Аннотация: "...Мир необъятен,но пути тех, кому суждено встретиться,пересекаются."
Волфсбург. Германия.
2007 год
Не буду делать вид, что я был современником описываемых лиц и событий, слышал разговоры тех, о ком пишу, и внимал их подробным рассказам о личных переживаниях.
О жизни давно прошедших времен в малень-ком городке Коппенбрюгге мне подробно рассказы-вала Эмили, интереснейшая женщина, далеко, очень далеко не молодая, с которой я имел удовольствие познакомиться в этом милом месте Германии.
В своей молодости Эмили услышала очень многое из того, о чём мне рассказывала, от своей бабушки, а та - то же от своей бабушки...
Естественно, говорить о достаточной досто-верности не приходится, но кое-что, точно, происхо-дило им-м-енно так. Вы улыбаетесь?
Это, - что касается первой и второй глав.
События третьей главы - изложение воспо-минаний моей родной мамы. Мама очень любила рассказывать о своем доме, о своих родителях и, мне кажется, ничего не искажала. Правда, эти рас-сказы я слышал очень давно, в своём детстве, и мог сам убедить себя, что запомнил так, как хочу в это верить. Но... в рамках разумно допустимых отклоне-ний от возможного.
Всё остальное, вы сами почувствуете это, - чистая реальность. Но и реальность бывает иногда похожа на что-то придуманное. Так случается. Со-гласитесь.
Германия. Коппенбрюгге.
1697 год
Вереница карет и повозок приближалась к этому маленькому городку в Ганноверском княжест-ве. За окнами кареты, в тумане мелкого дождя, спра-ва и слева, медленно проплывали чёрные стволы намокших деревьев. В передней карете находилась княгиня Ганноверская София, дама совсем не моло-дая, боялись её растрясти и поэтому все двигались медленно.
─ Ну, кажется, сворачивает София, наверное, этот самый и есть Коппен... брюхен...- заметил офицер свиты, непосредственно сопровождавший царя. Последние два года этот рыжий толстячок был всегда рядом с царём во всех передвижениях, далё-ких и близких, и, наливая царю из китайского термоса теплое вино, знал, что именно этого вина хотел сей-час царь глотнуть.
─ Да, точно приехали, ─ выдохнул Пётр,─ и спина, и всё, что ниже, у меня почти онемело. Одно только приятное - по сторонам смотреть есть на что.
Въезжали в город. Офицер достал из рундуч-ка треухи, Петра и свой, и держал их наготове.
-Ведь улица, как и у нас в России, живая. Люди, лошади, дети,... а мусор где? Где колёса от-служившие, где бочки разбитые, где собаки бездом-ные, окна немытые, пыль где?
Как же всё они, германцы, делают аккуратно и чисто! Камушек к камушку, кустик к кустику, ничего лишнего, никакого мусора... Да-а-а.
Городок, похоже, маленький. Народ собрался по случаю встречи гостей. Весь город пришёл, на-верное, однако во всём городе людей, как в нашем российском селе.
Перед мостом через ров с водою останови-лась вся кавалькада. На большой, замощенной пло-щади. Подбежали слуги к каретам, к царской карете кинулись, остановились поодаль. Рыжий офицер бойко выпрыгнул из кареты и протянул руку Петру, но Пётр нахмурился и пробурчал:
- Убер-ри, до чего не люблю этот этикет для немощных...
Он был во всём против укоренившихся тради-ций, соблюдавшихся лишь для формы, а не для ра-зумной необходимости. И всячески старался, там, где это было возможно, в себе и вокруг наводить по-рядок по своему соображению. В двадцать пять лет многие смотрят на окружающую жизнь с сознанием её несовершенства и с желанием как-то изменить и улучшить даже то, что им не под силу...
Пётр имел силу, имел способность властво-вать, был образован, умён и энергичен. Соединение всех этих качеств между собою и с царскими воз-можностями возвышало его над окружающими не только физически, благодаря гигантскому росту, но и морально. Это бросалось в глаза. Он был всегда у всех на виду, но был лишён напрочь стеснения, ро-бости, неуверенности. Пётр делал всё так, как хотел, как считал нужным...
С высокоподнятой головой сошёл на землю, поприседал пару раз и глянул с улыбкой на собрав-шихся горожан.
