Есть воспоминания, которые приходят редко, прочно размещаются в мыслях. Отделаться от этих воспоминаний можно, только перебрав их до малейшей детальки, до песчинки восстановив. Чтобы наконец увидеть, зачем этот экзерсис был вплетен Мойрами в танец бытия.
Она помнила тот день, полный холодного ветра, беспроглядно синего цвета воды и неба и уюта песчаных холмов, отделявших полосу пляжа от прятавшихся в беспорядочной и деятельной зелени хибарок, домиков, мазанок - не придумается, как назвать эти кубики жилищ, домашних и расслабленно-сонных на вид и запах. И сидеть на прогретом крыльце и смотреть на увитые зеленью ворота и проходящих по дороге к морю - этакий кошачий вариант блаженства, ей, в разгар полной перипетий и неустойчивостей жизни, пока недоступного.
Тот год значимым многоточием разделил ее жизнь на две части. Середина весны простучала колесами поезда, доставившего ее из центра Сибири на берег моря. Апрель, отпуск, море - первая неделя незаметно подарила всю полноту этого триединства, расслабила ее напряженное сознание, успокоила мятущуюся душу. Впервые за долгое время она знала, как начнется завтра.
Она проснулась от солнечного света. Выбралась из-под теплого одеяла и побрела в блестящий новым кафелем закуток ванной комнаты. Плеснула водой в лицо - едва-едва, сберегая остатки дремы.
Почти освобожденный от скорлупы лака письменный стол вахтерши с массивным черным телефоном в объятиях жирно поблескивающей витой змейки шнура; столовая с запахами кухни и хлорки, перебивающими аромат цветов, торчащих из бывших пепсикольных банок, художественно превращенных кем-то в вазочки с кучерявыми стружками металла; ах да, еще - четвертинки салфеток, воткнутые между солонками и перечницами: по набору на два столика... Лазы в заборе - один - в двух шагах от новой железной калитки с магнитным замком, и второй - в дальнем конце неухоженной, но по-весеннему аккуратно обрастающей свежей травкой территории с редкими облаками ив, висящими в воздухе, и клумбами, обложенными белеными обломками кирпичей...
На втором этаже санатория царили новые порядки: деревянные лакированные панели были заменены на поблескивающий пластик цвета "букового дерева", синее ковровое покрытие торопливой волной несло проходящего по узенькому коридору к дверям номера "полулюкс". Двери распахивались гостеприимно, ключ не заедал в замке, номер оказался уютно-безличен, и она была чуть не первым его жильцом: пульт дистанционного управления телевизора вместе с инструкцией лежал нераспечатанным, и при ней мастера подключили кондиционер, извинившись за беспокойство. В этом номере, висящем над растворяющимся в безразличной кислоте времени кусочком минувшей эпохи с черными трубками телефонов и красными ковровыми дорожками, ей предстояло просыпаться еще целую пару недель. Что она и предвкушала, мысленно перебирая сокровища грядущих развлечений.
Неспешные прогулки по южным улочкам, пара поездок куда глаза глядят, изучение карты достопримечательностей, выход в какой-нибудь ресторанчик... Покупка сувениров... Она равнодушна к сувенирам, она терпеть не может сувениры - но сейчас в ней проснулась маленькая девочка, с восторгом изучающая каждый ракушечный кораблик и гадающая о характере каждой ракушечной собачки...
Она вышла, захлопнула за собой дверь номера, спустилась и отдала ключи хмурой дежурной, сменившей вчерашнюю, разговорчивую. Завтракать не хотелось, но она зашла в прохладную столовую, посидела за столиком, прихлебывая розоватый кисель с запахом крахмала и земляники, откусила кусочек булки в крупинках сахара и с чувством выполненного долга (детсад, молитва воспитательницы - будь умницей, завтрак обязателен, ну хотя бы чай и хлеб, и она крошила хлеб в тарелку с манной кашей и цедила по глоточку теплый жидкий чай) отправилась на утреннюю прогулку.
Дорожка течет сквозь барханы, перекатывается через небольшой песчаный вал, отгородивший пространство, освоенное людьми - от пространства, куда люди приходят в гости к морю. Люди оставляют вешки, знаки, вкапывают приспособления для своих гостевых потребностей - в одном месте выступает ограда санатория, в другом - врыты огромные конструкции, напоминающие скелеты каруселей. Только один сделанный человеческими руками предмет принят морем благосклонно и не выглядит неуместно: это небольшой лодочный пирс, сваи которого - босые ноги странника - осторожно омывает добрая соленая влага.
Обычно она доходила до пирса - после ночи доски всегда были мокрыми, и она мечтала прийти и посидеть на сухом пирсе, если, конечно, такое бывает - и смотрела, как чайки беспокойными чаинками носятся по кромке бездонной чаши небо-моря. Граница перетекания сфер скорее мнилась, чем существовала - настолько обкатанным и мягким был этот мир, где разглаженный зимними прибоями песок с ровным слоем ракушек, еще не рассыпавшихся в крупу под ногами, тихо входил в невидимую воду и смешивался с ней, растворял свою сущность - когда каждая песчинка возвращается в материнскую ладонь и обволакивается влажными объятиями.
Теперь она хотела пройти дальше - посмотрела на часы, запомнила время и решила идти вперед примерно минут сорок - а потом повернуть обратно, чтобы успеть к обеду.
Ступать по слежавшемуся плотному песку было легко, и незаметно она вышла к месту, которое обрамляли чуть более высокие холмы, поросшие по гребню кустарником.
За все время своего общения с морем она ни разу еще не встретила неуважение людей к морю - мусор, или бутылки, или прочая грязь еще не были частью реальности, еще не пришло их время. Поэтому то, что она увидела, так поразило ее.
Она стояла на краю другого мира. Этот мир, окаймленный барханами с гребешками кустарника, очень отличался от чистого спокойствия берега, оставшегося за спиной. Он тоже был заполнен песком, но здесь из песка, как драконьи зубы, прорастали тряпки, пакеты, куски стекла, куски дерева, обломки каких-то предметов... Одни семена уже почти погрузились в песок, другие только начали врастать. Под неровными песчаными холмиками угадывались уже спрятанные тайны. Сюда, как в гигантский совок, море сметало всю грязь, накопившуюся за прошлый сезон, и хоронило в песчаном забвении.
Она повернулась, и быстро пошла, почти побежала - так сильно ей хотелось сберечь свое внутреннее, весеннее море, идею моря - избавить знание о море от этого неожиданного секрета.
И каждый шаг ее был песчинкой.
...Много было песчинок. Прошел не год, и не два, когда она вспомнила ладонь лагуны и сметенный в нее мусор.
Она смотрела на свой период жизни, вместивший расставание, раздел - мыслей, планов и быта, встречу, давшую надежду и снова отнявшую, болезнь, выздоровление... Весь ряд когда-то важных вещей, которые сейчас перестали иметь значение, теперь казался неясными фигурами, погруженными в песок времени.
И виделся ей этот жизненный кусок ладонью, принявшей в себя все обломки ее прошлого.
А впереди был чистый апрельский берег, свежезасеянный хрупкими раковинами.