить к нам? Только не забывай делать это почаще. Здесь, за этими стенами, мы так редко видим новые лица, - женщина улыбнулась еле заметно. - Тем более дочери Эдварда, я буду всегда рада.
   От всей души я поблагодарила ее. Еще во время первого посещения Эллен Уолтер была единственная, кто оказала мне теплый прием. Я надеялась, что обрету в ней поддержку и, вопреки словам деда, настоящую родственную теплоту.
   - А теперь иди к дяде Лемуэлу, а то я тебя совсем задержала. Мне так хотелось хоть с кем-нибудь перемолвиться словечком.
   - Я думаю, дед не будет против, если я посижу немного с вами.
   Она тихонько рассмеялась, сказав, что лучше не заставлять старика ждать.
   Прежде чем мне уйти, она попросила найти ее мужа, гулявшего где-то неподалеку. Я обошла в поисках почти весь сад и нашла его возле беседки, стоявшей в конце узкой дорожки. Строение это было когда-то белым, с ажурной резьбой и витыми столбиками. Но уже настолько старым, что краска слезла и облупилась, фрагменты резьбы почти стерлись, а многие дощечки отвалились выбитые ползучими стеблями плюща. Вокруг беседки полукольцом расползлись бесформенные заросли с ярко-красными, розовыми и белами цветами.
   Мужчина сидел на корточках перед бутоном красной розы. Он внимательно разглядывал его и с чувством вздыхал. Подойдя ближе, я услышала его восхищенное бормотание:
   - Немыслимо... невозможно...
   - Что невозможно, мистер Уолтер? - не удержалась я от вопроса, и подошла еще ближе, пытаясь рассмотреть объект его пристально внимания.
   Мужчина, казалось, даже не удивился моему присутствию. Он выпрямился во весь рост и горячо воскликнул:
   - Светлячки!
   - А что с ними не так? - изумилась я и поняла, что подобного невежества мне не простят.
   - С ними все не так! - он возмущенно оглядел меня, будто я кощунствую, оскверняя саму сущность насекомых своим незнанием. - Немыслимо, невозможно представить себе более совершенного существа. А тайна, какой наделила их богиня Природа?! Почувствуйте, как трепещет ваше сердце, когда вы выходите в ночь, а там целый рой светлячков танцует хаотичный танец любви...
   - Танец любви? - скептически переспросила я.
   - ... и кругом свет, свет, свет! Это невозможно, думаете вы! Ведь только сегодня днем вы рассматривали этих крохотных созданий. Они выглядели самыми обычными жучками... А ночью вдруг зажглись тысячи свечек во тьме! Решено! Сегодня же... нет, сейчас же, я напишу оду этому удивительнейшему, таинственнейшему созданию!
   - О, это... необычно! - неуверенно выдохнула я, не зная, что ответить в подобной ситуации. - Вы могли бы написать оду сразу же, как только поговорите с миссис Уолтер. Она звала вас.
   - Эли? Чудесно! Надо непременно показать ей эту чудную тварь божью, - мужчина наклонился и, едва касаясь, стряхнул с цветка насекомое в ладонь. Мне почему-то подумалось, что Эллен не будет столь воодушевлена при виде жука. Я оставила мистера Уолтера позади, он шел медленно, любуясь насекомым и подбирая слова первой строчки.
   При моем появлении Эллен приоткрыла глаза. Я сказала, что мистер Уолтер сейчас будет, и предупредила ее о жуке-вдохновителе. Затем я попрощалась с ней и направилась к парадному крыльцу. Но Эллен опять окликнула меня.
   - А ты уже была в парниках Дамьяна? - спросила она, и тут же добавила, видя, что я не понимаю о чем речь. - Это то, чем он занимается. Конечно, там нет еще самих парников, но землю уже разметили для построек и привезли строительный материал и инвентарь. Уже можно увидеть масштаб и сложность затеянной работы.
   - Было бы интересно посмотреть, - отозвалась я, поняв, что очень хочу узнать обо всем.
   - Тебе надо туда сходить. Это грандиозно! - она говорила с какой-то непреклонностью и даже гордостью. - Мальчик трудится как пчелка с утра до ночи.
   Я не стала отвечать, так как, замолчав, Эллен закрыла глаза и откинулась на подушечку.
   Подойдя к парадной двери, я громко постучала чугунной розой в пасти льва. Эхо ударов гулко разнеслось в стенах дома. В этот раз я ждала дворецкого гораздо дольше, и мне пришлось еще раз постучать, прежде чем открылась дверь. Без тени узнавания на лице Джордан вперил в меня взгляд своих рыбьих глаз.
   - Вам назначено?
   Я не стала дерзить ему, как в прошлый раз, а сообщила, что пришла повидаться со своим дедом графом Китчестером. На заросшем бакенбардами лице дворецкого не отразилось ни единой эмоции, он только кивнул нарочито медленно и уперся взглядом в потолочные балки, больше не интересуясь моей скромной персоной.
   - Лорд Китчестер отдыхает. Но мне приказано провести вас к леди Редлифф, когда вы появитесь. Следуйте за мной, мисс Сноу.
   Мы прошли вдоль уже знакомого мне коридора и поднялись вверх по лестнице, очутившись на просторной площадке. Крутая лестница вела дальше вверх, а по бокам виднелись узкие дверцы. Как я потом узнала, одна из них вела в восточное крыло дома, а другая, поменьше, на галерею менестрелей. Прямо перед нами был арочный проход такой же, как и в пиршественном зале, только укрытый гобеленовыми занавесями. За ним начиналась длинная полутемная галерея, увешанная картинами и портретами. Мне хватило мимолетного взгляда, чтобы понять, что за картинами не ухаживают. Некоторые из них были засижены до черноты мухами, другие - покрывала туманная пленка, на многих виднелись коричневые пятна сырости.
   Мы прошли через галерею и, поднявшись еще по одной лестнице, очутились в небольшой гостиной. Здесь было множество стульев и стеклянных шкафов с хрупкой посудой.
   Джордан повернулся и обратился ко мне, упершись взглядом в потолочные балки.
   - Подождите здесь, мисс Сноу. Я доложу о вас.
   Он открыл дверь, обитую такой же декоративной тканью, что и стены, и, глядя куда-то вверх, сообщил обо мне. В ответ я услышала холодный голос леди Редлифф, приглашавший меня.
   Я вошла, чувствуя, что волнуюсь. Очутилась я в спальне, большой, но сильно заставленной мебелью, отчего казавшейся тесной и неуютной. Вдоль стен - этажерки с фарфором и высокие напольные часы. В дальнем углу - трюмо, уставленное подставками с различными париками. Место у окна занимала невысокая тахта, застеленная плюшем. Рядом круглый столик с фарфоровой вазой с белыми розами. Но все это я окинула только беглым взглядом. Мое внимание сосредоточилось на женщине, стоявшей перед окном. На ней было платье темно-красного цвета с высоким воротником, скрепленным брошью из гранатов и жемчуга. В ушах - массивные гранатовые серьги. На голове была бардовая шляпка-котелок, расшитая крупным бисером, которая в этот раз не только служила украшением, но и удерживала на голове парик - черные волосы, завитые и уложенные в сетку.
   Несколько секунд мы оценивающе рассматривали друг друга. Почувствовав враждебность в ее взгляде, я подняла голову выше и, возможно, когда поздоровалась со старой леди, в моем голосе прозвучало высокомерие.
   - Добрый день, леди Редлифф.
   На мое приветствие она протянула руку, словно была королевой, а я - ее подданной. И мне показалось даже, будто она ждет, что я опущусь перед ней на колени. Вместо этого я холодно взяла протянутую руку и дерзко потрясла ее.
   - Я ждала, что ты придешь раньше, - сказала она, вырывая руку и сжав пальцы в кулак.
   - Я хочу повидать деда, но дворецкий сообщил, что вы хотели со мной поговорить.
   Ее глаза сверкнули, но ответила она, как ни удивительно, шутливым тоном:
   - Странно, что Джордан за это время не забыл моего приказа. Обычно, то время, что он не проводит перед зеркалом, уходит у него на пренебрежение своими обязанностями.
   Я не поддержала ее шутки, понимая, что старуха специально тянет время, чтобы ослабить мою бдительность.
   - Но что же ты стоишь? Дочка Эдварда не должна ждать специального приглашения, - она указала на стул, придвинутый к столику, а сама села на тахту. Прямая и величественная, только сейчас я заметила, что глаза у нее светло-серые, почти бесцветные.
   - Ты ходишь пешком? Наверное, это так утомительно, особенно, для внучки графа, - она посмотрела на меня так, словно хотела проникнуть в мои мысли.
   - Нет, не утомительно. Наоборот, полезно для здоровья. Что вы собираетесь мне сказать?
   Я сидела лицом к свету, падавшему сквозь кружевные занавески. А ее лицо оставалось в тени. Похоже, она специально посадила меня так, ставя в невыгодное положение.
   - Я вижу, ты не разводишь пустых разговоров, - мне почудилось в ее голосе одобрение. - Ты не из тех глупых современных девиц, которые падают в обморок при первом же затруднении.
   - Можно ли сделать такое заключение за столь короткое знакомство? - парировала я. Я не собиралась выказывать ей почтительность, чего она, по всей видимости, ожидала.
   - Мои глаза остались такими же зоркими, как в двадцать лет. А сейчас им помогает еще и богатый опыт, которого не было в молодости. Кроме того, я наблюдала за тобой, когда ты и... эта женщина пришли к нам на обед. Ты сумела себя подать и вела достойно.
   - О какой женщине вы говорите? - спросила я, угрожающе нахмурившись. - Вы, видимо, имели в виду мою тетю - мисс Гризельду Уилоуби? Не верится, что вы могли забыть ее имя.
   На лице ее застыла многозначительная, вкрадчивая улыбка, из тех, что предназначены непослушному ребенку, который плохо ведет себя в присутствии посторонних.
   - Я не жалуюсь на память, милочка. Но впредь запомни, я не терплю, когда меня перебивают. Ты должна еще заслужить право находиться в этом доме. Будь покорна - и я, возможно, посмотрю на тебя благосклонно.
   Я ощутила, какой силой она обладает. Леди Рэдлифф откровенно давила на меня, и мне было трудно ей не подчиниться. Неважно, что ее тело старо, ее дух был несгибаем, и я осознала, почему все боятся Элеонору. У нее были свои планы в отношении меня, - ее взгляд сказал мне об этом. Я насторожилась. И твердо посмотрела ей в глаза, так как поняла, что мне придется бороться с ней.
   - Дед пригласил меня в этот дом, и, полагаю, вы не будете идти против желаний графа Китчестера? А что касается покорности - то увы... С самого детства я была предоставлена самой себе, и никто не позаботился развить во мне подобные склонности. С годами этот недостаток только укрепился. Покорность, подчинение, послушание - в этих делах я полный профан, и если уж вам так захочется просветить меня, то, поверьте мне, ничем хорошим для вас это не кончится.
   С минуту леди Элеонора сидела почти неподвижно, но раздражение подняло ее с места, без особой надобности она развернула вазу и оборвала увядшие лепестки, скомкав их и бросив комочки на стол. Снова села, сцепив ладони перед собой. Тяжелые перстни сердито брякнули по столешнице.
   - Я хочу знать, - наконец, произнесла она, - как ты собираешься поступить. Уверена, Лемуэл готов признать тебя. По крайней мере, он уже вписал Эдварда в библию, кстати, на то же самое место, откуда когда-то вычеркнул его.
   Леди Редлифф вопросительно посмотрела на меня, но я не стала отвечать. Видимо, старуха не знала, что граф уже подписал бумаги, в которых признавал мои права, и меня это не удивило. Было такое чувство, что граф решил придержать новость, пока я не дам окончательного ответа. Или же у него были планы неизвестные мне.
   - Могу сказать только, что дед пригласил меня пожить в Китчестре. Но я приму его предложение только в следующем году, так как на днях собираюсь вернуться в Академию.
   Казалось, она вздохнула с облегчением, узнав, что я не побеспокою их в ближайшее время.
   - Значит, граф всерьез рассчитывает на тебя. Что ж, не могу сказать, что мне это не нравится. Я опасалась, что на старости лет он сошел с ума. Я бы не стерпела, если бы родовой замок попал в руки этого жабеныша. Ты - другое дело. Как бы я к тебе не относилась, ты имеешь полное право быть одним из Китчестров.
   - Спасибо, что вспомнили об этом, - насмешливо поблагодарила я ее.
   - Вижу, тебя смешит наш разговор. Однако я могу простить твою легкомысленность, учитывая твои молодые годы и, как ты сама призналась, невоспитанность. Я же хочу предложить союз. И если ты хотя бы вполовину так умна, как о себе думаешь, то примешь мое предложение.
   - Я вряд ли могу отказать вам, не обидев вас, - ответила я. - Но, знаете, все же не стоит! Я очень несдержанна, и, если меня что-то не устроит, то могу натворить много такого, о чем впоследствии буду жалеть.
   - Нахалка! - бескровные губы Элеоноры сжались в жесткую линию. - Зачем делать вид, будто мы испытываем друг к другу симпатию? И все же я готова протянуть руку тебе. Это лучше, чем видеть, как нищий выродок хозяйничает на землях наших предков. В какой-то степени я даже довольна, что ты появилась в Китчестере. Естественно, мне жаль Эдварда. Он всегда был не слишком стойким. Боюсь, это можно сказать о многих в нашей семье.
   Я посмотрела на ее прямую спину и позволила себе заметить:
   - Но вы явно не страдаете таким недостатком.
   Снисходительно улыбнувшись, леди Редлифф дала понять, что разговор окончен. Она сказала мне все, что собиралась. По ее виду я поняла, что у нее нет никаких сомнений в том, что я с признательностью приму ее предложение. На ее властном лице была высечена такая непоколебимая уверенность, свидетельствовавшая о том, что она не привыкла к возражениям. Похоже, я должна была безмерно благодарить ее за оказанную мне честь и доверие.
   Когда старуха позвонила в колокольчик, Джордан тут же предстал пред нами, церемонно раскланявшись на пороге, с каждым поклоном все выше задирая свой острый подбородок.
   - Проводите мисс Сноу в комнату к милорду, - повелела леди Элеонора, указав на меня скрюченным пальцем, как будто сам мужчина не поймет, кого из нас ему следует проводить.
   - Граф в это время отдыхает, будь добра не задерживаться у него. Джордан проследи!
   С невыразимым почтением на лице, дворецкий еще раз согнулся пополам. Я вслух выразила сожаление, что столь выдающийся талант прозябает в услужении, вместо того чтобы блистать яркими ролями на подмостках лондонского театра. После моих слов Джордан на миг забыл о своей безответной страсти к потолочным балкам, и опустил подбородок, с легким замешательством взглянув на меня. Элеонора же надменно отчитала меня за грубость.
   На прощание я не удержалась и подлила масла в огонь:
   - Я подумаю над вашими словами, леди Редлифф. Но не обещаю, что мой ответ будет положительным. Вы сами сказали, что мы не испытываем друг к другу симпатии, так надо ли лишний раз насиловать себя, идя на соглашение друг с другом.
   С дедом я пробыла недолго, хотя именно с ним мне хотелось провести больше времени. Его комната находилась внизу, и мы опять преодолели множество лестниц и коридорчиков, пока добирались до нее. Обстановка в спальне деда была самая простая, если не сказать скудная. Разобранная кровать, кресло-качалка у камина, комод с парой канделябров на нем и низкая тумбочка у изголовья с ворохом газет. Единственное, что приковывало внимание, были две облезлые медвежьи шкуры, расстеленные на полу перед кроватью и у камина. Старик полулежал на огромных пуховых подушках, почти полностью утопая в них. Его маленькое тощее тельце покрывала просторная ночная сорочка, а на голове восседал, гордо торча вверх, штопаный колпак. Увидев меня, он не скрыл радости. Тут же взбодрился и захотел подняться, чтобы переодеться и принять меня по всем правилам. Но я воспротивилась.
   - Что вы! Если я помешаю вашему отдыху, то цербер за дверью, доложит обо всем леди Элеоноре. Он когда-нибудь снисходит до того, чтобы общаться с людьми, как обычный человек? Или же он так и родился с задранным вверх подбородком, и тут уж ничего не поделаешь?
   Старик захохотал, весело поглядывая на дверь. И нарочито громко сказал:
   - Боюсь, Джордан слишком долго проработал у нас - его организм уже отравлен миазмами китчеровской спеси и высокомерия. И потом, мы держим небольшой штат прислуги, но даже такого количества достаточно, чтобы человек, командовавший ими, ощутил вкус власти.
   Мы разговорились, не замечая, как летит время. Я сказала, что принимаю его приглашение и после завершения учебы, приеду сюда. Но мои слова почему-то не обрадовали деда. Наоборот, в нем появилось непонятное беспокойство. Заметив это, я спросила, в чем дело.
   - Слишком долго ждать! Я только что обрел тебя и вновь потеряю на целый год, - попробовал отшутиться дед, но я поняла, что за его словами скрывается нечто большее. Я хотела, чтобы он поделился со мной своими тревогами, но граф снова стал привычно лукавым и довольно щурился, поглядывая на меня.
   - Ты разговаривала с Элеонорой? - внезапно спросил дед. - Что она от тебя хотела?
   - О, вы уже в курсе?! Новости в этом доме доставляются с ошеломляющей скоростью. И не прикидывайтесь, будто не знаете, о чем мы говорили. Все равно не поверю. Я так понимаю, цербер успел и там и тут. Возомнил себя ловкачом Труффальдино?
   Но дед уже был настроен на серьезный тон.
   - Она ненавидит Дамьяна. И чем больше шансов у мальчика поставить Китчестер на ноги, тем сильнее будет ее ненависть.
   - Но почему? Это как пилить сук, на котором сидишь.
   - Лучше пусть сук будет спилен, а дерево срублено, чем быть всю жизнь обязанной такому ничтожеству. Ее гордость не просто уязвлена, она втоптана в грязь и заплевана этим выскочкой. Так она считает. Твое появление вселило в нее новую надежду, похоже, она решила воспользоваться тобой, чтобы избавиться от ненавистного мальчишки.
   - Хотела бы я знать, как она это сделает! Неужели она думает, что я соглашусь... В последнее время у меня такое ощущение, что я весьма значительная особа, просто пуп земли какой-то! Нет, целое пупище гигантских размеров! Все чего-то хотят от меня, рвутся заслужить мое доверие, запугать и воспользоваться мной по своему усмотрению!
   Он поддался вперед и наклонился ко мне через край кровати. Морщинистыми птичьими пальцами старик дотронулся до моих волос, уложенных на затылке в тугой узел.
   - Нельзя настраивать против себя Элеонору. Я сам с ней поговорю. Все привыкли к моему своеволию, и в отличие от тебя, они не могут убежать от меня - а тебя я могу потерять. Я не хочу этого. Я чувствую себя сейчас живее, чем за последний десяток лет... Теперь ты можешь идти.
   Сказав это, он пожал мне руку и, откинувшись на подушки, закрыл глаза. Я всматривалась в его лицо, надеясь прочитать хоть какие-то чувства на нем, кроме все того же лукавства. С нарастающей досадой я поняла, что дед так ни разу и не сказал мне, что будет скучать и ждать моего возвращения. За то время, что я смотрела на него, лицо его, дряхлое и желтушное, расслабилось, пропало сковывавшее его напряжение, и дед громко засопел.
   Через несколько дней я уехала в Дарем. В этот раз я ехала намного раньше назначенного до конца каникул времени, так как должна была выполнить поручение директрисы. Мисс Дарлингтон прислала мне письмо, в котором просила сопроводить новую ученицу. Девочка была из знатной родовитой семьи и приходилась племянницей герцогу Лестребскому. Я была очень польщена, что директриса выбрала меня в качестве провожатой, отрекомендовав семье девочки как одну из лучших воспитанниц академии и возможно будущую преподавательницу. После недолгого собеседования с ее семьей, живущей во время сезона в Лондоне, я была принята и одобрена в качестве провожатой. Для меня же этот момент стал первым испытанием, переходом во взрослую самостоятельную жизнь. Мне уже пора было задумываться о будущем и начинать делать крохотные шажочки в этом направлении. Сама я еще не представляла, каким оно будет и чего я хочу для себя. Но то, что другие уже видят во мне вполне самостоятельного человека, готового бороться с трудностями и отвечать за чужую жизнь, порадовало меня и только укрепило во мне желание стать именно таким человеком.
  

ГЛАВА 17

   Последний год учебы пролетел для меня слишком быстро. В расписании появились новые занятия, и количество свободного времени уменьшилось, но я чувствовала себя беззаботной и совсем не обремененной учебой. Эта легкость выглядела странно, если учесть, что мне надо было думать о будущем.
   Я всегда знала, что буду зарабатывать на жизнь. Конечно же, я могла остаться в деревне и жить без каких-либо особых дел, но мне не хотелось становиться обузой для тетушки. Мысли о ярмарке невест и сезонах, где я могла бы заполучить мужа, были для меня отвратительны. Тем более, ни у меня, ни у тети не было таких денег, чтобы оплатить столь дорогое удовольствие. Поэтому мысли о замужестве, как о способе устроить свое будущее, раз и навсегда покинули меня, когда я поняла, что мне предстоит идти другой дорогой.
   По правде говоря, в этот год я должна была сделать все, чтобы уже к выпуску иметь приглашение на достойное место. Как когда-то сказала тетя Гризельда, выбор подобного места весьма небольшой для девушки из приличной семьи - либо стать гувернанткой, либо компаньонкой у старой леди. Но меня не прельщало ни то, ни другое. В отличие от моей подруги Софи Ларкем я не просматривала газеты с объявлениями о вакансиях и не рассылала пачки писем и рекомендации академии, предлагая свою кандидатуру. Весь этот год я с энтузиазмом ждала, что директриса обратится ко мне с предложением. Ведь не зря она отрекомендовала меня как будущую преподавательницу Даремской Академии благородных девиц.
   Годы учебы сделали нас с Софи близкими подругами. Она, так же как и я, не попала в число тех счастливиц, чьи судьбы решаются на светских балах, а достоинства обсуждаются за карточными столами, между ставками и партиями. Мне до сих пор не понятно, по каким причинам Софи выбрала для себя стезю гувернантки. В моем представлении гувернантка должна быть неким эфемерным существом, которое можно увидеть только в классной комнате, а в других частях дома оно растворялось и исчезало, чтобы не мешаться под ногами слуг, не попадаться на глаза деспотичному хозяину и не вызывать мигрени у чувствительной хозяйки. Пытаться вписать Софи в этот образ - было бы крайне оскорбительным. Потому как она была невероятно энергична. Никто не видел ее скучающей без дела или пребывающей в депрессии. Именно благодаря ей годы учебы стали для меня яркими и веселыми. Мы устраивали скачки на холмистых лугах, выходили по утрам в море на старенькой лодке, ставили потешные спектакли, к которым сами же шили костюмы, а иногда (и к нашему полному восторгу нам все прощалось) сбегали из-под опеки миссис Вестедж на деревенские праздники. В общем, я не представляла Софи в роли гувернантки, и мне было горько, что она растратит свою пылкую душу в услужении.
   В начале марта состоялось собрание учителей. После него учителя стали поглядывать на меня с любопытством, и многие благосклонно улыбались. Я поняла, свершилось то, чего я так жаждала - мисс Дарлингтон предложила мою кандидатуру в качестве преподавателя. И теперь я со дня на день ожидала, что директриса вызовет меня. Но разговор произошел только в мае.
   Пригласив меня в кабинет, она сама лично налила мне кружку чая и, положив два кусочка сахара, очень долго и тщательно перемешивала. Пока серебряная ложечка монотонно выписывала круги, директриса изучала исписанные четким подчерком листы. Наконец, отложив листы, она пододвинула мне блюдце с чашкой чая и заговорила. Начала она издалека. Сказала, что в течение всех этих лет наблюдала за мной и осталась довольна моими успехами в учебе и блестящими знаниями, которые я неоднократно демонстрировала. Кроме того, она попросила всех преподавателей оценить меня. И я с гордостью услышала, что все отозвались обо мне положительно. Затем мисс Дарлингтон долго распространялась на тему новейших методик обучения и пользе молодых учителей с их свежими взглядами и идеями. В конце этого длинного монолога директриса предложила мне занять место в преподавательском составе и учить воспитанниц английской и иностранной литературе. Но было и условие, сильно огорчившее меня в первый момент. Приступить к обязанностям я смогу только через год, когда миссис Эбинест уйдет на заслуженный отдых и освободит место. Мисс Дарлингтон обещала, что я обязательно займу эту вакансию. так как я подхожу ей по всем показателям. Если же, разумеется, меня это устроит, и я приму ее предложение.
   Год! Мне предстоит ждать целый год! Я надеялась, что уже летом приступлю к работе и стану независимой. В конце сентября мне исполнится восемнадцать, и хотелось бы к этому времени выйти из-под опеки тетушки. Однако и с таким условием я обязана быть благодарной мисс Дарлингтон. Как выразилась директриса, у меня будет время подумать. Перед Рождеством я должна дать окончательный ответ. Я от всего сердца поблагодарила ее, и покинула кабинет окрыленная успехом.
   Через пару дней я в корне изменила мнение на счет предстоящего года ожидания. Теперь я была счастлива, что у меня будет уйма свободного времени, которое я могу потратить на тысячи дел. Софи повезло меньше. Сразу же после выпуска она приступала к работе. Расставаясь, мы обещали писать письма и навестить друг друга, как только будет возможность.
   Дорога до дома прошла как обычно в ожидании встречи с родными. Я представляла, как они обрадуются, когда я сообщу новость. И как Фини тотчас отправится на прогулку, неожиданно вспомнив, что еще утром обещала заскочить к знакомой. И уже через полчаса к нам потекут потоки визитеров. А миссис Додд однозначно заявит, что мои успехи - это, безусловно, ее заслуга, поскольку хорошо вымуштровала меня и привила мне любовь к дисциплине и знаниям еще в те времена, когда я посещала местную школу.
   Я думала о том, как проведу этот год. Представляла уютные вечера в гостиной у огня, когда тетя будет пить какао и грызть овсяные печенья с миндалем, к которым испытывала особое пристрастие. Я же, утонув в кресле, буду перелистывать уже истертые до дыр книги. И весь вечер мы будем смеяться над дневными происшествиями. Ведь даже в такой глухой деревушке, как наша, всегда найдется что-нибудь, над чем можно посмеяться.
   Но кроме Сильвер-Белла меня ждал Китчестер. О, я с нетерпением предвкушала это время! И хотя мне порой казалось, что, переступив порог Китчестера, я, словно ничтожная мушка, окажусь в цепких объятиях гибельной паутины. От этих мыслей мне становилось не по себе. Я гнала их прочь, уповая, что любовь деда даст мне силы выдержать интриги вокруг меня, а его воля подавит непомерное желание леди Редлифф управлять мной.
   Однако почти все мои мысли занимал Дамьян Клифер - человек с привычкой неожиданно возникать в моей жизни и приводить мои чувства в состояние стихийного бедствия. Размышляя о нем, я поняла, что совсем ничего не знаю о мужчинах. Многие девушки моего возраста уже имели кое-какой опыт общения с ними, взять хотя бы Летти с ее романами или моих бывших соседок по комнате Лидию и Моник. Разумеется, я не собиралась уподобляться им. Мне нужно было всего лишь немного знаний, чтобы уверенно чувствовать себя в присутствии Дамьяна. Меня раздражало, что рядом с ним я неизменно теряла самообладание и городила всякий вздор.
   Он волновал меня. Но я старалась объяснить это волнение его резким и пугающим поведением. Мне не хотелось думать, что я испытываю к нему нечто большее, чем простое любопытство. Он был совсем не тем благородным принцем, о котором грезило мое девичье сердце. Но я признавалась себе, что жду с ним встречи гораздо сильнее, чем должна бы. Почему же?! В тысячный раз вопрошала я себя. Но всякий раз я закрывала глаза и в тревожном волнении замирала. Что же будет в Китчестере?! Как я боялась! Но как же я ждала!
   На вокзале в Солсбери меня встречала тетя Гризельда. Увидев ее, я не смогла скрыть улыбку. Она даже тут предпочитала быть в центре всеобщего внимания.
   Тетя стояла прямо на пути движения носильщиков и не замечала, сколь неудобства доставляет ее внушительная фигура щуплым паренькам, с большим трудом толкавшим тележки доверху груженые багажом. Чтобы объехать ее, им приходилось тормозить и с усилием разворачивать тяжелые возы. Из-за этого работники теряли драгоценное время, а значит и хорошие чаевые. На тетушку со всех сторон сыпались гневливые восклицания, но она продолжала счастливо улыбаться мне и упорно игнорировать происходящую вокруг нее суету. Но когда я направилась к ней, она вдруг сделала порывистый шаг мне навстречу и со всего размаху налетела на готовившуюся к объездному маневру тележку. Пирамида из сундуков, чемоданов и саквояжей опасно накренилась под давлением немалого тетушкиного веса и в следующий миг с оглушительным грохотом повалилась на землю, увлекая за собой и тетю. Ошарашенный внезапным столкновением носильщик встал как вкопанный, сорвав с головы круглую шапочку и смяв ее в руках. Разинув рот, он издавал какие-то невнятные звуки, видимо, еще не решив, то ли извиниться, то ли высказать все то, что в этот момент рвалось наружу. Тетя же, развалившись прямо на матерчатом чемодане, среди сваленных вокруг нее сундуков и саквояжей, без капли смущения осмотрелась вокруг и натянутой улыбкой дала понять любопытным зевакам, что с ней все хорошо. Затем села, выпрямившись, все на том же чемодане, поправила шляпку с приколотой к ней сеточкой, и на ощупь проверила - не расстегнулись ли на высоком вороте платья крохотные пуговички. Убедившись, что все в порядке, она обратила испепеляющий взор на носильщика, и из того сразу же полился нескончаемый поток извинений. Тетя надменно протянула ему руку, чтобы парень помог ей подняться. Он попытался сделать это галантно и учтиво, с поклоном и легкой улыбкой на губах, но тяжесть поднимаемой им дамы, вытеснила все джентльменские порывы. С удивительной для такого щуплого тела силой, носильщик бесцеремонным рывком дернул тетю за руку, словно поднимал увесистый сундук, и поставил ее на ноги. В тот же момент тетя размахнулась и опустила на его непокрытую голову зонтик. Раздался гулкий звук, как от удара по пустому молочному бидону, и мне показалось, что тетю осыпал фонтан искр из глаз шокированного носильщика.
   - Вот тебе, недотепа! Будешь знать, как под ногами мешаться!
   Не знаю, какое преступление совершил бы в следующий момент носильщик, лицо которого налилось багряной краской, но я поскорее взяла тетушку под локоть и поспешила увести ее с места происшествия, пока для бедного парня не закончилось все трагически. Тетушка еще долго не могла отойти от "хамства" вокзального работника и только мои новости заставили ее позабыть о свершившемся на нее гнусном нападении.
   Пока мы тряслись в старенькой коляске Тома Греттема, тетя без умолку рассуждала о моей будущей работе. Она не преставала твердить, как гордится мной, и всем попутчикам сообщила о моих успехах. Затем она принялась строить планы и на протяжении часа моя карьера в них претерпевала различные метаморфозы, но непременно достигала заоблачных высот. Успев вклиниться в паузу, пока тетя переводила дыхание, я стратегически заметила, что мне не нужны высоты, а достаточно просто заниматься любимым делом и знать, что мой труд приносит пользу. Тетушка замолкла, обдумывая мое замечание. В ответ на эту тишину все попутчики и наш возница и даже лошадь, дружно повернули головы и посмотрели на меня с одинаковым выражением безмерной благодарности.
   Дома нас уже ждали. Сибил выглядывала из-за калитки и махала нам собранными для обеденного стола люпинами. Розовые лепестки осыпали подругу и она, смеясь, смахивала их с темных волос и платья. Ав дверях уже слышался дребезжащий голос Финифет, сообщавший, что мы как всегда задержались, что на кухне уже давно все стынет и покрывается жирными пленками, и что день сегодня совсем душный и что, не смотря на все это, она рада меня видеть.
   Тетя решительно подтолкнула меня в дом и, захлопнув дверь, заявила:
   - Все! Она, наконец, добралась домой и нечего стоять и глазеть на нее. Роби иди к себе, переоденься, Фини готовь стол, а ты, ласточка, поскорее поставь эти бедные цветы в вазу, а то мы за обедом будем лицезреть одни голые стебли.
   Умывшись и сменив дорожный костюм на легкое батистовое платье, я спустилась вниз. Мы никогда не придерживались правил и ели, когда чувствовали голод, не дожидаясь установленного времени. Сейчас было около пяти вечера и полагалось пить чай, но Финифет расстаралась, зная, что после долгой дороги я буду зверски голодна, и приготовила яств на целый полк.
   Когда мы усаживались, мой живот начал издавать душераздирающие звуки. И экономка с укоризной взглянула на тетю, будто та довела меня до такого состояния. Уплетая за обе щеки запеченую в горшочке фасоль с мясной подливой и листьями салата, я сообщила новости Финифет и Сибил. Началось бурное обсуждение, и опять тетя с упоением строила планы и давала наставления.
   - Я считаю, что это предложение как нельзя кстати. Тебе нужно выйти в общество и путь к нему я вижу через академию. Там ты обретешь новый статус, станешь независимой. Правда, мы и сами могли бы найти преподавательское место где-нибудь поблизости. И все-таки, я признательна Эббе Дарлингтон. Впрочем, я воспринимаю это как само собой разумеющееся, так как всегда высоко ценила твой ум.
   Тетя сделала паузу, положив себе в тарелку заливное из овощей и куриного мяса. И, только расправившись с ним, сказала:
   - Если тебе не понравится там или она попытается тиранить тебя, ты можешь тотчас же уйти.
   - Но она не будет.
   - Я тоже так думаю. Судя по переписке, мисс Дарлингтон разумная женщина. Честно выполняй свои обязанности, и она будет ценить это. Но, как я сказала, если что-нибудь будет не так, мы в Сильвер-Белле будем ждать тебя. Ты знаешь это.
   - По мне, лучше бы мисс Роби всегда тут оставалась. Не нужны ей никакие академии, когда есть мы! - встряла Финифет, как-то подозрительно отвернувшись и будто всхлипнув.
   - Вы всегда заботились обо мне, - растроганно сказала я. - Никогда не забуду, сколько вы сделали для меня.
   - Фини, хватит реветь, старухам это совсем не к лицу, - тетя подождала, пока экономка успокоится, промокнув глаза платком, и лишь после продолжила, обращаясь ко мне. - У тебя должна быть собственная жизнь, молодым не годится хоронить себя со старыми воронами. Твоя жизнь только начинается. И потом где ты здесь найдешь себе мужа?
   Я вспыхнула. Но тетя, не заметив, перевела взгляд на Сибил, под ее взором девушка порозовела.
   - Это и тебя, ласточка, касается! Надо будет заглянуть в ателье миссис Вандер в Солсбери, я слышала, там нужна швея. Тебе это отлично подойдет на первое время. А дальше можно было бы подумать о своем деле.
   - Я с радостью пошла бы туда. Только у меня нет ни опыта, ни рекомендаций.
   - Как это нет? А обшить Виолетту Тернер к сезону, по-твоему, недостаточный опыт? Еще у тебя есть замечательные эскизы! Не хочу, чтобы такой талант пропадал в глуши.
   - О, у меня вовсе нет таланта! И я вовсе не пропадаю здесь!
   - Еще как пропадаешь, - снова встряла экономка, уже окончательно придя в себя. - Пора бы Готлибу сделать тебе предложение. И чего телится?! Уже вся деревня вас поженила, а он все молчит и молчит, молчит и молчит, молчит и...
   - Мы уже поняли, что он все время молчит, мисс Моллоу! А у вас должно быть от излишней болтливости язык заклинило на одном слове.
   Но Финнифет не унималась.
   - Я хочу сказать, это странно, что парень такой молчун. Другие болтают как сороки, рта не дают раскрыть, а этот - молчит. Может, ему в кузне молот упал на голову, вот и отшибло ему всю речь. Молот - он ведь ого-го какой тяжелый! От такого не только речь, всю память отшибет напрочь. Вот он, бедняга, слова то и позабыл! А мы тут ждем! Хотя с другой стороны, такой молчун в мужьях - это ж пряник, а не муж. И жене всегда покой и тишина и детям никакого наказания! Молчит себе и молчит, молчит себе и...
   - Фи-и-нифет! - тетин голос громовым раскатом раздался над столом и гулким эхом отозвался по всему дому. Люпины в вазе задрожали, грозя осыпать скатерть оставшимися лепестками. Финифет смолкла, глазки ее удивленно забегали, будто она никак не могла взять в толк, в чем провинилась.
   - Если ты сейчас же не прекратишь молоть языком, я тебя самолично препровожу в кузню и ударю тем самым молотом, о котором ты нам тут тараторишь. И тогда у нас наконец-то наступит покой и тишина!
   С оскорбленным достоинством Финифет поднялась с места, собрала в поднос грязные тарелки и прошествовала на кухню. Ее спина выражала крайнее негодование. Но мы были абсолютно уверены, что ничего так не могло доставить ей большего удовольствия, как эта маленькая перепалка. Пока экономка убирала со стола, я разлила чай, а Сиб нарезала пирог с малиной. Все это время она расспрашивала меня о Даремской академии и директрисе.
   - А ты окончательно уверена, что хочешь этого, Роби? - спросила она. Я сама неоднократно задавала себе этот вопрос, и поэтому смогла ответить твердо.
   - Я хочу преподавать. Мне кажется... нет, я чувствую, что у меня к этому особое призвание. Я знаю, что будут трудности и мне еще многому предстоит научиться, прежде чем я обрету достаточный опыт... И потом есть еще дети и громадная ответственность перед ними. Но я готова. Я чувствую, что выбрала правильный путь.
   - А как же Китчестер?
   - А что он? - удивилась я.
   Она выразительно взглянула, и я догадалась, что она имеет в виду мое наследство.
   - Я уже все давно решила. Я буду видеться с дедом и, если он будет приглашать меня, то гостить в Китчестере. Но не больше. Мне абсолютно ничего не надо от Китчес теров!
   - Но ты можешь передумать, когда поживешь там. Ты сама говорила, что замок околдовывает. Ты захочешь владеть им!
   - Надеюсь, что нет, - сказала я спокойным голосом, а у самой сжалось сердце. Как же она была права, впрочем, как и всегда. Сибил была проницательна. Она с легкостью видела в человеке то, чего он сам еще не осознавал. Мои душевные метания и то, что я все еще стою перед выбором - не остались для нее незамеченными.
   За чаем тетя Гризельда изрекла:
   - В лучшем случае эта работа может привести к серьезным переменам, в худшем - станет ценным опытом. Но мы не будем думать о худшем, только о лучшем. Если за шесть или семь лет ты завоюешь доверие среди попечителей и отменную репутацию преподавателя, то... Мы сможем воспользоваться титулом твоего деда и его связями в высоких кругах. Для тебя это станет значительной поддержкой, а для совета попечителей решающим "за" при рассмотрении твоей кандидатуры на пост директора академии. Ну, видишь, к чему я клоню?!
   - Мисс Гризельда Уилоуби, да вы самая искусная интриганка! - воскликнула я.
   Она озорно подмигнула мне, напоминая при этом счастливую заговорщицу
   Еще в день своего приезда, я написала графу Китчестеру, а через пару дней мы встретились на нашем обычном месте. Я пришла с Сибил, так как она уже давно лелеяла мечту посмотреть замок. Всю дорогу Сиб тряслась и боялась, как бы граф Китчестер не разгневался на нее, за то, что она мешает нашей встрече. Но я заверила ее, что дед ей обрадуется и сам сделает все, чтобы понравится ей. Так оно и случилось. Познакомив их, я увидела, что граф расцвел и во время разговора заправски шутил и вовсю флиртовал, вогнав в краску бедную девушку. В свою очередь, она редко присоединялась к беседе и почти не слышала, о чем мы говорили. Все ее внимание было сосредоточено на замке. Наверное, когда я впервые увидела его, у меня тоже было такое ошеломленно-одухотворенное лицо и сияющие как звезды огромные глаза.
   С каким-то детским восторгом дед наблюдал за реакцией Сибил. Его так и распирало от гордости. Он не мог усидеть на месте, подскакивал на скамейке или схватывал свою трость, вставал и начинал ходить туда-сюда, и все время говорил о замке. Реакция Сибил его не просто воодушевила, она влила в него живительные силы, которых он как будто лишился за этот год. Так как я заметила, что старик хоть и выглядел бодрым, но на лбу и на щеках у крыльев носа появились новые глубокие морщины, а цвет лица стал еще более желтушным.
   Мы договорились, что в начале июля я перееду в замок. Хотя дед уговаривал меня уложить сундук и завтра же перебраться в Китчестер. Но я напомнила ему, что в Сильвер-Белле моим скромным обществом также хотят насладиться две добропорядочные, но весьма решительные дамы, которых не остановят никакие крепостные стены на пути к заветной цели. Дед сделал вид, что обдумывает мои слова, затем со вздохом сказал, обреченно покачивая головой:
   - Не думаю, что строители Китчестера когда-нибудь предполагали, что замку будут угрожать две столь устрашающие особы. Эти стены защищали от снарядов катапульт и баллист, а дубовые ворота выдерживали напоры самых тяжелых таранов, но вряд ли они выстоят под разрушительными ударами двух зонтиков.
   Я расхохоталась, представив себе картину падения стен к ногам тети и старушки Фини и их триумфальное шествие по двору замка к парадному входу, где стою я, захваченная в плен коварным стариком.
   - О, смейтесь, смейтесь... но вы еще не знаете, как тетя орудует зонтиком! - я произнесла это таким напыщенным тоном, что дед сразу же взял себе на заметку не приближаться к моей тетушке, пока у нее в руках этот наиопаснейший предмет.
   Когда же тетя узнала, что в скором времени я отправлюсь погостить в Китчестер на неопределенный срок, она сильно обеспокоилась. Позже, она завела со мной разговор, и я поняла, чем вызвано ее беспокойство.
   - Что ты думаешь о нашем домике? - спросила она ни с того ни с сего. Мы сидели в гостиной, и я помогала тете разбирать и раскладывать на аккуратные стопки рулоны ткани и оставшиеся от шитья отрезы. Тетушка проворно орудовала ножницами, избавляясь от неровных и размахрившихся краев.
   - Я очень люблю его.
   - И это все? Разве ты ничего не чувствуешь в нем?
   - Еще как чувствую! - я все еще не понимала, к чему она клонит. - Помню, когда я зашла сюда первый раз я подумала, что попала в какие-то сценические декорации. И все время ожидала паяцев, которые будут звенеть всеми этими колокольчиками...
   С каждым моим словом тетя хмурилась, но я продолжала говорить, раз она сама потребовала сказать, что я думаю о Сильвер-Белле.
   -... Но потом, когда прошло ошеломление, я стала привыкать к вам и к этому дому, мне пришла в голову мысль, что колокольчики это наши чувства, наша душа. Мы смеемся - и они весело трезвонят вместе с нами, мы плачем - и они переливаются грустными трелями. В моем сердце этот дом такой же родной мне, как и вы. Он стал частью меня.
   На тетю Гризельду мое признание произвело огромное впечатление. Она расчувствовалась и, утерев нос концом своей просторной юбки, обняла меня и прижалась губами к моей макушке.
   - Благослови тебя Бог, дитя! - произнесла она. - Я уже стала бояться, что ты променяешь нас на большие залы и холодные камни. Но поверь мне, потолок и стены, это еще не дом. Дом там, где ты найдешь людей, которые станут твоей семьей.
   - Дорогая тетя, мой дом здесь, как и моя семья!
   После этого разговора тетушка воспряла духом и уже более благосклонно смотрела на идею моего пребывания в Китчестере. Даже принялась перешивать и "облагораживать" мою одежду, которая была слишком проста и однообразна. Она была уверена, что в одноцветных платьях со "скучными синечулочными фасонами" я не буду соответствовать той "особой благородной атмосфере, которая обязана быть в каждом уважающем себя замке". Поэтому не скупилась на драпировки из мягкого бархата, плиссированные вставки, жабо из пышного кружева, шелковую бахрому и водопады оборок и воланов, как будто бы я собиралась покорять бальные залы. Но я ловила себя на мысли, что мне очень даже по душе такие перемены в моем гардеробе.
   Этой весной Тернеры уехали в Лондон. Их выезд состоялся раньше намеченного срока, почти за месяц до официального открытия сезона, но и этого времени, по словам Летти, им не хватило, чтобы обустроиться и привыкнуть к распорядку дня, который составила маркиза Грэдфил. К большому восторгу Виолетты, они разместились у старой графини Уэстермленд в Кенсингтоне. Та осталась верна своему слову и великодушно сообщила всем титулованным знакомым, что под ее покровительством дебютирует дочь ее самого младшенького пятого сына. "...Да-да того самого милого Арчи. Конечно, он был слабоват на здоровье и тихоня, каких свет не видывал, но, слава богу, свою дочь он этими недостатками не наградил. Впрочем, судить еще рано, с такой наследственностью можно ожидать любого подвоха. Уже сейчас видно, что манеры ее не отличаются мягкостью, свойственной лондонским леди, но для особы выращенной в провинциальных условиях она очень даже неплоха. Как, разве вы не знаете, что она из деревни?! Представьте себе, мой сын имеет там...в каком же графстве...ах да, Уилтшире, свой собственный дом. Правда деревушка совсем крохотная, и, судя по ее мудреному названию, - Гаден-Роуз, представляете, - там живут одни садоводы-любители, вечно рассуждающие о вреде сорняков, пользе навозного удобрения и червячного рыхления...".
   В письмах Летти долго перемалывала косточки своей бабке, за то, что та в старческом слабоумии выбалтывала эти нелицеприятные сведения. Но в целом она пребывала в блаженном состоянии, развлекаясь и возносясь на пьедесталы мужского обожания. Единственное, что ее возмущало, - это необходимость вставать ни свет ни заря и, по приказу маркизы, остававшейся все еще недовольной ее движениями, заниматься с учителем танцев, а затем совершать утреннюю прогулку по Гайд-парку. С марта я получила от подруги целых пять писем, в каждом из которых Виолетта не забывала сообщать об оглушительном успехе. И особенно подчеркивала, что леди Грэдфил уже не так критично взирает на ее неидеально тонкую талию, так как вынуждена признать, что эта ее часть тела, подвергнутая немыслимым мучениям в тугом корсете, никоим образом не отпугнула ни одного ценителя женской красоты. С каждым новым письмом я ждала сообщения о помолвке, так как была уверена, что ей уже непременно сделали как минимум с десяток официальных и около полусотни нашепченных на ушко предложений. Но к моему удивлению, она ни разу не затронула эту тему, лишь подробно описывала каждодневные развлечения и очередных новоявленных "собачек".
   В эти дни мы с Сибил были полностью предоставлены друг другу. Прошлым летом наша дружба казалась такой зыбкой из-за занятости Сибил в Орунсби и моих постоянных отлучек к замку. Теперь же мы опять обрели друг друга. Как когда-то в детстве мы брали корзинку, ставили в нее крынку молока, а остальное свободное место заполняли ароматным печеньем и сладостями, и отправлялись в лес. Если позволяла погода, мы купались в озере. Я любила, как мальчишка, нырять и заплывать подальше от берега, где вода была чистая, не замутненная илом и водорослями. Там я разворачивалась на спину и долго лежала на воде, рассматривая облачные узоры, прорезавшиеся сквозь зеленую листву. А Сиб плескалась у берега и, когда я заплывала на глубину, тревожно поглядывала на меня, чтобы в случае чего ринуться спасать, хотя сама плавала хуже слепого щенка. Вдоволь накупавшись, мы шли к нашему секретному месту - огромному дубу, расщепленному у основания молнией, - и, застелив землю ворохом травы и папоротника, часами просиживали там.
   Конечно же, мы болтали. Мы говорили обо всем на свете и никак не могли наговориться. Я рассказала ей о Дамьене. Правда, о некоторых его поступках и словах, умолчала, так как они были настолько личными, что я не могла поделиться ими даже с близкой подругой. Она же поведала мне о Рэе Готлибе. До сих пор их отношения для меня оставались загадкой. Как сказала Фини, их уже давно поженили в деревне, но никто не знал, как на самом деле обстоят дела между этими двумя. Сама Сибил ничего не говорила, а Рэй и подавно. Поэтому мне было лестно оказаться единственной, кому доверилась девушка.
   Старушка Финифет напрасно наговаривала на него. Как оказалось, этот молчаливый богатырь уже давным-давно попросил Сибил выйти за него замуж. И подобрал для этого самые правильные, самые нужные слова, как уверяла меня подруга.
   - Так чего же вы ждете? - спросила я, не удержавшись.
   - Будь наша воля, мы бы уже обвенчались. Но мистер Готлиб хочет немного подождать.
   - Опять? Или кузнец все еще считает, что его сын слишком юн для брака.
   - Что ты, совсем нет. Дело в том... я не знаю всех тонкостей, да и Рэй мало говорил мне об этом... В общем, мистер Готлиб хочет открыть свое дело. Он уверен, что оно заладится, потому что его инструменты, витые решетки и чугунные украшения хорошо распродаются.
   - Но причем тут вы? Почему из-за какого-то чугуна надо откладывать вашу свадьбу?
   - Если все будет хорошо, то мистер Готлиб сделает Рэя компаньоном. Но тогда нужно строить еще одну пристройку к кузне, нанимать людей и открывать контору в Солсбери.
   - Я все еще не понимаю, причем тут ваша свадьба...
   - Мистер Готлиб считает, что Рэй должен идти к алтарю будучи "компаньеном". Это добавит свадьбе солидность, и тогда он сможет пригласит на торжество нужных для развития дела людей.
   Сибил говорила почти неслышно, а последние фразы вообще проглотила. Ее душили слезы.
   - Но вы ведь можете обвенчаться тихо, без торжества. Тогда отцу Рэя не надо беспокоиться, что все происходит не солидно.
   Я тут же пожалела, что высказала эту мысль. Сибил сжалась вся в комочек, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками. Лицом она уткнулась в колени.
   - Они никогда не согласятся на такое, - голос ее звучал глухо и надрывно. - Они привыкли к браваде, чтобы все видели и все знали, что происходит у них.
   То, что она говорит о родителях Рэя, у меня не было никаких сомнений. Я немного знала их: мы приходили к ним с визитами, и нередко я встречалась с ними на улице. Что мистер Готлиб, что его жена, оба были громкими и шумными. После общения с ними у меня обычно гудела голова. И в лаконичном описании, которое дала им Сибил, заключался весь их образ жизни. Рэй был совершенно иной. И я бы даже сказала, что в этот раз от яблони упало не яблоко, а тыква.
   - А если все затянется и придется ждать два, три года или больше... Что тогда? Решать тут нужно не мистеру Готлибу, а Рэю. Сможет ли он пойти против воли отца, чтобы...
   Сибил перебила меня. В первый раз я услышала в ее голосе нотки гнева.
   - Ни в коем случае! Я никогда не прощу себе, если из-за меня он порвет со своей семьей.
   Я вздрогнула, вдруг осознав то, что сейчас предложила. Ведь так произошло с моим собственным отцом! Видимо, я совсем лишилась ума или стала бесчувственной, раз посмела такое сказать, и мой язык не отсох и не отвалился в тот же миг. Я была так зла на себя, что больше не посмела заговорить с Сибил на эту тему.
   Иногда сюда к нам приходил и Рэй, если отец не сильно загружал его работой в кузни, и он мог улизнуть на часок другой. По большей части он молчал, развалившись на мягкой траве, и общипывал тонкие веточки, сдирая с них кору узкими лоскутиками. Но когда я немного углублялась в заросли, чтобы оставить наедине парочку, и принималась с упоением созерцать муравьиные кучи, наблюдая за непоседливыми, вечно куда-то бегущими крохами, то улавливала монотонное бубнение Рэя. Первое время я пыталась вслушиваться, стараясь уловить слова, но звуки были настолько неразборчивые и тихие, что у меня возникло сомнение в том, что сама Сибил хоть сколько-нибудь понимает, о чем вообще говорит ее кавалер.
  

ГЛАВА 18

   Настал день переезда. Еще накануне я уложила вещи, и теперь мне нечем было заняться, поэтому с утра беспрестанно бегала к окну и высматривала экипаж. В этот раз Фини благоразумно умолчала о дне отъезда в Китчестер, и меня провожало весьма скромное количество народа. Хотя люди были не прочь прийти к нам и поглазеть, а заодно выказать мне свое глубокое уважение.
   Иногда чудилось, что в деревне я стала притчей во языцех. То, что меня приняли в Китчестере, и сам ужасный граф признал мою несомненную принадлежность к древнему роду, побудило местных сказочников создать вокруг моей персоны загадочный ореол, какой бывает у легендарных героев и богатых наследниц. Теперь каждый считал своим долгом расспросить меня о делах моих именитых родственников, узнать какая нынче погода в Китчестере (ведь, за высокими стенами, как известно, происходят свои собственные природные явления) и передать самые искренние пожелания здоровья моему многоуважаемому драгоценному деду и остальной не менее драгоценной родне.
   Экипаж приехал только вечером. Провожали меня так, будто я отправляюсь на край света к племенам дикарей, отличавшимся особым пристрастием к каннибализму. Тот факт, что Китчестер под боком, и я буду часто наведываться, совсем не утешил женщин. Фини еще подливала масла в огонь, неустанно твердя, что все это не к добру, что полный дом слуг только развратит меня, и мисс Гризельда еще помянет ее, Фини, когда получит свою племянницу избалованной капризной леди, а это уже попахивало настоящий катастрофой.
   Мне не хотелось ехать внутри экипажа. Ради меня одной такой большой просторный экипаж! Словно и впрямь едет знатная дама. Я спросила у кучера можно ли сесть на козлы рядом с ним, пообещав не отнимать вожжи и сильно не визжать, если он вдруг решит гнать лошадей. Старик удивился, но согласно кивнул, искоса взглянув на меня с уважением. Я узнала его еще в прошлое посещение Китчестера. Это был тот самый кучер, который вез Дамьяна в тот день, когда понесли лошади у домика школы. Но вряд ли он вспомнил меня.
   В дороге мы разговорились. Он сожалел, что приехал за мной так поздно. Леди Редлифф неожиданно вызвала его с утра и приказала заложить коляску. У нее обнаружились какие-то срочные дела в Солсбери, вот и пробыли там целый день. Ох, и костерил его милорд. И за что только? Что приказано, то и сделано. И пусть барышня не серчает сильно, если заждалась.
   Из его бормотания я поняла только одно. Леди Редлифф решила продемонстрировать свое превосходство надо мной. Я еще не успела приехать, а она уже начала интриговать.
   При приближении к замку я невольно воскликнула. От речки с того места, где я встречалась с дедом, не было видно, что происходит с противоположной стороны замка. Теперь же я увидела, что вдоль крепостной стены тянутся три ряда невысоких стеклянных оранжерей, в конце упирающихся в одну длинную просторную оранжерею, и, таким образом, образуя перевернутую букву "Е". Заметив мой интерес, кучер стал объяснять, что это выдумка мистера Клифера.
   - Однозначно, это фермерство! Сам я уверен, что ничего позорного в этом нет. Подумаешь, помидор с земли лорда! Он, помидор, от этого золотом не покроется. Может быть, чуточку вкуснее станет. И то сомнительно. А вот хозяйка говорит, над ними все соседи смеяться будут. Только они же не клоунаду разводят, а овощи...Зачем смеяться то? Если денежки идут, что в этом плохого то? Я этой политики не понимаю. Устаревшие взгляды все это, мисс. В теперешнее время милорды могут позволить себе хоть свиней пасти, и все только скажут, что это... экс-цент-рич-но... Сам я точно знаю, фермерство - дело выгодное. Вот у моего зятя в Хэмтшире такое хозяйство разведено, что я как не приеду, так диву даюсь...
   Говорил кучер до самых замковых ворот. Грохот колес, стучавших по доскам подъемного моста, заглушил голос, и ему пришлось замолчать, чем он был весьма раздосадован. Мы остановились у парадного входа, и я спрыгнула с козел, не дожидаясь его помощи. Причитая, что кучеру приходится выполнять совсем не свои обязанности, старик поднес мой багаж к двери и, раскланявшись, выразил желание видеть меня как можно чаще на конюшне. Улыбнувшись, я сказала, что очень люблю ездить верхом, поэтому ни работникам конюшни, ни лошадям от меня не спастись.
   Когда он ушел, я пару секунд стояла перед дверью, собираясь с мыслями. Затем постучала. При этом, гадая, какое выражение лица будет у Джордана: высокомерное или равнодушное, или будет что-то новенькое.
   Но дверь распахнулась и я, совершенно обомлев, увидела Дамьяна. Держа поднос, полный тех несытных бутербродов, с тонким слоем паштета и веточкой укропа, какими обычно потчуют во время чаепития, он с жадностью жевал и был похож сейчас на беспризорника, который много дней ничего не ел и, возможно, еще очень не скоро получит какую-то еду. С набитым ртом он не мог говорить, поэтому жестом пригласил меня войти и со стуком захлопнул дверь. Я ждала, что, прожевав, он заговорит. Объяснит, где дворецкий или почему бродит с подносом в руках по дому. Но он, не обращая на меня внимания, поставил поднос на квадратный шлем рыцарского доспеха, и зашагал вглубь коридора. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Мой сундук так и остался стоять у двери.
   Мы поднялись по лестнице, и прошли портретную галерею. У меня зародилось подозрение, что он ведет меня к леди Редлифф. Но вместо того, чтобы подняться вверх, мы спустились вниз, прошли еще один коридорчик и оказались в прохладной светлой комнате, с обитыми бледно-голубой тканью стенами. Почти всю ее занимал дубовый стол, покрытый льняными салфетками, на которых стояли медные подсвечники в форме кленовых листьев с оплавленными толстыми свечами. Камин в углу был сложен из булыжника, как и в огромном зале. С потолка низко над столом свисал железный кованый канделябр на цепи. У стены располагались два серванта.
   Дамьян позвонил в висевший у двери колокольчик и, отодвинув стул, сел, закинув ногу на ногу. Меня он сесть не пригласил, и я застыла у входа. Дамьян молчал. Только его пальцы барабанили по столешнице, отстукивая что-то неторопливое. Он был абсолютно отчужденным. Словно я, это не я, а некая миссис Смит, пришедшая собрать пожертвование на церковные нужды.
   Прошли несколько минут, но никто не появился на звонок. Я подошла и с силой дернула за веревку колокольчика. Раздался резкий трезвон. После чего я последовала примеру Дамьяна и села на дальний от него стул. Он все так же хранил молчание. Наконец, послышались шаги, и в комнату вошла молоденькая служанка. Мне показалось, что, увидев Дамьяна, она испугалась, так как сделала поспешный шаг назад, но тут заметила меня и робко остановилась.
   - Добрый вечер, мисс, - девушка смотрела на меня. Я встала и поздоровалась с ней, с облегчением ожидая, что она проводит меня в комнату или к деду, или на худой конец, останется здесь, а Дамьян, передав меня на ее попечение, уйдет. Меня безумно раздражало, что он ведет себя так, будто видит меня впервые.
   - Джудит, позови мою мать, - только приказал он. И мне пришлось снова сесть.
   После ее ухода Дамьян заговорил со мной. Безучастным, с нотками официальности тоном.
   - Когда будешь спускаться на ужин, не запутайся. Мы собираемся здесь, а не в пиршественном зале. Там накрывают тогда, когда старик хочет произвести впечатление.
   - Благодарю, я запомню, - сухо сказала я. А сама постаралась вспомнить, как мы сюда шли.
   - Джордан болеет. Пока его нет, дверь открывает тот, кому не лень до нее добираться. Правда, к нам не часто приходят с визитами.
   - Я и это запомню, благодарю.
   - Моя мать получила от старика распоряжения, где и как тебя устроить. - Дамьян сделал паузу и с усмешкой добавил, - Она в этом доме вроде экономки. И считает, будто хорошо устроилась.
   Я поджала губы и холодно произнесла:
   - А вот это я забуду.
   Его лицо оставалось все таким же отчужденным. Но я хотя бы заставила его взглянуть в мою сторону. Взгляд был быстрый и почему-то злой.
   - Что забудешь, дорогая?
   В дверях стояла Жаннин. Пышная, румяная, утопающая в воланах и рюшах на белом платье. В руках она держала масляную лампу, хотя лучи вечернего солнца, проникая через узкие окна, давали достаточно света. Но в коридорах и переходах, где нет окон, было довольно сумрачно.
   - Что ты в этом доме - девочка на побегушках, - жестко ответил Дамьян.
   - О-о, - его мать стушевалась. От улыбки не осталось и следа. - Да мне ведь не трудно.
   - Скажи лучше, любишь командовать слугами. Надо же тебе хоть над кем-то чувствовать превосходство.
   То, что этот грубиян унижает собственную мать, отвратительно. Стремительно поднявшись, я подошла к женщине и, сжав ее локоть, попросила отвести меня в комнату. Жаннин не могла сопротивляться моему давлению, хотя было видно, что она бы поспорила с сыном. Когда мы выходили, Дамьян, отвернувшись от нас, сказал в пустоту:
   - И отправь кого-нибудь за ее сундуком!
   Опять начались переходы, узкие коридорчики, ступени. Я старалась запомнить дорогу, но это был настоящий лабиринт, и я не представляла, как здесь можно ориентироваться. А ведь я видела только малую часть замка! Жаннин почувствовала мою тревогу.
   - Ничего, это в первое время кажется, что тут все непонятно. Через день ты уже не заметишь, как будешь добираться из одного крыла в другой.
   - Замок просто огромен. Наверно, я его и за неделю не осмотрю.
   Она засмеялась.
   - В этом его преимущество. Все живут по-своему. Иногда мы днями не видим друг друга. Встречаемся только за столом. А некоторые и есть предпочитают в своих комнатах. Хочу предупредить насчет ужина...
   - Я уже знаю. Дамьян сказал мне.
   - Вот как... - она на миг замерла. - Обычно он не такой предупредительный.
   Я пожала плечами. Его поведение со мной не показалось мне предупредительным.
   Теперь мы поднимались по винтообразной крутой лестнице. Здесь было очень темно, и тусклый свет лампы освещал лишь небольшое пространство вокруг нас, отбрасывая причудливые тени на каменные стены. Ступени под нами нещадно скрипели.
   - Сейчас мы в одной из башен, - пояснила Жаннин. - Наверху будет переход в другую часть дома. Она намного меньше первой. Но в ней находятся большинство спален, солярий и служебные помещения... Надеюсь ты не боишься привидений?
   От неожиданности я споткнулась и оперлась ладонью в шершавый камень стены.
   - Осторожно. Здесь очень высокие ступени, будто лестницу строили для гигантов! Можно запросто расшибиться. Помощи будешь ждать долго...если вообще дождешься! Мы редко ходим этим путем. Просто, мне захотелось провести тебя тут. Так сказать, устроить экскурсию, - она захихикала. - Сами то мы ходим через улицу. Гораздо безопаснее. А здесь уже давно все прогнило. Кстати, вот сейчас держись правой стороны, прижимайся прямо к стене, иначе провалишься.
   Лампой она осветила лестницу впереди себя, и я увидела почти целый пролет полуразрушенных ступеней.
   - Пару лет назад здесь обвалилась кладка. Видишь... - она подняла лампу выше и указала вверх на стену. Тусклый свет не мог осветить ее всю, и там, где он не доставал, в сумраке зияла черная дыра. - Камни по краям держатся только чудом. Поэтому приходится опасаться и их. Если упадут, проломят нижний пролет... и, может быть, чей-то череп...
   Коротко рассмеявшись своей, по ее мнению, остроумной шутке, женщина двинулась дальше.
   Мы осторожно преодолели опасное место, держась за веревочные перила, и, пройдя площадку, попали в узкий переход. В нем оказалось светлее, так как по бокам были маленькие оконца, когда-то бывшие бойницами. Мы прошли его и очутились в соседней башне.
   - Так что насчет привидений? - она непонимающе обернулась ко мне. - Вы спросили, боюсь ли я привидений.
   - Ах, это! - Жанин вновь довольно хихикнула. - Я спросила просто так, чтобы напугать тебя. И ты чуть не свалилась, значит напугалась!
   Она рассмеялась гораздо громче, но, видя, что я не настроена веселиться вместе с ней, обижено умолкла. Я подумала, что зря настраиваю ее против себя, мне нужны будут в этом доме союзники. Поэтому доверительно сообщила:
   - Если честно, то я очень испугалась. Страсть как боюсь всяких привидений и духов.
   - Ну, во всех замках должно быть свое привидение и душещипательная история к нему, чтобы разбередить нервы, - немного смягчившись, ответила она снисходительным тоном. - Если ты так боишься, то тебе лучше не оставаться тут.
   - А что, в Китчестере тоже есть?
   - Не совсем, чтобы есть... Иногда мы слышим странные звуки: то кто-то скулит и воет, да так надрывно и протяжно, будто волк, попавший в капкан; а миссис Гривз однажды слышала плач. Я же сама ничего не слышала... Сплю, как убитая, меня ни одно привидение не проймёт... Но я то знаю, кто здесь виновник! Ему нравится мучить и изводить нас. Даже сейчас, повзрослев, не оставил свои идиотские шуточки.
   - Вы говорите о Дамьяне? А зачем ему это надо?
   - Уж я то знаю своего сына! - Жанни обернулась, и в свете лампы ее пухлое лицо показалось мне восковой маской с темными кругами вместо глазниц. - Хочет нас всех в могилу свести!... Мы пришли. Граф приказал приготовить тебе здесь. Вон та, ближняя дверь, - комната Джессики; а дальше по коридору - моя. Дамьян и полковник Редлифф - ниже этажом. А Уолтеры в спальнях рядом с солярием. Эллен нужен свежий воздух...временами. На первом этаже - служебные помещения.
   Жаннин распахнула дверь и, стоя в дверях, пропустила меня. Комната была очень уютной. Как и в любой спальне, здесь царила кровать, чуть сдвинутая к окну, под бархатным вишневым балдахином, обвязанным на резных столбиках желтыми веревками с кисточками. В узком пространстве между ней и окном с синими тяжелыми занавесями, стоял туалетный столик. Сбоку от двери - комод с китайской вазой, часами и чугунными подсвечниками в форме ангелочков, держащих свечу. За ним выцветшая старая ширма, скрывающая встроенный в угол шкаф и единственный стул. В другом углу - растопленный камин. Стены снизу и до середины обшиты толстыми деревянными панелями, на полу темный с коротким ворсом ковер.
   - Ужин в девять. Созывают гонгом. Это любимое занятие Джордана - бить в гонг. Бить приходиться по два раза, тут и в главном крыле. Для Джордана это священный ритуал, и он исполняет его с точностью до секунды. У него даже металл звенит как-то торжественно. Пока его нет, этим будет заниматься миссис Гривз... Если хочешь, я могу тебя проводить - в первый день я сама заблудилась. Но тут все легко, просто спускаешься по лестнице и выходишь в малый холл. Сбоку увидишь дверцу, иди в нее. Не заблудишься!
   Выпалив все это, она захлопнула дверь, и ее торопливые шаги раздались по коридору.
   Ожидая свои вещи, я подошла к окну. Оно выходило как раз на ту сторону, где были оранжереи, но их полностью скрывали высокие крепостные стены. Зато прямо под окном вплотную друг к другу стояли маленькие домики. Передо мной раскинулась мозаика из серых, заросших мхом, черепичных крыш с частоколом высоких беленных дымоходов. Почти все крыши венчали черные замысловатые флюгера, и от их разнообразия у меня запестрило в глазах: плоские петухи с разлапистыми хвостами, изогнутые черные коты с вздыбленной шерстью, лохматые ведьмы в остроконечных шляпах, оседлавшие метлы, резвящиеся на волнах русалки и огнедышащие драконы. Пока я изучала их, солнце подкатило к горизонту и, соприкоснувшись с зеленым лугом, затопило все вокруг розовым светом, отчего и черепица, и дымоходы, и металлические фигурки, и увитые дикими розами изгороди меж домов обрели вдруг в неровной закатной дымке трепещущие очертания, став похожими на хрупкий волшебный мираж. Я любовалась и чувствовала, как меня наполняет глубокая радость.
   Стук в дверь вернул меня к реальности.
   - Войдите, - крикнула я звенящим голосом. Смутившись переполнявших меня чувств, я прокашлялась и сделала серьезное лицо. Мне не хотелось, чтобы слуги считали меня легкомысленной. Дверь отворилась, и в комнату заглянуло настороженное личико с рыжими давно нечесаными патлами. Огромные глаза с испугом уставились на меня, а прямо на кончике носа среди крапинок веснушек примостилась уже подсохшая, но довольно внушительная капля малинового варенья. Над верхней губой и на щеках краснели сладкие разводы, как раз такие, какие оставляет круглое отверстие горшочка. Мальчишку, видно, только что оторвали от увлекательного занятия поедания варенья, и он был настолько раздосадован, что даже не потрудился вымыть лицо. Улыбаясь во весь рот, я снова пригласила его.
   Какое-то мгновение он еще прятался за дверью, но потом решился и, широко распахнув ее, повернулся ко мне спиной и, пятясь, стал с трудом втаскивать мой сундук. "А покрупнее никого не нашлось!" - сердито подумала я, и подошла, чтобы помочь. Но паренек убрал мою руку и со словами "я сам" доволок его до кровати. Там он остановился, пыхтя и раздувая щеки. Ростом он был чуть выше самого сундука, и я поразилась, как он мог протащить его по крутым лестницам. И хотя для взрослого человека сундук был не тяжел, для ребенка он был просто неподъемным!
   - Все, леди? - выдавил он тоненьким голоском. Мальчик больше не выглядел испуганным, хотя все еще смотрел настороженно. Я вынула кошель и достала монетку. Мальчишеские глаза загорелись, но он остался недвижим, засунув руки в широкие карманы завернутых до колена штанин. Я протянула ему пенни. С достоинством взяв ее, он прищурил левый глаз, осмотрел монетку, затем натер ее до блеска длинным рукавом и только после убрал в карман. Но уходить не собирался. Я раскрыла сундук и начала раскладывать вещи. Мальчик внимательно следил за мной.
   - Ты здесь живешь? - спросила я. Он махнул в сторону окна. Где-то в домах, поняла я. - Ты всегда таскаешь багаж? Сундук слишком тяжел для тебя.
   - Нет, леди. Нам нельзя заходить на хозяйскую сторону. Я больше по конюшне... - мальчик гордо выпятил грудь, отчего я сделала вывод, что его помощь на конюшне просто неоценима. - А вещи и там всякие мелочи это на Эдди. Только его нет. Он ускакал в Чейзмор по поручению мистера Клифера, так сказала миссис Гривз.
   Мальчишка осмелел и стал топтаться вокруг меня, изучая содержимое сундука.
   - Можешь называть меня мисс Сноу. Тебя как зовут?
   - Леми Стоун. Когда я вырасту, я тоже буду работать в замке, вот увидите, леди!
   - Я знаю Била и Грейс Стоунов. Они тебе случайно не родня?
   - Ага! Дядька с теткой! А вот матушка говорит, что ребеночек тети Грейс будет мне братиком или сестренкой. Только я еще не решил точно, кого хочу - братика или сестренку. Наверное, все-таки братика, девчонка визжит больно.
   Я подумала, что надо будет навестить Грейс и поздравить ее. Мы не виделись с той поры, как я перестала посещать деревенскую школу. Я расспросила мальчугана о его семье, и он, довольный, что я разговариваю с ним "по взрослому", тараторил без умолку. Его бабушка всю жизнь проработала на кухне, помогая миссис Гривз, а мать вместе с другими женщинами убирала дом и прислуживала хозяевам. Отец, старший брат Била и Грейс, служил при конюшне, а вот дед был "самым главным во всем замке", потому что опускал и поднимал мост.
   - А вы та самая леди, что будет здесь хозяйничать? - набравшись храбрости, выпалил он, и тут же испугался, что я могу разозлиться на него и отослать прочь.
   - Кто тебе это сказал?
   - Так все давно говорят! - мальчик тряхнул патлатой головой и суетливо запрыгал вокруг меня. - И отец, и дед, и миссис Гривз и Эдди, и на конюшне все болтают... Когда на кухню пришел старый Генри и сказал, что привез вас, и что вы ехали на козлах вместе с ним и ни капельки не кобенились, я сразу захотел на вас посмотреть. Тогда Генри обещал, что вы придете на конюшню и будите ездить верхом...Я хотел еще послушать, но тут толстая миссис Клифер приказала мне тащить сундук, а я не хотел, ведь, он такой тяжеленный, но она сказала, что это сундук ваш, и тогда я его потащил... А вы, между прочим, совсем, совсем не страшная!
   - Ох, ну, слава Богу! - воскликнула я, не скрывая легкого раздражения от его бурной речи и мельтешения передо мной. - А почему я должна быть страшная?
   - Ну, вы ведь та самая... - со значением протянул Леми и громко шмыгнул. - Матушка говорит, что милорд - ваш дед, только это все враки, леди!
   - Почему? - удивилась я.
   Паренек снова шмыгнул и вытер нос тыльной стороной руки. При этом он нащупал липкое пятно на кончике носа и стал соскребывать его указательным пальцем, смешно скашивая к переносице глаза. Наскребав крохотный кусочек варенья, мальчишка критично подверг его осмотру, а затем засунул палец в рот и принялся с упоением обсасывать. Я недоуменно уставилась на него, но он был в полном восторге и лишь пробурчал:
   - А вы на него совсем не похожи. Вы хорошая!
   - О! По-твоему, граф Китчестер злой?
   - Ага! - Леми вытащил мокрый палец изо рта и поспешно обтер его о рубаху, при этом скосив на меня глаза, будто за этот невоспитанный поступок я оттаскаю его за уши. - А вы видели милорда? Он, правда, уродливый? А при вас он оборачивался в чудище? А он пытался разодрать вам горло и выпить вашу кровь?
   У него был такой испуганно-восторженный вид, что я поняла, что он верит в страшилки о графе Китчестере, которыми полнится округа. Я рассмеялась и потрепала его рыжие патлы.
   - Кто наговорил тебе всю эту чушь? Твоя мать, наверняка, каждый день видит графа, вот и расспроси ее о том, каков он на самом деле. Впрочем, я уверена, что ты сам не раз встречался во дворе или на конюшне с маленьким человечком, только ни разу не подумал, что это и есть граф.
   Леми недоверчиво глянул на меня.
   - Дядя Бил говорит, что если я увижу его, то сразу же помру от страха.
   - О господи, твой дядя Бил еще с мальчишеских лет был самым большим выдумщиком и воображалой. Я помню, он всегда придумывал истории про графа, хотя сам в те года точно так же, как и ты сейчас, ничего не знал ни о графе, ни о его семье.
   В этот момент в дверь постучали. Мальчик напрягся и пружинистым скачком прыгнул за сундук с откинутой крышкой, съежившись и уткнувшись лбом в коленки, затих там. Уже ничему не удивляясь, я открыла дверь. За ней стояла миловидная женщина в простой темной одежде. Сказав, что ее зовут Марта Стоун, она принялась извиняться и сообщила, что ищет сына.
   - Простите, мисс Сноу, на кухне сказали, миссис Клифер велела ему отнести ваш багаж. Детям работников запрещено появляться в доме, кроме служебных помещений. Вот я и волнуюсь, как бы он не попал в какую беду. К тому же Лемуэл такой непоседа. Да вы и сами конечно заметили! Боюсь, он вам порядком надоел.
   В этот момент Леми краем глаза выглянул из-за крышки сундука и, оценив обстановку, соизволил вылезти из укрытия. Миссис Стоун, увидев сына, всплеснула руками и с возгласом "ах, ты еще и до варенья добрался!" двумя пальцами вцепилась в его ухо и, оттянув его вверх, толчками в спину вывела из комнаты. Детское личико мгновенно застыло в страдальческой гримасе, и мальчишка с обреченным видом позволил протащить себя до конца коридора, а там виртуозно вывернулся у матери под рукой и ринулся вниз по лестнице.
   Разбирая оставшиеся вещи, я обнаружила в боковой стене дверцу, замаскированную под деревянную панель. За ней оказалась крохотная комната, где теснились сидячая ванна, пустое ведро с деревянным ковшом в нем и в углу покосившаяся полочка с пузатым кувшином теплой воды, сложенными полотенцами и формочкой с отколотым куском домашнего мыла. В самом темном углу за невысокой ширмочкой я обнаружила стульчак с дырой, а под ним деревянную бадью. Предназначение этого места вызвало у меня некоторое замешательство. В Сильвер-Белле и доме родителей уборная находилась во дворе, чтобы избежать неприятных запахов и неудобств. А в академии была канализация, и стояли два современных ватерклозета со сливным бачком.
   Я наспех умылась и села к туалетному столику. Круглое зеркало в резной позолоченной раме отражало часть комнаты позади меня. Было уже сумеречно, и я зажгла свечи. Взглянув на себя, мне показалось, что мои светло-карие глаза приобрели насыщенный золотой цвет, точь-в-точь как деревянная рама у зеркала. Я хотела рассмотреть их, но, не повинуясь мне, они стали всматриваться в отраженные силуэты, обшаривая углы у меня за спиной.
   Древний замок в сумерках...Старые комнаты, сотни лет оберегавшие своих обитателей от непогод...Может ли быть, что здесь витают призраки тех, кто на протяжении многих веков творил историю Китчестера; тех, кого уже давным-давно нет в живых и память о ком стерлась и истлела? Какие, однако, нелепые мысли приходят в эту здравомыслящую голову, подумала я и усмехнулась собственным фантазиям. Уверенно взглянув на свое отражение, я увидела, что цвет глаз у меня самый обычный, а непослушные волосы свисают неопрятными прядями. Я переплела тяжелый узел на затылке, стянув его сеточкой с бисерным вкраплением. Переоделась в темно-голубое платье с небольшим вырезом, отделанным белым кружевом. Я чувствовала, что за ужином в присутствии леди Редлифф и Дамьяна мне понадобится вся моя выдержка.
   Прежде чем выйти из комнаты, я села на кровать и застыла, сжав в пальцах бархатную ткань покрывала. Нужно было дождаться гонга, но вовсе не это заставило меня просидеть несколько минут на кровати, устремив взгляд на горящие поленья в камине. Я вдруг жутко разнервничалась. Мне пришло в голову, будто я совершила самую большую ошибку, приехав сюда. Я просто погощу, твердила я себе. Но величественный замок и первое впечатление произведенное на меня его обитателями, заставляли меня чувствовать, что все близкое и знакомое осталось позади и я переступаю порог совсем нового мира. Что я в нем найду? Этого я не знала.
   Но раздался звонкий удар гонга и развеял все мои бредовые страхи. По коридору удалялись торопливые шаги Жаннин, а затем - звонкий перестук каблуков Джессики, на миг замеревший у моей двери. Когда все стихло, я вышла и, не спеша, отправилась вслед за ними.
   Дверцу внизу я обнаружила сразу. Толкнув ее, я оказалась на втиснутой между каменными домами дорожке. Впереди была точно такая же маленькая дверца в стене башни. А прямо над головой нависал переход между башнями, по которому мы шли с Жаннин. Дорожка была настолько узкой, что юбка цеплялась за розовые кусты, а если раскинуть руки, то ладонями, можно коснуться каменных стен домиков. Я прошла по тропинке и дернула за ручку двери.
   В этот момент сбоку послышался треск. Обернувшись, я увидела, как из кустов на меня вываливается краснощекая туша полковника Редлиффа. Выдохнув мне в лицо перегаром, он стал стремительно падать, и если бы я не отскочила к стене, то была бы непременно раздавлена его немалым весом, отяжелённым к тому же бутылками. От его дыхания и исходящего от всей его обрюзгшей массы зловония мне стало дурно. Задрав голову, я втянула в себя свежий воздух. У моих ног раздался раскатистый храп. Под боком у полковника лежала, выпавшая из его рукава, бутылка. Из трещин в стекле текли, смешиваясь с пылью, горько пахнущие ручейки бренди. Я опасалась, что он начнет ерзать и поранится об нее. Взяв один из пустых цветочных горшков, рядком выстроившихся под низкой скамейкой у домика, я осторожно положила в него разбитую бутыль. Держа горшок в руках, я перешагнула через тело полковника, но его рука неожиданно оторвалась от земли и сомкнулась на моей лодыжке. Я вскрикнула и дернула ногу, но он держал цепко, уставившись на меня красными замутненными глазками.
   - Ты же птичка, - промямлил он почти человеческим языком. - Та самая смешная птичка...
   - Не вижу в себе ничего смешного, - сдержанно ответила я и вновь дернулась. От этого движения свободно застегнутая туфля слетела с ноги и упала прямо на живот мужчине. Полковник икнул и, выпустив ногу, схватил туфлю. Он стал размахивать ею над головой, выкрикивая что-то нечленораздельное. Стоя на одной ноге и держась за ручку двери, я попыталась завладеть обратно своей туфлей. Но каждый раз он успевал отдернуть руку. Наконец, ему это стало надоедать, и пьяный сон окутал его. Уже засыпая, он довольно разборчиво пробормотал:
   - Компания требует меня! Сипаи подняли восстание...Я должен усмирить их любой ценой! Птичка... скажи им, что я немного задержусь! Во имя Англии и нашей королевы!
   Не слушая его лепет, я сжала в руке обувь, а другой рукой обхватила цветочный горшок с разбитой бутылкой и кое-как, на одной ноге, запрыгнула в башню. За ней было освещено, но я была так взвинчена, что совсем не подумала, откуда там мог взяться свет. И лишь оказавшись лицом к лицу с Дамьяном, поняла, что все похвалы моему уму, были невероятно преувеличенной лестью. Он стоял, прислонившись плечом к стене и скрестив на груди руки. На нем была атласная рубашка молочного цвета, с широкими завернутыми рукавами, твидовые серые брюки и жилет. У ног горела лампа, хорошо освещая во тьме вход и меня.
   От неожиданности я замерла, даже не потрудившись спрятать то, что держала в руках. Дамьян критически осмотрел туфлю, а при виде горшка с торчащей из него бутылкой из-под бренди, скривил губы. Меня охватила сильная неприязнь к нему и его зубоскальству. Я выкрикнула:
   - Это все не мое!
   - Правда? - Дамьян глумливо оглядел меня сверху до низу, задержав взгляд на выглядывающих из-под юбки кончиках пальцев.
   - Да! Нет...не совсем. Тут не все не мое... точнее, мое не все...Туфля моя! А бутылка нет...И горшок не мой! Я его взяла временно! Из крайней необходимости...Он, между прочим, цветочный!
   - Да неужели?! А я по скудости своего ума подумал было, что этот горшок весьма далек от цветов. И, между прочим, временами крайняя необходимось возникает чертовски некстати, и хвала Господу, если под рукой окажется сей насущный предмет, пусть даже и цветочный.
   Я громко фыркнула, демонстрируя свое отношение к его словотрепству. На что Дамьян звонко прищелкнул языком и
   Дамьян оторвался от стены и, на долю секунды я подумала, что он подойдет ко мне, но, смерив меня насмешливым взглядом, он пошел прочь, бросив через плечо:
   - И поторопись - тебя заждались. О полковнике я скажу Гривз. А горшок оставь здесь, не потащишь же ты его за стол... если нет особой необходимости.
   Злясь на этого отвратительного человека и на себя, глупое создание, и на вздор, который тут нагородила, я с грохотом опустила горшок на каменный пол и, наклонившись, надела туфлю. Ну почему я всегда попадаю в нелепые ситуации, когда нахожусь с ним! Почему мои хваленые мозги отказываются думать, а язык сам собой начинает нести всякую околесицу!
   Когда я вошла в гостиную, все уже расселись за столом, уставленным медной и оловянной посудой, а миссис Гривз и Джудит разливали суп. Кипевшее во мне негодование вмиг улетучилось при виде деда. Граф был в сюртуке цвета густого яичного желтка, придававшего его лицу горчичный оттенок, цыплячью шею каскадом обвивал несвежий платок, заколотый булавкой с бирюзовым жуком. На лбу и красноватых проплешинах обрамленных длинными паклями седых волос блестела испарина. В этот раз волосы не были, как обычно, стянуты шнурком в крысиный хвостик, а свободно свисали по плечам. Старик вытянул из-под кленового подсвечника льняную салфетку и стал промокать ею лоб.
   Слева от него сидела несгибаемая леди Элеонора в высоком закрученном шиньоне и шляпке-лодочке с длинным изогнутым пером. Справа - Дамьян. В отсвете свечей атлас его рубашки переливался, привлекая внимание. Чем особенно злоупотребляла мисс Рассел, сидевшая на противоположной стороне стола. Не сводя глаз, она гипнотизировала профиль Дамьяна, машинально накручивая на указательный палец длинную черную прядь волос. Ее одежда, как мне показалось, была немного вызывающа: полупрозрачная блуза и стянутая сзади пышными оборками юбка с турнюром и шлейфом. Естественно, Дамьян видел ее откровенный взгляд, но оставался безразличным, чем, похоже, приводил Джессику в бешенство. Когда миссис Гривз склонилась над ним, чтобы налить суп, он перемолвился с кухаркой парой фраз. Видимо, сообщил о полковнике. Та быстро закивала и убрала одну тарелку и приборы со стола. Наблюдая за ними, леди Редлифф грозно сжала губы, и я подумала, что ее мужу явно не поздоровится после ужина. За столом также сидела Жаннин, как всегда вся в белом. Ни Эллен, ни ее мужа не было.
   Я направилась к пустующему месту рядом с Жаннин, но строгий голос меня остановил.
   - Ты опоздала!
   - Прошу прощения, леди Редлифф. Больше такого не повторится.
   Я отодвинула стул, но она взглядом приковала меня к месту.
   - Объяснись! У нас не заведено потакать дурным привычкам. В Китчестере пунктуальность - это закон, и будь добра беспрекословно следовать ему. У меня нет желания каждый вечер отправлять мистера Клифера разыскивать тебя.
   - Еще раз извините. Мне не хотелось бы оглашать причину, задержавшую меня. Но могу сказать, что она была достаточно серьезной
   - Такой ответ меня не устраивает. Если ты не в состоянии одеться вовремя, это не значит, что другие посчитают это достаточно серьезной причиной.
   Я стиснула спинку стула, меня так и подмывало с упоением рассказать ей, как ее муж вывалился на меня из кустов, а затем размахивал туфлей и лепетал про индийское восстание и любимую королеву. Но как бы я ни была оскорблена, жалкая месть меня не привлекала. Я взглянула на деда, в надежде, что он осадит Элеонору. Но тот явно наслаждался нашим противостоянием. Помощь пришла оттуда, откуда я и не надеялась.
   - Вряд ли именно вам, Элеонора, захочется узнать действительную причину. - Дамьян криво усмехнулся. - Я слышал и даже обонял эту причину, и она была очень даже серьезной.
   Пока он говорил леди Редлифф, не отрываясь, смотрела на меня, но под конец фразы взгляд ее переместился куда-то мне за плечо и оцепенел.
   - Полагаю, мы закрыли эту тему, - весело произнес дед и потер руки прямо над тарелкой супа. - Найтингейл, садись уже и не обращай внимания на эту старую мегеру! Она уже довела до слез свою дочь и теперь в поиске новой жертвы бросается на всех и каждого.
   Старик захохотал, но его никто не поддержал. Я хотела сесть рядом с Жаннин, но замешкалась, заметив, как она жадно поглощает суп, засасывая жидкость и поспешно подтирая ложкой капли с губ и подбородка. Мне совсем расхотелось ужинать. Но тут опять раздался голос леди Редлифф.
   - Насколько я знаю, по правую сторону от графа Китчестера должен сидеть наследник. А вы, молодой человек, никак не являетесь таковым. Сейчас же уступи место мисс Сноу!
   Все, включая и слуг, уставились на Дамьяна, а затем удостоили такой чести и меня. Я услышала, как хихикнула Джессика, предчувствуя новый скандал, а дед откинулся на высокую спинку стула и стал ощупывать карманы в поисках любимой трубки. Но Дамьян всех удивил. Он широко улыбнулся. Первый раз я видела, чтобы его улыбка была столь открыта и искренна, и ничем не напоминала звериный оскал, каким он обычно награждал людей. Запустив руки в белоснежные сильно отросшие волосы, он взлохматил их и резким движением вскочил с места.
   - Как вам будет угодно, миледи, - Дамьян склонился, щелкнув каблуками. И не успела я возразить, как он уже оказался рядом со мной. Кухарка обменяла столовые приборы, а Джудит перенесла его тарелку с супом. Я села, чувствуя на себе взгляд леди Редлифф. Дед похлопал меня по руке, но я раздраженно отдернула ее. На что он только усмехнулся.
   Казалось, Элеонора успокоилась, оставшись довольна маленькой победой. Она заговорила с мисс Рассел, обсудив корреспонденцию и дав указания на завтра. После чего она уже более благосклонно посматривала на меня. Даже сообщила, что занимается благотворительностью и входит в совет попечителей нескольких крупных приютов и интернатов. Дед же не долго терпел эту, по его мнению, никчемную болтовню и, прервав сестру, обратился ко мне:
   - Ты уже устроилась?
   - Да, у меня замечательная комната, спасибо.
   - Сначала я хотел, чтобы ты жила в главном крыле, рядом со мной. Но здесь... - граф скосил глаза в сторону леди Редлифф, - слишком надоедливый вид из окна. Запущенный сад с колючими розами, от которых житья нет.
   Я понимающе кивнула и сказала, что черепичные крыши и конюшни вдали мне больше по душе, чем вид колючих роз.
   - Ты заметила, что мы живем по старинке. Нет даже газового освещения. Но я против этого. Не только из-за расходов. Мы храним верность старине, Найтингейл. Сейчас Китчестер точно такой же, каким был во времена моих предков.
   - Ну, это если не считать, что треть замка лежит в руинах, а остальная часть вот-вот рассыплется в пыль, - любезно заявил Дамьян. - Но ведь это не существенно для тех, кто хранит верность старине.
   За столом воцарилось неловкое молчание. Дед метнул в Дамьяна красноречивый взгляд, но тот нисколько не смутившись, ответил легким пожатием плеч. Тут заговорила Элеонора, вновь прибегнув к излюбленной уловке, говорить так, будто меня здесь нет.
   - Мы покажемся ей слишком старомодными. Боюсь, ее шокировали наши средневековые удобства и отсутствие современных уборных.
   - Вы, видимо, плохо разбираетесь в людях, если думаете, что у меня столь нежная натура. А замок меня просто поразил. Его подлинная древность завораживает.
   - Тебе надо посмотреть, как выглядит пиршественный зал по торжественным случаям, - сказал Дамьян. - На стенах - вереницы факелов, а окна и галерея менестрелей украшаются праздничными гобеленами. Ошеломляет.
   Он улыбался и посматривал на меня с нескрываемым интересом. Этот взгляд вызвал во мне какие-то радостные ощущения.
   - Как здорово! В последнее время я только и думаю, что попала в сказку.
   - Тогда, как в любой сказке, - подала голос Джессика, - должны быть еще принц и дракон.
   - В моей есть только замок.
   - Так ли? - Дамьян прищурился и сказал елейным голосом. - Хотя насчет принца не имею не малейшего представления... А вот что касается драконов, то тут их пруд пруди. Один другого кровожаднее!
   - Хватит острословить. Тебя с самого начала надо было отправить в интернат, там бы выбили из тебя всякуюж дурь и научили покорности. А что касается тебя, милочка, ты должна считаться с традициями, если собираешься... - леди Редлифф не договорила, но в этом не было особой необходимости. В ее голосе послышался сарказм, и я подумала: уж не считает ли она, что я не сумею оценить прелесть традиций и разрушу неповторимый мир Китчестера.
   - Дамьян, - граф, точно вспомнив нечто очень важное, резко подскочил на стуле, - ты сделал то, что я тебя просил?
   - Папки на столе в кабинете.
   - Там все?
   - Разумеется. К расходным книгам и арендным договорам я прикрепил отчеты за полгода. Писал как можно проще, чтобы мисс Сноу могла насладиться бухгалтерскими откровениями.
   - Замечательно. Найтингейл, ты можешь в любое время прийти в кабинет и взять их. Тебе надо научиться работать с документами. Я хочу, чтобы ты уже начала вникать в дела. Управлять таким большим поместьем очень сложно, надо обо всем самому иметь представление, а не рассчитывать на управляющего. Хотя, смотря кто будет управляющим...
   В этот момент мне подавали жареный картофель с грибным соусом, и я ответила не сразу. Зато воспользовалась кухаркой, как прикрытием, и когда она загородила меня, украдкой взглянула на Дамьяна. Не обращая внимания на слова графа, он склонился к Джессике и слушал, что она ему нашептывала. При этом он, словно забывшись, взял ее бокал с вином и отпил. Заметив это, она стала водить длинным пальцем по краю бокала, как раз в том месте, где прикасались его губы. У обоих был увлеченный друг другом вид.
   - Я с интересом просмотрю документы, дедушка, - сказала я почти зло.
   Он расплылся в улыбке.
   - Только прежде чем глядеть на цифры, нужно хотя бы знать, о чем идет речь. Пока познакомься с замком, изучи поместье. У нас тут много нового.
   - Да, я видела оранжереи. И хотела бы побывать там.
   - Дамьян покажет тебе, что к чему. Не думаю, что удастся осмотреть все за один день.
   - Боюсь, я не смогу оказать ей эту услугу. По крайней мере, в ближайшие два-три дня.
   - Почему это?
   - Ты стал забывчив, старик! Я уезжаю в Чейзмор на лошадиную ярмарку. Сам же отправил меня туда. Эдди уже заказал комнату.
   - Ах, лошадиная ярмарка! - воскликнула Жаннин и захлопала в ладоши. - А ты не говорил мне, что собираешься покупать лошадей. Я бы поехала с тобой, там должно быть так оживленно! В такие места обычно съезжаются джентльмены со всей Англии. И потом, я могла бы иметь свою собственную лошадь.
   - Ты хотя бы знаешь, с какой стороны у этого животного голова? - спросил Дамьян у матери, и та обижено уставилась в тарелку, тыкая вилкой в грибной соус.
   - Я сама могу осмотреть замок, - заявила я. - К счастью, я достаточно самостоятельна, чтобы не быть обузой. Мне не хочется беспокоить вас.
   - Ты слишком поздно спохватилась, милочка.
   Дед ухмыльнулся и каким-то квакающим от сдерживаемого смеха голосом изрек:
   - Самостоятельность - это то, что многим здесь совершенно не хватает.
   - Лемуэл, хочешь сказать, я обуза? - гневно воскликнула леди Редлифф, наблюдая, как граф затрясся в хохоте.
   - Ты сказала это сама, зачем мне повторяться!
   - Когда у меня будет свободное время, я могу составить тебе компанию, - спасая ситуацию за столом, неожиданно обратилась ко мне Джессика, но с таким видом, будто оказывает мне невероятно ценную услугу.
   Я кивнула ей, хотя мне совсем не хотелось находиться в ее компании. Вульгарные манеры этой женщины меня откровенно раздражали.
   - А я могла бы ездить верхом? - спросила я у деда.
   - Ты можешь делать в этом доме все, что захочешь.
   - В разумных пределах, - тут же поправила леди Редлифф. - Не думай, что ты можешь свободно распоряжаться здесь.
   - И мысли такой не возникло.
   - Дамьян, подберешь ей лошадь из тех, что есть в конюшне. Правда, многие из них уже ни на что не годны от долгого застоя. Но пока будешь ездить на такой, а на ярмарке он найдет для тебя кого-нибудь помоложе древней клячи.
   - У Дамьяна резвая лошадь, так что если есть необходимость, милочка, ты можешь воспользоваться ей. Ты же одолжишь свою лошадь мисс Сноу, Дамьян?
   На мгновение мне показалось, что вокруг нас заглохли все звуки. Но вот Дамьян повернул голову в сторону Элеоноры и, сузив в тонкие щелочки глаза, уставился на нее. Внешне она выглядела спокойной, даже немного улыбалась, разрезая зажаренный до корки ломтик картофеля. Отправив кусочек в рот, тщательно разжевала его, проделав около десятка движений, и, проглотив, отпила глоточек вина. Только после этого она подняла глаза на бесстрасно взиравшего на нее мужчину.
   - Ты же отдашь наследнице свою лошадь, Дамьян? - переспросила она все также любезно.
   - Нет.
   - С твоей стороны это нелюбезно.
   - Нет.
   - Как это не по-джентльменски! - воскликнула леди Редлифф.
   - Вы забываете, дорогая Элеонора, что я не джентльмен! И становиться им ради вашей блажи у меня нет никакой охоты! Упаси бог, меня от этой скверной участи
   - Хам!
   Дамьян громко хмыкнул и, ничего не сказав, отвернулся. Старуха поджала губы, сверля глазами белобрысый затылок
   - Как это по-ослиному глупо, Нора! - взревел старик, ударяя кулаком по столу, приборы жалобно бряцнули, а его пустой бокал повалился и, ударившись о подсвечник, раскололся. Граф витиевато выругался и сердито прикрикнул на нерасторопную Джудит. Затем обратил свое негодование на сестру. - Хватит разыгрывать безобразный спектакль! Только и слышно "наследница", "наследница"...Я уже говорил, что еще ничего не решено! В конце концов, я сделаю так, как будет выгодно Китчестеру, а не тебе! Скажу "она" - значит Найтингейл Сноу. Скажу "он" - значит Дамьян Клифер. И никто другой. Ты поняла меня, вредная старуха! А теперь молчи или выметайся отсюда, если не можешь держать свой язык в повиновении.
   Схватив скомканную салфетку, граф яростно вытер ею вспотевший лоб и проплешины, а затем прижал к жирным губам. Элеонора, демонстрируя мастерство наивысшего хладнокровия, заботливо напомнила ему, что у него слабое здоровье и ему категорично противопоказаны волнения, из-за которых случаются колебания давления и болезни нервов.
   - У тебя итак, дорогой Лемуэл, расшатаны нервы, а в последнее время возникла прямая угроза расшатать их еще сильнее, - она взяла запястье графа и, приложив к нему два пальца, сверила пульс. - Вот и доказательство. Стучит, как бешенный...Миссис Гривз бегите на кухню и приготовьте отвар из душицы и компрессоры из горячих лопухов на икры и спину. За чай не беспокойтесь, Джудит справится и одна с такой малостью. А ты, Жаннин сделай еще одну грелку в постель графа и побыстрее, чтобы успело, как следует прогреться.
   Я смотрела на леди Редлифф во все глаза, сейчас она мало походила на ту высокомерную мегеру, какой была пару минут назад. Она кудахтала точь-в-точь как моя тетушка. Жаннин неохотно поднялась из-за стола, с сожалением глянув на клубничный пудинг и маковые рогалики.
   Во время чая разговор крутился вокруг здоровья графа. И Элеонора наставляла меня, сколько времени я могу проводить с дедом и какие темы могу обсуждать с ним, чтобы лишний раз не волновать его. Только все, включая и саму леди Редлифф, знали, что старик никогда не будет следовать всем указаниям. Он делал только то, что хотел сам.
   После чая Джессика поднялась и заявила, что хочет пораньше лечь спать, потому как завтра ей предстояло с утра ехать в Солсбери за важным письмом для Элеоноры, касавшимся предстоящего собрания попечителей. Она предложила мне пойти вместе. Я пожелала всем доброй ночи. Дед при этом тихонько шепнул, что завтракает он в своей комнате, поэтому я могу прийти к нему прямо с утра. Когда мы выходили, Дамьян сидел с отсутствующим выражением лица и, поднеся бокал к пламени свечи, наблюдал, как играют на рубиновой глади блики.
   Вместо керосиновой лампы Джессика взяла свечу. При каждом шаге огонек трепыхался, то взвиваясь оранжевым языком, то почти угасая до крошечной белой точки, вцепившейся в кончик фитиля. Мы старались не говорить, чтобы дыханием не затушить хрупкое пламя. Но в молчании идти было жутковато. В скачущем по стенам тусклом свете картины выглядели совсем иначе. Их можно было принять за живых людей, смотрящих на нас сверху. И мне чудилось, что они зловеще скалятся, когда пляшущий свет выхватывал их из плена тьмы.
   Я вздохнула с облегчением, когда наконец-то очутилась у своей комнаты. Прощаясь, Джессика выглядела возбужденной и словно чего-то ожидающей.
   - Ну как тебе замок? Я лично не в восторге от этого доисторического монстра. Особенно в такие минуты, когда приходится бродить в кромешной тьме.
   - Было жутковато, но я люблю приключения. А замок превзошел все мои ожидания.
   - Да уж он получше, чем крестьянский коттедж твоей тети.
   - Наш Сильвер-Белл очень даже уютный. А Китчестер мне кажется живым существом. В нем столько древности, таинственности и... опасности.
   - Хватит выдумывать глупости! Вы с Дамьяном одинаковы. Порой мне кажется, он сходит с ума от замка... И, тем не менее, ты права насчет опасности. Будь осторожна.
   - Мне уже говорили о привидениях и странных звуках.
   - Это тебе толстуха Жаннин растрепала? У нее на уме только пудинги да бифштексы. Я тебе не о призраках говорю, а о живых людях. Запирай дверь на ночь.
   - А то что, не доживу до утра? - было как-то нелепо слышать подобные разговоры. Заметив мой скептицизм, Джессика усмехнулась.
   - Ну, как знаешь! - она равнодушно пожала плечами. - Здесь не все рады, что ты объявилась. Кто-то, может, захочет исправить эту ситуацию... Лично мне все равно. Я здесь чужая.
   - Тогда зачем же ты мне это говоришь?
   - Мне жаль тебя. Ты наивно полагаешь, что тебе так легко отдадут замок.
   - Он мне не нужен! Я приехала сюда погостить и побыть с дедом.
   - Не моли чушь. Никто не верит в это.
   Где-то внизу начали бить часы. Мы стояли, прислушиваясь, пока одиннадцатый гулкий удар не растворился в тиши. Сухо пожелав мне спокойной ночи, Джессика заторопилась к себе, а я зашла в свою комнату. Нащупав на комоде ключ, я заперла дверь, сделав это скорее бессознательно, чем из страха, что кто-то вломится ко мне ночью. Переодевшись в ночную сорочку, я подошла к окну. Снаружи стояла непроглядная тьма. У меня возникло ощущение, будто я попала в темницу и кругом один недоброжелатели. Конечно, уговаривала я себя, это из-за того, что сейчас ночь и в доме царит мрачная атмосфера, волнуя людей с богатой фантазией. Будь сейчас яркое солнечное утро, все выглядело бы совсем иначе.
   Я легла в кровать и сразу же погрузилась в сон. Всю ночь мне снился утренний укутанный туманом луг, и Дамьян, несший меня на руках. Он крепко прижимал меня к груди и говорил безумные, сумасшедшие слова. Те самые слова, которые так глубоко потрясли меня, которые заставили бежать в страхе от этого человека. Я помнила каждое слово, каждый момент того разговора на лугу. И этой ночью, заново переживая его, я жаждала вновь оказаться вместе с ним в утренней дымке, среди мокрой от росы травы, и услышать эти пугающие и в то же время такие сладкие слова. Не знаю, кого я молила бога или дьявола, но я просила, чтобы эти слова оказались правдой. Если бы я только могла признаться себе, насколько сильно я хотела верить ему!
  