Было известно, что Пётр предпринял это пу-тешествие по Европе для того, чтобы посмотреть, как правят государством в других странах, самому научиться, чему возможно и первостепенно для го-сударственной пользы. Ну, и коалиции закрепить и расширить против шведов и против турок. Выезжая из Москвы 10 марта в составе гигантского посольст-ва, 250 человек, было условлено, что Пётр будет пу-тешествовать инкогнито, под именем урядника Ми-хайлова. При напряженных делах с Польшей не очень-то хотелось кричать на весь мир, что царь уе-хал путешествовать. Но уже после Риги и Либау стала раскрываться секретность присутствия царя, направленная, к тому же, на желание получать бо-лее достоверную информацию, а не приукрашенную для царского потребления. Однако, после Кёнигс-берга и Колберга таиться уже было незачем, все всё уже прознали, и, разделившись на две группы, в Берлин одна из групп прибыла во главе с Царём. Может быть, сам организатор Великого посольства, Франц Лефорт, и проболтался о присутствии царя где-то за выпивкой.... И сейчас, в конце июля, молва о путешествии русского царя так широко разнеслась из уст в уста, что и скрывать царское присутствие было уже напрасно. Всего в Коппенбрюгге прибыло 70 человек. К встрече готовились и всех уже опреде-лили, куда устроить на отдых.
Княгиня София с дочерью Шарлоттой и со своим старшим сыном, принцем Георгом, улыбались и раскланивались. Софию очень любили в народе. Ей было около семидесяти лет, и её образованность и забота о науке и искусстве сделали княгиню исклю-чительно популярной. На Петра смотрели с большим любопытством. Княгиня, крупная, седая дама с длин-нющим носом и зычным голосом, представила Петра согражданам, и народ, услышав, что это русский Царь, уважительно зашумел.
Пётр, обращаясь к многочисленным горожа-нам, чисто по-германски, без акцента сказал:
─ Guten Tag, die Bürger liebe. Danke Ihnen für den Empfang.
Он понимал, как удивительно бюргерам ви-деть русского человека. Да ещё царя, да ещё и гово-рящего по-ихнему... С детских лет Пётр изучал гер-манский язык и с удовольствием практиковался в этом знании.
Это была первая заграничная поездка Петра, и многое было для него в новинку, несмотря на то, что он успел уже кое-что увидеть за свою двадцати-пятилетнюю жизнь, да и за время нынешнего путе-шествия изрядно земель посмотрел.
Вокруг площади теснились двухэтажные и трехэтажные дома с тёмными полосами фахверков. Такие дома Пётр уже встречал в этой поездке и по-интересовался их принципом. Это особая построй-ка, стены которой состоят из деревянных стоек, под-косов, обвязок. А промежутки заполняются, чем по-пало: глиной, мелкими камнями. Дерево оставалось обнажённым, и с фасадов такой дом выглядел сплошь расчерченным тёмными косыми крестами деревянных конструкций. Крыши все остроконечные, покрыты красной черепицей.
Дома почти одной высоты и выходят на улицу по два, по три домика, прижавшись друг к другу. А между этими группками ─ узенькие проходы, на ши-рину телеги. У нас то, в России, широко раскинуты дома друг от друга, свободно. За то и замостить та-кой город, - какие расходы! Что лучше, ещё поду-маешь. Водопровод подземный протянуть по этой куцей улице куда легче, нежели по нашим раздоль-ям. А кто хочет свободы, ─ живи на хуторе или в де-ревне...
─ Петр Алексеевич, княгиня София приглаша-ет пройти в замок.
- Ich habe mich ungesehen, ich dachte nach...
Замок небольшой, обнесён высокой, каменной стеной, похоже, со всех сторон. Переводчик говорит, что замку более трёхсот лет. У входа две низкие, толстые башни, а между ними─ ворота. По каменно-му мосту, над рвом с водой и с лебедями прошли, сквозь кованые ворота, во внутреннею площадь зам-ка. Большая, светлая. Посредине площади огромный колодец, с трёх сторон высокие жилые крепостные здания. На первых этажах, стоящих на земле, обслу-живающие помещения, прислуга.
Поднялись по широкой лестнице на главный этаж. Кругом горели масляные светильники. Пахло жареным мясом и ещё чем-то вкусным.
Петра привели в левое крыло, в самый торец. Окна выходили на лес. Было тихо и даже прохладно, хотя на улице стало опять тепло, дождь давно про-шёл, и солнце уже хорошо согрело воздух. В комнате стояла громадная, из черного дерева кровать. Где только такую сумели разыскать? Под рост Петра трудно было в путешествиях найти подходящую, а здесь нашли. Спасибо. Под кроватью стоял, тоже громадный, ночной горшок. Пётр заулыбался.
Рядом с комнатой Петра поселили рыжего офицера из свиты и из петровой комнаты к офицеру протянули ленточку с колокольчиком. Петр попросил его помочь умыться, подлить воды на шею и на голо-ву.
