Ночью я никак не могла заснуть. За окном лил дождь, почти по-осеннему холодный и грозный. Натянув одеяло до подбородка, я тихо лежала, глядя на раздувавшийся от сквозняка кружевной тюль. Голова была свинцовой, и совсем не хотелось думать. Но мысли ворочались в бесконечном водовороте, не спрашивая и не интересуясь, что хочется их хозяйке.
Я улыбнулась в темноте, вспомнив, как тетушка героически выдержала дорогу от Китчестера в полном молчании, хотя ее так и распирало расспросить о графе. В нетерпении она все порывалась задать вертевшиеся на языке вопросы, но каждый раз лишь крепче стискивала зонтик и усерднее рассматривала на стекле мутные пятна. Дома же, убедившись, что утренние визитеры разошлись, пообещав вернуться на следующий день за подробностями, тетя завела меня в гостиную и, захлопнув перед носом экономки дверь, незамедлительно принялась за расспросы. Возмущению ее не было предела, когда она поняла, какую шутку отколол граф. В порыве она собралась вернуться в замок и свершить справедливую расправу над лживым стариком. Мне потребовалось все мое красноречие, чтобы успокоить тетушку и отговорить от безумств. Но на протяжении всего дня она ходила мрачнее тучи. И даже Фини боялась попадаться ей на глаза и заперлась в кухне, стараясь не громыхать кастрюлями и вести себя как можно неприметнее. Тем более, тетя Гризельда, поминая крепким словцом графа, совсем забыла, благодаря чьей болтливости в доме с утра оказалось целое столпотворение. Поэтому Фини решила не испытывать судьбу, а притвориться, что в этот событийный день единственное что ее интересует - так это наполненная запахом чесночного соуса и прожаренных бараньих отбивных кухня.
После бессонной ночи я чувствовала себя изнуренной, но настроенной решительно. Под глазами темнели круги, отчего глаза казались больше и блестели воинственным блеском. Стянув волосы лентами, я облачилась в простое синее платье и принялась ждать. Было еще слишком рано для прогулки. Поэтому я взяла книгу, надеясь, что сумасбродства Дон Кихота помогут скоротать время. Но смысл написанного ускользал, и я никак не могла понять, зачем же этому нелепому рыцарю сражаться с мельницами. Раздраженно захлопнув книгу, я задула свечу и подошла к окну. Потрепанный том так и не выпустила из рук, а прижала к груди, обхватив себя руками.
Какая прогулка может быть в такое утро? За окном тьма только-только начала редеть, уступая место рассветной серости. В толще пасмурного неба клубились хмурые тучи. И туман в это утро казался особенно густым и непроглядным, отчего соседние дома, утратив очертания, походили на неясные тени. Своей массой он будто давил на стекла, стекая по ним струйками воды.
Я уперлась лбом в запотевшее стекло, напряженно всматриваясь в сизую пелену. Еще четверть часа и можно будет выходить из дома. Я не сомневалась, граф будет ждать меня. Он придет туда задолго до назначенного времени, и будет нервно пыхтеть трубкой, ожидая моего появления, и тревожно гадать: приду ли я сегодня, захочу ли вновь услышать его каркающий голос и тот безудержный рокочущий смех, которым он неожиданно взрывался в приступе веселья.
В доме хлопнула дверь. Я вздрогнула и отлепилась от стекла. Внизу заскрипели полы, и в тишине дома отчетливо раздалось сонное ворчание Финифет. Я не стала зажигать свечу и в темноте надела шляпку с букетиками креповых незабудок. Стараясь не шуметь, на цыпочках спустилась в холл, на ходу торопливо застегивая плащ. В кухне мерцал рыжий огонек.
Вчера тетя Гризельда прочитала гневную лекцию про оскорбленную гордость и завершила ее, объявив, что участники этого фарса заслуживают хорошей порки. Похоже, выходка графа затронула ее чувства гораздо сильнее моих. Я же не чувствовала себя оскорбленной. Признаю, сильно задело то, что меня провели, как дитя. Но больше я досадовала на себя, так как, и впрямь, оказалась настолько бестолковой, приняв старика за слугу. Представляя его, я удивлялась, как была такой слепой! Но что я знала о графе Китчестере? Ничего! Те сказки, которыми пичкала нелюдимую девочку кухарка Мэг или деревенские враки?
Открыв парадную дверь, я выглянула на улицу. К самым ступеням подступал густой туман. Я поежилась, окунувшись в холодный, сырой воздух, как в ледяную воду, и застыла в дверях, не решаясь сделать шаг. На миг меня охватила предательская трусость, и отчаянно захотелось прикинуться оскорбленной. Потому как сбежать всегда легче, чем идти вперед. Вернусь в комнату, укутаюсь пледом и зароюсь в ворох книжных страниц. И не будет никаких замков, никаких хитрых стариков, дымивших, как проржавевшие трубы пароходов, никаких белобрысых наглецов...Все тревоги и сердечные дела пусть творятся на страницах книг! А мне они абсолютно, ну, совершенно не нужны... И, вообще, это вредно для нервов! И будет у меня самая обычная жизнь, с тетушкой и Фини, и милой Сибил, самая размеренная... самая заурядная жизнь... Ну уж нет! Я упрямо поджала губы и переступила порог. Дверь за мной с шумом захлопнулась.
Я направилась вперед и толкнула скрипучую калитку, твердо решив, не обращать внимания на пронизывающую сырость. Я шла, почти не замечая, куда ступаю. Лишь когда ноги скользили или увязали в грязи, так что трудно было идти, я отвлекалась от раздумий и переключала внимание на дорогу. Я волновалась перед встречей и мысленно проговаривала то, что скажу ему.
Моя беспечная вера в старика сильно пошатнулась. Я понимала, что между нами уже не будет той беззаботной легкости, с какой мы общались. Кроме того, был еще мой отец и та огромная, длинной в тринадцать лет глава моей жизни, которая трагически завершилась в канун светлого рождества. Прошлое... Оно встало между нами непроницаемой стеной и разбередило незаживающие раны. Ведь именно дед стал виновником полного и бесповоротного разрыва с моим отцом. Он, не задумываясь, отверг решение сына и отказался от него, когда тот поступил так, как велело сердце и разум. Раньше, не зная старика, я безоговорочно верила и в его жестокость, и его бесчувственность, позволившие вычеркнуть родного сына из своей жизни. Но теперь я не знала чему верить. Я вспоминала его одинокий отрешенный взгляд, когда он с горечью и болью говорил об ошибках, совершенных им. Передо мной был истерзанный мукой утраты человек, давно осознавший всю тяжесть своего поступка и раскаявшийся в нем. Сейчас я это видела со всей ясностью. И всей душой хотела выслушать его и попытаться понять. Ведь вопреки всему, я была ужасно обрадована, что мистер Лемуэл оказался мне гораздо ближе и роднее. Я думала о том, как же замечательно и в тоже время необычно, что в этом удивительном, непохожем ни на кого человеке я нашла не только друга, но обрела деда, которого у меня никогда не было!
Наконец, я добралась до бревенчатого моста. Я сильно опоздала, так как пришлось делать крюк и обходить размытый паводком овраг. За ночь низины превратились в вязкие болотины, и я чуть было не поплатилась за свою невнимательность, но вовремя сообразила, что за странные чавкающие звуки слышаться у меня под ногами.
При моем появлении дед поднялся со скамейки и обрадовано крякнул. Я отчетливо услышала нотки облегчения.
- Ты пришла, - отрывисто произнес он, как будто бы удивляясь этому факту, и в его глазах затеплились искорки надежды.
Я остановилась чуть в стороне от него, стараясь придать своему лицу выражение полного безразличия. Но вряд ли этой миной провела старика, так как он заухмылялся и стал потирать ладони привычным жестом, означавшим, что он всем доволен, и что настала та самая приятная минутка, когда просто необходимо закурить трубочку.
- Вы удивляетесь, будто ожидали совсем другого.
- Тебя так долго не было...