ГЛАВА 19

   Утром я проснулась рано. Первые лучи только начинали согревать комнату, разгоняя ночную прохладу. Я встала не сразу, а некоторое время лежала, рассматривая черные подпалины, когда-то оставленные свечой на занавесях балдахина. Я думала о вчерашнем вечере, о непонятных ощущениях, нахлынувших на меня, о Дамьяне.
   И все же мне хотелось гнать от себя мрачные мысли. Меня ждало столько неизведанного! Сейчас я могла лишь изучать и наслаждаться каждой минутой проведенной в Китчестере. Только это было главным. И еще дед! Он пригласил меня сюда, он хотел меня видеть. Во мне теплилась надежда, что я ему искренне нужна. Я должна верить этому. Все остальные ничего не значили.
   Я позвонила. Пришла женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке и таком же чепце. Она принесла кувшин с теплой водой, который занесла в уборную. Быстро умывшись и заколов волосы шпильками, я надела синюю суконную юбку с небольшим турнюром, легкую блузу в бело-синюю полоску и на ноги серые прюнелевые туфли.
   Как объяснила служанка, когда я стала расспрашивать ее, завтракали в любое время с половины восьмого до десяти. Еду брали в кастрюльках и блюдах, стоящих на сервантах. Чтобы не пришлось вторично разогревать, кастрюльки ставились в глубокие чугунные емкости с решеткой, в которые клали немного угля для поддержания тепла.
   Несмотря на то, что время было около восьми, за столом напротив друг друга сидели Дамьян и Джессика. Я обратила внимание на равнодушный и слегка презрительный взгляд, которым Дамьян удостаивал ее. Джессика тоже замечала этот взгляд, но ее реакция была неоднозначна. Что изображало ее лицо - досаду, злость, разочарование или даже ненависть?
   Дамьян развернулся ко мне всем торсом, поставив локоть на спинку стула и подперев рукой голову, уставился на меня. А Джессика приняла загадочно-обиженный вид, дав понять, что я своим вторжением в их тет-а-тет нарушила чрезвычайно личный разговор.
   - Доброе утро, - сказала я и почувствовала, что мой голос трещит, как яичная скорлупа под пальцами мисс Рассел. Закрыв рот ладонью, я кашлянула и пересекла комнату, подойдя к сервантам. Дамьян все еще смотрел на меня. Моя спина начала предательски изнывать, чувствуя его пристальный взгляд.
   - Ты рано! - вместо приветствия отозвалась Джессика, очистив яйцо и намазывая на тонкий кусочек хлеба масло, - Не терпится обследовать будущие владения?
   - Это мой обычный режим.
   - Ах, да, школьные привычки.
   Проигнорировав эту поддёвку, я изучила содержимое кастрюлек. И хотя мне было все равно чем завтракать, я долго стояла у серванта, накладывая в натертое до блеска оловянную тарелку еду. Спина нещадно горела, как будто Дамьян решил прожечь во мне дыру. Я чувствовала, что он смотрит на меня. И не могла заставить себя развернуться, отойти от серванта и сесть за стол рядом с ним. Там я уже не смогу спрятать горевшее лицо.
   Положив на блюдце вареную фасоль, яйцо и нарезанные помидоры, я все-таки повернулась и, к моему изумлению увидела, что Дамьян вовсе не занят созерцанием моей персоны. С правой стороны от него лежала сложенная в четверть газета, которую я заметила только сейчас, он склонился к ней и, приподняв верхний лист ладонью, читал. Я почувствовала себя полной дурой. Надо как-то умерить воображение, а то мое поведение становится просто абсурдным!
   За столом никто не разговаривал. Когда Джессика пила чай, доложили, что коляска ждет ее.
   - Не понимаю - нетерпеливо сказала она, отодвигая блюдце с разломленным кусочком кекса и чашку чая, - что за срочность с этим письмом. Леди Редлифф могла вполне дождаться почтальона, а не посылать меня в Солсбери.
   - Может быть, там какие-то изменения в связи с собранием попечителей, - предположила я.
   На это Джессика грубо фыркнула и поднялась.
   - Вот уж дудки! Далось ей это собрание. Просто старушенция не упустит лишний раз показать свой скверный характер. Надеюсь, я там не задержусь.
   Зато у тебя самый ангельский характер, хмыкнула я про себя, наблюдая, как, направляясь к выходу, Джессика раскрыла сумочку и вынула оттуда серебряный портсигар. Зажав его в длинных пальцах, она махнула нам, а точнее Дамьяну, и скрылась за дверью. Через пару минут вышел и он сам. За все время Дамьян не проронил ни слова. Когда он проходил мимо, я обратила внимания, что из завернутого голенища сапога опять торчит рукоять хлыста, обвитая кожаными лоскутами. Он когда-нибудь расстается с ним? Даже с утра хлыст уже при нем! Не удивлюсь, если он кладет его под подушку на ночь.
   Дедушкину комнату я отыскала быстро. Ничего не изменилось с тех пор, как я побывала здесь в прошлом году. Все та же скудная обстановка. Правда медвежья шкура у камина была основательно подпалена и зияла черными проплешинами. Дед был уже одет в привычный зеленый сюртук и заканчивал завтрак. Он уминал горячую булочку, запивая ее покрывшимся перламутровой пленкой чаем. На подносе высилась внушительная горка скорлупы, и я ужаснулась, представив, сколько могло быть яиц. Заметив мой нахмуренный взгляд, дед расхохотался, но тут же поперхнулся и закашлялся.
   - Вы хотя бы прожевали, а потом уж давали волю эмоциям! - пожурила я его.
   Я постучала его по спине, и когда он откашлялся, села в кресло-качалку. С багровым лицом и слезящимися глазами, согнутый пополам, он выглядел таким беспомощным. Мне захотелось вдруг защитить его и заботиться, как о малом ребенке. Я усмехнулась про себя, если бы старик сейчас знал, какие мысли приходят мне в голову, он бы обрушил на меня все мыслимые и немыслимые проклятия. Разве можно сравнивать графа Китчестера с малым дитем?! Я развеселилась. Дед, уже придя в себя и опять накинувшись на булочку, заметил мое оживление.
   - Что ты там бормочешь, Роби?
   - Я? Что вы, вам показалось.
   - Да ну, - он сощурился. - Уже осмотрела Китчестер?
   - Нет, конечно. Когда бы мне.
   - Так чего ты тут расселась?! - граф деланно рассердился.
   - А вы не видите, с вами разговариваю.
   Старик открыл, было, рот, чтобы сказать еще что-нибудь эдакое, но осекся и махнул рукой.
   - Ладно, я ведь тебя не тороплю. Теперь, когда ты в Китчестере, и мне спокойнее. Если хочешь сидеть со старой галошей - сиди. Мне только радость. Хотя пошла бы да делом занялась. А то восседаешь рядом со мной, как у смертного одра!
   Он лукавил, так как сам вчера шепнул мне, чтобы я приходила с самого утра. В десять часов миссис Стоун принесла чай, видимо, дед заранее сообщил на кухню, чтобы приносили на двоих. Он расспрашивал меня о том времени, что мы не виделись. И я рассказала ему, что собираюсь преподавать. Деда сообщение совсем не порадовало, как я ожидала. На его лице появилось упрямое выражение, будто он решил, во что бы то ни стало не принимать новость всерьез.
   - Ты уже дала согласие? Ну ничего, можно его и забрать.
   - Нет, не дала! Но даже если бы и согласилась, то не отказалась бы.
   - Щенячий вздор! Вот что это такое! - разгорячился он. - Сдалась тебе эта чертова академия! Хочешь стать очередной высушенной воблой! Я не желаю, чтобы моя внучка, плесневела в подобном заведении. Тебе там ничего не светит, кроме смертельной скуки!
   - Можно подумать, что я заживо замурую себя в склепе! Это отличное предложение для меня. Мне кажется, у меня есть призвание и эта работа мне по душе.
   - Нет! Это твои фантазии, Роби. А реальность - Китчестер! Ты не можешь его бросить. Ты моя наследница. У тебя есть обязательства и ответственность перед Китчестером и всем родом!
   - Но я не соглашалась быть наследницей...
   - Мне не нужно твое согласие! И ты знаешь это. Я не собираюсь отдавать Китчестер в чужие руки, пусть и умелые! Документы подписаны. Пока я не объявил об этом. Еще слишком рано. Но ты обязана сделать все, чтобы быстрее вникнуть в дела и посвятить свою жизнь Китчестеру. Хранить, беречь его и возродить! Он - смысл всего!
   - Для вас! Но не для меня.
   - Одумайся, что ты говоришь! Ты им уже восхищаешься. А когда узнаешь его...
   - Восхищаюсь, да! - прервала я его. - Но не больна им, не боготворю его и...(не приношу ему в жертву свою жизнь и детей, хотелось крикнуть мне)...Я не приложение к родовому замку. Я хочу, чтобы центром моей жизни была я сама, а не груда камней с богатой историей.
   Мои слова позабавили старика. Он расхохотался, широко раскрыв рот. Разъярившись еще больше от этого смеха, я вскочила с кресла-качалки и направилась к двери, заявив, что уезжаю. Но дед оказался проворнее, чем могло позволить ему старческое тело. Отставив поднос с едой, он одним махом перепрыгнул через всю кровать и подскочил ко мне, схватив за руку.
   - Роби, Роби... ты права. А я тороплю события и командую, будто вправе распоряжаться тобой. Привык своеволить и буянить, когда не по моему. Прости безмозглого индюка!
   - Ох, вы и хитрюга, граф! - рассмеялась я, отмечая его слишком уж взволнованное лицо. И хотя его волнение было наиграно, но в душе дед, действительно, испугался, что я могу уехать.
   - Пусть все идет, как идет. Привыкни к Китчестеру, изучи дела, а там посмотрим...Уверен, в конце концов, ты согласишься со мной. В тебе есть моя кровь! И она не подведет меня... А если же нет, то документы можно всегда переписать!
   Я понимала, он специально успокаивает меня. А сам думает иначе. Он не уступит, как не уступил и моему отцу. Но я кивнула ему, показав, что принимаю предложение. Да, во мне течет его кровь. А значит, я была не менее упряма, чем он сам. И я тоже не собиралась уступать. Ведь если бы не трагедия, я бы не переселилась к своей тете. А графу Китчестеру пришлось бы сделать наследником Дамьяна. Так почему же не пойти на это сейчас. Дамьяну замок требовался гораздо больше, чем мне. А главное у него были все шансы возродить Китчестер, о чем так мечтал старик. Поэтому я не могла понять, почему же дед так настаивает, чтобы наследником была я.
   Через некоторое время, старик меня шутливо прогнал. Ему не терпелось, чтобы я поскорее приступила к осмотру. Уходя, я все-таки дерзко заметила.
   - Если вы будете мной недовольны, сразу скажите. Тетя Гризельда будет в большом восторге, если я тут не задержусь.
   Старик понял мой намек.
   - Я не могу тебе приказывать и держать тебя силой. Но, думаю, ты и сама не захочешь уехать отсюда, пока не будет удовлетворено твое любопытство.
   В некотором расстройстве я вышла из дедушкиной комнаты. У нас еще никогда не было размолвок. Дед всегда говорил, что одобрит любой мой выбор. А тут выясняется, что он уже давным-давно решил все за меня. И хотя я негодовала по этому поводу, меня предательским червячком грызло сомнение, а так ли я против отведенной мне стариком роли?
   Когда я начала осматривать замок, червячок сомнения разросся в настоящего змея искусителя. Любуясь комнатами и бродя по лабиринтам галерей и переходов, меня не отпускала мысль, что я могу стать хозяйкой всему этому великолепию.
   Одного дня было не достаточно, чтобы все осмотреть. Настолько замок был огромен. Казалось, здесь нет преграды между прошлым и настоящим. Даже мебель не менялась веками, и трудно было отделаться от мысли, что и сотни лет назад, когда в доме звучали другие голоса и шаги, и длинные тени других людей падали на эти стены, все тут выглядело точно так же.
   Узнав у слуг, что Джессика уже вернулась из Солсбери, но находится у леди Редлифф, я не сильно расстроилась. В одиночестве я осмотрела большую часть дома, лишь изредка натыкаясь на служанок, спешащих по поручениям.
   Начала я с гостиной. Отсюда узкий коридор вывел меня в музыкальную комнату. Старинный клавикорд, хрупкая арфа под льняным чехлом и пианино, царственно возвышавшееся на низком подиуме. По его черной поверхности вилась позолоченная роспись. На передней стенке гордо сияли изящные латунные подсвечники, а между ними красовались закрученные буквы вензеля. Яркий свет играл на полированной, вкусно пахнущей канифолью поверхности инструмента. Не удержавшись, я подняла тяжелую крышку и, едва касаясь, провела кончиками пальцев по белой веренице клавиш. Мелодичный перелив разлился по комнате. Для старого пианино звучание вышло ясным и стройным. В доме кто-то очень любил музыку!
   Выйдя из музыкальной комнаты, я прошла темный переход, и, спустившись по лестнице, попала в библиотеку. Здесь было светло и тихо. К арочным окнам с темно-зелеными портьерами подступал благоухающий сад. Алые розы, прислонившись к стеклу, беззастенчиво всматривались вглубь комнаты, словно желали проникнуть за прозрачную преграду.
   Мне подумалось, что тут хранятся бесценные сокровища. До потолка возвышались резные шкафы, заставленные книгами в тисненых переплетах. Их было бесчисленное множество! И я уже представляла себе, как с упоением буду перебирать книгу за книгой, наслаждаясь пленительным шуршанием страниц. Закрыв глаза, я благоговейно вслушивалась в безмятежную тишину. Здесь царил покой, окутанный неповторимым книжным запахом, запахом старины.
   На стенах висели охотничьи трофеи. Казалось, оскаленные морды зверей ревностно стерегут доверенные им сокровища. У окна располагались мягкий диван, столик из красного дерева, стулья и кресла с необычными подлокотниками, вырезанными в форме застывших в прыжке львов.
   Прямо из библиотеки можно было попасть в рабочий кабинет. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я ступила туда, была высоченная стопка бумаг и папок на массивном ореховом столе. Именно про эти бумаги говорил вчера Дамьян и именно их мне придется изучать! Я моментально сникла, представив себе эту удручающую картину. Как же мне претили все эти расходные книги и отчеты! И в особенности то, что дед настаивает на их изучении, истово веря, что у меня, в конце концов, возникнет непреодолимое желание владеть замком.
   В памяти всплыла наша сегодняшняя ссора. Ну почему граф так уверен, что я должна разделить с ним его фанатичное поклонение Китчестеру? Он уже пытался навязать замок и рабскую любовь к нему своему сыну. И только разрушил жизнь - и себе, и сыну!
   Чтобы избавиться от угнетающих мыслей, я поспешила покинуть кабинет и через портретную галерею спустилась в пиршественный зал. Самую древнюю часть замка. Когда-то здесь был земляной пол и голые каменные стены. Я живо представила, как шумные, разгоряченные весельем и брагой рыцари пировали за уставленным яствами столом, а в громадном полыхающем камине жарилась на вертеле кабанья туша, распространяя по всему залу опьяняющий мясной аромат. Краснолицый толстый повар обильно поливал тушу таким же красным, как и его лицо, соусом с кислым запахом домашнего вина. А два его помощника подкладывали в огонь ольховые поленья и медленно поворачивали вертел.
   Мое воображение сыграло со мной злую шутку. Я так отчетливо представила себе эту картину, что мой нос нетерпеливо задергался, готовый уловить и вдохнуть терпкий, дурманящий аромат жареного мяса. А живот, протестуя против такой ужасной пытки, заурчал.
   Я вынула из крохотного карманчика, спрятанного в складках юбки, часики. Уже подходило время обеда. И если я не потороплюсь, то вновь опоздаю. Как же мне не хотелось встречаться с родственниками! Однако я не собиралась давать леди Редлифф лишний повод, чтобы отчитать меня и насладиться своею властью надо мной. Развеявшись несколько минут в саду среди густых душистых роз, я вернулась в дом и поднялась в свою комнату. Там я освежила лицо и причесала волосы. На переодевание времени уже не было. В коридоре я встретила Жаннин, как всегда, радушно улыбающуюся.
   - Ах, ты тут! - взмахнула она руками. - А я думала ты у старика или где-нибудь по дому бродишь. Ну, как замок? Уже все посмотрела?
   - Только начала...
   - Была на башнях? Там такой вид! Вся долина, как на ладони, и ближайшие деревни видны, и лес до самого горизонта. Только там все прогнило. Как и везде! Будь осторожна, если захочешь подняться. Или сходи к крепостным стенам. Там башни крепче.
   - Хорошо, - я еле успела вставить.
   - А как спалось? Кровать то у тебя какая огромная, а перина мягкая, пуховая, утонуть можно. На такой перине только младенческим сном спать, - и, не сделав паузы, настороженно спросила. -Ничего не слышала?
   - Вы о привидении? - уточнила я. - Да вроде бы нет. Даже как-то обидно, что за всю ночь никто ни разу не завыл, не застонал и не загремел цепями у меня под дверью.
   Жаннин хихикнула и принялась мурлыкать под нос веселенький мотивчик. Когда подходили к гостиной, она предложила после обеда показать мне кухни и служебные помещения.
   В этот раз в гостиной присутствовали все кроме Дамьяна. Завидев меня, дед подал команду рассаживаться и отодвинул для меня стул, стоявший справа от него. Леди Редлиф нахмурилась, но граф усадил меня и, опередив готовые сорваться с ее губ слова, воскликнул:
   - Нора, побойся бога! Сама же вчера изъявила желание, чтобы тут сидела Найтингейл.
   Леди Редлифф холодно кивнула и заявила:
   - Только потому, что вчера тут сидел этот выскочка! - сделав выразительную паузу, она добавила, тщательно подбирая слова. - Я не против, если на это место ты посадишь ее. Назови ее наследницей, и она займет его по праву! Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я хочу услышать официальное объявление, а не пространные намеки. Если в завещании будет стоять имя этого проходимца, этого ничтожества, я не вынесу!
   - Я бы на твоем месте так не беспокоился. Едва ли столь легкое неудобство окажется для тебя летальным, сестрица. У тебя здоровье, как у шотландского горца!
   - И все же, несмотря на твои похвалы моему здоровью, я хотела бы обезопасить себя от неприятных сюрпризов в будущем. Так это она?
   Было заметно, что старик все больше раздражается. Все еще стоя за спинкой стула, он вперил гневный взор в Элеонору.
   - По-твоему я завтра в могилу слягу?! - свирепо вскричал он. - Или у тебя грех в мыслях! Некоторые жадные родственнички грешили и за менее значимое наследство, чем Китчестер... Всем так не терпится узнать, что же будет после моей смерти! Такое чувство, что я скачу тут как надоедливая блоха, от которой все только и жаждут избавиться. Увы, у меня нет никакого желания поткать вам. Я еще не наскакался! Зачем раньше времени готовить себе похороны?
   Щеки Элеоноры покрылись красными пятнами.
   - Дорогой мой, ты хотя бы из любезности к своей любящей сестре мог бы не делать таких нелепых замечаний, - чопорно вымолвила она.
   - И то верно. Ты настолько любяща, сестрица, что подобные замечания и впрямь кажутся смехотворными. - С притворной нежностью, граф растянул губы в улыбке. - Постараюсь быть любезным с тобой, хотя это насилие над моими чувствами!
   Леди Редлифф на миг остолбенела, но тут же взяла себя в руки. Ее и без того гордо расправленные плечи оттопырились назад еще сильнее, демонстрируя окружающим наивысшую степень достоинства. Она обдала графа таким взглядом, от которого он тут же должен был примерзнуть к месту аккуратным сугробом и обрасти сосульками. Но вместо этого несносный старикашка расхохотался во все горло. А затем внезапно подпрыгнул, хлопнул в ладоши, притопнул ногой и резко крутанулся, завершив фортель шутовским поклоном в сторону Элеоноры. Та сидела каменным изваянием не в силах пошевельнуться от обуревавшего ее всепоглощающего гнева. Лишь ярко-бело лицо, ставшее такого же цвета, как и ее парик с пучками мелких буклей, выглядывавших из-под крохотной шляпки, выдавало ее состояние.
   - Твои выходки чудовищны, - процедила она, едва сдерживаясь, - Человек благородного происхождения не позволит ничего подобного! Это поведение слабоумного! Безумца! После такого я сомневаюсь в твоем здравомыслии, Лемуэл! Боюсь, что и в тебе есть червоточина.
   - Хватит! - приказал граф, угрожающе возвысив голос и, расстегнув нижние пуговицы на извечном зеленом сюртуке, занял место во главе стола. Элеонора замолчала, с непроницаемым видом уставившись в пространство.
   - Гривз! - в следующую секунду взревел старик. - Что ты там копошишься! Из-за твоей нерасторопности мы здесь до ужина проторчим!
   Все это время ни я, ни кто-либо из присутствующих не покушался прервать их словесный поединок. Правда, лишь некоторые из нас с интересом следили за происходящим.
   Склонившись и выставив вперед изящное ухо, с еле заметной улыбочкой Джессика, жадно впитывала каждое слово, будто смаковала весьма неприличный анекдотец. С не меньшей жадностью Жаннин взирала на сервант, где стояли дымящиеся блюда и кастрюльки. Стараясь высмотреть их содержимое, она вся извертелась, вытягивая короткую шею, и вряд ли до нее доходил смысл тех любезностей, коими обменивались граф и Элеонора. Впрочем, мистер Уолтер, занятый очередным поэтическим шедевром, также был далек от их банальной семейной ссоры. В его плешивой голове рождались и расцветали в своем великолепии непревзойденные рифмы и ослепительные метафоры, достойные в веках прославлять имя гениальнейшего из поэтов.
   Для полковника Ферджиса Редлиффа этот день выдался не самым удачным в плане добычи. К его несчастью, он был трезв и пребывал в состоянии глубокой отрешенности. Собственные тяготы заботили полковника гораздо больше, чем раздраженные голоса, болезненно раздававшиеся в мозгу. Скрючившись и подперев нетвердыми руками голову, он осоловелыми глазами сверлил пустой бокал, уповая волшебством взгляда заполнить его спасительной жидкостью. Никому не было дела до терзавшей его адской мигрени! Так же как и до него самого. Даже слуги не проявляли должного почтения и, обслуживая его, особо не церемонились. Наблюдая за тщетными попытками полковника донести до рта овощное рагу, я чувствовала жалость и, к стыду своему, брезгливость. Когда-то этот человек с гордостью и достоинством носил военный мундир и защищал честь Англии. А теперь от былой славы остались лишь нечеткие воспоминания, жалкими обрывками всплывавшие в пьяном бреду.
   Но больше всех мое внимание привлекала Эллен Уолтер. Я очень обрадовалась, вновь увидев ее. Хотя женщина выглядела уставшей и еще более изнуренной, чем я помнила, при моем появление в гостиной она оживилась, приподняв в приветствии тонкую руку, и тепло улыбнулась мне. Ласковая улыбка осветила ее лицо, но тут же погасла под суровым взглядом Элеоноры.
   Я заметила, что при первых гневливых нотках в голосе матери Эллен одеревенела. Сцепив руки на коленях, она замерла и при малейшем повороте головы леди Редлифф сильно вздрагивала, как измученная укусами оводов лошадь. Только когда миссис Гривз засуетилась, раскладывая еду, Элен очнулась от оцепенения и вздохнула. От меня не укрылось, промелькнувшее в ее глазах облегчение, что гнев матери обошел ее стороной. Я была возмущена этим страхом перед старухой. Она живо напомнила мне Сибил, когда та, живя с Пешенсами, находилась под жестоким гнетом, испытывая постоянный ужас от мысли навлечь на себя их недовольство.
   Во мне вспыхнула твердая решимость как-то защитить Эллен. Я считала себя способной противостоять деспотизму Элеоноры. По крайней мере, до этого мне удавалось держать ее на расстояние и считаться со мной. И хотя старуха всячески пыталась верховодить мной и указывать на мое "невесомое" положение, сама же она понимала, что не имеет надо мной никакой власти.
   В Эллен же я надеялась обрести хорошего друга. Она единственная в этом доме, кроме деда, разумеется, была по-настоящему рада моему присутствию. И если бы не мать, то выказала бы мне гораздо больше теплоты и расположения. В ее запавших глазах, сдержанно посматривавших на меня, светилась искренняя сердечность. И я от всей души была благодарна ей за эту поддержку, которую не смогли сдержать ни суровость леди Редлифф, ни ее собственные страхи.
   Обмен взаимными любезностями с сестрой привел графа в приподнятое настроение. Аппетитно пахнущее содержимое тарелки не отвлекло старика от приятной его сердцу баталии. По его сверкающим глазкам и довольном прищуре, я поняла, что дед не прочь продолжить поединок. Что он и сделал. Засучив рукава и переплетя пальцы, старик хрустнул костяшками, после чего, с бахвальством сообщил, что сестрица, однако, разочаровала его, сдавшись без боя, словно желторотик, ненароком оконфузившийся под грозным взглядом генерала.
   - И вообще, какое вам дело до моего наследства! - следом воскликнул он, не дав Элеоноре и рта раскрыть, а затем, тыкнув в ее сторону вилкой, зло гаркнул, - Хрен вам, а не Китчестер!
   - Но, дорогой Лемуэл, я вовсе не претендую... - начала, было, леди Редлифф, но старик раздраженно треснул по столу, прервав ее неуместные оправдания.
   - Черта с два! А то ты не метила получить поместье, если я не обзаведусь наследником! - в горячности дед резко взмахнул рукой, и кусочек тушеной печенки, не удержавшись от такого непристойного обращения на зубцах вилки, угодил прямо в перламутровое крыло жемчужной стрекозы, сидевшей на гофрированном воротнике его собеседницы.
   - Только не выходи из себя снова, - потребовал граф с устрашающей любезностью, глядя на сочащийся соком кусочек печени, оказавшийся после соприкосновения с брошью на бархатном платье Элеоноры. - Ты понятия не имеешь, какой становится твоя каменная физиономия, когда ты пытаешься держать себя в руках, а не сорваться в припадке ярости.
   К чести леди Редлифф, ее многострадальное самообладание выдержало эту постыдную экзекуцию. С ледяной невозмутимостью она стряхнула салфеткой злосчастный кусочек с колен и тоном нетерпящим возражений произнесла:
   - Ты стал слишком стар, чтобы демонстрировать в обществе хорошие манеры! Графу Китчестеру не простительна подобная оплошность.
   Не дожидаясь ответа, он поднялась, слишком небрежно бросив на стол салфетку, и та накрахмаленным краешком попала в тарелку, прилипнув к нетронутой горке рагу. Уже в дверях Элеонора приказала мисс Рассел следовать за ней, вспомнив о необходимости написать уйму сверхважной корреспонденции. Уверенная в покорности своего секретаря, она вышла за дверь, так и не обернувшись. Джессика же, закатив к потолку глаза, расторопно посеменила следом за ней.
   Торжественное отступление Элеоноры граф сопроводил весьма колким смешком, который, к моему неприятному удивлению, поддержала Жаннин. Все это время она усердно опустошала свою тарелку, куда и Джудит, и миссис Гривз не уставали подкладывать внушительные порции добавки. И я была уверенна, что она не замечает ничего вокруг. Но как оказалось, интересы Жаннин простирались далеко за пределы ее желудка. Она не только осмыслила всю словесную дуэль, но и поторопилась обсудить ее, откровенно заявив, что полностью поддерживает графа Китчестера и надеется, что он сделает достойный выбор наследника.
   - Еще бы это было не так! - елейно отозвался дед. - Только не надо так сладкоголосить! Твоя прыть никак не поможет Дамьяну! А наоборот может оказаться той ложкой дегтя, из-за которой провоняет вся бочка с медом.
   Миссис Клифер будучи не в силах подыскать слова для адекватного ответа нашла убежище в потоке слез, между всхлипываниями жалуясь на несправедливость судьбы. Но если она думала смягчить стариковское сердце подобной тактикой, то допустила очередную ошибку. При виде текущих по полным щекам соленых водопадов, граф сморщился и бессердечно заметил:
   - Тебе ли жаловаться на судьбу? Вот кому бы это не помешало, так твоему сыну, которого судьба одарила такой бестолковой матерью. Глядишь, Господь сжалится над ним и ниспошлет тебе хотя бы крупицу мозгов!
   После того как граф бесцеремонно высказался, Жаннин вдруг позабыла, что должна заливаться слезами, и хлопающими глазами уставилась на меня, будто это я позволила себе в ее адрес нелестное, но довольно правдивое замечание.
   - Дядя, вы слишком суровы к бедняжке Жаннин, - мягко произнесла Эллен, вытаскивая из рукава платья батистовый голубой платочек и передавая ей. Мне вдруг подумалось, что для пухлого носа миссис Клифер платочек будет слегка маловат. Эта мысль оказалась заразительной, так как печальные глаза Эллен на краткий миг задержались на этой выдающейся части лица Жаннин и тут же опустились, пытаясь скрыть неловкие смешинки.
   В первый момент я думала, граф ответит ей также обидной грубостью. Но старик только громко крякнул, откинувшись на стуле, и похлопал себя по животу, выражая крайнюю степень довольства. Потом потянулся и невнятно пробормотал, что "глоток свежего табачного дымка" взбодрит его после сытного обеда. Он предложил мне прогуляться в саду, но я не желала вновь начинать разговор о моем будущем, какой, судя по упрямому блеску в глазах, дед был намерен завести. Как и леди Редлифф, граф терпеть не мог неизвестности, особенно, когда решение зависело от другого человека, и сам он не мог его контролировать. Из-за этого он только еще больше раздражался и вспыхивал при малейшем недовольстве.
   Когда граф Китчестер оставил нас, Эллен заметно расслабилась и даже позволила себе положить десерт - маленькую порцию сливового суфле.
   - На самом деле дядя не всегда такой...хм...неприятный, как сегодня - пробормотала она, разминая серебряной ложечкой бледно-лиловую мяготь.
   - Ага, иногда он намного грубее, - вставила Жаннин, мощно сморкаясь в платочек.
   - Кхм, кхм... - непроизвольно вырвалось у миссис Уолтер следом за оглушившими нас звуками. Она закрыла рот кончиками пальцев, то ли пряча улыбку, то ли от ужаса.
   - Что, что, воробушек? - встрепенулся от записной книжки мистер Уолтер. Приподняв низко склоненную к столу голову с жиденькой сероватой растительностью, он озадачено поискал глазами жену и, наткнувшись на нее, некоторое время удивленно всматривался, словно процесс узнавания проходил чрезвычайно медленно.
   - Тебе что-то необходимо? - спросил он с почти вымученной заботливостью, сквозь которую отчетливо просачивалось досадное раздражение. Если его жене и было что-то необходимо в этот момент, то после такой не в меру заботливости, всякая нужда в этом как-то сама собой отпала.
   - Нет, - сухо отозвалась Эллен, не отрывая глаз от суфле. Она так и не попробовала его, а продолжала разминать, превратив лакомство в неприглядную кашицу. - Не беспокойся.
   Едва ли ее муж утруждал себя этим трудоемким и неудобным чувством. Поспешно отвернувшись от жены, так и не удосужившись изобразить на своем лице хотя бы видимость интереса к ней, он вновь склонился над записной книжкой. С нежностью, достойной любовника, его пальцы пробежали по лощеным страничкам, выискивая неисписанный листочек.
   - Горячность дяди из-за повышенной нервозности, - сказала Эллен, возвращаясь к прерванному разговору. - Ему предстоит тяжелый выбор, и потому он весь на нервах.
   - Не скрою, - улыбаясь, заметила я, - благодаря его вспыльчивости, я испытала немало приятных минут, наблюдая за сменой эмоций на лице леди Редлифф.
   Эллен не поддержала моей шутки. И я поздно поняла, что для нее самой это были тягостные минуты страха, когда она в напряжении ждала, что гнев матери может обрушиться на нее.
   - Не понимаю, почему этот выбор тяжелый, - вмешалась Жаннин. - Мой мальчик тут уже несколько лет батрачит! И считает этот замок своим домом. И потом, старикашка сам говорил, что Дамьян - это лучшее что он мог пожелать для Китчестера.
   - Было, Жаннин, до появления дорогой Найтингейл.
   - Но он может его усыновить, как и хотел! - вскричала миссис Клифер, едва сдерживая готовые политься вновь слезы. - Просто, теперь мы ему стали бесполезны, и он хочет избавиться от нас как от использованной вещи. А если он нас выгонит, то куда мы пойдем? На улицу!
   - Ну что ты. Ты все слишком утрируешь, - промолвила Эллен, глядя, как Жаннин промокает глаза платочком, уже ранее использованным по другому назначению. - Ни дядюшка, ни кто-либо другой никогда вас не выгонит. Здесь ваш дом. И не принимай все так близко к сердцу. От этого случаются сердечные расстройства.
   Слушая их разговор, мне вдруг захотелось признаться.
   - Я не хочу этого наследства. И уже неоднократно заявляла об этот деду.
   - Найтингейл, правильно ли я расслышала? - Эллен непонимающе смотрела на меня. - Ты не можешь отказаться от наследования.
   - О, - тут же встрепенулась Жаннин, - значит, я могу... Дамьян может рассчитывать на то, что он будет владельцем всего этого?
   Я замялась, уже сожалея о том, что не сдержалась. Зачем мне надо было болтать про это? Мне было неловко от того, что я поставила себя в такую глупую ситуацию.
   - Если честно, дед не намерен следовать моим желаниям. Он заявил, что не хочет оставлять замок в чужих руках. А Дамьян, даже усыновленный, будет чужаком, как выразился граф.
   - Но он вовсе не чужак! - пробормотала Эллен еле слышно. В ней уже чувствовалась усталость и, казалось, что она насильно заставляет себя сидеть здесь и произносить слова. - Он гораздо ближе и роднее к Китчестеру, чем многие из нас. В нем дух Китчестеров.
   - Вот-вот, дух! - поддержала ее миссис Клифер, многозначительно подняв палец.
   - Уверена, граф и сам это знает. Не думаю, что он ослеплен родственными обязательствами. Он должен видеть, что Дамьян гораздо полезнее в роли хозяина, чем я.
   - Тогда почему же он остановил свой выбор на тебе? Ты права, дядя не стал бы выбирать то, что принесет меньшую пользу для Китчестера.
   - Я не знаю, - развела я руками. - Правда, граф клятвенно пообещал мне, что если в конце своего пребывания здесь, я все еще буду настаивать на своем отказе, то он впишет в завещание Дамьяна. Дед хитрит. Он почему-то уверен, что замок заставит меня изменить решение.
   - А это возможно?
   - Надеюсь, что нет, - ответила я чуть дрогнувшим голосом, вспомнив, как, осматривая комнаты, представляла себя хозяйкой всего этого великолепия.
   Это не укрылось от Эллен. Она внимательно взглянула на меня и понимающе кивнула.
   - Дядюшка всегда отличался умением предугадывать события, - шутливо заметила она. Затем с усилием подняв руку, прижала два пальца к виску. - Мне лучше лечь в постель, пока сквозняки не добрались до моих слабых бронхов. Вы знаете, Найтингейл, в этих старинных домах гуляют порой такие смертоносные сквозняки, от которых легко подхватить простуду и в считанные дни отдать Господу нашему душу. Они беспощадны ко всем... особенно к детям.
   Она поднялась, опираясь руками на столешницу и сняв со спинки стула шаль, укуталась в нее. Глубоко запавшие глаза задумчиво остановились на полковнике Редлиффе. Но я знала, что она не видит его скрючившейся фигуры. Ее скорбные мысли были совсем далеко отсюда.
   - Я буду молиться за тебя, дорогая Найтингейл, - через какое-то время произнесла Эллен, - чтобы ты поскорее приняла верное решение. Уверена, и матушка, и дядя поддержат меня.
   Подобный поворот не понравился Жаннин и, когда миссис Уолтер, сопровождаемая своим мужем, скрылась за дверью, она нетерпеливо затараторила:
   - Не слушай ее! Они все против нас. Выскочки и прихлебатели! Вот как они нас называют. Вот увидишь, и тебя не минует эта участь. Кто ты для них? Никто. Какая-то непонятная внучка, свалившаяся как ком снега на голову. Это сейчас они радуются тебе, уговаривают принять, словно ценный дар, замок. А только затем, чтобы избавиться от нас. Они боятся Дмьяна! Да, да. Боятся, что он приберет все их никчемное владение и будет единолично хозяйничать. А их задвинет на задний план. Сами то живут, словно паразиты. Нещадно эксплуатируют его...
   Эту тему миссис Клифер не оставила и потом, когда мы пошли осматривать служебные помещения. Приобщив к делу все свои немногочисленные актерские таланты, коими она владела хоть и не блестяще, но терпимо, Жаннин уговаривала меня ни в коем случае не менять своего решения и категорически отказываться от наследства. Она убеждала меня в катастрофических последствиях, если я стушуюсь и подчинюсь желанию графа, а также сообщила, что безгранично верит в мою твердость характера.
   Я героически выстояла под напором ее страстного многословия, находя спасение в осмотре кухни и прилегающим к ней столовой, прачечной с сушильнями, кладовых и хозяйственных помещений. Временами, она прерывалась, чтобы представить меня слугам и вкратце рассказать о том, куда мы попали. Судя по тем фактам, которые она доводила до моего сведения, Жаннин неплохо разбиралась в хозяйстве и, приняв на себя обязанности экономки, отлично справлялась.
   В половине пятого я с облегчением распрощалась с ней и, устав от сумеречных коридоров и душных помещений, решила выйти в сад. Мне еще предстояло осмотреть внутренний двор и прилегающие постройки, посетить оранжереи и совершить объезд по графским землям. Даже сам замок я еще не видела целиком! Но у меня уже не было сил! Сейчас мне больше всего хотелось взять книгу и посидеть в беседке, скрывшись от всех за ажурными стенками, увитыми зарослями ползучего плюща. Мне потребовалось четверть часа, чтобы найти в библиотеке книгу. Я взяла Джонатана Свифта и его "Путешествия". Как символично, размышляла я, выходя в сад. Я чувствовала себя Гулливером, заброшенным стихией в неизведанный мир. Как будто я проживала самое авантюрное приключение, в котором могли случиться со мной необыкновенные, а порой и совершенно немыслимые вещи. Этот замок, люди, интриги, в центре которых я оказалась, будоражили меня, заставляя смотреть на мир другими глазами.
   В беседке стояла прохладная тень и густой аромат зелени. На полу у основания стенок высились крохотные кучки опилок, оставшиеся от жуков-короедов. А прямо со стен и крыши, выбив сгнившие дощечки, внутрь беседки свисали длинные щупальца плюща. Вокруг расползлись бесформенные заросли роз. Как хорошо тут! Увлекшись книгой и наслаждаясь спокойствием, я просидела так до самого вечера. Только когда солнце склонилось к горизонту, а глаза заныли от напряжения, устав всматриваться в нечеткие буквы, я побрела в дом.
   За ужином леди Редлифф была спокойна и величава, словно и не было никакого разлада с братом. Граф же походил на того озорного, смешного человечка, каким я знала его во время наших встреч у речки. Он вовсю шутил и заразительно смеялся. Правда, никто кроме меня и Джессики его не поддерживал. В переменках между анекдотами, дед обсуждал вполне серьезную тему - предстоящее торжество по случаю пятидесятилетнего царствования королевы Виктории.
   Ко мне Элеонора обращалась приветливо. В останавливавшемся порой на мне внимательном взгляде, я замечала, хотя в бликах свечей могло и чудиться, слабый намек на одобрение. Оно проявилось открыто, когда Элеонора усмотрела на моей груди серебряного соловья. Большая любительница украшений, леди Редлифф тут же попросила отстегнуть его, чтобы осмотреть голубоватые аметисты. Поднеся брошь к свече, она долго любовалась переливами и мерцанием камней. Так долго, что у меня возникли сомнения в ее невинном любовании.
   Когда я уже опрометчиво поздравляла себя с приятно проведенным вечером, произошел инцидент. А началось все с полковника Редлиффа, сидевшего на том же самом месте, что и в обед, и в точно такой же скрюченной позе, пребывая все в том же состоянии глубокой отрешенности, отчего создавалось впечатление, будто он и вовсе не покидал свой стул, намертво прилипнув к нему. Так вот, полковник внезапно вскочил, задев локтем бокал и опрокинув его на пол, и вскричал, грозя, разносившей в этот момент чай миссис Гривз кулаками.
   - Ах, вы чумазые твари! Варвары! Только посмейте осквернить своим грязными лапами мой красный мундир!
   - Сядь, Ферджис! - негромко приказала Элеонора, но полковник и не подумал подчиниться. Наоборот, откуда-то в нем появилась прыть, достаточно бойкая, чтобы подвигнуть его на резвые передвижения по комнате, то ли участвуя в воображаемой погоне, то ли спасаясь бегством от грязнолапых "варваров".
   - Матерь божья! Да их как тараканов! Индийские гниды! - он высокопарно выругался, демонстрируя великолепное владение, как английским языком, так и хинди. - Молитесь своим божкам! Только они не спасут вас от наших мушкетов!
   - Сиде-еть! - скомандовала леди Редлифф, и угроза, прозвучавшая в ее голосе, умудрилась-таки проникнуть в воспаленный мозг ее мужа. Он не рискнул испытывать терпение жены и смиренно опустился на стул, вновь скрючившись и зажав голову в тисках ладоней.
   Миссис Гривз, опасливо обходя буяна, разлила чай. Джессика же уверила всех, что всегда считала полковника темпераментным мужчиной не обделенным цветистым воображением. Эту тему тут же захотела развить Жаннин, так как темпераментные мужчины были ее тайной слабостью. Но старуха оборвала ее на полуслове:
   - Кстати, о молитвах... Милочка, - обратилась она ко мне, - ты уже была в семейной часовне?
   - Нет, леди Редлифф. Я осмотрела только часть дома.
   - Как непростительно с твоей стороны не почтить молитвой умерших! - возмутилась она.
   Я опешила от внезапной атаки. Но мельком уловила, как дед нервно засуетился.
   - Завтра я первым делом пойду туда. Мне действительно нужно было сразу побывать там.
   - Уж потрудись, милочка.
   - Завтра с утреца, - громко заговорил дед, - выберем тебе какую-нибудь клячу...Когда еще Дамьян появиться в Китчестере! Не сидеть же тебе без лошади! А после ленча можешь и в часовню наведаться.
   Я обрадовалась перспективе получить лошадь. Даже если это будет кляча, все равно я буду счастлива. Мне еще с Академии полюбились утренние прогулки, когда мы с Софи и другими девушками устраивали безрассудные скачки. Я представила, как мы мчались, обгоняя друг друга, навстречу нам несся соленый ветер, обдавая лицо колючими морскими каплями...
   - Найтингейл! Ты знаешь, где часовня?
   Странный вопрос. Ей должно быть известно, что я не имею ни малейшего представления, где в этом громадном с множеством пристроек замке часовня.
   - Не беспокойтесь, леди Редлифф. Я найду.
   - Я не хочу, чтобы ты часами бродила, как заблудший дух, по замку в поисках маленькой часовни. Эллен тебя проводит!
   - В этом нет необходимости... - начала я, но замолчала, заметив лицо Эллен. По нему расползалась мертвенная бледность. Она подняла руку к горлу и судорожно сжала его.
   - Я? - выдохнула она прерывисто, с ужасом глядя на мать.
   - Да, ты, - с ударением отчеканила Элеонора.
   - Нет, нет... я не могу...- пролепетала Эллен. - Там сквозняки, сырость. Вы же знаете, как они губительны, матушка. Я там быстро хирею и заболеваю, потом лежу пластом и не могу пошевелиться от мучившего меня кашля и мигрени. Я итак хожу туда по воскресеньям...
   - Не будь такой дурой, Эллен, - безжалостно процедила та. - Твои отговорки смехотворны и никого не обманут. Все знают, чего ты боишься! Пора кончать с этими беспочвенными и совершенно идиотскими страхами! Пора взрослеть, милая моя. Или ты до самой смерти будешь строить из себя немощную больную.
   - Но моя астма... - пролепетала Эллен, все еще сжимая рукой горло, а другой, стиснув платок в сведенных судорогах пальцах.
   - Господи Боже ты мой, возьми себя в руки! Вспомни, что ты, как-никак, леди, а не бочонок скисшей простокваши. На тебя смотреть тошно!
   - Вам нет нужды заставлять миссис Уолтер, - резко вмешалась я, не скрывая негодование. - Я и сама вполне способна отыскать часовню и помолиться, если вы непременно настаиваете на этом. Кроме того, позволю себе неучтивость и замечу, что и вам надлежало бы вспомнить о том, что вы тоже леди, а не брюзгливый сапожник, который часами сквернословит и распекает все, что ему попадется под руку - от детей до расползшейся кожаной подошвы.
   За столом раздался громовой раскат графского хохота. А Джессика не смущаясь своей нанимательницы, сделала мне замечание.
   - Мисс Сноу, в этом доме не позволяют себе быть неучтивыми. Этого здесь не терпят.
   Испепелив меня взглядом, леди Элеонора вежливо обратилась к Джессике, прозрачно намекнув на ее довольно шаткое положение в этом доме.
   - Мисс Рассел вы с таким рвением исполняете свои обязанности, что даже умудряетесь отвечать за меня. Такое усердие обычно приводит к переутомлению. Мне будет жаль, если вы попросите отпуск для восстановления сил.
   Удовлетворившись невнятным извинением со стороны секретаря, Элеонора вновь все внимание переключила на дочь.
   - Я же тебя не на эшафот отправляю! Ты только проводишь туда Найтингейл. И все. И потом тебе нечего бояться, с тобой же будет эта боевая девица. У нее достаточно здравого ума и твердости, чтобы не поддаваться панике, если вдруг перед вами предстанет привидение.
   При слове "привидение" Эллен рывком, удивительном при ее слабости, вскочила на ноги. Она поднялась таким странным, неестественным движением, словно какая-то сила вопреки ее собственной воле повлекла ее вверх.
   - Хорошо, мама! Я это сделаю. Я провожу Найтингейл в часовню! - выдавила она сквозь душившие горло спазмы. И стащив со стула шаль, бросилась из комнаты, зажав ладонью рот, чтобы не разрыдаться прямо тут, на глазах своей матери.
   - Зря ты так, Нора, - неодобрительно покачал головой дед. - Она вон при тебе какая пришибленная. От горя тронулась. А тут еще ты изводишь.
   - Должен же кто-то растормошить ее, довести до ее замутненной болезнями и прочими вымыслами сознания, что так жить нельзя. Она сама стала похожа на привидение! При взгляде на нее у меня мурашки по коже. Ее вид утомляет. И согласись, дорогой Лемуэл, так больше не может продолжаться. Возможно, энергичность Найтингейл как-то подействует на нее.
   Я не принимала участие в их разговоре. Во мне кипел гнев и я чувствовала себя отвратительно, будто это меня подвергли унижениям и, растоптав в грязи, бросили на растерзание голодным волкам. Если в самом начале ужина я готова была попытаться заключить мир с леди Редлифф, то теперь она была мне неприятна до коликов. И хотя, по ее словам, она действовала из добрых побуждений, ее инквизиторские методы были возмутительны. Я не в силах была досидеть до конца ужина и, как ни в чем не бывало, поддерживать беседу. Извинившись, я ушла к себе в комнату. Здесь меня ждал Гулливер и его новое назначение на пост шута в королевстве гигантов Бробдингнеге. Уж лучше читать о шутовстве на страницах книг, чем самой выступать в этой роли, развлекая толпу вечно-недовольных драконов, готовых в наказание сожрать все, что вызывает у них чувство дискомфорта.
  

ГЛАВА 20

   Большую часть ночи я провела без сна. Хотя местные призраки не вламывались ко мне в дверь, не выли и вообще никоим образом не донимали меня. Подтянув к подбородку одеяло и навострив уши, я вслушивалась в тишину, стараясь уловить малейший шорох. Но никакие подозрительные звуки не нарушали покой дома.
   Чего так боится Эллен? До вчерашнего вечера я была уверена, что все разговоры о привидениях не слишком убедительная дань обычаям. Хоть Жаннин и пыталась заинтриговать меня какими-то потусторонними звуками, которые, мол, слышатся чуть ли не каждому, но сама же призналась, что это шуточки Дамьяна. Что, надо сказать, сомнительно. Я еще поверю, что он шутил подобным образом, когда был ребенком. Таинственный замок и полумрак очень даже располагают к таким забавам. Я и сама бы не удержалась и выкинула что-нибудь в этом роде, набросив на себя белую простынь и встречая обитателей в сумраке коридоров. Но творить такое, будучи взрослым мужчиной и при том весьма здравомыслящим и деловым! Нет, едва ли сейчас Дамьяна увлекает подобное занятие. Хотя чем черт не шутит, как выразилась бы тетя Гризельда. Я не могла похвастаться, что понимаю его и могу предугадать его действия. Его мысли и чувства были для меня загадкой. И я не была уверена, что когда-нибудь Дамьян позволит мне разгадать ее. И будет ли вообще это "когда-нибудь"! Последние события явственно показали, что он равнодушен ко мне. А я то! Боялась встречи с ним! Трусила, сгорала от волнения, страшась вновь увидеть его страстный взгляд, услышать полные безумств слова... Дура! Какая же я дура!
   - Мужчины! - мне пришла на ум фраза старушки Финифет, - Они иногда очень неразумно поступают. Впрочем, что можно ожидать от существ, первый из которых был сотворен из земли?
   Я лежала без сна и все думала и думала о Дамьяне, о его изменившемся ко мне отношении. И чувствовала, что огорчена этим. Я пыталась найти объяснение внезапному волнению, внезапной тихой печали, охватившей все мое существо... Любовь? Нет! Только ни к такому человеку! Я гнала от себя эти мысли. Но они возвращались вновь и вновь, не давая мне покоя. Тогда что же, вопрошала я и не находила ответа.
   Утром я чувствовала себя разбитой. В этот раз горячую воду принесла Марта Стоун и сообщила, что граф Китчестер уже интересовался мной. Он выделил мне сорок минут, чтобы я оделась, позавтракала и подошла к конюшне. Но я была готова через полчаса. На улице стоял густой туман, но костюм из плотной крашеной шерсти темно-зеленого цвета спасал от холода.
   Тетушка сшила мне его еще пару лет назад, когда в Академии начались уроки верховой езды. Он отлично защищал от пронизывающих насквозь ветров Дарема. Он состоял из приталенного жакета с рядом черных пуговиц и украшенного желтой тесьмой, и юбки, крепившейся к жакету незаметными крючками. Я всегда надевала бриджи, так как любила стремительную езду, при которой юбка имела дурную привычку задираться до колен. Батистовая желтая блуза, кожаные перчатки и остроносые сапоги - завершали костюм. Правда, вместо цилиндра, который я умудрилась потерять еще в Академии в одну из последних прогулок с подругами, мне пришлось надеть берет, так же темно-зеленого цвета.
   Выйдя за дверь, я огляделась, осматривая укутанный густым туманом двор. Кое-где туман рвался и застывал над землей небольшими молочными облачками. Одно такое облачко зависло над черной дырой каменного колодца у парадной двери. Казалось, будто колодец раскрыл бездонную пасть, чтобы одним махом заглотить туманную дымку.
   Чтобы попасть к конюшням, крыши которых я видела из своего окна, нужно было обойти полностью дом через сад, либо спуститься до подъемного моста и пойти по отходящей в бок дороге через дома работников. Не долго думая, я повернула к саду. От моих шагов по гравийной дорожке в утренней тишине раздавался звонкий хруст. Через несколько минут я уже пожалела, что выбрала эту дорогу, поскольку юбка, задевая мокрые от росы кусты, стала влажной. Наконец сад закончился, и я вышла к небольшой оранжерее и огороду, разбитому на грядки. Здесь выращивали овощи для замка, а не на продажу, как делали это в оранжереях Дамьяна. За огородом возвышалась конюшня.
   Она оказалась обветшалой, потрепанной ветрами и ливнями, с залатанной крышей Я остановилась у входа, над которым прямо под козырьком висел большой фонарь. В тумане блеклый свет слабо освещал маленькое пространство у широких дверей. Внутри слышались голоса и конское ржание. Терпко пахло свежим сеном, лошадьми и теплым навозом. Позади строения располагался круглый загон.
   Неожиданно из темного дверного проема появился мужчина. Он чуть не столкнулся со мной, но я, поспешно отступив, поздоровалась. Он же, взглянул на меня так, будто увидел привидение.
   - Доброе утро, мисс...э, миледи, - запнувшись, пробормотал мужчина и неловко поклонился.
   - Мисс Сноу. - Он поклонился еще раз, а я объяснила. - Граф собирался показать мне лошадей и выбрать для меня одну. Могла бы я пока осмотреться?
   Мужчина лишь молча кивнул и направился обратно. Я последовала за ним.
   Внутри было темно, лишь в дальней части конюшни светил крохотный огонек. Там в крайнем стойле располагался грубо сколоченный стол, вокруг которого стояли ящики, а на нем - жестяное ведро с ковшом и толстая свеча в измятом оловянном подстаканнике. Лошадей было всего четыре. Причем из них: один - тяжеловоз, а другая лошадь пребывала, как говорится, "в положении" и, судя по раздувшемуся тяжелому брюху, должна была на днях ожеребиться. Кругом чистота, даже пустые стойла были обсыпаны опилками и сухой травой, а в яслях лежало душистое сено. Я удивилась этому. Но не стала задавать вопросов. Пока я осматривалась, в конюшню зашел старый кучер, и, увидев меня, растянул губы в улыбке.
   - О, приятно застать вас тут, мисс! - он стащил шляпу и поклонился.
   - Здравствуйте, Генри! - услышав, что я называю его по имени, он расцвел, еще шире оголив коричневые зубы. - Вот, пришла, как и обещала. Хотела присмотреть себе лошадь для прогулок, да только выбирать тут, похоже, не из кого.
   - Да-а, беда...- согласился кучер, - не часто сюда хозяева то заглядывают. Только мистер Клифер. Ему то, как без лошади? Столько дел у него, и тут надо успеть, и там, и еще где...Никак ему без лошади! Только у него своя. Точнее свой! Серый в яблоках - загляденье просто. Да только с кличкой мистер Дамьян оплошал - жеребца Соловьем назвал! Смех, да и только...
   - Соловьем? - опешив, переспросила я.
   - Вот-вот! - кучер захохотал, довольный, что я с таким сосредоточенным видом внимаю его словам. - Кто ж так жеребца называет! А мистер Дамьян, когда его покупал так и сказал: "серый, как перышки у соловья". И потом еще добавил: "и такой же необузданный". Только причем здесь "необузданный"? Соловьи ведь не бывают необузданными. Они ведь крохотные, безобидные пичужки...О господи! Вот я дурень! Простите мисс, старого глупца. Совсем ума лишился! Вас то тоже кличут... э-э... зовут Найтингейл. А я тут мелю чушь всякую...Неудобно-то как! Да и мистер Клифер попал впросак! Как же ему теперь жеребчика то звать! Это ж какой конфуз!
   Я чувствовала, что еще чуть-чуть и упаду на дощатый пол и буду истерически хохотать. С другой стороны, мне хотелось провалиться сквозь землю, чтобы только не видеть виноватых и таких почтительно-сожалевших глаз кучера.
   - Не переживайте так, Генри. Мне что-то подсказывает, что мистер Клифер ни коим образом не считает себя опростоволосившимся. Наоборот, он, наверное, очень гордиться, что дал жеребцу такое оригинальное и подходящее для него имя.
   - Но как же вы? Это ж как неудобно то...
   - Мне совершенно все равно. Это просто нелепая случайность.
   - Абсолютная случайность! - подтвердил мужчина, и облегченно замахал перед лицом шляпой, радуясь, что его вздорная болтовня не вышла ему же боком.
   Воцарившееся молчание прервал звонкий голосок.
   - Леди, леди вы пришли!
   Обернувшись, я увидела Леми Стоуна. Мальчишка был заспанный, словно его только что вытащили из теплой постели, с торчащими на голове рыжими петухами. Он стоял в дверях, потягиваясь и зевая, и вдруг встряхнулся весь, мотнув в разные стороны головой, и оживился. Сначала стесняясь, но затем, сбросив с себя все путы смущения, направился к нам. Подпрыгивая и одновременно подтягивая вверх спадающие от прыжков лямки штанов, паренек приблизился и встал рядом со мной, обратив ко мне круглое веснушчатое личико.
   - Привет, Леми. Пришел помогать?
   - Ага! А вы уже видели моего папу? Он вон там, - мальчишка указал на мужчину, который вышел из конюшни, когда я только подошла. Приготовив ведро воды и золу, мужчина снимал конские сбруи с гвоздей, чтобы заняться их чисткой. Услышав сына, он стал прислушиваться к нашему разговору, а когда я обернулась взглянуть на него, кивнул мне.
   - У твоего папы, наверное, много работы здесь.
   - Очень. Но я ведь помогаю ему!
   -Ты молодец, Леми, без тебя мистеру Стоуну было бы тяжело, - кучер крякнул на мои слова и отошел, чтобы ненароком не обидеть мальчика.
   - А хотите, я вам оседлаю Стрекозу, она у нас самая лучшая! Я могу сам, вот увидите! Я хорошо седлаю, правда, папа! - его отец подтвердил, но внимательно следил за сыном, когда тот подбежал к стойлу, где стояла гнедая кобылка со спокойными глазами. - Стрекоза смирная и моложе Фани. А Фани старая и иногда беснуется. Это у нее от пчел. Только, когда ее кусали, я еще младенчиком был. А вот Генри все видел и еще мистер Клифер. Генри говорит, что тогда даже трагедия была! Правда, Генри? Вот бы глянуть!
   - Хватит тараторить, Леми, - сухо прервал его мистер Стоун. - Ты же обещал мисс Сноу оседлать Стрекозу. Вот и займись делом.
   - Лучше оставьте Стрекозу для графа Китчестера, раз она поспокойнее, - предложила я, а сама представила, что должна буду сесть на ту самую лошадь, из-за которой чуть не погибла Сибил, как меня тут же передернуло. - Думаю, я управлюсь с Фани.
   Но тут я увидела реакцию мальчишки на мои слова, и меня разобрал смех. Выпучив глазенки, он застыл, прижав к груди лоснящееся дамское седло. От удивления у него даже волосы встали дыбом, а уши нервно подергивались, с каждым разом все больше и больше оттопыриваясь.
   - Для гра-а-а-афа... - восторженно выдохнул он, но, вспомнив, какой жуткий и страшный, должно быть, граф, испуганно попятился, не сводя круглых, как блюдце, глаз со входа.
   В этот момент дед, как будто зная, что его тут с превеликим нетерпением жаждут лицезреть, появился в дверях. В залатанном, явно на два, а то и три, размера больше, черном редингтоне, в замшевых сильно потертых на приметных местах бриджах с просторным галифе, старик выглядел весьма эффектно. И создавалось впечатление, что атласный, лоснящийся от ухоженности цилиндр, гордо восседавший на его крохотной голове, восседал на ней совершенно не к месту и только портил своим нахальным новеньким видом весь остальной идеально подобранный комплект.
   И кучер и мистер Стоун с большим почтением поклонились, похоже, не испытывая никакого неудобного веселья от внешнего вида графа. Я же не могла этим похвастаться и старательно разглядывала висевшие под потолком тюки опилок и полынные веники, от которых по конюшне распространялся горьковатый аромат, смешиваясь с запахом лошадей и навоза.
   Для Леми Стоуна вошедший человечек не представлял никакого интереса, лишь мельком взглянув на маячившую в дверях щуплую фигурку, мальчишка начал седлать Стрекозу. Только дело у него не ладилось, и все валилось из рук, так как он, не отрываясь, пялился на вход.
   - Леми, - позвала я его. Он неохотно перевел взгляд на меня и, отложив уздечку, поплелся ко мне. - Пока ты не окосел, я хочу тебя кое с кем познакомить.
   Его отец весь напрягся, словно ожидая в моих действиях скрытого подвоха.
   - Познакомься, - сказала я, улыбаясь и указывая на деда, - это Лемуэл Эдвард Вильм Сноу, граф Китчестер. Граф, этого смышленого парня зовут Лемуэл Стоун. Он трудится здесь в конюшне и очень, очень - повторила я со значением, - сильно помогает своему отцу.
   Мне показалось, что старику не понравилась такая вольность с моей стороны, но он все же кивнул и даже удостоил Леми шутливым подмигиванием. Тот стоял гордый, полыхая алевшими веснушками, но вот в его глазах появилась подозрительность. Он внимательно оглядел графа, окинув его горящим взглядом с головы до ног, затем недоверчиво спросил:
   - Так вы граф? Самый, самый взаправдашний?!
   - Он самый, - усмехнулся старик.
   - О-о...
   - Что совсем не такой страшный?
   - Ага, - разочарованно согласился мальчик, опустив глаза на шаркающий по полу ботинок. - Вы совсем не как граф. Граф высокий, сильный...
   - Лемуэл! - грозно окликнул сына мистер Стоун, - прочь сейчас же! Извините его милорд! Прошу вас не сердитесь! Он сам не знает, что говорит. Тараторит без умолку.
   - Что вы, мистер Стоун, граф вовсе не сердится, - уверила я конюха, заметив, однако, как в глазах старика всколыхнулись искры раздражения.
   Дед махнул в сторону лошадей и приказал властным тоном.
   - Седлайте же, наконец! Да побыстрее. За что я вам плачу, за трескотню?
   Через пару минут мы уже ехали вдоль возвышавшейся над нами крепостной стены. По той дороге, что вела к подъемному мосту. Подо мной была Фани, но она вела себя мирно и не горела желанием меня сбрасывать и бесноваться. Старик уже позабыл свое раздражение и вовсю демонстрировал мне таланты экскурсовода, рассказывая о хозяйстве. Проезжая среди каменных домов, я поняла, что здесь живут не так много людей, как я думала до этого. Некоторые постройки были хозяйственными флигелями, другие сарайчиками, где держали птиц и даже свиней.
   - Всего восемь семей, - сообщил дед на расспросы. - Чьи-то предки служили в замке, а теперь их дети или внуки арендуют землю. Или, как Стоуны, до сих пор здесь работают.
   Мы выехали за пределы замка, и дед предложил проехаться к ближайшей деревне Эмбер-Виладж. Там, по словам деда, оставались еще несколько арендаторов. Большинство же жителей давно, еще при прежних графах Китчестерах, выкупили землю и были вполне самостоятельными. Подобная картина была и в других деревнях. Дед долго сетовал на расточительность своих предков и, желал им гореть в аду за то, что те были такими бестолочами, что распродали за бесценок землю, а деньги тут же разбазарили.
   - Китчестер до сих пор не оправился от этого вандализма, - заявил граф. - Если ты была в галере, то видела всех этих негодяев! Все они там дружненько висят в одной кучке и упиваются медленной гибелью Китчестера! Заметила, какие у них преступные рожи?!
   Я протестующее засмеялась.
   - Нет, ничего преступного я в них не заметила, дедушка. Лица, как лица.
   - Недолго им осталось упиваться! - коварно пообещал граф, гневно погрозив пальцем. - Еще пару годков и Китчестер опять встанет на ноги.
   Прямо как дитя! Правильно говорят, что стар, что млад. На его лице промелькнуло озорство замышлявшего проказы мальчишки. И эта невзрослая манера держать себя в сочетании с морщинистым лицом производила интригующее и вместе с тем болезненное впечатление.
   Утро стояло чудесное. Туман еще не растворился весь и отдельными лоскутами покрывал землю. Солнце уже поднялось над лесом, заливая теплыми лучами ярко-зеленые, блестевшие от росы луга. От этого слепящего блеска я щурила глаза. Сердце ликовало, и безумно хотелось подхлестнуть лошадь и мчаться, мчаться неведомо куда, пока душа не затрепыхается в груди, переполнившись восторгом от бешенной скачки. Но мне приходилось сдерживаться. Еле переставлявшая дрожащие ноги, старая Фани не одобрила бы подобный поворот событий. Надеюсь, Дамьян вскоре появиться вместе с новой лошадью для меня!
   -...Тут главное остерегаться туманов, - тем временем говорил дед, большую часть его речи я благополучно прослушала, занятая своими мыслями. - Утром ты сама видела они, как густые сливки. Глаза лопнут - разглядывать собственный нос. Когда пасмурно и хмарь, они возникают внезапно. Болота ведь отсюда недалеко, и лучше держаться от них подальше...
   На обратном пути я завела разговор про Эллен, вспомнив вчерашний ужин. Было видно, что дед раздумывает, отвечать ли на мои вопросы. Поговорить дед любил, поэтому ждала я не долго.
   - Нора права, нужно растормошить эту девчонку. А то она так в самом деле свихнется.
   - Я не заметила в ней ничего необычного.
   - Нет? Еще представится случай, - обнадежил меня старик, но, подумав немного, сказал. - На самом деле она никакая не сумасшедшая, просто иногда бывает не в себе. Всё ее помешательство сводится к ее болезням. Она окончательно зациклилась на своих недугах, пичкает себя всякой дрянью, может литрами поглощать козью сыворотку... фу, разве можно пить эту гадость! А она пьет и не морщится! Уже это говорит о том, что она свихнулась... В общем, дурочка настолько убедила себя в инвалидности, расстроенных нервах и скорой кончине, что, и впрямь, рано или поздно сойдет с ума от всех этих вымыслов.
   - А чего Эллен боится в часовне? - спросила я, когда дед сделал паузу. - Леди Редлифф упомянула привидение. Но ведь не живет же там и в правду привидение!
   - Упаси боже, нет, конечно! - граф каркающее расхохотался, отчего моя Фани вздрогнула и стала нервно переминаться, заупрямившись идти дальше. Я терпеливо пощебетала с ней и лошадь, опасливо косясь на неадекватного наездника Стрекозы, двинулась вперед.
   - Тогда что же ее так тревожит? - не отставала я от деда.
   - Собственное воображение, - твердо произнес старик. - Представь, изо дня в день пить всякие травы, настои, лекарства и прочую дрянь... один черт ведает, что там намешано! После таких злоупотреблений не то, что галлюцинации, себя Господом Богом возомнишь!
   Я была удивлена, во время бесед с Эллен я не видела никаких признаков зацикливания на болезнях и тем более бредовых видений. Она была мила, дружелюбна и вполне здравомысляща.
   - У нее, как и у всех больных, бывают моменты прояснения, - пояснил мне граф, когда я поделилась с ним своими мыслями. - Поэтому, Нора и считает, что ее еще можно вытащить из этого полумертвого состояния, в которое она себя загнала.
   - Но не такими же изуверскими методами, - возмутилась я.
   - Хе-хе, Роби, ты многого хочешь от старухи. Как может, так и делает...Чудо, что она вообще переживает за свою дочь. Признаться раньше я думал, что ей глубоко наплевать на нее.
   - Так Эллен что-то видела в часовне?
   - Да. Несколько лет назад. Она пришла в часовню, чтобы помолиться за сына. Во время молитвы ее кто-то позвал и звал так до тех пор, пока она не взглянула на алтарь. Там лежал ее сын. Он начал с ней разговаривать и умалять присоединиться к нему. Рассказывал как холодно, как одиноко и тоскливо ему там. И голос, как она говорила потом, у него был дьявольский... Только вечером мы хватились Эллен. Этот слизняк Уолтер даже не заметил, что его жены нет ни в спальне, ни в солярии. Он тогда грезил кузнечиками и всякой ползучей тварью и почти весь день проводил на лугу, поскакивая и попрыгивая на своих длинных ходулях, как жаба-переросток... Так вот, когда мы за ней пришли, она лежала без сознания. Только через пару дней она достаточно пришла в себя, чтобы рассказать все. С тех пор Эллен лишилась последнего здравомыслия. Чаще стала впадать в расстройства и подвергаться нападению опасных недугов. В часовню ходит только на службу, чтобы не навлечь грех на душу, но пребывает там в таком напряжении, что после чувствует себя смертельно больной.
   Слушая его, мне пришла в голову мысль.
   - А Дамьян уже жил в то время в Китчестере?
   Старик глянул на меня из-под насупленных бровей и молча кивнул.
   - Дело в том, что Жаннин считает, что всякие подозрительные звуки и привидения - это все забавы Дамьяна. Такой жестокий розыгрыш - в его духе.
   - Возможно, Роби, возможно...- старик почесал подбородок. - Если он слишком увлекся...
   - Бедная, несчастная Эллен! Но ведь должны быть какие-то способы воздействовать на нее!
   - Нора надеется, что ты поможешь ей.
   - Я? Но как я смогу?
   - Как, как, - передразнил меня дед. - Ты же вон какая, как назвала тебя сестрица, "боевая". Общайся с ней почаще...Как вы женщины любите, усядетесь кружочком и ля-ля-ля...
   Представить как-то себе это "ля-ля-ля" я не могла, особенно со слабой и изможденной Эллен. Однако спорить с дедом я не стала. Надо попробовать. Может и впрямь у меня получится расшевелить Эллен. Хотя, если честно, я не видела от чего ее надо спасать. Для меня в этом доме она была категорично нормальнее всех остальных.
   После ленча, который провела вместе с дедушкой в его комнате, я поднялась на третий этаж, где располагался солярий и спальни Уолтеров. Граф предупредил меня, что за Эллен надо будет зайти иначе сама она никогда не спустится. Когда мы только приехали, граф велел служанке напомнить миссис Уолтер о своем обещании сопроводить меня в часовню. Перед ленчем я переоделась в свою обычную синюю юбку и бело-голубую в полоску блузу только на плечи накинула кашемировую шаль дымчатого цвета.
   Спальни Уолтеров были сразу за солярием. Я прошла через него - восхитительную комнату с множеством окон, светлую и солнечную, с диванчиком, круглым столом и разложенным шезлонгом между двух кадушек с фикусами. В простенках между окнами висели многочисленные картинки с пейзажами.
   На мой стук вышла служанка, оставив дверь приоткрытой. Она сообщила, что миссис Уолтер плохо себя чувствует и никого не принимает. Я вежливо выразила надежду, что меня то она примет и проскользнула мимо женщины. В спальне было темно из-за задвинутых плотных штор, постель была разобрана и белела откинутым одеялом и простынями. Растопленный камин в углу, высокая ширма, шкаф и комод - обстановка повторяла мою комнату. Только кровать была придвинута к стене, а у камина стояла тахта, укрытая толстым ворсистым покрывалом. На ней сейчас и полулежала Эллен. Несмотря на ее больной вид и влажное полотенце на голове, она была полностью одета. В черное поплиновое платье с белыми кружевами на груди и стоячему воротничку. Черный цвет еще сильнее оттенял ее бледную кожу, в полутьме словно светившуюся призрачным светом. Вязанная из толстой шерстяной нити шаль укутывала плечи. Услышав звук шагов, она приподняла веки.
   - Найтингейл... - слабый голос ее сорвался.
   Без приглашения я опустилась на стул у стены.
   - Эллен вы должны пойти со мной в часовню, - обратилась я к ней, как можно мягче. - Вы же знаете, что если этого не сделаете, леди Редлифф будет безжалостно упрекать вас.
   Ресницы женщины затрепетали, и она вздохнула.
   - Знаю, но ничего не могу с собой поделать... - она потянулась к переносному столику, уставленному пузырьками и флакончиками с валерианой, камфорным спиртом, настоями девясила и прочими болеутоляющими и тонизирующими средствами. Я вспомнила, что уже видела этот столик. Тогда я пришла в Китчестер, а Эллен лежала в саду на шезлонге. Похоже, столик путешествовал по дому вместе с хозяйкой. Взяв бутылочку и стакан, она принялась капать, отсчитывая капли едва заметно шевеля губами. Руки у нее сильно дрожали. - Мне надо успокоиться, иначе опять начнутся эти ужасные приступы.
   Она выпила лекарство и, поморщившись, поднесла к носу нюхательную соль. В это время служанка сняла с ее лба полотенце и, окунув в чашу, стоявшую на комоде, тщательно выжала и вновь уложила на лоб больной.
   - О, Найтингейл, ты не знаешь, какие это приступы. Матушка да и все кругом уверены, что я притворяюсь. Но это же смешно. Разве можно шутить с собственным здоровьем.
   - Никто не думает, что вы притворщица, - твердо сказала я.
   - У меня бывают судороги во всем теле и спазмы в боку, и такие жестокие головные боли и сердцебиение, от которых нет покоя ни днем, ни ночью. А моя астма...она душит меня. Разве такому можно притворяться?
   - Ни в коем случае...
   Эллен закрыла глаза и откинулась, прижав тыльную сторону ладони к полотенцу. Я не собиралась уступать ей. Я понимала, что весь этот спектакль затеян только с одной целью - не идти в часовню. Ее страхи слишком велики, чтобы противостоять им. Но и я не могла позволить ей размякнуть и впасть в состоянии депрессии, под тяжестью воображаемых недугов.
   Вскочив со стула, я прошла к окну и одним резким движением раздвинула шторы. Солнечный свет радостно ворвался, словно расшалившийся котенок в запретную комнату, уставленную корзинами с горками разноцветных клубков. Солнечные лучи пробежали по полу, коснулись столбиков кровати, балдахина, изящных кисточек, перекинулись на комод, шкаф и добрались до тахты, осветив лежавшую на ней черную фигурку. Я услышала, как охнула служанка, запричитав над миссис Уолтер. А сама Эллен только глубоко вздохнула, и с ее губ сорвался легкий стон.
   - На улице замечательная погода! - воскликнула я с излишней радостью. - Солнце такое ласковое, теплое! Эллен, вам надо прогуляться, чтобы успокоиться. А не сидеть в этой могильной полутьме. От нее еще пуще озноб пробирает. Хотите, мы с вами пройдемся по саду, посидим в беседке, в ней так покойно, уютно...
   - Как заманчиво, - неуверенной улыбкой ответила мне Эллен.
   - А потом вы проводите меня до часовни. Я зайду, а вы подождете меня снаружи. А леди Редлифф мы так и скажем, что вы меня проводили туда, ведь ничего большего она не требовала.
   Подумав немного, Эллен робко кивнула.
   - Да, я не пойду туда. Там сквозняки, жестокие, скверные сквозняки... Знаешь, Найтингейл, они убивают. Еще там сырость и холод, я не хочу простудиться.
   - Вы не простудитесь. Даю вам слово!
   Наконец, мы спустились в сад и медленно побрели по дорожке. Иногда Эллен останавливалась и, склоняясь к розам, вдыхала их аромат. Она объяснила, что, несмотря на их дурман и терпкий запах, от которого у нее кружится голова, она любит цветы и, когда позволяет здоровье, проводит в саду немного времени. Мы разговаривали, правда "лялякала", как выразился дед, в основном я, а Эллен больше слушала. Она спрашивала меня о моем отце, о его жизни после того, как он покинул Китчестер. Я поведала то, что сама слышала от Мэг или от родителей, рассказывала о нашей жизни в Филдморе. Ей хотелось, как можно больше узнать о кузене, она радовалась за него, за то, что он обрел свое счастье и самостоятельность.
   - Как же хорошо, Найтингейл, что твой отец освободился от всего этого! - она указала рукой на величественные стены замка, - Китчестер не довлел над ним. Ни граф, ни кто другой не руководили его жизнью и мыслями. Твоим родителям Господь Бог отмерил мало, но эта короткая жизнь прошла в любви. Я думаю, Эдвард действительно был счастлив вдали отсюда. Потому что тут он бы не видел ничего кроме горя и принуждения.
   Я с сочувствием сжала ее руку. Сколько сожаления было в ее словах, сколько печали! Если бы все обернулось по-другому, если бы она вышла замуж за хорошего любящего человека, который увез бы ее из этого дома, подальше от тирании матери, какой бы она стала? Возможно, еще не все потеряно. Возможно, можно вернуть жизнь в эти потухшие глаза.
   Пока мы гуляли Эллен немного пришла в себя. Болезненное изнеможение почти исчезло, хотя в ее движениях и голосе все еще чувствовалась слабость. Все же, когда настало время идти в часовню, ее сковало нервное напряжение. Она судорожно тормошила концы шали и постоянно оглядывалась назад, замышляя бегство. Я осталась непреклонной, взяв ее под локоть, при этом она что есть мочи вцепилась мне в ладонь.
   Сама бы я точно не нашла эту пресловутую часовню. Мы зашли в дом с парадного входа и, миновав лестницу, а затем пиршественный зал двинулись по коридору в глубь дома. В этот момент я пожалела, что не додумалась взять лампу. Нас обступила кромешная тьма, так как ни окон, ни светильников в коридоре не было.
   - Надо было предупредить тебя, - услышала я дрожащий голос Эллен. Она все крепче сжимала мою ладонь, и я почувствовала, как пальцы начали неметь в этих нервных тисках. - Мы пользуемся этим коридором только когда идем в часовню. Это единственный путь.
   - Почему, - спросила я, старательно всматриваясь перед собой.
   - Увидишь.
   Внезапно коридор оборвался, и мы уперлись в стену. Но Эллен решительно повернула направо, и мы оказались в другом коридоре, закончившемся ступенями ведущими вверх.
   - Когда-то это был потайной ход, - пояснила она. - Но когда ставили пристройки, его разобрали и сделали переход к ним.
   Мы поднялись по ступенькам и оказались в большом зале, освещенном двумя окнами. Вдоль стен стояли дубовые шкафы и ряд сколоченных из необработанных досок кроватей. Мебель была обветшалая кое-где сломанная, и было понятно, что ей не один век.
   - Что это? - воскликнула я. - Похоже на госпиталь.
   - Это и есть госпиталь, - подтвердила Эллен, тяжело дыша. Чувствовалось, что она слабела. От долгой ходьбы у нее появилась отдышка, и сухой кашель все чаще прерывал ее слова. - Когда-то здесь устраивали больных. В замке обязательно жил лекарь, который смотрел за всеми обитателями. Отсюда можно попасть в два примыкающих флигеля, - она указала на низкие арочные проходы в стене. - В одном была уборная, а в другой выносили мертвецов.
   Я поежилась - гнетущее место. И предложила Эллен здесь не задерживаться и идти дальше.
   - А мы уже пришли, - неохотно пробормотала она.
   Кутаясь в шаль и стиснув ее края под горлом, словно надеясь спрятаться в ней, женщина пересекла комнату и открыла черневшую в стене дверь. Мы оказались на улице, и моему взору предстала часовня. Темно-серое здание располагалось на квадратной площадке, зажатой между постройками. Стены флигелей безжалостно нависали над этой старинной, повидавшей и пережившей не мало разрушительных бурь, часовенкой. От стертых ступеней, на которых мы обе застыли, вела дорожка, усыпанная галькой, по бокам от нее цвели крупные фиалки и ирисы.
   - Какое необычное расположение, - воскликнула я, пройдя вперед и осматриваясь.
   - Ничего необычного, - услышала я напряженный голос Эллен. Она все еще стояла на ступеньках и держалась за дверь. - Часовня гораздо древнее пристроек. Когда их ставили, надеялись перенести часовню, но средств на это уже не хватило. Поэтому оставили как есть, решив, что в будущем построят другую.
   - Но последующие Китчестеры оказались такими же безденежными, - закончила я за нее.
   Охватив весь дворик одним беглым взглядом, я обратила все внимание на выложенное из крупного серого камня строение. Высокие остроконечные окна увивали резные переплеты, а вместо обычных стекол были вставлены радужные витражи. Внутрь вела окованная дверь. Я отодвинула деревянный засов и распахнула ее. Озорные лучи солнца тут же нарисовали мою удлиненную тень на неровном каменном полу. Я вошла внутрь и почувствовала тяжелый запах - сырости, древности и какой-то полировки, которую использовали для скамеек. И только цветные пятнышки от витражей, рассыпанные повсюду, придавали помещению не такой суровый и безрадостный вид. Наверное, я должна была испытать благоговейный трепет, услышав, как гулко отдаются мои шаги в тишине. Но ничего этого я не ощущала, только интерес.
   Два ряда почерневших от времени скамей вели к возвышению, на котором стоял алтарь. Вдруг я услышала отрывистый вздох. Обернувшись, я увидела в проеме Эллен, бессильно навалившуюся на дверь. Она пряталась за ней, как за щитом. Ее лицо, искаженное обуревавшими ее чувствами, было белее мела.
   - Вы могли бы не входить сюда, - торопливо заметила я.
   Она не ответила, но сделала шаг вперед. Ее глаза неотрывно смотрели на алтарь, на котором ей когда-то привидился младенец. Я понимала, что сейчас лучше не разговаривать с ней. Она должна преодолеть свой страх. Подойдя к алтарю, я принялась изучать его: потемневшая каменная плита, свет падавший на медный аналой и позолоченные кисти ткани, покрывавшей алтарь.
   - Когда-то я часто приходила сюда, - за моей спиной раздался тихий голос, похожий на шелест. Она уже сидела на скамейке, бессильно опустив руки на колени - Мне нравилось бывать тут. Здесь так покойно, умиротворенно...
   - Вы могли бы приходить сюда и сейчас.
   - Сейчас...сейчас мне тяжело переносить даже службу, - она закрыла глаза, и я заметила, что ее тело стало немного раскачиваться.
   - Сюда не слишком удобно ходить слугам и жителям замка, - прокомментировала я, стараясь отвлечь ее от горестных мыслей. - Приходиться заходить в дом и идти через него. Несомненно, это доставляет много хлопот как людям, так и семье.
   - Мы не молимся с простолюдинами, - ответила она, но голос потонул в охватившем ее кашле. Когда приступ прошел, она пояснила. - Слугам не дозволено заходить сюда. Люди ходят в ближайшие деревни. А здесь молятся только члены семьи.
   - Я не заметила кладбища. Да тут и места нет под него.
   - Китчестеры хоронят своих мертвецов не в Китчестере. Похоже, они бояться осквернить его.
   Меня озадачила фраза, но я не стала любопытствовать, чем же могут осквернить китчеровские мертвецы. Тусклые глаза Эллен не двигались, она сидела, уставившись на позолоченные кисти, свисающие с алтаря.
   - Тихо, как в могиле, - вдруг произнесла она. - Найтингейл, ты хоть немножко боишься?
   - Здесь нечего бояться, - немного обескураженная, сказала я.
   - А привидения? - спросила Эллен после недолгой паузы.
   - Мертвые не могут причинить вреда живым.
   - Многие так заблуждаются.
   - Но нам то нечего опасаться, верно.
   Она покачала головой.
   - Тогда почему же Леми приходит ко мне? Он хочет, чтобы я присоединилась к нему.
   - Эллен, - решительно начала я, - с вами сыграли злую шутку...
   Но она вдруг засмеялась, приложив палец к губам.
   - Тсс...Он может быть уже здесь, - она подняла глаза к сводчатому потолку и прислушалась.
   Раздражение волной накатило на меня. Теперь я понимала, что имел в виду дед, рассказывая о ее помутнении. Мне захотелось подойти к ней и встряхнуть, как следует, чтобы искры из глаз посыпались, и вместе с ними всякие бредовые вымыслы.
   - Его здесь нет, и не может быть, Эллен.
   Она вздрогнула всем телом и бессознательно подтянула на плечи сползшую шаль.
   - Его здесь нет, - бессмысленно повторила женщина, а затем судорожно заговорила. - Я просила не разлучать нас, а его все равно унесли. Его отняли у меня, Найтингейл. И теперь он далеко. Его крохотное, розовое тельце грызут черви, и обжигает ледяной холод. И я не могу защитить его от них. Черви, Найтингейл! Как бы тебе понравилось, если бы в твою мягкую плоть впивались черви...И сквозняки! Они там повсюду, просачиваются через все щели и дуют, дуют...
   Мне дико хотелось заткнуть уши и выбежать вон из часовни. Но мне было безумно жаль эту женщину. Я не знала, как утешить ее. Все те действия, что я могла совершить сейчас, казались мне жалкими, по сравнению с ее всепоглощающим горем. Я попыталась присесть на скамью рядом с ней, но она вздрогнула и, протестуя, подняла руку. Не найдя ничего лучшего я пробормотала традиционную фразу. Одну из тех пустых и до противности равнодушных фраз.
   - Время лечит, Эллен. Вы должны жить дальше.
   - Время... - прошептала она. - Возможно. Но время не всесильно, не так ли? Говоришь, оно вылечит. Но ведь есть чувства, которые не поддаются лечению?
   Я промолчала, делая вид, что рассматриваю висящий на стене за алтарем крест. Внезапно я услышала ее возглас:
   - Нет! нет! нет! - ее губы скривились, трижды надрывно выталкивая слово. Она вскочила и рванулась к выходу. Я ринулась следом, но было уже поздно. Снаружи, визгливо скрипнув, задвинулся засов. Я растерялась от неожиданности, но потом возмутилась.
   - Эллен, откройте! - потребовала я.
   Ответа не последовало. Прислонившись к двери, я прижала ухо к сточенным жучками доскам и отчетливо услышала хруст гальки под ногами удалявшейся женщины. Я стала барабанить в дверь кулаками, но это не произвело никакого впечатления. Я выждала еще пару минут и прислушалась вновь. За дверью не раздалось ни звука.
   Я не знала, что мне делать. Конечно, ничего страшного не произошло. Меня скоро хватятся. Когда я не появлюсь к обеду, леди Редлифф непременно возмутится подобным поведением и, чего доброго, посчитает за намеренное оскорбление. Кого-нибудь отправят меня искать, как в первый день, она отправила Дамьяна, когда я опаздывала...Только Дамьяна нет. А было бы здорово, если бы за мной пришел именно он... Какая нелепость, тут же одернула я себя. С чего бы мне хотеть этого. Я буду рада любому, кто освободит меня!
   Но больше всего я чувствовала разочарование из-за того, что Эллен смогла так поступить. Скорее всего, она сделала это под давлением собственных страхов. Возможно, она не понимала, что делает, рассуждала я. Но, тем не менее, несмотря на нашу дружбу, она меня этому подвергла.
   Я села на скамью, ближнюю к двери. Весь интерес к старинной часовне пропал. Зато появилось навязчивое желание поскорее выбраться отсюда.
   Оказавшись в одиночестве, я почувствовала, как угнетает меня царившая здесь тяжелая тишина. А вдруг мне тоже привидится младенец? Он заговорит со мной и будет хохотать... дьявольски? Я сильно встряхнула головой. "Что за нелепые фантазии!" - осадила я себя рассудительно, как сделала бы это тетя Гризельда. Она наверняка посмеялась бы над моими мыслями: "Ты - неисправимая выдумщица!"
   От резкого движения узел, державшийся на затылке, сполз набок и пристроился на плече. Я распустила волосы и попробовала заколоть вновь. Но руки не слушались, и узел получился кривым. Я оставила его болтаться в таком положении - все равно не удержится.
   Сколько времени прошло с тех пор, как Эллен закрыла меня? Пятнадцать минут? Тридцать? Я снова подошла к двери и в бешенстве заколотила в нее. Я звала на помощь. Как глупо. Как будто кто-нибудь мог услышать меня. Я села под окно, цветные пятнышки приветливо усыпали пол и хоть как-то отвлекали меня. Интересно, они уже сели за стол? Элеонора, должно быть, рвет и мечет. А Эллен? Она наверняка в своей спальне, сказалась больной и пичкает себя очередной порцией лекарств. Впрочем, она действительно больна. Нужно помочь ей! Обязательно помочь.
   Тишина тоже может быть пугающей. Я поняла, что прислушиваюсь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки за дверью. И тут я уловила стон. Сначала я подумала, что мне почудилось. Я прислушалась. Стон донесся снова, как дуновение ветра, такой жалобный, такой печальный.
   - Эллен, это ты? - воскликнула я, вглядываясь в темные углы. Но звук угас. Я выждала время, а затем, вскочив на затекшие ноги, подбежала к двери и заколотила в нее. И колотила до тех пор, пока у меня не заболели руки. Я понимала тщетность своих усилий, но продолжала стучать. А что, если сюда никто не придет... до самого воскресенья!
   Стон повторился вновь. Сейчас уже более отчетливо, он разнесся по часовне и эхом потонул в сводчатом потолке. Я замерла.
   - Кто здесь? - закричала я низким голосом, какой, по моим представлениям, может быть у смельчаков. Я совершенно не боюсь! Почему я должна бояться каких-то непонятных стонов.
   Ответа не последовало. Я спросила себя, может ли атмосфера так действовать на мое воображение? Не существовало ничего такого, во что я могла бы поверить без достаточных на то оснований. И все же...Я вздрогнула, обхватив себя руками. Стоны были такими скорбными, такими нечеловеческими...Я услышала свой голос, бессвязно бормочущий молитву: "Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы кто-нибудь сюда пришел... побыстрее... сейчас... прямо сейчас".
   И Господь услышал мои слова! За дверью раздались быстрые шаги. Хруст гальки бальзамом отдавался в моем сердце. Я застучала в дверь, оповещая о своем нетерпении.
   - Я здесь, я здесь! - закричала я. - Откройте!
   Засов заскрипел вновь, и его звук показался мне самым желанным на свете. Дверь распахнулась, и на пороге возник Дамьян.
   - Ты! - выдохнула я, не веря своим глазам. Как будто Господь решил вместе с моим спасением выполнить и мое тайное желание.
   Он склонил голову на бок, медленно растягивая узкие губы в язвительной насмешке. О, как я ненавидела эту насмешку! И как была рада ей сейчас.
   - Еще скажи, что ты приятно проводила время, а я помешал. Ну, если желаешь...- и осклабился еще сильнее. С него станется затолкать меня обратно и запереть!
   - Только посмей меня здесь оставить! - я прямо-таки вылетела из часовни и заторопилась к флигелю. Он догнал меня и пошел рядом.
   - Сколько сейчас времени? - резко спросила я.
   - Должно быть, пять, - хмыкнул он, с видом эстета созерцая мое перекошенное лицо.
   - Пять! Так много, - поразилась я и тут же с возмущением добавила. - Разве меня не хватились во время обеда? Они должны были увидеть, что меня нет.
   - Вот уж не знаю. Я приехал в половине пятого и наткнулся на доктора. Он сообщил, что у миссис Уолтер эпилептический припадок...
   - О боже! Настоящий? - глупее, по-моему, я сказать не могла. Я залилась краской, услышав его смешок. Хорошо, что он никак не прокомментировал мои слова.
   - Джесс сказала, что Элеонора и мать у нее в спальне. Служанка подняла переполох, когда та уже была в конвульсиях. Эта дура думала, что ее госпожа "всего-навсего переутомилась"!
   - О Боже! - опять повторила я, начиная ощущать себя попугаем.
   Он больно стиснул мою ладонь и со злостью сказал:
   - Что вы натворили, вы хоть немного думаете? Что за идиотские эксперименты - привести сюда Эллен! Старуха - стерва. А ты то чем думала? Ты же видишь, она больна! Ее надо лечить в специальном учреждении.
   - В дурдоме, ты хочешь сказать?! Ей нужны забота и друзья, но никак не смирительная рубашка!
   Но его обвинения и злость были оправданными. Я не должна была поддаваться Элеоноре и приводить сюда эту измученную болью женщину. В ее душе чернели безнадежные, скорбные раны, перед которыми были бессильны и всепожирающее время, и человеческая ветреная память. С чего вдруг я возомнила, что смогу излечить их?!
   Мне не хотелось ругаться с Дамьяном. На это у меня не было ни сил, ни желания. Когда молчание стало невыносимым, я спросила.
   - И все же почему никто не явился за мной?
   Мы прошли госпиталь и спускались в темный коридор.
   - Похоже, никому нет дело до маленьких птичек, - усмехнулся он. Я опять благоразумно промолчала, сочтя это намеренной провокацией. И ему пришлось продолжить. - Старик в постели. У него прострел. Если ты не заметила, он уже не в том возрасте, чтобы дефилировать по лугам верхом на лошади. А Джесс...она была не прочь, чтобы ты посидела здесь дольше.
   - Ах, вот как! - воскликнула я. Дамьян нагло хмыкнул. Я поняла, что он специально разжигает мою злость.
   Раздраженная его насмешками и злясь на всех и вся за просиженные в часовне жуткие часы, я сдуру рванула вперед и... перешагнула через ступеньку. Все бы ничего, если бы неуклюжая нога не подстроила мне подлянку и в самый последний момент не подвернулась. Осознав, что лечу и воссоединение с не слишком приветливым полом неизбежно, я изощрилась и, приложив столько усилий, что их бы хватило затормозить мчавшуюся во всю прыть лошадь, вцепилась в Дамьяна. Невольный спаситель, не сломившись в свинцовых клещах моей хватки, героически выдержал сей акробатический финт, чего нельзя сказать о его белевшей в темноте хлопковой рубашке. Даже сквозь тот жалобно-петушиный вскрик, какой выдали мои легкие, я услышала хлесткий треск рвущейся ткани.
   - Чем тебе моя одежда не угодила? - в голосе мужчины звучал неудержимый смех. Я перевела дух и продребезжала нетвердым голосом:
   - Ой, прости, я не специально.
   - Угу, если бы специально - от рубашки и от меня остались бы одни клочья!
   Мы оба засмеялись. Сначала как-то нерешительно, словно удивленные, что можем смеяться вместе, а затем уже хохотали во все горло. Я была все еще в напряжении и чувствовала неприятную дрожь во всем теле. Мне просто необходимо было выплеснуть бушевавшие во мне эмоции. Но перемирие между нами длилось не долго. Он взял меня за руку и развернул к себе. В кромешной тьме я различала только его глаза и белые волосы.
   - Так что ты видела в часовне? - спросил он. - Призраки, духи, говорящие младенцы...
   - Ничего!
   Он прищелкнул языком и покачал головой.
   - Разве? Ты бы видела себя, когда я открыл дверь! Глаза на лбу, волосы дыбом...хм, или точнее пучок дыбом...
   Я дотронулась до своего узла. Он опять позорно сполз и висел, болтаясь на шее, совершенно не удерживая густые пряди. Я отмахнулась от него. Сейчас мне было совершенно не до прически.
   Я все еще была озадачена, если не сказать напугана тем, что слышала в часовне. Этому обязательно должно быть внятное объяснение. Мне было все равно, что обо мне подумает Дамьян. Если решит, что я тоже сошла с ума, то пусть так и будет. Я дерзко подняла подбородок и, взглянув ему в глаза, значительно сообщила:
   - Я кое-что слышала! - Дамьян молча выждал, пока я выдержу эффектную паузу. - Стоны! Такие печальные, протяжные и явно потусторонние...
   - Потусторонние, вот как? - спросил он, явно забавляясь. - Часовня старая, готовая развалиться от одного плевка, между камнями полно щелей, в которых завывает ветер... Хотя, это слишком скучно! Гораздо интереснее, если бы это выла душа усопшего младенца...
   Как же я сразу не догадалась! Я испытала такое непередаваемое облегчение, убедившись в собственном невежестве. В Академии мы чуть ли не каждый день становились свидетелями таких вот нечеловеческих стонов, когда бушующие ветра завывали в длинных дымоходах.
   - Две сумасшедшие - было бы много даже для Китчестера, - тем временем говорил Дамьян. - Рад, что рассудок у тебя оказался непоколебимым в отличие от твоих умственных способностей. Если честно, я считал тебя более сообразительной.
   - В такой ситуации любой бы ощутил что-то потустороннее. Тем более место к этому располагает, - возмущенно парировала я. - Было немного неприятно сидеть там запертой.
   - Всего лишь "немного неприятно"? Как я мог забыть, ты ведь у нас образец стойкости и невозмутимости.
   Как он смеет издеваться надо мной! О какой стойкости и невозмутимости можно говорить в такую минуту, да еще смеяться, что мои умственные способности далеки от совершенства. Посидел бы сам там!
   - Насмешник! - в сердцах бросила я ему. - Как люди могут быть такими отвратительными? Тебе лишь бы шутить да издеваться над людьми, не ведая, сколько горя могут принести твои забавы. Из-за тебя Эллен лишилась разума! Из-за тебя ей всюду мерещится ее сын!
   Он с силой встряхнул меня, остановив рвущийся из меня поток слов.
   - Подожди! Что за ахинею ты несешь? - процедил он. - Я польщен, что ты такого высокого мнения обо мне. Мне нет нужды оправдываться в своих поступках, даже если бы я о чем-то жалел, то тебя мои дела не касаются. Впредь помни это! А что до Эллен, то я не имею никакого отношения к ее сумасшествию. Или ты думаешь, что я настолько чудовищен, что от одного моего вида люди теряют рассудок.
   - Не притворяйся, что не понимаешь о чем я. Ты прекрасно знаешь, что она сошла с ума после того, как ты ее разыграл, притворившись сыном. Не знаю, как ты это сделал... Подсунул куклу и стал говорить с ней дьявольским голосом или еще что...
   Мне показалось, что он ударит меня. Даже в темноте было видно, как злость овладевает им. Его глаза засверкали безудержным гневом, дыхание стало тяжелым и прерывистым, словно он преодолел бегом десятки миль.
   - Думай, что говоришь, золотко, - процедил он. - Я не делал ничего подобного! Ни с Эллен, ни с кем бы то ни было. Только ты не поверишь мне, не так ли?
   - Точно так же не делал, как не поджигал дома в Эмбер-Виладже? - внезапно вырвалось у меня, и я в ужасе зажала рот рукой. Господи, что я говорю!
   - О, да вы, мисс Сноу, хорошо осведомлены, - глаза Дамьяна сузились, и он угрожающе приблизился ко мне. Его рука потянулась ко мне. Я тревожно отступила, но он схватил меня за кружева блузы и резко дернул к себе. Кружева оказались прочнее, чем рукав его рубашки. О чем я досадно пожалела, так как их прочность не дала мне шанса вырваться от него.
   - Так, значит, я отвратителен? - протянул Дамьян сладким голосом. Я нервно дернулась, пытаясь высвободиться из его хватки. Но он толкнул меня, и я почувствовала, как в спину впиваются холодные камни стены. Его тело прижалось ко мне. Прижалось с такой силой, что мне стало трудно дышать. Задыхаясь, я уперлась в его грудь руками и надавила, что есть мочи.
   - Трепыхаться бесполезно...птичка, - почти пропел он, как будто совсем не ощущая моего сопротивления. - Ты все еще так же невинна? Ты помнишь, что я говорил тебе. Я единственный! Единственный имею на тебя право. Ты моя...Только посмей ослушаться меня...
   Его лицо было так близко. Губы почти касались моей щеки. Слабость горячей волной затопила меня. Сердце бешено стучало, нет, грохотало...Оно грохотало на весь дом, оглушая меня этим бесцеремонным звуком. Мои руки онемели от напряжения, упираясь ему в грудь. Я чувствовала, что еще немного, и сдамся на его милость. Нет! Я не позволю ему унижать меня, играть со мной, будто я безвольная, бесчувственная кукла.
   Но неожиданно он отступил от меня. Холод коридора сразу окутал меня. Не понимая, в первый момент что произошло, я протестующее вскрикнула.
   - Беги, - донесся из темноты его голос. Натянутый и словно уставший. - Беги, убегай, несись от меня быстрее ветра, как ты это умеешь делать. Такое сопротивление достойно награды.
   Не говоря ни слова, я отлепилась от стены и пошла. Нет, я не бежала, не ускоряла шаг, я просто шла. Шла, высоко подняв голову и гордо расправив плечи, будто все, что произошло ну ни капельки, ни единой крохотной капельки, не задело меня.
   Вечером я сказалась больной и не вышла к ужину. От Джудит, принесшей мне стакан теплого молока и печенье по распоряжению Жаннин, я узнала, что за столом также не было миссис Уолтер, которая все еще пребывала в беспамятстве, леди Редлифф, сама мучавшаяся от мигрени после волнений с приступом Эллен, и графа Китчестера, чей прострел разыгрался не на шутку.
  