Потом перешли в зал небольшой, куда при-несли по просьбе Петра варёной рыбы, яблок, огур-цов, анисовую водку и мёд. Ещё принесли попробо-вать земляной орех - картофель. Петру понрави-лось. Попросил весной прислать в Россию для рас-пространения.
С огромным удовольствием Пётр упал в кро-вать и проспал час...
***
К обеду с царём готовились тщательно. Выяс-няя не только, кого пригласить приличествует, но и кого хотел бы Пётр видеть для знакомства.
Приглашены были все знатные и значитель-ные лица Коппенбрюгге. Дошла информация, что Пётр заявлял, что намеривается запросить из Евро-пы учёных людей для создания нового, большого го-рода. Поэтому были приглашены несколько специа-листов ещё и из ближайшего города Хамельна. Сре-ди них Карл Циммер, финансист, уроженец Коппен-брюгге. Он здесь бывает часто, навещая своих братьев. Был среди приглашённых и один из братьев Карла Циммера, Эрик, местный житель, химик, ставший в последние годы известным специалистом по фейерверку. В программу встречи русского царя входил праздник на воде с грандиозным огненным показом. Эрик Циммер должен будет продемонстри-ровать своё искусство. Год тому назад он овдовел и на встречу пришёл со своею 18-летней дочерью Евой.
Еве приходилось бывать на подобных собра-ниях уже несколько раз. Но предстоящая встреча в одном зале, за одним столом с русским царём вызы-вала у неё восторг и волнение.
Что одеть? Отец посоветовал голубое платье. Цвет был нежный и очень подходил Еве. И маме этот цвет на Еве нравился всегда. Платье сшил весной Герр Шрётер, очень хороший мастер. Ева к нарядам относилась довольно равнодушно. Конечно, ей нра-вилось, когда было в той или иной одежде удобно, когда одежда не портила её внешний вид, не портила её фигуру, того, что есть при ней, её рук, ног, глаз. И, потом ещё, Ева твёрдо была убеждена, что многие вещи и понятия по-разному воспринимаются людь-ми. Одним нравится, другим это же не нравится. Один считает, что так красиво, а другой на это же смотрит с непониманием. А вот чистота и опрятность всеми воспринимаются одинаково и имеют лишь разные степени качества. Грязно, неопрятно. Нечис-то. Чисто, опрятно. Очень чисто, очень опрятно.... Ну, ещё много есть градаций, однако про неумытого и дурно пахнущего человека никто не скажет, будто он - чистый. И Ева старалась этому убеждению следовать. Она была красива своей свежестью, бле-ском, ароматом чистоты, аккуратностью. Но в ней присутствовала ещё и черта свободы и раскованно-сти: она не дрожала над своей чистотой, а легко ею пользовалась. Труд стирки и глаженья одежды для Евы был естественен и неутомителен, так как прак-тика в этих делах давала ей навыки рациональности. У неё всё было выверено и продумано до мелочей в том, что она делала. И она даже наслаждалась этой организованностью. Ей нравилось, что вот этот тазик - под правой рукой стоит, а этот удобно было дос-тать и поставить на столик левой рукой, и так да-лее.... И для развески белья всё было рационально продумано: по её просьбе отец напилил из щепок хорошенькие зажимчики, которые Ева держала в специально сшитом мешочке, легко одеваемом при развеске белья на шею.... И так во всём. Ева видела красоту в удобстве, в порядке и в чистоте. А в людях она ценила ещё и порядок душевный, - духовную категорию красоты.
Волосы Ева стригла по длине на уровне плеч и иногда подвязывала лентой, собирая за ушами. Она не любила накручивать букли, как это стало модным. Вообще Ева не хотела себя приукрашать, считая, что сама по себе её внешность приятная и любое украшение будет умалять натуральную при-влекательность.
Блеск и шелковистость волос подчёркивали красоту и матовость тела и никакие украшения ни телу, ни волосам были не нужны, дабы не отвлекать внимание от красоты естественной, первозданной, от красоты девственности...
С платьем и с причёской было решено всё быстро, а с туфлями и с чулками немного повози-лась, выбирая и примеряя... Каждый раз выходила к отцу и спрашивала, открывая ногу:
- Папи, ну-ка посмотри, фиолет с коричне-вым сочетается?
- Ох, хорошо, дочка. Очень смело и, одно-временно, скромно... Как же ты это чувствуешь тон-ко! Ах, молодец.