Я пожала плечами, продолжая разыгрывать безразличие.
- Возможно, это моя маленькая месть вам. Заставить вас ждать и мучиться в догадках, не зная, захочу ли я иметь с вами дело. Интересно, сколько бы вы сидели тут, задержись я дольше?
- Думаю, до самого конца.
Он произнес слова так тихо, что мне почудился в них двойной смысл.
Сам же старик начал готовиться к своему излюбленному делу. Достав из поясного мешочка мятый платок, он расстелил его на скамейке и выложил огниво, трут и ершики. После тщательного продувания трубки, он выбил ее о тыльную сторону ладони и прочистил мундштук ершиком. Его глубокая сосредоточенность немного нервировала меня. Такое ощущение, что старик вершит ритуальное таинство. Меня так и подмывало съехидничать и спросить, что ему важнее: разговор со мной или его бесценная трубка.
Прикрыв от наслаждения глаза, граф наконец-то задымил и, выдержав паузу, тихо произнес:
- Я бы все равно поговорил с тобой, если бы ты не пришла. Приехал бы к твоей тетке, - признался старик и взглянул на меня сквозь дымовую завесу. Глаза у него слезились, то ли от едкого дыма, то ли от переизбытка чувств. - Ты ведь и сама хочешь этого разговора. Тебе ведь не безразлично... все это. Только вот я не совсем еще понял, что все-таки тебя влечет больше: каменные развалины за моей спиной или твой дед-дуралей.
Решив, что юлить глупо, когда сама же требую откровенности, я призналась, что он сам стал мне близок, и я дорожила нашей дружбой и не хотела ее терять.
- Да, я ждала этого разговора, - продолжала я, - С утра я готова была забыть все, сделать вид, что не знаю вас. Но поняла, что не в силах отказаться от открывшейся возможности. Когда стоишь всего лишь в шаге от мечты, никакие преграды не способны остановить это шаг.
- А что, есть какие-то преграды?
Старик как всегда лукавил.
- Вы же прекрасно знаете, что есть. И не прикидывайтесь, от вас за мили несет лукавством.
Я подошла к берегу и ступила на бревенчатый мост. Кажется, десятки лет прошли с того дня, когда я сидела здесь, свесив ноги в воду, и увлеченно рисовала, а под ивовыми ветвями стоял смешной человечек, похожий на лепрекона, в зеленом сюртуке и котелке, и наблюдал за мной.
- А куда у вас делась борода? - неожиданно выпалила я, и сама же вместе со стариком изумилась столь нелепому началу.
- Здесь какой-то подвох?
- Да нет же, - засмеялась я. - В детстве я слушала историю о родителях, и Мэг, описывая графа, говорила, что у него седая борода до пояса. Я и представляла вас таким грозным стариком с крючковатым носом и длинной лохматой бородищей.
- А вместо этого я оказался сморщенным коротышкой с паклями волосков на макушке. Не совсем подходящий облик для графа Китчестера, да?
Мы оба улыбнулись этому замечанию, и натянутость, сковывавшая нас, немного отступила.
- На самом деле у меня была борода, - сказал дед, ощупывая подбородок, - но я долго болел, после того как... после того как выгнал Эдварда, и все мое бородатое богатство повылазило.
- Вы переживали?
- Из-за бороды то? - спросил он и крякнул, увидев мой возмущенный взгляд. - Думаешь, я совсем бессердечный? Я очень хочу, чтобы ты поняла, почему я сделал то, что сделал, и, если сможешь, простила.
- Вам не у меня надо просить прощения. Мне вы ничего плохого не сделали.
Он хотел возразить, но лишь еле заметно покачал головой.
- Каждый день я проклинаю себя за трусость. Я уговариваю себя, что вся беда в нашей фамильной гордости - все Китчестеры, горды до безобразия, - но я уже слишком стар, чтобы прикрывать правду высокопарными словечками. Я боялся, Роби, страшно боялся, что услышу от Эдварда отказ, и все из-за той же гордости.
- Но вы даже не попытались! Я не верю, что отец отказал бы вам.
- Мы в жизни поступаем так, как считаем единственно верным. Но если ошибаемся, то узнаем об этом слишком поздно, чтобы что-то исправить. Мне тяжело признаваться в этом. Я ждал, что он сам вернется! Тогда мне казалось, что я прав, а Эдвард оскорбил меня, не приняв моей воли. Он еще слишком глуп, думал я, а эта ситуация хорошо прочистит ему мозги и научит кое-чему в жизни. Нужда и заботы скоро ему опостылеют, и он прибежит обратно! Так я рассуждал...Но вышло иначе. Время шло, а от него не было ни слуху ни духу. Только тогда я понял, что совершил. И самое неприятное - я осознал собственное бессилие что-либо исправить.
- Но почему? Я до сих пор не понимаю, почему вы выгнали его, чем вас не устроила моя мать? - мой голос зазвенел. Я чувствовала, как во мне нарастает буря возмущения и горькой обиды за своих родителей.
- Потому что был слеп! Потому что не заметил, когда мой сын перерос свою юношескую мечтательность. Он стал таким же гордым, как и все Китчестеры. Ему нужна была самостоятельность, а не та твердая отцовская рука, которой я хотел управлять им. Боже, как я был зол тогда! Мой собственный сын не захотел подчиняться моим приказам! Это случилось впервые, и оттого было еще более оскорбительным. Я так вспылил, что готов был собственными руками придушить его, но, слава богу, Нора была рядом...
Старик замолчал, не в силах продолжать. Я же не смела отвести взгляд, боясь пропустить малейшее изменение его лица. И уловила момент, когда этот человек, будто переломался в хребте, его плечи опустились, а тело ощутило весь груз прожитых лет. В один миг он сделался смертельно уставшим. Словно почувствовав мою жалость, он в негодовании на самого себя побледнел и очень громко, почти яростно, крикнул:
- Да, я жалок! Да, виноват! Я совершал поступки по своей воле и, если не смог справиться с жизнью - не должен винить в этом других! Я требовал от сына того, что был не в состоянии сделать сам. И впал в ярость, когда оказалось, что у него собственное мнение на этот счет.
Он все больше распалялся. В его глазах зажглись искры гнева, беспощадного, тяжкого, но оттого еще более скорбного гнева на себя и собственное бессилие.
- Я сразу понял, что Эдвард долго настраивался на этот разговор, и пришел только тогда, когда превратил себя в камень. Но я не верил в его серьезность. Глупец!
- Расскажите же, наконец! - прервала его я. Он, вздрогнув, посмотрел на меня, и я поняла, что вырвала его из плена воспоминаний. Его взгляд был рассеянным, словно он не узнавал меня. Но вот он затеплился и старик улыбнулся. Улыбнулся почти по-детски счастливой улыбкой.
- Ты, внучка, торопыга! - дед снова улыбнулся и, как бы вслушиваясь в звучание слова, повторил с забавной нежностью - Внучка... внученька... Ну-у, раскраснелась, словно на тебе солнце переночевало. Ну-ка, давай, привыкай уже!
Я рассмеялась, но не от того что мне смешно, а чтобы скрыть смущение, охватившее меня.
Слушая деда, я задумалась о новом статусе. Какие перемены ждут меня? И ждут ли? Граф же рассказывал. И его стариковская память воспроизводила все детали с необычайной точностью.
Все произошло из-за денег. Уже в те времена Китчестеры испытывали серьезные денежные затруднения. Дом разваливался на глазах, и существовала постоянная угроза попасть под обломки или провалиться. На деньги от арендаторов кое-как поддерживалась видимость достатка: вывозили Эллен в свет и устраивали небольшие приемы для соседей. Поэтому-то граф и задумал женить сына на наследнице. Тем более, крупная рыбка сама плыла в руки: соседнее поместье с недавних пор принадлежало промышленнику с весьма солидным доходом и тремя дочерьми на выданье. Он, как и все торгаши, мечтал породниться со знатным родом и войти в общество. Но в тот момент Эдвард Сноу уже встретился с Каталиной Уилоуби.