ГЛАВА 21

   - Доброе утро, Джордан! Как ваше самочувствие?
   Спускаясь к завтраку, я буквально налетела на дворецкого. Я торопилась, так как хотела проехаться верхом, перед тем, как отправиться к деду. И, окрыленная надеждой заполучить лошадь, которую Дамьян купил в Чейзморе, или же, если ее еще не доставили, оседлать Стрекозу, перепрыгивала через ступеньки. А Джордан, как всегда, не представлял, что творится у него под носом, зато во всех подробностях изучил узоры паутин на потолочных балках. Столкновение было неизбежно. И, к счастью, никто не пострадал!
   - Превосходно, мисс Сноу, благодарю вас, - с достоинством вымолвил он, одергивая одной рукой фрак, сморщившийся незначительной, но не дающей покоя складочкой. В вытянутой перед собой руке дворецкий держал крохотный поднос для писем, и, к чести своей, сохранил все письма на нем в идеальной стопочке.
   - Надеюсь, вы больше не огорчите нас своей болезнью, - учтиво добавила я и премило улыбнулась, что было излишне, так как он, глядя в потолок, все равно не мог заметить моих похвальных ухищрений. - Без вас как без рук, Джордан!
   Мне вдруг почудилось, что его стоячий сильно накрахмаленный воротничок издал жалобный хруст, и подбородок дворецкого, окаймленный густой растительностью бакенбардов, с превеликим трудом, словно не делал этого с самого рождения, опустился. Его глаза остановились на мне и начали проявлять подчеркнутое внимание. Я невольно попросила прощения у потолочных балок за бестактную, но временную конкуренцию.
   - К несчастью, мисс Сноу, временами вот в этом самом месте, - и Джордан выставив указательный палец поднес его к кадыку, - чувствуется некая нестабильность. Боюсь, как бы мне не пришлось еще пару дней провести в постели.
   - О, Джордан, тогда вам надо поберечься и как можно меньше разговаривать. Упаси боже, чтобы нестабильность в этом месте прогрессировала!
   - Я обязательно так и сделаю, мисс, - дворецкий склонился в нижайшем поклоне, не забыв вновь задрать подбородок. - Ах да, мисс, вам корреспонденция!
   Длинным ногтем мизинца он подцепил краешек конверта, лежащего в самом низу стопки, и мастерски дернул его. Стопка даже не шелохнулась, а письмецо оказалось в руках Джордана. Я чрезвычайно восхитилась его разносторонними талантами, отчего у дворецкого, проявив свою нестабильность, смущенно задергался кадык.
   Время было раннее. Я наслаждалась завтраком в одиночестве. Поэтому без стеснения прочитала письмо от тети Гризельды. Написала она всего несколько строк, в которых выразила сильное негодование, что уже прошло "два дня", а я до сих пор не соизволила появиться в Сильвер-Белле. "Разве так должна вести себя любящая племянница?". А в последнем предложении сквозил явный намек, что если в самое ближайшее время я не навещу бедных, одиноких старушек, то они сами заявятся сюда. Во время прогулки я решила заехать к ним.
   Вдруг в парадную дверь постучали. Громыхнули так, что я слышала даже здесь, в гостиной на втором этаже. Кого это принесло в такую рань, промелькнуло в голове.
   Разломив горячую маковую булочку, я потянула носом, вдохнув упоительный аромат, и намазала ее смородиновым джемом. В спешке я немного переборщила, и пришлось ловить пальцем скатывающиеся по булке сладкие капли. Внезапно я услышала гулкие шаги в галерее. Похоже, Джордан вел гостя сюда. Когда они подошли к лестнице, я разобрала их голоса.
   - Я сейчас же прикажу принести в вашу комнату горячую воду, мистер Клифер, и приготовить постель.
   Вот только его не хватало! Куда он ездил так рано? Или он вообще не ложился? Я замерла, изо всех сил прислушиваясь, и, дрожа от мысли, что сейчас он войдет сюда и увидит меня.
   - Я не собираюсь спать, Джордан, - голос Дамьяна был тверже булыжника. - Бренди - это все что мне сейчас нужно.
   - Как вам будет угодно, сэр.
   Они уже поднимались по лестнице, и лишь несколько ступеней да крохотный коридорчик со стертой когда-то красной дорожкой отделяли его от меня. Поступь Дамьяна была тяжелая, как у человека проведшего много времени на ногах без отдыха.
   - Птичка уже встала?
   - Кто, простите? - Джордан на миг утратил свою "дворецкую" невозмутимость.
   - Болван! Мисс Сноу уже встала?
   - Да, сэр. Она в...
   - Свободен! - услышала я отрывистый приказ Дамьяна.
   О, Господи! Выпрямив спину и положив на блюдце булочку, я поспешно вытерла липкие от джема пальцы о салфетку. Ну что же мне делать? Я ужасно взволновалась. Что я ему скажу? Как я посмотрю ему в глаза после вчерашнего? Я выскочила из-за стола и прошла вглубь комнаты, будто надеялась, что смогу затеряться среди стульев и сервантов.
   Шаги... Еще мгновение, и я увижу его! Я подошла к камину. В нем лежало несколько сухих поленьев. С преувеличенным вниманием я стала рассматривать бронзовые часы на каминной полке. Две длинноногие цапли стояли по бокам, раскрыв клювы, и удерживали в них пожелтевший циферблат. Кроме римских цифр на циферблате были выведены надписи на латинском. Но от волнения буквы расплывались, я ничего не видела, только ощущала, как в груди сильно колотится сердце. Я сцепила руки, чтобы унять дрожь. Он вошел. Я сделала вид, что не заметила его, и это дало мне несколько лишних секунд, чтобы попытаться овладеть собой.
   Небольшая пауза, и я услышала слова, произнесенные холодным тоном:
   - Мисс Сноу, я вижу, вы уже закончили завтрак. Сегодня нам придется провести друг с другом утро, поэтому, я буду признателен вам, если вы будете готовы через пять минут.
   Я почувствовала, как болезненно ёкнуло сердце. Опять этот официальный тон, от которого становится так мёртво, так тоскливо на душе! Зачем он играет со мной? То безумные страстные речи, то этот тон, словно я никто, словно не мне предназначались его вчерашние слова. В этот момент я просто ненавидела его, потому что была уверена в том, что он читает мои мысли и знает, о чем я сейчас думаю. Его равнодушия я страшилась еще сильнее, чем его горящих глаз. А в следующий миг меня пронзила мысль - утро с ним?! Все утро с Дамьяном! Нет! Уж лучше вернуться в часовню вместо того, чтобы все утро содрогаться от его присутствия.
   Он несколько насмешливо поклонился. Затем, прошел к серванту и, открыв стекло в одном из отделений, взял бутылку бренди. Плеснув немного в бокал, залпом выпил, и налил еще. Все это время Дамьян не смотрел на меня и не ожидал от меня никакого ответа, а лишь покорности. Весь его вид был столь же холодный, как и его голос. Отодвинув стул, он уселся боком к столу, вытянув перед собой скрещенные ноги. Вытащив из сапога хлыст, небрежным жестом кинул его на стол, рядом с бокалом бренди, как будто намекнув, что ждет меня, если я осмелюсь не покориться. Я обратила внимание, что волосы у него мокрые и торчат в разные стороны, взлохмаченные рукой. С них на воротник твидовой куртки капала вода, расплываясь на плечах темными пятнами. Меня аж всю передернуло. Не представляю, как в такое холодное утро можно купаться в реке. Такое под силу только бесчувственному!
   Взяв со стула берет и перчатки, которые я предусмотрительно захватила с собой, я смерила его презрительным взглядом.
   - Я готова, мистер Клифер, - таким же официальным тоном сообщила я. Он нарочито долго не отвечал, оглядывая мой костюм для верховой езды. Под его пристальным взглядом меня охватило сомнение, а вдруг я выгляжу не так элегантно, как мне думалось. Да еще этот берет!
   - Такая расторопность, весьма похвальна в женщине, - слащаво заметил он, поднимаясь и допивая бренди. Поставив бокал, он взял в руки хлыст, но убирать за голенище не торопился.
   - Это не расторопность, мистер Клифер, - как можно надменнее сказала я, - а умение планировать свое время. Для человека читающего, весьма печально не видеть разницу между этими понятиями.
   - Тогда было бы разумно, мисс Сноу, - вкрадчиво ответил Дамьян, - чтобы вы не бросались такими заумными фразами. Иначе едва ли мы достигнем взаимопонимания.
   - Безусловно, мистер Клифер, - согласилась я, слегка склонив голову и натягивая перчатки. - Так и быть, я пощажу ваше скромное самомнение!
   На кратчайший миг я уловила, как дернулись вверх уголки его губ. Показалось, что Дамьян позволит оставить последнее слово за мной. Но, выходя из гостиной, он посторонился, пропуская меня вперед и, когда я проходила мимо, склонился ко мне и небрежно произнес:
   - Боюсь, у тебя нет выбора, соловей.
   В полном молчании мы дошли до конюшни. Я очень хотела показать ему, что он может насмехаться и унижать кого угодно, но только не меня. Краем глаза я наблюдала за ним, его задумчивое лицо ни разу не повернулось в мою сторону. Проходя мимо высоких кустов, он непроизвольно срывал пышные головки цветов, и мял их до тех пор, пока они не рассыпались под безжалостными пальцами, усеивая дорожку нежными лепестками. В этот момент я представляла себе Дамьяна огромным пауком, которого мне ужасно захотелось раздавить. Он наслаждался своими насмешками надо мною; играл со мной, как с мотыльком, запутавшимся в паутине, предполагая, что я вся в его власти. Мне казалось, он находит какое-то удовольствие в своем нахальстве, в этом цинизме, с которым разыгрывает свою партию. Он хотел насладиться моей слабостью перед ним, вынудив своим показным безразличием жаждать хотя бы малейшего проявления чувств ко мне. Ему не просто хотелось завоевать меня, а довести до полной и окончательной капитуляции.
   - Выбери себе лошадь, - бросил Дамьян, подходя к конюшне. Заметив мистера Стоуна, стоявшего у загона и чистившего седло, перекинутое через жердь ограды, он направился к нему.
   - Выбери? - переспросила я в замешательстве, но Дамьян, постукивая хлыстом по иссохшей жерди, уже вполголоса переговаривался с конюхом.
   Из распахнутых настежь дверей в конюшню лился утренний свет, освещая покрытый опилками и соломой пол и крепкие брусья загонов. Мелкие крупинки опилок крутились в воздухе, отрываясь от земли при малейшем движении воздуха. Во всех стойлах стояли лошади!
   Маленький Леми, тряся нечесаными вихрами, резвыми перебежками перемещался от одного стойла к другому. Перед собой, прижав края к груди, мальчишка держал увесистый мешок с овсом и при беге каждый раз подпинывал его грязными ботинками. Ни Леми, увлеченный работой, ни старый кучер, сидевший ко мне спиной, не заметили меня. Я осмотрелась, удивляясь, откуда здесь взялось столько лошадей. Неужто их всех купил Дамьян?! Но зачем?
   Лошади, дожидавшиеся овса, от нетерпения негромко покряхтывали у решеток. Серый в яблоках жеребец бил копытом и, закусывая желтыми зубами изжеванный борт кормушки, тянулся шеей и ржал, жадно поглядывая на мешок. Похоже, это и есть пресловутый Соловей, дикий, алчный и нахальный, как и его хозяин. Тяжеловоз, скотина смиренная и столь же древняя, как и сама конюшня, флегматично чесал морду о жердь, никоим образом не потревоженный присутствием гнедых кобылок в соседних стойлах. Прямо передо мной мерно жевала овес вороная кобыла с белыми носочками и звездой на лбу.
   Пока я любовалась ею, ко мне подскочил Леми и, схватив за руку, обрушил на меня бурю восторгов от свалившегося на него счастья в виде десятка лошадей. Я же смаковала собственное радостное предвкушение. Не важно, откуда взялись лошади, но я могу выбрать самую лучшую! Словно услышав мои мысли, кобыла в соседнем с Соловьем стойле, оторвала от кормушки морду и, взглянув на меня ясными голубыми глазами, тряхнула гривой и заржала на всю конюшню.
   - Мисс Сноу, здесь не такой уж большой выбор, - раздался у входа резкий голос Дамьяна, - чтобы вы не могли решиться!
   - Я уже выбрала, - ответила я быстро, не сводя глаз с лошади. Она не была столь же грациозна и легка, как черная со звездой. И смотрелась менее эффектно: немного приземистая, цвета спелой пшеницы со светлыми гривой и хвостом. Однако лошадь неотрывно следила за мной, будто почуяв во мне хозяйку, и нетерпеливо била копытом.
   - Есть и более достойные, но мне по душе именно эта кобыла, - поторопилась пояснить я.
   В ответ он лишь склонил голову в легком намеке на согласие и приказал Леми, надоедливо крутившемуся перед нами:
   - Эй, парень, позови отца! - мальчуган, бросив мешок с овсом посреди конюшни, стрелой вылетел за дверь. А Дамьян подошел к своему жеребцу и, просунув руку через решетку стойла, положил ладонь на бархатный нос. Соловей капризно мотнул головой и вытянул шею, тычась носом в грудь Дамьяна в поисках сладкого кусочка сахара. Не найдя такового, он обиженно засопел и беспокойно захлестал себя хвостом.
   - Ну, ну еще не заслужил, Соловей. - Дамьян принялся ласково увещевать жеребца, но мне казалось, что вся патока его слов направлена вовсе не на животное, а на меня. - Ты слишком вспыльчивый, любишь показывать свой необузданный норов. Научись слушаться хозяина, без принуждения, без понукания выполнять любое его желание, тогда будешь получать самое вкусное лакомство. Будешь хорошим мальчиком, угощу арбузными корками...
   С огромным усердием я старалась остаться невозмутимой и сделать вид, что из-за внезапной глухоты совершенно не слышу его ласково журчащую речь. В дверях появился конюх с сыном.
   - Стоун, ты приготовил для соловой кобылы седло? - немного резким тоном спросил Дамьян, отходя от стойла. - Она приземиста и широка, обычное седло не подойдет.
   - Да, мистер Клифер. И войлочный вальтрап, как вы просили.
   Я недоверчиво уставилась на Дамьяна, и на его лице промелькнула озорная усмешка.
   - Так ты знал! - воскликнула я, чуть ли не обвинительно. - Ты знал, что я выберу ее!
   Его губы поползли вверх, и он самоуверенно ухмыльнулся во весь рот.
   - Естественно, я покупал кобылу специально для вас...мисс Сноу, - он сообщил это несколько развязным тоном и направился ко мне, при этом и конюх, и старый кучер, пряча смущенный взгляд, срочно ретировались, смекнув, что намечается не совсем обычный разговор, так сказать, не обремененный светскими правилами приличий.
   Оказавшись возле меня, Дамьян мгновение безмолвно вглядывался мне в глаза, а затем, подняв хлыст, с мучительной медлительностью провел рукоятью по моему лицу, от виска до уголка губ. И вкрадчиво, с почудившейся мне ноткой нежности, произнес:
   - Приятно...когда ты оправдываешь мои ожидания. И это происходит все чаще и чаще.
   Я стояла в оцепенении, словно только что проглотила, не жуя, длиннющий кактус. В этот миг я никак не могла решить, что же менее болезненно для моих не в меру расшалившихся чувств - его равнодушие или же эта жгучая насмешка. И то и другое слишком сильно ранило!
   - Рада за вас, мистер Клифер! - процедила я сквозь зубы. - Вы везде, даже на пустом месте найдете то, чем потешить свое безмерное самолюбие.
   Черные глаза жаляще блеснули. Вновь прибегнув к любимому хлысту, который я ненавидела уже лютой ненавистью, он рукоятью приподнял мой подбородок, заставляя смотреть в глаза.
   - Ну, тебя то никак нельзя назвать пустым местом, - хохотнул он.
   - Для вас - пустое, мистер Клифер! - огрызнулась я, отворачивая голову и отступая на шаг. Дамьян скривился, словно то, что я сказала, было ему неприятно.
   - Скорее драгоценный ларец с несметными сокровищами, - его масленый голос прозвучал над самым ухом, и я сделала шаг назад, - который нужно хранить за семью печатями в самом глубоком подземелье. И любоваться его сокровищами может только их господин - я!
   - И все же, - выдавила я, собравшись с мыслями, - если бы я выбрала черную со звездочкой?
   - Это вряд ли! - уверенно покачал он головой и шутливым тоном пояснил, - черная - тихоня, без огонька и азарта. Такая впору манерным, изнеженным, крайне чувствительным и слабовольным дамочкам. Тебе же нужна...
   - Норовистая, гордая, нетерпеливая и может быть...необузданная? - натянуто перебила я.
   - Вот видишь, я знаю тебя как облупленную, - усмехнулся он, и его взгляд внезапно изменился, в нем появилось нечто пугающее, и в то же время долгое, мучительное ожидание таилось в его глубине. "Я сделаю тебя счастливой, - казалось навевал этот манящий взгляд, - ...будешь получать самое вкусное лакомство...".
   И вдруг Дамьян весело и даже как-то по-дружески улыбнулся, чем вызвал во мне неподдельное удивление и подозрение. С чего бы? В следующий миг, он уже крикнул мистера Стоуна и велел седлать лошадей.
   В голове у меня неотступно крутилась мысль. Мне хотелось отомстить ему за все. Правда, после у него появится новый повод насмешничать надо мной, но и у меня будет своя коротенькая минутка триумфа, злорадно думала я
   - Пожалуй, я назову эту красавицу, - начала я веселым тоном, махнув в сторону кобылы, - в твою честь, Дамьян!
   Краем глаза я заметила, как в изумлении вытянулось его лицо.
   - Посмотри, - продолжала я восхищаться, - как надменно она задирает голову, какой высокомерный вид, какие своенравные повадки! Грива и хвост так же белы, как твои волосы! Сходство между вами поразительное!... Но не могу же я называть кобылу Дамьяном. Решено, будет Дамми! Да-а-амми...- протянула я. - Прелестно! И как подходит ей! Согласен, Дамми?... Ой, Дамьян?
   Я с ликованием смотрела на него, не в силах скрыть сколь удовольствия доставила мне его ответная реакция. Все же он отменно владел своими чувствами и почти сразу же изобразил на лице любезный восторг, однако его угольные глаза вспыхнули угрожающими искрами, ясно напоминавшими мне, что противник слишком опасен, чтобы заигрываться с ним.
   Конюх и кучер, хорошо слышавшие мою речь, застыли. Один - подняв седло и зависнув с ним над крупом лошади; другой - сняв с гвоздя уздечку. Весь их смущенный вид прямо-таки кричал, что если бы не необходимость, вынуждавшая их находиться в конюшне, они бы быстренько избавили нас от своего неудобного присутствия.
   Скрестив руки на груди, Дамьян расплылся в улыбке и слащаво произнес:
   - Я не могу выразить, как я польщен, мисс Сноу! Вы оказали мне небывалую честь!
   - О, не надо слов, мистер Клифер! - снисходительно воскликнула я, еле сдерживая рвущийся предательский смех. - В таком случае трудно подобрать нужные слова, уж я то знаю это по собственному опыту!
   Целую вечность мы буравили друг друга пронзительным взглядом, и оба из последних сил сжимали рты, чтобы не расхохотаться. И вдруг кобыла взбрыкнула, испугав рыжего мальчугана и тот, отпрыгнув от грозного копыта, непроизвольно пискнул, выдав первое, что пришло на ум:
   - Дамми, спокойно! - и затем забормотал прогремевшим на всю конюшню шепотом, - хорошая, Дамми, хорошая...
   Такого представления наше титаническое терпение не выдержало, и мы откровенно и бесцеремонно расхохотались. Пытаясь хоть как-то скрыть свое неприличное веселье, я выбежала вон. На улице, облокотившись об ограду, не заботясь, что запачкаю костюм, подставила пылающее лицо прохладному ветру. Сердце пело. На душе было так легко и радостно. Он смеялся вместе со мной! Моя крохотная месть оказалась гораздо слаще, чем я себе представляла!
   Через несколько минут Дамьян сам вывел лошадей. Я украдкой следила за ним, пока он подводил Дамми к платформе, представлявшей собой сильно истертый камень, с которого веками благородные дамы садились на лошадь. После столь бурного веселья, я боялась, что в отместку мне он мог опять принять надменно-официальный вид, обратив против меня весь ледяной холод Арктики. К моей радости, лицо Дамьяна хоть и было сурово, но суровость эта, больше показная, смягчалась теплой улыбкой в глазах. На губах не было и намека на насмешку, как будто беззаботный смех, на время избавил его от постоянной злой спутницы. Похоже, Дамьян был настроен вполне искренне, во что я никак не могла поверить. Возможно ли, чтобы сердечная теплота в его глазах была неподдельной? А откровенная нежность, с которой он глядел на меня сейчас, заставляя мои щеки наливаться пунцовой краской, непритворной? Или это еще одна тактика, чтобы сломить меня?
   Как бы то ни было, в том, что произошло дальше, был виноват именно Дамьян со своими дьявольскими глазами, смутившими меня до такой степени, что я не могла вести себя адекватно.
   Держа лошадь под уздцы, он не спускал с меня задумчивых, излучавших нежность глаз. А я, стоя на платформе, словно неумелая наездница, переминалась с ноги на ногу. Со стороны казалось, что я не имею ни малейшего представления, как забираться в седло. Видимо, мое топтание длилось слишком долго, изводя терпение Дамьяна, и он протянул мне руку, чтобы я могла опереться на нее. Но вместо этого я неловко соскользнула с камня и, потеряв равновесие, всем телом навалилась на круп лошади. Кобыла, испуганная таким необычным обращением, отскочила в сторону. Краткий миг потрепыхавшись на краю платформы, я спрыгнула на землю, оказавшись ровненько позади кобылы. В долю секунды Дамьян был уже рядом со мной и, грубо схватив меня за шкирку, резко отдернул в сторону, и в этот момент лошадь взбрыкнула.
   - Ты, идиотка, Найтингейл! - взревел он мне прямо в лицо. - Ты соображаешь, что творишь?
   - Не смей меня оскорблять! - начала, было, я, оттолкнув его.
   Но он резко оборвал меня:
   - Неужто ты за все эти годы так и не поумнела! И опять лезешь под копыта! Хочешь, чтобы тебя зашибло насмерть или покалечило?!
   - Я же не по собственной воле оказалась у нее с хвоста.
   - Тогда учись держать себя в руках, - грубо отрезал он, - а не расползаться, как сопливая девчонка, когда на тебя смотрят чуть более выразительно, чем того требует обычное проявление дружелюбия.
   - Так это было только "чуть более выразительно"! - воскликнула я зло. - Мне казалось, что ты пялился на меня, желая специально смутить и оскорбить меня.
   - Ты оскорбилась? - насмешливо спросил он.
   - Я оскорбилась, как и любая другая девушка на моем бы месте!
   - С любой другой я не цацкался бы так, как с тобой, золотко.
   - О боже, сколько я доставляю тебе хлопот! - язвительно процедила я.
   Сжав кулаки, я прошла мимо него. Что за грубый тип! Драчливый петух... И вновь мы цапаемся друг с другом, а ведь мгновения назад мы вместе смеялись, искренне, радостно, словно между нами и впрямь возникло какое-то понимание... какое-то чувство!
   Подойдя к лошади, я похлопала ее по загривку, а она в ответ всхрапнула и, выгнув шею, пощипала синевато-сизыми губами мое плечо, будто извиняясь за недостойное поведение. Ссора с Дамьяном вернула уверенность в себе. Теперь то я не расползусь, словно сопливая девчонка! Не дождетесь. мистер Клифер! Исподтишка взглянув на него, я увидела, что он, скрестив руки на груди, беззастенчиво наблюдает за мной. Наглая полуулыбочка застыла на его губах, а в глазах во всю наслаждаясь происходившим, пляшут чертенята.
   - И не надейся, в этот раз я не свалюсь, - с вызовом сказала я ему.
   - А было бы неплохо, - хмыкнул он и прищелкнул языком.
   В этот раз я взобралась на лошадь без происшествий. Все это время Соловей недовольно фыркал и рыл землю копытом, ожидая, когда же хозяин обратит на него внимание. Как только Дамьян вскочил в седло, он тут же резво рванул с места и помчался по извилистой дорожке к подъемному мосту. До меня донесся требовательный возглас: "Догоняй!". Мне не надо было пришпоривать свою норовистую кобылку. Она, словно почувствовав мое настроение, взяла быстрый старт и вот уже конюшня мигом скрылась из виду. Подъезжая к мосту, мы сбавили темп и оба одновременно ступили на грохочущий под копытами коней настил.
   - А зачем ты купил столько лошадей? - спросила я, когда мы сравнялись друг с другом.
   - Перепродам за более высокую цену. На хороших лошадей всегда спрос, а выискивать их по всем лошадиным ярмаркам Англии с руки не каждому лорду.
   - Но ведь это спекуляция.
   - Это обычная торговая сделка, - осадил он меня нетерпеливо.
   - Вероятно, ты считаешь, - произнесла я сухо после недолгой паузы, - я должна быть тебе благодарна, что меня не зашибло и не покалечило?
   - Считаю, - немедленно согласился Дамьян. - А ты не считаешь, что я достоин... м-м, скажем так, особой благодарности!
   - Спасибо. И этого вполне достаточно! - надменно заявила я и после чопорно заметила - Было довольно неприятно подвергнуться такому грубому спасению.
   - Лгунья, - отозвался Дамьян. - У тебя дурная привычка все время лгать мне.
   - Не понимаю...
   - Лжешь! - он резко натянул поводья, и Соловей от неожиданности вздыбился. - Не будь такой лицемерной, Найтингейл! Признайся уже...хотя бы себе самой!
   - Мне не в чем признаваться! - отрезала я и пришпорила Дамми. Она помчалась вихрем, из-под копыт полетели комья грязи и клочья вырванной травы. Юбка задралась, и стали видны ноги. Ну и пусть! Какая мелочь по сравнению с наслаждением от стремительного полета!
   Позади я услышала его отрывистый смех, и глухой топот копыт, молотивших по густому мокрому дерну. Серый жеребец истово заржал. Я оглянулась и увидела пронесшегося мимо Дамьяна. Черные глаза сверкали, с вызовом глядя на меня. В них была уверенность, что я непременно приму его вызов. Невольно рассмеявшись, я пришпорила Дамми, заставляя ее нестись все быстрее и быстрее. Свистящий ветер схлестнул с головы берет, и, подхватив его, уволок куда-то к лесу. Я чувствовала, как цепкие ветряные пальцы выдергивают шпильки и раздувают за спиной каскад волос.
   Я никогда не забуду, как мы безудержным галопом скакали по лугу, по опушке леса, где на землю ложились пятнистые тени листвы; и с тех пор, сидя в седле, я всегда ощущаю вновь ту отчаянную радость.
   Конь Дамьяна был гораздо быстрее и выносливее. Я натянула поводья, когда моя кобылка начала уставать, и перевела ее на спокойную рысь. Дамьян тоже придержал серого, тот с неохотой подчинился, беспокойно ударяя копытами и разбрызгивая вокруг себя грязь.
   - Спасибо! - выкрикнула я счастливо. - Спасибо за отличную лошадь! Она восхитительна!
   Его лицо озарилось широкой улыбкой.
   - Восхитительна? - выгнул он бровь, не сводя с меня горящего взгляда. Только сейчас я поняла, что мы совсем одни. - Я мог бы еще сказать: дика, безрассудна, совершенно легкомысленна и даже недурна собой, когда забывает о том, что должна быть кислее сгнившего лимона и чопорнее самого синюшного застиранного чулка. Ах да, еще драчлива, как бешеный пес, и воинственна, как сотни викингов...Я мог бы продолжить расточать хвалы, но опасаюсь за сохранность своего носа!
   - Оберегая свой изнеженный нос, ты профукал сохранность своих тугих ушей! Потому как я говорила не о себе, Дамьян, а о лошади. О кобылке, названной, между прочим, в твою честь. Так что не позорься перед своей тезкой, а то она и впрямь заподозрит тебя в глухоте!
   Он рассмеялся, пальцы пробежали по белым, взвихренным ветром волосам, блестевшим на солнце серебром. Детский жест, совсем неуместный для мужчины. Невольно я отметила, что на тонких губах у него мелкие трещинки, а лицо сильно обветренно, и загорело оно не равномерно: на лбу и переносице кожа гораздо светлее из-за шляпы или кепи. Мне почему-то вспомнилось, что я видела его в кепи только однажды, на летний праздник, когда мы были подростками.
   От взмыленных лошадей в утреннем воздухе пахло потом. Я чувствовала, как ветер холодит мне кожу и хлещет растрепанными волосами по лицу. Я торопливо пригладила их. Мы были далеко от Китчестера. Только лес да уходившие за горизонт луга. И кругом никого.
   Заметив мой поспешный жест, Дамьян хмыкнул. Я вспыхнула и легкой трусцой послала Дамми назад к замку. Когда вдали показались крепостные стены, он сказал, что будет ждать меня у теплиц, и умчался. Я не стала торопиться. На сегодня вполне достаточно безумных скачек.
   Когда я подъехала к оранжереям, мне на встречу выбежал тощий парень в коричневом сюртуке с блестящими пуговицами и вычурном шейном платке, повязанном с претензией на некое фатовство. Его явное стремление походить на "джентльмена" бросалось в глаза и убивало наповал своей безвкусицей. Он помог мне спуститься с лошади.
   - Мое почтение, мисс Сноу! Хозяин предупредил, что вы сейчас подъедите.
   Вот как, "хозяин" значит! Я сурово взглянула на парня, но тот склонился передо мной в блестящем поклоне, чуть ли не облобызав мелкую гальку, хрустевшую под ногами. Столь выдающемуся поклону позавидовал бы сам Джордан.
   - Я Эдди, мисс! - парень распрямился и, зачесывая сползшую на лоб прядь волос, с нахальством заметил - Наверняка, хозяин упоминал обо мне. Я верный слуга мистера Клифера!
   - О! Если и упоминал, то я, к сожалению, не могу вспомнить.
   Напрасно я надеялась, что своим ответом и суровым взглядом поставлю этого напыщенного юнца на место. Парень, ни сколько не растерявшись, поддернул отвороты сюртука и заявил:
   - Ничего, вот поживете тут с недельку, так обо мне столько всего услышите!
   И, выставив перед собой ребром ладонь, с какой-то панибратской манерой уверил меня:
   - Хорошего, мисс, только хорошего! Я служу, как и положено, честь по чести!
   Будто я могла подумать нечто совсем противоположное!
   - Кажется, тебе велено присматривать за лошадьми! - раздался вкрадчивый голос Дамьяна, стоявшего в дверях ближайшей к нам оранжереи. Его сузившиеся глаза не предвещали ничего, что могло бы порадовать побледневшего слугу.
   - Так и есть, мистер Клифер.
   - Тогда почему и ты, и кобыла все еще маячите у меня перед носом?
   Бедный парнишка съежился, от его былой бравады не осталось и следа.
   - Виноват, сэр! - он попятился, уводя лошадь. Я проследила, как он довел ее до стоявшего чуть в стороне от оранжерей флигеля и привязал. Там же стоял Соловей, беспокойно заржавший при виде подруги.
   - Идем, у нас мало времени! Граф уже присылал за тобой, - обратился ко мне Дамьян, предложив руку. Видя мою нерешительность, он насмешливо добавил - Я не кусаюсь, не содрогайся так при мысли, что прикоснешься ко мне.
   Нахмурив брови и сжав губы, я подошла к нему и взяла под руку. Меня совершенно не радовал тот факт, что он читает меня как раскрытую книгу. И наперечет знает все мои слабости. Я была для него любопытной зверушкой, выставленной в клетке для всеобщего обозрения.
   Вблизи оранжереи оказались гораздо выше, из-за песчаной насыпи, на которой они стояли. Между ними находились сколоченные из досок сарайчики с инструментами и дровники, доверху заполненные поленьями. Почти вплотную к оранжереям пристроились небольшие флигеля, из их крыш торчали трубы, выпускавшие клубы дыма. У самой длинной поперечной оранжереи был выкопан колодец, и в этот момент двое мужчин тащили воду в ближайшую пристройку.
   Мы пошли вдоль оранжерей. Я была поражена. В прошлом году, по словам Эллен, только расчистили землю и нанесли разметки для построей, сейчас же здесь вовсю кипела работа. Оказалось, строительство началось сразу же, как сошел снег. Из деревень наняли мужчин и почти все поставили за считанные недели.
   - Весь строительный материал и инвентарь заказали еще заранее, - рассказывал тем временем Дамьян. - Это стоило не дешево, так как все доставлялось прямо с заводов и толстое листовое стекло, и огромные котлы для отопительной системы. Правда, на трубах я смог немного сэкономить, так как отливали здесь у некоего Готлиба. Говорят, он собирается расширяться, так что впоследствии можно будет заказывать у него и котлы.
   - Отопительная система? - переспросила я, заинтересовавшись. - Когда-то мой отец провел в доме трубы. Они нагревались от печи. Отец говорил, что со временем они вытеснят громоздкие камины. В Филдморе многим эта идея пришлась по вкусу. После чего мой отец стал разрабатывать различные усовершенствования в хозяйстве. И пользовался большим уважением среди фермеров.
   - Мы используем нечто подобное, только с более сложной конструкцией.
   - Эти флигеля с дымящими трубами как раз для отопления оранжерей?
   - Не оранжерей - теплиц! - хмыкнул Дамьян и, заметив, что я послушно кивнула, ответил на мой вопрос. - Да. Там находятся котлы, именно кипящая вода обогревает теплицы. Она бежит по длинным трубам, которые мы разместили между наружными и внутренними стенками, между рядами растений и в насыпи, для обогрева настилов и земли. Надеюсь, зимой будет достаточно тепла, чтобы уберечь растения от замерзания.
   - Но ведь летом, если солнце жаркое, нет нужды в таком сильном обогреве.
   - Естественно, соловей.
   Решив, что он опять начал насмехаться надо мной, я попыталась выдернуть свою руку, но Дамьян будто не заметил ничего и с самым серьезным видом продолжил:
   - В таком случае у нас предусмотрены винтели на трубах. В любой момент мы можем перекрыть доступ воды в ярусах. Например, сейчас вода поступает только по трубам в насыпи. Хотя и без этого в земле достаточно тепла за счет навоза, торфа и опилок. Но с утра лучше подавать воду, пока солнце не прогрело помещение. В будущем, возможно в следующем году, я планирую закупать уголь для розжига, вместо дров. Это более экономично...
   Дамьян вдруг пытливо посмотрел на меня и криво ухмыльнулся.
   - Если, конечно, в будущем году я еще останусь в Китчестере.
   Я выдержала его пронизывающий насквозь взгляд и вызывающе спросила:
   - У тебя какие-то грандиозные планы?
   - Самые грандиознейшие! - подтвердил он, хитро сузив глаза.
   Испугавшись тех опасных дебрей, в которые нас мог завести начатый недвусмысленный разговор, я отвернулась, и в этот раз мне удалось высвободиться из его железной хватки. Он отступил от меня, наградив при этом насмешливо-понимающим взглядом. Я же излишне спокойным тоном предложила осмотреть постройки и зайти в оранжереи...
   - Ах да, прости, теплицы! - пробормотала я и зарделась, уловив его провоцирующий смешок.
   По мере того как Дамьян показывал мне сарайчики с садовым инвентарем, пристройки с котлами, от которых поднимался густой клубящийся пар, теплицы с рядами зеленой рассады: лука, моркови, помидоров, перца, баклажанов и прочих овощей; знакомил с людьми, работавшими здесь, - я чувствовала, как начала живо интересоваться всем. Дамьян буквально заразил меня своей неподдельной уверенностью в успехе.
   - Эллен как-то говорила, что ты хотел заключить договора с заведениями в городах.
   - Да, различные общественные и увеселительные заведения, приюты, интернаты, заводы, - вот сфера для поставки. В Уилтшире мало кто занимается выращиванием овощей для продажи. Обширные пастбища позволяют разводить овец и производить шерсть, другие занимаются пчеловодством или же молочным хозяйством, а сельское хозяйство в основном сводиться к засеванию злаками. Так что у меня огромный выбор, куда можно поставлять овощи. Уже есть контракты с заведениями в крупных городах графства: Солсбери, Троубридже, Суиндоне. На следующий год я планирую посетить промышленные центры, где заключить договоры с небольшими заводами, а в будущем добраться и до Лондона.
   Его слова произвели на меня впечатление. Я уже по иному взглянула на ряды теплиц и от всей души порадовалась его успеху. Однако через некоторое время озадаченно спросила:
   - И все же, кто-то же поставлял в эти заведения овощи до тебя. Как же они могли уступить никому неизвестному фермеру?
   - Конкуренция, золотко.
   - Пока я бы не назвала тебя сильным фермером, чтобы конкурировать.
   - Возможно в плане урожая, пока нет, признаю. А вот в том, что касается других сторон бизнеса, то там я могу дать этим господам фору.
   - И что же это за другие стороны бизнеса?
   Дамьян помолчал, обдумывая, что сказать мне. Его расслабленное перекатывание с носка на пятку никак не соответствовали саркастическому выражению лица. В уголках губ появились жесткие морщинки. По ним я поняла, что он намерен сказать мне нечто неприятное.
   - Есть незыблемое правило, соловей: выискивать слабости других. Любая слабость - щель в заборе, через которую можно подглядывать, выведывать и воздействовать. И, найдя такую щель, даже самый никчемный человечишка, станет всемогущим.
   - То есть шантаж? - спросила я прямо, уловив в своем голосе нотки горечи.
   А что я еще могла ожидать от него? Честности и порядочности? И все же сердце мое сжалось от мысли, что Дамьян вновь подтвердил, что он именно тот негодяй, каким привыкли видеть его все без исключения. Подтвердил играючи, с насмешкой, будто ему только в удовольствие постоянно выставлять напоказ свою низменную натуру.
   - Да ты умна не по годам, птичка, - он вновь обратился к своему омерзительному глумлению.
   - Приходиться развиваться, чтобы выжить в "стае акул, изголодавшихся по свежей крови". Так ты однажды сказал. И теперь я вижу, насколько точно было твое замечание.
   Его губы дрогнули, пытаясь избавиться от непрошенной улыбки. Однако он произнес довольно резко и уничижительно.
   - С волками жить - по-волчьи выть, золотко. Похоже, своим признанием я окончательно погубил свою репутацию, если те жалкие крохи хорошего мнения обо мне можно назвать таковой. Но, кто согрешит в одном, тот становится виновным во всем. Боюсь, твоя умненькая головка уже приписала мне все преступления, совершавшиеся в этой глуши за последние десятилетие.
   - Тебе глубоко безразлично, что я о тебе думаю, - горячо сказала я. - Полагаю, ты сделаешь все, что захочешь, не зависимо от того принесет твой поступок горе или радость другим. Главное, тебе он принесет пользу! А это единственное, чем ты руководствуешься. И спешу ответить на твой вопрос, твоя репутация нерушима, как гранит, потому как губить и рушить совершенно нечего!
   - Ты меня все больше удивляешь, соловей! В тебе еще так много неизведанного, что меня прямо-таки разрывает от желания изведать тебя, - он сделал ко мне шаг и, завладев моей рукой, с силой сжал запястье. Я вскрикнула, но он продолжал сжимать, будто не замечая, что делает мне больно. - Хватит притворяться невинной овечкой! Ты также лицемерна, как и миллионы вокруг. Лицемерна перед самой собой! Всеми силами отвергаешь и никак не можешь принять то, что считаешь недостойным себя.
   - Не сомневаюсь, что ты уже выведал все мои слабости! Ты и меня начнешь шантажировать, чтобы я убралась с твоей дороги?
   - Твоя слабость - это я... И зачем же мне избавляться от тебя? - желчно произнес он, и в то же время медленно, но неумолимо притягивая меня к себе. С ужасом я осознала, что мои глаза нескромно уперлись в его тонкие, искривленные какой-то мучающей его болью губы и он, безусловно заметив это, победно оскалился.
   - Мне кажется, ты не совсем понимаешь меня, соловей, - продолжил он тем же негромким, ядовитым голосом. Этот голос подчинял, и я, словно мышь, загипнотизированная немигающим взглядом змеи, не отрываясь, смотрела на его губы - В тебе есть одна особенная черта, которая мне чрезвычайно нравится - ты всегда бросаешься в бой, независимо от того, кто твой соперник и осилишь ли ты его. Я мог бы сказать, что так поступают безмозглые идиоты, но в тебе столько страсти, что ты просто не можешь оставаться холодной. В тебе столько огня, что он может заживо спалить меня, устроив мне карающий ад прямо здесь на земле... И в тебе столько любви, что ты просто не имеешь права не принять меня!... Зачем же мне избавляться от тебя? Наоборот, я сделаю все, чтобы ты всегда была у меня на дороге. Я не равнодушен к неприступной, дерзкой и жалящей занозе, которая с упорным постоянством видит во мне чудовище, негодяя и подлеца.
   Я была потрясена до глубины души. Если бы меня спросили, что я чувствовала тогда, я не смогла бы объяснить и даже не желала задумываться. Чтобы не видеть полыхающей черноты его глаз, я отвела глаза и уставилась на работников, с интересом поглядывавших на нас.
   - Ты...- выдавила я, собравшись с мыслями, но голос засипел. Я прокашлялась - Ты ошибаешься. Я не вижу в тебе чудовище. Но и достойного, благородного человека тоже!
   - Достойного кого? - рявкнул он, отталкивая меня. - Благовоспитанных слюнтяев?
   Я оставила этот вопрос без ответа. В который уже раз этот невозможный человек лишает мня разума, издеваясь надо мной и теша свое самолюбие. Разве можно поверить его словам, сказанным с таким презрением, с такой желчью, словно он ненавидит меня за то, что испытывает ко мне какие-то чувства. Сейчас, видя перед собой его перекошенное злостью лицо, истинность его чувств вызывала большое сомнение. С холодной неприязнью я взглянула ему в глаза.
   - Прощайте, мистер Клифер. Экскурсия по оранжереям была крайне познавательной и захватывающей. И... очень сожалею, что каким-то образом дала вам повод вообразить, что я питаю к вам чувства гораздо более выразительные, чем обычное проявление дружелюбия.
   - Маленькая лицемерка, - сквозь зубы прошипел он, но тут же расхохотался - Жульничаешь! Бить противника его собственным оружием, недостойно такой невинной добродетельной пташки!
   Его возглас еще сильнее привлек к нам внимание, и работники уже не старались скрыть любопытные физиономии, а со сладостным предчувствием скандала оборачивались в нашу сторону. Однако никто из нас не собирался удовлетворять их изголодавшееся по сплетням воображение. Едва я отошла от Дамьяна, как он тут же развернулся и скрылся в одной из теплиц. Я же торопливо прошла по дорожке к флигелю, где стояли привязанные лошади. Расторопный Эдди подвел ко мне Дамми и, подставив колено, помог забраться в седло.
   Дед уже ждал меня, капризно жалуясь суетившейся вокруг него служанке на мою беззаботную молодость, которая позволяет мне с легкостью забывать о мучавшемся прострелом старике и предаваться беспечным скачкам на свежем воздухе. В отместку, что я повела себя непочтительно и промедлила с приходом, дед продержал меня в своей спальне до самого вечера.
   О моем пребывании в часовне он интересовался крайне поверхностно, немного повозмущавшись, но при этом не скрыв, как позабавила его эта комичная ситуация. Зато детально расспросил о теплицах, рабочих, что там трудятся, и моем отношении к подобным "крестьянским делишкам". После он предложил мне развлечение в виде кипы старых газет. Слушая, как я читаю ему давешние новости, старик удивлялся и переживал так, будто слышит их впервые. Временами он дремал, а я, сидя в качалке у камина, погружалась в сказочный мир летающего острова Лапуты. Но приключения Гулливера меня занимали ненадолго, мои мысли каждый раз возвращались к сегодняшнему утру. Перекошенное лицо Дамьяна, вновь и вновь всплывало у меня перед глазами и непрерывно вопрошало меня: "Достойного кого?". Я не могла доверять ему, но при этом с каждой минутой меня все глубже пронзала мысль, какой же скучной и бессмысленной была бы моя жизнь без этого человека.
  

ГЛАВА 22

   - Мисс Роби, сейчас же признавайтесь, эти изверги хотя бы кормили вас?! - воскликнула Финифет, устремляясь ко мне. - Или они не имеют ни малейшего понятия, что значит хорошо и качественно питаться!
   - Фини, да успокойся ты, несносная кочерыжка! - отрезала тетя Гризельда. Но экономка, проигнорировав ее замечание, продолжила охать и трясти надо мной руками, возмущаясь моим изможденным видом. - Ее не было всего три дня. За это время невозможно исхудать настолько, чтобы своим видом внушать ужас, какой написан на твоем хитрющем лице.
   - Полагаю, Фини переживает за медовые кексы, запах которых я ощутила еще на улице!
   - Обещаю, мы не выпустим Роби, пока она не расправиться со всей твоей выпечкой, - обратилась тетя к подруге и, взяв ее за плечи, легко подтолкнула в сторону кухни. - А теперь марш за чаем. Не вечно же нам держать девочку в дверях!
   В гостиной тетушка усадила меня в самое просторное кресло у камина, в котором всегда сиживала сама, тем самым, оказав мне как "гостье из Китчестера" самые, в ее понимании, высокие почести. И пока две женщины крутились у стола, бурно обсуждая, какой поставить сервиз: для вечернего чаепития - из голубого фарфора с белыми голубками; или праздничный - с россыпью красных тюльпанов и золотой каемкой, - я мирно утопала в кресле и с блаженной улыбкой наблюдала за их родной и такой близкой моему сердцу суетой. Как я была рада вновь очутиться в Сильвер-Белле! И хотя прошло всего три дня, после моего переезда в замок, мне казалось, что я целый год провела в далекой, чужой стране.
   С любовью оглядывала я и маленькую гостиную. Плетеные корзинки с клубками стояли у кресел, на диване в беспорядке лежали книги, будто их только что сюда положили. На столе неизменная пузатая ваза с вишневыми георгинами. И хотя комната была обставлена весьма скромно, она была в два... нет, в двадцать раз уютнее, чем любая комната в Китчестере. Здесь все: и стены, и мебель, и заливистые колокольчики, и цветы в саду - дышало теплом и любовью.
   - А где Сибил? - спросила я, когда мы, наконец, разместились за столом.
   Я заметила, как тетя и Фини переглянулись. Тетушка поджала губы и положила на свое блюдце медовые кексы. Пять штук. Но, подумав, один убрала и взяла другой - чуть поменьше.
   - Наша Сиби уже второй день ходит к ним, - прошептала экономка с таинственным видом.
   - К кому? - все больше удивляясь, переспросила я, также понизив голос.
   - К Готлибам! - торжественно сообщила Фини и закатила глаза к потолку. Я вопросительно перевела взгляд на тетушку, ожидая объяснений. Но та хранила мрачное молчание.
   - От них пришла девица, мол, хозяин вызывает. Миссис Готлиб, видите ли, больна, и надо кому-то ухаживать за ней. Вот они и нашли сиделку! А мисс Сиби, добрая душа, тут же согласилась. Только вашей тетушке все это не слишком нравится.
   - Не нравится! - раздраженно подтвердила тетя Гризельда, прожевав. - Она еще не вошла в их семью, чтобы сидеть там с утра до вечера, как дочь с матерью. И хотя все знают, что она и Рэй помолвлены...не официально, но это не мешает болтунам трещать за их спинами. Скажу честно, опасаюсь, что мистер Готлиб, со своей болезненной щепетильностью, наслушается россказней и забудет, что сам же позвал девочку в сиделки и, чего доброго, обвинит ее в легкомыслии.
   - Или вообще - запретит сыну жениться, - добавила Финифет, отхлебывая из чашки с россыпью красных тюльпанов и золотой каемкой по ободку.
   - Сплюнь! - грозно рыкнула на нее тетушка. - Придет же такое в голову!
   - А не значит ли эта просьба...приказ о помощи, что в скором времени сыграют свадьбу?
   - Мы только на это и уповаем! - вздохнули обе женщины.
   Поверх чашки я взглянула на Финифет, посылавшую тете частые подмигивания. Ее глазки алчно поблескивали, она шумно вздыхала и всем видом намекала, что уже давно пора начать долгожданный разговор о Китчестере. В какой бы тревоге не пребывали думы тети, ее любопытство при этом ни в коей мере не уменьшилось. Поэтому, выдержав паузу, она изрекла:
   - Ну, а теперь поговорим о главном!
   Уловив в ее голосе строгую решимость, я обреченно вздохнула, поняв, что мне придется выдержать допрос с пристрастием, и бросила взгляд на часы. Хорошо, что я предупредила деда о своей поездке в Гарден-Роуз. Правда, старик с подозрением отнесся к моему визиту, потому как опасался, что я могу подвергнуться напористой атаке двух старых дев и, сломившись под их натиском, отказаться от дальнейшего пребывания в Китчестере.
   К рассказам о графе тетя отнеслась без должного внимания. Она безоговорочно окрестила его "маразматиком" и заявила, что сей экземпляр не достоин длительного обсуждения и беспокойства. И высказала твердую убежденность, что граф Китчестер не опаснее назойливой мухи и безвреден, как для меня, так и для всего уважаемого общества в округе.
   - А вот его сестра оставляет о себе неизгладимое впечатление...- заметила тетя, кладя в чай кусочек сахара. - Передай мне молочник, Роби...И что ты мусолишь один-единственный кекс! Только не говори, что у тебя нет аппетита! У тебя всегда был нормальный здоровый аппетит, а не это чахоточное клевание, свойственное большинству юных леди.
   - Вот, вот, - поддакнула Финифет, вслед за тетей налив себе третью чашку. - Говорила же, избалуют там девочку. Не к добру это житье в замке! Все начинается с аппетита, а кончается...
   Однако мрачные предчувствия грядущей беды, только привели ее в хорошее настроение, и она стала живо расспрашивать о леди Редлифф, которой заинтересовалась и тетя.
   - У меня кулаки так и сжимаются, как вспомню ее взгляд! - призналась тетушка. - Бедные церковные мыши - вот что было в ее глазах! Да еще без собственной коляски! Ханжа! Можешь спорить со мной, Финифет, но я скажу однозначно: узурпаторские наклонности этой леди затмят генеральские замашки Дадли Додд! Так что можешь представить, что это за особа!
   - Для леди Редлифф не существует мелочей, недостойных ее внимания, - смеясь, заметила я. - Особенно если эти мелочи служат ей поводом помучить окружающих. Она придирается ко мне по малейшему поводу. Но мне не страшны ее придирки. А вот ее дочь очень жаль...
   О некоторых событиях я умолчала. Тетя не смогла бы спокойно выслушать о моем не слишком приятном посещении часовни. А мысль о том, что я буду жить под одной крышей с Дамьяном Клифером, приводила ее в ужас еще с того дня, как я сообщила ей о решении переехать на время в замок. Тетя не без оснований боялась, что в силу своей испорченности он может пойти на некоторые нескромные действия в отношении меня. Но моя разумность вселяла в нее твердую уверенность, что я без тени смущения поставлю этого скользкого типа на место и сумею удержать его на расстоянии, если он позволит в мой адрес вольности. Я старалась не упоминать его имени, и каково же было мое удивление, когда тетя сама заговорила о нем.
   - А как там этот... поганец? Он не докучает тебе?
   - Дамьян?
   Ее лицо посуровело, когда она услышала, что я назвала его по имени.
   - Говорили, что этот Клифер - наследник. Как он отреагировал на твое появление?
   - Не совсем уверена в своем впечатлении, тетя. Мы оба постоянно озабочены тем, что сказать друг другу и как по-больнее задеть противника.
   - Так и знала, что он враждебно отнесется к тебе. Такой враг за спиной...
   - Нет, между нами нет вражды, только...конкуренция, - я натянуто улыбнулась. А тетя тем временем положила мне слоеную корзинку с взбитыми сливками. Брови ее хмурились.
   - Будь бдительна, Роби. Твое присутствие в замке - для него все равно, что красная тряпка для быка. Он опасный, безнравственный и недостойный...
   - Недостойный кого? - вырвалось у меня. Я в смущении опустила глаза и стала ложечкой выковыривать взбитые сливки. Хрупкая корзинка треснула и рассыпалась мелкими кусочками. Тетя неодобрительно покачала головой и сменила тему.
   - Скорее всего, к августовскому празднику мы вновь увидим Тернеров. Жаль, что не к ярмарке - миссис Эжвуд собирается продавать свой сервиз, который нравился Элизабет. Помню, она так ждала прошлой ярмарки, но Эжвуды не выставляли его...Ах, ну да. Они возвращаются из Лондона до конца сезона. Элизабет прислала письмо. С...радостными вестями.
   - Летти обручилась? - воскликнула я. Но радость пропала, когда я заметила, что на лицо тети набежала тень и она как-то криво усмехнулась. А Фини заторопилась на кухню.
   - Что случилось? - тревожно спросила я. - Летти...она оскандалилась?
   Тетушка тяжело поднялась и подошла к окну, где стала поочередно поправлять висевшие на шторах колокольчики. Друг за другом по комнате рассыпались дрожащие звуки.
   - Я не хотела тебе говорить, расстраивать. Но ты всегда была сообразительной, от тебя ничего не скроешь... - тетя сокрушенно вздохнула, прижав руку к левой груди. - Виолетта... капризная девчонка! Такая взбалмошная и разнузданная. В деревне у нее не было возможности потакать своим тщеславным устремлениям. А в Лондоне она открыла для себя источник блаженства. К счастью, она достаточно бедна, чтобы не привлекать к себе охотников за приданым. Но ее излишняя живость и красота привлекли охотников за... другой наживой!
   - Тетя! - запальчиво воскликнула я - Как можно поверить в то, что Летти пожертвовала богатством, роскошью и положением - всем, что мог бы дать ей муж, ради мимолетного флирта.
   - Мужчины! Это самое большое несчастье для нас, беззащитных женщин! Они способны погубить одним взглядом. Из-за них девушки превращаются в кокеток! Пошли толки, что ее не раз видели с разными мужчинами, при этом она была без сопровождения и имела весьма легкомысленный вид. В обществе подобные прогулки не прощают! В письме Элизабет откровенно написала, что ее одолевали сомнения, найдется ли хоть один джентльмен, который позволит себе, без боязни быть осмеянным, сделать предложение ее дочери.
   - Глупая, глупая Летти! Он же мечтала о богатстве, о том, что покорит Лондон! Но маркиза Грэдфил?! Куда смотрела она?
   - Маркиза...- тетя презрительно покачала головой. - Боюсь, эта актриска хорошо сыграла свою роль. Никто не догадывался, что она во всем потворствует своей протеже.
   - Но ведь если бы это открылось, как впрочем, и случилось, маркиза навсегда бы погубила свою репутацию и осталась без заработка. Зачем ей так рисковать?
   - Это только подозрения Элизабет. Но ты знаешь миссис Тернер! Ее здравомыслию можно доверять. Она попусту никогда не обвинит человека... Нет, нет, слава богу, дело не дошло до скандала. Все-таки Уэстермленды очень влиятельны! Все списали на излишнюю живость и провинциальную наивность. Однако девчонка подверглась порицанию. Хотя едва ли это ее чему-то научит и изменит ее беспутную натуру.
   - Но вы намекнули, что она обручена.
   - Да, обручена. Даже для такой дурехи нашелся свой дурак, - мрачно пошутила тетя. - Некий мистер Саливан Эбинкротворт, потомственный торговец, мясник в третьем поколении...
   - Немыслимо...- выдохнула я, с ужасом представляя то невыразимое состояние бешенства, в котором должна пребывать Летти после помолвки с таким оригинальнейшим субъектом. Мясник! Самое страшное наказание, какое она навлекла на себя своей ветреностью.
   - Вдовец. Доход восемьсот фунтов в год... - изрекла тетя с каменным лицом.
   - Ну, хоть это утешит Летти.
   - И четверо детей, - добавила она все тем же бесстрастным голосом.
   - О! Повезло, что я могу еще сказать...
   - Твой сарказм неуместен, Найтингейл, - строго одернула тетя. - Дом соединен с лавкой! Там стоит невозможное амбре! Бедняжка Элизабет оказалась настолько чувствительна к мясным испарениям, что лишилась чувств, во время визита к мистеру Эби... Эбикров...В общем, между нами, дорогая Роби, мы будем величать этого "мясного жениха" - просто Саливан!
   - Пусть будет "просто Саливан"! - улыбнулась я, но тут же нахмурилась - Когда назначена свадьба? Очень надеюсь, что за это время Летти свыкнется с удручающей мыслью, что станет женой мясника и уже в таком юном возрасте матерью четверых детей.
   - Он все еще носит черную ленту по своей первой жене. И траур истекает только через три месяца. Как пишет Элизабет, этот Саливан не собирается выжидать хотя бы приличествующий месяц, а требует сыграть свадьбу сразу же. Так что дату назначили на октябрь.
   - Шустрый малый! - усмехнулась я, вызвав грозный взгляд тети.
   В скором времени я распрощалась. Провожая меня, и тетушка, и Финифет одобрительно отозвались о моей пшеничной кобыле. Это порадовало меня, так как боялась, что им могло не понравиться то, что я разъезжаю верхом по Гарден-Роузу.
   Я направила Дамми рысцой вдоль речки по привычной для меня дороге. И хотя лошадь явно жаждала стремительной скачки, я не гнала ее.
   - Потише, потише Дамми, - ласково увещевала я ее, похлопывая по загривку. - Тут столько кочек, ям, скользких оврагов и болотных топей... мы же не хотим неприятностей.
   И, кроме того, под легкую рысь лучше думалось. "Глупая, глупая Виолетта" - крутилось в голове. Я вспомнила ее радость в ожидании сезона, ее мечты, теперь уже несбыточные. Почему-то тетины вести не удивили меня. Вероятно, еще из писем подруги с излияниями восторгов я начала подозревать скрытую меж строк истину. Я отлично знала, какова Виолетта. Он вертела мужчинами, и привязанности ее непрерывно менялись. И хотя меня сильно огорчило случившееся, я не могла ни признать, что Летти сама виновата в своем несчастье. Теперь можно только уповать, что она извлечет из последствий своего ветреного поведения серьезный урок.
   Думая о Виолетте, я невольно сравнивала себя с ней. Я боялась, что, проявив несдержанность в чувствах и слабость характера, тем самым дала Дамьяну право считать меня такой же легкомысленной особой, как и Летти. А слабостью можно воспользоваться, как сказал Дамьян, чтобы разоружить врага, подорвав его волю и дезориентировав.
   Если честно, я не видела смысла в нашем противостоянии. Если только Дамьян не верит в мой отказ от наследства или же боится, что граф Китчестер поступит так, как поступал всегда - по-своему. Тогда единственный способ для него получить Китчестер - жениться на мне. От этой мысли мне стало неуютно. Вот уж не думала, что стану жертвой охотника за приданным!
   За ужином, как и накануне вечером, присутствовала только женская компания. Я, Жаннин, мисс Рассел и в этот вечер нас почтила своим обществом леди Редлифф. Все это "беспокойное" время с того вечера, когда приказала Эллен показать мне часовню, она не выходила из своей комнаты, набираясь сил, после приступа дочери.
   - Ее истерики убийственны! - мрачно объявила старуха вместо приветствия. - Она абсолютно не думает о других. Выдержать еще раз подобный страдальческий приступ - это выше моих сил!
   В следующий миг леди Редлифф обратила на меня суровый взгляд и потребовала точного рассказа о том, что произошло в часовне. И особенно она расспрашивала о поведении Эллен, желая услышать о каждых ее словах и действиях. Я же не собиралась навлекать на бедную женщину еще больше мучений и заявила, что память подводит меня, так как испытанный ужас вытеснил из моей головы все детали происшествия. Элеоноре пришлось довольствоваться кратким пересказом, хотя она дала понять, что не верит в мою выборочную потерю памяти.
   - Из-за истерии Эллен мы все совершенно забыли про тебя! - завершая разговор, с ноткой шутливости воскликнула она и, протянув через стол руку, сжала мои пальцы. - Ты слишком недолго находилась среди нас, чтобы кто-то мог побеспокоиться о тебе! Омерзительная была бы картина, если бы викарий воскресным утром обнаружил тебя полумертвую или мертвую, что весьма усложнило бы дело, подпиравшую дверь часовни своим телом. Это бы испортило службу. А я не люблю, когда что-то выбивается из общего порядка.
   - Не могу выразить, как я рада, что своей неудобной смертью не нарушила ваш покой.
   - Не язви, милочка. Тебе еще повезло, что кто-то все же вспомнил о тебе.
   Я глянула на Джессику, которая со скучающим видом слушала разговор. Откинув назад длинные черные волосы, девушка ответила мне насмешкой. Она то знала, что я в часовне! И сказала об этом Дамьяну, надеясь, что он оценит всю прелесть затруднительного положения, в котором я оказалась, и позабавится вместе с ней. Однако она ошиблась. И этот промах злил ее.
   - И все же, мне кажется, - внесла свою лепту в разговор Жаннин, - это ужасно романтично. Прекрасный принц спасает возлюбленную из заточения! Девушка должна навеки полюбить его!
   - И тут же отдать ему все свое наследство! - слащаво поддела ее Джессика.
   - Я говорю о романтике! - возмутилась миссис Клифер, надув губы. - Ты мыслишь грубыми приземленными категориями!
   - Попробуй-ка пару часиков просидеть в старой часовне. Без еды, без воды, без сладкого! - съязвила Джессика. - Лишь зловещая тишина, и кажется, что отовсюду за тобой неотрывно следят. Посмотрим, о какой романтике ты будешь мечтать.
   Я внимательно взглянула в лицо Джессики. Как лаконично и точно описала она то ощущение, что охватило меня в часовне! Чувство, что за тобой наблюдают и никуда не скрыться от этого пронизывающего взгляда.
   Уже поднимаясь в свою комнату, я вновь задумалась над этим. Тогда мне казалось, что за мной действительно следили. Эта мысль заставила заново вспомнить те бесконечные часы, что я провела в часовне. Мне казалось, я отчетливо слышу протяжные, едва уловимые стоны, таявшие под сводчатым потолком. Нет! Это не ветер! Я уверена, что и в дымоходах, и в щелях меж камней он шумит совершенно по-другому. Он шепчет, гудит, свистит, стонет, ревет, ярится, пробует сотни звуков и играет ими на различный манер, не уставая перебирать бесконечные вариаций. Но то, что заставило меня дрожать, там, в часовне, имело совсем иную суть. Это был протяжный, проникнутый болью отчаяния тихий стон. Так скорбно мог стонать только человек. Но кто же? И главное, что заставило его так стенать?
   Погруженная в раздумья, я вставила ключ и открыла дверь. Но что-то покоробило меня, проникнув за завесу размышлений и насторожив. Я вновь затворила дверь и провернула ключ. Он двигался без натуги и скрежета, как должен в старом замке, а мягко и бесшумно. Я распахнула дверь, вслушиваясь, но никакие скрипы не потревожили тишину дома. С беспокойством я подняла свечу и осмотрела дверные петли. По покрытой бурым налетом поверхности, блестя, ползла крошечная струйка. Она доползла до стыка и, зависнув на миг мутной капелькой, сорвалась вниз. На полу темнело жирное пятно, и в воздухе витал горьковатый запах льняного масла. Совсем недавно кто-то позаботился, чтобы моя дверь открывалась совершенно бесшумно. Но сделал это крайне неаккуратно, второпях.
   Заперев дверь на пару оборотов, я оставила торчать ключ в замке. Быстро раздевшись и умывшись, я облачилась в ночную сорочку и тщательно расчесала волосы, заплела косу, стараясь успокоиться. Укутавшись в шаль, села на расправленную кровать. На коленях лежал "Гулливер", но я почти не читала, а следила за дверью.
   Свеча догорела, и комнату освещали только всполохи огня, лениво колеблющиеся в камине. Напольные часы в холле давно пробили час ночи, когда я услышала едва уловимые шаги. Они приблизились к моей двери и замерли. В щель под дверью просочилось неясное пятно света. Я напряженно уставилась на медную ручку. Долгие секунды ничего не происходило. Тот, кто стоял снаружи, медлил, прислушиваясь. Но вот ручка ожила и осторожно опустилась вниз. Ключ глухо коснулся замка и, скользнув внутрь, застыл, наткнувшись на преграду. Стоявший за дверью попытался протолкнуть его. Но от усилий раздались слишком громкие в гулкой ночной тиши звуки. Неизвестный замер, и на время опять стало тихо. Так тихо, что мое собственное дыхание казалось мне оглушающим. А затем раздались шаги. Я подкралась к двери, приложив ухо и вслушиваясь. Шаги удалялись и через мгновение растаяли на лестнице.
   Случившееся явно не располагало ко сну. С каждым днем пребывание в Китчестере становилось все любопытнее и любопытнее! Я не была напугана, а скорее заинтригована. Кто же стоял за дверью? Дамьян? Может быть, после вчерашнего утра он понял, что я твердый орешек и расколоть меня будет сложно. Поэтому, не медля, решил прибегнуть к самому действенному способу соблазнения. Его не было за ужином, а значит, времени смазать петли и замок у него было предостаточно. Тогда почему же он сделал это так неаккуратно? Он рассчитывал, что я ничего не замечу, не обращу внимания на странную безмолвность двери? И уж тем более не полезу осматривать петли, в которые он, торопясь, залил слишком много масла? Я беспокойно качнула головой, отрицая эти соображения. Нет, Дамьян всегда уверял, что ценит мой ум и...знает меня как облупленную. Вряд ли он уповал на то, что я внезапно оглохну и ослепну.
   Я залезла под одеяло, но сон не шел ко мне. Нет, я пока еще никогда не ошибалась в своих суждениях и не думаю, что это случилось сейчас. Я была гораздо более высокого мнения о Дамьяне, и считала, что если он что-то задумал, то сделает это идеально, все тщательно продумав. И никогда не оставит стекавшее по петлям масло и жирное пятно на полу! Похоже, в этом доме Дамьян не единственный, кого мне следует опасаться. Или я все же не права, оправдывая его? Что говорило во мне - разум или чувство? Слишком уж мне хотелось верить, что он не опустится до такого отвратительного поступка. Однако мне не следовало доверять ему! Ни в коем случае!
   Утреннее солнце вытеснило ночные переживания. Открыв глаза, первое, что мне пришло в голову: подземелья! Надо, в конце концов, добраться до них. Ведь о подземельях замка Китчестер я мечтала еще с тех пор, как слушала историю Мэг, сидя на уютной кухне в Литтл-Хаусе. Но сначала я хотела заглянуть к Эллен. Вчера Жаннин сообщила, что она звала меня.
   В комнате стоял все тот же угнетающий полумрак, резко пахло валерианой и нашатырем. При моем появлении одна из портьер отодвинулась, прорезав комнату яркой полосой света, казавшимся преступником, воровато заглянувшим в царивший здесь вечный полумрак. В эту прорезь выглянуло озабоченное лицо с обвинительно таращившимися на меня глазами.
   - Что вы все шастает! - как-то скуля, простонал мистер Уолтер. Он почесал лоб и, вздохнув, приложил к нему блокнот, прохладной страницой остужая кипевшие в голове мысли. - Туда-сюда, туда-сюда. Мне необходима полнейшая сосредоточенность, малейший шум отпугнет рифму!
   - Простите, мистер Уолтер, но я только что зашла.
   Он недоверчиво оглядел меня.
   - Вы, или Тереза, или еще кто-нибудь из этого суетного дома - какая разница!
   С оскорбленным видом он скрылся за портьерой, избавив комнату от неестественного здесь яркого света. Я прошмыгнула к кровати. Тело Эллен под толстым одеялом казалось совсем плоским. Бескровное лицо обрамлял чепчик, такого же цвета, как и ее болезненная кожа. Из-под него торчали спутанные волосы. Поверх одеяла лежала тонкая рука.
   - Тс! Тише! - прошипела с кушетки Тереза. Как и в прошлый раз, служанка была недовольна моим вторжением. Она коршуном следила за мной, пока я усаживалась, и, лишь убедившись, что я не из шумливых, вернулась к своему занятию: переливанию пахучих жидкостей из одних баночек в другие. В безмолвии мы просидели довольно долго. Ни Уолтер за портьерой, ни служанка не обращали на меня внимания. Временами она поглядывала на хозяйку, и чахлое лицо ее при этом источало нечто вроде траурной многозначительности. Мне подумалось, что такое лицо бывает на похоронах у дальних родственников, которые всем своим существом стремятся уверить собравшихся в гложущей их скорби.
   С кровати раздался тихий стон и закрытые глаза, обведенные синевой, дрогнули. Тереза тут же встала и степенно подошла к больной. Намочив полотенце, она обтерла им лоб Эллен.
   - К вам пришли, миссис Уолтер. Вам сегодня не дадут отдохнуть!
   Я приблизилась. Тонкая рука с трудом оторвалась от одеяла и протянулась ко мне.
   - Вам нельзя двигаться, - тут же возмутилась служанка. И рука вновь опустилась на вздымавшуюся грудь. Я присела на корточки у кровати и улыбнулась.
   - Я...мне сказали, что я натворила, - зашептала через силу Эллен. - Прости меня.
   - Вам нельзя говорить! - опять раздался негодующий голос служанки.
   - Вы не виноваты Эллен! И не терзайте себя тревогами, а быстрее выздоравливайте!
   - Если бы я могла выздороветь! - она горько зажмурила глаза.
   - Вы ее волнуете, мисс Сноу! Прошу вас удалиться.
   - Нет. Побудь...побудь со мной. Тереза сходи за отваром...А потом Найтингейл уйдет.
   С постной миной служанка покинула комнату. Эллен, проводив ее взглядом, расслабленно вздохнула и попыталась улыбнуться.
   - От нее устаешь... - пробормотала она. - Найтингейл, я сожалею о том...о том дне. Ты должна знать...когда мы гуляли, я думала все будет хорошо. Я чувствовала подъем, чувствовала, как жизнь вливается в меня. А потом...доктор сказал, что так бывает перед... припадком.
   На ее коже выступила испарина. Я обошла кровать, смочила полотенце в травяном настое, как это делала Тереза и положила на лоб Эллен компресс. Ее глаза лихорадочно блестели.
   - Ты же тоже была там, - она схватила меня выше запястья. - Ты видела его? Он был там... Но я не помню, ничего не помню!
   - Эллен, Эллен успокойтесь! - я склонилась к ней и бодро сказала - Все уже позади. Вы были больны, но теперь выздоравливаете, и скоро мы пойдем гулять в сад, где цветут розы.
   Закрыв глаза, женщина казалось, успокоилась. Я опять опустилась на корточки. Когда же придет Тереза! Мне хотелось уйти. Внезапно раздался шум отодвигаемых портьер, и комнату вновь прочертила полоса света.
   - Кто здесь еще? - вздрогнула Эллен.
   - Это мистер Уолтер - отозвалась я.
   Она взволнованно приподняла голову и покосилась на сутулую фигуру, стоявшую на свету. Ее глаза с беспокойством всматривались в него.
   - Эли, - подал он голос, - мы должны приказать слугам не тревожить нас! Никогда! Иначе, я закроюсь в подземных камерах, где мне точно никто не помешает творить!
   Господи, в этой комнате удушливо, непереносимо жарко. Хоть бы глоточек свежего воздуха! Один глоточек. На минутку. Я поднялась и в этот миг дверь отворилась и вошла Тереза, неся поднос с высоким стаканом, наполненным мутноватой жидкостью. За ней в комнату "впорхнула" миссис Клифер. Она сразу же принялась щебетать в привычной для нее добродушной манере.
   - Отвар шиповника с медом, все, что вам сейчас нужно Эллен. И, разумеется, тишина, покой и немного заботы. Уж ваша славная Тереза проследит за этим... О, Найтингейл! Навещаешь больную? Не боишься, что она выскользнет из своей постели и закроет тебя в этой мрачной комнате...Ха-ха! Вряд ли бедняжка Эллен сейчас способна на такие чудачества. Но пойдем, не будем мешать...Покой, строжайший покой!
   Создалось впечатление, что Жаннин приложила усилия и поднялась на третий этаж, чтобы забрать меня отсюда. Видать, опять жаждала поделиться переживаниями. Взяв меня под руку, она дежурно поинтересовалась моими планами на день. А, узнав, про подземелья, воскликнула:
   - Пойдешь одна туда?! Как это в твоем духе, Найтингейл!
   - Если там нет скелетов и позабытых заключенных, то бояться нечего.
   Она захихикала, как девчонка, тряхнув завитыми локонами.
   - А вот я бы не решилась. Ни за что! Крысы, грязь, цепи и прочее, отчего мороз по коже. Хотя если спускаться туда с мужчиной, который сумеет защитить тебя в случае нападения...
   - Какого нападения?
   - Ну, мало ли что в этих подвалах! Попроси Дамьяна сходить с тобой. Полезное хоть сделает!
   Я вздрогнула, представив, что вновь окажусь с ним наедине. Это не осталось незамеченным.
   - Он делает много полезного! - запальчиво сказала я. - Одни теплицы чего стоят!
   То, что я встала на защиту Дамьяна, послужило сигналом, и она заговорила:
   - Его поведение беспокоит меня. Все-таки я мать! - она вздохнула, бросив из-под ресниц тоскливый взгляд. - Да, он молод, горяч и ищет развлечений...Но мне хотелось, чтобы он был более...постоянным. Он слишком несдержан! Из-за этого одни скандалы! Взять хотя бы мисс Падок! Она из Эмбер-Виладж. И подумать только - дочь тамошнего викария! Я, конечно, не знаю подробностей! Думаю, он приударил за ней, а дитя было совсем неискушенным. Должно быть, поверила всему, что он наплел. И слишком поздно поняла, какого рода отношений он искал. Но потом девица впала в меланхолию и...чуть не покончила с собой. Поговаривают, что она отравилась, приняв какое-то зелье, чтобы избавиться от плода!
   Я ахнула. И этот человек говорил мне об искренних чувствах! Какая же я наивная! Во мне вспыхнула злость и досада на него. Досада на предательское желание верить ему. Жаннин же продолжала болтать по-приятельски, будто с закадычной подругой:
   - Но ты - другая. Уверена на все сто, он увлечется тобой. Увлечется серьезно! Вот увидишь, твою рассудительность он воспримет как вызов. Ты отличаешься от глупенькой мисс Падок...и от других девиц. Хотя он не откажется от охоты. Он любит разнообразие, и все его капканы расставлены одновременно... понимаешь, о чем я говорю?
   Перед глазами возник Дамьян. Я вспомнила его безумные слова, его прикосновения... Еще бы я не отличаюсь! Не у всех девиц есть такое неоспоримое достоинство, как Китчестер! Замок он любил, как я полагала, любовью такой страстной, какой ни к чему и ни к кому не испытывал.
   - Очень хорошо понимаю, - сказала я сдержанно. - Более того, вы не правы, думая, будто он увлечется мной серьезно. В его сердце уже есть страстное увлечение, и сомневаюсь, что он захочет потеснить его.
   Чего она добивается, рассказывая о гнусных победах Дамьяна? Того, что я возвышу его в своих глазах, узнав, что могу стать его "серьезным увлечением"? Или ревности, которая подтолкнет меня к нему?
   Отделавшись от Жаннин, я спустилась к слугам и попросила масляную лампу. Идти со свечой в подземелье я не рискнула. Как туда попасть объяснил мне граф.
   - За восточным крылом между пристроями есть внутренний дворик. Пройдешь по нему к башне. Там большущая дверь. Это и есть вход. Спустись по ступеням. Кстати, их девяносто девять. Было ровно сто! Но последняя ступень совсем истерлась. Как-никак семьсот лет Китчестеру! Только держись крепко, там скользко.
   Дорогу я нашла легко. Во дворике, как и всюду, буйно разрослись розы, переплетаясь тонкими стеблями они опутывали стены и захватывали дорожки, преграждая путь. Узкие окна дома отражали плывшие по небу кучные облака. Вдруг я почувствовала, как спину обжог чей-то пристальный взгляд. Я оглянулась, подняла глаза и увидела, как в одном из окон второго этажа упала драпировка. Я постаралась не думать об этом, а представлять себе только подземелья.
   Дверь и впрямь была огромной, высотой в два человеческих роста. И не запиралась, что меня чрезвычайно обрадовало. Приложив усилия, я открыла ее и с замирающим сердцем вгляделась в убегавшие вниз ступени. Справа на стене крепились веревочные перила, как в башнях в замке. Нащупывая каждую ступеньку и крепко держась за перила, я начала спускаться.
   С каждым шагом становилось темнее, и в конце спуска мягкий свет лампы освещал всего лишь крохотный пяточек передо мной. Веяло холодом и сыростью. Я, шла, представляя, что я - пленница. Что должны были чувствовать те, кого вели вниз? Сто ступеней бесконечной дороги, огромное богатство, которым еще владеет человек - дневной свет, лившийся из двери и исчезавший на последней ступеньке. Безжалостный ровный перестук сердца и шагов, отсчитывавших ступени до конца жизни... Опять нелепые фантазии! Я натянуто рассмеялась, в попытке развеять сковавший меня озноб.
   Оказалась я на площадке с арочным проходом. Плиты потолка низко нависали, а стены были неровные и кое-где выступали камни. За века все покрылось копотью и сажей от тысяч факелов. Над аркой висел полусгнивший щит, и можно только догадываться об изображенном когда-то на нем гербе. Прямо под щитом, подпирая его, скалилась высеченная из камня морда льва. В зубах лев держал каменный стебель, а вот сам цветок розы уже давно откололся.
   Проход слева был завален до самого потолка камнями и грязью. А справа от меня чернела осевшая дверь, обитая железными лентами и широкими гвоздями. Я надавила на нее. С трудом, но она поддалась и, со скрежетом царапая пол, отворилась. Выставив вперед лампу, словно меч, я протиснулась в затхлое помещение. Неровный свет проникал через крохотные окошечки под самым потолком, прорезая комнату рассеянными лучами, в которых клубились вихри пыли. В носу защекотало, и, чтобы не расчихаться, я зажала нос двумя пальцами. Пыль, словно мухи, слетевшиеся к свету, облепила лампу плотным облаком.
   Я не отходила от двери и увидела только то, что освещалось скупым светом около нее. Груду доспехов и оружие.
   Здесь хранилась история! Но как грубо и безответственно! Возникло ощущение, будто в течение веков сюда сваливали пришедшие в негодность или еще целые, но ставшие ненужными доспехи. Вперемешку, покрытые ржавчиной и плесенью, лежали тонкие кольчуги с рваными дырами, рассеченные латные кирасы, шлемы разных форм, с покореженными забралами и вмятинами, поножи и наручни. У стен, прислоненные, поблескивали холодной сталью двуручные мечи, такие огромные, что рукояти могли бы достать мне до подбородка. Тут же стояли алебарды и копья, мечи меньших размеров, лежали в беспорядке кинжалы и шпаги с инкрустированными эфесами - все заржавевшее, но не утерявшее былой грозности. По всему полу, где падал свет, были разбросаны арбалетные болты. Невольно я наклонилась и подобрала несколько. На острых наконечниках алела ржа, но мне вдруг подумалось, что это вовсе не ржавый налет, а кровь тех, в чье тело впивались когда-то много веков назад эти смертоносные иглы.
   И вдруг я услышала, как кто-то спускается сверху. Приглушенное эхо отражалось от низких сводов потолка и разносилось далеко вглубь подземелий. Я вышла из оружейной и подняла повыше лампу, чтобы захватить как можно больше пространства лестницы.
   - Надеюсь, я не вогнала тебя в панический ужас, своим появлением, - весело произнесла Джессика, возникнув из тьмы.
   - Это ты наблюдала за мной? - спросила я вместо ответа.
   - А ты вся извелась, думая, кто ж это был?
   Зачем она пришла?. Что ей надо от меня? У меня не было повода доверять ей. Зато были все основания не доверять. Еще раз оказаться запертой! Нет уж, увольте. Тем более в таком мрачном месте! А Джессика могла бы сделать это, причем с большим удовольствием, без раздумий и угрызений совести. Иногда я сомневалась, была ли у нее вообще совесть.
   - Здесь очень нездоровая атмосфера, - сказала я, разглядывая покрытые плесенью камни и ржавую решетку в арочном проходе, зависшую над нами.
   Джессика подошла ко мне и, протянув руку, коснулась решетки.
   - Когда я только приехала, мне пришлось не раз спускаться сюда, - заговорила она. - Старушенция посылала меня "учить историю". Устраивала проверку на стойкость. А я упрямо читала историю Китчестеров и осматривала подземелье. После рассказывала ей, кого и как здесь казнили или сгноили в камерах. Так я заслужила место.
   Ее холеные пальцы обвили ржавые прутья, и она изо всех сил дернула решетку вниз. Я как будто ожидала, что раздастся тревожный лязг и решетка поедет вниз. Но та осталась недвижима.
   Мы прошли под аркой и оказались на перепутье. Отсюда шло разветвление на несколько коридоров, чернеющих в стенах непроглядными безднами. Я нерешительно остановилась.
   - Нам прямо. Раньше все эти коридоры вели к лестницам и потайным ходам, по ним можно было попасть почти в любую комнату в замке и флигелях. Но со временем многие из них засыпали или разобрали при строительстве, а что не сделали люди, то завершили обвалы. А там, - Джессика указала на проход перед нами, - там и есть тюрьма! Что трусишь! А казалась такой смелой...
   Не дожидаясь ответа, она засмеялась и пошла вперед. Я, естественно, последовала за ней. Воздух здесь был спертый и вонял крысиным пометом и гнилью. Нам открылся длинный, по крайней мере, мне так показалось, потому как лампа освещала только малую часть, зал.
   - Сейчас мы находимся как раз под пиршественным залом. Пленники гнили под звуки шумных пирушек и музыку менестрелей! Забавно, не находишь?
   Меня передернуло. В какой-то отрешенности я осматривалась кругом. По бокам шли тесные крохотные помещения, зарешеченные толстыми деревянными прутьями с узкими, в палец, щелями между ними. Мы остановились возле одной из камер. Сбоку от нее из пола торчал рычаг, и Джессика налегла на него. Громоздкая решетка нехотя, медленно поползла вверх и застыла, вздрогнув, на уровне моей головы. В центре комнатки зияла дыра, занимавшая почти все пространство. Чтобы не упасть в нее, людям надо было осторожно обходить по краю. В стене торчали цепи, и небольшой выступ, на котором, как я поняла, и сидели, и спали.
   - Заходи, не стесняйся, - хмыкнула Джессика, и сама же сделала первый шаг. - Видишь кольцо на цепи? Его надевали на шею, когда заключенный провинился. Цепь слишком коротка, и он не мог двигаться. Только сидеть у стены. Такое наказание могло длиться немало дней! А вон те щели наверху, это единственный источник света и воздуха. Они везде такие - забитые грязью.
   Я смотрела во все глаза. И никак не могла взять в толк, что подземелья, о которых я мечтала и представляла в своих приключениях, такие...такие.... Я не могла найти слов, чтобы выразить то гадливое, мерзкое чувство, владевшее мной.
   - Вижу, ты уже раскисла, тогда я не поведу тебя в камеру пыток. Она в конце зала. Среди твоих предков было немало изуверов, которым нравилось мучить пленных, - она растянула губы в язвительной улыбочке. - Еще были и такие, кто задерживали путников и требовали выкуп, а если бедняги отказывались, то их пытали до тех пор, пока Китчестеры не получали свое.
   - Поэтому у них такая дурная слава! - пробормотала я. - И люди до сих пор боятся их.
   - Пытки, разврат, высокомерие и, конечно же, склочный характер... Вот, кстати, одна из забав, - она указала на дыру в полу. - Отхожее место. Дыры специально такие большие. Пленники верили, что через них можно сбежать и, прыгали туда, в надежде обрести свободу. Но вместо свободы ломали кости и оставались лежать там, крича о помощи, умоляя. Стоны и крики эхом разносились в округе. Но там же они и умирали. Их тело гнило и...
   Я наблюдала за ее лицом, пока она говорила. Ей как будто нравилось говорить о мерзостях, совершенных тут, и видеть мой ужас.
   - Достаточно!
   - ...смрад разносился по всему подземелью. Представляешь, какое тут стояло зловоние. Многие задыхались, кто-то сходил с ума, а их живое тело грызли трупные черви и мошкара.
   - Как человек жесток! - выкрикнула я.
   - Это в мою честь или тех, кто здесь когда-то властвовал? - небрежно поинтересовалась мисс Рассел. Я проигнорировала ее вызов. Она зло рассмеялась надо мной. Позже подозвала:
   - Посвети здесь. Смотри, еще видны царапины на камнях. Молитвы, проклятия, угрозы...
   Я склонилась и действительно смогла прочитать некоторые надписи.
   - Кто-то еще чувствовал здесь! Жил! - воскликнула я с благоговением, дотрагиваясь до корявых, еле проступавших под плесенью процарапанных букв.
   - Здесь жутко и хочется кричать от страха.
   - Кричи не кричи, никто не услышит... Ну все, пойдем. Сейчас я расчихаюсь, и своды, не выдержав такого шума, обрушатся на нас.
   Временами, когда Джессика забывала, что надо язвить и разжигать злость, ее можно было терпеть. Я была благодарна ей, что она пришла сюда и была со мной. Одна я не выдержала бы!
   Мы выбрались из подземного "царства" на белый свет, и обе чуть ли не со счастьем глубоко вдохнули свежий, пахнувший розами и летом воздух. Нет, мы не сблизились, не стали друзьями. Время, проведенное вместе, словно вылазка в стан противника, и каждый немного узнал другого. Хотя признаю, это знание не изменило мое мнение о Джессике Рассел
   - Я заметила, тебе дозволяется некоторая свобода действий, - сказала я, когда мы шли по саду, обходя дом. - И леди Редлифф смотрит на многое сквозь пальцы, если дело касается тебя.
   - Знаю, к чему ты клонишь. Она выказывает мне расположение, чтобы лишний раз унизить Эллен! Использует меня. Этого-то я и добивалась - быть полезной. Элеонора нуждается во мне.
   Для чего она вообще пришла? Почему сейчас открывается мне? Но уже в следующее мгновение я поняла почему.
   - Я хочу быть полезной не только ей, но и тебе. Хочу предостеречь тебя от некоторых необдуманных действий, которые могут оказаться ...губительными для тебя.
   - Зачем?
   - Я уже говорила - жалость. Я не бесчувственная, хотя многие так думают. Ты еще невинная девочка, Найтингейл! Не только я, все видят, как загораются твои глаза при его появлении. Ты даже не можешь спрятать своих чувств. Хотя твои потуги на это вызывают бурю веселья. Он не для таких, как ты! Я слышала, что говорила тебе Жаннин. Она глупа и гонится за твоим наследством! Откуда ей понять, что ты для него такое же развлечение, как и дочка викария. Он воспользуется тобой и выбросит, когда ты надоешь ему. Точно так же наплюет на тебя и на все...последствия. Простушка, не знающая жизни, живущая по идеалам, вычитанным из книг. Ты не сможешь его увлечь. Ему нужна женщина, способная удержать, привязать его...
   - Согласна! - прервала я ее. До боли, почти до слез меня задело ее непреклонная и такая самодовольная уверенность в моей ничтожности. Я не могла больше вынести ни слова ее прогнозов моего падения, какие она с воодушевлением строила. Обида, комом застрявшая в горле, придала мне сил. Я приосанилась и деловито объявила:
   - Ты права, роль "серьезного увлечения" подойдет тебе гораздо больше! Я не претендую на нее. И даже на роль второго плана, то есть любовницы. Все достанется тебе! Уверена, ты с блеском сыграешь их. У тебя есть и жизненный опыт, и достойный такой высокой любви цинизм.
   Она на секунду опешила. Но потом расхохоталась, сверкнув зеленью глаз.
   - Ах ты, маленькая дрянь. А ты вовсе не так проста, как кажешься.
   - Я кажусь такой, какая есть, - отрезала я. - Мне противны двуличные маски. И люди, гордившиеся тем, что у них на любой случай по две, а то и три маски! Если тебе нужен Дамьян, добивайся его! Если ты убеждена, что такого человека можно "удержать" и "привязать", тогда действуй! Едва ли такая женщина, как ты, сможет гордиться впоследствии тем, что завоевала мужчину, пригрозив своей сопернице.
   Я оставила ее среди буйно разросшихся роз. Выходя из дворика и заворачивая за угол, я оглянулась и увидела, что она раздраженно обдирает с колючих стеблей листья. День сегодня был весьма плодотворный - я приобрела еще одного врага!
   Вечер прошел тихо. В гостиную спустились все кроме Эллен. Граф распространялся о своем простреле, о том, что даже ради меня никогда больше не взберется ни на одну лошадь, и впредь не зайдет на конюшню, чтобы не подвергаться соблазнам. Джессика была со мной подчеркнуто любезна, а я отвечала ей тем же. Дамьян же - официальным, хотя иногда в его тоне проскальзывала насмешка. После ужина мы, благодаря приятности вечера, который захотелось продлить леди Редлифф, прошли в музыкальную комнату, где Джессика села за рояль и стала наигрывать однообразную мелодию. Налив в бокал сухой портвейн, граф смочил губы и обратился ко мне:
   - Ну, что скажешь о Китчестере? Везде уже побывала? Все закоулки осмотрела?
   - Разве можно везде побывать! Но теперь могу сказать, что поняла, почему замок для вас смысл всей жизни.
   Музыка приглушала голоса. Но все, даже полковник и мистер Уолтер, прислушались к нашему разговору. Я уловила, как кто-то язвительно хмыкнул, наверное, Дамьян. Кто ж еще. Он прошел мимо и остановился недалеко от меня, у камина.
   - И что же ты поняла? - дед посмотрел на меня из-под нависших бровей. Я же сделала вид, что любуюсь акварелями, поэтому тяну с ответом. На самом деле, я пыталась подобрать слова.
   - Когда гуляешь по старинным комнатам, - начала я немного лирично, - где оставили частичку души жившие до нас люди, не замечаешь, где прошлое, а где настоящее. И чудится, будто пропитанные вековой любовью и заботой камни дышат... "Дышат и чувствуют, как живое сердце в человеческом теле" - так сказал когда-то о замке один...один мальчик. Еще он сказал, что у замка есть своя душа, столь древняя, что уже никто и не помнит, когда она родилась и сколько веков простояла под этим хмурым небом.
   Исподтишка я взглянула на Дамьяна. Он стоял лицом к камину, вытянув левую руку и облокотившись ею о каминную полку, а в правой - держал бокал с портвейном. Монотонно перекатывая в бокале янтарную жидкость, он неотрывно смотрел на огонь. Как будто не слышал! И мне, почему-то, захотелось вновь произнести слова. Чтобы он знал, что я помню их.
   - Что за глупость наделять дома человеческими свойствами! - чванно высказала Элеонора.
   - Но глупость ли? - отозвалась я. - Когда дом стоит уже семь столетий, когда столько всего произошло в их стенах, тогда он начинает говорить. И рассказать может ох как много! Китчестер знал и радости, и печали, здесь разыгрывались и драмы, и комедии. И не могло это не запечатлеться в мощных серых камнях! Каждый камень хранит свою историю, свои секреты.
   Мои слова все-таки привлекли Дамьяна. Он залпом допил портвейн, отошел от камина и, поставив бокал на столик, присел на подлокотник дивана. Скрестив руки на груди, он смотрел на меня. Смотрел спокойно и чуть вопросительно.
   Покосившись на Дамьяна, леди Редлифф с трудом преодолела недовольство, придала своему лицу выражение светскости и с еще большим усилием вложила в голос мягкие интонации. Сегодня она была радушной хозяйкой.
   - Давно мы не проводили такие приятные вечера, как сегодня. Ты согласен, Лемуэл?
   - Это то и настораживает!
   - Я не куплюсь на твои провокации, братец. Мисс Рассел, освободите место. Пусть и Найтингейл поразит нас своими талантами, - потребовала леди Элеонора.
   - Я играю весьма посредственно, - призналась я, усаживаясь за рояль - И единственное чем смогу поразить вас, это безошибочной игрой какой-нибудь легкой польки.
   - Так чему же ты училась в своей Академии? В моих пансионах девочки посвящают целый год искусству музицирования.
   - Думать и выражать собственное мнение, леди Редлифф, - сказала я без обиняков.
   - Наверняка, в этом ты была старательнее всех остальных, - не смог удержаться от шпильки Дамьян. Но я тут же простила его, так как он искренне улыбнулся.
   - Ничего, со временем, ты сможешь отнестись к этим навыкам, как к недостаткам молодости. Молодые ведь более податливы в руках, Найтингейл! - Леди Элеонора сдвинула брови и высокомерно отвернулась от меня, дав понять, что занимательный разговор окончен.
   В скором времени я поднялась к себе и, тщательно заперла дверь на два оборота, оставив ключ в замке. Немного почитав, я затушила свечу. День выдался насыщенным, и сладкая сонливость одолела меня. Но в тот момент, когда я уже проваливалась в сон, я опять услышала тихие шаги в коридоре. Я села в кровати и прислушалась. За дверью кто-то был. Я увидела, как ручка медленно поползла вниз.
   - Кто там? - крикнула я, но голос лишь прохрипел едва разборчиво.
   Ручка перестала двигаться. И через мгновение я услышала неровный звук торопливо удалявшихся шагов. Я соскочила с кровати и, открыв дверь, выглянула, надеясь заметить неизвестного. Но коридор лишь тревожно чернел.
  

ГЛАВА 23

   Проезжая мимо мостика, где мы обычно проводили с графом наши встречи, я вдруг увидела его самого. Он сидел на своей любимой скамеечке и пыхтел трубкой, подставляя утреннему солнцу морщинистое лицо.
   - Что вы здесь делаете, граф! - крикнула я ему, махнув рукой и пришпорив Дамми. - Вам надо быть в теплой постели и лелеять свою спину. А не холодить косточки на ветру у воды.
   - К дьяволу! - пыхнул старик клубом дыма и закашлялся.
   - Вы специально поджидали меня. Я угадала? Знали, что я приеду сюда.
   - Угу, - кивнул граф и указал трубкой на место рядом с собой. - Давненько мы тут не сидели, укрывшись от всех назойливых взглядов.
   Я спрыгнула, привязала Дамми к дереву и села на траву у ног старика. Дед пыхтел, а я любовалась бликами солнца на воде, в которых прыгали и резвились длинноногие водомерки.
   - В следующий раз придешь сюда с альбомом, - внезапно сказал дед. - Хочу, чтобы ты опять нарисовала замок. Теперь ты должна по-другому видеть его.
   Через небольшую паузу он осторожно заметил:
   - Ты так проникновенно говорила о Китчестере. Уверен, ты изменила свое решение!
   - Вы ошибаетесь.
   - Ты еще не распрощалась со своим капризом, упрямая девчонка!
   - Это не каприз, граф! Я не понимаю, почему вы вдруг хотите пойти на такой неразумный шаг. Вы поете дифирамбы Китчестеру и уверяете, что все делаете во благо замку, хотя сами понимаете, что Дамьян был бы куда лучшим владельцем, чем я! Скажите честно, почему вы настаиваете? И не пичкайте меня разговорами о долге. Для вас самого это всего лишь возвышенная чепуха, которой можно пренебрегать, если она противоречит вашим интересам.
   Старик улыбнулся, и его улыбка мне не понравилась. Как будто он все принимал как должное, как будто считал, что я в любом случае соглашусь с ним, если он достаточно выждет.
   - Так надо, Роби! И прими это... Да, я могу аннулировать документы, где восстанавливаю в правах сына, и все останется так, как было все эти двадцать лет. У меня не будет сына, не будет законной внучки и не будет наследника! Тогда я усыновлю Дамьяна и напишу завещание в его пользу. Но...это не то, чего я хочу! Я буду ждать твоего согласия сколько угодно, до самой смерти, если на то пошло. Я должен искупить свою ошибку. Я знаю, как сделаю это! Когда-нибудь ты скажешь "спасибо" за то, что я был терпелив и настойчив.
   Что-то странное звучало в его словах, какое-то скрытое притворство. Не зная, что задумал дед, я настороженно отнеслась к его словам. От старика можно было ожидать любой выходки!
   Я легла на траву, перевернувшись на живот и подставив руки под подбородок, устремила взор на замок. Как я вижу Китчестер? В одном граф прав, сейчас я вижу его совсем по-другому, чем в те дни. Тогда он был для меня чем-то нереальным, дивным видением на ничем непримечательном английском лугу. Сейчас же... Мои чувства были противоречивы.
   Замок меня околдовывал. И тревожил. Днем меня все радовало в нем, даже то, что я нередко терялась в лабиринтах комнат и коридоров и долго плутала, пытаясь найти дорогу. Но в сумерки, стоило мне остаться одной, я, стыдно в этом признаться, начинала поминутно озираться и оглядываться. А в последнее время стало казаться, что я слышу за спиной тихие, шелестящие шаги, подкрадывающеся ко мне. Мне чудилось, что меня толкают в какой-то опасный водоворот, который поднялся на поверхность с моим появлением в замке. Даже стены могли в любой момент сдавить меня и заключить в прохладном мраке, словно в тюрьму.
   Я встряхнула головой, отгоняя эти мысли. Ничто не удерживало меня. Я была абсолютно свободна и могла уйти отсюда, когда пожелаю. Тем более тетушка спит и видит мое долгожданное возвращение в Сильвер-Белл, которое она воспримет с большим облегчением. Но, нет. Дезертирство не по душе мне. Глупо чувствовать, как по спине ползут мурашки, будто я должна была чего-то бояться в Китчестере.
   В конюшне я увидела Дамьяна. Вместе с Леми он чистил Соловья. Точнее мальчишка стоял перед мордой жеребца, кормил его яблоками и самозабвенно о чем-то лопотал. А Дамьян натирая замшей лошадиный бок, с серьезным видом слушал его, вставляя краткие замечания, приводившие Леми в состояние бурного экстаза, отчего он начнал лопотать с еще большим энтузиазмом. Заметив меня, мальчик замахал мне, но остался на месте, важно просовывая между крупными зубами коня кусок яблока. Кучер сидел на ящике у стола и точил нож, при моем появлении он поднялся и поклонился. Конюха не было видно, наверно, поэтому, Леми так спокойно вертелся возле Дамьяна.
   - Не хочешь к нам присоединиться? - пряча улыбку, спросил Дамьян, скосив глаза на рыжего паренька и подмигнув мне.
   - Думаю, вас и двоих на одного Соловья хватает! - промолвила я, но все же подошла послушать, о чем таком самозабвенном разглагольствует Леми.
   - Ты знаешь, оказывается наш мистер Стоун, - Дамьян чуть поклонился мальчишке, чем привел того в шоковое состояние, - намерен в будущем стать самым лучшим конюхом! И это еще не все, он хочет учиться тренировать лошадей и в будущем работать ни где-нибудь, а в самих королевских конюшнях! Устремленный сорванец, не находишь? В нем не только интерес к делу, но и отличное понимание... э-э... предмета...
   - А вам правда-правда интересно? - подняв на собеседника умоляющие глаза, выдавил мальчишка, не в силах совладеть со счастьем от собственной значимости в глазах этого приятнейшего человека.
   - Ну разумеется, - без колебания отозвался Дамьян. Это утверждение окончательно лишило Леми способности выражать вслух свои мысли, и он блаженно засопел, устремляя победные взоры на кучера, который к несчастью, не разделял мнения мистера Клифера и оттого не выразил какого-либо достойного уважения к успеху мальчика.
   Я вышла из конюшни, размышляя о той новой стороне, что открылась мне в Дамьяне. Когда он говорил о Леми, я ощутила в его словах гордость за мальчика, и это поразило меня. Он не смеялся, не издевался, а самым серьезным образом восхищался маленьким, дерзким, но смышленым пареньком. Однако уже вечером, это светлое впечатление померкло, уступив место горькому разочарованию.
   Еще не было полуночи, когда я решила сходить в библиотеку и взять новую книгу. Свифта я закончила, а те книги, что привезла с собой из Сильвер-Белла, были зачитаны до дыр и сейчас лежали на дне сундука. Для моего таинственного визитера, который с завидной регулярностью подкрадывался к моей двери по ночам, время было еще раннее. Сегодня я решила, что не струшу, возьму себя в руки и в тот момент, когда он будет стоять у двери, распахну ее, встретив лицом к лицу. Эта личность меня очень интересовала. Кто и зачем играет со мной в эти непонятные игры? Что ему надо от меня? Ведь неспроста он каждую ночь совершает вылазки к моей комнате!
   Накинув халат, а сверху шаль, я взяла подсвечник, весьма удобный - с высоким стеклянным колпачком, защищавшим огонек от сквозняка, и вышла в коридор. Я быстро пересекла узкую тропинку между башнями, войдя в главный дом и, преодолев множество коридоров, оказалась в библиотеке. В первый момент я не обратила внимания, что из настольной лампы, которая была занавешена то ли покрывалом, то ли шалью, отбрасывая неясное пятно на темно-зеленые портьеры, мерно струился мягкий таинственный свет. Я подошла к книжному шкафу, к тому, где стоял Свифт, и, встав на цыпочки, засунула книгу на полку. Раздумывая над тем, что почитать, я двинулась вдоль ряда шкафов, ведя пальцами по книжным переплетам. И вдруг увидела их!
   Они были почти у самого окна, скрытые столом и опрокинутыми стульями. Против воли, будто меня что-то неудержимо тянуло, я приблизилась к столу. Они не замечали меня, да и вряд ли им было дело до того, что творится вокруг. Боясь дышать, я не сводила с них глаз. Ослепительная мысль молнией пронзила меня - что я тут делаю?! Господи, что я тут делаю! Зажав рот рукой, боясь, что слова, полные отвращения к себе, вырвутся из меня, словно бешенные псы, сорвавшиеся с цепи, я стала осторожно отступать. И в этот момент взгляд мой упал на лицо девушки. Все это время оно было в тени, и я не могла разглядеть его, теперь же, когда я отступала, неяркий свет от лампы упал на нее. И я замерла, опешив. Широко раскрытые глаза Джудит, а это была именно она, а не Джессика, как я думала, уставились на меня. Они кричали, вопили, умоляли меня! С ошеломляющей явственностью я поняла, что происходит в этой комнате! Руки Дамьяна шарили по телу девушки, без усилий разрывая плотную ткань платья. И в следующий миг остервенелая, слепая ненависть обуяла меня. Не знаю, как, каким-то чудом, я заметила на столе брошенную куртку, а на ней - его излюбленный хлыст. Инстинктивно, совершенно не соображая, что делаю, я схватила его. Истертая кожа будто обожгла пальцы. Я ненавидела этот хлыст точно так же, как ненавидела его хозяина. Всей душой! Ненависть сдавила грудь. И я, вскрикнув, ударила...Ярость настолько сильная охватила меня, что из глаз брызнули злые слезы, а рука не дрожала, нанося удар за ударом. Прежде чем Дамьян вскочил на ноги, я с каким-то торжествующим злорадством успела заметить, как на его светлой льняной рубашке проступили красные полосы. Зарычав, он бросился ко мне, вырвал хлыст, оставляя на ладонях жгучие следы содранной кожи, и замахнулся на меня. Удар пришелся на плечо. Но не такой сильный, как можно было ожидать. Он замахнулся вновь, но я не отступила, не сделала попытки закрыться. Безумно долгий миг мы прожигали друг друга уничтожающим взглядом. Но вот, отбросив хлыст, Дамьян хрипло расхохотался. Он был пьян. Я с омерзением взглянула на него. Все отдала бы, чтобы в этот миг у меня в руках оказалась шпага! С каким бы превеликим наслаждением я проткнула его черное сердце!
   - Мисс, мисс... - с усилием я перевела взгляд на Джудит. Я вдруг осознала, что совсем забыла о ней. Девушка стояла, ссутулившись, сцепив руки и прижав их под подбородком. На ее распухшем от слез лице читался мучительный стыд. Она со страхом косилась на Дамьяна и пыталась выдавить из себя какие-то слова. Я вспомнила, как неоднократно замечала, что она боится его. С удивившим меня хладнокровием я произнесла:
   - Джудит, мне кажется, в это время ты должна быть в постели?
   - Мисс Сноу, - пролепетала девушка, трясясь как осиновый лист, - прошу вас, не думайте обо мне плохо! Прошу вас...
   - Она пришла по моему вызову! - процедил Дамьян. - Тебя что-то еще интересует?
   Я раньше не предполагала, до чего может дойти его самоуверенность. Есть ли предел бесстыдства для бессовестного человека?
   - Нет, неня больше ничего не интересует! Пойдем Джудит, я провожу тебя. В такое позднее время опасно ходить одной, особенно по двору. Можно напороться на множество препятствий!
   - А вы, мисс Сноу, не боитесь ненароком напороться на те же самые препятствия, от которых так рьяно пытаетесь уберечь Джудит?
   - Нет, не боюсь, мистер Клифер. Препятствия не имеют нахальную привычку становиться у меня на пути, потому как я весьма напористый человек, и смогу преодолеть их любым способом, даже не страшась запятнать свою репутацию. Идем, Джудит...
   - Иди, Джудит! - почти ласково приказал Дамьян и, вперив в меня смоляные глаза, заволоченные пьяной дымкой, вкрадчиво произнес - Мисс Сноу задержится...Мне не терпится узнать, что же это за способ расправы с препятствием, каким благовоспитанная леди может запятнать репутацию. В моем представлении такой губительный для юной девицы способ отнюдь не избавляет ее от препятствия, а наоборот делает его все больше непреодолимым.
   - К сожалению, я не могу удовлетворить ваше любопытство, мистер Клифер, - невозмутимо отозвалась я. - Сегодня я очень устала, и мне не терпится подняться в свою комнату.
   - А мне, золотко, не терпится удовлетворить... свое разыгравшееся любопытство и услышать, а может быть и увидеть, этот заинтриговавший меня способ.
   - Вы пьяны! Вам следует проспаться, а не загружать свой мозг всякими ненужными вам знаниями! Пойдем, Джудит...
   Я развернулась и сделала шаг к двери.
   - Джудит, ты пойдешь одна!
   - Она пойдет со мной! - требовательно отрезала я
   Он замолк, не сводя жестокого, исподлобья, взгляда с трясущейся в ужасе девушки.
   - Джудит, - зловеще прошелестел он едва слышно. Неприкрытая угроза таилась в его глазах.
   - Простите, простите, мисс Сноу... Я... я должна... - она с силой вытерла глаза ладонями и, подобрав подол юбки, бросилась к двери. Через мгновение ее ботинки громыхали по коридору.
   Я без промедления последовала за ней. Но в отличие от Джудит, не могла спастись бегством. Пытаясь совладеть с собой, не показать пожиравший изнутри меня страх, я как можно непринужденней зашагала к двери. За спиной стояла гробовая тишина. "Слишком тихо...слишком тихо..." - накатывало волной страха. Страх раскачивал тяжко бьющееся сердце, мешал идти и острыми молоточками бил под коленки. Он разрастался, гулким колоколом отдаваясь в груди. Как же долго, бесконечно долго я иду! И вдруг, когда между мной и дверью оставалось всего несколько шагов, за спиной раздался неистовый рев. Звериный, бешенный рев! Немой ужас сковал меня. Я обернулась. В лице Дамьяна не было ничего человеческого. Леденящий оскал перекосил его. Он сорвался с места и ринулся ко мне, яростно отшвырнув попавшийся на его пути стул. Бессознательно я проследила, как стул летит через комнату, как врезается в шкаф, как оттуда с грохотом сыплются на пол книги.
   Одним громадным прыжком я преодолела расстояние до двери и стала дергать ее, молясь успеть выскользнуть, пока он не схватил меня. Но дверь не поддавалась! Джудит закрыла нас! Закрыла меня с этим зверем! Я в ужасе закричала. Лишь потом я поняла, что дергала дверь на себя, вместо того, чтобы распахнуть ее от себя. Но понимание это пришло позже, сейчас же я судорожно дергала, пытаясь спастись. Но чуда не случилось. Я ощутила, как его руки обхватывают меня, одним рывком отдергивают от двери, разворачивают, словно безвольную куклу, и с силой придавливают к стене.
   - Ты не посмеешь! - выкрикнула я. Но его рука в следующий миг накрыла мой затылок, впиваясь пальцами в волосы, и притянула к себе.
   - Значит, не посмею? - хрипло рявкнул он, переводя пылающий яростью взгляд на мои судорожно сжатые губы. Даже сейчас, когда пишу эти строки, вновь оживают чувства, вырвавшиеся из ниоткуда, завладевшие мной, лишившие воли. Я чувствовала себя совершенно бессильной перед ним.
   - Посмею, соловей... - прорычал он, и губы, тонкие, жесткие, ненавистные губы прижались к моим. Он целовал неистово, беспощадно, словно против воли, словно на пределе, словно человек, достигший глубин отчаяния, которому некуда деваться.
   Его руки все сильнее обхватывали меня, дыхания не хватало. Он долго, бесконечно долго целовал меня и наслаждался моими бесполезными попытками освободиться, яростными нечленораздельными криками. Будто решил проучить меня, указать настоящее место, и я ненавидела его за это, ненавидела все больше, потому что он знал, как целуют женщин, и смог пробудить во мне странные, дремавшие до сих пор ощущения.
   У меня получилось высвободить руку, и я что есть мочи вцепилась ему в волосы. Он вскрикнул и, чуть не сломав запястье, вывернул мою руку за спину, вновь прижал к себе.
   Я стала извиваться, пытаясь вырваться, не сводя с него глаз, в надежде, что он прочтет в них отвращение, но Дамьян только издевательски скривил губы.
   - Давай дергайся, это только заводит меня...
   Намеренно непристойный смысл его слов заставил меня оцепенеть. Я почувствовала его горькое от алкоголя дыхание.
   - Не надо, - выдохнула я. - Прошу...прошу тебя!
   Долю секунды я думала, что Дамьян расхохочется мне в лицо. Но он вдруг склонил голову и на краткий миг прижался к моей шее.
   - Ведьма... - услышала я глухой шепот, а затем он сказал громко и насмешливо - Ну, раз птичка просит...
   Его руки разжались, и он отступил. Я втянула воздух, чувствуя пьянящую свободу, но в то же время непонятое, до конца неощутимое разочарование кольнуло сердце, как будто я поняла, что не хочу убегать, не хочу скрываться, и это открытие было таким пугающим. Никогда, никогда я не испытывала ничего подобного, словно сам демон завладел мной.
   Глядя на него сквозь дымку растрепавшихся волос, я принялась яростно тереть рот тыльной стороной ладони, чтобы как-то извести, изгнать те чувства, что всколыхнулись во мне. Но все это было пустой бравадой. Я сделала шаг, чтобы уйти, но его нога уперлась в стену, преграждая путь.
   - Ты ведешь себя несколько... бесцеремонно, - я постаралась произнести слова ледяным тоном, но все, что получилось - это жалобное блеяние.
   - А что еще ожидать при таком воспитании, как у меня? Но довольно обо мне. Ты представляешь собой гораздо больший интерес.
   - Неужели для тебя есть кто-то более интересен, чем ты сам?
   - В данный момент, как это для тебя ни удивительно, да! - он вдруг пристально посмотрел мне в глаза. - Признайся, ты испытываешь ко мне больше, чем простое проявление дружелюбия?
   - Решил, что взял надо мной верх? - в запальчивости воскликнула я. - Так ты добиваешься своих гнусных побед?! Бедные девушки...
   - Заткнись, Найтингейл! - грозно прошипел он, приблизившись вновь. Мой гнев и страх забавляли его. - Восхитительная уверенность в себе! Царапаешься, как шальная кошка, а саму всю трясет от страха. Только не кричи слишком громко. Библиотека хоть и далеко от жилых комнат, но нас могут услышать. И тогда твоей драгоценной репутации, действительно, конец...Ну же, признайся я небезразличен тебе... глубоко небезразличен.
   - Нас могли услышать еще тогда, когда ты ревел, как затравленный вепрь, не удосуживаясь сбавить тон. Так что сейчас смешно беспокоиться об этом. Пропусти меня, мне...
   - Не юли, птичка... Когда прекратишь сопротивляться? Ты сама знаешь - мы созданы друг для друга! Я понял это еще в тот день, когда ты, как слабоумная, ринулась спасать девчонку. Ты поразила меня тогда. Я поклялся, любым способом завладеть тобой...Да не вздрагивай так! Если б мне нужно было только твое тело - я уже давным-давно насытился, а, возможно, и пресытился тобой. Но, нет - мне нужна ты! Вся!... Или ты думаешь, я играю с тобой. Вздор! Я честен с тобой... Черт возми, у тебя талант заставлять меня раскрывать перед тобой душу.
   - А когда ты узнал, что я внучка графа Китчестера, то ты, наверняка, поразился еще сильнее!
   Он осклабился.
   - Я не отрицаю, мне нужен Китчестер. Я буду удовлетворен вдвойне, получив и тебя, и замок. Мы поженимся, хочешь ты этого или нет! Но надеюсь, к тому времени ты будешь хотеть этого так же сильно, как я. Впрочем, уже сейчас достаточно одного поцелуя, чтобы ты сдалась и забыла всю свою чопорную холодность. Кстати, у тебя есть еще время посопротивляться мне, если тебе так этого хочется. Меня забавляет твое...трепыхание. Свадьбу я хочу пышную и будет она тогда, когда я встану на ноги и смогу обеспечить стабильным доходом Китчестер и нас...
   - Свадьбы не будет! Никакой! Никогда! - воскликнула я в сердцах. - Неужто ты думаешь, что я смогу выйти за тебя после всего, что ты творишь...Зная, о твоих гнусных, омерзительных поступках...Что ты за человек, когда спокойно можешь брать девушку силой и оставаться бесстрастным к ее мольбам!
   - Ее никто не принуждал, она сама пришла!
   - Не принуждал?!Я видела вас! Это было насилие в самой вопиющей форме.
   - Если тебе угодно, - кротко ответил он. - Только повторяю, она сама пришла. Девчонка знала, что ее здесь ожидает, и все же пришла. Почему я должен отказываться от того, что мне так покорно преподнесли?
   Он откровенно разглядывал меня и был до отвращения уверен в себе.
   - И потом, не верю, что ты такой тугодум и не сообразишь, что я никогда не выйду замуж за того, кто видит во мне наследство...к тому же только предполагаемое, а не меня саму. Тебе нужен Китчестер, а не я! Забирай его, а меня оставь в покое. Я отказалась от замка! Сколько раз уже можно повторять это! Ты же мне ненавистен, я презираю тебя, презираю твое бездушие, твою жестокость, твое высокомерие, твой цинизм, с которым ты смотришь на жизнь.
   Не нужно было говорить ему это, но так долго копившиеся эмоции вырвались наружу, и я ничего не смогла поделать с собой. На мгновение Дамьян затаил дыхание, и я приготовилась к гневному отпору - от него исходила волна едва сдерживаемой ярости, и, зная бешеный характер этого человека, я должна была бы испугаться. Но Дамьяну, не в пример мне, удалось сдержаться.
   - Надо же, сколько впечатляющих достоинств ты во мне разглядела! - ехидно пошипел он.
   -...Никто, ни один человек, даже твоя собственная мать, не может вызвать в тебе по-настоящему искреннюю любовь! Я вообще сомневаюсь, есть ли...
   - Не криви душу, маленькая лицемерка. Ты же знаешь, что есть... - глаза его блестели, их выражения я не могла понять. Целая гамма чувств - страсть, ярость, ирония, лукавство, удовольствие. Удовольствие того рода, которое испытывает кошка, забавляясь с мышью.
   - Больше нам не о чем говорить, не так ли? Пока...Я не отступлюсь, Найтингейл! Пойдем, я провожу тебя, в такое позднее время опасно ходить одной, - бесстрастно повторил он мои слова и протянул руку, но я проигнорировала ее, больше боясь прикоснуться к нему.
   - Спасибо, справлюсь сама, - по-детски огрызнулась я, чувствуя, что голос все еще дрожит.
   Не теряя времени, я проскользнула мимо него и вылетела в коридор. Я вихрем промчалась по лестницам и коридорам и ворвалась в свою комнату. Первым делом я ополоснула лицо ледяной водой, пытаясь смыть горький вкус его поцелуя и унять охвативший меня жар. Вскоре волнение утихло, и хотя руки все еще тряслись, чувствовала я себя уже гораздо спокойнее.
   Лежа в постели я никак не могла перестать думать о нем и о том, что случилось.
   Этот человек завораживал и притягивал. Сколько бы я ни отвергала своих чувств, пытаясь сохранить хотя бы каплю достоинства, в душе я понимала, что действительно питаю к нему гораздо большее, чем простое проявление дружелюбия. Истина была мучительной, но я не могла больше бежать от нее. Не могла больше лицемерить! Я хотела быть с ним! Хотела - несмотря на то, что знала, какой он. И вот сейчас, когда Дамьян так манил меня за собой, мне предстояло дать ответ на жизненно важный вопрос: добивается он меня или Китчестер? Ответить, конечно, можно было бы, что добивается он и того, и другого, кстати, он и сам не отрицал этого. Но суть была в другом: действительно ли он любил меня? Или - в его сердце был лишь Китчестер! Я должна умерить свой пыл. Я прекрасно сознавала его намерения и должна быть осторожна! Он видел себя соблазнителем; я же считала себя женщиной, которая, даже впав в искушение, не собирается отбросить гордость настолько, чтобы забыть о достоинстве и потерять голову.
   Засыпая, мне вдруг пришло в голову, что мой ночной гость так и не появился. И хотя мои мысли были заняты Дамьяном, шелестевшие за дверью шаги я бы услышала. Это навело меня на определенные подозрения...
   В течение следующих дней Дамьян как будто преследовал меня. Этого невозможно было избежать. Куда бы я ни направлялась, везде оказывался он. Он смотрел на меня с легкой усмешкой, как бы говоря: "Бесполезно пытаться бежать. Ты же знаешь, что никогда не сможешь от меня скрыться". Иногда на короткое время он уезжал по делам, я радовалась этому и в то же время постоянно бросала взгляд на часы, ожидая его приезда. Атмосфера в доме накалялась. Каждый час, проведенный с ним в доме, казалось, был чреват опасностью. И все же я чувствовала, что живу жизнью вдвое более насыщенной, чем обычно.
   Для дневных прогулок я стала выбирать такое время, когда была точно уверена, что Дамьян работает в теплицах или же уехал. Я твердо решила разобраться со своими мыслями. А делать это лучше в одиночестве, а не под прицелом пронзительных, всепонимающих глаз.
   Погода в эти дни была унылая, как и мое настроение. Холодный дождь начинал лить с утра, радуя нас лишь короткими перерывами. Небо нависло так низко, что чудилось, будто деревья своими разлапистыми верхушками рвут тучи, закрывшие рассеянный диск солнца. Целыми днями стоял плотный туман, и лишь яркие цветы: мальвы у дороги, вдовушки - среди полей и розы в саду - радужными пятнами выделялись в туманной серости.
   В один из дней, когда дождь на время утих, дав небольшую передышку своему усердию, я была в своей комнате. Беспокойные мысли заполняли голову. За окнами свистел ветер. Я прижала нос к стеклу и, стараясь отвлечься, разглядывала очертания конюшни, но видела лишь, как в тумане мерцает желтый фонарь над входом. "Могу ли я верить Дамьяну?" - вновь и вновь задавала вопрос. Как сочетать холодный расчет с огнем в его глазах, когда он говорил о своих чувствах ко мне? Здравая сторона моей натуры, возмущалась, и заявляла, что этот огонь предназначался вовсе не мне - а Китчестеру! Но как же хотелось верить...
   Комната давила на меня, хотелось подставить лицо холодному, пронизывающему ветру. Не могу больше оставаться тут! Выйдя из замка, я пересекла сад и пошла к крепостной стене туда, где высилась одна из сторожевых башен. Мне нравилось забираться на самый верх и, остановившись у края зубчатого парапета, обиталища вечно пребывавших на страже воронов и летучих мышей, осматривать окрестности.
   Направляясь по дорожке между домами, я вдруг ясно ощутила, что за мной кто-то идет. Иногда слышалось поскрипывание гальки под чьими-то ногами. Я обернулась, но так как кругом были дома и заборчики, за которые можно без труда спрятаться, я никого не увидела. Мне стало не по себе. Глупости! Это какой-нибудь здешний житель. Но обычно они приветствовали меня, а не шли бессловесно за мной. И все же я ускорила шаг.
   Недалеко от конюшни бегали дети, играя в прятки. Туман располагал к игре. Они визжали от восторга, когда водивший проходил совсем рядом с тем, кто прятался, ничего не заметив в тумане. Мелькнули рыжие патлы Леми Стоуна. Он помахал мне, окликнув как "леди Найтингейл", и, подбоченясь, хвастливо оглядел друзей.
   Через пару минут я подошла к башне. Стоя у входа, я прислушалась. Но никаких шагов или подозрительных звуков не наблюдалось. Опять я фантазирую. Я стала слишком трусливой, шутливо пристыдила я себя. Наверх вела винтовая лестница с веревочными перилами. Из всех башен - эта была самая сохранившаяся. Деревянный настил здесь еще держался, а не грозился провалиться от одного лишь дуновения ветра. Внизу в стены были вбиты крюки, полностью проржавевшие от времени, и можно было представить, как когда-то здесь висело оружие. Винтовая лестница вела на самый верх, под крышей она сужалась, и крутой подъем выводил на площадку. А сбоку от подъема находилась каморка, куда прятались стражники в непогоду. Она была очень низкой, и, осматривая ее впервые, мне приходилось нагибать голову.
   Я поднималась, слушая завывания ветра. Вспомнилось, как дед, когда мы пришли сюда первый раз, рассказывал историю о благочестивой жене графа, которая, согрешив с любовником, не выдержала тяжести греха и бросилась вниз с башни. Только старик, рассказывая, все время путался и никак не мог решить - то ли жена сама спрыгнула, то ли ее сбросил оскорбленный муж; и случилось ли это здесь или в какой другой башне... За давностью лет такие мелочи забываются.
   Лестницы были очень крутыми, и на полпути я остановилась, чтобы перевести дыхание. Странно, что жена графа не осталась бродить по замку в качестве таинственной "белой леди", третировавшей последующие поколения Китчестеров своим жалостливым видом, как обычно бывает в старинных легендах. Хотя она прекрасно подходила на эту роль. И все же, по словам деда, после наступления темноты никто не поднимается на сторожевые башни, и даже стараются не ходить мимо них. Мало ли, что может привидеться! Может быть, ни одна бедная женушка распрощалась со своей бренной жизнью, падая с древних стен.
   Как бы то ни было, сейчас стоял день, а не ночь. Но всё же, меня охватил какой-то суеверный трепет. Я представила, как измученная отчаянием женщина поднималась по этим крутым лестницам, держа в руках хрупкую свечу, и метущийся танец огонька разбрасывал по стенам зловещие, алчущие душевных тревог тени. Захваченная этой мрачной картиной, мне вдруг почудилось, что я слышу звук ее шагов на ступеньках, тихое поскрипывание досок под ногами. Мне даже показалось, будто внизу кто-то есть...
   Тряхнув головой, я отогнала нелепые фантазии, и стала торопливо подниматься наверх. Наконец, я добралась до конца лестницы. Дощатый подъем вел на площадку. А справа от него была каморка. Покосившаяся дверь едва держалась на петлях и поскрипывала. В большие щели между неровными досками, изъеденными жучками и почерневшими от сырости, слабо пробивался дневной свет из узкого стрельчатого оконца.
   Я вышла на площадку и подошла к парапету. Ершистый ветер тут же сорвал с головы капюшон и принялся играть с плащом, раздувая его, как парус, за моей спиной. На миг я закрыла глаза, вдыхая пьянящий аромат омытого дождем, туманного луга. Ни леса, ни деревни не было видно - все утопало в тяжелой, клубящейся пелене тумана, который не могли развеять даже самые сильные порывы ветра.
   И снова раздались шаги. Едва уловимо заскрипели ступени. Я прислушалась... Все тихо. "Воображение", - сказала я себе. Или нет?
   - Кто здесь? - крикнула я.
   Тишина. Пугающая тишина. Нет, я не одна в этой башне! Я была уверена в этом. Я отступила в угол и застыла, не сводя глаз с проема. Кто-то поднимался по ступеням. Кто-то медленно, крадучись шел за мной следом. Почему он не откликается? Я позвала вновь. И вновь тишина. Если его намерения чисты, разве он пугал бы меня, разве молчал? Тут я вспомнила о загадочных визитах к моей комнате, о шелестевших у моей двери шагах и осознала, что тот, кто сейчас поднимается в башне и мой ночной гость - один и тот же человек. И, теперь я была абсолютно уверна - человек, который хочет навредить мне.
   - Кто вы, отзовитесь!
   Но в ответ лишь мучительное безмолвие. Шаги раздались совсем рядом. Слышно было, как под тяжестью человека прогнулся дощатый настил. Меня охватила паника. Я уговаривала себя, что бояться нечего, что это кто-то...свой. И с чего вдруг я забеспокоилась? С чего вдруг эти глупые, совершенно идиотские, необъяснимые мысли, что меня хотят убить?! Вздор, бред, чепуха...И все же я стояла, прижавшись спиной к холодному камню, и молилась о чуде.
   Иногда мне кажется, что за нами и впрямь приглядывает ангел-хранитель, готовый прийти на помощь в минутут отчаяния. Потому как вдруг внизу у самой башни раздался гвалт ребячьих голосов. Судорожно бросившись к парапету, я перегнулась через край, вцепившись в камень руками, и закричала, что есть мочи:
   - Леми, Леми Стоун!
   - Я здесь, леди! - отозвался мальчишка.
   Сердце бешено колотилось. Руки скользили. Это его шанс! Ему стоит только выскочить и перевернуть меня через парапет! Я отпрянула и вжалась в стену, уставившись в проход.
   - Леми, поднимайтесь на башню. Все! Все поднимайтесь!
   Что я им скажу, когда они придут?! Что испугалась шагов? Что меня вдруг одолели какие-то смутные предчувствия? Но ведь человек так и не появился. Если он ничего не имел за душой, он бы вышел. Он бы вышел!
   Мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я услышала у входа на площадку шумные, веселые голоса. Дети гурьбой вывалились из проема и тут же разбежались в разные стороны, встав у края и осматривая открывшийся вид.
   - Вы...вы никого не видели, когда поднимались? - осторожно спросила я Леми.
   - Нет, леди... А здесь здорово! Отец не разрешает сюда подниматься. Да и никому не разрешают. Но с вами то можно! Ведь можно же? И нас не наругают?
   - Нет, не наругают, - поспешно сказала я, занятая своими мыслями. Мальчишка говорит, что никого не видел. Но человек был! Кто-то же поднимался по лестнице. Куда он делся? Не растворился же в воздухе. И тут я подумала о каморке. Ну конечно, каморка! Он скрылся там. Вряд ли сейчас он рискнет выходить из башни. Мы можем заметить его. Значит, он будет сидеть там до тех пор, пока я не уйду. А мне хотелось этого больше всего на свете.
   - Ну что, - сказала я громко, обращаясь к детям, - предлагаю совершить набег на кухню в Китчестере. В такой промозглый день, наверняка, хочется чего-нибудь вкусного. Миссис Гривз найдет, чем вас угостить!
   Детские личики засветились широкими улыбками, и ребятня восторженно загалдела, предвкушая самое упоительное приключение, какое они когда-либо могли себе вообразить.
   - Но нам туда нельзя...- послышался тоненький голосок. - Ужасный граф украдет нас!
   - Пусть только попробует! Мы с Леми надаем ему таких тумаков, что он навек отучиться пакостить! - весело сказала я. Меня переполняло чувство облегчения.
   Выходя с площадки, я невольно взглянула на покосившую дверь. И запнулась, чуть не упав. Меня пробрал холод. Все мои страхи оправдались! За дверью кто-то прятался! В щелях меж кривых досок явственно виднелись очертания человека. Он притаился. Следит сейчас за мной. Я как завороженная смотрела на дверь. А что если подойти и распахнуть. Вот так просто - взять и распахнуть. Кто бы там ни был - я должна знать, кто это! Бояться мне нечего, он не посмеет ничего сделать, когда тут целая ватага детей. Бояться нечего...Я сделала шаг, другой...
   - Леди, леди - ворвался в мое сознание звонкий голос Леми Стоуна, - чего вы там возитесь? Вы же обещали отвести нас на кухню и угостить чем-нибудь...вкусню-ю-ющим, помните?
   Я нехотя оторвала взгляд от двери и начала спускаться, улыбаясь.
   - Помню, помню. Будет тебе что-нибудь вкусню-ю-ющее!
  