***
Когда Ева увидела Петра, у неё перехватило дыхание от восхищения им. Как он ей понравился! Ещё никто в жизни не взволновал её своим видом так сильно и сразу. Это было чем-то похоже на взрыв папиных бомб. Ева прекрасно понимала всю бесперспективность вспыхнувшего чувства, но испы-тывать эту сладкую боль её безудержно влекло.
И она позволила смотреть себе на Петра так, как ей этого хотелось - с нескрываемым обожани-ем. Он был худой и очень высокий. Голова обрам-лена тёмными, густыми и крупно волнистыми воло-сами. Глаза огромные, с длинными ресницами и чуть-чуть навыкате. Казалось, будто они совсем круглые. И тёмные, густющие брови! И всё время он улыбался. Над улыбающимся пухлым ртом торчали маленькие, рыжеватые почему-то, усики.
Царь заметил это пристальное, восхищённое и смелое рассматривание его.
- Конечно, всем я интересен, но эта юная дама уж очень откровенно вос-хищается. Красивая...Чем-то она мне на-поминает мою милую Аннушку. Высокой грудью что ли? Как мы расстались недру-желюбно... Всё что-то у меня на этом фланге плохо. С Евдокией полный разлад. Не желал я с самого начала якшаться с Ло-пухиными. Да меня и не спрашивали серь-ёзно. В 17 лет поженили, а чувств никаких и не было в помине. Перед отъездом зака-зал Льву Нарышкину склонить Евдокию на постриг.... Получится или нет, не знаю.... Бургомайстер что-то говорит.
- Дорога нелёгкая, понятно. Надо подкрепить силы и отдохнуть. В нашем Коппенбрюгге вы получи-те всё...
-Хороша эта фройлен, хороша. Так в упор и смотрит, не моргая.
Однако не только Царь заметил эти взгляды Евы. Еву преследовал своим неотступным вниманием один из давних учеников её отца, Иоганн Брюсс. Он впоследствии стал заниматься производ-ством зажигательных снарядов и очень в этом деле преуспел. Иоганн был также приглашён на обед в ка-честве интересующего Петра специалиста. Брюссы были очень состоятельные люди, и отец Евы всяче-ски поощрял перспективу такого замужества для своей дочери. Но сама Ева ...
─ Ну, вот что этот Иоганн на меня так испуганно смотрит. Клятву я ему не давала, что ни на кого обращать внимание не буду. И как хочу, так и веду себя. Очень царь русский мне нравится, ну до чего хо-рош! А Иоганн.... Вот, что-то меня ос-танавливает, какая-то есть стеночка, которая стоит на пути к нему. Ведь, вроде бы, всё в нём есть, что нужно. И умён, и учён, и семья достойная... Неужели его ры-жесть мне так не по нраву? Но, а как лю-бит-то он меня, как ласков...
Похоже, всё и забудешь, что не нра-вится, в обнимку с ним... Да, не урод он во-все, просто мечталось всегда о чернявом, кудрявом, высоком... Ах, как эти мечты-иллюзии нас с толку сбивают.
А кто другой-то? Где у нас тут вы-бор? Да, есть, конечно. Вон и большой го-род, Хамельн, рядом. Сватают. Я-то, как принцесса. Сейчас, с новой модой на от-крытые груди, на декольте, - мои доспе-хи, как из золота, так и притягивают охо-чих погладить их. Пойди, проверь, каков этот гладильщик в жизни будет... Нет, права я, только сердцу можно доверять... Да и то легко ошибиться, как высморкать-ся...
Столы на званный обед были накрыты в са-мом большом зале замка. Зал был почти квадрат-ный, и вдоль одной из сторон стоял стол для самых знатных дам и господ. И стулья с высокими спинками торчали за ним свободно. А перед этим главным сто-лом, торцами к нему, стояли такие же столы длин-ные, по три ряда с каждой стороны, но стулья были расставлены у них с двух длинных сторон. Посреди-не оставался проход широкий, метров в пять-шесть, прямо по центру главного стола.
Проход этот упирался в смежный, овальный зал, небольшой и весь светлый. И был как бы про-должением большого зала, разделяясь лишь узень-кими стенками от него, справа и слева. Там распола-гались пюпитры для оркестра. И стулья для музыкан-тов стояли. Похоже, оркестр из человек одиннадца-ти-тринадцати.
Пока рассаживались, бургомистр рассказывал об истории замка.
─ Построен наш замок в 1312 году фамилией графов Шпигельберг. В 1435 году замок сильно раз-рушают разбойники. В 1507 замок обновляется, а во время тридцатилетней войны, с 1631 года замком владеет фамилия Нассау-Дитц из Голландии. С 1520 года большой популярностью у больных поль-зуются серные источники, расположенные поблизо-сти ...