-...Видите ли, он полюбил и горько сожалеет, что не оправдал моих надежд. Мы спорили, но мальчишка был глух ко всем приказам и...мольбам. Все твердил, что у него обязательства. Какие обязательства, кричал я! На что ты, черт возьми, намекаешь? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты треклятый болван и твое приключение имело последствия? Ведь не явился ты сюда сообщить, что хочешь на ней жениться? Еще чего! Пренебречь долгом и предать семью ради какой-то девки!...
В порыве волнения граф схватил стоявшую рядом трость и изо всех сил стукнул ей по стволу дерева, так что послышался хруст, и на отполированной поверхности появилась трещина. Старик ничего не заметил, продолжая возмущенно выкрикивать:
- Чтобы мой сын и наследник женился на дочери нищего! Да черт бы его побрал, если он это сделает! Пусть тогда купит себе метлу и подметает улицы! А я знать не желаю предателей!
Он резко замолчал, поднеся руку ко лбу. На лбу выступили капельки пота, и он стряхнул их пальцами. Ему требовалось отдышаться, чтобы прийти в себя.
Я же, слушая как завороженная, легко представляла себе все перипетии и чувства отца и деда. Я понимала эту бурю протеста, которую вызвала в графе решимость сына идти своим путем.
- Не думай обо мне плохо, Роби. Я никогда не был бесчувственным. Но я был беспощаден, и, в первую очередь, к самому себе. Я люблю Китчестер! Мне хочется выть и рвать волосы, когда я вижу, как рушатся его стены, как он по камешку умирает на моих глазах. Всей душой я жажду восстановить замок. И выбрал для этой цели самый легкий путь. Женить сына на деньгах!... Но он женился по любви, и я потерял его... навсегда. Сейчас Китчестер в еще более плачевном состоянии, а его хозяин, до последнего времени готов был в любой момент слечь в могилу.
- До последнего времени? Из-за Дамьяна? Вы рассказывали, что с его появлением граф снова ожил и что ему понравился мальчик. Это же были вы.
- Да, и из-за этого тоже, но есть и другие причины. Гораздо более важные.
- Какие же? - спросила я и почувствовала глупость вопроса. Вот же я, причина, сижу рядом с ним. Но мне захотелось, чтобы он произнес это вслух, сказал, что я ему просто необходима.
- Когда появился Дамьян, я увидел в нем того, кто сможет возродить Китчестер. Поэтому я стал учить его вести дела и постепенно внушать мысль, что возможно в будущем замок будет его.
- Так значит, вы все-таки хотите сделать его наследником?
- Хотел... Я даже подготовил все бумаги, чтобы усыновить его.
- О, вы хотите усыновить его? - как попугай переспросила я.
- Для наследования он должен официально войти в круг моих близких родственников, а для этого требуется усыновление. Хотя, конечно, прав он будет иметь гораздо меньше, чем мой родной сын. Я не смогу передать ему свой титул, и заседать в палате лордов он тоже не сможет.
- Не велика потеря для Англии, - не удержалась я от ехидства.
- Без Эдварда я лишился наследника. Ты видела мою семью, от этих молокососов пользы, как от клопов, только кровь сосут да дрязги разводят. Что они могут дать Китчестеру? Окончательную гибель! Поэтому, когда на горизонте появился Дамьян, я даже не задумывался. В мальчишке есть все, что я хотел бы видеть в сыне... Ругай меня сколько хочешь! Я знаю, что заслуживаю упрека, но ничего не могу поделать с собой, я так чувствую и честен с тобой.
- Я не упрекаю вас... ну, может, только самую чуточку.
Его худая рука сжалась в кулак, и, прежде чем продолжить, он какое-то время смотрел на нее невидящим взглядом. Несмотря на его высокомерие, он тоже страдал.
- Мой сын... - старик тяжело выдохнул, слова давались ему с трудом. - На Китчестер ему было наплевать. Поэт, витающий в облаках, писака... Когда я узнал, что Эдвард зарабатывает деньги, я был сильно удивлен. Он мог бы корпеть над писаниной, пытаясь заработать гроши... но чтобы получать деньги за улучшение хозяйства, такой практичности я от него не ожидал.
- Вы что следили за нами?
- А ты как думала? С глаз долой из сердца вон! Не мог же я бросить его умирать в нищете. Я нанял людей, которые слали мне доклады. Если бы что-то пошло не так, я оказал бы поддержку. Ну, само собой, тайно. Только этого не потребовалось. Эдвард раскрыл в себе черты характера, о которых ни я, ни, видимо, он сам не знали. Он сумел обеспечить вас!
- Значит, все это время вы знали о нас и обо мне. И ни разу не захотели встретиться?!
- Я трусил, Роби. Поверь, я очень хотел... Я вижу, ты мне не веришь, но это правда. Теперь же мы встретились, и я хочу сделать для тебя все то, что задолжал сыну.
- Почему же вы не приехали, когда узнали о смерти родителей? И почему же столько времени не давали о себе знать? Только не говорите, что боялись?
- Я знал, что ты в хороших руках. Твоя тетка славится по всей округе. Кроме того, с ней ты быстрее бы пришла в себя после трагедии, чем у нас. Элеонора и Эллен вряд ли дали бы тебе необходимые теплоту и заботу. А вот Гризельда Уилоуби смогла.
- Да, она самая замечательная тетя.
- Вот видишь! И потом, я думал ты ненавидишь меня или... или вообще не знаешь о моем существовании. Поэтому я выжидал подходящего момента, чтобы познакомиться с тобой. Не знаю, сколько бы я так выжидал и трусил, если бы не случай.
- Едва ли наша встреча случайна! Я уверена, вы все подстроили.
Дед захохотал, да так что захлебнулся собственным смехом и закашлялся.
- У меня что, по-твоему, дар ясновидения прорезался?!
Я хмуро сдвинула брови и пожала плечами. А дед, все еще посмеиваясь, объяснил:
- Вот уже десятки лет я просиживаю на этой скамейке долгие часы, любуясь на бушующие потоки воды. И вот однажды, придя сюда после недолгого перерыва, я увидел девушку. У тебя было вдохновенное лицо, и оно сияло счастьем. Я сразу узнал тебя. Ты очень похожа на Эдварда.
- Зачем же надо было разыгрывать спектакль?
- Чтобы узнать тебя, узнать твое отношение ко мне. Представь, если бы я тогда сказал, что я - граф Китчестер, твой дед, что бы ты сделала, а?
- Наверное, высказала бы все, что я о вас думала. И уж будьте уверены, вам бы это ни капельки не понравилось.
- Вот именно.
Я почувствовала в его словах неприкрытую грусть и мне стало стыдно, за всю ту злость и обиду, которые когда-то точили мне сердце. Я подошла к нему и сжала его ладони, вкладывая в этот жест все чувства, бушевавшие в моей душе. Он все понял без слов.
- Мы ведь стали родными друг другу, внучка. Не отворачивайся от меня.
- Вы правы, мистер Лемуэл. Я уже не могу представить свою жизнь без вас...
- Ты настоящий Китчестер, Найтингейл. И я думаю, моя новость будет тебе по душе.
- Какая новость? - насторожилась я. С меня уже было достаточно неожиданностей.
- Я сказал, что хотел сделать Дамьяна своим наследником. Теперь же мне незачем это делать. У меня есть настоящий наследник, точнее наследница.
- Но вы не можете...
- Ты моя кровь, Найтингейл. Ты и только ты, обязана стать владелицей Китчестера. Я не смогу загладить свою вину перед тобой - это невозможно. Но я хотя бы сделаю то, что должен был сделать для своего сына. Именно из-за этого я и ездил в Лондон, где подготовил бумаги, в которых официально признал тебя своей внучкой и составил новое завещание.