ГЛАВА 24

   Со временем страх, испытанный мною в сторожевой башне сгладился. Через день после этого случая Дамьян уехал на неделю по делам. А мне открылась неприятная истина - после его отъезда никто не беспокоил меня по ночам. Я старалась отнестись к этому спокойно и не раз напоминала себе, что именно от него и можно было ожидать запугиваний.
   Однако, поняв, что виновником моих страхов оказался все-таки Дамьян, я как будто вздохнула с облегчением. Теперь все встало на свои места, все стало понятным и объяснимым. Чем же еще развлекаться ему, как не запугиванием маленьких птичек? Для него это была очередная игра. Еще один способ обезоружить меня, подорвав волю и заставив бояться. Я представила, как он веселился там, на башне, чувствуя мою панику, слыша мой полный страха голос, наблюдая за мной из-за двери каморки. Нет уж! Я не позволю запугивать меня! Я укоряла себя за слабость, что позволила страху завладеть мной, за безмерную глупость, что, потакая беспочвенным, вздорным мыслям, уверилась, будто меня хотят убить. Что за нелепость!
   Сначала от безделья, а потом увлекшись, я начала ходить в теплицы. Правда, я больше мешалась под ногами, чем работала, но люди меня терпели. А мне нравилось возиться с землей, пропалывать ровные гряды, перебирать зрелые овощи и раскладывать в низкие квадратные ящики для отправки в города. Первое время работники смотрели на меня косо, будучи уверенными, что для "леди из замка" это всего лишь забава, и я сбегу, когда мне надоест "пачкать ручки". Когда же бегство не состоялось, а я наоборот приходила с завидным постоянством, люди стали относиться ко мне серьезно и даже с некоторой теплотой приняли в свои ряды.
   Дамьяна здесь уважали. Не раз я слышала, как работники отзывались о нем с искренним почтением. Общаясь с ними, я поняла, что они не просто рады работать у Китчестеров, где наемникам платят чуть больше, чем на фермах в деревнях, но и гордились своим местом здесь. Гордились работать именно у такого хозяина, как Дамьян Клифер. Он все знал, все умел, без труда решал любую возникшую проблему, не зазнавался, как другие господа, и даже гнул спину вместе со всеми, как обычный наемник! Но главное - хоть и был строг... уж что-что, а в строгости ему не откажешь, мог выпороть, если считал нужным... но все делал по справедливости!
   Разумеется, никто не забывал о его прежних, да и нынешних "делишках". Порой я слышала, как люди перешептывались, обсуждая его выходки, и все же мне казалось, что они закрывали на них глаза и даже многое прощали, и лишь за то, что он умелый хозяин.
   Я же, как заправский шпион, слушала, подслушивала, задавала вопросы и впитывала всю полученную о Дамьяне информацию. Мне хотелось знать о нем все: хорошее и плохое; все, чем могли поделиться эти люди. Я не боялась, что узнаю о новых скандалах или очередных проступках. К стыду своему, я пошла на поводу у своего сердца. Мне как будто стало все равно, какие еще недостатки я открою в нем. Зато с какой радостью я внимала похвалы ему!
   Граф Китчестер неодобрительно смотрел на мое увлечение. Первые дни он, как и работники в теплицах, считал, что я потакаю своей прихоти, и в скором времени мне надоест, словно деревенщине, возиться с землей. Однако, поняв всю серьезность, с какой я отнеслась к работе, старик не на шутку встревожился. Он с негодованием воспринял то, что я сдружилась с людьми, и что еще хуже держу себя с ними на равных.
   - Пойми ты, упрямая девчонка, Китчестеры скорее жабу проглотят, чем позволят себе якшаться с подобными людьми! - увещевал меня дед, когда мы собрались за обедом.
   Я только что вернулась из теплиц и, боясь опоздать к столу, не стала переодеваться. На подоле юбки, там, где не закрывал кожаный фартук, темнели пятна грязи. Я постаралась очистить их перед тем, как войти в гостиную, но грязь не поддавалась. И напрасно провоевав с ней пару минут, я решила оставить все как есть.
   Увидев такое непотребство в моей одежде, оскорбившее ее взор, леди Редлифф буквально изошлась ядом. Уничижительным тоном она прочитала лекцию о не имевших манер и достоинства неблагодарных выскочках, от которых можно ждать любого бесстыдства, потому как воспитанные в грязи деревенских коттеджей, они, подобно свинье, везде выискивают свою излюбленную среду. С тем самым достоинством, об отсутствии которого сетовала старуха, я проигнорировала ее тираду. Зато на слова графа ответила с не меньшей страстью, чем только что вещала Элеонора.
   - Сожалею, но я не гурман, чтобы каждый раз глотать жабу, когда мне захочется поговорить с тем, кто не имеет столь ценного качества - быть Китчестером.
   - Ты сама Китчестер! - чуть ли не подскочив на стуле, гаркнул старик. - А мы не роемся в земле, подобно...
   - Ну, договаривайте, граф. Леди Редлифф была гораздо откровеннее и только что назвала вещи своими именами.
   Старик, набычившись, сжал зубы, и все присутствующие услышали остервенелый скрежет.
   Чуть позже Эллен, уже несколько дней выходившая из своей комнаты, призналась, что еще никогда не видела, чтобы граф Китчестер сдерживал свою неукротимую ярость.
   - Ты ему, несомненно, дорога, Найтингейл! - подытожила она.
   Мы гуляли в саду, и зашли в беседку, где просидели, наслаждаясь приятным теньком, около получаса. Длительный постельный режим пошел Эллен на пользу. Лицо ее округлилось, нос и подбородок не казались болезненно острыми, глаза больше не походили на две темневших впадины, а на щеках появился легкий здоровый румянец. В поведении ее не было ничего странного, она была вполне нормальной, здравомыслящей женщиной, какой я знала ее вплоть до того трагического дня в часовне.
   - Временами, я не уверена, что дед питает ко мне какие-то родственные чувства, - сказала я в ответ. - Мне кажется, я нужна ему для своих непонятных мне пока целей.
   - Цель у него одна, ты же знаешь. И все же, к другим он не так терпим. Наверняка дядя боится, что ты до сих пор раздумываешь, и если он будет несдержан, то ты так и не согласишься.
   - Но я так и так не соглашусь, - спокойно возразила я.
   Эллен промолчала, но через какое-то время тихо без всякого выражения сказала:
   - Его это не остановит.
   Вскоре женщина почувствовала усталость и легкий озноб, означавший, что пора вернуться в постель и согреться травяным отваром. Недомогания все так же беспокоили ее, однако были не так часты и значительны, как должны быть при ее слабом здоровье.
   - Я не против, что ты ходишь в оранжереи, - вдруг призналась она, когда мы брели обратно. - Конечно, я многого не одобряю. Юным леди, да еще из такой семьи как наша, не подобает заводить предосудительные знакомства, какие могут печально повлиять на ее репутацию. Но... сам факт твоей помощи Дамьяну достоин похвалы. Я уверена, он это оценит.
   - Я хожу туда не ради Дамьяна, - не сдержалась и огрызнулась я. Меня неприятно удивило и расстроило отношение Эллен к простым людям. Впрочем, разве можно было требовать от нее, воспитанной в высокомерии и гордости Китчестеров, чего-то другого?!
   - Разве? А мне еще в самом начале казалось, что между вами вспыхнули некие...чувства, - осторожно заметила она.
   - Нет!
   Но излишняя эмоциональность выдала меня и Эллен ласково улыбнулась мне всепонимающей улыбкой.
   В скором времени дед сменил гнев на милость. Потому как даже в таком незначительном факте, как прополка грядок в теплицах, усмотрел выгоду для себя. Теперь старик был рад и не скрывал, что надеется, будто я, занявшись тем самым "делом!", которое вытащит Китчестер из выгребной ямы, уже не так-то легко смогу отказаться от наследства.
   Время шло. Я гостила в замке больше трех недель, но о том, чтобы покинуть его, не было и речи. Моя все еще ненасытившаяся приключениями душа никак не желала возвращаться в тихий Сильвер-Белл, где нет скопища "драконов" и потому не будет ставших такими увлекательными словесных поединков, вкуса маленьких побед, волнения и, конечно же, Дамьяна.
   Иногда, впрочем, я ощущала нечто вроде неловкости, вспоминая, наш маленький уютный домик, но я ведь не собиралась нарушать данного тетушке слово. Мой дом - Сильвер-Белл! И как бы восторженно я не относилась к замку, он никогда не займет места в моем сердце. Просто... как можно было не гордиться родственными узами с замком Китчестер-Холл!
   Чаще всего я находилась в обществе графа, поскольку ему, по его словам, никогда не наскучит моя компания, что, принимая во внимание его равнодушное отношение к другим, кроме Дамьяна, было весьма примечательным.
   Иногда у меня создавалось впечатление, что леди Редлифф относится ко мне с симпатией.
   - Это так. Ты дочь Эдварда и она приняла тебя с самого начала, - сказал дед, когда я поделилась с ним своими ощущениями. - Просто старая змеюка лишится сна, если хоть на миг спрячет свои ядовитые клыки. Наплюй на нее, пусть себе изводится. Она будет доставать всех даже на краю могилы. Такая уж она уродилась - стервятница.
   Однако это впечатление рассеивалось, когда я понимала, что в очередной раз ее симпатия ко мне вызвана исключительно местью Дамьяну, которому она непрерывно и неутомимо указывала "кто здесь наследник". А если что и устраивало ее во мне лично, так это досадные недостатки, каких было предостаточно. Они тешили ее самолюбие не меньше, чем месть жабенышу. Элеонора всячески пыталась давить на меня, попрекать и "тыкать" моей никчемностью и все потому, что чувствовала во мне отсутствие благоговения к ней, и это задевало ее.
   ...День выдался пасмурным и холодным. Серая полупрозрачная дымка скрывала солнце и бледный матовый свет его заливал все вокруг. Дождя не было, но от унылой погоды можно было впасть в меланхолию. И все же, отправляясь на прогулку в полдень, я с самого начала чувствовала радостный подъем. Как будто сердце чего-то ждало и замирало в предвкушении. Оно и, правда, ждало. Сегодня приезжал Дамьян.
   Я вышла из замка, отправляясь побродить по окрестностям и, в конце концов, забралась на сторожевую башню, желая испытать себя. И хотя, поднимаясь, я ощущала, слабость в коленях, все же тот немой ужас, что испытала я, когда кто-то крался здесь за мной, почти позабылся. Да, фантазия моя поистине безгранична! Я посмеялась над собой и своими страхами.
   Оказавшись наверху, я с умиротворением, словно избавившись от тягостного наваждения, вздохнула. На этот вздох в небе отозвалась пронзительным криком птица. Я задрала голову. Она парила прямо надо мной, низко, будто не осилив высь. Бурая, с пестринками на светлой груди хищная птица. Маховые перья разошлись, и ее широкие крылья стали похожи на человеческие руки с растопыренными пальцами. Будто почувствовав мой взгляд, она вновь вскрикнула, тонко и надрывно. И в этом пронзающем небо звуке мне почудилось самое настоящее одиночество.
   А чуть погодя я увидела Дамьяна. Он лавировал между домиками, остроконечными заборчиками чуть выше колен и розовыми кустами, обступившими со всех сторон, и целенаправленно двигался ко мне. Меня покоробила мысль дожидаться его здесь наверху, - вновь слышать, как раздаются на лестнице шаги, как жалобно скрепит настил; а потому я немедля спустилась вниз.
   - Соскучилась, соловей? - весело спросил он.
   - Полагаю, ты и сам в это не веришь!
   Он улыбался, как будто был ужасно рад нашей встрече. Я почувствовала себя безрассудно счастливой, потому что поняла, он пошел искать меня, сразу же, как приехал. И не успела я опомниться, как мы уже шли вдоль крепостных стен.
   - Почему же, верю, очень даже... Я и сам скучал по тебе, Найтингейл.
   - Скучал по мне? - промямлила я.
   - Кто же еще способен так усердно демонстрировать благоразумие и неустанно отвергать меня. Всю эту долгую неделю мне так не хватало наших прений, что жажда их толкнула меня на столь непристойный поступок, как скучать по тебе.
   Я была сбита с толку искренностью прозвучавшей в его голосе и сердечной шутливостью. Но мне хватило сил не растаять и лукаво заметить:
   - Даже не знаю: благодарить ли тебя за комплимент или извиниться за то, что втянула тебя в такое искушение.
   - Поступай, как всегда - или почти как всегда, - говори то, что думаешь
   - Тогда я помолчу.
   Дамьян хмыкнул. Но решил помолчать вместе со мной. В молчании мы вышли из замка, и я непроизвольно оглянулась в ту сторону, где у речки нависал бревенчатый мостик. Дамьян понял меня без слов, и мы направились туда.
   - Не следует гулять в одиночестве, - сказал он, когда мы подходили к ивам. - Иногда можно наткнуться на не слишком приятную встречу. Особенно здесь у реки и оврагов.
   - Твои дружки промышляют? - вырвалось у меня.
   - Угу, и они тоже.
   - Тогда мне и тебя следует опасаться.
   - Непременно!
   Я искоса взглянула на него, Дамьян не сдерживал улыбки.
   - А я люблю одиночество. И прогулки в одиночестве. Это прекрасная возможность разобрать бардак в голове, расставить все по полочкам, хорошенько поразмышлять и...
   -...подготовиться к битве!
   - Да... - я кивнула, он сказал именно то, что я хотела выразить. - Да, именно так - подготовиться к битве. Не важно с кем и когда. Главное быть всегда во всеоружии.
   И я вдруг поняла, что мне доставляет огромное удовольствие вот так идти рядом с ним, ощущать запах лошади и дорожной пыли, исходивший от него, и болтать ни о чем. И, никогда бы не подумала, что могу сказать такое, от него исходила какая-то спокойная искренность, словно он оставил всякое притворство и издёвки. Его глаза лучились тихой, непритворной радостью.
   В тот момент мне было безразлично даже то, что Дамьян вел со мной игру, пытаясь испугать и внушить вздорные страхи. Для чего ему это? Надеется, что я струшу и сбегу из замка? Но сейчас я не думала об этом, мне было абсолютно все равно. Никогда еще я не ощущала такой легкости, такой свободы с ним. И мне совершенно не хотелось бороться со своими чувствами!
   Мы шли вдоль речки по осыпавшемуся комьями глиняному берегу. И разговаривали. Обо всем. Я чувствовала себя легкомысленной, перешедшей все мыслимые границы допустимого, беспечной девчонкой. На жалкие, неуловимые попискивания, какие издавало мое здравомыслие, отброшенное куда-то далеко за пределы внимания, не отзывалась ни одна частичка моей души.
   Дамьян вел по берегу, подавал руку, когда ямы или ветвистые коряги преграждали нам путь, и я без трепета и смущения, как будто делаю это тысячу раз на дню, прикасалась к нему. Один раз он внезапно замер и, приложив палец к губам, издал тихое "тс-с-с", а затем указал на воду, где у самого берега, спрятавшись под плоским листом плавуна, чуть топырившимся острой горкой, торчала из воды мордочка выдры. Стараясь не спугнуть ее, он медленно наклонился, выискал маленький катышек глины и бросил его, аккуратненько рядом с листом. Выдра вздрогнула и тут же с всплеском нырнула в воду, показав нам на прощание лоснящийся хвост.
   И, конечно же, не могло быть такого, чтобы мы не заговорили о Китчестере.
   - Он будто Кносский лабиринт, - сказала я. - Стоит только ступить в темный проход, как начинаешь блуждать по множеству коридорчиков, переходов, лестниц...И повсюду прошлое...
   - Оно то и убивает Китчестер!
   - Мне казалось, тебе нравится, что в замке с такой тщательностью хранят дух времен.
   - Вот именно, слишком тщательно, - мрачно отозвался Дамьян. - Эта тщательность уже давно стала больным наваждением. Можно хранить прошлое, но не превращать его в погибель.
   - Погибель для чего? Для Китчестера?
   - Скажи на милость, зачем нужны гниющие гобелены? - воскликнул он, не скрывая горечи. - Разве ты не замечала изъеденных прелью дыр, пятен плесени и...да мало еще чего на особенно древних обивках? Вечная сырость, прелость, гниль - все это сжирает и замок, и нас вместе с ним. То же самое с мебелью! Нет, не со всей, большинство еще пригодна. Но есть, например, кресла, которые давно пора сжечь! Но нет же! Вместо этого кладут горы подушек, чтобы развёдшаяся там из-за сырости живность не отравляла восхищенные взоры!
   - Зачем ты это сказал! Теперь я не смогу спокойно смотреть на гору подушек.
   - Не беспокойся, старики еще не совсем впали в маразм. Они не используют эту мебель. Ею только создают общий вид и тот самый дух, какой так дорог им. Для этих же целей они не ремонтируют сгнившие полы, лестницы, деревянную обшивку стен...
   - Но как же им это делать, если нет денег!
   - Все у них есть, Найтингейл! Этот старик далеко не дурак, но тот еще лентяй и хитрец. Он, как и все Китчестеры, ничего не делает сам и за свой счет. Все заботы перекладывает на чужие плечи. В данном случае на мои!
   - А когда-то хотел переложить на плечи сына, - задумавшись над его словами, заметила я. - Но тот захотел жить своей жизнью, а не ходить в прислугах у отца.
   - Ему нравиться гордиться замком, демонстрировать свое преклонение перед ним. Но он ничего, ничего не желает делать, чтобы сохранить его. Одни никчемные разговоры, да надежды, что кто-то придет, да все сделает. Ты видела документы?
   - Еще нет. Только завтра дед начнет знакомить меня с ними.
   - Обрати внимания на суммы с аренд и суммы, что тратятся на замок. Граф может позволить тратить больше на уход и ремонт, хотя бы поверхностный. Из-за этого они не стали бы жить впроголодь. Но старику нет никакого дела - залатали ли дыры на лестницах, очищают ли от копоти стены, вытрясают ли грязь и личинок из ковров, гобеленов и мебели... На моей памяти в замке ни разу не было масштабной уборки - а ведь именно эта грязь и убивает замок. Да этим пластам грязи столько же лет, сколько и Китчестеру! Сомневаюсь, что предкам графа было больше дела до элементарного ухода за замком. Они также неприкосновенно хранили прошлое!
   - Поэтому старик и приютил тебя. Он сам признавался мне, что видит в тебе единственного, кто сможет возродить Китчестер.
   - Он видит во мне собачку, Найтингейл. Собачку, которая ради косточки, готова вертеться, кусая свой собственный хвост, и прыгать через голову.
   - А косточка - это Китчестер? - поддела я его против воли, хотя сама была озадачена тем неподдельным сожалением, сквозившим в его словах.
   Он как будто открывался передо мной, хотел, чтобы я поняла, что по-настоящему твориться в его душе. Но уже в следующий миг Дамьян отвел глаза! Его лицо окаменело. Как будто ему неловко, как будто донельзя стыдно, за то, что он впервые в жизни с кем-то разделил свои переживания. И искренность, слишком скоротечную, сменила обычная для него насмешливость.
   На следующий день я, в самом деле, обратила внимания на подсчеты в расходно-приходных книгах. Судя по цифрам, граф Китчестер несомненно мог позволить себе более основательную заботу о замке. Однако когда я поинтересовалась, почему никакие работы не велись и не ведутся, он сослался на отсутствие солидных средств, которые требуются для серьезного ремонта.
   - А латать дырки - что? Пустая забава! Только денежку терять, а заплатка через день другой в негодность придет. И потом, кто ж гнильё латает - менять надо подчистую. А на такое дело - финансов нет. Вот и приходиться перебиваться.
   Похоже, Дамьян безошибочно распознал стариковскую суть. Граф одним властным жестом отверг все мои дальнейшие попытки поговорить на эту тему. А после, поняв, что я не приняла его объяснения и сдерживаю негодование, сварливо прокаркал:
   - Ох, несносная девчонка, и все-то тебе интересно, и все-то тебе надо знать!
   - Я только выполняю ваше же приказание - знакомлюсь со всем, что хоть как-то влияет на жизнь замка. Вы же сами настаивали, чтобы я училась вести дела. А этот вопрос непосредственно относится к числу важнейших дел.
   Старик крякнул и, не удостоив меня ответом, начал писать краткие заметки на полях, при этом сердито окуная перо в чернильницу и оставляя на бумаге безобразные кляксы.
   Мне ничего не оставалось, как забыть об этом нежелательном для деда разговоре и вернуться к изучению документов. Тем более что граф намеревался промучить меня до самого ужина, заставив изучить практически все хоть сколько-нибудь значимые бумаги. Отчеты, выписки, арендные договора, несколько бухгалтерских книг с записями за последние годы - внушительными стопками громоздились передо мной, закрывая старика, сидевшего в кресле с другой стороны стола. К вечеру глаза слезились от напряжения, а в голове стоял винегрет из цифр, сложения, вычитания и прочих математических премудростей. Столь изрядная мыслительная нагрузка, да еще сопровождаемая разъяснениями и наставлениями, совершенно вымотала меня.
   К тому же, за ужином леди Редлифф пребывала в озабоченном настроении, что являлось для нее вполне естественным состоянием, и изощрялась в придирках к мистеру Уолтеру. Тот в свою очередь был настолько любезен, что умудрялся пропускать мимо ушей все те упреки, какими сыпала старуха, и без тени тревоги на озаренном лице декламировал что-то страстное говяжьему студню, временами подозрительно вздрагивавшему.
   От нудного ворчания Элеоноры разболелась голова. Я извинилась и, объяснив, что мне нездоровиться, уже надеялась покинуть столь приятное общество и подняться к себе. Но неожиданно, все очень обеспокоились. Жаннин тут же вызвалась сходить на кухню и приготовить травяной отвар, который успокоит и "мигрень как рукой снимет". Я не успела возразить, а она уже вышла за дверь. Свою лепту в тревогу обо мне внес и полковник Редлифф, без лишних слов, опрокинув в мой бокал содержимое своего. При этом он с усилием соорудил на своем лице вымученное выражение, которое по его задумкам означало "подбадривание" и пробубнил, указывая на бренди в моем бокале:
   - Отва-ар! Тьфу, одно расстройство кишечное! Вот, где ценность то... лекарственная...
   Твердо, но вежливо, чтобы не расстроить чуткого полковника, я отказалась от бодрящего лекарства, пояснив, что мой слабый организм не приспособлен к столь действенному лечению.
   Через полчаса после того, как я зашла в свою комнату, в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, появилась Жаннин. Под мышкой, прижав к груди, она несла грелку, а следовавшая за ней Марта Стоун - поднос с отваром.
   - Так, это сразу же выпить! Корень валерианы, мелиса и мед - волшебное средство от любого беспокойства. Будешь спать как убитая!...Пей! Марта, держи грелку! Положи ее под подушку, чтобы голова мисс Сноу была в тепле... И поленья подкинь...Жуть, как холодно! Ну, все, теперь можешь идти...Боже, какая глупая девица!
   Я оставила это заявление без комментариев...Боль в голове усилилась и пульсирующими молоточками стучала в висках. Под требовательным взором Жаннин я выпила отвар до капельки.
   - Теперь ложись. Знаю я, что это такое, когда голова разламывается на части! Через несколько минуток забудешь о своей мигрени. Ну, все... если больше ничего не нужно, пожелаю спокойной ночи. Спокойной ночи, дорогая.
   - Спокойной ночи, - ответила я.
   Выходя, она еще раз нежно улыбнулась.
   - Добрых тебе снов.
   - Добрых... - повторила я. Дверь закрылась. Была какая-то деланность в поведении Жаннин. Уж слишком она хотела казаться сердечной.
   Вся беда в том, решила я, что я привыкла ощущать себя помехой в Китчестере, и поэтому не могу поверить в искренность и дружелюбное отношение к себе.
   Вынув из-под подушки грелку, я забралась в постель. И как только нырнула в роскошную пуховую перину, тут же провалилась в глубокий сон.
  

ГЛАВА 25

   Я открыла глаза и уставилась в темноту. Ясно помню, что мне снились цифры. Дико выплясывая, они кружились вокруг меня в безумном хороводе и вопили каркающим графским голосом. Но что же разбудило меня?
   Я приподнялась на локте, прислушиваясь к темноте. Все было тихо. Отяжелевшие веки сами собой смежились, и не прошло и минуты, как я вновь забылась сном. И...проснулась. Я не сразу поняла отчего. Комната была залита лунным светом, но чувствовалась какая-то тревога.
   - Помогите...
   Неясный крик прорезал тишину. Он прозвучал так невнятно, так надрывно... Какие-то секунды я еще вслушивалась, пытаясь осознать, что происходит. Но затем спрыгнула с кровати и подскочила к двери. От резкого порыва в глазах все поплыло. Чтобы не упасть, я на миг оперлась о стену. Голову, словно налитую чугуном, тянуло вниз. Повернув ключ, я открыла дверь и, держась о дверной косяк, выглянула в коридор.
   - Помогите...
   Зов шел издалека, оттуда, где были две башни и переход между ними. Сквозь обволакивающий туман сна я вспомнила дыру на лестнице и чудом державшиеся камни в стенной кладке. Неужели кто-то пошел через башню и провалился? Или попал под обвал?!
   Зов повторился. Такой далекий, еле слышный. Не медля, я бросилась к комоду, но только с третьей попытки зажгла свечу. В глазах все еще плыло, одолевала зевота. Даже тревога не стряхнула слабость дрёмы. Вялые руки не слушались, голова клонилась к низу, и мне казалось, что я вот-вот осяду на пол и засну. Не отдавая себе отчет, только желая поскорее освободиться от душащих оков сна, я вылила в умывальную чашу всё, что осталось в кувшине, и, задержав дыхание, погрузила лицо в холодную воду. Дремота как будто немного отступила.
   Затем босиком, даже не заметив этого, я вышла в коридор и прислушалась. Крик не повторялся. Надо разбудить кого-нибудь. Время неумолимо шло, но тишину не нарушал ни единый звук. Почему же молчат? Почему не зовут на помощь...Я боялась думать, что могло означать это безмолвие.
   Ближайшая комната - Джессики. Но даже сейчас моя глупая неприязнь не позволила обратиться к ней. Я прошла дальше и постучала в дверь Жаннин. Через пару секунд постучала сильнее, но ответа всё не было. Надавив, я обнаружила, что дверь не заперта. Не церемонясь, вошла. Только трепещущий огонек моей свечи освещал спальню. Я различила широкую кровать под балдахином, но мне показалось, что в ней никого нет. Света было недостаточно, чтобы убедиться в этом. И вдруг я вновь уловила неясный крик. Он подтолкнул меня к действию. Пройдя в комнату, я осветила кровать. В ней и впрямь никого не было.
   Задумываться об этом было некогда. Я бросилась к двери Джессики. Но и тут меня постигла неудача. Я громко стучала, не боясь разбудить весь дом. И уже готова была кричать сама, лишь бы кто-нибудь откликнулся и поспешил в башню вместе со мной.
   И опять я услышала зов:
   - Помогите...
   Мне почудилось (но это все из-за нервов, думала я в тот момент), что крик прозвучал гораздо ближе и как-то настойчиво.
   - Помогите...- вновь повторилось глухо и натужливо, но как будто где-то рядом.
   Надо спешить. Надо помочь. Надо узнать - серьезно ли ранен человек; а потом я сбегаю за помощью. Но, по крайней мере, он будет знать, что его услышали, что его спасут!
   Я дошла до лестницы, ведущей вниз, в холл. И на миг замерла. Можно сразу же спуститься на второй этаж и позвать Дамьяна или спуститься еще ниже и позвать слуг, ночевавших в замке.
   Огонь свечи озарял желтым пятном лестничный пролет. И в этом пятне через все ступеньки уродливо тянулась моя длинная тень. Внезапно я почувствовала тревогу. Но не прежнюю тревогу за того человека, что зовет на помощь. Нет, это была какая-то необъяснимая тревога, как та, что охватила меня в сторожевой башне, когда я слышала шаги.
   Я отошла от лестницы и ступила в черный проход башни, пристроенной к дому. До соседней, где разрушены ступени, идти совсем чуть-чуть: только пересечь квадратную башенную площадку и короткий переход, соединявший обе башни. Но я отчего-то медлила.
   - Помогите...
   Сдавленный крик беспомощно затих в глубине. Я никак не могла понять, кто зовет: мужчина или женщина. Уж слишком неясный, слишком тихий был крик. Я подняла свечу над головой, будто пытаясь разглядеть кричавшего...Что было не так в этом крике? Что же тревожило меня? Странное, необъяснимое чувство, будто все неправильно, будто что-то не так.
   Опять одолела сонливость. Чем дольше я стояла, чем сильнее всматривалась в черноту перехода, тем тяжелее становились веки. Нужно идти, нужно узнать, что там стряслось...
   Я набрала в грудь воздуха и крикнула:
   - Я иду, слышите меня, я уже иду...
   Тишина...А потом все таким же натужливым криком отозвались:
   - Быстрее...
   Что я здесь стою, трусиха! Там человек в беде! Придерживая полы халата, чтобы не запутаться, я двинулась вперед. И почему кричали так тихо...так неестественно тихо? Все же надо было спуститься вниз и позвать слуг! И где Жаннин и Джессика - вдруг ни с того ни с сего подумалось мне. И сон...этот предательский сон. Мысли хаотично кружились в голове, но я никак не могла ухватить их и обдумать. С каждым движением по телу разливалась дремотная вялость.
   Я позвала. Но в ответ услышала только тишину. Преодолев переход, я ступила в башню.
   Тишина... Я пересекла верхний ярус и принялась спускаться. Ступени были ужасно высокие. "...Будто строили для гигантов" - вспомнилось мне сравнение Жаннин. Жаннин...где же ты? И почему меня так тянет в сон? Уж, не из-за твоего ли отвара?!
   - Где вы, отзовитесь? - позвала я в темноту, голос нервно дрогнул и захрипел. - Не молчите!
   Я остановилась на площадке. Дальше шел разрушенный пролет. Не так. Все не так!
   - Где вы? - через силу выдавила я, всматриваясь в темноту перед собой. Рука со свечой онемела, но я вытянула ее, чтобы осветить лестницу.
   Впереди ни намека, что там кто-то есть. Только пугающей пустотой зияла дыра. Я заглянула в нее. Нижнего пролета, расположенного у самого основания башни, даже не видать. Только чернота. Если бы кто-то провалился, то падать пришлось бы высоко. И вряд ли он остался бы жив. Я задрала голову, осматривая стену. В разломе наверху нависали выбившиеся из кладки камни.
   Внезапно на освещенной стене задвигалась тень. Я неотрывно смотрела, как она медленно скользит по заплесневелым камням. И вдруг все осознала! Я будто увидела, как человек притаился в темноте угла за моей спиной и выжидающе следил за мной... Теперь же он медленно подходил...Он был уже совсем рядом...
   Какой-то животный инстинкт толкнул меня сделать шаг назад. Этот один единственные шаг спас мне жизнь. Потому как в тот же миг стоявший сзади напал на меня. Я не успела обернуться, чтобы защититься. Мой крик разорвал тишину. Меня сильно ударили по спине раз, а потом еще и еще так сильно, что я пошатнулась и упала на колени, выпустив из рук свечу. Темнота окутала нас, как удушливое покрывало. Я напрасно пыталась отклониться. Остервенелые удары сыпались один за другим. Но прекратились так же внезапно, как и начались. Похоже, нападавший надеялся, что подловит меня, когда я буду стоять на ступенях и, упав, соскользну прямо в пролом на лестнице. Но я шагнула назад! И упала на площадке, а не на ступенях.
   В следующую секунду нападавший с силой толкнул меня в истерзанную спину. Но я, упершись дрожащими руками в пол, сохранила равновесие и устояла. Он не сдавался, пытаясь столкнуть меня вниз. От боли и напряжения, я ослабела. Тело плохо подчинялось. Но не смотря ни на что я удерживалась изо всех своих малых сил. И, не переставая, кричала. Хоть кто-нибудь должен же услышать меня!!!
   Я чувствовала, как трясутся ослабленные руки. Силы стремительно иссякали. И вдруг мои потные ладони соскользнули по камню. Я пластом упала на живот. Тотчас нападавший резким рывком подтянул меня на ступени. В отчаянной попытке спастись я перевернулась набок, руки судорожно зашарили вокруг, выискивая хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Доски подо мной нещадно заскрипели. В нос ударил запах древесной гнили. Я с ужасом представила, как от нашей яростной борьбы ветхие, полуразрушенные ступени обваливаются, и я лечу вниз.
   Внезапная мысль, подобно вспышке молнии, ослепила меня. Ослепила своей безумной надеждой. Веревочные перила! Конечно же, веревочные перила...только бы дотянуться! Не знаю, как мне удалось извернуться, но я ухватила в темноте веревку и намертво вцепилась в нее, подтянув ноги к подбородку и вжавшись в стену, подальше от опасного места. Нападавший в тот же миг безжалостно навалился на меня всем весом. И я почувствовала, что ладони заскользили по веревке... В отчаянии я начала брыкаться, стараясь скинуть его с себя...
   И вдруг...О Боже, где-то в переходе послышались неясные голоса. Я закричала. Закричала так, что легкие обожгло. Нападавший замер. Его сиплое дыхание прорезало тишину. Башня наполнилась множеством встревоженных голосов спешивших сюда людей. Держись, только держись...уже сейчас, еще чуть-чуть...
   - Я здесь! Помогите! Помогите! - надрываясь, закричала я.
   - В атаку! - разнесся вдруг по всей башне боевой клич полковника Редлиффа.
   Казалось нападавший в нерешительности. Нет, я не видела его. Сжавшись, я впечаталась в стену, намертво стиснув в кулаках веревку, и боялась, неимоверно боялась открыть зажмуренные до рези глаза. Но я всем существом ощущала, как он застыл, как весь напряжен, обдумывая путь бегства. И вот он шагнул вперед, мимо меня. Я почувствовала, как дощатый настил прогнулся, протестующе скрипя, под нашим весом. Подняв голову, я всмотрелась в темень, но различила только неясную движущуюся черноту. Нападавший, прижавшись к противоположной от дыры стене, быстро преодолел опасный участок и ринулся вниз.
   По стенам заиграли размытые пятна света, заплясали тени. И уже в следующий миг на меня, воинственно пыхтя, выскочил полковник, в сапогах, ночной рубашке ниже колен и шерстяном колпаке с облезлой кисточкой, свесившейся на грозно напыженный нос, необычная краснота которого была заметна даже в тусклом свете. Я была настолько напряжена, что мой мозг отмечал каждую деталь.
   - Где они?! - зычно крикнул он, поднеся к моему лицу свечу. - Где эти поганцы?!
   Он раздувался, часто дыша, и делал страшные глаза, предвещавшие всем врагам лютую смерть. Я только обессилено качнула головой, указывая, куда скрылся нападавший. На что полковник Редлифф раздосадовано выругался и возмущенно воскликнул:
   - Ага, испугались английского офицера! Вернитесь и сразитесь, бесстыжие трусы! Сразитесь лицом к лицу! - и, обратившись ко мне, волнительно сообщил. - Эти твари повсюду! Они как вши - против них нет никаких средств! Но я раздавлю этих злобных сипаев!
   Тут подоспели и другие. Я увидела Джордана, с вытянутым лицом, который как ни странно смотрел прямо на меня, а не в потолок. Испуганных и обеспокоенных слуг. Кто-то бросился мне помогать, а кто-то побежал будить хозяев.
   В изнеможении я разжала скрюченные пальцы, выпустив спасительную веревку. Все тело одеревенело. С осторожностью, без лишних движений, отдававшихся болью, я вползла на ровную площадку. Я была на краю забытья, когда резкий голос Дамьяна вернул меня в действительность.
   - Что здесь происходит?
   Я нашла в себе силы поднять глаза. Рядом с ним, чуть ли не прижимаясь всем телом, стояла Джессика. В ее глазах отражалось злорадство. За их спинами появилась запыхавшаяся Жаннин. Она куталась в плед и была страшно бледна. В толпе даже мелькнула залысина мистера Уолтера, чему я позже сильно удивилась. Так как только всемирный апокалипсис мог бы поднять его с постели и хоть как-то обеспокоить, а вовсе не несчастье с какой-то там мисс Сноу.
   Все это я охватила за долю секунды. А в этот миг Дамьян, оттолкнув от себя Джессику, бросился ко мне.
   - Дьявол! - взревел он не своим голосом. - Дьявол тебя побери! Ты неугомонная, сумасшедшая чертовка! В какие приключения тебя потянуло на этот раз!
   Он опустился передо мной на колени и, не щадя моего ломившего от боли тела, сграбастал на руки. Я застонала. Но он со злостью рявкнул:
   - Терпи, дуреха! - и прижал к себе еще сильнее. Мне почудилось, я услышала, как затрещали кости. - Какого рожна тебя понесло сюда! Глупая, глупая...
   - Я не сама...хотела помочь...- попыталась оправдаться я, но слабый голос не слушался, слова застревали где-то в горле. Я прижала голову к его плечу. Все хорошо. Теперь я в безопасности. Но, уже проваливаясь в беспамятство, я уловила тихие, почти неслышные слова, сказанные торопливым шепотом и предназначавшиеся только для слуха Дамьяна.
   - Мистер Клифер, - я узнала голос Джордана, - я тут нашел кое-что... Ваш хлыст, сэр!
   После помню смутно. Меня положили в теплую постель, смазали раны какой-то зловонной мазью, напоили горячим молоком, закутали в одеяла, обложили грелками. Помню искаженное лицо Дамьяна, склонившееся надо мной. Его белесые брови были свирепо сдвинуты, а на лбу пролегла глубокая морщина.
   Проснулась я от ноющей боли на спине и плечах. Я старалась не шевелиться, чтобы не растревожить раны еще больше. Прямо к кровати было пододвинуто кресло и сейчас в нем крепко спала Жаннин. Укрытая пледом до самого подбородка, она откинула голову на спинку и, приоткрыв рот, мирно посапывала. Лишь бы не разбудить ее! Чего мне сейчас не хотелось, так это хлопотливой возни вокруг меня.
   В комнате было по-утреннему сумрачно. В носу щекотало от въедливого запаха мази, впитавшегося в постельное белье, и сырости, какая всегда бывает под утро в холодной комнате. Я лежала совершенно неподвижно. Не вздыхала и не глазела в потолок. Глаза были закрыты, руки сложены на груди поверх одеяла. Я лежала так тихо, что если бы Жаннин открыла глаза, чтобы проверить состояние пострадавшей, то она, с ее то актерским воображением, могла бы запросто удивиться, не обнаружив в руках у меня зажженной свечи и креста.
   Зато я могла подумать. Перед глазами неотступно стояла картина ночной борьбы. Я до сих пор ощущала на теле горящие отпечатки цепких, сильных рук, толкавших меня в пролом.
   Шок, который я испытала, оказался гораздо сильнее, чем я ожидала. Ведь я была на краю гибели! И если бы не случайность, если бы я не увидела тень на стене, не шагнула назад от ступеней, то сейчас бы лежала на нижнем ярусе башни со сломанной шеей.
   Теперь то я со всей ясностью понимала, что меня заманили в ловушку. А я, как глупый, доверчивый щенок повелась на приманку и бросилась в расставленные сети!
   Я же с самого начала ощущала что-то неладное. Неестественно тихий, неясный крик - разве так зовет на помощь попавший в беду человек? Этот спектакль предназначался для меня одной. Только я должна была слышать этот крик. Я, а не весь дом!
   Сейчас без колебаний могу сказать, что зов, разбудивший меня, доносился отнюдь не из башни. А отсюда из коридора. Нападавший вынужден был подойти к моей двери, чтобы разбудить меня, но звал очень тихо, талантливо играя голосом. Ему пришлось потрудиться, поскольку из-за отвара я провалилась в забытьё и проснулась не сразу. Ах да, отвар! Похоже, он тоже часть спектакля. Нужно было ослабить меня - и как этого добиться? Конечно же, снотворным!
   Я вспомнила, как стоя в коридоре, мне казалось, что крик звучит где-то поблизости. Нападавший был уверен, что ничем не рискует, что кроме меня некому слышать его, и потому мог запросто совершать маневры, перемещаясь то в башню, то в коридор, наблюдая за мной и подталкивая своим криком о помощи. Получается, он знал, что в соседних комнатах никого нет! Но как же он мог знать? Если только...Стоп! Я не должна возводить напраслины! То, что женщин не было, еще не означает, что кто-то из них напал на меня. Рассуждай здраво...у них могли быть свои дела. Ночью? Да, ночью!
   Ну, Джессика то понятно. Тут и гадать нечего - она стояла рядом с Дамьяном, прижималась как-то...как-то уж слишком по-собственнически, будто даже в такую минуту хотела показать мне, что только она может владеть им...И, возможно...хм...у нее вошло в привычку не ночевать в своей комнате. Уж слишком откровенно она временами смотрит на него. И, естественно, об их отношениях и о том, что Джессика проводит ночь не в своей комнате, мог знать и нападавший.
   А вот Жаннин... я приоткрыла глаза и покосилась на спавшую в кресле женщину. Она все также сладко посапывала, вздрагивая губами и что-то лопоча во сне. Заботы о пострадавшей не сильно волновали ее, и она без зазрения совести отдалась во власть Морфею. Мне вдруг пришло в голову, что утром так крепко спать может только человек, прободрствовавший всю ночь.
   Где же ты была, Жаннин? Если это она выманила меня и ждала там, в башне, тогда многое сходится. И отвар, напичканный снотворным, чтобы вялость свела на нет мое сопротивление, а затуманенный дремой мозг не сообразил раньше времени, что происходит. И крики, так мастерски разыгранные, что я встревожилась и, не раздумывая, пошла на зов. Кроме того Жаннин могла знать, что в соседней комнате никого нет, и Джессика не станет случайной помехой в ее изощренном плане. Мне припомнилось наш вечерний разговор, когда она так душевно желала мне спокойной ночи. Еще тогда мне почудилась какая-то деланность в ее поведении...Неужели это она?! И все же... Да, бесспорно, у нее был повод. Она жаждала стать хозяйкой Китчестера не менее страстно, чем ее сын. И все-таки меня не оставляло сомнение.
   Сквозь полуопущенные веки я с пристрастием вглядывалась в ее лицо. Розовое, полное, простоватое, но если всмотреться, заметны завистливые складки в уголках губ и не разгладившееся даже во сне выражение жадности. Но способна ли Жаннин на хладнокровное, тщательно продуманное убийство? И если да, что помешало ей сделать это сейчас, когда мы одни в комнате, а я беспомощна и измучена болью?! И разве могла бы она так спокойно развалиться в кресле и, словно невинный младенец, предаваться мирному сну, если бы полночи с хладнокровием приводила в исполнение план моего убийства?
   Я слышала, как Жаннин неоднократно говорила, оправдываясь, что бывают ночи, когда ею овладевает такой чудовищный голод, что, измучившись сильными спазмами в животе, она вынуждена спускаться на кухню и перехватывать чуток холодного мясца и кусочек сыра, чтобы до утра успокоить разбушевавшийся желудок.
   - Голод - он нестерпимее самого мучительного недуга! - восклицала она при этом. - И если затягивать с "лечением", то он только обостриться и...страшно подумать, какие могут быть последствия! А поесть я люблю! И не вижу в этом преступления. Ростбифы ведь не жарятся исключительно ради созерцания их пленительной красоты!
   Возможно, и в этот раз она прокралась на кухню и усиленно предалась самолечению, втихаря разделавшись с кусками мяса, за которыми последовал приличный ломоть ее любимого козьего сыра, и, запив все это удовольствие домашним элем, предотвратила тем самым страшные последствия своего чудовищного голода.
   И потом, размышляла я, оглядывая рыхлую фигуру, развалившуюся в кресле. Жаннин была не маленькая. Очень даже не маленькая. Конечно, в сравнении с тетей Гризельдой она проигрывала. Толщина ее фигуры была еще далека от совершенства в отличие от тетушкиной, но и с таким недостатком Жаннин казалась весьма грузной особой. Однако нападавший был куда проворнее, умудряясь не только бесшумно двигаться, но и достаточно быстро перемещаться. Правда, мне вспомнилось, граф однажды упоминал, что во времена своей актерской молодости Жаннин танцевала в кордебалете...
   Я старалась припомнить все, что хоть немного отпечаталось в памяти о нападавшем. Но как не усердствовала, он так и остался скрытым под покровом тьмы. Единственное, в чем я была уверенна, так это в ненависти, лютой ненависти, владевшей им. Сейчас я ругала себя самыми суровыми словами, что мне не хватило сил или...смелости обернуться и посмотреть ему в лицо. Даже сквозь темень, даже с затуманенным сознанием я бы смогла понять - кто же это! Но нет...нападавший, все тщательно продумал! Тьма, внезапность, снотворное и, конечно же, дикая, всеохватывающая боль от ударов - помогли ему ослабить меня и...остаться неузнанным, когда его кошмарный план не удался.
   Почему, он не смог столкнуть меня?! Впрочем, я отнюдь не кроха, а довольно рослая особа. И совсем не принадлежу к тем заморенным девицам, которые надрываются, взяв в руки зонтик, или сгибаются под тяжестью сервировочного чайника. Я всегда с гордостью думала, что устою и выдержу там, где любая из этих девиц шлепнется в обморок и раскиснет. А ведь так и случилось! Я смогла выдержать, смогла противостоять! Противник недооценил меня! И, кроме того, я не раз читала, что, в борьбе за свою жизнь, человек способен выделывать такие трюки, какие не под силу и ярмарочным гимнастам.
   Этот некто не выходил у меня из головы. Кто же это? Кто еще кроме Жаннин мог подсыпать в отвар снотворное? Может, я зря пытаюсь найти оправдания для нее? Если же не она, то кто?
   Изо всех сил я пыталась сдержать ломившиеся в душу подозрения и страхи. Я отвергала их. Я призывала себе на помощь все мыслимые причины, которые подтвердили бы неприемлемость того объяснения, которое неотступно преследовало меня и страшило. Голос разума я слушать отказывалась. А разум приводил очень веский довод: если он женится на тебе, то все равно не будет полновластным владельцем Китчестера, а если ты умрешь, замок целиком перейдет в его руки! Все кричало во мне: посмотри, посмотри в лицо фактам. Не было бы тебя на пути, все было бы в его руках. В руках Дамьяна!
   И его хлыст...я ведь слышала торопливый шепот Джордана, о том, что там был хлыст. Но как он очутился там? Дамьян никогда не расстается с ним! А что если... что если он не только хотел убить меня, но и отомстить, потешив ненависть, пылавшую в нем, из-за того, что я сама воспользовалась этим хлыстом, спасая Джудит от его домогательств?! Может быть, поэтому нападавший с таким рвением полосовал мне спину!
   Мог ли Дамьян пойти на убийство? "Да, мог!" - с внезапной ясностью поняла я, вспомнив холодную жестокость, с какой он расправлялся с препятствиями, вставшими у него на пути. Но как же Джессика, ведь они были вдвоем?! Да, но в его ли спальне? Может быть, они вдвоем и придумали весь этот изощренный план?... Чего действительно хотел Дамьян? Хотел ли он быть единоличным владельцем поместья? И вообще знала ли я Дамьяна?
   "Хватит!" - осадила я себя, чуть ли не со злостью. Если продолжать в том же духе, можно надумать таких отвратительных вещей, от которых самой же будет стыдно! Все мои подозрения необоснованны. Пока единственное, что я знала - моя жизнь в опасности. Преследования, шаги, смазанные петли - все это не игра моего воображения. Тот, кто хочет избавиться от меня, действовал без колебаний и вряд ли оставит свои попытки.
   От этой мысли мне стало жутко. Я неосознанно сжала заледеневшие пальцы в кулак, и заметила это только, когда ногти больно впились в ладонь.
   Жаннин все так же спала. За то время, что я размышляла, она ни разу не пошевелилась и, если бы не сладкое посапывание, можно было подумать, что в кресло усадили восковую куклу мадам Тюссо.
   Стараясь не шуметь, я поднялась, скривившись от боли. Лежать больше не могла. Спина нещадно ныла. Да и тело отекло от долгого лежания. На цыпочках пройдя в туалетную комнату, я заметила чашу с водой. За ночь вода стала совсем ледяная. Я вспомнила, как окунула в нее лицо, стараясь избавиться от сонливости. "И это тоже спасло меня", - мелькнуло в голове. Если бы я хоть на время не приободрилась, то до башни доковыляла бы уже сонная и обессиленная.
   Окунув руки в воду, я приложила влажные ладони к лицу и на миг застыла так. Если я останусь здесь, то непременно случиться еще что-нибудь, подумала я. Если останусь... Стоит ли рисковать, чтобы вновь столкнуться с неизвестным, который хочет, чтобы я исчезла. Я не знала, как быть. Сегодня утром Найтингейл Сноу казалась мне почти незнакомкой, которая сильно во всем сомневалась и к тому же была страшно растеряна.
   Боялась ли я? Да, очень! Тогда в чем же дело? Мне ведь ничего не стоит собрать свои немногочисленные вещи и сегодня же покинуть Китчестер. Возможно, тот человек вздохнет с облегчением, если я не буду маячить у него перед носом. Ничто не удерживает меня здесь - кроме моей собственной воли.
   Смочив полотенце, я осторожно протерла красные рубцы на плечах и спине, до которых смогла дотянуться. Еще долго шрамы будут напоминать мне о сегодняшней ночи. Глаза защипало, нахлынули запоздалые слезы. Я как будто ясно ощутила обжигающее прикосновение хлыста к своему телу. Вмиг ослабев, я облокотилась на полку, сдвинув в сторону кувшин и чашу. И стояла так, закрыв глаза и пытаясь успокоиться.
   И вдруг раздался какой-то скрип, от которого сразу ёкнуло сердце, настолько я была взвинчена. Обернувшись на звук, я увидела, как медленно открывается дверь. Я уже приготовилась к самому страшному...Но за дверью оказался всего лишь старый граф. Увидев меня на ногах, он тут же заголосил, сотрясаясь всем телом от натуги:
   - Ты чего это шастаешь, безобразница! А ну марш в постель! Тоже мне, геройствовать вздумала! Вон какая белая, будто муку раздувала! Того и гляди, без чувств бухнешься. На кой мне тут вторая чахоточная истеричка?! Сейчас твоя показушная выдержка никому не нужна! Лучше отлежись...И куда только эта тетеря смо...а-а-а храпит тетеря и в ус не дует...
   Стариковскому возмущению не было предела. Неизвестно сколько времени он еще многословил бы, если бы я не прервала его весьма наглым образом. Слезы уже прекратились, но вот мой нос все еще пребывал в плаксивом состоянии и, раскиснув, тёк самым неподобающим образом. Бестактно шмыгнув носом, а потом еще парочку раз, я поспешно отвернулась от графа и, пройдя к комоду, вытащила оттуда носовой платок и дерзко высморкалась.
   - Ну, что разнюнилась, как садовая лейка! - ответил на это бескультурье дед. - Неразумно с твоей стороны так раскисать из-за глупой шутки!
   В первый момент я не поняла, что имеет в виду граф, говоря о глупой шутке. С тугим скрипом, достойным медлительной старой телеги, до меня наконец-то добрался смысл его слов. Я никак не могла поверить, что граф мог так интерпретировать то, что произошло сегодня ночью.
   - Глупая шутка?! - выкрикнула я. Какой же бред, так думать! Я держалась на грани, еще мгновение и я сорвусь в истерике. - Это не шутка! Это совсем не шутка! А если кто так шутит, то таким шутникам место на виселице!
   Я возмущенно уставилась на деда. Он же без тени смущения подошел к креслу, где спала Жаннин, сном настолько крепким, что наши громкие голоса ни сколько не потревожили его сладости, и совсем неделикатно тряхнул ее за плечо. Та тут же распахнула круглые глаза, и ей хватило всего дольки секунды, чтобы сообразить, что происходит. Столь моментальная реакция вызвала у меня заслуженные подозрения в глубине и безмятежности ее сна.
   - О, Найтингейл, ты уже проснулась, - проворковала она, моргая глазами, словно прогоняя остатки дремы. - Но что же ты встала, тебе нужно лежать, набираться сил.
   И эта туда же...Я пристально всматривалась в ее глаза, изучала выражение лица, стараясь уловить хоть какие-то признаки волнения или нервозности. Если это она была в башне, то, возможно, выдаст себя.
   - Ага, опомнилась, тетеря! - гаркнул дед ей в самое ухо. Его хиленькая фигурка на фоне выпрямившейся в кресле Жаннин смотрелась весьма убого. Но это не помешало старику в горячке гнева сорвать с нее плед и, забросив его за кровать, сунуть остолбеневшей Жаннин под нос худосочный кулак.
   - Вот, что ты у меня получишь! Будешь знать, как отлынивать! Тебя сюда зачем посадили - свиным храпом стены сотрясать? Девочка еще слишком слаба, чтобы вставать!
   - Вот и я об том же... - пролепетала женщина, затравленно косясь на меня.
   - Граф, успокойтесь же! - попыталась усмирить я его, но вошедшего во вкус старика остановить теперь могла только хорошенькая встряска, которая на пару минут ввела бы его в отрезвляющий ступор. Только изрыгнув из себя всевозможные проклятия, он, наконец, утих и отослал бедняжку на кухню, приготовить для меня мазь и настой, а также отправить сюда служанок перестелить свежее белье и принести завтрак.
   Когда мы остались одни, дед усадил меня перед собой и достаточно мягко, что дало основание считать весь выплеснутый на Жаннин гнев - очередным разыгранным действом, - заговорил со мной:
   - Роби, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. На твоем месте я бы тоже принял за правду столь очевидный вывод. Но подумай, как следует. Не надо принимать скоропалительных решений...
   - Скоропалительных?
   - Поистине скоропалительных...
   - Вы, похоже, говорите о чем-то мне неизвестном, граф, - не выдержав, грубо прервала его я.
   - Ну, не лезь в бутылку, Роби. Если ты спокойно подумаешь над тем, что произошло ночью, ты поймешь - это была шутка. Да, жестокая, безобразная шутка. По-видимому, он хотел припугнуть тебя или проучить за что-то...
   - Он? Вы полагаете, в башне был Дамьян? И он всего лишь подшутил надо мной?! - я была просто поражена таким нелепым заявлением.
   - Конечно же, Дамьян! Кто еще, мог пойти на такую беспринципную выходку. А ты сама разве не видела, кто тебя стегал?
   - Нет. Было темно.
   - Не важно, все и так ясно. Джордан сообщил мне, что нашел его хлыст. А мальчишка не позволяет никому брать свои вещи. И выкинь все эти чертовы мысли, будто он хотел избавиться от тебя... Знаю, знаю, что творится в твоей беспокойной голове. Согласен, он перестарался, запугивая тебя. За это он еще ответит у меня... Но не в его правилах бездействовать и выпускать из рук, то, что ему требуется.
   - Нет, это не была шутка, - отрезала я и твердо произнесла. - Меня хотели убить! Поверьте, я способна отличить "шутливые запугивания" от покушения на жизнь.
   - Дитя мое, полежи пару дней, наберись сил. Знаешь, как хорошо думается, когда нечем заняться кроме как разглядывания мух на потолке. Вот все и обдумаешь, - как ты умеешь, - здраво, рассудительно. Уверен, ты прислушаешься и согласишься со мной.
   Нет же, нет! Всем предшествовавшим событиям находилось одно объяснение, и оно казалось наиболее вероятным. Меня хотели убить! Но граф твердо намерен думать, что меня запугивали! Ясно, что я не смогу разубедить его.
   - Надеюсь, ты не поддашься страхам из-за этого инцидента и не сбежишь из Китчестера? - тем временем вопрошал граф. - Будет прискорбно, если ты дашь слабину, на что, видимо, и рассчитывал Дамьян.
   Хитрый старик, не щадя, играл на моей гордости. Но я все еще сама не знала, как поступлю.
   - Ну все, ложись и дыши глубже... Главное спокойствие.
   - Я собиралась спуститься.
   - Вот еще, надумала! Спустишься, когда я скажу, что ты здорова.
   - Но мне надо поговорить с...
   Он опять нетерпеливо прервал меня, отмахнувшись.
   - Оставь! Хочешь, чтобы все подумали, что здесь что-то нечисто? Хорошенькую же ты кашу заваришь! И Дамьяна под монастырь подведешь.
   Почему дед так упорно выгораживает его? Похоже, старика больше волнует благополучие Дамьяна, чем мое, его недавно обретенной внучки? Или же он тревожиться за Китчестер? И все же, что бы дед ни говорил, я не была уверена, что в башне меня поджидал именно Дамьян.
   В комнату после робкого стука вошли служанки. Одна принесла душистый куриный бульон и горячие гренки. Другая несла постельное белье. Пока они перестилали кровать, дед молчал, отойдя к окну и заложив руки за спину. Похоже, он хотел еще поговорить, но, ожидая, пока мы останемся одни, передумал. Однако, прощаясь, беспокойно сказал, нервно подергивая редкую растительность на дряблом подбородке.
   - Как бы то ни было, ты подверглась опасности. Роби, девочка моя, если с тобой что-то случиться... - Он не договорил, его лицо исказилось, будто от боли. - Это урок всем нам. В дальнейшем тебе надо быть осторожной...Последствия такого рода приключений могут быть самыми неожиданными.
   Вскоре появилась Жаннин с печатью тревоги и озабоченностью на лице. Убедившись, что гневная физиономия графа, с выступившей от переизбытка эмоций, испариной не мелькает в пределах видимости, она зашла в комнату и, поставив поднос со склянками и стаканом с мутной жидкостью, стала по-хозяйски переправлять только что заправленную постель.
   - Как ты себя чувствуешь, Найтингейл? - спросила она после ловких манипуляций с одеялом и подушками. - Господи, мы все испереживались! Я просто глазам не поверила, когда прибежала вслед за слугами, увидела тебя, насмерть вцепившуюся в веревку. На какое-то мгновение я подумала, жива ли ты?
   - Я живучая, - сказала я, заглядывая ей в глаза, - со мной не так-то легко справиться.
   - Это утешает, - ответила Жаннин, наклоняясь и небрежно одергивая свисавшие концы простыни. - Только, когда Дамьян нёс тебя на руках, мы так не думали. Когда ты оказалась под одеялами и начала стонать и метаться, выдавая нам в бреду какую-то детективную историю про убийства, Джессика, помню, предложила послать за викарием, но Элеонора окатила ее таким злым взглядом, что твоя страсть к детективам могла быть вот-вот удовлетворена.
   - О, даже не вериться, что леди Редлифф заступилась за меня!
   - Ага, и мне с трудом. Но мы же одна семья! Эллен вон тоже озаботилась и принесла для тебя кучу лекарств и мазь. И кстати, я была права, мой мальчик все-таки увлекся тобой. Как я и предсказывала! Он так перепугался за тебя, что у меня сразу отпали все сомнения!
   Она умильно посмотрела на меня, а затем открыла баночку со зловонной мазью и кивком головы велела мне лечь, чтобы смазать рубцы. Я послушно растянулась на кровати, оголив спину.
   - Жаннин, а что, по-вашему, случилось со мной? - напрямик спросила я ее, следя за ней поверх задранной мне на голову ночной рубашки.
   - Э-э, - на мгновение замялась она. - Мы ждем, когда ты сама все расскажешь. Однако граф Китчестер уверен, что над тобой жестоко подшутили.
   - А это так?
   - Откуда я знаю, Найтингейл?! Ты так спрашиваешь, как будто я там была...Спроси у Дамьяна, возможно, он ответит тебе более определенно.
   - Вы думаете, что на меня напал ваш сын?
   - Господи, да ничего я не думаю! Хотя это в его духе. Я не удивлюсь, если это правда. Только не пойму, зачем ты пошла через башни, я ведь тебя предупреждала еще в день приезда, что ходить там опасно. Да и потом, какие неотложные дела могут быть ночью?
   А какие у тебя были дела, Жаннин? Я чуть было не ляпнула это вслух, но вовремя сдержалась, понимая, что все равно не услышу правды.
   - Я и сама не пойму, зачем. Наверное, была в беспамятстве, - сказала я, наблюдая за ней. Но ничего подозрительного на ее благодушном лице не наблюдалось.
   - Между прочим, Дамьян приказал не отлучаться от тебя, и я клятвенно пообещала смотреть за тобой, пока его не будет. Мало ли что с тобой опять случится. Ты такая непоседа!
   Она как-то хлипко вздохнула, будто пытаясь загладить прозвучавшую в ее голосе насмешку.
   - Он куда-то уехал? - спросила я вдруг осипшим голосом.
   - Еще ночью. Сразу же, как убедился, что с тобой все в порядке. Правда, сначала они с графом полаялись. Тот обвинял его. А мы слышали, как Дамьян выкрикнул: "Мне и это записать на свой счет?!". А старик ответил: "А на чей же?"...
   - А что Дамьян?
   - Не знаю, - Жаннин пожала плечами, ее как будто не интересовал этот вопрос. - Дальше он говорил тихо. Слышно было только старика, он орал, что Дамьян "перешел все границы"... Ну, вот и все! Еще пару деньков и твои раны заживут. Скоро и не вспомнишь о них. А теперь ложись, я укрою тебя и подоткну одеяло, чтобы было удобно. Не хочу, чтобы что-то тревожило твой сон.
   От такой безграничной заботы я переполнилась чувствами, и у меня с еще большим рвением, чем прежде, зачесались руки, совершить нечто непозволительное с суетившейся надо мной, как наседка над цыпленком, миссис Клифер.
   - Я принесла тебе особый отвар, он хорош после нервных потрясений.
   - Спасибо, вы так заботитесь обо мне.
   - Тогда выпей. Сама не поверишь, как быстро тебе полегчает.
   Я взяла у нее стакан двумя руками, придерживая за изогнутую ручку серебряного подстаканника, и прижала к груди, согреваясь его приятной теплотой. Пряный аромат трав щекотал нос. Я поднесла стакан к губам. Но отпить так и не решилась.
   - Не могу я сейчас ничего пить, - вырвалось у меня, - я слишком устала.
   - Надо выпить. Вот увидишь, как боль сразу уменьшится.
   - Потом, - вяло сказала я и поставила стакан на столик. Жаннин обреченно вздохнула.
   - Хорошо, выпьешь потом.
   Я сделала вид, что засыпаю, хотя через полуприкрытые веки продолжала следить за ее лицом. Жаннин молча смотрела на меня. Я же застыла, притворившись спящей. Ее лицо в этот раз ничего не выражало. Наконец она тихо вышла из комнаты. После долгого прислушивания, я вскочила, не обращая внимания на боль, и повернула в замке ключ.
   Когда я осталась одна, я поняла, что, и впрямь засыпаю. Мысли путались, сказывалась нервное напряжение, не отпускавшее меня.
   Во время разговора или решение пришло только что, но я вдруг осознала, что не могу уехать из Китчестера. Я должна остаться и выяснить - верны ли мои самые страшные подозрения? Или же опровергнуть их! Я думала о Дамьяне. И именно из-за него я должна узнать правду. Что бы ни случилось, я не могу бежать отсюда сломя голову, и потом всю жизнь обвинять себя в трусости
   Взяв стакан, я подошла к окну и выплеснула его содержимое. Темные капли потекли по серым камням замка. А я вернулась в постель, и аккуратно завернувшись в одеяло, задремала.
  

ГЛАВА 26

   Граф Китчестер проявил поистине колоссальное беспокойство, продемонстрировав всему семейству дедовскую любовь, и продержал меня в постели целых три дня. Сам он почти всегда находился возле меня и выглядел гораздо счастливее, чем когда-либо, услаждая мой слух воспоминаниями о своей разгульной молодости. Похоже, ему до такой степени пришлась по душе его новая забава - опекать меня, точно беспомощное дитя, - что я вынуждена была усомниться в том, что он действительно хочет моего выздоровления.
   Все в доме волновались за меня. Иногда я ловила себя на мысли, что отношение ко мне как-то изменилось. Будто бы я перестала быть только гостем и стала полноправным членом семьи. Даже леди Редлифф оставила свои неугомонные нападки на меня и один раз в день удостаивала меня чести лицезреть свою особу, восседавшую на краешке кресла. Она садилась в одной и той же позе - левую руку манерно держала на коленях, ладонью вверх, а правой, придерживала шляпку на голове, словно опасаясь, что я ненароком чихну, и головной убор под натиском столь грозного оскорбления свершит акт позорного бегства со своего благородного поля боя.
   Когда же в страждущем порыве я все же однажды неумышленно чихнула, Элеонора, услышав недопустимые в порядочном обществе звуки, вытянулась штакетиной, каждой мышцей своего старого тела выражая протест к столь непростительной неловкости. Однако, к моему несказанному удивлению, смолчала, значащим взглядом дав понять, что делает это исключительно из чувства расположения ко мне.
   Ее внезапное расположение зашло так далеко, что она потрудилась вызвать доктора. И все эти дни меня навещал крепкий коротышка из Эмбер-Виладж с круглой головой, блестевшей лысым черепом, и, будто в комплект ей, круглым саквояжем, блестевшим натертой кожей и громыхавшим медицинскими инструментами, наверняка, созданными для пыточных экзекуций, а не для такого благородного дела, как спасение человеческой жизни.
   Впрочем, спасением доктор Тодд не занимался, а отбывал свой рабочий вызов, разглагольствуя о сокрушительном наступлении шарлатанов, торговавших диковинными, но, воистину, вредоносными "пилюлями от всех болезней", бесчестно обворовывая порядочный люд. Сам доктор Тодд, в отличие от них, получал деньги честным путем, хотя его практика была не более полезна для больного, чем диковинные пилюли его несметных противников. Поэтому на его посещения, я и граф смотрели, скорее как на увеселительное мероприятие.
   А вот мази Эллен, в отличие от докторских примочек, очень даже помогли. Жаннин регулярно смазывала мне спину, и уже к моему выходу из заточения, рубцы стали практически незаметны. Но от таблеток, которые Эллен принесла в огромном количестве, я решительно отказалась. Мне необходимо быть начеку, а не приглушать разум непонятными лекарствами.
   За это время Дамьян так и не появился. Граф был спокоен на его счет и не уставал повторять, что "собака всегда возвращается домой, как бы ее не тянуло в лес". Я же была рада, что его нет, потому как в эти дни, обессиленная и физически, и душевно, я не могла бы скрывать своих чувств. И, боюсь, совершила бы немало опрометчивых поступков, о которых потом сожалела бы.
   Наконец, отлежавшись и, получив графское напутствие не лепить из мухи слона, я вышла на свет божий и тут же закрутилась в водовороте суеты. И суета эта была связано не с Китчестером и таинственным незнакомцем, шаставшим по темным коридорам и грезившим избавиться от моего надоедливого существования, а с тихими и мирными (если можно так сказать о тетушке и Финифет) обитателями Сильвер-Белла.
   Ранним утром того достопамятного дня, когда дед соблаговолил отменить постельный режим и разрешил мне покинуть комнату, чтобы размять ноги и вдохнуть свежего воздуха, я получила письмо от тети Гризельды. Очень интригующее письмо! С четырьмя восклицательными знаками, двумя многоточиями и одним грандиозным намеком на таинственное, но судя по эмоциям, лившимся через край письма, знаменательное событие.
   Честно сказать, я не предала особой важности ее намеку. Тетя, если ей сильно требовалась, могла с большим искусством напустить таинственности на самые незначительные вещи. А так как приближались долгожданные августовские гуляния, с многолюдными ярмарками и азартными конкурсами, где мерялись всем, чем щедро наградила матушка природа - от самого крупного овоща, до самой изощренной поросли на лице, - то поводов к загадочным намекам с каждым днем становилось все больше. Однако тетушкина просьба "принарядиться" и официальная карточка с приглашением на ужин, не только поставили меня в тупик, но и вызвали обостренную деятельность воображения.
   Надо сказать, что ни тетя Гризельда, ни кто-либо из Сильвер-Белла не знал, о том, что случилось со мной. И у меня не было никакого желания делиться с ними. Иначе выгребная яма, в которой, по словам графа, находился Китчестер, покажется ему райскими кущами по сравнению с тем местом, куда вгонит его разрушительный гнев тети Гризельды.
   В Гарден-Роуз я, как и полагается, прибыла в коляске, а не верхом, хотя у меня мелькнула такая шальная мысль при виде тосковавшей все эти дни без прогулок Дамми. Чтобы хоть как-то скрасить ее тоску я стащила несколько наливных яблок из тех запасов, что хранились на столе в потертой шляпе кучера. Кто-то до меня (только один вездесущий проныра мог засунуть сюда свой веснушчатый нос) уже успел унюхать заполнивший всю конюшню медовый аромат яблок и, судя по надкусанным огрызкам, валявшимся в опилках на полу, оприходовал уже немалую их часть.
   Финифет встретила меня с глубокомысленным лицом. Еле сдерживаемый поток слов просился наружу, но, не доверяя языку, она держалась почти на пределе своих возможностей, с рвением закусив губу, чтобы не разболтать мне все секреты. И я сразу поняла - к тетушкиному намеку надо отнестись серьезно.
   Никогда еще меня не встречали в Сильвер-Белле столь официально. С натянутой улыбкой, предназначенной скорее суровой Дадли Додд, чем любимой племяннице, тетя поздоровалась со мной и, не обняв, и даже не протянув руки, села обратно в кресло, примостившись на самый-самый краешек. Так чинно не сидела сама леди Редлифф у моей постели. Это обстоятельство заставило меня напрячь свой наблюдательный аппарат, и я заметила поистине странные вещи.
   Стол был накрыт лучшей скатертью, отделанной кружевами и вышитой фиалками. На нем, расставленный в строгом порядке, красовался праздничный сервиз - особый сервиз, который доставался только по самым знаменательным датам, а все остальное время стоял на полочках серванта, протираемый каждый день от пыли и тщательно осматриваемый на наличие трещин. Никаких клубочков, рулонов или обрезков ткани, книг и прочих бытовых мелочей в комнате не наблюдалась. Повсюду царила строгость.
   Фини так и не появилась в гостиной, а хлопотала на кухне. Тетя Гризельда напряженно молчала, нервно сцепив руки. Она непрерывно бросала тревожные взгляды на фарфоровые часы с кудрявыми пастушками в розовых платьицах, а затем переводила на окна, за которыми виднелась уличная калитка. Не было никаких сомнений, что к ужину ожидались гости. Причем настолько значительные, что тетя лишилась своей обычной невозмутимости.
   Сибил появилась в тот момент, когда я уже пребывала в не меньшей, чем тетя, тревоге, гадая, что же это за важная птица, поставившая на уши весь дом. Однако, увидев подругу, на меня снизошло озарение.
   Более нервного создания я не видела. Непослушными пальцами Сибил теребила кружевную косынку, накинутую на плечи, и беспрестанно одергивала бледно-желтое кисейное платье с рукавами-фонариками и полукружием крохотных бантиков на лифе. Заколотую на затылке косу, украшала желтая лента, завязанная скромным бантом. Несмотря на бледность, Сибил была очень хорошенькой. В огромных сияющих глазах плескался океан счастья.
   - Сибил! Я так рада за тебя! - воскликнула я, вскочив и подбежав к ней. Крайне взволнованная, она бросилась мне на шею и призналась, что считает себя счастливейшим существом на земле. Поздравления я принесла с таким жаром и восторгом, что едва ли их можно передать словами. И хотя Сибил попыталась унять мой пыл, пробормотав, что я поздравляю преждевременно, все же не могла сдержать переполнявших ее чувств.
   - Ты правильно догадалась, Роби... - подала голос тетушка, наблюдая за нами. Только интонация ее была отнюдь не радостная, а наоборот какой-то вымученной.
   - Мы ждем Готлибов? - уточнила я на всякий случай.
   - Мне пришлось пригласить их. Мистер Готлиб намекнул, что ему надо обсудить со мной одно "дельце", - дала пространный ответ тетя. В этот раз ее голос была недалек от замогильного.
   - Но почему с вами? - удивленно спросила я, начиная понимать причину ее растерянности.
   - Я не знаю, - беспомощно отозвалась тетя. Наверное, впервые в жизни мисс Уилоуби демонстрировала такую непростительную слабость.
   Готлибы задержались почти на четверть часа от назначенного времени. Когда же они соизволили явиться, то нечто весьма неотложное задержало Финифет на кухне, поэтому она была вынуждена открыть дверь с большой заминкой, а после с медлительностью, внезапно возникшей в ней, проводила гостей в комнату. Под недовольные жалобы мистера Готлиба о нерасторопности служанки, Фини удалилась, стрельнув в тетю Гризельду торжествующим взглядом.
   Оба родителя молчаливого Рэя, стоявшего позади них, отличались крупным телом и громким голосом. Их появление внесло в дом шумное и суетливое оживление. Миссис Готлиб, перенесшая тяжелую болезнь, из-за чего Сибил проводила долгие дни, ухаживая за больной, вовсе не имела на лице признаков недавнего недуга, а выглядела пышущей здоровьем и весьма окрыленной тем достойным угощением, какое уже успела унюхать.
   Отец Рэя с окладистой бородой и тяжелым цепким взглядом был столь же говорлив, сколь его сын молчалив. Сразу же после обмена любезностями, мистер Готлиб завел речь о строительстве второй кузни, которое проходило также успешно, как и строительство библейского ковчега. Он возомнил, что кузня эта сыграет не менее грандиозную роль в его бизнесе и обретет важность не только для уилтширцев, но и для всех англичан, а может быть и всего человечества, чем черт не шутит!
   Однако тетушка пребывала в уверенности, что, несмотря на хвалебные гимны кузнечному ремеслу, гости предпочитают сразу перейти к более насущным делам, чем посвящать нас в премудрости своей профессии на голодный желудок. Поэтому она предложила пройти к столу, что и было принято под шумное одобрение.
   За столом влюбленные украдкой переглядывались. Хотя взгляды Рэя, сидевшего с таким видом, словно у него во рту взорвалась желчная жаба, я скорее угадывала, чем замечала. Парень низко навис над тарелкой, не зная, как приспособить свои громадные руки, чтобы на фоне белоснежной скатерти они не выглядели такими грязно-красными из-за огрубевших мозолей. Он нервно прятал то одну, то другую руку под стол, почти ничего не брал с блюд, и было заметно, что ему совсем не до еды и пища, жестким комом, встала ему поперек горла.
   После разговоров о ковке лопат для мистера Бредли и обрешетки на окна мистеру Претчу для защиты от дурных соседских коз, которые повадились лазить на кухню, чтобы полакомиться вымоченными в капустном рассоле яблоками из бадьи, мистер Готлиб проникся прелестью момента и решил, что это самое подходящее время для обсуждения "дельца".
   - Милейшая мисс Уилоуби! - напыщенно произнес он, поднимаясь и не замечая, как тяжело задышала тетя. - Я не силен в словах... Говорю - как рублю с плеча: прямо, кратко, по существу. Я не ветряная мельница - без толку молоть не стану! Так что не гневитесь, если чем не угожу.
   - Ну, что вы, мистер Готлиб, разве я когда...
   - Сразу видно, вы женщина разумная. Так что мы с вами столкуемся!
   - Столкуемся?
   - Ни для кого не секрет, что мой сын и ваша...э-э...подопечная испытывают привязанность. Я бы даже сказал - привязанность, проверенную временем.
   - Но был ее ужасный дядя! - вставила, повизгивая, миссис Готлиб. - Вы же помните его, Гризельда? Трудный был человек, ой, трудный! Если бы все осталось по-прежнему, нашему мальчику пришлось бы отказаться от своих юношеских порывов.
   Я взглянула на Сибил - она была чуть бледнее вареной свеклы у себя в тарелке.
   - Но сейчас препятствий никаких нет, милейшая мисс Уилоуби, поэтому я смею надеяться, что вы с одобрением отнесетесь к этой...затее и благословите их брак.
   Тетя уже давно оставила попытки скрыть свои чувства. Она в упор смотрела на довольного собой мужчину и постукивала ногтем указательного пальца по рифленому краешку тарелки.
   - А как же Тильда?! - наконец, громко выразила она донимавшую ее тревогу.
   - А что Тильда? Вы так много сделали для девочки, что мы, да и не только мы, вся деревня, считает, что вы ей гораздо ближе, чем ее родная тетка, не правда ли, дорогая Нел?
   - Чистая правда!
   Слова, не знавшего чуткости, кузнеца глубоко ранили подругу. До сих пор она не смирилась с тем, что тетка не смягчилась к ней. В надежде, что однажды ее простят (никто так и не понял, в чем она провинилась) и откроют дверь Равен-Хауса, она все еще ходила к старому дому, хотя уже не так часто, как раньше.
   - И подумайте, милейшая Гризельда, разве я могу просить благословления для сына у сумасшедшей?
   - Она не сумасшедшая, - прошептала Сибил с дрожью в голосе.
   - Сумасшедшая, девочка! - отрезал мужчина, сурово вперив в нее глаза. - И мы запрещаем тебе всякие попытки наладить контакт с ней!
   - Вы не можете запрещать ей, милейший мистер Готлиб, - подозрительно мягко отозвалась тетя. - Пока что она еще моя подопечная, как вы только что сами сказали.
   - Ну разумеется, миле...дорогая мисс Уилоуби. Так вы благословляете?
   - Ее выбор я благословлю от всего сердца.
   - Тогда все решено! - облегченно воскликнул мистер Готлиб, как будто бы совершил самую трудную в своей жизни сделку. Похоже, у него были сомнения на счет тети Гризельды. И сомнения, как оказалось, ненапрасные. Поскольку тетя вдруг встала из-за стола и, извинившись, сообщила, что ей нужно срочно переговорить с мисс Рид наедине.
   - Вы чем-то недовольны? - сразу ощетинился кузнец.
   - О, ни в коем случае.
   Они удалились из комнаты, и над столом повисла гнетущая тишина. Исподтишка я глянула на Рэя. Он уставился в тарелку и сосредоточенно водил по ней вилкой. Только рука была так напряжена и с такой силой сжимались пальцы, что острым зубьям ничего не стоило оставить на хрупком фарфоре глубокие борозды.
   Когда вернулись тетя и Сибил, мистер Готлиб немедленно потребовал открыть ему результат их обсуждения. С непроницаемым лицом тетушка сообщила:
   - Моя подопечная подтвердила, что она добровольно принимает предложение вашего сына, Рэя Готлиба. А я со своей стороны благословляю ее на этот...ответственный шаг.
   Ночевать я осталась у тети, о чем еще утром было оговорено с графом Китчестером. Старику не нравилось мое решение, но он вынужден был согласиться.
   Все в этот вечер были настроены на разный лад. Сибил что-то напевала под нос, наматывая на катушки разноцветные нитки мулине. Ощущение тихой радости и любви придавало приятное оживление ее лицу, и она выглядела красавицей. Фини, как всегда бурчала, но уже была увлечена свадебным меню и решительно заявила, что не позволит грубым кузнецам, не видевшим в жизни ничего кроме молота, готовить угощение.
   - Как представлю, во что они превратят такую чуткую вещь, как воздушный бисквит, так сердце кровью обливается! Дудки! Пусть едят свои отбивные, а мы уж в грязь лицом не ударим!
   Тетя же не велась на уговоры экономки обсудить меню и уже составить план приготовлений, который потом еще тысячу раз подвергнется жесточайшей критике и переписи. Она утопала в кресле и задумчиво следила за пляшущим огнем в камине. Когда через полчаса Сибил, сладко потягиваясь и позевывая, поднялась к себе в комнату, тетя сурово воскликнула:
   - Ох, как я волнуюсь за девочку! Не будет она счастлива в этом доме!
   - Она любит Рэя, - сказала я. - Ради него она готова терпеть все, даже тиранию Готлибов.
   - Ты знаешь, насколько я далека от романтики. Мне она всегда была чужда...ну, почти всегда. Я смотрю на этот брак с практической стороны - нашу Сибил там попросту заклюют. Теперь я жалею, что так необдуманно дала согласие.
   - Разве вы могли отказать? - спросила я с сомнением.
   - Конечно, нет. Я не деспот какой! Но я не имею никакого официального права на девочку! Как же я могу благословлять их?!
   - Но кто же, как не вы, тетя? Вот уже несколько лет Сибил живет здесь под вашей опекой. То, что юридически ваш статус опекунши нигде не зафиксирован - не меняет сути дела. И мистер Готлиб прав - Тильда Пешенс, возможно, уже давно выжила из ума. Кто ее видел в последнее время?...Никто. Мы совсем не знаем, что случилось с ней. Только со слов ее служанки. Но ведь и служанка не отрицает, что тетка Сибил не в своем уме. Вряд ли она выйдет из своего добровольного заточения за тем, чтобы расстроить свадьбу племянницы.
   На лице тети появилась слабая улыбка. Я знала, что она согласна со мной и что она переживает вовсе не из-за Тильды Пешенс. Ее тревожило будущее девушки в доме Готлибов.
   Ночью я долго не могла уснуть и все размышляла о Сибил и Рэе. Будет ли подруга счастлива с человеком, который так подчинен воле отца? Для Сибил это будет все равно, что возвращением в былые времена, когда она находилась под давлением Пешенсов.
   Утром мы обе вышли в сад. Я намерена была поговорить с ней.
   Роса стояла обильная. Воздух, густой, водянистый, был пропитан дождем. Мы, держа в руках корзинки для яблок и цветов, углубились в заросший изумрудной зеленью сад. Носы туфель тут же промокли от росы и покрылись темными пятнами.
   - Роби, почему мне так повезло? - не удержалась и воскликнула Сибил, когда мы принялись срезать цветы. - Я никогда не думала, что буду так счастлива! Как бы мне хотелось, чтобы ты ощущала то же самое!
   - Если Господь смилостивиться и ниспошлет на одну маленькую деревеньку столько своей дефицитной благодати, что нам хватит ее на двоих, тогда, может быть, я и испытаю то чувство, что сейчас владеет тобой.
   Она пропустила мою иронию и продолжала с тихим восторгом мечтать о том времени, когда станет миссис Рэй Готлиб. И все же я уловила затаенную печаль, когда она говорила о родителях жениха. Как бы она не была ослеплена любовью, Сибил ясно понимала, что жизнь в доме мужа будет далеко не безоблачной. Я не стала ходить вокруг да около и откровенно поделилась с ней своими соображениями. Но, проявив несвойственное ей упрямство, девушка и слышать ничего не хотела, сообщив, что с милым Рэем ей не страшны никакие трудности.
   - Я готова работать в их доме от зари до зари! Лишь бы его семья приняла меня, а он сам не мог бы сказать обо мне ничего дурного. Я не подведу его!
   - Но ты же так хотела заниматься любимым делом! Как же твои замечательные эскизы?
   - О, я не брошу шить. Об этом не беспокойся, - произнесла она чуть взволнованным голосом. - У них большая семья, и я не буду сидеть сложа руки.
   Я не верила своим ушам. Такая покорность была совершенно в духе той Сибил, задавленной и запуганной, что жила под гнетом своего дяди. Как будто бы любовь к Рэю полностью лишила ее чувства собственного достоинства. В ответ на мое возмущение она лишь спокойно улыбнулась.
   - Когда любишь, то свои собственные желания и устремления не имеют значения. Только то, что важно для любимого.
   - Сибил, то, что ты говоришь, похоже на рабскую преданность, а не взаимную любовь.
   - Возможно...но не это ли любовь, когда ты полностью отдаешься человеку - и душой, и разумом? Не это ли счастье - быть допущенной к его сердцу, разделять с ним его заботы, и быть единственной подругой в его радостях и бедах до самой своей смерти! Не удовольствие ли - преданно заботиться и служить любимому мужу, оберегая каждый его день, каждый час и минуту его жизни? Вечную благодарность должна питать девушка, отмеченная таким благословением.
   - А что же твои радости и беды? Мне претят глупые предрассудки, будто семья состоит только из мужа, а жена - какой-то бесполезный, бессловесный и совершенно ничтожный придаток, обязанный, как ты говоришь, до самой смерти служить мужу! Я жду, что мой избранник будет считаться не только с моим мнением и желаниями, но и ценить мой ум, мои чувства и поступки. А не лошадиную покорность! И моя личная свобода будет для него так же важна, как и собственная. По мне, любовь основывается на взаимности, а не на подчинении.
   - Да...наверное, так и должно быть. Но я не читала так много книг, как ты, не получила образования, как у тебя, и потому слишком невежественна, чтобы судить о таких вещах. Я живу так, как подсказывает мне сердце. А оно... не совсем принимает твои современные взгляды... И поверь мне, Рэй уважает и любит меня, но он никогда не встанет против воли отца. Для него это также немыслимо, как зимой знойный полдень.
   Вот так с присущей ей чуткостью и мягкостью Сибил дала понять мне, чтобы я не вмешивалась в ее дела, и что она приняла решение и не отступится.
   Свадьбу решено было играть в середине октября. Как раз к этому сроку мистер Готлиб обязался уладить все вопросы по назначению Рэя младшим компаньоном. Он все еще лелеял мысль воспользоваться свадьбой сына в деловых интересах и пригласить возможных клиентов и людей со связями. Поэтому щепетильному и гонявшемуся за солидностью кузнецу хотелось, чтобы венчание прошло в главном соборе Солсбери. Но тетя осталась глуха к его намекам и непонятно откуда взявшейся уверенности, что она может оплатить такие расходы.
   - Наверняка граф Китчестер не откажется от приглашения, - осторожно высказался мистер Готлиб, и мы вмиг поняли, откуда дует ветер такой нахальной уверенности. - А знатному гостю негоже ютиться в той развалюхе, что стоит у нас на центральной площади!
   - А с чего бы ему принять его? - жестко спросила тетя. - Я не герцогиня Йоркская, чтобы мои приглашения не могли отклонить.
   - Но, милейшая Гризельда, вы же воспитали его внучку, - сладко проговорил мистер Готлиб. - Весь Гарден-Роуз только и трещит о том, что мисс Сноу пользуется большой благосклонностью графа и его гостеприимством. Он должен быть вам весьма признателен.
   - Это не повод клянчить у него деньги на оплату ваших амбициозных нужд! - не церемонясь, рявкнула тетя, не стесняясь смутить кузнеца. Его торгашеские планы уже начинали злить ее.
   Мистер Готлиб был весьма догадливым человеком, хоть и провел всю свою жизнь в убийственной жаре кузницы, где даже жестяное ведро с водой для питья нагревалось в считанные минуты, что уж говорить о слабых мужицких мозгах. Поэтому он оставил эту болезненную для обоих тему и безнадежно вздохнул, простившись с мечтами о титулованном госте, и возможном, если он сумел бы себя правильно подать, а он бы сумел, попечителе его бизнеса.
   После обеда за мной прибыл экипаж. Тетя провожала меня в подавленном состоянии. Ее совсем не радовало то, с какой стороны показали себя Готлибы. И хотя она всю свою жизнь прожила с ними бок о бок, их истинное лицо открылось ей только сейчас. Нет, тетя ни в коем случае не была против Рэя, ей нравился этот "большой тихоня", тем более ее подопечная испытывала к нему теплые чувства, как говорила тетушка. Она питала надежды, что семейная жизнь изменит парня и он не останется таким тюфяком навечно.
   В дороге кучер, не умолкая, делился радостными новостями. Его дочь та самая, что замужем за фермером из Хэмптшира на днях родила сына. Ребенок, как и следовало, вылитый ангелочек! Правда, сам новоявленный дед еще не видел внука, но посыльный мальчишка детально описал малыша и при этом клялся и божился, что прирастет к колючему чертополоху, если только ляпнет хоть слово неправды. Мистер Дамьян же был так добр, что предложил кучеру съездить в Хэмптшир - проведать дочь и внука. И обещался сам уладить этот вопрос с милордом.
   - Мистер Дамьян? Но ведь его нет в Китчестер, - поразилась я. И следом подумала, что, если кучер не залил за воротник на больших радостях и действительно общался с Дамьяном, то еще более удивительно, что тот выразил заботу о слуге да к тому же вызвался похлопотать за него!
   - Он приехал в обед, мисс. Я как раз собирался за вами, а тут они подкатили...
   - Они?
   - Ну да. С мистером Клифером была гостья, юная леди.
   - Юная леди?! Вот как...- сердце неприятно кольнуло. - А он объяснил, кто она такая?
   Хотя с чего Дамьяну объяснять это старому кучеру, тут же одернула я себя и покосилась на мужчину, заметил ли он мою растерянность.
   - Когда я выезжал, он только крикнул, чтобы я поспешил и доставил вас без всякого промедления.
   Вот значит как. Дамьян ждал меня, и при том не один. Я в волнении просидела оставшуюся часть дороги до замка и так сильно задумалась, что, когда мы подъехали, спрыгнула с козел (где сидела и в этот раз), не попрощавшись.
   Я и сама ждала встречи с ним. Я должна была поговорить. И хотя я не верила, что Дамьян вот так возьмет и выложит мне всю правду, если той ночью именно он пытался убить меня. Единственное, что я могла - это заглянуть ему в глаза. Может быть, в их глубине я отыщу ответ? "Могу ли я верить ему?" - вновь и вновь спрашивала себя. Мне еще предстояло разобраться, насколько оправданы мои подозрения. Сейчас же в голове по-прежнему была полная мешанина.
   Джордан, открывший дверь, сообщил, заинтриговав еще больше, что меня ждут в музыкальной гостиной. Я буквально пролетела расстояние до нее.
   В комнате собралось немало народа. У окна, придерживая тяжелую портьеру рукой, стояла Джессика, с отсутствующим выражением глядя куда-то вдаль. Жаннин, охая и хватаясь за сердце, воодушевленно вещала что-то из жизни актрисы, осаждаемой толпами поклонников. У рояля, тихо перебирая клавиши, сидела Эллен, казалось, грустная мелодия полностью захватила ее. Тут же стоял мистер Уолтер. Впервые он не чирикал в записной книжке и не обращался, закатив глаза, к потолочной музе, а пребывал в расслабленной позе, жмурясь и скрестив на груди руки. Его лицо было полно блаженной неги, а точеные, похожие на девичьи, белые пальцы отстукивали по темному сукну пиджака в такт мелодии.
   На подлокотнике дивана (будто нет более удобного места) сидел Дамьян. Развернувшись вполоборота и опершись локтем о стенку дивана, он нависал над расположившейся рядом с ним гостьей. С крайне увлеченным видом он взирал на девушку, которая вся порозовела и расцвела под его взглядом. Это была Виолетта.
   Удивление при виде нее быстро прошло, сменившись каким-то раздражавшим чувством досады и обиды на Дамьяна. Некоторое время, незамеченная, я стояла в дверях, наблюдая, как он улыбается ей, как что-то тихо говорит, от чего Летти по-глупому хихикает, а затем он чуть наклоняется к ней и убирает со лба светлую прядь.
   Прикусив губу, чтобы только сдержать себя и не броситься сломя голову через коридоры и лестницы в свою комнату, где можно было бы выплеснуть свой гнев на этого беспринципного Казанову, я вошла в гостиную.
   - Лети, вот так сюрприз! - воскликнула я, протягивая руки. Руки дрожали, но подруга была совсем ненаблюдательна, и вряд ли она изменилась за время, проведенное в Лондоне. С грацией, вбитой ей изнуряющими занятиями с маркизой Грэдфил, она поднялась и направилась ко мне.
   - Найтингейл, а вот и ты! - не менее жизнерадостно воскликнула Летти. Наверняка Жаннин обзавидовалась столь мастерски сыгранной сцене.
   И все же я была рада нашей встрече, несмотря на клокотавший во мне вулкан ревности. О, да! Я не могла отрицать, что ревную. Ревную глубоко, сильно, так, как не ревновала в библиотеке, когда наткнулась на него и Джудит. Но, может быть, волна ненависти, захлестнувшая меня в тот момент, и была ревность?
   После бурного приветствия, Виолетта рассказала, как очутилась в Китчестере. С мистером Клифером она совершено случайно столкнулась на улице Солсбери. Тернеры приехали поездом из Лондона, и пока мистер Арчибальд нанимал экипаж, мать с дочерью решили зайти в кондитерскую и попотчевать себя горячим шоколадом и клубничными вафлями.
   - Мистер Клифер был чрезвычайно галантен, и сразу же узнал меня, - она стрельнула в Дамьяна откровенным взглядом, от которого даже лондонские мужчины, с давно выработавшимся иммунитетом к столь убийственным средствам нападения, навеки сраженные, падали к ее ногам. - Хотя виделись мы с ним всего один раз. Тогда, когда его лошади понесли у школы, ты помнишь, этот презабавный случай, Найтингейл?
   - Нет, презабавного не помню...
   - Ах, ну да, как же я забыла - сама серьезность и чопорность.
   От этого заявления Жаннин, сидевшая напротив нас рассмеялась и по-приятельски добавила, обратившись к Летти:
   - Да, мы все успели заметить, что одно из достоинств нашей Найтингейл - строгость. Скажу по секрету, даже леди Редлифф не в силах поколебать ее невозмутимость и заставить трястись от страха перед собственной внушительностью.
   И куда только это достоинство испаряется, как только в пределах моей видимости оказывается Дамьян?! Я робко покосилась на него. Все это время я усердно отворачивала голову и не смотрела в его сторону, опасаясь выдать свое состояние. Но он был поглощен моей подругой и не скрывал своего восхищения, чем, похоже, приводил в бешенство Джессику, все еще стоявшую в оцепенении у окна. Виолетта обладала тем, что делало ее опасной для мужчин и чего не было во мне - неотразимой красотой, соблазнительностью и умелым кокетством. Поэтому при одном только взгляде на нее, Джессика, поняла, что встретила сильного противника. Меня же, как я потом убедилась, она вычеркнула из этого списка, наделив некой аурой несуразной оплошности.
   - Мистер Клифер сообщил нам, что ты гостишь в Китчестере, - тем временем излагала свой рассказ Летти. - Мне захотелось тут же тебя увидеть. И тебя, и этот восхитительный замок. Как же тебе повезло, Найти, что ты внучка графа! Наверняка, замок достанется тебе. Зачем же тогда приглашать тебя сюда?! Ведь так?
   Неловкое молчание прервал подразнивающий голос Дамьяна:
   - Ну, а кому же еще, как не ей? Вы совершено правы, мисс Тернер.
   Она одарила его благодарным взглядом, не заметив, как все на миг задержали дыхание.
   Из дальнейшего рассказа мы узнали, что Виолетта упросила родителей, в особенности матушку, поскольку ее тихий отец во всем соглашался со своей женой, отправиться с мистером Клифером, любезно предложившим свою наемную коляску, в Китчестер. Миссис Тернер ни разу в жизни не была столь сильна характером, чтобы хоть в чем-то отказать любимой дочери. Но после клятвенных заверений Дамьяна в том, что нет нужды переживать за репутацию мисс Тернер, поскольку по пути они заберут некую экономку долгие-предолгие годы служившую в замке, за которой он якобы и приехал в Солсбери, доверчивая миссис Тернер благословила свою дочь и та, довольная предстоящим приключением, отправилась вместе с Дамьяом сюда.
   - Тебе смелости не занимать, - сурово сказала я, чем вызвала недовольное фырканье.
   Вскоре мы оставили гостиную и отправились бродить по замку. Восхищение домом часто прерывалось излияниями о дебюте. Летти успела поведать почти все, что с ней произошло за четыре месяца ее блаженной жизни в столице. После того, как подруга трижды повторила, пытаясь внушить мне трепет благоговения, названия всех мест, где побывала, и перечислила все титулы, с какими имела дело, она поняла, что меня не пронять и немного поубавила свой пыл.
   Уже перед самым отъездом в Гарден-Роуз Виолетта спросила и о нашей жизни. О себе я сообщила только то, что еще какое-то время прогощу в замке. После чего она пообещала навещать меня так часто, как только позволит ее чувство такта. В голосе я уловила нотки зависти. Они стали еще отчетливее, когда я сообщила ей долгожданную весть о Рэе и Сибил.
   - О, надо же, чурбан вылез из своей длительной спячки! - воскликнула подруга. - А я то думала, бедняжка Сиб до самой смерти будет ждать, пока он явит чудо! И когда великое событие?
   - В середине октября. Сразу же за твоим великим событием! - раздражено буркнула я. - Зато твой жених оказался достаточно прытким волшебником, чтобы вовремя явить чудо и вызвать твое расположение. А может уже и любовь? Тебе ведь все равно кем увлекаться - мясник не хуже графа или учителя танцев ...
   Раз ослабив вожжи, я уже не смогла остановиться. Ревность все еще кипевшая во мне требовала выхода. А обидные слова о Сибил дали мне необходимый повод, чтобы высказаться.
   - Ты злыдня! - визгливо выкрикнула Летти.
   Признаюсь, я никак не ожидала, что вызову такую бурю. Привычно топнув, девушка вдруг разревелась и бросилась по дорожке к конюшне, куда мы и направлялись. Почти у самого входа я догнала ее. И схватив за руку, заставила остановиться. Из ее неразборчивых бормотаний, прерываемых всхлипываниями, я вынесла только одно - причиной ее истерики был будущий муж.
   - В чем дело? Он тебе ненавистен? Неужели он так отвратителен? - я тараторила, одновременно вытирая ее лицо своим платком. - Тетя, конечно, рассказывала мне о нем, но совсем немного. Только то, что у него четверо детей и живет он прямо в мясницкой лавке.
   Неожиданно Виолетта откинула мою руку от своего лица и указательным пальцем тыкнула меня в грудь. Ее глаза только что полные горьких слез теперь горели яростным пламенем. Она заговорила жестко, чеканя каждое слово:
   - Никогда не смей упоминать при мне этого отвратительного человека! Его для меня нет!
   Я молча кивнула, не испытывая ни малейшего желания выяснять у нее подробности.
  