─ Это-то я знаю. Для этого и ос-тановились у вас, а не в Хамельне.... И с голландцами связь наладим, и попробуем вашу водичку, мою Stricktur Uretra полечим.
А чем же нас в Коппенбрюгге кор-мить собираются?
Расселись за столы.
Принесли белый хлеб, что в России пока было редкостью. К хлебу полагались "соусы". Они были в виде тонких, мягких, желеобразных пластин разного цвета, которые клались на хлеб вилками. Вилки эти долгое время были не одобряемы церковью, счи-тавшей, что подобные железные предметы напоми-нают орудия дьявола. Но они в высших кругах полю-бились и теперь можно ими свободно пользоваться для удобства еды.
Раздавали новинку французскую: жареный картофель. Много приправ подали: перцы заморские, корица, кардамон, имбирь, мускат и даже шафран, редчайший, ярко жёлтый и очень дорогой порошок.
Приправы - вещь нужная. Летом особенно. Жарко, продукты портятся, неприятно начинают пах-нуть, а есть их ещё можно долго. А приправы отби-вают плохие запахи и даже ненужные привкусы. Ну, а у знати - свои заботы. Им надо ещё и красоту наво-дить. Вот для этого приправы весьма сгодились.
Вина были все подслащенные мёдом с розо-вой водой.
Мясо, рыбу и дичь подали уже мелко раз-дробленными и протёртыми до каши, чтобы немоло-дым, у кого зубов не хватает, было удобно есть. С зубами-то вечная сложность. Мало у кого они целы-ми остаются. Правда, некоторые состоятельные го-рожане позволяют себе заказывать искусственные зубы: деревянные, железные, а совсем богатые, и фарфоровые. Однако это ещё не стало общим явле-нием, а, пожалуй, редкостью. Всем блюдам из мяса, рыбы и дичи придавались искусно сделанные, при помощи добавления муки и яиц, формы свиньи, ов-цы, оленя, фазана. А размельчённая рыба вложена в свою кожу. Овощи тоже подавались в виде каши, но и обычные. Кому что нравится.
Угощали новинкой из Италии ─ макаронами. Стран-то вокруг много, и все рядом. Друг от друга всего и набираются, разными новшествами. Не то, что в России. Леса дремучие кругом. Когда что сквозь них просочиться... Со сливочным маслом ма-кароны, тоже новинка. Царю с поклонами в первую очередь поднесли... И как их только делают? Чудес-но.
Появились музыканты. Бургомистр предста-вил капельмейстера, сидящего за одним из столов. Молодой, красивый, он галантно раскланялся и объ-явил, что специально, к приезду русского царя, им написана торжественная пьеса. Все восхищённо за-шептались. Капельмейстер вышел из-за стола и прошёл в соседний зал. Пьеса была очень эффект-но исполнена, и Пётр пригласил выпить возвратив-шегося довольного капельмейстера к своему столу.
Пётр наслаждался тем, что не надо было скрывать своего царского титула, так как игра в ин-когнито не удалась.
Вот он я, царь Российский. Не боюсь огласки. Да это всё мои советчики стра-щают, как бы чего не вышло, но слушать надо знатоков по заграницам. Сказали, - можно раскрыться, раскроемся. Смотри-те.
Вон, как весело на меня смотрит Шарлотта, дочка Софиина, дородная дама. А коппенбрюггские головы и местный бур-гомайстер с почтением глядят. И с любо-пытством.
А эта красавица так смотрит не отрываясь...
Ах, ты, кисонька, какая....А глазки так и блещут.
Что ж, танцевать приглашают, пойдём. Надобно курфюрстину Шарлотту пригласить.
- Ich kann Sie, Frau Kurfürstin, auf den Tanz einladen. Vielen Dank.
На следующий танец Петр пригласил "киску" с блестящими глазками. Её звали Ева Циммер.
Прекрасно танцевала. Так уж нежно и ритмично, и так послушно.
Неужели она мне понравилась тем, что напоминает Анхен? И действительно, похожа чем-то на Монс. Но без гонора, ласковая. Естественная какая-то, нет ис-кусственности, хитрости, разукрашенно-сти. И моложе намного Анны. На обрат-ном пути встречусь. Просил, чтобы ждала в Ганновере. Сказала: с радостью, с боль-шой радостью. Ах ты, кисонька нежная...
Чего греха таить, затеял-то я эту посольскую кутерьму, чтобы развеяться от неприятностей моих сердечных с Монс, с Лопухиной... Лефорт так и сказал мне: поезжай за границу, отвлекись, пощупай женщин заграничных, да и заодно государ-ственные связи присмотришь и покле-ишь...