Мне стало не по себе. Его слова ошарашили меня, я никак не могла поверить, что граф действительно предлагает мне подобное. Стать хозяйкой Китчестера! Я обернулась и посмотрела на замок. В сером утреннем свете, окутанный уже почти прозрачной дымкой тумана, он казался таким нереальным, и таким далеким, словно отражение из потустороннего мира.
- А как же майорат? - выдохнула я, и мой голос прозвучал слишком визгливо.
- С этим, слава богу, все в порядке. Еще во времена Реставрации мой пра-какой-то-дед сумел с выгодой для себя использовать политическую ситуацию в стране и расположение Карла II, получив разрешение изменить порядок наследования Китчестера. По новому завещанию замок переходил в полное распоряжение его дочери и ее наследников независимо от того, будут эти наследники мужского или женского пола. С тех пор мы сохраняем это право, и, должен сказать, что наш род один из немногих, кто имеет его...
- Получается, вы можете отдать замок кому угодно?
- Э, нет. Я могу завещать замок только человеку близкого родства. Поэтому мне и нужно было усыновление Дамьяна, хотя тут могли бы возникнуть некоторые проблемы. Ты же моя прямая наследница. После моей смерти ты будешь владеть всеми оставшимися землями и замком, а твой сын получит титул графа.
- Нет, я не могу на это пойти! Вы должны переписать завещание, - я все еще была растерянна и искала слова, чтобы объяснить деду свое нежелание становиться наследницей.
- Это все слишком неожиданно для тебя. Подумай обо всем как следует. Вот увидишь, скоро ты будешь относиться к этому как к само собой разумеющемуся.
- Но я, в самом деле, неподходящая кандидатура. Я никогда не жила в таком месте и совсем не представляю, что значит владеть замком. Да мне это и не нужно! И потом, у меня нет ни опыта, ни умения вести большое хозяйство. Я буду так же бесполезна, как и ваши молокососы. Прошу вас, перепишите завещание! Оставьте все, как было до меня. Дамьян любит Китчестер, Он справится лучше, чем я!...Тем более, выходит, вы его обманули. Он... он же возненавидит меня!
- Не болтай глупостей. Дамьян не дурак, он прекрасно все понимает. Кроме того, я никогда не давал ему гарантий, а лишь говорил о возможности... Не трусь! Ты будешь отличной хозяйкой. В тебе есть и ум, и решительность, и желание действовать. Я уверен, ты, как и Дамьян, принесешь Китчестеру пользу! А если вы объедините усилия, то...
- Каким образом мы объединим усилия?
- Э-э, ну сделаешь его управляющим.
- Вы что думаете, он согласится? Это смешно! В нем столько же китчеровской гордости, сколько и в вас. Дамьян хочет быть хозяином, а не слугой! Тем более, судя по вашим же рассказам, он заслужил это право.
- Если у мальчишки есть мозги, а они у него, безусловно, есть, то он поймет, что это лучшее, на что может рассчитывать в сложившейся ситуации...Хватит, этот разговор уже утомил меня. Я сделал то, что должен, и не собираюсь менять решение.
- А я не согласна! Мне достаточно чувствовать себя вашей внучкой и быть рядом с вами. Большего мне не надо. И, вообще, я не хочу переходить никому дорогу, не хочу, чтобы из-за меня человек лишался самого важного в своей жизни.
На мгновение выражение его лица изменилось. Я подумала, что он может рассердиться на меня, но он спокойно произнес:
- Хорошо. Ты невероятно упрямая девчонка. Но мне нравится, что ты с характером, как раз то, что нужно - заметив, что я хочу возразить, он поспешно продолжил. - Давай сделаем так: ты никогда не жила в замке, так я предлагаю тебе перебраться в Китчестер... недели на две, на три, сколько сама захочешь. Поживешь, посмотришь что к чему, я познакомлю тебя с делами... И мне радость будет, что ты рядом, да и тебе в новинку.
Он замолчал, ожидая ответа. Я слушала его сиплое с присвистом дыхание и раздумывала. Все это было так неожиданно. Слишком близко я оказалась к своей мечте. Всю жизнь я грезила Китчестером, хотела исследовать его закоулки и подземелья, узнать все скрытые за древними стенами тайны. И вот, одно слово "да" воплотит мою мечту, но смогу ли я тогда остаться в стороне или замок, как и Дамьяна, околдует меня и засосет в свою пучину? Тогда я уже буду не в силах отказаться от предложения деда. Хотя, что греха таить, меня и сейчас всю пробирало при одной лишь мысли о замке, и еще чуть-чуть, и я готова была отречься от своих же собственных слов.
- Ну, что ты молчишь, соловей? - неожиданно прозвучал у нас за спинами насмешливый голос. - Старик ждет, отвечай! Разве ты не знаешь, Лемуэл не любит, когда тянут кота за хвост. Да и другим не терпится узнать каков твой ответ.
ГЛАВА 15
В тот момент я совсем не почувствовала изумления. Как будто бы сердце уже знало, что я непременно увижу его сегодня.
Он стоял под теми же ивами, что и граф в первый день нашего знакомства. Длинные ветви, ниспадающие до самой земли, почти полностью скрывали его от наших глаз. Но вот Дамьян вышел из-под навеса и подошел к нам, по пути сорвав один из крохотных розовых цветочков, в обилии росших на берегу. На его узком обветренном лице кривилась насмешка, но глаза весело сияли черными угольками. Он подошел ко мне, очень близко, так что мне пришлось сделать шаг назад, но он удержал меня и, протянув руку с цветком, воткнул его в застежку плаща на груди. Затем откровенно смерил меня взглядом.
- Скромный знак моего восхищения, - прокомментировал он, ухмыляясь.
- Нескромно преподнесенный, - буркнула я, отступая, как можно дальше от него и прячась за ствол дерева, будто ища укрытия.
- Все такая же злючка!
- Все такой же нахал!
- Хватит выяснять отношения! - зычно пророкотал дед, сидя с наидовольнейшим видом и улыбаясь так широко, что взору нашему открылись дыры на месте коренных зубов. - Как малые дети, черт меня раздери!
- Ну, так что, соловей, каков твой ответ? - снова задал мне вопрос Дамьян. Его глаза буквально впивались в меня и, хотя в этот раз в них не было и тени насмешки, где-то на самом дне таился огонек злорадного наслаждения. Чтобы скрыть смущение, я принялась теребить розовый цветок. Но пауза затянулась, и мне надо было уже что-то ответить, а я никак не могла совладать с собой и опасалась, что мой голос будет предательски дрожать.
Все это время я чувствовала его оценивающий взгляд и это показалось мне оскорбительным. Ни один мужчина не разглядывал меня подобным образом. Я внезапно вспомнила, что на улице ветер и волосы выбились непослушными прядями из-под шляпки, а подол платья и плащ забрызганы грязью. Но откуда такая забота о собственной внешности? Этот вопрос я постоянно задавала себе потом и отвечала на него однозначно: во всем виноват этот пристальный, явно оценивавший меня, и, причем бесстыдно, взгляд.
Когда же я собралась ответить, дед опередил меня. За мгновение до этого он застыл, в его глазах мелькнуло выражение крайней досады, и в ту же секунду лицо исказилось гневом.
- Ты лучше сам скажи, какого дьявола ты сюда притащился? - вскричал он. - Ты же должен быть в Лондоне! И долго ты тут шпионишь и вынюхиваешь?! Ты что следил за мной?
Так вот из-за чего рассвирепел старик. Ему не понравилось, что Дамьян услышал наш разговор. А дед, похоже, не хотел раньше времени оглашать свои планы относительно меня. Видя, что Дамьян молчит, и упорно смотрит на меня, игнорируя старика, граф взревел:
- Тебе эта девка напела про Найтингейл? Эта вертихвостка тебе все рассказала!
- Не кипятись, старик, - голос Дамьяна был мягким, будто бы он разговаривал с капризным ребенком. - Я приехал вчера поздно вечером. Все что запланировал, сделал. Даже нашел знающих людей, готовых за приемлемую плату работать у нас... И да, мне рассказала о вчерашнем визите Джессика. Но кроме нее были еще благожелатели, которые поспешили поделиться новостями.