ГЛАВА 27

   Как-то граф удивил нас всех. После ужина мы собрались в музыкальной комнате и наслаждались общением друг с другом, обсуждая предстоявший деревенский праздник.
   По традиции, шедшей еще из глубин веков, когда Китчестеры всецело властвовали в этих землях, праздник проводился под покровительством их благородного имени, хотя устройством его, как, впрочем, и всей общественной жизни в округе уже давно занимался комитет. Но традиции есть традиции! И миссис Додд, как ярая их поборница, самоотверженно поддерживала покровительство Китчестеров. За неделю до праздника она носила в замок списки конкурсов, участников, призов, а также план самого мероприятия. И хотя вот уже полвека ни списки, ни план не претерпевали изменений, все же должны были быть просмотрены, одобрены и заверены рукой самого лорда или в крайнем случае его сестры. Разумеется, граф не утруждал себя подобной чепухой, а вот Элеонора, любительница благотворительности и всяких достойных дел, охотно поощряла стремление миссис Додд к традиционности, балуя тем самым свое сильно обострившееся в дни ее визитов чувство значимости.
   Сейчас же она испытывала самый натуральный катарсис, ругая на чем свет стоит главу комитета и разоблачая перед нами ее явственную никчемность.
   - Одному Богу известно, сколько выдержки я прилагаю, терпя Дадли Додд! Она вульгарна, как все общественные активистки, и чудовищно неделикатна! Эта женщина возомнила, будто я нуждаюсь в ней! И теперь с постоянством тугой на ум коровы навязывает мне свою персону и напыщенные разговоры о комитетских делах. Подумать только, она убеждена, будто я могу интересоваться такой мелочью!... Но что их ничтожная деятельность, без моего покровительства?! Я благоденствую их только по доброте душевной... А эти комитеты! Своим существованием они оскорбляют все цивилизованное общество Англии. Если бы в старые времена, хоть один оборванец заикнулся о подобном, его немедля отправили бы в Ньюгейт... А все виноваты северяне с их заводами и рабочими профсоюзами! Именно от них мы набрались всякой непотребщины!
   Едва ли граф когда-либо слышал о столь рьяной активистке как миссис Дадли Додд, да и дела комитета его интересовали еще меньше, чем прыщ на теле прислуживающего ему мистера Сноупса, человека почтенного возраста, непоколебимого в своей вере, что служить хозяину это самая большая милость, дарованная Господом. Поэтому он без особого энтузиазма выслушал обличительную речь сестры и, демонстрируя свое отношение к данному вопросу, скривился.
   - Пока Додд отбивает поклоны в твою честь, ты согласна терпеть ее хоть каждый день!
   - Что бы я ни чувствовала, - величественно изрекла на выпад брата леди Элеонора, выглядя чуть ли не святой, - я не могу забывать о своем христианском долге.
   - Для пущей правдивости посети хотя бы один раз облагодетельствованное тобой сборище.
   - Бог с тобой, Лемуэл! Ни один Китчестер не опустится до такой непристойности!... А вот наша Найтингейл несомненно бывала на сельских гуляниях, не так ли? Полагаю, тебе пришлись по душе местные развлечения... Это разумеется не Лондон. Но надо довольствоваться малым, если нет возможности насладиться большим. И как тебе "светское" общество - благородные свинопасы и доблестные лесорубы?
   - Я, видимо, счастливая, - небрежно ответила я, - поскольку чувствую себя уютно в любом обществе, даже в менее светском, чем том, о каком вы упомянули.
   Мой намек не достиг цели. Но у Элеоноры был сегодня боевой настрой, поэтому ей не требовались никакие дополнительные воспламеняющие средства.
   - Мне кажется, твоя громкая тетка, тоже стоит во главе комитета. Не удивлюсь, если она в приятельницах с вульгарной Додд. Два сапога пара...Вот откуда твои грубые замашки.
   - В таком случае благоразумно ли с вашей стороны находиться со мной в одной комнате?
   - Ты еще смеешь язвить мне!
   - Ну, что вы, я просто беспокоюсь за вас. Вдруг мои грубые замашки как-то повлияют на ваши строгие благовоспитанные принципы. Ведь говорят, с кем поведешься...
   - Дерзкая! Тебя следует выдрать, как паршивку, тогда в твоем языке поубавиться яда.
   - Вы не логичны, леди Элеонора, - вежливо ответила я. - Каких результатов можно ожидать от языка, когда страдает совсем другое место?!
   Это заявление на мгновение выбило старуху из равновесия, чем тут же воспользовался Дамьян и добил ее окончательно.
   - Мне припоминается, - лениво сказал он, обращаясь больше ко мне, чем к графу или его сестре - как старик однажды воспоминал о своих вылазках на такие вот сельские гуляния. Кажется, в молодости граф отнюдь не брезговал тамошним обществом и с явным удовольствием говорил о миленьких деревенских простушках...
   - Какое бесстыдство!
   - Почему же, это вполне естественное дело, не так ли, граф?
   Дед уже хохотал во всю и совсем не обращал внимания на побелевшее лицо сестры. С достоинством, присущим только ей и, может быть, королеве, Элеонора окинула всех нас ледяным взором, пробравшим замогильным холодом до самых костей. И сев, грозно нахохлившись, в позу каменной горгульи, принялась наводить на нас (ну, по крайней мере, так ей казалось) своим гробовым молчанием жуткий страх.
   То ли столь дорогие сердцу воспоминания о милых простушках, то ли в противоречие сестре, но граф вдруг засиял надраенным тазиком и гаркнул:
   - Сто тысяч ослов! - он стукнул себя кулаком по лбу. - Что мы как унылые пескари в болоте!
   В комнате воцарилась тишина, и даже Эллен перестала наигрывать на рояле, что делала безостановочно с самого прихода сюда.
   - Ты к чему это, старик? - спросил Дамьян, усмехаясь.
   - Про пескарей?
   - Да, нет, про них то, как раз понятно. Про ослов...
   - А-а-а, - глубокомысленно протянул дед. - Черти что на язык лезет!
   - Ты уж поосторожней с тем, что лезет! А то вон, как твою родню перекосило, - и Дамьян театрально обвел всех присутствующих издевательским взглядом.
   Столь вопиющее сравнение задело за живое сестру графа. Издав рык негодования, горгулья в кресле распрямилась, готовясь совершить контратакующее нападение на ненавистного ей жабеныша, посмевшего оскорбить самое святое - суть Китчестеров. Граф резко взмахнул рукой, осадив рвавшуюся в бой Элеонору. Той ничего не оставалось, как изобразить на лице глубочайшее презрение. Однако жест графа оказался не настолько красноречив, чтобы его могли понять такие тугодумы, как полковник Рэдлифф и Мэтью Уолтер. Для всех остальных было большой неожиданностью, когда оба жирафа вдруг одновременно возопили:
   - Позвольте, позвольте, что это вы сейчас сказали? - побледнев, а затем вмиг покраснев, проголосил поэт, от сильного волнения заикаясь.
   - Ослы? Где ослы?! - вскричал полковник. Владевший им только что глубокий сон, с перекатами храпа и заливистым свистом, оставил его бренное тело, хотя и ненадолго.
   - Я настаиваю, мистер Клифер, - потребовал Уолтер, вновь бледнея и уже не так взыскательно глядя на смутьяна. - Объясните, что вы имели в виду, говоря, будто бы родню графа Китчестера перекосило вследствие того, что граф имел неосторожность воскликнуть "Сто тысяч ослов!". Уж не думаете ли вы, что я...то есть, мы...
   - О-о-о! - восторгу полковника не было предела. - Сто тысяч ослов!!! И где же этот табун прячется, господа?!
   - Боже милосердный... - трагично издала леди Элеонора.
   - Заткнитесь все! - рявкнул граф, сквозь раскаты смеха. - Я хочу кое-что сообщить.
   - Тебе мало того сумасшествия, что уже твориться в этой комнате?
   - Ослы - это, конечно, не мулы...Мулов я уважаю больше, - вещал тем временем полковник Редлифф, попеременно заглядывая то под столик, то под диван и кресла. - Но и ослов ценю... Поверьте мне, ценю и люблю! Они исключительно рабо...рабо-то-способны...А если их откормить - у них вкуснейшее мясо! Клянусь честью ан...английского офицера!
   - Старик говори уже, не тяни кота за хвост. Мы все во внимании.
   Пропустив мимо ушей грубость Дамьяна, граф непринужденно развалился в кресле и затянулся трубкой, выдерживая значительную паузу. Когда же он решил, что мы уже достаточно извелись любопытством, он торжественно выдал:
   - Устроим званый вечер!
   В наступившей тишине карманный молитвенник леди Редлиф свалился с колен на пол. Она силилась что-то произнести, но из кривившегося рта вылетали лишь неразборчивые звуки. Многие не удержались от восклицания.
   - Не выпячивай так глаза, Нора! И не волнуйся - это не слабоумие! Мы живем здесь, как в гробнице! Когда мы последний раз устраивали прием? Ага! Уже и не помнишь! Тоска заела, того и гляди, заживо сгрызет и не подавится! Пора взбаламутить это стоячее болото. Унылые рожи мне уже осточертели, душа требует свежих, приятных глазу физиономий!
   - Чудесно, чудесно! - сильно волнуясь, защебетала Жаннин, прервав молчание, возникшее после речи графа. - Это мой первый бал! Правда, это не значит, что я не была...что я не вращалась...Театр, знаете ли...способствует...Ох! В общем, я так рада, так рада! Непременно закажу платье! Наверно, лучше заказать сразу готовое, чтобы без примерок... А вдруг не подойдет? Нет, лучше шить...Или, нет, заказать. Но какое? Вот в чем вопрос!
   И она начала обсуждать достоинства разнообразных тканей. В ее памяти всплыли и блестящий атлас и нежный китайский и французский шелк с перламутровыми переливами и невесомостью лебяжьего пуха; за ними последовали роскошная узорчатая парча и тяжелый мягкий бархат приятной гладкости; затем она заговорила о водопадах брюссельских и испанских кружев, снежной белизной сиявшие в ее воображении... Неизвестно, сколько еще она готова была услаждать наш слух перечислением всего мирового текстиля, намереваясь уже завтра отправить обширный заказ в Лондон, если бы эти мечты не были грубо прерваны ее сыном:
   - Умерь свой аппетит. Или у тебя есть деньги, чтобы заплатить за это?
   - Но ты же не будешь отказывать матери, Дамьян? - ядовито спросила Джессика. - Или миссис Клифер рассчитывает на щедрость графа?
   Выжидательно хлопая глазками, Жаннин переводила взгляд с сына на старика, и с большим беспокойством ждала, когда же кто-то из них соизволит ответить на этот первостепенной важности вопрос. Граф заговорил первый, но совсем не о том, о чем она так жаждала услышать.
   - Почему твоя безмозглая голова все перевирает? Я же ясно сказал "званый вечер", а не "бал"!... Нора, займись приготовлениями. Это событие должно быть в сентябре. Так что у тебя есть больше трех недель, а там посмотрим, когда назначим дату. Чуть позже я назову имена гостей...Найтингейл, реши, кого хочешь позвать.
   - Почему вдруг такая честь для нее?! - встряла Элеонора, наконец-то, обретя дар речи.
   Дед загадочно ухмыльнулся и принялся пыхтеть трубкой, выпуская, словно паровая труба, клубы дыма. Отчего Эллен закашлялась и прижала к носу пропитанный в солевом растворе платочек, специально носимый ею для защиты от едкого чада.
   - Неужели вам, Элеонора, не понятны намерения старика? - насмешливо отозвался Дамьян. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.
   - Значит, ты решился! - с надеждой в голосе, но очень сурово, воскликнула леди Редлифф.
   - Все решает Найтингейл! - отрезал граф. - Я только хочу представить свою внучку соседям. И потом, в сентябре у нее день рождение, я хочу отметить это событие.
   - Но мы уже двадцать лет не...
   По зловещему взгляду брата, Элеонора поняла, что развивать эту тему было бы неразумно.
   - Все решено! - гаркнул граф, его грушевидный нос грозно вздернулся. - Готовь прием, Нора, и смотри, чтобы мне не было стыдно перед внучкой.
   - Это ты надоумила его! - тут же обвинила меня Элеонора, когда старик покинул комнату.
   - Нет. Для меня это так же неожиданно, как и для вас.
   - Тогда он выжил из ума! Мы не можем позволить себе устроить прием. На какие деньги?
   - Граф без труда найдет деньги, чтобы объявить о счастливом воссоединении с внучкой, - насмешливо прокомментировал Дамьян. Его лицо оставалось непроницаемым.
   - Полагаю, тебя можно поздравить, наследница, - мило улыбаясь, проворковала Джессика. Если бы не колючий взгляд, я бы, еще чего доброго, подумала, что она не кривит душой.
   - Да, да, Найтингейл, мы поздравляем тебя, не правда ли Мэтью? - из-за платка, все еще приложенного к носу, слова Эллен получились тихими.
   - Что ты там бубнишь? Господи, даже в такую минуту ты не можешь не раздражать! Будто без тебя и твоей болезненной чувствительности не хватает проблем!
   - Извините, матушка, - убрав платок, произнесла миссис Уолтер. - Я только хотела сказать, как мы рады за Найтингейл...
   - Ты рада! Твой муж едва ли слышал хоть слово. Полагаю, он вдохновился тем, что его причислили к ослам, и с тех пор витает в облаках, сочиняя оду этим жалким животным.
   - Нет, нет, я все слышал, - прозвучал обиженный голос Мэтью Уолтера. - Любезная леди Редлифф, меня вдохновляют совсем другие...э-э...материи. Если вы выразите желание ознакомиться, то я сей же миг составлю список, где подробно...
   - Не выражу! - отрезала та и спокойным тоном продолжила. - После таких новостей многим из нас есть над чем поразмыслить. Особенно тем, кому необходимо задуматься о дальнейшей судьбе!... Как бы то ни было - все благополучно решилось. Я спокойна за репутацию Китчестеров...А теперь советую всем отправиться по своим комнатам...
   - Леди Редлифф, а вы не хотите узнать, что думаю я по этому поводу.
   - А тебе разве надо что-то думать, Найтингейл? Все уже решили за тебя.
   - Граф ясно сказал, что решаю я.
   - Но после официального представления тебя, как дочери Эдварда, ты становишься его единственной прямой наследницей.
   - Да, но граф Китчестер, как это случалось и ранее в истории рода, может назначить наследника по собственному усмотрению.
   - Но он этого не сделает, милочка, - отчеканила леди Редлифф.
   - Посмотрим! - многообещающе сказала я.
   Когда я поднималась в свою комнату, меня окликнула Джессика.
   После того, как Дамьян привез в замок Виолетту, она ослабила свое бдительное внимание ко мне. Ей не верилось, что он испытывает чувства к этой "пустышке", но зато явственно показал всем, что не увлечен мной. Все же Джессика допускала, что Дамьян может жениться на мне из-за замка. Но отсутствие разговоров о возможной женитьбе, какие непременно должны возникнуть в данной ситуации, вселяло в нее надежду, что Дамьян не собирается достигать цели таким неуместным для них обоих путем. И, скорее всего, нашел более действенный способ убрать меня с дороги. Тем более никакие романтические чувства не мешают ему сделать это.
   В ее представлении я была не опаснее трухлявой коряги, по недосмотру оказавшейся на проселочной дороге. От такой досадной помехи можно легко избавиться, всего лишь пнув носком сапога. Что Дамьян поступил именно так, у нее не было ни малейших сомнений. Об этом она и сообщила мне с чувством явного превосходства.
   - Я же предупреждала тебя, что он не будет сидеть сложа руки. До чего же смешно полагать, что он сдастся без борьбы, уступив какой-то пигалице! Жаль, что его усилия оказались напрасны, и до тебя не дошло с первого раза. Зная Дамьяна, могу сказать, следующий раз он будет действовать жестче. Ты либо слишком смелая, чтобы бояться, либо глупая, чтобы понять это.
   - Ты говоришь о том ночном происшествии, Джессика? - прикинулась я непонимающей.
   - А что, у тебя были еще столкновения с Дамьяном?
   - Нет. Я и сейчас не уверена, что это было "столкновение с Дамьяном".
   Она резко рассмеялась.
   - Принимая в расчет твой возраст, могу поверить в твою безграничную наивность!
   - Как же он мог это сделал, если был с тобой?! - вырвалось у меня.
   - А с чего ты взяла? - тут же спросила она, усмехаясь.
   Я смешалась. И впрямь, с чего я это взяла? Из-за того, что Джессика стояла, прижавшись к нему и злорадно ухмылялась...Но это ни о чем не говорит! Они могли встретиться и в коридоре.
   - Хотя ты права, - слащаво сказала она. - Я была с ним... Но не всю ночь. Так что не могу заверить тебя в его невиновности.
   На ее лице вновь было злорадство. Меня же сжигал стыд. Вспомнились соседки по комнате в академии - Лидия и Моник. Ту беспутную жизнь, какую они вели, девицы считали настоящей, доступной немногим, а только самым умным и смелым. Сейчас же передо мной стояла Джессика, и, как мне думалось, ничем не отличалась от них. Нравственность ни в коей мере не беспокоила ее даже кратковременными приступами. А репутация была пустым звуком. Она не только открыто говорила о своем падении, но и опрометчиво считала его своей победой над Дамьяном.
   - А где же ты была? Я стучала к тебе.
   - У старухи.
   - Леди Элеоноры? - уточнила я на всякий случай. - Ты еще и ночная сиделка?
   - У меня много обязанностей.
   - Ах, да, ты же незаменимая!
   - Естественно, - она с улыбкой приняла мою колкость. - Еще не было часа, когда она меня вызвала. У нее была бессонница. Хотя обычно она спит, как перетрудившаяся после тяжелой стирки прачка. И мне пришлось полночи читать ей справочник Дербетта.
   - Но как же ты очутилась в башне вместе с...со всеми?
   - После Элеоноры мне пришлось сходить на кухню, отнести недопитое молоко. Старушенция не желала, чтобы ее чуткое обоняние всю ночь отравлял молочный запах. А после я пошла через парадные двери, а не по тропинке между башнями, поэтому ничего не слышала. Только когда поднималась к себе, услышала суматоху в башне.
   - Значит, ты была в кухне?
   - Да, я же сказала.
   - И видела там Жаннин?
   - Жаннин?... Нет, я ее не видела. А что должна была?
   - Не знаю... - нерешительно ответила я.
   - Ее я заметила уже в башне.
   Она замолчала и, выдержав драматическую паузу, выдала скороговоркой.
   - А вот Дамьяна я встретила на улице. Он сказал, что ему не спалось и потому вышел прогуляться! Но, полагаю, это ложь! Ты говорила, что тот, кто на тебя напал, спустился вниз, услышав бегущих слуг. Ему ничего не стоило выйти на тропинку между башнями и там, через кусты и дворики, добраться до главного входа. Правда, когда мы поднимались и услышали суматоху, Дамьян был удивлен не меньше моего. Но он притворялся, это же очевидно.
   Джессика опять замолкла, наблюдая за моей реакцией. Хотя я изо всех сил старалась сохранить спокойствие, мне это плохо удалось.
   - Почему все так уверены, что это он?
   - А разве нет?
   - Даже если и так, тебе-то зачем столько усилий, чтобы я поверила в это?
   Еще с того дня, как мы побывали в подземелье, Джессика не скрывала своей вражды ко мне. Следовало опасаться ее. Уж она то могла с легкостью подложить мне не только свинью, но и жирного кабанчика! Поднеся к моему лицу свечу, она приблизилась, так что мне пришлось отклониться, и зашипела:
   - Я хочу, чтобы до тебя дошло, - я невольно всмотрелась, не мелькнет ли меж зубов раздвоенный язык, - он сделает твою жизнь невыносимой! Он не остановится. Ты не думала, как далеко он может зайти? Тебя это не пугает?
   Было ли то озарение или я давно подозревала это, но в тот миг в запальчивости я ляпнула первое, что пришло на ум, и, как оказалось, попала в самое яблочко.
   - Он не женится на тебе, Джессика! Даже если я исчезну из жизни Китчестеров, и путь к замку будет свободным - он никогда не женится на тебе.
   Она не ответила. Только побелела так, что на фоне черных, распущенных по плечам волос, ее лицо стало напоминать лицо утопленницы, только что вытащенной из холодной озерной воды. Сохраняя достоинство и задрав голову так высоко, что и сам дворецкий извелся бы от мучительной зависти при виде такого мастерства, Джессика прошла мимо меня. Ее онемевшая спина выражала полное презрение. Говорят, что домашние питомцы со временем становятся похожими на своих хозяев. Наверное, это касается и секретарей!
   Готовясь ко сну, я подумала, что для меня так и осталось туманным, какие все же цели преследовала мисс Рассел. Хотела ли она заполучить Дамьяна, питая к нему глубокие чувства, во что верилось с большой натяжкой, или же Китчестер? Воистину, к замку были неравнодушны все!
   В последнее время я часто не могла заснуть. Начинала дремать и, вздрагивая, просыпалась, а мои глаза тут же обращались к двери. Я напрягала слух, стараясь уловить легкое поскрипывание пола, крадущиеся шаги или неясный зов из глубины коридора.
   Теперь каждый раз, прежде чем лечь, я дважды проверяла - хорошо ли заперта дверь. Меня нельзя назвать слабонервной истеричкой. Просто со мной случилось жуткое происшествие, а после таких потрясений даже самые хладнокровные люди не сразу приходят в себя. Конечно, со временем я оправилась, но, что хуже всего, стала трястись от каждого шороха.
   В доме не упоминали о происшедшем. А слуги посудачили, посудачили - и успокоились, убедив себя в том, что подпорченная излишней ученостью девица может вбить себе в голову самые дикие вещи, даже принять обычное привидение, пусть не встречавшееся никому прежде, но бесспорно живущее в замке, за живого человека и тем более (какой срам!) за одного из обитателей Китчестера! В том, что в башне я имела удовольствие встретиться с представителем потустороннего мира, слуги были истинно убеждены. И хотя до этого привидение по непонятным здравому рассудку причинам скрывалось, многие не раз слышали странные и исключительно мистические звуки. И вот, наконец, оно вышло из тени! И как вышло! Местный люд по достоинству оценил долгожданное событие и любовно окрестил явившего себя духа сэром Истязателем. Даже создали специальную реестровую книгу, куда торжественно записали дату, имя счастливчика (то есть мое) и обстоятельства первого контакта с родовым привидением. В присутствии всех замковых слуг Джордан дал клятву собственноручно делать записи о его последующих появлениях. А старый Генри в приступе азарта напророчествовал, что скоро этот загробный весельчак появиться вновь и не где-нибудь, а на кухне, и повергнет в цепенящий ужас миссис Гривз, и та пролежит неделю с коликами в животе.
   Я же с невежеством, присущим ученым девицам, настаивала на земном и вполне материальном сэре Истязателе. И была полна решимости выяснить, кого же настолько не устраивает мое существование, что он готов преждевременно отправить меня на тот свет.
   С Дамьяном мне удалось поговорить только на деревенском празднике. Все это время он избегал меня, чем усилил неприятные подозрения, что Джессика и все остальные правы. И хотя до сих пор я не могла принять их версию, все же никакие пришедшие на ум объяснения о непричастности Дамьяна не могли избавить меня от жуткого холодка в груди.
   За несколько дней до праздника меня навестили подруги. Я была в библиотеке, и в тот момент, когда раздался четкий стук в дверь, ловко балансировала на самом верху лестницы, приставленной к шкафу. В комнату торжественно вступил Джордан, неся поднос для визиток, и направился ко мне, выделывая каждый шаг с неспешным величием церемониймейстера. Сверху мне было видно задранное к потолку лицо дворецкого - каждая черточка его полнилась благоговением, будто он удостоился чести участвовать в грандиозном священнодействии.
   Спустившись с лестницы, я приняла не менее величавый вид. Представ передо мной, Джордан протянул поднос. Я взяла визитку, заметив, с каким трепетом дворецкий взирает на белый квадратик с витиеватой надписью "мисс Виолетта Тернер". Будто это не визитка, а церемониальный фетиш! Будучи страстным поклонником своей должности, Джордан не мог не огорчаться тому количеству упущений, какое он терпел в этом тихом, провинциальном месте. Он мог бы блистать в лучших домах Лондона, демонстрируя доведенное до высочайшего шика мастерство дворецкого, а вместо этого вынужден умасливать свою гордость ежедневными ударами в гонг. Поэтому исполненная по всем правилам церемония визита, словно манна небесная, привела его в колоссальную степень трепетного восторга.
   На обороте визитки была приписка, что вместе с мисс Тернер меня пришла навестить и мисс Рид, чему я ужасно обрадовалась, так как не видела ее с того самого обеда с Готлибами, когда было объявлено о помолвке. До сих пор я до конца не осознала, что в скором времени моя горячо любимая подруга станет замужней женщиной и начнет вести собственное (насколько позволит ей семейство мужа) хозяйство.
   Дворецкий сообщил мне, что проводил юных леди в музыкальную комнату, а также то, что миссис Уолтер проявила большую любезность, выразив желание развлечь посетительниц, пока я не спущусь. Я с улыбкой подумала, что Эллен проявила не только любезность, но и силу духа, раз взялась за такое трудоемкое занятие - развлекать Летти.
   Когда я зашла в комнату, на усталом лице Эллен и впрямь угадывалось выражение смутно похожее на ужас. Кутаясь в голубую пуховую шаль, она тактично выказывала интерес к рассказу Летти, но было заметно, что эмоции и болтливость рассказчицы утомили женщину, и все думы ее, скорее всего, заняты драгоценными скляночками с порошками, настоями и пилюлями.
   - Найти, ну что ты так долго возилась! - воскликнула Виолетта. - Пока ты соизволила появиться, я успела о стольком поведать миссис Уолтер!
   Эллен подняла на меня глаза, и я увидела в них тихое облегчение. С легкой улыбкой она обратилась к Виолетте:
   - Мне было очень занятно слушать вас, мисс Тернер.
   - По вашему виду не скажешь!
   - Кхм... - кашлянула Сибил и поспешила пояснить мне. - Виолетта рассказывала, как мы веселились на празднике, танцуя джигу у костра и распевая песни...
   - Само собой, мы не привыкли к такому грубому веселью, - призналась следом Летти, - но трудно ожидать от простолюдинов чего-то утонченного, вы согласны, миссис Уолтер?
   - Естественно... Я уверена, в Лондоне вы бы ни за что не появились в таком обществе и на таком...хм...малодостойном празднестве. Но здесь это вполне простительно.
   - В деревне это единственная возможность повеселиться, - робко добавила Сибил, а затем нерешительно обратилась ко мне. - Найти, мы хотели узнать про праздник, пойдешь ли ты с нами?
   - А разве я могу не пойти? - изумилась я странному вопросу.
   - Мы...мы подумали...
   Она замялась и зарделась. Фырканьем выразив презрение подруге и вконец смутив ее, Виолетта дерзко посмотрела на меня и заявила:
   - Ты, ведь, теперь одна из Китчестеров!
   - И?
   - И, разумеется, мы... я решила, что ты не пойдешь. Китчестеры ведь не ходят! И вообще ни с кем не имеют дела! О боже! Опять у тебя вытянулось лицо, как у лошади!...Знаю, знаю...я в очередной раз не права! Только не надо шпиговать меня своими упреками!
   В этот момент дверь распахнулась, и широким шагом вошел Дамьян, а уже следом за ним Джессика. Она удостоила Сибил пренебрежительным взглядом, а Виолетту осмотрела настолько критически, насколько позволяла ей совесть. А совесть позволяла ей многое.
   - Кто смеет шпиговать вас упреками, мисс Тернер? - тут же потребовал Дамьян, широко ухмыляясь. - Разве найдутся смельчаки, которые не испугаются вашего острого язычка?
   На нем была мятая кепи, надетая по-мальчишески, козырьком назад, и неизменная рабочая куртка, на которой отсутствовала пуговица. В том месте, какое она когда-то занимала, темнело круглое пятно с торчавшими остатками ниток. Эта беззастенчивое пятно приворожило Виолетту. Она будто увидела нечто чрезвычайно дикое, что тотчас перевернуло все ее представление о мужчинах. Но, решив, что и без пуговицы мистер Клифер все еще остается самым соблазнительным и загадочным мужчиной в округе, она произнесла, томно растягивая слова:
   - Есть люди, у которых на лбу написано: "Осторожно, синий чулок!". Такие только и могут, что поучать других, ставя в пример себя, как образец всех высших добродетелей.
   Дамьян заговорщически улыбнулся и спросил:
   - И чей же лоб мне нужно подвергнуть тщательному изучению?
   Взорвавшись бурным весельем, Летти только и смогла, что указать на меня кивком головы.
   Все это время, наблюдавшая за ней Эллен, сухо произнесла, как бы между прочим:
   - Очень жаль, что излишняя живость и недостаток воспитания вынуждают женщину говорить необдуманные вещи. Этим она ставит себя в исключительно невыгодном свете.
   Но, уже почувствовав вкус флирта, Виолетте ничего не стоило пропустить мимо ушей нелестное замечание и самонадеянно обратиться к Дамьяну:
   - Мистер Клифер, мы собираемся пойти на праздник, но разве могут три юные леди находиться в таком месте без защиты сильного мужчины.
   - Разумеется, не могут, - галантно согласился он, склонив голову набок и не сводя с нее глаз.
   - Значит, вы согласны сопровождать нас!
   - А разве у меня есть выбор?
   - Ох, ради бога, у такого мужчины, как вы, выбор есть всегда! Но вы согласились, и это так мило! Вы настоящий рыцарь, Дамьян! Могу я называть вас так? И хотя это несколько неприлично, но какие же церемонии между друзьями?
   - И в самом деле, можно совершенно не беспокоиться о приличиях.
   Дальше подруга беспечно заметила, что будет позорным предательством, если он вдруг передумает и не сдержит слово. Дамьян же любезно уверил, что не подвержен никаким видам словоблудия и не имеет привычки бросаться пустыми обещаниями. Слова эти были настолько приятны слуху Виолетты, что она разглядела в них гораздо большее, чем они несли в себе. Глаза ее собственнически заблестели, и я поняла, что она внесла еще одно имя в список тех, кто готов сутками напролет лобызать отпечатки ее прекрасных ног на земле.
   "Ну-ну, не слишком ли ты поторопилась?!" - коварно подумала я. Если в прошлый раз ревность ослепила меня, то теперь я видела, что свежеиспеченный поклонник склонен скорее насмешничать и забавляться ее прискорбным легкомыслием, чем питать к ней глубокие чувства.
   Однако мисс Рассел допустила мысль, что Дамьян вполне мог увлечься "пустышкой" и теперь ненавистно буравила довольное личико соперницы превратившимися в узкие амбразуры глазками. Но Виолетта совершенно игнорировала ее.
   - Тогда вам придется нас развлекать, - невозмутимо заявила она Дамьяну. - Дайте слово, что вы не отойдете от нас ни на шаг, будете плясать с нами до самого утра и прыгать через костер! О, и еще! Чтобы одна особа не портила наше веселье докучливыми нравоучениями, обещайте, что напоите ее горячим пуншем! И хотя бы в эту ночь она забудет о своем занудстве!
   - Всенепременно... - устрашающе ласково пообещал Дамьян, бросив на меня плутовской взгляд. Я заскрипела зубами от невыносимого желания вцепиться нахалке в горло.
   - Я хочу, чтобы эта ночь запомнилась надолго! - не унималась она, ослепляя собеседника немеркнущим блеском своей улыбки. - Когда еще мне придется так веселиться...В скором времени я стану весьма респектабельной замужней дамой...
   - Чудесно! Поразительно веский аргумент! - буркнула я. - Только полный идиот останется глух к нему.
   Но ни Дамьян, ни Летти как будто не услышали меня.
   - Вот как?! Сколько возможностей вы упускаете, - с обманчивым сочувствием произнес он.
   - Но сколько открывается новых! - недвусмысленно промурлыкала в ответ Летти. Поистине, в Лондоне она приобрела богатейший опыт!
   Все отчетливее я понимала, что нужно в экстренном порядке совершить стратегическое бегство. Дамьян вел непонятную мне игру. Он не только видел враждебность мисс Рассел, но и разжигал ее, вовсю флиртуя с моей подругой. Чего он хотел добиться этим? Ревности? Но чьей? Если Джессики - то без труда добился этого еще с самого начала, но все равно продолжал играть роль. Если же моей - едва ли он считал меня такой простофилей.
   Эллен поторопилась сменить тему и обратилась к Сибил, сидевшей в глубоком смущении.
   - Вы ведь впервые в Китчестере? Обязательно попросите Найтингейл, показать вам замок.
   - Да...конечно, благодарю, - пропищала Сибил. У нее даже шея алела маковым цветом.
   - Мисс Тернер, а как вам Китчестер?
   - Впечатляюще! - ответила та, игриво поглядывая на Дамьяна. - Если бы я здесь жила, то ни за что не согласилась бы уехать отсюда.
   И, переведя взор на Джессику, со свойственной ей бестактностью поинтересовалась:
   - Вам, мисс Рассел, наверняка, будет трудно сделать это. Уверена, замок и вас впечатлил! Но вы же секретарь, и, может быть, уже через месяц в ваших услугах не будут нуждаться, и тогда...
   - Я рассчитываю остаться здесь навсегда! - внезапно отчеканила та.
   - О, как же так?! - ахнула Эллен, после недолгой заминки.
   Джессика и сама была не меньше нас поражена своей откровенностью, но слова были сказаны и услышаны, поэтому ей ничего не оставалось, как гордо заявить:
   - Возможно, мои услуги секретаря потребуются не только леди Элеоноре! Но я не хочу утомлять вас своими планами!
   - Ну что ты, ты больше поражаешь, чем утомляешь, - насмешливо отозвался Дамьян.
   На губах Эллен появилась мягкая улыбка, обращенная к Джессике. Она как будто подбадривала ее, рассудительно заметив:
   - Все мы временами чем-нибудь поражаем друг друга. Так что если у вас есть какие-то планы, то смело претворяйте их в жизнь... А сейчас я должна извиниться, на сегодня мне уже достаточно треволнений. Меня немного знобит. Пойду, найду Жаннин и попрошу ее приготовить для меня свой чудодейственный отвар.
   Поднявшись с кресла и придерживая у горла шаль, она направилась к двери. Я тоже встала, взглядом приказав подругам следовать за мной. Летти подчинилась с явной неохотой, а вот Сибил вскочила с дивана так, будто все это время восседала на острых кольях.
   Мы еще не дошли до двери, как мисс Рассел выразила свое мнение о Летти достаточно громким шепотом, чтобы слова долетели до ушей не только мистера Клифера, но и наших:
   - В ее мыслях - легкость необыкновенная! Ты терпел ее натиск с завидной выдержкой, которая делает тебе честь, Дамьян!
   - А что в твоих мыслях, Джесс? - донесся уже из-за закрытой двери его тихий, но от этого не менее жесткий голос.
   Я предложила осмотреть замок, поскольку Сибил очень хотелось этого. Однако Летти принялась ныть и увещевать нас сделать это в другой раз. Сейчас же из нее бил фонтан таких сумасшедших, по ее словам, эмоций, что ей не терпелось излить свои восторги на нас. Чему мы и подверглись, когда вышли во двор, испытав при этом непередаваемые ощущения, будто нас с головы до пят окатили ледяной водой. Придя в себя после непродолжительного ступора, мы с Сибил взялись за руки, поддерживая друг друга в эту тяжелую минуту, и неторопливо последовали за Летти, которая все еще без устали обрушивала на нас бурю восклицательных знаков.
   О, как же она была восхищена, ошеломлена и покорена мистером Клифером! Все светские львы Лондона были забыты в один миг. Фи, эти манерные джентльмены, эти изнеженные франты и прыщавые хлыщи - все они набитые дураки и болваны, не могущие разжечь страсть даже в сереньких скучных особах, с которыми ей пришлось дебютировать в свете.
   Она без колебания заявила, что мистер Клифер - настоящий мужчина! На ее пути, видимо, встречалось множество подделок и подлинников, раз она столь достоверно могла определить истинную ценность тех, кто причисляет себя к этой половине человечества. И как же повезет той девушке, у чьих ног окажется сей бесспорно идеальный экземпляр! Говоря это, она как бы ненароком приподняла подол юбки, и на свет выглянул коричневый сапожок. Пока Летти многозначительно осматривала его, мы с Сибил заговорщически склонились к острым шипам розы, которым, как мы подумали, могли бы найти очень достойное применение, всадив их в нежную плоть зазнавшейся воображалы.
   - С таким мужчиной надо всегда быть настороже. Слишком уж он привлекателен и соблазнителен... а такие всегда самые опасные, - все еще не умолкала подруга. - Да ради внимания такого мужчины я готова съесть все свои шляпки и даже перчатки, лишь бы добраться до конечной цели!
   - Объесться?
   - Фу, зануда! - фыркнула она и мечтательно проговорила, - Жизнь с ним была бы одним сплошным приключением. А он очень богат?
   - Беден как церковная крыса! - вновь позлорадствовала я.
   - О-о, - в первый момент Летти расстроилась, но вдруг ее лицо озарила догадка. - Он просто не может быть бедным! Ты клевещешь на него, потому что хотела бы его для себя.
   - Твое заявление абсурдно.
   - Ну конечно, я не слепая - вижу, как ты и эта тигрица, мисс Рассел, пялились на него!
   - А ты сознаешь,  что с момента знакомства с Дамьяном ты говоришь исключительно о нем?
   - Разве есть более интересная тема?
   - Твое замужество, например! - съехидничала я. Ее милое личико вмиг ожесточилось. - Тебе следует думать о своем мистере Саливане!
   - Я буду думать о нем всю оставшуюся жизнь. Я хочу иметь возможность подумать о ком-то другом... в последний раз. В этом нет ничего плохого!
   - Ты уже получила свой приз. Помнишь, ты сама говорила, что должна первой из нас прийти к финишу. Тебя должно занимать только это.
   - Во всем есть недочеты. Я еще так молода! Должна же я познать всю прелесть молодости!
   - И это слова невесты?! - воскликнула Сибил.
   Сама будучи невестой, ее чувства и почтительная серьезность, с какой она относилась к столь священному статусу, были глубоко оскорблены пренебрежительным отношением подруги.
   - Виолетта, пора стать взрослой, - негодующе призвала она.
   - О, очень умно и столь же банально. За свою жизнь я слышала подобные изречения тысячу раз, не хватит ли? Каждый намеревается обвинить меня в незрелости. Хотя я опытнее и мудрее вас обеих! Что вы знаете о жизни? Только то, что прочли в книгах.
   - Полагаю, из книг можно узнать о жизни больше, чем в бальных залах, заполненных "набитыми дураками и болванами"!
   Виолетта не прекращала дуться на меня почти до самого оврага, до которого я проводила подруг. Прежде чем мы расстались, и они пошли вдоль речушки в Гарден-Роуз, а я побрела назад в замок, мы договорились о празднике. Было решено, что я приду в Сильвер-Белл, откуда, как в старые добрые времена, ближе к полуночи всей большой компанией отправимся на поляну, уставленную ярмарочными палатками и озаренную кострами и полыхающими смоляными бочками. Этим решением Виолетта была недовольна, поскольку считала, что это они должны были появиться в Китчестере, а затем в графской коляске и в сопровождении Дамьяна отправиться на праздник. Однако свою лепту в обсуждение внесла и Сибил, сообщив, что ее жених собирается приехать за ней к дому мисс Уилоуби, поэтому, если Летти хочет идти в замок, то пойдет туда одна. Такая перспектива не показалась заманчивой, и Виолетта, поддавшись нашему "давлению", согласилась встретить своего неотразимого кавалера уже на поляне.
  

ГЛАВА 28

   Настал день праздника. Утром я отправилась на верховую прогулку. Обычно я скакала вдоль леса, пока не уставала Дамми, и мерным шагом возвращалась по опушке. Но в этот раз мой путь лежал в Эмбер-Виладж. Нужно было купить лекарства по списку Эллен и справиться у врача о его возможном визите. Вот уже два дня миссис Уолтер мучила щемящая тяжесть в висках из-за "колебаний в погоде". С травяной примочкой на лбу и заботливой Терезой под рукой она закрылась в комнате, задернув шторы и погрузившись в больничный полумрак.
   Я направила лошадь по открытому полю в сторону деревни. Мои мысли, как и во все последнее время, были заняты Дамьяном и его прогулкой в ту ночь, когда на меня напали. Были ли его слова, сказанные Джессике, правдивы? Действительно ли из-за бессонницы он вышел на улицу? Или, как она полагает, после нападения на меня он выскочил из башни и пробежал по двору к парадному входу, а потом, искусно разыграл тревогу обо мне?! Он мог так поступить... но поступил ли?
   И еще этот необходимый графу званый вечер...Дался он ему! Я не жаждала быть представленной знатным соседям и выступать в роли заморской диковины, выставленной на потеху глазеющей публике. Чего добивается дед? Может быть, я ошиблась в нем и он, впрямь, хочет поступить по-своему, проигнорировав мое решение.
   Вопросы... одни вопросы... Временами я боялась, что в поисках ответов забреду так далеко, что заплутаю в непроходимой чащобе догадок и домыслов. Все это непонятно, сложно. Я ощущала растерянность и досаду от собственного бессилия перед неизвестным.
   В деревне весело трезвонил церковный колокол. Улицы были запружены разодетыми в праздничные наряды людьми. Увидев меня, врач угодливо заулыбался и тут же сообщил, что абсолютно свободен и будет счастлив нанести визит в Китчестер.
   Возвращаясь, я втайне надеялась, что застану в конюшне Дамьяна. Его жеребца в загоне не было, а мистер Стоун на мои расспросы ответил, что "хозяин" уехал еще на рассвете. Я все стремилась откровенно поговорить с ним. Но он избегал меня, прекратив наши совместные утренние прогулки, и даже в теплицах был страшно занят и никак не мог уделить мне несколько минут. Моим присутствием там Дамьян был недоволен, но, тем не менее, требовательно относился к моей работе и не одаривал, как можно было ожидать, насмешками и язвами.
   К моему огорчению, Соловей уже стоял в стойле, вычищенный и устало-довольный от стремительного бега. Вывалив часть овса на пол, он мордой раскидывал его вокруг себя, в восторге пофыркивая от своей забавы. Но как только я привязала Дамми, жеребец начал активно оказывать знаки внимания моей кобыле. Вытянув шею и протиснув нос через прутья в соседний загон, он уставился на неё, вздрагивая ноздрями и оттопырив морщинистые синевато-сизые губы. Игнорируя непрошенного гостя, кобыла склонила морду к кормушке и начала хрумкать.
   В Сильвер-Белл я решила отправиться ближе к вечеру. До праздничной ночи у нас с тетушкой и Сибил хватит времени, чтобы вдосталь наговориться.
   Собираясь, я достала темно-вишневое габардиновое платье, не новое и кое-где уже потертое и заштопанное, но для плясок у костра, как раз самое подходящее. Расправив его, я увидела, что подол испачкан засохшим воском. Я совсем позабыла, что его надо было отдать в чистку. Взяв платье в охапку, я отправилась в служебные помещения, надеясь, что в прачечной в считанные минуты справятся с пятнами.
   Путь в прачечную оставался для меня неизведанным. Там я была только однажды - вместе с Жаннин, знакомившей меня с хозяйством. После долгого блуждания по темным коридорам, которые с умышленным постоянством вели меня в крохотные кладовые, устланные щербатым полом, где на перегонки разбегались тараканы, стоило мне открыть скрипучую дверь, я, наконец, вышла в просторную сушильню.
   Узкие окна полуподвального помещения располагались на уровне земли. В мутные стекла, заросшие дёрном и плющом, пробивались редкие лучи солнца. От стены до стены растянулись веревки с навешанными друг на друга многочисленными простынями, пододеяльниками и наволочками. От них исходил непередаваемый винегрет сильных запахов, от которых слезились глаза и хотелось чихать. Только что выстиранное белье всегда пахнет по-особому: свежестью и лавандой, ни на йоту не перебившими резкий запах щёлоча и дегтярного мыла.
   Прачечная, по моим представлениям, должна быть где-то рядом. Я огляделась в поисках выхода, но из-за нависшего до самого пола белья не сразу заметила дверь. Направившись к ней, я вдруг услышала приглушенные голоса. Они доносились с дальнего угла, где стояли низкие гладильные столы. Белье скрывало говоривших.
   Я вовсе не собиралась подслушивать! Сначала я честно вознамерилась покинуть сушильню. Но, признаюсь, сладость любопытства оказалась гораздо соблазнительнее, чем тактичный и крайне неинформативный порыв совести. Кому понадобилось шептаться, прячась за простынями?! Это могли быть слуги. Но зачем им вести себя столь таинственно и подозрительно?
   Стараясь ступать бесшумно, я подошла к выходу, чтобы успеть, в случае чего быстренько улизнуть, и замерла, прислушиваясь. Воистину говорят, кто подслушивает, тот редко услышит о себе что-нибудь хорошее.
   Один из голосов принадлежал всегда веселой Жаннин. Только сейчас этот голос шептал с яростью, свойственной очень разозленному человеку.
   - Ты бы видел, как она зыркает на меня! Аж до пяток прожигает своими глазищами!
   Ответа я не разобрала. Голос ее собеседника звучал едва слышно.
   - Господи, откуда я знаю, что она подозревает?! - раздраженно произнесла Жаннин. - Я же не могу пойти да спросить у нее!
   И опять я не расслышала ответ.
   - Но ей известно, что меня не было в комнате! В бреду она постоянно твердила об этом... На кой черт ее туда вообще понесло?! Может, уже подозревала? Ты же слышал, что она говорила...
   В груди у меня сильнее заколотилось сердце. Совесть тут же перестала мучиться от недостатка воспитания, и я еще сильнее навострила уши, стараясь ничего не упустить.
   - Конечно, это был бред! Никто не принял ее болтовню за чистую монету... Хотя, нет. Кажется, Дамьян все понял! Он так посмотрел на меня!... Успокойся, он же не может шантажировать собст... По крайне мере, до сих пор же молчал! Мой сын не самый законченный тип!... И потом, вряд ли он подумал про тебя. Никто бы не подумал!
   Ее собеседник что-то буркнул. Мне же хотелось услышать и узнать его. На свой страх и риск я немного прошла в их сторону и притаилась между рядами белья. Ладони вспотели. Я непроизвольно вытерла их о платье в руках.
   - Она так говорила, будто ей все известно!
   - Неужели догадалась? О Боже!
   Вот так сюрприз! По тихому, чуть громче мышиного шороха, голосу я узнала Уолтера.
   - Едва ли. Но она не глупа! Далеко не глупа! Я всё гадаю, до чего она додумалась? Девчонка убеждена, будто я подсыпала ей что-то в отвар! А утром даже не стала пить то, что я принесла. Дурочка! Разыграла усталость, но меня-то не проведешь! Я сразу смекнула, что к чему.
   - Нам надо быть осторожными. Тщательно следить за своим поведением.
   - Но мы и так после той злополучной ночи практически не встречались!
   - Поверь, для меня это так же печально. Но мы же не хотим, чтобы все раскрылось?
   - Бумажная твоя голова! Если так трясешься, что все всплывет, тогда довольствуйся своей вяленной воблой!
   - Ну что, ты, душечка моя, я вовсе не трясусь, - сорвавшись на комариный писк, отозвался Уолтер, - а сохраняю завидное спокойствие. Это ты в последнее время стала нервная и раздражительная... Если у тебя расстройство, возьми у Эллен успокоительное.
   - У меня нет расстройства! - отрезала Жаннин, переходя на визгливые нотки.
   - Тише, тише, нас могут услышать!
   - Ты что остатки мозгов на свои бездарные стишки просадил! Кто нас может услышать? Все слуги в этот час на кухне.
   - Значит, у нас есть время...- с надеждой в голосе спросил Уолтер.
   Я услышала довольный смешок и красноречивый звук чмоканья
   - У нас полно времени, мой тигр!
   Как они отреагировали, если бы обнаружили меня здесь? Мой тигр! Надо же! Я зажала рот рукой, опасаясь, что судорожные позывы к смеху выльются в бурное веселье. Надо выбираться отсюда. Я развернулась и медленно двинулась в сторону выхода. Подойдя к двери, я чуть приоткрыла ее. Раздался жуткий, как мне показалось, скрип. В помещении сразу же наступила гробовая тишина. А в следующее мгновение Жаннин зашептала громко и тревожно:
   - Тс-с-с! Здесь кто-то есть.
   Уже не таясь, я распахнула дверь и поспешила вперед по коридору, желая как можно быстрее покинуть сушильню. Дощатый пол застонал подо мной. Мэтью Уолтер плаксиво запричитал:
   - Ты же говорила, что нас не услышат, что никого нет...Теперь слуги всё растрезвонят! Эллен все узнает...И буйный, помешанный старик тоже...
   Уже удаляясь, я услышала, как Жаннин грубо прервала его:
   - Тихо, ты! Это не слуги, идиот!
   Коридор вывел меня в прачечную. Но там, как и следовало ожидать, никого не было. Отсюда я попала в новый переход с чуланами и кладовыми, и лишь через некоторое время добралась до кухни, где вовсю кипела неутомимая деятельность.
   Расторопные служанки усердно драили кастрюли, чистили и резали, резво стуча ножами, даже коричневое лицо кучера то и дело мелькало над охапками поленьев. В очаге ревело пламя, из горшков поднимался пар, а в воздухе царил запах пекущегося хлеба. И над всей этой кутерьмой властно дирижировала поварёшкой миссис Гривз в нестиранном да к тому же слишком узком для ее доброй талии фартуке.
   А между ведром с очистками и горкой ощипанных кур, весь облепленный пухом и перьями, восседал Джордан. По-видимому, пребывая в поисках того Ватерлоо, которое обязано быть у каждого амбициозного дворецкого, взрастившего в себе командирского гения, он, было, решил взять под личный контроль кухню. Но после безуспешных попыток подчинить себе дородную кухарку и заставить ее действовать согласно его "плану компании", Джордан вынужден был унять свой командирский пыл и сдать позиции, принявшись за ощипывание кур.
   При виде меня миссис Гривз уперла руки в бока и радушно предложила испробовать лакомых булочек. Не дожидаясь ответа, она тут же засуетилась, расталкивая помощниц и пробираясь к накрытой полотенцем душистой сдобе. Кухарка ловко насадила на длинную вилку пышную булочку, блестевшую румяным боком, и торжественно подала мне. Под ее надзором я щедро отхватила кусок от горячей сливочной мякоти. На что Гривз одобрительно кивнула и приказала налить мне утреннего молока.
   И лишь проследив, как я расправилась с угощением, и оставшись довольной мной, она по-хозяйски спросила, что привело меня в такое неприемлемое для леди место. Узнав, что мне нужно срочно почистить платье, кухарка выделила для этого дела миссис Стоун.
   Вместе с ней мы направились в прачечную. Если я боялась вновь наткнуться на затаившуюся парочку, то напрасно. В помещениях было тихо и пусто. Вскоре мое платье выглядело как новенькое, а мои уши уморились, выстрадав целую лавину рассказов о проделках и шалостях непоседливого Леми Стоуна.
   Наконец, около четырех часов я покинула Китчестер, уверенная, что в эту ночь меня ждут только ярмарочные потехи и забавы...
   Однако настроение у меня было отнюдь не праздничным. Подслушанный разговор вызывал настолько противоречивые мысли, что мозг, переполненный ими, грозил взорваться.
   Кто бы мог подумать, что душка Жаннин обзаведется любовником - да еще таким! Разумеется, бывшая театральная дива, как она себя непритязательно величала, в дни молодости была избалована мужским преклонением. Живя в глуши, она томилась и иссыхала без целебного, жизненно необходимого, как воздух, любовного эликсира. А что подстегнуло к разврату мистера Уолтера, оставалось для меня под покровом тайны. Видимо, заоблачные высоты, куда он каждую минуту устремлялся в поисках ускользающей рифмы, стали недосягаемы для его поэтического дара. Поэтому отвергнутому небесами рифмоплету пришлось искать свою несравненную музу на земле, довольствуясь тем, что попалось под руку.
   Всю дорогу я ломала голову, что означало для меня это случайное открытие? Кто они обычные любовники или же убийцы? В ту ночь среди толкавшихся возле меня людей, я видела их обоих. Для Уолтера было немыслимым - обеспокоиться какой-то непонятной суматохой, посреди ночи встать с постели и куда-то бежать, чтобы узнать, что стряслось. Если только...он уже был на ногах, и ему в срочном порядке нужно было алиби. Почему, Жаннин так нервничала из-за моих слов, что ее не было в комнате? Только ли свидание было в ту ночь у них? Возможно, они вдвоем придумали чудовищный план, как избавиться от меня. А теперь бояться, что я могу обо всем догадаться. Или же любовников так страшит разоблачение их порочной связи?
   Вопросы! Опять одни вопросы и не крупицы света в темноте.
   Сильвер-Белл встретил меня грандиозным светопреставлением. Еще с порога я услышала громоподобный тетушкин крик, предвещавший кровожадную расправу:
   - Финифе-е-ет!!!
   Как только я вошла в холл, передо мной предстала разъяренная тетушка, варварски размахивавшая зеленой велюровой шляпой с черным бантом, сидевшим в ворохе экзотических перьев ярко-лимонного цвета. Как позже выяснилось, перья эти были самые обыкновенные - петушиные да лебяжьи, а "экзотический" вид приобрели благодаря трудоемким манипуляциям с пинцетом и краской. Тетя, превратив старую шляпу в последний образчик моды, была несказанно довольна своим трудом и собиралась на празднике дефилировать в "обновке". Финифет же, не посчитавшись с этими авантюрными планами, то ли по неосторожности, то ли из мстительного умысла, разместила в образчике моды выводок утят, которым, по ее мнению, августовская сырость на улице могла значительно навредить. Теперь же значительно навредить собиралась тетя Гризельда и вовсе не утятам, к каким она питала простительную слабость.
   Трясясь за собственную шкуру, перепуганная экономка не нашла ничего лучшего, как укрыться от лиходейки-хозяйки в чулане, забаррикадировав хлипкую дверцу бочкой с мукой и бадьёй картофеля.
   Стараясь унять разбушевавшийся пожар тетушкиного гнева, уже готовый бесчеловечно обрушиться не только на притихшую в чулане экономку, но и на весь белый свет, я с горем пополам дождалась Сибил, которая уже с утра трудилась на церковном дворе, а затем помогала раздавать угощение и чай в ярмарочном шатре.
   Честно признаюсь, иногда я испытывала неподдельные муки совести из-за своего безделья. Раньше я часто помогала тетушке в комитетских делах и выполняла множество поручений во время ярмарок и благотворительных базаров. Теперь же этим занималась Сибил, трудясь как пчелка, и испытывая радость, от осознания собственной полезности.
   С ангельским терпением и героической выдержкой Сибил убедила тетю отложить кровавую расправу над злостным вредителем на неопределенный срок. А Финифет, стоявшую на полпути к обмороку, смогла вразумить, что за дверцей чулана несчастную жертву вовсе не подстерегает смертельная опасность.
   Только когда спустились сумерки, в Сильвер-Белле наступило хрупкое перемирие. Мы сели за стол пить чай. Закадычные подруги заняли места на противоположных концах стола, отделившись друг от друга двухъярусной фруктницей, наполненной апельсинами и садовыми золотистыми яблоками, лежавшими в веточках черной и красной бузины.
   И хотя тетя все еще косо поглядывала на опальную Фини, желание обоих разузнать о моей жизни в замке вынудило их действовать общими усилиями. После хитрых недомолвок и намеков я торжественно поведала им о намечавшемся в мою честь званом вечере в Китчестере. И с нескрываемым удовольствием следила, в какой шок повергла всех эта новость. Придя в себя, тетя Гризельда с большим рвением начала обсуждать те благоприятные для меня последствия, которые неминуемы после такого "полновесного" шага со стороны графа Китчестера.
   Когда же я не поддержала ее энтузиазма и безжалостно напомнила, что меня ждет преподавательское место в Даремской Академии при аббатстве святого Эрика, тетушка с трудом удержалась от тяжелого вздоха сопровождаемого цветистым эпитетом. Чтобы лишний раз не ярить проснувшегося зверя, я перевела разговор на свадьбу Сибил. Тетя же с явной неохотой согласилась закрыть животрепещущую тему моего будущего.
   Подготовка к свадьбе шла с переменным успехом. Готлибы были полны дерзких и хитроумных планов заманить выгодного старикашку на пиршество. Тетя же неумолимо стояла на своем, не соглашаясь затруднять графа Китчестера столь неподобающим его статусу приглашением. Гостей на свадьбе намечалось немного. Кроме членов семьи ожидались несколько постоянных клиентов из местных фермеров; один возможный - начинающий текстильный промышленник из Суиндона; и Тернеры - наличие пятого сына графа Уэстермленда немного рассеяло беспросветную печаль кузнеца о недосягаемом для его бизнеса графе Китчестере. На днях должна была состояться поездка в Солсбери для приобретения рулонов ткани на приданое и свадебное платье. Хотя Сибил и пыталась заговорить о немарком наряде, тетушка заявила, что хочет видеть свою подопечную только в белом муслине расшитом серебряными нитками, который она уже давным-давно заприметила в городской лавке.
   После чая мы с Сибил уютно устроились у камина, ожидая прихода Тернеров и приезда Рэя Готлиба. А тетя ушла к себе, подыскивать среди нескромного множества шляп ту, которая реже всего мелькала на виду сельских модниц.
   Как-то незаметно для меня подруга подвела разговор к Дамьяну Клиферу. Прежде я рассказывала ей о нем, правда, без излишних откровений и, не вдаваясь в подробности. Но от Сибил не ускользнула моя крамольная склонность к нему.
   - Тебя влечет к нему? - спросила она без обиняков.
   - Да, - призналась я.
   Сокровенное слово сорвалось с губ непослушной птичкой и, вспорхнув, растаяло в воздухе, оставив после себя горький привкус на устах. Признание это далось мне на удивление легко.
   - Так было всегда. С самой первой встречи. Еще в детстве он вызывал во мне жгучий интерес. А теперь...теперь он владеет всей моей жизнью.
   - Я понимаю почему. Он очень...необычен. Я никогда не встречала человека, похожего на мистера Клифера. Если он захочет, он может быть привлекательным. Но у него недобрый взгляд. Он смотрит на людей, как... процентщик на попавших в долговой капкан заемщиков. Только, прошу тебя, не сердись на меня! Я, наверное, слишком утрирую, ведь, я совсем не знаю его. Мне кажется, он из тех, кто способен на самые скверные поступки. И никто не может быть спокоен, находясь в его обществе.
   - Не беспокойся за меня. Я настороже. Будь я мужчиной, с каким бы наслаждением я расквасила его заносчивый нос! Но, что греха таить, меня все равно тянет к нему, словно под действием приворотного зелья. Я не должна поддаваться его колдовству иначе могу навлечь на свою непутевую голову крупные неприятности.
   - Но, Роби, признайся - это неприятности, которых тебе самой хочется. Будь честной, ты же понимаешь, что, без него твоя жизнь станет пустой...если ты на самом деле любишь его.
   - Я запуталась, Сиб, я сама не знаю, чего хочу. Я полна решимости сопротивляться искушению, и в то же время мне доставляют удовольствие попытки завоевать меня.
   - Но ты не можешь бегать всю жизнь.
   - Нет, не могу. Я отважусь на что-нибудь, обязательно отважусь. Только не сейчас...
   Грохот подъехавшей к дому повозки прервал наш разговор.
   - Твой жених прибыл, - заметила я, улыбаясь при виде озарившегося лица подруги. Она спешно вскочила на ноги, подбежала к окну и, отодвинув занавеску, выглянула на улицу.
   На дольку самого крошечного, быстролётного мига я позавидовала ее счастью. Почему и у меня не может быть такой безмятежной любви, покойной, как бирюзовая гладь воды во время безветрия, когда даже ее глубины, словно бы, излучают дремотное, благостное солнце?
   - Это не Рэй, - пробился сквозь думы разочарованный голос Сибил.
   - А кто же? - отстраненно спросила я.
   Но она не успела ответить. В комнату влетела тетя Гризельда, на ее челе клубились тучи.
   - Что, черт возьми, этот наглец делает у моих ворот?!
   Я, как ужаленная, сорвалась с места и подскочила к окну.
   Наполовину скрытая живой изгородью на дороге стояла обыкновенная деревенская тележка с резвой Стрекозой, впряженной в оглобли. На широкой перекладине в вольготной позе сидел Дамьян, перекинув через колено поводья. Вдруг он, как будто почувствовав мой взгляд, поднял голову и, посмотрел прямо на меня. Я не стала задергивать занавеску и скрываться, словно какой-нибудь соглядатай, застуканный у замочной скважины. Лицо Дамьяна исказила наглая ухмылка, он чуть склонил голову с намеком на поклон и поднес руку к кепи в приветственном жесте.
  

ГЛАВА 29

   - Ты знаешь, что ему понадобилось? - сурово вопросила тетя, подойдя ко мне и отдернув на всю ширь окна занавеску, встала рядом, заполнив своей значительной фигурой весь проём. Всё с той же дерзкой ухмылочкой Дамьян поклонился и ей.
   - Он обещал Виолетте сопровождать нас на праздник.
   - О, Господи, девчонка совсем спятила?!
   - Похоже на то, - нервно засмеялась я и отошла от окна.
   - Только не вздумай своенравничать, Роби, - грозно сказала тетя Гризельда, - а то с тебя станется! Каким бы мистер Клифер не был нежеланным гостем, все же он наш гость... Он что, так и будет сидеть там? Почему он не заходит?
   - Может быть, так лучше, тетушка?
   - Я не потерплю, чтобы перед моим домом мозолил глаза всем сплетникам самый отъявленный мерзавец во всем графстве.
   - Дамьян не самый отъявленный, полагаю, есть гораздо хуже. Временами он вполне приличный человек.
   - Этот аргумент не расположит меня к нему. Но мы ни на йоту не отступимся от своих обязанностей и, в отличие от этих замковых ханжей, проявим безупречные манеры. По крайней мере, хорошее воспитание защитит нас от его дурного воздействия! Финифет!
   В связи с возникшим событием недавняя опала на экономку моментально забылась. Стоило только той появиться в дверях, как тетя тут же прибегла к богатству словарного запаса и принялась, цветисто и забористо, выражать всё, что она думает о незваном госте, бесстыжей обезьяной рассевшимся на виду у всей деревни.
   Вытирая руки передником, Фини, стояла в дверях гостиной и услужливо кивала, все еще пугливо вздрагивая при повышенных тонах. И хотя она во всем поддакивала, ей было явно невдомек о какой обезьяне разглагольствует хозяйка. С кухни не было видно, что твориться на дороге перед домом.
   - Иди, приведи его! - приказала тетушка по завершении обличительной речи.
   - Кого? - встрепенулась Фини и недоуменно оглянулась назад.
   - Хватит гримасничать, - взвилась тетя, - а то я подумаю, что и у нас в доме завелась обезьяна! Иди, сходи за этим мистером Клифером. Сам он не желает воспользоваться нашим гостеприимством!
   - За мистером Клифером? - ахнула экономка и прытко устремилась к окну, чтобы собственными глазами узреть того, чье имя в округе хулилось чаще, чем удостаивался этой чести сам дьявол. - Ого, ну и шельмец! Ей богу, что вам взбрело в голову приглашать его в дом? От такого типа все нажитое добро надо на амбарный замок запирать, иначе как липку обдерет. Вон как скалится, небось, уже злоумышленничает! Совести у него, что баран начхал... Ай, а оглядывается то как! Как мартовский кот на охоте! Девицам от...
   - Ах ты, противная тарахтелка, тебе что было сказано? Ступай к нему и пригласи в дом!
   - Он не посмеет заявиться сюда!
   - Посмеет, не посмеет, нам то что? Он тут, и мы обязаны его принять! Если мальчишка откажется - хватай его за шкирку и тащи в дом! Я не позволю, чтобы за мой счет остряки и кумушки чесали своими бескостными языками.
   Финифет явно колебалась и не торопилась исполнять приказ хозяйки. Ее острый нос и уши под начинавшими седеть прядями волос покраснели, выдавая внутреннюю борьбу.
   - Вот что я вам скажу, дражайшая Гризельда, похоже, над вашим рассудком беспрепятственно сгущаются сумерки. А что касается вашего благоразумия, то оно уже давным-давно погребено под грудой безвкусных шляп с аляпистыми перьями, выщипанными из всех петушиных хвостов Гарден-Роуза! Вот так-то! И можете гневиться на меня, сколько вашей неутолимой горячке будет угодно.
   - Пф! - только и фыркнула тетя, словно осталась равнодушна к умозаключениям подруги. Но нас ей провести не удалось.
   Ситуация, разыгравшаяся в гостиной, была настолько комична, что я на время позабыла о дрожи в коленках и о том, что мне придется полночи провести в компании будоражившего мои чувства мужчины.
   Нежелание тети Гризельды ответить на язвительные нападки, вконец убедило старушку Фини в верности сделанных ею выводов и, выразив нечленораздельными звуками всю глубину своего негодования, она отправилась исполнять приказ.
   Не скрываясь, мы подошли к окну. Правда и я, и Сибил могли не опасаться, что нас заметят с улицы, поскольку грандиозная глобальность тетушки хорошо защищала от наблюдательного взгляда Дамьяна. Мы увидели, как с хмуро-пафосным видом Финифет направилась к стоявшей у ворот повозке, невыносимо медленно переставляя ноги и всем существом выражая возмущение порученной ей важной миссией.
   Время тянулось, как густая расплавленная смола. Всей душой я ожидала, что Дамьян откажется от приглашения. Я никак не могла смириться, что своим появлением, он внесет в привычный и лелеемый мною мир покоя, какой я обретала в Сильвер-Белле, ощущение цепенящей неловкости и сумятицы. До сих пор я не могла привыкнуть к нему. В его присутствии мои чувства и эмоции были не подвластны мне, и это ощущение беспомощности перед ним пугало и в то же время захватывало меня.
   Однако Дамьян не раздумывал ни секунды, будто только и ждал, когда его позовут. Спрыгнув с повозки, он небрежно набросил поводья на воротный столб, даже не потрудившись затянуть их как следует.
   После всех долженствующих приветствий, Дамьяна усадили на диван, а тетя расположилась напротив него в одном из кресел. Одет он был не по-праздничному: льняная рубаха с широкими завернутыми рукавами, темные шерстяные брюки, в тон им вязаная безрукавка и высокие сапоги. Рядом с собой на диван Дамьян бесцеремонно бросил кепи, что тетя недовольно отметила, но замечание не сделала.
   Вдруг буквально из воздуха у нее в руках появилась корзина с овечьей шерстью и, вывалив ее содержимое на пол, она выудила из объемной кучи тщательно смотанные нитки. Чем ей не угодил аккуратный клубок, так и осталось загадкой. Тетя проворно размотала его и подозвала меня, чтобы я помогла заново смотать его. Я примостилась на скамеечке у ее ног и больше четверти часа просидела с выставленными перед собой руками, выполняя нелегкую роль катушки.
   Сибил устроилась у окна, держа перед носом книжицу, и пыталась в вечернем блекло-сером свете различить нечеткий шрифт. Ее Дамьян как обычно не замечал, так же как совсем не интересовался колокольчиками и обстановкой. Закинув ногу на ногу, он со скучающим видом постукивал неизменным хлыстом по сапогу. Хозяйка дома первая нарушила молчание:
   - Я знаю, вы занимаетесь делом, мистер Клифер. Фермерство, не так ли?
   - Да, фермерство, - ответ не располагал к дальнейшей беседе. Но тетя была не из тех, кто сдается после легкого отпора.
   Один за другим она стала закидывать гостя каверзными вопросами. И через несколько минут непрерывного "артиллерийского обстрела" все, в том числе и гость, высоко оценили почти энциклопедические познания мисс Уилоуби в фермерстве, добытые, как она скромно призналась, благодаря комитету, который обязывает вести близкое знакомство с сельчанами и фермерами, и быть в курсе всех жизненно важных для них дел.
   Вскоре отношение тети к Дамьяну незначительно изменилось. Она перестала настороженно всматриваться в него, ожидая непременной дерзости вкупе с грубым поведением. То, что мистер Клифер охотно и с явным уважением отвечал на ее вопросы, после того, как она сумела заинтересовать его, немного смягчило тетю, хотя ее невысокое мнение о нем осталось прежним.
   - Шестеренки у него в голове крутятся слаженно! - немного позже заявила она мне. - Только много ли от этого проку, если служат они безнравственному человеку. Но надо отдать должное, он отлично знает, чего хочет и, не сомневаюсь, добьется этого. Обладая таким безмерным упорством, он добьется гораздо большего, чем первоначально планировал. Только чего хочет Дамьян Клифер? В этом, я полагаю, главная загвоздка!
   Мы были одни в гостиной. Приехал Рэй, и подруга вышла к нему на встречу. А Дамьян, сообщив, что не слишком туго привязал лошадь, отправился исправлять это упущение, дав хозяйке дома прекрасную возможность ознакомить меня с критическим обзором всех его недостатков.
   Высказавшись, тетя Гризельда опустилась на колени и принялась засовывать под кресло корзину с шерстью, при этом красноречиво поглядывая на меня, будто ждала, что я, как озаренный божественным откровением прорицатель, отвечу, чего хочет мистер Клифер. Я же, якобы не замечая взглядов, наблюдала за ее потугами. Впопыхах тетя невесть как закинула всю шерсть в корзину, и та, приобретя пару отчетливых горбов, вовсе не спешила протиснуться под кресло, а прямо на наших глазах грозила развалиться на части. Потерпев неудачу, тетя раздраженно плюнула и водрузила незадачливую корзину на кресло, где заставила ее пухлыми подушечками.
   - А ты заметила, - вновь заговорила она, восстановив дыхание, - что его так и тянуло улыбаться. Неосознанно, естественно. Вряд ли он сам был бы этому рад.
   - Нет, не заметила. Если помните, я сидела к нему спиной и усердно служила вам катушкой.
   - А вот я заметила, - отозвалась тетя, пропустив ворчливые нотки в моем голосе. - Полагаю, его кичливо-скучающий вид - только уловка. На самом деле все, что происходило, нравилось ему, и было как раз тем, чего он ждал. Любопытно...
   - Что вам любопытно? - деланно спросила я.
   - А то, что заставило его улыбаться? А ведь Дамьян Клифер не из тех, кто показывает свое истинное лицо. Значит, это что-то должно чрезвычайно сильно влиять на него, раз чувства прорывались через его вечную спесивость. Ты случайно не знаешь, что бы это могло быть?
   - Нет, откуда мне знать! Я не слежу за его увлечениями.
   - Увлечениями? Вот как...Ну, раз ты не знаешь, тогда придется довольствоваться догадками.
   С моим сердцем творилось что-то необъяснимое: то оно билось нормально, то вдруг делало отчаянный толчок, и тогда у меня начинало тоскливо сосать под ложечкой. Странное чувство удовольствия и вместе с тем страха шевельнулось в груди. А вдруг его улыбка предназначалась вовсе не мне, а тем мечтам, в которых он пребывал единственным владельцем Китчестера?
   - А вот и Тернеры, - услышала я голос тети, он был отчужденным, словно ее занимала какая-то неприятная мысль.
   Едва она успела оправить тяжелую жаккардовую юбку с крупным узором и жакет из того же материала, как Финифет ввела в гостиную мистера и миссис Тернер.
   - Гризельда! - стоя в дверях, воскликнула гостья, - Я глазам своим не поверила! Вы видели, кто стоит перед вашим домом!
   - Тьфу ты, именно этого я и опасалась! - сорвалось у тети с языка.
   - Но самое худшее, Виолетта осталась там и заговорила с этим человеком. У нее случился очередной каприз! Она не поддается никаким уговорам и совершенно неуправляема! Ни я, ни мистер Тернер не смогли заставить ее войти в дом.
   - Это еще не самое худшее, - возвестила тетя Гризельда чуть ли не загробным голосом. - Я должна вас предупредить, мистер Клифер намерен сопровождать нашу компанию на праздник.
   Трудно передать словами, что испытала миссис Тернер в это мгновение. Она несколько раз глубоко вдохнула, при этом беззвучно открывая рот, как выброшенная на нагретый песок рыба и, обретя моральную опору в рукаве мужниного пиджака, вцепилась в него, словно в спасительную соломинку. Сам мистер Тернер, как и подобает главе добропорядочного семейства, сохранил бесстрастность. Ни единый мускул на его лице не поддался слабости и не дрогнул под тяжестью сокрушительной новости. Чтобы не подрастерять созданное впечатление, он выдержал приличную паузу и, прочистив горло, рассеянно изрек:
   - Мда, - затем с вялым ободрением похлопал жену по руке, справно исполняя обещанное "и в горе, и в радости", и с некоторой натугой отцепил ее хваткие пальцы от своего рукава.
   Хотя миссис Тернер никогда никого не обвиняла и славилась своей неспешностью в выводах, сейчас же она изменила своим принципам и укоризненно взглянула на меня. Тетушка мгновенно парировала ее укор, заявив:
   - Моя племянница тут ни при чём! Виолетта попросила его.
   Наступила тишина.
   - Определенно, это бзик, - наконец, меланхолично промолвил мистер Тернер, занятый созерцанием собственных ногтей.
   Мысль, что Виолетта один на один противостоит порочным атакам коварного соблазнителя, не на шутку обеспокоила миссис Тернер. Ей не терпелось выйти на улицу и прервать любезную беседу дочери с мистером Клифером. Но единственное, что она могла сделать, не нарушив приличий, - это занять наблюдательный пост у окна и, нервно заламывая руки, восклицать, как бы чего не сотворил с ее деточкой злостный интриган. Через десяток таких восклицаний, тетя не выдержала и с сарказмом пошутила, что остерегаться надо как раз мистеру Клиферу, так как девица вознамерилась растерзать его с алчностью светской львицы. Шутка не была оценена по достоинству и увенчалась неловкой паузой, во время которой на ум всем пришел бесславный лондонский дебют Виолетты и причина его провала.
   Вскоре мы покинули Сильвер-Белл. Оказавшись на улице, миссис Тернер тут же поспешила на помощь дочери и вклинилась между ней и ее собеседником. И хотя злодей находился от потенциальной жертвы на дозволенном расстоянии и ни в коей мере не выказывал преступных намерений, никто не сумел бы разубедить взволнованную мать, что она только что разрушила коварные козни и уберегла дочь от неминуемой опасности.
   Кроме злополучной парочки за воротами стояли Рэй и Сибил. Одной рукой он сжимал пальцы своей нареченной, а другой мерно поглаживал шею пегой лошадки. У девушки в волосах была воткнута махровая маргаритка, и она изредка нежно прикасалась к ней.
   А в довольно вместительной, но перекошенной на один бок повозке сидел Николс Ливингтон и изучал лес, хмурой стеной высившийся за нашим коттеджем, так, будто видел его впервые в жизни. Ему явно было все равно, что изучать, лишь бы не смотреть, как Виолетта Тернер любезничает с другим мужчиной.
   При нашем появлении его лицо озарилось безудержным облегчением и он, опершись о высокий деревянный борт, обитый железом, спрыгнул на землю, чтобы приветствовать нас.
   Я долгое время не виделась с ним. Из различных разговоров я знала, что Николс сейчас трудиться в общественной больнице в Солсбери, как и хотел изначально. Он еще не закончил учебу и пока только проходил практику, но, со слов тети, уже заимел неплохую репутацию, как среди коллег, так и пациентов. Говоря о Николсе, тетя даже напрягла память и вспомнила, что отец его, мистер Ливингтон, при встрече с директором больницы, уважаемым доктором Болтоном, был удостоен лестного отзыва о своем отпрыске.
   - Его профессиональные качества так же хороши, как и его моральный облик, - пересказывал затем мистер Ливингтон похвалу доктора, сияя от гордости за успехи сына на врачебном поприще, - И то, и другое выше среднего, как со всей ответственностью убедился доктор Болтон, прежде чем предоставить в руки Николса жизни десятков больных.
   За это время он, казалось, вытянулся еще сильнее. А из-за худобы походил на разодетую в синий твидовый костюм, винно-красный жилет и голубую сорочку жердь. Повязанный на шее бардовый платок только сильнее оттенял бледную кожу с пылавшими от ревности веснушками. Когда-то ярко-рыжие волосы немного поблекли, но были, как и в детстве, взлохмачены из-за привычки Николса постоянно запускать в них пятерню.
   Я тепло поздоровалась с ним. Он ответил мне с большим энтузиазмом и, сграбастав мою руку, самозабвенно затряс ее. Хотя во время этого действа его глаза так и норовили скосить в сторону мисс Тернер, но усилием воли Николс фокусировался на мне и продолжал энергично трясти руку до тех пор, пока я, твердо и уверенно, не прекратила это безотчетное приветствие.
   Наконец, тетей был дан старт на рассаживание по повозкам и отправку на праздничную поляну. Тут то и произошел первый неприятный инцидент.
   Опекаемая матерью, Летти ни на шаг не отходила от своей нынешней "слабости" и благосклонно одаривала мистера Клифера повышенным вниманием. Она ворковала с ним, делясь впечатлениями от восхитительного Лондона и бесстыже врала о том "фуроре", что произвела в свете. Дамьян слушал с неослабевающим интересом, хотя, не сомневаюсь, уже был осведомлен об истинном положении дел в семье достопочтенного Арчибальда Тернера.
   Когда все принялись рассаживаться, и тетя Гризельда скомандовала юному врачу и сэру Арчибальду отправляться к мистеру Клиферу, а всем остальным занять места в повозке Рэя, девушка упрямо заявила, что не собирается ехать с кузнецом.
   - Меня сопровождает Дамьян, значит, я поеду с ним! - вызывающе объявила она.
   В этот момент Виолетта являла собой такую неописуемо-восхитительную картину, что несчастный Николс уставился на нее, как голодный пес на груду мозговых косточек. В бирюзовом платье, достойном роскошных гостиных, а не лесной поляны и собранном на шее бледно-розовом шарфе из индийской кисеи она выглядела головокружительно. Ее глаза сверкали, лицо, обрамленное светлыми локонами, зарделось, а губы чуть капризно изогнулись.
   - Сокровище мое, ты не можешь ехать с ним! - запротестовала ее мать.
   - Почему нет? - дерзко спросила Летти.
   Но ей ответил сам Дамьян, в один миг спутав все ее планы.
   - К глубокому сожалению, мисс Тернер, - подчеркнуто любезно сказал он, - я уже пообещал место Найтингейл. Она возжелала править Стрекозой, и я не смог отказать ее мольбам.
   Он похлопал кобылу по лоснящемуся крупу. А я в ответ на его беззастенчивый блеф состряпала грозную мину. Что ни в малейшей степени не испугало Дамьяна. Он чуть насмешливо продолжил, обращаясь к девушке:
   - Перекладина слишком коротка, чтобы уместить нас троих. Но вы можете вместе с вашим отцом и мистером Ливингтоном сесть внутри повозки...Правда, прежде в ней перевозили компост для удобрения земли в теплицах. Но, даю слово, вашему платью ничего не грозит, ее хорошенько выскребли и вычистили.
   - Дамьян, вы разыгрываете меня!
   - И в мыслях не было, - уверил он ее. - Ваша подруга неоднократно присутствовала при разгрузке компоста, а иногда и руководила процессом. Так что она может подтвердить. Не правда ли, Найтингейл?
   - Да, - покорно сказала я будничным тоном, - это та самая тележка.
   Мне стоило больших трудов сохранять спокойный, почти безучастный вид, чтобы невольно не выдать своих чувств. До этого момента я и сама не осознавала, как мне хочется ехать с ним. Сидеть подле него, прикасаться своим плечом к его...И потому, когда он заявил, что уже пообещал место мне, у меня не хватило духа возразить ему.
   Однако тете эта идея пришлась не по вкусу. Но, чтобы не тревожить миссис Тернер, она молча согласилась обменять меня на Виолетту, уповая на мое благоразумие и отсутствие привычки действовать согласно сиюминутным порывам вопреки воспитанию и приличиям.
   Мисс Виолетте Тернер повозка из Китчестера теперь представлялась не такой уж привлекательной, а перспектива оказаться на месте, где всего лишь несколько часов назад лежал компост, чудовищной. Ничто, даже близость мистера Клифера, не могло заставить ее пересилить брезгливость и занять место в тележке. Но и отступать с позором, представ перед столь колоритным почитателем в невыгодном свете, она не собиралась. Лицо ее, пылавшее от обиды, приняло своенравное выражение, и она бравурно заявила нам:
   - Вы боитесь, что Дамьян украдет меня из-под ваших щепетильных носов! Потому и не хотите, чтобы я ехала с ним! Или совершит что-нибудь противозаконное, отчего у вас волосы встанут дыбом!
   - Летти, ну что ты, никому и в голову не могло прийти такое!
   - Виолетта, сию минуту извинись, твои слова оскорбительны, - произнес ее отец тоном не слишком отягощенным строгостью.
   Боже! Я уже уповала, что Господь сжалится над нами и разверзнет под ногами Виолетты землю, чтобы она провалилась куда-нибудь подальше от нас, на край света. Единственный, кто наслаждался занятным зрелищем, был Дамьян. Скрестив руки на груди и привалившись к борту пресловутой повозки, он, похоже, еще никогда так не веселился.
   - Вздор! - громогласно объявила тетя. Она послала в Дамьяна разящий похлеще самых острых дамасских кинжалов взгляд. - В сложившейся ситуации этот молодчик будет первосортным олухом, если выкинет подобный фокус.
   - Что вы имеете в виду, Гризельда? Что значит "сложившаяся ситуация"?
   Но тетушка, не слыша миссис Тернер, бойко хлопнула в ладоши и в очередной раз приказала рассаживаться по местам.
   После впечатляющей новости о компосте, сэр Арчибальд отмел все попытки мисс Уилоуби посадить его в "неблаговидный экипаж" и сконфуженно забрался в повозку Готлибов. Туда же отправился и мистер Ливингтон, не забыв предоставить дамам свой обтянутый синим твидом локоть в качестве превосходной опоры.
   На небе замерцали россыпи звезд, а ночная мгла уже медленно отвоевывала у сумеречного вечера свои права, когда маленький караван из двух повозок, наконец-то, двинулся в путь.
   Мы ехали вдвоем! И меня нисколько не заботило, что остальные жмутся друг к другу, как овечки в тесной клетушке загона. Хотя по всем правилам хорошего воспитания я обязана была думать только об этом и о том сочувствии, какое непременно должна выказывать сейчас. Но, увы, мои мысли были совершенно далеки от их стесненного положения.
   Первые минуты меня одолевало смущение. Я боялась ненароком прикоснуться к Дамьяну, и потому сидела не шелохнувшись, сцепив на коленях руки. Но он вел себя исключительно по-джентльменски: завел необременительный разговор о погоде и смотрел только в сторону лошади. Вскоре я перестала вздрагивать при его малейшем движении и нервно ожидать чего-то безумного. Впрочем, я ехала с ним - и это уже было безумством. И я совершила его!
   Когда наш караван покинул деревню, Дамьян выполнил "обещанное" и передал мне вожжи с шуточным напутствием поберечь наши кости и не опрокинуть нас в глубокий овраг. Подхлестнув Стрекозу, я невольно рассмеялась шутке, и внезапно поняла, что этот вечер доставляет мне безмерное удовольствие.
   К высоким бортам повозок Рэй (и когда только успел) прикрепил факелы. Телеги на ухабах подпрыгивали, скрипом оповещая о своей ветхости, а языки пламени колыхались, будто живые, то вспыхивали густым багрянцем, то почти затухали, освещая сгущавшуюся тьму красноватым ореолом. Над нами, словно тончайший купол, дрожал рассеянный дым и причудливые тени, похожие на чертиков, вылетевших на ночную охоту, мелькали по озаренным лицам.
   Вблизи все казалось задернутым непроглядной черной завесой, но дальше у горизонта длинным пятном очерчивался лес, к которому нестройной вереницей тянулись веселые огоньки. Из мрака до нас долетали всплески смеха, отдельные фразы песен, позвякивание упряжи и радостные, а то и просто хмельные голоса, сливавшиеся в один неясный гул.
   И Дамьян был здесь! В руках я держала вожжи, но все-таки закрыла глаза, прислушиваясь к тому, что творилось со мной. Сладко стесняло в груди. В воздухе остро ощущался едкий дым костров, полыхавших за лесом, и как будто витало какое-то томительное ожидание. Поневоле казалось: из-за того, что он рядом, должно произойти что-то очень важное.
   Мучительные подозрения, страх последних недель, недоверие - все это куда-то исчезло, скрылось под покровом волшебной ночи. В этом прозрачном воздухе не могло найтись места злу. Я была счастлива. Если бы только эта поездка никогда не кончалась!
   - Что тебя так позабавило в Сильвер-Белле? - решилась я и завела разговор.
   - Разве там было что-то забавное?
   - Ты улыбался... иногда.
   - Надо же, - он лукаво прищурился. - Кто тебе сказал?
   - Тетя Гризельда.
   - Твоя тетя Гризельда исключительно наблюдательна. И догадлива.
   - От нее невозможно что-то скрыть.
   - Если бы мне раньше сказали, что я улыбался, наблюдая, как сматывают шерсть, я бы испугался за свой рассудок.
   - А что, радоваться простым вещам - помешательство?
   - "Простые вещи" всегда были для меня из разряда несуществующих.
   - Так же как и люди? - я ступила на опасный путь, но не смогла пересилить себя и остановиться. Это ночью я была смелой.
   - Люди бывают чрезвычайно полезными существами, - казалось, он подначивал меня.
   - А чем тебе полезна Виолетта?
   - Ревнуешь? - впервые за время езды он взглянул на меня. В его зрачках отражался факел.
   - Я... - я отвела глаза, - едва ли я могу похвастаться скудоумием!
   Он рассмеялся.
   - Такие как ты хвастаются только скромностью.
   - Зато у тебя богатейший выбор на этот счет! И все же, зачем тебе Виолетта? Она не одна из...твоих девиц. Я не позволю играть с ней и заманивать в свои сети. Ты уже немало унизил в угоду своему вожделению: Джудит, мисс Падок...
   - Кто такая мисс Падок?
   - Боже, ты даже не помнишь, кого соблазнял?! Дочка викария из Эмбер-Виладж. Она чуть не умерла, после того как поняла, что ты сотворил с ней!
   - Бред, она отравилась какой-то дрянью, пытаясь избавиться от ребенка.
   - От твоего ребенка, Дамьян! Неужели ты настолько черств, что тебе безразлично это?
   - Она сама приняла решение, - процедил он сквозь зубы. - Я обещал ей свою защиту. Если бы ребенок родился, он никогда бы не знал нужды!
   Дамьян вновь обрел спокойствие, причем так же быстро, как за мгновение до этого стал резким и злым. Если я хочу добиться откровенности, мне нужно быть сдержанной, а не лезть в непроглядные заросли, которые могут вспыхнуть от одного неосторожно сказанного слова.
   - Я не верю, что ты увлечен Летти. Она нужна тебе, но для каких целей? Тщеславие застилает ей глаза, она считает, что ты без ума от нее. А ты поддерживаешь ее в этом заблуждении.
   - Она сама не прочь пребывать в нем как можно дольше, - немного развязно отозвался Дамьян. - Почему бы тебе не закрыть глаза на эти маленькие слабости.
   Я с хладнокровием приняла его ответ. Очарование ночи прошло, оставив неприятный осадок чего-то несбывшегося. Мы въехали в лес. Над нами раскинулась черная сеть косматых ветвей, наброшенная на звездное небо. Из-за недавних дождей дорога раскисла и превратилась в глубокую колею, заполненную опавшими листьями. Между стволами старых вязов, покрытых проседью лишайника и мха, темнели густые заросли кудрявого папоротника. Сонный бор недовольно поскрипывал и вздыхал, а где-то в валежнике жалобно ухала сова.
   Дамьян первый заговорил о той ночи. Чуть склонившись, чтобы не касаться головой низких ветвей, он жестко произнес, позабыв про свой насмешливый тон:
   - Тебе нужен отчет о моих передвижениях? Я не могу дать тебе внятных объяснений.
   - Ты прогуливался. Джессика сказала, что встретила тебя у парадного входа.
   - Тебя это устраивает?
   - У меня нет других фактов.
   Он прищелкнул языком и желчно проронил:
   - Моя репутация не нуждается в "других" фактах, чтобы обвинить меня. Остальные не постеснялись тут же приписать на мой счет это происшествие с тобой.
   - Репутация - это хорошо устоявшееся мнение. Я же не принимаю в расчет то, что говорят другие. Я слушаюсь только своего суждения.
   - И что подсказывает тебе твое нерушимое здравомыслие?
   - Ты мог бы легко это сделать.
   Он как-то безразлично пожал плечами и, шокировав меня, беспощадно заявил:
   - Если бы я хотел избавиться от тебя, то сделал бы это не в Китчестере и не сейчас. А задолго до всей этой кутерьмы с появлением горячо любимой внучки. Полагаю, несчастный случай со слишком неугомонной девчонкой не вызвал бы у местных умов подозрений. Помниться, я сам говорил тебе, что нужно быть смелее и не избегать родственников... Мне не нужна твоя смерть, соловей. Заруби себе это на носу. Если не доверяешь своим чувствам, обратись к логике, которую ты так ценишь.
   - Однако все уверены, что это ты.
   - Мне начхать, в чем они уверены! Мне безразлично даже твое мнение, поскольку оно ничего не изменит.
   Его слова горько задели меня. Но я все же произнесла:
   - Не думаю, что это был ты. Там на лестнице я не смогла бы сопротивляться тебе так долго.
   - Ну, слава богу, - Дамьян зло хохотнул, - по крайней мере, подозрения в неуклюжести и бессилии не тяготеют над моим самолюбием.
   Злость выдала его. Он не так безразличен к моему мнению, как хотел показать.
   - И все же... ты мог только запугивать меня. Граф настаивает, что это была шутка. Твоя месть мне. Порой, я не могу отделаться от ощущения, что все так и было.
   - Слова старика не стоят и выеденного яйца. Он скажет что угодно, лишь бы оградить Китчестер от проблем. Представить покушение в виде жестокой шутки над несчастной внучкой - поступок, который от меня все ожидали и который легко объясняем моим стремлением заполучить замок, - вполне в его духе.
   - А что в твоем духе, Дамьян? - еле слышно спросила я. - Я не могу верить тебе до конца. Я знаю, на что ты способен. Чего ты хочешь? Чего действительно хочешь?
   - Ты знаешь чего.
   Я вздрогнула всем телом, до боли стиснув в онемевших руках вожжи.
   - Но так ли это?! Как я могу верить тебе, когда все твои поступки противоречат словам?
   - Человек чаще действует согласно обстоятельствам, а не своему желанию
   - Никогда бы не подумала, что ты из тех, над кем довлеют обстоятельства.
   - И, тем не менее, это так.
   - Звучит очень интригующе, - я уже овладела собой. - И какие же обстоятельства вынуждают тебя искать общества Виолетты? Или говорить мне о своей безумной страсти? Женитьба на мне сделает тебя ближе к Китчестеру. Но, может быть, ты не хочешь делить его со мной?
   - Что ты хочешь услышать от меня?
   - Искренности.
   Он издал какой-то гортанный звук, похожий на фырканье.
   - У тебя до глупости обостренное благоразумие. Даже самая пугливая черепаха не сделает ни одного шага, если не высунет голову из панциря.
   - Я не черепаха! - бессмысленно буркнула я и затихла
   Меня охватило почти непереносимое волнение. Прислонившись к холодному борту повозки, я посмотрела на его профиль. Жесткий, резко очерченный в багряном свете факела, грозный и напряженный. Все мои чувства к нему смешались, и я ничего не могла в них понять. Я лишь знала, что никогда не смогу полностью доверять ему.
   Долгое время мы молчали, слушая дыхание друг друга и доносившиеся отовсюду звуки леса. Наконец он заговорил, уставшим и немного апатичным голосом:
   - Мой хлыст пропал еще утром, когда я купался в реке. Я считал, что раздеваясь, неосторожно бросил его на траву, а он скатился в воду. О том, что я купаюсь по утрам, знает чуть ли не каждый в Китчестере. А твой бессознательный лепет, когда я тебя принес, слышали все. Если среди нас был убийца, то он затаился.
   Я хотела спросить его о Жаннин и Уолтере, но не посмела выдвинуть подозрения против его матери. Какие бы ни были между ними отношения - она его мать. Но он сам заговорил о ней.
   - Жаннин не бойся - она глупа и похотлива. Я подозревал, что у нее есть любовник, но не знал, кто этот счастливчик. А в ту ночь оба так нервничали, что все сомнения исчезли.
   - Я слышала их, но они вели себя так, будто виновны в большем, чем прелюбодеяние.
   - Едва ли будет что-то ужаснее для бесхребетного Уолтера, чем уличение в измене.
   - Почему?
   - Эллен - Китчестер. А кто такие эти двое? Граф никогда не простит, тем, кто посмеет насмехаться над одним из Китчестеров. Самое простое, что он может сделать - это выгнать любовников к чертям, оставив подыхать на улице...
   Я обдумала его слова. Возможно, этим и объясняется тот дикий испуг разоблачения, что владел любвеобильной парочкой. Оба они отлично устроились под крылом графа Китчестера, и в один миг лишиться этой праздности и оказаться на улице, влача нищенское существование, было в высшей степени жуткой перспективой.
   - Почему ты избегал меня все это время? - спросила я, ожидая еще одной колкости.
   - Я и дальше буду это делать. У меня есть кое-какие мысли, кто бы это мог быть. Нужно время, чтобы подтвердить их.
   - Хорошо, - согласилась я, будто он ждал от меня согласия. Я подумала, что не в силах ни возражать, ни сопротивляться. Я так слаба против Дамьяна, я, которая всегда была так отважна, так уверена в себе! Я хотела от него объяснений и получила их, но только потом, в одиночестве обдумывая его слова, поняла, что едва ли избавилась от холодка подозрения в груди. А сам Дамьян повернул наш разговор как бы в свою пользу. Я хотела поверить ему. Но могла ли?
  

ГЛАВА 30

   Воздух гудел от звуков бубенцов и колокольчиков на соломенных шляпах. Владельцы рогожных балаганчиков и лотков со всякой снедью громко созывали народ полакомиться вкуснейшей сдобой или посмотреть на невиданные чудеса, скрытые за цветными занавесками. Весь этот шум перекрывали пронзительное "ту-ту-ту" мистера Панча и несмолкающая свирель его неразлучной спутницы Джуди.
   Дым огромных костров тянулся к небу, заволакивая густой сизой пеленой половинчатую луну. Вокруг кострищ вздымались корявые ветви. Тут же были свалены в кучу неровные чурбаки и поленья, и ожидали своей очереди отправляться в огонь.
   Когда мы подъехали и спустились с повозок, произошел еще один досадный момент. Дамьян задержался, подыскивая для привязи удобное место. Я же подошла к остальной группе. Отталкивающая личность мистера Клифера настолько занимала некоторые умы, что являлась единственной темой, которую без устали смаковали на протяжении всей дороги. Тетя Гризельда не принимала участие в обсуждении и хранила строгий нейтралитет, не одобряя ни одну из сторон и избрав своей тактикой тяжеловесное молчание. Зато миссис Тернер, огорченная необъяснимой симпатией дочери к этому человеку, наверное, впервые в жизни позволила себе предвзято высказаться о ком-то. После ее несколько сумбурной речи, мистер Ливингтон, искренне веривший, что нерасполагающие манеры еще не показатель конченности человека, провозгласил:
   - Мистер Клифер не так уж и плох. Помяните мои слова, придет день, и он удивит нас всех!
   За спиной молодого врача раздался язвительный смешок и Николс, обернувшись, был встречен столь злой усмешкой, что тут же стушевался.
   - Удивлять дураков - занятие не по мне, - процедил Дамьян.
   На это Николс улыбнулся с мужеством, побудившим меня броситься на его защиту.
   - Слава богу, мы не доросли до вашего уровня интеллекта, мистер Клифер. Едва бы вы выдержали такую конкуренцию!
   Но Дамьян только вновь отрывисто рассмеялся и, огибая разряженную публику, направился к балаганчикам. Следом за ним ушла по своим комитетским делам и тетя Гризельда. А миссис Тернер, уже в сотый раз открыла рот, чтобы предостеречь дочь от неблаговидных поступков и напомнить ей об угрозе, исходившей от мистера Клифера, но была внезапно прервана мужем. Со знанием дела тот заявил ей, что родительское брюзжание только растравливает детей на спорные действия. Затем, раскланявшись с нами, твердо взял жену за плечи и увлек к спешившей им навстречу миссис Лонгботтом. Не успели они скрыться, как Виолетта догнала Дамьяна и завладела его рукой, чему тот нисколько не сопротивлялся.
   - Дамьян, помнится, вы обещали избавить нас от занудства со стороны некоторых личностей.
   Я угрожающе воскликнула, обращаясь к нему:
   - Только посмей покуситься на мое занудство, и я отравлю тебя как самую омерзительную крысу! Подсыплю в тарелку мышьяк!
   - Ого, в мои планы не входить почить в столь раннем возрасте и столь экстравагантно.
   - Но вы обещали, Дамьян!
   - Обещания даются по необходимости, а исполняются по желанию, мисс Тернер.
   Виолетта так и не смогла подобрать достойный ответ, чтобы выразить свое возмущение его предательством.
   Мы подошли к лоткам с углем и соломенными шляпами. От души измазав лица, мы с Сибил стали похожи на самых настоящих трубочистов, не хватало только метлы и ведерка. А Летти удовлетворилась роскошной шляпой, которую примеряла по-меньшей мере минут десять.
   Тем временем над поляной разнесся звон бубна и взрывы смеха, разноцветная толпа радостно зашумела и устремилась на звук. Началась игра в жмурки, и Виолетта изъявила страстное желание поучаствовать в ней.
   - Дамьян, а вы играли в жмурки? Нет? Ну, это же огромное упущение. Пойдемте скорее, вы обязательно должны ловить меня. Я поддамся только вашим сильным рукам.
   - А как же твоя шляпа, Летти? Опять ее растопчут в той толчее, что твориться во время игры.
   - А если и растопчут, то что такого?! В прошлый раз мы заплатили всего-навсего полкроны... Только не начинай нудить! - опасливо добавила она. - Хорошо, я сниму ее во время игры. Ники, подержит ее.
   - А вдруг ему тоже хочется развлечься? - я могла без устали поддевать ее. А сейчас тем более делала это с двойной радостью и особым умыслом.
   - Он будет держать мою шляпу! Николс...
   - Мисс Сноу не ошиблась, мне бы очень хотелось поучаствовать в игре. Из-за учебы и работы я уже давным-давно не делал ничего забавного.
   - Тогда оставлю эту гадкую шляпу тут! - Виолетта рывками принялась развязывать ленты.
   - Нет, нет, Летти! - в разговор вмешалась Сибил. Она ласково улыбнулась. - Ты так долго ее выбирала, что теперь отказываться от нее исключительно несправедливо. Я подержу шляпу. Все равно мы с Рэем не будем играть.
   - О, Сиб, ты настоящая душка, не то, что некоторые!
   За всю сцену Дамьян так и не сказал ни единого слова. Пару раз к нашей компании подходили какие-то парни, изображавшие то ли пиратов, то ли разбойников с большой дороги. А может, и вовсе никого не изображавшие, а имевшие вполне обычный для себя вид. От них за милю несло кислым домашним вином и неприятностями. Они за руку здоровались с Дамьяном, и каждый из них считал своим долгом, оглядев нас троих с головы до пят нехорошим взглядом, выразить свое восхищение подмигиванием и сальной улыбочкой. Особенно ретиво это восхищение выражалось Виолетте. И, слава богу, тут она проявила редкое для себя благоразумие, воздержавшись от заигрывания с подобными людьми.
   - Что за рожи! - выдохнула она брезгливо, после того как очередной "знакомый" Дамьяна с блеском завершил серию подмигиваний и скрылся в толпе. - У вас с ними какие-то дела, Дамьян? Или так, общее прошлое?
   - И то и другое, мисс Тернер.
   - Мне трудно представить, что у них может быть что-то общее с вами.
   - Вот и не затрудняйте свою красивую головку.
   - А вы не расскажете?
   - Нет.
   - Даже если я сильно попрошу вас об этом?
   - Ливингтон, я слышал, вы врач? - резко сменив тему, обратился Дамьян к Николсу, умышленно не заметив негодования на лице своей спутницы.
   - Еще только учусь. Прохожу практику в больнице в Солсбери.
   - Вот как, решили работать среди низших слоев населения.
   - Бедным нужно лечение точно так же как и богатым.
   - Обычно бедные умудряются умирать и без присмотра врача, - съязвил Дамьян. - Они в состоянии оплатить только одно - либо гроб, либо лекаря. Бессменный выбор всегда за первым. Зачем попусту тратить деньги на бесполезное светило науки, если после его визита все равно отдашь богу душу.
   - Я лечу, мистер Клифер, а не калечу! - в голосе Николса прорезалась жесткая нотка, и все мы вдруг ясно поняли, что он, бесспорно, знает и любит свою профессию и готов стоять за нее до последнего. - Именно с этой целью я живу и учусь! За жизнь своих пациентов я буду бороться как за свою. Это вопрос не только чести и долга - это вопрос совести, Клифер.
   - Вряд ли для мистера Клифера слова "честь", "долг", "совесть" имеют какое-то значение, Николс, - обратилась я к нему. - Его может волновать только одна вещь - деньги. А твое рыцарское стремление помогать людям, он скорее назовет блажной дурью и сочтет отличным поводом поглумиться.
   - Отчего же. Я не могу не оценить тех людей, что бросают вызов судьбе, - вкрадчиво возразил Дамьян. - Но и заведомо проигрышное дело не вызывает во мне отклика, каким бы благородным оно ни было. Благотворительностью сыт не будешь.
   - А выигрыш - это набитый кошель и служение упитанным богачам? - горячо воскликнула я. Николс стоял рядом со мной и я, выражая свою поддержку, сжала его плечо. - А простые люди пусть подыхают?! Можно полюбопытствовать, Дамьян, когда ты жил в трущ...в Лондоне, ты, наверно, никогда, совершенно никогда не болел?
   В его глазах вспыхнул зловещий огонь. Я ощутила себя при этом так, будто угодила одной ногой в трясину и должна как можно скорее отступить обратно, пока меня не засосало. Спасение пришло, как ни странно, от Виолетты, и в этот раз я была ей благодарна за ее раздражительность.
   - Роби, что на тебя нашло! Еще немного и ты испортишь всем настроение. И что ты вцепилась в Николса?! Ему, наверняка, неприятно! Но он - джентльмен, и будет стоически терпеть твои поползновения! И, в конце концов, может быть, уже начнем веселиться?
   Когда мы пробирались сквозь толпу, я заметила, что при виде Дамьяна люди тревожно отступали. Кто-то испуганно или с неприязнью глядел ему вслед, кто-то бормотал проклятия, но ни один человек на нашем пути не остался равнодушен к его появлению.
   Рэй и Сибил держались позади нас. Между ними завязался серьезный разговор. Настолько серьезный, что вынудил парня говорить, причем делал он это с несвойственной ему эмоциональностью. По отдельным фразам, долетавшим до меня, я поняла, что речь идет о свадьбе. Пару раз в разговоре проскользнуло мое имя, и я невольно прислушалась. Мне показалось, что Сибил отвечает натянуто, словно разговор ей неприятен. Я обернулась - у нее, и впрямь, был расстроенный вид.
   - Спасибо вам, Найтингейл, - занятая разведыванием чужих тайн я не заметила, как Николс поравнялся со мной и пошел рядом.
   - За что?
   - За то, что так отважно защищали меня.
   - Пустяки. Дамьян иногда бывает просто невыносим. И тогда страдает всякий, кто попадется ему под руку.
   - Я слышал, вы гостите в Китчестере.
   Он уже взял себя в руки и ничем не напоминал того несчастного, что не мог спокойно, без щенячьей преданности во взгляде, смотреть на Виолетту.
   Парочка позади нас замедлила шаг и отстала.
   - Похоже, "жуткий граф" не настолько страшен, как о нем говорят. Едва ли у вас был бы такой цветущий вид, если бы вам пришлось терпеть пытки и лишения.
   Я улыбнулась.
   - Граф - маленький безобидный старичок. Никто бы не подумал при виде него, что этот коротышка внушает страх сотням жителей. А обитатели замка, хотя и не все приятные люди, но вовсе не безжалостные звери.
   - И все же я поражен вашей смелостью. Впрочем, вы, Найтингейл, всегда ею отличались. До сих пор вспоминаю, как вы вытащили мисс Рид. Юные леди обычно не бросаются под копыта лошадей, чтобы спасти человека, не так ли?
   - Я придерживаюсь мнения, что мы не так хрупки, как представляют нас некоторые.
   - Просто мужчины боятся лишиться своего превосходства, признай они, что женщина хоть в чем-то может быть лучше них. Поэтому и вынуждены придумывать байки про слабый пол.
   - О, и это говорит мужчина!
   - Я молод и смотрю на мир незамутненным предрассудками и пережитками прошлого взглядом... В больнице я неоднократно был свидетелем того, как сестры трудились, ухаживая за больными, когда многие работники-мужчины валились с ног от усталости.
   Упоминание о больнице дало мне повод расспросить Николса о работе. Но он отвечал односложно, словно его заботило в этот момент нечто более существенное, чем его практика.
   - Найтингейл, если я обращусь к вам с личной просьбой, вы не сочтете меня излишне дерзким и неучтивым.
   - Вряд ли от вас может исходить что-то неучтивое, Николс.
   Его лицо окрасилось в алый цвет, а рука непроизвольно потянулась к волосам. Он смущенно осмотрелся, будто опасался, что нас могут подслушать.
   - Это из-за Виолетты...то есть, мисс Тернер, - он покраснел еще сильнее, так что веснушки слились с цветом лица. - Я хочу вас попросить...кхм...подыграйте мне, Найтингейл.
   - Что вы имеете в виду? - но тут я сообразила, что означает его просьба. - О, но это совершенно невозможно.
   - Почему же? Если я неприятен вам, тогда приношу свои искренние извинения...
   - Николс, дело совсем не в этом, - поспешно прервала его я, - конечно же, вы мне приятны, но...Неужели вы думаете, что сможете этим спектаклем привлечь внимание Летти?
   - Почему бы не попытаться?
   - Потому что сейчас вы не конкурент Дамьяну Клиферу! - прямо сказала я, и хотя мои слова прозвучали, как удар плетью, я считала, что в данной ситуации горькая правда лучше всего. - Он опасный человек, о нем мало что известно и, кроме того, общество заклеймило его, как негодяя и бандита. С таким набором козырей он еще долго будет оставаться в глазах Виолетты самым привлекательным поклонником. А вы? О вас она знает буквально все.
   - Поэтому я и прошу вас! Я должен чем-то поразить Виолетту, и самое лучшее - это показать, что на ней свет клином не сошелся. Это должно пронять ее!
   С одной стороны, он прав. Потеря самого преданного поклонника, может оставить глубокую рану на самолюбии Виолетты. Но с другой - могло ли это дать Николсу то желаемое преимущество, которое затмило бы все достоинства его соперника?
   Разумеется, мне стоило отказаться от этой нелепой затеи. Но тогда мне пришло в голову, что, если я соглашусь, то и сама смогу проучить кое-кого, поставив на медный лоб Дамьяна несильный, но чрезвычайно досадный щелбан.
   - Ну, раз такое дело, тогда я, пожалуй, возьму тебя под локоть.
   Мы подошли к большому, огороженному тюфяками с сеном, кругу, где в самом разгаре шла игра в жмурки. Под аккомпанемент звенящего бубна около дюжины парней и девушек с шарфами на глазах пытались поймать хлипкого юнца со связанными за спиной руками и колокольчиком на шее. Конечно, стоило ему двинуться, как колокольчик начинал звенеть, а остальные, слыша звон, гонялись за юнцом по всему кругу, наваливаясь на тюфяки и сталкиваясь друг с другом. Те, кто заступал или вываливался за ограждение - выбывал из игры. И нередко случалось так, что человек с колокольчиком на шее оказывался достаточно шустрым и увиливал от "ловцов" до тех пор, пока в круге никого кроме него не оставалось. Зрители же криками и шутками подбадривали игроков, в особенности тех на кого они на спор поставили монетку.
   По соседству стоял полосатый шатер. Согласно афише, обклеенной звездами из фольги, за пологом вас ждала Мадам Зуу - "предсказательница, хиромантка и медиум, искусно владевшая всем обширным арсеналом темных сил". Но все знали, что роль сивиллы исполняла невзрачная бакалейщица из Чейзмора, которой приходилось подсовывать под платье подушки и обвязываться цветастыми платками, чтобы придать своему облику зрелищности, свойственной столь далеким от реального мира натурам.
   Впритык с шатром мадам Зуу расположился прилавок с напитками, как всегда пользовавшийся огромным успехом. Я видела, как парочка впереди нас завернула к этому прилавку. Естественно, я не боялась, что Дамьян сможет напоить меня. Он ведь не станет заливать в меня пунш насильно! Поэтому я относилась к его обещанию, данному Виолетте, как к подстрекательству на очередную перепалку.
   За прилавком судорожно обмахиваясь восточным веером, сидела миссис Брасли. От ее обычной веселости не осталось и следа. С непримиримой стойкостью, как и подобает благопристойной христианке, она терпела того, чье присутствие у ее лотка было явно нежелательно. Дамьян же, ни на грош не оценив усилий миссис Брасли, еще и поглумился над ней, спросив, как поживает ее несравненная дочка, с которой он однажды имел честь познакомиться поближе, чем довел восприимчивую женщину до душевных мук.
   - Пожалуй, я выпью ячменного эля, - нетерпеливо заявила Виолетта, когда ее кавалер соизволил отвлечься от дочки миссис Брасли и обратиться к ней.
   - Оно слишком крепкое для вас, мисс Тернер.
   - Вы думаете, я не устою?
   Конечно же, он приглушил голос. Но даже сквозь общую веселую какофонию, что царила кругом, до нас явственно долетел его ответ:
   - Едва ли я могу надеяться на это, мисс Тернер.
   - Вы забываетесь, Дамьян! - она зарделась и игриво пожурила его пальчиком. В этот момент мистер Ливингтон споткнулся и наступил мне на ногу. - Хотя, будь по-вашему, закажите мне глинтвейн с кардамоном.
   Чтобы оградить свои ноги от дальнейшего посягательства на них, я согласилась с предложением Николса принести мне пунш. И только он отправился к лотку, как Дамьян обратился ко мне:
   - А что ты будешь, Найтингейл? Или все еще трясешься, что я напичкаю тебя по самую макушку, как неопытного в таких делах матроса. Какой удар для твоей презентабельности!
   - Твой язык еще не вспучило от гнойной язвы? - огрызнулась я, чувствуя, как усиливается боль в оттоптанной ноге.
   - А что, у тебя уже случалось такое неудобство? - отпарировал он, криво растянув губы. Но даже эта гадкая усмешка не смогла скрыть задорных чертенят, пляшущих в его глазах.
   А ведь я люблю этого человека, пронзило меня. Все-таки люблю! Мысль была настолько внезапной, что заставила оцепенеть...Рядом с ним я проживала жизнь настолько яркую, что без него, как будто и не жила вовсе. Без него жизнь была заполнена только щемящей пустотой в груди. Что я знаю о нем? Что он жаждет Китчестер и готов на все ради него. И еще, может быть, хотел убить меня. Я не верю ему! Презираю за "маленькие слабости"! И в то же время люблю. Люблю его всей душой.
   Я встряхнула головой. Потом, я подумаю об этом потом. В своей комнате, в тиши, покое. Я очнулась, словно вынырнув из глубокого омута. Прямо передо мной стоял Николс с двумя кружками, от которых исходил дразнящий лимонный аромат. Вид у него был до крайности ошеломленный. Что это с ним?
   - Твой пунш, - он протянул мне кружку и, только я успела взять ее, тотчас залпом осушил свою, и, крутанувшись на каблуках, опять устремился к прилавку.
   - У нашего врача нервишки то расшалились, - заметил Дамьян.
   - Роб! - вдруг взвизгнула Виолетта, но замолчала, осознав, что на ее крик стали слетаться, как мухи на варенье, любители примечательных происшествий. Благоразумно переждав, пока на нас перестанут глазеть, Летти уже более умеренным тоном продолжила:
   - Что ты себе позволяешь?!
   - Что именно? - не поняла я.
   - А то сама не знаешь! Не смей так пялиться на Ники, словно готова проглотить его заживо.
   - Но я и не... Ах, вот в чем дело! Я просто задумалась.
   - Тогда будь добра, - Дамьян сжал мое запястье, - выбирай другие объекты для созерцания. Еще чуть-чуть и я бы подумал, что ты влюбилась!
   Я вздрогнула. Он знает! Неужели я выдала себя.
   - О, Господи! Конечно, нет! - но я не смогла совладать с чувствами, и голос сорвался.
   Его бровь приподнялась. Он произнес почти нараспев:
   - Мне почудилось или птичка-невеличка затрепыхалась?
   Я фыркнула.
   - Сколько пинт ты уже выпил?
   - Не волнуйся, на тебя я всегда смотрю трезвыми глазами.
   Мимо нас к прилавку прокосолапил Рэй. Он был мрачнее обычного и шёл, подпинывая носком ботинка сбитый дёрн. Словно спасаясь от своры гончих, я ринулась к нему.
   - А где Сибил?
   Рэй кивком указал в сторону огороженного круга. Подруга стояла среди зрителей. Отсюда казалось, что она наблюдала за игрой. Но я сразу поняла, что это не так. Слишком уж неподвижна она была, в то время как зеваки вокруг свистели, улюлюкали, подпрыгивали и махали руками.
   Не глядя на Дамьяна, я всучила ему кружку с недопитым пуншем, и сообщила, что подойду к Сибил. На краткосрочный миг он завладел моими пальцами, сжал их и тут же выпустил.
   Подруга была сама не своя. На лицо ее набежала тень, и оно, точно утратило всю свою ласковость. Это было так не похоже на нее.
   - Что случилось, Сиб?
   - Что? Ох, это ты, Роби. Ничего. Совсем ничего.
   - Не ври.
   - А где все?
   - У прилавка миссис Брасли.
   - Как там Летти? Мистер Клифер уже поддался воздействию ее чар?
   - Тебя, в самом деле, сейчас больше всего занимает Летти и ее успехи в соблазнении?
   Несмотря на то, что она старалась быть спокойна, губы ее тряслись.
   - О, Роби, - тихий вздох вырвался из ее груди. - Ну, почему Готлибы такие упертые!
   - Так я и знала, что без них не обошлось! Ухитрились рассорить вас, даже не присутствуя. Талант! И чего же они хотят от тебя?
   - Но мы совсем не в ссоре. Я осталась здесь, чтобы подумать, потому что не могла дать ответ... вот так сразу.
   - Так чего они хотят? Я слышала вы говорили обо мне...
   - Да, - во всей ее позе появилось что-то пристыженное и испуганное, - они решили, что тебя граф Китчестер послушает скорее, чем мисс Уилоуби. Вот они и придумали...
   Она запнулась и, сцепив руки в замок, поднесла их ко рту. Я дала ей время, собраться с мыслями и спросила:
   - Так что они придумали?
   - Если граф не появиться в списке почетных гостей до конца сентября, то Готлибы найдут способ отменить свадьбу и отложить ее на неопределенный срок.
   - Но это...немыслимо! Невероятно! Они не могут так поступить с вами! Что же это за люди, готовые сломать сыну жизнь ради какого-то почетного гостя!
   - Ради дела всей жизни...
   - Дельцы! - бросила я в сердцах. - А что Рэй?
   - О, его я могу понять, - проговорила скороговоркой Сибил, - он свято исполняет свой сыновний долг. Это достойно восхищения.
   Я выругалась. Жалко, что я не держу в своем репертуаре словечек покрепче да поувесистее обычного "черта", чтобы зараз можно было выразить тот ураган страстей, что бушует внутри.
   - Сиб, я не могу ничего обещать. Но я попробую, я, правда, попробую.
   - Это же величайшая дерзость, полагать... нет, надеяться, что граф снизойдет до кузнеца? Но ведь чудеса иногда случаются! И, возможно, твой дед даст согласие!
   Я рассмеялась над ее все еще испуганным, но уже окрыленным надеждой лицом.
   В этот момент зрители шумно загомонили, а бубен протрезвонил что-то победное. Мы обратили все внимание в круг. Щуплый юнец с колокольчиком на шее оказался самым шустрым и успешно увернулся от всех ловцов, выиграв имбирного пряничного слона размером с мою голову.
   - Я уже не хочу играть! - объявила Виолетта, подходя к нам и поправляя на ходу, чуть съехавшую на бок, соломенную шляпку. - У костров еще мало народа, а значит полно места для танцев. О, я слышу, играют рил! Мои ноги так и рвутся в пляс, я сейчас прямо тут начну отстукивать ритм! Дамьян, вы станцуете со мной клар сет? Мы будем самая яркая пара.
   - Увы, я не танцую, мисс Тернер.
   - Ка-ак?! - потрясенно выдохнула она. - Но вы же обещали!
   - Неужели? - измываясь, проронил Дамьян.
   - Ох, вы все время дразните и потешаетесь надо мной, Дамьян. Я сама не прочь поиграть с другими в кошки-мышки, но не люблю, когда это делают со мной.
   - Рядом с вами я абсолютно беспомощен, мисс Тернер, и предельно честен.
   - Честны, только когда вам угодно, - проворчала Виолетта и, нацепив одну из своих обворожительных улыбок, перевела всю обольстительную энергию на мистера Ливингтона. - Николс...Ники, помнишь, как мы танцевали раньше? Это было забавно!
   - Я уже попросил Найтингейл быть моей парой в танцах, - отчеканил он без запинки и какого-либо внутреннего волнения.
   На краткий миг Виолетта лишилась дара речи. А глаза Дамьяна неудержимо заблестели, и у меня возникло ощущение, что если бы тут стоял склад с бочками пороха, то он, безусловно, взорвал бы его.
   - Мне кажется, я нашел гораздо более занятное развлечение, - произнес он, почти любезно.
   - И что же это? - бойко воскликнула Летти.
   - Скачки, мисс Тернер, - Дамьян подождал, когда все осмыслят, сказанное им, и продолжил, - это уже взрослые развлечения, мисс Тернер. Хотя в вас я ни крупицы не сомневаюсь. А вот согласится ли Найтингейл пойти на другой конец поля и поучаствовать во взрослых играх?
   Он испытывающе взглянул на меня. Нахмурившись, я молчала. Мы никогда не ходили на скачки. Тетя Гризельда говорила, и была права, что это развлечение не для юных девиц. Там собирался весь окружной сброд, делали ставки, рекой лилось пиво и, естественно, устраивали драки. Неоднократно мы слышали о несчастьях, когда мужчины падали с лошадей. Редко, но случался и смертельный исход.
   - Конечно же, она пойдет!
   - Наверное, мы не должны туда идти, - попыталась вставить Сибил.
   Не дождавшись моего ответа, Дамьян переключился на молодого врача.
   - Ливингтон, а вам нравятся скачки или ваше хобби - орнитология?
   - С чего вы взяли? Никогда не увлекался птицами.
   - Странно, тогда отчего же ваши силки расставлены на одну своенравную и очень неразумную пичужку
   - Не понимаю о чем вы, Клифер!
   - Думаю, - строго прервала я обмен любезностями, - ничего страшного в том, что мы один раз посмотрим скачки, не будет.
   - Роби, - услышала я тихий возглас Сибил, она встала между мной и Николсом и прошептала. - Не поддавайся ему. Он намеренно провоцирует тебя, это же и глупцу ясно.
   - Поздно, Сиб, уже поздно, - ответила я ей не менее горячим шепотом. - Борьба, происходившая в моем сердце, закончилась бесславным провалом