Ева не ожидала, что царь при-гласит её на танец, даже подумать не могла об этом. Столько вокруг достойных дам. Од-нако, понимала, что может заинтересовать даже самого интересного мужчину... Какая разница, царь, не царь, князь, не князь. Если возникает какая-то волшебная сила, притяги-вающая мужчину и женщину друг к другу, то не имеют значения для этого тяготения их звания и положения. Танцевала Ева легко, и танцевать любила и умела. Несколько лет хо-дила учиться в школу при ратуше. От царя пахло изо рта чем-то не приятным. И он всё время передёргивал нижней губой, как бы за-кусывая её. Ей не понравилось и то, что царь уж очень крепко ей руку сжимал,... и рука у не-го была вся потная...Она как-то не это ожи-дала почувствовать.
Спустя полчаса, опять сели за столы и пробовали новомодный десерт - сливочный лёд, замороженные сладкие сливки. Также подавали арабский шараб, называемый ещё и шербетом. Петру очень понравилось это сладкое блюдо из не сильно замороженного фруктового сока. Меленькие льдинки такие...
После обеда всех гостей пригласили пройти на крепостной вал, откуда будет хоро-шо видно фейерверическое представление на воде, перед крепостной стеной.
На валу стояли рядами скамьи и удобные кресла плетёные. Петра усадили под большой липой, подстриженной в виде садо-вого домика в четыре этажа.
Могут же из ничего сделать какой-то интерес. И мастерски как выстригли! Умельцы! Посмотрим, что за фейерверк у них выйдет. В Кёнигсберге, в Королевце то бишь, мне это название больше по-душе, уж очень хорош был огненный праздник. Здесь-то на воде вон, каких птиц понаде-лали. Занятно.
На воде стояли сплетённые из прутьев и ук-рашенные цветами фигуры двух лебедей и трёх пе-тухов. В них были вставлены различные пиротехни-ческие штуки, не бросающиеся сразу в глаза. Птицы были закреплены якорями и только чуть-чуть шеве-лились, как живые.
Липа вся была мальчишками усеяна, и один свалился, чуть было не на Петра. В шаге от него. Пётр его поднял, спросил, не больно ли ушибся. Оказалось, не больно - с первого этажа слетел.
Заиграла музыка и лебеди, они стояли по бо-кам, стали шипеть и из клювов полились вверх ог-ненные фонтаны. Из петухов стали вылетать огнен-ные хвосты и взмывались из клювов высоко в небо снопы крупных, рассыпающихся во все стороны, искр. И в воде плавал и кружился огонь в виде гро-мадных цветов. Всё это сопровождалось громким хлопаньем, свистом и шипеньем. Герр Циммер сам составил искристо-форсовые, серные, селитро-серные составы с добавлением цветных солей. Пет-ру с детства нравились пиротехнические забавы. А в 17 лет он и сам кое-что изготовлял в компании с Егоркой Суриным. Отец Петра, Алексей Михайлович, увлекался охотой, а вот сыну эта страсть не приви-лась. Другие желания и потехи...
С праздником огненным справились хорошо. Недаром хвалят кругом этого мастера огня.
- Как вы говорите звать этого мастера?- спросил Пётр у бургомистра, комментировавшего ему программу.
- Герр Циммер, Эрик.
- На пару лет в Россию его отпустите, в пи-ротехнической школе преподавать?
- Как не отпустить, если Царь просит. И сам-то он согласится, я думаю.
Ева видала все эти огненные элементы в про-цессе изготовления, во время пробных запусков. Отец брал её всегда, когда уезжал на другую сторону реки, в овраг здоровый, где ставил свои эксперимен-ты. Но вот так, всё вместе, одно за другим и в таком количестве, видала не так часто. А сегодня отец и сам был доволен. Ева видела это, понимала по его спине, по тому, как он держал голову. Она гордилась им. И отец для неё всегда был образцом мужчины.... А как он маму любил, как нежен и внимателен всегда был с нею.... Вот бы такого мужа найти. Да такого не сыщешь.
Ева всё время наблюдала и за Петром. Смот-рел на всё он с интересом, активно реагировал, сме-ялся, подпрыгивал. Но уж очень эмоционально. Неу-жели все русские такие? Да нет, вон тот генерал, ко-торый рядом с ним всегда, тоже доволен, но не как шут...