- Тысячи мокрых куриц! Ничего нельзя сделать по-своему в этом доме, - старик немного утихомирился, но все еще раздраженно посматривал на Дамьяна. Затем, прищурившись, приказал:
- Тебе придется проводить Найтингей. Дорога плохая, грязь, трясины. Я буду волноваться за внучку. А ты ей поможешь, где руку подашь, где...
- ...через лужу перенесу, - оскалился Дамьян. От его вида я вздрогнула всем телом, хотя на самом деле вся горела, словно от печного жара.
- Премного благодарна за заботу, - как можно тверже сказала я. - Я не настолько беспомощна, чтобы утонуть в луже или заблудиться в трех соснах.
- Ну, ну...- сорвалось с губ Дамьяна.
- Вы немного не в себе, мистер Клифер? - я с трудом вспомнила его фамилию, потому как голова моя гудела, и меня всю трясло от волнения. - Похоже, вам везде мерещатся лошади, раз вы беспрестанно нукаете. Я вам настойчиво советую вернуться в дом, лечь в постель и выпить теплой полынной настойки. Бред как рукой снимет.
Дед взорвался раскатистым смехом. А лицо Дамьяна приняло угрожающее выражение, хотя в уголках глаз затаились смешинки.
- Что получил! - не унимался старик. - Ну и характер!
Я была ужасно довольна собой, хотя понимала, что мне не уйти от расправы и рано или поздно с меня возьмут плату за мои слова. Но сейчас я ликовала.
- А вам, граф Китчестер, я дам ответ через несколько дней. Мне нужно время подумать.
На этой триумфальной для себя ноте я гордо кивнула каждому из мужчин и торжественно покинула место встречи.
Я прошла совсем чуть-чуть, когда услышала за спиной шаги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто преследует меня. Я не стала оборачиваться или прибавлять шаг. Я не намерена была доставлять ему еще большее удовольствие, показывая охватившее меня смятение. Он догнал меня и, приноровившись к моим шагам, пошел рядом. Я демонстративно не заметила его и молча продолжала идти, уставившись под ноги. Сердце бешено прыгало, готовое вырваться из плена груди и, шлепнувшись в траву перед нами, разбиться вдребезги. Я чувствовала себя неуверенно и боялась любым движением или нервным жестом выдать свое состояние.
И все же мой взгляд так и тянулся к нему. С прошлого лета он не сильно изменился, но мне хотелось как следует рассмотреть его, изучить каждую новую черточку на его лице. Поэтому я украдкой посматривала на него.
Несмотря на то, что Дамьян был уже давно не мальчишка, он все так же имел вид отпетого хулигана. На нем была толстая твидовая куртка с широкими отворотами и грубыми деревянными пуговицами, надетая поверх плотной льняной рубашки. Из голенища правого сапога торчала рукоять хлыста, видимо, он прискакал сюда на лошади. Но ни я, ни дед не слышали топота и лошадиного ржания.
За этот год он сильно вытянулся, и теперь уже я сама была ниже его и еле доставала ему до носа. Худощавый, с взъерошенными волосами, неровными прядями спускавшимися на воротник куртки, с обветренным лицом и пронзительными черными глазами. Его нельзя было назвать красивым, а наглое выражение лица и язвительный взгляд, в котором отчетливо сквозила спесь, не делали его более привлекательным. И все же он притягивал к себе, как притягивает нечто опасное и неизведанное. Такого не пропустишь в толпе.
Разглядывая его, я поняла, что во мне возникли противоречивые чувства. С одной стороны у меня была неприязнь к нему, но в то же время резкие линии его лица интриговали меня, как художника. У меня чесались руки, так хотелось взять угольный карандаш, чтобы перенести то впечатление, которое вызывал во мне Дамьян, на бумагу. Мне было интересно, смогу ли я написать его. Портретная живопись не была моей сильной стороной, но интересное лицо всегда привлекало меня. Но тут он прервал мои размышления. Дамьян первый не выдержал нашего молчания, и я поздравила себя с этой крохотной победой.
- Я замечал, что старик в последнее время ведет себя странно, но не сразу понял в чем, точнее, в ком дело. Мои поздравления, ты обрела новую, любящую семью.
Проигнорировав его язвительные нотки, я спросила о графе:
- А что странного в его поведении? - заметив, что Дамьян не торопиться отвечать я добавила. - Я ведь мало знаю его.
- Граф вернулся к делам, начал интересоваться владениями, следить за счетами.
- А что в этом странного? - изумилась я, - он же обязан за все этим следить.
- Раньше! Он следил за этим раньше. До того, как...- Дамьян замолчал, неоконченная фраза повисла в воздухе. Впрочем, ее и не надо было завершать, я прекрасно поняла, что он имел ввиду: до того как в Китчестере появился он.
- Теперь у меня есть дед, - зачем-то сообщила я, нарушив воцарившееся молчание.
Он кивнул в сторону замка и, не скрывая презрения, сказал:
- Еще несколько довольно неприятных родственничков и груда старых камней.
Я ожидала, что он сейчас обвинит меня в том, что я встала между ним и Китчестером. Но он только еле заметно улыбался, с озорством наблюдая, как его высокие сапоги сбивают с травы ажурные невесомые плетения, усыпанные прозрачными каплями. Рваная паутинка цеплялась за сапоги и, схлестываясь травой, оставалась висеть на острых стеблях серыми комочками.
- А ты себя тоже относишь к неприятным родственничкам?
Дамьян ответил не сразу. Некоторое время он смотрел вдаль, в сторону Китчестера, будто ждал, что замок подскажет ему нужные слова. Его губы все также кривились в подобии улыбки, но появилась какая-то грусть, затаившаяся в каждой черточке его лица
- Возможно, даже к самому худшему из всех! - наконец ответил он, и мне послышалась в его словах горечь.
Я хотела выяснить, что это значит, но он оставил мой вопрос без внимания:
- Как тебе старик? Я никогда не видел его таким довольным. Уже начала вить из него веревки или еще только раздумываешь с чего бы начать?
- Я полюбила его, - честно сказала я, ни капельки не обидевшись на его слова. Он обернулся ко мне, и меня пронзил острый, как бритва, взгляд, полоснувший по мне.
- Ты полюбила его... - он сделал паузу, и жесткие складки пролегли у рта. - Знаешь, какой он? Старик, погрязший в собственном одиночестве, но вот у него появляется маленький любимец - птичка, которая день изо дня поет сидя в клетке, и своими песнями скрашивает ему оставшиеся часы. Он обожает ее, он чистит ей клетку, сыплет самые вкусные зернышки, поит ключевой водицей и сулит все блага мира. Но все же она только птичка, любимица, которую нужно держать под замком, чтобы она однажды не упорхнула...
- Ты жесток.
- Нет, я реалистичен. Он вовсе не такой безобидный, как ты можешь о нем подумать.
- Я никогда бы не назвала его безобидным! - почти шепотом сказала я. - Он похож на раненного зверя, который мечется в поисках спасения и готов на все, чтобы получить лишнюю минутку жизни.
- Согласен, - он пристально посмотрел на меня, будто увидел во мне что-то необычное, что его удивило. Под его изучающим и впервые серьезным взглядом я чувствовала себя неуютно.
- Ты должна знать, Лемуэл из той породы зверей, которые, если уж вцепились во что-то челюстями, ни за что не отпустят жертву. Он выгрызет ее до последней косточки.
- А ты? Разве ты не такой? - воскликнула я. - Вы друг друга стоите!
Я зябко поежилась, когда раздался его хриплый смех, заглушаемый налетевшим порывом ветра. Я плотнее запахнула плащ и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Тусклое утреннее солнце, висевшее над макушками деревьев, еле проглядывало из-за серой слоящейся массы. Небо на наших глазах старилось и снова затягивалось тяжелыми тучами.