ГЛАВА 31

   - Поразительно, как ты согласилась?! Я до сих пор не верю, что ты осмелилась!
   - В этом нет ничего поразительного, Летти, - спокойно ответила я. - Если бы в скачках было что-то непристойное, вряд ли бы их проводили недалеко от ярмарки и гуляний. Уверена, среди судей присутствуют члены комитета. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы тетя Гризельда видела нас там. Но не думаю, что мы совершаем что-то плохое.
   - Невыносимо быть благовоспитанной, как ты! Лучше слечь в гроб, чем нагонять на всех тоску и скуку!
   - Ты повторяешься. Это тоже несколько утомительно.
   - Фи, - следуя неизменной привычке, Виолетта резко сменила тему. - Глупости, что рядом с Дамьяном мы подвергаемся опасности, Единственное, что нам грозит - это косые взгляды черствых снобов. Но их происки меня не волнуют. Признай, Дамьян неподражаем! Мне кажется он, и только он, может украсть мое сердце.
   - А сколько раз крали до него? Твои любовные романы слишком коротки, чтобы вести счет?
   - Что ты знаешь о таких романах? Тебе они неведомы!
   - Ты права, ничего не знаю, и не хочу знать впредь.
   - О, как мы целомудренны! - язвительно ввернула Летти. - Вы с Сибил всегда были эталоном всех мыслимых достоинств, а я тем самым уродом, что отравляет жизнь всем вокруг... Монашки!
   -  Мы просто не так глупы, если это то, что ты имеешь в виду.
   - Я тоже не глупа! Только у меня есть то, чего не достает вам, - смелость! - презрительно ответила она. - Смелость быть свободной, быть самой собой. Делать то, что мне нравиться, поступать, так как считаю нужным! Я свободна от всех и вся!
   - Именно свобода позволяет тебе так легко избавляться от добродетели и пренебрегать чувствами близких.
   - Оставь в покое мою добродетель! У нас разные понятия о том, что полезно молодой девушке. Тем более легкий роман не отразится на моей добродетели.
   - Правильно, у тебя ее и так не хватает, едва ли заметишь потерю.
   - Ты противоречишь сама себе, - Виолетта прищурилась, - ты сама не прочь закрутить роман с Николсом! С самого начала ты только и делаешь, что флиртуешь с ним.
   - Я не флиртую. Мы старые друзья, ты же не можешь этого отрицать.
   - Но старые друзья не ведут себя, словно узурпаторы!
   - Ты что, злишься из-за невнимания к тебе Николса? - шелковым голосом спросила я. - Неужели, тебя волнует какой-то деревенщина, когда рядом неподражаемый мистер Клифер.
   - Но он мой! Он всегда был моим. Оставь его в покое!
   - Не ты ли сравнивала его с любимой комнатной собачкой, которая таскает за тобой домашние тапочки. Что тут удивительного, если Николсу надоело это занятие...
   При обычных обстоятельствах наша колкая беседа могла бы потешить меня, но сейчас, не зная, что задумал Дамьян, я была не в состоянии отвлекаться на бурные прения. Я была напряжена и думала только о возможных последствиях своего авантюрного поступка.
   Чем ближе мы подходили к отведенному для скачек месту, тем отчетливее я понимала, что совершила ошибку. Мне следовало отказаться от своих слов, отступить. Но я не сделала этого. До чего же может дойти человеческая глупость!
   Для скачек был огорожен длинный, почти в полмили, участок поля вдоль оврага. С одной его стороны, у обрыва, ровной шеренгой выстроились жерди с полыхавшими смоляными бочками. С другой - тянулся наскоро сколоченный заборчик. Возле него, напирая и чуть ли не переваливаясь через перила, толпились десятки людей, пришедших на скачки со всех окрестных деревень.
   Я была совершенно не подготовлена к открывшемуся зрелищу и потрясенно осматривалась кругом. Казалось, каждый клочок поля был заставлен повозками и запружен беспокойным людом. Разгоряченные крепким элем, мужчины вопили во всю глотку, когда мимо проносились лошади. Они толкались, грозили кулаками, отвешивали подзатыльники и подкидывали вверх шляпы. Женщины не уступали им и визгливо подбадривали участников, то и дело разражаясь смехом. Отовсюду сыпались скабрезные шуточки, от которых нещадно горели уши. Очередной шедевр словоблудства передавался из уст в уста, отчего люди из кожи лезли вон, чтобы похвастаться остроумием и погреться в лучах всеобщего одобрения.
   Нет, я не испугалась. Когда потрясение прошло, во мне проснулся алчный интерес, как бывает, когда впервые нарушаешь запрет и проникаешь за грань дозволенного. Еще ни разу мне не доводилось бывать там, где столь открыто бурлили эмоции и кипела "живая" жизнь, не сдерживаемая условностями. Темнота позволяла многое сокрыть. А багровые сполохи только усиливали возбуждение. Они бесновались на лицах людей, придавая им демонические очертания.
   Разумеется, я поняла, что нам не место здесь. Но уже с самого начала этой ночи я позволила себе безумство, вместо того чтобы, как всегда, подчиниться трезвому и холодному благоразумию. Но, если быть честной, мне хотелось этого. Хотелось, сбросить с себя путы благовоспитанности, так ненавистной Летти, и окунуться в мир доселе мною неведомый. Во мне словно бы проснулся бунтарь, который восстал против моей правильности, такой привычной и...набившей оскомину. Что было причиной этому? Я не могла ответить. Возможно, не осталось сил на сопротивление.
   - Роби, - услышала я сдавленный шепот Сибил, - мне не нравится здесь. Давай уйдем отсюда.
   - Все будет хорошо, - подбодрила я ее.
   Дамьян шел впереди нас, уверенно расчищая дорогу к ограде. Иногда он оборачивался, чтобы проверить, не травмировали ли наши ребра излишне напористые локти грубиянов. При этом его взгляд неизменно останавливался на мне, а затем насмешливо обращался к мистеру Ливингтону, поддерживавшему меня за локоть.
   Наконец, мы добрались до забора. С этого места хорошо была видна полоса, у которой участники готовились к следующему старту.
   - Обычно делается семь забегов, - начал объяснять нам Дамьян. - Лошади бегут туда и обратно - милю примерно за две минуты. Так что забег проходит быстро. А пришедшие первыми участвуют в финале, где и выбирается победитель... В этом году комитет расщедрился и выделил на приз годовалого бычка.
   - Ого, большой куш для любого фермера! - воскликнул Николс, заинтересованно оглядывая лошадей на старте. - Посмотрите, Клифер, вон та пегая кобылка недурна. Как вскидывается, как нетерпеливо бьет копытом, а! Наверняка, придет первой!
   - Слишком нервная.
   - Резвая! Такой бы бежать в Аскоте или Ньюмаркете!
   - Ей нужна жесткая управа. А недоросток, что сидит на ней, слабоват для таких подвигов.
   В это время толпа загикала, заревела и нахлынула на заборчик, так что тот затрещал, силясь сдержать бурный натиск. Над полем пронеслось растянутое "пошё-ё-ёл", и лошади рванулись с места. Николс весь подобрался и вперил взгляд в стремительно удалявшиеся крупы лошадей.
   - Главное для владельца даже не приз, - не повышая голоса, пояснил Дамьян. - Главное - продемонстрировать свою лошадь и совершить выгодную сделку. Сейчас здесь снуют перекупщики с лошадиных торгов и базаров. На таких скачках всегда можно отыскать самородок и приобрести за смешную плату. Одна сторона много не запросит, а другая - не даст. Так что все всегда в выигрыше.
   - Такое ощущение, что это не серьезное мероприятие, а кабак под открытым небом, - против воли в моем голосе прозвучало отвращение. - Скопище пьяных гуляк!
   - А чего ты ожидала, кружевных чепчиков и лютиков в петлицах? Может быть, вернемся к всеми уважаемым, добропорядочным цаплям, пока твоя оскорбленная невинность не замаралась в здешней грязи и не обляпалась нечистотами по самые уши.
   Его неприязненные слова, будто ударили меня и сжали сердце грубым, жестким охватом.
   - Я полагаю, что везде мы встречаем не то, что ожидаем увидеть, - холодно сказала я. - И сердиться на несоответствие или сравнивать при этом не слишком мудро.
   - Сравнения могут быть не самыми приятными, не так ли? Или недостойными...
   Нас начали толкать. Рэй подхватил покрепче свою невесту, побледневшую и растерянную. Виолетта заметила это, и ее лицо перекосило так, будто она залпом выпила стакан полынной настойки. А Николс, похоже, открыл для себя всю прелесть деревенских скачек и теперь был всецело поглощен тем, что творилось за ограждением.
   Толпа вокруг вновь взорвалась истошными криками. Лошади летели к финишу. По разочарованным возгласам молодого врача стало ясно, что пегая кобылка не заслужила тех лестных отзывов, коими он награждал ее на старте.
   Не смущаясь окружавших нас людей, Дамьян почти вплотную пододвинулся ко мне.
   - И потом, тебе же самой не хочется возвращаться. Или я не прав?
   Я не ответила.
   - Ночью все дозволенно, - продолжил он бархатным шепотом. - Ты ведь и сама поддалась влиянию ночи. Костры, разгоряченная толпа, сумасшедший бег лошадей будоражат похлеще пунша. Ощущаешь это особое волнение, соловей? Чувствуешь, как в жилах вскипает кровь?
   - Нет, не чувствую. Возможно, твоя кровь слишком разбавлена водицей, и начинает бурлить по самым заурядным пустякам. Моя же не подвержена такой обременительной наклонности.
   - Боюсь, что я опять навредил себе своим дурным языком, - хохотнул он, - Теперь мне уже ничто не поможет, и я обречен вечно вымаливать прощение.
   Ветер то и дело доносил до нас мельчайшие крупицы искр от полыхавших бочек. Но никто не опасался возникновения пожара. Мне было не по себе. Хотелось сказать ему, чтобы он прекратил свои неуместные подначивания. Но вместо этого, я указала в сторону лошадей.
   - Ты тоже хочешь совершить выгодную сделку?
   - Если попадется выдающийся экземпляр, то почему бы и нет. В сущности, у меня тут, и впрямь, дело.
   - Надеюсь, оно никак не связано с нами.
   Дамьян усмехнулся в своей развязной манере.
   - Все мои дела связаны с тобой.
   - Неосмотрительно так заблуждаться.
   - Разве тебе не льстит такая власть надо мной?
   - Почему же мне должно льстить то, что существует лишь в твоем воображении.
   Он хрипло рассмеялся. Затем произнес будничным тоном, ничем не напоминавший тот дразнящий полушепот, каким говорил со мной мгновение назад.
   - Ты же видела, я приобрел двух жеребцов. Вот я и хочу посмотреть их в деле.
   Действительно, жеребцы появились на конюшне пару дней назад. И, по словам конюха, "хозяин" собирался выручить за них кругленькую сумму.
   - Они будут бежать?
   - Да. Эдди готовит их к забегу. Хотя я и рассчитываю, что они будут лучшими, но мне не важно, выиграют они или нет. Я хочу увидеть, как они бегут в группе.
   - Дамьян, вы участвуете в скачках?! - встряла в наш разговор Виолетта. - Утрите нос этим недотепам! Они как неповоротливые пеньки в седле! Никогда не видела наездников хуже. В Лондоне их бы давно освистали!
   - Мисс Тернер, вы поторопились. Я не учувствую.
   - А я слышала, вы говорили о жеребцах.
   - Одного поведет Эдди. А второй пока без седока. Я хотел подыскать какого-нибудь молодчика, способного отличить хвост от гривы и при этом достаточно трезвого.
   - Ну, тогда раз вы этого не сделали, почему бы вам...
   - Я подумывал о Бредли, но они сами участвуют...Кстати, Ливингтон, а не окажете ли мне эту маленькую услугу. Вы так увлеклись состязанием, что не попросить вас, было бы с моей стороны просто глупо.
   Никто из нас не ожидал такого поворота событий. И больше всего, естественно, был поражен сам Николс.
   - Я? Наездником? Вы что свихнулись, Клифер?!
   - У вас нет опыта? Или вы боитесь? - губы Дамьяна криво выгнулись, и он сочувственно покачал головой. - Уверяю вас, мои лошади не кусаются. И уж тем более, не топчут мирных эскулапов, готовых сражаться за жизнь своих больных как за собственную.
   - Я не трушу, Клифер, и вы отлично это знаете. Согласитесь, вы действуете несколько неожиданно. Сначала зовет нас смотреть скачки, а теперь предлагаете участвовать в них. Не знаю, что вы добиваетесь, Клифер, но ваши действия ставят в тупик!
   Эти слова должны были вразумить меня! Позже Сибил оправдывала мою несусветную тупость растерянностью и незнанием. В таком ужасном месте, говорила она, невозможно сохранить самообладание и здраво мыслить. Но какие бы доводы она ни приводила, я не могла не чувствовать себя виноватой. Я достаточно знала Дамьяна, чтобы понять его намерения!
   - Я всего лишь выполняю данное мисс Тернер обещание, - заявил Дамьян, - развлекаю.
   - Но можно развлекаться и будучи зрителями.
   - Ваше участие доставило бы немало приятных впечатлений всем нам, не так ли мисс Тернер?
   Если что и порадовало бы Виолетту, так это явно не тощая фигура в синем твиде и вино-красном жилете каланчой раскачивающаяся в седле. Однако наглый притворщик смотрел на Летти с такой лучезарной улыбкой, что она позволила себе растаять, и игриво поддержала его.
   - Конечно, Ники! Ты должен помочь мистеру Клиферу! Не упрямься, будь джентльменом, прошу тебя!
   После такого воззвания сопротивление мистера Ливингтона пошло на убыль. Он еще предпринял ряд попыток найти вескую причину, не позволившую ему сесть на лошадь, но под паточным взглядом голубых глаз, все его усилия вылились в сконфуженное согласие.
   Мы направились в сторону небольшого загона с привязью и поилкой для лошадей. Найти Эдди не составило труда. Примостившись на траве у ограды, он был поглощен задушевной беседой с не в меру улыбчивой девицей. Казалось, даже напомаженный локон, лихой завитушкой устроившийся на его лбу, излучал предвкушение от столь подающего надежды общения. Однако Дамьян, смерив неумолимым взглядом юнца, в корне пресек все его романтические чаяния.
   Эдди поспешно вскочил и заверил хозяина, что лошади готовы к забегу и ждут только своей очереди. Объявив, что нашел второго седока, Дамьян кивком головы указал на ссутулившегося Николса. Назвать Эдди идеальным слугой, было бы зазорным преувеличением, тем не менее, смекалистый юнец свято блюл непреложный закон - хозяин всегда прав! Поэтому, когда он оглядел "коллегу", ничто кроме покорности не отразилось на его безусом лице.
   Николсу пришлось проехаться по загону, чтобы продемонстрировать свое умение. Оба жеребца были вороной масти, крупные и своенравные. Когда Эдди подвел к нему одного из них, Урагана, молодой человек сбледнул с лица, словно, и впрямь, стал жертвой неукротимой, сметавшей все на своем пути стихии. Конь прядал ушами и приподнимал заднюю ногу, словно собирался лягнуть. Все же Николсу удалось пересилить себя и забраться в седло. Держался он ровно и даже нарочито смело, хотя вызвано это было скорее напряжением, сковавшим его.
   Эдди протянул молодому человеку ивовый прут, заменявший хлыст. И после того, как Ураган описал два круга, а Николс не только не перелетел через голову коня, но и обрел некоторую уверенность, юнец отправился вносить имя Ливингтона в список участников.
   Мне не давало покоя томительное предчувствие. Оно ни на миг не отпускало меня с тех самых пор, как мы отправились на скачки. Я вглядывалась в Дамьяна, надеясь выведать его замысел. Но за маскарадной усмешкой, привычно искажавшей его лицо, невозможно было разгадать подлинные мысли этого человека. Непонимание происходящего пугало.
   - Ураган сильный жеребец, - говорил тем временем Дамьян, обращаясь к врачу. - Пока я не знаю, как он поведет себя. Возможно, будет нервничать в толпе. Вам придется поднапрячься, Ливингтон, чтобы контролировать его.
   - Не берите в голову, Клифер, я справлюсь.
   - Пусть идет во всю прыть. Хлестните пару раз, горячите шенкелями, но не больше. Держите в уме, что вам надо бежать еще и финал.
   - Едва ли я буду...
   - Я и не рассчитываю на вас, Ливингтон, - прервал его Дамьян, - я рассчитываю на лошадь.
   Появился Эдди и объявил, что подготовка к пятому забегу началась. Как оказалось, это был наш забег. От уверенности Николса не осталось и следа. Он принялся теребить свои рыжие вихры и поминутно подбадривать жеребца, будто тому требовалась словесная поддержка.
   Виолетта снизошла до того, чтобы пожелать Николсу удачи и вскользь заметила, что победителю полагается достойная награда. От ее намека парень чуть не вывалился из седла, при этом его рассыпанные по всему лицу веснушки стыдливо зарделись. Что это за награда, девушка лукаво умолчала, но ее интригующий вид открывал неограниченный простор для воображения.
   Прежде чем Эдди взобрался на своего вороного, Дамьян подошел к нему. Я уловила, как он что-то быстро сказал ему, а юнец кивнул и с любопытством взглянул на Николса. Вот оно! Это как-то связано с замыслом Дамьяна! Но я все еще не видела в его действиях ничего зловещего.
   Заметив, что я наблюдаю за ними, Дамьян шутливо отсалютовал мне. Затем, на секунду, не больше, положил ладонь чуть выше носа коня, погладил и сразу же отступил. Вороной потянулся за ним, но Дамьян уже двинулся в нашу сторону.
   На стартовой полосе оба жеребца нервно взбрыкивали и сворачивали голову набок, стараясь достать зубами до ног наездника. Но Эдди, успевший немного изучить повадки обеих лошадей, быстро утихомирил своего вороного и, когда раздался крик распорядителя, легко взял старт. У Николса же произошла заминка. Он хлестнул коня. От испуга тот дернулся и подскочил. Я подумала, что жеребец сейчас вздыбится и сбросит седока. И тогда-то Дамьян жестоко посмеется над "докторишкой". С силой натянув повод, Николс преодолел сопротивление и всадил в покатые бока пятки. Поняв, что от него требуется, Ураган рванул с места и понесся во весь опор.
   Рядом со мной, затаив дыхание, стояла Сибил. Она как-то по-детски прижала руки к груди и неотрывно следила за Николсом. В глазах подруги плескался страх, будто она ждала, что вот-вот произойдет что-то нехорошее. Рэй возвышался позади нее, защищая девушку от случайных тумаков и острых локтей напиравшей публики. Мне пришло в голову, что сейчас, насупленный и хмурый, парень походил на огромного вздыбленного быка. Время от времени он встряхивал головой, то ли потому, что нервничал, то ли пытаясь отогнать назойливых мух.
   Я пару раз прокричала имя Николса, подбадривая его. Хотя во всеобщем надрывном рокоте, он вряд ли услышал меня. Почти тотчас мою спину обожгло. Я обернулась и наткнулась на испепеляющий взгляд Дамьяна. Он и не пытался скрыть, что взбешен. Мне хотелось верить, что его план провалился. Справившись с лошадью, Николс не дал ему повода поизгаляться над собой.
   Я растянула губы в притворной улыбке и елейным тоном обратилась к нему:
   - У тебя такой вид, будто тебя скрутили кишечные колики. И не удивительно, нельзя же безнаказанно носить в себе столько желчи.
   Моя шпилька не проняла его. Он едва заметно кивнул, дав понять, что этот раунд остался за мной, и, не сказав ни слова, отделился от нашей группы и скрылся в толпе. Это было неожиданно. И я несколько секунд безуспешно высматривала его, пытаясь узнать, куда он направился.
   Лошади мчались уже к финишу. Впереди всех летел вороной Эдди, а за ним, отстав почти на целый корпус, Ураган. Низко пригнувшись к упругой шее, Николс пятками подначивал коня. До полосы оставалось около двадцати ярдов, когда вороной Эдди внезапно споткнулся и резко замедлился. Ураган тут же вырвался вперед и первым пришел к финишу.
   Я услышала, как завизжала Виолетта, громко выдохнула Сибил, невразумительно буркнул Рэй. Сама я радостно замахала Николсу. Вокруг него уже толпились: кто поздравлял и желал выиграть финал, кто хвалил "крепкого жеребчика", который, чувствуя внимание, важно гарцевал и тряс гривой. Николс был встрепанный, но ужасно довольный. Победа придала ему мужества, и он замахал мне в ответ, а потом, переведя сияющий взор на Летти, заулыбался от уха до уха.
   Сейчас бы мне успокоиться, ведь все закончилось хорошо. Но одна деталь не давала покоя. Я была уверена, что Эдди специально натянул поводья и дал выиграть забег Николсу. Не это ли приказал ему сделать хозяин перед стартом?! Юнец привязывал своего жеребца и вид у него был, как у лисы, полакомившейся сливочными пенками. Он точно подстроил свой проигрыш! Но ради чего? Дамьян, видно, предполагал, что врач и его слуга будут бороться, оставив позади других соперников. Как он сказал: "Я и не рассчитываю на вас, Ливингтон. Я рассчитываю на лошадь". Что же он задумал? Неужели что-то посерьезней зубоскальства?!
   Вместе с другими участниками, ожидавшими финал, Николс остался у загона. Он подвел Урагана к привязи и Эдди засуетился вокруг, ослабив подпругу, принялся обтирать спину коня пучком сена. Дамьян так и не объявился. Я вытянула шею и приподнялась на цыпочки, выискивая его среди многолюдья. Но он как сквозь землю провалился.
   Когда объявили седьмой, последний, забег, мне страстно захотелось убежать отсюда. Не терпелось выбраться из этой толчеи, пьяных криков, непристойного веселья и вернуться домой. Но если мы уйдем, это будет некрасиво по отношению к Николсу, который весь расцвел и заалел при мысли, что станет героем, если выиграет финал, и, может быть, этот статус как-то повлияет на чувства голубоглазой прелестницы.
   Вытащив из недр тесной фланелевой куртки засаленный платок, Рэй вытер лицо и шею и неожиданно подал голос:
   - Все. Финал.
   Я вцепилась в перила забора и стала вглядываться в участников. Большинство были незнакомы мне. Но с самого левого края на жилистой кобыле сидел долговязый Дэвид Бредли. Я пропустила забег, в котором он участвовал, и не знала, как бежит его лошадь. Но шельмовская ухмылка, на миг блеснувшая на его лице объявила всем, что он намерен выиграть эти скачки.
   Напряжение все больше возрастало, все громче шумели, подбадривая участников. Когда, наконец, объявили старт и лошади ринулись, словно одержимые, в яростную гонку, в пестром гвалте все чаще стало выбиваться пронзительное: "Бредли!". Толпа поддерживала его.
   Сибил неосознанно вцепилась в меня, до треска натянув рукав моего платья. С другой от меня стороны, сжав от волнения кулаки, подпрыгивала и кричала Летти. Меня удивили ее эмоции. Мне всегда казалось, что она безразлична к рыжему застенчивому парню.
   На повороте Николс стеганул прутом, и Ураган вырвался вперед. Он был ретив и послушен, чувствовалось - в нем нет и грамма усталости. Соперники отстали почти на два корпуса. И вдруг Дэвид со страшной силой хлестнул свою кобылу и та, закусив удила, помчалась сломя голову.
   Лошади летели, как беспощадная молния. Стремительное приближение их ощущалось по опаляющему дыханию, которое казалось, неслось вместе с тяжелым хрипением, возраставшим с каждым мгновением. Вся толпа налегла на заборчик, словно хотела броситься под копыта. Вырвался мощный крик, последняя яростная вспышка охваченного безумием дикого зверя. 
   - Бредли! Бредли!
   Рядом с нами втиснулся какой-то забулдыга. От него исходил смердящий аромат пота и спиртного. В кармане брюк торчала головка пинтовой бутылки. Он нещадно раздирал горло воплем, изо всех сил стараясь докричаться до Бредли. А когда обе лошади сравнялись, он готов был перевалиться через ограду, и самолично подзадорить "кобылий зад", чтобы та поддала жару.
   Две лошади, голова к голове мчались к финишу. Отсюда чудилось, будто они сцеплены в одно целое, и вырваться кому-то одному из этой связки будет очень сложно.
   Не могу с уверенностью сказать, что произошло дальше. Мы все видели, как мужчины скакали рядом, оба пригнувшись к шее, оба напряженные и собранные. Жеребец стал отставать. Он дернул головой в бок, потом еще раз, будто что-то мешало ему. Николс стеганул его. А Бредли внезапно завалился на бок и рухнул. Одна нога застряла в стремени, и его тело поволокло по земле. Народ замер. Без седока кобыла пробежала еще несколько ярдов и остановилась. Парень лежал недвижим. Его нога все еще висела в стремени.
   Никто уже не обращал внимания на Николса и других участников. Все смотрели только на беспомощно раскинувшееся тело Дэвида Бредли. Я услышала, как люди вполголоса стали переговариваться о частых трагедиях на скачках. Слово "смерть" переходило из уст в уста, как до этого пошлые шуточки. К несчастному поспешили на помощь. Николс первым бросился к нему. После беглого осмотра, он облегченно выкрикнул, что парень жив, и кроме сломанной ноги никаких серьезных травм нет.
   Раздался протяжный вздох, как будто выпустили воздух из гигантского кузнечного меха. Только вместо облегчения я ощутила, как на меня накатывает дурнота. Рядом с Виолеттой стоял Дамьян. Когда он появился? Он был чудовищно спокоен. Никакой усмешки на лице, только переносицу прорезала заметная морщина.
   В следующее мгновение появился Фред Бредли. Он ринулся к лежавшему брату и принялся осматривать его, щупая и тыкая в грудь пострадавшего пальцами. Вдруг он вскочил на ноги, и, размахивая кулаками, набросился на Николса.
   - Это ты столкнул его! - взревел он.
   Николс отскочил от него, закрываясь руками. Никто не удерживал Фреда.
   - Ты столкнул! - распаляясь все больше, кричал Бредли. - Ты понял, что тебе не удастся выйти вперед, что твой жеребец не так хорош, и силёнок у него маловато! И ты столкнул!
   - Нет, Фред, поверь мне...Он сам свалился. Я поражен не меньше твоего...
   - Ты жулик, Ливингтон! И лгун впридачу!
   В остервенении Фред пружинистым скачком устремился к Николсу, схватил его за грудки и так тряханул, что у того голова заболталась, будто пришитая.
   Мы с подругами почти одновременно вскрикнули. Николс умудрился отбросить от себя буяна, и тот едва не свалился. Взвыв от ярости, Фред снова пошел в атаку.
   Мы продолжали стоять у забора, Сибил напряженно-неподвижная, потому что неподвижность была ее единственным прибежищем; а Летти, взбешенная, кипевшая от ярости, но обуздывавшая себя - она, которая до сих пор никогда себя не обуздывала. Уже во второй раз я отметила, что ее переживания слишком сильны для якобы равнодушной к Николсу особы. Но сейчас было не время, чтобы задумываться над этим.
   И тут произошло что-то поистине неописуемое. Забулдыга, стоявший неподалеку от нас, забрался на забор и, подняв руку с бутылкой над головой, завопил что есть мочи:
   - Это он! Я видел, как он его толкал! Ногой, ногой толкал!
   Поднялся нестройный гул.
   - Я видел! Я всё-ё видел! - не унимался забулдыга. И осмелев от одобрительных возгласов, стал закидывать Николса грязными ругательствами.
   - Этот рыжий зяблик - прохиндей, какого еще свет не видывал! - вторил ему картавый голос из толпы. - Сшиб беднягу Бредли!
   - Если б не этот хлыщ, Бредли бы победил! - донеслось с другой стороны.
   Николс стал бордовее своего жилета. Сначала он порывался что-то сказать, но никто не слушал его. Тогда он затих, осматривая толпу отрешенным взглядом. На его лице появилось выражение гордого пренебрежения, будто он решил не обращать внимания на оскорбления. Это молчание только подзадорило крикунов.
   - Что ты там застыл, как заколотый боров? Отвечай - толкал или не толкал?!
   - На харю то гляньте! С такой харей не только толкнуть - убить можно!
   - Дай-ка я ему вдарю!
   Разъяренных голосов становилось все больше. Кто-то разгорячился настолько, что пожертвовал своей пивной закуской, бросив в сторону Николса луковицу. Этот бросок еще больше распалил собравшийся люд. Им было плевать на то, кто выиграет скачки, плевать на Дэвида Бредли, все еще не пришедшего в себя и лежавшего в размолотом копытами месиве травы и глины. Они были похожи на стаю псов, загнавших кролика и уже отведавших крови.
   Я повернулась к Дамьяну.
   - Сделай же что-нибудь! Останови их!
   - Зачем?
   - Ты должен что-то сделать! Они же покалечат его!
   Он расхохотался, и смех этот был похож на скрежет железа.
   - Или убьют! - беззаботно вымолвил он и кивнул в ту сторону, где стоял Николс.
   Я оглянулась, и крик застрял в горле. Там была драка. Нет, не столько драка, сколько водоворот: мелькание голов, и плеч, и спин, и брыкающихся ног. И из этой гущи внезапно возникла жердь в синем твиде и вино-красном жилете. Пиджак был разодран пополам и свисал с рук двумя жалкими половинками. Николс размахнулся, целясь в кого-то. Я даже видела, как он вопит. Но вдруг его сбили с ног, и он исчез, вновь затерявшись в водовороте тел.
   Рядом, почти мне в ухо, Сибил без конца повторяла слово "нет", монотонно, с каким-то глухим надрывом выговаривая его.
   - Их уже ничто не может остановить, - спокойно сказал Дамьян, - по крайней мере, некоторые из них зашли слишком далеко. Хочешь дезертировать с места сражения, соловей?
   - Нет! Я останусь здесь. Там же Николс!
   - И что? Побежишь спасать его из-под кулаков отъявленных драчунов? Ты у нас большой специалист по спасению! Только подумай прежде, как ты объяснишься со своей теткой. Она будет в восторге от того, что ее невинная племянница получает массу удовольствия, развлекаясь в таком скверном обществе. Интересно, она спросит, как далеко ты уже зашла...в своих развлечениях?!
   Я почувствовала тошноту. Еще миг и я бы ударила его.
   - А я хочу уйти! - отчеканила Виолетта. - Мне все это надоело! Меня беспрерывно толкают, отовсюду воняет! Дамьян, сию же минуту отведите меня из этого смрадного места. Меня абсолютно не воодушевляет, что мужланы дубасят друг друга!
   - Моя чувствительная мисс Тернер, вы знаете дорогу. Вы шли сюда не с закрытыми глазами!
   - Что?! Да как вы смеете...
   Меня всю трясло. И я готова была перелезть через забор и кинуться в самое пекло, лишь бы мои действия утихомирили эту дикую орду. Но я продолжала стоять. Я была абсолютно бессильна.
   - Роби, Сиб, мы уходим! - неожиданно заявила Виолетта тоном, не уступавшим командирскому рыку моей тетушки. - С Ники ничего не случиться - синяки еще никому не причинили вреда!
   Она была исполнена твердости и непреклонности. Сейчас при виде ее гордо задранного подбородка, никто бы не поверил, что этой тигрице свойственна игривая жеманность, вызывавшая у окружающих приступы тяжелого несварения, будто после непомерного злоупотребления яблочной пастилой до отвратительного приторно-сладкой.
   Ей надо было командовать армией, а не красоваться перед зеркалом. Она взяла нас обеих за руки, крепко стиснув запястья, и двинулась в самую толчею. Но она просчиталась, если надеялась, что "мужланы" будут разбегаться перед ней, как перед воинственной амазонкой, расчищавшей путь острым клинком. Вокруг нас поднялись гогот и улюлюканье. Со всех сторон к нам потянулись грязные ручищи, хватая подолы платьев, теребя шляпки, стараясь сорвать их, и больно, до слез, щипая во все места, куда добирались бесстыжие пальцы.
   Вдруг позади нас кто-то протестующее запричитал. Мы разом обернулись и увидели плотную фигуру Рэя. Обе его руки были полностью заняты висевшими на них пренеприятнейшими типами. Они пытались завалить кузнеца, но тот, не сильно утруждаясь, развел руки и одним резким движением столкнул их лбами.
   - Готлиб, - раздалось за его спиной, - хватай этих двух, а я возьму птичку.
   В ту же секунду я увидела, как Сибил и Виолетта взмыли вверх и очутились зажатыми подмышками парня, будто весили не больше, чем буковые чурбаки. Меня же подхватил Дамьян и я, дрыгая ногами скорее от возмущения, чем неожиданности, оказалась у него на плече. Он перебросил меня, словно куль с картошкой. Кровь тут же прилила к моему лицу и стала пульсировать в висках.
   Из столь унизительного положения я могла видеть только землю и топтавшиеся по ней ботинки и сапоги. Я ожидала, что мы в любой момент упадем под ноги толпе. И нас раздавят, как ничтожных букашек. Но Дамьян упорно пробирался вперед. В нем чувствовались безжалостная уверенность в себе. Я молилась, чтобы мы поскорее вышли на безопасное место и чтобы Николс выбрался из той кучи-малы живым и невредимым.
   Не могу сказать, сколько времени я тряпичной куклой болталась на плече Дамьяна, несколько минут или полчаса. Когда крики отдалились, он опустил меня на землю.
   - Вот и всё, соловей, - тихо произнес он, и в его голосе прозвучали совершенно непривычные мне нотки. Нежность и беспокойство.
   Он задержал ладонь на моей талии. Я отступила от него и огляделась.
   - Тут безопасно. Они не посмеют заявиться сюда.
   Мы были у самого края леса. Чуть поодаль виднелись ярмарочные балаганчики, а за ними - широкое поле с громадными кострами, вокруг которых собрались нарядно одетые люди. Я многих узнала, и поразилась тому, как была рада видеть этих почтенных селян.
   Одежда Дамьяна была кое-где разодрана, кепка потерялась, и белые волосы стояли дыбом. Безотчетно я дотронулась до его лица кончиками пальцев. Он и не думал противиться моему прикосновению. Я встретила его взгляд, возбужденный, горящий, как эта полыхавшая кострами ночь и тут же, отдернув руку, поспешила к подругам.
   Как оказалось, Виолетта была не прочь повеселиться. Ей все еще хотелось плясать у костра, петь песни и распивать пунш. Но, и у меня, и у Сибил настроение было нетанцевальным. Мы были полны решимости вернуться домой. И Виолетта неохотно подчинилась нам. Мы отправили Рэя на розыски тети Гризельды и Тернеров, а сами направились к повозкам.
   Пока шли, я размышляла над случившимся. Меня мучила совесть из-за того, что мы бросили Николса, одного среди безумной толпы, а сами благополучно отпраздновали труса. Но беспокоил и другой вопрос. Я догнала, шедшего впереди, Дамьяна и в лоб спросила, даже не понизив голос:
   - Где ты пропадал во время последних забегов?
   - Были дела, золотко, - он неопределенно махнул рукой и осклабился. У меня заныло под ложечкой от тревожной догадки.
   - Ты все подстроил! - вырвалось у меня. - Ты вынашивал какой-то план, хотел унизить мистера Ливингтона. Потому-то ты и позвал нас на скачки и предложил участвовать ему. Ты сделал так, чтобы эти пьяные люди обвинили его, стали оскорблять. Ты подстрекал их!
   - Как я мог подстрекать? Я стоял рядом с тобой и, как мне кажется, не проронил ни слова.
   - Не знаю! Но я уверена, что это ты приложил руки ко всему, что там случилось.
   - Только самую малость, - вдруг откровенно заявил он. - Я только попросил Дэвида вовремя свалиться с лошади, что он и сделал, весьма превосходно, ты не находишь?
   Мне хотелось, и плакать, и кричать, и бить этого невозможного человека. Я как будто сорвалась в пропасть и неумолимо неслась навстречу гладким блестящим камням.
   - Иногда лучше не знать ответы, на некоторые щекотливые вопросы, золотко. В жизни всегда найдется много такого на что следует отважиться, так почему бы не оставить затруднительный для всех момент без пристального внимания.
   - Ты, ты...- у меня вырвались какие-то нечленораздельные звуки. Я глубоко вздохнула, стараясь собраться с духом. - Он же мог убиться!
   - А, это уже его проблемы. Я заплатил сумму, за которую не стыдно и убиться.
   - Ты, чудовище!
   Он заулыбался, как крокодил над измученной жертвой.
   - Ты хотела приключений. По-моему, я в полной мере предоставил их. Ты насладилась?
   Я молчала, чувствуя знакомую, ноющую боль в груди, тихую, тяжелую, беспросветную. Боль разочарования. Во рту образовался мерзкий привкус, словно я прожевала и проглотила кулек черного перца.
   - Ты и Ливингтон...Так и не поняла? Ты хотела досадить мне, флиртовала, чтобы я ревновал. Во всем этом был, конечно, элемент неожиданности. Но должен предупредить, такие выходки меня раздражают. К тому же ты немного не рассчитала. Игра оправдана только тогда, когда ты уверена, что рыбка, которую ловишь, непременно клюнет на насаженного червя. А этот баран - негодная наживка. Он не способен вызвать даже презрения, не говоря уж о ревности.
   Я чувствовала себя так, будто меня окунули в смолу, вывалили в перьях и прогнали по улицам для потехи. Я сморгнула. Не заплачу, ни за что не заплачу! Не позволю ему довести себя до слез! Жжение в глазах усилилось. Горло перехватил спазм.
   Наверно, я бы все же разревелась. Но меня спасла появившаяся тетя Гризельда. Она принялась громко делиться впечатлениями, ругать миссис Додд за казарменный настрой, который препятствует хорошему веселью, и обсуждать очередных призеров, чьи усы и овощи превзошли все мыслимые возможности матушки-природы.
   Оставшуюся ночь я пролежала в постели, то глядя на рассеянный лунный свет, сочившийся сквозь ажурный тюль, то забываясь в тяжелой дреме. Я не могла избавиться от преследовавших меня страшных картин. Перед глазами вновь и вновь вставал дикий водоворот тел, он сбивал, рвал на части, крушил все на своем пути и засасывал в гибельную пучину обезумевшего от ужаса Николса. Толпа невежественных людей, готовых пойти на все, ради зрелища...Раньше я и не подозревала, как много тех, кто жаждал мести и получал удовольствия, причиняя боль. И Дамьян был одним из них.
  

ГЛАВА 32

   Утром я отправила графу записку, сообщив, что побуду немного с тетушкой. В ответ старик прислал длинное, исписанное мелкими закорючками, письмо, в котором чуть ли не обвинял меня в предательстве. Все же его высочайшим благоволением, мне было разрешено "погостить" у мисс Уилоуби, но не сметь задерживаться, иначе "любящий дед зачахнет в невыносимой скучище, от которой мрут даже мухи". Мне как-то не верилось, что в Китчестере царила столь губительная для мух атмосфера. Если только леди Элеонора внезапно заболела немотой и прекратила свои молниеносные лобовые атаки и развернутые фронтальные наступления на всех и каждого.
   В замок возвращаться не хотелось. По крайней мере, в ближайшие дни. Меня буквально лихорадило, когда я думала о встрече с Дамьяном. Мне казалось, что уже ничто не в силах возродить то светлое чувство к нему, что еще вчера владело мной и теперь бесследно сгорело в охватившем меня пламени возмущения и негодования.
   Кроме того был Николс. Что сталось с ним? Было мучительно горько сознавать собственную вину в унижении и боли другого человека. Я чувствовала себя сломленной и казнилась за свое по-детски глупое тщеславие, которое захотело подложить Дамьяну колючку.
   За завтраком тетя Гризельда была хмура, как позднедекабрьское утро, заволоченное грязно-серой моросью раскисшего снега, и бессловесна. Мы с Сибил нервно ёрзали на стульях и тревожно переглядывались поверх чашек. В комнате ощущалось густое, словно предгрозовой воздух, напряжение. Насупленные брови старушки Фини, только усилили нашу тревогу. Я послала ей вопросительный взгляд, но она крепко стиснула губы, будто дала обет молчания и приготовилась стоять насмерть, исполняя его.
   Но вот допив чай и отставив в сторону блюдце с чашкой, тетя заговорила:
   - Ранним утром Финифет как обычно отправилась к бакалейщику. В этом не было бы ничего примечательного, если бы, - она выдержала мрачную паузу, - не доброжелательство соседей!
   Смолкнув, тетя придавила нас к месту тяжелым взглядом. В этот момент она была похожа на школьную надзирательницу, раздумывавшую, кого из двух нерадивых учеников наказать розгами, а кого поставить в угол с бумажным колпаком в знак позора.
   - Только из самых лучших побуждений, - на слове "лучших" тетя сделала ударение, - и сам бакалейщик, мистер Смолтон, и пекарь, и еще парочка лиц - все они, как один, поведали Фини, что видели вас на скачках! Это правда?!
   Не смея поднять глаза, мы обе одновременно кивнули и уставились на блюдо со сладкими пудингами, стоявшее как раз посередине между нами.
   - Ах, каналья! - взвилась тетя. - Этот мальчишка получит от меня горящей головешкой между глаз! Сумел-таки усыпить вашу бдительность! А вы?! С каких пор вы стали подвластны дурным влияниям?! Захотели примерить на себя ослиные уши и покорно поплелись вслед за лисом, который рад-радёшенек понукать двумя ослицами с ветряными мельницами вместо мозгов! Вот уж никогда б не подумала, что вами так легко манипулировать...
   От переизбытка чувств голова тетушки мелко, но энергично тряслась. Не выдержав накала страстей, ее утренний чепец из кремового тюля съехал на затылок, открыв торчавшие во все стороны, словно ежиные иголки, длинные хвостики папильоток.
   Мои губы бесцеремонно поползли вверх. От неуместного веселья стало ужасно неловко. Я еще ниже опустила голову, мозоля взглядом яблочно-ромовый пудинг. Со стороны, наверно, казалось, что мне не терпится наброситься на него и проглотить, не жуя, точно опасаясь, что кто-то другой опередит меня.
   - Ну что ж... - после кратковременного безмолвия изрекла тетя Гризельда. - Не люблю сюрпризов во всех их проявлениях! Я ожидала попытки задурить вам головы, но и помыслить не могла, что они закончатся успехом. Оказывается, можно ошибаться и в тех, в ком безгранично уверен! Печально...Но надеюсь, вы обе осознали всю степень вашей глупости и получили весомый урок, который в следующий раз, когда вам вздумается выставить себя ослицами, заставит вас подумать о последствиях!
   Немного поостыв и сменив раскаты громовержца на более мирный тон, она добавила:
   - То, что вы целы и невредимы, главное. Говорят, там была потасовка. Это обычное дело, для таких мест. Слава богу, что вы не застали ее? Вы ведь ушли раньше, не так ли?
   Ей пришлось дважды переспросить нас, поскольку мы обе оцепенели, как при встрече с бешеной собакой, которая, замерев и вперив в нас налитые глазки, подрагивала носом, чуя сладчайший вкус страха.
   - Вы что языки проглотили?! Вы ушли раньше или нет?
   - Нет, - выдохнула Сибил и сжалась, точно ожидая испепеляющей молнии.
   Тетя повела бровью. Но и только.
   - Все началось из-за нас, - с трудом выдавила подруга, - точнее мистера Клифера и Николса.
   Я все еще цеплялась взглядом за пудинг, словно он мог признаться в слабости характера вместо меня. Мне кажется, я бы солгала тете. Но откровение Сибил сделало невозможным мое позорное спасение. Пришлось собираться с духом и пересказывать все, что произошло. Ну, почти все. Я смалодушничала, так и не объяснив, почему вдруг Дамьян взъелся на молодого Ливингтона, и тетя решила, что это его очередная забава - унизить достойного человека. Сибил могла бы возразить ей, поскольку, несомненно, поняла причину его ничтожной мести, но промолчала.
   Уже через час тетя Гризельда чеканила семимильным шагом, держа курс к дому Ливингтонов, а мы, как послушные мопсы на коротком поводке, резво семенили следом.
   На нас поглядывали со всех сторон. Не с осуждением, нет, но с каким-то сорочьим любопытством Готовые ловить на лету наши слова, взгляды, жесты и среди всего бесполезного выискать то сомнительное, что непременно вызовет жгучий интерес у соседских кумушек, и передать это им в самом лучшем виде.
   - Вот и до вас очередь дошла, ласточки мои! - проскрипела тетя, едва шевеля губами. - Улыбайтесь! И смените, в конце концов, эти постные мины. А то подумают, что я вас все утро мариновала! Тогда уж толков точно не избежать.
   - Их и так не избежать, - ввернула я, как можно шире растягивая губы и прикидывая, сколько времени нам еще добираться до коттеджа Ливингтонов, - так ведь и челюсть вывихнуть можно!
   Душевная чуткость тетушки была далеко не соразмерна ее монументальной величавости и боевому пылу. Однако сегодня ее чуткость не знала границ и была поистине неистощима. Вследствие чего, тетя решила, что интересоваться состоянием здоровья джентльмена, поколоченного покрепче тренировочной куклы, - это не та тема разговора, которую прилично затрагивать "с порога", поскольку она требует особого подхода и исключительной деликатности.
   Поэтому, в качестве достойного повода к визиту мы выбрали любимицу Ливингтонов - лопоухую таксу Марго, недавно разродившуюся, на радость хозяевам, тремя здоровыми щенками.
   Как оказалось, мы были далеко не единственными, кто возжелал в это утро полюбоваться на приплод докторской любимицы. Столько щедрого внимания, скольким одарили ее в первый же визитный час в этот день, собака не испытала и за всю жизнь.
   - Больше всего ей, бедняжке, досталось, конечно же, от миссис Додд, - озабочено сказала хозяйка. - Дадли пробыла здесь дольше всех и буквально закидала нас вопросами о малютках. Скажу честно, ее настойчивая забота только обеспокоила нашу Марго.
   - О, тогда мы не задержимся! А то еще навредим вашей пси...собаке, - высказалась тетя, враждебно поглядывая на новоиспеченную семейку. Она совершенно не переносила маленьких собачек и их визгливого тявканья. Однако, чтобы доставить удовольствие миссис Ливингтон, вместе с нами склонилась над корзиной, где в шерстяном одеяле копошились крошечные лысые комочки, а гордая мамаша устало развалилась, открыв лоснящееся брюхо со взбухшими сосцами. От корзины несло смешанным запахом молока и мокрой шерсти.
   - Вряд ли сегодня у нее выдастся хоть одна свободная минутка! - лукаво заметила хозяйка.
   На что тетя Гризельда с умным видом воскликнула:
   - Ни единой! Щенки - это чрезвычайно волнующее событие!
   В гостиной нас встретил доктор Ливингтон, который на время утренних визитов закрыл свой рабочий кабинет и принимал любопытствующих гостей с растерянной улыбкой и сползшими на нос круглыми очками. После того, как мы разместились в рядок на диване, он уверил нас, что новорожденные чувствуют себя хорошо и могут похвастаться отменным аппетитом.
   Счастливое прибавление в докторской семье мы обсуждали минут десять, после чего тетя Гризельда, решив, что достаточно потратила время на "достойный повод", не мудрствуя спросила:
   - А как здоровье вашего сына? Мы слышали, он попал в неприятное положение на празднике.
   В первый момент и доктор, и его жена оторопело глядели на бестактную гостью, с тугими оборотами соображая, правильно ли они разобрали слова. Но вдруг мужчина расхохотался, демонстрируя крупные зубы под щеточкой усов. Напряжение, застывшее в ровных спинах и стиснутых пальцах, отпустило.
   - Ну, Гризельда, вы даете! Ваша прямота выше всяких похвал!
   - Что вы, и мне пришлось вильнуть.
   - Да, но другие так и не осмелились задать этот вопрос, хотя приходили только ради него. А наша собачонка интересовала их не больше, чем десятая жена китайского императора!
   - Неужели и Дадли Додд ушла ни с чем! - оживилась тетя.
   - Абсолютно! - кивнул доктор, поправляя очки.
   - Ха, генерал сдает! - брякнула тетушка, торжествующе сверкнув бусинками глаз.
   В следующий момент дверь в гостиную отворилась, и вошел Николс. Конечно же, мое неопытное в таких делах воображение рисовало приблизительную картину того, во что может превратиться здоровое розовое лицо, когда по нему пройдутся с десяток тяжеловесных кулаков, но действительность превзошла даже самые смелые фантазии.
   В вошедшем в комнату существе признать молодого Ливингтона можно было только по родству его тощей фигуры с колокольной вышкой. Лицо же его не поддавалось узнаванию и походило на обожаемый старушкой Финифет мясной деликатес, который она с сочным причмокиванием именовала "печеночной кровянкой" и готовила только на Рождество и Пасху. Яство это было крайне мудрёное, так как требовало более семи видов печени, каждой по фунту, распаренной гречихи, гусиных желудков, порубленного бараньего жира, костного мозга, свиной крови и промытых кишок для наполнения прокрученной смесью. Взбухшая на жире и мозгах колбаса разжигала аппетит только у самых голодных гурманов, но неизменно поражала богатой цветовой гаммой - от иссиня-черных и лилово-красных до мучнисто-серых тонов. Мой крепкий организм не мог укорить себя в слабости при виде любимой кровянки Финифет, но от взгляда на разукрашенное столь искусно лицо Николса мне подурнело.
   Те же позывы, видимо, охватили и Сибил, так как она зажала рот и нос ладонью, а над побелевшими пальцами круглые глаза оповещали нас о ее бедственном положении.
   - Силы небесные!!! - промычала тетя и вскочила, протянув руки к несчастной жертве деревенских развлечений. Но тут же опустилась обратно на диван и судорожно ощупала - на месте ли шляпка-капот из бронзового муара с мишурой и бисером.
   Николс храбрился. Левая рука его покоилась на перевязи, плечи сутулились, а под рубахой просматривались марлевые бинты.
   И все же было в нем что-то такое, что отвергало всякую жалость. Самозабвенный азарт, владевший им на скачках, не испепелился дотла в жаркой потасовке, а теплился еще в его душе, неясной, едва угадываемой тенью, отражаясь в заплывших глазах застенчивым торжеством. Он попробовал мужественно улыбнуться, но распухшие губы подвели его и болезненно скривились. Тогда Николс проковылял к материнскому креслу и оперся о спинку.
   С появлением сына миссис Ливингтон растеряла всё деланное лукавство и теперь, не таясь, промакивала набежавшие слезы трепещущим платочком и деликатно пошмыгивала.
   - Как видите, его хорошенько помяли, но жить будет! - с легкой иронией пробасил доктор. - В его года полезно разок другой наподдавать кому-нибудь или схватить пару затрещин. Поучительный момент, так сказать...
   - И чему же он поучает? - скептически отозвалась тетя, мрачно изучая живописную абстракцию на лице пострадавшего. - Подставлять другую щеку?
   - Не оставаться в долгу! - отрезал мистер Ливингтон.
   - Замечательное утро, - с трудом разлепляя губы, подключился к разговору Николс. - Я...я как раз стоял у окна, когда увидел вас...э-э... любовался солнышком, оно сегодня так пригревает...
   - Высматривал! - со значением присовокупил доктор.
   - Вовсе нет! - уязвлено воскликнул Николс. - Никого я не высматривал, отец.
   - Погода сегодня и впрямь чудесная, - участливо поддержала его Сибил. - Можно надеяться, что она продержится до конца месяца.
   - Да...конечно, - запинаясь, произнес молодой человек и добавил. - Я рад, весьма рад, видеть вас в добром здравии.
   - Печально, что мы не можем того же сказать и о вашем здоровье, дорогой мальчик.
   - Я еще легко отделался, мисс Уилоуби!
   - Легко?! Удивительно, как по-разному люди воспринимают одно и то же.
   Николс закивал, но все его внимание было уже сосредоточено на мне и Сибил.
   - А как вы... - начал было говорить Николс, но спохватившись, что может проговориться, поправился - Как...как вам понравились...э-э... мероприятия?
   Он явно боялся поставить нас в неудобное положение.
   - Всё было довольно эмоционально, - ответила Сибил с волнением в голосе.
   - Да, по-моему, зрелище было что надо, - охотно согласилась я. - Можно сказать, мы давно так не веселились. Особенно захватывающей была финальная часть праздника! Мы так надрывали животы от смеха, что могли запросто лопнуть!
   - О-о! - протянул Николс, а затем беспокойно спросил. - Надеюсь, всё обошлось, и никто не пос...не лопнул? Все целы и невредимы?
   После моих заверений, что ни одна из нас, ни от веселья, ни от каких бы то ни было других причин не пострадала, молодой человек успокоился и стал с робким ожиданием всматриваться в окно. Мы посидели еще минут пять и распрощались.
   У массивной увитой плющом калитки на нас, словно вихрь, вздымая воронками дорожную пыль, налетела Виолетта. Никак не поспевавшая за ней, миссис Тернер суетливо перестукивала каблуками еще в самом начале улицы. Ее вид не оставлял сомнений, что она намеревается со всей строгостью отчитать свою неуемную дочурку за чрезмерное нетерпение, какое категорически непростительно для воспитанной юной леди, да к тому же обрученной.
   Непреодолимое препятствие, в лице тети Гризельды, внезапно возникшей на пути как неприступная скала, вынудило Летти умерить прыть и остановиться.
   - Докторская такса на днях ощенилась! - выдала ее матушка вместо приветствия, когда, наконец-то, дотрусила до калитки. - Виолетта с ума меня свела! Ей так хочется взглянуть на милых крошек. Должно быть они прехорошенькие! Признаюсь, у меня у самой чувствительность ко всяким зверюшкам. У нас это семейное... О, так вы же от Ливингтонов! Ну, как там...щенки?!
   - Нет слов! - изрекла тетя и пожелала приятного любования "псиным приплодом".
   Уже дома, подробно пересказывая Финифет наш поход к Ливингтонам, тетя пришла к выводу, что он оказался необычно плодотворным.
   - А парень-то не промах! - объявила она, потрясая пальцем в сторону Фини, и с обреченностью в голосе посулила, - ох, и скандалец намечается, помяните мое слово!
   В Китчестер я вернулась через несколько дней. В связи с моим возвращением тетушкой овладело подавленное настроение, но она старалась скрыть от меня неотвязную тревогу. Ей казалось, будто бы я все же впустила в свою душу "холодные камни и большие залы" Китчестера, и не за горами то время, когда я назову его "домом".
   Если бы тетя Гризельда знала, какие мысли одолевали меня в эти дни, она непременно поставила бы себя в один ряд с теми самыми ослицами, которые ей все еще мерещились при взгляде на меня и Сибил. Признаюсь, острое желание не возвращаться в Китчестер не раз переполняло меня настолько, что я готова была написать графу.
   В тетушкином доме, в покое и уюте, мучавшие меня кошмары сделались еще ярче, еще больнее. Я бессчетное количество раз вспоминала шелестящие шаги у двери, и скрип ступеней в сторожевой башне, и ту жуткую ночь, когда мне пришлось бороться за свою жизнь. Кто тот неизвестный, что так ненавидел меня?! Я понимала, что его партия не сыграна, и мой преследователь обязательно сделает еще один шаг навстречу моей смерти. И сколь удачным будет этот шаг, не знает никто.
   У меня были веские причины забыть Китчестер. В конце концов, на кону стояла моя жизнь! Но что будет потом, когда я сбегу? Смогу ли я спокойно принять собственную никудышность? Смогу ли смириться с неизвестностью, которая всю жизнь будет пудовым грузом лежать на моих плечах и презрительно напоминать мне: "Ты трусиха"?
   Даже когда экипаж остановился у парадного крыльца, и старый Генри помог мне спуститься, я продолжала тихонько шептать себе:
   - Ты можешь уйти отсюда в любое время. Ведь с самого начала ты хотела только погостить в Китчестере, и ничего более. Тебя здесь ничто и никто не держит! Но ты должна, просто обязана узнать правду!
   Правду! А не ее ли неустанно твердят мне с самого начала? Моя смерть нужна только одному человеку. Дамьяну! Сейчас я, как никогда, была близка поверить в его виновность. Проявленная им подлость по отношению к Николсу тысячекратно усилила мое недоверие к нему, а пропасть меж нами сделала не просто непреодолимой, а необъятной.
   В Китчестере все было как всегда. О том, что я отсутствовала практически неделю, никто и не вспоминал. Граф встретил меня вялым "а, это ты" и тут же стал жаловаться на скуку и вновь разыгравшийся пострел, который скрутил хилое стариковское тельце в знак вопроса и грозил навеки закрепостить его в этой постыдной позе. Как я ни пыталась, но так и не разглядела хотя бы намека на то, что старик скучал по мне. Столь неподвластные определению дедовские чувства вызвали во мне острое искушение вернуться в Сильвер-Белл.
   Одна Эллен нашла в себе силы порадоваться моему появлению. Но увидев ее, я обеспокоилась не на шутку. Больше надуманная мигрень из-за "колебаний в погоде", которой она страдала, когда я уходила на праздник, сменилась изнурительной хворью, сильно иссушившей женщину. Эллен лежала на несвежих простынях в ворохе одеял и примочек. Завязанная на птичьей шее шаль казалась непомерным грузом для столь изможденной больной и тяжким весом придавливала к постели. Женщина дремала.
   Несмотря на враждебность, которую недвусмысленно проявил неприятель, в лице недремлющего цербера Терезы, я решила остаться у постели Эллен и дождаться, когда она проснется. Кроме служанки в комнате находился еще и мистер Тодд. Он неустанно мельтешил вокруг пациентки, тускло поблескивая во мраке, словно отполированным канифолью, лысым черепом. В руках у него был жестяной таз, и доктор выискивал место на кровати, чтобы заботливо пристроить его у неподвижного тела Эллен.
   Когда я подошла ближе, то еле удержалась от возгласа. Все неприкрытые участки тела больной, а также лоб и виски были испещрены порезами. Кое-где маленькие ранки уже успели зарубцеваться, а некоторое - только подсохли; но были и крупные порезы, которые сочились и набухали ярко-алыми каплями.
   Пристроив, наконец, под боком Эллен посудину, доктор сполоснул руки и вытер их о свой длиннополый сюртук. Затем взял с подноса ланцет с вырезанной из слоновой кости ручкой и продолговатую металлическую коробочку. Мужчина легко нажал на нее, и из дыр, расположенных в два ряда, со звонким щелчком выскочили шесть острых лезвий. От неожиданности я вздрогнула. В следующий момент, когда мучитель, склонился над изможденным телом, и, отодвинув шаль, нацелил скарификатор на предплечье пациентки, я яростно подскочила к нему.
   - Прекратите сей час же! Остановитесь! Как вы смеете творить с ней подобное! На ней же живого места нет!
   Коротышка окинул меня недоуменным взглядом.
   - Я делаю свое дело, мисс! И не лезьте мне под руку, иначе я случайно перережу артерию.
   - Она же и так вся изрезана! Вы хотите убить ее?!
   - У миссис Уолтер синдром избытка крови и серьезный застой в конечностях. Если не освободить организм от токсинов, то моя пациентка в лучшем случае будет страдать припадками, а в худшем - отдаст Господу нашему душу еще до завтрашнего вечера!
   - Если вылить из нее всю кровь, она отдаст Господу душу уже в сегодняшний вечер!
   Забыв, что держит опасные для здоровья, а при некотором раскладе и смертельные, предметы, доктор раздраженно всплеснул руками.
   - Я полагаю, вы наслушались тех новомодных идей, за которые ратуют мои молодые коллеги? - менторским тоном спросил он. - Но заявляю вам, они необоснованны и совершенно неприемлемы в медицинском кругу. Отворение крови - вредно, губительно и нерезультативно? Бред сивой кобылы! Вот, что я на это скажу. Целебность и полезность этой процедуры доказана временем, мисс Сноу!... Веками! Веками выпускали дурную кровь, избавляя организм от отравы и "мрачных настроений"! Еще сам Гиппократ, а вслед за ним и Гален писали о четырех соках или же гуморах... Вы знаете, что миссис Уолтер меланхолик?! Из этого следует, что в ее печени зародилась черная желчь, которая распространяет свой осадок по всей крови. В естественном состоянии она придает густоту и консистенцию. Но при одном взгляде на больную мне, как опытнейшему лекарю, ясно, что образовался избыток желчи, она стала в высшей степени едкой и кислой и вызвала отравление организма...
   Я уже не слушала этого твердолоба. Трубный голос доктора вывел Эллен из забытья. Сдавленно всхлипнув, она приоткрыла глаза и мутным взором уставилась на нас.
   - Вот видите, мисс, вы разбудили ее! - с укоризной выговорила мне служанка, - В вас чуткости ни на фартинг! Миссис Уолтер больна. А вы мешаете доктору Тодду работать.
   - Тереза, помолчи, - просипела Эллен, попытавшись мне улыбнуться. - Ты... уже вернулась...
   Ей было тяжело говорить, после каждого слова, она делала пазу, чтобы вдохнуть. С бдительностью аргуса Тереза следила за мной, будто подозревая меня в преступных намерениях по отношению к своей хозяйке.
   - Да, Эллен, я снова в Китчестере, хотя едва ли меня здесь кто-то ждал.
   - Я...я ждала и...Дамьян тоже.
   При упоминании его имени я вздрогнула и отвернулась от ее взгляда. Но тотчас почувствовала прикосновение к своему запястью ледяных пальцев и слабоощутимое пожатие.
   Пробуждение пациентки никак не повлияло на доктора. Он все также продолжал заливаться соловьем, растолковывая мне, неблагодарной слушательнице, целебные свойства кровопускания. Я же, перебив его, предложила ему закончить сегодняшний визит и, собрав все пыточные инструменты, удалиться восвояси.
   - Уважаемая мисс Сноу, - произнес он, изменившись в лице, - я с глубоким почтением отношусь к вашей учености, будьте уверены, я много наслышан о том, что вас удостоили преподавательского места, но простите мою дерзость, поняли ли вы хоть слово...
   Меня неожиданно поддержала Эллен, безжизненным голосом приказав ему удалиться. Выждав, когда мистер Тодд, исполненный обиды, покинул комнату, она через силу заговорила:
   - О, Найтингейл...я так рада, что ты здесь. Ты единственная понимаешь.
   - Но что же с вами случилось, Эллен. Вы же были почти здоровы, почти полны сил, когда я уходила. Лишь легкое мигрень беспокоила вас...
   Женщина вновь провалилась в забытье. Но глаза оставались открытыми. В них зияла бездонная пустота и, казалось, ничто не в силах разогнать ее. Даже белесые ресницы, оцепенев, не смели дрогнуть, боясь потревожить покой беспамятства. Время шло.
   - Я разговаривала с ним, - внезапно натужливо произнесла Эллен.
   - С кем? - уточнила я, не догадавшись с самого начала.
   Послышался протяжный вздох, такой тихий, словно ветерок пролетел над зарослями вереска, легко дотронувшись до лилово-розовых кистей.
   - С сыном...Я разговаривала с моим мальчиком...
   - Эллен, вы не могли говорить с ним.
   - Нет, он говорил со мной, говорил, как ему там одиноко, как холодно...Он умолял свою маму прийти к нему, прийти навсегда, чтобы разделить с ним одиночество. Он там один, один-одинешенек, и только ледяная тьма окутывает его. Она растворяется в его крохотном тельце... и скоро моего мальчика не станет...Только тьма...Он биться, он страшно боится, Найтингейл...
   Мне показалось или действительно вдруг раздался надтреснутый щелчок, и стены с механическим лязгом начали неумолимо сдвигаться? В лице Эллен не было ни кровинки. Она, не отрываясь, глядела в черноту балдахина.
   - Он позвал меня...Я сопротивлялась, не хотела туда идти. Но он так звал меня, так молил...мой Леми, мой маленький сыночек...И мне пришлось идти, пришлось слушать его смех. Ах, этот смех! Ты не можешь даже представить, какой он! Он раздирает душу...он мучает...Да, да, мучает. Это дьявольский смех...
   Склонившись к ней, я приложила к ее лбу ладонь. Кожа была сухой и горячей. Несколько длинных волосков прилипли к сочащемуся порезу чуть выше брови. Я осторожно убрала их, заправив под помятый с бурыми пятнами чепец.
   - Эллен, Эллен! - требовательно позвала я. Ее взгляд оторвался от балдахина и медленно переместился на мое лицо. - Эллен, вы ходили в часовню?
   Ее подбородок тяжело опустился к шее и остался в таком положении.
   - Вы не должны туда ходить. Прошлый раз я совершила ошибку, поведя вас туда. Я заставила вас! Сами бы вы не пошли. Но что или кто заставил вас сделать это вновь? Отвечайте мне, Эллен! Кто заставил вас пойти туда? Это был Дамьян? Эллен, скажите мне!
   - Нет, он бы никогда...нет, нет... Это Лемми, мой Лемми. Я же сказала, он звал меня. Он просил прийти. Он много чего говорил мне. Много всяких вещей! Он всегда мне обо всем рассказывает. Все это так неприятно...Его рассказы только расстраивают меня и...сквозняки... Ты знаешь, что он сказал про сквозняки? Что они не могут убить меня. Я могу ходить там, где дуют сквозняки, и быть спокойной - они не убьют меня. Но ведь они убили моего Лемми. Из-за них он сейчас там...во тьме. Но он всегда говорит мне правду. Он никогда не лжет. Никогда!
   Я уже не следила за ходом ее мыслей - это был бред, бред больной, измученной матери. Мне нестерпимо хотелось уйти, сбежать! Оставить ее наедине со своими видениями. Она полностью жила в них, не сознавая своей болезни. Ни я, ни кто либо из живущих не в силах помочь ей справиться с тем, притаившимся внутри нее, хищником, что годами терзает ее, клыками впиваясь в самое сердце и раздирая самую болезненную рану.
   В комнате было душно, как в огромной кухне, где кипят сто котлов. Я подумала о тенистой беседке в саду, о свежей прохладе, что царила в ней. Как было бы здорово сейчас приютиться там. Взять Китса или Шелли, или Байрона и погрузиться в лирический мир, наслаждаясь спасительной свежестью и одиночеством.
   - Мисс Сноу, - глухо окликнула служанка. Я обернулась к ней. Она чинно сидела на углу тахты, сложив на коленях полотенце, которым протирала докторские инструменты. Ее иссохшее, словно чахлый лист на осеннем ветру, лицо вновь наполнилось превосходством, свойственным многоопытным сиделкам. В уголках губ застыла скорбь. - Выгнать доктора Тодда - преступление. Вот погодите, узнает об этом вседражайшая матушка миссис Уолтер! Идите и молитесь! Молитесь, чтобы ваш поступок не имел печальных последствий. А сейчас вы должны уйти! Миссис Уолтер, нужен отдых. Бедняжка истратила на вас последние силы...
   Мое "преступление" не давало покоя ее радетельной душе. Безмерная совестливость, присущая преданной Терезе, впрочем, как и большинству представительниц ее профессии, грызуном впивалась в чувствительное сердце, и требовала немедля донести до сведения "вседражайшей матушки миссис Уолтер" о вопиющем проступке. Не успела я покинуть комнату, как услышала скрип двери и через пару секунд служанка обогнала меня. В ее скованных движениях, в сутулой осанке и скорбном наклоне головы - во всем ощущалась решимость не оставить преступника безнаказанным.
   Кара обрушилась на меня за ужином. Элеонора не могла упустить столь заманчивую возможность - основательно облить меня ушатом яда на глазах семейства. Если она надеялась, что подобным наказанием достигнет моего раскаяния, и я осознаю всю тяжесть содеянного и, наконец-то, уясню свое место в Китчестере, то изрядно перестаралась в надеждах.
   - Всякий раз, когда я пытаюсь извлечь из сердца хотя бы мельчайшие крохи теплых чувств к тебе, милочка, ты выкидываешь нечто такое, что давит эти попытки на корню, как цветочную тлю.
   С достойной кротостью я выслушала ее заявление и, ожидая дальнейших атак, приготовилась так же покорно принять их. Я опасалась, что, начав защищать себя, еще пуще ожесточу старуху, и ее немилосердный гнев обратится на ту, что слабее меня, на Эллен... Кроме того присутствие за столом Дамьяна выбило меня из колеи и меньше всего, что меня сейчас волновало - это уничижительные уколы одряхлевшей гадюки.
   - По какому праву ты вмешиваешься в устоявшийся порядок этого дома? Как посмела судить то, что было принято и одобрено мною еще до твоего рождения?! Ты в этом доме - гость. И как любого гостя, тебя привечают до поры до времени. Как скоро радушие хозяев иссякнет, зависит от твоего умения быть незаметной. Помни это, милочка. И не рассчитывай на свое "особое" положение. Этого положения у тебя нет!
   Элеонора взирала на меня, поджав губы, что свидетельствовало об удовольствии, какое она черпала в своем подспудном клокочущем негодовании.
   - Мне кажется, доктор Тодд сторонник устаревших методов лечения, - осторожно высказалась я. Элеонора открыла рот, чтобы заговорить, но Дамьян опередил ее.
   - И чью кандидатуру ты предлагаешь? Ливингтона? - он осклабился. - Ты все еще печешься об этом слюнтяе? Кстати, как его драгоценное здоровье?
   Я проигнорировала издевку, болезненную, как укол вилами, и сдержанно обратилась к нему:
   - Я слышала, ты сам однажды спустил с лестницы доктора, посчитав его шарлатаном. Тот сообщил, что графа уже не вылечить, так как его "механизм истерт до дыр". А ты силой привез из Солсбери лучшего врача и спас графу жизнь. Уж не мистер ли Тодд был тем самым шарлатаном?
   С левой стороны от меня послышался гортанный смешок, а за ним довольные покряхтывания и сопения, подобные тем, что издает лисица, запустившая свой жадный нос в гнездо с лакомыми птичьими яйцами. Старик наслаждался зрелищем. Дамьян же только ухмыльнулся и принялся отчищать от кожуры яблоко.
   - Твои слова не что иное, как оскорбление, - старуха вновь взяла нить разговора в свои руки. - Доктор Тодд заботился о нас больше тридцати лет, с тех самых пор, как закончил ученичество. Его отец эсквайр Уилкинс Тодд платил по 50 гиней в год, чтобы сын получил образование. Естественно, эти джентри не стоят и ногтя с мизинца Китчестеров, но это единственная приличная семья, чей сын имеет докторскую практику. Мы вынуждены принимать его услуги. Повторяю, доктор Тодд единственное на десятки миль вокруг подходящее для нас средство.
   Последнее слово привело меня в замешательство. Видимо, на это она и рассчитывала.
   - Средство? Вы называете человека, чьим рукам доверяете свою жизнь - средством?
   - Что тебя возмущает, милочка? Лекарь - всего лишь эффективное средство, призванное поддерживать нашу смертную оболочку в работающем состоянии, и только.
   - Но вы сравниваете человека с таблетками и ланцетами, будто у него нет души. А есть красивая коробочка и инструкция по применению.
   - Ты уводишь разговор, а я не терплю страусиной политики. Китчестеры всегда отвечали за свои поступки, а не прятали голову в песок. Но ты ведь только отчасти Китчестер, и то, если Эдварда, твоего отца, можно считать таковым, потому что сам он не желал этого... Да, если хочешь знать, я смотрю на доктора Тодда именно так. Если пилюлю наделить душой, и она будет дергаться и визжать, когда ее отправляют в рот, то все равно она останется только средством ослабить головную боль, не более...А что касается тебя, то впредь запомни, твое вмешательство в наши дела - сизифов труд. Неуступчивость может дорого обойтись как тебе, так и другим.
   Я нарушила кроткое безмолвие, которое хранила на протяжении последних минут.
   - Я поняла вас, леди Редлифф, - сказала я тоном, в котором звучала точно отмеренная доля смирения. - Постараюсь быть ненавязчивой.
   - Незаметной, милочка. Незаметной!
   После ужина я не пошла вместе со всеми в музыкальную комнату, где Элеоноре захотелось продлить столь продуктивный для нее вечер и под аккомпанемент рояля продолжить оттачивать на мне свое словесно-пыточное мастерство, а отправилась к себе.
   Внутри меня все кипело. Я не была уверена, что справилась бы с мятежными чувствами, если бы позволила Элеоноре и дальше оскорблять себя. Я крепилась духом, убеждая свой неукротимый норов перетерпеть эту смехотворную головомойку из страха за Эллен. Но почти до боли было обидно, что старый граф так ничего и не ответил в мою защиту. Хотя, зная его слабость к спектаклям и сценам, я была уверена, что наблюдая за нами, он от души веселился.
   Похоже, с этого момента смертная скучища, что затопила Китчестер подобно вязкой болотной тине, больше не терзала старика. Его озорные лукавые глазки горели явным предвкушением. Он словно ждал, что с моим появлением в замке начнут происходить куда более захватывающие события, чем поголовный падеж мух под гнетом невыносимой скуки.
  

ГЛАВА 33

   Удивительная, божественная скорость! Дамми летела без устали так, словно ее гнали вперед невидимые взору мощные крылья. Истосковавшись за ту неделю, что меня не было, по неистовому бегу и свисту в ушах упругого ветра, лошадь мчалась, не сбавляя скорости, желая вволю испить пьянящей свободы.
   Когда впереди нахохленной стеной выросли деревья, я натянула поводья и придержала Дамми. Ей это не понравилось, она заартачилась, не желая покойного шага. Но все же подчинилась приказу и свернула с открытого поля в дремотный, пронизанный паутиной тумана, лес.
   Я направила Дамми по едва заметной тропинке между папоротниками. Она мирно плелась мимо вязов и падубов, то и дело опуская морду к высокой траве, и, фыркая и вздрагивая всем телом, когда холодная роса окропляла ее бархатный нос. Воздух, напоенный хмельным запахом прелой листвы и мшистой сырости, обладал острым горчащим привкусом. Я вбирала его всей грудью, словно не могла надышаться. Словно хотела вдохнуть частицу этого волшебного лесного мира, скрытого за утренней занавесью зеленых сумерек.
   Вскоре я выехала к болотистым низинам, заросшим осокой, желтым дроком и мясистым хвощом. Промозглый туман поднимался от земли слоистой пеленой, застилал глаза и сбивал с пути. Кобыла нервно выворачивала шею, поглядывая назад. Я похлопала ее по загривку, успокаивая. Но она продолжала беспокойно встряхиваться. Ее тревога передалась и мне. Желто-мутная хмарь за последние минуты сделалась как будто еще плотнее. На небольшом расстоянии я уже едва различала склоненные к земле длинные стебли осота.
   Внезапно из тумана донеслось невнятное бормотание, кто-то зачертыхался, а затем послышался скрипучий, как заржавевшее колесо молотилки, голос:
   - Бо...Бо, черти тебя возьми, у нас гости! Да очухайся ты, недоросток собачий!
   Я напрягла глаза, всматриваясь, но кроме изломанных ветвей поваленного дерева, размытым пятном выглядывавшим из тумана, ничего не рассмотрела.
   - По наши души явился... - скрипение сделалось злым, слова перемежались забористыми ругательствами, посылаемые небу и всему живущему на земле и под землей. - Вынюхал, гнида, где мы прячемся... О, чтоб лопнули мои зенки, дык это ж дамочка!
   Раздался гнусавый смех, и буквально через секунду я услышала хруст веток и хлюпающие в вязкой жиже шаги. Я все еще не видела говорившего, но тот, похоже, не испытывал такого неудобства и прекрасно различал меня в мутной хмари.
   - Эй, Бо, смотри-ка, какая пташечка к нам пожаловала ни свет ни заря. Чтоб я сдох, если вру, крошка высший сорт! Вот так удача! Эй, Бо...дурень, да ты бельма свои протри! Чует моя селезенка, дамочка не прочь позабавиться...
   В тумане замелькал тусклый огонек лампы, похожий на растекшуюся кляксу. За ним маячила неясная бесформенная тень. И уже через несколько шагов за завесой водянистых паров прорисовался приземистый мужской силуэт. Я невольно вдавила пятки в бок лошади, и та попятилась. Я нисколько не испытывала страха, лишь какое-то неловкое омерзение.
   Где-то совсем рядом, потревоженная шагами, издала пронзительное кваканье и бултыхнулась в мутную тину жаба. Дамми нервно дернулась и вздыбилась. Я едва удержалась в седле, но справилась. Еще не хватало свалиться немощным кулем к ногам пьяного бродяги! Я гикнула кобыле и, уверенно натянув повод, направила лошадь в лес. Вдогонку мне понеслись скабрезные шутки и чертыханье
   Размышляя о том, кто же это такие: человек со скрипучим голосом и невидимый Бо, - я выехала из леса. Почуяв пахнущую сочной луговой травой свободу, Дамми припустила легкой рысью. Никто из нас не спешил возвращаться в Китчестер.
   Мы поднимались вверх по лугу, пока речной поток не преградил нам путь. Серая речушка бурлила и перекатывалась пенными "барашками", дотрагиваясь водяными пальчиками до низких ветвей ив. Я пустила Дамми вдоль реки, намереваясь подъехать к мостику и немного побыть там.
   Возможно, на шаткой скамеечке сидит старичок, его трость и зеленый котелок покоятся рядом, а сам он, сморщив желтушное личико и сощурив блестящие глазки, с превеликим наслаждением попыхивает трубкой. Я надеялась, что увижу его на нашем месте, и мы беззаботно поболтаем, как бывало раньше, веселясь и подшучивая друг над другом. Но его не было. Зато чуть поодаль, выше по течению, я заметила другого человека.
   Дамьян стоял по грудь в воде и, заложив руки за голову, подставлял лицо утреннему солнцу. Частые "барашки" окатывали его загорелые плечи. Он не шевелился. И я, разглядывая его, не могла ни вздохнуть, ни отвести глаз. По коже от самых ботинок до макушки пробежались тысячи иголок, оставив после себя гусиную сыпь. Но вот резким движением Дамьян выкинул вперед руки и нырнул. Через долгий-долгий миг он показался над водой и, встряхнувшись как собака, размашисто загребая руками, поплыл навстречу течению.
   Я наблюдала за ним, даже не стараясь укрыться. До жути холодная вода ни капли не смущала его, а вот меня от одной только мысли о ней, свело судорогой. Это неприятное ощущение привело меня в чувство. Предательская мысль, что я опять веду себя как дурёха, засверлила в мозгу. Я же приняла решение! Дала себе зарок никогда больше не поддаваться его всепроникающему влиянию, противиться всякой тяге к нему, тлетворной слабостью разъедавшей мое сердце. Я приняла решение! И должна следовать ему!
   Но, когда я, стараясь не шуметь, покинула "место преступления" и скрылась за ивами, раздался звенящий насмешливый крик:
   - Мисс Сноу, вы куда-то спешите?!
   Я невольно застонала, поняв, что попалась с поличным, и теперь уже он вволю натешится над моим постыдным поведением. Мне пришлось показаться из-за деревьев.
   - Что вы, мистер Клифер, я никуда не спешу и совершаю поистине приятную конную прогулку, любуясь занимательными видами окрестностей.
   Он стоял лицом ко мне, и грудь его была только наполовину скрыта водой.
   - Тогда, что тебе мешает до конца рассмотреть столь занимательный вид, которым ты порядком увлеклась последние минуты? Я так старался угодить твоим горящим глазкам.
   - Фанфаронство и актерство - вот ваша сущность, мистер Клифер, - мне не удалось скрыть горечь. В этот момент я думала вовсе не об этой щекотливой ситуации, а о том, как Дамьян поступил на скачках. О его подлости.
   Он понял мои чувства. И в его ответе уже не было насмешки и веселости.
   - Я отвечаю ударом на удар, Найтингейл.
   Мне подумалось, что то же самое говорил и доктор Ливингтон, отец Николса.
   - Да, ты никогда не остаёшься в долгу.
   - Это способ выжить.
   - Это способ продемонстрировать силу.
   - Разве плохо быть сильным? Ты можешь просветить меня на эту тему, моя слабенькая, беззащитная пташечка.
   - Сомневаюсь, что тебе придется по нраву, если кто-то начнет учить тебя.
   - Ошибаешься, я всегда жажду знаний...особенно, когда у меня такая учительница.
   - Мне кажется, у тебя нос оброс сосульками, - прервала я двусмысленный разговор.
   - Так не терпится увидеть меня, так сказать, во всей красе? Опять непутевое любопытство или... - он красноречиво замолчал.
   - Нет, нет, - забормотала я, смутившись, - можешь оставаться там сколько захочешь.
   Но он только хохотнул и начал продвигаться к берегу. Я поспешно развернула лошадь, чтобы не видеть его выходящим из воды. Дамьян еще пуще расхохотался, а я, чувствуя дикое смущение, вспыхнула, как костер из сухих листьев и щепы, и зачем-то крепко зажмурилась.
   Однако уши мои работали так, точно в них были вставлены слуховые рожки. Я ловила каждый звук, будь то одинокий стрекот кузнечика в траве или легкое покачивание ветвей, или бурные перекаты воды от резких мужских движений. Я слышала, как Дамьян вышел на берег и, издав энергичное "бррр", от которого я поежилась, будто мне самой предстояло окунуться в ледяную, заволоченную рваным туманом реку, прошлепал к сваленной в кучу одежде. Казалось, пролетели часы, прежде чем он окликнул меня:
   - Угроза миновала, золотко. Я сама благопристойность! И ни одна расстегнутая пуговица не оскорбит твою ранимую девичью честь.
   Когда я повернулась, он уже скрылся за деревьями, направляясь в мою сторону. Но, не пройдя и десятка шагов, остановился и, прислонившись к развесистой иве, принялся изучать меня. Пряди мокрых волос облепили его лоб, по щекам тонкими ручейками бежала вода, затекая за воротник и расползаясь по спине. Узкий рот слегка изогнулся, приподняв уголки вверх, будто мужчина находил что-то забавное в том, что я была здесь, перед ним.
   Мысленно я твердила себе не смотреть на него, уйти, умчаться отсюда, подстегнув Дамми, чтобы она неслась быстрее самого свирепого ветра. Вновь и вновь я воскрешала в памяти ожесточенные крики толпы, почуявшей загнанную добычу, налитые кровью глаза, отражавшие яростные всполохи огня, бешеный водоворот тел и... искаженное болью, изуродованное синяками и ссадинами лицо Николса. Все это сотворил Дамьян! Но, зная это и испытывая мучительное негодование, а порою и острое неприятие к нему, мое сердце не желало подчиняться разуму. Сердцу было все равно, чтобы ни сделал этот человек. Оно жаждало Дамьяна. Жаждало его любви.
   - Слезь с лошади. Я не люблю задирать голову, когда разговариваю.
   - Вряд ли мы будем разговаривать. Мне пора возвращаться, дед наверняка уже ждет меня.
   - Любимая игрушка старика. Знаешь свое место подле него.
   Меня оскорбили его слова, но я не подала вида.
   - Что ж, все мы выполняем какие-то роли: кто игрушки... кто собачки, которая ради косточки готова кусать собственный хвост.
   На мгновение он весь напрягся, точно хищник перед прыжком, но уже в следующую секунду расслабился и улыбнулся, подняв руки, будто признавая свое поражение.
   Неожиданно для себя я спрыгнула с лошади и, взяв ее под уздцы, сделала несколько шагов в сторону Дамьяна. Господи, что я творю! Я не намерена была подчиняться ему. А тут! Но теперь уже поздно хвататься за голову и забираться обратно в седло. Я была поставлена лицом к лицу с фактом, что абсолютно не знаю себя.
   Немного сощуренные глаза, в которых сияла бездонная глубина ночного неба, по-прежнему были прикованы ко мне. В них сквозило восхищение...Или я ошиблась?
   - Найтингейл, - мягко произнес Дамьян, - я не верю, что ты ненавидишь меня.
   - Ты всегда отличался повышенным недоверием к людям.
   - Ты любишь меня.
   Я замотала головой.
   - Вероятно, ты мало знаком с этим чувством, - ответила я резко. - Ты умеешь любить только себя и вряд ли способен понять, как могут любить другие. Поэтому тебе простительно, если ты спутаешь ненависть с любовью.
   - И все же ты любишь меня.
   - Ты льстишь себе. Уверяю тебя, ты мне отвратителен, особенно после ска...
   - Ты неубедительна. Могу поспорить, сейчас в твою головку лезут самые непристойные мысли... А ведь я могу исполнить их. Я могу подойти к тебе очень близко...вот так... Могу запрокинуть твою голову...вот так...Посмотри на меня...смотри на меня, соловей! Я могу поцеловать тебя...Ты хочешь, чтобы я целовал тебя?
   Его голос легким перышком плыл по воздуху и таял, теплым эхом касаясь моей щеки. Я молчала, до скрежета сжав зубы.
   - Ты вся дрожишь, золотко.
   - Да, дрожу, - взорвалась я. - Это от ярости!
   Я отскочила от него, испугав лошадь, и та дернулась, собираясь вздыбиться. Но Дамьян крепко ухватил уздечку, удерживая кобылу на месте. Меня он не держал.
   - Боишься дать мне то, чего я хочу и чего, так сильно хочешь ты.
   - Китчестер не мой и никогда моим не будет. Тебе нужно только дождаться смерти графа. Или тебе уже не терпится? Ничем не могу помочь!
   - Неужели ты всерьез веришь в эту байку, что старик сделает так, как захочешь ты? Если он решил - значит, в завещании будет стоять твое имя. Ты все равно не в силах будешь отказаться от наследства, в этом случае все перейдет Элеоноре. А ты не настолько бессердечна, чтобы так поступить с Китчестером.
   - В последнее время, я все больше понимаю, что не знаю себя.
   - Должно произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы старик переменил решение.
   - Что же? Моя смерть, например? Смерть могущественнее любо самоуправства.
   - Ты слишком высоко ценишь себя, золотко, - Дамьян искренне улыбнулся. - Существует масса вариантов. И один из них - наша свадьба. Мы поженимся и этого достаточно, чтобы старик сдался. Ведь в этом случае ты так же станешь хозяйкой замка.
   - Но всего лишь хозяйкой "на словах". А ты будешь владеть и управлять всем.
   - Ты упираешься, потому что знаешь, тебе придется подчиниться. У тебя есть выбор - идти под венец добровольно или же я силой приволоку тебя в церковь...потешная картина!
   - Выбор! - возмутилась я. - Ты предлагаешь выбор?! Не смеши меня. Ты вроде разбойника с большой дороги, который останавливает почтовый дилижанс, стреляет вознице в сердце, а потом наставляет пистолет на пассажиров и говорит: "Кошелек или жизнь! Ваш выбор, господа?". Вот что ты предлагаешь мне. И что я должна ответить?!
   Подняв к моему лицу руку, Дамьян дотронулся до выбившихся из узла волос.
   - Ты должна ответить, что отдаешь в мое полное распоряжение и свой кошелек, и свою драгоценную жизнь. А я пообещаю хранить и то, и другой с величайшей бережливостью. Это судьба, когда разбойник, грабя дилижанс, влюбляется в пассажирку.
   - Если это судьба, то она схалтурила. Уверяю тебя, я не предназначена для тебя... как, впрочем, и ты для меня. Ты, наверное, был создан для Китчестера. И слишком большое значение придаешь этому факту.
   - Нет, это ты придаешь ему слишком большое значение.
   Когда я все же набралась духу и уехала от него, то ощутила пугающее одиночество. Въезжая во внутренний двор, а затем пробираясь по коридорам в свою комнату, это чувство только усилилось. Вокруг чудилась какая-то особая тишина... напряжение, как будто что-то ужасное пряталось рядом, готовое вновь вынырнуть из темного угла за моей спиной и наброситься на меня.
   Я останусь здесь ровно столько, чтобы выяснить, кто угрожает мне, а затем уйду прочь, уйду навсегда. Но почему-то эти размышления не принесли мне успокоения. Может, виноваты какие-то чары, исходившие от древних стен, квадратных башен с острыми зубцами и изумрудных лугов, окаймлявших Китчестер? Как будто что-то меня притягивало и держало здесь, в то же время пугая притаившейся опасностью.
   В третий день сентября я решила выполнить обещание, данное Сибил, и уговорить деда стать почетным гостем на свадьбе. Через две недели намечался званый прием в Китчестере, и леди Редлифф, объявив меня своей помощницей в подготовке к вечеру, до минутки расписала мое время, заняв его поездками в Солсбери за покупками и латанием праздничных гобеленов, которые не вынимались из сундуков около двадцати лет. Этим утром в город отправилась Джессика, поскольку ей необходимо было забрать корреспонденцию из попечительного совета, а я смогла выкроить полчасика, чтобы заглянуть к графу.
   Деда я нашла в кабинете. В последнее время он стал засиживаться там целыми днями. И Элеонора, не скрывая триумфа, особенно в присутствии жабёныша, заверяла нас, что граф всецело поглощен составлением бумаг для моего официального входа в семью и во время приема, естественно, объявит о наследнице.
   Столь отрадная перспектива и тот решающий факт, что с обретением "правильного" наследника, репутации Китчестеров не угрожает быть осмеянной во всех уважаемых домах Англии, привели ее в состояние благодушной эйфории. За столом она одаривала всех доброжелательным взглядом и делала это так, что нельзя было ошибиться - мы, простые смертные, удостоились наивеличайшей чести. Даже об Эллен она говорила с тончайшим налетом заботливости и в приступе благодушия снизошла до того, что навещала больную каждый день, проводя отмеренный ею час в рассказах о подготовке к званому вечеру.
   Эта была приятнейшая для всех нас метаморфоза, поэтому я не могла не оценить всю прелесть заблуждения леди Редлифф. "Заблуждения", потому как я все же смела надеяться, что слово графа Китчестера заслуживает доверия, и он не обманет меня.
   Однако состоявшийся в этот день разговор в корне изменил ситуацию.
   Разумеется, я предполагала, что выманить у старика соглашение отправиться на венчание в деревню, да еще к тому же к кузнецу, задача не из легких. Но категорический, с глубоким чувством брезгливости и высокомерия отказ поверг меня в горькое изумление. Дед не просто отмёл все мои попытки убедить его, он раздухарился настолько, что в горячке наговорил с три короба таких выражений, какие даже в малоприличном обществе показались бы ядреным перчиком. Его китчестеровская гордость была непомерно оскорблена тем, что я осмелилась подойти к нему со столь вопиюще-безобразной просьбой, и тем самым поставила восемнадцатого графа Китчестера в один ряд с презренными плебеями.
   Я не знала, как быть. Ошеломленная и подавленная я сидела в кресле, а на другом конце стола, старик, выставив перед собой руки, загибал пальцы на каждую вескую причину, которая все дальше и дальше отдаляла его от навязываемого на его плешивую голову мероприятия.
   Почему-то я не могла отвести зачарованного взгляда от этих иссушенных рук. Засаленные рукава зеленого сюртука были гармошкой засучены до самых локтей. Желтушного цвета сморщенную кожу покрывала россыпь коричневых веснушек, будто неведомый художник, неосторожно взмахнув кисточкой, оставил несмываемые следы старости. Твердые жилы выпирали, точно зашитые под кожу вязальные спицы.
   Я глядела на стариковские руки и, как заведенная кукушка в часах, повторяла про себя: "Как быть... Как быть". Сибил верит, что я спасу ее. С первой минуты нашей дружбы она верила мне, слепо и непоколебимо. Иногда подруга шутила, называя меня своим ангелом-хранителем, но в ее глазах за улыбкой и смехом читалась прочная уверенность, что так и есть на самом деле. Я не могу подвести ее! Если графа Китчестера не будет на венчании - не будет и самого венчания. Допустить такое, все равно, что собственной рукой разбить ее сердце, и каждый осколочек втоптать в землю каблуком ботинка.
   - Хорошо, - сказала я без надобности и повторила, - хорошо.
   Я нашла только один единственный ответ на вопрос "как быть", и этот ответ отнюдь не принес мне облегчения. Я стояла перед выбором: счастье Сибил или потворство собственным принципам и гордости, которыми неминуемо придется пренебречь, если я выберу первое. Но я отчетливо понимала, что не позволю своей гордости стать причиной крушения всех надежд и чаяний Сибил. Счастье моей горячо любимой подруги было превыше всего для меня.
   - Хорошо, - вновь повторила я, соглашаясь с собой и с тем бесповоротным решением, какое далось мне очень тяжело. Дед как будто что-то почувствовал в моем голосе. Он перестал загибать пальцы и внимательно посмотрел на меня.
   - Я хочу заключить с вами сделку, граф Китчестер, - голос мой был до резкости натянут. - Если вы примите приглашение на свадьбу мистера Готлиба и мисс Рид и никоим образом не покажете своего превосходства и презрения, будучи там, тогда я соглашусь стать вашей наследницей, как вы того неизвестно по какой причине жаждите, и честно выполнять свой долг по отношению к Китчестеру. Вам не придется переписывать бумаги и воевать со мной. Если же вы откажетесь, я навсегда покину замок и вас, забуду о том, что у меня есть дед.. Не думайте, что вы сможете сделать меня наследницей против моей воли, если так произойдет, я подпишу отказную.
   Пару секунд граф пристально вглядывался в меня, пытаясь выяснить, насколько решителен мой настрой. Затем проворно выскочил из кресла и утиной походкой направился к двери.
   - Ишь ты, как скрипит! - забормотал он, - Погоди-ка, прикрою дверь. Сквозняки разыгрались, вон как свистят, окаянные! По всему дому носятся и нет от них покоя.
   Я и впрямь слышала какие-то то ли свисты, то ли стоны, но сейчас меня занимал вопрос более важный, чем неугомонные сквозняки.
   Старику нужно было время, чтобы обдумать мои слова. И он пытался выиграть его. Закрыв дверь, он прошел к камину, где уже тлели малиновыми боками угли и тяжелой кочергой сгреб их в кучу. Затем остановился у книжного шкафа и снял с полки большую Библию, пышно украшенную рельефным узором и золотом. Ее фронтиспис изображал Авраама, приносящего в жертву Исаака.
   Положив передо мной книгу, дед указал на пожелтевшую страницу. На первом листе, согласно обычаю, он когда-то записал четким почерком, какой не встретишь в его письмах, все значимые даты своей семьи. Но имя сына и день его рождения скрывались за жирной чертой. Однако чуть ниже стояли новые записи. Это вновь было имя моего отца, а рядом имена моей матери и мое, даты дней рождений, брака родителей и их смерти.
   Костлявый палец постучал по листу, попав как раз на дату смерти отца.
   - От этого ты никуда не денешься, Найтингейл, - назидательно заговорил граф. - Куда бы ты ни бежала, везде тебя будет преследовать Китчестер, потому что ты не свободна. Ты - звено единой цепи; ты - часть почти тысячелетней истории, немыслимой без долгой череды тех, кто предшествовал нам, без оглядки следуя путем преемственности. Мы не можем существовать разрозненно, потворствуя своим личным нуждам, которые мы по близорукости своей, склонны считать первостепенными.
   - А отказавшись от сына и зачеркнув его имя, лишив Китчестеров той самой пресловутой преемственности, вы вовсе не потворствовали своим личным нуждам?
   - Это совсем другое.
   - Да что вы говорите! - вместо восклицания из меня вырвалось какое-то простуженное сипение. В горле стоял ком, ершистой щеткой раздирая плоть.
   - Нора права, Эдвард не желал быть одним из нас. Как изящная роза кичится, что не схожа с грубым чертополохом, так и он раздувался от гордости, что отличается от нас. Он всем существом восставал против Китчестера и семьи, все время пичкал нас вздором о самозаклании и фанатичном поклонении... Женитьба на твоей матери стала для него своего рода подтверждением того, что он осколок, отдельное звено, которое оторвалось от длинной цепи, не найдя в себе сил принять многотонный груз, что удерживает эта цепь.
   - Если нам есть в чем себя упрекнуть, мы всегда отыщем виновных.
   - Я поступил согласно его потаённому желанию, но это не умоляет моей вины! Я уже говорил, что сделаю все, чтобы искупить ее... Ты же - одна из нас! В тебе дух Китчестеров.
   Граф вернулся за стол и, приняв расслабленную позу и смежив веки, закурил. Так он просидел около минуты. Пергаментное лицо, испещренное оспинами, не выражало ничего.
   Внезапно запах табака стал нестерпимым. Мне захотелось вырвать трубку из сведенных артритом, но все еще крепких пальцев, и выкинуть ее в окно. А еще лучше - запустить ею во вредного старика. Но вот он открыл глаза. В них не было триумфа от долгожданной победы в нашем разногласии. Теперь он владел моим словом. Однако за деланным презрением я видела не слишком тщательно скрытую растерянность.
   - Ты готова отказаться от всего, что так принципиально отстаивала и защищала, и всё из-за этой никчемной свадьбы?
   - Да, готова! Для кого-то цена этой "никчемной" свадьбы - сама жизнь! Но что вам до этого! Вы же Китчестер!
   Старик не удосужил мои слова вниманием.
   - Ты понимаешь, что тебе придется выбросить из головы всякую блажь насчет Академии и учительства. С самого начала эту смехотворную затею надо было придушить на корню.
   - У меня на этот счет другое мнение!
   - Телячьи мысли! - взбеленился дед, его подбородок с реденькой порослью как-то по-козлиному затрясся. - Теперь твоя жизнь связана только с Китчестером! Обязательства и исключительная репутация нашего рода в обществе удержат тебя от этой придури, какую ты вбила себе в голову по неопытности и молодости. Ты Китчестер, ты леди, в конце концов, и всякое отребье не смеет помыкать тобой! Моя внучка - общественная гувернантка! Не бывать этому!
   - Вы только не волнуйтесь! А то Элеонора устроит мне взбучку за ваши расшатанные нервы.
   Мое хладнокровие подействовало на старика отрезвляюще. Он умолк, состряпав натруженное от сосредоточенной думы лицо. Когда молчание стало невмоготу, я спросила:
   - Значит, вы согласны на эту сделку, я правильно поняла вас?
   - Согласен ли я? И ты еще спрашиваешь?! Да, черти тебя возьми! Я пойду в этот скотный двор, в эту чумную кузню! Я пойду и буду скалиться, чтобы показать, какой я радушный владетель, добрячок и простачок, чья душевная щедрость простирает свое благоволение без разбора на всех тварей божьих!
   Я не могла сердиться на него. Он вел себя, как капризное дитя, которому впервые отодрали уши за шкодничество. В его поведении было что-то уморительное, что не давало места гневу.
   - На вечере в твою честь я объявлю о решении сделать тебя преемницей. Люди должны знать, что я официально признал в тебе свою внучку и наследницу, иначе могут возникнуть ненужные разговорчики. Ко всякого рода новостям и событиям всегда относились с большим пристрастием.
   - Хорошо, - мирно сказала я.
   Дед настороженно наблюдал за мной, будто ожидал немедленного отказа. После моего согласия, он поднялся из-за стола и мундштуком снял подтеки с наполовину сгоревшей свечи и снова сунул трубку в рот.
   - Ну, вот и все, Роби! - вдруг широко заулыбался старик. - Моя взяла!
   И он загоготал, сотрясаясь всем телом и положив руки на тощую грудь.
   Я бесшумно закрыла дверь. "Вот и все!", - повторила я вслед за дедом. Вот и все. Я - наследница! Как долго я противилась этому, как долго боролась с графом, твердя о своей незаинтересованности и нежелании владеть Китчестером. И вот теперь... Но что я могла сделать? Был ли другой способ заставить старика отправиться на венчание Сибил? Возможно... Но что думать об этом теперь, когда обещания даны?! Свадьба состоится, и это главное. Вместе с чувством тихой радости за подругу, пришло какое-то смутное, тяжелое и тревожное сожаление... Что скажет Дамьян? Я знала, что с этой минуты в его глазах, смотрящих на меня, я буду читать только ненависть и презрение. Из далекого прошлого до меня донесся звонкий от ибирного пива голос кухарки Мэг: "Каждый чем-то жертвует во имя других, моя маленькая мисс Роби".
   Я все еще слышала стариковский смех. Он гулким эхом разносился по коридору, преследуя и настигая, точно неумолимый клич охотничьего рожка, возвещавшего, что найден след зверя. Дед, словно не хотел оставлять меня наедине с моими мыслями.
   Но в воздухе витало что-то еще. Беспокойство помаленьку просачивалось в меня, и  я  не  могла  совладать  со  своим  состоянием. Откуда-то  несло  такой  беспричинной  печалью  и  жалостью,  что  дрожь  прошла  по  всему телу. Я остановилась и прислушалась.
   Во мгле коридора лениво колебались желтые тени, мягко шуршали по стенам и падали, легкие, как паутинка, на плечи. Из глубины коридора прилетел сквозняк, хрупкое пламя от потрескивавшей в моей руке свечи вздрогнуло, вслед за ним заколыхались и тени, отчего мне показалось, что впереди кто-то движется. Почудился какой-то непонятный звук, но у меня не было уверенности, что я не ослышалась. Звук был похож на неуловимые вздохи, на стоны, скорбные и мучительные, какие я уже однажды слышала в часовне, когда Эллен заперла меня там.
   - Нет, нет, - отмахнулась я, прошептав. - Это все сквозняки.
   Но только я прошла несколько шагов, как звук повторился, где-то далеко, едва достигнув моих ушей. На этот раз я не сомневалась. Это был стон, почти рыдание и, казалось, исходил он от человека. Трудно представить себе нечто более душераздирающее и в то же время слабое, чем это стенание. В нем чувствовалась невероятная мука и отчаяние, разрывающее в клочья живое сердце.
   Я прибавила шаг, стараясь догнать, того, кто издавал эти звуки. Быть может, это и есть то самое привидение, о котором предостерегала Жаннин. Но я не чувствовала страха, как тогда в часовне. Только щемящую жалость. Пройдя коридор, я поняла, что больше ничего не слышу. Несколько минут я вслушивалась, затем стала обследовать ближайшие комнаты, но ничего и никого не нашла. До самой ночи я гадала о том, кто же был там, в глубине коридора, чье глухое стенание долетело до меня. Кто этот призрак, что тревожит покой этого дома?
  