- Вот ведь, как чудно бывает, сна-чала так уж понравился он мне. Неужели только внешним видом. Ведь говорят, будто внешность человека есть отраже-ние внутреннего содержания. Но содержа-ние-то не меняется, и внешность та же осталась. Почему же отношение к челове-ку меняется. Из-за поведения его, что ли. Из-за слов, из-за дел его? А, может, от то-го, как он пахнет? Ведь отец-то, к приме-ру, тоже бывает потный и дурно пахну-щий, когда с лошадьми натрудится, а ведь придёт домой, я его целую с удовольстви-ем, ещё не умытого. Он всё воротится, воротится: "подожди, доченька, я же весь грязный, да мокрый...". А мне - приятен он. Нет, наверное, не внешность есть от-ражение внутреннего мира, а то, как эта внешность действует, живёт. Если краса-вец-принц ударит по лицу маленькую пас-тушку, сказка грустная получится, его трудно полюбить. Но царь-то никого не бьёт, наоборот, вон мальчишку любопыт-ного поднял...и приласкал. Нет, сложно это всё.
***
Дом Евы был на восточной улице, и Иоганн её пристроился в тот вечер провожать. И стал опять объясняться в любви, и обниматься, и чуть не пла-кать оттого, что Ева его отталкивает. Они шли тихой по обычным дням улице, но в сегодняшний вечер она была полна возвращающимися с фейерверка горо-жанами.
- Почему ты меня отталкиваешь от себя? Неужели я тебе совсем, ну совсем не нравлюсь?
-Ты, Иоганн, не то всё говоришь. Ты мне нравишься. И даже несравненно больше, чем все ос-тальные мужчины. Но ты же требуешь и ждёшь от меня другого. Ты хочешь, чтобы мы с тобою были близки, как любящие друг друга. И не просто, как лю-бящие брат и сестра, или любящие друзья, а как муж и жена, как жених и невеста. Но для этого должна быть в сердце любовь...
- Никто не знает, что это такое, это только разговоры. Без этой любви люди живут всю жизнь и детей рожают, и довольны...
- Да, я знаю, что так иногда бывает, но я не хочу так жить. Я мечтаю о чём-то другом, я не очень хорошо представляю, что я хочу, но чувствую, что должно быть счастье, ощущение счастья от присут-ствия рядом того человека, с которым хочешь жить и рожать от него детей. Я к тебе очень хорошо отно-шусь, но не могу перешагнуть порог дружеских отно-шений... Не могу.
Только в прошлом году Циммер закончил строить дом. Дом стоял весь яркий, весёлый. В три этажа. Шириной в семь окон. Эрик строил дом с пер-спективой на то, что семья разрастётся, а получи-лось так, что бедная Мета, жена, ушла из жизни, две старшие дочери ушли под крыши своих мужей, а Ева пока не нарожала потомства.
На прошлой неделе был поставлен последний штрих во внутреннем убранстве дома - была окон-чательно вырезана надпись на балке, встречающей входящих в дом. А вчера её ещё и красиво закончили раскрашивать. На всю ширину дома красовалась надпись: Gott beschütze dieses Haus und die da gehen ein und aus. Отец стал хорошо преуспевать в своём деле. Никто в округе не знал стольких секретов зажи-гательных смесей, как её отец. Ева гордилась им, и только он был ей утешением в горькие минуты, когда она вдруг ощущала пустоту от отсутствия мамы... Что её нет. Нигде. И больше никогда не будет...
И никогда больше она не придёт к нам. Не поднимется в спальню, не поцелу-ет. Не скажет тихим шепотом: Гуте нахт... Мамочка, милая, мамочка. Как ты мне нужна. Только ты хотела знать всё, что со мной происходит. Только ты люби-ла меня такой, какая я получилась. Ты ра-довалась моими радостями и печалилась моими печалями. Отец- очень хороший. Он очень любит меня. И очень любит своё дело. Он поглощен им. И забывает даже поесть. Он добрый. Он страдает без тебя и работает так ещё и для того, чтобы отвлечься от мыслей о тебе. Как жаль, что не заказали мы твой портрет сде-лать. А ведь приезжали в город художники. Многие сделали портреты. А мы всё от-кладывали, да откладывали... Скажу отцу, чтобы пригласил художника и написал нас с отцом вместе, хочу, чтобы мы были не-разлучны.
Пора спать. Как я рада рубашечке своей новой! Ну, до чего красива! Кружева, как бисер. И по шее, и по рукавчикам, и по подолу... Вот бы он посмотрел на меня сейчас. Нравлюсь? А так? А так...