- Осторожно, я ведь могу оскорбиться и потребовать расплату за столь неосмотрительные слова, - внезапно Дамьян сделал один большой шаг и, обогнав меня, остановился, преградив мне дорогу. От неожиданности я врезалась в него, но тут же отступила. У него была неприятная манера, если он хотел смутить человека, он смотрел на него не моргая. Вот и сейчас он уставился на меня своими угольными глазами, в непроглядной глубине которых полыхало неукротимое яростное пламя. Казалось, он готов был спалить меня заживо, если бы я хоть на миг отвела взгляд.
- Ты сильно рискуешь, мое золотко, - тон его был обманчиво бесстрастным, и я не на шутку испугалась, вспомнив, все рассказы о его преступных похождениях.
- Еще скажи, что ты слишком много мне позволяешь. И ни один человек кроме меня не осмеливался язвить тебе, - я выпятила подбородок и нагло ухмыльнулась, понимая, что, скорее всего, выгляжу жалко, пытаясь спастись, уколов его самолюбие.
- И в чем же твоя исключительность, позволь узнать?
С облегчением я увидела, как его губы дрогнули, сдерживая улыбку.
- Разве ты не знаешь? Я всегда бросаюсь в атаку и нисколько не боюсь захлебнуться в твоей ответной желчи!
- Ты заноза, - не понятно к чему вдруг произнес он и снова расхохотался, пропуская меня.
- Ты примешь его приглашение? - неожиданно спросил Дамьян.
- Я не собираюсь притворяться, что раздумываю над этим. Да, приму, потому что всю жизнь ждала этого.
Ему понравилась моя откровенность, но он и сейчас не оставил свои насмешки.
- Возможно, тебе придется не по душе то, что ты там встретишь. Серая птичка не приживется в стае акул, изголодавшихся по свежей, не отравленной семейными интригами и ядом крови.
Я безнадежно взмахнула рукой, пытаясь оградиться от его язвительных слов.
- Да, это вполне возможно. Вчера нас едва ли встретили тепло, но я начинаю узнавать кое-что о Китчестерах и понимать, что значит - жить в таком месте. Впрочем, то что я уже знаю не вызвало у меня радости. Я не хочу быть одной из них.
Он мне слегка улыбнулся, и его лицо ненадолго осветилось теплотой, такой редкой для него.
- Вспомни, Лемуэл назвал тебя "настоящим Китчестером". В тебе есть несгибаемое упрямство и та их бесценная гордость, которой они кичатся на каждом шагу. Ты больше Китчестер чем думаешь.
Я рассердилась, не желая этого признавать. Мне не хотелось представлять себя обладательницей каких-то мифических фамильных черт, и знать, что мой характер весьма предсказуем, потому что об этом позаботились мои предки.
- Хоть это и банально, но мне хотелось бы считать, что я все-таки сама по себе. И сама...
Но договорить мне не удалось.
Перед нами раскинулся овраг, тот самый, который мне пришлось обходить по дороге сюда. Мы заметили его только тогда, когда подошли вплотную к обрыву. Дамьян вовремя отступил назад, я же не успела среагировать и мои ноги заскользили вниз по твердой мокрой глине. Пытаясь сохранить равновесие, я ухватилась за локоть Дамьяна. Но вместо того, чтобы удержать меня, он сделал шаг вперед и, оттолкнувшись, заскользил вниз вместе со мной. Нам еще повезло, что мы не упали, а только проехались по глине, оставив позади глубокую борозду.
Когда мы оказались внизу, я вдруг осознала, что стою с крепко зажмуренными глазами, все еще вцепившись в его руку, которая теперь оказалась на моей талии и прижимала меня к нему. Он же напряженно посмеивался, уткнувшись носом мне в шею, и его теплое дыхание опаляло кожу. Я подскочила, словно ужаленная ядовитой змеей, и отпрыгнула в сторону, с чавканьем приземлившись на размытый речной водой дерн.
- Зачем ты это сделал? Мы же могли упасть и кубарем скатиться вниз!
Волна бессильного возмущения охватила меня, только оно помогло мне преодолеть охватившее меня волнение. Я прекрасно понимала, что вовсе не его, по сути невинная, выходка, так подействовала на меня. Кожа на шее до сих пор хранила тепло его дыхания, и я никак не могла отвлечься от этого ощущения.
- Я твердо стою на ногах, соловей, - и тут же добавил с самодовольным смешком, - Не удержался, надо же было тебя немного встряхнуть. Я даже отсюда слышу, как стучит твое сердце. Признайся, тебе понравилось.
Последние слова он произнес двусмысленным тоном, явно имея в виду не наше скольжение по склону. В первое мгновение я растерялась, не зная, как реагировать на подобное заявление.
- Я что, такой страшный? Ты отскочила от меня, как от насильника. Боишься, что я прямо тут же накинусь на тебя?
Я одарила его любезной улыбкой
- Не рассчитывай, что я брошусь от тебя с воплями ужаса. Ты еще не настолько чудовищен.
Уголки его губ слегка приподнялись.
- А может я только этого и хочу, чтобы ты боялась меня? - он резко замолчал, не отрывая жадного взгляда от моего лица. Его губы скривились в безобразной издевке.
- Или мне действительно сделать это? Мы здесь одни, никто не откликнется на твои крики, - его масленый голос запорхал вокруг меня. - Скажи мне, ты уже целовалась? Или ты до сих пор целомудренна и невинна, как неоперившийся птенчик...
Я с трудом удержалась от оплеухи. Ее сладостный звук уже слышался мне, но гордость не позволила дать Дамьяну лишний повод позубоскалить. Поэтому я коротко бросила ему:
- Тоже мне Казанова.
Впервые, возможно, он потерял дар речи. Я ощущала его растерянность и могла поклясться, что сейчас он придумывает для меня самые изощренные способы мщения. Он уже начал свою игру, наслаждаясь моим девичьем смятением, и не готов был вот так закончить ее.
- Казанова?! - он натянуто хохотнул, но в его голосе со всей ясностью прозвучала требовательность, слишком ярая, слишком испугавшая меня - Я единственным, кто будет целовать тебя. Ты меня поняла, золотко мое? Я единственный, кто будет владеть тобой!
- Я не тюк с шерстью, чтобы мной владеть! - воскликнула я.
- Нет, ты гораздо более драгоценная вещь, - его газа сузились, выражение лица стало зловещим. - Нет, ты бесценна... Я буду тобой владеть, как самым величайшим сокровищем.
От этой бесстыдной прямолинейности я разозлилась еще сильнее. Как он красуется, как он самоуверен! Не думая о последствиях, я выпалила первое, что пришло мне в голову.
- Что за детские выходки! Тебе давно пора оставить свои издевки и вести себя, как подобает настоящему мужчине, а не уличному хулигану. Или ты способен только вредить и лгать, доставляя окружающим людям одни неприятности?! Ты зазнавшийся, самодовольный павлин!
Бросив ему в лицо слова, я молниеносно развернулась, чтобы не видеть его бурной реакции, и начала карабкаться вверх по склону, откуда мы только что спустились. Так, трусливо поджав хвост, улепетывает дворовая псина, сжавшись всем тельцем в ожидании летящего вслед за ней камня. Вот и я боялась оглянуться, с каждым ударом сердца ожидая мстительного нападения. Но секунды проносились, а сзади была тишина - безмолвная, но почти физически ощутимая от звенящего в воздухе напряжения. Я уже трижды обругала себя, жалея, что позволила слабости взять верх и не встретила его ответ с достойным хладнокровием.
Как назло овражный склон никак не желал поддаваться моим усилиям. Каждый шаг я делала с трудом из-за налипших на ботинки тяжелых комьев глины. Увесистый груз мешал мне принять устойчивое положение, и я опасалась, что в следующий раз непременно потеряю равновесие. Так и случилось. Сделав очередной неуверенный шаг, я почувствовала, как ботинок начинает скользить. Судорожно вытянув вперед руку, я схватилась за хилый кустик в безнадежной попытке устоять на ногах. И в ту же секунду вырвавшиеся на свободу корни окатили меня фонтаном земляных брызг, и я, больно приземлившись, спиной съехала вниз.