ГЛАВА 34

   Когда возвращаюсь мыслями к трагедии, предшествующие ей дни кажутся нереальными. Как я могла не увидеть того, что зарождалось и пестовалось прямо у меня под носом?
   Солнечные, погожие дни, оставшиеся до приема, были заполнены радостными хлопотами. Старательно избегая усилий и нервного напряжения, за всем наблюдала леди Редлифф. В основном она передавала приказы через Джессику, но нередко, перед ужином созывала слуг и излагала перечень дел и обязанностей на весь следующий день.
   Все до единого были заняты в подготовке. Полы беспрестанно скреблись, деревянные панели натирались воском и скипидаром, мебель - канифолью; отовсюду тянуло нафталином и пылью, выбитой из гобеленов и занавесей. Отпирались погреба, где в строгом порядке хранилось вино, опустошались кладовые, где продукты лежали так долго, что плесень изъела большую их часть. И все это ради вечера, на котором граф Китчестер представит всем соседям свою обретенную внучку. Прием был в мою честь, и это не могло не льстить моему самолюбию.
   Парадный холл и пиршественный зал украсили праздничные гобелены, правда, поблекшие и истертые от времени. Но нашими трудами они немного обновились, хотя все равно нельзя было скрыть их ветхости. Факелы заняли свои места на стенах, и я уже представляла себе ту чарующую атмосферу, какую создадут их рдяные всполохи. Вдоль стен разместились низкие кадки с розами и гортензиями. От обилия цветов дом наполнился сладким ароматом, от него кружилась голова, и поминутно хотелось глотнуть бодрящего осеннего воздуха.
   Громадный стол в центре зала перенесли в прилегающую к залу комнату. Было решено, что первую часть вечера гости будут заняты разговорами и танцами. В это время стол будет сервирован лишь легкими закусками и напитками. Затем слуги подадут ужин, какой, по подсчетам леди Редлифф, продлиться около двух часов. После - вновь танцы, но совсем недолго, чтобы гости могли разъехаться до полуночи.
   Из Солсбери пригласили оркестр из пяти человек, чем Элеонора была крайне недовольна, так как не желала тратить на "бездарностей" ни денег, ни здоровье своих ушей. Но больше всего ее тревожило, что гости почувствуют себя уязвленными, вынужденные слушать провинциальную игру. Она постаралась убедить брата в необходимости выписать музыкантов из Лондона, чей столичный лоск исключал плохой игры и отсутствия манер и вкуса. Старик же, как и следовало ожидать, пустился во все тяжкие, закатив сестре двухдневный разнос, обвинив ее в транжирстве и для пущего эффекта сравнив с немалым числом негодяев-предков, внесших ощутимую лепту в разорение и забвение Китчестеров. Таким образом, леди Редлифф пришлось смириться с тем, что первый за двадцать лет прием будет омрачен возмутительным минусом, в котором выставиться, как на показ, все нынешнее убожество когда-то блестящего рода.
   По поводу моих гостей, а точнее тех "достойных", кто имел особые права и преимущества находиться в списке приглашенных, между мной и Элеонорой разгорелись нескончаемые споры. Естественно, по ее мнению, все достойные должны были обладать титулом и ничем не уступавшей Китчестерам родословной. Я же намеревалась пригласить отнюдь не столь видных гостей. Поскольку некоторые из них обладали чудовищным изъяном - были чересчур низкого происхождения, что не могло не отразиться на комфорте гостей первостепенной важности, - то Элеонора проявила поистине твердокаменную несокрушимость, отказавшись внести их в список. Даже дед, на чью поддержку я рассчитывала, встал на сторону сестры и с ехидной ухмылочкой наблюдал за нашими словопрениями. Как я подозревала, это была его месть, за то, что я посмела заключить с ним сделку, значительно подмочившую его самолюбие.
   - Послушай, милочка, - вещала Элеонора, закрывая эту зазорную тему, - я не собираюсь тратить свои силы на препирательства с тобой. Порог этого дома никогда не переступят никакие Ливингтоны и Готлибы! Если чувство самоуважения позволяет тебе общаться с подобными людьми, это говорит о вульгарности и плохом воспитании, что не удивительно, если учесть в какой среде ты выросла. Однако я не позволю твоему пошлому вкусу испортить мой прием.
   Тем не менее, втайне я радовалась, что претензии старухи не распространились так далеко, чтобы затронуть тех людей, которые были мне во сто крат дороже.
   Против моей тетушки, мисс Гризельды Уилоуби, она не имела ничего, так как та была благородных кровей и стояла всего лишь на ступень ниже самой леди Элеоноры. И кроме того их обеих объединяла самозабвенная тяга к шляпам. Обе считали себя непревзойденными ценителями этого непременного атрибута каждой уважающей себя дамы и из кожи лезли, чтобы поразить всех очередным шедевром. Званый вечер как раз представлялся тем самым случаем, когда обе конкурентки могли оценить возможности друг друга. Мне казалось, что в голосе Элеоноры даже проскальзывало скрытое нетерпение, когда она говорила о моей тете.
   К Тернерам старуха отнеслась с достаточной сдержанностью. Не то чтобы она примирилась с тем фактом, что миссис Элизабет Тернер из простолюдинок, да к тому же деревенская учительница, но не вызывающее сомнений родовитое происхождение достопочтенного Арчибальда Тернера, хоть и "последним в очереди", искупляло это злополучное пятно на репутации семьи. Но на терпимость леди Редлифф повлияло главным образом то, что с графиней Уэстермленд ее связывало давнее знакомство, которое она всеми силами поддерживала письмами и визитами в ее особняк в Кенсингтоне, в те редкие дни, когда бывала в Лондоне.
   А вот Сибил Рид вызывала крайнее неудовольствие старухи. Но тут уж высокомерная леди ничего не смогла поделать, как ни старалась. С исступлением, чуть ли не с пеной у рта, я отстаивала подругу. Я боролась за нее так, будто речь шла о моей жизни. В итоге, граф, поняв мои чувства, неожиданно заступился за меня и, гаркнув на сестру, приказал ей перетерпеть бедную сиротку один единственный вечер.
   - В конце концов, ты терпишь их сотнями в своих интернатах! Твоя спесь не поубавится от того, что одна из них сядет с тобой за стол!
   От подобной перспективы лицо старухи вытянулось в лошадиную морду.
   - Нет! - процедила Элеонора, не разжимая сведенной челюсти.
   - Ты не посмеешь ослушаться меня, старая кочерга!
   - Ее плебейский вид и манеры испортят аппетит моим гостям! - отчеканила леди Редлифф, положив на грудь руку с растопыренными узловатыми пальцами. Тяжелые перстни вслед за хозяйкой негодующе полыхнули. - Ты предлагаешь принимать ее наравне с Дирингсами и Олбанами, я уже не говорю о маркизе Чаттерслот. И какой прием их ожидает? Мало того, что чувства моих гостей будут уязвлены площадной игрой, так еще и эта безродная побирушка! Какая низость! Лемуэл, что о нас подумают?! Мне больно это говорить, но твои мозги, братец, превратились в сыворотку. Года берут свое! И мне категорически неприятно осознавать, что твой разум уже не так тверд, как того требует статус главы Китчестеров.
   - Угомонись! Не стоит стричь всех под одну гребенку, если с твоими мозгами такой конфуз, то на свои я, слава богу, не жалуюсь! Тебе не за чем докладывать всем и каждому, что девчонка - безродная побирушка. Мы представим ее как подопечную тетки Найтингейл, кем она, в сущности, и является. Я имел удовольствие общаться с ней! Она скромная и приятная девица...
   - Ты - что?!
   - Мало того, - без зазрения совести продолжал дед, - я собираюсь присутствовать на венчании этой мисс Рид с кузнецом! И тебе, разлюбезная сестрица не отговорить меня, будь уверена! Я уже дал слово Найтингейл.
   - Что-о-о!!!
   Старуху всю перекособочило, она изменилась в лице, да так будто ей сообщили о вандализме на могилах ее предков. С шумом втянув воздух, она вперилась в графа, сидевшего напротив нее, и от напряжения глаза ее стали совсем прозрачными. Секунды летели, превращаясь в минуты, а Элеонора всё безмолвствовала. Но вот она ожила, стряхнув с себя омертвелое оцепенение. Спина ее приняла негнущееся положение, сухопарые руки опустились на колени - она цеплялась за свои манеры, точно в этом и заключалось ее спасение. Наконец, пожав плечами, она с миной философического смирения промолвила:
   - Порою, неблагодарность иных людей выше всякого понимания.
   Таким образом, среди приглашенных оказались все близкие мне люди, и я была в какой-то степени счастлива, предвкушая массу удовольствия от танцев и возможность блеснуть, хоть в маленьком, но все же светском обществе. Даже мысль об объявлении, которое должен сделать граф в конце приема, не омрачала моего ожидания.
   Иногда, я размышляла, а так уж ли я против свалившегося мне на голову статуса наследницы? Чем плохо стать частью древнего прославленного рода и получить в собственное владение семисотлетний замок? Другие бы на моем месте ликовали, имея то, что внезапно обрела я, не приложив при этом ни йоты усилий. Но всплывал образ Дамьяна, заслоняя собой все мысли о Китчестере. И я со всей остротой понимала, почему мне так важно было не поддаваться колдовству замка и наперекор всем отстаивать свое нежелание владеть им.
   Как мне кажется, Дамьян догадался, что я изменила своему прежнему решению. Возможно, он уловил перемену в моем настроении или же заметил, как воспрянул дед, выкатив грудь и заважничав, точно петух, которого из тесной клетушки перенесли в большой курятник. Как бы то ни было, но я стала ловить на себе его тяжелые, задумчивые взгляды. Когда я посылала в ответ немой вопрос, он отворачивался.
   Все чаще я стала замечать его рядом с Джессикой. Даже в теплицах он проводил меньше времени, чем в компании со своей любовницей. Ну что ж, я не могла усмирить свою ревность, но крепилась, повторяя себе, что именно этого и следовало ожидать, после моего отступничества. Я чувствовала себя так, будто всадила ему нож в спину. И была уверенна, что теперь он считает меня двуличной и никогда не простит мне этого вероломства.
   Безусловно, Дамьян не откажется от своего намерения жениться на мне. Китчестер слишком важен для него. Как же глупо, но мне было больно от этого! Хотя я до сих пор не могла поверить в искренность Дамьяна. Но знать, что никогда больше не услышу его волнительных речей и не почувствую его страстного взгляда, оказалось куда мучительнее, чем я могла предполагать.
   Готовясь к званому вечеру, тетя Гризельда вместе с Сибил задумали нечто выдающееся, из-за чего отложили в сторону шитье приданного и даже свадебного платья. Целыми днями они пропадали в мастерской под крышей, а когда я наведывалась в Сильвер-Белл, загадочно перемигивались. Наконец накануне долгожданного дня мне продемонстрировали то, над чем трудились долгие дни и ночи. Это были два платья. Одно для меня, а другое для Сибил.
   Я не была разбалована роскошными нарядами и в своем гардеробе предпочитала самую простую неяркую одежду, хотя тетушка и постаралась "облагородить" мои платья, юбки и блузы перед переездом в Китчестер. Однако в этот раз платье, предназначавшееся мне, было куда наряднее тех, что висели в моем шкафу. Оно было светло-голубого цвета, обшитое серебристым венецианским гипюром, с оголенными плечами и присборенной юбкой, ниспадающей сзади волной оборок. Лиф и декольте украшали россыпи крохотных шелковых незабудок.
   Я ахала и охала, выражая безмерную благодарность тетушке и подруге нечленораздельным лепетом. Устав от моих излияний, тетя скомандовала примерить "шедевр" и критически оглядела меня с ног до головы, опасаясь, что за время, проведенное в Китчестере, я поубавилась в объемах. Но платье село на меня как влитое, ни единой морщинки. Я чувствовала себя непривычно красивой! Даже вдруг почудилось, что скромный прием, который я ждала теперь с еще большим энтузиазмом, на самом деле - роскошный бал в Букингемском Дворце.
   Платье Сибил было проще, но не менее элегантное. Из серого атласа с перламутровым отливом, отделанное плиссированными лентами и бахромой. Плечи были также открытыми, но не так сильно, как у меня. По всему лифу вилась затейливая вышивка серебром и бисером.
   Никто бы не поверил, увидев Сибил Рид сейчас, с озаренным счастьем лицом, что когда-то она была "гадким утенком", нелюдимой и угрюмой, вызывавшей у всех, кто ее окружал, жалость. Она напевала нехитрый мотив вальса и в такт кружилась возле напольного зеркала, приподняв подол платья кончиками пальцев. Всей душой Сибил ждала завтрашнего вечера. Ждала, как волшебства, которое однажды случается в жизни каждого. Она знала, что этот единственный сказочный вечер, в ее жизни никогда больше не повториться, поскольку Готлибы категорически исключают и презирают все, что связано с музыкой и танцами.
   С того дня, как я сообщила подруге о согласии графа, она переменилась. От печальной угрюмости, владевшей ею после разговора с Рэем во время праздника, не осталось и следа. Едва сдерживаемое возбуждение оживило ее лицо и порхало в блестящих глазах и улыбке. Видя ее такой безмерно счастливой, я ощущала немного самодовольное ликование от того, что приняла верное, хотя и столь роковое для меня решение.
   Вернувшись в Китчестер, я первым делом поднялась к Эллен, чтобы показать ей великолепный подарок, которой приподнесли мне дома.
   - Тебе бы покорять Лондон, - улыбнулась женщина, разглядывая разложенное на тахте платье. - Как у внучки графа Китчестера у тебя непременно будет дебют, и тебя представят королевской семье! Ох, какие это насыщенные дни! Когда-то я сама... Но теперь только воспоминания... Но они греют меня, когда особенно холодно...
   - Мне милее наш тихий уголок, - буркнула я. - Но, признаюсь, жду с нетерпением завтрашнего вечера! А вот Виолетта сбежала бы отсюда, только б пятки мелькали. Она без ума от танцев и покоряет мужчин пачками!
   - Но не Дамьяна.
   Я удивленно подняла брови. В ее печальных глазах мелькнули искорки лукавства.
   - Нет, нет, не она покорила Дамьяна.
   Резко поднявшись, я прошла к окну и, раздвинув тяжелые портьеры, выглянула на улицу. Мне не хотелось разговаривать о своих чувствах с Эллен. Но она уже неоднократно намекала мне, что видит возникшее меж мной и им притяжение.
   - Его покорил Китчестер, - огрызнулась я, не сумев скрыть охватившую меня досаду.
   - Да, когда-то, - спокойно ответила Эллен. - Но теперь все иначе. Все совсем иначе.
   - Что вы имеете ввиду?
   - Только то, что сказала.
   - По-вашему, замок стал ему безразличен?
   Миг она, казалось, раздумывала.
   - Когда нет выхода, остается только покориться тому, что больше всего владеет человеком. И Дамьян покорился. Возможно, он еще сам не понимает всю глубину своего подчинения. Но это дело времени.
   Эллен откинулась на подушки, тяжело вздохнув. Мы были одни. Когда я пришла, миссис Уолтер выпроводила Терезу, придумав ей незначительное поручение.
   С тех пор, как я, совершив "злостное преступление" изгнала доктора Тодда из мрачной обители больной, любитель кровушки ни разу не побеспокоил Эллен своим визитом. За эти дни она окрепла. Почти все порезы на бледной коже зажили, оставив еле заметные рубцы. И хотя женщина все еще чувствовала слабость, но все-таки собиралась спуститься завтра в пиршественный зал к гостям.
   - Я чуток посижу у камина и понаблюдаю за весельем. Иначе матушка сильно огорчится, если я выкажу умышленное пренебрежение. Только, боюсь, мой нездоровый вид приведет гостей в уныние и, в первую очередь, матушку. Я в который раз разочарую ее.
   Ее последние слова потонули в звуках громкого возгласа:
   - Ах, Найтингейл, ты опять беспокоишь нашу больную.
   От двери белоснежным видением к нам приближалась сияющая Жаннин. Ее лучистая улыбка никак не вязалась с озабоченным тоном.
   - Леди Редлифф будет не в восторге, узнав, что ты опять нервируешь бедняжку миссис Уолтер. Она пошла на поправку и главное сейчас - следить за ее покоем. Покой и здоровое питание! Вам надо больше питаться, Эллен. А вы опять отправили поднос с обедом. А ведь мясной бульон на мозговой кости самый полезный для восстановления. Он вмиг придаст вам силы. На ужин я принесу двойную порцию! И смотрите у меня, если не осилите все до последней капли!
   Пухлым пальцем Жаннин игриво погрозила перед носом больной и заботливо подтянула к ее подбородку одеяло, утыкав его за плечами и с боков.
   Я наблюдала за этой картиной и думала, как это нелепо, когда любовница мужа до посинения изображает из себя ретивую и самоотверженную сиделку для его измученной жены. А догадывалась ли об этом адюльтере Эллен? Я всматривалась в ее лицо, стараясь заметить, хоть малейшие признаки догадок. Но тщетно. Эллен только мягко улыбалась, благодарив Жаннин за заботу и тревогу о ней.
   За все время с тех пор, как я подслушала разговор двух любовников, Жаннин ни разу не показала вида, что подозревает меня в этом. Разумеется, они не могли видеть меня тогда в прачечной, и я сама не стремилась донести до их сведения, что мне известна их тайна. Единственное, о чем я молилась, чтобы за их любовными приключениями не скрывалось нечто большего, что угрожало бы моей жизни.
   - Приехал посыльный от маркизы Чаттерслот, - сообщила миссис Клифер, - Маркиза внезапно почувствовала недомогание и не сможет быть на приеме. Леди Редлифф рвёт и мечет!
   - Маркизе почти восемьдесят, вряд ли ей хотелось бы трястись в дороге, - еле слышно рассмеялась Эллен. - Она никуда не выезжала уже тогда, когда я начала выходить в свет. Не понимаю, на что рассчитывала матушка. Но ей, видимо, хотелось заполнить дом знатными людьми. Мы так давно не устраивали ничего подобного, этот прием должен стать сенсацией.
   - А Олбаны и как их там... Дирингсы - они тоже из благородных? - оживилась Жаннин.
   - Конечно, - кивнула миссис Уолтер и глянула на собеседницу с упреком, будто та не знала саморазумеющейся вещи. - Дирингсы из очень древнего рода, почти такого же древнего, как и наш. Их семья тоже обеднела, но они поступили мудро, не пытаясь поддерживать видимость достатка, а жили по средствам. Насколько я помню, свое родовое гнездо они продали какому-то торговцу и поселились в небольшом поместье. Но я могу перепутать...я...я редко интересуюсь тем, что твориться в округе.
   - А Олбаны? - не терпела Жаннин.
   Миссис Уолтер заметно устала. Она уже наговорила больше, чем за все время своей болезни. Терезы все еще не было, поэтому я сама смочила полотенце в прохладной воде с яблочным уксусом и травами и протерла бледное лицо Эллен от капелек пота.
   - Ах, эти... Барон Олбан страстный охотник и говорит только о куропатках и лисах. А его наследник сделал отличную партию, женившись на дочери герцога Бланкастера. Тогда это событие все обсуждали, но вскоре его затмила новость о побеге твоих родителей, Найтингейл... У барона были еще четыре дочери. Все они удачно вышли замуж и сейчас, наверное, вполне счастливы.
   Женщина несколько раз сморгнула, будто на глаза ей набежали слезы.
   - Кажется, из Дирингсов будут только глава семейства и его жена леди Ирен. А из Олбанов - старый лорд, одна из его дочерей с сыном и мисс Эмма Стил, сестра барона, ей должно быть сейчас около пятидесяти. Они с моей матерью поддерживают постоянную переписку и временами навещают друг друга... Я...я, и вправду, могу все перепутать, - под конец пробормотала женщина. - Я говорю только то, что слышала от матери.
   Вечером этого дня из Лондона приехал поверенный Китчестеров мистер Ричард Мейн. Его фирма, основанная еще его прапрадедом, уже не одно поколение ведала делами графской семьи. Правда, сам мистер Мейн приступил к своим обязанностям недавно, сменив на этом посту отца.
   Я знала, что документы, в которых граф признает мои права, уже давно готовы. Когда мы встречались у моста и я еще не имела понятия, что мистер Лемуэл и есть ужасный граф, старик ездил в Лондон, где и подписал необходимые бумаги. Если бы я продолжала настаивать на своем и отказываться от наследства, то старик вынужден был бы оформить усыновление Дамьяна и изменить завещание, оставив ему замок. Но этого не понадобилось.
   Поэтому, как заявил мне дед, приглашение адвоката на прием, не что иное, как формальность. Присутствие официального лица сделает его публичное объявление, а значит и мое принятие в семью, неопровержимым.
   За ужином миссис Клифер открыто кокетничала с прибывшем гостем, пытаясь его заарканить достоверным рассказом о своей блестящей карьере сценической дивы. Будучи джентльменом мистер Мейн выказывал интерес к щебетанию настойчивой соседки напускной улыбкой. И чем дольше щебетала Жаннин, тем улыбка становилась все принужденнее и вымученнее. Осада продолжалось до самого десерта, когда вниманием пышнотелой дивы завладел карамельный рулет. Мистер Уолтер откровенный флирт своей музы с гостем стоически игнорировал, углубившись в спасительное рифмоплетство.
   После ужина леди Редлифф раздала последние инструкции. В холл вызвали всех до единых слуг, чтобы убедиться, что каждый исправно помнит свое место и обязанности во время приема. Мне же было дано указание спуститься в зал на четверть часа раньше. Я должна была вместе с графом и его сестрой встречать гостей. Это была, по мнению Элеоноры, завидная честь.
   Легла я рано. Глядя, как по оконному стеклу бегут, оставляя извилистую дорожку, мутные капли дождя, я думала о завтрашнем вечере, о Дамьяне, о своей ноющей боли в груди. Вскоре сон сморил меня. Но ненадолго. Прежний кошмар вновь повторился. Он родился в глубине коридора и шелестящими шагами подкрался к двери. Я точно ожидала этих звуков, как ждала их все предыдущие ночи. При первом же, еще отдаленном и едва уловимом поскрипывании пола, я проснулась и стала слушать. Сквозь глубокое безмолвие, что царило в доме, размеренный шум дождевых капель, бьющих в стекло, раздавался точно барабанная дробь. Но он не смог укрыть осторожный шорох шагов. Неизвестный опять попытался открыть дверь, но мой ключ торчал в замке, вновь помешав ему попасть в комнату. Я уговаривала себя встать, открыть дверь и, наконец-то, узнать правду. Но то ли страх парализовал меня, то ли боязнь увидеть за дверью Дамьяна, лишила меня воли. Я так и осталась в постели.
   Только через продолжительное время я заснула. И в эту ночь снились мне буйные заросли дикой розы, они все разрастались, набухали, как размокшие в молоке дрожжи, и окутывали мое безвольное тело колючими, извивающимися, точно змеи, лианами. Я задыхалась.
   Утром и весь день тревожный сон не оставлял меня. Ярко-красные бутоны роз, навязчиво стояли перед глазами, точно неумолимое предупреждение о чем-то. Я гнала воспоминания прочь. Что за вздор бояться каких-то снов, в которых видела-то всего лишь... цветы.
   Но вот наступил долгожданный вечер. Я спустилась в зал самая первая, так как готова была уже задолго до назначенного времени и последние полчаса бесцельно провела у окна, пересчитывая цветочные горшки и чугунки, развешанные на изгородях меж серыми домами.
   Одеться мне помогла Джудит. Все то время, что служанка завивала меня, закалывала тяжелые пряди, падавшие на плечи и спину, натягивала платье, расправляя оборки и складки, она самозабвенно услаждала мой слух восторженными речами. И хотя мне было приятно ощущать собственную привлекательность, я чувствовала себя обескураженной - смотря на себя в зеркало, я видела незнакомую красавицу с пылавшими, точно расплавленное золото, глазами. Я смотрела на себя и гадала, как отнесется к моему преображению Дамьян. Что я увижу в его лице? Восхищение? Или равнодушие, какое он демонстрировал в последнее время? Или же ненависть? Я страшилась и вместе с тем с трепетом ждала мига нашей встречи.
   На обнаженные плечи я накинула гипюровый шарфик в цвет отделки платья и заколола его аметистовой брошью-соловьем. Перед тем как выйти из комнаты, я еще раз оглядела себя.
   - Только не трусить, - прошептала я своему отражению. Этот вечер изменит всё. И я должна с достоинством принять все последствия. Ради Сибил я свыкнусь с мыслью, что моей жизнью теперь станет Китчестер, а его холодные вековые камни - моей судьбой. Почему-то дед возлагал на меня определенные надежды в связи с замком и даже больше, чем я сама, верил в мой китчестеровский дух и решительность. Он верил, что я смогу принести пользу его каменному идолу, и я надеялась, что, дав согласие, не подведу его.
   Щеголяя глубиной декольте, мерцая переливами бриллиантов, леди Редлифф принимала прибывающих гостей на кушетке, стоявшей напротив арочного входа в зал. Негнущийся стан и твердость властного старческого лица воплощали в себе непоколебимый дух Китчестеров. Она держалась с таким величием, что ветхая мебель начала казаться мне королевским троном.
   Я была позади кушетки, и между приветствиями коротала время тем, что разглядывала оригинальную шляпку леди Редлифф. Не обратить внимания на это произведение искусства было невозможно. И я отметила, что тетя Гризельда, скорее всего, проиграет в их негласном соперничестве. Аккуратная маленькая шляпка, казалось, чудом удерживалась на пышном парике с тугими буклями, обрамлявшими надменное лицо. В центре нее поместилось гнездо из кручёных нитей жемчуга и тесьмы. В нем, расправив острые крылышки, будто готовясь вспорхнуть, сидела райская птица с феерически-ярким оперением. В свете факелов ее черные жемчужины глаз тускло поблескивали, и каждый раз я ожидала увидеть скатившуюся слезу.
   Рядом, напыжившись, росточком едва доставая мне до плеча, застыл граф Китчестер и с галантностью прикладывался к ручке каждой гостьи. По случаю приема, старик вылез из извечного зеленого камзола и облачился в черный фрак с длинными фалдами, белоснежную сорочку и галстук, завязанный бабочкой с широкими, точно лопухи, концами.
   К приезду первых гостей в зале собралась вся семья. Не было только Дамьяна. С каким-то настороженным ожиданием я всматривалась в зияющий проход арки и безотчетно теребила брошь на груди. От стариковского чутья не укрылось мое волнение. Когда графу было нужно, он всегда замечал и понимал мое настроение. Тем более сейчас, когда он следит за мной, точно затаившийся хорек за нерадивым цыпленком, и видит все, что творится в моей душе.
   - Старые трюки... - изрек старик, не скрывая веселья, - вот увидишь, мальчишка опять назло Норе вырядится в лохмотья. То-то ее черствый подбородок вытянется по шесту пуговицу!
   - Надеюсь, он не выкинет ничего подобного, - прошептала я в ответ, - иначе сенсационный прием закончится похоронами.
   Олбаны появились самыми первыми. Их возглавлял старый барон, который презрев свои почтенные года, шибкой рысью устремился к нам и лающим голосом сообщил, что в угоду столь дорогим друзьям, ему пришлось отказаться от послеобеденной охоты, уже давно ставшей неизменным ежедневным ритуалом, "подобно испанской сиесте".
   Осматривая их компанию, я подумала про себя, что внук барона Артур Блэкни несомненно будет отмечен вниманием Виолетты. Крупный, светловолосый и достаточно наглый, чтобы привлечь Летти. В нем не ощущалось ни грана благородства, зато сразу бросались в глаза капризные губы и фатовство. Когда нас представили друг другу, он окинул меня клейким взглядом, и я впервые в жизни пожалела, что рядом не оказалось Дамьяна, который бы уж точно не спустил со счетов подобное хамство.
   Без лишних церемоний лорд Олбан осведомился, ужель я и есть внучка. И после подтверждения, завел разговор о "том самом" скандале, разбавляя воспоминания вставками об охоте на торфяных болотах и вкусовых качествах молоденьких перепелов и бекасов.
   Дирингсы тоже не заставили себя ждать, и вскоре Джордан объявил об их прибытии. Оба, и лорд и леди Дирингс, мало улыбались и, я бы сказала, чувствовали себя не в своей тарелке. Но леди Редлифф приветствовала их, как равных, дружелюбно и ласково. И даже поинтересовалась здоровьем их единственного сына и наследника, сделавшего в Лондоне блестящую политическую карьеру и дружившего с самим лордом Биконсфилдом вплоть до его смерти.
   Следом за ними появились Тернеры, тетя Гризельда и Сибил. С этими гостями старая леди не была столь же любезна. Приветствия она приняла с надменным безразличием, при этом проигнорировав миссис Тернер и Сибил, как будто тех и в помине не было перед ее спесивым носом. Зато тетушкину шляпу в виде бархатного фрегата с белоснежными перьями цапель вместо парусов, Элеонора подвергла щепетильному осмотру и, похоже, осталась уязвленной тем, что ее соперница не ударила лицом в грязь.
   Когда приветственная часть закончилась, гости разделились на группы. Граф Китчестер шумно делился с мужской половиной своими достижениями в фермерском бизнесе и предложил после ужина посетить теплицы, какие обрели для него почти такое же масштабное значение, как и Китчестер. Леди Редлифф заняла разговором мисс Стил, миссис Блэкни, дочь барона, и леди Ирен. Судя по ублаготворённому лицу хозяйки, дамы поздравляли ее с возобновлением светской жизни.
   - Провинция катастрофически скучна, дорогая Элеонора, вам ли этого не знать! - говорила мисс Стил. - И любой приём у нас или наших обожаемых соседей - все равно что благотворное дыхание Лондона, которое хотя бы на время разгоняет смертельную скуку. Я конечно уже не в том возрасте, чтобы наслаждаться танцами, но возраст не помеха предаваться сладости общения... Я так и сказала барону, когда мы получили приглашение, что Китчестеры, наконец-то, проснулись от спячки, и теперь нам не придется скучать! Вы согласны со мной, Ирен?
   - Да, да. Я помню ваши славные приемы, леди Редлифф. Дивное время было, дивное...
   У камина на мягком стуле сидела миссис Уолтер. Ее фиалковое платье оттеняло белизну кожи, а блики пламени делали ее похожей на блестящий полупрозрачный фарфор. Женщина явно чувствовала себя неуютно, но все же, чтобы не разгневать мать, мягко улыбалась. За ее спиной высился Мэтью, как всегда занятый своей записной книжкой и, казалось, не замечал, собравшейся вокруг толпы. Именно к Эллен подошли тетушка и миссис Тернер. Они вовлекли ее в разговор, и я заметила, как усталое лицо ее оживилось.
   Жаннин в сильно утянутом розовом платье с турнюром развлекала адвоката. Несчастный все поглядывал в сторону Джессики, стоявшей у окна, видимо, пытаясь мысленно послать ей призыв о помощи. Но мисс Рассел, занятая думами (наверняка, об отсутствующем Дамьяне) не замечала заклинающих глаз. В этот раз в ее облике не было привычной для нее откровенной вольности: лиловый цвет элегантного без излишеств платья красиво гармонировал с черными волосами, которые она заколола в высокую прическу.
   Изредка чей-нибудь взгляд натыкался на сидевшего в углу согбенного человека, и гость морщился, словно на глаза ему попался двуногий захламленный шкаф с болтающимися на скрипучих петлях дверцами. Разумеется, то был полковник Ферджис Редлифф. Он был в алом мундире, украшенном тяжелыми золотыми эполетами, темно-желтыми обшлагами и серебряными галунами. В правой руке полковник держал сигару, в левой - белую перчатку, а ее напарница лежала на полу под нечищеным сапогом.
   Я присоединилась к подругам. С немалой толикой зависти Летти оглядела меня с ног до головы и, покривив душой, вынесла приговор, что в Лондоне меня бы "милостиво приняли". Наряд же Сибил она назвала "подходящим для такой внешности". Сама же девушка была в алом платье из переливающегося шелка и струящейся органзы, приобретенном ею во время сезона в "лучшем" ателье. Безусловно, мисс Тернер затмила всех, и хотя этот вечер был нечета тем балам и приемам, что она посещала в столице, но доставлял ей не меньшее удовольствие. Она привлекала взгляды мужчин, особенно Артура Блэкни, внука барона.
   Играла музыка. Неутомимый Джордан, демонстрируя приемы увертливости, сновал между группами, обнося гостей напитками. Он облачился в парадную форму, тщательно напомадил волосы и сильно начесал лоснящиеся бакенбарды, которые охватывали лицо, словно заключив его в пушистую раму. Из этой рамки выглядывал задранный вверх острый подбородок.
   От группы мужчин отделился мистер Блэкни и направился к нам.
   - Честное слово, мисс Сноу, - воскликнул он, приблизившись, - ваш дед переплюнет любого древнегреческого оратора!
   - Его никто не остановит, если речь идет о Китчестере.
   - Между нами говоря, я не знал, как сбежать от этих говорунов. Когда перед глазами такая неотразимая красота, у меня язык не поворачивается! Мне неслыханно повезло увидеть сразу трех обворожительных ангелов. Наверно, я сплю! Ущипните меня поскорее, моя любезная мисс Сноу.
   Я представила его подругам. И когда он, склонившись над рукой Виолетты, облобызал ее, та одарила нас торжествующим взглядом. Но отдав дань моему статусу виновницы торжества, мистер Блэкни пригласил в первую очередь танцевать меня. Вальсируя с ним, я чувствовала себя неловко от его сального взгляда. Вслед за нами на середину зала вышли и другие пары. Даже граф Китчестер, запамятовав о своем нещадном простреле, пригласил Сибил и, подпрыгивая от удовольствия, изображал что-то отдаленно напоминавшее вальс.
   Через некоторое время появился Дамьян. Нет, он не был в каком-то экстравагантном наряде, как опасались дед и Элеонора. Но судя по усмешке, которую мужчина адресовал заклятой противнице, он знал, что его опоздание оскорбительно для нее, и сделал это специально. Черный фрак, атласный белый жилет и галстук совершенно преобразили Дамьяна. Подумать только, когда-то я сравнивала его с беспутным шалопаем!
   - Проклятье, - прокаркал граф, не постеснявшись собравшихся, - даже твое чувство юмора, должно иметь пределы! Прах тебя возьми, ну нельзя же пользоваться нашим гостеприимством для того, чтобы вдоволь поизмываться над людьми!
   - Извини, старик...Прибыли развозчики и требовалось мое присутствие, чтобы проследить за отправкой товара. Я никак не мог оставить дела незаконченными.
   По тому, с каким нахальством он говорил, граф не поверил ему. Но неожиданно для себя я отметила, что у Дамьяна вовсе не такая мерзкая ухмылочка, как мне казалось раньше. Гораздо неприятнее была у Артура Блэкни.
   - Кстати, - старик обратился к гостям, - я думаю, в особом представлении мой подопечный не нуждается. Имя Клифера известно каждой вшивой собаке в округе!
   - Черта лысого я о нем не слышал! - гогоча, воскликнул любитель охоты. - Какой только слушок не долетал до моих ушей...Ого-го! В его года и я был не лыком шит!
   Разговор опасно накренился не в ту ее область, какую пристойно было бы обсуждать в присутствии леди, поэтому старшее поколение дам, как по команде, поджали губы и грозно воззрились на барона Олбана. Тому ничего не оставалось, как замолчать и искупить свою вину, пригласив на танец миссис Уолтер. Я крайне удивилась, увидев, как Эллен поднимается со стула и с извиняющей улыбкой, брошенной матери, идет в центр зала. Мысленно я зааплодировала ей!
   Дамьян меня как будто не замечал, а вот мне стоило больших усилий оставаться равнодушной к его появлению и делать вид, что меня весьма увлекает беседа с мистером Мейном. Хотя, по чести сказать, мне и впрямь было интересно его послушать.
   - Должен признаться, мистер Клифер захотел, чтобы его делами ведала наша фирма. И за последний год я имел удовольствие неоднократно оказывать ему услуги, что позволило мне хорошо изучить его деловые качества. Сейчас финансовые дела Китчестеров намного благополучнее, чем всего каких-то три-четыре года назад. Посмею заметить, что Китчестер во многом обязан способностям и умелой управе этого человека.
   - Дамьян - душа и сердце замка, - заметила я.
   - Мистер Клифер - человек честолюбивый и, несомненно, во много раз более способный управляющий, чем граф Китчестер. Граф понимает преимущества своего подопечного, потому полностью доверяет ему управление хозяйством. Однако, на мой взгляд, мистер Клифер сильно уязвлен из-за своей принадлежности к "нечистой" ветви рода. Он питал определенные надежды... полагаю, вам о них известно. И теперь, когда ситуация для него изменилась...
   - Я понимаю, что вы хотите этим сказать, мистер Мейн. С тех пор, как я здесь поселилась, меня не устают предостерегать от него.
   - Это мой долг, мисс Сноу. Когда придет время (я уповаю, что оно наступит не скоро), вам достанется в наследство совсем не нищенское хозяйство. И в большинстве своем это заслуга Дамьяна Клифера.
   Может быть, он пытался донести до меня, что я вовсе не тот человек, кто, по его мнению, достоин управлять Китчестером? Извинившись, я отошла, чтобы проверить достаточно ли осталось закусок и напитков в прилегающей комнате. Возможно, следовало отправить Джудит за новыми подносами. У стола хозяйничал полковник Редлифф, уплетая сырную корзинку с треской и с шумом запивая из бокала. Он уже успел опустошить одну бутылку из выставленного арсенала, и его массивный нос налился бравурным багрянцем. Рядом с полковником, подбоченясь, стоял мистер Уолтер. С брезгливым выражением он наблюдал, как его сосед предается чревоугодию и, судя по сосредоточенным морщинам на лбу, пытался запечатлеть увиденное в поэтических строках. Заметив меня, он выпростал вперед руку и драматически воскликнул:
   - Нет! Полнейшая безвкусица, белиберда, абракадабра не достойная величайшего гения! Но разве можно создавать шедевры в этом хаосе?!
   Он развел руки. Мне почудилось, что на его визг сейчас сбегутся все гости.
   - Хаос и бесчинства творятся в этом доме! Да...да, я сделаю это... я спущусь в подземелья, в тишину и покой вечности, и ни один возмутитель не помешает мне создать мой шедевр.
   Вот, вот, что касается творящихся в доме бесчинств, то с этим я согласна. И вы, мистер Мэтью Уолтер один из тех, кто их творит. У него зашевелились губы - он вновь провалился в свое сочинительство и уже не обращал на меня внимания.
   Дамьян так ни разу не подошел ко мне. Но утешало, по крайней мере, одно: Джессика также осталась без внимания любовника. В его поле зрения была мисс Тернер и только она весь вечер занимала его мысли. Почти оттеснив на задний план Артура Блэкни, он танцевал с Летти уже четвертый танец, а в перерывах развлекал ее беседой. Но не из того теста была слеплена мисс Тернер, чтобы отказаться от второго поклонника и довольствоваться одним. Временами она бросала на Артура такие пылкие взгляды, что тот озарялся поистине наигаднейшей улыбочкой.
   Я старалась не смотреть на Дамьяна и держаться от него как можно дальше. Иначе я боялась, что мои глаза и лицо подведут меня. Я чувствовала, что решение излечиться от любви к нему трещало по швам. И даже воспоминание о его подлости не приносило должного эффекта.
   Перед самым ужином он все же соизволил пригласить меня. Из чистого противоречия я хотела было отказаться, но так как за нами наблюдала Джессика, стоявшая неподалеку, мне пришлось уступить. Отчаявшись дождаться внимания Дамьяна, мисс Рассел не долго оставалась в одиночестве. Продемонстрировав полную неподвластность чарам Жаннин и вызвав в ней смертельное разочарование, мистер Мейн сосредоточил все свое участие на секретарше. Впрочем, на Джессику эти ухаживания оказывали такое же действие, как пчела на собачий нос.
   Во время танца Дамьян вплотную притянул меня к себе. Сердце мое заколотилось. Его пальцы стали поглаживать мне спину мимолетными круговыми движениями, и, почувствовав их прикосновение, я невольно содрогнулась, чем выдала себя. Я была полна подозрений и не могла понять, откуда вдруг такая нежность после полнейшего равнодушия с оттенком презрения, которое он выказывал мне все последние дни, вплоть до настоящей минуты.
   - Премило выглядишь, - сообщил он, ухмыляясь.
   - Внук барона был намного красноречивее и назвал меня обворожительным ангелом, - медовым голосом вымолвила я, естественно, умолчав, что комплимент мистера Блэкни относился не только ко мне, но и к моим подругам.
   - Разумеется, он увидел в тебе наследницу.
   - Тогда вы с ним удивительно единодушны! - отчеканила я и тут же выпалила, - неужели я достойна комплиментов только в качестве наследницы?
   Кружась в вальсе, мы приближались к арке, и когда поравнялись с ней, он еще крепче сжал мою талию и почти вынес меня из зала, увлекая вглубь коридора.
   Я задохнулась.
   - Что ты делаешь? Куда ты меня тащишь?
   - Хочу ответить на твой вопрос.
   - И все же...
   - Терпение, - почти пропел он. Дамьян втолкнул меня под навес лестницы, и темнота полностью укрыла нас от любопытных глаз. Факелы освещали арочный проход и сюда, вглубь коридора добирались только редкие отблески. Я набрала в грудь воздуха, чтобы возмутиться, но неожиданно его горячее дыхание опалило мои губы, и поцелуй остановил, готовый было вырваться протест.
   Он целовал меня бешено, напористо, как тогда в библиотеке, но в то же время я ощущала нечто новое - сладостную мягкость, какой были наполнены его губы. Не было ненависти, не было отчаяния, владевших им в прошлый раз. Только безумный жар. Он распалял во мне чувства, которых я страшилась и которые, подобно взрыву, ошеломляли и выбивали из под ног землю.
   Бывают моменты, когда все происходящее кажется естественным и заранее предопределенным. Я осознала, что все мое сопротивление, все мои жалкие потуги отказаться от чувств к этому человеку бессмысленны. Мы предназначены друг другу, как сказал Дамьян. Я люблю его. И хотя разум мой страдает от противоречий, но сердце питается ими, оставаясь глухим к жалким доводам рассудка. Наверное, в этом и есть слепота любви и ее бескорыстие.
   - Мистер Мейн посчитал своим долгом предупредить меня, чтобы я опасалась тебя, - выдавила я, когда Дамьян прервал поцелуй. Ноги не держали меня, и мне пришлось опереться рукой о стену. Щеки полыхали, и я радовалась темноте, за которой не видно моего смущения.
   - Неужели он сказал, что я умнее, мудрее и решительнее тебя? Твое тщеславие не пострадало?
   - Он еще сказал, что ты в два раза тщеславнее меня, - буркнула я.
   - Да, но вдруг я такой тщеславный, что не захочу рисковать. Не захочу лишать других того, что является причиной моего тщеславия, то есть самого себя. Без сомнения, если я пойду на то, чего все так опасаются, мне придется расплачиваться, а вовсе не праздновать триумф.
   - Но, возможно, тебя ни в чем не обвинят.
   - Благодарю покорно! Если кого и обвинят то только меня.
   Лицо Дамьяна было ко мне так близко, что даже в темноте я увидела, как у него вздулись желваки. И только. Он ни единым жестом не выдал возникшей в нем злости.
   Наш тет-а-тет был безрассудством. Я отодвинулась от него, насколько позволяло тесное пространство, и сказала деловым тоном:
   - Довожу до вашего сведения, что место, на котором вы стоите, гораздо приятнее созерцать пустым. Так что, будьте любезны, освободить его от вашего присутствия.
   - Меньше чем за сто поцелуев я над собой такого насилия совершать не буду, - промурлыкал Дамьян, ухмыляясь, точно чеширский кот - Для меня нет большего удовольствия, чем быть с тобой нелюбезным.
   - Похоже, ты меня с кем-то перепутал! - мое возмущение было несколько запоздалым.
   - Я захотел тебя поцеловать и сделал это, - мне показалось, что его густой голос эхом разнесся по коридору. - И вновь хочу... Всегда буду хотеть.
   - Ты забыл, что мисс Тернер осталась без присмотра и твой соперник, обаятельный мистер Блэкни, всенепременно этим воспользуется.
   - Так уж обаятельный? - поддел он меня. - Ну, раз ты так волнуешься за мисс Тернер, тогда вернемся к ней.
   Во время десерта граф постучал серебряной ложкой по хрустальному бокалу и поднялся. Я не спускала глаз с Дамьяна, хотя всеми силами умаляла себя отвести взор. С помпезностью и торжеством дед сообщил о принятии обожаемой и любимой внучки мисс Найтингейл Сноу в семью. С присущей ему любовью к спектаклям, старик открыл собравшимся за столом душу. Он рассказал о том, как долгие годы переживал свою утрату, проклинал себя за трусость и гордость, не позволившие ему просить прощения у сына; и как однажды утром на берегу речки он встретил девушку, до боли похожую на его Эдварда... И вот, эта девушка заняла самое главное место в его жизни. В своей внучке, наследнице и будущей главе рода, граф видел единственную надежду на будущее Китчестера. Старик вытянул руку, державшую бокал, в мою сторону и... я могу поклясться, что у него блеснули слезы...отсалютовал мне.
   Дамьян взглянул на меня лишь тогда, когда был сказан тост. Он вместе со всеми поднял свой бокал и поздравил меня. Его лицо было искажено самой обычной нахальной усмешкой, ни ненависти, ни злобы я не разглядела в нем. Да и трудно разглядеть что-либо в человеке, вновь смотрящем на меня с таким бессодержательным выражением на лице, будто на пустой стул, в котором кроме плюшевой обивки не было ничего интересного.
   Выйдя из-за стола, тетя Гризельда подошла ко мне и обняла.
   - Ну вот, теперь в твоей судьбе все определено и устроено. Я надеялась, что старый прохвост окажется не таким уж негодяем и самодуром... И я оказалась права!
   - Я не знаю ни одного случая, когда вы были бы не правы, тетя.
   Улыбнувшись, несколько натянуто, она с видом убеленного сединами мудреца заявила:
   - Быка за рога надо брать настойчиво, но так чтобы для него самого это оставалось незамеченным! Только тогда ждет полный успех...
   - Я еще не решила - нужен ли мне этот успех и стоит ли радоваться ему.
   Тетушка втянула носом воздух и внимательно посмотрела на меня. Секунд тридцать мы обе молчали, но вот она потрепала меня по щеке, как дитё, доставившее ей приятную радость.
   - А вечер, между прочим, не такой уж и пресный, - чересчур весело воскликнула она. - И ужин, надо отдать должное кухарке, изумительный. Я взяла на заметку несколько рецептов для старушки Финифет. Эта хитрюга обязательно начнет выспрашивать, чем потчуют гостей в благородных домах... Ох, и мерзавец, этот Дамьян Клифер! Не ожидала от него, не ожидала... Хотя, может быть, это и к лучшему.
   - Чего вы не ожидали, тетя? Что к лучшему? - скороговоркой выпалила я.
   - А? Да нет, нет, ничего. Просто мысли вслух, ласточка.
   Однако я видела, какой рассерженный взгляд она метнула в Дамьяна, но тот, заметив это, лишь осклабился и нахально поклонился. Я ожидала, что он снова подойдет ко мне. Но Дамьян вновь оказался рядом с Виолеттой. Я сразу отвернулась: мне не хотелось их видеть. Все время я гадала, о чем они говорят. Хорошо ли им вместе? Вечер потерял для меня всякое очарование, и мне хотелось, чтобы он поскорее кончился.
   Два высоких окна были открыты, но жар факелов был настолько силен, что воздух, поступавший в комнату, тут же нагревался. В зале стояла тяжелая духота. Я сказала Сибил, что выйду на улицу, она хотела пойти со мной, но я отговорила ее. Мне нужно было побыть одной.
   Я вышла на крыльцо. Ветер заиграл в моих волосах, но их надежно держали шпильки. Я двинулась по дороге, ведущей к подъемному мосту. Недалеко от домика привратника я остановилась и оглянулась на замок. В лунном свете он был прекрасен, из освещенных окон лилась музыка, а к стенам, точно океан, опоясывавший крохотный островок, примыкали кустистые розы. Дыхание у меня перехватило; я стояла и смотрела. Подумать только, когда-нибудь замок будет моим! Он будет моим... Будто творя заклинание, я повторяла и повторяла эти слова до тех пор, пока не спуталась. Я все еще не понимала, что чувствую. Хотела ли я обладать им? Если я подчинюсь Китчестеру, то уже никогда не выберусь из зыбучей пучины его власти. А я жаждала другой жизни - жизни, которая бы целиком и полностью принадлежала только мне самой.
   Не знаю, сколько это продолжалось, ибо я словно вернулась назад, в прошлое, когда пряталась на чердаке Литтл-Хауса среди старых треснувших сундуков и рисовала в воображении чудесные картины, мечтая хотя бы одним глазком взглянуть на древний замок.
   Внезапно я ощутила тревогу. Мне почудилось, что слышу тихий шорох со стороны сада, будто кто-то шел за мной, прячась в кромешной тьме, куда не достигал свет факелов. Я тут же пошла к дому, невольно оглядываясь по сторонам и всматриваясь в ночь.
   Духота все же выгнала многих на улицу. Собравшись вокруг каменного колодца, мужчины курили и увлеченно обсуждали лошадей. По садовым тропинкам возле дороги бродили дамы. Я узнала тетушку, миссис Тернер и леди Дирингс, оживленно обсуждавших современное образование для юных леди. Пиршественный зал практически опустел. Зато слуги открыли еще одно окно, и воздух в доме немного посвежел.
   Если бы Эллен до сих пор находилась в зале, она, несомненно, подверглась бы серьезной опасности из-за разгулявшихся вволю сквозняков. Но ее уже давно не было. Сразу же после ужина она покинула укромное местечко возле камина, где сидела тише воды, ниже травы, и поднялась к себе, так как Элеонора разглядела в ней "мертвенную бледность" способную испортить гостям настроение и велела "не позориться и скрыться с глаз". Хотя на самом деле, Эллен чувствовала себя как никогда хорошо, и даже привычная для нее мигрень сдалась под напором игривых комплиментов, которыми сыпал барон Олбан. Почему-то старый охотник решил, что его обязанность в этот вечер - доставить удовольствие и развлечь "милейшую миссис Уолтер", которую он знал с пеленок и неоднократно, по собственному признанию, приносил для нее только что подстреленных куропаток и голубей.
   Я села на стул и принялась наблюдать за парами. В центре зала Артур Блэкни, благопристойно держа в объятиях, вел в танце раскрасневшуюся Сибил. Дым факелов создал ощущение повисшей в зале колеблющейся кисеи, и оттого танцующие походили на мираж. Несколько минут я наблюдала за Сибил. Она точно преобразилась, представ совершенно новой и неожиданной. Опьянение музыкой и танцами так переполняло ее существо, что помимо воли рвалось наружу, отражаясь в неудержимой улыбке.
   И если подруга прежде опасалась, разделяя страхи Элеоноры, что ее присутствие вызовет дискомфорт у гостей, то все опасения без следа развеялись, когда она поняла, что никто не намерен обсуждать ее положение. Тогда она позволила себе вовсю наслаждаться тем неугасимым вниманием, какое мужчины проявляли к ней не меньше, чем к любой из присутствующих леди.
   Когда музыка кончилась, Артур подвел свою спутницу ко мне и, отвесив галантный поклон, направился к Виолетте. Похоже, он усмотрел, что его соперник неожиданно для всех куда-то исчез, оставив "обворожительного ангела" томиться в одиночестве.
   - Это замечательно, замечательно! - с упоением прошептала Сибил. В ее голосе я услышала дрожь. - Роби, ты не представляешь, что я чувствую!
   - По-моему, все твои чувства написаны у тебя на лице.
   - Правда?! - она зарделась сильнее. - Только я не стыжусь этого. Я думаю, нет ничего зазорного в том, чтобы на мгновение дать волю чувствам. Спасибо тебе за этот вечер! Когда-нибудь, когда я стану дряхлой и скрюченной, я закрою глаза и скажу себе: "Я все еще помню тот чудесный бал! Мой единственный бал!".
   И она, заразительно смеясь, закружилась на месте, вызвав угрожающий взгляд леди Редлифф и снисходительный - мисс Стилл.
   Я поймала ее за руку. Почему-то вся радость за подругу куда-то испарилась. Опять вспомнился тревожный сон о змееподобных розах...и то, что хоронилось глубоко-глубоко в памяти. Я вдруг осознала, что думаю о роковых подарках, которые приготовила в то страшное рождество. Тогда они словно предупреждали меня о грядущей беде... Неужели есть нечто общее между ними и моим сном?! Предостережение? Предчувствие чего-то страшного? Во что бы то ни стало я должна догадаться, что скрывают смертельные розы из моего сна. И как можно скорее!
   - Ты как-то побледнела, - обеспокоилась Сибил, - С тобой все в порядке?
   - Я думаю, факелы - не самый удачный вариант, - заметила я, не найдя ничего лучшего. - С газовым освещением атмосфера была бы куда приятнее. А сейчас у меня такое ощущение, что мы в римской бане, а не на званом вечере.
   - Разве в римской бане бледнеют? Посмотри на меня - я вся в испарине и пылаю, как вареный рак в котелке.
   - Хех, - прыснула я, любуясь ее малиново-счастливым лицом. - Тебе надо прогуляться, а то, и впрямь, сваришься в тутошней духоте. В саду я видела тетю и миссис Тернер, они завладели леди Дирингс и с энтузиазмом делились с ней своими передовыми идеями.
   - Роби, что-то не так? - пропустив мои слова, осведомилась подруга. - После ужина ты сама не своя... Это из-за того, что сказал за столом граф? Я полагала, ты будешь довольна, ведь ты ждала этого. Мы все очень, очень рады за тебя!
   - Я знаю, Сиб, я знаю. Тетя Гризельда еле сдерживает себя, чтобы не кинуться меня расцеловывать. Она хочет для меня только самого лучшего, и, видит Бог, считает статус графской внучки и будущее наследство, самым выгодным вариантом. Хотя в душе опасается. Как будто Китчестер может стать мне родным?!
   - Глупости. Просто, мисс Уилоуби боится потерять то единственное счастье, какое она обрела с твоим появлением, - семью. Точно так же ее сердце будет болеть, если ты отправишься преподавать в Академию, вместо того, чтобы остаться здесь... Но ты ведь останешься?
   - Временами я жалею, что встретила в тот день графа, - задумчиво сказала я. - Лучше бы ничего этого не было.
   - Это из-за мистера Клифера? - чутко спросила она, будто видела меня насквозь. - Ты думаешь, он будет вредить тебе?
   - Он уже давно вредит мне, вредит настолько, что я перестала узнавать себя, - мой голос сорвался. Я выдернула ладонь из руки Сибил и прижала ее к виску - начала болеть голова. - Куда девалось мое спокойствие, мое благоразумие, осторожность, в конце концов? Сейчас я готова вцепиться ей... ну, Виолетте, в волосы! Разве на такое была бы способна та прежняя Найтингейл?! И эти перемены пугают. Теперь я чужая самой себе.
   - Любовь скупа, она не раздает свои дары каждому встречному, - страстно заговорила подруга. - Если дано счастье любить, разве сердце и душа будут послушны разуму. Любовь сама жизнь и осуждать ее - значит быть убийцей! Когда любишь в душе открываются такие противоречивые стороны, такие немыслимые просторы, о которых до сей поры и не подозреваешь... Как будто рождаешься заново...
   Ее слова и пламенный тон, каким они были сказаны, поразили меня. Я никак не ожидала от Сибил подобных речей. Проникновенная страсть, прозвучавшая в ее голосе, никак не вязалась с извечной покорностью судьбе, какую Сибил проявляла даже в отношениях с любимым.
   - А насчет Виолетты - он равнодушен к ней. Это же ясно, как божий день! Мистер Клифер специально провоцирует твою ревность.
   Я пожала плечами. Если бы Сибил была права! Я задержала взгляд на Виолетте. Она смеялась на шутку мистера Блэкни, щеголявшего в отсутствии Дамьяна неиссякаемым остроумием и расточавшего льстивые комплименты.
   - У Дамьяна что-то на уме, - произнесла я задумчиво. - Иногда мне кажется, что он нарочно избегает общения со мной и демонстрирует всем свое увлечение Виолеттой. Но зачем? Может ли это быть как-то связано с нападавшим?
   - С кем? - удивилась Сибил.
   У меня вылетело из головы, что подруга ничего не знает о тех странных событиях, произошедших в стенах Китчестера. Я поспешно махнула рукой, как бы говоря, что все это ерунда.
   Сибил не настаивала на объяснении, а предложила выйти в сад и присоединиться к тете Гризельде. Однако я отказалась - усилилась головная боль. До конца вечера оставалось не так уж много времени, кроме того большинство людей покинули зал, поэтому я решила подняться в свою комнату и отдохнуть немного. Предупредив Сибил, что спущусь к самому завершению, я предложила ей подняться ко мне, если танцы ей наскучат.
   Мы вдвоем вышли на крыльцо. Мужчин у каменного колодца уже не было. Но со стороны подъемного моста в темноте мелькали огни факелов и слышались громкие голоса. Похоже, граф Китчестер не утерпел и все же вздумал похвастаться теплицами, которые (кто бы мог подумать!) приобрели для него столь жизненно важное значение. Тети Гризельды и ее спутниц также не было видно рядом с домом.
   - Возможно, они направились в беседку, - предположила я.
   Сибил вздрогнула от прохладного сентябрьского ветра, налетевшего на нас, словно шкодный сорванец, затеявший озорную шалость. Ее открытые плечи вмиг покрылись гусиной кожей.
   - Брр, так и простудиться недолго! - поежилась я. - Когда я выходила в прошлый раз было как будто теплее... На вот, накинь...
   Я сняла с себя серебристый шарфик и набросила его на плечи подруге. Она попыталась противиться, но я была категорична.
   - Все равно я иду к себе, мне он ни к чему! - настойчиво заверила я ее, расправляя на тонких плечах складки гипюра и закалывая его своей брошкой-соловьем. - Конечно, это не слишком надежная защита, но хоть как-то убережет тебя от ветра.
   - Другие не поймут, почему я вдруг оказалась в твоем шарфе.
   - Ну и что. Если тетушка увидит тебя с синюшным от ветра лицом, она тут же посадит тебя в экипаж и отправит домой к Финифет. Уж старушка то постарается, чтобы ты до самого утра просидела в горячей ванне с горчицей!
   Этот весомый аргумент подействовал безоговорочно. Но Сибил сделала еще одну не слишком убедительную попытку сопротивления.
   - Да разве в такой темноте мисс Уилоуби разглядит, какое у меня лицо?!
   - Еще бы! Если понадобится, у тети глаза даже на три ярда в землю увидят!
   На этом мы расстались. По освещенной факелами дорожке я направилась к пристроенному крылу, где находились спальни, а Сибил пошла в противоположную сторону к беседке.
   Около двадцати минут я провела в своей комнате. Ополоснув лицо холодной водой, я легла на кровать и закрыла глаза, надеясь, что это поможет унять головную боль. Но вместо покоя меня охватило какое-то болезненное смятение. Я глубоко вдохнула, стараясь отогнать всколыхнувшиеся страхи. Розы... Ну, какое предостережение могли нести в себе безобидные цветы? Их сладкий дурман кружит голову, но не сводит с ума и не лишает жизни... Я стала слишком впечатлительна! Выдумываю пустые страхи там, где их совершенно не может быть!
   Я прислушалась к собственному прерывистому дыханию, чувствуя, как порожденные тревогой спазмы сжимают грудь. Мигрень не прошла, но и лежать я больше не могла. Неспешно поднявшись, я принялась ходить по комнате, до боли вжав костяшки правой руки в ладонь левой.
   - Это абсурд... - твердила я, стараясь угомонить оживших в душе демонов. И в какой-то мере мне это удалось. Здравые рассуждения повлияли на меня подобно горькому лекарству. Когда подошло время спускаться, я чувствовала себя сильно уставшей и только.
   За мое отсутствие зал вновь наполнился людьми. Леди Редлифф в окружении престарелой мисс Стилл и миссис Блэкни, как и почти весь вечер, восседала у стены и покрасневшими от факельного угара глазами победоносно оглядывала зал. Увидев меня, она надменно выпятила губы, дав понять, что моя отлучка не осталась незамеченной.
   - А-а, вот и ты, Роби! - провозгласила тетя Гризельда, стремительно приближаясь ко мне. - Куда вы пропали?! Мистер Тернер уже послал за экипажем, мы уезжаем, как впрочем, и лорд и леди Дирингс. Скажи Сибил, чтобы она поторопилась!
   - Сибил? - зачем-то переспросила я. Сердце вдруг кольнуло.
   - Если выехать прямо сейчас, то приедем еще до полуночи, - продолжала говорить тетушка. - Дирингсам, конечно, не повезло: ехать им дальше всех, а на улице - хоть глаз выколи. В такой час, чего доброго, и на рытвине опрокинуться не долгое дело.
   - Тетя, а разве Сибил не с вами? - прервала я ее разглагольствования.
   - Вас обеих я не видела уже порядочное время.
   - Я поднялась к себе. Мне стало нехорошо от духоты, хотелось немного отдохнуть. А Сибил отправилась в сад, чтобы присоединиться к вам. Она разве не нашла вас?
   Уловив в моем голосе тревогу, тетя пытливо вгляделась в мое лицо.
   - Что-то случилось?
   - Да нет же, просто показалось странным, что не найдя вас, она не вернулась в дом. Тем более на улице такой холодный ветер.
   Я старалась казаться невозмутимой, хотя сердце так и заходило ходуном. Ломота в голове сразу же сделалась чепуховой и практически неощутимой по сравнению с нарастающим ужасом, пришедшей на ум, мысли. Чудовищной, невозможной мысли...
   Тетя что-то говорила мне в самое ухо, но я не слышала ни слова. Наконец, она отошла от меня к графу Китчестеру. Я заставила себя сосредоточиться. Не размениваясь на лишние фразы, она незамедлительно потребовала найти свою воспитанницу.
   Когда старик приказал Джордану отправить кого-нибудь из слуг на поиски, я услышала, как в каркающем голосе проскользнуло раздражение. Ему было не по нутру, что что-то могло выйти из-под его контроля, да к тому же, зачинщиком обременительной ситуации оказалась как раз та убогая сиротка, чье присутствие на приеме было крайне нежелательным для сестры и вызывало у нее только негативную реакцию. Сама же неумолимая горгулья, похоже, пришла к выводу, будто я нарочно создаю сумятицу, желая испортить прием, и титаническим усилием удерживала себя от того, чтобы изрыгнуть на меня целый водопад огня и проклятий; так что не осталось сомнений: мое имя навеки предано анафеме.
   Но сейчас меня ничуть не заботило, какие выводы сделала драконоподобная старуха. С каждой секундой промедления паника в моей душе усиливалась. Я вглядывалась в арочный проход и отчаянно надеялась, что Сибил вот-вот появиться. Но время шло, а мысль, вынырнувшая из самой темной глубины сознания, становилась все отчетливее, все чудовищнее...
   - Я пойду туда, - бросила я тете, - к беседке. Возможно, она все еще там.
   - Не смей, - вдруг рыкнул дед. Все притихли, уставившись на нас. Даже барон Олбан запнулся, так и не закончив описывать лорду Дирингсу всю прелесть охотничьего манка из косточки заячьей лапы. - Одна не пойдешь. Не хватало, чтобы и ты проплутала черти где всю ночь!
   Но дед обеспокоился совсем о другом, я поняла это. Может быть, ему в голову пришла точно такая же мысль, как та, что мучила меня.
   - Дамьян! - рявкнул дед и оглядел зал. - Где шляется этот стервец, когда он так нужен?
   - Если позволено сказать, милорд - склонился Джордан. - К мистеру Клиферу имел дело некто Джонс. Я доложил о нем, и мистер Клифер встретился с ним в библиотеке. Затем, они покинули дом вдвоем.
   - Как покинули? Куда? Кто этот Джонс?
   Джордан остался глух к первым двум вопросам, но на третий ответил:
   - Не джентльмен и даже не мистер, - от важности бакенбарды дворецкого раздувались.
   - Его проклятые дружки доведут меня до бела колена! - сорвался на крик дед. - Артур, иди с моей внучкой. Да возьми факел - ни зги не видать!
   Мы шли молча. Лишь один раз, уже на улице, мужчина попытался заговорить со мной, но наткнулся на мой затуманенный лихорадочным смятением взгляд. Он попытался улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее. Но улыбка получилась фальшивая, точно так же, как и ободряющие слова. Тогда он взял меня за руку. Его рука была настолько же теплой, насколько моя холодной, и он даже попробовал растереть мне пальцы. Я не противилась. Мне было все равно. Главное мы двигались к цели.
   Беседка возникла неожиданно. Расплывшееся пятно света вмиг выхватило ее из темноты. На увитых плющом стенах заплясали искривленные тени вслед за полыхавшим на ветру пламенем.
   Мистер Блэкни опередил меня.
   - Здесь никого нет, - объявил он.
   Выйдя из беседки, мужчина осветил убегающую вглубь сада тропинку и медленно двинулся по ней. Я пошла следом. Вдруг он остановился и склонился над зарослями роз. В его руках мелькнуло что-то светлое, и в то же мгновение он обернулся ко мне. Прямо на моих глазах его лицо, начиная с кончика носа, начало белеть.
   - Стойте там, Найтингейл - услышала я хриплый крик. - Нет, лучше вернитесь в дом и скажите графу Китчестеру, что он должен прийти сюда. Срочно!
   Но мои ноги уже не слушались меня. Внутри заклокотал страх, он волной разлился по всему телу и, добравшись до пальцев, застыл там ледяными осколками. Я приблизилась к тому месту, где стоял мужчина. Словно издалека до меня доносились его настойчивые требования уйти.
   Но страх словно парализовал меня. Казалось, будто в позвоночник вонзился стальной прут, обездвиживший все тело. Страшная картина бросилась в глаза, вгрызаясь в сознание, еще не верившее, еще сопротивлявшееся.
   Холодный воздух с силой ворвался в легкие. Почему я не кричу? Надо выпустить этот тяжелый воздух наружу, освободить легкие - иначе они лопнут. Но я не кричала... Я могла лишь шептать: "Боже, Боже". А потом непроизвольно, бессмысленно: "Сибил!". Против собственной воли я все смотрела и смотрела, сжимая пальцы в кулаки, напрягая мускулы, пытаясь убежать, но что-то мешало, словно выросшие из земли крепкие лианы, обвили меня и удерживали на месте.
   Сибил лежала в зарослях пышноцветущих роз. Колючие ветви под ней подмялись, и ее тело почти касалось земли. Правая рука была неестественно поднята, застряв в раздвоенном, похожем на рогатку, стебле; левая же - неловко подвернута, словно сложена вдвое. Забрызганная темными пятнами юбка зацепилась и задралась, оголив ноги. По разорванному лифу ее платья расползлось влажное почти черное пятно. Сибил была мертва.
   Кровь сочилась на смятые ветви роз и беззвучно капала с ярко-красных цветов и листьев, орошая, будто солоноватыми слезами, землю.
   Меня встряхнуло: раз, другой. Я выскользнула из оцепенения. Артур Блэкни сжимал мои плечи и тряс, тряс, точно я была соломенным тюфяком, кишащий блохами. В одной руке он все еще держал серебристый шарф, который снял с куста. При виде него, меня как будто ударило обухом. Я вырвалась и бросилась бежать, однако страшная картина уже навеки отпечаталась в мозгу с такой ясностью, что я никогда уже не смогу убежать от нее. Никогда, куда бы ни бежала.
  

ГЛАВА 35

   Плохо помню, что происходило в последующие дни, растянувшиеся на долгие беспросветные недели. Многие моменты остались за пределами сознания, а некоторые, наоборот, запечатлевались в памяти с болезненной ясностью.
   За полицией отправили Эдди. После выражения сочувствия гости поспешно разъехались - все, кроме Тернеров и адвоката мистера Мейна. Хотя мне чудилось, что на всем белом свете остались только я и тетя. Мы были одиноки в нашем горе и цеплялись друг за друга, не позволяя провалиться в отупляющее забытьё. В первый момент мне показалось, что у тети вот-вот случится приступ: лицо ее посерело, она крепко прижала к губам стиснутую в кулак руку, сдерживая крик боли. Глаза ее казались совершенно безумными. Затем дикое напряжение отпустило ее. Рука бессильно упала. И две одинокие слезы скатились по щекам. Я же так и не заплакала...
   В какой-то миг я отметила, что стало шумно. Я постаралась сосредоточиться, уловить происходившее вокруг. Оказалось, что зал заполнился людьми.
   Повысив голос до хрипоты, граф втолковывал слугам, как надо вести себя с полицией и что им говорить. За спинами слуг у арочного входа, вооружившись саблей, чеканил шаг полковник Редлифф, охраняя нас от сипаев и прочей нечисти. Механически поглаживая голову Эллен, опять сидевшей на мягком стуле у камина, мистер Уолтер негодующе что-то высказывал ей. Видимо, жаловался на трудные времена и хаос, мешавший его гениальным мыслям воплощаться на бумаге. Из угла в угол бегала с подносом Жаннин, раздавая чай и бутерброды. Я не могла даже представить, как можно в такую минуту что-то пить или жевать.
   Меня мутило. Я медленно поднялась, стряхивая с себя усталость, от которой дрожали ноги. Хотелось окунуть лицо в холодную воду. Я сказала тете, что выйду на крыльцо, но вряд ли мои слова достигли ее сознания. Только сейчас я заметила, что рядом со мной сидела Виолетта. Когда я встала, она вскочила, взяла меня за руку, крепко-крепко стиснув пальцы,и пошла со мной.
   На полпути к выходу нас догнала Жаннин. Она что-то верещала, положив руку мне на лоб, и все время сочувственно кривила губы. И тут мои глаза увидели это... Горло вмиг пересохло, как вычерпанный колодец, я силилась выдавить слова. Но получилось лишь болезненное сипение:
   - У тебя... у тебя на лифе, - я невольно подняла руку и дотронулась до расплывшихся по розовому атласу, но уже подсохших красных пятнышек.
   - Ах, это... какая я неуклюжая. Забрызгала себя клюквенным морсом, когда ходила в кладовую пополнять графины. Ведь все приходится делать самой. На слуг разве можно полностью положиться! А еще столько дел! В такой момент их ни в коем случае нельзя оставлять без присмотра - будут заняты только сплетнями, вместо работы... Вы хотели выйти?
   - Да, подышать свежим воздухом, - сообщила Виолетта.
   - Только не долго. Мисс Тернер, вы уж проследите. Сейчас нашей Найтингейл нужны покой и забота, - Жаннин говорила, игнорируя меня. - Она, бедняжка, вся перенервничала. Еще бы, обнаружить подругу... в таком виде! Вы уж повнимательнее к ней. А за ее теткой я присмотрю. Думаю, и миссис Тернер не откажется помочь. Такая замечательная женщина.
   - Миссис Клифер, мне кажется, что ни я, ни моя матушка не нуждаемся ни в ваших советах, ни в ваших просьбах в помощи, - с горячностью воскликнула Летти.
   Под конец речи ее голос дрогнул, и в нем явственно проступили слезы. Высказавшись, Виолетта сжала до синяков мою руку и, почти оттолкнув стоявшую у нас на пути женщину, потащила меня вперед.
   Холодный воздух немного помог мне, выветрил из головы черный дурман, который застилал мутной пеленой глаза и утяжелял свинцовым грузом голову. Виолетта молчала. Да и что мы могли сейчас сказать друг другу?
   Когда мы возвращались, нас уже в коридоре настиг исступленный голос Элеоноры.
   - ... Представь, какие пойдут разговоры! Убийство в Китчестере - лакомство для любителей потрепать языком. Мухи! Теперь только и будут жужжать об очередном злодеянии "ужасного графа". Хотя, не сомневаюсь, каждому от мала до велика известно, чьих рук это дело! В этот раз он зашел слишком далеко! И ты, братец, уже не сможешь его защитить, как делал это каждый раз, когда он ставил нас под удар. Только представь, какая оплеуха нанесена нашей репутации этой дикой выходкой. Все мои старания вывести Китчестеров к прежнему уважению и авторитету пошли прахом...Остается только молиться, что полицейское расследование, всеобщее внимание и языки сплетников не погубят нас окончательно.
   Ее проклятые речи жалили сильнее ос. Все ее мысли только о хваленых и бесценных Китчестерах - ни капли сострадания, ни слова скорби! Когда мы вошли в зал, старуха тотчас набросилась на меня.
   - Ты, милая моя, чересчур зазналась, твоя дерзость не имеет границ. И вот, посмотри, что из этого вышло! Полагаю, ты и сама осознаешь, что виновна в случившемся. Если бы не твое упрямое желание видеть на моем приеме эту мисс Рид, вечер завершился бы на совсем иной ноте. Пусть это послужит тебе уроком! И возможно, ты станешь более сговорчивой.
   Я была уничтожена ее словами, раздавлена, подобно червяку, которого размазали в дорожной грязи толстой подошвой ботинка. Только через некоторое время я поняла, что неосознанно трясу головой из стороны в сторону. Язык не слушался меня. Я должна была ответить ей, сказать нечто резкое, ведь она сама знала, что дело было вовсе не в Сибил, а во мне! И, тем не менее, я молчала. По сути, она была права, я действительно была виновата. Виновата в том, что, уже тогда предчувствуя беду, отпустила Сибил одну, да еще нацепила на нее мой шарф. Я должна была предугадать, я должна была быть настороже... Сибил! Сибил, прости меня! Я не уберегла тебя, а ведь ты считала меня своим ангелом-хранителем!
   - Вы в своем уме, Элеонора, - холодно и неожиданно громко произнесла тетушка. Она все еще сидела в углу у стены, где я ее оставила. Рядом с ней, обняв за плечи, была миссис Тернер. - Вы обвиняете мою племянницу в том, что она виновна в смерти дорогого и любимого ей человека?
   - Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне?!
   - Смею, голубушка, смею. Потому как вы смеете вздорно высказывать совершенно дикие мысли. Найтингейл сейчас слишком тяжело, чтобы защитить себя от неадекватных нападок бессердечных гусынь, вроде вас, но я не дам заклевать ее!
   - Немедленно покиньте мой дом!
   - Мой, Нора, мой дом, - встрял граф. - Пока здесь распоряжаюсь я. И мисс Уилоуби останется... Ты, и впрямь, хватила лишка. Девчонка еле на ногах стоит, нашла время, когда брызгать слюной. Тем более, как ты сама сказала, ни для кого не секрет, чьих рук это дело. Хотя мы можем и ошибаться - мальчишка не из тех косоруких, кто, рискуя всем, так нелепо дает маху... С этой минуты, Найтингейл, ты должна относиться ко всему с особой бдительностью...
   - Нет! - с ужасом вырвалось у меня, я держалась на пределе сил. - Неужели вам мало смерти Сибил?! Она умерла вместо меня, понимаете, вместо меня! Она спасла мою жизнь, отдав взамен свою... Неужели вам мало этого? Неужели вы до сих пор намерены требовать от меня того, чего так жаждет получить убийца? Он не остановится, пока не получит Китчестер. Вы упрямо твердите, что для вас это дело чести и долга, для него же - жизни и смерти! Я до сих пор не понимаю, почему ваш выбор остановился на мне. Ведь и вы, и даже ваш адвокат, знаете, что Дамьян лучше меня справится с этой ролью! Так почему я?... Вы молчите... Но это уже не имеет значения. Утром я уезжаю отсюда. И, будьте добры, переделать документы. Я рада быть вашей внучкой, но я отказываюсь от Китчестера. Он уже обошелся мне слишком дорогой ценой... Слишком дорогой...
   Страшное напряжение охватило старика. Он ринулся ко мне и мертвой хваткой стиснул плечи. Невыносимо долгое мгновение он буравил меня взглядом, дико вращая глазами. И вдруг стариковское тело обмякло. Слезящиеся глаза дрогнули. Беззвучно шевеля синеватыми сморщенными губами, граф тщился что-то произнести, но казалось, даже одно слово обернулось для него геркулесовым трудом.
   - Будь по-твоему, - все же сумел выдавить он. Надтреснутый голос прохрустел, точно рот старика был забит песком.
   - Что здесь происходит?
   Дамьян стоял под аркой и его вопросительный взгляд был устремлен на меня и графа.
   - Несчастье, - на выдохе простонала Эллен. В наступившей тишине ее осоловелый стон прозвучал громче набата. - Случилось несчастье... Бедная девочка... мисс Рид, она мертва.
   - Оставь свой плаксивый скулеж, Эллен, - изрекла ее мать, с омерзением оглядывая безжизненную фигуру дочери. - Будто он без тебя не знает, что здесь происходит...по его милости. Но я не допущу, чтобы этот жабеныш занял место законной наследницы. Оно принадлежит тебе по праву, Найтингейл. Ты не можешь, ты не посмеешь отказаться! Не посмеешь!
   - Прочисть уши, глупая корова. Она уже отказалась! - просипел старик и, тыкая крючковатым пальцем в сторону Дамьяна, со злостью выдал, - сегодня же я исправлю бумаги в твою пользу, проклятая шельма. Ты своего добился... если тебя не повесят, как последнюю псину! Что глядишь, будто глотком подавился?! Сам себе могилку вырыл! Мистер Мейн, мы займемся бумагами сразу же после ухода полиции.
   - Лемуэл! - взвилась леди Редлифф, от ее враждебно-холодной выдержки не осталось и следа. - Ты еще пожалеешь об этом! Вспомни о долге! Сейчас ты ослеплен...
   - Мистер Мейн, - неожиданно заговорил Дамьян, прервав старуху; его воспаленные глаза полыхали каким-то остервенелым блеском, источая ярую угрозу доведенного до бешенства зверя, но голос был до бесстрастности ровен. - Мистер Мейн, вы немедленно составите документ, который я тот час подпишу при свидетелях. Я отказываюсь от всех прав на владение и управление Китчестером, которые могут быть предоставлены мне в результате каких-либо действий. Отдельно выделите пункт, что в качестве мужа мисс Найтингейл Сноу, каковым я стану в самое ближайшее время, я также отказываюсь от всех законных прав на ее собственность... Возможно, я выразился неправильно, но вам лучше знать, как оформить подобный документ. Я не хочу, чтобы у кого-то из здесь присутствующих оставались сомнения относительно моих целей и желаний.
   У меня возникло странное чувство неправильности происходящего. Воздух вокруг нас наполнился возбужденными голосами, неверие и подозрительность обрушились со всех сторон, оглушая и ослепляя. Как в тумане я наблюдала за дедом, который завопил, тряся всклоченной головой и кулаками, но до моего сознания не доходило ни слова. "Он не убивал! Ему не нужен Китчестер! Нужна только я! Я!" - мысль полыхала перед глазами огненными буквами, застилая всю непостижимую боль потери, отчаянную скорбь и страх, бившийся тугим колтуном в горле.
   Когда я опомнилась, Дамьяна уже не было, не было ни деда, ни мистера Мейна. А сама я оказалась на стуле возле тетушки и миссис Тернер. Рядом, все так же молча стискивая мою руку, ссутулившись, сидела Виолетта.
   Полиция прибыла на рассвете. Они осмотрели место преступления и потребовали вызвать врача для подтверждения смерти. Нам было не понятно, зачем нужен врач, ведь и так ясно, что Сибил мертва, но мистер Мейн объяснил, что такова процедура. По приказу леди Редлифф одного из слуг отправили за доктором Тоддом. Потом нас долго опрашивали, стараясь как можно меньше причинять беспокойства. Естественно, граф не стал вводить стражей закона в реальное положение вещей, приказав нам забыть о "недоразумениях, связанных с наследством" и тем самым "не ворошить грязное белье Китчестеров".
   Уже к обеду мы узнали новые факты. Во-первых, убийца нанес Сибил несколько ножевых ранений, однако девушка пыталась вырываться, о чем говорили разорванное в разных местах платье и порезы на руках. Полицию интересовало, почему мисс Рид не кричала, ведь ее крики должны были услышать те, кто гулял в саду около парадного входа. Но я знала, что Сибил никогда не плачет и не кричит - она и издевательства Пешенствов сносила без ропота и даже на краю гибели, в тот миг, когда я вырвала ее из под копыт лошадей, не проронила ни звука. Она была слишком гордой, чтобы кричать, и тем самым беспокоить других людей.
   Во-вторых, полиция посчитала, что убийство было совершено с целью ограбления, поскольку с Сибил пропала серебряная цепочка с жемчужной капелькой (наш с тетей подарок) и аметистовая брошка-соловей, которой я приколола гипюровый шарфик к лифу ее платья. Убийца действовал в сильной спешке, так как сорвал цепочку с шеи девушки, оставив на коже едва заметный след от натяжения, а брошку вырвал с корнем.
   И, в-третьих, у мистера Клифера оказалось алиби. Накануне отправили большую партию овощей в Солсбери, что как раз, по словам Дамьяна, и помешало ему появиться на приеме вовремя. Но по дороге на работника, везшего товар, напали, его самого оглушили, а ящики растащили. Когда Бил Джонс, а именно так звали пострадавшего, пришел в себя, то немедля отправился к хозяину с повинной, и тот поспешно выехал на место происшествия.
   Однако, дождавшись, когда полиция покинет Китчестер, Элеонора, звеня металлом в голосе, заявила, что не верит ни единому слову мерзавца.
   - И хотя этот сыщик сказал, что все сведения требуют проверки, я убеждена, что жабеныш мог подкупить любого! Его объяснениенасквозь фальшиво! Да кто угодно подтвердит его слова - все его дружки одной масти, по ним тюрьма плачет. И потом, разве кому-то захочется той же участи, что постигла девчонку...
   Дед цыкнул на сестру, чтобы та угомонилась. Но в каждой черточке лица Элеоноры, в каждой властной морщине, в неудержимых искрах, зажегшихся в бесцветных глазах, сквозило неприкрытое торжество. Торжество над смертельным врагом - своенравным беловолосым мальчишкой, который никогда не признавал власть старухи над собой.
   Тут рывком поднялась тетя Гризельда. Все долгое время, что тянулось с той кошмарной минуты, когда я влетела в дом, и до отъезда полиции, тетя ни разу не вставала с места и не меняла положения. Лишь изредка она поднимала руку и прикладывала кулак ко рту.
   - Больше ни секунды моя племянница не проведет в этом гадюшнике, - прошипела тетя, испепелив взглядом неугомонную старуху. - Найтингейл, иди и собери свои вещи! Мы уходим.
   Я послушно пошла к себе. Мне и самой не терпелось уехать отсюда и никогда больше не появляться в Китчестере. Теперь я не ощущала той колдовской власти, что прежде подчиняла и влекла меня против воли к замку. Все здесь напоминало, нет, кричало мне о постигшем меня горе. Здесь убита Сибил! Убита из-за меня... И это все, что я могла думать о Китчестере.
   За мной безмолвной тенью следовала Виолетта, она не отходила от меня ни на шаг и все время держала мою руку в своей, будто боялась, что я сбегу. В комнате она усадила меня на стул перед ночным столиком, а сама принялась собирать мои вещи.
   Случайно я взглянула в зеркало. Из его глубины на меня смотрело чужое лицо, искаженное мучительной гримасой: в глазах негодование и боль, губы изуродованы судорогой. Смотревшая на меня женщина казалась непостижимо далекой и незнакомой. Ее дикая гримаса вызвала во мне бурю эмоций: злость, жалость, безысходность. Чувства навалились все разом и с неодолимой силой стиснули плечи, сдавили до удушья горло, и каждой клеточкой своего тела я ощутила, как на меня накатывает неимоверная волна отчаяния и страха.
   Над этим домом висит проклятье, говорила я себе. Кто ты такая, чтобы вмешиваться в жизни этих людей? Что ты пыталась доказать, оставшись здесь? Захотелось узнать, кто угрожает тебе? Что ты о себе возомнила? За твое упрямство поплатилась Сибил! Она отдала жизнь за тебя... Ты и только ты виновата в ее смерти! Я совершенно потеряла голову. Отнюдь не подверженная истерикам, я ничего не могла с собой поделать и, дав волю чувствам, уже не могла остановиться...
   Похорон я почти не помню. Лишь момент, когда явилась чета Готлибов. Как и полагается, они выразили соболезнования, но в какой-то миг в их лицах мне померещилось облегчение, будто со смертью Сибил они избавились от тягостного затруднения. Потом неоднократно я слышала, как мистер Готлиб заявлял, будто с самого начала был категорично настроен против "горемычной сиротки" и с тяжелым сердцем ждал от нее неблагодарного сюрприза.
   - Семейка то у нее вся с прискоком, - пояснял он свое ожидание, вертя пальцем у виска. - Вот и эта - тихоня тихоней, а, видать, грешки то водились за душой: за просто так никто к праотцам не отправляет!
   Кроме того до самой Тильды Пешенс, сумасшедшей тетки Сибил, на которую неустанно ссылался кузнец, распространяясь о скрытых пороках девушки, так и не смогли достучаться, чтобы сообщить о трагедии. Вместе с тетей Гризельдой мы ходили к Равен-Хаузу, но дом стоял, словно нежилой и заброшенный. Никто, ни сама хозяйка, ни ее служанка не вышли на наш громкий стук.
   Рэй тоже не пришел на похороны. Лишь через несколько дней я увидела его на могиле. Он сидел на земле, облокотившись спиной о холодный надгробный камень. Голова его была зажата в тисках ладоней. Он тихо поскуливал.
   Остановившись у ограды кладбища, я не решилась подойти к нему и нарушить его безмерное горе. Вместо этого я прошла вглубь и принялась бродить среди могил, пытаясь прочесть на надгробьях надписи, полустертые временем. Под ногами была утренняя сырость. Земля, изъеденная кривыми канавками, в которых стояла мутная дождевая вода, заросла травой и бурьяном. Через некоторое время я услышала тихий оклик. Я повернула голову, смахнула с лица волосы и только сейчас заметила, что Рэй поднялся с земли и теперь глядит на меня.
   Нет, я не стала притворяться, не стала заполнять паузу пустой болтовней. Пройдя к могиле Сибил, я опустилась на колени и стала раскладывать свежие цветы, стараясь не смотреть на него.
   - Я не могу с этим справиться, - натужливо заговорил он. - Я схожу с ума, я знаю.
   На губах я почувствовала влажный вкус соли.
   - Разумом я понимаю. Душой - нет. Я должен что-то сделать, ответить за нее.
   - Как ответить? - спросила я, не понимая его слов.
   - Ты не послушала меня тогда. Зачем ты пошла туда? Я предупреждал, они другие. Они несут зло. Все, все они несут зло. И теперь ты одна из них, такая же!
   Прикусив губу, я отшатнулась от него, словно он ударил меня.
   - Но уже поздно. Выхода нет. Нет! Ведь нет?! - горько проскулил он. - Я не уберег ее.
   - Не смей так думать! - мой голос сорвался от горя. - Не мучь себя! Ты в этом не виноват! Все случилось из-за меня...
   Я попробовала взять его большие руки в свои, но Рэй резко оттолкнул меня и, натыкаясь на надгробные плиты чужих могил, словно в пьяном дурмане, пошел прочь.
   Осень окончательно вступила в свои права, привнося в погружённый в тишину дом щемящее чувство грусти. Хмурые дожди обволокли деревню в пелену тихой печали, и казалось,  что монотонные звуки его капель были продолжением стука моего сердца.  
   Каждая мелочь в доме напоминала о Сибил. Воспоминания о ней были неистребимы и мучительны. От этих воспоминаний боль в сердце становилась все горячее. Я стала замечать за собой, что подолгу всматриваюсь в темно-серые очертания церковной башни, тонущие в сизой пелене дождя. В этот момент мне всегда казалось, что земля сделалась безлюдной и только мне суждено существовать до глубокой старости - в одиночестве и воспоминаниях. Глаза начинали болеть, но я не сдавалась, не отводя взгляда от башни, до тех пор, пока тетя или Финифет не окликали меня.
   Я чувствовала, что просто тяну время. Я еще не избавилась от оцепенения, охватившего меня, когда я увидела мертвое тело Сибил. И больше всего я желала расстаться с растерянностью, сбивавшей меня с толку. Мне казалось, что, когда это удастся, я пойму... но пойму - что?
   В течение следующих дней полиция пару раз наведывалась в Сильвер-Белл, допрашивая меня, и в Китчестер.
   Кто убил Сибил? Это вопрос вертелся у всех на языке. В воздухе веяло ожиданием и беспокойством. И хотя никто не осмеливался обсуждать вслух, но змеиный шепот переходил от одного дома к другому, люди закатывали глаза, прикладывали руки к груди и со знанием дела кивали - у всех на уме было только одно имя: Дамьян Клифер. Все очень жалели бедную маленькую Сибил, попавшую в смертельные когти этого чудовища.
   Тетушка Гризельда всячески успокаивала меня, хотя у самой на душе была черная скорбь. Когда она думала, что ее никто не видит, то беззвучно плакала. Но она понимала, что я беспокоюсь о Дамьяне. Все мои чувства к нему ей были давно ясны, но она не одобряла моего выбора. Ей было прекрасно известно, что он хочет владеть Китчестером. Но, чтобы подбодрить меня, тетя упорно повторяла, что это дело рук бродяги или вора...
   - Разумеется, это не он! Он бы не пошел на это, - уверяла она. - Он очень разумный человек, хоть и негодник, каких свет не видывал. Когда я разговаривала с ним, здесь в этой комнате, то, полагаю, сумела заглянуть в его душу. И то, что я там увидела, вселяет надежду, что он не смог бы причинить вред ни тебе, ни твоим близким.
   - Наверно... не знаю. Но ему нужен Китчестер! Несмотря на то, что он подписал те бумаги, где от всего отказывается, я не могу поверить ему. Его желание было слишком велико, чтобы вот так в одночасье отвергнуть все.
   - Ну что ж, теперь у него другое желание. И оно пересилило.
   - Во время убийства он был далеко от Китчестера. По крайней мере, его слова подтвердились. Хотя никто не принимает их всерьез. Все равно все твердят, что это он!
   - Думаю, мы скоро узнаем. Полиция все выяснит, не так ли?
   И полиция действительно все выяснила. Вскоре нам сообщили, что в окрестном лесу поймали беглых преступников, сбежавших из солсберийской тюрьмы пару месяцев назад. Память моя услужливо подсказала мне, что я сама однажды встретилась с этими беглецами, заехав вглубь леса на болота: обладателем скрипучего, как заржавевшее колесо молотилки, голоса и его дружком Бо, скрытым в пелене тумана. Тогда я и не подозревала, какой опасности подверглась, оказавшись наедине с преступниками и возможными убийцами. То, что они виновны в убийстве Сибил у полиции не было сомнения. Среди их вещей обнаружились кухонный нож из замка, который, как выяснилось, пропал из кухни еще несколько недель назад, и украшения, снятые с тела: цепочка с жемчужной капелькой и аметистовая брошка-соловей.
   Сами же задержанные клялись и божились, что нашли эти вещи в овраге, неподалеку от Китчестера.
   - Не пропадать же добру! - заявил Сэм Хиз своим скрипучим голосом на дознании. - Я что ль осёл на двух копытах от бесхозного имущества отворачиваться?! Ножичек хорош - в любом деле сгодится! А побрякушки, так то загнать можно за милую душу!
   Однако в эти "россказни" официальные лица не поверили. Они были полностью убеждены, что убийцы, совершившие неслыханное по своей наглости преступление, найдены. Жюри вынесло окончательный вердикт и постановило направить дело в лондонский суд.
   - А кто же еще это мог быть? - спросила тетя, когда мы возвращались с дознания. - Трудно представить, что это сделал кто-то из домочадцев. Нет, нет и нет! Случись такое, я бы себе не простила, что позволила тебе жить в Китчестере бок о бок с убийцей.
   - Что будет дальше? - пробормотала я. Смотреть тете в глаза я не решалась. Мне казалось, что она, как и я, не верит в то, что говорит, хотя и старается убедить меня в этом.
    - Полиция будет продолжать заниматься своим делом, ведь впереди еще суд. А мы постараемся забыть обо всех ужасах. Но конечно же не о Сибил, не о нашей дорогой Сибил... Пройти через дознание - довольно жестокое испытание! Как у тебя хватило сил прожить этот день? Будто заново пережить всё... Еще эти бескостные трещотки! Теперь они не оставят тебя в покое, и про Сибил наговорят бог весть что!
   - Сколько же это будет тянуться? Неужели это никогда не кончится?
   Я понимала, что в Китчестере с большим облегчением восприняли версию полиции, тем более на счету этих двоих уже имелись преступления: грабежи и драки. Теперь за приписанное убийство им грозила виселица, но никого из Китчестера не заботило это. Главное, их самих оставят в покое и "грязное белье" будет скрыто от посторонних глаз в темноте самых непроницаемых глубин замка.
   Сама я в эти дни была настолько опустошена и растеряна, что и мне было все равно. Я как будто отмахнулась от справедливости. Бессилие перед лицом смерти, перед истинным убийцей, который затаился в стенах замка и, подобно пауку, терпеливо выжидал роковой минуты, чтобы поймать жертву в смертельные сети, сделало меня апатичной ко всему. Однако последний, как он думал, шаг вновь обернулся неудачей. И все же я категорично отказалась от наследства и покинула Китчестер. Ведь именно этого он добивался! Хотел убрать меня с дороги - и вот, дорога пуста. Но я не могла сказать с уверенностью, что это удовлетворит убийцу.
   В деревне разговоры не утихали, а день изо дня всё полнились новыми домыслами и догадками, некоторые из них переходили все грани приличий и потому обсуждались только шепотом и красноречивыми жестами. Но вскоре даже самые лихие говоруны уступили фактам, и все решили, что, слава богу, еще легко отделались! Ведь эти головорезы без труда могли напасть на деревню и подвергнуть истязанию добропорядочных жителей.
   И всё же, когда самые болтливые языки начали уставать, а разговоры сосредоточились вокруг предстоящего суда, предав забвению главное зло округи, Дамьяна Клифера, произошло нечто.
   В то утро, как всегда еще до завтрака, пришел молочник. Обычно, если позволяло время, он оставался у Финифет на кухне выпить чашку чая, но на этот раз не задержался. После его ухода экономка суетливо поднялась к тете Гризельде, а через несколько минут я услышала их спешные шаги у своей двери. На лице Фини, когда она распахнула дверь, не было и кровинки. Ее глаза округлились от ужаса и возбуждения, которые могли быть вызваны только дурными известиями.
   - Мисс Роби! Мисс Роби, случилось еще одно несчастье! Вы не поверите! Да сперва никто не поверил! Разве кто ж ожидал от него подобное?! Да никто, вот вам крест! Ой, что же теперь будет?! Он же себя сгубил!
   - Финифет! - гаркнула тетя, возвышаясь за спиной экономки. - Ближе к делу!
   - Что случилось? - в груди что-то оборвалось, я схватилась за столбик кровати, чтобы не упасть, и в упор смотрела на Фини. А та закатила глаза и с плаксивым воем выдала:
   - Такой молчун и тихоня, а вишь ты, со своим бесом запазухой! Рэй Готлиб ударил ножом твоего мистера Клифера! И все из-за бедолажки Сибил, из-за нашей несчастной девочки... Парень мстил, мисс Роби! Когда его поймали, он все твердил, что полиция слепа и не видит, кто на самом деле повинен. Ой, что же теперь будет?! Его же повесят!
   - Не болтай глупостей, никто его не повесит... Да не волнуйся ты так, Роби, жив твой мистер Клифер, жив. Рэй его только ранил, и если бы Фини поменьше ойкала, она бы давно это сказала. А Рэя не повесят, хотя и упекут за решетку... Ну что ж, он сам выбрал свой путь. И я его могу понять. Он любил Сибил... Только жаль его. Мальчик лишился всего: и суженой, и свободы, и семьи. Ведь Готлибы отвернутся от него.
   - И все-таки поделом этой белобрысой бестии. Наверное, он не так уж и безгрешен, если Господь допустил такое. Может быть, полиция и впрямь слепа? Люди тоже не слишком-то доверяют этим бобби...
   - Хватит лясы точить! - вновь прикрикнула тетя на экономку. - Уже завтракать пора, а ты все тут вертишься! А ты, Найтингейл, не вздумай отправиться в Китчестер! Еще не хватало! Этот негодник живуч, как скользкий угорь. И твое присутствие там совершенно ни к чему.
   Когда я осталась одна, то без сил опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Хотелось выплакать душу, но слез не было. Тогда я стала молиться...
   Виолетта навещала меня каждый день. Она, впрочем, как и все мы, после страшной потери сильно изменилась. В ней исчезло без следа то мятежное легкомыслие, которое прежде владело ей и безудержно рвалось наружу, требуя исполнения всех тщеславных прихотей. Но больше всего меня поразила невозмутимая серьезность, читавшаяся в ее лице, будто она навсегда распрощалась с той взбалмошной кокеткой, какой покоряла Лондон. Мы часто уходили из Сильвер-Белла в лес, где, расстелив покрывало на берегу озера, подолгу сидели и наблюдали за колышущейся зеленоватой гладью воды или забирались в расщепленный дуб и читали: я книги, а Летти журналы.
   О Сибил мы говорили мало. Правда, временами на нас накатывала такая щемящая грусть, что мы обе срывались и начинали предаваться воспоминаниям. Тогда уже мы не могли остановиться и просиживали до самой ночи. В такие минуты Сибил словно сидела подле нас, и мы обе чувствовали ее незримое присутствие, будто нас окутывало безмерное тепло ее золотого сердца.
   Временами я ощущала в подруге глубокую сосредоточенность, точно она ждала чего-то. Ей и впрямь было чего ожидать. Наступил октябрь. Вскоре должно было состояться венчание Виолетты и мистера Саливана Эбинкротворта, мясника с четырьмя отпрысками. Из-за трагедии решили отложить торжество. Хотя Тернеры смогли выторговать у мясника только две недели отсрочки - ему так не терпелось заполучить мать для своего потомства, что он отмел все проявления траура и высказал мнение, что умершая, не будучи родственницей по крови, не могла вызвать у его невесты столь глубокую скорбь, из-за которой стоило бы отодвигать назначенную дату.
   Я знала, насколько тяжело воспринимала Виолетта предстоящие перемены, и потому не затрагивала эту болезненную тему. Кроме того она запретила даже мимоходом упоминать имя Николса Ливингтона. Я решила, что подруга в сильной обиде на него. Так как сразу после похорон молодой человек уехал, сославшись на учебу и практику, хотя, как мне казалось, Летти ждала от него поддержки. Но как впоследствии оказалось, его отъезд имел свои причины.
   После долгого, больше трех недель, отсутствия Николс, наконец, появился в деревне. А через два дня, когда мы с тетушкой поутру работали в саду, прибежала в растрепанных чувствах миссис Тернер. Не успев открыть калитку, она выпалила:
   - Виолетта пропала! Ее нигде нет, ни в спальне, ни в саду... И еще ее постель осталась не разобранной! Скажите мне, что она у вас!
   - Роби! - обернулась ко мне тетя и требовательно спросила. - Ты знаешь, где она?
   - Я? Нет.
   - Возможно, она тебе что-нибудь сказала. Вчера ведь вы виделись?
   - Да, но она ничего не говорила. И вообще была очень молчалива. Куда же она подевалась?
   - Вот и нам хочется узнать... Я иду к Ливингтонам! - сообщила тетя и, сняв кожаный фартук, не глядя, запустила его в тележку со срезанными засохшими цветами и сорняками. - Мне кажется, с утра у меня что-то першит в горле. Как бы ни захворать!
   - О, Боже! Гризельда, неужели вы думаете...
   - Пока я ничего не думаю! Но не мешает лишний раз проверить.
   Миссис Тернер осталась со мной. Мы разместились в гостиной, куда экономка принесла чаю, но тревога была так велика, что мы к нему не прикоснулись. Зато старушка Финифет выпила три чашки и между делом выведала подробности чрезвычайного положения, придя в наиотличнейшее настроение от предчувствия надвигавшейся катастрофы. Мать Виолетты продолжала строить догадки, куда могла подеваться ее дочь. И ее воображение, подстегнутое волнением, дошло до того, что она решила, будто Виолетта стала еще одной жертвой преступников. Напрасно я пыталась успокоить ее, уверяя, что бандиты сейчас в тюрьме и никому уже не причинят вреда.
   Тетя Гризельда вернулась через час. По тому, как она ворвалась в гостиную, по ее багровому лицу и метавшим молниям глазам, мы всё поняли без слов.
   - Боже милосердный! - пискнула миссис Тернер. Она приподнялась, опираясь на левую руку, посмотрела направо, налево, глаза ее закатились, и она рухнула на пол.
   - Проклятье! - воскликнула тетя. Она быстро оказалась рядом с лежащей без чувств женщиной и легонько похлопала по побелевшим щекам. Но это не помогло. Тогда она приказала Фини, пожиравшей глазами занятную картину, принести воды и, смочив салфетку, брызнула на миссис Тернер. Веки той затрепетали, а лицо сморщилось.
   - Роби, воды! Нет, лучше хереса!
   Но Финифет, уже подскочила к графинчику с хересом и, от души плеснув в стакан, с причитаниями метнулась к распростертой гостье. Сделав глоток, миссис Тернер поднялась, опираясь о тетю Гизельду, и села на диван. Глаза ее заволокло пеленой, и она расширила их, видимо, в попытке удержать слезы.
   - Что мой муж скажет мистеру Эбинкротворту?! - пролепетала она. - Мы опозорены! Окончательно опозорены! Нет, она не могла зайти так далеко...
   На ее груди робко трепетали кружева. Женщину колотила дрожь.
   - Элизабет, крепись! Твоя дочь всегда была сумасбродкой... Но, как тебе это ни по душе, сейчас она приняла возможно единственное в своей жизни правильное решение. И хотя ее тяга к скандалам и тут взяла верх над здравым смыслом, но мы должны утешиться тем, что ее жизнь не будет загублена, как если бы она вышла замуж за многодетного мясника! Николс боготворит ее! Несмотря на несуразный вид, у него сильный дух и крепкие нервы, уверена, он сумеет приручить ее. Кроме того ее эмоции выплескивались через край, когда он был изб... ранен. Так что девочка не безнадежна! А скандал...скандал мы переживем! И не такое уже переживали...
   - Ах, Гризельда, дай бог, чтобы вы были правы! Дай бог!
   Гарден-Роуз бурлил и колобродил! Еще бы, когда в нашей глуши случалось столько происшествий, да еще за столь короткое время! Кто бы мог подумать!
   Возмутительная непристойность побега и пикантность ситуации гораздо сильнее взбудоражили христианские чувства местной публики и свели почти на нет толки о смерти Сибил. Отринув "новость вчерашнего дня", лучшие умы Гарден-Роуза занялись составлением прогнозов будущего скандальной парочки, естественно, вменяя молодым все преступления и грехи Содома и Гоморры, повлекшие за собой праведную кару.
   Ровно через полторы недели в деревню въехала дорожная карета. Кованые колеса, разбрызгивая грязь, прогрохотали по булыжникам главной улицы, выманив из коттеджей немало любопытных, и, пронзительно скрипнув, замерли напротив большого красного дома с двумя белыми колоннами.
   Мы с тетушкой как раз были в Оурунсби, надеясь узнать, появились ли от беглецов хоть какие-то известия. Поэтому стали свидетелями их триумфального возвращения. Точнее, чувство триумфа владело Виолеттой. Радостно ворвавшись в дом, она уже с порога объявила, что теперь она "миссис Николс Ливингтон" и всем собравшимся, включая слуг, продемонстрировала золотое колечко на левой руке.
   - И никто, никто не смеет упрекнуть меня! - воскликнула миссис Ливингтон, топнув ножкой.
   Но ни мать, распахнувшая объятья для своей блудной дочери, ни отец, облегчённо взиравший из под насупленных бровей, не собирались омрачать такую минуту обвинениями. Когда улеглись первые эмоции, мистер Тернер лишь укоризненно покачал головой, прищелкнул языком и... махнул рукой, дав понять виновникам скандала, что всё: и оскорбления, и горечь, и обиды - осталось в прошлом. Миссис Тернер тут же прослезилась.
   Однако новоиспеченный зять чувствовал себя сконфуженно. Он виновато топтался за спиной молодой жены и бросал на тестя настороженные взгляды, не до конца поверив в его прощение. Но уже через некоторое время, после того, как была опустошена бутылочка сливового ликера за счастье молодых, Николс, с морковно-красным лицом и пылающим взором, рассказывал, как прожил положенных три недели в Шотландии, как мчался после домой, загнав почтовых лошадей, и как страшился, что за это долгое время удача изменила ему. Его глаза, смотревшие на жену в этот момент, были полны благодарности и обожания.
   После приключения в Гретна-Грин (а для Летти, как потом она сообщила мне, обряд, проведенный в кузнице, был всего лишь бесподобной и опасной авантюрой) девушке захотелось настоящей свадьбы в деревенской церквушке, с гостями и подвенечным платьем. Впрочем и Тернеры, и Ливингтоны также горели желанием повторить церемонию бракосочетания в местной церкви, чтобы доказать всем, что брак их детей был истинным.
   Свадьба получилась тихой и немноголюдной, так как времени на особые приготовления не было. На Виолетте было свадебное платье из белого шелка, отделанное кружевами и серебристыми лентами, которое шилось для венчания с мистером Эбинкротвортом. После церемонии все отправились в Оурунсби на праздничный обед. Теперь уже никто не сомневался, что Виолетта и Николс по-настоящему женаты!
   Через несколько дней молодожены уехали в Солсбери, где собирались поселиться в маленьком арендованном коттедже.
   - Мне хотелось бы дом побольше, - заявила Летти, когда мы прощались, - но Ники сказал, это вопрос времени. Надеюсь, он прав. Потому что долго ждать я не намерена. Я заставлю его забыть бредовые идеи о бескорыстной пользе ближним. Вот увидишь, он оставит свою жалкую больницу и все усилия отдаст частной практике. Тогда у нас появятся деньги, а затем дом и благополучие. Со временем, я думаю, мы переедем в Лондон. Я никогда не буду счастлива в... провинции.
   - У тебя как всегда грандиозные планы, - улыбнулась я. Похоже, извечное противоборство между этими двумя разгоралось с новой силой, и каждый был силён и полон решимости до конца отстаивать свои стремления и мечты. Кто в этом союзе займет главенство и случится ли это, я не могла знать. Но об одном я могла сказать уже точно: Виолетта училась терпению. Пусть оно едва ощутимым намеком проявилось в столь эгоистическом настрое, но главное, что оно все же зародилось в ее душе. И мне хотелось верить, что это была первая маленькая победа, которую достиг Николс на пути к своему семейному счастью.
   - Я хотела бы, чтобы сейчас с нами была Сибил, - сказала вдруг подруга, дрогнувшим голосом. - Она ведь ждала от меня этого шага, даже тогда, когда все считали, что я пойду за мясника. Она знала, что я выберу Николса. И это несмотря на все, что я говорила о нем.
   - Наверное, у нее был дар. Сибил понимала других и умела сопереживать им.
   - Она как будто чувствовала все, что я хотела скрыть. А я... я злилась на нее за это. Мне не нравилось, что она видит меня насквозь. Но я любила ее. Верь или не верь, это так.
   - Я верю тебе.
   - Только после.... случившегося я поняла, как сильно люблю Сибил. Она была так же дорога мне, как и ты. Вы обе были моими единственными подругами. Да, я говорила про нее дурные вещи, но я так не думала. Я вела себя с ней скверно, просто, отвратительно.
   - В тебе играла злость. Но, главное, что Сибил все понимала. Она считала тебя своей подругой. Мы всегда были втроем, и смерть не разрушит нашу дружбу!
   Я твердо верила в то, что говорила. Надеюсь, мое убеждение передалось и Виолетте. Она обещала писать мне каждую неделю, и взяла с меня слово, что я буду приезжать к ней. Когда Николс позвал ее, она крепко обняла меня, затем родителей и мою тетю. Потом села в экипаж. Хлопнула дверца, раздался крик кучера, и лошади нехотя тронулись с места. За немытым окошком кареты мы увидели бледное лицо. Виолетта прижалась носом к мутному стеклу и смотрела на нас, стоявших под навесом крыльца, до тех пор, пока лошади не повернули за угол.
  