***
Обратный путь Петра был изменён и пролегал не через Ганновер, а через Лейпциг, значительно южнее. Пётр не изменил, однако, своего желания пригласить на работу в Москву пиротехника, и бурго-мистр получил бумагу в середине мая 1698 года с предложением к Эрику Циммеру на два года прие-хать в Россию с жалованием месячным 3 тысячи рублей. И чтобы был, если согласен, в июле к 25 числу 1698 года в Лейпциге, в Ратуше с семьёй и со всем ему необходимым.
- Ну, что, дочка, поедем в Московию? Не страшно в такую даль от дома нашего уезжать?
- Папочка, мне с тобой и на край света не страшно. Одна бы я ни за что не поехала, а без тебя мне и здесь делать нечего. Да и кто за тобою будет там ухаживать? Я же не могу тебя бросить. Работать тебе там придётся много, для того и приглашают, а домой придёшь, тебе же покушать надо будет, пере-одеться в чистое. Кто тебя по головке погладит, по твоей лысенькой? Собираемся, собираемся!
Стали собираться в дорогу. Ева была рада и взволнована. Она за эти месяцы после визита Петра так много напередумала, настрадалась почему-то.... И зачем? Мимолётная встреча ведь. Но помимо своей воли, вела с Петром диалоги, сама спрашива-ла его и сама же отвечала, кокетничала с ним.... По-том поняла, что всё закончено, и вот вдруг письмо с приглашением! Правда, приглашение не ей адресо-вано, но косвенно, так Еве представлялось, Царь Пётр и о ней думал, приглашая отца в Московию. И хотя первоначальная увлечённость и восторг от пер-соны Петра прошёл, но где-то внутри было ощуще-ние радости. Может даже, эта радость исходила от предвкушения каких-то перемен в довольно однооб-разной жизни, от ожидания новых встреч, новых впе-чатлений. Само понятие России было совершенно не определённым, но романтично-волнующим, что-то вроде каких-то особенных, не знакомых Рождествен-ских праздников...
Отец - весь в заботах и трудах с утра до ве-чера. И даже по ночам вставал, если что-либо вспо-миналось важное для будущей поездки. Готовил хи-микаты, колбы упаковывал, кое-что из стеклянных принадлежностей пришлось заново выдувать, благо в своё время этому обучился: со стеклом работать.
Ева пересматривала свой гардероб, что-то за-казывала новое, подшивала, подгоняла, примеряла.
Заказали три громадных сундука, куда почти всё необходимое должно поместиться.
Хлопот было много.
Иоганн настойчиво просил обвенчаться. С от-цом Евы вёл переговоры, но согласия так и не полу-чил от Евы, хотя отец всячески уговаривал Еву не артачиться и уехать в Россию втроём. Тем более, что Иоганн так же получил приглашение быть на-ставником при летних стрельбах на полигоне под Псковом с очень хорошей оплатой за труды, но на небольшой пока срок, на три месяца.
Ева категорически отказывалась от замужест-ва. Иоганн ходил темнее тучи, злой и нервный. Под-рался в кнайпе на днях, кто-то из знакомых его под-дел, мол, промахнулся на своём полигоне здорово, может, в России пометче стрелять будешь... в де-вушек. Еле оттащили его от обидчика, но пару раз друг друга всё же задели по лицу. В округе многие со смехом спрашивают, почему синяки похожи по раз-меру, и у обоих слева. Правда, у одного синий, а у другого фиолетовый. Для спектакля разукрасились, что ли?
Вчера, после утренней службы, Иоганн подо-шёл к Еве и упросил поговорить о серьёзном деле.
- Ну, что же говорить-то, опять ведь за своё. Это же не в игрушки играть. Надо ведь на всю жизнь чтобы хватило семейного пороха. Иоганн, милый, если у меня сейчас-то запала нет, то с годами он не появится. Детей надо рожать, растить, воспитывать. Для этого нужен мир и согласие в семье, а у нас его не будет, потому что даже сейчас нет, когда ни забот общих, ни хлопот общих нет. Ты себе ещё встретишь любовь.
- Нет. Никого не хочу, и хотеть не буду. Толь-ко ты мне нужна. И тебя я никому не отдам.
- Так что, я твоя кукла что ли? Ты что же мной решил распоряжаться?
- Вот так хочу, так и будет. Или я или никто.
- Ты меня, случайно, не убить ли хочешь?
- Убивать не стану, но не отдам.
- Остынь, Иоганн, поостынь. Успокойся и из головы выбрось серьёзные мысли. Ты молодой, учё-ный, богатый. Веселись и услаждайся жизнью. Всё, всё, всё. Больше не продолжай. Хватит, хватит, хва-тит...