Нет, земля не разверзлась подо мной, чтобы поглотить меня и скрыть от невольного свидетеля мой мучительный стыд. Даже падение в навозную кучу, мне показалось в этот момент таким незначительно-мелким событием, по сравнению со случившимся сейчас.
Я так и сидела не шелохнувшись, желая только одного, исчезнуть, раствориться в этой склизкой грязи. Звук шагов нарушил оцепеневшую тишину. Дамьян обошел меня и встал передо мной. Невидящим взглядом я уставилась на его сапоги. В отличие от моих ботинок они не были покрыты толстым слоем глины, лишь темно-бурые пятна с прилипшими к ним разорванными травинками красовались на квадратных носах. "Это несправедливо, несправедливо...". В отчаянии я закрыла лицо грязными ладонями, чтобы не видеть тускло поблескивающих мокрых сапог. Я знала, что этот беспомощный жест не спасет меня от Дамьяна, и с ужасом ждала его жестокого, безжалостного смеха.
Но он не засмеялся. Вместо этого Дамьян склонился надо мной и рывком поднял меня на ноги. Я все еще держала ладони у лица, они были настолько одеревеневшими, что я не в силах была разжать их. Когда он принялся отряхивать с моей одежды грязь, волны ледяной неловкости окатили меня с ног до головы, остужая пылавшие от стыда щеки. Уже в сотый раз я воззвала к своей хваленой гордости, пытаясь вернуть утраченное самообладание. Однако его быстрые прикосновения, еще больше усугубляли мое и без того жалкое состояние. О чем Дамьян, разумеется, знал, и я предположила, что он таким образом мстит мне.
Стоя в оцепенении, я молила, чтобы он ушел, оставил меня одну. Но уже в следующий миг Дамьян вплотную подошел ко мне и без усилий отвел мои онемевшие руки от лица. Я не смела взглянуть на него и поспешно опустила глаза. Но он не позволил. Сжав холодными пальцами мой подбородок, Дамьян требовательно запрокинул мою голову, заставив посмотреть на него. Вместо омерзения, которого я страшилась, на его лице сияла широкая мальчишеская улыбка. Ветер трепал белые волосы, захлестывая спутанные пряди на глаза.
- Я похожа на огородное чучело, - пролепетала я и обрадовалась, услышав, что голос прозвучал не так жалко.
- Еще как! - согласился со мной Дамьян, и водрузил обратно на макушку мою шляпку, съехавшую на самое ухо. При этом несколько креповых незабудок, любовно пришитых тетей Гризельдой, отвалились и остались у него в ладонях, размокшими, оборванными лоскутами. Крашеная материя от сырости полиняла, испачкав его пальцы голубой краской. Заметив это, Дамьян выругался и со всего размаха зашвырнул крохотные лоскутики в грязь. А затем рассмеялся, увидев мой жалобный взгляд, которым я проводила злосчастные цветы. Я тоже слегка улыбнулась, наблюдая за ним. Былая уверенность возвращалась ко мне. Еще немного и я смогу без стыда и смущения смотреть ему в глаза.
- Мое поведение было ужасным, - сказала я уже более окрепшим голосом. - Ты, должно быть, находишь меня отвратительной.
- Ничего подобного, соловей, и ты отлично это знаешь! - возразил мне Дамьян с внезапной и печальной усмешкой. - Я шокирован тобой, сведен с ума, ошеломлен, возможно даже, убит наповал... Но никогда, слышишь, никогда, я не считал тебя отвратительной.
В его словах прозвучала неприкрытая горечь и если бы не бушевавшие в глазах огненные вихри, я бы подумала, что он сожалеет о своем отношении ко мне.
Внезапно, Дамьян поднял меня на руки и зашагал через овраг. Он уверенно двигался вперед по упругим кочкам и сухим прогалинам, которые каким-то чутьем находил в вязкой жиже из гниющего осота и речного ила. Его руки держали меня крепко и легко, будто я махонькая девчушка, или сам он мифический Геракл. Подойдя к склону, он не опустил меня, а все с той же уверенностью начал взбираться вверх по скользкой глине. Пару раз мы чуть не скатились вниз, но Дамьян чудом удержал равновесие.
Когда мы очутились наверху, я попыталась высвободиться. Но он и глазом не моргнул на мою просьбу опустить меня.
- Ты помнишь, как мы расстались прошлым летом, Найтингейл? - вместо этого сказал он, шагая вперед. Дамьян редко произносил мое полное имя и, наверное, от этого мне почудилось, что он выдавил его из себя, заставив язык и рот произносить каждую букву.
Мне его вопрос показался до абсурдности глупым. Как я могла забыть об этом? Часы, недели, месяцы я переживала весь наш разговор заново.
- Ну, не совсем чтобы очень... - пробормотала я. - Помню, мы немного повздорили.
- Значит повздорили? - Дамьян нисколечко не поверил в мою дырявую память. - А вот я помню все, что сказал тебе тогда. Тебе интересно, зачем я сегодня пришел? Я пришел из-за тебя, соловей. Я должен был... должен был удостовериться в себе. Узнать, до сих пор ли я болен тобой!
Я боялась отвечать, вдруг ляпну что-нибудь не то и своим глупым ответом испорчу это тревожное мгновение откровенности. Дамьян продолжал идти, все также крепко, без признаков усталости, сжимая меня в своих руках.
- Ты ведь знаешь, что своим появлением сильно мешаешь мне?
- Неужели? - голос меня подвел и у меня вырвался только тихий шепот.
- Пока тебя не было, старик жил только одним - Китчестером. Я воспользовался этим. Изучил каждый камень, каждую травинку и песчинку, чтобы знать, что может принести пользу замку, а старику долгожданное удовлетворение. Мне же - сам Китчестер! Я хотел, - он рассмеялся, но в смехе не было радости, только мучительная тоска, - нет, я хочу владеть им. Но объявилась ты и все разрушила. С самого твоего появления я стал наблюдать за тобой, восприняв тебя как явного врага. Я не дурак, соловей, жизнь вбила в меня столько опыта, что еще несколько подобных уроков и я просто задохнусь в нем. Но благодаря этому, я знаю людей и умею предугадывать их поступки, поэтому я всегда опережаю и всегда выигрываю. Так и с тобой - я знал, что рано или поздно ты захочешь заполнить эту чистую страницу под заглавием "Китчестеры". Придя к графу, ты завоюешь его. И тогда для меня будет все потеряно. Но я никогда не проигрываю.
- Ты ошибаешься! - я удивилась, что голос мой не сорвался, хотя я была напряжена до предела. - Я не собираюсь никого завоевывать, я хочу только узнать его ближе. И мне ничего не надо от графа Китчестера.
- Ты глупышка! Ты уже завоевала его. Даже если ты ничего не хочешь от него, кроме дедовской любви, он все равно сделает все по-своему - выбросит одного любимца и пригреет другого.
- Но я сама не пойду на это! - я чувствовала, что уже не могу сдерживаться и перехожу на крик. - Ты же слышал наш разговор! Ты же все слышал!
- Да, слышал, но твои слова ничего не значат для него.
- Также как и для тебя, Дамьян! - мне безумно захотелось, чтобы он верил мне, чтобы никогда не смотрел на меня как на врага. - Все, что я говорила деду, все правда. Я не хочу быть твоим врагом!