ГЛАВА 36

   Дни проходили. Свинцово-серое небо, словно вылинявшее после стирки покрывало, тяжелой массой повисло над землей. Промозглый ветер оголил деревья как бритвой, и каждый его порыв вздымал в воздух побуревшую стайку: жухлую, скрученную в трубочку опавшую листву. Лес, еще недавно пестривший осенним разноцветьем, теперь казался почти черным и мертвым.
   Каждый день, если позволяла погода, я ходила на могилу Сибил, приносила свежие цветы и подолгу стояла там, всматриваясь в надгробный камень. Там-то однажды утром я и увидела их.
   Потрепанный китчестеровский экипаж стоял возле ворот кладбища. Старый Генри, сгорбившись, сидел на козлах и, подперев подбородок, жевал яблоко. За витой оградой я заметила фигуру в коричневой куртке и широкой кепи на голове, из-под которой торчали белые волосы. Засунув руки в карманы штанов, Дамьян замер над могилой моей подруги.
   Еще мгновение и я бы повернула назад, но ноги отказались повиноваться мне. Я встала как вкопанная, не спуская глаз с широкой спины и, молясь, раствориться в зябком воздухе, если самой не достает сил уйти.
   - Найтингейл, - послышался надсадный голос из экипажа. Дверца открылась, и я увидела в темной глубине закутанную в шаль миссис Уолтер. В ту же секунду Дамьян и кучер обернулись. Я с усилием двинулась вперед, поздоровалась со стариком и, не глядя на Дамьяна, забралась в экипаж. На голове Эллен был меховой капор, закрывавший половину лица, а обмотанные пледом ноги покоились на горячих кирпичах. Она протянула мне руку в шерстяной перчатке.
   - Найтингейл, мы знали, что ты обязательно придешь, - сипло вымолвила женщина. - Я очень, очень рада тебя видеть, хоть ты ни разу не навестила нас. Прошло уже столько времени...
   - Я не могла, - только и сказала я.
   - Понимаю. Тебе тяжело видеть Китчестер и всех нас, слышать наши раздоры. Но от тебя не было ни весточки, и мы забеспокоились, Найтингейл. Я боюсь, что ты никогда больше не захочешь иметь с нами ничего общего. Я боюсь, что ты попытаешься забыть о том времени... о нас.
   - Но у меня не получится, даже если я буду молить об этом всей душой! - горячо воскликнула я. - Но мне нет обратной дороги в Китчестер. Пусть ему поклоняются другие.
   - Тебя все еще гнетет это? Но ведь все в прошлом. Он уже сделал свой выбор. И его выбор - ты! Теперь ничто другое для него не существует.
   Я залилась краской.
   - Эллен, вы приехали меня сватать?
   - Нет, нет, что ты, - она натужливо рассмеялась, но тут же закашлялась в носовой платочек. - Мне кажется, это не мое дело. Я... я не имею права вмешиваться... У меня к тебе просьба... точнее миссия. Я только хочу убедить тебя, что теперь в Китчестере тебе никто и ничто не угрожает. Ты можешь вернуться, если захочешь... когда ослабнет боль.
   - Даже вы, - поразилась я, - всегда защищавшая его, верите в виновность Дамьяна. Почему?
   - Потому что я знаю, что это он запугивал тебя, надеясь добиться твоего бегства, - с неоспоримой уверенностью, устало произнесла Эллен и плотнее стянула на груди концы шали. - Но он не убийца! Он не убивал твою подругу. Это сделали те двое, что прятались на болотах.
   - Нет! Это сделал кто-то из Китчестера! Тот, кто охотился за мной, почти каждую ночь подкрадываясь к моей двери и пытаясь пробраться ко мне в комнату, тот, кто хотел столкнуть меня в пролом в башне. Этот кто-то "пугал" меня, а не Дамьян, и этот кто-то - убийца Сибил. И едва ли когда-нибудь я вновь встану у него на пути. Я не вернусь в Китчестер!
   Я видела, что Эллен не верит моим словам. Пока я говорила, она утомленно качала головой.
   - Ты ослеплена чувством утраты и негодованием, Найтингейл. Я не могу разубедить тебя. Но все же приехала просить тебя вернуться, - я хотела возразить, но она жестом остановила меня. - Граф Китчестер болен. Он умирает. Врач, которого привез Дамьян, говорит, что дядя не протянет и до конца недели. Он все время говорит о тебе. Возвращайся, Найтингейл. Ты нужна ему.
   Я была оглушена известием. Несколько минут мы сидели молча. Наконец, я нарушила тишину, пообещав прийти в ближайшие дни. Эллен вздохнула, будто освободившись от кабального бремени. Для меня было не важно - по своей ли воле она покинула в этот стылый день могильную полутьму своей комнаты, где добровольно заточила себя, спасаясь от дьявольских сквозняков, и приехала сюда, чтобы сообщить мне дурные вести, или же по приказу матери. Но эта поездка и разговор со мной воистину стоили ей неимоверных усилий. Я не сомневалась, что теперь она надолго сляжет с очередным приступом, терзавшим ее изнуренное тело.
   Покинув экипаж, я открыла калитку кладбища и направилась к могиле Сибил, у которой все еще стоял Дамьян. По-детски глупо стараться избежать с ним разговора.
   Он чуть наклонил голову, дожидаясь, когда я подойду. Сильно обветренное лицо его не таило ни намека на насмешку, а было осунувшимся и усталым, отчего все черты болезненно заострились. Видимо, еще давала о себе знать недавняя рана, оставленная Рэем Готлибом. Однако под распахнутой курткой я не заметила марлевых бинтов.
   - Как ваше здоровье, мистер Клифер? - вместо приветствия спросила я. - Я слышала, вам не посчастливилось.
   - Разве? - растянул он губы в улыбке. - А, по-моему, не посчастливилось как раз тому дурню. Хотя, с другой стороны, ему еще повезло, что в моих жилах течет самая обыкновенная красная кровь, кровь нищего отродья, иначе его телячью шею точно бы натерла веревка.
   - Рэй помешался от горя. Но тебе этого не понять.
   - А вдруг я пойму? Вдруг я не так загрубел и зачерствел? Вдруг во мне все еще теплится искорка человечности? Может быть, стоит поверить в меня, а, соловей?
   - Граф Китчестер действительно сильно болен? - поспешно спросила я. - Он умирает?
   - Старый пройдоха не сдастся без боя. Но он совсем плох.
   - Я обещала Эллен прийти в Китчестер. Я должна повидаться с дедом.
   - Он был уверен, что ты прибежишь, как только узнаешь. Он хочет, чтобы ты вернулась.
   Я пропустила колкость мимо ушей. Вместо гнева в голове возникла крамольная мысль: "А хочешь ли ты, Дамьян, чтобы я вернулась?". Но я тут же взяла себя в руки, урезонив внезапную слабость, от которой пульсирующее заныло в висках.
   - Мне вот интересно... - начал было он, но вдруг резко осекся. В повисшей тишине я услышала, как Эллен постучала в стену экипажа, требуя скорейшего отъезда. Казалось, Дамьян не заметил ее нетерпеливого зова.
   - Скажи мне, соловей, - вкрадчиво заговорил он, - ты тоже считаешь, что ее убил я?
   Я была огорошена его внезапным вопросом. Его глаза были наполовину прикрыты веками, но я видела, что он внимательно и настороженно следит за мной, пока я в течение каких-то секунд собиралась с мыслями. Считала ли я его убийцей Сибил? Нет... Наверное, нет. Но разговор с Эллен посеял во мне тень сомнения. Она ведь определенно точно сказала, что знает, что именно Дамьян, охотился за мной в замке, пытаясь избавиться от меня. Она была настолько уверенна в своих словах, будто он сам признался ей.
   - Вот ты и ответила мне. Благодарю, золотко.
   Я взглянула в злые, встревоженные глаза, похожие на черную морскую гальку, жесткие и непроницаемые.
   - Но я еще ничего не сказала.
   - Твое молчание красноречивее любых слов.
   - Должна же я обдумать, что сказать. Твой вопрос застал меня врасплох.
   - Вот уж не верю. В последние месяцы ты задавала его себе как минимум сотню раз. Мне нужна правда, соловей. А правда не требует обдумывания и такта.
   - Ты не убийца.
   - Хоть на этом спасибо, - хмыкнул он.
   Он смотрел на меня с кривившей его губы ядовитой насмешкой. Я чувствовала, насколько он несчастен, и меня вдруг охватило непреодолимое желание сделать его счастливым. Это был абсурд, но я ничего не могла поделать с собой. Моя рука непроизвольно потянулась к его лицу, чтобы мягким прикосновением стереть с него яд и наполнить той нежностью, какая иногда проступает на нем помимо воли Дамьяна. Казалось, что он прочитал мои мысли, ибо в его глазах появилось глумливое выражение.
   - Считается, что женщина должна быть холодна, как рыбья чешуя, бесчувственна, как придорожный валун, и обладать достаточным количеством мозгов, чтобы быть умнее курицы. И это совершенство гордо именуется "леди"! Ты, золотко, совсем не похожа на этот венец творения.
   Не успев прикоснуться к нему, я отдернула руку и спрятала ее за спину, точно опасаясь, что вновь потянусь к этому несносному человеку.
   - Однако мне хотелось бы, мистер Клифер, - отчеканила я, - чтобы вы не забывали, что я, несмотря на ваше замечание, все-таки леди!
   - Неприступность и благопристойность до мозга костей. Разве я могу забыть об этом? Два злейших врага, которые мешают мне сделать из тебя шелковую и податливую птичку.
   Чтобы избежать новых фривольных намеков, я вернулась к прерванной теме.
   - Ты был прав, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы граф оставил своеволие и переменил решение. Какие пути ведут к этому - дело судьбы. Но не моя смерть стала этим значащим событием... Я никогда не прощу себе гибели Сибил. В какой-то степени виноват и граф Китчестер, его непонятное желание видеть наследницей именно меня, его неуступчивость и самодурство. Он говорил мне, что согласится с любым моим выбором. Но когда я сделала его, оказалось, что моя воля также малозначима для него, как и воля "козявки" Мэтью Уолтера. И за этот обман поплатилась Сибил... Как видишь, если искать виновных, то косвенно можно обвинить многих: и меня, и графа, и тебя... Но кто бы ни был настоящий убийца, он ни за что не хочет, чтобы Китчестер достался мне.
   - Вот в этом я и ошибся, - в его голосе послышалась злость, но злость на себя. - Зверски обидно признавать, собственную тупость. Я считал, что нападение на тебя произошло из-за меня, а Китчестер тут ни при чем. Но она хотела получить Китчестер, как впрочем, и большинство, кто хоть раз ощутил его силу.
   - Она? Кто она?
   Я затаила дыхание, ожидая ответа.
   - Мисс Рассел, кто же еще. Она не раз заявляла мне, что ненавидит тебя и готова на все, лишь бы ты убралась с моих глаз. Но я плевал на ее угрозы. В то время меня больше занимала твоя неприступность... Но в ту ночь, когда мы нашли тебя, лежащую на ступенях в башне, я видел триумф в ее глазах. Тогда я понял, что она не блефовала. Я слишком долго держал ее возле себя, и она захотела большего: рассчитывала, что я женюсь на ней, и со временем она станет хозяйкой Китчестера.
   - Поэтому ты увивался за Виолеттой? Хотел, чтобы она видела твой интерес к ней, а меня оставила в покое?
   - Мисс Тернер из тех девиц, чьи прелести разглядишь даже в безлунную ночь. С такой грех не пофлиртовать.
   Я почувствовала, как мои губы сжались в тонкую линию. Он засмеялся, но уже в следующий миг сказал серьезно:
   - Я хотел, чтобы она видела, что мой интерес к тебе также мимолетен, как и к другим особам. Но, видно, я плохой актер, раз мне не удалось провести ее... Моей искренности не хочешь замечать только ты одна.
   В этот момент вновь раздался нетерпеливый стук в стенку экипажа. Я уже успела позабыть, что мы вовсе не одни, а совсем рядом, за оградой, дожидаются кучер и миссис Уолтер, которая наверняка уже промерзла до самых костей и достигла того состояния, когда готова замертво упасть и забыться в эйфории истязающего ее недуга.
   - По-твоему, это Джессика напала тогда на меня?
   - Я так думаю.
   - Но она сказала мне, что читала леди Редлифф, так как у той была бессонница, а после пошла на кухню, отнести молоко.
   - Даже если и так, это не значит, что у нее не было возможности.
   - Оклеветать кого-нибудь - простое дело. Слов с угрозами недостаточно, чтобы обвинить человека в нападении и... убийстве.
   - У меня нет других фактов. Пока нет. Но ее ненависть весомое доказательство.
   - Так же как и твое желание владеть Китчестером!
   - Ты неисправима, Найтингейл! - Дамьян весело расхохотался, а вот мне было не до смеха.
   Его веселье прервало нерешительное кряхтение, раздавшееся позади. Покинув козлы, Генри виновато переминался с ноги на ногу у кладбищенских ворот и, вытянув, точно любопытный утенок, тощую шею, смущенно поглядывал на нас.
   - Чего тебе?! - рявкнул Дамьян.
   - Простите, мистер Клифер, - пробасил кучер, стащив с головы потертую шляпу и принявшись наминать ее в заскорузлых руках. - Но миссис Уолтер, приказала поторопить вас. Похоже, ей нездоровится.
   Дамьян коротко кивнул и обратился ко мне:
   - Прав я или нет - покажет время. Я найду доказательства. И тогда у тебя не будет ни одной причины ускользать от меня... Мне надоели твои трусливые попытки скрыться за фальшивым равнодушием ко мне. Пока я терпеливо жду. Но мое терпение не безмерно.
   Сказав это, он резко поднес руку к козырьку кепи и чуть склонился, одарив меня бесстыдной ухмылочкой. Затем широким шагом направился к экипажу. Кучер тут же занял свое место, сообщив при этом Эллен, что они отправляются. Когда Дамьян забрался на козлы и сел рядом со слугой, экипаж тронулся.
   Дома я закрылась у себя в комнате и, сидя у окна, размышляла обо всем услышанном. Сама я не раз подозревала Джессику. Ее явная неприязнь ко мне и нескрываемая ненависть, особенно после совместного посещения подземелий, могли вылиться в отчаянное, ожесточенное желание избавиться от меня. Находясь в более близких отношениях с этой особой, чем все остальные обитатели, Дамьян лучше всех знал ее и мог судить о ее поступках. Наверняка, угрожающие слова в мой адрес были гораздо большим, чем пустое сотрясание воздуха, раз заставили Дамьяна насторожиться. Не зря она постоянно заостряла внимание на моем "особом положении", говорила о жалости ко мне и нарочито предостерегала об опасности. Именно Джессика первая дала мне понять, что мое появление кому-то неугодно в Китчестере. Возможно, она говорила о себе?! Ведь однажды она уже пыталась нагнать на меня страху, когда зная, что я заперта в часовне, никому не сказала об этом и проговорилась только Дамьяну, надеясь вместе с ним потешиться над моим положением. По ее милости я провела там несколько жутких часов.
   Чем больше я думала о Джессике, тем отчетливее понимала, что Дамьян мог быть прав. Но в то же время червячок сомнения не давал мне увериться в этом окончательно. Я все время возвращалась к словам Эллен. Откуда она могла твердо знать, что именно Дамьян запугивал меня?! Но она сказала это так, что в ее убежденности не приходилось сомневаться.
   Что, что я знаю о Дамьяне? Только то, что я люблю его. Только это. Неужели можно любить человека, которого сама подозреваешь в убийстве? Ответ стучал в голове - да, да, да!
   Дождь с ночи лил без передышки. Земля, вода и небо точно смешались воедино. Ветер налетал, злобно подхватывал косые струи дождя и бил ими в окна домов так, что с помутневших стекол сбегали уже не капли, а целые реки. Жалобные, полные печали голоса ветра перекликались в печных трубах. Сама погода противилась моему возвращению в Китчестер.
   Однако утром следующего дня старый Генри приехал за мной. С собой у меня был только легкий саквояж со сменным платьем и бельем, так как я не собиралась задерживаться надолго. Почему-то я никак не могла поверить во всю серьезность дедовской болезни, хотя и знала о его плохом здоровье. Все выглядело так, будто старик, большой охотник до спектаклей, и в этот раз обратился к своему излюбленному действу. И как только я появлюсь в его владениях, так от мнимой болезни у закоренелого лиса останутся лишь приятные его сердцу воспоминания, как об удачно разыгранном трюке. Но я ошиблась.
   Джордан впустил меня в дом, состроив потолочным балкам безутешную мину. Печальным голосом, каким обычно вещает церковный служитель на панихидах, он изрек, что рад видеть меня в добром здравии, чего не скажешь о многострадальных обитателях этого унылого дома.
   - Но вы держитесь молодцом, Джордан! - отечески подбодрила я дворецкого, про себя удивляясь его излишней разговорчивости.
   Проводив меня в мою прежнюю комнату, он сообщил, что граф Китчестер с нетерпением ожидает моего визита. Я не стала утруждать старика ожиданием и, поставив саквояж у шкафа, направилась к больному.
   Дедовская спальня была окутана сонным полумраком. Душный, спертый воздух, наполненный жаром полыхавших в камине поленьев, сдавливал легкие, затрудняя дыхание.
   В кресле-качалке, пододвинутой почти вплотную к кровати больного, сидела леди Редлифф. От высокомерной горгульи, привыкшей наводить на всех жуткий страх, не осталось и следа. Ее спина была так же пряма, как и всегда, но в осанке не чувствовалось былого величия, а скорее усталость, которую она старалась скрыть под привычными манерами.
   Когда я замерла на пороге, она едва повернулась и кивнула мне.
   - Ну, кто бы мог подумать, что и от моей дочери бывает польза, - произнесла она каким-то дребезжащим голосом, в котором угадывалось бессилие. - Мы тебя ждали. Проходи.
   - Как себя чувствует граф? - стараясь говорить тихо, спросила я.
   - Посмотри сама, - указала она молитвенником в руке на сухотелую фигурку, погребенную под пуховыми одеялами.
   Старик полусидел, откинувшись на жесткие подушки, в такой позе, словно внимательно прислушивался к каждому шороху. Его плечи были странно перекошены, а голова свешивалась с шеи, как переспелый плод. Лицо было белым, нижняя челюсть сильно выступала вперед, и только один глаз был приоткрыт, как у мертвых птиц, которых я время от времени находила в саду.
   - Он спит, - промолвила Элеонора, и вновь я поразилась, какой надломленный у нее голос. - Уже больше двух недель он в таком состоянии. Доктор говорит, что братец не протянет дольше. Со дня на день мы ждем...
   - Нет! Мы должны надеяться, что он пойдет на поправку, - воскликнула я.
   Элеонора не ответила мне, только чуть повела бровью. Я присела на кровать и дотронулась до стариковской руки, немощно лежавшей поверх одеяла и больше похожей на птичью лапку. Она была горячей, как лампа, которая горела всю ночь напролет. Старик открыл второй глаз. А когда разглядел меня в полумраке, заворочался и закряхтел.
   - Пришла... внучка, - разобрала я.
   - Да. Я здесь. Буду заботиться о вас, и вы быстро поправитесь! Вспомните, вы как-то сами говорили, что не собираетесь потакать загребущим прихотям вашей семейки и раньше времени отправляться на пир к рогатым сородичам. Так что, держите свое слово!
   Элеонора у меня за спиной издала гневный возглас, но промолчала, видно посчитав ниже своего достоинства отвечать на подобные оскорбления. Дед же как-то сумел изловчиться и озорно подмигнул мне. В горле у него заклокотало от переполнявшего его смеха. Но смех быстро перешел в надсадный кашель.
   - Воздуха... - прохрипел старик, сотрясаясь всем своим сушеным тельцем.
   Тотчас я соскочила с кровати и, отодвинув бархатную штору, дернула створку окна. В комнату хлынул прохладный воздух, и дед принялся с жадностью глотать его. Однако леди Редлифф была недовольна моими действиями.
   - Что за произвол ты себе позволяешь, милочка? Ты его окончательно погубишь!
   - Оставь нас, - просипел дед. Свежий воздух, точно живительный эликсир, взбодрил старика. Даже его мяклое лицо, со ставшими сильно заметными щербинами оспин, покрылось легким румянцем. - Я хочу побыть наедине со своей внучкой.
   Убрав молитвенник в карман платья, леди Редлифф поднялась и направилась к выходу. Весь ее вид говорил, что если старик испустит дух через полчаса, то только я буду виновата в этом.
   - Я должен сказать тебя... объясниться, - натужливо заговорил старик, когда мы остались одни. - Ты должна понять, почему я настаивал.
   - Если речь снова пойдет о долге...
   - Нет, - он дернул рукой в знак протеста, и тут же болезненно поморщился. - Ты была права: долг для меня ничто, если он идет вразрез с моими планами. Тут другое... Я знаю, своим решением сделать тебя наследницей я доставил некоторые неудобства...
   - Неудобства?! - взвилась я. - Вы так называете то, что произошло в этих стенах?!
   - Тише, Роби, не горячись, - крякнул граф, сопроводив слова то ли смешком, то ли фырканьем. - Я не настолько крепок, чтобы выслушивать гневливую проповедь перевозбужденной девицы. Хочу выложить тебе все, что у меня в закромах, до того, как увижу старуху с косой...
   Раздраженно откинувшись на спинку кресла-качалки, которое я заняла после того, как ушла Элеонора, я нарочито хмуро уставилась на деда.
   - Говорите, - буркнула я.
   - Это займет немного времени, - начал дед после недолгой паузы. - Ты все время спрашивала меня: почему. Почему ты, а не Дамьян. Так вот, мой план как раз и был в том, чтобы не упустить мальчишку. Только его я видел хозяином Китчестера! Уже сейчас он сделал то, что не смог ни один истинный Китчестер. Да, мальчишка - "черная кость", кровь из самой жалкой ветви рода. Но именно у него, нищего заморыша, хватило силы воли и ума совершить невозможное. С самого начала я разглядел в нем золотую жилу, поэтому ухватился за него, как за спасительную соломинку. Но твое появление могло нарушить все мои чаяния.
   - Каким образом? Я не понимаю, почему вы так упорствовали, если все это время хотели, чтобы Дамьян был вашим наследником?!
   - Потому что этот сопляк влюбился! - Старик повернул голову, болезненно сморщил мучнисто-серое личико, словно его ноющий затылок больно плющило о мучительно жесткую подушку, и, напрягшись, раздраженно добавил, - он влюбился так же, как и мой непутевый сын!
   Я совсем не ожидала, что граф Китчестер затронет эту тему. Меня одолела злость, что чуть ли не каждому в замке известно о нашем с Дамьяном противоборстве. Дед замолчал, следя за мной сощуренными водянистыми глазами. Не в силах оставаться спокойной под его немигающим взглядом, я встала и приблизилась к кровати, собираясь поправить подушки. На нем была длинная до пят фланелевая ночная рубашка, и я, просунув руку ему под спину, почувствовала, какие у него костлявые плечи. Другой рукой я взбила подушки и подложила их так, чтобы старик мог опереться на них и не падать.
   - Теперь ты понимаешь, что могла повториться история двадцатилетней давности, - раздражение все еще не покинуло его, а точно нарастало с каждым сказанным словом. - Я мог бы потерять его, как потерял сына. И все из-за дев... из-за трижды проклятых чувств!
   - Не вижу ничего общего. Отец и мать любили друг друга, а вы встали между ними. Это вы выгнали отца из своей жизни. А Дамьян боготворит замок, как и вы, он никогда бы...
   - Говори да не заговаривайся, Роби. Он уже отрекся от Китчестера во имя другой победы. Победы над тобой! А значит, с самого начала я был прав.
   - Даже если вы и правы, я все равно не вижу смысла в вашем решении.
   - Все очень просто, Роби, - старик закрыл глаза и указал пальцем в сторону окна. - Закрой шторы. Хватит с меня яркого света... Иной раз так прихватит - хоть сразу в гроб, чтоб не мучиться! Спину словно бревном передавит, в голове чугун, глаза режет, аж мочи нет. Лежишь, а мысль только одна: когда же уже... Но к черту нытье, эдак я нашей недужнице сподоблюсь.
   Против воли я улыбнулась. Жесткие волосы на плешивой старческой голове, сальные и пахучие, упрямо торчали в разные стороны, как взъерошенные перья мокрого гуся. Его глаза, под все еще закрытыми веками, нервно бегали.
   - Я наблюдал за ним с того момента, как вы встретились, - заговорил граф. - Ты представляла для него опасность, и я боялся, что он отчебучит что-нибудь эдакое, чтобы избавиться от тебя. В то время мальчишка был неуправляем. Дикий бес...Совершенно дикий. Бороться с ним, что плевать против ветра! Но Дамьян бездействовал... Хотя мне докладывали, что он интересуется тобой, а однажды вас видели вместе на гулянии. Вы разговаривали! Это не лезло ни в какие ворота!... А потом, потом я узнал и твои чувства к нему.
   - Но... - я запнулась, не справившись с накатившей волной смущения.
   - Ну-у, раскалилась, как чугунная сковорода, - старик закряхтел, веселясь. - Полно, у тебя на лице все написано, чего уж темнить... Только я сразу понял, что ты от макушки до пят Китчестер. А наша гордость не позволяет нам связывать себя узами со всяким отребьем. Какой бы ни был Дамьян хороший делец, но он - самая дурная партия. Он - блудливый кот, мерзавец и плебей, он не достоин тебя. Так думала ты тогда, так думаешь и сейчас. И если бы не Китчестер я был бы на твоей стороне. Но Китчестер все изменил...
   - Вы ошибаетесь, я не думаю так. Я совсем так не думаю! - мой голос дрогнул и сорвался на визг. Мне стало стыдно. До слез стыдно.
   - Я вижу тебя насквозь, Роби. Ты маешься от того, что Дамьян такой, какой есть. Ты маешься, потому что не в силах решить - остаться верной своему благоразумию или же попрать гордость и достоинство, доставшиеся тебе от предков, и вступить в брак с недостойным человеком... Я предугадывал, что так и будет. Ты откажешь ему и, если тебя ничто не будет здесь держать, уедешь. Дамьяну пришлось бы выбирать: ты или Китчестер. Честно скажу, тогда я даже не догадывался, какой выбор сделает мальчишка. Но разве я мог рисковать? Разве мог положиться на судьбу, когда уже однажды совершил роковую ошибку?! Я должен был думать о будущем Китчестера! Я уже стар, болен и стою на краю могилы, у меня нет времени на сантименты...В моем положении все средства хороши! Мне надо было во что бы то ни стало сделать так, чтобы вы оба оказались связаны друг с другом и с Китчестером... Теперь ты понимаешь, почему я вписал тебя в завещание? Я хотел поймать двух зайцев сразу: удержать тебя здесь, тогда Дамьян получил бы и тебя, и Китчестер; и хотел загладить свою вину перед тобой и... сыном, - ведь ты любишь этого поганца, а я своим решением не оставил бы тебе выбора, тебе пришлось бы выйти за него!
   - Неплохо вы все продумали, - усмехнулась я, когда он закончил говорить и, весь как-то съежившись, ожидал моего ответа. - Я понимала, что вы неспроста затеяли эту шараду с наследством. И потом, вы как-то обронили фразу, что я, возможно, скажу вам "спасибо" за вашу настойчивость... После этого я могла бы давным-давно догадаться обо всем.
   - Ты сердишься на меня?
   - Не думаю, что вас действительно волнуют мои чувства. Единственное, что вас заботит, так это Китчестер. Ради него вы готовы пренебречь даже собственной гордостью и доверить вашу главную драгоценность такому недостойному типу как Дамьян - "черной кости", нищему заморышу, отребью, с каким род Китчестеров не должен иметь ничего общего... Я оказалась пешкой в ваших руках, средством, с помощью которого вы хотели добиться своего. Как же вы похоже с леди Редлифф в этом! Но, что же говорить, вы ведь Китчестеры! Что для вас люди, родные или чужие? Всего лишь средство... Ими можно управлять, помыкать, пренебрегать или же жертвовать, если что-то пойдет не так, как планировалось... Вы знали, на что обрекаете меня. И когда на меня напали в башне, вы прекрасно поняли из-за чего. Но даже это не остановило вас. Считая виновным Дамьяна, вы, вопреки этому, защищали его, твердили о глупой шутке, успокаивали меня - и все лишь потому, что вы думали о будущем Китчестера! А теперь погибла Сибил! Будь он проклят, будь проклят ваш бесценный Китчестер!
   Во рту появился вкус горечи, горло пересохло, будто я целый день бродила по пустыне под палящим солнцем.
   - Но я не знал... я не предполагал, что все обернется таким безобразием! Ты должна верить мне, Роби. Я не думал, что Дамьян... или кто-то другой зайдет так далеко, чтобы завладеть замком. Теперь я уже ничего не понимаю! Я считал, что это проделки Дамьяна, что он хочет напугать тебя, но не навредить! Ведь я вижу - он неравнодушен к тебе! Но эта наглая выходка, это убийство! Оно все меняет! Если это не мальчишка, а я не верю, что он мог ошибиться, то кто? И потом, он отказался от Китчестера, пошел на принцип - это доказывает его невиновность... Но кто убийца?! Только не эти душегубы с болот! Чушь... Враки чистой воды...
   - Но вы позволили обвинить и судить их! Для вас это было облегчением, потому что "грязное белье" осталось не переворошенным! А Китчестер не подвергся оскорблению!
   Старик хмыкнул и едва заметно покачал головой. Крупная капля пота скатилась со лба по виску, на миг зависла на скуле, затем упала на морщинистую шею и скрылась под фланелевым воротником.
   - И все же вы ошиблись, - более спокойным тоном сказала я. - Я не такая как вы. Возможно, во мне есть что-то от Китчестеров, как-никак мы одна кровь. Но я другая.
   - Да, в тебе есть душа, - устало просипел дед. - Невинная и бескорыстная. Дамьян разглядел ее и возжелал больше, чем груду никчемных камней. Наверное, он прав. Я же остался один на один с этим древним монстром. Китчестер умрет вместе со мной.
   Наступило молчание. Старик напрягся, вновь закрыв глаза, будто прислушивался к отголоску своих слов, не совсем понимая, что только что произнес. Силы его давно иссякли. Ему все тяжелее давалось бодрствование и, по-видимому, хотелось только одного - забыться.
   - Я лучше пойду, - сказала я. - Я вас утомила.
   Он положил мне на плечо иссохшую руку с птичьими пальцами и сжал с удивительной для ослабленного болезнью старика силой. Он не собирался сдаваться.
   - Останься здесь, Роби. Ты все, что у меня есть... Китчестер и ты...
   Я почувствовала в себе сопротивление, но он был старым и больным, и все-таки он повелевал, и я позволила ему это.
   Когда я вошла в свою комнату, я увидела, что запирать дверь не понадобится. У окошка, опершись локтями в каменный подоконник и подперев подбородок кулаками, стояла Жаннин.
   - Мы тебя ждали, - сказала она вместо приветствия. - Старик не хотел помирать без тебя.
   - Он не умрет, - грубо бросила я.
   - Но врач сказал, надежды нет. Мы все как на иголках. Леди Редлифф уже отдала некоторые распоряжения насчет похорон.
   - Не слишком ли она торопится?! Он борется, - отрезала я. - Жаннин, чего вы хотите? Ведь вы не просто так сюда зашли?!
   Она широко раскрыла глаза, сиявшие искренностью и сердечностью, но я не слишком им доверяла. Несколько секунд женщина обдумывала ответ. Наконец, произнесла:
   - Ты должна переубедить моего сына.
   - Переубедить в чем?
   - Отказаться от этой шальной мысли с документами! - выпалила Жаннин и сцепила в кулак руки. - Из-за этих чертовых бумаг, что он подписал, мы лишились всего! Теперь он не сможет владеть Китчестером! И все из-за тебя! Я никогда не думала, что мой сын окажется таким простофилей. Похоже, он свихнулся! Ты обязана переубедить его! Ведь ты сама столько раз заявляла, что тебе не нужен замок. Ты имеешь влияние на него, мы все прекрасно в этом убедились. Так воспользуйся им! Ты же не хочешь, чтобы мы, по твоей милости, оказались на улице, когда замок перейдет к Элеоноре!
   - Я не сделаю ничего подобного, миссис Клифер. - отчеканила я не своим жестким голосом. - Дамьян так же своеволен и упрям, как и мой дед. Недаром граф питает к нему большую приязнь, чем питал к своему собственному сыну. Дамьян не отступится от своего решения, даже если я встану перед ним на колени, чего я, естественно, делать не собираюсь.
   - Ты бессердечная, - воскликнула Жаннин и заломила руки на груди. - Тебе нет совершенно никакого дела до чужого горя!
   Она проскочила мимо меня, обдав сладким ароматом ванили и сдобы, и выскочила в коридор, при этом столкнувшись и чуть не сбив с ног Джессику, оказавшуюся в столь неудобном месте, как раз рядом с моей дверью. Что это - случайность? Или же мисс Рассел, как истинный секретарь, обязала себя вникать во все дела, что свершаются под крышей дома ее работодателя? Мы обменялись с ней взглядами. В моем - враждебности было не меньше, чем в ее.
   А на следующий день пропал Мэтью Уолтер.

ГЛАВА 37

   - Найтингейл, ты не видела мистера Уолтера?
   Жаннин на цыпочках вошла в комнату деда и, прикрыв скрипнувшую дверь, застыла на пороге, вцепившись пухлыми пальцами в изогнутую в виде розы медную ручку. Ее лоснящийся лоб, похожий на катыш мягкого сливочного масла, прорезала тревожная морщина.
   - Нет, только вчера во время ужина, - отозвалась я шепотом. Дед спал, беспокойно постанывая и покряхтывая во сне. С утра он чувствовал себя немного лучше, похлебал куриный бульон и после даже выдал какой-то анекдотец времен своей молодости. Но доктор снова и снова повторял, что не знает, стоит ли доверять этим обнадеживающим признакам.
   - А в чем дело? - властно осведомилась леди Редлифф.
   - Мистер Уолтер пропал, как сквозь землю провалился, - всплеснула руками Жаннин. - Эллен сказала, что он не ночевал в своей спальне. Я опросила всех, но никто не знает где он. Бедняжка страшно обеспокоилась. А в ее состоянии нервическая паника крайне не желательна!
   - Это ее обычное состояние, и она всегда в панике! - высказала Элеонора и присовокупила. - Пора бы уже привыкнуть к ее мифической инвалидности!... А его вещи на месте или пропали вместе с ним? Мало кому не опротивеет вид моей дочери. Не много же радости жить бок о бок с выходцем с того света!
   - Все на месте. И его книжечка...без нее он бы не...он бы не ушел без нее.
   - Да тебя никак всю трясет! - заметила старуха с сарказмом. - Эллен беззастенчиво глупа! Как я вижу, некоторым от этого польза. И не смей отпираться, милочка! Но меня абсолютно не заботит с кем из прислуги муж моей безмозглой дочери крутит амуры... Ты хотела что-то сказать, Жаннин? Или тебя покоробило слово "прислуга"? Не думала, что ты до сих пор находишься в безмятежном неведении относительно своей роли в Китчестере... Найтингейл, твоя помощь мне не требуется. Сходи к Эллен и узнай в чем дело. Главное, постарайся привести ее в чувство. Я не в силах выдержать еще и ее затяжные приступы.
   - Вы намереваетесь довериться мне? Помнится, в прошлый раз вы были недовольны моим посещением Эллен.
   - А разве есть выбор? Мисс Рассел уехала по моему поручению в Солсбери. Я же не ожидала, что мой размазня-зять создаст нам проблемы.
   Закрыв книгу, я положила ее под подушечку на стул, и, прежде чем выйти, подошла к старику. Он спал. Но его истрескавшиеся губы непрерывно шевелились, как будто во сне он вел с кем-то оживленную беседу. Над кроватью повис тяжелый запах кислятины, исходивший из стоявшей на тумбе оловянной плевательницы, в которую дед отхаркивал мокроту. Там же лежала и вишневая трубка, набитая крепким табаком. Курить старику было строго запрещено, и он довольствовался тем, что во время бодрствования частенько подносил трубку к своему грушевидному носу и вдыхал вожделенный табачный дух.
   Жаннин вызвалась проводить меня. После гнусных нападок Элеоноры деланное радушие на ее лице сменилось страдальческой гримасой, по всей видимости, не мнимой. Как только мы скрылись от свинцового взгляда старухи, женщина привалилась к стене и запричитала, жалуясь на несправедливость обманщицы-судьбы. В конце концов, фейерверк слов и эмоций сменился неиссякаемым потоком слез, которые Жаннин судорожно растерла на пухлых щеках.
   Мне было и жаль ее, и в то же время я гадала об ее истинном облике. Вполне возможно, что сейчас передо мной была убийца. И тогда ее щедрые слезы были не чем иным, как блестящей и, несомненно, лучшей частью продуманной игры. Без сочувствия в голосе я напомнила ей о мистере Уолтере. И миссис Клифер, шмыгая носом, поплелась за мной.
   - Я просто старалась всем угодить, - призналась она, доверительно косясь на меня. Слезы уже высохли и лишь красноватые следы на припухших щеках свидетельствовали о недавней сцене. - Я смирилась с участью бедной родственницы, и всеми силами старалась терпеть и угождать, чтобы заслужить одобрение... Я делала все, что они требовали! И даже больше! Старалась, чтобы всем было хорошо... Но так и осталась приживалкой! А какая-то мисс Рассел, бесстыжая гадюка, пользуется в этом доме большим уважением, чем я... Я ненавижу их всех! Я так мечтала, что, когда Дамьян станет хозяином, я хорошенько намылю их спесивые рожи... А теперь... теперь старику осталось недолго, и как только он преставится, нас вышвырнут отсюда. Обратно в грязь, обратно в клоповник...
   - Но вы не будете бедствовать. Дамьян много работал, он сможет обеспечить вас.
   Мы уже поднялись на третий этаж и остановились у входа в солярий, за которым находились спальни Уолтеров.
   - Ха, не смеши меня! Вроде бы Дамьян сделал какой-то капитал на своих делишках, но этих денег - мизер! Он без продыху гнул спину, трудясь в теплицах, принадлежавших графу. Но полагал, что скоро станет хозяином всего этого. А в итоге - все, что заработал мой сын, досталось Китчестерам! Из-за тебя мой сын оказался ни с чем!
   - Значит, если бы не мое появление, вы бы катались как сыр в масле, став здесь хозяйкой. А я расстроила ваши блаженные мечты. Я очень сильно мешала вам...
   - Еще бы, конечно... - но вдруг Жаннин резко оборвала себя. Ее влажные глаза ошеломленно округлились и, казалось, готовы были выскочить из орбит, так она была встревожена и поражена. - Постой, постой, Найтингейл, дорогая, уж не думаешь ли ты, что это я пыталась причинить тебе зло! Это оскорбительно...это унизительно! Когда-то я была очень, очень известна и слава обо мне гремела во всех театральных кругах! И опорочить имя, увенчанное лаврами, подобным срамом... Нет, это немыслимо! Найтингейл, дорогая, скажи, что это всего лишь бестактная шутка. Ты не можешь так думать!
   Я сжала губы и придала своей физиономии неприступное выражение, дабы продемонстрировать ей, что я, хоть и соловей, но баснями меня кормить не следует.
   - Тогда почему вы сильно испугались, когда я в бреду сказала, что вас не было в спальне? А в отваре, которым вы меня угостили, было снотворное! Кто еще мог подсыпать туда его кроме вас? Ведь вы же готовили отвар!
   - Да кто угодно! - воскликнула Жаннин звенящим голосом. - Ты думала, я не пойму, что ты подозреваешь меня? Я же не дурочка, Найтингейл!... В тот вечер я не сразу поднялась к тебе. Надо было взять грелку и... кое с кем договориться о...об одном деле. Я отлучилась, оставив поднос на кухне. Так вот, любой мог подсыпать туда снотворное! Правда, я спрашивала потом Гривз и служанок, они сказали, что никого не видели. Но им было не до этого, ведь ужин к тому моменту закончился, и они убирали стол.
   Сама святая простота сейчас выжидательно глядела на меня. Столько искренности и участия светилось на лице Жаннин, что не поверить ей - значит свершить жестокосердное преступление.
   - Тогда чего вы так испугались с мистером Уолтером?!
   - Так это ты подслушала нас! - на краткий миг за вуалью простодушия в коровьих глазах сверкнула злость. Но Жаннин тут же подавила в себе истинный порыв чувств - недаром ее имя когда-то гремело во всех театральных кругах! Хотя как сие чудо осуществилось с ее то весьма скромными талантами, осталось для меня необъяснимым.
   - Значит, ты все знаешь про меня и... Мэтью! - она прижала кулаки к вздымавшейся груди, от волнения рисковавшей покинуть границы декольте. - Ты никому не сказала?
   Я промолчала, но женщина, не дожидаясь моего ответа, взмахнула руками, точно подстреленная утка, и сдавленно забормотала:
   - Хотя какая теперь разница! Я все равно окажусь на улице. Но это же несправедливо! Несправедливо... Я столько всего сделала для этого дома, и ни капли благодарности! Лишь презрение и одиночество! А раньше меня всегда окружали толпы джентльменов... Ах, как я скучаю по ним! Это были лучшие годы моей жизни! Но я нашла отдушину в мистере Уолтере. Конечно, он не мог воспламенить меня, но за неимением другого... Да и он был явно не против... Еще бы, двадцать лет трястись над чахлыми мослами!!! Только мы сильно рисковали. Если бы связь раскрылась, граф не пощадил бы нас. Мэтью всегда трусил! На наших встречах он дрожал, как гороховый стручок на ветру... В ту ночь мы таились в служебных помещениях а, когда возвращались, услышали крики и пошли со всеми... Но только представь, как мы испугались после! Ведь нас могли не только уличить в адюльтере, но и заподозрить в сговоре против тебя... Что в гневе мог сотворить с нами граф, даже страшно было подумать!!! А я еще тогда смела надеяться... Еще не знала, что Китчестер может уплыть из под носа Дамьяна! А теперь уже все потеряно! И Мэтью куда-то пропал! Куда же он мог деться?!
   Я слушала ее, а сама спрашивала себя: "Верю или не верю ей". С одной стороны Жаннин говорила так, будто слова шли от чистого сердца, правдоподобно и непритворно. Но с другой - она сама себя считала мастером тонкой игры, так что, навострившись в лицемерии и изворотливости, могла лгать весьма искусно.
   Разговор с ней не принес мне заметного облегчения. Хотя кое-какие факты я узнала. Например, что в стакан с отваром снотворное мог положить любой из обитателей Китчестера. Но что мне это давало? Только еще больше вопросов и подозрений!
   Когда мы, после короткого стука в дверь и едва прошелестевшего "войдите", попали в комнату Эллен, то обе сощурились от непривычного дневного света, бившего в незашторенное окно. Миссис Уолтер лежала на тахте, сильно зажмурившись и обхватив голову руками.
   - Может быть, закрыть шторы? - предложила я.
   - Нет! - резко выдохнула Эллен и разлепила глаза. - Надо просто привыкнуть к свету, и резь пройдет. Я позволила себе маленькое баловство со шторами, но мне так надоел сумрак. И впрямь, чувствуешь себя погребенной в могиле.
   - Яркий свет - встряска для больного организма. Вам итак пришлось сегодня понервничать. Так что будьте душечкой, Эллен, давайте занавесим окно.
   - Жаннин, вы радеете обо мне не менее горячо, чем моя Тереза. Если бы она была здесь, то, несомненно, запретила бы мне подобное ребячество.
   И вправду, стоглазого Аргуса, денно и нощно стерегущего здоровье и сон своей многострадальной хозяйки, на своем посту не наблюдалось.
   - Куда же подевался ваш сторожевой пес? - шутливо спросила я.
   - О, сегодня на мою голову сыплются все тридцать три несчастья! - раздраженно ответила Эллен. - Закончилась микстура для очищения крови, и Тереза поехала за ней аж в Солсбери. У доктора Тодда иссяк запас еще на прошлой неделе... Жаннин вы что-нибудь узнали?
   - Я опросила буквально каждого! Никто не видел мистера Уолтера со вчерашнего ужина.
   С губ Эллен сорвался тревожный возглас. Щеки ее горели лихорадочным румянцем, а пальцы, теребившие белое кружево на воротнике, сильно дрожали. Мне совершенно не нравилось ее состояние. Женщина была необычно возбуждена, будто стояла на грани истерики.
   - Где же мой муж? Неужели... неужели с ним что-то случилось? - нервно воскликнула она - После всего, что произошло... Я так боюсь! Страшно боюсь.
   - Только не вздумайте мандражировать! - Жаннин сдавила хрупкое запястье больной. - Ох, у вас ритмы частые! Сейчас я спущусь и сделаю вам отвар, он ослабит горячку и успокоит. Эллен, вы не должны впадать в панику!
   - Жаннин вы так добры! Вы и Найтингейл, единственные, кто печется обо мне... Но как же мне не беспокоиться? Он не мог уйти, не сказав никому ни слова. Нет, с ним что-то произошло. Что-то нехорошее... Да, да... нехорошее...
   Негромкий стук в дверь прервал ее. Робко вошла Джудит и сообщила, что леди Редлифф требует к себе миссис Клифер. Жаннин на мгновение скуксилась, но уже в следующую секунду поспешно засуетилась вокруг изможденной женщины, растирая ей руки и обещая тотчас же вернуться с отваром, как только леди Редлифф отпустит ее.
   - Идите, идите, Жаннин! Не гневите матушку задержкой из-за меня, - нетерпеливо велела миссис Уолтер. - Вы же знаете, как она будет возмущена. Мы обе... я буду виновата.
   Когда мы остались одни, Эллен вновь закрыла глаза. Но через пару минут, вдруг поднялась с тахты и неровным шагом направилась к узкой двери в дальней стене, ведущей в спальню ее мужа.
   - Я должна еще раз все осмотреть, - услышала я торопливые слова. - Может быть, он оставил мне записку. Он не мог... исчезнуть... Он где-то спрятался. Это так на него похоже... спрятаться.
   - Ну, конечно же, он спрятался! - воскликнула я, озаренная догадкой. - Эллен, помните, он все время твердил, что спустится в подземелья и напишет свой шедевр! Он там! В подземельях!
   - В подземельях, - бессмысленно повторила она, точно не осознавая, о чем речь.
   - Наверняка, он там! Я возьму лампу и спущусь туда. Я приведу его, даже если он будет сопротивляться! Если его там нет, то о крайней мере, мы будем точно это знать.
   - Нет! Нет, нет, нет, - надрывно выдохнула Эллен, и бросилась ко мне. - Нет, Натингейл, ты не можешь туда спускаться. Там... там... живут мертвецы. Я слышала, как они стонут... Это ужасно, ужасно... И там сквозняки, они убьют тебя, убью, как моего мальчика.
   - Эллен, успокойтесь, прошу вас, - я осторожно высвободилась из ее судорожной хватки, - Я уже однажды спускалась туда. Уверяю вас, там нет ничего смертельного, хотя и жутковато немного. А сквозняков и привидений я не боюсь.
   По ее телу прошла сильная судорога. Я испугалась, что еще чуть-чуть и бедная женщина лишится чувств.
   - Тогда я пойду с тобой! - неожиданно твердо произнесла она.
   - Что вы говорите, Эллен! Вы же еле на ногах держитесь!
   - Там мой муж!
   Против столь категоричного заявления я не могла ничего возразить.
   - Хорошо. Но дайте мне слово, как только почувствуете себя хуже, сразу же вернетесь.
   Но женщина не ответила мне, я сомневалась, что она вообще услышала меня. Ее воспаленные глаза, очерченные темными кругами, были абсолютно пусты, словно сознание самовольно покинуло ставшее неугодным тело.
   - Эллен, Эллен! Это безумие! - я сжала ее плечо. - Никуда вы не пойдете. Оставайтесь тут. Скоро к вам поднимется Жаннин. А я схожу и посмотрю, это займет всего четверть часа.
   - Я должна быть сильной, - прошептала в ответ Эллен. Ее стеклянный взгляд стал более осмысленным. Веки несколько раз медленно, словно нехотя, опустились и поднялись, и взгляд остановился на моем лице. - Я должна, должна... надо пойти туда... Там мой муж, я найду его.
   Немного пошатываясь, она прошла в свою комнату, взяла с тахты толстую шерстяную шаль и старательно обмотала ею плечи. Затем зажгла керосиновую лампу и, держа ее в одной руке, кивнула мне, дав понять, что готова.
   Моросил мелкий дождь, окропляя лицо и холодными струйками скатываясь по шее за воротник блузы. Весь путь до высокой башни с огромной дверью, ведущей в подземелье, мы проделали молча. Эллен будто не замечала неприятной сырости, так же как не замечала и меня, шедшую чуть позади. Только беспрерывно теребила бахрому на шали.
   Дубовая дверь оказалась открыта настежь.
   - Он там, - выдохнула Эллен и, не раздумывая, скрылась в чернеющем проеме.
   Только однажды я была здесь. Это не то место, куда тянет вернуться еще раз. Более того, в этих подземельях до сих пор витал дух чего-то невыносимо гнусного и страшного, так что даже в прошлый раз, когда мы с Джессикой были здесь, единственным желанием моим было - как можно скорее выбраться на свет.
   Я шагнула следом за Эллен. Все время, пока мы спускались по истертым ступеням, мне казалось, что я слышу позади себя чьи-то шаги, и будто чьи-то ледяные руки тянутся ко мне, чтобы утащить в непроглядную бездну. Все это было, конечно, игрой воображения, но сердце тяжелым камнем бухало в груди, потворствуя страху.
   Мы вышли на площадку перед арочным входом, оскалившимся острыми зубьями решетки. Желтое пятно света пробежало по стене и низкому потолку, на краткий миг выхватив львиную морду, высеченную под полуистлевшим щитом. Я точно почувствовала на себе застывший взгляд каменных глазниц льва, немилосердно проникший в самые потаенные глубины моей души. Пока я оробело всматривалась в очертания грозного стража, Эллен скрылась во тьме. Ни секунды не задумываясь, она устремилась в один из туннелей, в тот, который вел к тюремным камерам. И я торопливо последовала за ней.
   Вдруг что-то коснулось моего лица, словно холодная, влажная ладонь. Я отшатнулась и вскрикнула, и мой собственный голос эхом вернулся ко мне. Я протянула руку к лицу и поняла, что угодила прямо в паутину. Стряхнув ее, я поспешила уверить Эллен, что со мной все в порядке, но женщина, даже не заметила мой вскрик. Она застыла в проеме, ведущем в длинный зал, и что-то невнятно бормотала.
   Нервы мои были натянуты до предела, я еле удерживалась от того, чтобы поминутно не оглядываться через плечо. Мне хотелось повернуть назад, но я не могла оставить больную женщину одну в этом ужасном месте. Тем более я сама подала идею спуститься сюда, о чем теперь сильно жалела. Однако мне самой было досадно за свою трусость, поскольку Эллен, по сравнению со мной, оказалась храбрее.
   - Мистер Уолтер! - позвала я и прислушалась. Несколько долгих секунд мы стояли в безмолвии, словно отрезанные от всего мира, и ни одного звука не раздалось в ответ. Нас окружала непроницаемая темнота.
   - Вашего мужа здесь нет, - сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
   - Ты ошибаешься, он там, - прошептала Эллен и махнула рукой, указывая вперед. Крохотное пламя в лампе взвилось и затрепыхало, от чего наши тени заплясали по стенам в диком вертеже.
   - Но...
   - Надо все осмотреть здесь. Вдруг с ним случилась беда!
   Она подняла лампу высоко над головой и осветила заплесневелые стены, покрытые копотью и грязью, и ряд крошечных клетушек, зарешеченных толстыми прутьями. Решетка самой первой от нас камеры была поднята. Именно сюда мы с Джессикой зашли, когда осматривали подземелье. Мне совершенно не хотелось искать мистера Уолтера.
   Рядом со мной, сомкнув узкие пальцы на своем горле, надрывно вздохнула Эллен. Все это время она храбрилась, скованная страхом за мужа. Но силы покинули и ее. Только горестные всхлипывания слетали с ее обескровленных губ.
   - Пожалуйста, Найтингейл, - надрывно выдохнула она и застонала, крепче стискивая горло. - Я... я чувствую, что он там. Ты должна... пожалуйста.
   В ее голосе сквозила невыразимая печаль. Еще миг и мучительные, безудержные рыдания сотрясут ее изможденное тело. Протяжный стон вновь сорвался с ее губ. Такой до боли скорбный, такой щемящий, он прошелестел в воздухе и растворился, вызвав у меня дрожь в коленках. Мне показалось, что я уже слышала похожие звуки... Но, нет, нет, в этих стенах все кажется каким-то нечеловеческим, каким-то душераздирающим...
   Набрав в грудь, наверное, целый галлон воздуха, я спустилась с высокой ступени, разделявшей коридор и тюремный зал, и шагнула к клетке. Заглянула в нее. В крошечную щель под потолком, забитую грязью и паутиной, все же умудрялась проникать тусклая, рассеянная полоска дневного света. Без лампы в руках Эллен этого слабого луча было бы недостаточно, чтобы разглядеть испещренный трещинами пол с огромной отхожей дырой в центре и исцарапанные надписями стены. В камере никого не было.
   - Пусто, - громко произнесла я. - Нам надо возвращаться. Возможно, его давно нашли...
   Я повернулась, но, не сделав и пары шагов, застыла, не веря глазам. Эллен все так же стояла на ступеньке, держа на уровне груди лампу. Но теперь она возвышалась надо мной. Очертания фигуры терялись в полумраке, желтый свет снизу падал на ее лицо, и чудилось, будто оно, отделившись от тела, зависло в воздухе и сияло в темноте. Словно бесплотный дух, призрак, забредший в мир живых и занявший место Эллен.
   Другим был теперь ее облик, другим стало ее лицо; передо мной стояла совершенно другая женщина. Глаза ее сузились, рот сжался в жесткую тонкую линию, будто маска сползла с ее лица и обнаружила то истинное, что под ней скрывалось. Сама ненависть была здесь.
   - Эллен, что с вами? - я никак не могла поверить в ее преображение.
   - А что со мной? - голос ее был тих и спокоен, словно в глазах не светилось холодная злоба, так мать могла бы обратиться к непослушному малышу. - Ты же умная, должна все понять.
   - Так это вы!
   - Ты удивлена? Но почему? Неужели ты никогда не думала обо мне, когда искала ответ? Но нет! Кто будет подозревать убогую идиотку? Видишь, я все продумала. Я умна, Найтингейл. Гораздо умнее тебя.
   - Вы хорошо разыгрывали болезнь и немощь!
   - Да. Я обманула их всех! - она удовлетворенно кивнула.
   - Но ведь вы столько лет, еще до моего появления, изображали больную! Зачем? Вас же считали сумасшедшей!
   - Так было нужно! Ради моего сыночка Леми! Они не должны были видеть во мне врага. Для них я стала безвольной, слабой, хворой... Они видели во мне только безмозглую дурочку, но мне было все равно...Все равно! Я думала только о Леми, о моем Леми... Долгие годы мучений, тревог, ожидания... И, когда мой сынок появился на свет, я была горда, неимоверно горда им... Но разве ты можешь понять, что чувствует мать?!
   Эллен зажмурилась. Ей потребовалось время, чтобы собраться с силами и продолжить говорить. Голос ее был полон непереносимой боли.
   - А я была, была матерью целых одиннадцать месяцев!!! Мой малютка, мой Леми, мой сынок...Одиннадцать месяцев он улыбался мне, любил только меня одну, свою мамочку! Но потом... потом он ушел. Потому что они убили его! Они убили моего сыночка! И я должна была отомстить им! Я знала, что время придет, и я отомщу, отомщу с лихвой!
   - Но ваш сын был болен! Он простудился.
   - Это они так сказали! - вскричала Эллен, вцепившись стальной хваткой в концы шали. - Они думали, я ничего не пойму. Но я все, все поняла... Я сразу раскусила их хитрую уловку.
   - Что вы поняли? Какую уловку?
   Женщина крепко сжала губы, запрещая самой себе говорить. В уголках рта проступила кровь. Она хрипло застонала, и слова сами, против ее воли, вырвались наружу:
   - Они специально подстроили так, чтобы Леми заболел! Они всюду шастали, распахивали двери, впускали сквозняки... Холод был повсюду: бушевал, свистел, и только и думал, как подкрасться к моему сыночку, как забрать его у меня. Я твердила им, что сквозняки смертельны, но они все смеялись надо мной... А потом это случилось... Я смотрела, как он мучается, как ледяные жестокие пальцы сквозняков душат моего сыночка, высасывают из его крохотного тельца теплую жизнь... Я смотрела и не могла помочь, я была бессильна, бессильна...Я не смогла уберечь его! О, как я несчастна!
   Нестерпимый крик вырвался из ее груди. От этого крика внутри меня все перевернулось. Где-то у горла стоял ком ярости, беспросветного отчаяния, жалости и чего-то еще, чему названия я не знала. В эту минуту я должна была бояться за свою жизнь, но я думала только об этой несчастной.
   - Все решили, что я сошла с ума. Но я хотела этого. Так легче мстить! Мне надо было только дождаться подходящего момента. И, когда бы он наступил, я сразу поняла бы, как надо действовать... Нет, я не сошла с ума, я умнее, гораздо умнее всех вас! Если бы у меня помутился разум, разве я смогла бы узнать моего мальчика, когда он пришел ко мне?
   - Леми пришел к вам?! О чем вы говорите, Эллен? Он не мог прийти к вам, он умер!
   - Да, да, он умер, и не мог прийти - она лихорадочно закивала головой. - И в то же время мой сын вернулся ко мне. Я молилась, чтобы Господь сжалился надо мной, и он услышал бедную мать!
   - Мне кажется, я понимаю. Вы приняли Дамьяна за вашего маленького Леми?
   - О, нет! Конечно же, нет!
   Внезапно Эллен наклонилась. От ее резкого движения я сделала шаг назад, встав под нависшую над головой решетку камеры. Мне почему-то показалось, что Эллен сейчас кинется на меня. Но женщина только поставила лампу на каменный пол, чуть в стороне от ступени, и выпрямилась. Она снова заговорила. И сделала это, прижав дрожащие пальцы к виску, словно пытаясь утихомирить боль, раскалывающую череп.
   - Мой Леми теперь всегда со мной! Он здесь, - она с силой сжала голову. - Однажды он пришел ко мне и больше никогда меня не покинет... Он говорит со мной, говорит, как любит свою маму, как скучает... Он знает, что я вижу его... Ах, как я хочу взять моего ангелочка на руки, прижать к сердцу! Мой... только мой...Теперь моему мальчику нечего бояться, никакие сквозняки не страшны ему... Но скоро я приду к нему... и тогда все будет хорошо...
   Ее неподвижный взгляд уперся в стену позади меня. Она принялась раскачиваться. Неистово, слепо. Все ее тело сотрясалось в немом рыдании.
   - А Дамьян... Он мог бы быть моим сыном. Правда, правда... Я люблю его, так же как и моего мальчика. И Леми нисколько не возражает, наоборот, хочет, чтобы я помогала ему во всем. Ведь он тоже одинок... Его настоящая мать - бессердечна, она не любит его! А я... я заботилась о нем, ласкала, как мать ласкает сына. Я заменила ему мать. Мы очень сдружились...Такой сын мог быть у меня, если бы ему дали вырасти!
   - И вы решили, что Дамьян получит самое лучшее, то, чего лишился ваш сын, - Китчестер?
   - Было совершенно правильно, что дядя выбрал его. Он любит замок, он боготворит его! Я была спокойна и счастлива, зная, что теперь он навсегда останется здесь, со мной. Это его дом... Он достоин владеть Китчестером больше, чем кто-либо другой... Но потом появилась ты!... И тогда я поняла, что наступил момент, какой я ждала долгие годы. Пришло время мстить! Мстить за моего ангелочка, за моего сына, которого они убили! Раз Дамьяну не достанется замок, разве справедливо, что он достанется тебе? Они все хотели, чтобы это была ты. "Чистая кровь Китчестеров", - вот кто ты для них. А мой Дамьян - жабеныш, позор, осквернитель! Но я не могла допустить такой несправедливости. Я должна была убрать тебя, чтобы освободить место для того, кто достоин занять его. Для моего Дамьяна! И тогда они бы все взвыли, они были бы уничтожены, растоптаны в грязи позора! Особенно моя драгоценная матушка. Она бы не пережила... И Леми подсказал мне, как надо действовать! Мой Леми, он очень, очень умный!
   - Никогда бы не подумала, что у призраков такой высокий интеллект, - съязвила я.
   Но мне самой было не до насмешек. Я утратила всякое представление о времени. Мне чудилось, что мы провели в этом жутком месте вечность. Когда же нас хватятся? Кто-нибудь догадается, что мы тут? То, что Эллен была безумна, не было сомнений. Хотя сама себя она считала абсолютно здравой, умнее всех нас. Пока она говорила, я не боялась ее нападения, но что произойдет, когда ее исповедь закончится? В памяти с яркостью всплыла кошмарная ночь в башне. А ведь она была там! Эллен пыталась столкнуть меня в провал. До сих пор мое тело хранило отпечатки ее сильных, ловких рук, когда она цеплялась в меня и тащила к провалу.
   Миссис Уолтер оказалась вовсе не беспомощной, не изможденной и совсем не хрупкой женщиной, требовавшей постоянного ухода и ежедневно страдавшей приступами.
   - Но сначала мы не хотели тебя убивать! - тем временем продолжала говорить Эллен. - Леми сказал, надо напугать. Помнишь, мы пошли в часовню? Как замечательно, что матушка решила отыграться на мне и послала тебя сопровождать! Лучшего места и не придумаешь! Тогда ты сильно испугалась, думала, что столкнулась с привидением!!! Ха-ха, я сделала все правильно, и мой мальчик был доволен мной... Но ты не уехала! Как говорит мать, ты слишком упряма... А потом я поняла, что случилось самое страшное, то, чего я никак не ожидала.
   - Неужели? И ваш Леми ничего не сказал вам или он тоже не знал? Удивительно...
   - Тебе стало мало Китчестера, так ты решила отобрать у меня Дамьяна! Моего, моего Дамьяна! Сначала я надеялась, что его увлечение тобой скоротечно. Но ты оказалась сильнее, ты сгубила его! Он стал слишком слабым, потерял голову... Но я сама знаю, что лучше для него, я сама дам ему это! Ты не оставила мне выбора! В этот раз я не буду бессильной, я не стану бездействовать, я уберегу моего мальчика... Я освобожу Дамьяна от тебя!
   - И вы решили ночью проникнуть ко мне в комнату, чтобы убить меня? Но у вас ничего не вышло, я всегда оставляла ключ в замке.
   - Но я надеялась, что ты забудешь об осторожности... Мой Леми был добр к своей мамочке и подсказывал, как надо действовать. Он сказал, воспользоваться моментом! Как-то я заметила, как ты выходишь из дома и идешь к сторожевым башням. Это был хороший момент! Мне надо было только столкнуть тебя вниз, но ты заметила меня...
   - Мне повезло, что рядом гуляли дети.
   - Да, да, дети... они помешали мне. Я бы не стала причинять им вред...
   - Тогда вы заманили меня в переход, где на лестнице был провал.
   - Мы все блестяще спланировали. Все бы подумали о несчастном случае. Но ты оказалась слишком сильной, хотя я и подсыпала в отвар снотворное... Наверное, его было мало, раз ты так сопротивлялась. Но я боялась переборщить, тогда бы я не смогла тебя разбудить.
   - Вы оказались талантливой актрисой.
   - Я многие годы жила притворством... Но все эти мучения не напрасны! - лицо Эллен наполнилось какой-то безудержной радостью. Она подняла глаза, словно в молитве обращаясь к небесам. - В этот раз Господь не допустит моего поражения. Я не ошибусь, я буду сильной! Ради моего мальчика! Ни ты, ни сквозняки - ничто не сможет разлучить нас! Он останется со мной... Навсегда, навсегда, как и мой ангелочек, как мой Леми... Никто не получит его, он любит только меня, только мне он улыбается... Мне - своей мамочке.
   - Вы сумасшедшая! - не отдавая себе отчета, выплюнула я слова, точно ядовитых жаб. - Вы убили Сибил! Вы сами уподобились вашим треклятым сквознякам, и подобно им забираете чужие жизни. Неужели вам безразлично, что вы причинили столько боли? Ведь вы сами пережили смерть сына и должны знать, насколько велико это горе - потеря близкого! Но вам ...
   Она перебила меня.
   - Все для него. Мое сердце. Мой разум. Ничто не повредит ему. Ничто. Никто. - Она прижала руки к груди, сминая и с силой, до хрипоты, стягивая на шее шаль. - Я не стала бы ее убивать. Нет, нет... Ты - сгубила его. Ты, не она... Но Леми сказал, она навредит нам! Сибил Рид - плохо! Я не могу огорчить моего мальчика... Ничто, никто не отберет его у меня.
   Вдруг она опустилась на пол и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони, в свои исхудалые белые ладони, которые начали мять, коверкать лицо, несмотря на то, что женщина пыталась найти в них защиту.
   - Так ее смерть не была ошибкой? - переспросила я. Возможно, я неправильно поняла бессвязные слова, но я не могла поверить, что эта безумная женщина разглядела в Сибил опасность. Что она могла сделать? Как помешать ее сумасшедшим идеям? - Зачем?
   Эллен не ответила. Она сидела совершенно неподвижно, освященная рассеянным, ламповым светом, таким умиротворенным, таким спокойным. Но вот ее ладони отлепились от лица, и она уперла в них взгляд, поворачивая их то тыльной стороной, то внутренней, точно пытаясь что-то рассмотреть. Внезапно ее мокрое, покрасневшее лицо исказилось, изо рта вырвался вопль, и руки молниеносно протянулись к стоявшей рядом лампе и в тот же миг с силой метнули ее в меня.
   Я увернулась. Но лампа пролетела выше и ударилась в перегородку камеры, в которую уходила решетка. Над головой раздался звон. Стекло брызнуло мне в лицо, причиняя острую боль. В глазах защипало, я часто заморгала, но тотчас ощутила нестерпимый ожег, словно под веки сунули пылающие угли. Закричав, я прижала пальцы к глазам и почувствовала влагу. Вокруг резко завоняло керосином. Я была ослеплена!
   Не успела я осознать, что произошло, как яростная атака сбила меня с ног. Падая, я ударилась головой о камень. Волна боли окатила меня. В следующую секунду тяжелое, точно чугунное, тело Эллен придавило меня к полу. Извиваясь, я попыталась сбросить ее с себя. Но холодные руки, стальными прутьями обвились вокруг шеи, и чем отчаяннее я дергалась, тем ожесточеннее становилось давление тисков.
   До моего слуха донеслось собственное охрипшее дыхание. Глаза все еще жгло, слезы катились градом, и единственное, что я видела - это фиолетовые искры в кромешной тьме. Клещи на шее сжались еще сильнее. Из моего горла вырвалось свистящее сипение... Нет! Я не умру! Не умру! Перед глазами поплыли белые круги. Я напружинилась, чувствуя, как приливает сила к рукам, ногам, спине, и что есть мочи рванулась, отбрасывая от себя Эллен. Мне почудилось, что с меня упала наковальня - такая невероятная легкость сделалась во всем теле! Жадно заглатывая воздух, я тут же вскочила на ноги и беспомощно выставила перед собой руки. Я не сдамся! Я буду бороться! Совсем рядом раздался пронзительный смех.
   - Ты слепа, как котенок! Какая жалость.
   - Я буду бороться! - взвизгнула я. - Нас хватятся в замке! Нас будут искать.
   - Они не станут искать здесь.
   Она была права. В самом деле, с чего бы им пришло в голову спускаться в подземелье?
   - И даже если бы они знали, где мы, - продолжала Эллен, - им не удастся прийти тебе на помощь. Я покончу с тобой быстрее... Думаешь, мне самой хочется оставаться тут? Я чувствую, как волнуются сквозняки. Они довольны! Они чуют жертву!
   Я начала звать на помощь. Это было глупо. Кто мог меня услышать? Зато я услышала сквозь нервное хихиканье Эллен, звук осторожных шагов. Она приближалась ко мне. Так расчетливо и неторопливо подкрадывается к кровати больного старуха-смерть, которая уверена, что в этот раз точно уйдет с поживой.
   Мной завладел панический страх. Я начала осознавать, что и в самом деле сейчас умру. Я начала звать кого-то, даже не понимая кого. Потом поняла, что кричу:
   - Я не хочу умирать! Не хочу!
   Но она неумолимо приближалась. Невольно я сделала шаг назад. И вдруг... с беспредельным ужасом поняла что стою на самом краю дыры. Одно неловкое движение - и я сорвусь вниз. Я замерла. Пустота под ногами веяла ледяным холодом, в нем явственно ощущался омерзительный запах смерти, ощущался даже не разумом, а какими-то древними инстинктами до предела обострившимися. Так я стояла, снедаемая разрывающими на части паническим ожиданием. Стояла, казалось, часами, потому что время остановилось, растекшись в густое, тягучее желе.
   Пока не появилось еще что-то. Движение беззвучное, но ожидаемое и потому невыносимо страшное. Эленн поняла, что я оказалась в западне! Ее горячее дыхание обрушилось на меня вместе с остервенелым криком:
   - В прошлый раз мне не удалось столкнуть тебя! В этот раз - тебе не избежать падения!
   Ее исступленный крик пришелся мне в самое ухо и яростно взорвался в мозгу. Тотчас я ощутила толчок в плечо, легкий, но достаточный, чтобы ноги дрогнули. В самый последний отчаянный миг я попыталась ухватиться за убийцу, но пальцы, тщетно перебирая воздух, рассекли пустоту. Эллен успела отпрянуть. А я ступила в пустоту...
   Через долгий, несказанно долгий миг ко мне вернулась способность мыслить. Первое, что я осознала, - я висела, вцепившись в каменный край, а ноги болтались в воздухе, не находя опоры.
   - Найтингейл, - как будто издалека донесся до меня голос Эллен. Секунды она вслушивалась, затем позвала снова, каким-то неестественно вялым голосом, - Найтингейл, ответь мне!
   Над моей головой раздались ее шаги. Она застыла над дырой, всматриваясь в чернеющую бездну. С бешено бьющимся сердцем я представила, как ее ботинки давят мне пальцы и, не выдержав боли, я лечу вниз. Откуда-то из глубин памяти родились слова молитвы. Снова и снова я повторяла их в надежде на милосердное избавление от боли... Но Эллен чего-то ждала...
   Внезапная мысль обрушилась на меня ослепительной надеждой - она не видит меня! Она думает, что я упала! Слабый луч света, пробивавшийся сквозь грязную щель оконца, не рассеивал темноту в камере, а лампа была пущена ею в ход в качестве оружия.
   Возможно... О Боже, помоги мне! Я неистово молилась, боясь еще поверить в такое невозможное, немыслимое, сверхъестественное везение! Я затихла, силясь не дышать, не дрожать, не существовать... Боже, Боже... Боже помоги! Секунды бежали за секундами - сколько прошло времени? Сколько я не дышала? В голове помутилось, еще мгновение и она разорвется от натуги.
   Эллен отступила.
   - Леми, мы сделали это, - пробормотала она, выходя из камеры. - Ты будешь мной доволен, я знаю. Я сделала все как надо. Дамьян спасен, мой мальчик спасен. Никто, никто не отнимет его...
   Она все говорила и говорила, но я уже не разбирала слова. Я почти видела, как она на ощупь брела по коридору, спеша к спасительному выходу.
   Между лопаток по спине загулял холодок от ощущения бездны подо мной. Я напряглась, силясь подтянуться. Но онемевшие руки, будто набитые опилками и иглами, не желали подчиняться и вытягивать, ставшее стопудовым, тело. Только пальцы бесплодно царапали камень, едва ли ощущая его поверхность. Все тело казалось чужим, и лишь страх, живший в сердце, был неотъемлемой частью меня.
   Оставалось только ждать. Но долго ли я могла продержаться так? Десять минут, час, сутки... И кто придет сюда? Никому нет дела до этого кошмарного места, разве только крысам... Я зажмурила глаз и открыла, повторив так несколько раз. Слава богу, жжение в глазах почти прошло и, насколько я могла судить, всматриваясь в темень, зрение стало возвращаться ко мне.
   Тут в голову пришла мысль, а что если Эллен скажет всем, что я ушла, бросила всех и ушла. Она может даже написать записку, объясняющую мой уход. Ее воображение без труда справится с такой легкой задачей.
   Сырость и холод начали просачиваться мне в кости. По телу прошла волна озноба. Я хотела закричать, позвать на помощь, но вовремя передумала. А вдруг Эллен все еще в подземелье? Вдруг она услышит мои крики и вернется?
   Окутанная непроглядной тьмой, я висела и слушала, как глухо ухает мое сердце и как медленно, словно толчками, движется кровь в руках и ногах. И мысли тоже тяжелые и медлительные, неторопливо ворочались одна за другой, точно разленившиеся перекати-поле, не давая сосредоточиться.
   Пальцы свело судорогой от ожесточенного напряжения. Неужели конец?
   - Нет, нет! Только не сейчас, только не сейчас... - безумно зашептала я.
   Но я боролась... Нет, нет же. Я не могу умереть! Должно случиться чудо! Дамьян спасет меня! Конечно, это будет Дамьян. Если бы только он мог услышать меня, почувствовать, как я нуждаюсь в нем!
   - Дамьян, - провыла я, с силой вжавшись виском в вытянутую руку. - Кто-нибудь... хоть кто-нибудь... Помогите! Помогите...
   Кричать я уже не могла. Силы оставили тело, превратив его в безвольно болтавшийся куль. Я только тихо поскуливала, не узнавая своего жалкого голоса.
   Внезапно слух мой напрягся. Я как будто что-то услышала. Далеко, в глубине коридора, торопливые шаги, тяжелые, с металлическим перестуком, как от мужских сапог. Дамьян! Это Дамьян! Боже, это Дамьян! Безмерный восторг опалил меня. Только бы удержаться! Держись, держись, молила я себя. Это он! Он идет к тебе! Он спасет тебя! Только держись...
   - Дамьян! - выкрикнула я, но с губ сорвался только рыдающий всхлип. Но и он как будто достиг цели. Человек пустился в бег. И уже через минуту оказался в камере. Я задрала голову, чтобы видеть его.
   Сквозь белесую пелену в моих глазах, прорвался свет лампы. Я различила склоненное надо мной лицо Дамьяна, расплывчатое и немного мутное.
   - Слава богу! - выдохнула я, чувствуя, как глаза наполняются нестерпимыми слезами. Все-таки пришел... Он пришел ко мне, он спасет меня! Теперь все будет хорошо...
   Я всматривалась, стараясь разглядеть протянутые ко мне руки. Но Дамьян бездействовал. Он неподвижно стоял над дырой и смотрел на меня, освещая лампой. Насколько я могла видеть, лицо его было белым, как у мукомолов после трудного рабочего дня. Белым и застывшим...
   - Дамьян, - прошептала я. Слезы высохли. Я не могла ничего понять, почему он медлит, почему стоит и так смотрит на меня... Неужели он наслаждается моими муками? Голова загудела от нахлынувших подозрений.
   Тут же пальцы заломило от боли. Изломанные ногти будто вгрызлись в камень, но хватка их стремительно слабела.
   - Прошу тебя, - почти беззвучно выдавила я. Сердце мое бухнуло в пропасть. В ту самую пропасть, где через миг окажусь я... Он не спасет меня! Ему нужен Китчестер! Почти физически я ощущала, как неистовое желание безраздельно владеть замком поработило его.
   - Ты же понимаешь, какая это отличная возможность? - спросил он, не сводя с меня глаз. Говорил он ласково, будто утешал раненую птицу. - Если ты упадешь, мне достанется все!
   Его рот судорожно исказился, словно не желая говорить, словно сопротивляясь воле хозяина. Его лицо наполнилось отвращением, точно в этот миг он ненавидел и презирал себя. Казалось, внутри него боролось два человека: один, видевший во мне беспощадного врага, а другой, любивший меня и страшившийся за мою жизнь. Борьба длилась недолго, всего несколько тяжелых ударов моего сердца. Затем я уловила резкую перемену в его лице - отвращение сменилось какой-то бесповоротной решимостью. И даже пелена все еще мешавшая мне отчетливо видеть, не сумела скрыть зажегшийся в его глазах огонь.
   - Но с другой стороны... Что ты со мной сделала, золотко? Заколдовала?... Чертовски сложно - сделать выбор и не ошибиться.
   - Прошу тебя, - вместо ответа проскулила я. Рук я уже не чувствовала. Они настолько затекли и онемели. Неожиданно он лег на живот и, свесившись в дыру, ухватил меня чуть выше локтей и стал вытаскивать.
   Когда ноги ступили на твердый пол, они затряслись и подкосились, точно скованные параличом. Я рухнула на колени, но и в этой позе не удержалась, а повалилась боком, скрючив оцепеневшее тело. "Спасена!": мелькнула мысль, прежде чем я провалилась в темноту.
   Очнувшись, я не сразу осознала, что происходит и где я нахожусь. Вокруг все так же клубилась тьма, и в первый момент я вообразила, что до сих пор пребываю в беспамятстве. Но, нет. Меня несли на руках. Окостеневшее, будто обратившееся в соляной столп, тело чувствовало крепкую хватку мужских рук и полностью подчинилось их надежной и удивительно спокойной силе. Размеренный ритм шагов словно убаюкивал. Я закрыла глаза, не желая думать, не желая двигаться, не желая выбираться из спасительного забытья... И не желая думать о том, как Дамьян рисковал, демонстрируя свою власть надо мной. А ведь я в любой миг могла упасть, и он осознавая это, все же ублажил свое безмерное самолюбие.
   В следующий раз я открыла глаза, когда услышала голоса. Дамьян отдавал приказы, требуя позвать доктора. Он уложил меня на диван в голубой гостиной, подложив под голову несколько маленьких подушечек. Потом он ушел, оставив меня одну. Не знаю, сколько прошло времени с его ухода, я то забывалась сном, то пробуждалась с хрипом и плачем.
   Когда Дамьян вернулся, то нес чашу с водой и полотенце.
   - Доктор пока занят с Эллен. Немного потерпишь? - спросил он и внимательно осмотрел мое лицо и руки. - Не все так плохо, соловей.
   - Глаза... щиплет, - сказала я через силу. - Керосин попал.
   Как бы ни был Дамьян удивлен моим сообщением, он не стал меня расспрашивать, понимая, что говорить мне тяжело, а смочил полотенце и с величайшей осторожностью протер мне глаза и лицо. Затем, пододвинув ногой стул, сел рядом со мной.
   - Неугомонная девчонка, - прошептал он, одновременно укоряя и лаская. Он взял мою ладонь, черную от грязи, с изломанными ногтями и ссадинами, и, повернув внутренней стороной, легко коснулся кожи своими пальцами. Мне почудилось, будто боль, пульсирующая в руке, немного угасла. Потом он все с той же деликатной осотрожностью вымыл мои руки.
   - Как... как ты узнал, где я? - горло саднило, будто безжалостные пальцы убийцы все еще стискивали его. Слова дались с трудом.
   - Эллен пришла ко мне в теплицы. И сказала, что убила тебя - скинула в дыру в камере. Ей не терпелось объявить о своей победе.
   - И ты помчался спасать меня?
   - Тут же. Как верный пес.
   - Но ты медлил! Ты потешался надо мной... даже тогда, когда я была в шаге от смерти!
   - А это одна из моих слабостей, золотко, - потешаться. Порой мои слабости сильнее меня. Прими как должное.
   - Но я могла упасть! - мой голос сорвался на хрип и я закашлялась.
   - Но ведь не упала. Думаю, ты могла провисеть еще минут десять, как минимум. В тебе выносливости как у циркового силача! Уже в какой раз ты поражаешь чудесами выживаемости.
   Даже сейчас он не мог обойтись без издевки! Его слова всколыхнули во мне пережитый кошмар. Я содрогнулась и с силой зажмурила веки. Тело отозвалось ноющей неувядающей болью.
   Дамьян все это время, не отрываясь, смотрел на меня. Его взгляд обжигал похлеще керосина.
   - И все же ты спас меня, - натужливо произнесла я, боясь заглянуть ему в глаза.
   - А что еще мне оставалось делать? - расплылся в ухмылке Дамьян. - Пришлось. Из чистого эгоизма!
   - Спасибо, - прошептала я. Но мне вдруг стало так чудовищно неловко, что я поторопилась заполнить возникшую паузу.
   - А Эллен?
   - Тогда я запер ее в одном из флигелей. - Дамьян весь скривился, - Она дико орала... На виду у работников и слуг. Хотя вряд ли она вообще их заметила. Ее так лихорадило, что она ничего не сознавала. .Я не предполагал, насколько она больна на самом деле.
   - Она убила Сибил!
   - Да, я знаю. Я уже говорил с ней. Она призналась во всем. Сказала, что сделала это ради моего блага. Сказала, что восстановила справедливость. И хотела, чтобы я оценил, как велика ее любовь ко мне. Она все время путалась, называла меня своим мальчиком, будто я сын ей. И не могла понять, почему ее слова приводят меня в ярость... Она абсолютно невменяема! До сих пор я не понимаю, как проглядел ее безумие! Но я даже не подозревал ее. Она всегда была добра ко мне!
   - Что теперь с ней будет? - вопреки всему мне было жаль Эллен Уолтер. Она была больна. И именно болезнь и неумолимое горе подвигли ее на преступление.
   - До прибытия полиции пусть посидит в библиотеке. У двери сторожат слуги. Хотя вряд ли они там нужны. После исповеди у нее случился эпилептический припадок. Сейчас с ней врач.
   - А как же мистер Уолтер? Его она тоже убила?
   - Нет. Она использовала его, чтобы заманить тебя в ловушку. Эллен знала, что ты не раз слышала, как он говорил о подземелье. Поэтому была уверена, что ты, не раздумывая, будешь искать его там. На самом же деле она усыпила его и перетащила тело в свою гардеробную. Сейчас я узнал, что Джордан нашел его под горой пледов.
   Нас прервали. В комнату вошел врач, которого Дамьян привез из Солсбери для графа. Со скучающим выражением на лице, будто бы все произошедшее в доме было самым обыкновенны житейским делом, он осмотрел меня и назначил постельный режим и укрепляющее питье. Закончив со мной, мужчина обратился к Дамьяну:
   - Я осмотрел вашу больную родственницу. После осмотра она впала в обморок, и, скорее всего, пребудет в нем еще долгое время. Слишком уж сильный эмоциональный стресс испытала она. Но я пришел к интересному заключению...
   Дамьян поднял бровь, призывая доктора продолжать.
   - Смею утверждать, что миссис Уолтер завзятая морфинистка. Все признаки употребления налицо. Вы сказали, что она долгое время разыгрывала немощную больную, вот именно морфий в малых дозах и дал ей такую возможность. В состоянии наркотического опьянения...
   - Я знаю, как действует морфий на человека, - жестко сказал Дамьян. - Но где она брала его?
   - О, вот на это я не могу вам ответить. Возможно у местного врача.
   Дамьян сжал челюсти, так что слышно было, как заскрипели зубы.
   - Это все?
   - Нет. У нее явная склонность к галлюцинациям. Конечно, полиция будет решать, как поступить с ней, но едва ли она может отвечать за свои поступки. Я советую вам настаивать на помещении ее в специальное учреждение, где ее будут наблюдать и лечить... Однако я не пойму природу ее галлюцинаций. Мне приходилось сталкиваться с больными, чей рассудок был замутнен, но все действия миссис Уолтер говорят о холодной расчетливости и обдуманном планировании, а для этого нужно иметь трезвый ум. Морфий? Сомнительно. Те малые дозы, которые она принимала, чтобы сказаться больной, не могли стать причиной столь ярких и реалистических видений... Я в полном недоумении, мистер Клифер. Хотел бы я подвергнуть ее более тщательному осмотру...
   Дамьян задал врачу еще несколько вопросов, но я уже не слушала их разговор. Думать об Эллен и ее воображаемом Леми мне тоже не хотелось. Хотелось спать. Но мне не дали заснуть. Появилась запыхавшаяся Жаннин. Комната сразу же наполнилась взволнованными восклицаниями и смятенными вздохами. Однако за всей этой беспокойной трескотней ощущалось еле сдерживаемое любопытство и ошеломление.
   - Кто бы мог подумать! Наша бедняжка Эллен - убийца! - трепетно заахала раскрасневшаяся миссис Клифер, смазывая мои ссадины мазью. - Господи, мы едва поверили, когда услышали новость! Старик чуть дуба не дал! Все норовил соскочить с постели и прямо в сорочке направиться к тебе, удостовериться, что его обожаемая внучка цела и невредима... А Элеонора, вообще, как услышала, так сделалась синее мертвеца! Еще бы, кто захочет иметь дочку-убийцу! Она даже мистера Уолтера чуть не убила... Ах, ты же не знаешь, его нашли в ее гардеробной. Она опоила его какой-то гадостью из того запаса, каким пичкала себя... Бедный, бедный Мэтью! Как только он достаточно окрепнет, я обязательно....
   - Успокойся уже! - процедил Дамьян, с раздражением, взглянув на мать. - Лучше поднимись наверх и приготовь Найтингейл постель и чего-нибудь успокоительного. Ей надо отдохнуть.
   Не ответив сыну, Жаннин поднялась, явно с большим сожалением, и, одарив на последок доктора ласковым взглядом, выплыла из гостиной.
   - Попытайся заснуть, - обратился ко мне Дамьян, его твердая рука на моем запястье предавала мне спокойной уверенности в том, что все в порядке. - Как только мать все приготовит, я отнесу тебя наверх. А пока поспи. Мне еще нужно отправить кого-нибудь за полицией. И старик, наверняка, захочет услышать все подробности... Лишь бы это не доконало его...
   - Что ты, наоборот, это его взбодрит. Его может доконать только невыносимая скукотища.
  

ГЛАВА 38

   Кошмар преследовал меня. Мне снилось бестелесное лицо, выхваченное из глубины мрака тусклым ореолом света; лицо, открывшееся мне во всей своей жути, оно было так хорошо знакомо мне под маской искренности и сострадания, отчего теперь казалось еще более отвратительным. Во сне я с ужасом ощущала, как стальные тиски сжимаются на моем горле, а что-то острое впивается в щиколотку... Очнувшись, я поняла, что это всего лишь деревянный край подлокотника, на котором лежала моя вытянутая нога.
   Сколько я проспала? Видимо недолго, так как ни Жаннин, ни Дамьян еще не появлялись. Я приподнялась, чувствуя ломоту и боль во всем теле, и откинулась на спинку дивана. Мне  не  давало  покоя ощущение,  что почему-то было очень важно перебрать в памяти все, о чем говорила Эллен; что от этого зависело очень многое и, если я сделаю это, то найду правильный ответ. Но ответ на какой вопрос?! Однако чем  упорнее я пыталась схватить неотступную мысль, тем дальше она ускользала от меня. 
   От размышлений меня отвлек щелчок дверного замка. Но вместо Дамьяна в комнату вошла леди Редлифф, неся поднос со стаканом отвара и золотистыми бисквитами с изюмом, от которых поднимался душистый теплый аромат.
   - В суматохе все разбрелись кто куда, приходится самой опускаться до прислуживания, - сквозь зубы процедила старуха, считая, видимо, что подобная манера говорить в данную минуту внушила бы мне трепет и продемонстрировала ее ничем непоколебимую властность. - Пей. Позже Жаннин приготовит тебе легкий обед.
   Она поставила поднос мне на колени, а сама села на краешек стула, который до этого занимал Дамьян. Почуяв аппетитный запах бисквитов, я поняла, насколько голодна, и жадно набросилась на еду.
   - Ты имеешь исключительно неприятную особенность - создавать нервозную обстановку там, где прежде было спокойствие, - заявила уничижительно старуха. Мой явно несветский вид вызвал у нее раздражительную морщину в углу рта, словно бы неразбериха в моей одежде волновала ее гораздо сильнее случившейся трагедии. - Нет ничего удивительного, что ты все время попадаешь в затруднительные ситуации.
   Я видела, что даже в такой нелегкий час она всеми силами хранит верность своей излюбленной манере держать себя.
   - Вы злитесь на меня. Но разве я виновата перед вами? - горячо воскликнула я. - Если вы думаете, будто мое появление подтолкнуло вашу дочь к сумасшествию, то вы ошибаетесь! Оно зрело в ней долгие годы, с тех пор, как она потеряла сына. Эллен больна. И только ее больной разум виновен в трагедии. Мне глубоко жаль ее, несмотря ни на что.
   Элеонора резко поднялась и прошлась по комнате. У окна она остановилась и крепко вцепилась в портьеру, скомкав ткань в кулаке.
   - Что мне сказать? Моя дочь - убийца. Не очень-то приятно это осознавать. Но сумасшедших ведь не судят... Что с ней будет?
   - Не мучайте себя, леди Редлифф. По-видимому, ее отправят в специальное учреждение для больных. Я не знаю. Но полиция разберется.
   - Ее оставят жить? После того как она убила человека и пыталась дважды убить тебя? Разве ее сумасшествие больше не опасно?
   Она обернулась ко мне. Глаза ее затуманились, но были это слезы жалости к своей дочери или раздражение, проскальзнувшее в ее голосе, я не поняла.
   - Но в любом случае я не могу позволить, чтобы мою дочь, одну из Китчестеров, отправили в психушку или повесили! Это не-до-пус-ти-мо! Есть и другой способ наказать ее! Она понесет заслуженное наказание... Я вижу, ты уже выпила отвар!
   Элеонора подошла ко мне и забрала из моих рук поднос. Поставив его на столик, она взяла стакан и выплеснула прямо на ковер оставшиеся в нем несколько капель жидкости. Затем вытащила из рукава носовой платок и тщательно вытерла стакан. Ее действия меня сильно удивили. Впрочем, как и последние слова.
   - О каком способе вы говорите? Что вы имеете в виду?
   - То, что я не допущу позора в семье! Я сама прослежу за тем, чтобы репутация Китчестеров осталась незапятнанной. Если чахоточная больная умрет после тяжкого приступа, никто из соседей не заподозрит ничего неладного.
   - С чего вы взяли, что Эллен умрет? - перебила я ее.
   Она брезгливо поморщилась.
   - Временами ты бываешь до безобразия ограниченной.
   Поставив стакан на поднос, старуха вновь опустилась на стул, сложив руки на коленях. Глаза ее, не мигая, наблюдали за мной, словно выискивая что-то в моем лице.
   - Конечно, она умрет, - едва кивнув, безапелляционным тоном изрекла Элеонора. - Когда я закончу с тобой, я спущусь к своей дочери и немного побуду с ней, ведь это так естественно... Вот только после приступа, бедняжка Эллен так и не оправится.
   - Это чудовищно! - вскричала я, сраженная ее словами.
   - С того самого момента, как я приступила к выполнению своего плана, я знала, что мне придется пожертвовать ею и, возможно, еще не одной жизнью. Но Китчестеры всегда шли на жертвы! Долг и честь для нас превыше каких-либо сантиментов... Ты все еще не понимаешь? Возможно, ты еще не совсем пришла в себя и не можешь уловить смысл моих слов?
   - Мне кажется, я вполне уловила смысл, - вкрадчиво сказала я. Неужели это не сон? Нет! Наверное, я сплю. И мне сниться кошмар! Я хотела ущипнуть себя, но боялась пошевелиться, чтобы не выдать своего смятения. - Что за план у вас был?
   Элеонора фыркнула.
   - Тебе не удастся потянуть время с помощью разговоров. Вряд ли на этот раз тебя спасут - я не совершаю идиотских ошибок как моя дочь. Братец продержит у себя Дамьяна о-очень долго, он так же безобразно любопытен, как и ты. А сладострастная Жаннин в данный момент млеет в объятиях своего любовника...Уж очень сильно она переживала за него, раз не дотерпела до ночи... Так что сожалею, милочка, тебя некому спасать. Да, и поздно уже.
   - Вы отравили отвар? - спросила я, и поразилась спокойствию в голосе.
   Борьба за жизнь в подземелье отняла у меня слишком много сил и эмоций. И сейчас, когда я вновь была на краю гибели, мной будто овладело равнодушие к собственной судьбе. Я словно не могла поверить, что мне все еще грозит гибель; что я стою в шаге от смерти и чуда, второго за столь короткое время чуда, уже не случится!
   - Еще минут десять, и ты начнешь засыпать. Передозировка лауданумом. Тихая смерть.
   - Но что я вам сделала?
   - Ты? Ничего. Мне даже немного совестно перед тобой, ведь ты наполовину Китчестер. Но ты идеально подошла для моего плана. С твоим появлением все только упростилось. Ты - соперница Дамьяна Клифера. Всем известно, что он без сожалений пойдет на преступление, чтобы добиться желаемого. Так почему бы ему не убить тебя? Я оказалась права, все решили, что это он охотился за тобой.
   - Вам тоже нужен Китчестер? Но ведь теперь, когда и я, и Дамьян отказались от него - он перейдет к вам!
   - Не притворяйся глупее, чем ты есть. Мой брат никогда не оставит владение мне! Но я не брежу замком, как многие в нашей семье... Я хочу избавиться от Дамьяна! С той самой минуты, как он появился в Китчестере, мне нет покоя! Род Китчестеров не должен быть осквернен нечистой кровью!!! Мы, чей предок воевал еще с Вильгельмом, обязаны пресмыкаться перед наглым выскочкой с заплесневелой лужицей вместо крови?! Никогда! Мой брат лишился ума на старости лет, но я все еще в полном рассудке и не позволю бесчестью осрамить наш род! Разумеется, Дамьяна надо было убрать не сразу... Он отлично зарабатывал деньги. И мы сумели выбраться из нужды, тяготевшей над нашим домом уже долгие годы. Сейчас я обойдусь без него... Но, он сильный враг и чтобы выжить его, мне пришлось прибегнуть к хитрости, заставив болезнь Эллен играть по моим правилам.
   - Но вам не удастся свалить всю вину на Дамьяна! Работники в теплицах слышали, как Эллен во всем призналась! И слуги в доме, и Жаннин, и доктор и, наконец, граф, - все знают, кто убийца! Они не поверят вам!
   - Еще как поверят! Это легко! Точно так же все знают, что Эллен испытывала к жабёнышу... хм... материнские чувства. А лишившись рассудка, она стала еще более уязвима и подвластна этому мерзкому отродью! Он сумел внушить ей, что нуждается в ее помощи. И несчастная дурочка стала в его руках орудием убийства! А полиции не обязательно все знать. В прошлый раз Лемуэл пресек лишние разговоры, и полиция удовлетворилась беглецами с болот. Кстати, их появление было весьма неожиданным. Хотя я надеялась, что они схватят жабёныша...Теперь же им будет достаточно его одного. Тем более, они сами имеют на него зуб.
   - Но все равно пойдут разговоры. Вы не сможете заставить всех замолчать!
   - Если полиция что-то услышит, то не поверит досужим вымыслам. Слово Китчестеров против сплетен неотесанных деревенщин - смешно даже вообразить такое!!! Они не посмеют пойти против нас! Уж я то постараюсь, чтобы ни одно пятно, ни одно подозрение не коснулось нашей семьи! Тем более своевременная смерть Эллен будет всем на руку. Мертвые ведь не говорят, не оправдываются и не отрицают! Они мертвы и безмолвны!
   - Не слишком ли много смертей для одного дня? - я почувствовала, что у меня начала кружиться голова, меня словно засасывало в водоворот.
   - Едва ли это будет кого-то волновать! Лемуэл слишком болен, сейчас его заботит только собственное здоровье и... Китчестер.
   - Предположим, что вы сделали свое дело, - продолжила я. - Я останусь здесь...Как вы объясните, что со мной произошло?
   - О, проще простого! Дамьяну ничего не стоило дать тебе лауданум, после того, как Эллен провалила дело. А опасаться ему нечего, ведь он рассчитывает, что обвинят во всём ее. Поверь мне, все и без того уверены в причастности Дамьяна. Несколько правильных слов - и ни у кого не останется сомнений. На этот раз он не сможет отвертеться! Теперь мне осталось только довести начатое до конца, и он уже в ближайшее время будет болтаться на виселице.
   - Но ведь это вы принесли мне отвар.
   - А кто докажет, что яд был в отваре? Дамьян, например, мог принести тебе стакан воды... Я сам видела это! Ты будешь мертва. А я расскажу всем историю о том, какое чудовище мы пригрели в своем доме и как он обошелся с бедняжкой Эллен.
   - Как вы управляли ею? Там в подземелье она ничего не говорила о вас... Ох, ну конечно же, вы были Леми! Это вы говорили ей, что делать!
   - Да, милочка. Но впервые это произошло случайно.
   Она говорила покровительственно. Тембр ее голоса усыплял. Чтобы не уснуть, я сфокусировала взгляд на акварели с изображением легкой лодки с парусом, висевшей на стене, но мне это мало помогло. Веки налились свинцом.
   - Знаешь, что такое дурман? В Индии его называют "цветком Шивы" и считают священным и лечебным растением. Но у него есть и другие достоинства... Я недолго прожила с мужем в Индии, но за это время многое узнала. В нашем доме была служанка, старая индианка, местные уважали ее, считая колдуньей и знахаркой. Временами она впадала в транс и после рассказывала о ярких видениях... Еще она умела лишать человека собственной воли. Старуха поила его из пиалы и через несколько минут человек становился похож на марионетку. Ей оставалось только дергать за ниточки, он исполнял все, что она говорила... От нее то я и узнала о волшебном растении...
   Леди Редлифф улыбнулась. И от ее слащаво-медовой гримасы мне сделалось страшно.
   - Уже там, в Индии, я сумела им воспользоваться. Вернуться в Китчестер было на то время мое единственное желание. А мой муж тогда еще был человеком весьма упертым, настоящим солдатом, не желавшим растрачиваться попусту в мирном существовании в Англии. Тогда я стала вливать ему настойку из дурмана в виски и уже через пару недель он превратился в "пьяницу" и "безумца". Его отправили в отставку, и мы переехали в Китчестер. Навсегда!
   Я молилась про себя, прося Господа помочь мне не заснуть. Пока я бодрствую, я в безопасности. Нужно заставить ее говорить как можно дольше.
   - Эллен вы тоже поили настойкой?
   - Первый раз она сама выпила ее, найдя у меня и решив, что это лекарство. Результат оказался ошеломляющим. Видения настигли ее в часовне. Она увидела младенца, который пустился в разговоры с ней. Но доза оказалась чрезмерной. Несколько дней Эллен провела без сознания, и мне пришлось сидеть с ней. Ее разум итак был ослаблен, а наркотик вызвал на свет все ее потаенные мысли и чувства. Она много бредила. Тогда я узнала все ее тайны! - лицо старухи скривилось, и мне показалось, что она вот-вот расхохочется. - О мести, о притворстве... Мне было весело осознавать, что моя безмозглая дочка столько лет дурит нам головы! Нелепое лицедейство! Но потом я придумала план использовать ее жажду мести и больную симпатию к Дамьяну в своих целях. Мне совсем не пришлось трудиться. Морфий, который она принимала, сделал ее организм слишком восприимчивым. Ей требовалось всего несколько капель настойки, чтобы вызвать галлюцинации.
   - Эллен ничего не подозревала. Она и впрямь думала, что с ней говорит ее сын. Она была счастлива, что он приходит к ней.
   - Это я говорила с ней. Первое время я опасалась, что она сможет распознать меня за завесой видений. Но все шло как по маслу. Это как рисковая игра. Я никогда не была азартной, а тут почувствовала вкус. Мне даже немного жаль расставаться с таким будоражащим развлечением...Но когда игра закончена, нет смысла лелеять бесполезные игрушки...
   Леди Редлифф не отрывала глаз от своих рук, сложенных на коленях. Она все так же слащаво улыбалась. Я подумала, не броситься ли к двери, но ноги стали тяжелыми, словно на каждой висели гири. В голове кружилась одна и та же мысль: "Я не должна заснуть...". Нужно собрать все силы и перехитрить ее. Нужно выиграть время!
   - Чем вам помешала Сибил? Когда я спросила у Эллен, она ответила, что Леми сказал, будто Сибил Рид может навредить. Зачем вы убили ее?
   - Из-за Лемуэла! И из-за его невозможного, просто непростительного намерения отправиться на свадьбу! - Ее елейная улыбка в один миг стерлась с изменившегося лица. В негодовании Элеонора чеканила каждое слово, припечатывая меня к дивану ожесточенным взглядом. - Китчестеры были бы осуждены и заклеймены презрением каждого уважаемого человека, если бы старый дуралей сделал это. Безумец! Якшаться с кузнецами, с убогими побирушками, со всякой дрянью, не достойной даже стирать грязь с нашей обуви! Его поступки говорили сами за себя. Начиная с появления в доме этой гадкой крысы, который, насмехаясь и глумясь, растоптал и вывалил наше имя в грязи, и заканчивая полоумным желанием пойти на свадьбу к этим... этим... Мой братец такой же как и моя дочь. Юродивые!!! В них та самая червоточина, которая сгубила многих Китчестеров... А-а, вижу, ты не знала, что безумие в крови Китчестеров... Сам Вильм Снежный был безумен... Разве братец не рассказывал тебе о нем? Как он убивал для собственного наслаждения, и как он сдох, вырвав свои проклятые волосы и разодрав себе шею? Ему мерещилось, что его пожирают крысы, и он пытался отодрать их от себя. Вот так то, милочка... А разве ты не видела наших подземелий, разве ты не слышала зловещих историй, как пытали и истязали Китчестеры, желая удовлетворить свои безумные наклонности?
   Я слышала ее голос - ликующий, надменный, страстный. Он звучал точно далекое многократное эхо. Спать, как же хочется спать!
   - Вы также безумны, как они! Вы даже безумнее, - выдавила я, еле ворочая непослушным языком. Слова куда-то разбегались из моей головы. - Горе лишило Эллен разума. А вы... Что лишило разума вас? Вы готовый принести в жертву собственную дочь, родную кровь...
   - О, нет. Я не безумна. Я еще не перешагнула черту умопомрачения, когда не замечаешь собственного падения и гибели. И я не могла допустить, чтобы глава рода собственными руками задушил те крупицы достоинства, остатки того прежнего величия, что я с таким усилием берегла.
   Сон накатывал волнами. Я напрягала глаза, боясь закрыть их и тогда уснуть навсегда... Под рукой я нащупала подлокотник дивана и изо всех сил сжала его, чувствуя, как дерево впивается в израненную ладонь. Боль немного отрезвила.
   И вдруг... Все, что произошло дальше, было настолько поразительным, что в моем затуманенном сознании отпечаталась лишь беспорядочная картина.
   - Эллен! - пораженно вскрикнула старуха, глядя на дверь.
   Я тоже увидела ее. И уже не смогла отвести взгляд от ее перекошенного злобой рта. Верхняя губа наморщилась и приподнялась, обнажив передние зубы, точно звериный оскал. Оскал сумасшедшего, доведенного до последней точки.
   - Зачем ты пришла сюда? - орала старуха. - Как ты узнала, что мы тут?
   - Она... она должна быть тут, - процедила Эллен, не сводя глаз с матери. - Слуги говорили... за дверью... Думали, я не слышу... Они смеялись! Потешались надо мной... Говорили гадости про меня и Леми...Так она не упала?! Я не верила...
   - Да, она не упала! Не умерла! Ты плохо сделала свое дело! Леми будет недоволен!
   - Нет! - дико взвизгнула Эллен и вцепилась в свои волосы. - Нет! Это ты! Ты... Нет моего Леми! Его нет! Я все слышала... Ты говорила, ты все говорила и смеялась... Мой Леми, мой ангелочек, мой мальчик... Нет, нет, тебя нет... Ты смеялась надо мной... над моим Леми...
   В следующий миг она рванулась к матери. Душераздирающий крик разнесся по комнате. Перед глазами все плыло. Я не различала, где сон, а где явь. Мне чудилось, что я вижу борющихся людей. Их фигуры мельтешили передо мной... Потом возникло лицо Дамьяна. Помню, я старалась объяснить ему, что кроме Эллен, надо опасаться еще и старуху. А потом все стихло. И темнота поглотила меня...
   Вдруг чей-то голос ворвался в мой мозг, раздвигая тьму и вытаскивая меня из нее, словно за шкирку. Сквозь какой-то сумрачный занавес я видела лица. Тревожные взволнованные лица. Кто-то вливал в мой рот горькую жидкость. Она выплескивалась из меня. Но человек упорно продолжал лить...А потом мне сделалось дурно. Дурно до безобразия. Меня выворачивало наизнанку так, как однажды в детстве, когда я объелась вяленой тыквы. Когда все закончилось, я не могла даже вздохнуть, так саднило все внутренности и горло... Меня оставили в покое. И я вновь погрузилась в сон - беспокойный сон, в котором меня куда-то несли, где все кричали, бегали и жутко пахло гарью...
   Проснувшись, я не могла понять, как очутилась в своей комнате в Сильвер-Белле. У кровати, утонув в глубоком кресле, сидела тетушка и вязала махровый плед. Вид у нее был уставший.
   - Где леди Редлифф? Эллен?- прохрипела я.
   - Проснулась?! - радостно воскликнула тетя. - Пойду, скажу Фини чтобы принесла крепкого чая с мятой. Ну ты и засоня! Все на свете проспала!
   - Проспала? Что проспала?
   - Сначала подкрепись! Такие новости на голодный желудок не рассказывают, - отрезала тетя Гризельда и вышла из комнаты. Через секунду по дому разнесся ее громовой крик.
   - Финифет! Роби проснулась! Неси все, что у тебя есть съедобного! И мед, мед не забудь!
   Когда я уютно устроилась на подушках, блаженно разомлев от количества съеденных пирожков с корицей и яблоками, тетя пересела из кресла ко мне на кровать.
   - Я все знаю о том, что произошло в Китчестере, - начала говорить она. - И виню себя, что невольно позволила такому случиться. Если бы я была немного внимательнее... Но оставим мои самоистязания при мне. Тебе незачем их слушать. Ведь тебя сейчас волнует совсем другое. Дамьян поведал мне обо всем, и я могу представить полную картину...
   Как Эллен покинула библиотеку, никто не знал. Слуги, которых Дамьян поставил стеречь ее, лишь пожимали плечами и переглядывались. Вспомнили, конечно же, о потайных ходах, но как ни старались потом отыскать в библиотеке хотя бы один - лишь напрасно тратили время. Когда Дамьяну доложили о том, что Эллен сбежала, он тотчас рванулся ко мне. В гостиной он застал погром: стол и стулья были перевернуты, на полу валялась шаль Эллен. Но кроме меня никого не было. Я же находилась явно в одурманенном состоянии, и все время повторяла имена: Эллен, Леми, Элеоноры - и так без конца, пока сон не свалил меня. Мое состояние для Дамьяна было важнее, чем поиски сумасшедшей, поэтому он побежал за доктором. Тогда еще он не знал, чем обернется это промедление... Вместе с доктором они отхаживали меня, возвращая из костлявых лап смерти. Должно быть прошло не более получаса с того момента, как Дамьян нашел меня и до того, как они услышали крик: "Пожар!". Когда разобрались в чем дело, огонь вовсю полыхал, пожирая пристроенную часть замка, ту, где находились спальни. Позже выяснили, что пожар начался с нижних этажей и распространялся с быстротой молнии, грозя перекинуться на главное здание. Больного графа Китчестера вынесли во двор. Говорили, что когда он узнал про пожар, то чуть не лишился разума; он стенал и выл, как раненное животное, и пытался броситься обратно в дом. Джордану приходилось держать его хилое тельце, и как позже вспоминал дворецкий, с него сошло аж семь потов!
   Но самое жуткое случилось, когда тушили пламя. Вдруг поднялся крик. Дамьян увидел, что многие смотрят куда-то вверх. Высоко над ними, в окне под самой крышей, там, где были спальни Уолтеров, появились две фигуры, казалось, они исполняли какой-то непонятный танец. Они то стискивали друг друга руками, то отталкивали, то опасно приближаясь к окну, то скрываясь в глубине комнаты и пропадая из видимости. Замершие зрители со страхом глазели на кружившихся в безумной борьбе женщин. Но вот, окольцевав мать в своих смертельных объятьях, Эллен, подтащила упиравшуюся старуху к самому окну и что есть мочи толкнула... Проследив, как падает, размахивая руками и вопя, ее мать, Эллен перевела свой дикий взгляд на публику, увидела побелевшие от ужаса лица и что-то прокричала, погрозив кулаком. Затем захохотала и шагнула за край... Говорят, ее вопли были настолько пронзительными, что даже перекрывали рев пламени.
   Люди все еще стояли в оцепенении, когда внезапно раскалившиеся добела стекла в окнах замка жалобно застонали, по ним словно прокатилась предсмертная судорога, и они лопнули, оросив розы и изувеченные тела осколками.
  

ГЛАВА 39

   Рождество прошло медленно. Накануне лил дождь. Финифет запекла гуся. С нами обедали Тернеры и Ливингтоны. Праздник прошел тихо по сравнению с тем, как мы отмечали его в прошлые годы. День никак не хотел заканчиваться.
   После праздников я отправилась в Дарем. За две недели до этого я написала письмо мисс Эббе Дарлингтон, сообщив ей, что хотела бы приехать в Академию, не дожидаясь начала следующего учебного года, и если существовала такая возможность - начать работать уже после рождественских каникул. И в результате я получила приглашение присоединиться к штату учителей. Директриса писала, что будет мне рада и найдет, чем загрузить меня до того, как миссис Эбинест уйдет на покой и я официально займу ее должность.
   Я не могла бы дать точный ответ, что заставило меня бежать, спасаясь в промозглом северном краю. Тысячи причин, что приводила я в свое оправдание, не могли отразить то душевное состояние, в каком я пребывала после кошмара в Китчестере.
   Я нуждалась в одиночестве. Мне хотелось скрыться от задумчивых и долгих взглядов, которые я неизменно ловила на себе. Тетушка ни разу не спросила меня о Дамьяне и моих намерениях, однако я видела ее беспокойство по этому поводу и понимала, что она поощряет меня принять предложение Эббы Дарлингтон для моего же блага.
   И кроме того мне нужно было разобраться с собственными чувствами и, наконец, принять решение. Я не знала, сколько времени потребуется, чтобы понять себя и ответить на мучивший меня тревожный вопрос: действительно ли я могу отречься от страстно любимого мной человека во имя своих принципов и идеалов или же вопреки всем убеждениям, поправ благоразумие, поддаться чувствам, приняв его настойчивость и соединив с ним судьбу.
   "Чего я хочу? - спрашивала себя я. - Благородного рыцаря с кодексом чести или же мужчину, который бы любил и ценил меня?".
   Теперь уже несовершенство Дамьяна, все его недостатки и пороки не столько беспокоили и страшили меня. Однако, несмотря на то, что я была обязана жизнью этому человеку, я все еще не могла доверять ему. И это удерживало меня от решения. Мысли неотступно угнетало воспоминание о его сомнениях в ту роковую минуту, когда моя жизнь висела на волоске. Я не могла смириться и простить Дамьяну его колебания. Если он и испытывал ко мне какие-то чувства, то в тот момент Дамьян увидел шанс отомстить своему самому беспощадному врагу. Врагу, который сумел обнажить его слабости, завладеть без остатка его сердцем и душой, сделав безоружным и беззащитным. Да, он любил меня, но вместе с тем и ненавидел за то, что я владела им. И, зная, что я могу сорваться в любой миг, Дамьян все же не смог вовремя усмирить себя, пойти против привычной жестокости. Он нашел способ отомстить мне за свою слабость. Но безжалостно тратя драгоценное время, играя моей жизнью, Дамьян глубоко презирал себя и испытывал неподдельный страх.
   Но моя любовь к нему не стала меньше. Она жила во мне всегда - с тех пор, как я увидела его, будучи еще девчонкой, и я не верила, что она когда-нибудь увянет. Каким бы он ни был, меня влекло к нему. Единственное, чего я не смогла бы вынести, - это его безразличия. Ибо, даже чувствуя себя обиженной и униженной его поступком, я не могла совладать с чувствами.
   За долгие недели, прошедшие со дня трагедии и до моего отъезда, я не видела Дамьяна. В Сильвер-Белле он не появлялся, а я не стремилась в Китчестер. По отрывочным слухам и по тем корявым записочкам, что писал мне дед, я узнавала о том, что творится в замке.
   Ослабленный затяжной болезнью, граф Китчестер, вопреки всем прогнозам благополучно пережил серьезное увечье своего "идола". Под чутким присмотром и неусыпной заботой Жаннин, он поправлялся и наливался новыми силами, как опара на дрожжах. Правда та устрашающая масса дел и трудов, которая требовалась для восстановления Китчестера, привела старика в ужас. Потому граф наделил своего воспитанника еще большими полномочиями, фактически при жизни передав ему все права на владение землей и замком, точнее тем, что от него осталось. Бумаги, подписанные Дамьяном в ту ночь, когда погибла Сибил, были уничтожены по обоюдному согласию сторон.
   Мистер Уолтер, сраженный необычайной активностью своей музы, то ли духовной, то ли вполне облеченной плотью, едва ли осознал гибель жены, а днями напролет строчил в блокнотике, оставляя вокруг себя вырванные листочки с шедеврами. Мало что изменилось и в жизни полковника Редлиффа, правда, многие заметили, что бутылки с бренди стали пропадать намного реже. А вот для Джессики наступили нелегкие дни - преждевременная смерть нанимательницы вынудила ее искать новую возможность заработка. Впрочем, она до последнего надеялась, что Дамьян не допустит ее отъезда и найдет способ решить проблему, например, женившись на ней.
   Но, по словам деда, сам Дамьян был совершенно далек от женитьбы на ком бы то ни было, так как целиком и полностью был озабочен "привидением Китчестера в пристойный вид".
   Как ни странно никакие заботы не помешали Дамьяну приехать на вокзал Солсбери, в то январское утро, когда я отправлялась в Дарем. При его появлении тетя тактично отошла в сторону и, помахивая зонтиком, висевшем на пальце, следила за противником с пристальностью удава.
   Мы стояли на платформе. С минуты на минуту поезд должен был дать оповестительный гудок и тронуться в путь. Носильщики сновали мимо нас, задевая чемоданами и саквояжами. Где-то над нами пыхтела труба.
   Я ясно увидела, словно со стороны, как через миг поднимусь по ступенькам в купе и в поисках одиночества уеду на другой конец Англии. И еще я поняла, что разлука продлится не несколько минут. А неопределенно, бесконечно, невыносимо долго.
   - Соловей, - произнес он. - Ты же знаешь, что должна выйти за меня.
   У меня вырвался смешок - не от веселья, а от отчаяния. И тут кондуктор открыл дверь вагона, приглашая пассажиров занять места. Это словно придало мне смелости, и я сказала:
   - Ты колебался! Ты не торопился вытащить меня оттуда.
   - Соблазн был слишком велик. Разве я мог упустить такой удобный момент, - Дамьян говорил тихо, почти шепотом. И все же я расслышала в его голосе болезненную горечь.
   Я слабо шевельнула рукой, точно в безнадежности.
   - Но как я могу верить тебе? Вдруг в следующий раз ты не устоишь?!
   - Я многому научился. Ты же знаешь я способный ученик.
   - Теперь и я должна научиться доверять тебе.
   - Вдали от меня?- резко спросил Дамьян и внезапно взмахнул рукой. Я услышала свист хлыста и увидела всего в нескольких дюймах от своего лица кожаный хлястик. - И как ты себе это представляешь? Или ты намерена в тишине и покое сопоставить все мои немалые пороки с жалкими крохами добродетели и решить, в конце концов, - достоин я тебя или нет!
   Я молчала, понимая, что он прав. Абсолютно прав.
   - Нет, мне интересно все-таки знать. На одной чаше весов я такой, какой есть, а на другой - порядочный, великодушный, благородный идеал... Я смотрю на весы и спрашиваю себя: имею ли право на тебя, достоин ли я? Достоин ли я пасть на колени и целовать землю у твоих ног?! Достоин ли находиться рядом с тобой, пока смерть не разлучит нас... Достоин ли я твоей любви, Найтингейл?!
   Сердце мое заныло от боли.
   - Дамьян, я не...
   - Между нами есть связь. И ее невозможно разорвать или игнорировать. Я принял это, так прими и ты, соловей. Сколько уже можно терзаться из-за этого?
   - Мне нужно время, Дамьян.
   - Сколько?
   Я пожала плечами, так как не нашла нужных слов. Я не знала ответа.
   - Я не обещаю, что со мной будет легко, - настойчиво сказал Дамьян. - Я не смогу стать идеальным мужем. Но... я буду стараться... Хоть раз поверь в мою искренность, соловей. Неужели я не заслужил хотя бы этого?
   - Ты заслужил гораздо большее. Но я не могу дать ответ сейчас. Еще слишком ярки воспоминания ...
   - Давай, давай уезжай! - горько хмыкнул он, не дав мне договорить, и махнул хлыстом в сторону вагона. - Но я не позволю думать тебе слишком долго! Когда я устану ждать, я приеду за тобой! Я хочу, чтобы ты поняла, я не зверь, я не чудовище! Я обычный мужчина, Найтингейл, из плоти и крови! И не позволю водить себя за нос какой-то неоперившейся пташке, чьи представления о жизни разбились вдребезги при первом же соприкосновении с грубой реальностью... Ты мне нужна, соловей. Нужна...
   Его голос звучал ровно, но ломко, словно при малейшем поводе Дамьян готов был потерять самообладание.
   Кондуктор нетерпеливо поглядывал на меня. На негнущихся ногах я прошла мимо Дамьяна и, обняла тетю. Та была сама сдержанность и строгость, видимо, боялась проявить при неприятеле слабину. Когда я подошла к вагону, Дамьян не протянул мне руки, чтобы помочь подняться, предоставив эту привилегию служащему поезда. Дверь за мной закрылась. Я заняла свободное место и через минуту увидела, как кондуктор дал отмашку зеленым флагом. Поезд тронулся...
   Прошел почти год. Я работала в Академии. И была почти счастлива. Наверное, меня можно было бы назвать удачливой. Ведь дело, которым я занималась, мне нравилось, с воспитанницами у меня были чудесные отношения, и мисс Дарлингтон как-то намекнула мне, что я имею все шансы стать ее преемницей. Меня, так же как тетю и Финифет, данное обстоятельство порадовало.
   Летние каникулы я провела у своей подруги Софии Ларкем в Йоркшире. Гувернанткам не дозволяется привечать своих гостей в хозяйском доме, поэтому я сняла маленькую комнатку в ближайшей деревне. Когда у Софии было свободное время, мы проводили его вместе. А когда она была занята, я гуляла по окрестностям или ездила в Йорк, осматривала средневековые дома и римские укрепления. Одиночество меня нисколько не угнетало.
   Китчестер стал для меня далеким и безликим. А время, проведенное в нем, я вспоминала, как туманный сон. Но я знала, что моя жизнь никогда уже не будет такой, какой она была раньше, и в ней навсегда останутся вопросы без ответов и память о той страшной трагедии.
   В моей душе жил Дамьян, я не могла не думать о нем. Все время, ежедневно, ежечасно, неотступно он был со мной. Но я все еще не знала, как быть, не могла решиться сделать бесповоротный шаг: либо принять его, либо отринуть навсегда. Эта трусость изводила меня. Я ловила себя на мысли, что было бы гораздо легче, если бы я забыла о том, что должна выбрать.
   Временами мне казалось, что все уже прошло, потеряно для меня навсегда, и мне остается только поддаться размеренному, монотонному течению дней.
   Дед скупо писал о нем в тех редких письмах, что я получала из Китчестера. Граф был зол, и не удивительно, ведь в последние месяцы Дамьян почти не уделял замку должного внимания, разъезжая по городам и заключая сделки. Он работал на износ. И старик выражал опасения, что "мальчишка сожжет свечу не только с обоих концов, но и посередине", нагружая себя сверх меры.
   Приближалось рождество. В Академии царила предпраздничная суматоха. Я получила письмо от тетушки, они ждали меня домой на время праздников. Однако я не торопилась с ответом, хотя сама сильно скучала по ним. Я чувствовала себя так, будто впала в спячку.
   На рассвете я поднялась с холодной постели. Умылась ледяной водой из кувшина. За окном серело утро. Я подошла к стеклу и выглянула на улицу. Деревня на берегу моря казалась вымершей, ни красок, ни звуков. Я коснулась окна и вздрогнула, ощутив влажную холодную поверхность стекла. Пальцы бессильно скользнули, оставив мокрые полосы.
   Перед занятиями я сходила в библиотеку и выбрала книги для чтения в классе. Сегодня, как, впрочем, и всю неделю читали лорда Байрона. Воспитанницы были от него без ума. После обеда я сделала обход групп под моим началом, и составила список тех, кто на неделе поедет в Хартлпул за рождественскими подарками. Правда, никто не знал, состоится ли поездка, так как принадлежавшая академии бричка развалилась еще в конце осени. Мисс Дарлингтон обещала арендовать повозку в деревне, но до сих пор никаких новостей не было.
   Как было заведено, перед пятичасовым чаем мы отправились на прогулку. Девочки разделились. Младшие убежали вперед и на опушке леса принялись дурачиться, забрасывая друг друга охапками сухих листьев. Я не препятствовала игре, хотя и могла бы сделать замечание об их не слишком образцовом поведении. Старшие же ученицы шли рядом, окружив меня со всех сторон. Они наперебой болтали, строя планы на рождественские каникулы. Их смех заглушался сильными порывами ветра, налетавшими на нас с моря солеными вихрями. Мы спустились к деревне, понаблюдали за стаями чаек, увлеченно кружившихся над раскиданными на берегу сетями и вытащенными лодками. Рыбаки только что вернулись с моря и теперь делили улов. Но в такой стылый день, хочется поскорее очутиться в тепле. И мы повернули назад.
   - Ой, мисс Сноу, - вдруг воскликнула одна из девушек, когда мы подходили к Академии. - Смотрите, у крыльца экипаж!
   - Может быть, его наняла мисс Дарлингтон, чтобы мы могли съездить за подарками?! - спросила другая, и все девушки разом загалдели, так им понравилась эта идея.
   - Вряд ли, Мари. Это же дорожный экипаж, - улыбнулась я.
   - Но он намного удобнее! - возразила она. - Я не хочу трястись в деревенской колымаге!
   - Наверняка, его прислали за одной из нас, чтобы забрать на каникулы! - выдвинула новую версию одна из младших учениц. И вновь поднялся гвалт. Все принялись гадать, кто же эта счастливица, что покинет школу чуть ли не за неделю до конца занятий.
   Мы подошли к крыльцу. Девушки замедлили шаг и от любопытства повытягивали шеи, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь за чернеющим оконцем экипажа. Я открыла тяжелую дверь и, придерживая ее рукой, стала торопить их. Я уже основательно озябла на пронизывающем ветру, и скорее хотела согреться чашкой горячего чая.
   Я не видела, как распахнулась дверца экипажа, так как стояла спиной к нему. Но наступила тишина. Девушки замерли, устремив взгляды мне за спину. Сквозь гул ветра, окутавшего нас новым порывом, я услышала до боли знакомый голос.
   - Здравствуй, соловей!
   Я обернулась. Ветер дыхнул мне в лицо. Я схватилась за шляпку, придерживая ее. Минуты бежали, а мне казалось, что время повисло и колыхалось, как занавеска на сквозняке. Тут я почувствовала, как подступают слезы, под веками стало горячо-горячо. Я, сморгнув, загнала их назад, не в силах отвести взгляд...
   И в этот решающий миг все мучимые меня страхи стали пустыми и жалкими. А еще через секунду развеялись, точно прах под напором живительного ветра. Меня охватило чувство радостного спокойствия. Не нужно было спрашивать, зачем он тут. Я знала это так же верно, как то, что, наконец, сделала свой выбор.
   Если любить Дамьяна Клифера - это безумие, то я согласна стать отчаянно безумной... Лишь бы жить! Жить, а не раскисать, как кисель, в жалком бездействии. Нет, мое будущее не будет тихим и безмятежным, как застоявшаяся блеклая вода в озере. Оно будет похоже на ураган! Такое же неукротимое и бушующее, как яростное пламя в его глазах, смотревших на меня с тревожным ожиданием.
   Я сделала несмелый шаг. Потом другой. И в следующий миг уже бежала навстречу своему будущему. Оно стояло передо мной и нагло ухмылялось своей неповторимой дерзкой улыбкой.
  
  
  
  
  
  
   Дурман: Галлюциногенные способности дурмана замечены ещё в древности. Применяя это растение, жрецы "говорили с Богами" и использовали его наркотический эффект для массовых видений и гипноза. В религии вуду дурман был основным компонентом в магическом напитке, применяемом для превращения человека в зомби.
   Действие на организм: При легкой дозе появляются сухость во рту, расстройство речи, расширение зрачков, светобоязнь, сухость и покраснение кожных покровов, возбуждение, бред и сильные галлюцинации.
   При тяжелых дозах резкое повышение температуры тела, одышка, слабый пульс, падение артериального давления, полная потеря ориентации, резкое двигательное и психическое возбуждение, иногда судороги с последующей потерей сознания и развитием коматозного состояния.
   Индейские брухо утверждают, что дурман вызывает безумие. (По материалам Википедии и Интернета)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.38*61  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"