Дамьян остановился и неуклюже, как-то грубо, поставил меня на землю, оказавшись у меня за спиной. Его прерывистое, разгоряченное от быстрой ходьбы дыхание снова опалило меня. Невольно я прижала ладонь к шее, растирая, то место, где его дыхание щекотало кожу. Услышав его смешок, я отдернула руку и стиснула у груди ткань плаща. Он же с каким-то злорадным глумлением зашептал мне в ухо:
- Найтингейл... Я верю тебе, и можешь избавить меня от этого умоляющего взгляда. Он тебе не идет. Ты же смелая, безрассудная, пташка! Но я хочу, чтобы ты знала - хочешь, не хочешь, а ты мой враг. Ты мой самый заклятый враг, Найтингейл. Самый неумолимый и беспощадный, потому как ты уничтожила, раздавила меня, завладела моим сердцем и выпила всю мою душу без остатка. Ты обнажила мои слабости, вывернула наизнанку все мое существо, оставив меня безоружным и беззащитным. Не проходит и дня, чтобы я не проклинал тебя, потому что мнеэто не нравится, соловей. Мне не нравится, что кто-то владеет мной. И я не успокоюсь, пока мы не поменяемся ролями. Я охочусь за тобой, мое золотко, и как бы ты ни убегала от меня, как бы ни спасалась, я полностью подчиню тебя, ты будешь умолять о пощаде, я завладею тобой. Ты моя! Моя...
Я стояла ни живая ни мертвая, не чувствуя под ногами твердой земли, не чувствуя бившего по моим щекам колючего ветра. Только одна мысль раненым зверем билась в голове: "Безумен, безумен!". Она пульсировала, застилая пеленой глаза и вселяя слепой ужас. В панике я вырвалась из его хищных объятий и бросилась бежать - бежать со всех ног, не оглядываясь, не разбирая дороги, бежать куда угодно, лишь бы подальше от него. В сердце родился страх, что он бросится за мной, будет преследовать меня, пока не догонит. Но только свистящий ветер гнался за мной попятам. Он подгонял меня, окутывал вихрями, будто, перепутав меня с беззаботным зонтиком, хотел подхватить в свои воздушные лапы, оторвать от земли и умчать вдаль.
Мне казалось, что бежала я долго. Только когда острая боль пронзила бок и запульсировала, мешая движению, я замедлила бег и обернулась - погони не было. Я пошла медленнее, пытаясь восстановить дыхание, ноги не слушались, и я часто спотыкалась. Ветер все-таки сорвал с меня шляпку и разметал волосы. Представив себя: укутанная в плащ, грязная с ног до головы, с лохматыми спутанными волосами и раскрасневшимися щеками, - я истерически рассмеялась. Что скажет тетя Гризельда! Но с каким-то тревожным безразличием я отмахнулась от этой мысли. Сейчас я была настолько вымотана и опустошена, что просто не в состоянии была ни о чем думать. Мне хотелось только одного - зарыться в плед и уснуть.
Слава богу, Сильвер-Белл стоял на самом краю деревни, и мне не пришлось никого пугать своим видом. Надеясь незаметно подняться к себе, я сняла грязные ботинки у двери и засунула их за горшки с геранью, затем на цыпочках прошмыгнула в холл и, стараясь не скрипеть половицами, стала подниматься по лестнице. Вдруг из кухни появилась Фини, неся в руках поднос, уставленный блюдцами с пирожками, сахарницей и чашками. Она напевала песенку, и у нее было прекрасное настроение, что с ней крайне редко случалось по утрам. Я затаилась, перестав дышать и молясь, чтобы она не подняла глаза. Но было уже поздно, Финифет, заметила меня, оповестив об этом на весь дом звоном громыхающего железа, разбитого стекла и душераздирающим возгласом:
- Роби! Ты ли это?! - она прострела ко мне руки, и я могу поклясться, что они дрогнули.
Из гостиной послышались оханья и торопливые шаги. Дверь распахнулась, хлопнув об стену и выпустив встревоженную тетушку. Не замечая меня, тетя уставилась на пол, где в живописном беспорядке валялся ее завтрак вперемешку с осколками фарфора. Уже собираясь устроить экономке хорошую трепку, она, однако, обратила внимание, что руки Финифет неестественно вытянуты, а глаза как-то уж слишком усердно косятся в сторону лестницы и при этом рьяно ей подмигивают. Поддавшись беззвучному внушению, тетя Гризельда обратила свой взор на лестницу. В отличие от Фини она не стала устраивать представлений, а только сдержанно кивнула, оглядев мои всклоченные космы и ошметки грязи на плаще.
- Ты совершенно измотана. Иди-ка наверх. Я пока сделаю молоко с медом. А Финифет принесет тебе горячей воды. Смой с себя всю эту грязь, переоденься, а потом мы поговорим.
Я с облегчением отправилась наверх, но тут из-за спины тети появились Сибил и Виолетта. Зная, что утром я встречусь с графом, Летти пришла к нам, чтобы сразу же, как я появлюсь, услышать мой рассказ. При виде меня, она не стесняясь воскликнула:
- Роби, ну ты и кикимора! - она скривила губы, и, не обращая внимания на попытки Сибил остановить ее, весело произнесла. - Тебя что, тащили волоком по земле?
- Можно сказать и так, - произнесла я, нехотя отвечая на ее глупое высказывание. Мне было не приятно, что она так потешилась, увидев мое состояние. Летти рвалась сказать что-то еще, но тетя цыкнула на нее и отправила девушек в гостиную.
Наконец, я поднялась к себе в комнату, где разделась, сбросив грязную одежду в кучу, и устало опустилась в сидячую ванну, с блаженством ощутив, как холод промозглого утра покидает мое тело. В горячую воду Финифет намешала сухой горчицы - это было ее фирменным средством от простуды, - и я хорошо пропарилась, пропитавшись терпким горьковатым запахом. Бессонная ночь и тревоги сегодняшнего утра давали о себе знать - веки отяжелели, и я с трудом заставила себя вылезти из ванны. Засыпая на ходу, я добралась до кровати и провалилась в глубокий, без сновидений, сон.
ГЛАВА 16
Только через пару недель я нашла в себе силы пойти в Китчестер. Дед ждал моего ответа, и мне нужно было дать его.
Все эти дни я жила как во сне, с чувством полного равнодушия ко всему. Это было состояние опустошенности и выпотрошенности, какое наступает после страшной бури. Именно так представлялись мне последние события. А моя встреча с Дамьяном оказалась тем разрушительным шквалом, после которого я поняла, что не выдержу натиска и вот-вот погибну, захлебнувшись в нахлынувших на меня переживаниях.
Когда я спокойно обдумала разговор с ним, у меня родилась мысль, с каждым днем перераставшая в уверенность, - что я опять обманута. Обманута воображением, распалённым страстным желанием почувствовать себя любимой. Я нашла тысячи причин не верить Дамьяну и столько же - почему он сам мог пойти на такой откровенно-беспринципный шаг. То, что я приняла его слова за чистую монету, лишний раз показало, как я наивна. Этот человек жесток и циничен, ему ничего не стоило потешить себя, играя со мной в подобные игры. Тем более я стояла у него на пути, и он мог мстить мне, каждый раз изводя меня и доведя до панического состояния.
Без зазрения совести Дамьян мог переступить черту, чтобы добиться цели. Знала ли его жестокость границы? Неоднократно я слышала дурное о нем. Я вспомнила о тех людях, чьи дома он вместе с шайкой хулиганов поджог, отомстив за себя, и еще десятки подобных рассказов. Мне пришло в голову, что он также спокойно растопчет и меня, если решит, что я мешаю ему.
Но в то же время, я была уверена, что его тянуло ко мне. Я видела, как он весь словно вспыхивает рядом со мной. Но, какие реальные чувства живут в нем, я не знала. Может быть, я ему действительно нужна, но только как объект для глумления. Ему нравилось играть со мной, нравилось загонять меня в угол и наблюдать за моими метаниями, я же страшилась этих игр. До сих пор я не могла разобраться в себе. Он отчаянно пугал меня и также отчаянно притягивал.
В один из дней, когда я отрешенно сидела в саду, погруженная в карусель размышлений, терпение тетушки лопнуло. Она решила сама избавить меня от этой, как она выразилась, могильной апатии, и тем самым вернуть меня обществу, а само общество уберечь от преступных действий в отношении меня.
- Потому что еще чуть-чуть - вскричала она, - и я сама лично превращусь в Отелло и придушу тебя, лишь бы не видеть твоих остекленевших глаз!